О НРАВАХ И ОБЫЧАЯХ РАЗНЫХ АФРИКАНСКИХ НАРОДОВ.

(Стараясь представлять читателям нашим статьи, который могли бы нравиться большей части из них, мы извлекаем из путешествия Майора Гордона-Лейнга в Тиманни, Куранко и Сулиману известия о нравах и обычаях народов им виденных).

Тиманьяне.

Доказательством охоты, с которою Тиманьяне работают, или надеятся получить хотя малую награду за труды свои, может послужить ревность, с коею предавались они утомительному занятию срубать, обтесывать и сплавлять до Европейских контор огромные количества строевого леса, который был потом отправлен из Сиерра Леоне за море. Они сходились для этого из самых отдаленных частей земли своей и в то время, как производился торг сей, построили на берегах реки несколько городов. [350]

По множеству рек и небольших заливов, орошающих землю Тиманьян, у них почти все мужчины и многие женщины весьма искусно управляют лодками, что доставляет им возможность всегда находить работу у белых.

Посоветовавшись на палабре (Палабр — публичное совещание диких Африканцев. Прим. Пер.) Тиманьяне уходят из земли своей; обращаясь с Европейцами, они покидают прежние свои варварские привычки, начинают одеваться по нашему и стараются сообразоваться со всеми обычаями образованной жизни. Те из них, которые несколько лет живут посреди Европейцев и отстали от нравов своего отечества, кои они обыкновенно после того презирают — вообще очень покорны и привязаны к тем, кто их употребляет. Но я к сожалению должен сказать, что не смотря на сии добрые качества, не было еще ни одного примера, чтобы Тиманьян принял Христианскую религию.

У Тиманьян, живущих в собственной земле своей, я не заметил общего одеяния; всякой, по своему вкусу и по возможности, одевается на подобие [351] других племен. Начальники носят Мандингские рубашку и исподнее платье и колпак из красного или синего сукна. Другие ходят в исподнем платье из полосатого атласа, которое плотно охватывает ногу; иные же носят одну только блузу или рубашку. Но такова бедность их, происходящая от лености, что рубашку или исподнее платье увидить очень редко; большая часть прикрывается только четвероугольным куском грубой холстины или материи, сотканной из древесных жилочек, который привязывается веревкою около пояса. Я думаю, что такова была единственная одежда Тиманьян, пока они не познакомились с Европейцами, ибо приготовление холста есть отрасль промышлености, у них весьма редкая. Она известна только некоторым лицам, которые, будучи деятельнее других, пускались в Куранко и научились там ремеслу ткачей.

Куранко, первая земля на восток от Сиерра-Леоне, в которой приготовляют бумажные ткани; но они вообще весьма грубы. Подвигаясь далее по тому же направлению, путешественник замечает, что негры предают своим тканям [352] более тонкости и ширины. В Санчаре приготовляют прекрасные и весьма широкие ткани, на которые всегда бывает большое требование и которые составляют значительную отрасль торговли народов внутренних частей Африки. На берегах Золотом и Слоновых костей видел я ткани, подобные Самгарским. На восток от Вальты ткани сии продаются по двенадцати фунтов стерлингов за штуку. Я полагаю, что ремесло ткача перешло с Востока, а не изобретено народами внутренних частей.

Тиманьянские женщины, за исключением тех, которые живут по берегам реки, также бедны платьем, как и мужчины, а иные еще беднее. Никогда не видал я в этой стране мужчины, который бы хотя чем нибудь не прикрывался, но часто встречал женщин, взрослых и даже имевших детей, которые ходили в таком же платье, в каком были при своем рождении, и они не воображали себе, чтобы это могло казаться отвратительным. Одежда женщин, живущих близ берега, весьма проста. В девках носят они тунтунхе (tountounghe) т. е. узкой кусок холстины, или платье т. е. фартук, унизанный стеклами и [353] привязанный сзади и спереди к холстинной повязке или к нитке стекляных зерен, опоясанной около бедр (hanehu). Вышед замуж они оставляют тунтунхе и питье и принимают одежду более благопристойную, состоящую из двух аршин синей бумажной материи, которая прикрывает их подобно юбке. Они очень любят украшать голову, шею, руки и щеколотки стекляными зернами; они предпочитают зерна круглые, мелкие и красные, называемые корольками, и те, которые они называют Мазарабунто, и которые бывают маленькие, продолговатые и желтые.

Здесь не долго ухаживают за красавицей; или мужчина влюбится в девушку, или лучше сказать, если она ему приглянется, то он и не позаботится о том, любит ли она его. Он отнесет родителям невесты кувшин пальмового вина или рома, если удастся достать его, и скажет им о причине своего посещения; ежели на просьбу его соглашаются, что случается всегда, когда у него есть несколько барр (barres), то ему велят притти в другой раз. Тогда, кувшин пальмового вина, нитки стекляных зерен и несколько аршин холста оканчивают [354] переговоры; назначают день свадьбы и сказывают невесте имя будущего ее мужа. Если родители девушки не соглашаются, то жених уходит из своего дома и работает до тех пор, пока в состоянии будет удовлетворить их требованию; но если в это время является другой желающий, богатее прежнего, то девушку отдают ему и несчастие сие переносится очень хладнокровно. Свадебные обряды не отличаются ничем особенным и никогда не бывают очень великолепны. Пляски начинаются рано вечером; жених и невеста в них участвуют; когда они удаляются на брачное ложе, ружейные выстрелы возвещают о том посетителям; потом начинаются увеселения и продолжаются несколько дней, если молодым есть чем угощать гостей.

Суеверные обряды, предшествующие похоронам, сопровождаются различными церемониями, которыми стараются умилостивить злых духов. Во время пребывания моего в Ма-Бунге, одна девушка умерла почти скоропостижно; как скоро она скончалась, человек сто, присутствовавших при ее издыхании, испустили плачевный вопль: потом по улицам [355] проходила толпа женщин и некоторые из них били в маленькие барабаны. Они забирали все вещи, которые находили вне домов; я не мог узнать причины этой привилегии.

Через несколько часов по смерти девушки, старшины и служитель григри (Злого духа.) собрались на дворе палабров и долго советовались или производили род следствия о вероятной причине ее кончины. Старались узнать, не грозил ли кто нибудь покойнице во время ее жизни и долго полагали, что она умерщвлена была силою волшебства. Если бы торг невольниками еще существовал, то верно бы обвинили какого нибудь несчастного и продали его в неволю; но уничтожение оного позволило мудрецам решить, после скучного, трехдневного совещания, что смерть причинена была злым духом. В продолжения двух первых ночей времени совета, многочисленные толпы ходили по городу, били в ладоши, кричали и вопили, чтобы уничтожить действие злобы григри; в третью ночь, когда происходило погребение, положены были в доме григри богатые приношения, [356] состоящие из сарачинского пшена, Кассавы, холста, пальмового вина, дабы умилостивить злых духов и умолить их, чтобы они более никого не убивали. В полночь явились человек шесть, одетых странным и даже отвратительным образом, взяли дары и объявили, что злые духи довольны и что теперь в городе никто не умрет. Тогда начались пляски и увеселения, которые продолжались до следующего дня и окончились уже долго спустя по восхождении солнца.

В Тиманьянских городах обыкновенно бывают особенные места, в которых хоронят королей; эти жилища покойников никогда ни отворяются; в стенах оставляют небольшие отверстия, чрез которые ставят туда по временам готовые кушанья и пальмовое вино: Тиманьяне думают, что покойники все это употребляют, и что они суть существа духовные, духи добрые или злые, смотря по характеру, какой имели они во время жизни.

Начиная есть или пить, Тиманьяне всегда посвящают своим богам часть кушанья; бросая его на пол. Впрочем обыкновение сие существует не у них одних; кажется, что оно обще всем [357] идолопоклонническим племенам Африки и именно Фантянам, Ашантиям и ругим народам Золотого берега.

В некотором расстоянии от входов в города обыкновенно строятся особенные домики и наполняются раковинами, черепами, идолами; их почитают жилищами григри, которые об оных пекутся. Обычай сей заметил я у всех народов, мною посещенных, как во внутренних частях Африки, так и вдоль берегов Слоновой кости и Золотого; но ни где он не существует в такой сильной степени как у Тиманьян: у них нет почти ни одного дома, который бы не имел своих духов покровителей; их часто призывают образом, способным возбудить сожаление Европейцев и презрительную улыбку важных Мусульман.

Человек из моей свиты сделал незначущее оскорбление могиле отца одного Тиманьяна; почему тот тотчас собрал против него палабр. Обвиненный утверждал, что он не знал, что земля, на которой он стоял, покрывала чей нибудь прах, потому, что она ничем не отличалась от другой, и прибавлял, что в противном случае он был бы осторожнее. Тиманьянин, почитавший себя [358] обиженным, непременно хотел удовлетворения; почему, по обычаю страны своей требовал пени, состоящей из барры холста и барры рома. Я тотчас их выдал, потому, что постановил себе за правило всячески стараться приобретать любовь диких; но Тиманьянин, не зная причины моего поступка, и полагая, по скорости, с которою я удовлетворил его желанию, что от меня можно получить более, вздумал требовать еще двух барр, говоря, что если бедняк принужден был бы дать две барры, то слуга богача должен заплатить еще две. Жадность его обратилась ему во вред: я не только не исполнил сего требования, но еще взял назад то, что уже отдал, говоря, что я конечно намерен сообразоваться с их обычаями, но так как я вижу, что меня притесняют, а не требуют от меня удовлетворения за оскорбление покойника, то я не дам ничего, ибо уверен, что никто из моей свиты не сделает зла с умыслом. Начальники, судьи палабра были довольны моим объявлением и положили решение, противное их соотечественнику.

Истец ушел и принес в жертву своему домашнему григри курицу и [359] пальмового вина, сказал ему речь, продолжавшуюся более часа; он умолял своего духа умертвить оскорбителя. «Если он будет есть, то да подавится он яствами; если станет ходить, то да будут ноги его разодраны шипами; если пойдет купаться, то да поглотят его кайманы; если поедет в лодке, то да потонет она; и да никогда, никогда не возвратится он в Сиерра-Леоне». Обращение сие было столь трогательно, что если б я, не знавши причины всего этого, слышал это жалобное пение и видел выразительные телодвижения, которыми Тиманьянин сопровождал оное, то конечно был бы проникнут жалостию. В настоящем случае я жалел, что дар подражания, которым Тиманьяне одарены, дает им средство притворяться до такой степени, что они обманывают друг друга.

Молитва сего человека переменила вид дела и я думаю, что она бы наделала мне множество неприятностей, если бы один служитель григри не объявил, что жалоба сущая ложь, выдуманная для того, чтобы выманить несколько барр товаров; ибо он знал, что человек [360] мой совсем и по приближался к могиле, о которой шло дело.

Куры, овцы и белые козы почитаются животными благоприятными; (de bon augure) почему, их всегда приносят в жертву для умилостивления злых духов и дарят иностранцам, которых посещение приятно. Некоторые части земли и обыкновенно возвышения, покрытые густым лесом, посвящаются григри и почитаются священными. Я заметил, что к ним всегда приближались с почтительным трепетом и узнал, что малейшее захвачение сих пространств навлекло бы на преступника ужасное наказание от Пуррага (pourrali), общества, которого трепещут все обитатели несчастной страны сей. Могущество оного превосходит даже власть начальников; все, что оно делает облечено мраком и покрыто глубочайшею тайною; никогда действия его не возбуждают исследования со стороны начальства; никогда даже справедливость его не подвергается сомнению.

Я тщетно старался узнать происхождение или причины образования сего чудного сообщества; и я имею причины думать, что ныне они не известны [361] почти никому из Тиманьян и может быть даже самым членам пуррага, что и не удивительно в стране, где предание не существует ни в письменах ни в песнях.

Торг неграми был в сих странах чрезвычайно деятелен. На остров Бансе близ устья Рокеллы, видны развалины конторы, славной по множеству сих несчастных, отправленных оттуда в новый свет. Остров сей есть ныне место складки обширной торговли строевым лесом. Во время первого торга начальники прибегали ко всевозможным средствам для того, чтобы достать невольников на продажу. Можно думать, что опасность, которой беспрерывно подвержена была личная свобода, множество мест, где можно скрыться и удобность находить способы продовольствия в земле, где власть начальников не простирается за пределы их города, заставили укрываться в лесах многих, которые боялись быть продаными. Можно еще полагать, что в стране, разделенной между множеством мелких владельцев, которые все один другому завидуют, таковое сообщество легко могло в [362] короткое время сделаться столь сильным, что против него трудно было предпринять что либо с успехом.

Главные квартиры Пуррагов находятся в загородках, сделанных посреди лесов; никогда они все вместе из оных не выходят. Если кто, не будучи членом сообщества, осмелился к ним приближиться, его тотчас захватывают и после никогда уже не слыхать о нем. Немногие, явившиеся по прошествии нескольких лет заключения, тотчас присоединялись к пуррагу; полагают, что те, которые уже не являются, отвозятся в отдаленные земли и там продаются. Должно думать, что невольники, доставляемые на корабли, которые потаенным образом производят торг неграми в Галлинасе (Gallinas) получаются частию из Тимани и присылаются Пуррагами.

Они не только захватывают тех, которые приближаются к их убежищам, но даже часто останавливают людей, которые путешествуют по одиначке. Это случилось с одним негром, которые пришел из Ма-Тоссо в Ма-бунг, чтобы посмотреть на меня; возвращаясь [363] домой, он попал в руки пуррагов; чрез полгода, когда я опять был там, о нем еще ничего не слыхали. Пурраги нападают даже иногда на многих путешественников, идущих вместе, если они имеют неосторожность идти из города в другой, не выпросив провожатых от общества. Довольно одного члена Пуррага для защиты путешественников, которых он провожает, посвистывая в камышовую дудочку, которая висит у него на шее. Идя из Ма-бунга в Ма-Тоссо, я по совету Ба-Карро, взял в проводники одного из этих людей, потому, что между сими двумя местами живет множество членов Луррага. Во время перехода я слышал, как они в лесу кричали и вопили, но не видал никого.

Пурраги часто делают по ночам набеги на города; они захватывают все, что им попадается, коз, птиц, холст, съестные припасы, мужчин, женщин, детей. При этих случаях жители запираются в домах и выходят уже долго спустя по отбытии разбойников. Во время моего путешествия, я всегда ставил караульного при нашем багаже. Однажды, Пурраги напали на город, в [364] котором я остановился; сторож мой удержал пост свой: он храбро защищался штыком и останавливал их до тех пор, как я пришел к нему на помощь. Пурраги, ушли не надеясь победить белого; большая часть из них были безоружны; только немногие имели ножи.

Отличительный знак пуррагов суть две черты около середины тела; они склоняются на груди и сходятся в углублении желудка. У них есть несколько различных степеней; но я ни как не мог узнать разных обязанностей оных. Мне показывали, с большими предосторожностями, людей, занимающих между ними важные степени; вообще Тиманьяне не любят говорить о них; я ничего не мог более узнать.

Иногда Пурраги оставляют свои убежища и соединяются с городскими жителями, которые предаются разным упражнениям; но никакой начальник не смеет собрать против них палабры, страшась посещения целого общества, которое заставило бы его дорого заплатить за таковой поступок. Пурраги собираются в назначенные сроки; [365] тогда вся страна наполняется смятением и ужасом. Объявления никакого не бывает; они собираются в назначенном месте и в известное время по приказанию своего начальника, сообщаемому посредством знаков, повешенных в разных местах и им одним понятных. Важнейшие палабры, как на пример касающиеся до ссор между двумя городами или обид столь важных, что они заслуживают смерть, всегда собираются Пуррагами, потому что владельцы ныне не имеют довольно силы, чтобы защищать жизнь своих подданных или подчиненных. Посему можно положить, что главную власть в этой стране имеют пурраги. Род их могущества и употребление какое они из него делают, вероятно противопоставит важное препятствие образованию сих народов.

Доходы Тиманьянских владельцев могли быть значительны, когда они торговали невольниками, но с тех пор, как удалось уничтожить торг сей в местах, ближних к Сиерра-Леоне, даже те из них, которые получают иностранные товары в виде контрибуции, очень небогаты. Подчиненные некоторых [366] начальников обязаны доставлять им ежегодно столько сарачинского пшена, чтобы можно было оным покрыть их с головою, когда они стоят прямо на чистом воздухе. Зерна насыпают таким же образом, как пистолетный заряд, когда хотят покрыть им пумо, лежащую на ладоне. Другие владельцы взимают по нескольку процентов с произведении земель, принадлежащих подданным их; им также должно платить легкой налог, но по чрезвычайной бедности народа, он редко взыскивается; многие из сих владельцев не имеют никакого дохода и зависят совершенно от жатвы с своих собственных полей. Частные люди нередко бывают богаче начальников.

Путешественники, проходящие чрез город, обязаны платить легкую подать и за каждое животное, которое ведут на веревке, платится известная дань; чтобы избавиться от этого, овец обыкновенно приносят на рынок в корзинах, висящих на веревках, которые, проходя чрез лоб падают на спину. Довольно смешно видеть человек двенадцать или двадцать, навьюченных [367] таким образом идущих один за другим. Когда одно из этих животных, наскучив долгим заключением, начинает блеять, все прочие ему отвечают, что составляет концерт весьма забавный.

Произведения хлебопашества в этой стране весьма не многочислены. Они состоят из белого сарачинского пшена, которое растет весьма хорошо; красного сарачинского пшена, которое жители предпочтительно употребляют, потому что оно долее сохраняется; иньямов (ignames); иногда аррахид (arrachides) и кассавы: бананы двух родов и другие овощи, ростут сами собою.

Самый обыкновенный порок Тиманьян есть пьянство; они с излишеством употребляют пальмовое вино, и при всяком случае предаются неумеренной наклонности к сему напитку, который скоро оказывает вредное свое действие на людей, самых здоровых: многие рано начинают страдать от болезней, им порождаемых.

Между Тиманьянами нет никаких ремесленников, ни даже кузнецов и сапожников, которых так много в посещенных мною странах Африки: это составляет исключение. Я не видал [368] следов никакого другого ремесла кроме тканья, и то, как я уже прежде заметил, им занимаются очень немногие Тиманьяне. Одно плотничное орудие, которое они имеют или которого знают употребление, есть топор, коим они довольно хорошо обтесывают брусья и выделывают даже и окна. Домы их строятся из земли; они бывают четвероугольные и покрываются покато соломою и пальмовыми листьями, которые висят сзади и спереди; они ни чисты ни удобны. Земледельческие орудия их суть самые простые, какие только можно выдумать. Проезжая Тиманни в первый раз, я не мог не изъявить моего удивления, видя, что страна сия так мало воспользовалась соседством Сиерра Леоне. Борона, которою переворачивают землю, делается из твердого дерева; орудие употребляемое для отделения зерен от колосьев есть не что иное как палочка с крючком. Я думаю, что народ сей с удовольствием получил бы некоторое количество борон, цепов, лопат и других обыкновенных орудий, если бы только его потрудились научить употреблению оных; для него и для нас было бы гораздо полезнее, если бы ему доставляли эти вещи вместо ружей, и [369] шутовских платьев, которыми его обыкновенно снабжают.

Пляска, любимая забава Тиманьян; она у них не имеет ни приятности ни большого движения. Музыканты, если можно так назвать их, становятся в середине; мужчины и женщины, перемешанные, пляшут около них; они не трогаются с места, но только вертят головой и двигают верхнюю часть тела; женщины часто принимают неблагопристойные положения; но мужчины их к тому ободряют.

Если бы я захотел судить о Тиманьянах только по одному собственному опыту, то представил бы их чрезвычайно негостеприимными; они часто отказывали людям моим даже в калабассе воды; не хотели оказать нам ни малейшей из легких услуг, которые в отношении к иностранцу почитаются в Африке обязанностию и за которые никто не полагает себя в праве получить награждение. Но я не хочу по одному этому упрекать их в негостеприимстве; так как белые редко путешествуют по стране их, то быть может, что они делали свите моей необыкновенные [370] в таком случае требования именно потому, что эти люди принадлежали мне. Примеры подобных обманов встретятся и у народов, которые беспрерывно хвалятся своею образованностию.

Боюсь, что после этого читатель будет иметь очень невыгодное мнение о Тиманьянах, и жалею, что не могу многого сказать в их пользу. Они развратны, наглы, ленивы и скупы. Имя Тиманьяна вошло почти в пословицу в западной Африке и означает человека бессовестного, имеющего отвращение от честной работы; а имя Тиманьянки означает женщину распутную. Рассудительный читатель рассмотрит сам, до какой степени таковое развращение может быть приписано продолжительному производству у них торга невольниками. Земля их, лежащая не далеко от берега и при устье большой реки, была одним из главных мест складки сего торга, который должен был способствовать их развращению и унижению нравственному и общественному.

Женщины два раза предлагали мне купить детей их и осыпали меня ругательствами за отказ мой. Однажды вечером все восстали на меня, как на [371] одного из тех белых, которые прекратили торг неграми и тем уменьшили благосостояние страны сей. Обе женщины утверждали, что дети их околдованы, так сильно удивлялись они тому, что я не согласился купить их, тем более, что цена не превышала десяти барр, т. е. почти 30 шиллингов (36 франков).

Подтверждением мнения моего может служить и постепенное усовершенствование, замеченное многими путешественниками во нравах, общественных привычках и в трудолюбии у разных народов, по мере удаления от берега и углубления во внутренние части Африки вдоль по одной из главных рек, по которой торг неграми производился с наибольшею деятельностию.

(Продолжение впредь).