СУНЬ У

СУНЬ ЦЗЫ

ВОЕННАЯ ДОКТРИНА СУНЬ-ЦЗЫ

II. УЧЕНИЕ СУНЬ-ЦЗЫ И ЭПОХА

1

Как уже было неоднократно указано, учение Сунь-цзы выросло в определенной исторической обстановке — в период истории древнего Китая, которому китайская историография давно присвоила наименование эпохи «Пяти гегемонов» (У ба). Первым из этих гегемонов все исторические версии единогласно считают циского князя Хуань-гуна (685-643); последним же, пятым гегемоном версия, идущая от Мэн-цзы, считает чуского князя Чжуан-гуна (613-590), версия, идущая от Сюнь-цзы,— юэского Гоу Цзянь-вана (475-465). В зависимости от версии несколько меняется и список этих гегемонов; по версии Чжао Ци, комментатора Мэн-цзы в период Поздней Хань, это были циский Хуань-гун, сунский Сян-гун (650-637), цзиньский Вэнь-гун (636-628), циньский Му-гун (659-626), чуский Чжуан-гун; по Сюнь-цзы и согласной с ним историографии, «пятью ба» были: циский Хуань-гун, цзиньский Вэнь-гун, чуский Чжуан-гун, уский Хо-люй (514-495) и юэский Гоу Цзянь-ван (475-465). Таким образом, по первой версии, этот период продолжался в общем почти сто лет — с начала VII по начало VI столетия до н. э. По второй версии, более ранней и, как нам кажется, [278] более правильной, он продолжался более двухсот лет — с начала VII до середины V в. Согласно Сыма Цяню, Сунь-цзы находился на службе в княжестве У, у предпоследнего из этих гегемонов — князя Хо-люя, т. е. жил в конце этого периода. Это значит, что его учение сложилось на основе длительного исторического опыта.

* * *

Старая китайская историография, выделившая эпоху «пяти гегемонов» в особый период древней истории Китая, отметила, несомненно, важную и имеющую особое историческое содержание полосу этой истории. Обычная трактовка этого периода связывает появление князей-гегемонов с ослаблением власти чжоуских царей, вызванным, с одной стороны, беспрерывными войнами с окружавшими тогда чжоуский Китай многочисленными и воинственными кочевыми племенами, с другой — почти полной потерей контроля над местными владетелями. Эти местные владетели вели постоянную борьбу друг с другом, в ходе которой на месте одних владений возникали другие; мелкие и слабые владения поглощались более крупными и сильными. В результате количество этих владений непрестанно уменьшалось, так что если в начале Чжоу, т. е. в начале второго тысячелетия до н. э., насчитывалось будто бы более 1000 (а по некоторым источникам — даже 1800) отдельных владений, из которых слагалось государство Чжоу, то в начале периода Чуньцю, т. е. в начале VIII в. до н. э., таких владений было 120 (по другим источникам — 170); ближе к концу этого периода осталось всего 14 самостоятельных княжеств, самыми крупными из которых были княжества Ци, Сун, Цзинь, Чу, У, Юэ и Цинь. Из состава правителей этих именно княжеств и выходили так называемые «ба», «гегемоны». Появление их традиция объясняет тем, что при слабости чжоуских царей кому-нибудь необходимо было взять на себя отражение кочевников, а также поддержание внутреннего порядка в государстве, прекращение княжеских междоусобиц. Однако сделать это оказалось возможным на новой основе. Всеобщее подчинение власти чжоуского дома не могло уже служить объединительным началом для этих князей; таким началом было призвано служить новое историческое установление — союз князей. Именно создателями и главами такого союза и явились правители наиболее сильных княжеств, которым и было присвоено наименование «ба», передаваемое нами русским «князь-гегемон».

Эта традиционная трактовка исторического процесса основана на общей предпосылке старой китайской историографии: на убеждении, что усилиями Вэнь-вана и У-вана, а в особенности Чжоу-гуна (ум. в 1106 г., по традиционной хронологии) было создано большое организованное государство, слагавшееся из собственных владений чжоуских царей и ряда владений так называемых «чжухоу» — «удельных князей», из которых некоторые сами являлись отпрысками чжоуского дома, другие же были совершенно независимыми от него в смысле родства, но все получали инвеституру от чжоуских царей. На деле же за всей этой картиной мы должны видеть процесс формирования племенного государства, созданного племенем чжоу, которое постепенно расширяло свои владения обычным путем — путем завоевания отдельных территорий и передачи их под управление членов рода вождей племени. В других случаях местные вожди, очевидно не бывшие в состоянии сопротивляться, сами изъявили покорность. [279]

Однако так могло продолжаться до тех пор, пока племя чжоу было самым сильным, пока вокруг него было «1800» владений. Приведенные свидетельства старых исторических памятников о постепенном уменьшении этого числа, т. е. о появлении все более и более крупных владений, говорят о появлении соперников чжоуского племени. Наиболее грозными соперниками явились при этом другие племенные группы. Они успевали создать собственные племенные государства. Таковыми были в конце периода Чуньцю княжества Ци, Сун, Чу, Юэ, Цинь, о правителях которых сама старая историография замечает, что они были «инородческими». Эти вновь возникавшие крупные племенные государства вели завоевательную политику и подчиняли себе слабых соседей. Но поскольку они сами имели перед собой серьезных противников, постольку временами возникала политическая организация, призванная как-то предохранять друг друга от нападений и захватов. Именно такую роль и должен был играть «Союз князей» — новая межплеменная политическая форма, возникшая на месте прежнего племенного государства. Исторические факты, сообщаемые старыми источниками, дают возможность этот процесс распада проследить. В первой четверти VIII в. до н. э. происходит так называемое «переселение Чжоу на Восток» (***); мы узнаем, что в 770 г. до н. э. при Пин-ване резиденция чжоуских государей была перенесена из «западной столицы» — г. Гао (в провинции Шэньси, впоследствии г. Чанъань) в «восточную столицу» — г. Лои (в провинции Хэнань, впоследствии г. Лоян). После этого «Чжоу» — Чжоуское царство стало именоваться «Дун Чжоу», «Восточночжоуским царством». Вслед за этим начался период «лего» — «отдельных царств», из правителей которых и выделились впоследствии гегемоны. Эти сведения красноречиво говорят об оттеснении племени чжоу из мест первоначального расселения и превращения Чжоуского государства в одно — и притом отнюдь не самое сильное — из числа многих.

Появление новой политической формы — «Союза князей», формы, уже выходящей за рамки ранних племенных государств, было, по-видимому, сопряжено с переменами, возникшими в самом социально-экономическом укладе раннего племенного государства. Для выяснения этого необходимо обратиться к чжоускому строю.

* * *

Период Чжоуского царства историческая наука последнего времени довольно согласно характеризует как эпоху рабовладельчества. Но это относится главным образом к первой половине периода — к эпохе Западночжоуского царства. Что же касается второй половины — эпохи Восточночжоуского царства, иначе говоря, периода «лего», т. е. Чунь-цю, то он определяется то как рабовладельчество, то как феодализм. Один из современных исследователей древнего общества, Го Мо-жо, например, считает, что с периода Чуньцю в Китае начинается феодализм, с социальной стороны характеризующийся появлением в земледелии классов помещиков и крестьян, в ремесле — мастеров и учеников, в политической же области, в сфере государственного управления — чиновников и народа (см. ***. ***, Шанхай, 1934, стр. 23).

Поскольку такая характеристика относится у Го Мо-жо ко всему феодальному периоду Китая, надо полагать, что не все эти признаки [280] можно находить в эту раннюю эпоху; да и те, которые можно к ней отнести, несомненно, были только в стадии своего первоначального формирования. Из трактата Сунь-цзы с несомненностью явствует, что в ту эпоху было значительное земледельческое население; при этом именно из него по преимуществу набиралась армия, во всяком случае, когда дело шло о большой войне; на него была возложена подводная повинность; наконец, на налоги, взимаемые с него, содержалась армия. Таким образом, существовало облагаемое налогами и повинностями земледельческое население, которое можно назвать крестьянским. Но в то же время это земледельческое население сохраняло еще общинную форму. Следовательно, если и говорить — вслед за Го Мо-жо — об этом периоде как феодальном, то, во всяком случае, с большими оговорками. Правильнее сказать, что с эпохи Чуньцю только начинается сложный и длительный процесс перехода от рабовладельческого строя — да еще такого, в котором сохранялись следы прежней свободной земледельческой общины,— к феодализму.

Для понимания исторического процесса эти изменения в социально-экономической структуре Чжоу надлежит рассматривать вместе с другими явлениями, имевшими особенно важное значение именно в период «Пяти гегемонов». Это были: борьба с кочевниками и междоусобная борьба князей.

Как известно, территорию Чжоуского государства с севера и запада окружали многочисленные и сильные кочевые племена. Эти племена пользовались всяким случаем для набегов и вторжений. Особенно значительные набеги отмечаются в правление Му-вана (1001-946), Сюань-вана (827-781), Ю-вана (784-770), но более мелкие происходили постоянно.

Ареной этих набегов были, естественно, северная и западная окраины Чжоуского государства. Именно здесь чжоуские цари были вынуждены создавать значительные военные силы и предоставлять им известную свободу действий. Это способствовало изменению положения окраинных князей. Они часто жестоко страдали от опустошительных набегов кочевников, но, с другой стороны, при благоприятных обстоятельствах сами усиливались за их счет, захватывая территории, пленных и военную добычу. Соответственно этому и все устройство княжества должно было приспосабливаться к этой обстановке, т. е. обеспечивать необходимые для борьбы материальные ресурсы и внутреннюю прочность.

Подобный процесс понемногу стал захватывать и внутренние княжества, которым нельзя было оставаться бессильными перед лицом сильных и воинственных соседей. Поэтому период «лего» ознаменован почти непрерывной борьбой князей, во время которой мелкие владения поглощались более крупными. В первой половине VII в. особенно усилилось княжество Ци, князь которого — энергичный Хуань-гун (685-643) сумел отразить набеги кочевников, подчинил ряд более мелких княжеств, удачной дипломатией обеспечил себе поддержку многих других князей и держал в своих руках чжоуский дом. Именно он и сделался первым «ба» — князем-гегемоном, открыв своими действиями длительную полосу крупных внутренних завоевательных войн, как раз таких, о которых говорится в трактате Сунь-цзы. Эти войны должны были привести к новым формам организации военных сил, к развитию военного искусства, к возникновению «учения» о войне и ее ведении. Это и была та почва, на которой создался трактат Сунь-цзы. [281]

* * *

История появления первого князя-гегемона в кратких чертах такова. После присоединения к своим владениям двух небольших княжеств — Тань и Лу — Хуань-гун в 678 г. созвал съезд князей, на котором он был провозглашен «князем-гегемоном». Совершив, далее, два удачных похода против кочевников, захватив еще одно небольшое княжество — Цай, проведя удачную войну против сильного княжества Чу, Хуань-гун в 650 г. созвал новый съезд князей, уже гораздо больший по числу участников, на котором окончательно закрепил за собой положение главы союза князей и председателя общекняжеских съездов, добившись своего признания в этом звании и со стороны чжоуских царей.

История княжества Ци во времена Хуань-гуна проливает свет на изменения в социально-экономическом строе, которые обусловили возросшую силу отдельных князей.

Китайская историография обычно приписывает все успехи Хуань-гуна реформам, которые якобы провел в княжестве Ци его министр Гуань Чжун. Реформы эти в основном сводились к следующему.

Прежде всего Гуань Чжун провел ряд мероприятий в хозяйственной области: ввел охрану лесов от хищнической порубки и беспорядочной охоты, охрану водоемов от хищнической рыбной ловли; организовал защиту от наводнений и устроил ряд оросительных сооружений; приказывал разводить тутовые деревья и сеять коноплю, разводить домашний скот и устраивать огороды. Вместе с этим издал ряд приказов по борьбе с роскошью.

В области социальной он провел четкое разделение населения на четыре группы по роду занятий: служилых людей, земледельцев, ремесленников и торговцев. Был запрещен, переход из группы в группу и от одного рода занятий к другому. Гуань Чжун запретил даже смешанное проживание в одном месте представителей разных групп: каждой группе были отведены особые районы.

Конечно, все эти положения, о которых мы знаем из «Гуань-цзы», древнего сочинения, приписываемого Гуань Чжуну и только частично содержащего отголоски его деятельности, были скорее программой реформ, чем реально проведенными мероприятиями. Но эта программа проливает свет на тенденции, которые наблюдались тогда в ходе перестройки существовавших порядков.

Основная тенденция заключалась в стремлении правителей извлекать из своих владений возможно больше доходов и вместе с тем обеспечить себя от мятежей и восстаний, могущих быть вызванными усилением эксплуатации. Кроме того, в стране, по-видимому, шел процесс медленного распада первоначальной земледельческой общины, и правители стремились установить на ее месте систему облагаемого налогами и повинностями крестьянства. Обнаружилась тенденция к распространению эксплуатации и на ремесленников и торговцев.

Все это на первых порах, вероятно, приводило к известному хозяйственному эффекту и создавало основу силы отдельных князей. Но это никак не предохраняло эти княжества от опасности со стороны соседей. Поэтому борьба продолжалась до тех пор, пока княжеству Цинь, решительнее других осуществлявшему подобные реформы, не удалось уничтожить все эти княжества и объединить под своею властью всю территорию страны (221 г. до н. э.). [282]

Гегемония циского княжества пала после смерти Хуань-гуна (643) в связи с междоусобицами, возникшими между его пятью сыновьями. После этого гегемония на некоторое время перешла к сунскому князю Сян-гуну (650-637), пока он не был в 639 г. разбит войсками княжества Чу. После этого гегемоном стал цзиньский Вэнь-гун (636-628), сумевший нанести сильное поражение княжеству Чу и провести ряд удачных походов против кочевников. Однако после его смерти его преемнику не удалось сохранить господство, и оно в 598 г. перешло к Чжуан-гуну (613-590) — правителю могущественного княжества Чу, князья которого были первыми, присвоившими себе титул «царя» (ван). В дальнейшем, с воцарением в княжестве У князя Хо-люя (514-495), сумевшего воспользоваться внутренними распрями в княжестве Чу и привлечь на свою сторону некоторых могущественных магнатов последнего, гегемония перешла к княжеству У, сначала в лице князя Хо-люя, а затем его преемника — Фу Ча (495-473). Но при этом князе государство У погибло, будучи завоевано Гоу Цзянь-ваном, князем Юэ. Этот Гоу Цзянь-ван и считается последним князем-гегемоном. Необходимо только напомнить сказанное выше: не все исторические памятники согласны между собой в определении того, кто носил звание «ба», и мы перечислили здесь всех тех, кто это звание в тех или иных источниках получил.

2

Очень многие элементы учения Сунь-цзы ясно выдают свою тесную связь с эпохой «князей-гегемонов». Прежде всего об этом прямо свидетельствуют те места трактата, в которых содержатся чисто исторические указания. В единственном случае (XI, 22, 23), где Сунь-цзы говорит о том, чьим является войско, т. е. о правителе страны, он употребляет термин «ба»; это у него — единственный термин для понятия государя. В другом месте (VI, 10) он прямо упоминает о войнах с княжеством Юэ, а мы знаем, что именно в эпоху «ба» княжество У вело такие войны с Юэ.

Об этих прямых данных, указывающих на время возникновения памятника, уже (говорилось выше (стр. 17). Но о связи с эпохой «ба» свидетельствуют и многие, притом важнейшие, черты его учения.

В первую очередь, об этом свидетельствует масштаб тех войн, которые Сунь-цзы имел в виду, создавая свое учение. Это войны крупного масштаба, т. е. такие войны, которые велись в те времена между сильнейшими княжествами. Об этом говорят его слова о «стотысячной армии», о дополнительных наборах для пополнения убыли, о большом удалении театра военных действий от пределов своей страны, об огромных расходах на войну и т. д. Несомненно, речь идет о войнах, которые могли вести между собой претенденты на роль князей-гегемонов.

В этом свете становятся вполне понятными и те знаменитые слова Сунь-цзы, с которых он начинает свой трактат: «Война — это великое дело для государства, это почва жизни и смерти, это путь существования и гибели» (I, 1). Они имеют совершенно конкретный смысл. Вся эта эпоха с необыкновенной ясностью свидетельствовала, как часто война заканчивалась гибелью одного из воюющих государств. Прекрасным примером служит судьба самого княжества У, завоеванного князем Юэ. Тем более конкретный смысл имеют слова Сунь-цзы, которыми он заканчивает свое указание на то, что война может принести гибель [283] государству; он говорит: «это нужно понять». И эти его слова звучат настоящим, имеющим совершенно реальный смысл предупреждением.

Очень показательно с точки зрения связи с эпохой и понятие «выгоды», фигурирующее у Сунь-цзы в качестве цели, которую преследуют, предпринимая войну. Это именно то выражение, которым в ту эпоху определяли задачи правителей в управлении государством. Об этом очень хорошо свидетельствуют приведенные в комментарии слова лянского князя, сказанные им в разговоре с Мэн-цзы. Правда, это свидетельство относится к более позднему времени — ко времени Чжаньго, но это время явилось прямым продолжением эпохи Чуньцю, таким же периодом бесконечных войн между княжествами. Таким образом, несомненно, что и в эпоху «ба» соображения «выгоды», т. е. захвата, усиления своей власти, руководили действиями князей, особенно князей-завоевателей.

Целиком обусловлены эпохой мысли о полководце, которые изложены в трактате. Крайне характерна та поистине решающая роль, которая отводится полководцу на войне. Более того, исключительно высоко оценивается значение полководца и для судеб самой страны: ведь Сунь-цзы считает возможным сказать о полководце, что он «властитель судеб народа», «хозяин безопасности государства» (II, 14). Такое значение полководец в истории Китая мог приобрести именно в рассматриваемый период, когда от искусства военачальника действительно во многом зависела не только судьба правителя, но и само существование государства. Именно это и обусловило такое решительное подчеркивание роли полководца, которое звучит в неоднократных требованиях Сунь-цзы предоставить полководцу полную самостоятельность (III, 6, 8). В известной мере это было необходимо по существу, так как вмешательство невежественного в военном деле правителя могло повредить делу, но в не меньшей мере это вызывалось крайне возросшим сознанием полководцами своего значения; они понимали, что в условиях постоянных войн именно от их искусства и талантов зависели судьбы правителей. Отсюда идет и резкое противопоставление сферы «военной» сфере «гражданской» (IX, 19) в управлении страной и вообще во всей жизни страны: оно могло создаться только в обстановке той эпохи.

Очень ярким отражением эпохи является все то, что Сунь-цзы говорит о способах заставить солдат сражаться. Он считает, что солдаты будут сражаться только тогда, когда у них не будет никакого другого выхода. Именно на этом построено все его учение о «месте смерти» (XI, 9). Более того, он прямо советует полководцу самому создавать такую обстановку: об этом говорят его советы «убрать лестницы», «сжечь корабли», «разбить котлы» (XI, 18). Это значит, что ни на какие другие условия, которые могли бы создать у солдат стремление сражаться насмерть, он не рассчитывает. Правда, он допускает еще один способ заставить их сражаться: надлежит вызвать у солдат «ярость», т. е. ожесточение, и «жадность», т. е. стремление награбить (II, 12). Других стимулов он не знает.

Рядом с этим его заявлением стоят другие, свидетельствующие о том, что солдаты его времени не желали воевать, тяготились войной. Сунь-цзы считает, что солдаты только и думали, как бы поскорее вернуться домой. Поэтому он и советует зайти возможно дальше в глубь неприятельской территории, чтобы солдаты сознавали, что их дом далеко, а вокруг неприятельская страна. Эти мысли и поднимут их [284] боеспособность. Если же они будут сражаться у себя на родине, то только потому, что будут сознавать, что опасность угрожает их собственным семьям.

Такая характеристика отношения войсковой массы к войне вполне укладывается в общую картину эпохи, когда понятие «родина» относилось только к родным местам, когда ослабели или даже исчезли общеплеменные интересы, ранее — в эпоху племенных объединений — как-то двигавшие общей массой племени. Кроме того, в таком отношении солдат к войне сказывалось то обстоятельство, что простым земледельцам, из которых, согласно данным трактата, состояла основная масса армии, были далеки и чужды захватнические цели войн, которые велись правителями.

В свете этих рассуждений крайне интересным представляется известное требование Сунь-цзы единства — единодушия народа и правителя (I, 3). Как отнестись к этому требованию? Можно, конечно, считать его условной фразой, обязательной для прикрытия отнюдь не гладких отношений между князем и народом, особенно во время войны, официальным лозунгом правителей. Но Сунь-цзы, так ясно указывающий на разорительность войны для народной массы, на ее нежелание воевать ради «выгоды» своих правителей, вряд ли допустил бы здесь такое противоречие. Скорее эти слова звучат предупреждением правителю, указанием ему, что успешный исход войны может быть достигнут лишь при наличии одобрения народа, его согласия воевать. Только тогда война будет представлять истинный «Путь». Сунь-цзы во многих своих идеях стоял безусловно выше своей эпохи; очень возможно, что это проявилось и в требовании единства.

Наконец, в тесной связи с «духом эпохи» стоит и центральная философская идея трактата: мысль о том, что все бытие слагается из бесконечных перемен. Идея «перемен», понятых в таком смысле, является основной идеей концепции бытия, которая отображена в древнейшей книге Китая — «И-цзине», «Книге перемен». Это «ицзиновское» направление китайской мысли несло в себе элементы стихийной диалектики, которая обеспечила наиболее плодотворную линию развития теоретического мышления в древнем и средневековом Китае. Черты этой диалектики видны, как это и разобрано выше, во многих положениях Сунь-цзы.

Таково учение Сунь-цзы как продукт своей эпохи. Оно прежде всего, конечно, принадлежит этой эпохе. Но как мы видим по судьбе этого учения, оно вышло за пределы своего времени. Этой своей долгой жизнью учение Сунь-цзы обязано, надо думать, именно наличием в нем философской концепции в виде пусть стихийной, пусть ограниченной (иначе в те времена и быть не могло), но все же диалектики, покоящейся при этом на основе хотя и примитивного, наивного, но все же материализма. Именно эта концепция и позволила Сунь-цзы осмыслить многие стороны войны так, что это осмысление сохраняло в известных отношениях свою действительность и в последующие времена.


Комментарии

1. Предисловие к комментарию трактата в издании «Кансэки кокудзикай дзэнзё», т. X, стр. 2.

2. Употребляем здесь слово «стратегический» в широком его значении, охватывающем все элементы подготовки и ведения войны — политические, экономические и специально военные. В данном случае разумеется всё, кроме непосредственно боевых действий.

3. Подробное разъяснение этого места см. стр. 127.

Текст воспроизведен по изданию: Н. И. Конрад. Избранные труды. Синология. М. Наука. 1977

© текст - Конрад Н. И. 1977
© сетевая версия - Thietmar. 2012
© OCR - Karaiskender. 2012
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Наука. 1977