XII.

ЖИТИЕ И ДЕЯНИЯ

ПРЕПОДОБНОГО АНТОНИЯ НОВОГО.

1. Антоний великий, волею Божиею явившийся гражданином пустыни и послуживший поощрением и божественным учителем изначала удаляющихся от мира, в те времена воссиявший нам как некое светило, озарил всю вселенную сиянием своих добродетелей и изгнал из людей тьму страстей. Многие из подвижников сделались соревнователями его святой жизни и благих стремлений, избрав жить разумно и во плоти соблюсти непричастность к греховной тине. Известен и в наши времена, по истине сказать, прекрасно тезоименитый с ним и достойно подражавший его трудам в добродетелях, блаженный воистину другой Антоний, явно уподобившийся тезоименитому отличным умом и жизненною деятельностью, мужеством и твердостью в опасностях, а также и благодатью чудес и светом пророчеств. Посему и некоторые из наших отцов, чрезмерно удивленные его ангельскою жизнью и пораженные подвигами доблестных деяний, увенчали всеславную главу его цветами песнопений, отечески сохранив ныне живущим и последующим вечно тлеющий огонь его памяти. Но поелику любовь вашего преподобия к [210] праведному признала, что доныне недостаточно сделано для прославления его подвигов, но требуется и описание в связной речи, дабы столь великое благо, оставшись неописанным, не послужило причиною немалой беды внимательно приступающим к прекрасным сказаниям, я, будучи побужден вашим боголюбием, лучший из отцов и одушевленный образ любви во Христе Климент, счел достойным, не взирая на свою слабость, недостаток добродетели сравнительно с людьми выдающимися в подобных писаниях и неполноту моего знания, дерзнуть взяться за эту тему, уповая на ваши молитвы за него. Ибо сказание о богоносном отце нашем послужит, я хорошо знаю, для горячих в рвении усилением добродетели и, как и следует, восхождением к лучшему и совершеннейшему для стремящихся к доброму делу, а для слабых подобно мне и избравших жизнь не во всем внимательную — как бы отрезвлением, пробуждением имеющегося в нас разума и предпочтением (если я не ошибаюсь) подобающего призванию. Ибо по большой части и простая память добродетельного мужа умеет побуждать к любомудрию слушающего доброчувственно, и воспоминание о добродетелях — возбуждать подражание в достопримечательных душах избирающих благо. Но, дабы не надоесть боголюбивым ушам слушателей, продолжая заниматься посторонними речами, мы приступим уже к самому началу его боговдохновенного жития, вкратце рассказывая от начала и до конца деяния божественного.

2. Блаженный в наше время Антоний был родом Палестинец, сын благородных родителей, носивших имена Фотина и Ирины, из города Фосата, [211] находящегося в 18 знаках от святого Иерусалимского Сиона. Но поелику он лежит как крепчайшее основание ныне возделываемого нами словесного рая, то было бы хорошо и полезно для слушателей вкратце описать и его, так как и сочинению о пророке Елисее предпослано житие Илии, и он назван в боговдохновенном Писании его умастителем, утвердителем и учителем. Так и здесь ты найдешь его руководимым божественным Промыслом, с радостью слушая усладительное повествование.

3. Был некий разбойник в горах Востока, муж могучий силою и крепкий костьми, христианин по вере, хотя он в то время не думал о Христе и не работал Ему. Он имел обычай ежегодно менять разбойнический и зверский нрав и вид и ходить на поклонение святым и досточтимым местам Спасителя нашего Христа, в которых Он, приняв ради нас рождение во плоти и прочее, что повествуют о нем страницы святых Евангелий, божественно искупил род человеческий от владычества диавола. Итак, когда разбойник пребывал во Святом Граде, дошел слух до ушей его, что Сирийский первосоветник приобрел некоего Эфиопа безобразнее хохлатого жаворонка, но высокого ростом и могучего физическою силою, которого дотоле не мог повергнуть на землю никто из сразившихся с ним; первосоветник, ради собственного удовольствия, допуская его к борьбе с желающими, обещает отблагодарить дарами того, кто его одолеет. Разбойник, желая всем показать, что он сильнее этого Эфиопа, нисколько не медля, уходит к советнику Сарацинскому и, объявив ему причину своего прибытия, просит себе шестидневного срока и только возможности [212] отдохнуть, как он хочет. Сироначальник охотно дает ему большой и прекрасный дом, разнообразие яств по его желанию и, коротко говоря, всякий телесный уход. И на седьмой день происходит борьба их обоих в общественном театре, причем они выступили друг против друга в гимническом панкратии. Итак, наложив руки для схватки и в течение часа потрудившись, причем разбойник не мог обхватить Эфиопа вследствие того, что тело его сделалось скользким от пота, которым он облился вследствие напряженной борьбы, ударив его собственною грудью по средине туловища, далеко оттолкнул, затем, нагнувшись к земле и захватив руками пыли, схватывается с хвастуном и, поставив его на колена, держит очень крепко. Когда же из народа послышались крики, что победа разбойника над Эфиопом неполна, он, схватив его еще крепче, поверг навзничь. Тогда, прыжком отскочив от поверженного, он предстал пред лицо Сироначальника; а потерпевший поражение от стыда остался на месте в том же положении, как упал, и, побуждаемый встать, не обращал никакого внимания. Итак, говорит победитель первосоветнику: «Что прикажешь сделать с ним?» А тот говорит: «Если можешь, убей его без помощи оружия». Итак, он тотчас, схватив левою рукою его бороду, а другим кулаком с большою силою ударив по темени, сломал ему голову; и он тотчас испустил дух. Итак, разбойник с наградами и величайшими дарами возвратился в свой город и все роздал нуждающимся.

4. Пришедши в себя по божественному Промыслу Христа Бога нашего, хотящего всем человекам спастись и в познание истины придти (Ср. Тим. 1, II, 4), он говорил [213] в себе: «Доколе, смиренный Иоанн, будешь ты наслаждаться убийствами тебе подобных? До коих пор будешь без разбора обагрять свои руки кровью разумных? Во всяком случае и тебя некогда застигнет неотразимый час смерти и унесет на суд страшный и нелицеприятный, и тогда ты заплатишь последний кодрант за то, что совершил нечестиво против Бога и законов Его». Так размыслив с собою в сокрушении сердца, мало или нисколько не позаботившись о бывших у него деньгах и имуществе и все бросив, он приходит в лавру иже во святых отца нашего и знаменосца Савы и поселяется там. Приняв монашескую схиму и получив настоятелем некоего великого и прозорливейшего старца, чтобы под его руководством изучить подвиги аскетического училища, он настолько предался послушанию своего руководителя и упражнению тела, что его духовное подвижничество души в добродетелях превзошло мирскую телесную крепость.

5. В одно воскресение, когда все отцы по обычаю поздно в субботу пришли в церковь и воссылали песнопение Богу до утра, в эту ночь вошли в лавру Арабы, числом шесть, и, подойдя к келлии его настоятеля, взяли все в ней бывшее и ушли. Авва Иоанн, пришедши первым в келлию по какой-то надобности и узнав о случившемся, побежал за ними, думая, что делает хорошо, и догнав их, кричит «Стойте» громким голосом и с страшным взором. Они, задрожав от этого слова, молча остановились, и он, связав пятерых рукодельными узами, пытался сделать это и с шестым. Но тот, подумавши, что одолеет его, отважно стал лицом к лицу. Тогда Иоанн, двинувшись и схватив его за шею, распростер [214] навзничь на землю, поднял большой и трудно поднимаемый камень, положил на грудь его и, так оставив его на месте, стащил остальных нагруженных и привел в лавру. Увидев разбойников, авва Иоанна говорит ему: «Ты снова взялся за старое разбойничество? Возвратись скорее и сними камень с остального из них, пока он не умер, дабы не впасть тебе в преступление убийцы. Оставь их идти с тем, что они взяли». Иоанн, услышав это и будучи поражен предведением святого, сказал ему: «Я не знал доселе, что удостоился служить Богу, так как не решился бы сделать это. Но все-таки, имея твои святые молитвы, не замедлю положить начало исправления».

6. Так и поступил подвижник добродетели: он стал так воздержен в пище, что в два и четыре дня принимал один хлеб и немного воды, а иногда и целую неделю пребывал без пищи. А дни святой четыредесятницы разделяя пополам, однажды принимал в них пищу и таким образом провел все время своего пребывания в лавре, так что столь великою своею склонностью к добродетели превзошел всех живших там, числом шестьсот. Ибо он имел великую способность к увеличению добродетели, будучи мужем двучастным, великим толщиною и могучим силою, нося всегда саккомахий и довольствуясь им только для прикрытия плоти. Говорят, что у него мышцы в предплечьях так иссохли от воздержания, что кожа их повисла на подобие бычачьих подгрудков, так что исполнилось и на нем слово, гласящее: «Где умножился грех, стала преизобиловать благодать» (См. Рим. V, 20). [215]

7. Так борец Христов Иоанн совершил десятилетие в лавре богоносного Савы, пришел в меру духовного возраста исполнения Христова и занял первый ряд восхваляемых, т. е. мог сам собою узревать должное, так что уже не нуждался во втором, как вводном, так как и он установлен ради первого, и посему всеми был достодолжно почитаем; во, вследствие чрезмерного смирения, избегая восхваления со стороны многих таковых, он с молитвою просит отпустить его и разрешить пребывание в горах, дабы в тех местах, где он был изобличен в поражении и пойман в убийствах, — в них же поразить во Христе явно наступившего на него пятою диавола и поставить в пустыне памятник победы над ним. И вот, получив разрешение своей просьбы, он приходит, путеводимый Богом, в пределы города, именуемого Фосатом, и, взойдя на близкую гору, покоился на ней в полном одиночестве. Когда же повсюду разнеслась молва о нем, многие из первых стали восходить к нему, принося больных и мучимых нечистыми духами, и он всех исцелял живущею в нем благодатью всесвятого Духа и непрестанными своими молитвами

8. Был и прозорлив старец, в совершенстве обладавший простотою нрава и чистотою сердца. С ним встретился однажды некий слепой еврей, ученый и знающий законные догматы, и пытался словами поразить простоту и чистоту его ума. Святой же, провидя духом, что он уверует во Христа, говорит ему: «Я разбойник и великий грешник, кроме того, что никогда не убил христианина; я не посвящен и в божественные писания и не могу ответить тебе на то, чего ты ищешь; во что говорю тебе, то делаю во истину: [216] если ты не прозришь в течение сорока дней, я делаюсь евреем; если же прозришь, да уверуешь во Христа». Когда же тот с радостью согласился, отец наш Иоанн обратился с усердною молитвою к Богу и за него наложил на себя в эти дни строжайший пост свыше своего прежнего образа жизни; и в сороковой день еврей, сидя в собственном доме, внезапно прозрел и начал благословлять и славить Бога. Итак, в тот же час вставши, он берет с собою свою жену и всех бывших с ним и восходит к великому Иоанну, исповедуя и славя Бога и прося крещения. Старец же, возблагодарив Господа, все устрояющего ко спасению рода человеческого, и призвав одного из своих близких пресвитеров, повелел крестить их всех во имя Отца и Сына и Святого Духа.

9. К сему то божественному Иоанну весьма часто приходили и родители блаженного отца нашего Антония и, верно нося святые его молитвы, попросили его, чтобы сын их Иоанн служил ему. Во время пребывания отрока Иоанна со святым отцом, в один день говорит ему раб Божий: «Знаешь, дитя, я говорю не в угоду тебе: ты выйдешь из пределов Сирии, будешь жить в Римской земле, послужишь миру достаточное время, будешь править народом и владеть городами, поставишь трофеи над супротивными и после сего откажешься от дел жизни, послужишь Христу в монашеском житии сорок лет и достигнешь меры совершенства превыше меня». Услышав это, отрок, сошедши, возвестил своим родителям. Они же сказали ему: «Если бы ему не было открыто от Бога относящееся к тебе, то он не сказал бы этого тебе, дитя». Спустя немного дней [217] Иоанн ушиб ногу при падении и весьма опасно заболел. И вот в одну ночь он видит во сне себя самого как бы поднятого на воздух, беспредельный свет окрест места созерцания, двух мужей в белых одеждах, держащих в руках золотой сосуд, полный воды, и преславную жену, одетую в багряные одеяния, которая, подняв руку, трижды возлила воду на голову его, а затем они отступили от него. Пробудившись от сна, отрок почувствовал, что ему гораздо лучше и что боль головы и боли совершенно прекратилась. Сей воспеваемый отец наш Антоний в последнее время своей жизни подтвердил ученику своему Иакову, что «с тех пор и по настоящее время я не страдал головою, хотя подвергался многим и различным жарам; и страдание головною болью не приходило ко мне».

10. Когда мать его скончалась и отец вступил во второй брак, Иоанн, получив наследство после матери и взяв своего брата и жену его Феодулу, со многими другими христианами тайно бежали из тех мест и, пришедши в область Кивиреотскую, поселились в городе Атталии при море. Иоанн был юношею, когда прибыл на Римскую землю, уже за год достигнув возмужалости; он был высок ростом, весьма мужествен на вид, обладал развитым умом и мог весьма правильно рассуждать в практических вопросах жизни и легко находить полезное. Когда юноша пробыл там уже год, пристал флот с местным патрицием. Когда именитые люди города по обычному уставу вышли на встречу начальнику, был с ними и Иоанн, превосходивший многих ростом и выдававшийся мужественным видом. Начальник, взглянув на них и увидев Иоанна, с [218] первого взгляда обратил на него внимание (ибо души людей разумных легко умеют по свидетельству внешности предузнавать будущее) и, подозвав к себе, говорит ему: «Откуда ты и каковы твои обстоятельства?» И узнав от него происхождение и родину, приказал ему быть в числе его приближенных и невозбранно представляться пред лицо его.

11. Итак, триирарх, испытав его довольное время и узнав по большим его дарованиям, что он способен управлять народом и городами (как написано: «Приятен царю слуга разумный, своим же благообращением отъемлет бесчестие») (Притч. XIV, 35), доносит о нем царю Михаилу, и он поставляется наместником в область Кивиреотскую. Итак, получив в руки кормило сей власти, он тотчас берет на ум речение пословицы, говорящее: «Праведность возвышает народ, умаляют же племена грехи» (Притч. XIV, 34), и делается сам первым творцом и учителем блага, не принимая вида властителя, не сожалея бедного в суде. Издается и постановление, что если найдется какой-нибудь блудник или женщина блудодействующая, то такого схватывать и имущество его представлять в преторий; попадавшимся он остригал волосы на голове и отпускал на посмеяние. Он оказался и любителем монахов настолько, что за его трапезою никогда не отсутствовал монах. Выше всего ставя чистоту, он в течение всей жизни никогда не допускал объятия женщин. Желая внушить как можно больше страха людям беспорядочным и злоумышленным, дабы попадавшиеся не легко впадали в те же преступления, он, применяя другие способы воздействия для искоренения греха, по человеколюбию воздерживался от [219] бичевания, но ежегодно одного наиболее виновного, жестоко наказывая воловьими жилами, почти лишал жизни для устрашения, как сказано, остальных.

12. Он действовал так же, как весьма мужественный воитель и дивный советник. Прилепившихся в то время к отступнику и бродяге Фоме и возмутивших (можно сказать) всю вселенную он не только не принял в дружественное общение, но и преследовал военною силою и нападающих уничтожил и заставил исчезнуть, так как Бог помогал ему во всем и покорял врагов под ноги его на его добрую деятельность и великое благочестие ко Христу. Ибо сверх сказанных подвигов добродетели он делал и следующее: в течение всей святой и великой четыредесятницы не вкушал ни хлеба, ни вина, ни чего-либо другого из съестного, кроме так называемого руфия, который составлял и принимал по одной чаше каждый день. Сей благочестивый градоправитель имел нательный крест. Передав его на хранение своей сестре, возлюбившей иноческую жизнь, он говорит ей: «Сие да будет тебе знамением; а в который день возьму его, я откажусь от сей суетной жизни и сделаюсь также монахом».

13. Когда же по наказании гибельного Фомы за его злодеяния усмирилась наша вселенная, наместнику Иоанну понадобилось поехать в Константинополь к императору Михаилу. Отправляясь в путь, он приказал окружающим, чтобы на вопросы принимающих их о том, кто он, говорили, что он врач из числа самых известных. Итак, однажды, остановившись в доме одного весьма зажиточного человека, служители наместника ответили на вопрос, что он врач, полезный в каком угодно из благ жизни. Домохозяин [220] говорит им: «И может сделать, чтобы кто-нибудь произвел детей?» Они сказали: «Да, и для сего есть у него способ, и он делает это своим лучшим друзьям». Итак, муж, чрезвычайно возрадовавшись и приготовив изобилие яств, принял их весьма радушно. Когда они сидели за трапезою, гость говорит принявшему его: «Вот стол ваш изобилует, благодаря Бога, благами мира, и дома прекрасны и велики; но все-таки я не вижу у вас присутствия изрядного для многих блага». Когда тот спросил, что это может быть, начальник Иоанн ответил: «У вас нет дитяти?» Домохозяин говорит ему: «Нет, господин! Вот я 25 лет живу с этою женою моею, и Бог не дал нам плода чрева за грехи наши». Он снова любезно сказал им: «И если что-либо случится и вы получите дитя, то что мне дадите?» Отвечал муж: «Треть состояния моего». Сказал начальник Иоанн: «Нет, но выкорми мне заботливо десяток военных коней». При таком уговоре он говорит домохозяину: «Пусть принесут пергамен». Когда же поискали и не нашли его, он приказал принести святое Евангелие и, взяв от последних листов, разрезал и сшил полосу, которая могла бы опоясать имеющего носить ее. Затем он написал на ней молитву, заключающую воспоминательно имена угодивших Богу праведников Ветхого и Нового Завета и в конце поименное призвание самой Пречистой Госпожи нашей святой Богородицы, и вручил им, говоря: «Вымойте ложа ваши, омойтесь и сами, тщательно оботритесь, и затем госпожа, опоясавшись по телу сим благословением, так будет почивать с тобою на твоем ложе, и я верую Богу, благословившему отцов и даровавшему им благодать чадорождения, [221] что будет и вам по желанию вашему». Когда это было сделано, жена зачала и по исполнении времени беременности родила сына, и была в доме сей христолюбивой четы великая радость, каковой никогда еще не бывало.

14. Когда наместник Иоанн пробыл в Константинополе десять месяцев, получившие сына Промыслом Божиим по молитве его, заняв дороги стражами, ожидали возвращения друга. Он же, будучи отпущен императором и по приближении к тем местам узнав о засаде, свернул с прямой дороги и поехал по другой. Домохозяин, узнав об этом, послал вслед за ним всадников, заклиная не миновать его, но «чтобы ты посмотрел, говорит, и на сына твоего и получил обещанные тебе дары». Господин же Иоанн возразил ему, говоря: «Господь по вере вашей дал вам семя благословения для получения отеческого наследства и восстановления рода. Меня же спешащего не задерживай, но, напутствовав молитвами Господа ради, оставь продолжать путь. Цену десяти коней раздай бедным; ибо, если не сделаете этого, то знайте, что окончите жизнь бездетными».

15. Сказав это, он продолжал свой путь. Случилось же, что когда он со страхом Божиим занимался общественными делами, бывшими в его власти, три слепца, совершая путь вне города, услышали глас свыше, говорящий к ним: «Отправившись к начальнику Ехиму, скажите ему то и то». Они сказали: «Кто же ты, повелевающий нам сказать сие наместнику? Не будем ли мы преданы от него наказаниям за эту скорбную весть»? Голос сказал им: «Посмотрите на меня». И посмотревши, они увидели мужа в белых одеждах, [222] поручающего им сделать то же самое немедля и без всякой отсрочки. Они, снова получив прежнюю слепоту, так ушли к начальнику Иоанну. Он, узнав, что его спрашивают слепые, подумал, что слуги сделали это из сострадания. Поэтому приказал дать им десять мер хлеба. Они же объяснили ему: «Мы не за этим пришли к тебе, но чтобы возвестить лично тебе сказанное нам». Иоанн, предположил, что они настаивают, чтобы получить еще больше, приказал им уйти, получив 40 мер. Но они снова объяснили ему, говоря: «Мы сказали, что ничего не ищем от тебя, но пришли сказать тебе то, что открыл нам Господь». Тогда он, устрашившись, принял их и они с дерзновением говорят ему: «Ты ли так называемый Ехим»? Когда он кивнул утвердительно, слепые говорят: «Нам явился в пути муж в белой одежде, пребывающий в великой славе, и послал нас к тебе, говоря: Пойдите к начальнику Ехиму и скажите ему, что гнев придет на вас через сорок дней. И так прикажи всем находящимся под твоею властью епископам, пресвитерам, инокам и инокиням и всему народу по средам и пятницам поститься до вечера и творить молитвы к Богу. И сам ты потрудись с ними, не отведет ли Господь, умилосердившись, идущую на вас грозу». Сказавши это, слепые пошли своею дорогою, не пожелав ничего взять от него.

16. Благочестивый народоправитель принимает эту весть, как бы из уст ангелов Божиих, хотя некоторые говорили, что слова слепых похожи на старушечью болтовню. Им он возразил, говоря: «Братия, мы сделаем наше дело, и если придется нам получить угрожающее нам наказание, то мы окажемся как верные предупредившими лице Бога нашего в [223] исповедании и покаянии, хотя бы отчасти, и быть может Он умилосердится над делом рук Своих и помилует нас, ибо и написано: «Во благих праведных исправится град и в погибели нечестивых радование». И опять: «В благословении праведных возвысится град, усты же нечестивых раскопается» (Притч. XI, 10-11). Если же и не случится ничего неприятного, то все-таки прибыль от покаяния будет на пользу нашим душам. Итак восплачем благому Господу в посте и молитве, как заповедано нам, и отвратим язык наш от зла и уста наши, и сотворит милость Свою на народ Свой и преподобных Своих и обращающих к Нему сердце».3аповедав сие епископам и народу, сам же надев вретище и приняв образ жизни четыредесятницы, он молился Божеству за вверенный ему город.

17. Когда они прожили таким образом, в сороковой день показался на море, как бы идущая по морю густая туча, флот Сарацинов. Увидев его, страж возвестил начальнику; он же, немедленно вставши, говорит: «Вот, братия, возвещенный вам от Бога гнев». Итак он приказал всем взойти со щитами на стену, не только мужчинам, но и молодым женщинам, переодетым в мужское платье, чтобы врагам показалось многолюдство. Пришедши и сам во вретище, в которое был одет, он в сокрушении сердца и духе смирения стал на той части стены, которая была обращена прямо к агарянам. Враги, приплыв на триерах ближе к земле, высадились из них, имея 60 тяжеловооруженных всадников и не легко исчислимое количество пеших воинов. Начальник их, подъехав на коне с своими оруженосцами к тому месту, где стоял [224] наместник в вретище, и не зная, что это он сам, говорит ему: «Где ваш начальник Ехим»? Он отвечал ему: «Какую нужду ты имеешь к нему»? Тот снова говорит ему: «Я хочу прежде всего переговорить с ним». Тот говорит ему: «Я пойду, возвещу ему».

18. Итак, ушедши, сняв печальное платье и надев начальническое убранство, имея на голове драгоценную тиару, а в руке трость, на которую он опирался, и выступая по деревянному помосту, он всходит на стену и первый обращается к неприятелю на сирийском языке: «Кто это совратил с пути твою власть и рассудок, чтобы ты пришел на людей иноземных, обитателей здешних мест? Я знаю, что ныне вся Сирия не имеет другой такой головы, превосходящей толпу могуществом и разумом; как же ты пожелал принять на себя столько хлопот из-за маленького городка и бедного народа, победить который — не великий трофей, а потерпеть от него поражение — принесет величайший позор?» Тот сказал ему: «Вы сами вынуждаете нас делать это, высылая разбойников и грабя все Сирийское побережье». Наместник снова ответил ему: «Царь Римский повелевает своим начальствующим лицам, если чего хочет, и это исполняется; он высылает флоты и вооружает войско на войну с противниками его власти, хотим ли мы, или не хотим. А я тебе говорю то, что, если ты пожелаешь обидеть этот бедный город и нам, гостящим в нем, повредить в чем-нибудь, то вот Бог наш, все видящий и могущий, который не позволит тебе больше увидеть Сирию. Итак, если ты слышишь мой голос, я дам тебе дары и благодарности, насколько имеет рука наша, за те труды, которые ты предпринял из-за [225] нас, и уходи в мире и здравии. Если же ты не хочешь этого, то мы выступим против вас во имя Господа Бога нашего, и воля Его совершится на нас». Услышав это, варвар остановил свое войско в устроении вала вокруг города, и так, обменявшись заложниками, враги удалились оттуда.

19. Среди всех этих событий воевода Иоанн, плывший в удачах и неудачах жизни, забыл о бывшем ему от Бога пророчестве чрез великого пустынника, т. е. я разумею богоносного Иоанна. Вследствие сего, так как он желал еще пребывать в мирских успехах, восстает на него плотское искушение, стремясь растерзать его душу наподобие зверя, и тот, кто прежде составил подвластным уставы и законы целомудрия и чистоты, сам стал жестоко вынуждаться общим врагом всех сделаться их нарушителем. Итак, одержимый безумными влечениями плотской похоти, он решил лучше законно взять себе жену по заповеди, повелевающей законно вступать в брак и не воспламеняться, чем неразумно запутаться в сети блуда и сделаться посмешищем после согрешения Богу. Он созывает пасомых под его властью, родителей и сродников девицы, людей благородных и знатных, с тем, чтобы совершить вскоре торжество бракосочетания; сам же с домочадцами и друзьями совершая заготовление всего нужного, спешил к брачному празднеству. Пришедши к сестре, он взял у нее порученный ей тельник, который назвал знамением отказа своего от мирских дел.

20. Но Господь предведений, предопределивший все от нас не зависящее прежде рождения людей, пока он был занят этими хлопотами и много волновался, [226] открывает свыше преподобному Иоанну, сидевшему на Палестинской горе, что должно было случиться с ним впоследствии. Он, подвигнувшись духом, говорившим в нем, пишет к нему письмо и, вручив его монаху, посылает его переехать к начальнику Атталии. Когда письмоносец прибыл в эти дни, наместнику возвещается его прибытие. Тот, по своему обычаю приняв его с большим уважением, спрашивает, откуда и зачем он прибыл к нему. Монах сказал: «Авва Иоанн из разбойников послал меня к тебе». И вместе с этими словами вынимает и подает ему письмо. Получив писание и развернув, он находит его написанным так: «Ты, дитя, забыл мои слова, которые слышал, находясь в местах своей отчизны. Ты пришел к забвению сказанного тебе моим смирением; ты не знаешь, что ты смертен и немного спустя оставишь сию жизнь. Зачем ты всуе спешишь и торопишься в делах суетных, овладевших тобою? Тебе не предопределено иметь жену. Время мирской власти, которое я сказал тебе, уже исполнилось. Итак, тебе должно, всячески должно вступить отсюда на путь монашеский».

21. Прочитав это, ясно написанное таким образом, Иоанн отсылает всех от лица своего и предается слезам в течение многих часов. Но у него не было сопротивления пришедшему к нему указанию Божию в пророческих словах старца; ибо ум его тотчас, как он говорил, совершенно изменился и пришел в благое исступление, претерпев изменение к лучшему и именно духовному; сердце же его освободилось от той неразумной и плотской похоти, и окрест его был осеняющий свет целомудрия. Итак, упокоив брата три дня и принесши золото, он [227] предлагал ему для раздачи нищенствующим христианам на Востоке. Но тот сказал ему: «Я имею заповедь от старца ничего не брать от тебя, кроме хлеба в одну меру и одного сосуда вина». Получив это, он был посажен им на корабль и отправлен в обратный путь.

22. Наместник Иоанн после отъезда монаха, тайно призвав своего вернейшего слугу, заведовавшего столом его, именем Феодора, говорит ему: «Я хочу сообщить тебе тайну, и смотри, не выдай ее». Тот сказал ему: «Вот я, раб твой, до смерти не отложу служения и любви к господину моему». Снова говорит ему начальник: «Я хочу неотложно сделаться монахом по воле Божией; ибо сие открылось мне ныне явно; посему говорю тебе: сделай в один день пиршество из самых лучших яств; устроив и все остальное, предложи друзьям, гостям и городским бедным; сообщи также и святому отцу Евстратию столпнику, чтобы он принял нас ночью». Поручив это Феодору, он обращается к веселью с собравшимися друзьями и сродниками, которые все были люди заслуженные и занимавшие первые места в его воеводстве, и, любочестно увеселив их, поздно вечером предлагает им сиракузскую трапезу, причем поручает Феодору, чтобы они все упивались первосортным вином, а его напиток состоял бы из хорошо разбавленного вареного лука и подавался ему в стеклянном багряном кубке, чтобы никто из сотрапезников не узнал такой хитрости. Так протянув обед до второй стражи ночи и всех крепко упоив вином, так что они уже не нуждались в ложах для упокоения, но заснули тут же на месте, он сам, тихо вставши, идет с Феодором в ночной час к [228] боговдохновенному столпнику и, взойдя к нему и выслушав слова оглашения (ибо воспеваемый отец Евстратий имел рукоположение пресвитерское из самого Святого Града), постригается преподобными руками его и нарицается Антонием. Итак, надев власяницу и приняв полную монашескую схиму, он сходит оттуда и входит в находившуюся под столпом келлию. Постригся и бывший с ним Феодор и был наречен Савою.

23. Когда же утро открыло день и любезные сотрапезники, протрезвившись, пришли в себя и внезапно потеряли начальника и друга, то ими овладело недоумение и затмение мыслей; наконец, с трудом узнавши о случившемся, они быстро приходят к столпу, чего только не говоря оскорбительного святому и какими только не угрожая наказаниями: одни называли его злоумышленником царства, другие обзывали преподобного разрушителем и изменником страны. Брат прославляемого, больше всех гневаясь на старца, приказывал толпе лопатами низвергнуть на землю столп и таким образом ниспослать в ад стоявшего на нем. Антоний же, стоя на молитве и имея руки простертыми к лику святой иконы всепетой святой Матери Спасителя нашего Христа, увидел насилие и крепкий напор собравшихся и, выйдя неожиданно из келлии, говорит своему брату следующее: «Что ты делаешь, человек? ты не хочешь видеть лица Божия? Ты не знаешь, какую имеет силу действие молитвы праведного мужа? Зачем ты навлекаешь на себя грозящие богоборствующим бедствия? Прекрати такие дерзновенные действия против святого старца. Если бы я умер, разве вы не могли бы управиться и без меня?» Увидев его одетым во [229] вретище и необутым, они закричали с плачем, не могли удержать потоком лившихся из-за него слез и горько оплакивали его печальную судьбу. Антоний, упросив их укоризненными речами, с трудом убедил уйти домой.

24. Чрез месяц император, узнав об этом, высылает патриция с флотом повесить навлекшего на себя вину дезертирства и убить его, задушив дымом мякины. Итак, получивший на него власть, придя в город Силеотский и рассматривая дела его управления, видит во сне двух мужей в белых одеждах, в великой славе, говорящих ему: «Ничто тебе и рабу Христову; смотри, не наложи рук на него, ибо ни ты, ни подвластное тебе войско не увидите царствующего града». Увидев это сновидение трижды, начальник говорит городским вельможам: «Братия, как я вижу, наместник Иоанн удалился по хотению Божию, и дело его сочтено жертвою, угодною Христу; ибо вот я трижды непрерывно видел во сне то и то. Итак, узнайте, что я не сделаю с ним того, что повелено мне царем, и не навлеку на себя и на сущих со мною гибели от гнева Божия». Оказав сие начальникам, он отправился в путь к Антонию; сей, узнав об его приближении, вышел ему на встречу; патриций, увидев его издали, сойдя с колесницы своей, поклонился до земли и, вставши и приблизившись к нему, пал к ногам его, прося у него молитвы и благословения. Антоний, пораженный великою переменою дел, тайными песнями прославил благого Господа, а его обнявши, весьма учтиво дал объяснения; и вот они сговорились друг с другом, получили взаимно молитвы, и тот, который только ради этого и прибыл к ним, радостно отправился в путь свой. [230]

25. Так как брат Сава, бывший прежде рабом, совершенно не был обучен грамоте, Антоний повергает его пред столпом и говорит отцу: «Помолись, авва, за брата, да снидет на него благодать к изучению грамоты». Сказал ему преподобный: «Помолись и ты, дитя, дабы молитва моя имела силу умилостивить благого Господа в этом деле». И так они оба молились целую ночь за Саву, и брат тотчас получил от Господа такую остроту, что в три дня изучил псалтирь по первому и единственному чтению, совершенно не писав из нее на дщице. Пробыв довольное время с богоносным столпником и раздав все свое имение нуждающимся и бедным, Антоний попросил старца отпустить его постранствовать и быть не тревожимым от сродников и пребывающих начальников. Итак, получив молитвы духовного отца своего в напутствие жизни вечной, Антоний удалился с Савою из тех мест, ничего не взяв с собою, кроме власяницы, которую носил, и четырех монет.

26. Он шел необутым и так совершал длину пути; они прибыли в Аморий и, проведя в нем некоторое время, бедствовали, ослабляя плоть постами и бедственным житием, не устраивая себе места пристанища, ибо Антоний это больше всего одобрял всею силою и предпочитал для доказательства любви к Богу и отречения от прежней телесной изнеженности. Когда же были издержаны деньги и они очень нуждались в продовольствии тела, Сава, отчаявшись в трудах, сказал Антонию: «Уйдем в другое место, где бы мы могли как-нибудь прожить». Антоний говорит ему: «Пойди и найми ослика, так как я уже совершенно не имею силы идти пешком много дней». [231] Сказал Сава: «Что же мы имеем дать человеку, не имея даже хлеба для пищи?» Отец сказал ему: «Ты исполни послушание, и Бог может промыслить о нашем смирении». Сава, приведя человека с животным его, условился с ним за две монеты свезти их до Пил. Итак, когда они выходили из городских ворот, встречается им муж благородный, который, увидев Антония истомленным и нагим, вынул две монеты и дал ему, говоря: «Прими это, отче, и молись за нас». Антоний же сказал ему: «Бог по вере твоей, брат, да подаст тебе». И обратившись, говорит ученику: «Вот послал Бог плату для человека. Возьми их и имей на Христа упования твои, и будешь всегда под промыслом Его».

27. Когда они дошли до города Никеи, Антоний повелел человеку возвратиться, а сам, заключив себя в затвор, стал подвизаться в нем недоступно, пять дней в неделю не принимая пищи и никого не видя. В субботу и воскресение он вкушал хлеба и воды и благодушно принимал всякого приходящего для беседы с ним. Проведя в таком подвиге девять месяцев и будучи весьма сильно удручен бесом небрежения, он вышел из келлии и, отпустив Саву возвратиться в какие он хочет места, сам взошел на Агавр, желая упокоиться на горе Олимпе. Узнавши же, что там разъезжают вожди лжеверной ереси иконоборцев, разыскивая православных, и выйдя оттуда, он встречается с монахом, который, узнав цель его, сказал ему: «Если ты хочешь спастись от волнения и от пиратов еретического моря, уйди в монастырь Евнухов». Когда же Антоний сказал: «Кто же покажет мне дорогу?» — некто из мирян сказал ему: «Я пойду с тобою, если ты дашь мне плату за труд». Итак, [232] когда они шли по горной и трудно проходимой тропе и дошли до распутья, проводник затруднялся найти дорогу, ведущую к монастырю; Антоний же, мучимый голодом и жаждою, уже не имел намерения идти вперед. Долгое время смотря на затруднение мужа, он сказал ему: «Возьми условленную плату, дитя, и возвратись восвояси; меня же Господь проведет, как хочет». И обратясь к востоку, помолился Господу, говоря: «Ты знаешь, Владыко, что ради имени Твоего я оставил все и последовал за Тобою, человеколюбцем и милосердным Богом; не оставь меня в сей нужде моей предстательством Твоего славного и добропобедного мученика Георгия».

28. Так помолившись со слезами и взглянувши, он видит некоего мужа, несущего обеими руками кувшин воды, который весь был покрыт росою от просачивавшейся воды, и предложившего ему выпить из него; он, взявши в свои руки кувшин, выпил его весь. И говорит ему явившийся, указывая пальцем: «Иди по этой дороге и придешь прямо на то место, в которое идешь». Антоний, услышав это и еще более укрепившись силою, как удостоенный столь великого призрения Христова, воспрянул духом к последующему и, пройдя оттуда вперед, встретил молитвенный дом и, найдя там некоего земледельца, сказал ему: «Чья благодать над молитвенным домом сим, брат?» Он же сказал: «Святого мученика Георгия». Итак, весьма обрадовавшись вследствие поименования мученика, он вошел и помолился, а затем, получив от человека указание тропы, ведущей к Пандиму, пришел в монастырь Евнухов. Радушно принятый ими, он был обласкан достойно своего жития: ибо до них раньше дошла молва о [233] добродетели преподобного во Христе. Они сделали ему келлию стадиях в пяти от монастыря, и он покоился в ней долгое время, не вкушая ничего другого, кроме вареных бобов (которые приготовляли ему в горшке и приносили каждую субботу), которыми он и питался целую неделю. Питьем же его была одна вода, и притом приносимая им издалека, чем он и утомлялся довольно сильно, особенно в зимнюю пору. Нашедши там жившего отшельником иже во святых Иакова, бывшего епископом в Анхиале во дни святейшего патриарха Константинопольского Тарасия, он был им научен правилу полнейшего покоя и отшельничества, получив в сем святом величайшее утешение и опытнейшего врача душевных страданий.

29. В один день Антоний, выйдя из келлии, снял свою власяницу вследствие того, что в ней размножились вши, и сидел нагим на солнце, ибо не имел другой одежды. По прошествии часа, взглянувши, он видит женщину с распущенными волосами, очень красивую, идущую бесстыдно выше его, и, смутившись при виде ее, встал и вошел в келлию. Сотворив молитву к Богу, он идет к великому Иакову возвестить случившееся. Святой же, услышав, говорит ему: «Это не была воистину женщина, но наваждение бесовское; итак ты мужайся и не бойся, но сиди в келлии твоей, следи за собою и не приходи сюда часто, если не найдет на тебя такая нужда; ибо это является и исчезает быстро». В другой раз опять ночью кто-то постучал в дверь его келлии, Антоний же, находясь в ней, говорит: «Кто ты и откуда сейчас пришел?» Тот сказал голосом: «Зажги светильник и дай мне его». Антоний [234] подумал, что это один из монастырской братии, и протянул руку взять светильник, но десница его оказалась держащею помет вместо воска. Итак, поняв коварство врага, он сказал ему: «Воистину, всегнусный, ты больше ее посмеешься надо мною, так как Спаситель дает мне ум здравый и понятливый против твоих измышлений».

30. Антоний имел обычай по воскресеньям и праздникам с вечера начинать славословие к Богу и до восхода солнца пребывать в песнопении, молитве и изучении божественных писаний. Итак, в одну ночь, около зимнего поворота года, когда он совершал такое служение Христу, ум его был восхищен к созерцанию, и когда он в течение многих часов пребывал в нем недвижимо, ноги его от холода примерзли к земле. Придя в себя на заре и силою сдвинувшись с места, он потерял подошвы ног своих. В течении многих дней страдая от боли, он приходит к великому Иакову и говорит ему: «Я ухожу отсюда, владыко, из-за воды, так как уже не имею силы добывать себе воду в этом месте». Святой сказал ему: «Нет, но помолись Богу, и Он доставит тебе воду для надобностей жития твоего». Итак он, послушавшись слова преподобного, целую ночь просил Бога и утром, взяв кирку, сделал один удар по скале, и она, тотчас расколовшись, вывела прозрачнейшую и весьма хорошую воду. Таким образом обогатившись чрез Бога и самородным питьем, он возблагодарил Христа, утешившего его в его слабости и уединении, и возвестил великому Иакову происшедшее, говоря, что «твоими молитвами, владыко, случилось мне как ты сказал». [235]

31. Когда царь Феофил вступил на престол после смерти Михаила, к нему пришли восставшие вместе с обезумевшим Фомою против бывшего наместника Кивиреотской области Иоанна, как обиженные им и лишенные своих денег и имений. Царь, расспросив и узнав о деятельности Иоанна, повелел его сродникам отдать якобы обиженным их имущество. Вследствие этого распоряжения брат его Давид был вынужден приехать в Константинополь и, припав к царю, попросил отсрочки, чтобы поискать и найти сделавшего это брата своего и представить его, чтобы он дал в этом отчет. Получив от самодержца просимую отсрочку, он приезжает в Пандим и возвещает о своем прибытии авве Антонию. Он же возразил ему, говоря: «Если ты по долгу плотского родства предпринял такой труд, чтобы повидаться со мною, то не увидишь лица Антония; если же вас принудила сделать это какая-либо спешная нужда, то я приму тебя для беседы». Итак брат его, пришедши, возвестил ему дело; он же, пожалев его вследствие того, что он был приговорен неправедно, приходит с ним к царю и на вопрос о причине жалобы отвечает так: «Я, владыко, в тот день отдал их под суд и взял имущество, как врагов царства твоего отца и противников христиан, и имения их, взявши, отдал оруженосцам вашего владычества. Итак, если оказывается, что я в этом распорядился худо, то мудрость вашей державы рассудит об этом».

32. Услышав это, Феофил передает его заведывающему прошениями, именем Стефану, который, получив Антония, заключает его под стражу и через несколько дней посылает к нему, надеясь получить [236] взятку от того, кто от всего отрекся, даже от самой души. Он же, изумившись бесчувственности и корыстолюбию Стефана, просит в субботу и воскресенье быть свободным для того, чтобы обходить друзей ради искомых денег. Когда тот позволил это после того, как Антоний дал поручителя, преподобный не предпринимал никаких хлопот о таковых поисках, но, отправляясь в дома церковные, просил милосердного Господа поспешить на помощь ему. Когда прошло пятимесячное время и Стефан не получил ничего из того, на что понадеялся, он повелевает слугам своим посадить раба Божия на самого скверного осла, якобы в посмеяние ему, и позорно тащить его от претория до дома его. Затем, возведя его в триклин и принеся три воловьи жилы, мочимые уксусом в корыте, говорит: «Я сейчас выбью ими твою душу из тела, если ты не отдашь золота, сколько определил царь». Антоний бесстрашно говорит ему: «Я весьма дивлюсь твоему решению, что ты желаешь получить золото от нагого человека; ты видишь не имеющего ничего другого, кроме сей власяницы, и требуешь от меня даней». Тогда начальник, разгневавшись, приказал раздеть его и поставить под бичи; но раб, получивший приказ бичевать преподобного, упав на землю, закричал, что он не дерзает ни на что подобное против раба Божия, даже если подвергнется насилию до смерти. Дикий зверь Стефан собственными руками нанесши святому пятьдесят тягчайших ударов жилами, так что и хитон его обагрился кровью праведного, приказывает забить его ноги в железа и так оставить в одной из маленьких комнат до следующего дня.

38. Услышав это, жена его прибегает бегом на [237] место, крича против жестокости своего мужа и говоря следующее: «Увы дому сему от неправедно пролитой на него крови; не будет с этого часа призрения Божия, дарующего мир и согласие, совершившим в нем неправду». Антоний с наступлением ночи был одержим страданиями и слезами, предавшись молитве. Пока он был занят молитвою к Богу, внезапно запор желез, открывшись, позволил узам упасть с ног его; пораженный этим, он по великому своему смиренномыслию подумал, что это последовало по действию бесовскому на соблазн ему. Посему, осязав и найдя их, он снова заключил в них свои ноги; когда же сие чудо повторилось с ним трижды, он, признав неблагочестивым еще искушать Господа Бога своего, остался до утра, молитвенно преклонив колена и славя Бога, так что забыл об язвах тела и продлил молитву до света. Когда в этом застиг его день, он снова возложил железа на свои ноги, а тот жестокий, пришедши к нему, приказал снять с него узы. Много потрудившись, они не могли открыть их. Тогда говорит ему Антоний: «Я хотел пройти молчанием оказанную мне в эту ночь милость Господню и вместе чудо; но поелику я вижу, что злоба твоя изобличается даже самым неодушевленным веществом, не скрою благости Божией. Знай, что я всю ночь провел без обложения этими железами, спавшими с меня по неизреченной силе Христовой; и ныне говорю тебе, что они не откроются и не снимутся с ног моих, если не будут разломаны». Тогда предстоявшие разбили их и заведывающий прошениями представил Антония царю; он же, увидев его, совсем не спросил и не разобрал, за что он был задержан, но освободил его, говоря: «Уйди, [238] авва, на место твое, ничего не боясь, и молись за нас». Еще не прошли и две седмицы дней со времени отпущения преподобного, и множество зол постигло жестокого Стефана, ибо правильно сказано, что никто творящий лукавое не скрывается от наказания. Ибо царь Феофил, разгневавшись на него, истязал его, остриг и со всем домом выслал из города, а имущество его передал в казну.

34. Молва о святости блаженного Антония распространилась между всеми живущими в городе, он был известен вельможам и уважаем властями. Пока он еще пребывал там, случилось, что маленькая дочь одного из вельмож и друзей его ослабела до смерти. Когда девочка испустила дух и по обычаю были призваны из сиротского дома певцы и подвижницы на погребение ее, преподобный, призванный друзьями, также пришел в дом. Его по прибытии ввели в горницу, и родители девочки предстали, плача и говоря ему следующее: «Мы веруем, что даровавший святому Петру благодать воскресить верную Тавифу услышит и твою молитву и воскресит дочь нашу». Итак Антоний, удалив всех, трижды назнаменовал девочку на груди знамением животворящего креста; она же, тотчас придя в себя и увидев Антония, села. Дав ей собственноручно пищу, он возвратил ее в состояние здоровья. Давши родителям девочки заповедь, чтобы они до смерти его ни кому не рассказывали о чуде, он, избегая славы от людей, снова взошел в Пандим и пребывал там, ежедневно подвизаясь и борясь против духов злобы с равноангельским отцом и епископом Иаковом и совершая течение своего ангельского жития.

35. Господь Бог дал ему благодать в утешение [239] его, и пришла лисица и села у ног его, кротко и ласково получая от него пищу; точно так же и воробей, летая, садился на руки его и он, покормив его орехом, прогонял от себя. Однако, спросив об этом отца Иакова, он услышал, что «По малодушию твоему сотворил Бог такое устроение, дабы ты имел некое утешение и более благодушествовал к познанию Бога чрез неослабное стремление к Нему. Посему корми их и не гони от себя, воздавая славу Богу, покоряющему нам, как созданным по образу Его, природу бессловесных животных, дабы мы не боялись чрез работу добродетелей приобрести по уподоблению».

36. Когда иже во святых Иаков, достигнув уже 120 лет, предузнал день призвания живущим в нем святым и светотворным духом, то, не желая претерпеть от братьев какого-либо беспокойства, говорит авве Антонию, пришедшему посетить его: «Уйди в келлию твою и завтра наскоро сделай мне похлебку и принеси, дабы я принял ее». Антоний, исполнив поручение старца, пришел к нему и, узнав от учеников его, что он спит на седалище своем, немного успокоился; когда же с течением времени кушанье портилось, он самовольно вошел посмотреть, что делает святой; и, думая, что он спит, подошел к нему ближе и узнал, что он сидя преставился к Господу; и, залившись слезами, он вышел и возвестил братии.

37. Когда слух об этом распространился повсюду, куратор царицы Прокопии, взяв военный отряд, взошел на гору взять святые останки и отнести их своей повелительнице для достойнейшего погребения; ибо блаженная Прокопия издавна служила святому [240] старцу и пользовалась его боговдохновенным предстательством. Но блаженный Антоний, желая положить благодать монахам монастыря, как принявшим святого и много послужившим ему, говорит куратору: «Дитя, Господь принял и предложение и дело веры твоей госпожи и повелительницы, что сделала она рабу Его, и остается ей воздаяние за сие в будущем веке; но если ты послушаешь меня, то и сам будешь иметь не меньшее воздаяние за послушание и кротость. Блаженный отец наш обязал нас, чтобы мы погребли его в монастыре на этой горе, и нам не подобает не исполнить заповеди его. Посему оставь совершить сие беспрепятственно, ибо вы унаследуете гнев вместо благословения». Услышав сие, тот отказался от своего намерения, и таким образом вышло, что великий Иаков был положен во святом монастыре Евнухов.

38. Отец наш Антоний говорил о сем воспеваемом Иакове, что он достиг такой меры бесстрастия и благодати, что если не хотел, не был видим бывшими с ним. «Я и сам, говорил он, узнал это о нем. Ибо, когда я однажды шел по пустыне, он, увидев меня идущим к нему, сел на землю; я, приблизившись туда, где, как мне казалось, видел его, смотрел кругом и ничего не видел; в то время как я ходил туда и сюда, я почувствовал, что нога моя коснулась его иматия, но увидеть его не мог, пока он не обратился ко мне, говоря: «Чего ты ищешь, авва Антоний?» Я же сказал ему: «Воистину, владыко, если ты хочешь, тебя кто-нибудь видит; если же не захочешь, то не видим никем» Итак он, улыбнувшись, говорит мне: «А ты не можешь сделать сего? Истинно, если ты еще не достиг сего, то не сделался совершенным монахом». [241]

39. Лишившись общества сего великого Иакова, Антоний, покинув Пандим, переселяется в Крилу; и, остановившись в молитвенном доме славного мученика Пантелеимона, подвизался там неведомо, внушая о себе представление большинству, как о нищем, вследствие освобождения от потребностей. Ибо он, понимая, что добродетель питается ее хлебом и сила души укрепляется и утучняется не яствами, но зная, что для благого целомудрие служит пищею, хлебом — мудрость, яствами — праведность, питьем — бесстрастие, наслаждением не какое-либо отношение тела к вожделенному, а память о Боге и непрестанное восхождение к нему ума, по изречению «помянул Бога и возвеселился» (Псал. LXXVI, 4), не обращал большого внимания на попечение о теле, возлагая свое упование на Бога и будучи всегда соразмерно питаем Им.

40. Ученик его Сава, возвратившись и нашедши его после долгого времени, снова остался с ним. Во время упокоения их там, так как они были не известны местным жителям, они устроили себе малую печь и сами пекли себе хлеб. В один день, когда они посадили в печь хлебы, внезапно пошел дождь и прежде, чем они хорошо выпеклись, постройка развалилась и бывшее в ней смешалось с грязью. Посему они, по возможности отделив их от наплыва, тщательно высушили на солнце и, истолокши их, сделали так называемый руфий, которым и питался один Антоний.

41. Воспеваемый Павел, бывший епископ Плусиадский, услышав, что в убежище славного мученика Пантелеимона пребывает некий великий отшельник, пожелал свидеться с ним; ибо и сам он [242] был сподвижник и соизгнанник славных и ради Господа изгнанных безбожными иконоборцами; посему и покинув свою епископию, он в то время сам по себе жил в уединении в тех местах. Итак он, увидев Антония в таком рубище и совершенной нищете, подумал, что он — один из нищих, и, склонившись к состраданию, велел им ежедневно приходить и участвовать в его трапезе. Итак Антоний говорит своему ученику: «Вот, маловерный, снова Господь совершил устроение, чтобы мы имели хлеб наш беззаботно и без труда». Ибо Сава уже пришел в отчаяние от трудностей их несравненного образа жизни и помышлял о бегстве.

42. Однажды, когда наступил день памяти верховных апостолов Петра и Павла, епископ пригласил вместе с остальными друзьями и молчальника Антония; ибо он имел обычай совершать эту память апостолов. Антоний же, избегая вреда от пресыщения, не пожелал пойти на завтрак и удалился в пустыню около Потамии. В то время, как он тихо шел, он услышал тягчайший шум как бы от величайших камней, катящихся от сильнейшего толчка, и много спустя видит страшнейшего дракона, передвигающегося на другую сторону; и пораженный страхом, он пал ниц на землю. Вставши же после удаления пресмыкающегося, он приходит к блаженному Павлу епископу и рассказывает ему видение, говоря, что «как я думаю, владыко, я был выдан на смерть вследствие ослушания твоей святости, и если бы не предупредили твои молитвы, то душа моя переселилась бы в ад».

43. В другой раз опять Антоний, пришедши к епископу, сел с ним за трапезу, причем [243] присутствовали и другие друзья монахи и миряне. Павел же, презирая Антония как нищего, всегда указывал ему последнее место. Итак, сидевший вблизи его мирянин, родом Силеот, узнал его по голосу и некоторым телесным приметам; после того как все встали и Антоний ушел, этот муж сказал епископу Павлу: «Воистину, владыко, я думаю, что тот нищий — наш прежний воевода; но если повелишь, я пойду к нему и узнаю правду; ибо я столько времени очень желал встретиться с ним, поелику благочестив был муж и наслаждался многими благами во дни лицезрения и сожительства с сим преподобным, и получить его молитвы с моим духовным отцом, в начале моего отречения придя к нему в обитель всех святых».

44. Так угодив Богу, сей воспеваемый и новый Антоний переселился с духовным сыном своим Петроною в вечные обители в третий день до ноябрьских ид (11 ноября), сорок лет пробыв монахом и столько лет в схиме прославив Господа, 23 года пробыв вне царствующего града вышесказанным образом, а 17 лет проживши в граде. Ему и мы будем по возможности подражать, украшая душу и тело чистотою и смирением и возделывая восходящий к небу ум молитвами, постами и изучением Писаний, дабы, причастившись той же благодати, достигнуть вечных благ во Христе Иисусе Господе нашем, Ему же слава и держава со безначальным Отцом и животворящим и равнодействующим Его Духом ныне и присно и во веки веков. Аминь.

(пер. В. В. Латышева)
Текст воспроизведен по изданию: Сборник палестинской и сирийской агиологии // Православный палестинский сборник. Вып. 57. СПб. 1907

© текст - Латышев В. В. 1907
© сетевая версия - Тhietmar. 2007
©
OCR - Караискендер. 2007
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Православный палестинский сборник. 1907