БИЧУРИН Н. Я. [ИАКИНФ]

Отец Иакинф.

(Окончание)

Отзывы на критические разборы.

Русские журналы извещали читающую публику о выходе каждой из вышеисчисленных книг, но вообще отзывались со скромностью. Очевидно, что критики опасались, чтобы ошибочным суждением о вещах, мало им известных, не ввести читателей в заблуждение. Но не все из журналистов держались сего благоразумнаго правила; трое из них выступили на критическую сцену с замечаниями. Первый был сочинитель критики на историю Тибета и Хухунора, напечатанной в журнале или в литературной газете какой, за давностью не упомню. Только что он показался на критической сцене, то - к чести, казалось, современнаго Русскаго образования - встречен был общим рукоплесканием ученой молодежи. Это побудило меня прочесть критику, тем с большим вниманием, что я надеялся найти в ней дельныя замечания и воспользоваться ими. К сожалению, надежда обманула меня. Почтенный критик вместо разбора книги, написал презабавную сказку; а в то время это было в моде на Руси, и журналисты один пред другим гремели на [2] критической арене шутихами; к счастию, мало по малу вывелся дух такой юмористики, и, ныне, читатели требуют от критиков не скоморошества литературнаго, а здраваго суждения о вещах. Второй критик выступил в Современнике, и, как будто, готовился предложить кое-какия замечания на «Китай в гражданском и нравственном состоянии», но, по обычаю старинных журнальных писателей, быстро взвился в заоблачную высоту, и оттуда в безсилии спустился прямо ко мне с вопросом: для чего я пристрастно пишу о Китае? Сим, сколько необдуманным с одной, столь же неожиданным с другой стороны, вопросом началась и кончилась критика, которую, по необыкновенной краткости ея содержания, не грешно будет назвать в полной мере пустою. В след за сею критикою явилась в Библиотеке для чтения, в Ноябре 1848 года, вторая критика на то же сочинение, растянутая на двадцати четырех страницах. Если содержание критики поставить в дельных замечаниях на разсматриваемую книгу, то и сия критика не длиннее предъидущей, и по достоинству содержания далеко ниже нуля, по форме же принадлежит к тем блаженным временам, когда наши журналисты ратовали между собою не хуже героев Крылова - Полкана и Ореста.

Но прежде нежели приступим к разсмотрению критических замечаний на «Китай» и пр. в обязанность себе ставлю предупредить читателей, что почтенный критик не читал разсматриваемой книги с должным вниманием, а мельком заметил в ней некоторыя места, бегло схватил кое-что из западных писателей, и написал не критику, а торговую журнальную статью, в которой представил собственныя свои суждения о государстве, даже и по названию, несовершенно ему известном. Вот почему он, при критическом, разборе книги, принужден был наиболее обращать внимание на посторонние предметы, не имеющие связи с содержанием ея. Сим образом представился мне случай раскрыть, до какой степени почтенный [3] критик превратно судил даже о тех предметах, которые добровольно избрал для литературной своей арены (В конце 34-го нумера С.-П.-бургских ведомостей на 1849-й год помещена статья под заглавием: Библиографическое известие; сочинитель сей статьи, при руководстве светлаго ума и здраваго разсудка, близко подошел к истинным понятиям о Китае).

На первой странице критики встречаются слова: «защищаемаго и любимаго им государства». И до сего времени не знаю, из какого источника проистекли слова сии; но знаю, что не один почтенный критик так думает. Уже давно я слышал подобныя слова из уст попугаев нашей ученой области, а некоторые мотыльки, из сей же области, с блесточками золотой и серебряной пыли, предлагали мне вопросы о Китае, и предлагали с такою лукавою миной, которая явно обнаруживала их сомнение в моих сведениях о Китае, и которая, к удивлению моему, в то же время показывала степень их самомнения и легкомыслия столь же ясно, как ртуть в градуснике показывает степени теплоты и холода. Неприлично было бы, с моей стороны отнимать у них удовольствие забавляться подобными шутками на собственный свой счет. Что касается до слов «защищаемаго и любимаго», необдуманно употребленных в разсматриваемой нами критике, я уверен, что сочинитель ея понимал меня и внутренно сознавал свою несправедливость. По прошествии двух столетий от сближения Европейских народов с Китаем, я первый раскрыл неверность сведений и неосновательность мнений о сем государстве, укорененных в Европе, и несправедливо думает тот, кто это раскрытие считает защищением. Надобно еще присовокупить, что во всех изданных мною сочинениях, я представлял Китай точно в том виде, в каком он ныне существует и в гражданском и в нравственном состоянии: и то, что я писал о сем государстве, написано и в свет издано самим Китайским правительством, а мною лично поверено и с точностию передано в переводе. Предоставляю благомыслящим [4] читателям самим судить, должно ли ото считать пристрастием к Китаю?

Далее, на той же и следующих двух страницах почтенный критик разсыпается в похвалах мне и Китаю. Похвалы его, хотя видимо с коварною целью предложены, но в существе своем справедливы. Китай, в знании Естественных и математических наук, далеко отстал от Западной Европы, а эта Европа еще не дошла до Китая в других отношениях. Причины и тому и другому заключаются в разности оснований законодательства; а чтобы убедиться в этом, надобно прочесть «Китай в гражданском и нравственном состоянии», с полным вниманием. Для человека истинно просвещеннаго не невозможно это; но сколько требуется времени и труда для соображения! Вот почему разсудительные журналисты скромно отзывались о выходе в свет моих сочинений.

Но почтенный критик в похвалах мне, между прочим, упрекает меня в слишком красноречивых выражениях, что я горячо люблю «все Китайское, до того сроднился с Китайщиною, с манерою поднебесных жителей, с особенными оборотами самой крайней восточной мысли, что, большею частию, Русская моя фраза кажется, как будто, носит под суровым лбом и сжатыми в лаконизм губами, мандаринский золотой шарик первой степени; что она, несомненно, привела бы в восторг весь Пекинский приказ десяти тысяч церемоний, и от того она не может иметь большаго успеха на Западе, где церемонии в слоге несравненно хитрее, где, притом, церемонии совсем другия». Судя по содержанию всей критической статьи, можно видеть, что это вычурное пустословие есть гнилая ветошь, которою критик старается прикрыть отсутствие мыслей; и потому, поблагодаря за совет, я должен сказать, что не могу последовать сему совету. Я привык писать одно дельное, высказывать откровенно, и притом в коротких словах. Пустое многословие может иметь место только в сказках, называемых повестями, [5] где вымысел составляет подлинность вещи; в повествовательном же описании важных исторических вещей перемена слов и выражений может произвести сбивчивость в понятиях, что и сделал почтенный критик мандаринским золотым шариком первой степени. В Китае золотой шарик действительно есть знак чина первой степени, но считая снизу к верху, а не с верху к низу.

Известно, что неверныя сведения о Китае частию произошли и от того, что путешественники, писавшие о сем Государстве, не всегда ясно выражались; но почтенный критик не в этом упрекает их, а ему очень досадно, что они не имеют сочувствия к нему, и вообще с похвалою отзываются о Китае; почему он, на 4-й, 5-й и 6-й страницах, изливает гнев свой на них в разговоре с каким-то Русским ориенталистом, недавно возвратившимся из Пекина. И здесь я должен предупредить читателей, что содержание разговора ни мало не относится к содержанию разсматриваемой книги, а касается более последних событий в Китае во время войны его с Англиею. Почтенному критику, повидимому, нужно было наполнить чем-нибудь двадцать четыре пустыя страницы в журнале, и потому он забыл горячий спор с ориенталистом имяреком. Очень вероятно, что спор почтеннаго критика с ориенталистом изложен им несколько с перевесом на свою сторону, но совсем тем, в вопросах видна неосновательность в знании спорных вещей, а в ответах, хотя вообще дельных, нет никакого отношения к спорным вещам. Впрочем, весь этот разговор, по Русской пословице, ни к селу ни к городу; но есть в нем очень любопытное место для читателей. Почтенный критик в самом разгаре спора видит в Нанкине фарфоровую башню, от которой Англичане прикладами отсекают обломки для памяти. Это, надобно сказать, истинное видение; потому что Фарфоровая башня, названная почтенным критиком знаменитою, в самой вещи никогда не существовала.

На странице 7-й встречаются курсивом напечатанныя слова: мы люди темные, западные мешие, хун-мау-жини. [6] Слова «мы люди темные» составляют Русскую простонародную фразу, которою один из говорящих с мещанским жеманством, выказывает свое преимущество пред прочими в знании чего-либо. Слова «западные лешие» на Китайском язык си-ги значит: западные иноземцы. Почтенный критик для шутки переводит так, хотя вовсе не знает Китайскаго языка. Слова «хунь-мао-жинь» не значат: «рыжие люди», а люди в красных колпаках. Так Китайцы называют Англичан и Голландцев, потому что матросы их носят красные колпаки. - И это все также совершенно не идет к критике, а введено, кажется, по торговому разсчету, для увеличения тяжести в журнальной статье. После сего почтенный критик исподоволь начинает поворачивать к своей цели, а чем далее в лес, тем более дров становится.

Благонамеренные читатели, без сомнения, знают, что существенная обязанность критика состоит в разборе содержания, в замечании недостатков, в указании погрешностей в разсматриваемом сочинении или переводе. Почтенный критик иногда издали, и то едва-едва касается содержания разсматриваемой книги, чем сам он вполне обнаружил недостаток в сведениях, потребных для сего критическаго труда; почему, и старался недостаток сей заменить мечтательными своими суждениями о Китае, и нередко, волею и неволею, подкрепляет сии суждения ложью, что скоро на деле увидим; а как он не читал разсматриваемаго сочинения с должным вниманием, то не мог избежать безпорядка в изложении самых мыслей.

Сим образом почтенный критик на страницах 8-й и 9-й совершенно без порядка предлагает свои возражения против технических терминов, политическаго устройства Китая, равенства пред законом и закона обезпечивающаго собственность. Все сии предметы хотя порознь, но ясно изложены в последнем моем сочинении под названием «Китай» и пр.; следовало бы только почтенному критику вникнуть в дело ясное, не требующее указаний; но [7] не в труде ставлю сделать и указания вместо ответа на возражения. Названия присутственных мест и чиновников переложены с Китайскаго языка на русский для устранения затруднения в чтении, и переложены сообразно с нашими понятиями, о подобных местах и чиновниках у нас, что можно видеть из самаго определения технических слов; напр. Чжи-сянь, слово в слово значит заведывающий, управляющий уездом; я перевел: правитель уезда. В статистическом описании Кит. империи все техническия названия присутственных мест изложены, вопреки уверению почтеннаго критика, на Китайском и Русском языках (Т. I. стр. 224), а в первой части Китая в гражданском и нравственном состояний, для избежания повторения, изложены на одном Русском языке (Т. I. стр. 21 и сл.). - Желающие Русския названия технических Китайских слов видеть на Кит. языке, сами могут справляться в Статистическом описании Китайской империи (Т. I. стр. 277). - Что Китай есть государство устроенное не по Азиатским, а истинно по Европейским понятиям, это каждый умный читатель может приметить в обоих последних моих сочинениях. Что касается до равенства всех состояний пред законом, оно принимается не в единстве вида наказаний, а в уравнении тяжести наказания за одно и то же преступление. Это можно видеть во второй части Китая в гражданском и нравственном состоянии (Т. II стр. 33 и 43); собственность действительно обезпечена законами совершенно; но косвенно, хотя очень редко, допускается исключение, под законным предлогом. Перейдем далее: содержащееся на страницах 11-й и 12-й ничего не заключает в себе, на что бы стоило обратить хотя малейшее внимание. Сряду или привязчивыя возражения, или сбивчивыя понятия, или пустыя умствования, и все это неизбежно, когда журнальный писатель берется писать о таких вещах, о которых он имеет самыя темныя понятия, и пишет притом с неблагонамеренною целью; а почтенный [8] критик, как видно из самаго содержания критики его, занимает не последнее место между такими писателями.

На 13-й странице почтенный критик пишет: «Во всем военном и гражданском распределении нынешняго Китая, с перваго взгляда бросаются дух, учреждений Чингис-хана, его уложение, знаменитое доныне на Востоке, введенное некогда в Китай победоносной династией этого гениальнаго Монгола, разстроенное и ослабевшее в последствии, и опять принесенное сюда из степи Маньчжурами, которых цари гордятся происхождением от белой кости Чингис-хановой, и пр.» Все это без исключения есть чистая ложь. Правда, что Азиатские историки упоминают об уложении Чингис-хановом, но едва ли один из них видел сие уложение когда-либо в полном собрании. Китайская история вовсе не упоминает о нем, но пишет, что Угэ-дэй, при вступлении на престол в 1229 г., первый установил придворные церемониалы, по которым ханские родственники и вельможи учинили поклонение пред ним, а при сем обнародованы были главныя государственныя постановления. Невозможно, чтобы Чингис-хан, когда вел войны с единоплеменными ему народами, а потом с империями Тангутскою и Нючженскою, не производил в Монголии распоряжений для образования армий, и не обнародывал разных постановлений, относящихся до степнаго управления в военное время. Вероятно, что собрание сих постановлений, с прибавлением некоторых новых, при Угэ-дэе было обнародовано под названием уложения. Прочее все, еще повторю, есть чистая ложь, полная система Китайскаго законодательства, введенная в Китае при настоящей династии Цин, вся переведена мною в трех больших томах. В этой системе нет ни одного слова, в котором бы виден был дух учреждений Чингис-хановых, с перваго взгляда бросающийся в глаза почтенному критику, вовсе не знающему ни Китайскаго языка, ни системы Кит. законодательства. Происхождение ныне царствующей в Китае династии от белой кости [9] Чингис-хановой также есть чистая, ложь; история даже и не намекает об этом.

На страницах 14-й, 15-й и 16-й почтенный критик излагает политическое разделение Китайскаго государства и порядок гражданских чиновников, управляющих по губерниям и к сему присовокупил: «автор, вводя по всему государству Европейские чины и титулы, не говорит даже, как они собственно называются по-Китайски (ложь), и, что еще досаднее, излагает порядок их не совсем точно (чистая ложь); мы должны взять из другаго, более вернаго, источника, список провинциальных властей». В статистическом описании Китайской империи (Т. I. стр. 224-230) порядок государственнаго управления изложен весьма точно. Китайское государство разделяется на губернии: Шен; каждая Губерния разделена на области, Фу, и округи, Чжеу; области и округи, по земскому управлению, разделены на уезды, Сянь. В каждой губернии находится казенная палата, Бу-чжен-сы, и уголовный суд, Ань-ча-шы. Управление губерний вверено генерал-губернаторам, Цзун-ду, и губернаторам, Сюнь-фу. Председатель казенной палаты, Бу-чжен-шы, и председатель уголовнаго суда, Ань-ча-шы, считаются помощниками начальника губерний. В каждой области поставлен областный правитель, чжи-фу; в округе, окружный правитель, чжи-чжеу; в каждом уезде уездный правитель, чжи-сянь. - Почтенный критик тоже самое заимствовал у французскаго писателя, у котораго к управляющим чиновникам еще присовокуплены их подчиненные чиновники, что в статистике по географической части у нас хотя и считается излишним, но я, сообразуясь с Китайским подлинником, не упустил и это. В последнем моем сочинении: Китай в гражд. и пр. вот что сказано (Т. I. стр. 112): состав губернских мест однообразен: в уездном правлении уездный правитель, помощник его и письмоводитель; в областном правлении: областной правитель, два помощника [10] его и делоправитель; в казенной палате председатель, при нем делоправитель, письмоводитель и казначей; в уголовном суде: председатель, при нем: делоправитель и тюремный надзиратель. Вся эта статья о присутственных местах и чиновниках переведена с Китайскаго языка, слово в слово, а почтенный критик, не знающий ни слова по Китайски, уверяет с изъявлением досады, что этот порядок изложен не совсем точно.

Почтенный критик, по недостатку в сведениях о Китае, неясно понимает занятое им у Французскаго писателя, и потому чрез меру затемнил все своими сбивчивыми пояснениями должностей, а техническия названия чинов - голосовым переложением на Русский язык - исказил до нельзя более. Произношение Китайских звуков и начертание выговора их буквами, есть одна и та же вещь, в двух видах представляемая; но есть между ними разность в неодинаковой возможности выговорить звук и начертать его произношение буквами.

Можно приучить язык к произношению иностранных звуков, несвойственных отечественному языку; но начертать эти звуки своими буквами, согласно с точным произношением их, невозможно. Сбивчивость в правильном начертании Китайских звуков буквами западной Европы происходит от того, что в азбуках их недостает некоторых букв как-то: Ъ, Ь, Ы, [Ер. - OCR], Э, Ю, Я, Ц, Ч. напр.

Наши ученые и литераторы, не зная ключа к правильному произношению Китайских звуков в начертании буквами Западной Европы, в переводах по необходимости обезображивают собственныя Китайския имена: но в этом нельзя извинить их; потому что начертания Китайских звуков буквами вышеозначенных трех языков уже три раза были напечатаны с переложением тех же выговоров Русскими буквами.

Почтенный критик упустил из виду, что в Китае государственное управление разделяется на высшия правительственныя места и губернския начальства; и потому в конце 14-й и в начале 15-й страницы открылась у него такая путаница, в которой он растерялся до высшей степени; надлежало бы распутать эту путаницу; но работы много, а существенной пользы для науки очень мало. С 15-й страницы до 21-й почтенный критик излагает собственныя свои суждения о Китайском правительстве, но сии суждения вовсе не имеют основания, и кроме вздора и лжи ничего более не содержат в себе; посему и это все остается без ответа.

На 21-й странице почтенный критик раскрывает свои мнения о народонаселении в Китае. Он основывается на свидетельстве путешественников и миссионеров; но излагает сии свидетельства в совершенном безпорядке, с безпрерывными ошибками в показании времени, лиц и народонаселения. В статистическом описании Китайской империи (Т. I. стр. 57 и след.) вот что сказано о народонаселении в Китае: «В Европе различно пишут о населенности Китая, и сие разногласие происходит не от неизвестности положительнаго числа людей по губерниям, а от незнания источников, из которых должно заимствовать точныя сведения по сему предмету. Китайский сановник, в 1792 году сопровождавший Английское посольство к своему двору, сообщил посланнику Макартнею верное сведение о народонаселении своего [12] государства. В то время населенность Китая не могла ни выше простираться; ни быть менее 330,000,000 душ обоего пола; но Европейские географы усомнились в искренности сановника. В настоящее время некоторые из них, согласно с (первоприбывшими в Пекин) католическими миссионерами, полагают населенность Китая в 200,000,000 душ. И это число было довольно верно назад тому за 150 лет; но нашим географам не пришло в голову заметить это. Клапрот составил новое исчисление по гражданскому адрес-календарю, по которому населенность Китая не простиралась выше 146,000,000 обоего пола, и сим открытием он вновь привел наших географов в недоумение. В Китайском гражданском адрес-календаре показано народонаселение каждой губернии, даже каждаго уезда, но сделано это не но одинаковым правилам. В большей части губерний показано только числа возрастных душ, утвержденное законом 1711 года для сбора подушнаго оброка с них. В нескольких губерниях показано число семейств, а в других полное число душ обоего пола. Отсюда произошло, что, по исчислению Клапрота, в губернии Чжи-ли считается с небольшим 3,000,000, а в смежной с нею губерний Шань-Дун 25,000,000; в губернии Ань-Хой 1,350,000, а в смежной с нею губернии Цзян-Су 25,000,000 душ обоего пола: но в Европе и этой несообразности не приметно. При настоящей династии Цин в Китае ежегодно составляют ревизские списки; но там нет обыкновения обнародывать сии списки, и мы, только по счислению народа, напечатанному в 1812 году в собрании уложений, знаем, что в сем году в 18-ти губерниях считалось обоего пола 361,991,430 душ».

В самом конце разбора Мнений о населенности Китая почтенный критик присовокупляет: «должно заметить в пользу документов нашего автора, что оффициальная статистика Китая, которой руководствовался Моррисон, показывает число по дверным ведомостям, мвнь-6ай, или доскам, вывешенным на наружной двери дома, на [13] которых каждый хозяин обязан, под тяжким штрафом, отмечать имена и прозвания всех живущих под его кровлей мужчин, женщин и детей, и по которым десятники составляют свои списки». Все это есть совершенная ложь, и, повидимому, умышленно составлена с указанием на Мориссона. В Китае все жители без исключения званий, числятся в ревизских списках на родине, и никто без дозволения правительства не может переписаться к другому месту (Китай в гражд. в нрав. состояния Ji. h. § 39). Деревенские старшины ежегодно составляют списки жителей, имеющих постоянную оседлость в их ведомстве, и представляют уездному правлению, которое, составив из сих списков общую ведомость своего уезда, препровождает в областное или окружное правление, а сии правления препровождают свои списки к казенную палату, из которой ведомость народонаселения целой губернии препровождается в палату финансов, а палата в следующем году представляет краткий список народонаселения всех 18 губерний государю (См. Статистическое описание Китая Ч. I. стр. 59). В оффициальной статистике почтеннаго критика показано то же самое народонаселение, которое ежегодно четыре раза постоянно печатается в адрес-календаре, и по которому Клапрот составил новое, ложное народонаселение Китая. Местныя земския начальства, чтобы иметь сведение о живущих в ведомстве их, ведут полицейские списки, в которых показывается число жителей каждаго дома и торговаго заведения, и по городам, и по селениям, с прописанием прозваний и имен. По сим спискам каждое местное начальство составляет табели и, по приложении печати к ним, налепляет на лицевой стороне ворот или входа в заведение. Таковыя табели; называемыя воротными, мынь-пхай, показывают только, временное местное число жителей; постоянное же местное число жителей означается в ревизских списках (См. в сочинения «Китай, его жители» и пр. стр. 19 и 20).   [14]

На 25 странице почтенный критик продолжает свои пустыя умствования, которым уже присвоивает почетное название фактов, а на 24 предсказывает будущую судьбу Китая, о котором он недавно сообщил нам столько неосновательных суждений. Вместе с ним и я оканчиваю обещанныя читающей публике замечания на сбивчивыя понятия почтеннаго критика и ложныя его мнения о Китае; а в заключение еще должен я объявить, что ныне уже предосудительным считается отвечать на возражения критиков, предлагаемыя без благонамеренной цели. По сему и критикам, из вежливости к критикуемым книгам, надлежало бы за правило принять: избирать для своих литературных трудов предметы, которые поближе к ним, по менее говорить с ветра и, еще менее, писать на угад. Сим образом можно избежать шарлатанства, или по крайней мере скрыть гнусность сего несноснаго порока в ученых.

© текст - Бичурин Н. Я. [Иакинф]. 1849
© сетевая версия - Тhietmar. 2015
© OCR - Иванов А. 2015
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Москвитянин. 1849