23. К ФИЛАГРИЮ (40).
Выражает ему, как товарищу Кесариеву и своему, скорбь о смерти Кесария (369 г.).
Не стало у меня Кесария. И хотя страсть — не дело любомудрия; однако же скажу, что люблю все Кесариево; и что ни вижу о нем напоминающее, обнимаю и лобзаю это, и как бы представляю себе, что его самого вижу, с ним нахожусь, с ним беседую. Так было со мною и теперь, при получении твоего письма. Едва прочел я надпись письма, это сладостное для меня имя, этот сладостный предмет — имя Филагрия, вдруг пришло мне на мысль все, что было некогда приятного, образ жизни, общий стол, скудость, и как говорит Гомер, любезного сотоварищества, или шутки, или дельные занятия, ученые труды, общие наставники, возвышенность надежд, наконец все, что можно похвалить из тогдашнего, и что меня преимущественно радует при одном воспоминании. Потому, чтобы еще более побеседовать нам о сем, не оставляй в покое писало свое, и сделай мне милость, пиши ко мне. Без всякого [127] сомнения, это для меня не маловажно; хотя зависть, так горестно расположив дела мои, лишила меня важнейшего — быть вместе с тобою.