СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

ЦУЙ ШИ

ОБ УПРАВЛЕНИИ

ЧЖЭН ЛУНЬ

Сочинение «Чжэн лунь» («Об управлении») написано опытным и честным чиновником династии Восточная Хань Цуй Ши. Автор занимал должность управителя области Уюань, был шаншу — сановником, ведающим писаниями, или императорским секретарем. В своем сочинении он указывает на пороки и беды своего времени, на лихоимство чиновников и пытается, ссылаясь на примеры легендарного и исторического прошлого, подсказать власть предержащим, как исправить положение дел в государстве. При этом его неизменно заботит положение народа, в котором он видел основу государственного благополучия.

В истории династии Суй (VI в.) упоминалось сочинение Цуй Ши «Чжэн лунь» в 5 цзюанях, но уже после XI в. оно в основном было утрачено. Один из цзюаней, который приводится ниже, нашел и опубликовал Янь Кэцзюнь. Перевод фрагментов выполнен П. М. Устиным и Линь Лин с текста, помещенного в хрестоматии «Избранные материалы по истории китайской философии (период двух Хань)» (т. 2. Пекин, 1960).

П. М. Устин, Линь Лин

Об управлении

Прежде императоры Яо и Шунь, правители Тан и У опирались на мудрых и прозорливых помощников, широко образованных министров, поэтому Гао Яо ¹ предложил «Планы Гао Яо», от этого эпохи Тана и Юя стали процветать, а И Инь и Цзи-цзы создали [соответственно] «Поучения И Иня» и «Великий закон», от этого эпохи Инь и Чжоу стали благоденствовать. Последующие правители, которые наследовали трон и желали возродить страну, всегда опирались на проекты, предлагавшиеся достойными и мудрыми.

В Поднебесной потом стало неспокойно, потому что, наследуя длительное спокойствие, правители не сознавали, как портились постепенно нравы, как приходило в упадок управление, а изменения в него не вносились; они свыкались с беспорядками и не чувствовали, как это опасно, предавались безделью и беспечности. Одни из них погрязли в [удовлетворении] своих страстей и желаний, перестали заниматься делами [367] государства, другие оставались глухи к добрым советам, возлюбили ложь, пренебрегли правдой, третьи оказались на перепутье, не зная, куда идти. Некоторые доверенные чиновники, оберегая свое положение и мошну, [молчали]; а опальные чиновники хотя и высказывались, но к их речам никто не прислушивался — так наверху рушились дворцовые устои, а мудрые и достойные прозябали внизу без применения. Печально это!

К тому же правители, воспринимавшие наследие отцов, наследовали и упадочные традиции [прежней эпохи], а это все равно что садиться на сломанную повозку. Но ведь в таком случае находят искусного мастера и чинят [повозку] — сломавшееся он соединяет, расшатавшееся закрепляет клиньями, [где нужно], заделывает, что необходимо, заменяет. Так, непрерывно обновляя, повозку можно использовать вечно. Если же, не починив повозку, пуститься на ней в путь, она развалится, и уж тогда ничего не поправишь. Именно такими мастерами [в свое время] оказались Фу Юэ, которого нашел У-дин, и Шэнь-фу ², которого нашел Сюань-ван.

Обитающий ныне во дворце обладает мудрым природным умом и подобен дракону, парящему в небе, министры у него крепки и тверды — [все это] должно оправдать надежды Поднебесной, удовлетворить желания народа, обеспечить щедрые урожаи, привести к добрым нравам. Нравы — пульс государства, урожай — его мускулы. [Но если] мускулы развиты, а пульс бьется неровно, полного успокоения нет. В «Шу цзине» говорится: «Хотя успокоение [достигнуто], успокаиваться нельзя» ³, тем более разве можно успокаиваться, если успокоение не достигнуто?

Со времени основания Ханьской династии минуло триста пятьдесят с лишним лет. К законам [все] привыкли, верхи и низы распустились, нравы испортились, люди стали хитрыми и лживыми, народ — заносчивым; и вот теперь начали снова думать о возрождении. Но неужели средством спасения мира и установления порядка является исключительно только подражание Яо и Шуню? Нужно добавить недостающее, поправить пошатнувшиеся опоры, привести [все] в соответствие с действительностью, нынешнему правителю нужно сделать то, что в его силах, чтобы вселить в мир спокойствие, — и [этого будет] достаточно. Ведь совершенномудрые, осуществляя власть, устанавливали порядки, которые соответствовали духу времени, различия в [их] действиях вызывались изменившейся обстановкой, [они] не принуждали людей выполнять непосильное, поворачиваться спиной к насущному и подражать тому, что дошло до них от древности.

На дшицах ⁴ императора Сяо-у ⁵ написано: «Три эпохи имели разные законы, шли разными путями, но обретенные [ими] заслуги одинаковы». Е-гуну Конфуций ответил, что нужно привлекать людей из дальних мест, Ай-гуну — что к народу следует относиться честно, Цзин-гуну ⁶ — что нужно упорядочить [368] этические нормы, [регулирующие отношения] между государем и сановником, отцом и сыном. И дело не [в том, что Конфуций] давал разные ответы, а в том, что они преследовали разные цели.

Поэтому государи и достойные воли Неба правители всегда устанавливали новые порядки, а возродившие [свое государство] правители исправляли недостатки своего времени. В древности Пань-гэн, жалея иньцев, перенес столицу и переселил все население, а когда чжоуский My-ван допустил промах, Фу-хоу ⁷ усовершенствовал [систему] наказаний. Глупые люди, которые скованы старыми установлениями и правилами, не имеют понятия о гибкости [в действиях], удивляются услышанному, восхищаются [им], пренебрегают тем, что видят, не ценят [хороших] замыслов, не верят в [хорошие] планы. Если человек не знает, что хорошее — это хорошо, то он не будет также знать, что плохое — это плохо, [тогда] как же можно обсуждать [с ним] важные государственные дела? Поэтому-то каждый раз, когда некоторые предложения, даже соответствующие мыслям императора, передаются для рассмотрения сановникам, последние отвергают их, в том числе даже и те, которые достойны применения.

Почему так происходит? Упрямые [сановники] неспособны быть гибкими, успокоились на том, что видят их глаза, не умеют радоваться успехам [нового]; разве можно с ними размышлять о начале [нового дела]? Мысли [у сановников] перемешались, [они] не знают, о чем говорят, когда утверждают, что лучше [действовать] по-старому. Более проницательные из них, защищая свою репутацию, выражают презрение к [чужим] способностям; стыдясь, что хорошие планы исходят не от них, они начинают размахивать кистью ⁸, изо всех сил напрягают свое красноречие, чтобы принизить значение [чужих идей].

Меньшинству не одолеть большинства, и поэтому мнения [меньшинства] отвергаются. Даже если бы были живы Цзи и Се ⁹, то и ими бы пренебрегли. Вот почему молодого Цзя ¹⁰ подвергли гонениям цзянский владетельный князь и Гуань; и Цзя, скорбя [в оде] по Цюй-цзы, излил свою сокровенную печаль. Но такая [несправедливость] случилась при прозорливом императоре Вэнь-ди, при достоинствах молодого Цзя, преданности цзянского владетельного князя и Гуаня. Что же тем более с другими может случиться! Что же тем более с другими может случиться!

Нет правителя, которому не хотелось бы иметь в помощниках таких, как Ни ¹¹ и Кэ ¹². [Однако если бы] он вдруг их получил, [то] не обязательно дорожил бы [ими] и, будь на их лицах написано «Кун Цю ¹³ из Лу», «Мэн Кэ из Цзоу», наверняка не стал бы их уважать, доверять им. Откуда это известно? О достоинствах этих двух людей правители знали, но в то время пренебрегли ими, не использовали их, и они [оказались] [369] в стесненном положении, их подвергли гонениям, а изгнав, возвращать не пожелали, над ними, оскорбленными и изможденными, насмехались мелкие людишки — вот откуда это известно.

Честные и достойные люди никогда не ходят кривыми путями, чтобы приспособиться к эпохе, не ловчат, чтобы завоевать имя, стыдятся ложной славы в родных краях, с единомышленниками в сговор не вступают и не хотят, чтобы на лицах у них было написано «Чжун-ни из Лу» либо «Мэн Кэ из Цзоу».

А обычные государи? У них не хватает прозорливости, чтобы отличить выдающихся и достойных, ее хватает [только на то], чтобы прислушиваться к наветам и клевете. Прежние правители ошибались, а последующие все равно шли их путем, поэтому достойные мужи, способные управлять миром, всегда попирались и только после смерти овладевали умами потомков. Разве легко предугадать будущее, опираясь на прошлое? Если бы достойные мужи отличались от недостойных так же, как гора Тайшань от муравьиной кучи, а правильные идеи отличались бы от неправильных так же явно, как солнце, луна от светлячка, то и глупый мог бы все разглядеть. Обычно же трудно отличить достойное от дурного — ведь правда и ложь взаимно переплетены, однако ничтожное вначале отличие [впоследствии] может привести либо к беде, либо к счастью, которые отстоят друг от друга уже на тысячи ли; поэтому мудрые государи, прозорливые правители должны быть предельно внимательными...

В «И цзине» говорится: «Слова и поступки — это то, чем благородный муж воздействует на Небо и Землю» ¹⁴. Чжун-ни сказал: «Если у человека нет правдивости, не знаю, что бы он мог делать» ¹⁵. Ныне в отношениях чиновников к народу многое идет вразрез со справедливостью, им бы лишь решить то, что стоит перед ними, они оставляют без внимания [поучения] прежних мудрецов.

Чтобы нанять работников или купить у людей что-либо, они, например, зачастую всеми правдами и неправдами стараются завлечь их, но потом, после совершения сделки, отказывают им в вознаграждении и плате. Поэтому старым и малым в таких семьях приходится терпеть холод и голод, проливать слезы на дорогах, а главам семейств — стоять у ворот [обидчиков] и жалобно молить, чтобы с ними рассчитались. Однако на них не обращают внимания, и проходят годы, прежде чем с ними захотят расплатиться, но при этом заявят, что «уплатить согласны только три десятых долга». Почему они так уменьшают долг, разве тот, кому должны, в чем-нибудь провинился? Себя они не осуждают, наоборот, платят меньше. Обида наносится горькая, и ее достаточно, чтобы нарушить гармонию. Да и расплачиваются вместо денег старыми повозками, чиновничьими головными уборами для аудиенций и другими, подобными же вещами: продать их — никто не купит, носить — будет противозаконно. Поэтому жизнь людей горька, [370] они опасаются иметь дело с чиновниками, убегают и прячутся, не желая идти на работы; [чиновники же] хватают их, угрозами заставляют работать. Но работают [люди] без желания и поэтому делают все кое-как, только напрасно переводят добро, и то, что они сделают, для использования негодно.

Вот почему древние говорили: «То, как поступают верхи, служит образцом для низов, это и есть воспитание [народа]». Но раз верхи обязывают низы подражать им, как сделать, чтобы низы не поступали так же [дурно]? Наказывать их — несправедливо, но ведь без наказаний управлять невозможно. Именно поэтому нравы постепенно стали лживыми, а привычки — плутоватыми. Все больше и больше распространяется сутяжничество, люди пристрастились к жестокости и обману. От такого правления пользы не видно. Подобное происходит потому, что чиновники, ведающие финансовыми делами, не понимают общих принципов управления государством, умеют лишь срезать мясо с ног, чтобы приложить к голове ¹⁶, не ведая при этом, что, когда ноги слабеют, можно упасть. В «Ли цзи» высмеиваются «вельможи, которые копят богатства», в «Ши цзине» говорится: «Взяточники портят себе подобных» ¹⁷. [В этих словах] высказана скорбь как раз по поводу такого положения...

Прежде мудрый правитель управлял народом так, чтобы удовлетворить его желания, при этом определял способы регулирования этих желаний. В том, что обычно любили люди, себе он отказывал, чтобы обеспечить других. Радоваться жизни — в природе людей, поэтому правитель оделял чиновников жалованьем для кормления, строил дома, рыл колодцы, чтобы жил народ. Верхи и низы были довольны, сердца [людей] покойны.

Без пищи люди жить не могут, когда же одежда и пища в достатке, можно научить ритуалу и воспитать справедливость, устрашить людей наказаниями; когда [одежды и пищи] не хватает, даже любящие родители не могут вырастить сына, тем более разве под силу государю держать в строгости своих чиновников? Поэтому-то в древней книге говорится: « [Когда] амбары полны, люди знают ритуал, [когда] одежда и пища в достатке, люди понимают, что такое слава и бесчестье». Посылая [чиновников на должности], государь наделяет их авторитетом и властью, чтобы правили они народом, разбирали тяжбы, занимались финансами, т. е. ведали всеми делами чиновников. Однако жалованье у них весьма скудное, на него невозможно ни отца с матерью содержать, ни жену с детьми прокормить. А отец и мать — это те, кого уважают от природы, жена и дети — это те, кого любят от природы. [Если же] близкие и любимые страдают от холода и голода, чиновник ради денег готов пойти прямо на острие ножа и не дрогнуть; можно ли тем более доверять ему финансовые дела и управление множеством людей? Ведь это все равно что поставить томимого жаждой коня сторожить воду, голодного пса — стеречь мясо; желать же при этом, чтобы [371] они не воспользовались [случаем], — бесполезно. Дело иногда бывает несомненным, а положение действительно ошибочным — именно это можно отнести к сказанному выше. Зажиточные, но честные люди время от времени встречаются, однако одного такого трудно найти даже среди сотни, поэтому он не может служить образцом для Поднебесной.

Зная это, мудрый правитель увеличит жалованье чиновникам, чтобы пресечь их алчные помыслы, чтобы могли они содержать семью и не оспаривали у населения богатства и выгод. Тогда чиновники научатся уступать, станут стыдиться рассуждать о [своих] денежных доходах, начнут выдергивать съедобные мальвы и запретят [женам] ткать ¹⁸. Вот почему жалованья, которое давалось чиновникам в эпохи Трех династий, было вполне достаточно, чтобы заменить доходы от землепашества. Поэтому-то Янь Пинчжун ¹⁹, будучи всего лишь дафу ²⁰ владетельного князя, на свое жалованье мог кормить пятьсот человек; разве это не доказательство того, что его жалованье было обильным? В свое время жестокий Цинь Ши-хуан нарушил истинный путь, пошел наперекор мудрецам, стремился только к тому, чтобы удовлетворить свои желания, с подданными обращался как с рабами. После возвышения Ханьской династии продолжали следовать прежним порядкам, ничего в них не меняя. Занимая должность начальника уезда, чиновник нес обязанности владетельного князя, но получал жалованье привратника.

Приведем пример — и все остальное станет ясно. Месячное жалованье [начальника уезда] составляет двадцать ху зерном и две тысячи монет. Даже если начальник уезда захочет экономить, ему без одного собственного слуги не обойтись. Если у него не будет слуги, он все равно будет вынужден кого-то нанять. Нанятому нужно платить тысячу монет в месяц, на фураж и мясо уйдет пятьсот, на дрова, древесный уголь, соль, овощи понадобится еще пятьсот, вдвоем они съедят шесть ху зерна, и оставшегося от жалованья только и хватит на прокорм одной лошади. Разве [на оставшееся] можно купить зимние и летние одежды, одеяла, приносить жертвоприношения в течение четырех сезонов, платить за вино и угощения для гостей? А кроме этого нужно еще привезти [к себе] родителей, жену, детей и содержать их! Если родителей не перевозить, будет нарушен сыновний долг, если не перевозить жену и детей, переведется потомство. Но если [чиновник] перевезет к себе родителей, жену и детей, а кормить их на свое жалованье не сможет, то разве они Согласятся умереть с голоду, не будучи Бо-и и Шу-ци ²¹? Вот тогда-то чиновник и начнет торговать чиновничьей честью и продавать тюрьму ²², вот тогда-то и появятся злоупотребления — беззакония будут творить главные защитники от беззаконий.

Скорбя по поводу такого положения, император Сяо-сюань издал указ, в котором говорилось: «[Если] чиновник нечестен [372] и несправедлив, управление приходит в расстройство; ныне мелкие чиновники работают добросовестно, но жалованье у них скудное, [поэтому] трудно желать, чтобы они не обманывали народ. Следует наполовину увеличить жалованье тем чиновникам, у которых оно ниже ста даней зерном». Однако и это весьма немного, к тому же [такое увеличение] не распространялось на чиновников более высокого ранга. Хотя систему жалованья древних соблюсти полностью и невозможно, необходимо все же несколько прибавить его, чтобы помочь чиновникам в их нужде, чтобы хватало жалованья на содержание семьи, чтобы заменило оно доход от хлебопашества, чтобы положить конец попыткам чиновников совершать преступления во имя семьи. После этого следует усилить наказания за взяточничество. Тогда в своем доме чиновник будет иметь достаток, а вне его будет устрашен строгими наказаниями. И люди будут преисполнены чистоты, как об этом сказано в стихе «Ягненок» ²³, народ не будут незаслуженно притеснять. В свое время, когда династия Чжоу пришла в упадок, да фу перестали получать жалованье, и поэты высмеивали это; система весьма скудного жалованья существовала во времена правления жестокой династии Цинь; в мятежные времена Ван Мана чиновников не повышали в должности. Хотя ошибки, приведшие к гибели этих трех царств, допущены были в разные эпохи, но совершили их одним и тем же способом. И мы не можем не извлечь из этого уроки. Колеи, приводившие к опрокидыванию повозок ²⁴ при династиях Ся и Шан, должны послужить нам предостережением.

Комментарии

1. Гао Яо — судья во времена Шуня, его имя стало нарицательным для справедливых судей.

2. См. примем. 7 к «Фу няо фу». Шэнь-фу — советник чжоуского правителя Сюань-вана (IX-VIII вв. до н. э.).

3. Шу цзин, IV, 29.

4. Дщицы — бамбуковые дощечки, использовавшиеся для письма.

5. Сяо-у — император У-ди.

6. Е-гун — один из удельных правителей. Ай-гун — правитель царства Лу (VI в. до н. э.). Цзин-гун — правитель царства Ци (VI-V вв. до н. э.).

7. Пань-гэн — правитель династии Шан-Инь. Му-ван — чжоуский правитель (X в. до н. э.). Фу-хоу — сановник при правителе Му-ване.

8. Размахивать кистью — писать ядовито-сатирическое эссе.

9. Цзи и Се — сановники, выдвинувшиеся при Яо и служившие Шуню.

10. Цзя — Цзя И. См. примем. 8 к главе шестьдесят первой «Ши цзи» и вступительные заметки к «Фу няо фу». Цзянский владетельный князь — Чжоу Бо, один из сподвижников Лю Бана. После установления династии Хань ему пожаловали титул цзянского владетельного князя. Гуань — Гуань. Ин, полководец, сражавшийся на стороне Лю Бана. Вместе с Чжоу Бо помог ханьскому императору Вэнь-ди взойти на престол. Цюй-цзы — Цюй юань. См. примем. 63 к «Янь те луню».

11. Ни (Чжун-ни) — Конфуций.

12. Кэ (Мэн Кэ) — Мэн-цзы.

13. Кун Цю — Конфуций.

14. И цзин, Сицы чжуань, ч. 1, § 6.

15. Лунь юй, 2, 22. Ср. иной пер.: Древнекитайская философия. Т. 1. М., 1972, с. 145.

16. Срезать мясо с ног, чтобы приложить к голове — приблизительно соответствует русскому «тришкин кафтан», «нос вытащишь — хвост увязнет».

17. Ши цзин, III. III, 3.

18. См. примем. 58 к главе пятьдесят шестой «Хань шу».

19. Янь Пинчжун — сановник Циского царства.

20. Да фу — сановник. Да фу делились на три ранга: старший, средний в низший.

21. Бо-и и Шу-ци — см. примем. 24 к главе первой «Синь юя».

22. Продавать тюрьму — брать взятки за освобождение от наказания.

23. Ши цзин, I. II, 7.

24. Колеи, приводившие к опрокидыванию повозок — до III в. до н. э. в Китае существовали дороги с разной шириной колеи, что часто приводило к опрокидыванию двигавшихся по ним повозок. Впоследствии это выражение стало означать действия, приводящие к неуспеху, краху.