СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

АБУ-Л-ФАЗЛ БЕЙХАКИ

ИСТОРИЯ БЕЙХАКИ

ТАРИХ-И-БЕЙХАКИ

Сражение с сельджуками в Серахской пустыне и поражение их

Когда эмир узнал об этом обстоятельстве, он принялся за дела иначе. Он считал так, что когда покажутся его знамена, те гулямы целиком перейдут на его сторону — они шли на это вероломство, а мы (их) подкупили.

В среду 18 рамазана (= 13 VI) около полудня показались передовые [278] отряды неприятелей в количестве 3000 всадников, около Тальхаба. Мы же прибыли на стоянку, а обоз шел сзади. Эмир, ехавший на слоне, приказал остановиться и поставить палатку. Передовой отряд неприятелей пошел в наступление, и с нашей стороны солдаты тоже пошли в наступление — произошло серьезное сражение. Прибыли их люди — и с нашей стороны также пошли люди (в бой). Разбили палатки, и эмир расположился с войском. Неприятели отступили. В ту ночь в лагере приняли все предосторожности, чтобы не вышло какого-нибудь несчастия. Утром забили барабаны, солдаты сели па лошадей, готовые к сражению, и пошли в боевом порядке. Когда прошли 2 фарсаха, показалось большое войско неприятелей, и передовые части той и другой стороны завязали сражение. Сражение (было) упорное. С той и другой стороны приложили все старания (и передвигались) до тех пор, пока вблизи не показался Дех-и-Базерганан. (В Дех-и-Базерганан) были и река и много источников, на равнине же песок и масса мелкого камня, Эмир был на слонихе в центре войска. Он вел (войско) пока не достиг (возвышенности) вроде невысокого холма. Приказал |715| поставить там большую палатку, чтобы войску остановиться у берега реки, а неприятели стали подходить со всех четырех сторон, и началось серьезное сражение. Войску (эмира) пришлось так много потрудиться, прежде чем оно смогло (свободно) слезть с коней и поставить палатки, что невозможно и сказать, и была весьма серьезная опасность большего урона. Однако начальники и предводители войска очень старались, чтобы справиться с делом. Несмотря на все это, неприятели угнали много верблюдов, несколько человек убили и ранили. Наибольшую ожесточенность проявили в сражении наши беглецы, которые хотели показать туркменам, что то представление, какое сложилось о них (у туркмен), вовсе не таково, и что они искренни. (Они дрались) чтобы обезопасить себя (от подозрений) и обезопасили, ибо ни один человек из них на нашу сторону не перешел. Наши лазутчики в свое время здорово налгали в этом деле — и золото взяли и обнаружилось в этот день, что все было обманом.

Когда войско расположилось (на отдых) по военным правилам — в центре поместился султан, правый фланг держал салар Али, левый — старший хаджиб Сюбаши и в арьергарде Тегин-Арук (В Тег., а также ниже в Кальк.: Артегии) — те враги также отошли и поблизости от пас на краю луга устроили лагерь, расположившись наг таком (близком расстоянии), что звуки барабанов обоих войск, когда начинали бить, достигали тех и других. О нами было много пехотинцев. Они устроили рвы вокруг лагеря и все, что возможно было сделать в целях предосторожности, сделали. В этот день, когда эмир проявил гениальность в деле военного руководства и сделал все то, что было в человеческих силах, счастье, однако, ему не улыбнулось. Господь хотел другого — и произошло то, что он хотел. Во всем нашем войске не могли отпустить ни одного верблюда на единый шаг, и каждый солдат держал верблюда перед своею палаткой.

Во время полуденного намаза подошло сильное неприятельское войско и нашему войску не позволило набрать воды из той реки. Эмир послал |716| хаджиба Ведра и Артегина с 500 гулямами, чтобы они вытрясли душу из неприятеля и крепко показали ему зубы. Когда наступила ночь, сильные сторожевые части пошли (в караул) на все четыре стороны. На другой день противники подступили в еще большем количестве с трех сторон и со всех четырех сторон начали сражение. (Следуем чтению Тег) Вследствие того, что был конец месяца рамазана, эмир собственнолично не садился на коня для участия в сражении и желал устроить так, чтобы сражаться после праздника, (и) чтобы в этот [279] момент кровь не проливалась. Оба сражения были жестокие (и) на нескольких флангах. Очень много усилий надо было употребить, чтобы найти траву верблюдам; доставить фураж могли (только) с помощью 1000 и 2000 всадников, так как неприятели нападали и слева, и справа, и проявили такую ловкость, какая только возможна, а что касается фуража, дело стало совсем плохо. Эмир был очень озабочен и несколько раз совещался с везиром и начальниками, говоря: «Я не знал, что дело с этим народом (дошло) до такого положения. И налгали мне про их состояние и правды не сказали какой было нужно, чтобы с самого начала было можно выполнить план этого дела (соответствующим образом). После праздника надо сражаться и после него следует совершенно иным образом поступать с ними». И он сдержал это (обещание лично не воевать), а сражения стали постоянными в остальную часть рамазана. Когда рамазан пришел к концу (26 VI), эмир стал праздновать. Враги же пришли в количестве 4-5 тысяч и выпустили массу стрел в то время, когда мы были заняты молитвой. Наше войско, (находившееся) позади нас, задало им сильную трепку, убив 200 человек. Выместили на них злобу, так что те хорошо наелись. Эмир похвалил и наградил тех начальников, которые сражались на берегу реки. Всю ночь подготовляли дело (к сражению), а на заре ударили в |717| барабан, и эмир уселся на слониху. 60 запасных лошадей было вокруг слонихи. Пришли предводители (мукаддамы) и стали с правого фланга, и с левого, и с фронта, и в авангарде, и в арьергарде. Эмир подал команду сипехсалару, закричав: «Ступай на свое место. Будь осторожен и веди сражение до последних сил, так как с божией помощью мы хотим сегодня покончить с этим делом». Старшему хаджибу приказал: «Ты стой на левом фланге, да посматривай хорошенько. Слушай наши приказы и (следи) за движениями. Когда мы начнем нападение с центра, тебе следует не торопясь ударить в правый фланг неприятеля, а сипехсалар ударит им в левый фланг. Я же буду смотреть и с крыльев буду подавать вам подкрепления, пока (не станет ясно) как повернется дело».

Он (старший хаджиб) сказал: «Повинуюсь повелению». Сипехсалар повел (войско), и Сюбаши повел также. Тегин-Аруку (эмир) приказал быть в арьергарде с 500 наиболее сильных из дворцовой конницы и 500 индусской и сказал: «Соблюдай осторожность, чтобы (неприятели) не причинили вреда обозу и хорошенько охраняй дорогу. И если кого увидишь из нашего войска — бежит из рядов — так пусть он на поле же сражения будет разрублен надвое». Ответил (Тегин-Арук): «Так и сделаю» — и повел (конницу).

Когда эмир покончил с этими делами, он погнал слониху и войско тронулось с места — скажешь, что весь мир колеблется и небесный свод смутился от рева людей, гула барабанов, труб и литавр. Когда прошли один фарсах, показались неприятели с весьма многочисленным войском, со всеми военными снарядами и снаряжением (причем) были в боевом построении, как принято у царей. Со всех сторон разгорелось сильное сражение, и я и подобные мне таджики даже не знали, где мы па земле и как (это) происходит. Ко времени полуденного намаза поднялся ветер и пыль — человек человека не мог различить. Порядок боевого построения тем ветром был нарушен. И я от слонов и центра отделился, и те младшие, которые были со мной — гулямы и слуги — от нас отдалились, и мы очень |718| испугались, когда взглянули и увидели, что мы (очутились) на другом холме. Я наткнулся на Бу-л-Фатха Бусти. 5-6 человек гулямов сняли его с лошади, и оп плакал, что из-за приступа подагры не мог сидеть на лошади. Он сказал, увидев меня: «Что за ужасное положение». Я сказал: «Не огорчайся, ибо все благо к добро». Поднялся такой ветер, что изумлению не было границ. Пока мы так разговаривали, показался султанский зонт (чатр). (Султан) был уже на лошади, не на слонихе, погруженный в мысли, он [280] двигался с 500 собственных гулямов, сплошь одетых в кольчуги, с ним несли короткое копье, а знамя войска поставили в центре.

Я сказал Бу-л-Фатху: «Пришел эмир, и ничего не случилось (дурного)». Он повеселел и сказал гулямам: «Посадите меня на лошадь».

Я дал лошади шпоры и доскакал до эмира. Он стоял (на месте), а Халеф му'тамид (доверенный), известный под прозвищем Раби кедхуда, старший хаджиб, Сюбаган и Эмирек Кутли, му'тамид сипехсалара, еще раньше прискакали туда и говорили: «Пусть государь не беспокоится, так как боевой порядок сохранен, а враги побеждены и не получат того, чего желают, но все три предводителя — Тогрул, Дауд и Ябгу — устремились на (наш) центр с наиболее отборными своими воинами. Йинальцы и другие предводители (также устремились) на нас. Государь беспокоится за центр, как бы с ним не случилось несчастия?» Эмир им ответил: «Я потому беспокоюсь за центр, что на центр устремились эти трое и (возможно) устроят засаду, чтобы двинуть дело. Скажите (начальникам), чтобы все были бдительны и хорошо соблюдали меры предосторожности, так как теперь же с божьей помощью дело будет окончено».

Они направились рысью. Эмир погнал накибов в центр, (сказав): «Будьте настороже, так как главная часть неприятельского войска направляется |719| на вас, а я устрою засаду. Слушайте все. Неприятели подойдут слева. Пока они будут завязывать сражение с вами, я подойду с тыла».

И приказал Бектугды: «Пришли мне тысячу наиболее самоотверженных гулямов, одетых в кольчуги». Тотчас же пришел ответ: «Пусть государь не тревожится, так как никто не сможет заставить двинуться с места этот центр». Неприятель подошел и остановился в изумлении: и правый, и левый фланги наши (остались) па своих местах. Прибыли гулямы. Прибыло 2000 храбрых всадников. Пехотинцев (также) 2000 — сеистанцев (сегези), газнийцев, гурцев и балхцев. Эмир схватил копье и погнал (лошадь) в сопровождении этого внушительного и готового (к бою) войска. Он перешел на другой холм и остановился. Я был с ним, отделившись от своих людей, я увидел вдали 3 черных знамени (Черное знамя, повидимому, взято сельджуками как символ того, что они выступают на защиту прав халифа против Мас'уда (см. стр. 272, прим. 6) на песчаном холме, который занимали (неприятели). Подскакали прямо к холму, где были, все трое предводителей сельджуков. Они получили сведения, что против них из центра направился эмир. (В одном месте) была большая долина, и эмир отправил пехотинцев (сюда) между этими двумя холмами. Пехотинцы были с длинными копьями и широкими щитами. Вслед за ними (были отправлены) 300 всадников. Неприятели отправили по тысяче всадников с обоих флангов. Когда они достигли долины, наши пехотинцы задержали то войско, а всадники обрушились на них с тыла, и сражение разгорелось чрезвычайно жаркое; когда одно черное знамя ринулось сверху с 2000 всадников, одетых в кольчуги, говорили, что это был Дауд, они направились в долину. Эмир погнал (лошадь) очень быстро и крикнул: «Смотри, ребята». Гулямы поскакали в атаку, а эмир остановился внизу у холма. Гулямы и остальное войско, (находившееся) в засаде, доскакали до неприятеля и окружили. Оттуда я с одним всадником, искавшим безопасности, перешел на более высокое место, чтобы (видеть) что произойдет, и не спускал глаз с зонта эмира. Центр эмира двинулся с места — и мир слился в один вопль, и поднялся неимоверный |720| треск. Можно сказать, (как будто) грохочет тысяча кузнечных молотов. И видел я блеск копий и сабель в (облаке) пыли, и бог даровал победу, и все трое (предводителей) обратились в бегство. Остальные также побежали, так что никого из врагов не осталось. Эмир пересел в люльку слона и гнался по пятам беглецов полфарсаха. Я и этот всадник быстро гнали [281] (лошадей), пока не нашли эмира. Стали подъезжать старший хаджиб и предводители, целовали землю и поздравляли с победой. Эмир спросил: что (теперь) нужно делать?» Сказали: «Нужно разбить палатки на берегу такой-то реки. Нужно итти налево и счастливо расположиться лагерем, ибо враги обратились в бегство, получив большую трепку. Пусть салар, которого эмир назначит, пустится преследовать бегущих». Бу-л-Хасан Абд-ал-джалиль сказал: «Государю также следовало бы в этот жаркий момент проскакать фарсаха 2 вслед за бегущими и еще потрудиться, чтобы избавиться (от трудов) сразу и там сделать стоянку». Сипехсалар. закричал на него — между ними была вражда, — сказав: «И на войне болтаешь. Что не держишь речи по своему рангу». И другие предводители сказали то же самое, но эмиру не было это неприятно. Бу-л-Хасан замолк. А после того выяснилось, что правильным было мнение, которое высказал этот несчастный, так как, если бы эмир отправился в погоню, никто из туркмен уже не встретился бы друг с другом. Однако все, что является созданием, не может выступить против создателя, ибо так как должно было быть, чтобы дело этого племени достигло до такой (высокой) степени, то как мог быть осуществлен правильный план!

Пири ахурсалар с несколькими мукаддамами был отправлен отсюда в погоню за беглецами. Они отправились разбитые от усталости, со всадниками в таком же роде и сыграли в поиски беглецов. В одном месте они отдохнули и возвратившись в лагерь ко времени вечернего намаза, сказали, что заехали далеко, но никого не нашли и вернулись обратно, так как неприятели ушли в пески и пустыню, а с ними не было запасов (для) |721| пустыни — побоялись, как бы не вышло беды. Оправдание это от них приняли.

|722| На другой день, 3 шавваля (= 28 VI), эмир сел на коня и, весьма радостный, в походном порядке повел войско. Через два перехода он подошел к Серахсу. В четверг б шавваля остановились позади какой-то реки наподобие моря (?), и там показались передовые отряды неприятелей, но в сражение не вступили — показались и повернули обратно. Город Серахс представился глазам, разрушенный, без воды — вместо того цветущего состояния и населенности, которую мы видели раньше. Эмир проявил признаки беспокойства из-за того, что здесь показались передовые отряды неприятеля, и сказал начальникам: «Могут ли быть более наглые, чем эти люди после той взбучки, которую получили от нас. Мы думали, что они без оглядки будут бежать до берега Джейхуна и Балханских гор». (Начальники) сказали: «Поражение падишахов и царей бывает таким, каким (например) было у ханов, (Т. е. караханидов; речь идет, повидимому, о поражении караханидов при Балхе в 1008 г. (Туркестан, стр. 287) (которые) бежали от покойного султана. Ни одного человека из тех людей никто (после того) и не видел. А эти люди — шайка бунтовщиков. Если захотят притти снова, увидят более того, что уже видели».

Во время послеполуденного намаза пришло известие, что неприятели снова подошли на расстояние 2 фарсахов, привели ополчение (хашар), чтобы отвести эту речку и снова будут сражаться.

Эмир очень опечалился. Ночью прибыли шпионы и гонцы и принесли донесения лазутчиков. Писали, что это племя устроило обсуждение и сказало: «Не годится итти на бой с этим падишахом. Мы будем держаться своего обычая. У нас нет заботы об обозе и (его) перевозке. Если подобное поражение будет нам нанесено снова, мы рассеемся (на время), чтобы он пришел в уныние. Хочет или не хочет (султан), а (к себе) воротится. Зима ушла и наступило лето. Мы же люди пустыни, выносливы под жарой и [282] можем переносить холод, а он и его войска не могут (этого) делать. Сколько смогут пробыть в этих лишениях (пробудут) и опять возвратятся (к себе)».

После (прочтения) мой учитель доложил эмиру эти донесения. Эмир впал в полную безнадежность и пребывал в растерянности. На другой день |723| после приема он устроил совещание с везиром и начальниками и рассказал об этом сообщении. Эти письма были им прочтены. Эмир спросил: «Что следует предпринять?» Ответили: «Все, что ни прикажет государь, исполним. Что государь думает (об этом)?» Сказал: «То думаю, что останусь здесь и приготовлю запасы для пустыни, и предприму новую войну, и когда они станут отступать, я буду преследовать их до берегов реки (Джейхуна) и (до тех пор) не возвращусь назад». Везир сказал: «Следует придумать (нечто) лучшее, чем это. Время неподходящее. Рисковать нелепо». Когда они говорили такие речи, вода в реке остановилась.

(Об этом) сказали эмиру. Был полдень, и наши разведки (были) в рекогносцировке, когда неприятели подошли со всех четырех сторон лагеря.; Палатки были разбиты так тесно и в таком беспорядке, что промежуточное расстояние между правым флангом, левым и серединой было ничтожное — подобного (беспорядка) я не видел никогда.

Эмир повернулся к этим начальникам и сказал: «Во имя божие! Вставайте — и мы также сядем (на лошадь)». Сказали: «Пусть государь остается на своем месте, потому что их (туркмен) предводители, говорят, не прибыли. Пойдем мы, слуги, и то, что будет необходимо, сделаем, а если станет нужда в подкреплении, скажем» — и удалились и приготовились (итти) на неприятеля. Везир и мой учитель немного посидели и успокоили эмира, и отправку писем и гонцов задержали, пока не выяснится, что будет дальше. И они ушли. Проточная вода ушла от нас далеко и мы перешли на воду колодцев — много колодцев было там, где мы были, в небольшом расстоянии от г. Серахса. Хотя лед еще оставался, но не могли (его) приносить из-за налетов и нападений врагов. Упорный бой происходил до времени послеполуденного намаза, и много людей было ранено и убито с обеих сторон. И возвратились наши люди весьма удрученные. У неприятелей было больше |724| храбрости, а павших солдат одолели утомление и слабость — сказать (прямо) — из сил выйдут». Тайные агенты, находившиеся при войске, довели об этом до сведения эмира, и начальники и предводители также секретно послали посредством своих доверенных словесные заявления везиру и жаловались на нерадивость солдат — дела не делают, — а на недостаток фуража и на необеспеченность свою жалуются и говорят: «Нас убил ариз, так как сделал (в свою пользу) большую разницу (тауфир). И мы боимся, что здесь произойдет большая беда. Когда войско начало говорить (так), а враги одолевают, не следует доводить до конца».

Во время вечернего намаза везир сел (на лошадь), приехал (к эмиру) и потребовал совещания. До ночного намаза оставался он и беседовал с эмиром об этих обстоятельствах. (Потом) удалился. Мой учитель (и везир) об этом толковали друг с другом по дороге и (затем) разошлись по палаткам.

На другой день подошли враги, еще более сильные и отважные, еще в большем количестве, еще более воинственные. Сражение загорелось со всех сторон, и дело стало серьезным. Гул поднялся в лагере от криков и труб. Эмир потихоньку сел на лошадь и, выйдя на одну сторону (лагеря), неузнанный, воочию увидел то, о чем говорили салары, и во время полуденного намаза вернулся. Послал везиру сообщение и сказал: «То, о чем ходжа говорил, я видел собственными глазами». Во время послеполуденного намаза он созвал начальников и устроил совещание, сказав: «Дело идет очень слабо. Что за причина». Сказали: «Да будет долга жизнь государя. Погода очень жаркая. И не найдешь травы, и лошади гибнут. И нужно (найти) более решительные средства для войны с этим народом». [283]

*Переговоры с сельджуками и заключение мира

|725-730| [Отпустив всех начальников, эмир оставил везира и Бу-Насра, чтобы говорить с нами наедине. Везир сказал, что если султанское войско изнемогло в этих походах и сражениях, то туркмены изнемогли не менее, но что они люди более терпеливые и к тому же находятся в безвыходном положении, так как им приходится бороться за жизнь и существование. Везир был того мнения, что войну надо временно прекратить, а к туркменам отправить посла с тем, чтобы он, пригрозив новой войной, посоветовал им, как бы от себя, просить у султана прощения. Что же касается эмира, то, по мнению везира, эмир должен возвратиться в Герат, провести там лето и за это время приготовиться к новой войне, чтобы после праздника михрегана с отдохнувшими войсками итти на Пушанг, Тус, Нишапур, Баверд и Несу и в течение зимы очистить Хорасан от туркмен. Бу-Наср был того же мнения, что и везир. Поэтому было решено отправить к туркменам посла. Выбор пал на некоего хакима Бу-Насра Мутавва'и Зузани, опытного и искусного в речах человека. Его отправили, снабдив соответствующими инструкциями, как бы без ведома султана, чтобы не умалить перед туркменами султанского достоинства.]

|731| Хаким Мутавва'и пришел к этим выскочкам и детально изложил содержание поручения великого ходжи. И расписал то, что клонилось к их пользе, и дал клятвы, что великий султан Насир-ад-дин (Мас'уд) об этом ничего не знает. «Везир в ваших собственных интересах и интересах других мусульман послал меня».

Они (туркмены) оказали ему почтение, поместили его в одном месте и послали богатые угощения. После того все главари собрались вместе и стали обсуждать — какой, мол, пошлем ответ везиру по этому делу. Говорили по-всякому и думали. Наконец, порешили на том, что они покончат с этим делом так, как находит полезным везир, ибо падишах велик и без меры владеет и войсками, и казной, и областями. «Хотя нам кое-что и удалось сделать и кой-какие войска его и побили, и области захватили, (однако) в этом сражении, в котором он участвовал сам лично, нас постигло большое поражение. И если бы к тому же он моментально пустился преследовать нас, никто бы из нас, наших жен и детей не спасся. Счастье было нам, что они там же стали лагерем и не пустились догонять нас. А выгода именно такова, как говорит везир».

Порешив на этом, они на другой день позвали хакима Мутавва'и и, выразив подчинение и соблюдая почтение, сказали: «Наше положение именно таково, каким считает его великий ходжа. Теперь (ему) нужно поступить по старшинству и благородству и в отношении нас подать помощь и заступиться, пока не уляжется обида в сердце великого султана. Пусть он пожалует нам область, пустыню и пастбище, чтобы мы жили там, были под державой этого султана и служили ему — (тогда) люди Хорасана будут |732| избавлены от убытков, грабежей и набегов».

Они отправили с хакимом Мутавва'и своих доверенных и в таком же духе дали им обстоятельное поручение. Мутавва'и благодарили и отпустили вместе со своим послом. Когда они прибыли в лагерь, хаким Мутавва'и заявился раньше и на приветствии, увидевшись с великим ходжой, полностью изложил положение дел. Он сказал:

«Хотя в настоящую минуту это племя и дало заявления в таком духе и просит о помиловании, однако ни в каком случае от них искренности не будет, и высокомерные замыслы о самостоятельной власти, которые они держат в своих мыслях, скоро не оставят. Однако в настоящий момент наступит успокоение, и им (самим) желательно утихомириться». [284]

То, что (ему) было известно, он сообщил великому ходже, чтобы последний представил к подписи (эмира) то, что будет ко благу. Когда везир ознакомился с положением дел, он приказал позвать посла выскочек. Его ввели, и он вознес хвалу, ж сделал, как подобает, поклон, и засвидетельствовал, подчинение слуги, и изложил то, что ему приказали. Посла отпустили и, поместив в посольском доме (расул-хане), дали хорошее угощение.

Везир отправился к султану, и они устроили совещание, (в котором) был и ходжа Бу-Наср. (Везир) сообщил о положении вещей то, что слышал от Мутавва'и, а также о заявлении, которое принес посол. (Когда) государю стало известно все, он приказал: «Хотя это дело обличает (пашу) слабость, но поскольку великий ходжа считает (это) полезным и это является благом для данной минуты, пусть закончат (дело) так, как находят нужным.

Везир удалился. На другой день он позвал посла. У везира сидел Ву-Наср Мишкан. То, что нужно было сказать, сказали, и, что нужно сделать, сделали — в точном смысле, в каком сказал везир (отпуская посла):

|733| «Я ходатайствовал о вас и убедил падишаха (разрешить) вам остаться в этой области, в которой вы находитесь (сейчас). Мы же возвратимся и; уйдем в Герат. Несу, Баверд, Фераву и эти пустыни и границы он вручил вам на условии, что вы не причините вреда мусульманам и всем подданным, не будете производить конфискации (мусадаре) и налагать дань (мувада'а), станете на прежних этих трех местах, которые есть, и пойдете в эти области, которые вам назначены, а мы возвратимся и пойдем в Герат. Туда вы пошлете послов из Баверда (Так в издании: «расулан-и-баверди» — «бавердских послов», но скорее следует читать «бавери» — «доверенных послов») и выразите покорность, чтобы мы оформили дело письменно и дали постановление, не подлежащее отмене, так чтобы подданные и области успокоились, а вы избавились от этого рысканья и набегов, войн, распри и беспорядков».

В таком виде он (везир) послал сообщение. Послу (выскочек) оказали должный почет, одарили и довольного отправили обратно. На это важное дело назначили также хакима Мутавва'и. Он поехал вместе с послом и прибыл к выскочкам. Их посол благодарил и возносил молитвы и с ним устроили совещание. Хаким Мутавва'и тоже передал сообщение везира. Они выразили подчинение (хидмат) и говорили ему хорошие слова.

И на некоторое время наступило успокоение. Хотя они никогда не успокоятся, ибо в голове у них были высокомерные мысли о падишахстве, (о праве) решать и вязать, приказывать и запрещать, владеть областями, (тем не менее) они совершили все, что требуется: поклонились хакиму Мутавва'и, наговорили извинений без числа — мы, мол, подчинились приказу везира, но следует, чтобы с нами поступали по правде и мы ни с какой стороны нё подвергались обманам и хитростям, дабы мы были покойны и чтобы поневоле снова не вышло какого-либо недоразумения. Из рамок |734| того, о чем говорили и что приказали (послы эмира), они не выйдут и пойдут по пути того, чтобы подданные и войска обеих сторон получили отдых и кровь не проливалась незаконно.

Порешив на этом, они (туркмены) снялись с того места, где были, и направились в ту область, которая им была назначена. Когда они сделали один переход и ушли, хаким Мутавва'и воротился, прибыл в султанский лагерь и на совещании с везиром рассказал то, что видел и слышал: о положении выскочек, об их поступках и насмешливых словах, которые они говорили. Он сказал:

«Им никоим образом не должно доверять. Устройство своих собственных дел и уничтожение или изгнание их из области следует считать самым нужным делом, так как не годится полагаться на их речи, содержащие [285] коварство и (вместе с тем) заносчивые, — они никогда не пойдут по правде и не выбросят мысли о падишахстве, о властвовании и самостоятельности в делах. В настоящее время благодаря тяжелому, поражению, которое было нанесено им этим одним нападением, произведенным при личном участии падишаха, они (хотя) и пошли на это подобие мира и вернулись обратно, однако они ничего не оставят (неиспользованным) из всего, что им удастся (сделать) хитростью, коварством, соблазнением гулямов, захватом областей, увеличением войск, приглашением людей из Мавераннахра, которые окажут им помощь и придут в большом количестве. Они никогда не стараются (поступать) по правде. Вез всякого удержу они держат друг с другом открытые речи, и мне известно, что они убеждены в слабости этого падишаха и что везир его благодаря своим талантам устроил примирение с ними и потушил смуту. (Они говорят): "Лишь только их (эмира) войска отдохнут, они, сделав необходимые приготовления, начнут преследовать нас и до тех пор ни за что не успокоятся, пока не разгромят или не выбросят нас из этих областей. По этой причине они (заключили) этот мир и совершили (эти) поступки. И мы (туркмены) тоже сочли дозволенным, отдохнув |735| немного от этих войн, устроив свои дела и собрав войска, быть наготове. И мы не проявим беспечности и (явимся) подготовленными и способными к войне и распре: когда на нас сделают внезапное нападение, мы опять двинемся на них и ответим (достойно), пожертвовав жизнью — или победим или будем побеждены, ибо уж очень могуществен падишах, с которым мы схватились". Такого рода речей они говорили много и возвратились (к себе) радостные, в приятном расположении духа. И (еще) сказали, что когда мы (эмир) отправимся в Герат, они пришлют посла из важных лиц, поддержат достоинство и придут с выражением готовности на служение и подданство, а (также) будут просить другие области: "нас, мол, очень много, и то, что вы нам дали, нас удовлетворить не может. Когда не сможем сводить расходы с доходами, придется по необходимости (итти) на конфискации, наложение дани, на набеги и захваты областей. Пусть нас (тогда) не упрекают, так как это будет по необходимости"».

И кроме этого (перечисленного), хаким Мутавва'и на приеме у великого ходжи изложил полностью то, что было для него очевидным. (Ходжа) сказал: «Знаю и осведомлен. А также знаю то, что следует предпринять. Бели падишах послушается моих слов и поступит так, как я думаю, я по истечении некоторого времени устрою таким образом, что им не оставлю и места поставить ноги, пока они все не погибнут или не покинут хорасанской земли и не перейдут за реку (Джейхун). Тогда у нас благодаря правильному плану и непреклонности взгляда (на дело) их смута прекратится. Однако я знаю, что нашему падишаху не дадут возможности остановиться на том (плане), будут возражать против моих мыслей и не одобрят того. Войска пошлют по районам, и это налаженное дело спутают. Они их (туркмен) взбунтуют и встревожат, и с каждым днем наше дело будет становиться беспорядочней, а они усиливаться и прибавляться в числе. Их станет больше, и Хорасан с Ираком целиком уплывут из наших рук».

|736| На другой день войска тронулись в обратный путь и сделали (один) переход по направлению к Герату. Шли потихоньку да полегоньку, пока не вышли из этих пустынь. Дошли до степи, отдохнули и (опять) пошли весело и радостно, пока не добрались до Герата, где и остановились. |737|

В месяце зу-л-ка’де 430 г. (= VII-VIII 1039) султан Шихаб-ад-даула ва Кутб-ал-милла (Мас'уд) прибыл в Герат и там сделал остановку. Несколько дней отдохнул с войсками, затем составил план послать войска по районам и распределить авангарды и отряды (так), чтобы все районы были (равномерно) наполнены солдатами — и войско найдет провиант, и лошади найдут солому и ячмень, и отдохнут. [286]

Сначала эмир послал в Пушанг старшего хаджиба с большим войском и дал приказ, чтобы с этого места они держали разведку, пока не придут в Баходжэ(? *** ) а это есть волость, принадлежащая Нишапуру. Хаджиба Бедра с сильным войском эмир послал в Бадгис. Точно таким же образом он послал в каждую область по сильному отряду и они пошли, и заняли все области, и управляющие стали работать и получали приказы. А эмир предался удовольствиям и вину так, что вовсе не отдыхал: он и прием делал, и дела устраивал. Было отправлено письмо в Газну к Бу-Али-кутвалу — требовались некоторые вещи из предметов (нужных) для войны в пустыне: лошади, верблюды, золото, одежды — быстро чтобы было послано. И из Герата и его районов — Бадгиса, Кендж-руста, всюду, |738| куда ни достала рука — написали войску ордера (бераты) по тысяче тысяч динаров и силою взяли (с населения) под тем предлогом, что зачем, мол, дружили с туркменами.

[От этих поборов, реквизиций и конфискаций Гератская провинция буквально стонала. Никто не осмелился возражать эмиру и не было людей, которые подвергли бы критике его фискальную систему или подали благой совет. Гератские сановники вроде Бу-л-Хасана Алави и другие бежали. Многие гератские жители были подвергнуты суровым репрессиям. Эмир велел арестовать Бу-Тальху Шибли, конфисковать его имущество, содрать с него кожу. Бейхаки видел его труп на навозной куче около кушка Аднани. Этот Бу-Тальха вышел навстречу туркменам и подносил им угощения, когда они, разбив хаджиба Сюбаши, подступали к Герату. Бу-л-Фатха; Хатими, наиб-берида гератского, арестовали и сослали, так как он также ходил к ним.]

Прибыли донесения, что Тогрул снова отправился в Нишапур, Дауд остановился в Серахсе, а йинальцы ушли в Несу и Абиверд.

|740| В субботу в первый день зу-л-хиджа (= 24 VIII) эмир дал 5 хильташам (гонцам) поручение отправиться в Гурган и написал письма Бу-Сахлю Хамдуни, Сури и Бакалинджару в таком духе, что мы, мол, прибыли в Герат победоносно и счастливо. Некоторое время проведем там, пока не прибудет из Газны то, что затребовано нами — главным образом, верблюды, скот, лошади, оружейные мастерские (заррад-хане) и снаряжение для пустыни. После того, как (все будет) подготовлено, отправимся в Туе и Нишапур, ибо мы (уже) знаем о всех привычках и хитростях неприятелей и постигли их приемы ведения войны. Мы отправим против них подобное им войско без обоза, а сами будем при обозе, дабы очистить от них землю.

|745| *События 431 (=1039/40) г. Поход эмира Мас'уда против сельджуков к Тусу и Баверду

(В первый день 431 г. = 23 IX 1039) приходили донесения со всех мест, что неприятели также устраивают свои дела и оказали Бури-тегину помощь людьми. Он уже дал несколько серьезных сражений сыновьям Али-тегина, разбил их, и (дело) близится к тому, что он отнимет у них область Мавераннахр. И сын Алтунташа Хандан также дружит с тем племенем (сельджуками). Я открыли со всех сторон преграду, которою был Джейхун, и стали приходить люди с желанием пограбить в Хорасане.

|755| В среду 18 сафара (= 9 XI 1039) эмир отправился из Герата в Пушанг с весьма многочисленным войском, боевыми слонами, массою пехотинцев и более (чем прежде) легким обозом. Около Пушанга он приказал построиться в боевой порядок. Султан поместился в центре, сипехсалар Али на правом фланге, старший хаджиб Сюбаши на левом фланге, Пири ахурсалар, Байтегин, Аид Сункар (***) и Бу-Бекр хаджиб со всеми курдам в и арабами и 500 хильташей в авангарде. Артегину, дворцовому [287] хаджибу (хаджиб-и-серай), эмир пожаловал богатый халат, ахурсалару шапку с двумя рогами и пояс и сделал его заместителем хаджиба Бектугды с тем, чтобы все, что нужно будет приказывать дворцовым гулямам, он |756| приказывал. Много индусов как конных с таврами (***) так и пеших вместе со знаменитыми саларами он расставил и в середине, и на правом фланге, и на левом, и в арьергарде. Точно так же в этом войске были дворцовые пехотинцы, большей частью на дромадерах, и 50 слонов, из всех самые отборные. Все сказали, что такого войска не видели (никогда). И мир пришел в смятение, когда двинулось это громадное войско.

Тогрул был в Нишапуре. Когда эмир достиг Сарай-Синджида, где расходятся дороги на Нишапур и Тус, (В тексте: *** ) его решение остановилось на том, что он направится в сторону Tуca (с таким расчетом, что) пока Тогрул будет пребывать в мнимой безопасности и (поэтому) позже выйдет из Нишапура, он, султан, пройдя через Нук, (М. б. Нукан) сделает нападение на Устуву и захватит дорогу, так что Тогрул но сможет итти на Несу. А так как он не сможет итти по этой дороге, то будет возможно, если он пойдет по дороге на Герат и Серахс, словить его. Затем с этим намерением он отправился в Тусский Табаран и пробыл там два дня в Са'дабаде, (Так в Тег.:, в Кальк.: «в Багдаде») пока не подошло все войско. После того он отправился в Чашме-и-Ширхан. Во время послеполуденного намаза эмир потребовал слониху, уселся на нее и дал приказ везиру тронуться около времени ночного намаза, чтобы пехота, обоз, барабаны и знамена, хаджиб Бектугды и дворцовые гулямы и само войско шли по его следам. Сказав это, он поспешно погнал (слониху), как будто шел в атаку. С ним было 1.000 дворцовых гулямов, 2000 всадников всех родов (конницы), 2000 пехстинцев в полном вооружении на дромадерах. И прежде чем он отбыл, войско, которому было приказано (выступить позже), начало выступать, и как ни старался везир задержать их, (задержать) оказалось невозможным, и он (сам) дал приказ к выступлению. Во время вечернего намаза они снялись и пошли.

|757| А Тогрул имел всадников на хороших лошадях, (стороживших) на дороге. Когда он услыхал, что эмир направился в Тус, (для него) стало ясно, что (эмир) загородит ему дороги, и он поспешно помчался к Тусу. К удивительной случайности, вследствие которой Тогрулу было не суждено попасть в плен, (нужно отнести) то, что султан принял небольшое количество терьяку (опиума), так как не мог заснуть. После ночного намаза он заснул на слоне. Вожаки слонов, узнав, (что он спит), побоялись гнать слона быстро и гнали медленным шагом, султан проспал почти до утра н удобный случай был упущен. А не случись этого сна, он на заре поймал бы Тогрула. Я был с эмиром, и мы также двинулись на заре и утром были в Нуке. Там мы остановились, и (эмир) совершил утренний намаз. Забили медные барабаны, которые везли на дромадерах. Эмир еще быстрее погнал слона, а хаджиб Бедр с полком тюрок и арабов и хаджиб Артегин с 500 дворцовых гулямов поехали самым быстрым маршем. Когда они достигли Худжана, главного города Устувы, Тогрул уже уехал оттуда поутру, потому что услыхал звук барабанов. Он вышел дорогою через перевал и притом с такой поспешностью, что багаж побросали во многих местах. Эмир прибыл тотчас вслед (за его уходом). Это было в воскресенье 5 раби I (= 25 XI). Он стал лагерем и в сильной досаде на упущенный случай укорял себя и людей и сильно ругался, так что мне никогда не приходилось видеть его столь рассерженным. Эмир тотчас же в погоню за беглецами отправил Тегина Хакими, (В Тег.: Джильми) который был всадником отважным и смелым, он имел [288] их.. (Непонятное слово; в Тег. отсутствует) с 600 отдохнувшими дворцовыми гулямами и 500 хильташами. Отправилось очень много и других людей с желанием найти что-нибудь. Они вернулись во время вечернего намаза, принесли массу вещей и |758| материй и сказали: «Тогрул отступал с поспешностью и в дороге имел отдохнувших лошадей, так что (нам) его не пришлось видеть. Но мы нагнали один отряд — говорили, во главе их были Сулейман-и-Арслан Джазиб (Так в Тег.; в Кальк.: «Сулейман и Арслан Джазиб») и Кадыр-хан. (Выше «Кадыр-хаджиб», в Тег.: «Кадыр-хан дворцовый хаджиб (хаджиб-и-сарай)») Ущелье было узкое. Они знали дорогу и удобно поднялись на гору. Встретили (еще) одну группу, но оказалось, что это были не туркмены».

Эмир стоял здесь 2 дня, чтобы дать отдохнуть войску. Сюда прибыли к нам Бу-Сахль Хамдуни и Сури с хаджиб-джамедаром, Гаухар-Аином-хазинедаром и другими предводителями в сопровождении 500 всадников.

Эмир приказал им ехать в Нишапуру и захватить город, так как прибыло письмо Бу-л-Музаффара Джамхи, что сахиб-бериду приказано выйти из скрытого места; что алиды — его друзья, но главари выскочек (Все место сильно испорчено и поддается пониманию только е помощью Тег., где оно читается так: «Прибыло письмо Бу-л-Музаффара Джамхи о том, что главаря выскочек устраивают смуту, а алиды, в доме которых скрывался Бу-л-Музаффар, препятствуют и не допускают, чтобы возникла смута») устраивают смуту. (Когда) город будет занят, надо приготовить корм, сколько возможно, так как мы проведем там конец зимы.

Они уехали. Эмир уехал в набег, поскакав к Баверду, и приказал везиру с всадниками, которые не были назначены в этот набег, итти вслед за ними. (Переведено по тег.; в Кальк. Испорчено) Эмир уехал в набег с всадниками без багажа (джарида) на хороших конях, они пошли через ущелье Барси. ( *** ; в Тег.: «через непроходимое ущелье» (***)

Когда Тогрул прибыл в Баверд, он нашел (там) Дауда и йинальцев со всем туркменским войском и всеми обозами. Они говорили, что (надо) поскорее итти в пустыню — «побудем в пустыне и устроим перестрелку, ибо этот падишах стал воевать по-иному». Они занимались этим, когда дозорные, расставленные на горах, поскакали один к другому и сказали, что пришел султан. Сообщение доставили Тогрулу, Дауду и прочим людям, и они погнали обозы. Пока мы из тех ущелий дошли до Бавердской равнины, |759| они уже оставили за собой некоторое расстояние, так что мы догнали бы, если бы пошли быстро, но без желания бога не делается никакое дело.

Поймали одного студента (мулла-задэ), и хаджиб привел его к эмиру. У него стали спрашивать о туркменах и обозах. Он сказал: «Уже несколько дней как Али-и-Микаил увел (Тег.: «Али и Микаил увели») обозы в пески Несы и Феравы. Начальники и предводители с большим и снаряженным войском находятся окрест пустыни, от дороги удалились на 10 фарсахов. У меня захромала лошадь и я отстал».

Эмир чувствовал утомление. Прибыло несколько всадников из наших предводителей и разведки. Они сказали эмиру: «Студент лжет. Обозы погнали в полдень: мы видели пыль». Сипехсалар Али и другие сказали: «Эта пыль была от войска, потому что они не столь неосторожны, чтобы держать обозы так близко от себя». Они сделали слабым (Так в Тег.; в Кальк.: поправили) мнение эмира. Он много проехал, и день стоял жаркий. Он остановился на окраине Баверда. Если бы он повел (войско) так же быстро, (как раньше), или послал какие-нибудь отряды, все эти (туркмены) попались бы им, так как прибывшие [289] ночью наши шпионы (сказали): «У туркмен замерли руки и ноги, и они отчаялись в жизни. Обоз находился очень близко от них. Если бы он (эмир) добрался туда, великая цель была бы достигнута. Так как они боялись, то поспешно догнали обозы, чтобы уйти в Несу — уж больно велик был страх и ужас, овладевший ими. Если султан пойдет в Фераву, они также не останутся, так как они очень бедствуют из-за корма. Они говорили, что сколько бы к нам не подходили, мы пойдем вперед, пока не наступит зима и они не заскучают и не вернутся. Весной же без обозов снова пойдем воевать». Когда эмир узнал об этом, он расположился в Баверде; наступила зима. Он принимал начальников, и они обсуждали это. Бу-Сахль, устад дивана накт (***), (Так в Кальк.; Тег.: «он (эмир) вызвал Бу-Сахля Зузани, устада дивана накт, и передал то, что сообщили лазутчики». Неясно, кто передал — эмир или Бу-Сахль. Что такое «диван накт» — неизвестно; «устад» — -«мастер, учитель», очевидно, заменяет обычное «сахиб» — «начальник». Бу-Сахль Зузани в это время был начальником дивана документов) передал то, что сообщили лазутчики. Говорились |760| разные речи. Везир сказал: «Выше и возвышеннее всего взгляд государя. Отсюда путь недалекий, и мне кажется самым правильным отправиться в Несу, там пробудем несколько дней, корм будет съеден и к тому же увеличится страх и ужас у врагов тех мест, они убегут подальше и слух об этом дойдет до Хорезма и это принесет пользу. Станет известным вдали и вблизи, что государь пришел с тем, чтобы снова вернуться в Хорасан и целиком исправить несчастья».

Эмир сказал: «Правильно только это».

*Поход в Несу

На другой день эмир выступил (из Баверда) и направился в Несу. Та область пришла в смятение, и неприятели из пустынь пошли (в) Фераву, а обозы погнали к Балхан-куху. Если бы на них было произведено нападение, много желаний увенчалось бы успехом. Много времени спустя выяснилось, что положение неприятелей было таково, что Тогрул в течение нескольких дней не снимал с себя ни сапог, ни кольчуги и, когда спал, клал щит вместо подушки. А когда таково положение предводителя племени, можно думать, каково было остальным его (подданным).

Эмир несколько дней пробыл в Несе и пил вино, так как местность была хороша. Войска султана из Хорезма тайно отправили письмо и старались сблизиться. Им мы написали в ответ письмо с царской подписью. Везир мне сказал: «Это все уловки, так как они знают, что мы не можем напасть на них. Одно — это то, что в этих местах голод, и войско не может оставаться здесь долгое время, чтобы итти к Хорезму; другое — это то, что враги в Хорасане так близко к нам, и из-за них мы пришли. Раньше они усыпляли нас пустым стеклом; надо дать хороший ответ хорезмийцам, чтобы если у них в сердце смута, то они все же стояли бы с поникшими головами и молчали. Когда же враги попадут в края пустыми, а корма не найти, то они оттуда |761| направятся в трудные места, и от войска поднимется крик и вопль».

*Возвращение Мас'уда в Нишапур. Состояние Нишапура

Из Несы эмир вышел дорогою через Баверд и Устуву и направился в Нишапур. Казии, улемы, факихи и сыновья казия Са'ида, за исключением (самого) казия Са’ида, который не мог выйти по причине слабости, вышли навстречу к главному городу Устувы, который называют Худжаном. Эмир прибыл в Нишапур в четверг в половине раби II (= 4 I 1040) и 27 числа (= 17 I) остановился в саду Шадьях. А Сури приказал тот трон [290] Мас'уда и ковер с суфы, на которых сидел Тогрул, разрезать на отдать бедным и сделать новые. Он приказал сделать большой срыть конюшни, которые те устроили. Эмиру это понравилось, и он похвалил его. Он (Сури) много старался, пока смог приготовить корм на 20 дней.

Нишапур я на этот раз увидел не таким (как раньше). Весь он запустел, лишь немногое осталось населенным. Maн хлеба стоил 3 диргема. Кедхуды (Кедхуды здесь, повидимому, в значении «домохозяева») раскалывали потолки домов и продавали и умирали от голода с семьями и детьми. Стоимость поместий упала, диргем стал данаком. Мувафик, имам сторонников хадисов, уехал с Тогрулом. Спустя неделю, эмир отправил хаджиба Бедра в волость Пушт, хаджиба Алтунташа в волость Бейхака, старшего хаджиба в Хаф, Бахарз и Асфанд, сипехсалара — в Тус, наполнил людьми все окрестности, а сам занялся питьем вина и весельем.

Погода была довольно холодная и положение стало тяжелым. Был такой голод, какого не помнили в Нишапуре. Умерло много людей из войска и простого народа. Я видел странные вещи в это время и необходимо o них |762| сообщить, так как в каждой из них есть пример, дабы умные люди лучше познали этот обманчивый мир.

Около Нишапура была деревня по названию Мухаммедабад, прилегавшая к Шадьяху, это хорошее место, так что 1 джуфтвар — из тех, которые в Нишапуре и Кермане называют джерибами — простой земли покупали по 1000 диргемов, а с деревнями, пашней и рисом по 3000 диргемов. У моего учителя Бу-Насра также был там дом, очень хорошо построенный, с трех сторон у него был сад. В тот год, когда мы вернулись из Табаристана, — а на тот год пришлась стоянка в Нишапуре — он захотел купить еще земли, чтобы дом был окружен садом (чахар-баг), и он купил за 10 000 диргемов от трех кедхуда, написали купчую (кабала) и взяли свидетеля. Когда они попросили дать деньги, я присутствовал при этом. Мой учитель сказал: «Частично надо взять серебро». На другой день продавцы стали настаивать, что нужно (заплатить) все золотом. Он некоторое время подумал, потом взял купчую, разорвал и сказал: «Земля не нужна». Хозяева земли раскаялись и просили прощения. Он сказал: «Решительно не хочу». Они ушли. Он мне сказал: «Что это было за желание, запавшее мне в голову, что я покупал землю. Если положение мира таково, как я думаю, всякий, кто будет жить, увидит, что здесь будет так: джуфтвар земли будут продавать за 10 диргемов. Я ушел и сказал сам себе: «Это все выдумки этого великого (человека)».

В этом году мы прибыли в Нишапур и в этом доме моего учителя остановился Бу-Сахль Зузани. Однажды я пошел к нему и нашел у него нескольких дехкан. Они продавали 30 джуфтваров земли около этого дома, |763| чтобы построить там на его имя дом с садом; они предлагали джуфтвар земли за 200 диргемов; он упрямился, наконец, купил и отдал стоимость. Я улыбнулся, он увидел; он был очень подозрительный человек — ничего нет, а его что-то тянет за сердце. Когда люди ушли, он мне сказал: «Я старался сделать это дело, и оно выполнено». Я хотел уйти. Он сказал: «Почему ты улыбнулся во время выдачи денег за землю». Я рассказал ему историю с моим учителем Бу-Насром и землей, которую он хотел купить. Он долго думал, потом сказал: «Жаль, что ушел Бу-Наср, оп был умным и дальновидным. Если бы ты мне рассказал это раньше, я бы ни в коем случае не купил. Но теперь, когда она куплена и золото отдано, неприлично отказываться от покупки. А после этого, что станет». Когда произошло поражение при Дандапкане, (В Кальк. текст испорчен, восстановлен по Тег) я вспомнил это обстоятельство и узнал, что положение этого Мухаммедабада стало таково, что джуфтвар земли продавали [291] за ман пшеницы и никто не докупал. Нужно обратиться ко времени до событий случившихся в этом году: джуфтвар земли покупался за 1000 диргемоз, потом продавали за 200 диргемов, потом стали продавать за 1 ман пшеницы и никто не покупает. Днем и ночью следует помнить этот пример.

Я видел еще багдадские стекла, очищенные и обточенные; такие багдадские (стекла) покупались по динару, (теперь же) продавались по 3 диргема.

После нашего возвращения в Нишапур 1 ман хлеба дошел до 13 диргемов. Большинство жителей города и области умерли. Дело с кормом было таково, что я видел однажды, а была моя очередь (присутствовать) в диване: эмир, везир и начальник дивана документов заседали до полуденной молитвы, пока заготовили корм на 5 дней. У гулямов не было хлеба и мяса, у лошадей соломы и ячменя. После вечерней молитвы мы освободились от дела с кормом. Эмир сказал с усмешкой: «Это удивительный и редкий случай». |764| В это время прибыл гонец (аскудар) из Газны и привез письма коменданта Газны Абу-Али. (Эмир) прочитал, обернулся к надимам и сказал: «Комендант пишет, что двадцать с чем то тысяч кафизов зерна заготовлено в больших глиняных горшках (кенду) амбаров — следует ли продавать или хранить. У нас в Газне столько зерна, а здесь такой недостаток». Надимы изумились. После же этого, пока этот падишах не умер, случилось много удивительного. Мы покажем в своих местах то, что было самым удивительным, чтобы читателям стало ясно, что мир целиком не стоит и половины пешиза (гроша).

Положение с кормом стало таково, что верблюдов водили до Дамгана и оттуда привозили корм. Тюрки (Т. е. туркмены) совершенно не ходили кругом нас; они были заняты своими делами, так как этот голод и недостаток были всюду.

Эмир был недоволен Бу-Сахлем Хамдуни, и он оттого был печален и растерян, а везир тайно интриговал. Бу-Сахль сделал посредником Мас'уди-Лейса. Несколько дней велись переговоры, пока было решено, что он поднесет государю 50 000 динаров. Он дал расписку и во время послал в казну деньги. Эмир приказал дать ему превосходный халат. Оп стал ходить на заседания эмира в качестве надима. Потом, через несколько дней, (эмир) приказал ему, чтобы он ехал в Газну и устраивал дела Нишапура (Т. е. заготовлял припасы для Нишапура) и чтобы (по дороге) взял все, что было положено в крепости Микали, через волость Пушт ехал в Сеистан и оттуда в Буст. Комендант Газны приготовил его дело, Мита с 200 вооруженных всадников был назначен ехать с ним. Они уехали из Нишапура и было послано письмо Бедр-хаджибу, чтобы оп выставил им проводника и довел их до границы. С ним они благополучно |765| добрались до Газны с тем, что у них было. И те бедствия, которые мы видели, он не видел.

Эмир дал должность раиса Нишапура Бу-л-Хасану Абд-ал-джалилю с тем же письмом и вышивкой, которые были даны Хасанаку, когда эмир Махмуд дал ему прекрасный халат, плащ и кольчугу. Он явился (к эмиру), поблагодарил и вышел. Раис Нишапура потребовал коня великого ходжи, вернулся домой и ему оказали хороший почет. Все знатные предводители Нишапура явились к нему. Он проявил по отношению к ним надменность, говорил, что он подобен Хасанаку. Они посмеялись над ним: чем это время походило на время Хасанака?

В это время пришло письмо от халифа, очень ласковое. Приказ султану был таков, чтобы он не уходил из Хорасана, пока не будет потушен огонь смуты, разгоревшийся из-за туркмен. Когда же он покончит с этим, то следует итти к Рею, чтобы те места также очистить от захватчиков. Ответ [292] был таков: «Высокий приказ встречен послушанием и повиновением. Намерение мое было таким же; а теперь я увеличу старания, так как пришел приказ».

Эмир Багдада написал (письмо), стараясь добиться расположения, как боялся выступления этого падишаха. Ему тоже отправили хороший ответ. Бакалинджару, который был правителем Гургана и Табаристана; эмир послал очень хороший халат с послом и сердечное и ласковое письмо, так как он оказал похвальные услуги в то время, когда там были Бу-Сахл Хамдуни и Сури. Эмир снова назначил надимом Бу-л-Хасана Гурд иракского казначея (хазин), который прибыл с теми людьми. (Т. е. Бу-Сахлем и Сури) Ему было приказано стать надимом и был дан халат. Он постарел и стал не тем Бу-л-Хасаном, которого я видел, время изменилось и люди и вещи также,

|766| В четверг 18 числа месяца джумада II (= 6 III 1040) эмир открыл празднование науруза. Принесли много даров и было много пышности. (Эмир) слушал стихи поэтов, так как был весел в это время зимы, спокоен, и не было смуты. Эмир приказал раздать награды (за стихи), а также музыкантам. (Перед ним) ходатайствовали за поэта Мас'уда, и он приказал выдать в виде награды поэту 300 динаров за сочинение и 1000 динаров в виде жалованья каждый месяц из сборов Джилема (***) и сказал: «(Ему) следует быть там». После науруза он принялся за дела похода и приготовил оставшееся неприготовленным. (Эмир) сказал сахиб-дивану Сури: «Собирайся итти с нами так, чтобы совсем не оставаться в Нишапуре, а твой брат здесь, в Нишапуре будет наибом (заместителем)». Он сказал: «Повинуюсь приказу. Я сам намеревался не удаляться ни на одно мгновение от стремени государя из-за того, что постигло меня за это время». Он назначил наибом и приготовился. Он (эмир) говорил, что следует везти с собой Сури, так как, если Хорасан будет очищен, его можно будет снова послать туда, если же будет иначе, то пусть этот человек не попадет в руки врагов, ибо он взволнует мир против меня. Также говорили, что это положил в уши; эмиру Бу-Сахль Хамдуни. Бу-л-Музаффару Джамхи эмир дал халат и утвердил за ним (должность) сахиб-берида и роздал халаты алидам и накибу алидов и поручил последнему Бу-л-Музаффара.

Кази Са'ид за ото время видел один раз эмира, но два его сына постоянно являлись на поклон. В это же время к нему (эмиру) пришел кази, попрощался, произнес молитву и дал советы. Эмир дал халаты обоим его сыновьям и отправил с почетом домой.

*Поход к Серахсу и Мерву. Разгром войск Мас'уда при Данданкане

Эмир выступил из Нишапура в сторону Туса за два дня до конца джумада II (= 16 III), на десятый день науруза. Через Дере-и-Сурх спустился на равнине в узле дорог на Серахс, (Так в Тег., в Кальк.: «Сурх») Несу, Баверд, Устуву и Нишапур. |767| Он послал во все стороны снаряженные войска с осторожными предводителями (мукаддам) и именитыми саларами, чтобы они были разведочными отрядами. Противники также зашевелились, и пришли к Серахсу много снаряженных людей. Они послали разведки (для наблюдения) за нашим войском, и обе стороны остерегались; происходили сражения и стычки. Эмир разбил палатку на возвышенности и, расположившись лагерем в боевом порядке, пил вино. Сам он с большей частью войска, которая не пошла против врагов, ожидал получения зерна. Цены достигли такого уровня, что ман хлеба стал 13 диргемов, ячменя же никто не видел в глаза. Перерыли Тус, его окрестности и отбирали у каждого, кто имел хотя бы ман пшеницы. [293] Сури поджег эту область. Много людей и лошадей умерло из-за бескормицы, так как ясно и известно, сколько могли жить (одной) травой. Дело дошло до того, что было опасение, как бы войско поневоле не восстало из-за бескормицы и как бы дело не ушло из рук. Уведомили эмира и сказали вслух прямо, что дело уходит из рук, что надо двигаться, если же этого не будет сделано, выйдет такое дело, что исправить его будет трудно.

Эмир двинулся оттуда в сторону Серахса в субботу 19 ша'бана ( = 5 V). Пока мы пришли в Серахс, в дороге столько лошадей пало, что не было им счета; все люди были печальны и грустны из-за бескормицы и голода. Мы прибыли туда в последний день месяца ша'бана (= 16 V), дорогою столько верблюдов пало, город был разрушен и без воды и не было ни одной полоски пшеницы. Люди все разбежались, и горная равнина была как бы выжжена, совсем без травы. Люди были в смущении, они ходили и из далеких мест приносили сгнившую траву, которую в прошлое время товарищи бросили на этой равнине; ее поливали водой и клали перед лошадьми. Те брали один-два глотка, поднимали голову и смотрели, пока не гибли от голода. Положение же пеших людей было еще хуже. |768|

Эмир, крайне смущенный всем этим, устроил совет с везиром, Бу-Сахлем, сановниками государства и главарями войска. Они сказали: «Что выйдет из этого дела. Если будет продолжаться так, то не останется ни людей, ни животных». Эмир сказал: «Хотя неприятели собрались (против нас, однако) я знаю, что у них также тягостное положение». Ответили: «Да будет долга жизнь государя. Положение воина совсем иное, когда провиант в изобилии. Самое лучшее, если бы сейчас прибыл хлеб. Враги же у самого хлеба, и, пока мы туда прибудем, их животные отдохнут, потолстеют и раздобреют, а мы ничего не найдем на этой дороге (Мервской). Правильным кажется то, что государь должен итти в Герат, так как в Бадгисе и той области есть фураж. Там мы побудем некоторое время и затем, подготовившись, обратимся па врагов». Эмир сказал: «Это невозможно, что вы говорите. Я (никуда) не пойду, кроме Мерва, так как туда придут неприятели. Чтобы там ни было, а я не могу каждый день приходить ради этого дела». Сказали: «Государю следует повелевать, а мы подчиняемся повелению, куда бы он ни пошел».

И они возвратились от него в унынии. Стали обсуждать и через Бу-л-Хасана Абд-ал-джалиля и Мас’уд-и-Лейса передали, что неправильно итти в Мерв: год засушливый, говорят, по дороге воды нет и не найти фуража. Отчаяние охватит солдат по этой дороге. Как бы, оборони аллах, не случилось беды, (последствия) которой трудно будет исправить».

[Отправившись для новых переговоров с эмиром, Бу-л-Хасан и Мас'уд-и-Лейс не достигли никаких результатов. Эмир был рассержен и |769| набросился на них с бранью, употребив самые оскорбительные выражения как но отношению к ним, так и ко всем остальным начальникам. Наконец, он пригрозил снести голову всякому, кто еще раз посмеет обратиться к нему с подобными речами.]

|772| На другой день, в пятницу 2 рамазана (= 17 V 1040) ударили в барабаны, эмир сел (на лошадь) и отправился дорогою на Мерв. Однако (войска) шли в смятении и печали. Воистину, походило на то, что тащатся, можно |773| сказать, из последнего: жара ужасная, харчи скудные, фуража не найти, животные отощали, у людей пост во рту. На дороге эмир прошел мимо нескольких солдат, которые сами тащили лошадей и плакали. Сердце эмира сжалось и он сказал: «Очень скверно положение этого войска». Он приказал выдать им несколько тысяч диргемов, и всех окрылила надежда, что может быть он поворотит назад. Но судьба была сильнее, ибо ко времени полуденного наказа началась старая история. Потом сказал: «Все эти трудности и лишения (только) до Мерва». На другой день он снялся оттуда. [294] Удивительным оказалось то, что по этой дороге не было и воды. Никто не мог запомнить такого недостатка в воде: когда мы доходили до больших речек, они также оказывались сухими. И па третий день выступление из Серахса дело дошло до того, что было необходимо копать колодцы, чтобы^; достать воды. Накопали много. Появилась вода и пресная и соленая. Зажгли огонь в камышах. Выло ветрено. Ветер подхватывал (тот) дым, забивал в палатки людей и прокапчивал их. Подобного рода вещей в это путешествие было немало.

В среду 7 рамазана (=22 V), когда мы снялись, в полдень показалась тысяча туркменских всадников. Говорили, что (это) йинальцы и 500 всадников (из) наших перебежчиков. Их саларом, говорили, был Бури-тегин. Они появились с четырех сторон. Произошло серьезное сражение. Неприятели угнали много верблюдов и постарались во-всю. Наши люди пошли вперед и наказали их так, что они отошли подальше. И таким образом, преследуя (нас), они дошли с нами до стоянки. Эмир в этот день немного протрезвился (от самообмана), когда увидел превосходство врагов, и всем стало ясно, что он раскаивается.

[Во время послеполуденного намаза, после приема, он спросил везира |774| и военачальников, каким образом может происходить то, что малочисленный неприятель одерживает верх и угоняет верблюдов, между тем как его многочисленное войско, несмотря на соблюдение всех военных правил, не может дать отпора. Начальники сперва было думали уклониться от прямого ответа. «Неприятель сегодня напал неожиданно. Если они придут завтра, то увидят совсем другое». Они встали, чтобы откланяться, но эмир приказал им остаться, и произошла длительная беседа. Выяснилось, что султанское войско близко к полному разложению. Начальники жаловались на нежелание солдат воевать и предрекали поголовное бегство из рядов. Везир требовал от начальников, чтобы они приняли все меры удержат), дисциплину среди солдат, указывая, что до Мерва, где они найдут все, |775| осталось только два перехода. Начальники ответили, что «большой страх теснит им сердце: как бы паше собственное войско не причинило нам вреда». Неожиданно, поздним вечером, прибыл гонец с известиями, несколько поднявшими настроение султанского штаба.]

Привезли донесения лазутчиков о том, что, когда прибыло известие о султане и выступлении его из Серахса, страх и великий ужас обуял это племя. Тогрул собрал начальников, и очень много говорилось на всякие лады. Наконец, сказали Тогрулу: «Наш старшой — ты. Все, что ты найдешь правильным, мы выполним». Тогрул сказал: «Нам казалось бы правильным пустить обоз вперед, направиться в Дихистан и Гурган и той областью завладеть, так как таджики слабы силой и без средств (войны). Если мы там быть не сможем, пойдем в Рей, ибо Рей, Джибаль и Исфаган (принадлежат) нам. Ни в каком случае падишах не станет преследовать нас, когда мы уйдем из его страны, ибо этот падишах велик, много имеет и войска, и людей, и снаряжения и областей, и приемы войны нашей знает. За нами он не станет пускаться в погоню. Нам известно, сколько мы понесли трудов за эту зиму. Уж лучше возьмем (более) скромное, чем (все) это великолепие».

Все сказали: «Это мнение более приемлемое и по нему следует |776| поступить». Дауд не произносил пи слова. Его спросили: «Ты что скажешь?» Он ответил: «То, что вы говорили и на чем порешили, — вздор. Сначала не следовало бы этого делать. Не следовало бы меряться силами с таким человеком. Теперь, когда мы померялись, он рассердился на нас. Война разгорелась, мы разорили у него несколько областей — следует биться не на жизнь, а па смерть. Если побьем его мы, мы распространим власть па весь мир. Если он побьет нас, мы убежим отсюда. И несомненно, что нас [295] будут преследовать некоторое время, если мы будем побиты. Обоз же следует (держать) как можно дальше, в каком бы месте мы ни находились, так как не связанный (ничем) всадник свободен от забот. Знайте, что если мы уйдем, не дав сражения, то этот падишах будет думать, что мы испугались и убежали. И он пустится за нами в погоню, посредством писем оповестит о нас всех правителей областей — и друг будет принужден стать врагом по отношению к нам. Этот голод, который был у нас и посейчас есть, был точно так же и у них. Есть он и теперь, как это нам стало известно из достоверных сообщений. По крайней мере, мы уже давно находимся у провианта, и лошади и люди отдохнули, а они (только что) появятся из пустыни. Это слабость; Его не следует бояться».

Ябгу, Тогрул, йинальцы и все предводители сказали: «Это мнение более правильное». И отправили обоз с двумя тысячами всадников, которые были помоложе, и на лошадях похуже. А остальному войску устроили смотр — всадников было 16 000 — из этого числа они пошлют авангард с йинальцами и Бури-тегином. Необходимо соблюдать большую осторожность, так как положение в действительности таково, как оно описано.

Бу-Сахль тотчас же сел (на лошадь) и отправился к эмиру. И я с ним отправился. Эмир прочел то донесение и некоторое время молчал, (потом) сказал Бу-Сахлю: «Впереди нам предстоит запутанное дело. Мне (бы) лучше направиться в Герат, а с тем народом заключить мир. Теперь это упущено. (Посмотрим), что предназначил господь, ибо много умрет войска. 16 000 добрых всадников — и нерадивое, малодушное войско, какое у нас!» |777|

Бу-Сахль сказал: «Да не будет ничего, кроме доброго. Следует постараться добраться до Мерва, так как там можно закончить дела или войной, или миром».

[На военном совете, куда были приглашены все военачальники, письмо было прочитано еще раз. узнав, что туркмены их побаиваются, начальники несколько ободрились. Было решено пробиваться к Мерву. Ночь была проведена в приготовлениях, и начальники ободряли и увещевали солдат.]

На другой день, в четверг 8 рамазана (= 23 V), эмир сел (на лошадь) и повел (войско) в строгом боевом порядке. И вышло так, что (едва) мы прошли 1 фарсах, как показались неприятели, весьма многочисленные, и слева, и справа, и со (всех) сторон. Завязалось сражение, и дело стало серьезным, потому что в то время, как они нападали (на нас) со всех сторон, с нашей стороны (только) отбивались (и), выбившись из сил, сражались поневоле. Неприятели становились все более и более дерзкими, и мы таким образом двигались и (вместе с тем) сражались.

|778| Я видел несколько раз, что султанские гулямы отправлялись к беглецам, они разговаривали с султанскими гулямами, которые были на верблюдах, и ездили вместе. Хаджиб Бектугды ехал в носилках на слоне, со своими гулямами, а он не мог быть нигде, кроме как на слоне, с ослабленными глазами, руками и ногами; на все, что его спрашивали о гулямах в этот день — каков порядок, или что такой-то отряд надо туда-то послать, он отвечал: «Это знает Артегин. Султан отдал приказ ему и офицерам (сархангам), я же ничего не вижу и отошел от дел, что вы хотите от меня?» Гулямы действовали слабо. Таково было положение гулямов, а одноконные (яксувареган) (только) смотрели. Враг с каждым часом становился смелее, а наши люди небрежнее. Начальники и предводители очень старались (в бою) вместе с эмиром, а эмир делал атаки с копьем. Стало ясно, как солнце, что его хотят выдать. Выло удивительно, что в этот день не случилось несчастье, так как ничего (другого) не оставалось. Враги увели много « верблюдов и (унесли) материи. Битва продолжалась до молитвы, так что переход был не закончен; а от того места, откуда мы выступили, до берега реки было 3 фарсаха. [296]

Мы остановились на берегу реки без порядка, и, подобно потерявшим сердце, все войско впало в отчаяние. Стало ясно, что случится большое несчастие. Начали потихоньку седлать дромадеров и сильных лошадей брать в запасные, и беспокоились о вещах и деньгах — воистину, словно быть воскресению из мертвых: (даже) друг с другом прощались. Эмир сильно упал духом и сделал (все), что служило средством к борьбе. Перед послеполуденным намазом он сделал прием, созвал начальников, устроил заседание. Говорилось много. Говорили: «До Мерва осталось 2 перехода. |779| Того же, что случилось сегодня, следует остерегаться. Когда достигнем Мерва, все наши желания исполнятся. Одноконные (яксувареган) сегодня ничего не делали, и индусы ничего не делают и вдобавок смущают остальное войско. Где ни случись, всюду 10 нападающих туркмен обращают в бегство 500 наших. Не знаем, что с ними, наконец, случилось, что они бегут. (Ведь) хорезмскую войну (Т. е. завоевание Хорезма Махмудом Газневи в 1017 г.) они же проделали. Дворцовым гулямам следует прилагать (особенное) старание, так как они центр — а они сегодня не сделали ничего». Эмир спросил у Бектугды: «Что за причина, что гулямы не сражаются?» Тот сказал: «Большинство не имеют лошадей. У тех же, которые имеют, лошади ослабели от отсутствия ячменя. При всем том сегодня они не сделали провинности, и я (еще) оказываю на них влияние, а завтра, очень может быть, они откажутся повиноваться». И беседа шла еще некоторое время о таких прелестях, потом разошлись.

Эмир устроил совещание с Бу-Сахлем Зузани и везиром и сказал: «Это дело переходит границу. Что предпринять?» Везир сказал: «Не следовало приходить. Говорили. И я подымал вопль — Бу-Сахль мой свидетель. Теперь ни в каком случае назад не воротишься, да и от Мерва мы уже близко».

[Везир посоветовал эмиру вызвать обиженного хаджиба Бектугды и переговорить с ним наедине, так как все же хаджиб имел сильное влияние на гулямов. «Если он скажет гулямам: нужно умереть — они умрут». |780| Эмир вызвал хаджиба и при помощи лести и разного рода обещаний, уладил дело. Потом были вызваны начальники индусских отрядов и подвергнуты выговору. Они ответили: «Нам стыдно перед государем сказать, что люди наши голодны, а лошади еле стоят на ногах, так как уже 4 месяца не видели ячменя». Бу-Сахль, начальник Бейхаки, (заменивший умершего Бу-Насра |781| Мишкана), и сам Бейхаки погрузили наличные деньги и постели на дромадеров.]

Эмир большую часть ночи бодрствовал — устраивал дело: гулямам выдавал лошадей, принимал меры предосторожности в отношении казны и всего прочего. Салары и мукаддамы — всё делали то же самое. Совершили утренний намаз, и забили в барабаны, и пошли. Я видел вокруг эмира 60-60 запасных дромадеров, 300 гулямов, увешанных оружием, слонов в бронях. Снаряжение было весьма крепкое. В этот день едва успели пройти полфарсаха, (как) поднялись крики неприятелей, и с четырех сторон (на нас) напало много людей и вступило в бой. (Произошло) серьезное сращение. Знамен Тогрула, Ябгу и Дауда нигде не было видно. Говорили, что они в арьергарде. Всех отборных и воинственных он (Тогрул) отправил вперед, а сам (стоит) позади войска, приготовившись (к бою), и таким и будет, и тогда (неприятели) нападут на обоз, (Этих слов в Тег, нет; все место крайне неясно) от крайней трудности (положения) было так, что в этот день нельзя было, как следует, пройти дорогу. Наши люди сражались добросовестно, и, все время отбиваясь, мы прибыли в полдень к крепости Данданкан. Там эмир остановился на одной возвышенности и попросил воды. И другие также стояли. Неприятели [297] выстроились — стояли (тоже) и были опечалены. Многие из населения появились на стенах крепости и стали спускать со стен кувшины с водой. Люди (эмира) стояли (внизу) и пили, так как чувствовали страшную жажду и были печальны. Большие речки все были сухи — в них не было ни капли воды. Эмир сказал: «Спросите из водоема воды для животных». Ответили: «В крепости (всего) 5 колодцев — дадут воду (только) солдатам, а вне |782| крепости есть (еще) 4 колодца, но неприятели набросали туда трупов и отверстия завалили, но мы исправим это в течение одного часа, отсюда же до тех водоемов, о которых говорили государю, 5 фарсахов, и нигде больше воды не найти».

Эмиру сказали: «Здесь следует остановиться, так как сегодня дело пошло хорошо, и нам была удача». Он сказал: «Что это за новости. Как вы дадите 7-8 колодцев с водою (столь) большому войску. Сразу же отправляемся к водоему». Если бы мы остановились, то должно быть не произошло бы такого великого несчастия, но (мы) должны были итти, и оно должно было произойти. Эмир погнал (войско) оттуда, и порядок нарушился: дворцовые гулямы попрыгали с верблюдов вниз и принялись отнимать лошадей у тазиков (Т. е. таджиков, речь идет о чиновниках эмира) и у всех, кто был послабее. Сели на лошадей — и сразу 370 гулямов со значками льва повернули тыл и передались туркменам. Подъехали тё гулямы, которые бежали от нас еще во времена Бури-тегина. Хватали друг друга и кричали: «Яр, яр». Они напали с яростью. Ни один не стоял тесно к другому (?), порядок нарушился со всех сторон, и наши люди совсем обратились в бегство. Эмир остался с ходжой Абд-ар-раззаком, Ахмед-и-Хасаном, Бу-Сахлем, Бу-Насром, Бу-л-Хасаном и их гулямами. Я и Бу-л-Хасан Дилыпад также удивительным образом попали туда — мы увидели воскресенье из мертвых в сем мире.

Хаджиб Бектугды и гулямы мчались на верблюдах на край пустыни, индусы побежали в другую сторону. Курдов и арабов никто не видел. Хильташи бросились в третью сторону. Порядок на правом и левом флангах был нарушен и каждый кричал: «Спасайся, спасайся!» Неприятели набросились на обоз и растаскивали и производили атаку и натиск. Эмир стоял. Тогда они стали нападать на него, а он мужественно отражал нападение. |783| В руках у него было смертоносное копье, и от тех, кого он им поражал, не оставалось ни лошади, ни (самого) человека. Несколько раз неприятельские воины приближались к эмиру, кричали, но испытывали отпор и повертывали назад. И если бы в тот день этому падишаху оказали помощь тысяча добрых всадников, он выиграл бы то сражение, но (увы) — не оказали.

Я видел эмира Маудуда. Он сам, склонившись к передней луке седла, с обнаженной саблей в руке погонял лошадь и кричал войску: «Эй, трусы! (Хоть) несколько всадников идите ко мне!» Ни один всадник не дал ответа — и он в унынии возвратился к отцу.

Хорошо стояли (в битве) с султаном гулямы тазиков и крепко сражались, переходя меру, особенно один хаджиб Абд-ар-раззака, гулям высокого роста. Подошел один туркмен, ударил его в шею копьем и повалил; другие подошли, взяли коня и оружие, а гулям умер, разбив сердце другим. Туркмены и гулямы нажимали сильнее и было близко к тому, что случится великое бедствие. Абд-ар-раззак, Бу-Наср и другие говорили: «Да будет долга жизнь государя. Более стоять нельзя, нужно уехать». Хаджиб-джамедар сказал по-тюркски: «Государь сегодня же попадет в руки врагов, если быстро не уйдет». У этого хаджиба, когда пришли в Мерверуд, разлилась желчь. Эмир поскакал, затем приказал двинуться по дороге к хаузу. Появилось сухое русло; тот, кто был на той стороне русла, попал в плен, а тот, кто был на этой стороне, поскакал и спасся от беды. [298]

Меня, Бу-л-Фазля, один личный слуга (эмира) с 10 гулямами с помощью; (разных) ухищрений переправил через русло. Они сами быстро поскакали и |784| уехали, а я остался один. Я поскакал с другими, пока не достиг берега Хауза.

Я нашел эмира, который там остановился. Вельможи и предводители направлялись и приходили туда. Мне пришла в голову мысль — может быть эмир хочет здесь утвердиться и привести в порядок войско, но об этом не могло быть и речи. Готовились к уходу, устанавливала, знамена и оставляли их, чтобы те из вельмож, кто должен притти — пришёл. (Это заняло время до) полуденной молитвы. Появились отряды туркмен и тюрок, которые думали, что может быть он (эмир) остановился здесь чтобы вернуться обратно. Эмир сел на коня с братом и сыном, со всеми вельможами, известными и знатными, и сильно поскакал, так что много людей отстало. Он направился к крепости, взяв в проводники двух чистанцев. Туркмены преследовали (их), один отряд показывался вдали а другие были заняты грабежом обозов. Когда солнце стало желтеть, эмир достиг проточной воды — очень большого водоема. Я туда пришел к вечерней молитве. Эмиру приготовили дромадера. Он хотел ехать на дромадере так как 16 лошадей было загнано под ним за один этот переход. Туркче-хаджиб ехал вслед и поднимал усталых коней, которые имели цену. Когда я подъехал, то увидел группу людей; я подъехал туда. Это были: везир, ариз, Бу-л-Фатх Рази, Бу-Сахль Исмаил, они приготовляли дромадеров. Когда они увидели меня, то сказали: «Мы едем». Я сказал: «Поезжайте». Они сказали: «Торопись». Когда я показал свое плачевное состояние и усталость, они сказали: «Иди сюда, едем». Я ответил: «Я очень устал». Поднялся; крик: «Торопитесь, эмир уехал». Они тоже уехали, и я поехал вслед за ними,;: Я же не видел эмира 7 дней, пока он не остановился на 2 дня в Гарчистане, — |785| как я расскажу эти события целиком; подробности этого надо знать, так как нужны (целые) жизни и эпохи, чтобы человек смог это увидеть.

Я ехал до ночи и увидел двух слоних без носилок, которые шли полегоньку. Личный пильбан (Пильбан — погонщик слона) (эмира) был мой знакомый. Я спросил: «Почему вы отстали?» Он сказал: Эмир поспешно уехал, указав нам путь, и вот идем». Я спросил: «Кто из знати и вельмож был с эмиром?» Он сказа «Его брат Абд-ар-рашид, сын эмир Маудуд, Абд-ар-раззак Ахмед-и-Хаса хаджиб Бу-Наср, Сури, Бу-Сахль Хамдуни, (Только в Тег) Бу-Сахль Зузани, Бу-л-Хасан, Абд-ал-джалиль, салар газиев Абдаллах Каратегин, за ним старший хаджиб; и много дворцовых гулямов врозь, за ними Бектугды со своими гулямами. Я ехал с этими слонихами. Рассеявшиеся люди нагоняли, и всю дорогу мы проходили мимо кольчуг, щитов, тяжестей, которые были брошены. Утром слоны пошли быстрее, я отделился и слез с лошади. Издали я увидел огонь лагеря и приехал во время обеда к крепости Баргерд (?), туркмены следом за нами пришли туда. Я с ухищрениями переправился через р. Баргерд и нашел, что эмир уехал в сторону Мерва. (Вероятно, надо читать: «Мерверуда») Я остался со знакомыми. Много бедствий и трудностей досталось нам. Пеший, с несколькими друзьями» я пришел в главный город Гарчистана.

В пятницу, 16 числа месяца рамазана (=31 V), туда прибыл эмир; и расположился на стоянку на 2 дня, чтобы подошли те, которые должны; притти.

Я пошел к Бу-Сахлю Зузани в город и застал его готовящимся к дороге, он меня тепло расспрашивал. Прибыло несколько моих людей, все пешие, они кое-что купили, и мы с ним поели и пришли в лагерь. Во всем лагере я увидел три палатки — одну султана, другие — эмира Маудуда и [299] Ахмед-и-Абд-ас-самада, у остальных же были навесы из холста (карбас), сами же |786| мы были в лохмотьях.

Во время послеполуденного намаза мы встали — 70 человек — и направились в Гур. Эмир также поднялся в полночь и пошел за нами. К утру прошли один перегон.

Сказал (знакомый автора сеистанец): «В тот день когда султан отступал, а неприятели так одолели и стали грабить, я видел Бу-л-Хасана Гурджи. Он валялся под деревом раненый и стонал. Я подошел к нему. Он узнал меня и заплакал. Я сказал: "Что (с тобою)?" Ответил: "(Меня) настигли туркмены. Увидели снаряжение и лошадь — закричали: Слезай! Я начал слезать и вследствие старческой слабости слезал с лошади медленнее, (чем следовало). Они подумали, что имею, какое-то намерение и ударили в спину копьем. Копье прошло через живот. Они взяли лошадь. Я же с трудом добрался до этого дерева и (теперь) жду смерти. Вот что со мною. Если кто будет спрашивать из знакомых и друзей моих, скажи". И попросил воды. Я употребил много стараний, чтобы принести ему немного воды в кувшине. Он (попил) и впал в бессознательное состояние. Я поставил остатки воды подле него и ушел, (не зная), что с ним будет. Одно знаю, что ночью умрет. Между двумя намазами (T. е. к вечеру) я видел знамена, которые |787| подошли. Говорили, что это Тогрул, Ябгу и Дауд. Я видел, как сына Каку, который был в оковах на верблюде, сняли с верблюда, разбили его оковы, посадили на верблюда, захваченного у ходжи Ахмед-и-Абд-ас-самада, и повезли к Тогрулу. Я ушел и не знаю, что еще произошло». Я то, что слышал, сказал эмиру. Эмир ехал поспешно перегон за перегоном. Прибыли одновременно 3 гонца с письмами от наших лазутчиков, (следивших) за врагами. Бу-Сахль Зузани отнес их к эмиру на остановке, где мы расположились. Выло (время) предвечерней молитвы. Эмир прочитал их и сказал, чтобы эти письма держали втайне так, чтобы никто не узнал о них. Он (Бу-Сахль) сказал: «Сделаю так». Он принес (их) и дал мне. Я прочитал, запечатал и вручил служащим дивана.

Они писали, что весьма замечательное происходило в этот раз: это племя , лишилось и сердца и разума (от страха). Угнали обоз на 16 перегонов и приготовлялись к бегству. Каждый день посылали всякого всадника, какой у них был, к султанскому войску, ожидая, что вот теперь люди окружат их, побьют их и уйдут, вышло же так, что дворцовые гулямы выказали подобное непослушание, вследствие чего положение стало таким тяжелым. Но еще более удивительным было то, что есть один-мулла-задэ, (Т.е. студент) знакомый с наукой о звездах и бывший ученик астролога, он попал к этому племени. Кое-что из речей его оказалось правильным. Он удерживал их в Мерве и говорил, что если они не будут правителями Хорасана, то пусть ему отрубят голову. В пятницу, когда произошло это событие, он ежечасно говорил: «Потерпите какой-нибудь час до полуденного намаза». Действительно, к этому времени туда прибыли всадники. Желание исполнилось, и войско султана повернуло тыл. Все три предводителя сошли с лошади на землю и преклонили колена. Мулла-задэ тотчас же выдали |788| несколько тысяч динаров и, преисполнившись великих надежд, поехали. В том месте, где произошло это событие (поражение эмира в Данданкане), разбили палатку и поставили трон. Тогрул уселся на трон, и пришли все сановники и поклонились ему, как эмиру Хорасана. Привели Ферамурза, сына Каку. Тогрул его обласкал и сказал: «Ты видел много страданий. Ободрись, потому что вам будут даны Исфахан и Рей». До времени вечернего намаза занимались разграблением (брошенного лагеря) и одаряли [300] всех. Предсказатель (также) получил (всякого) добра, молчащего и говорящего (вещи и скот). Растащили бумаги и султанскую канцелярию. Большею частью (это) погибло, к несчастью, — нашли всего несколько книг. Обрадовались этому и написали письмо с известием о победе туркестанским ханам, сыновьям Али-тегина, Бури-тегину, Айн-ад-даула и всем туркестанским сановникам. Печати канцелярии и войсковые знамена (Тогрул) отослал с вестниками. Тех гулямов предателей, которые сделали ту подлость, осыпали массою милостей, дали и управление областями, и шатры, и всякие принадлежности, и (всякие) вещи. И сами они обогатились — нет меры (тому), что попало им из награбленного. И ни у кого нет смелости, чтобы говорить что-нибудь про них. Мало того, тюрки говорят, что это мы сделали. (Предводители) приказали, чтобы обращенных в бегство пехотинцев, всяких, какие ни есть, гнали в направлении пустыни Амуйе. Пусть в Бухаре и той области смотрят на них люди и пусть станет ясно (для всех), что (это) настоящее поражение и нет меры тому, что попало в руки этому (туркменскому) племени: золото, серебро, платье, лошади! Они говорят так, что Тогрул пойдет в Нишапур с тысячью конницы, Ябгу сядет в Мерве с йинальцами, а Дауд с главной частью войска направится к Балху, чтобы захватить Балх и Тохаристан. То, что произошло до настоящего времени, рассказано.

|789| [Эмир прибыл в Дех-и Бу-л-Хасан Зафар, где отдыхал два дня и приводил в порядок то, что осталось у него от некогда громадного войска. Население Гура вышло ему навстречу и поставило угощение. На этой же стоянке эмир поручил Бейхаки написать письма к туркестанским ханам с |790| известием о случившемся, Бейхаки заметил: «Придется написать правду, как есть, чтобы не было наговора. Пока придет наше письмо, неприятельские вестники будут уже там и принесут военные значки и знамена, как это в обычае у туркмен».]

Копия письма в Арслан-хану

(Арслан-хан Сулейман — караханидский хан Кашгара (1032-1056)

|791| Да продлит аллах жизнь хана славного, великого. Это письмо от меня ему (написано) в рабате Карван в 7 переходах от Газны... (Мы опускаем славословия и рассуждения о бренности всего земного) Около двух лет, пока наше знамя находилось в Хорасане, мы извещали хана о всем, что происходило и случалось, о желанном и нежеланном, приятном и тяжелом, и (таким образом) выполнялся обычай товарищества и содружества во всех случаях. Поистине искренность между друзьями заключается в том, чтобы ничего не скрывалось, ни малого, ни большого. Последнее |792| письмо, которое мы отправили с всадником, как бы полупослом (?), было из Туса в б переходах от Нишапура. Мы сообщали, что остановились там с войсками, так как там (сходятся) границы Серахса, Баверда, Несы, Мерва и Герата, (ожидая) чего потребует положение и что будут делать выскочки, которые попали в окрестности пустынь. После того как уехал всадник, мы 6 дней не двигались с места. Разумный план требовал, чтобы мы направились в сторону Серахса. Когда мы прибыли туда, был первый день месяца рамазана (= 6 V 1040). Мы нашли ту область разоренной, ничего не сеялось и не салилось. Дошло до того, что за 1 динар нельзя было найти клочка травы. Самые цены дошли до того, что старики говорили — за эти (последние) 100 лет, что прошли, подобного тому они не помнят. Мана муки не найти за 10 диргемов, а ячменя и соломы никто и в глаза не видел. По этой причине великое бедствие постигло одноконников (яксувареган) и все войско, так что, несмотря на большое количество лошадей и снаряжения, на наших [301] глазах произошли бесчисленные несчастья. (Отсюда) можно понять, что делалось у знати, свиты и маленьких людей. Дело дошло до того, что в любое время и при любом случае среди (различных) родов войск... (Непонятное слово в Кальк., отсутствующее в Тег) и дворовых (людей) происходили споры и открытые распри из-за провианта, фуража и лошадей, так что эти споры переходили границы словесного и доходили до меча. Слуги, которых мы возвели в такое достоинство, что они высказывали нам мнение в важных делах и сообщали правильное и полезное, намеками и открыто говорили, что правильное решение таково: направиться к Герату, ибо там можно было достать обильный фураж, так как он со всех сторон близок к областям и является центром Хорасана. Правильным было то, что они говорили, но нас захватили раздражение и гнев из-за того, |793| что дело с выскочками осталось запутанным, мы хотели направиться в сторону Мерва, чтобы дело было выполнено. Кроме того, было заранее предопределено, что поневоле придется увидеть то удивительное (происшествие), которое случилось.

Мы отправились в сторону Мерва. Сердца (наши) подсказывали, что (это) несомненная ошибка. Дорога была не такова, как следовало бы, благодаря отсутствию фуража, безводью, жаре и пескам пустыни. В течение 3-4 дневных переходов, которые были пройдены, среди всех родов войск, происходили непристойные споры по поводу выступления со стоянки, фуража, лошадей, провианта и прочих вещей. Вельможи свиты (хашам), которые были расположены в центре, на правом фланге, на левом фланге и прочих местах успокаивали эти споры как следовало, по они поднимались еще выше, а не успокаивались и с каждым днем, даже с каждым часом усиливались. В такой-то день, когда мы (во время) предвечерней молитвы снялись с такой-то стоянки, чтобы расположиться в таком-то месте, с краев песков пустыни появился отряд противника. Они налетели и действовали очень дерзко, решившись что-нибудь похитить. Свита (хашам) здорово наложила им в ответ, так что они не достигли желаемого. Эта стычка тянулась до вечернего намаза, войско же шло в боевом порядке. Происходили столкновения и стычки, но не произошло сильной битвы. Как следовало бы, они не подходили на расстояние копья и не было побоища. Если бы люди серьезнее взялись за дело и бойцы войска со всех сторон проявили бы храбрость, то враги побежали бы. Ночью мы остановились лагерем в таком-то месте. Веды не случилось, но честь уменьшилась. Все, что полагалось в отношении разведчиков и... (*** — какой-то военный термин, значение неизвестно) было устроено, дабы ночью и в темноте не случилось неожиданности. Следующий день прошел таким же образом и мы близко подошли к Мерву. На третий день войско выступило более (правильно) построенное, и в полном порядке, как обычно в подобных случаях. Проводники говорили, что если пройти от крепости Данданкан |794| расстояние в 1 фарсах, то (встретится) речка. (Войско) двинулось. Когда мы дошли до стен Данданкана, был полдень. Колодцы, которые были под стенами, неприятели наполнили (нечистью) и бросили труп, чтобы не было возможности сделать там стоянку. Жители Данданкана крикнули со стен, что в крепости есть б колодцев, которые дадут войску воду на всех, но что, если мы остановимся там, они отроют колодцы, которые за стенами, и воды будет на всех, и вреда не произойдет.

День стоял очень жаркий. Правильным было только одно — сделать остановку. Но надлежало божественному предопределению сделать свое дело. Оттуда мы с большим трудом сделали 1 фарсах. Повстречались высохшие речки и ручейки. Проводники были изумлены, так как думали, что там есть вода, и так как никто не помнил, чтобы когда-либо эти речки были [302] без воды. Так как воды не было, люди испугались, правильно построенный порядок нарушился, и неприятели напали со всех сторон с чрезвычайной яростью, так что явилась необходимость взяться за дело нам лично, (выйдя) из центра. С нашей стороны были произведены энергичные атаки. Думалось, конные отряды (курдус) правого и левого флангов и крылья в порядке и не было известно, что один отряд дворцовых гулямов, которые были на верблюдах, спешился, стал захватывать чужих лошадей, каких находил, чтобы сесть и отправиться к (своему) делу. Этот спор из-за лошадей и стаскивание друг друга с седла лошади дошли до того, что гулямы набросились один на другого и обнажили свои места. Неприятели воспользовались этим удобным случаем, и положение стало затруднительным (настолько), что разрешить его ни я, ни знаменитые (военачальники) оказались не в состоянии. Пришлось поневоле оставить неприятелю (все) оружие и военное |795| имущество, которое было, и уйти. Неприятели занялись им, а мы поскакали и, (проехав) 1 фарсах, достигли большого водоема со стоячей водой. Все сановники и свита наша — братья, дети, знаменитые (начальники) и подчиненные прибыли туда благополучно, так что ни с одним знаменитым (военачальником) не случилось беды.

[Бежавший эмир на 8-й день прибыл в главный город Гарчистана и пробыл там 2 дня, «пока не подошли дворцовые гулямы и все войско». Впрочем, говорится также о недостаче некоторой части дворцовых пехотинцев и мелкоты, «не имеющей значения». Из Гарчистана эмир направился в Гур к крепости Бу-л-Аббаса Бу-л-Хасана Халефа, гурского предводителя, пробыл 3 дня у него и затем отправился в Газну. Письмо, отправленное |796| к Арслан-хану, заканчивалось заявлением уверенности, что хан «не пожалеет для нас ничего — ни войска, ни людей, ни снаряжения, и если: попросим потрудиться его самого, то он для нас не пожалеет (и себя)»]

*Действия сельджуков под Балхом

|806| В понедельник 24 шавваля (=8 VII) (эмир) послал Мас’уд-и-Мухаммед-Лейса послом к Арслан-хану с письмами и устными поручениями относительно помощи, союза и поддержки. Он (эмир) отправился из Газны через Панджхир. От Балхского сахиб-берида Эмирека Бейхаки пришли |807| шифрованные донесения. Я расшифровал. Он писал: «Дауд подошел сюда, к самому Балху, с большим войском, думая, что (власти) оставят город, и отдадут ему с легкостью. Я крепко устроил все дела и из района (руста), привел вольных людей (айаран). Правитель Хутталана оставил город пришел, (Текст испорчен, в обоих изданиях Тег. и Кальк. разные пропуски) так как там не мог оставаться. Теперь мы работаем заодно. Войнам (началась). Каждый день враг обращается к военным хитростям (и) отправил послов, чтобы мы отдали ему город и ушли. Получив суровый ответ и меч, он перестал надеяться. Если государь усмотрит (необходимым) пусть будет отправлен сюда из Газны отряд войска с разумным военачальником, чтобы нам удержать этот город, так как в этом городе заключен, весь Хорасан. Если неприятели им овладеют, дело пропадет разом».

[Эмир устроил совещание с везиром, аризом, Бу-Сахлем Зузани и военачальниками. После обмена мнениями было решено послать хаджиба, Алтунташа с войском на помощь осажденному Балху. Отправляя хаджиба,] эмир сказал: «Иди храбро, потому что вслед за вами в скором времени я пошлю другое войско с саларами и сам приду следом. То, что случилось,: случилось не благодаря неприятелю, а исключительно потому что произошел голод. Придет хан Туркестана (Арслан-хан) с большим войском, А мы также выступим, чтобы порешить с этим делом. Вы же мужайтесь. [303] А когда достигнете Баглана, глядите: если сможете найти случай проникнуть в г. Балх, идите, соблюдая чрезвычайную осмотрительность. Захватите город — и население города, и то войско, которое там находится, лишившись начальства, будут ободрены вашим (присутствием) и станут заодно. Если же не будет возможности туда пройти, идите в Валвалидж и захватите Тохаристан, и то, что нужно будет приказать, вам будет приказано. Слушайтесь предписаний Эмир(ека) Бейхаки». Они сказали: «Так сделаем», и отправились.

В воскресенье, за 2 дня до (конца) месяца зу-л-хиджа (= 9 IX 1040), |814| прибыла почтовая сумка (аскудар) из Дербенд-и-Шакура с кольцом |815| и запечатанная в нескольких местах. Ее открыли. (Время) было около полуденного намаза. Эмир созвал совещание в нижней части дворца по поводу известий, (заключенных в) пакете. Сахиб-берид Дербенда писал: «В этот час неожиданно пришли известия об ужасной битве. Я их не хотел сообщить до окончания предвечернего намаза, дабы пришло подтверждение, так как была мысль о ложности известий. В предвечерний намаз пришло подтверждение, — Шифрованная записка Эмирека Бейхаки. Он (ее) прислал мне, чтобы я узнал ее (содержание). Я ее расшифровал, было написано: "Когда пришло известие, что хаджиб Алтунташ вышел из Газны, я каждый день высылал из города к нему гонцов и сообщал ему те новости о положении у туркмен, о которых (мне) писали лазутчики. Я говорил (ему), как следует притти и (какую) следует соблюсти осторожность в этом деле, и что согласно тому, о чем он прочел в (инструктивном письме), и следует вести дело. Он подходил осторожно. Держал правильно походный порядок, когда вышел из Баглана, а стал ближе » к неприятелю — (войска) бросили осторожность и стали производить грабежи, так что подданные стали вопить и с поспешностью пошли и известили Дауда. Он уже слышал, что из Газны шел салар и какой именно салар, и (что) он (ведя войско) держался осторожности. Когда из речей подданных (положение вещей) стало ясным, он тотчас поручил одному хаджибу выступить, отправив его с 6000 всадников и несколькими предводителями навстречу Алтунташу. (Дауд) приказал (ему) устроить засаду в нескольких местах, а самому выступить с 2000 всадников, завязать серьезное сражение, потом повернуть спину, (рассчитывая, что) враги бросятся по алчности за отступающими, пройдут мимо засады — и тогда они бросятся из засады, появятся с двух сторон и с делом покончат.

Когда прибыло донесение лазутчика с таким, содержанием, я тотчас же послал (гонца) к Алтунташу и написал, чтобы они соблюдали осторожность, когда будут приближаться к неприятелю. И вот дело в каком положении. Не соблюдали осторожности так, как надлежало соблюдать в лагере — |816|; и произошло большое несчастие. (Враги же) хорошо постарались. После полуночи неприятели подошли к Алтунташу, завязали сражение, старались во-всю, потом повернули спину. Наши люди с жаждой что-нибудь награбить бросились за ними в погоню. Люди салара и мукаддамы удержались (от преследования). Неприятели выскочили из засады и многих перебили, многих взяли в плен. Алтунташ, сражаясь, пробился в город с 200 всадников. И мы, слуги его самого и людей его, которые были с ним, ободряли, пока он не успокоился. Каково стало положение того войска, мы не знаем"».

*Хорезм и сельджуки

|853| Когда (Дальнейшее — извлечения из специальной главы о Хорезме, в которой повторяются многие сведения, приведенные автором выше) он (хорезмшах Алтунташ) умер в крепости Дабуси, возвращаясь из Бухары, как я изложил в сочинении, Харуна прислали из Балха [304] и после того вызвали в Нишапур Ахмед-и-Абд-ас-самада, и он получи везирство. Сын его Абд-ал-джаббар вернулся в Нишапур из посольства |854| в Гурган. Он одел халат на должность кедхуды Хорезма и ушел (туда).. Благодаря везирству его отца он там (в Хорезме) стал тираном и связал руки Харуна и его людей. Харун огорчался и терпение его иссякло. Его окружили плохие советчики и подстрекатели. Они принялись за дело. Е этому присоединилась смерть Сати, (? в Тег.: *** , в Кальк *** ) брата Харуна в Газне. (Ему) описали обстоятельства так, что его нарочно сбросили с крыши. А Хорасан наводнился туркменами — первыми, сельджуки тогда еще не приходили (в Хорасан). Вдобавок один астролог открыл Харуну и предсказал ему" что он станет эмиром Хорасана. Харун поверил ему и стал игнорировать предписания Абд-ал-джаббара и поступать наперекор его действиям и вести на собраниях для приема жалоб (мазалим) па его счет обидные речи, пока дело не дошло до того, что, однажды, на собрании для приема жалоб» он прикрикнул на Абд-ал-джаббара и так осадил его, что тот ушел в гневе. Вступились посредники и был заключен неискренний мир. Абд-ал-джаббар жаловался (эмиру), но отец не мог ему помочь, так как эмир Мас'уд не слушал ничьих слов, (направленных) против Харуна, а с везиром он был в плохих (отношениях). Харун захватил дороги, так что пи у кого нахватало смелости написать что-либо в ущерб его положению, а сахиб-берида он подкупил, чтобы тот писал донесения по его (Харуна) желанию.

Дело его (Харуна) оставалось в секрете, пока он подготовил 2000 гулямов с лишним. (Тогда) он завел и зонт, и черное знамя и (захватил) прерогативы султанской власти. Абд-ал-джаббар и его люди остались без дела. Стали прибывать войска Со всех сторон. Послы его (Харуна) постоянно направлялись к Али-тегину и другим эмирам, и дело бунта начало преуспевать. Туркмены и сельджуки стали с ним заодно, так как каждый год (у них) было в обычае приходить из Нура Бухарского в Андаргаз (***) (По-видимому, искажение; м. б. Дарган) и некоторое время быть (там).

|855| [Отношения между Харуном и Абд-ал-джаббаром, говорится, далее, дошли до того, что последнему пришлось скрываться в подземелье у некоего Бу-Саида-Сахля (1 раджаба 425 = 22 V1034). Обеспокоенный исчезновением Абд-ал-джаббара, Харун приказал разыскивать беглеца по всем дорогам. По улицам прошли глашатаи, крича, что тот, в чьем доме найдут Абд-ал-джаббара, будет «разрублен надвое». Дом Бу-Саида, на который было подозрение, подвергся обыску и разграблению, и «каждого, кто был в связи с Абд-ал-джаббаром, истребили в корне».]

Через некоторое время после того этому падишаху (Мас'уду) стало ясно, что Харун станет бунтовщиком полностью, так как пришли известия со шпионами, что в четверг, за 2 дня до окончания ша'бана 425 г. (=18 VII 1034), Харун дал пост везира Бу-Насру Бузгуши. Вслед за тем пришло другое донесение, что в пятницу 21 рамазана 425 г. ( = 9 VIII 1034) изменили хутбу, и Харун распорядился имя своего государя выбросить и включить собственное имя.

|856| Наши шпионы принялись за дело, а также стали прибывать гонцы ходжи Ахмеда, и становилось известно все, что делал Харун. Эмир Мас'уд был весьма взволнован этим обстоятельством, так как Хорасан в смуте, и он не мог навести порядок в Хорезме. Он устроил совещание с везиром и Бу-Насром Мишканом. Были отправлены записки с царской печатью от (лица) эмира к свите (Харуна), чтобы подстрекнуть ее свергнуть Харуна. Конечно, (это) не принесло никакой пользы. [305]

Тогрул, Дауд, йинальцы и сельджуки при помощи Харуна пришли в пределы Хорезма с большим войском, палатками, верблюдами, лошадьми и баранами без числа. Он дал им пастбища и лучшие места в рабате Машэ, Шурахане и Гаухоре, (В изданиях (Кальк. и Тег.) искажено: Алаф-хоре) послал фураж, подарки и массу угощения, сказав: «Следует отдохнуть, так как я собираюсь напасть на Хорасан и подготовляю дело. Когда я тронусь в путь, вы оставите здесь обозы и пойдете впереди меня».

Там они уселись спокойно, ибо, когда умер Али-тегин, сыновей его не взлюбило это племя, и они уже не могли (оставаться) в Нуре Бухарском и той области. Между этими сельджуками и йинальцами и (с другой стороны) Шахмеликом были старинная вражда, жестокая месть и кровь. Шах-мелик держал шпионов. Когда он услыхал, что это племя расположилось там на жительство, он (выступил) из Дженда, который был его областью, засел в пустыне и на рассвете с сильным войском сделал на тех туркмен внезапное нападение. Они были застигнуты врасплох. Он напал па них в месяце зу-л-хидже 425 г., спустя 3 дня после праздника азха (жертвоприношения), (Т. е. 13 зу-л-хиджа (= 29 X 1034) и нападение (было) чрезвычайно жестокое. Убили около 7-8 тысяч всадников из них (туркмен) и захватили много золота, лошадей, пленников. Беглецы из Кезхарэ (В Кальк.: *** , вероятно, также следует читать Гаухоре; в Тег.: *** (? — ***) — «Переправа Хорезма» (м. б. «переправа Гаухоре») переправились через Джейхун по льду и по воде, так как была зима, и ушли в рабат Намак, имея голых (не оседланных) лошадей. Против рабата Намак было большое селение, (в |857| котором) было много людей. О тех беглецах там услыхали. Молодые люди взяли оружие и сказали: «Пойдем и убьем их. Пусть мусульмане освободятся от них». Был один девяностолетний старик, он пользовался популярностью среди тех людей, и его почитали. Он сказал: «О молодые люди! Остерегайтесь бить битого, который у вас ищет защиты. Они уже сами (по себе) побиты, ибо у них не осталось ни жен, ни детей, ни (близких) людей, ни скота». Они остановились и не пошли.

Когда известие об этом было получено Харуном, он очень опечалился, но не показал вида, что (это) ему очень неприятно. Он послал втайне человека к сельджукам, дал обещания и сказал: «Собирайтесь и приведите других людей, потому что я стою на том же, на чем с вами положил». Они также успокоились вследствие этого послания и из рабата Намак возвратились к (своим) обозам, а большая часть детей, снаряжения, оружия и скота пропала и немного осталось. Они стали устраиваться, и другие люди снова пришли туда. (В Кальк. Пропуски) С другой стороны Харун отправил посла к Шахмелику и всячески упрекал его: «Пришел ты и племя, которое находилось в союзе со мною и было моим войском, разгромил. Если они вначале нанесли тебе такую обиду, то ты уже отомстил им. Теперь следует увидеться со мною, чтобы заключить договор — тебе со мной, а мне с тобой. И мы постараемся уничтожить обиду и неприязнь, какая между тобой и сельджуками, так как я имею в виду более важные дела и хочу захватить Хорасан».

И Шахмелик ответил: «Весьма правильно. Я буду на этой стороне р. Джейхуна, ты же трогайся в путь и остановись на той стороне |858| (Джейхуна), чтобы послы начали переговоры и то, что следует положить, пусть будет положено. Когда договор будет заключен, я приплыву на лодке к середине Джейхуна, и ты приплывешь также, и мы увидимся, и мы дадим тебе сильный отряд из своих собственных людей, чтобы в этом деле, которое ты предпринимаешь, они тебе помогли. Я же возвращусь в Дженд. Однако условие таково, что ты не говори со мною о мире относительно сельджуков [306] потому что между (этими) двумя партиями кровь и меч. Я буду драться (с ними) до тех пор, пока (не увижу то), что будет обнаружено божественным предопределением».

Харун, успокоенный этим ответом, приготовился к путешествию и свиданию в сопровождении большого и приведенного в порядок войска, приблизительно в 30 000 всадников и пехотинцев, многочисленных гулянок; и громадной свиты. Так было (много), что невозможно себе и представив За 3 дня до окончания месяца зу-л-хиджа 425 г. (= 13 XI 1034) он остановился лагерем на берегу реки напротив Шахмелика. Когда Шахмеда увидел такое снаряжение и такие военные средства, он испугался и сказал своим приближенным: «Большое дело выпало нам. Мы (уже) отомсти своим врагам. Правильно поступить — это сделать неискренний мир., и возвратиться, потому что не следует быть ошибке. Большое счастье, и между нами этот Джейхун». Они сказали: «Именно так следует сделать»;.

Затем стали уходить и приходить послы с той и другой стороны. Заключили договор, приехали на середину Джейхуна, свиделись и быстро разъехались. Вдруг в полночь, не извещая Харуна, Шахмелик двинулся, направился через пустыню в Дженд и свою область и ушел с поспешностью. Харуну пришло известие, и он сказал: «Этот человек — большой враг. Пришел в Хорезм и побил сельджуков. Виделся с нами — и был заключен пир. Кроме как зимой, когда пустыня лежит под снегом, из Дженда |859| невозможно притти сюда. Я же направляюсь в Хорасан и имею большое дело. Когда я отсюда уйду, мое сердце по крайней мере будет спокойно».

Сказали: «Именно так». Харун также повернул обратно и возвратился в Хорезм. Он занялся усиленными приготовлениями к походу. Люди со всех сторон направлялись к нему: из куджатов, джаграков и хифчаков. (В обоих изданиях: ***; ср. выше, стр. 234, прим. 6) Он пришел с большим войском и сельджукам дал помощь лошадьми и оружием, чтобы они стали сильнее, и дал приказ поселиться им в Даргане, (В обоих изданиях: *** ) который находился на границе Хорезма, и ожидать: когда он сделает 5-6переходов от Хорезма, 3-4 тысячи всадников того племени пусть выступят и иаправятся к Мерву в качестве авангарда, а он пойдет следом за ними.

[Когда лазутчики и шпионы послали эмиру Мас'уду донесения о событиях в Хорезме, эмир устроил совещание с Бу-Насром Мишканом и везиром Ахмед-и-Абд-ас-самадом, чей сын, Абд-ал-джаббар, скрывался в подземелье от Харуна. По сообщению везира, его сын для убийства Харуна подкупил восьмерых наиболее приближенных к нему гулямов — |860| оруженосца, зонтоносца, знаменосца и других. Убийство было совершено, как это уже описывалось раньше, по заранее составленному плану, в 3 фарсахах от города, во время выступления хорезмского войска в Хорасанский поход (2 джумада II 426 = 14 IV 1035). Войско воротилось назад. Харуна, еще живого, привезли в город. Через 3 дня он умер.

|861| Когда в городе распространился слух о смерти Харуна, все пришли в смятение. Шакяр-хадим взял брата Харуна Исмаила, носившего прозвище Хандан, и со всеми гулямами выехал из города (20 джумада II = 2 V). Абд-ал-джаббар, сидевший в подземелье, направился во дворец, несмотря на предостережения Сухейля, который советовал ему повременить и дождаться султанского войска. Он сел на слона, выехал на площадь л велел бить в барабаны. Тогда к нему стали сбегаться все его люди, до сих пор также прятавшиеся в укромных местах. В это самое время |862| Шакяр-хадим внезапно воротился в город во главе 500 гулямов. Никто не осмелился вступиться за Абд-ал-джаббара. Он был стащен со слона и убит. Его свита была перебита также. Правителем Хорезма стал брат Харуда Хандан. [307]

Когда эмир и везир получили сообщения о событиях в Хорезме, последний, подчиняя родительские чувства политическим интересам, посоветовал эмиру «повлиять на мальчика советом». Однако оказалось, что фактически |863| власть находится в руках Шакяр-хадима, а «этот мальчик занят едой и охотой, и никто о нем не вспоминает». Эмир не знал, что делать с Хорезмом, так как и без того имел массу забот с Хорасаном, Реем и Хиндустаном.]

Когда дело Хорезма и Харуна обернулось таким образом, сельджуки совсем упали духом (в беспокойстве) за свое дело. Они не могли ни итти в Бухару, так как Али-тегина уже не было в живых, и власть захватили его сыновья и ничтожные люди, ни оставаться в Хорезме из страха перед Шахмеликом. И они приняли решение итти из Хорезма в Хорасан, чтобы прибегнуть к покровительству (Мас'уда). Люди были подготовлены. Внезапно они двинулись и переправились через реку. В тот день всадников, которые переправились через реку, было 700 (Тег.: «900») человек. Вслед за тем к ним присоединилось много народу, и они разграбили Амуй, прошли мимо Мерва и пришли к Несе и (здесь) уселись, в то время как мы возвращались из Амуля и Табаристана и пришли в Гурган, как описано в истории, обстоятельно изложенной, (где показано), каким, образом происходили события. А эта глава о Хорезме полезна (в том отношении), что выяснится причина |864| этих событий: почему сельджуки ушли из Хорезма и пришли в Хорасан, и (почему) дело их имело успех. Шахмелик отправил к Исмаилу в Хорезм посла и заявил:

«Харун усилил сельджуков, которые были моими врагами и которых я разбил, обезлюдил и обратил в ничто, (вследствие чего) они оказались без крова и пристанища. Он сделался неблагодарным и посягнул на государя его области, намереваясь поставить их (сельджуков) в авангарде. Но господь не одобрил (этого), и с пил случилось то, что случилось. Теперь сельджуки пошли в Хорасан. Если у меня с Харуном был договор, то (теперь) с ним покончено, и теперь между мною и вами меч. Я иду. Будьте готовы, так как я завладею Хорезмом и вас, неблагодарных, выброшу. А когда покончу с вами, пойду в Хорасан и сельджуков, моих врагов, совсем уничтожу в услугу и угоду султану. Я знаю, что тот государь не пожалеет для меня этой области, так как я окажу (ему) такую (большую) услугу — выброшу врага из его области».

[Эта мысль была внушена Шахмелику везиром Ахмед-и-Абд-ас-самадом, который хотел отомстить Хандану и Шакяр-хадиму за смерть своего сына Абд-ал-джаббара. Хандан и Шакяр отпустили посла Шахмелика с суровым и не менее гордым ответом.]

Они сказали: «Мы готовы. В любое время, когда (вам) захочется, можете приходить. Оплошность Харуна заключалась в том, что он бросил па тебя (милостивый) взгляд, имея при себе такое громадное войско, (в то время как) ты (был) слаб. Он допустил (то, что) сельджуки, которые были его мечом, не уничтожили тебя (а оставили жить), почему теперь ты и видишь такой |865| (вздорный) сон»... [1 мухаррама 428 (.= 25 X 1036) Хандан и Шакяр-хадим арестовали везира Бу-Насра Бузгуши по той причине, что он проявил себя, как сторонник газневидского правительства. Пост везира хорезмского правительства занял Бу-л-Касим Искафи.]

Когда дело сельджуков стало преуспевать (и дошло до того), что дни разбили хаджиба Сюбаши, эмир устроил совещание с везиром и сказал: «Нахальство сельджуков переходит границу и меру. Область Хорезма следует дать Шахмелику. Пусть он удовлетворится этим стремлением, выгонит этих неблагодарных и овладеет Хорезмом — с его пришествием туда у нас перестанет болеть голова и от хорезмийцев, и от сельджуков». [308]

Везир сказал: «Государь весьма правильно рассуждает». И написали указ на имя Шахмелика, и к нему присоединили богатый халат, и (отправили) Хасана Табани, который был (одним) из наиболее надежных слуг двора и ходил в посольствах — старик хитрый и ценимый (при дворе). К нему прикомандировали несколько всадников, и он отправился с халатом, указом и разрешительными письмами. И прошло долгое время, послы приходили и уходили, многими речами обменялись Шахмелик и хорезмийцы. Шахмелик говорил и приводил доказательства, что эмир Мас'уд — эмир по праву, по приказу эмира правоверных. «И он дал мне эту область. Эту область вы очистите». Хорезмийцы же отвечали, что они никого не знают, область принадлежит им и что ее придется брать у них (только) мечом и (для этого) нужно притти (самому), а там — что определит бог и кому будет рука (владеть ею).

Шахмелик остановился с многочисленным войском в равнине, которую |866| называют Асиб, и построился против Исмаила, Шакяр-хадима и алтунташцев. В пятницу, 6 джумада II 432 г. (= 11 II 1041), произошло между ними сражение, (продолжавшееся) 3 суток, так что завертелась кровавая мельница. Масса людей была убита с той и другой стороны.

[По свидетельству участника кампании, Хасана Табани, впоследствии рассказывавшего автору, сражение было таким кровопролитным, что ему не доводилось видеть ничего подобного, хотя он и участвовал с эмиром Махмудом во многих сражениях. Наконец, сражение окончилось в пользу Шахмелика. Хорезмийцы бежали и приготовились к защите городских стен. Шахмелик пробыл в одном рабате в течение 15 дней, пока не похоронили убитых и не выздоровели раненые. Недолго державшиеся хорезмийцы стали просить мира и предложили контрибуцию. Однако Шахмелик не удовлетворился контрибуцией и заявил притязание на самый Хорезм. «По приказу наместника эмира правоверных, (Т.е. Мас’уда) — сказал он, — Хорезмская область принадлежит мне». Когда к Шахмелику прибыли подкрепления, хорезмийцы совсем упали духом. К тому же послам удалось запугать Исмаила, Шакяр-хадима и партию Алтунташа султанским войском, и хорезмийцы раскололись па два лагеря.]

|867| Исмаил с Шакяром, своими приближенными и алтунташцами в субботу, 22 раджаба 432 г. (= 28 III 1041), бежали из Хорезма, чтобы отправиться к сельджутам, которые были с ними заодно. В тот день, когда Исмаил бежал, Шахмелик отправил за ним в погоню войско, которое дошло до границ и не нашло их. Шахмелик оставался за стенами города 21 день, чтобы (дать время) делу улечься. Город успокоился, и те, которым нужно было явиться, явились на поклон и к покровительству (государя). Когда Шахмелик узнал, что дело устроилось, он вошел в город и уселся на царство. В четверг в половине месяца ша'бана 432 г. (= 20 IV 1041) устроили раздачу (денег и подарков) и убрали город. Смута прекратилась. В пятницу, на другой день, он пришел в соборную мечеть с большим количеством вооруженных всадников и пехотинцев и громадною свитой. Прочитали хутбу с именем эмира правоверных, (с именем) султана Мас'уда и затем с его именем. Из числа удивительных вещей следует услышать, что, когда там читали хутбу с именем эмира Мас'уда, его уже незадолго до того убили в крепости Гири.

Сельджуки не были верны Исмаилу, Шакяру и Алтунташу. Некоторое время они оказывали любезности, а под конец и прекратили, бог знает по какой причине. Все алтунташцы потеряли всякую силу и пали. Я расскажу в (следующей книге об) эпохе эмира Маудуда, каково стало положение Хорезма и Шахмелика (и доведу повествование) до того времени, когда

Шахмелик, добиваясь махмудского государства, попал в руки сельджуков и погиб и как женщины и дети их попали в руки бунтовщика.