ШИ НАЙ-АНЬ

РЕЧНЫЕ ЗАВОДИ

ТОМ I

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Сун Цзян предупреждает «Небесного Князя» об опасности. «Бородач» хитростью одерживает победу над «Небесным Князем»

Итак, Хэ Тао сказал младшему брату Хэ Цину: «Это серебро вовсе не взятка от меня, а вознаграждение от властей. Ты получишь еще больше, а сейчас ты скажи, каким это образом шайка у тебя в кармане?» Тогда Хэ Цин, пошарив в кармане, достал свернутую бумажку и, показывая ее брату, сказал:

— Вот здесь записаны имена этих разбойников!

— Откуда ты взял эту записку? — спросил Хэ Тао.

— Буду откровенен, брат, — начал Хэ Цин. — Недавно, когда я проигрался в пух и прах и у меня не осталось ни одного медяка, один из игроков пошел за город и захватил меня с собой. Миновав северные ворота, мы пришли в деревню Аньлэцунь, что в пятнадцати ли отсюда. Там есть кабачок, хозяина его зовут Ван. В кабачке тоже шла игра по маленькой. Как раз в это время в деревню пришла бумага от властей, в которой всем хозяевам постоялых дворов было приказано завести книги с казенной печатью. В эти книги следовало заносить имена постояльцев, откуда они прибыли и куда направляются, а также чем занимаются. Раз в месяц от уездного управления должен приезжать чиновник, которому владельцы постоялых дворов будут представлять свои записи для проверки. Хозяин кабачка был человеком неграмотным и попросил меня составить запись за полмесяца. Как раз в третий день шестой луны в кабачке остановились семь торговцев финиками. У каждого была тачка. Старшим у них считался староста деревни Дунцицунь, уезда Юньчэн, по имени Чао Гай. Я знал этого человека, потому что прежде бывал у него в доме с одним игроком. Когда я спросил у приезжего имя, чтобы записать в книгу, один из них, белолицый, с длинными усами и бородой клином, выступив вперед, сказал: «Фамилия наша Ли. Мы приехали из Хаочжоу и везем в Восточную столицу финики для продажи». Записать то я их записал, но не поверил ни одному слову. На следующий [253] день торговцы ушли, а хозяин кабачка пригласил меня в деревню, чтобы там поиграть на деньги. На перекрестке мы встретили незнакомого мне человека, который нес на коромысле две кадушки. Кабатчик приветствовал его словами: «Почтенный Бай, куда держишь путь?» — «Да вот несу кадушки с уксусом в дом одного деревенского богача!» — отвечал тот. Мы пошли дальше и хозяин кабачка сказал мне: «Этот человек тоже играет у меня по маленькой. Зовут его Бай-шэн, по прозвищу "Дневная Крыса"». Я и это взял на заметку. А когда пошли слухи о том, что на перевале Хуанниган торговцы финиками опоили охранников и похитили подарки, посланные ко дню рождения, я сразу подумал, что это сделал не кто другой, как староста Чао Гай. Прежде всего надо задержать Бай-шэна и хорошенько допросить его; тогда мы и узнаем все, как есть. А эта записка — копия с записи в книге.

Рассказ Хэ Цина очень обрадовал Хэ Тао, и он тотчас же повел брата в областное управление Цзичжоу.

— Есть какие-нибудь сведения по интересующему нас делу? — спросил правитель области.

— Да, кое-что есть, — ответил Хэ Тао.

Правитель области проводил их во внутренние комнаты и там подробно обо всем расспросил. Хэ Цин рассказал все, что знал. Тогда восемь чиновников областного управления во главе с Хэ Тао и Хэ Цином были срочно отправлены в деревню Аньлэцунь. Там они взяли хозяина постоялого двора в проводники и направились прямо в дом Бай-шэна. Когда они пришли туда, было уже за полночь. Они велели своему провожатому постучаться и сказать, что он пришел выпить вина. Из дома доносились стоны Бай-шэна, который, вероятно, лежал в постели. На все вопросы жена Бай-шэна твердила, что мужа трясет лихорадка и он никак не может пропотеть. Бай-шэна выволокли из кровати. Лицо его горело и было покрыто красными пятнами. Связывая Бай-шэна, чиновники приговаривали:

— Хорошенькое дельце ты обделал на Хуаннигане!

Бай-шэн, конечно, ни в чем не признавался. Затем связали жену Бай-шэна, но и от нее ничего не добились. Тогда начали обыскивать дом и обнаружили, что пол под кроватью неровный. Принялись копать, но не успели вырыть яму и в три чи, как вскрикнули от изумления. Лицо Бай-шэна стало землисто-серым. Из ямы вытащили узел с золотом и серебром. Бай-шэну тут же завязали глаза платком и, захватив с собой его жену и найденные ценности, немедленно двинулись в Цзичжоу. Они прибыли в город на рассвете и сразу же пошли в управление, где Бай-шэна стали допрашивать. От него хотели узнать, кто был главарем и зачинщиком всего дела. [254]

Однако Бай-шэн решительно отказался отвечать на вопросы. Он готов был умереть, но не выдать старосту Чао Гая и остальных людей. Тогда его стали бить и избили так, что кожа на нем повисла лохмотьями и кровь текла ручьями.

— Мы знаем, кто у вас главарь, — крикнул тут правитель области, — староста Чао Гай из деревни Дунцицунь. Долго ты будешь еще отпираться, негодяй? Назови-ка лучше остальных, и тебя перестанут бить!

Бай-шэн, не в силах больше выносить побои, сознался:

— Главарем нашей шайки был Чао Гай, который вместе с другими шестью удальцами пришел ко мне и уговорил принести им вина на перевал. Но кто были остальные шестеро, я и сам не знаю.

— Ну, это узнать недолго, — заметил правитель области. — Поймаем Чао Гая, а тогда и остальных выловить будет легко.

Была принесена канга для смертников весом в двадцать цзиней и надета на Бай-шэна; жену его заключили в женскую тюрьму. Затем правитель области написал приказ начальнику уезда Юньчэн немедленно схватить старосту Чао Гая и остальных шестерых разбойников, имена которых оставались пока неизвестными. С бумагой этой был отправлен Хэ Тао, в помощь которому отрядили двадцать самых ловких и способных служащих из управления. Кроме того, в качестве свидетелей с ними отправились два начальника охраны, сопровождавшие подарки.

Чтобы не привлекать внимания и не давать поводов для пересудов, отряд, возглавляемый Хэ Тао, выступил ночью и, прибыв в Юньчэн, остановился на постоялом дворе, а сам Хэ Тао в сопровождении двух человек отправился в уездное управление. Когда они пришли туда, было уже около полудня — время, когда начальник уезда обычно заканчивал свой утренний прием. В управлении не было ни души и стояла полная тишина.

Хэ Тао оставалось только пойти в чайную напротив уездного управления, посидеть там, попить чаю и подождать. Выпив чашку, он спросил слугу, почему сегодня в уездном управлении никого нет. На это слуга отвечал, что утренний прием начальника уезда уже закончился, а потому все — и служащие и просители — разошлись по домам на обед и еще не возвращались.

— А кто из писарей разбирает сегодня дела? — спросил Хэ Тао.

— Да вот дежурный писарь, — сказал слуга, указывая на человека выходившего в этот момент из уездного управления.

Фамилия чиновника, на которого указал слуга, была Сун, имя — Цзян, а прозвище — «Справедливый». Он был третьим сыном в семье, все его предки проживали в деревне [255] Сунцзяцунь, уезда Юньчэн. Человек этот был небольшого роста и смуглолиц, за что его также прозвали «Черноликим». Он славился сыновней почтительностью, бескорыстием и справедливостью. За все эти качества народ прозвал его еще «Благородным и великодушным третьим сыном с черным лицом».

Отец его был жив, мать давно умерла. У Сун Цзяна был младший брат по имени Сун Цин, по прозвищу «Железный Веер». Он жил в деревне со старым отцом, занимался сельским хозяйством и никогда не покидал своего дома. Жили они на то, что получали со своего поля и огорода.

Сам Сун Цзян служил в уездном управлении писарем и отлично знал свое дело. Кроме того, он очень любил упражняться во владении оружием и в совершенстве постиг различные виды военного искусства. Он всегда поддерживал дружеские отношения со всякими вольными молодцами, и кто бы ни приходил к нему, будь то важная особа или нищий, — он никому не отказывал в приюте и угощении. Если у него собирались гости, он проводил с ними время, не чувствуя ни усталости, ни неудовольствия. А когда гость покидал его дом, он всячески старался помочь ему и щедро одаривал на дорогу. Денег он не жалел, словно для него они были пылью. Кто бы ни обращался к нему, он всегда помогал либо деньгами, либо вещами и не уставал делать людям добро. Он улаживал недоразумения и старался делать все, чтобы люди были довольны. Больных Сун Цзян бесплатно снабжал лекарствами, покупал гробы для умерших бедняков, поддерживал человека в нужде и горе. В областях Шаньдун и Хэбэй он был хорошо известен, и за добрые дела народ прозвал его «Благодатным Дождем», который, пролившись на землю, приносит жизнь тысячам существ.

Когда Сун Цзян в сопровождении слуги вышел из управления, он увидел Хэ Тао, который шел ему навстречу.

— Разрешите, господин чиновник, пригласить вас в чайную на чашку чаю, — сказал Хэ Тао, приветствуя его.

Сун Цзян, определив по одежде Хэ Тао, что перед ним должностное лицо, в свою очередь поспешил ответить на приветствие и спросил:

— Откуда вы прибыли, уважаемый господин?

— Прошу вас, господин судебный чиновник, зайти в чайную, — ответил Хэ Тао, — там мы и побеседуем.

— Не смею отказаться от вашего приглашения, — сказал Сун Цзян.

Они вошли в чайную и сели за стол, а своему слуге Сун Цзян велел подождать у дверей.

— Позвольте мне узнать ваше почтенное имя, — обратился Сун Цзян к своему собеседнику. [256]

— Я ведаю борьбой с разбойниками в области Цзичжоу. Зовут меня Хэ Тао, — отвечал тот. — А могу ли в свою очередь спросить, как зовут вас?

— Мое скромное имя — Сун Цзян. Простите, не имел чести знать вас раньше, — отвечал писарь.

При этих словах Хэ Тао тотчас же отвесил ему земной поклон и сказал:

— Я уже давно слышал ваше славное имя, но, к сожалению, не имел до сих пор случая познакомиться с вами лично.

— Помилуйте! — поспешил возразить Сун Цзян. — Достоин ли я подобных речей? Прошу вас, господин начальник охраны, занять почетное место.

— Что вы, что вы, — отвечал Хэ Тао, — как же осмелюсь я сесть выше вас?

— Вы служите в более высоком учреждении, нежели я, — возразил Сун Цзян, — к тому же вы здесь гость, прибывший издалека.

Уступая друг другу почетное место, они наконец уселись. Сун Цзян занял место хозяина, а Хэ Тао место гостя. После этого Сун Цзян подозвал слугу и заказал две чашки чаю. Когда чай был подан и каждый отпил немного из своей чашки, Сун Цзян спросил:

— Осмелюсь узнать, по какому поводу изволили вы, господин начальник охраны, пожаловать в наш уезд?

— Я не могу скрывать от вас правды, — отвечал Хэ Тао. — Мы прибыли к вам по делу нескольких важных преступников.

— Что-нибудь связанное с ограблением казны? — спросил Сун Цзян.

— Я привез с собой пакет, — сказал Хэ Тао, — и был бы вам очень признателен, господин чиновник, за содействие в деле, которое мне поручено.

— Вы, господин начальник, посланы сюда более высоким учреждением, — отозвался Сун Цзян, — осмелюсь ли я без должного внимания отнестись к вашей просьбе? Не знаю только, о чем идет речь.

— Это дело, очевидно, попадет в ваши руки, — продолжал Хэ Тао. — Поэтому я могу рассказать вам о нем. На перевале Хуанниган в нашей области шайка разбойников из восьми человек опоила зельем носильщиков и охрану, всего пятнадцать человек, посланных правителем области Даминфу — Северной столицы с подарками тестю, императорскому советнику Цай Цзину, и захватила одиннадцать коромысел драгоценностей стоимостью более ста тысяч связок монет. Одного из соучастников преступления по имени Бай-шэна мы уже схватили. Он показал, что остальные семь разбойников живут в вашем уезде. По этому делу императорский советник прислал в область своего гонца, который находится [257] пока в областном управлении и ждет исполнения приказа. Я очень надеюсь, господин чиновник, что вы поможете поскорее покончить с этими разбойниками.

— Да если бы и не было приказа императорского советника, — ответил на это Сун Цзян, — по одному вашему распоряжению мы задержали бы разбойников и передали их вам. Однако кого назвал Бай-шэн?

— Мне нечего скрывать от вас, господин чиновник, — заметил Хэ Тао. — Главарь шайки Чао Гай — староста деревни Дунцицунь, которая находится в вашем уезде, остальных же мы пока не знаем. Я прошу вас приложить все силы, чтобы разыскать их.

Услышав это, Сун Цзян сильно встревожился и подумал про себя: «Чао Гай самый близкий мне человек, все равно что брат. Он совершил большое преступление, и, если я не помогу ему, он будет пойман и казнен». Взволнованный до глубины души, он тем не менее отвечал:

— Какой безрассудный человек этот Чао Гай! У нас в уезде уже давно осуждают его за неблаговидные поступки. Но теперь, когда он попался в преступлении, мы его проучим.

— Я как раз хотел, господин чиновник, побеспокоить вас и просить, чтобы вы тотчас же взялись за это дело, — добавил Хэ Тао.

— Да какое же тут беспокойство, — сказал Сун Цзян, — выполнить ваше поручение так же легко, как поймать черепаху в тазу. Только вот пакет свой, господин начальник, вы должны представить самому начальнику уезда. Когда он ознакомится с бумагой, то выделит людей для поимки разбойников. Я же сам не смею распечатать этого пакета. Дело ведь не шуточное, и разглашать его нельзя.

— Вы, господин чиновник, человек очень дальновидный, — заметил Хэ Тао. — Прошу вас, проводите меня к вашему начальнику.

— Начальник уезда работал все утро, — ответил Сун Цзян, — и теперь отдыхает, так что вам, господин начальник, придется немного обождать. Когда начальник уезда вернется в управление, я тотчас же приглашу вас.

— Надеюсь, вы сделаете все от вас зависящее, чтобы поскорее закончить это дело, — продолжал Хэ Тао.

— Несомненно, я считаю это своим долгом, — ответил Сун Цзян. — И вам не к чему снова говорить об этом. А сейчас, к сожалению, я должен сходить домой и сделать там кое-какие распоряжения по хозяйству. Я скоро вернусь, а пока прошу вас, господин начальник, немного обождать здесь.

— Прошу вас, занимайтесь своими делами, — ответил Хэ Тао, — я подожду вас. [258]

Сун Цзян встал и, выйдя из чайной, подозвал слугу, приказал ему подавать гостю чаю столько, сколько тот пожелает, и сказал, что за чай расплатится сам. Потом он поспешил домой, приказав своему слуге дежурить у дверей чайной до самого его возвращения. Когда правитель уезда вернется в управление, слуга должен войти в чайную и предупредить ожидающего там начальника охраны, что Сун Цзян немного задержался, но скоро придет.

Сам же Сун Цзян поспешил в конюшню, оседлал лошадь и, захватив плетку, нарочито медленно проехал по улицам города. Но едва миновав восточные ворота, он хлестнул свою лошадь, и та, стуча копытами, помчалась в сторону деревни Дунцицунь. Не прошло и часа, как Сун Цзян подъехал к усадьбе Чао Гая. Завидев его, работник тотчас же поспешил доложить Чао Гаю о прибытии гостя.

Надо сказать, что Чао Гай находился в это время в саду и вместе с У Юном, Гун-Сунь Шэном и Лю Таном распивал вино в беседке, обвитой виноградными лозами. А братья Юань, получив свою долю захваченного богатства, вернулись в деревню Шицзецунь.

Услышав от работника, что в усадьбу приехал чиновник Сун Цзян, Чао Гай спросил:

— Приехал с ним еще кто-нибудь?

— Он примчался один, верхом на лошади, и говорит, что должен немедленно переговорить с вами, — отвечал работник.

— Значит, дело серьезное, — заметил Чао Гай и поспешил навстречу гостю.

Сун Цзян приветствовал хозяина и, взяв его под руку, отвел в сторону. Тут Чао Гай не удержался и спросил:

— Что заставило вас так спешить, господин писарь?

— Вы еще ничего не знаете, дорогой друг! — молвил Сун Цзян. — Только потому, что вы самый близкий мне человек, все равно что брат, я, рискуя жизнью, решился приехать сюда, чтобы предупредить вас об опасности. Дело на перевале Хуанниган раскрыто. Бай-шэн уже схвачен и брошен в тюрьму. Он выдал вас всех! Сейчас областное управление в Цзичжоу послало уполномоченного по борьбе с разбойниками — Хэ Тао — с отрядом солдат арестовать вас. Они привезли с собой приказ императорского советника и пакет от правителя области Цзичжоу. Приказано схватить всех семерых. В бумаге говорится, что главарем этой шайки являетесь вы. Хорошо еще, что я первый узнал об этом деле. Пока что мне удалось задержать Хэ Тао, сказав ему, что начальник уезда отдыхает. Я оставил его в чайной против уездного управления, а сам прискакал сюда, чтобы предупредить вас, дорогой брат мой. Единственное, что остается вам, — это бежать. Если вы тотчас же не уедете, можно ждать самого худшего. Мне же надо возвращаться и отвести уполномоченного [259] по борьбе с разбойниками к начальнику нашего уезда. Нет сомнения, что едва начальник уезда узнает обо всем, он немедленно отправит людей, чтобы схватить вас. Медлить нельзя. Если вы допустите малейшую оплошность, то делу ничем не поможешь, и тогда уж не пеняйте на меня!

Выслушав Сун Цзяна, Чао Гай в сильном волнении сказал:

— Дорогой друг мой, смогу ли я когда-нибудь отплатить вам за вашу доброту?!

— Сейчас не время для разговоров, — отвечал Сун Цзян. — Вы лучше подумайте, как быстрее собраться в дорогу. Не мешкайте! Я тоже должен сейчас же вернуться обратно.

Но Чао Гай остановил его.

— Из семи человек, — сказал он, — три брата Юань получили уже свою долю — и вернулись к себе, в деревню Шицзецунь. Остальные трое находятся еще здесь, и я хочу, дорогой друг, чтобы вы познакомились с ними.

Сун Цзян прошел вслед за Чао Гаем в сад, и тот по очереди представил ему находившихся там людей.

— Вот это — У Юн, — говорил он, — это Гун-Сун Шэн из Цзичжоу, а это Лю Тан из Дунлучжоу.

Сун Цзян почтительно обменялся с каждым из них несколькими словами, после чего повернулся и ушел, еще раз повторив хозяину:

— Дорогой друг, будьте осторожны! Постарайтесь выбраться отсюда как можно скорее. Ну, мне пора!

Выйдя из усадьбы, Сун Цзян сел на коня и, пришпорив его, во весь опор помчался в город.

Вернемся к Чао Гаю и его друзьям. Чао Гай спросил:

— Известно ли вам, что это за человек, с которым вы сейчас познакомились?

— Кто же он такой и почему так поспешно уехал? — спросил У Юн.

— Вы даже не знаете, — продолжал Чао Гай, — что, не появись здесь этот человек, всем нам пришел бы конец.

— Что?! Неужели все открылось? — испуганно вскричали трое приятелей.

— Своей жизнью мы обязаны этому другу, — сказал Чао Гай. — Несмотря на грозящую ему смертельную опасность, он прискакал сюда предупредить нас. Бай-шэн схвачен; он сидит в Цзичжоу в тюрьме и всех нас выдал. Из Цзичжоу в уезд Юньчэн прислан отряд по борьбе с разбойниками во главе с начальником Хэ Тао. Они привезли приказ императорского советника начальнику нашего уезда, в котором предлагается немедленно схватить нас. Наш друг задержал Хэ Тао в чайной, а сам примчался предупредить нас. Как только он вернется в город и начальник отряда передаст бумагу, тотчас же будет написан приказ о нашем аресте, и [260] сюда пришлют людей захватить нас. Надо что-нибудь немедленно предпринять.

— Если бы этот человек не приехал и не предупредил нас, — промолвил У Юн, — все мы попали бы в ловушку. Благородство его неизмеримо. Как зовут его?

— Он писарь нашего уездного управления, — сказал Чао Гай, — и все зовут его «Справедливым» Сун Цзяном.

— Я слышал не раз его славное имя, — продолжал У Юн, — но до сих пор мне не приходилось встречаться с ним, хоть живем мы почти рядом.

— Не тот ли это Сун Цзян, которого вольные люди называют «Благодатным Дождем»? в один голос спросили Гун-Сунь Шэн и Лю Тан.

— Он самый, — кивнул Чао Гай. — Мы с ним близкие друзья и названые братья. И хоть вам, господин У Юн, не приходилось встречаться с ним, достаточно того, что он известен всей стране. Побрататься с таким человеком — большая честь! Положение у нас и в самом деле трудное. Как же уйти от беды?

— Дорогой друг! — ответил на это У Юн. — Стоит ли тут долго размышлять? Из всех ходов в игре самый лучший — бежать от игры.

— Да вот и Сун Цзян только что говорил мне то же самое. Он полагает, что надо бежать, — сказал Чао Гай. — Но куда?

— Об этом я уже подумал, — сказал У Юн. — Сейчас мы уложим свое добро на носилки и снесем его к братьям Юань в деревню Шицзецунь. Но прежде надо спешно послать туда человека и предупредить братьев о случившемся.

— Братья Юань живут в простых рыбацких хижинах, — возразил на это Чао Гай. — Для всех нас места у них не хватит.

— Дорогой друг! — возразил У Юн. — До чего же вы недогадливы! Ведь неподалеку от деревни Шицзецунь находится Ляншаньбо, самый сильный разбойничий стан, который крепнет и растет. Правительственные войска по борьбе с разбойниками не смеют и носа туда показать. Если нам придется плохо, мы всей компанией можем вступить в этот стан.

— Это, пожалуй, лучшее, что можно придумать, — согласился Чао Гай. — Боюсь только, что они откажутся принять нас к себе.

— Денег у нас достаточно, — сказал У Юн, — мы поднесем им подарки и сможем вступить в их шайку.

— Раз так, — сказал Чао Гай, — то медлить больше нельзя. Вы, господин У Юн, вместе с Лю Таном возьмите с собой нескольких работников и отправляйтесь вперед с поклажей. Когда устроитесь у братьев Юань, выходите нам навстречу. [261] Мы же с господином Гун-Сунь Шэном останемся пока в усадьбе, а когда покончим со всеми делами, тоже двинемся в путь.

У Юн и Лю Тан уложили захваченные ценности на несколько носилок, для переноски которых отрядили работников. Затем они всей компанией уселись за стол, выпили и закусили. После этого У Юн спрятал под одежду свою медную цепь, Лю взял меч, и под их охраной носильщики двинулись к деревне Шицзецунь. Их оказалось больше десяти человек. Чао Гай же с Гун-Сунь Шэном задержались, чтобы закончить все дела по дому. Некоторые из работников не захотели уходить, и Чао Гай снабдил их деньгами и разным добром, сказав, что они могут идти куда хотят и подыскать себе другое место. Те, кто согласился следовать за ним, принялись спешно укладывать имущество, но об этом мы больше говорить не будем.

Теперь вернемся к Сун Цзяну. Он скакал во весь опор и, примчавшись домой, стремглав бросился в чайную. Там он увидел, что Хэ Тао стоит у дверей и с нетерпением смотрит на улицу.

— Простите, что заставил вас ждать, господин начальник, — заговорил Сун Цзян. — Я немного задержался дома, — родственник из деревни приехал, пришлось поговорить с ним о разных хозяйственных делах.

— Проводите меня, пожалуйста, в управление, господин чиновник, — сказал Хэ Тао.

— Прошу вас, следуйте за мной, — сказал Сун Цзян, и они отправились в уездное управление.

Начальник уезда Ши Вэнь-бин уже возвратился в канцелярию и только что приступил к делам.

Держа в руках запечатанный пакет, Сун Цзян подошел к его столу, предварительно приказав служащим повесить дощечку с надписью: «Вход воспрещен». После этого, обращаясь к начальнику уезда, Сун Цзян тихим голосом доложил:

— Управление области Цзичжоу прислало срочную бумагу по вопросу о поимке разбойников. С этой целью сюда направлен уполномоченный по борьбе с разбойниками господин Хэ Тао, который и привез пакет.

Приняв пакет, начальник уезда вскрыл его. Прочитав бумагу, он сильно встревожился и обратился к Сун Цзяну:

— Тут содержится приказ императорского советника, о выполнении которого мы должны немедленно сообщить. Необходимо сейчас же послать людей, чтобы выловить эту шайку.

— Если мы пошлем людей днем, — возразил на это Сун Цзян, — то, боюсь, слухи об этом дойдут и до разбойников. [262] Лучше послать за ними ночью. Главное — задержать старосту Чао Гая, а захватить остальных уже не представит никакого труда.

— Этот староста Чао Гай из деревни Дунцицунь как будто бы порядочный человек. Как мог он впутаться в такое дело? — удивлялся начальник уезда.

Он тотчас же велел вызвать к себе начальника отряда стражников и двух командиров отрядов Чжу Туна и Лэй Хэна, славившихся своими необычайными способностями. Прибыв в уездное управление и получив приказ начальника уезда, они вместе с начальником отряда по борьбе с разбойниками сели на лошадей и вернулись в казармы. Здесь они приказали приготовить к выступлению отряд в сто с лишним человек. Стражники вооружились, захватили веревки, а начальники сели на коней. Вместе с отрядом должны были ехать в качестве свидетелей и два начальника охраны, сопровождавшие подарки. После того как все приготовления были закончены, командиры, окруженные солдатами, выехали из города через восточные ворота и быстро направились к деревне Дунцицунь.

Когда они прибыли в деревню, наступило уже время первой стражи. Отряд расположился в храме Гуань-инь — Богини милосердия.

— Усадьба Чао Гая с двумя воротами — передними и задними, — сказал Чжу Тун, — находится как раз перед нами. Если мы ударим в одни ворота, то враг непременно ускользнет через другие. Я хорошо знаю Чао Гая — человек он решительный. И хотя мне неизвестно, каковы остальные шестеро, но, конечно, они не могут быть порядочными людьми. Ясно, что жизнь им недорога. И если все они ринутся на нас, да еще крестьяне им помогут, мы не сможем справиться с ними. Лучше всего поднять ложную тревогу в одном конце деревни, а напасть на них совсем с другой стороны. Таким образом, мы внесем в их ряды панику и только тогда сможем захватить их. Мы с военачальником Лэй Хэном разделим отряд на две части и будем наступать по двум направлениям. Сначала я незаметно подойду к задним воротам и устрою там засаду. А вы ожидайте сигнала. Когда услышите свист, бросайтесь прямо к передним воротам и хватайте каждого, кто попадется.

— Правильно, — сказал Лэй Хэн, — только, я думаю, лучше, если вы с господином начальником отряда по борьбе с разбойниками будете наступать на передние ворота, а я с частью отряда отрежу путь у задних ворот.

— Дорогой друг! — возразил Чжу Тун. — Вы и не знаете, что к этой усадьбе ведут три дороги. Я их знаю, как свои пять пальцев, и поэтому, если я пойду к задним воротам, то [263] и с закрытыми глазами найду их. Вы же не знаете всех входов и выходов, и враг сможет ускользнуть от вас. Дело это нешуточное!

— Вы правы, Чжу Тун, — сказал начальник отряда. — Берите с собой половину солдат и ждите!

— Мне хватит и тридцати человек, — сказал Чжу Тун. И, отобрав десять лучников и двадцать копейщиков, он двинулся с ними вперед; начальник отряда и Лэй Хэн сели на коней. Лэй Хэн так расставил своих солдат, что впереди и сзади его была охрана. Перед конниками шли пехотинцы с факелами, ярко освещавшими все вокруг. Вооруженные рогатинами, мечами, кинжалами и кривыми саблями, они ринулись к поместью Чао Гая. Когда до усадьбы оставалось всего с половину ли, они увидели, что над домом вздымаются языки пламени. Скоро из главного здания усадьбы в небо взметнулся столб огня и дыма. Не успели они сделать еще десяти шагов, как убедились, что горит все поместье от передних до задних ворот. Горело не менее чем в сорока местах. Казалось, пламя охватило все кругом.

Лэй Хэн, ехавший первым, выхватил меч и бросился вперед. За ним с криком устремились солдаты. Распахнув ворота, они ворвались в усадьбу.

От пожара здесь было светло, как днем, но не было ни души. Только позади слышались крики солдат: «Хватай разбойников!»

Надо сказать, что Чжу Тун очень хотел помочь Чао Гаю скрыться и поэтому умышленно направил Лэй Хэна к передним воротам. Та же самая мысль была и у Лэй Хэна. Вот почему они и спорили — кому идти к задним воротам. И так как в этом споре Чжу Тун взял верх, то Лэй Хэну не оставалось ничего другого, как вести наступление на передние ворота. Поэтому он умышленно поднял шум и, делая вид, что нападает с одного конца, отводил свой отряд в другую сторону, чтобы дать Чао Гаю возможность бежать.

Чао Гай как раз заканчивал сборы, когда к нему подбежал работник:

— Правительственные войска прибыли! — крикнул он. — Медлить нельзя!

Чао Гай приказал работникам поджигать все вокруг. Затем они с Гун-Сунь Шэном во главе отряда из десяти работников, с криком вырвались из задних ворот, размахивая мечами. Чао Гай кричал:

— Смерть тому, кто попытается остановить нас! Прочь с дороги, кому дорога жизнь!

А Чжу Тун, скрытый тенью домов, крикнул:

— Уважаемый староста, остановитесь! Я давно поджидаю вас здесь!

Но Чао Гай, не обращая на него внимания, вместе с [264] Гун-Сунь Шэном и работниками, отчаянно бился, прокладывая себе дорогу. Тогда Чжу Тун вышел вперед, делая вид, что хочет преградить им дорогу, а на самом деле прикрывая Чао Гая. Тогда Чао Гай сказал Гун-Сунь Шэну, чтобы он с работниками уходил как можно скорее, а сам повернулся лицом к преследователям. Увидев его, Чжу Тун бросился вперед, оставив своих солдат далеко позади, и крикнул:

— Вперед! Держите разбойников!

Услышав эту команду, Лэй Хэн повернул своего коня обратно и, выехав из усадьбы, приказал своим солдатам догонять беглецов. Сам же он стоял на освещенном месте, оглядываясь по сторонам и делая вид, будто кого-то высматривает.

Чжу Тун, покинув воинов, побежал вслед за Чао Гаем. А тот, заметив Чжу Туна, крикнул ему на бегу:

— Командир Чжу! Зачем вы преследуете меня?! Ведь перед вами-то я ни в чем не провинился!

Чжу Тун оглянулся и, убедившись, что рядом никого нет, ответил:

— Как же, староста, вы до сих пор не сообразили, что я желаю вам лишь добра? Я боялся, что Лэй Хэн по своей бестолковости не сумеет помочь вам, и поэтому заставил его вести наступление на передние ворота. Сам же я пошел к задним и ждал там, когда вы выйдете из усадьбы, чтобы освободить вам путь. Неужели вы не заметили, как я отвел отряд, стремясь открыть вам путь? Отправляйтесь прямо в Ляншаньбо. Только там вы будете в безопасности!

— Сердечно благодарен вам за то, что вы спасли мне жизнь, — сказал Чао Гай. — Может быть, когда-нибудь я еще смогу отплатить вам за это благодеяние!

Вдруг Чжу Тун услышал позади голос Лэй Хэна:

— Держите их!

Тогда Чжу Тун сказал Чао Гаю:

— Не беспокойтесь, староста! Бегите вперед! А я сумею заставить его вернуться!

Затем, обернувшись, Чжу Тун крикнул:

— Три разбойника бежали вон по той тропинке в восточном направлении! Командир Лэй Хэн, спешите за ними!

Услышав это, Лэй Хэн повел своих воинов в восточном направлении. Вслед за ними отправились и все остальные. Продолжая на бегу разговаривать с Чао Гаем, Чжу Тун делал вид, будто гонится за ним. Чао Гай исчез в темноте. Тогда Чжу Тун притворился, что споткнулся, и упал, растянувшись на земле. Воины бросились к нему на помощь.

— Такая темнота, что даже тропинки не видно, — сказал Чжу Тун, поднимаясь. — Я побежал через поле, поскользнулся и вывихнул левую ногу. [265]

— Сбежали все-таки грабители! — в бешенстве крикнул начальник отряда. — Что теперь делать?

— Мы сделали все, что могли, — сказал Чжу Тун. — Но ночь сегодня, как назло, очень темная, нельзя было ничего сделать. А наши охранники совсем никчемные люди. Они боятся двигаться вперед.

Тогда начальник отряда приказал преследовать беглецов, а солдаты думали про себя: «Если даже эти двое командиров не решались приблизиться к разбойникам, так что же могли сделать мы?»

Они притворились, что отправляются в погоню, но вскоре вернулись и доложили:

— Темно кругом. Не видно, куда идти.

Между тем Лэй Хэн, который также преследовал некоторое время Чао Гая, думал: «Чжу Тун был в дружеских отношениях с Чао Гаем и, несомненно, помог ему бежать. Выходит, я один не сумел проявить человеческих чувств».

Возвратившись, он всем говорил:

— Где же их поймаешь? Разбойники — народ отчаянный!

Когда уполномоченный и оба военачальника вернулись в деревню, было уже время четвертой стражи. Узнав, что солдаты всю ночь преследовали разбойников, но так никого и не поймали, Хэ Тао с горечью воскликнул:

— Как же я теперь вернусь в Цзичжоу, — что доложу правителю области?!

Начальнику отряда по борьбе с разбойниками не оставалось ничего другого, как арестовать нескольких крестьян, живших по соседству с Чао Гаем, и привезти их с собой в Юньчэн.

Что же касается начальника уезда Юньчэн, то, ожидая сообщений о поимке преступников, он всю ночь не сомкнул глаз. Когда ему доложили, что все разбойники бежали и задержаны лишь несколько соседних жителей, он приказал привести их в управление и принялся допрашивать. На все вопросы задержанные крестьяне отвечали, что хотя они и соседи Чао Гая, но живут от него не менее чем в двух-трех ли. Они сообщили также, что к Чаю Гаю постоянно приходили люди, искусно владеющие оружием, но никто из соседей не думал, что он может заниматься такими делами.

Начальник уезда обстоятельно допрашивал каждого из них, желая напасть хоть на какой-нибудь след. Тогда один из самых близких соседей Чао Гая сказал:

— Если вы хотите узнать о старосте, то допросите его работников.

— Да ведь говорят, все его работники ушли вместе с ним, — сказал начальник уезда.

— Нет, некоторые отказались идти с ним и остались в деревне, — отвечали они. [266]

Услышав это, начальник уезда тотчас же отдал приказание послать людей в деревню Дунцицунь и арестовать работников Чао Гая. Вместе с посланными был отправлен в качестве свидетеля тот сосед Чао Гая, который подал мысль об этом.

Не прошло и времени двух страж, как в управление были доставлены два работника. Сначала они всячески увертывались и не хотели ничего говорить, но, когда их стали бить, не вытерпели и рассказали все, что знали. Они сообщили, что у Чао Гая совещались сначала шесть человек, из которых они знали только одного — местного деревенского учителя У Сюэ-цзю. Присутствовал там и монах, которого звали Гун-Сунь Шэн, а также здоровенный черномазый детина по имени Лю Тан. Были там еще три человека, но их работники не знали. Известно им только, что привел этих людей У Сюэ-цзю, а еще они слышали, что эти три брата по фамилии Юань, что живут они в деревне Шицзецунь и занимаются рыболовством. Слова свои работники подтвердили клятвой.

Показания работников были записаны, протокол составлен, и начальник уезда передал этих людей Хэ Тао, сам же составил подробное донесение областному управлению. А тем временем Сун Цзян помог задержанным крестьянам освободиться и отпустил их домой впредь до разбора дела.

Поговорим теперь о Хэ Тао. Получив в свое распоряжение двух свидетелей, он отправился вместе с ними в Цзи-чжоу. Прибыв туда, он сразу же пошел к правителю области и доложил ему, что Чао Гай сжег свою усадьбу и бежал. Затем он подробно сообщил о показаниях, которые дали работники Чао Гая. Выслушав его, правитель области сказал:

— Надо снова вызвать Бай-шэна и допросить его, где проживают братья Юань.

Вызванному на допрос Бай-шэну не оставалось ничего другого, как дать подробные сведения о братьях Юань. Он сказал, где они живут, назвал полностью их имена и прозвища.

— А как зовут остальных трех сообщников? — выслушав его, спросил начальник области.

Бай-шэн назвал У Юна, Гун-Сунь Шэна и Лю Тана, сказал их прозвища и выложил о них все, что знал.

Выслушав его показания, правитель области сказал:

— Теперь мы знаем, где они; увести его! — И он распорядился, чтобы Бай-шэна отправили в тюрьму.

Затем он тут же послал Хэ Тао в Шицзецунь и сказал ему:

— Надо лишь поймать братьев Юань, и дело можно считать сделанным. [267]

Если бы Хэ Тао не поехал в Шицзецунь, там, верно, не получилось бы так, что

Небесные звезды
И звезды земные
Сгрудились, как ветром гонимые тучи.
Над бурной рекою
Большие отряды
Сошлись на прибрежной, обрывистой круче.

О том, как Хэ Тао отправился в Шицзецунь, вы, читатель, узнаете из следующей главы.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Линь Чун вступает в бой с главарем разбойничьего стана. Чао Гай становитесь предводителем стана в Ляншаньбо

Итак, Хэ Тао получил приказ правителя области и покинул управление. Вернувшись к себе, он созвал секретное совещание. Служащие сказали ему, что если речь идет о той деревне Шицзецунь, которая расположена на озерах, то это по соседству с разбойничьим станом Ляншаньбо. Там много озер и болот, заросших камышом и тростником, и без большого отряда, снабженного лодками и лошадьми, нечего и думать отправляться на борьбу с разбойниками. Выслушав эти соображения, Хэ Тао сказал:

— Да, пожалуй, вы правы! — и снова пошел к правителю области.

— Деревня Шицзецунь расположена у самой воды, неподалеку от Ляншаньбо, — сказал Хэ Тао. — В этой местности много глубоких озер и заводей, заросших камышом и тростником. Даже в спокойные времена там грабят людей, а теперь, когда у разбойников такое сильное подкрепление, они могут натворить много бед. Разве можем мы справиться с ними, не снарядив большого отряда с конными воинами?

— За этим дело не станет, — сказал правитель области. — В помощь мы дадим вам чиновников, опытных в борьбе с разбойниками, а также отряд в пятьсот человек, пеших и конных. Вы все выступите вместе и схватите разбойников.

Выслушав это, Хэ Тао снова вернулся к себе и собрал своих солдат и отряд, который дал ему правитель области, а затем приказал всем заняться сборами и подготовить оружие.

На следующий день прибыли чиновники, о которых говорил правитель области, с казенной бумагой от областной управы. Вместе с Хэ Тао они произвели смотр всем воинам, и лишь после этого отряд двинулся к деревне Шицзецунь. [269]

Но вернемся к Чао Гаю и Гун-Сунь Шэну. Спалив усадьбу, они в сопровождении десяти разбойников отправились в деревню Шицзецунь. На полдороге им повстречались братья Юань, с оружием в руках ожидавшие их, чтобы проводить к себе домой. В деревне все семеро остановились в доме Юань Сяо-у. К этому времени Юань Сяо-эр уже отправил своих домочадцев на озера, в более безопасное место. Собравшись, все семеро стали совещаться, как пробраться в разбойничий стан Ляншаньбо. У Юн сказал:

— На перекрестке Лицзядаокоу живет человек по имени Чжу Гуй, по прозвищу «Сухопутный Крокодил». Он держит кабачок и заводит знакомства со всякими удальцами. Тот, кто хочет пойти в разбойники, прежде всего должен обратиться к нему. Надо приготовить лодки, собрать все необходимое, а также подарки для Чжу Гуя и попросить его проводить нас в стан.

Но в то время как друзья обсуждали вопрос о том, как попасть в стан Ляншаньбо, к ним пришли рыбаки и сообщили, что в деревню прибыли войска, и пешие и конные. Услышав это, Чао Гай вскочил и крикнул:

— Эти мерзавцы уже здесь! Значит, нам не уйти на Ляншаньбо.

— Пустое! — сказал Юань Сяо-эр. — Я и один с ними справлюсь. Большинство из них останется в воде, а остальных я приколю.

— Не волнуйтесь! — сказал также Гун-Сунь Шэн. — Доверьтесь моим скромным способностям!

Чао Гай сказал:

— Брат Лю Тан, останьтесь здесь с учителем У Юном. Присмотрите за погрузкой наших семей и имущества, а затем оправляйтесь в кабачок Чжу Гуя и ждите нас. Мы узнаем, что тут происходит, и потом присоединимся к вам.

Юань Сяо-эр взял две весельных лодки, усадил в них свою мать и детей, погрузил имущество, а охранять оставил У Юна и Лю Тана, также разместившихся в лодках. Несколько работников сели на весла, и все поплыли к Лицзядаокоу.

Юань Сяо-эр и Юань Сяо-ци выехали в маленьких лодочках на озеро и приготовились встретить врага.

Вернемся теперь к Хэ Тао. Когда, сопровождаемый начальником охраны, он со своим отрядом приблизился к деревне Шицзецунь, то прежде всего распорядился захватить лодки, стоявшие у берега. Гребцам было приказано садиться в лодки и плыть вперед. Конные и пешие должны были следовать за лодками вдоль берега. Добравшись таким образом до дома Юань Сяо-эра, они с криком ворвались в него. Но каково же было их разочарование, когда они [270] обнаружили, что дом пуст и в нем нет ничего, кроме негодной и малоценной утвари.

— Привести мне соседей! — приказал тогда Хэ Тао.

Стали допрашивать рыбаков и узнали, что братья Юань Сяо-у и Сяо-ци живут на островах и без лодок туда не добраться.

Хэ Тао посовещался с командиром, и тот сказал:

— На этих озерах много заводей. Протоки, сливаясь, образуют большие заливы, мы не знаем, где здесь мелко, а где глубоко. Если мы разделимся и будем действовать мелкими группами, то можем попасть в ловушку к разбойникам. Лучше всего оставить лошадей под охраной в деревне, а самим отправиться на лодках в глубь озер.

Хэ Тао и все солдаты тут же погрузились на лодки.

Им удалось захватить более ста лодок. Были тут и большие весельные лодки, и маленькие рыбацкие челноки. Вся эта флотилия двинулась к рыбачьему поселку, где проживал Юань Сяо-у. Не проехали они и шести ли, как вдруг услышали чей-то голос в камышах. Кто-то громко пел:

Всю жизнь я провел рыбаком

У берега этой земли,
Не сеял я в поле хлебов
И не разводил конопли.
Правителей жадных карал,
К жестоким всегда был суров,
И лишь государю служить
Я верой и правдой готов!

Слова этой песенки сильно напугали Хэ Тао и солдат. Вдали они увидели человека, который плыл в крошечном челноке и пел эту песню. Некоторые из солдат Хэ Тао узнали его:

— Да ведь это же Юань Сяо-у!

Тогда Хэ Тао взмахнул рукой, и его люди, изготовившись к бою, двинулись вперед. Юань Сяо-у захохотал и принялся ругать их.

— Вы, грабители, только и знаете, что издеваться над бедняками и угнетать их! Ишь как вы расхрабрились! Вы что, явились сюда посмотреть, что будет, если подергать тигра за усы?

Меткие стрелки, плывшие позади Хэ Тао, до отказа натянули луки и разом спустили тетиву. Увидев, что в него стреляют, Юань Сяо-у схватил весло и мигом скрылся под водой. Все бросились вперед, но не нашли никого.

Поплыли дальше, но едва успели выбраться из второй заводи, как услышали в камышах громкий свист. Лодки сразу же выстроились в боевой порядок. Вдруг впереди показалась лодка, в которой ехали двое. Один из незнакомцев стоял на носу лодки. На нем была широкополая бамбуковая шляпа, [271] защищавшая от дождя, и дождевик, сплетенный из зеленой травы. В руке он держал копье и пел:

Я вырос в селе Шицзецунь,
И хоть я в душе не злодей,
Но очень люблю убивать
Жестоких и лживых людей.
Я голову острым мечом
Хэ Тао сперва отрублю,
А после с приветом ее
Владыке в подарок пошлю!

Слова этой песни еще больше напугали Хэ Тао и его солдат. Кто-то узнал певца и сказал:

— Да ведь это сам Юань Сяо-ци и есть!

Тогда Хэ Тао приказал:

— Вперед! Надо во что бы то ни стало поймать разбойника!

В ответ Юань Сяо-ци лишь расхохотался и воскликнул:

— Сами вы гнусные разбойники и негодяи!

Он взмахнул копьем, лодка тотчас же повернула и по узкой протоке устремилась в небольшой залив. Люди Хэ Тао, рискуя жизнью, с криком бросились за ними. Юань Сяо-ци и его товарищ гребли изо всех сил. Лодка неслась, пересекая залив, а Юань Сяо-ци резко свистнул в два пальца. Преследователи гнались за ними, пока наконец не заметили, что залив стал совсем узким. Тогда Хэ Тао дал команду остановиться, пристать к берегу и высадиться.

На берегу они увидели вокруг лишь заросли камыша — нигде не было ни дороги, ни тропинки. Хэ Тао забеспокоился. Солдаты посовещались между собой, но так и не решили, что делать. Они принялись расспрашивать местных крестьян, однако те отвечали, что хоть и живут в этих краях, но многих дорог так до сих пор и не знают.

Тогда Хэ Тао отрядил две лодки по два-три солдата в каждой и отправил их на поиски дороги. Прошло часов пять, разведчики не возвращались. Хэ Тао рассердился и сказал:

— Послали какую-то бестолочь!

И снова отрядил в разведку пять человек на двух лодках. Прошло еще часа два, но вестей от разведчиков по-прежнему не было. Хэ Тао встревожился:

— Что же это происходит? На этот раз я послал людей бывалых, которые находят дорогу в любой местности, но тут, видно, и они ничего не смогли сделать. Как могло случиться, что ни одна лодка не вернулась? Неужели из всех солдат никто не знает своего дела?

День уже клонился к вечеру, и Хэ Тао подумал: «Видно, этому конца не будет! Придется мне самому отправляться на поиски!» [272]

Он выбрал небольшую быстроходную лодку и, захватив нескольких самых надежных воинов, оружие и запасные весла, сел на носу лодки и повел ее по узкому проходу среди густых камышей и зарослей. Солнце уже садилось. Проплыв пять или шесть ли, они вдруг увидели на берегу человека, который приближался к ним с мотыгой на плече. Хэ Тао окликнул его:

— Эй ты! Кто ты такой? Как называется это место?

— Я из здешней деревни, — отвечал тот. — А место это называется Дуаньтоугоу, что значит «Ров, где секут головы». Дальше никакой дороги уже нет.

— А ты не видел, не проходили здесь две лодки? — спросил Хэ Тао.

— Те, что были посланы в погоню за Юань Сяо-у? — спросил человек.

— Откуда ты об этом знаешь? — удивился Хэ Тао.

— Так ведь люди эти и сейчас сражаются в Птичьем лесу, — отвечал человек.

— А далеко этот лес отсюда? — осведомился Хэ Тао.

— Да вон, впереди виднеется, — молвил тот в ответ.

Услыхав это, Хэ Тао отдал распоряжение пристать к берегу и поспешить на помощь. Но едва двое солдат, вооруженные боевыми вилами, ступили на берег, как стоявший там человек двумя ударами мотыги сбил их с ног, и оба солдата кувырком полетели в воду.

Хэ Тао обомлел от страха. Он хотел спрыгнуть на берег и вдруг почувствовал, что лодка накренилась. Из воды неожиданно вынырнул человек и с такой силой дернул Хэ Тао за ноги, что опрокинул его в реку. Оставшиеся солдаты хотели спастись бегством, но человек с мотыгой бросился к ним и размозжил им головы мотыгой.

Тем временем человек, который опрокинул Хэ Тао в воду, выволок его на берег и крепко связал по рукам и ногам. Это оказался Юань Сяо-ци. Другой же, с мотыгой в руках, был не кто иной, как Юань Сяо-эр. Братья принялись ругать Хэ Тао:

— Мы — братья Юань. Наше излюбленное занятие — убивать людей и сжигать дома! Кто ты такой, что набрался смелости привести сюда войска да еще гоняться за нами?

— Добрые молодцы! — взмолился Хэ Тао. — Ведь я прибыл сюда не по своей воле, а по приказу начальства. Сам я, конечно, никогда не посмел бы отправиться в эти места преследовать вас. Пожалейте меня! Дома у меня осталась восьмидесятилетняя мать. Я единственный ее кормилец. Умоляю вас — сохраните мне жизнь!

Братья Юань бросили его в лодку, а убитых солдат потом побросали в воду. Покончив с этим, они свистнули, и из камышей тотчас же выплыли в лодках несколько рыбаков. Братья Юань тоже уселись в лодки. [273]

Вернемся, однако, к чиновникам и солдатам, которые остались ждать в своих лодках.

— Хэ Тао объявил, что солдаты никуда не годятся, — говорили они, — но вот он сам давным-давно отправился на поиски и все не возвращается.

Час был поздний; небо усеяли звезды. Солдаты сидели в лодках и наслаждались вечерней прохладой.

Вдруг за спиной у них поднялся какой-то странный ветер. Порывы его были столь сильны, что лодки сорвались с привязей. Люди в страхе закрыли лица руками и не знали, что предпринять. Затем они услышали позади себя свист и, обернувшись в ту сторону, откуда дул ветер, увидели, как над головками цветущего камыша к небу взметнулось пламя.

— Теперь нам конец! — закричали они.

Более ста лодок, сбившихся в кучу, под напором сильного ветра наталкивались друг на друга, и не было никакой возможности восстановить порядок. А огонь все приближался. Уже можно было разглядеть связанные парами лодки с охапками горящего камыша и хвороста. Огонь с шумом и треском пожирал тростник, а попутный ветер гнал пылающие лодки в ту сторону, где, охваченные страхом, метались солдаты Хэ Тао. Залив был маленький, и лодки, среди которых было не менее десяти больших, не могли отплыть в сторону и загорелись. За пылающими лодками по горло в воде шли люди и направляли их движение.

Командиры и солдаты, сидевшие в больших лодках, спасаясь, стали прыгать в воду, но они забыли, что их окружают заросли камыша и тростника. В довершение всех бед камыш запылал, и тут они поняли, что никакой надежды на спасение нет. Ветер все усиливался, огонь распространялся дальше и дальше, а солдаты, увязая в иле, в страхе жались к берегу.

Среди моря огня они вдруг увидели небольшой челнок, на корме которого стоял гребец, а на носу сидел монах-даос. В руке он держал сверкающий меч и кричал:

— Ни один из них не должен уйти живым!

Не успел монах произнести эти слова, как на восточном берегу появились два человека, которые вели за собой пятерых рыбаков. Они размахивали сверкающими мечами и пиками. Воины от страха сбились в кучу и топтались в грязи.

На западном берегу, в камышах, появились еще два человека, которые тоже вели за собой отряд рыбаков. В руках у них были остроги, на которых отражались отблески огня. Все четверо молодцов, вместе со своими людьми, разом ринулись на отряд Хэ Тао и перебили по одному всех солдат.

Те, что появились на восточном берегу, — были Чао Гай и Юань Сяо-у, на западном же — Юань Сяо-эр и Юань Сяо-ци. Сидевший в лодке был не кто иной, как Гун-Сунь Шэн — «Заклинатель Ветров». Итак, эти пять удальцов, с группой [274] рыбаков человек в десять, уничтожили в камышах заводи целый отряд.

В живых остался лишь Хэ Тао. Он лежал на дне лодки, связанный по рукам и ногам, похожий на голубец в листьях лотоса с начинкой из гречневой каши. Юань Сяо-эр вытащил его на берег и стал ругать:

— Ах ты, жалкая тварь из Цзичжоу! Ты притеснял народ и издевался над ним. Тебя бы следовало разрезать на десять тысяч кусков, но мы хотим, чтобы ты вернулся в Цзичжоу и доложил тамошним ворам-правителям, что нас, братьев Юань из деревни Шицзецунь и Чао Гая «Князя Неба» из деревни Дунцицунь, нельзя задевать безнаказанно. Ведь мы не ходим к вам в город за хлебом, так пусть и они не суются сюда за своей смертью. Если же они еще раз осмелятся показаться нам на глаза, то плохо придется не только таким мелким чиновникам, как ты или гонец императорского советника, но даже самому советнику. Появись он здесь, я продырявлю его собственными руками в тридцати местах. Сейчас мы отпустим тебя, но смотри, больше сюда не показывайся и передай твоему проклятому начальнику, чтобы он не искал своей смерти. Так как дорог здесь никаких нет, то брат проводит тебя.

Тут Юань Сяо-ци подплыл на небольшой быстроходной лодке и посадил в нее Хэ Тао. Доставив его к месту, где неподалеку начинался тракт, он сказал Хэ Тао:

— Иди прямо и выйдешь на дорогу. Только что ж это получается?! Всех, кто пришел с тобой, мы перебили, а тебя отпускаем целым и невредимым! Ведь теперь вся ваша проклятая шайка в Цзичжоу засмеет нас. Разреши-ка мне обкарнать твои уши, тогда хоть будет видно, что ты побывал здесь!

С этими словами Юань Сяо-ци выхватил острый кинжал, висевший у него на боку, и отсек Хэ Тао оба уха. Кровь потекла ручьями. Вложив кинжал в ножны, Юань Сяо-ци развязал Хэ Тао и высадил его на берег. Довольный тем, что легко отделался, Хэ Тао быстро отыскал дорогу и двинулся обратно в Цзичжоу.

Возвратимся же к Чао Гаю, Гун-Сунь Шэну, братьям Юань и их отряду рыбаков. На пяти или семи лодках они покинули деревню Шицзецунь и направились прямо к Лицзядаокоу. Прибыв туда, они разыскали своих товарищей и присоединились к ним. У Юн тотчас же стал спрашивать, как они отразили наступление войск, и все остались очень довольны подробным рассказом Чао Гая. Собрав свои лодки, они все вместе направились в кабачок Чжу Гуя.

У Юн выступил вперед и рассказал Чжу Гую, кто они такие и зачем сюда пришли. Выслушав его, Чжу Гуй обрадовался и, познакомившись с каждым из прибывших, пригласил их войти и сесть за, стол. Он тотчас же приказал слугам принести вина и стал потчевать гостей. [275]

Затем он вынул лук, обтянутый кожей, и, натянув тетиву, пустил поющую стрелу в заросший камышом залив против дома. Едва стрела долетела до места, как из залива показалась лодка с разбойниками, которая на веслах шла к берегу. Чжу Гуй быстро написал донесение, в котором, подробно перечислив имена всех своих гостей, сообщил, что они хотят присоединиться к разбойникам. Письмо он передал человеку, прибывшему на лодке, и приказал побыстрее доставить его в стан, затем велел зарезать барана и устроил в честь гостей пир.

Эту ночь друзья провели в доме Чжу Гуя. На следующее утро хозяин рано поднялся и вызвал большую лодку, в которую пригласил всех новоприбывших. Захватив с собой лодки Чао Гая и его товарищей, Чжу Гуй приказал грести к разбойничьему стану.

Плыли они довольно долго, когда наконец, приблизившись к проливу, услышали с берега барабанный бой и звуки гонга, Чао Гай увидел несколько разбойников, ехавших им навстречу в четырех дозорных лодках. Узнав Чжу Гуя, они приветствовали его спутников и, повернув обратно, вернулись на свои посты.

Прибыв в бухту Цзиньшатань — отмель Золотого Песка, — вся компания высадилась на берег. Лодки с семьями, а также рыбаков они оставили здесь, а сами отправились в горы. На полпути они увидели, что навстречу им с горы спускаются несколько десятков разбойников, которые вышли, чтобы проводить их в крепость. Когда они были уже у ворот, из крепости, во главе других вождей, вышел Ван Лунь и приветствовал прибывших. Чао Гай и его спутники поспешили ответить на приветствие. Тогда Ван Лунь обратился к прибывшим с такими словами:

— Я, ничтожный человек, давно уже слышал о славном имени «Князя Неба» Чао Гая; оно гремит на всю Поднебесную. Сегодня мы счастливы приветствовать вас в нашем скромном стане.

— Я, человек не ученый, — отвечал Чао Гай, — можно сказать даже грубый и невежественный, осмелился прибыть к вам искать убежища. Я горячо желаю вступить в стан, который вы возглавляете и готов служить самым последним солдатом. Надеюсь, вы не откажете в моей просьбе и не отвергнете меня.

— Не говорите так, — отвечал Ван Лунь. — Войдите со мной в наш скромный стан, а потом мы все обсудим.

Вся компания прибывших направилась вслед за предводителем в лагерь, и, когда они вошли в зал совещаний, Ван Лунь пригласил их занять почетные места. После долгих церемоний Чао Гай и все прибывшие с ним встали в шеренгу по правую сторону, а Ван Лунь с остальными предводителями по левую. После этого они церемонно отвесили друг другу [276] поклоны, а уже затем, как полагается, расселись; одни заняли места хозяев, другие — гостей. Тогда Ван Лунь начал по очереди вызывать младших начальников стана, и каждый из них, выходя, приветствовал прибывших. Во время торжественной церемонии в горном стане играла музыка. После этого Ван Лунь послал нескольких своих помощников на берег отвести людей, прибывших с Чао Гаем, в гостиницу, находившуюся за воротами стана.

Однако сейчас мы будем рассказывать лишь о том, что происходило в самом стане. Были зарезаны две коровы, десять баранов, пять свиней и устроен пышный пир. Во время пира Чао Гай поведал обо всем, что с ним случилось, Ван Луню и другим вожакам.

Выслушав Чао Гая, Ван Лунь почувствовал сильное беспокойство, его стали одолевать сомнения, и наконец после долгого раздумья он произнес несколько невразумительных фраз. Пировали до глубокой ночи, а затем Ван Лунь с остальными вожаками проводили Чао Гая и его друзей в гостиницу, где им был приготовлен ночлег.

Чао Гай был очень доволен оказанным приемом и, обращаясь к своим друзьям, сказал:

— Где могли бы мы найти убежище после того, как совершили такое тяжкое преступление? Если бы предводитель Ван Лунь не принял нас столь радушно, нам некуда было бы податься. Чем можем мы отплатить за подобную милость?

В ответ на это У Юн лишь иронически усмехнулся.

— Почему вы улыбаетесь, господин учитель? — спросил его Чао Гай. — Если я говорю что-нибудь не так, то скажите об этом прямо.

— Дорогой брат, — ответил У Юн, — вы честный и прямой человек. Неужели вы думаете, что Ван Лунь и в самом деле хочет оставить нас у себя? Для того чтобы разгадать его намерения, незачем заглядывать к нему в душу, достаточно было посмотреть на выражение его лица и на то, как он себя вел.

— Какое же у него было выражение? — удивился Чао Гай.

— Вы не заметили, брат, — сказал У Юн, — как вначале, когда мы выпивали с ним, он был настроен к вам вполне дружески. Но когда он узнал о том, как мы истребили целый отряд, всех начальников и чиновников, опытных в борьбе с разбойниками, как отпустили Хэ Тао, а также о том, какие герои братья Юань, он сразу изменился в лице и, хотя не обмолвился ни словом, настроение его стало совсем иным. Если бы Ван Лунь хотел оставить нас у себя, то еще утром решил бы вопрос о том, какие места будем мы занимать в этом стане. Что же касается Ду Цяня и Сун Ваня, то люди они простые и невежественные, где уж им разбираться в обращении с гостями? Выделяется среди них, конечно, один Линь Чун, [277] бывший наставник столичных войск. Этот человек умеет себя вести, он хорошо знает правила поведения. Однако сейчас ему приходится мириться с тем, что он занимает четвертое место в их компании. Я сразу же заметил, как он взглянул на Ван Луня, когда тот сделал вид, что соглашается на нашу просьбу. Он все время косился на Ван Луня, чувствовалось, что на душе у него неспокойно. Мне кажется, что Линь Чун хотел бы помочь нам, но не знаю, удастся ли это ему. Я тут же закинул словцо, чтобы посеять между ними раздор.

— Целиком доверяюсь вашей мудрости, — растерянно ответил Чао Гай.

Ночь они провели спокойно, а наутро к ним явился человек и доложил, что их хочет повидать наставник Линь Чун.

— Этот человек, — сказал У Юн, — пришел выведать наши намерения. Значит, мой план удался.

Они вышли навстречу Линь Чуну и пригласили его в приемную комнату. От имени всех У Юн обратился к Линь Чуну и сказал:

— Мы очень благодарны за милостивый прием, оказанный нам вчера, хотя и знаем, что ничем не заслужили подобной чести.

— Ну, я совсем не проявил к вам должного уважения, — возразил Линь Чун. — Хоть мне и хотелось принять вас, как подобает, но, к сожалению, при теперешнем своем положении я не мог этого сделать. Так что вы уж, пожалуйста, простите меня.

— Мы хоть люди простые, — отвечал У Юн, — но не совсем невежественные. Мы не могли не заметить вашего хорошего отношения к нам, хотя ничем его не заслужили, и глубоко признательны за вашу милость.

Несмотря на все просьбы Чао Гая, Линь Чун ни за что не соглашался занять почетное место и в свою очередь настаивал, чтобы это место занял Чао Гай. Тот в конце концов вынужден был уступить. После Чао Гая сел Линь Чун, а потом по очереди расселись У Юн и все остальные.

— Я много слышал о вас, — начал беседу Чао Гай, — но никак не ожидал, что нам придется встретиться здесь.

— Прежде, когда я жил еще в Восточной столице, — отвечал Линь Чун, — в отношениях с друзьями я всегда соблюдал все установленные правила приличия. И вот сейчас мне выпало счастье встретиться с вами, а я не могу даже почтить вас достойным вниманием. Поэтому я и пришел к вам принести свои извинения.

— Мы глубоко признательны вам за доброе отношение, — сказал тронутый Чао Гай.

— Мне давно известно, — вступил в беседу У Юн, — что раньше вы жили в Восточной столице, были там большим [278] начальником и славились геройством и храбростью. Я не знаю, что произошло между вами и Гао Цю и что он сделал, чтобы погубить вас, но я слышал, будто вы сожгли казенные склады с фуражом. Говорили, что эта история тоже была подстроена Гао Цю. После я о вас уж ничего не слышал и не знаю, кто направил вас в этот стан.

— При одном лишь воспоминании о том, сколько зла причинил мне Гао Цю, у меня волосы на голове встают дыбом, — ответил Линь Чун. — Но еще тяжелее мне от мысли, что я не могу отомстить за свои обиды. Сюда меня послал сановник Чай Цзинь.

— Это не тот ли господин Чай Цзинь, которого бродячий люд называет «Маленьким Вихрем»? — спросил У Юн.

— Он самый, — подтвердил Линь Чун.

— Я очень много слышал от разных людей, — заметил Чао Гай, — о великодушии и бескорыстии сановника Чай Цзиня, а также о том, что у него находят приют доблестные мужи со всех концов страны. Говорят, он прямой потомок императора Чжоу. Одну лишь встречу с таким человеком уже можно почитать за счастье.

— Да, славное имя сановника Чай Цзиня широко известно повсюду, — сказал У Юн, обращаясь к Линь Чуну. — И все же, если бы не ваше выдающееся искусство владеть оружием, он вряд ли рекомендовал бы вас в этот стан. Не подумайте, что я хочу льстить вам, но было бы гораздо справедливее, если бы Ван Лунь уступил первое место вам. Не один я так думаю, это общее мнение, и, очевидно, господин Чай Цзинь думал то же самое, когда давал вам рекомендательное письмо сюда.

— Я очень благодарен вам за такое лестное обо мне мнение, — сказал Линь Чун. — Но мне пришлось обратиться к сановнику Чай Цзиню лишь потому, что я совершил тяжкое преступление. И, хотя он не отказывал мне в гостеприимстве, я сам понял, что могу доставить ему неприятности, и решил отправиться сюда. Правда, я не мог даже предполагать, что попаду здесь в столь тяжелые условия. Не в том беда, что я занимаю более низкое положение, нежели другие. — Очень уж ненадежный человек этот Ван Лунь, ни одному его слову нельзя верить, а поэтому и договориться с ним трудно.

— Ваш главарь Ван Лунь, — молвил У Юн, — с людьми как будто обходителен. Чем же объяснить, что он так неблагороден?

— Ваш приход сюда, доблестные мужи, — сказал Линь Чун, — для нас поистине дар неба. Вы, конечно, поможете нам. Без вас мы были подобны ткани, лишенной рисунка, или полям, жаждущим влаги. Но у Ван Луня сердце завистливое, нрав подозрительный. Он боится, что такие отважные герои лишат его власти. Вчера, когда уважаемый господин Чао Гай рассказывал, как вы уничтожили посланный властями отряд, [279] Ван Луню стало не по себе, и, судя по всему, он не чувствует ни малейшего желания оставить вас здесь. Вот почему он и предложил вам переночевать в гостинице.

— Раз так, — сказал У Юн, — то нечего нам сидеть и ждать, пока он предложит нам убираться отсюда. Лучше уж мы сами уйдем куда-нибудь в другое место.

— Я прошу вас, уважаемые герои, считать меня своим другом, — сказал Линь Чун, — я уже обо всем подумал и опасался как раз того, что у вас возникнет мысль уйти отсюда. Вот я и пришел пораньше, чтобы обо всем поговорить с вами. Посмотрим, что будет дальше. Если он поведет себя разумно, как подобает доброму хозяину, не так, как вчера, то не о чем и разговаривать. Но если он и сегодня станет кривить душой, тогда уж я знаю, как мне поступать!

— Вы слишком добры к нам, — сказал Чао Гай, — и мы все испытываем к вам чувство глубокой благодарности.

— Вы относитесь к нам по-братски, хотя мы совсем мало знакомы, — сказал У Юн. — Если Ван Лунь примет нас, мы останемся, если же нет, то лучше нам сразу же и распрощаться с вами.

— Вы неправы, учитель, — возразил Линь Чун. — Еще древние люди говорили: «Мудрый ценит мудрого, храбрый храбреца». Можно ли считать братом такого низкого и грязного скота, как Ван Лунь? Пока что ждите и ни о чем не беспокойтесь, — сказал Линь Чун и стал прощаться. — Скоро мы снова увидимся!

Друзья проводили его до дверей, и вскоре Линь Чун уже шагал по склону горы.

Спустя некоторое время пришел посланец и сказал им:

— Главарь нашего стана приглашает доблестных героев в беседку над озером с южной стороны, там он устраивает пиршество в честь вас.

— Передайте предводителю, — сказал Чао Гай, — что мы скоро придем.

Когда разбойник ушел, Чао Гай спросил у Юна:

— Что-то будет на этот раз, учитель?

— Ничего, брат, не волнуйтесь! — отвечал У Юн, улыбаясь. — На этом пиру решится вопрос, кому быть главным в стане. Я уверен, что Линь Чун решил потягаться силами с Ван Лунем. Если он проявит нерешительность, я пущу в ход все свое красноречие и полагаю, что заставлю его действовать. Вы же, брат, и все остальные, спрячьте под одеждой оружие и, как только увидите, что я подкручиваю усы, бросайтесь вперед и действуйте дружно.

Чао Гай и остальные одобрили предложение У Юна. Утром, после того как за ними приходили уже раза три или четыре, Чао Гай отправился со своими товарищами на [280] пиршество. Каждый из них тщательно спрятал под одеждой оружие.

Когда они вышли из гостиницы, то увидели, что за ними едет сам предводитель Сун Вань верхом на лошади. За ним шли разбойники и несли семь паланкинов. Чао Гай и его друзья уселись в паланкины и отправились в южную часть стана у самого озера.

Когда они, достигнув павильона, вышли из паланкинов, появились Ван Лунь, Ду Цянь, Линь Чун, Чжу Гуй и другие. Они пригласили гостей войти в павильон, где и расселись, как полагается по обычаю. Ван Лунь с остальными четырьмя предводителями — Ду Цянем, Сун Ванем, Линь Чуном и Чжу Гуем поместились с левой стороны, а Чао Гай и шесть его товарищей — У Юн, Гун-Сунь Шэн, Лю Тан и братья Юань — с правой, на местах для гостей. Прислуживавшие разбойники наливали гостям вино. Все выпили уже по нескольку чашек и на столе дважды сменили кушанья, Чао Гай и Ван Лунь разговорились, но всякий раз, когда речь заходила о деле, Ван Лунь переводит разговор на другую тему. Тут У Юн взглянул на Линь Чуна и увидел, что тот, облокотясь на ручку своего кресла, не сводит с Ван Луня глаз.

Солнце уже приблизилось к зениту, а пир все продолжался. Ван Лунь подозвал к себе нескольких разбойников и отдал им какое-то распоряжение. Спустя немного времени один из них принес большое блюдо, на котором лежало пять крупных слитков серебра. Тогда Ван Лунь поднялся со своего места и, обращаясь к Чао Гаю, сказал:

— Ваше предложение вступить в наш стан я считаю большой для нас честью. Но вот беда! Тесно у нас очень. Кругом одна вода. У нас негде даже разместить так много героев. Вот я и приготовил вам эти скромные подарки. Надеюсь, вы не обессудите и не откажетесь принять их, — и думаю, что вам лучше поискать какое-нибудь более подходящее место, где вы сможете обосноваться. Мои люди проводят вас и помогут устроиться.

Выслушав его, Чао Гай сказал:

— Мы пришли искать здесь убежища, так как давно уже слыхали, что вы принимаете в ваш уважаемый горный стан всех достойных людей. Но если вы не можете принять нас, мы, конечно, уйдем. Очень благодарны вам за ваше хорошее отношение и щедрый подарок, но принять его не можем. Не подумайте, что мы хотим похвастаться своим богатством, это просто потому, что на жизнь нам хватает. А теперь спрячьте, пожалуйста, ваши щедрые дары и разрешите нам попрощаться.

— Почему же вы отказываетесь от подарка? — спросил Ван Лунь. — Не подумайте, что мы не хотим принять к себе таких доблестных людей, как вы, но у нас действительно мало продовольствия, да и помещений недостаточно. Случись [281] какие-нибудь неполадки, нам будет стыдно перед вами. Поэтому только я и не решаюсь удерживать вас здесь.

Не успел он кончить, как брови Линь Чуна взлетели вверх, а глаза стали круглыми и страшными.

— Когда я пришел сюда, — сказал он, оставаясь в своем кресле, — ты также отказывался принять меня, ссылаясь на нехватку пищи и помещения. Теперь к нам в стан пришли брат Чао Гай и его достойные товарищи, и ты снова повторяешь то же самое! Что все это значит?

— Не сердитесь, предводитель, — успокаивал его У Юн. — Мы сами виноваты, что пришли сюда и своим приходом нарушили существующий у вас порядок. Ведь ваш предводитель Ван Лунь не выгоняет нас, а провожает с почетом, да еще снабжает деньгами на дорогу. Поэтому не беспокойтесь, мы уйдем отсюда сами — и делу конец.

Но Линь Чун не унимался:

— В каждой улыбке этого человека таится нож. Говорит-то он хорошо, а поступает подло. Но сегодня я с ним разделаюсь!

— Взгляните-ка на этого скота! — рассердился Ван Лунь. — Будто и не пьян, а осмеливается оскорблять меня. Или ты позабыл, кто здесь старший?

В ответ Линь Чун разразился бранью.

— Да кто ты такой! — закричал он. — Всего-навсего невежда, провалившийся на экзаменах! У тебя и знаний-то нет никаких! Как же можешь ты быть предводителем нашего горного стана?

— Брат Чао Гай! — сказал тогда У Юн. — Мы пришли сюда найти убежище, а вместо этого посеяли вражду между предводителями. Покинем этот стан, отвяжем наши лодки и поскорее уедем.

Тогда все семеро, во главе с Чао Гаем, поднялись со своих мест и направились к выходу. Но Ван Лунь стал удерживать их:

— Я прошу вас обождать, пока закончится пир, тогда и поедете!

Тут Линь Чун, оттолкнув стол, вскочил на ноги и выхватил из-под одежды блестящий кинжал.

В это мгновение У Юн поднял руку и покрутил свои усы. Чао Гай и Лю Тан вошли обратно в павильон и, подойдя к Ван Луню, сделали вид, что хотят успокоить его, говоря:

— Не надо ссориться!

У Юн между тем прикидывался, будто удерживает Линь Чуна, повторяя:

— Господин предводитель! Не затевайте ссоры!

— Не нарушайте из-за нас вашего согласия, — твердил Гун-Сунь Шэн, обращаясь то к одному предводителю, то к другому.

В это время Юань Сяо-эр подошел к Ду Цяню и схватил его за руки. То же самое сделали Юань Сяо-у и Юань [282] Сяо-ци с Сун Ванем и с Чжу Гуем. Младшие же разбойники с широко открытыми ртами и вытаращенными глазами застыли от страха. Между тем Линь Чун бросился на Ван Луня, продолжая ругать его:

— Ах ты деревенщина! Нищий ученый! Лишь благодаря Ду Цяню ты попал сюда. Ведь сановник Чай Цзинь помог тебе деньгами и поддерживал тебя. А когда он прислал меня сюда, ты чинил мне всяческие препятствия и издевался надо мной. Эти доблестные люди пожаловали к нам, чтобы вступить в твой отряд, но ты их отсылаешь прочь. Или Ляншаньбо твое собственное владение?! Ты завистлив и недоверчив. Кому ты нужен? Самое лучшее прикончить тебя — и все! Тебе ли, тупица, быть предводителем разбойничьего стана?

Ду Цянь, Сун Вань и Чжу Гуй хотели было унять ссорившихся, но их крепко держали, и они не могли пошевелиться. Ван Лунь уже придумывал улизнуть, но Чао Гай и Лю Тан преградили ему дорогу. Видя, что дело плохо, Ван Лунь воскликнул:

— Где мои верные люди?!

И хотя было несколько преданных ему разбойников, желавших помочь ему, но при виде рассвирепевшего Линь Чуна никто из них не решался и шагу ступить.

Схватив Ван Луня за горло, Линь Чун в последний раз обругал его и с силой всадил свой кинжал прямо ему в сердце. Острие скрипнуло в теле, и Ван Лунь рухнул на пол.

Увидев, что Ван Лунь убит, Чао Гай и его друзья также выхватили свои кинжалы. Линь Чун отрубил Ван Луню голову и поднял ее. Это зрелище так напугало Ду Цяня, Сун Ваня и Чжу Гуя, что они упали на колени со словами:

— Мы готовы верой и правдой служить вам, старший брат наш!

Чао Гай и другие бросились к ним и помогли подняться. Тем временем У Юн поставил валявшееся в луже крови кресло предводителя и, усаживая в него Линь Чуна, сказал:

— С этого момента — предводителем стана является Линь Чун, и тот, кто не будет подчиняться ему, последует за Ван Лунем!

— Вы ошибаетесь, учитель! — возразил на это Линь Чун. — Я убил эту бесчестную тварь не для того, чтобы занять его место, а лишь из справедливого желания отомстить за вас, доблестных героев и достойнейших людей. И если я стану предводителем стана, то герои по всей стране будут смеяться надо мной. Не настаивайте, я скорее умру, чем соглашусь на это. Мне хотелось бы сказать вам кое-что, не знаю только, согласитесь ли вы со мной.

— Говорите, предводитель! — отвечали ему. — Никто не осмелится противоречить вам! Мы все выслушаем вас со вниманием. [283]

Линь Чун сказал всего несколько слов, но они послужили объединению героев в павильоне под названием Дуань-цзинь, то есть павильоне решений, сила которых подобна кинжалу, рассекающему золото. А в зале совещаний неоднократно собирались справедливые и честные люди. И все, что случилось здесь, привело к тому, что:

Герои сошлись, чтобы волю небес
Творить неустанно и смело,
Не ради добычи воюют они,
А бьются за правое дело.

О том, что сказал Линь Чун У Юну, вы, читатель, узнаете из следующей главы.

(пер. А. Рогачева)
Текст воспроизведен по изданию: Ши Най-ань. Речные заводи. Том 1. Гос. изд. худ. лит. М. 1959

© текст - Рогачев А. 1959
© сетевая версия - Тhietmar. 2015
© OCR - Иванов А. 2015
© дизайн - Войтехович А. 2001 
© Гос. изд. худ. лит. 1959