ГЭ ХУН

Из «Жизнеописаний святых и бессмертных» ¹³

Лао-цзы

Лао-цзы звали Чун-эр ¹⁴, прозвище же его было Бо Ян ¹⁵, он был уроженцем села Цюйжэнь уезда Ку, что в Чуском царстве. Мать его понесла от летучей звезды ¹⁶. И хотя жизненную силу она восприняла от Неба, звезду она увидела, будучи в семье Ли, оттого, видно, и дали новорожденному эту фамилию. Говорят, правда, что Лао-цзы родился прежде Неба и Земли, что он есть Духовное зерно и Душа [самого] Неба, а потому относится к числу духов. Утверждают также, что мать носила его во чреве 72 года ¹⁷, прежде чем родила, а во время родов он вышел у нее из левой подмышки ¹⁸. Родился он уже с седой головой, отчего и нарекли его Лао-цзы — «Старый ребенок» ¹⁹. Другие говорят, что мать его была безмужняя и Лао-цзы дали фамилию матери. Еще говорят, что мать Лао-цзы пришла рожать под сливовое дерево. Едва явившись на свет, мальчик уже умел говорить. Указав на сливовое дерево (ли) пальцем, он произнес: «Пусть оно даст мне фамилию!».

Утверждают также, что в начале эпохи Трех Владык ²⁰ он был Наставником Сокровенной Тьмы (Сюаньчжун фаши), а в конце ее — уже Государем Золотого дворца (Цзиньцюэ дицзюнем); во времена Фу Си ²¹ — Учителем Обильного цветения (Юй Хуа-цзы); во времена Божественного Пахаря (Шэнь Нуна) он был Патриархом Девяти духов (Цзюмин Лао-цзы); во времена Чжу Юна —Учителем Обширного Долголетия (Гуан Шоу-цзы); во времена Желтого Владыки (Хуан-ди) — Учителем Обширных [48] свершений (Гуан Чэн-цзы); во времена Чжуань Сюя — Учителем Красного Зерна (Чи Цзин-цзы); во времена Ди Ку — Учителем Книги Судеб (Лу Ту-цзы); во времена Яо — Учителем, Служащим Свершениям (У Чэн-цзы); во времена Шуня — Учителем, Владеющим Долголетием (Инь Шоу-цзы); во времена сяского Юя — Учителем, Дающим Путь Истине (Чжэнь Син-цзы); во времена иньского Чэн Тана ²² — Учителем, дарующим принципы (Си Цзэ-цзы); а во времена Царя Просвещенного (Вэнь-вана) ²³ — господином удела Вэньи.

Считается, что [потом] он был хранителем царского архива, однако говорят также, что в царстве Юэ он являлся под именем Фань Ли, в царстве Ци — под именем Чи И-цзы, а в царстве У — под именем Тао Чжу-гуна ²⁴, и обо всем таком можно прочитать в книгах. Но коль скоро это исходит не из истинно канонических творений святых и бессмертных, доверять все же не следует.

Гэ Чжи-чуань ²⁵ по этому поводу скажет так:

Я полагаю, что ежели Лао-цзы есть Духовное Зерно Неба, то он являлся в любые времена, снисходя от возвышенного к низменному, пренебрегая покоем ради трудов. Неся с собой прозрачную чистоту, он погружался в смердящую грязь [мира] и, отставив в сторону свои обязанности на Небесах, принимал чашу людскую ²⁶.

Однако же, сколько существуют Небо и Земля, столько существует и даосское искусство. И когда же прерывалась цепь даосских мужей? От времен Фу Си, через все Три династии Ся — Инь и Чжоу — в каждом поколении было прославлено даосское искусство, так почему каждый раз приписывать все одному лишь Лао-цзы?! Своим появлением такие легенды обязаны приверженцам поздних учений, которые, возлюбя необычное и превознося потустороннее, во что бы то ни стало желали возвеличить Лао-цзы. Ежели же рассуждать по правде, то Лао-цзы вовсе не принадлежал к иному миру, а был особо совершенным человеком, обретшим Дао.

В «Исторических записках» сказано, что сына Лао-цзы звали Цзун, он стал полководцем в царстве Вэй и за заслуги был пожалован уделом Дуань. Затем шли: сын Цзуна — Чжу, сын Чжу — Янь и, наконец, отдаленный потомок Яня — Цзя, который служил ханьской династии. Цзе, сын Цзя стал наставником мюсийского князя и переселился на земли царства Ци ²⁷. Так что Лао-цзы изначально тоже был человеком, но из тех даосов, что встречаются редко. Те же, кто стремится объявить Лао-цзы потусторонним духом, дабы за ним следовали адепты и в будущие времена, не понимают, что тем самым они препятствуют вере в возможность достижения вечной жизни. Почему? Да потому, что если Лао-цзы сам обрел Дао, то и другие, конечно же, станут что есть силы стремиться к этому. Если же он принадлежит к потусторонним духам, то этому научиться невозможно!

Еще рассказывают, что, когда Лао-цзы вознамерился пройти через пограничную заставу, чтобы уйти на запад, начальник заставы Инь Си догадался, что он человек необыкновенный, и приступил к нему с расспросами о Дао. Лао-цзы был так этим изумлен и поражен, что язык [49] вывалился у него изо рта, отчего его впоследствии и стали называть «Дань» (кончик [языка]) ²⁸. Это тоже неправда. Сейчас, опираясь на «Канон Двенадцати превращений изначальной жизни и Девяти превращений», я могу утверждать, что Лао-цзы звался Данем еще до того, как он пришел на заставу. Лао-цзы много раз менял имена и был не только Данем. Как гласят «Канон Девяти дворцов в созвездиях Синь и Лю» и «Канон изначального созвездия» ²⁹, в жизни человеческой не раз случается минута опасности. Когда наступает такое время, можно благополучно ее преодолеть и продлить себе жизнь, если изменишь имя, вслед за которым меняется и изначальный эфир. В наше время многие даосы поступают точно так же. Лао-цзы прожил при династии Чжоу больше трехсот лет.

На протяжении двух столетий ³⁰ опасность, разумеется, грозила ему не раз, поэтому он часто менял имена.

Если задаться целью отыскать начала и концы жизни Лао-цзы, следует взять за основу написанное историографами и правдивые хроники, сопоставляя их с тайными письменами канонов бессмертных, — все остальное суть мирские сказания, в них много пустого и вздорного. Я же, Хун, на основании Золотой главы «Канона для посвященных о том, как, вознесясь на Западе, очутиться в Срединном Зародыше и, вновь возродившись тростинкой, достичь Нефритовой пружины в жемчужном чехле», могу сообщить следующее:

Лао-цзы лицом был желт, а волосами сед. Брови у него были красивые, лоб высокий, уши длинные ³¹, глаза большие, зубы редкие, рот квадратный, а губы толстые. На лбу были глубоко прочерчены очертания созвездий Синь и Лю. Солнце его было приподнято вверх углом, а Луна опущена, нос лоснился словно шелк, позвоночник был двойной, в ушах — три слуховых хода, походка — прыгающая: то два шага, то пять ³², а на ладонях [прочерчен иероглиф «десять»] — перекрестие. При чжоуском Государе Просвещенном — Вэнь-ване он был хранителем государственного архива, а при Государе Воинственном — У-ване стал «писцом у колонны» ³³. Простые люди того времени, видя его необыкновенное долголетие, прозвали его Патриархом — Лао-цзы.

Есть люди, которым предначертано иметь всепроникающий дух и видеть далеко; своей мощной жизненной силой они отличаются от людей обычных; им предстоит стать хозяевами Дао (Дао чжу). Способные входить в этот мир и покидать его, они могут призывать себе на помощь небесные божества и вести за собой сонмы бессмертных.

Лао-цзы собственноручно написал 930 свитков книг, повествующих о девяти элексирах и восьми [лекарственных] минералах, о золотом вине и золотых [алхимических] жидкостях, о том, как привести в порядок и сохранить в себе Таинственное нетронутое и как сосредоточиться на Едином, как мыслью и духом проникать в хранилища тела, как циркуляцией жизненной силы его укрепить, как одолеть беды и избежать зла, как, управляя духами, пестовать свою природу, как, отказавшись от употребления злаков, достигать превращений, как отвратить дурное и предостеречь человека и как заставить духов и оборотней служить себе. Он также написал 70 свитков «Книги талисманов». К ним имеется еще [50] каталог, который не входит в число упомянутых выше свитков. Все это поздние даосы изменяли и дополняли по собственному разумению, так что упомянутые тексты уже не подлинные.

Лао-цзы был тих, незаметен и бесстрастен, трудился он лишь ради жизни вечной. Поэтому-то, хотя и прожил при династии Чжоу долго, по службе не продвинулся и славы не достиг. Казалось, он жаждал умерить исходившее от него сияние, смешаться с пылью! Истинной сущностью его была естественность. Утвердившись в Дао, он ушел от людей и стал небожителем…

Конфуций имел обыкновение всех расспрашивать о ритуале. Решил он также расспросить Лао-цзы, но, прежде чем встретиться с ним, отрядил Цзы Гуна ³⁴. Едва тот прибыл, Лао-цзы сказал ему:

— Твоего учителя зовут Цю, ты следовал за ним три года и лишь после этого смог получить наставления.

Тут же Конфуций сам явился к Лао-цзы. И сказал ему Лао-цзы:

— Хорошему торговцу даже переполненные закрома кажутся пустыми; благородному мужу даже высшие совершенства кажутся убожеством. Отринь же свою заносчивость и безрассудные желания, рожденные многими страстями, — от них тебе не будет пользы.

Увидав, что в руках у Конфуция книга, Лао-цзы спросил:

— Что это?

— «Книга перемен» ³⁵, — отвечал тот. — Все мудрые люди ее читали.

Лао-цзы сказал:

— Возможно, мудрые читали ее, но тебе-то она зачем? Можешь ли ты разъяснить мне, в чем ее суть?

Конфуций сказал:

— Гуманность и долг — вот ее суть!

— Когда тебя жалят комары или москиты, всю ночь не смыкаешь глаз, — возразил Лао-цзы. — Когда же сама гуманность и долг оборачиваются жестокостью, сердце обливается слезами… Все смешалось как никогда. Но лебедь бел, хоть не всякий день купается, а ворон черен, хоть не всякий день грязнится. Небо высоко, а земля тучна, солнце и луна ослепительны, созвездия непоколебимы, а деревья и травы разнообразны по самой своей природе ³⁶. Совершенствуясь в Дао, ты мог бы сравняться с ними всеми. А что проку в твоих гуманности и долге? Следовать им — все равно что с барабанным боем идти на поиски заблудшей овцы ³⁷. Их суетность лишь приводит в смятение человеческую природу!

И спросил Лао-цзы у Конфуция:

— Так как же — обрел ты Дао?!

Конфуций ответил:

— Двадцать семь лет пытаюсь, но до сих пор не обрел!

— Если бы Дао можно было поднести кому-нибудь в дар, — сказал Лао-цзы, — то каждый поднес бы его своему господину. Если бы Дао можно было добыть по знакомству, то каждый добыл бы его для близких. Если б о Дао можно было поведать, то каждый поведал бы о Дао братьям. Если бы Дао можно было отдать потомкам, то каждый отдал бы его своим [51] детям. Но все это невозможно, и потому Дао ты не обрел. Когда в сердце нет хозяина, Дао там поселиться не может.

— Я, Цю, привел в порядок «Книгу Песен» и «Книгу Истории», «Книгу Ритуала» и «Книгу Музыки», летопись «Вёсны и Осени», — продолжал Конфуций. — Я воспевал Дао, которому следовали прежние правители, я разъяснял деяния Чжоу-Гуна и Шао-гуна ³⁸, я осуждал последующих 70 государей, но применения своим талантам не нашел. Как же трудно доказать что-либо людям!

Лао-цзы ответил:

— Шесть канонов ³⁹ — это след, оставленный ушедшими от нас государями. А что оставил ты? Ныне, приводя в порядок «Шесть канонов», ты идешь по проторенному следу. Но след не то же, что башмак!

Возвратившись домой, Конфуций три дня ни с кем не разговаривал. А когда Цзы Гун, удивившись, спросил о причине, Конфуций отвечал:

— Я понял, что мысль его подобна птице, парящей в вышине. Из красноречья своего я сделал самострел, чтоб поразить ее стрелой, но не достал ту птицу, и этим лишь умножил его славу. Мысль его словно изюбрь, словно олень в чащобе. Красноречие мое послало гончих псов, которые преследовали изюбря и оленя по пятам, но не догнали, а только охромели. Мысль его как рыба в омуте глубоком. Из красноречья своего я сделал леску и крючок, чтоб эту рыбу выудить, но даже не поддел, а запутал только леску. Мне не угнаться за Драконом, парящим в заоблачном эфире и странствующим по Великой чистоте. Я понял: Лао-цзы подобен этому дракону! От изумления уста мои раскрылись и не могли сомкнуться, язык вдруг вывалился, дух мой был смущен, не ведая, где пребывает…

Как-то к Лао-цзы явился Ян-цзы. ⁴⁰

— По виду ты настоящий тигр или барс, но вертлявость твоя выдает в тебе шимпанзе и гиббона — берегись, быть тебе подстреленным! — сразу сказал ему Лао-цзы.

— Позвольте мне спросить вас о деяниях мудрых государей! — вымолвил Ян-цзы.

— О деяниях мудрых государей? — отвечал ему Лао-цзы. — Их доблестные деяния служили как бы крышей для всей Поднебесной, и все же они не считали Поднебесную своей собственностью. Их благостное влияние распространялось на все сущее, а потому народ у них не знал гордыни. Они обладали великими добродетелями, но не стремились к славе, ибо помыслами своими пребывали в неизмеримом и странствовали в небытии…

Лао-цзы задумал уйти на запад. Перед тем как подняться в горы Куньлунь, ему предстояло пройти пограничную заставу. Начальник заставы Инь Си, умевший гадать по ветру, знал, что вскоре через заставу должен пройти святой человек, и подмел дорогу на сорок ли в длину. Увидав Лао-цзы, сразу понял, что это он и есть.

Пока Лао-цзы оставался в Срединных царствах ⁴¹, у него не было никого, кому бы он передал свое учение. Провидя, что Инь Си суждено обрести Дао, он задержался на заставе. [52]

У Лао-цзы был слуга по имени Сюй Цзя, который еще в юности поступил к нему в услужение ⁴². Сошлись на 100 медяках в день, но до того дня ни единого медяка Сюй Цзя еще не получил. Задолжал же ему Лао-цзы 7 миллионов 200 тысяч монет. Узнав, что господин его уходит в дальние края, слуга стал опасаться, что лишится заработанного. Кого-то нанял, чтоб составить жалобу на Лао-цзы, и вознамерился идти с ней к начальнику заставы.

Писавший прошение даже не догадывался, что Сюй Цзя следует повсюду за Лао-цзы уже более 200 лет. Зная лишь, какая сумма причитается слуге, он поспешил предложить тому в жены свою дочь. Девушка была красива, и когда слуга ее увидел, то возликовал. Инь Си же, получивший жалобу, немало встревожился и заторопился к Лао-цзы.

Лао-цзы призвал к себе Сюй Цзя и так сказал ему:

— Когда-то я тебя взял в услужение, потому что состоял в невысокой должности, был беден, слуг и посыльных не имел. Но твой срок жизни на земле давно истек. Я дал тебе тогда талисман Великой чистоты ⁴³ — лишь потому ты и поныне жив. На что ж ты жалуешься? Я уговаривал тебя идти со мною в Парфию ⁴⁴. Там бы я золотом вернул тебе весь долг сполна. Неужто не мог потерпеть?

Сказав так, он велел Сюй Цзя раскрыть рот пошире и наклониться. Талисман Великой чистоты тотчас упал на землю. Письмена, начертанные на нем красной киноварью, за все время нисколько не поблекли. Сюй Цзя же превратился в груду высохших костей.

Инь Си знал, что Лао-цзы — святой и может вернуть несчастного к жизни. Стал, земно кланяясь, умолять, чтоб тот пощадил слугу. Предлагал сам вернуть тому деньги за Лао-цзы. Наконец, Лао-цзы опять вложил в рот Сюй Цзя талисман Великой чистоты, и слуга сразу ожил. Инь Си отдал Сюй Цзя 2 миллиона монет, после чего выгнал его вон.

Тут же был совершен обряд посвящения в ученики, и Лао-цзы открыл Инь Си, как обрести бессмертие. Инь Си просил еще наставить его в правилах поведения. Лао-цзы изложил их в 5 тысячах слов. Инь Си записал все слово в слово, назвавши «Книгой Пути и Благодати». Следуя этому Пути, Инь Си достиг бессмертия.

Комментарии

13. Перевод сделан по тексту «Тайпин гуанцзи» («Обширные записи годов Всеобщего Благоденствия»). Т. 1. Пекин, 1959.

14. «Двойное ухо» — снова попытка восполнить именем телесный недостаток, отсутствие наружного ободка ушной раковины.

15. Происхождение прозвища не совсем ясно, вероятно, оно было как-то связано с неизвестными нам семейными событиями или традициями. Первый слог — имя древнего конеподобного божества, второй слог — светлое мировое начало Ян.

16. Далюсин — комета или большой болид

17. Сакральное число, часто встречающееся в китайской (и не только в китайской) традиции.

18. Т.е. «чистым» путем, подобно Будде.

19. Буквальное толкование двух иероглифов его прозвища.

20. Эпоха Трех Владык — начальный этап легендарной истории Китая. Разные древние авторы вводят в их число различные мифологические персонажи; судя по дальнейшему перечислению, Гэ Хун относит к Трем Владыкам Нюй Ва — создательницу людей, Суй Жэня, даровавшего людям огонь, и Огненного Владыку Янь-ди.

21. Начиная с Фу Си и кончая Юем, основателем династии Ся, все упомянутые ниже имена принадлежат мифическим персонажам, «совершенномудрым государям» древности, «культурным героям», научившим древних китайцев земледелию, строительству городов, торговле, письменности, усмирившим воды потопа и т.д. и т.п. Параллельно им даосская традиция вводит последовательную преемственность собственных «совершенномудрых», живших при этих государях.

22. Основатель иньской династии Чэн Тан предположительно правил в 1711-1698 гг. до н.э.

23. Основатель Чжоуской династии (XI в. до н.э ).

24. Фань Ли, Чи И-цзы и Тао Чжу-гун были мудрыми министрами в упомянутых могущественных царствах.

25. Чжи-чуань — прозвище автора жизнеописания, Гэ Хуна. Ниже, где он пишет «Хун полагает», при переводе имя заменено на личное местоимение, чтобы избежать путаницы.

29. Букв.: жэнь цзюэ.

27. Здесь небольшие разночтения с текстом Сыма Цяня.

28. Перевод этого места достаточно сложен; в «Большом русско-китайском словаре» (т. 3, М., 1984, с. 344), например, на слово «дань» дается единственное значение — собственное имя Лао-цзы. Однако, опираясь на комментарии к «Ши цзи», где дань трактуется как внешняя кромка уха, мы можем предположить, что и здесь имеется в виду именно кромка, т.е. кончик языка (ту шэ дань жань — «язык вывалился так, что конец остался снаружи»).

29. Многие из даосских книг, на которые опирался Гэ Хун, до нас не дошли, и толковать названия, не имея перед собой текста, довольно рискованно. Переводчик просит читателя принять это во внимание.

30. Почему вслед за упоминанием о трех столетиях говорится только о двух — не совсем ясно.

31. Описания внешности Лао-цзы тесно связаны с принципами китайской физиогномики. Так, длинные мочки ушей — признак святого, архата; квадратный рот бывает у священного животного — тигра и является символом земной мощи; солнцем именуется левый глаз, а луной — правый и т.д.

32. Хромающая, магическая походка — непременный атрибут даосской магии; особой прихрамывающей походкой, как утверждают, ходил совершенномудрый Юй во время усмирения Потопа.

33. «Писцов у колонны» (на самом деле, скорее, скрывавшихся за этими колоннами в приемной зале дворца) у древних китайских государей было два: один записывал «речи», произнесенные на аудиенции, другой же — «дела»; оба играли роль летописцев.

34. Один из наиболее известных учеников Конфуция.

35. «И цзин» — самая древняя книга конфуцианского и даосского канона. В ней отражаются основы древней натурфилософии, нумерологии и т.д. Служит также для гадания Одинаково используется как конфуцианцами, так и даосами.

36. Эти слова вошли впоследствии в «Тысячесловие» («Цянь цзы…») — нечто вроде букваря, по которому учили иероглифы в старой китайской школе.

37. Т.е. лишь «спугнуть» истинное знание.

38. Правители начала эпохи Чжоу, всячески превозносимые конфуцианской традицией как совершенномудрые и добродетельные.

39. В древние «Шесть канонов» входили: «Книга Перемен», «Книга Песен», «Книга Ритуала», «Книга Истории», «Вёсны и Осени» и ныне утраченная «Книга Музыки».

40. Древний философ гедонистского толка; его труды сохранились лишь во фрагментах полемики с ним представителей других школ.

41. Так именовалось «ядро» территории Древнего Китая, колыбель китайской цивилизации; в это понятие не включались окраинные полуварварские царства (например, Чу — родина Лао-цзы).

42. Согласно легенде, Лао-цзы, найдя Сюй Цзя на горной дороге убитым разбойниками и видя его молодость, вернул ему жизнь из жалости.

43. Т.е. исходящий из одной из высших небесных сфер.

44. Иные легенды утверждают, что Лао-цзы отправился в Римскую империю и другие западные страны, но во времена Лао-цзы этих государств просто не существовало.

(пер. И. С. Лисевич)
Текст воспроизведен по изданию: Первые жизнеописания Лао-Цзы // Московское востоковедение. Очерки, исследования, разработки. М. Восточная литература. 1997