СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

БАРОН СИГИЗМУНД ГЕРБЕРШТЕЙН

ЗАПИСКИ О МОСКОВИТСКИХ ДЕЛАХ

ЗАПИСКИ О МОСКОВИТСКИХ ДЕЛАХ СИГИЗМУНДА ВОЛЬНОГО БАРОНА В ГЕРБЕРШТЕЙНЕ, НЕЙПЕРГЕ И ГЮТТЕНГАГЕ.

Кратчайшее описание РУССИИ и Московии, которая ныне состоит ее столицею.
Наконец Хорография всей Московитской империи и упоминание о некоторых соседях.
Вставлены также различный сведения о религии и о том, что не согласуется с нашей религией.
Наконец разъясняется, какой там существует способ приема послов и обхождения с ними.
Присоединено также описание двух путешествий в Московию.

К этому прибавлено только теперь самим автором не только несколько новых Карт, но также и многое другое, что легко откроет всякий, кому угодно будешь сравнить это с первым изданием.

Славнейшему и знам. мужу, доктору и выдающемуся Меценату благородной литературы, г. ДАНИИЛУ МАУХИЮ и пр., Своему другу Иоан. Опорин шлет привет.

Вот наконец посылаю тебе, дорогой мой Г. ДАНИИЛ, Московию Благородн. Барона Г. СИГИЗМУНДА Гербергштейна и пр., которую ты столько раз требовал и которой давно уже желал. При этом она является совсем другой ¹, чем вышла в свет в первом издании. Именно она обогащена не только очень многими Хорографиями и другими картами, но также вставленными заново там и сям описаниями, весьма заслуживающими ознакомления. Не говорю уже о сочинениях, теперь только прибавленных самим автором к концу настоящей Истории, в качестве ее Завершения, а именно: «Об удивительных водах Венгрии ²» и о прочих, которые немногие доселе видели, хотя они в высшей степени заслуживают внимания. Не сомневаюсь, что чтение всех их будет столь же приятно, как и полезно всем вообще интересующимся Историей; вполне же я убежден в том, что оно не может не понравиться в особенности тебе, как очевидному свидетелю тех происшествий, которые здесь излагаются. Ведь ты (как я неоднократно слыхал лично от тебя, рассказывавшего про это весьма интересно) и сам был в Московии вместе с Благородн. Бароном Герберштейном, когда он во второй раз правил Московитское посольство, и с величайшим усердием осмотрел города всех тех народов, познакомился с их обычаями и усвоил их языки. Не буду уже упоминать здесь про остальные народы в Европе, ставшие тебе известными по разным твоим странствиям, так что мы с полным правом можем отнести и к тебе то, что Гомер вменяет в похвалу своему Улиссу: «Многих людей города ³ посетил и обычаи видел». Поэтому прими от нас на память этот дар с такой же благодарностью, с каким нетерпением ты доселе ждал его, тем более, что в конце концов он является в свет как очень богато украшенным самим автором, так и увеличенным с нашей стороны присоединением твоего имени. Позволь временно, пока не представится впоследствии для того более удобный случай, считать это, так сказать, залогом моего к тебе расположения.

Будь благополучен и благожелателен по мере сил ко всем друзьям благородной литературы, как ты, впрочем, и поступаешь. Базель, 1 Июля. 1556.

ПРЕСВЕТЛЕЙШЕМУ ВЛАДЫКЕ И ГОСУДАРЮ, ГОСПОДИНУ ФЕРДИНАНДУ, КОРОЛЮ РИМСКОМУ, Венгерскому и Богемскому и пр., Инфанту Испанскому, Эрцгерцогу Австрийскому, Герцогу Бургундскому и Виртенбергскому и многих областей Герцогу, Маркграфу, Графу и Государю, Государю моему всемилостивейшему.

Говорят, что некогда Римляне давали послам, которых они отправляли к отдаленным и неведомым народам, между прочим и такое поручение, чтобы те тщательно записывали обычаи, учреждения и весь склад жизни того народа, у которого пребывали они под предлогом посольства. Впоследствии это стало до такой степени обычным, что, по сообщении посольством отчета о своей деятельности, подобные записки полагались в храм Сатурна для назидания потомству. Если бы это установление соблюдалось людьми нашего поколения или нашими близкими предшественниками, то мы имели бы, вероятно, в истории более света и во всяком случае менее суетности. Что же касается лично меня, который с ранних лет находил удовольствие в общении с чужеземными людьми дома и за границей, то я охотно нес службу в посольствах ⁴, возлагавшихся на меня не только дедом вашего Величества, Г. МАКСИМИЛИАНОМ, мудрейшим Государем, но также вашим Величеством. По вашему приказу я не раз объехал Северные земли, в особенности же вторично посетил Московию вместе с товарищем по почету и путешествию, тогдашним Цесарским послом, Графом ЛЕОНАРДОМ фон-Нугарола. Среди земель, просвещенных таинством святого крещения, эта страна немало отличается от нас своими обычаями, учреждениями, религиею и воинскими уставами. Итак, хотя по воле и поручению блаженной памяти императора МАКСИМИЛИАНА я посетил в звании посла Данию, Венгрию и Польшу, по смерти же его Величества отправился я, от имени отечества, через Италию и Францию, по суше и по морю, в Испанию к могущественнейшему и непобедимейшему Г. КАРЛУ V, Императору Римск., родному брату вашего Величества; затем, по приказу вашего Величества, я снова побывал у королей Венгрии и Польши, а наконец, вместе с Графом НИКОЛАЕМ фон Сальмис ⁵ и пр., был я и у самого Солимана, государя Турецкого, — и хотя и в других местах я отмечал не только мимоходом, но даже и тщательно, многое такое, что без сомнения в высшей степени заслуживало бы упоминания и разъяснения, все же мне не хотелось посвятить тот досуг, который уделяется от общественного служения, повествованию о чем-нибудь из тех дел отчасти потому, что они были красноречиво и тщательно изложены раньше другими, отчасти потому, что находятся ежедневно на глазах и на виду Европы. Но я предпочел дела Московитские, гораздо более сокрытые и не так-то доступные ознакомлению с ними для наших современников; эти дела и решил я описать, полагаясь преимущественно на два обстоятельства, а именно на тщательность своего расследования и на знакомство с Славянским языком: и то и другое принесло мне великую помощь при писании этого трактата, каковым бы он ни оказался. Правда, о Московии писали очень многие, но большинство делало это с чужих слов, а именно из более древних Николай Кузанский ⁶, а в наше время оставили как карты, так и записки Павел Иовий ⁷ (называю его с должным уважением к его высокой учености и памятуя его невероятное ко мне расположение), писатель, разумеется, изящный и очень добросовестный (ибо он пользовался весьма сведущим толмачом), Иоанн Фабри ⁸ и Антоний Бид ⁹(Bied); затем некоторые касались Московии не нарочито, а при описании ближайших к ней стран; к числу их принадлежат Гот Олай ¹⁰ в описании Швеции, Матвей Меховский ¹¹, Альберт Кампенский ¹² и Мюнстер ¹³. Однако все эти писатели отнюдь не отклонили меня от предпринятого сочинения как потому, что я был свидетелем-очевидцем тех дел, так и потому, что, присутствуя там лично, я почерпнул некоторые сведения из заслуживающих доверия донесений; наконец, я долго и много рассуждал при всяком случае о тех делах с очень многими лицами. Отсюда я счел необходимым гораздо подробнее и пространнее (да не вызовут слова мои неудовольствия) развить то, что другими было, говоря по правде, упомянуто, так сказать, мимоходом, а не развито. К этому присоединяется и то, что я пишу о том, чего другие даже и не касались, и что не может быть известно никому, кроме посла. Вы же, ваше Величество, одобрили это мое намерение и желание и посоветовали мне привести со временем к концу начатое сочинение, и это (говоря по пословице) могло явиться шпорами для лошади, бегущей уже и по своей воле; все же посольства и другие поручения вашего Величества очень часто отвлекали меня от возможности осуществить доселе то, что я начал. Теперь же я возвращаюсь к прерванному труду, отдыхая, так сказать, за ним по временам от ежедневных занятий по Австрийскому государственному казначейству и, повинуясь вашему Величеству, менее опасаюсь, в наш век самого насмешливого остроумия, недоброжелательства читателей, которые, вероятно, будут искать в книге больших цветков красноречия. Да будет с меня достаточно и того, что я самым делом (не имея возможности осуществить то же самое и словами) старался обнаружить желание к просвещению потомства и вместе с тем исполнить приказания вашего Величества, по сравнению с которыми для меня нет ничего столь священного. Поэтому осмеливаюсь поставить имя вашего Величества во главе настоящих записок о Московии, составленных мною с гораздо большим стремлением к исследованию и обнаружению истины, чем к красноречию; всепокорно посвящаю и отдаю себя под покровительство вашего Величества, на службе которого я уже состарился, и прошу ваше Величество соблаговолить удостоить самую книгу той милости и благосклонности, какой Вы удостаивали всегда ее автора. В Вене в Австрии, первого Марта MDXLIX года.

Вашего Величества верный Советник-Камергер и Начальник Австрийского государственного казначейства, Сигизмунд Вольный Барон в Герберштейне, Нейперге и Гюттенгаге.

ФЕРДИНАНД БОЖИЕЮ МИЛОСТИЮ ГОСУДАРЬ
и инфант Испаний, Эрцгерцог Австрии, герцог Бургундии и пр.,
заступающий место Имперского генерала и пр.
Благородным и верным Нашим выбранным, Леонарду Графу фон Нугарола, Священного Цесарского и Католич. Велич. и пр., и Сигизмунду фон Герберштейн, златоносному Рыцарю, нашим Советникам и Послам к Пресветлейшему Государю Московитов.

Благородные и верные выборные! Когда недавно у нас в Любинге остановились, возвращаясь от Цесаря, Московитские послы, мы осведомились чрез нашего Советника, Доктора Иоанна Фабра, о вере, религии и обрядах этого народа. Все это упомянутый наш Советник, узнав от них, изложил впоследствии в книге. Эту книгу мы посылаем вам в приложении к настоящему, главнейшим образом с тою целию, чтобы прочтение ее помогло вам хорошенько запомнить и освежить в памяти, если вы усмотрите и заметите что-нибудь такое, что может, при вашем непосредственном рассмотрении и наблюдении, заслужить подтверждение. Итак внушаем вам, чтобы вы таким образом тщательно исследовали, при случае, какой сами признаете удобным сообразно с вашим усердием и способностями, по стольку же вопрос об их вере, как и об обрядах, дабы мы, осведомленные таким образом обо всем гораздо вернее, могли постигнуть религию этого народа и обычаи, которые они обыкновенно соблюдают как в духовных, так и мирских делах. Поэтому если в ваши руки при случае попадет их Служебник или другая обрядовая книга, откуда легко можно узнать их священнодействия при Евхаристии и другом, то нам приятно будет, если они подвергнутся сличению: именно мы желаем точно знать, в чем они согласуются или разнятся при догматах веры и обрядах. Это расследование и всякий ваш труд будут нам весьма приятны и вам не трудны, а чтобы вы со всем усердием пожелали расследовать это, на это есть наша благожелательная воля. Дано в Столице, в первый день Февраля месяца, MDXXVI Лета Господня.

Фердинанд Подп.

По собственному поручению пресветлейшего Господина Государя Эрцгерцога Яков Шпигль и пр.

Блаженной памяти
СИГИЗМУНДА ВОЛЬНОГО БАРОНА
в Герберштейне, Нейперге и Гюттенгаге, получившего за свою доблесть и заслуги разного рода привилегии, предпослав, что следует ¹⁴.

Во-первых, Италийская земля отпустила меня, в цвете юности, обратно в отечество, поднеся в подарок золотую цепь. Немедленно Цесарь Максимилиан причислил меня к Двору Старейшин, вероятно, подвигнутый к тому моею доблестью и верностью. С тех пор для меня вовсе не было отдыха от трудов: Я исполнял приказания о порученных мне важных делах, сочетал союзами царей и возжигал в них рвение к охране мира и там, где широко разливается Рейн и отец Дунай, и быстрая Эльба, и Висла, и где неутомимый Борисфенский поселенец возделывает твердые глыбы полей, и снежный Танаид струится из холодного источника, и где Ра омывает спокойным течением мирные пески; я осмотрел неведомые струи Рубона и Кронона, проникнув туда на судах, и, проехав негостеприимные Пустыни, я передавал поручения в звании посла и посещал гордые чертоги Царей, переплыл Балтийское море, находящееся под созвездием двух Медведиц; Дворец великого государя Датчан обрадован был почетом нашего приветствия; по завершении этих дел принимает меня Кимврский Херсонес и возвращаешь отечеству и дорогим родственникам.

Затем, когда энергичный Карл наследовал деду, завершившему удел смертной жизни, то, побуждаемый просьбами дорогого отечества, я принес ему обычное приветствие, посетив неодолимые народы и богатые царства Геспсрии. Потом, по возвращении, Фердинанд даровал мне сан советника Двора; в могущественное правление этого государя я снова посетил Северных царей и народы.

За это по заслугам почет мой увеличен был вольностью и для моих поздних потомков, так что никакое поколение не в силах уничтожить его.

А когда Солиман обрушился на твердыни Буды, я, в звании Посла, обуздал его, воспламененного бешенством и грозившего Паннонии насилием и гибелью, и внушил ему отвратить вспять ужасное оружие от наших вый.

Теперь, исполнив эти поручения, заснув по смерти в тихом спокойствии, я буду спать, пока не пробудит меня от сна труба праведного Судии. Наслаждайся жизнью, путник, и памятуй о служении отечеству по моему примеру. И. РОЗИН.

Не медлю на требование Христа отдать сию жизнь. Вполне достаточно с меня того, сколько я прожил и что Я видел: столько морей и гор, столько рек и столько болот, столько царей и владык вселенной, столько царств, столько городов. Именно я ставил паруса на море, омывающем Италию сверху и снизу, проехав мимо нее на веслах отсюда и оттуда. Смирил я и Балтийское море, плавал затем на Балеарском, ступал по берегам Сардинии и хладного Борисфена; переправлялся через реку Ра, размывающую безмолвными волнами впалые берега; узнал, что Рифейские горы нигде не существуют ни над устьем, ни над истоками снежного Танаида; нес должность Посла, переезжая на судах по Эльбе, Рейну и струям двухименного Истра. Часто со слов и от имени короля Фердинанда приветствовал я Сигизмунда, законно правящего Поляками, и князя Литвы, которого обычно именуют Великим; не раз, а два посещал по важным делам Мосинов, отделенных от всего мира; говорил в городе Московии с великим Князем Василием; затем посетил Христерна, правящего Датчанам, Норвежцами и Шведами; он не совсем правильным разводом хотел нарушишь союз священного ложа, и я вполне непринужденно посоветовал ему отказаться от позорного начинания. С поручениями от Цесаря Максимилиана я посетил и самого короля Венгрии, и владыку Богемии, Людовика, в полный расцвет его Царской власти и жизни.

Далее стала мне известной Испания, богатая многими царствами, и Бельгия, не уступающая Испанским царствам, когда Карлу, по имени Пятому, вручал я Австрийскую страну, как сиротку, лишившуюся отца. Кроме того узрел я на Римском престоле Льва Десятого; затем познакомился я с тобою, Лавредан, вождь Венецианского Сената; было мне известно и очень много других верховных Властелинов, перечислить которых здесь затруднительно. Но вот когда Солиман стал снова грозить Венгерским пределам и в бедственном поражении погубил наших, тщетно облагавших Буду продолжительной осадой, я в страшном жилище самого грозного владыки запечатлел лобзание на протянутой мне его деснице, стоя только на коленях, а большая часть мира преклоняется перед ней, распростершись ниц на земле. Затем сопровождаю дочь моею Государя Королевой в Польшу в брачный чертог Короля. Испытав, таким образом, разные случайности на войне и в мире и давно уже выслужив старинные отличия воинской службы, я меж тем помогал своим советом увеличению доходов праведной Казны и, владея разными языками, оказывал верные услуги заключению прав и договоров; таким образом в рвении к трудам я состарился, предпочитая общественную пользу частным выгодам. Все же с подобающим моей верности отличием и с милостью Австрийских королей я оставляю своему дому богатство и почет и служу не бесславным украшением для древнего рода. Итак, завершив сполна срок о жизни и сознавая, что провел ее без позора и пятна, деятельно, среди житейских трудов, я, как насыщенный и преисполненный, охотно удаляюсь из великого театра и выставляю мои деяния светочем для следующего поколения. ИОАНН ЛЮДОВИК Брассикан.

Добродетель не стремится ¹⁵ ни к какой другой награде за труды и опасности, кроме славы воинской и гражданской; если лишиться ее, то какой же повод будет у нас так мучиться на этом столь тесном, столь кратком житейском поприще? ЦИЦЕРОН.

Гомер сочетает Тидида товарищем с Улиссом, то есть боевую силу с умом, дух с мечом. Златоносная знатность подает тебе блестящий меч, а ученость указует всюду определенный путь. ИОАНН АЛЕКСАНДР Брассикан.

Я изложил с наглядной очевидностью, какие народы я посетил, какие могущественные царства видел. Я не боюсь приговора праведного судьи, меня не волнует и желчь зложелателя: правда бодро и непоколебимо опирается на свою крепость. ИОАНН РОЗИН.

Сигизмунда влачили по разным странам мира земля, суда, волны, снег, сани, повозки, кони. ГЕОРГ ЛОГ.

Запад, полдень, север и восток пройдены тобою, Сигизмунд, на плоту, на повозке и колесах, когда ты по целому миру исполнял в звании Посла государственные поручения великих царей. ИОАНН ЛЮДОВИК Брассикан.

Таким образом я разъезжаю с важными поручениями моих царей к Датчанам, Московитам, Паннонцам, Гесперийцам. ГЕОРГ ВЕРНЕР.

ГЕНРИХ ГЛАРЕН ¹⁶ к набожному читателю в примечаниях к Кв. Курцию, где он рассуждает в следующих словах о названной у Геродота двойной Скифии, а у Птолемея Сарматии.

Знаменитый муж г. Сигизмунд, Барон в Герберштейне, Нейперге и Гюттенгаге, Советник непобедимейшего Цесаря Фердинанда, начальник Австрийского государственного казначейства, издал об этих странах в наше время два надлежащих тома, наполненных всякой ученостью, творение, весьма заслуживающее прочтения, которое высоко оценят все любящие Географию, так как получат оттуда много света, узнают про очень многие места как у Греческих, так и Латинских писателей, не переданные никем доселе правильно. Это — очевидный свидетель, он записывал не только понаслышке, а на основании достоверного, нелживого донесения, потому что он ездил Послом от двух Императоров, блаженной памяти Максимилиана и Карла пятого, и самого Цесаря Фердинанда к великому князю Московии. Я пишу это, дорогой читатель, об упомянутом благородном человеке, не будучи движим каким-либо пристрастием, а только по непреложной любви к истине. Я его никогда и не видал, а сочинения его прочел с таким воодушевлением и восхищением и охотой, как ничто другое в течение многих лет. И, признаюсь, я почерпнул оттуда много пользы, так как ясно вижу из них, что древние настолько были слепы на этот счет, что действительно могут показаться нам распространителями Киммерийской тьмы ¹⁷.

К ЧИТАТЕЛЮ ¹⁸.

Собираясь описывать Московию, которая является главой Руссии и далеко и широко распространяет свое владычество над Скифией, мне, благосклонный Читатель, непременно нужно будет коснуться в настоящем сочинении многих Северных стран, которые не были достаточно известны не только древним писателям, но даже и нашим современникам. Отсюда я вынужден буду иногда разногласить с их сочинениями. А дабы мнение мое по этому вопросу не показалось кому-либо подозрительным или высокомерным, я заявляю, что я (как говорится) воочию видел и осмотрел Московию, и притом не раз, а два, исполняя обязанности посла блаженной памяти императора МАКСИМИЛИАНА и его внука Римск. Короля Владыки ФЕРДИНАНДА; большую же часть моих сведений я почерпнул от людей той местности как сведущих, так и достойных доверия; кроме того, я не довольствовался сообщением одного или двух, а опирался на согласные свидетельства многих; итак, споспешествуемый, помимо всего, благодетельным знанием Славянского языка (который тожественен с Рутенским и Московитским), я записал это не только понаслышке, но и как очевидный свидетель, и не напыщенным родом речи, а ясным и легким, и предал памяти потомства.

Известно, что всякий народ имеет свой особый способ произношения; точно также и Русские обыкновенно ставят свои буквы в разнообразных сочетаниях или соединениях и выражают их неким необычным для нас способом, так что, если кто не будет наблюдать их произношения с особым старанием, тот не будет в состоянии ни удачно спросить их о чем-нибудь, ни узнать от них что-нибудь наверно. А так как я в описании Руссии не пользовался опрометчиво Русскими словами при обозначении предметов, местностей и рек, то у меня явилось желание уже в начале указать в кратких словах сочетание и значение некоторых букв; заметив это, Читатель будет в состоянии узнать очень многое гораздо легче, а, может быть, со временем еще большее подвергнет и обследованию.

Хотя Русские пишут и произносят имя Basilius (Василий) через согласную Vu, но раз у нас укоренилось писать и произносить его через В (Б), то я не счел нужным писать это слово через Vu.

Букву С, стоящую пред придыханием, надо передавать не через Ci (Ци) или zchi (чи), как это в обычае у большинства народов, но через Khi (Хи), почти наподобие Германцев, как, например, в речении Chiovuia (Киев), Chan (Хан), Chlinovua (Хлынов), Chlopigrod (Хлопий город) и т. д.

Если же эта буква предшествует двойной Z, то она должна быть произносима несколько звучнее, как например Czeremisse (Черемисы), Czernigo (Чернигов), Czilma (Цильма), Czunkas (Чункас) и т. д.

Вопреки обыкновению других Славян, Русские передают букву G, как придыхательное h, почти на Богемский лад. Поэтому, хотя они и пишут Jugra (Югра), Vuolga (Волга), а произносят все же Juhra, Vuolha.

Буква J, по большей части, имеет силу согласной, как например в словах Jausa (Яуза), Jaroslavu (Ярослав), Jamma (Ям), Jeropolchus (Ярополк) и т. д.

Сочетание Th они обыкновенно произносят, как ph; таким образом нашего Theodorus они называют Pheodorus или Feodorus (Феодор).

Если V имеет значение согласной, то вместо нее я ставил букву Vu, которую Германцы передают через двойное b, т. е. w, как, например, в словах Vuolodimeria (Володимир), Vuorothin (Воротынск), Vuedrasch (Ведроша), Vuiesma (Вязьма), Vuladislaus (Владислав). Та же самая буква, поставленная в середине или конце речения, получает значение или произношение Греческой буквы phi, у нас ph, как, например, Ozakovu (Очаков), Rostovu (Ростов), Asovu (Азов), Ovuka (Овка). Поэтому Читатель должен тщательно наблюдать значение этой буквы, чтобы не оказаться, от неправильного произношения одной и той же буквы, спрашивающим и подразумевающим разные предметы.

Кроме того, при переводе Русских Летописей и при рассказе о их происхождении и деяниях, мы применяли не то летосчисление, которое в обычае у нас, а то, которое применяют они сами, дабы, разнясь от их писаний, не оказаться исправителями, а только верными переводчиками.

I.

ЗАПИСКИ О МОСКОВИТСКИХ ДЕЛАХ,
СОСТАВЛЕННЫЕ СИГИЗМУНДОМ, ВОЛЬНЫМ БАРОНОМ
в Герберштейне, Нейперге и Гюттенгаге.

О происхождении названия «Руссия» ¹⁹ существуют разные мнения. Одни утверждают, будто она получила имя от некоего Русса, брата или внука Леха, князя Польского ²⁰, который якобы был и князем Руссов; по мнению же других, ее имя происходит от одного очень древнего города ²¹, по имени Русс ²², недалеко от Новгорода великого; далее, по словам некоторых, она получила имя от смуглого цвета ее народа. Большинство же полагает ²³, что Руссия получила название, чрез изменение имени, от Роксолании. Но Московиты отвергают мнения лиц, утверждающих это, как не согласные с истиной, утверждая, что их страна издревле называлась Россейя, как народ рассеянный ²⁴ или разбросанный ²⁵; на это указует и самое имя ее. В самом деле, Россейя, на языке Русских, значит разбросанность или рассеяние. Что это истинно, об этом с очевидностью свидетельствуют разные народы, и доселе еще перемешанные с жителями ее, и различные области, повсюду смешанные друг с другом и взаимно пересекаемые. Далее ²⁶, читавшим священное писание известно, что словом «разбросанность» пользуются даже и Пророки ²⁷, когда они говорят о рассеянии народов. Все же находятся люди, которые почти на таком же основании выводят имя Руссов от Греческого и даже от Халдейского корня, именно от течения, по-гречески ρους, θλи, так сказать, от распрыскивания по каплям, по-Арамейски ²⁸ Resissaia или Ressaia; таким же образом Галлы и Умбры названы Евреями от волн, дождей и наводнений, то есть от Gall и Gallim, точно также от Umber, так что про них можно было бы сказать, что это — народы волнующиеся или бурные, или племя источников. Но откуда бы в конце концов Руссия ни получила свое название, во всяком случае все народы, пользующееся Славянским языком ²⁹, следующие обряду и вере Христовой по Греческому закону и называемые на их народном языке Руссами, а по-латыни Рутенами ³⁰, увеличились до такого множества, что или прогнали все [2] промежуточным племена или заставили их жить на свой лад, так что все теперь называются одним общим именованием Рутенов.

Далее, Славянский язык ³¹, который именуется ныне несколько испорченным названием Склавонский, имеет весьма широкое применение: именно им пользуются Далматы, Босснийцы, Хроаты, Истрийцы, и притом на далеком протяжении вдоль Адриатического моря до Форума Юлия ³², Карны, которых Венецианцы ³³ именуют Харсами, точно также Карниоланцы, Каринтийцы вплоть до реки Дравы, далее Штирийцы ³⁴ ниже Гретца вдоль Мюры до Дуная, а затем ³⁵ Мисийцы, Сервийцы [Сербы], Булгары ³⁶ и другие, живущие до Константинополя, кроме того Богемцы, Лузацийцы, Силезийцы, Моравы и живущие ³⁷ по реке Вагу в Венгерском Королевстве, точно также Поляки и Русские, властвующие ³⁸ на весьма широком пространстве, и Черкесы Пятигорцы у Понта ³⁹, наконец, в Германии, живущие там и сям за Эльбою в направлении к северу остатки Вандалов ⁴⁰. Хотя все они признают себя Славянами, однако Германцы именуют без разбора всех, употребляющих Славянский язык, Вюндами, Виндами и Виндишами, производя их имена от одних только Вандалов ⁴¹.

Руссия доходит до Сарматских гор недалеко от Кракова и прежде простиралась вдоль реки Тира, который жители именуют Нистром [Днестром ] до Понта Эвксинского ⁴² и реки Борисфена ⁴³, но несколько лет тому назад Турок занял Альбу ⁴⁴ очень древнего города, которая иначе именуется Монкастро, и которая, будучи расположена при устьях Тира, была подвластна Валаху Молдавскому ⁴⁵. Кроме того, царь Таврики ⁴⁶, переправившись через Борисфен и опустошив все на широком пространстве, выстроил там две крепости; одну из них, по имени Очаков, расположенную неподалеку от устьев Борисфена, теперь также занимает Турок; ныне между устьями той и другой реки ⁴⁷ находятся пустыни. Далее, если подниматься вдоль реки Борисфена, то дойдешь до города Черкас, расположенного на запад, а оттуда к очень древнему городу Киеву, некогда столице Руссии ⁴⁸; если там переправиться через Борисфен, то попадешь в область Северскую, поныне еще населенную; если двинуться из нее прямым путем на восток, то встретишь истоки Танаида. Если затем пройти долгий путь по течению Танаида, до слияния рек Оки и Волги, а затем переправиться через Ра, то через очень обширное пространство [3] можно добраться до Северного моря; если вернуться затем оттуда мимо народов, подвластных Шведскому королю, самой Финляндии и Ливонского залива и возвращаться далее через Ливонию, Самогитию, Мазовию, а наконец, и Польшу, то в конце концов достигаешь снова до конечного предела — Сарматских гор, причем в промежутке находятся только две чуждые области, т. е. Литва и Самогития; хотя эти две области перемешиваются с Русскими и имеют собственный язык и Римскую обрядность, однако жители их по большей части — Русские ⁴⁹.

Из государей, которые ныне повелевают Руссией, первый — Великий князь Московии, владеющий большею ее частью; второй — Великий князь Литовский; третий — король Польский, который ныне властвует и над Польшей, и над Литвою.

Что же касается происхождения их народа, то у них нет никаких известий, кроме летописей, приводимых ниже: именно это народ Славянский из племени Иафета и некогда поселился у Дуная, где теперь Венгрия и Булгария, и тогда назывался он Норками; наконец он разбрелся и рассеялся по разным землям, причем получил названия от местностей, именно Моравы от реки, другие Очехи, то есть Богемцы, точно также Хорваты, Белы ⁵⁰, Серблы, т. е. Сервийцы [Сербы]; те, которые поселились у Дуная, были названы Хоронтанцами ⁵¹; придя к Висле, они получили имя Лехов от некоего Леха, князя Польского, от которого и поныне Поляки именуются Лехами. Другие — Литовцы, Мазовцы, Померанцы; иные, севшие по Борисфену, где теперь Киев, именовались Поленами, другие — Древлянами, живущими в рощах; иные между Двиной и Припетью (Peti) были названы Дреговичами; другие — Полевчанами, у реки Полоты (Poltae), которая впадает в Двину; иные — около озера Ильмень, которые заняли Новгород и поставили себе князя именем Гостомысла; другие по рекам Десне и Суле были названы Северами или Северскими; другие же выше истоков Волги и Борисфена получили имя Кривичей; их крепость и столица — Смоленск. Так свидетельствуют их летописи.

Неизвестно, кто в начале властвовал над Русскими, ибо у них не было письмен, при помощи которых они могли бы предать памяти потомства свои деяния. После же того как царь Константинопольский Михаил послал в Булгарию в 6406 году ⁵² от сотворения мира Славянские буквы, они тогда впервые начали записывать и заносить в свои Летописи не только то, что совершалось тогда, но и то, о чем они узнали от [4] предков и удержали в памяти за долгий промежуток времени. Из этих Летописей известно, что народ Козары (Coseros) обложили некоторых Русских в качестве дани беличьими шкурками с каждого дома, а точно также, что над ними властвовали Варяги (Vuaregos). Но я не мог узнать от них что-нибудь наверно ни про Козаров, кроме их имени, ни откуда они, ни кто они, ни точно также про Варягов. Но если принять во внимание, что они сами именуют Варяжским морем море Балтийское ⁵³ и то, которое отделяет от Швеции Пруссию, Ливонию, а затем и часть их собственных владений, то я лично полагал, что князьями их были, по соседству, или Шведы, или Датчане, или Пруссы. Далее, по-видимому, славнейший некогда город и область Вандалов, Вагрия, была погранична с Любеком и Голштинским герцогством, и то море, которое называется Балтийским, получило, по мнению некоторых ⁵⁴, название от этой Вагрии ⁵⁵, и при том само оно и тот залив, который отделяет Германию от Дании, равно как Пруссию, Ливонию и, наконец, приморскую часть Московского государства от Швеции, и доселе еще удерживают у русских свое название, именуясь Варецокое (Vuaretzokoie) море, т. е. Варяжское море ⁵⁶; сверх того, Вандалы ⁵⁷ в то же время были могущественны, употребляли, наконец, русский язык и имели Русские обычаи и религию. На основании всего этого мне представляется, что Русские вызвали своих князей скорее из вагрийцев, или Варягов, чем вручили власть иностранцам, разнящимся с ними верою, обычаями и языком. Итак, когда Русские стали однажды состязаться друг с другом о верховной власти и, разжигаемые пламенем взаимной ненависти, стали спорить, причем между ними поднялись сильнейшие раздоры, то Гостомысл, муж и благоразумный, и пользовавшийся большим влиянием в Новгороде, посоветовал послать к Варягам и побудить принять власть трех братьев, имевших там большое значение. Когда его совета скоро послушались, и были отправлены послы, князьями призывают трех родных братьев; прибыв туда, они делят между собою добровольно врученную им верховную власть. Рюрик получает княжество Новгородское и помещает свой престол в Ладоге, на XXXVI немецких миль ниже Новгорода великого. Синеус (Sinaus) сел на Белом озере, а Трувор в княжестве Псковском, в городе Изборске (Svuortzech). Русские хвалятся ⁵⁸, что эти братья происходили от Римлян ⁵⁹, от которых повел, как он [5] утверждает, свой род и нынешний Московский государь ⁶⁰. Вступление этих братьев в Руссию было, по Летописям, в 6370 году от сотворения мира. Когда двое из них умерли без наследников, то все княжества получил оставшийся в живых Рюрик; он поделил крепости между друзьями и слугами. Перед смертью он поручает юного сына, по имени Игоря, и царство некоему Олегу, своему родственнику; тот увеличил царство, покорив много областей; с своей боевой силой он ходил и на Грецию и даже осаждал Византию. После тридцатитрехлетнего царствования, он случайно наступил ногою на голову или череп своего коня, давно уже умершего, и погиб, пораненный укусом ядовитого червя ⁶¹. По смерти Олега, стал править Игорь, взяв себе в жены Ольгу из Пскова. Заходя со своим войском очень далеко, Игорь добирался до Гераклеи и Никомидии ⁶², но в конце концов бежал, побежденный в войне. Затем он был убит Мальдиттом, Древлянским князем ⁶³, в месте, по имени Коресте ⁶⁴; там же он был и погребен. А так как сын его Святослав, который остался после него ребенком, не мог по своему возрасту править, то во главе царства временно стала мать Ольга. Когда Древляне прислали к ней двадцать посредников с предложением выйти замуж за их князя, Ольга велела зарыть послов Древлян живыми и тем временем отправила к ним своих послов сказать, что если они хотят иметь ее своей княгиней и владычицей, то пусть пришлют к ней еще больше сватов и более именитых. Вслед затем к ней посланы были еще пятьдесят отборных мужей, но она сожгла их в бане, а сама снова послала других послов с поручением возвестить ее приход и повелеть готовить медвяную воду и прочее, необходимое, согласно с обычаями, для поминовения супруга. Далее, придя к Древлянам, она оплакала мужа, а Древлян опьянила и перебила из них пять тысяч человек. Вернувшись вслед затем в Киев, она набрала войско; выступив против Древлян, она одержала победу, преследовала бегущих до крепости и обложила ее осадою на целый год. После этого она заключила с ними мир, назначив им дань, а именно с каждого дома по три голубя и по стольку же воробьев; получив птиц для дани, она тотчас отпускает их, привязав им под крылья какие-то огненосные снаряды. Голуби, улетев, возвращаются к обычным жилищам; прилетев обратно, они зажигают крепость. Когда крепость была охвачена огнем, то жители стали разбегаться [6] оттуда, но или были перебиты, или попадали в плен и продавались в рабство. Захватив таким образом все крепости Древлян и отомстив за смерть мужа, Ольга возвращается в Киев. Затем, в 6463 году от сотворения мира она отправилась в Грецию и приняла крещение, в правление Иоанна, царя Константинопольского; переменив имя Ольги, она названа была Еленой; получив от царя после крещения великие дары, она возвращается домой. Это была первая Христианка среди Русских, как свидетельствуют их Летописи, которые равняют ее Солнцу. Именно как солнце освещает самый мир, так и про Ольгу говорят, что она просветила Руссию верой Христовой. Сына же своего Святослава она никоим образом не могла склонить к крещению. Когда он вырос, то, будучи мужественным и решительным, сряду же принял участие во всех воинских трудах и обычных опасностях; во время войны он не позволял своему войску иметь какую-нибудь поклажу, даже кухонную посуду. Питался он только жареным мясом, а спал на земле, подложив седло под голову. Он победил Булгаров, дойдя до самого Дуная, и поместил свой престол ⁶⁵ в городе Переяславе, говоря своей матери и советникам: «Это подлинно моя столица в середине моих царств: из Греции ко мне привозят Паволоки ⁶⁶ (Panodocki), золото, серебро, вино и разные плоды, из Венгрии серебро и коней, из Руссии Шкуры (Schora), воск, мед, рабов». Мать на это сказала ему: «Вот уже очень скоро я умру; похорони меня, где захочешь». Три дня спустя она умирает; внук ее по сыну, Владимир, который уже окрестился, причисляет ее к лику святых; как говорят, ей посвящен одиннадцатый день Июля.

Святослав, который царствовал по смерти матери, раз делил области сыновьям: Ярополку Киев, Олегу Древлян, Владимиру Новгород великий. Ибо Новгородцы, побуждаемые некоей женщиной, по имени Добрыней (Dobrine), выпросили себе Владимира в князья. Именно в Новгороде был один гражданин ⁶⁷, по имени Калуфча малый ⁶⁸, который имел двух дочерей, Добрыню и Малушу ⁶⁹. Малуша была в женской комнате [тереме] Ольги и зачала и родила от Святослава Владимира. Позаботившись о сыновьях, Святослав отправляется в Булгарию, осаждает город Переяслав и берет его, затем объявляет войну царям Василию и Константину. А те отправили к нему послов просить мира и желали выведать от него, сколько у него было войска, обещая, но ложно, заплатить дань [7] по числу войска. Затем, выведав число воинов, они набрали войско. Когда, после того, оба войска сошлись, Русские устрашены были численностью Греков; видя своих воинов оробевшими, Святослав сказал: «Русские, так как я не вижу места, которое могло бы принять нас под свою защиту, а мне никогда и на мысль не приходило передать землю Руссии врагам, то я решил храбро против них сражаться ⁷⁰ и таким образом или найти смерть, или добиться славы. Ибо если я погибну, мужественно сражаясь, то уготоваю себе от этого бессмертное имя, если же побегу, то — вечный позор; а так как окруженному многочисленными врагами убежать нельзя, то, стало быть, я буду стоять крепко и подвергну в первом ряду свою голову всем опасностям за отечество». Воины отвечали ему на это: «Где твоя голова, там и наша». Ободрив солдат, он вслед за тем бросается на стоявшего против него врага и, произведя сильный натиск, выходит победителем. Когда он стал затем опустошать землю Греков, то остальные Греческие князья старались отвратить его от этого дарами. Когда же он (как стоит в Летописях) презрел и отверг поднесенные в дар золото и паволоки (panadockmi), а принял снова присланные ему Греками платье и оружие, то народы Греции, увлеченные такой его доблестью, сказали, собравшись, своим царям: «И мы желаем быть под таким царем, который не золото любит более, а оружие». При приближении Святослава к Константинополю Греки откупились большою данью и отвратили его от пределов Греции. Наконец, в 6480 году от сотворения мира, Курес, князь Печенегов (Piczenigorum), убил его из засады и, сделав из его черепа чашу, оправил ее в золото и сделал на ней надпись такого содержания: «Ища чужое, он потерял свое». По смерти Святослава, один из его вельмож, по имени Свадольт (Svadolt, Свенельд?), отправился в Киев к Ярополку и просил его с большим усердием и настойчивостью, чтобы он прогнал с царства брата Олега за то, что тот убил его сына Люта. Склонившись на его убеждения, Ярополк объявляет войну брату и разбивает его войско, то есть Древлян. Олег же хотел спастись бегством в одной крепости, но не был туда впущен своими же, а во время происшедшего затем нападения его столкнули и сбросили с моста, причем многие попадали на него, так что он погиб жалкою смертью. Ярополк, заняв крепость, стал искать брата; когда его тело нашли среди трупов и принесли [8] ему на глаза, то, взглянув на него, Ярополк воскликнул: «Свадольт, вот чего ты желал!» Затем Олег был погребен. Узнав об убийстве и похоронах Олега, Владимир покинул Новгород и бежал за море к Варягам. Ярополк же поставил в Новгороде своего наместника и стал таким образом монархом всей Руссии. Снискав помощь Варягов, Владимир вернулся, выгнал из Новгорода наместника брата и первым объявляет войну брату, ибо он знал, что тот хочет поднять оружие против него. Меж тем он посылает к Рогвольду (Rochvuolochdam), князю Псковскому (ибо и тот переселился туда из Варягов), прося в супружество его дочь Рохмиду (Rochmidam, Рогнеду?). Но она пожелала выйти замуж не за Владимира, про которого она знала, что он родился от незаконного брака, а за брата его Ярополка, который, как она рассчитывала, в скором времени будет также за нее свататься. Владимир за полученный отказ объявляет Рогвольду войну и умерщвляет его вместе с двумя сыновьями. Дочь же его Рохмиду он сочетает с собою, а затем подвигается вперед против своего брата в Киев. Так как Ярополк не дерзнул вступить в сражение с братом, то заперся в Киеве. Осаждая Киев (Chiovu), Владимир посылает тайно гонца к некоему Блуду, ближайшему советнику Ярополка; почтив его названием отца, он спрашивал у Блуда, как ему умертвить брата. Блуд понял просьбу Владимира и обещал сам умертвить своего господина, Владимиру же посоветовал осаждать крепость; меж тем он убеждает Ярополка не оставаться в крепости, ссылаясь на то, что многие из его приближенных перешли на сторону Владимира. Ярополк, питавший доверие к своему советнику, убежал в Родню ⁷¹(Roden) к устьям Роси (Iursae), считая себя там безопасным против насилия со стороны брата. Владимир, одолев Киев, переводит войско в Родню и облагает Ярополка продолжительной и тяжкой осадой. Когда затем истощенные продолжительной голодовкой, они не могли долее переносить осаду, Блуд советует Ярополку заключить мир с братом, гораздо более сильным, чем он, Владимиру же он сообщает меж тем, что вскоре предаст ему брата и даже приведет его. Ярополк, следуя совету упомянутого Блуда, отдает себя в полное распоряжение и власть брата, предлагая ему, кроме того, сам от себя такое условие, что он будет доволен всем тем, что Владимир ни пожалует ему по своей милости из владений. [9] Предложенное условие вполне понравилось Владимиру. Вскоре затем Блуд советует своему господину пойти к Владимиру, тогда как Вераско ⁷², также советник Ярополка, решительно отклонял его от этого. Но, пренебрегши советом этого последнего, Ярополк направляется к брату. Когда он входил в ворота, то два Варяга умерщвляют его на глазах Владимира, смотрящего на это с некоей башни ⁷³. По свершении этого, Владимир изнасиловал жену брата, родом Гречанку; она была прежде монахинею и забеременела от Ярополка раньше, чем тот на ней женился. Этот Владимир поставил в Киеве много идолов. Первый идол, по имени Перун (Perum), был с серебряной головою ⁷⁴, остальное же было у него из дерева. Другие идолы назывались ⁷⁵: Услад, Корса, Даева, Стриба, Симергла (Simaergla) и Макош; им он закалал жертвы; иначе именовались они Кумирами (Cumeri). Жен он имел очень многих. От Рохмиды родились у него: Изяслав ⁷⁶ (Isoslaum), Ярослав (Ieroslaum), Всеволод (Sevuoldum) и две дочери: от Гречанки — Святополк, от Чехини — Заслав (Saslaum), а от другой Чехини — Святослав и Станислав, от Болгарки — Борис и Глеб (Chleb). Кроме того, он имел в высокой крепости (in alto castro, в Вышгороде?) триста наложниц, в Белгороде также триста, в Берестове Селе (Berestovuo, Selvi) — двести.

Когда Владимир стал беспрепятственно монархом всей Руссии, к нему стали приходить из разных мест Послы, убеждая его присоединиться к их вере. Видя различие вер, он и сам отправил собственных Послов разузнать про условия и обряды отдельных вер. Наконец, когда он предпочел всем другим религиям Христианскую, по Греческому обряду, и избрал ее, то отправил послов в Константинополь к царям Василию и Константину, обещая, что, если они дадут ему в жены сестру их Анну, то он со всеми своими подданными примет веру Христову и вернет им Корсунь и все остальное, чем он владел в Греции. По достижении соглашения условились во времени и выбрали местом Корсунь. Когда цари явились туда, Владимир был окрещен, причем ему изменено было имя Владимира, и дано имя Василия. После брачного торжества он, согласно обещанию, вернул Корсунь вместе с остальными владениями. Это свершилось в 6469 году от сотворения мира ⁷⁷. С того времени Руссия пребывает в вере Христовой. Анна умерла на XXIII году после свадьбы, Владимир же скончался на четвертом году после смерти жены. [10] Он основал город, расположенный между реками Волгой и Окой, который назвал по своему имени Владимиром (Vuolodimeriam), и сделал его столицей ⁷⁸ Руссии ⁷⁹. Он почитается среди святых, считается за Апостола, и празднование ему справляется ежегодно 15 Июля. По смерти Владимира сыновья его ссорились между собою, предпринимая каждый различные попытки захватить себе царскую власть, и стали даже сражаться, так что тот, кто был могущественнее, угнетал других низших и слабейших по сравнению с собою и прогонял их с царства ⁸⁰. Святополк, захвативший силою Киевское княжество, нанял убийц покончить с его братьями Борисом и Глебом. По убиении им изменили имена, причем один назван был Давидом, а другой Романом, и они причислены были к лику святых; памяти их посвящен XXIIII день Июля. При продолжении ссор братьев они не совершили ничего достойного упоминания, если только ты не хочешь слушать про измены, козни, вражду и междоусобные войны. Сын Всеволода Владимир, по прозвищу Мономах, снова обратил всю Руссию в монархию, оставив после себя некоторые драгоценные украшения, которые и поныне еще они употребляют при венчании князей. Владимир умер в 6633 году от сотворения мира; после него ни сыновья его, ни внуки не свершили ничего достойного упоминания до времен Георгия и Василия; их победил в войне Татарский царь, Батый (Bati), и погубил; он выжег и разграбил Владимир, Москву и добрую часть Руссии. С того времени, то есть с 6745 года от сотворения мира, вплоть до нынешнего Василия ⁸¹почти все князья ⁸² Руссии не только были данниками Татар, но и отдельные княжества назначались по усмотрению Татар тем Русским, которые добивались этого. Хотя Татары и решали путем разбора и расследования тяжбы, возникавшие между Русскими о преемстве в княжении или из-за наследств, тем не менее между Русскими и Татарами все же поднимались частые войны; между братьями же происходили разные смуты, изгнания и мены царств и княжеств. Например, князь Андрей Александрович ⁸³ домогался великого княжения; когда Димитрий его занял, его брат Андрей, выпросив у Татар войско, выгнал его и соделал ⁸⁴ много нечестия в Руссии. Точно также князь Димитрий Михайлович ⁸⁵ убил у Татар князя Георгия Данииловича. Узбек (Asbeck), Татарский царь, схватив Димитрия, подвергнул его смертной казни. Был также спор о великом княжестве Тверском; когда [11] князь Симеон Иоаннович попросил его у Татарского царя Джанибека (Zanabeck), тот потребовал с него годовой дани; но татарские вельможи, подкупленные подарками Симеона, ходатайствовали за него и добились того, чтобы он не платил ⁸⁶. Затем в 6886 году великий князь Димитрий победил в войне великого царя Татарского, по имени Мамая. Точно также, на третий год после этого, он снова нанес ему такое сильное поражение, что земля была завалена трупами более, чем на тринадцать тысяч шагов. На второй год после этого самого столкновения, нагряну и Татарский царь Тохтамыш, разбил Димитрия, осадил и занял Москву; убитых выкупали для погребения по восемьдесят одному рублю; всего было заплачено 3000 рублей. Великий князь Василий, который правил в 6907 году, занял Булгарию, которая расположена у Волги, и выгнал оттуда Татар. Этот Василий Димитриевич оставил единственного сына Василия, но не любил его, так как подозревал в прелюбодеянии жену свою Анастасию, от которой тот родился ⁸⁷; поэтому, умирая, он оставил великое княжество Московское не сыну, а брату своему Георгию. Но большинство Бояр ⁸⁸ (Boiaronum) примкнуло все же к его сыну как к законному наследнику и преемнику; заметив это, Георгий спешит к Татарам и умоляет царя вызвать Василия и разобрать, кому из них по праву принадлежит княжество. Когда царь, по внушению одного из своих советников, который ⁸⁹ держал сторону Георгия, стал, в присутствии Василия, решать дело в пользу Георгия, то Василий припал ⁹⁰ к коленам царя и стал просить, чтобы ему позволено было высказаться ⁹¹. Получив тотчас согласие царя, он сказал: «Хотя ты произнес свое решение на основании грамоты человека уже мертвого, все же я уверен, что моя грамота, которую ты дал мне, скрепив ее золотой печатью с указанием, что желаешь облечь меня великим княжением, доселе еще жизненна и имеет гораздо более важное и действительное значение». Вместе с тем он просит царя, чтобы тот, памятуя о своих словах, соблаговолил исполнить свое обещание. На это царь ответил, что гораздо справедливее исполнить обещание, данное в живой грамоте, чем принимать в расчет мертвую. В конце концов он отпускает Василия, даровав ему княжение. Негодуя на это, Георгий собрал войско и прогнал Василия. Василий перенес это довольно спокойно и удалился в оставленное ему отцом Углицкое (Uglistz) княжество. Георгий до конца жизни спокойно [12] владел великим княжеством и отказал его по завещанию своему внуку ⁹² Василию. Этим оскорблены были, как лишенные наследства, сыновья Георгия, Андрей и Димитрий, и потому осадили Москву. Услышав это, Василий, который удалился в монастырь Св. Сергия, тотчас разослал лазутчиков и расставил караулы, приняв таким образом меры на случай неожиданного нападения. Заметив это, упомянутые два брата, после взаимного совещания, наполняют несколько повозок вооруженными воинами и посылают туда, якобы нагруженные товарами. Поездив туда и сюда, эти повозки остановились наконец под ночь возле караулов. Споспешествуемые ⁹³ этим удобным случаем воины глубокой ночью неожиданно выскакивают из повозок, нападают на караульных, не подозревавших никакой опасности, и берут их в плен. Подвергается пленению и Василий в монастыре; затем его ослепляют и отправляют вместе с супругою в Углич (Ugliscz). По прошествии времени Димитрий, видя, что знатные лица в общем ⁹⁴ к нему враждебны и хотят отпасть на сторону слепого Василия, вскоре убежал в Новгород, оставив сына Иоанна, у которого впоследствии родился Василий Шемячич (Semeczitz), который еще в бытность мою в Московии содержался в оковах; подробнее о нем ниже. Димитрий же слыл под прозвищем «Шемяка» (Semecka), отсюда ⁹⁵ все его потомки прозываются Шемячичи. В конце концов великим княжением спокойно завладел Василий слепой, сын Василия. После Владимира Мономаха вплоть до этого Василия Руссия не имела монархов ⁹⁶. Сын же этого Василия, по имени Иоанн, был очень счастлив. Именно, как только он женился на Марии, сестре великого князя Михаила Тверского ⁹⁷, он выгнал шурина и захватил великое княжество Тверское, а затем и Новгород великий; ему же впоследствии стали подчиняться и все другие князья, будучи подвигнуты к тому величием его деяний, или пораженные страхом. Продолжая и впоследствии вести свои дела столь же счастливо, он присвоил ⁹⁸ себе титул великого князя Владимирского, Московского и Новгородского, а наконец стал величать себя монархом [самодержцем] всей Руссии. Этот Иоанн имел от Марии сына, по имени Иоанна, которого женил на дочери знаменитого Стефана, великого Воеводы Молдавского; этот Стефан разбивал Магомета, царя Турецкого, Матфия — Венгерского и Иоанна Альберта — Польского. По смерти первой супруги Марии, Иоанн Васильевич женился во второй раз на [13] Софии, дочери Фомы, который царил некогда на широком пространстве в Пелопоннесе; я разумею под Фомой сына Эммануила, царя Константинопольского, из рода Палеологов. От Софии у Иоанна было пять сыновей: Гавриил, Димитрий, Георгий, Симеон и Андрей. Он наделил их наследством еще при жизни. Для первородного Иоанна он назначил монархию ⁹⁹ (monarchatum), Гавриилу указал Новгород великий, прочим даровал остальное, согласно своему усмотрению. Первородный Иоанн умер, оставив сына Димитрия, которому дед, согласно обычаю, предоставил монархию вместо усопшего отца. Говорят, что эта София была очень хитрая, и по ее внушению князь делал многое. Передают, что между прочим она побудила мужа лишить монархии внука Димитрия и поставить на его место Гавриила. Ибо, по убеждению жены, князь заключает Димитрия в тюрьму и держит его там. Наконец, перед смертью ¹⁰⁰ он повелел привести к себе Димитрия и сказал ему: «Дорогой внук, я согрешил пред Богом и пред тобою, что подверг тебя заключению в темнице и лишил тебя законного наследства. Поэтому молю тебя, отпусти мне обиду, причиненную тебе; будь свободен и пользуйся своими правами ¹⁰¹». Растроганный этой речью, Димитрий охотно прощает деду его вину. Но когда он вышел от него, то был схвачен, по приказу дяди Гавриила, и брошен в темницу. Одни полагают, что он погиб от голода и холода, а по другим — он задохся от дыма. При жизни Димитрия Гавриил выдавал себя только за властителя (gubernatorem), по смерти же его всецело забрал себе власть, не будучи, однако, венчан, а только переменив имя Гавриила на Василия. У великого князя Иоанна от Софии была дочь Елена, которую он выдал за Александра, великого князя Литовского, который был впоследствии избран королем Польским. Литовцы надеялись, что через этот брак утихнут раздоры между тем и другим государем, достигшие уже весьма значительных размеров, но вышло так, что раздоры эти от этого еще более усилились. Именно в брачном договоре было положено выстроить в определенном месте Виленской крепости храм по Русскому обряду ¹⁰² и дать в провожатые невесте известных женщин и девиц одной с ней веры. Так как с исполнением этого медлили некоторое время, то тесть воспользовался этим обстоятельством, как поводом к войне с Александром, и, составив три отряда, выступи л против него. Первый отряд направляет он к югу против [14] Северской области, второй на запад против Торопца и Белы ¹⁰³, третий помещает он посредине против Дорогобужа и Смоленска. Кроме того, он сохраняет еще в запасе часть войска, чтобы она могла скорее всего подать помощь тому отряду, против которого замечено будет боевое движение Литовцев. Когда оба войска ¹⁰⁴ подошли к некоей реке Ведроши ¹⁰⁵ (Vuedrasch), то Литовцы, бывшие под предводительством Константина ¹⁰⁶ Острожского, окруженного ¹⁰⁷ огромным количеством вельмож и знати, разузнали от некоторых пленных про число врагов, а также и их вождей, и возымели от этого крепкую надежду разбить врага. Далее, так как речка мешала столкновению, то с той ¹⁰⁸ и другой стороны стали искать переправы или брода. Раньше всего переправились на противоположный берег несколько Московитов и вызвали на бой Литовцев; те без всякой боязни оказывают сопротивление, преследуют их, обращают в бегство и прогоняют за речку; вслед затем оба войска вступают в столкновение, и с той и другой стороны завязывается ожесточенное сражение ¹⁰⁹. Во время этого сражения, ведшегося с обеих сторон с одинаковым воодушевлением и силою, помещенное в засаде войско, про грядущую помощь которого знали весьма немногие из Русских, ударяет с боку в средину врагов. Пораженные страхом Литовцы разбегаются; полководец войска вместе с большинством знатных лиц попадает в плен; прочие, сильно перепуганные, оставляют врагу лагерь и сдают ему как себя самих, так и крепости ¹¹⁰: Дорогобуж, Торопец и Белу. То же войско, которое выступило к югу, и над которым начальствовал Татарский царь в Казани ¹¹¹Махмет-Аминь (Machmethemin), случайно захватывает наместника города Брянска (Brensco) — на тамошнем языке наместник именуется Воеводой — и овладевает городом Брянском. Затем два родных брата, а Василию двоюродные ¹¹², один по прозвищу Стародубский (de Staradub), а другой Шемячич, которые владели доброю частью Северской области и прежде повиновались князьям Литвы ¹¹³, отдают себя под власть владыки Московского. Таким образом через одно только сражение и в один и тот же год владыка Московский достиг того, чего великий князь Литовский Витольд добился в течение многих лет и с превеликими усилиями. Что касается, далее, упомянутых Литовских пленных, то Московский владыка обошелся с ними очень жестоко и держал их скованными в самых тяжелых цепях, а с вождем Константином повел [15] переговоры, чтобы тот покинул природного господина и поступил на службу к нему. Так как тот не имел другой надежды на избавление, то принял условие и был освобожден, связав себя предварительно самою страшною клятвою. Хотя ему затем назначены были соответственные достоинству его сана поместья и владения, однако его нельзя было ими ни умилостивить, ни удержать, так что при первом удобном случае он сквозь непроходимые леса вернулся к себе. Александр, король Польский и великий князь Литовский, который постоянно находил более удовольствия в мире, чем на войне, покинул все области ¹¹⁴ и крепости, занятые князем Московским, и, довольствуясь освобождением своих, заключил с тестем мир. Этот Иоанн Васильевич был так счастлив, что победил Новгородцев в битве при реке Шелони (Scholona) и, предложив после победы определенные условия, заставил их признать себя владыкой и государем и повелел им выплатить большую сумму денег; удалился ¹¹⁵ он оттуда не раньше, как поставив там своего наместника. Наконец, по истечении семи лет, он вернулся туда, вступил при помощи архиепископа Феофила в город и обратил жителей в самое жалкое ¹¹⁶ рабство; он захватил золото и серебро, отнял наконец и все имущество граждан, так что вывез оттуда свыше трехсот хорошо нагруженных телег ¹¹⁷. Лично сам он только раз присутствовал на войне, именно, когда подвергались захвату княжества Новгородское и Тверское; в другое время он обыкновенно никогда не бывал в сражении и все же всегда одерживал победу ¹¹⁸, так что великий Стефан ¹¹⁹, знаменитый палатин Молдавии, часто вспоминал про него на пирах, говоря, что тот, сидя дома и предаваясь сну ¹²⁰, умножает свою державу, а сам он, ежедневно сражаясь, едва в состоянии защитить свои границы. Иоанн также ставил по своей воле царей в Казани, иногда отводил их пленными, но все же в конце концов, под старость, потерпел от них весьма сильное поражение. Он также первый обвел стеною крепость Московии и свое местопребывание, как это видно и доселе. Далее для женщин он был до такой степени грозен ¹²¹, что, если какая из них случайно попадалась ему на встречу, то от взгляда его только что не лишалась жизни. Для бедных, угнетенных более могущественными и обижаемых ими, доступ к нему был прегражден. Во время обеда он по большей части до такой степени предавался опьянению, что его [16] одолевал сон, причем все приглашенные были меж тем поражены страхом и молчали; по пробуждении он обыкновенно протирал глаза и тогда только начинал шутить и проявлять веселость по отношению к гостям. Впрочем, как он ни был могущественен, а все же вынужден был повиноваться Татарам. Именно, когда прибывали Татарские Послы, он выходил к ним за город навстречу и стоя выслушивал их сидящих. Супруга его, Гречанка, до такой степени негодовала на это, что повторяла ежедневно, что она вышла замуж за раба Татар, а потому, чтобы оставить когда-нибудь этот рабский обычай, она уговорила мужа притвориться при прибытии Татар больным ¹²². В крепости Московии был дом, в котором Жили Татары, чтобы знать все, что делалось в Московии. Не будучи ¹²³ в состоянии вынести и это, жена Иоанна выбирает некоторых Послов и отправляет их с богатыми дарами к Царице Татар, моля ее уступить и подарить ей этот дом, так как де она, по указанию божественного видения, собирается воздвигнуть на том месте храм; при этом она все же обещала построить Татарам другой дом. Царица соглашается на это; дом разрушают и на том месте устрояют храм. Изгнанные таким образом из крепости Татары не могли получить другого дома ни еще при жизни великих князей, ни уже по смерти их.

Умер же знаменитый Иоанн великий в 7014 году от сотворения мира. Ему наследовал в великом княжении сын его Гавриил, впоследствии названный Василием; он держал ¹²⁴ в заключении своего племянника, сына брата, Димитрия, который еще при жизни отца был избран, согласно с обычаями народа, законным монархом, и поэтому ни при жизни племянника, ни впоследствии, по его смерти, Василий не желал подвергнуть себя торжественному избранию в монархи. Он во многом подражал отцу и сохранил в целости то, что отец ему оставил; сверх того, он присоединил к своей державе много областей ¹²⁵ не столько войною, в которой он был очень несчастлив, сколько своею ловкостью. Как отец его подчинил себе в рабство Новгород великий, так сам он поступил с дружественным ¹²⁶ Псковом; точно также получил он знаменитое Смоленское княжество, находившееся более ста лет под властью Литовцев. Именно, хотя, по смерти Александра, короля Польского ¹²⁷, у Василия не было никакого повода к войне с Сигизмундом, королем Польским и великим [17] князем Литовским, все же он нашел случай к войне, видя, что король склонен более к миру, чем к войне, и что Литовцы также питают отвращение к войне. Именно, он стал говорить, что сестра его ¹²⁸, вдова Александра, отнюдь не встречает с их стороны подобающего ее сану обхождения. Кроме того, он стал взводить на Сигизмунда обвинение, будто тот поднял на него Татар. Поэтому он объявляет войну и, придвинув пушки, осаждает Смоленск, но никоим образом не может взять его. Меж тем Михаил Глинский (Lynczky), происходивший из знатного рода и семейства русских князей, который некогда, при Александре, имел весьма большое влияние, убежал к великому князю Московии, как показано будет ниже; вслед затем он убеждает Василия взяться за оружие, обещая ему завоевать Смоленск, если тот подвергнут будет осаде, но под тем условием, чтобы Московский владыка уступил ему это княжение. Когда Василий ¹²⁹ согласился на условия, предложенные Михаилом, и снова обложил Смоленск уже тяжкой осадою, Глинский овладел городом посредством переговоров ¹³⁰, или вернее подкупа, и взял с собою в Московию всех военачальников, за исключением лишь одного, который вернулся к своему господину, не сознавая за собою никакой вины по измене. Остальные же военные чины (centuriones), подкупленные деньгами и подарками, не дерзали возвратиться в Литву, а, чтобы найти извинение своей вине, они внушили страх солдатам, говоря им: «Если мы двинемся по направлению к Литве, то на всяком месте нас могут или ограбить, или убить». Страшась такого бедствия, воины все отправились в Московию и содержатся там на жалованье Государя.

Возгордившись от этой победы, Василий велит немедленно своему войску двинуться далее в Литву, сам же остается в Смоленске. Затем, когда Московиты захватили несколько сдавшихся им ближайших городов и крепостей, тогда только польский король Сигизмунд собрал войско и послал его на помощь осажденным в Смоленске, но было уже слишком поздно. Когда Смоленск был занят, то Сигизмунд, узнав, что Московское войско движется в направлении к Литве, тотчас сам мчится в Борисов, расположенный у реки Березины, и отправляет оттуда свое войско под предводительством Константина Острожского. Когда этот последний добрался, около города Орши, отстоящего от Смоленска на ХХІІІІ Немецких [18] мили, до реки Борисфена, то там стояло уже войско Московского владыки числом приблизительно ¹³¹в восемьдесят тысяч. Литовское же войско не превышало тридцати пяти тысяч человек, но к нему присоединено было несколько воинских орудий. В 8 день Сентября месяца 1514 года, Константин, настлав мост, переправляет пехоту через Борисфен возле города Орши; конница же переправляется по узкому броду под самой крепостью Оршей. Когда половина войска переправилась через Борисфен, то об этом доносят Иоанну Андреевичу Челядину ¹³², которому Московский владыка вверил главное начальство, при чем ему предлагают напасть на эту часть войска (Литовцев) и уничтожить ее. Но Челядин ответил на это ¹³³: «Если мы сомнем эту часть войска, то останется другая часть, с которой ¹³⁴, вероятно, могут соединиться другие войска, и таким образом ¹³⁵ нам станет грозить еще большая опасность. Подождем до тех пор, пока не переправится все войско, ибо наши силы настолько велики, что без сомнения и без большого усилия мы можем или смять это войско, или окружить его и гнать вплоть до Москвы, как скот. Наконец, что единственно нам остается, мы можем занять всю Литву». Меж тем ¹³⁶ приближалось Литовское войско, соединенное с Поляками и иностранными воинами, и когда оно подвинулось на четыре тысячи шагов от Орши, оба войска остановились. Два крыла Московитов отошли несколько дальше от остального войска, чтобы окружить врага с тылу; главная же сила стояла в боевом порядке по средине, причем только некоторые выведены были вперед, чтобы вызвать врага на бой. С противоположной стороны Литовцы размещали разнообразные войска в длинном ряду, ибо каждое княжество прислало войска из своего народа и отдельного вождя, и таким образом ¹³⁷ в строю каждому отводилось особое место. Наконец, разместив спереди отряды, Московиты затрубили в знак наступления и первые ударили на Литовцев. Те, нисколько не оробев, оказывают сопротивление и отражают их. Но вскоре к Московитам были посланы на помощь другие, которые в свою очередь обращают Литовцев в бегство. Таким образом несколько раз та и другая сторона усиливалась новыми подкреплениями и отражала другую. Наконец сражение разгорается с величайшею силою. Литовцы, отступив умышленно к тому месту, где они поместили воинские орудия, направляют их против преследующих врага Московитов и поражают задний ряд их, [19] расставленный для подания помощи, но слишком плотно друг к другу, приводят их в замешательство и разгоняют в разные стороны. Этот неожиданный способ войны наводит страх на Московитов, которые считали, что в опасности находится только первый ряд, борющийся со врагом: придя от этого в смущение и считая, что первый ряд в данное мгновение уже разбит, они обращаются в бегство. Литовцы повертываются против них и, развернув все силы, преследуют их, гонят и убивают. Только ночь и леса положили конец этому избиению. Между Оршей и Дубровной (которые отстоят между собою на четыре Нем. мили) есть река, по имени Кропивна; предавшись бегству по ее опасным и крутым берегам, Московиты потонули в таком количестве, что течение реки замедлилось. При этом столкновении были взяты в плен все воинские начальники и советники; более выдающимся из них Константин устроил на следующий день самый пышный прием, а затем отослал их к Королю; они были распределены по Литовским крепостям. Иоанн Челядин, с двумя другими знатными вождями уже пожилых лет, содержался в Вильне в железных оковах. Когда Цесарь Максимилиан отправил меня послом в Москву ¹³⁸, я с позволения Короля Сигизмунда посетил их ¹³⁹ и утешал; кроме того, по их просьбе, я дал им взаймы несколько золотых ¹⁴⁰. Узнав о поражении ¹⁴¹ своих, государь тотчас покинул Смоленск и бежал в Москву, а чтобы Литовцы не заняли крепости Дорогобужа, он велел ее сжечь. Литовское войско устремилось прямо к городу Смоленску, но взять его не могло, так как Московский владыка расположил ¹⁴² там охрану и вообще В пред оставлением города хорошо укрепил его; затем осаде мешала надвигавшаяся зима; далее, очень многие, нагруженные добычей после сражения, стали возвращаться домой, считая, что они уже достаточно потрудились; наконец, ни Литовцы, ни Московиты не умеют завоевывать крепости или брать их силою. Но от этой победы Король не получил ничего, кроме возвращения трех крепостей по сю сторону Смоленска. На четвертый год после этого столкновения Московский владыка отправил войска в Литву и расположился между течением реки Двины и крепостью Полоцком; оттуда выслал он значительную часть войска для опустошения Литвы угоном добычи, убийствами и пожарами. Воевода Полоцкий, Альберт Гастольд, вышел в одну из ночей, переправился через реку, [20] поджег стог сена, которое Московиты собрали для продолжи тельной осады, и напал на врагов. Одни из них были перебиты, другие утонули в бегстве, третьи взяты в плен, и немногие только уцелели. Из остальных, которые, разбредшись ¹⁴³, опустошали Литву, одни потерпели поражение в различных местах, другие, бродя в лесах, перебиты были поселянами ¹⁴⁴.

В это же время Московский владыка делал нападение и на царство Казань ¹⁴⁵ как с судовою, так и с конною ратью, но вернулся оттуда безуспешно, потеряв ¹⁴⁶ очень много воинов. Хотя этот государь Василий был очень несчастлив на войне, однако его подданные всегда хвалят его, как будто бы он вел дело с полным счастьем. И хотя иногда воины возвращались домой едва не в половинном количестве, однако Московиты утверждают, что в сражении не потеряно было ни одного. Властью, которую он применяет ¹⁴⁷ по отношению к своим подданным, он легко превосходит всех монархов всего мира. И он докончил также то, что начал его отец, а именно отнял у всех князей и других властелинов все их города и укрепления. Во всяком случае даже родным своим братьям он не поручает крепостей, не доверяя и им. Всех одинаково гнетет он жестоким рабством, так что, если он прикажет кому-нибудь быть при его дворе или идти на войну, или править какое-нибудь посольство, тот вынужден исполнять все это на свой счет. Исключение составляют юные сыновья Бояр, то есть знатных лиц с более скромным достатком; таких лиц, придавленных своей бедностью, он обыкновенно ежегодно принимает к себе и содержит ¹⁴⁸, назначив жалованье, но неодинаковое. Те, кому он платит в год по шести ¹⁴⁹ золотых, получают жалованье через два года в третий; те же, кому каждый год дается по XII золотых, принуждены быть без всякой задержки готовыми к исполнению всякой службы, на свой счет и даже с несколькими лошадьми. Знатнейшим, которые правят посольство или несут иные более важные обязанности ¹⁵⁰, назначаются, сообразно с достоинством и трудами каждого, или наместничества, или деревни, или поместья ¹⁵¹; однако от каждого в отдельности из этого они платят Государю определенную подать. Им отдают только штрафы, которые вымогаются у бедняков, случайно в чем-нибудь провинившихся, и некоторые другие доходы. Но подобные владения он отдает им по большей части в [21] пользование только на полтора года; если же он содержит кого в особой милости или расположении, то прибавляет несколько месяцев; по истечении же этого срока всякая милость прекращается, и тебе целых шесть лет подряд придется служить даром. Был некто Василий Третьяк Долматов, который был любим Государем и считался в числе самых приближенных Секретарей его. Василий назначил его послом к Цесарю Максимилиану и повелел приготовиться, но когда тот [22] сказал, что у него нет денег на дорогу и на расходы ¹⁵², то его тотчас схватили и отправили в вечное заточение на Белоозеро, где он в конце концов погиб самою жалкою смертью. Государь присвоил себе его имущество ¹⁵³, как движимое, так и недвижимое, и хотя он получил три тысячи флоринов наличными деньгами, однако не дал его братьям и наследникам ни гроша ¹⁵⁴. Подлинность этого, помимо всеобщей молвы ¹⁵⁵, подтверждал мне писарь Иоанн, приставленный ко мне Государем для доставления вещей, необходимых при обыденных житейских потребностях. Когда Долматов был схвачен, то тот же Иоанн содержал его под своей охраной. Точно также два брата Василия, Феодор и Захария, которые при нашем возвращении из Можайска в Смоленск были приставлены к нам в звании приставов ¹⁵⁶, утверждали, что дело было именно так ¹⁵⁷. Все драгоценности, которые привозят Послы, отправляемые к иностранным Государям ¹⁵⁸, Государь откладывает в свою казну, говоря, что окажет послам другую милость, а она такова, как я сказал выше. Именно, когда вместе с нами ¹⁵⁹ вернулись в Москву Послы, Князь Иван ¹⁶⁰ Посечень (Posetzen) Ярославский и секретарь Семен, то есть Симеон, Трофимов, получив в дар от Цесаря КАРЛА Пятого, к которому они были посланы, тяжелые золотые ожерелья, цепи и Испанскую монету и притом золотую, точно также от брата Цесаря, ФЕРДИНАНДА, Эрцгерцога Австрийского и моего Государя, серебряные кубки, золотые и серебряные ткани и Германскую золотую ¹⁶¹ монету, то Государь тотчас отобрал ¹⁶² у них и цепи, и кубки ¹⁶³, и большую часть Испанских золотых. Когда я допытывался у Послов, правда ли это, то один из них, опасаясь предать своего Государя, постоянно отрицал это, а другой говорил, что Государь велел принести к себе Цесарские дары, чтобы поглядеть на них. Когда я впоследствии стал чаще вспоминать об этом обстоятельстве, то один из них после этого перестал посещать меня, желая избегнуть или повода ко лжи, если он будет продолжать отрицать это, или опасности, если он случайно признается в правде. Наконец, придворные не отрицали справедливости этого, а отвечали: «Что же, если Государь за это пожалует их иною какою милостью?». Он применяет свою власть к духовным так же, как и к мирянам, распоряжаясь беспрепятственно и по своей воле жизнью и имуществом всех; из советников, которых он имеет, ни один не пользуется таким значением, [23] чтобы осмелиться разногласить с ним или дать ему отпор в каком-нибудь деле. Они открыто заявляют, что воля Государя есть воля Божья, и что ни сделает Государь, он делает по воле Божией. Поэтому также они именуют его ключником ¹⁶⁴ и постельничим Божиим; наконец, веруют, что он — свершитель Божественной воли. Отсюда и сам Государь, когда к нему обращаются с просьбами за какого-нибудь пленного или по другому важному делу ¹⁶⁵, обычно отвечает: «Если Бог ¹⁶⁶повелит, то освободим». Равным образом, если кто-нибудь спрашивает о каком-нибудь деле неверном и сомнительном, то в общем обычно получает ответ: «Про то ведает Бог да великий Государь». Неизвестно, или народ по своей загрубелости требует себе в государи тирана, или от тирании Государя ¹⁶⁷ самый народ становится таким без чувственным и жестоким ¹⁶⁸.

От времени Рюрика вплоть до нынешнего Государя эти государи пользовались только титулом Великих Князей, или Владимирского ¹⁶⁹, или Московского, или Новгородского и пр., кроме Иоанна Васильевича, который величал себя государем всея Руссии и великим Князем Владимирским и пр ¹⁷⁰. Нынешний же Василий Иоаннович ¹⁷¹ присвояет себе и титул, и имя царское следующим образом: «Великий Государь Василий, Божией милостью Царь и Государь всея Руссии и Великий Князь Владимирский, Московский, Новгородский, Псковский, Смоленский, Тверский, Югорский, Пермский, Вятский, Булгарский и пр., Государь и великий Князь Новгорода низовские земли и Черниговский, Рязанский, Волоцкий, Ржевский, Белевский, Ростовский, Ярославский, Белозерский, Удорский, Обдорский, Кондинский и пр.». Далее, так как ныне все именуют ¹⁷² его Императором ¹⁷³, то мне представляется необходимым разъяснить как это почетное звание, так и причину ошибки. На Русском языке слово Царь обозначает короля (regem). Но на общем Славянском языке, у Поляков, Чехов и всех других, на основании известного созвучия в последнем и притом протяженном слоге, под словом Царь понимается Император или Цесарь ¹⁷⁴; поэтому все, кто не сведущ в Русском языке или письменности, равно как Чехи, Поляки и даже Славяне, подвластные королевству Венгерскому, обозначают латинское слово rex другим наименованием, а именно Краль, иные Кираль (Kyrall), некоторые Король (Koroll); Царем же, по их мнению, называется один только Цесарь или Император. [24] Следствием этого явилось, что Русские переводчики, слыша, как Государь их именуется таким образом у иноземных народов, начали затем и сами называть его Императором, и они считают, что название Царь более почетно, чем Король (Regis) (хотя они значат одно и то же). Но если развернуть все их истории и священное писание, то окажется, что слово Царь соответствует везде названию Король (Regis), а названию Император соответствует Кесарь (Kessar). В силу того же самого заблуждения Императором именуется Царь Турок, хотя он издревле не пользовался никаким иным более почетным названием, как только Король, то есть Царь. Отсюда Европейские Турки ¹⁷⁵, которые употребляют Славянский язык, называют Константинополь Царьград, то есть как бы Королевский город. Некоторые ¹⁷⁶ именуют государя Московского Белым Царем. Я старательно изыскивал причину, почему он именуется названием Белого Царя, так как ни один из государей Московии не пользовался ранее этим почетным названием; кроме того, при всяком удобном случае я часто и открыто заявлял самим советникам, что мы признаем в нем не Царя, а Великого князя. Большинство приводило однако для Царского титула то основание, что он имеет под своею властью королей, но для названия Белый ¹⁷⁷ они не приводили никакого основания. Я же полагаю ¹⁷⁸, что как владыку Персов называют ныне по причине красных головных уборов Кизиль-паша (Kisilpassa), то есть красная голова, так и те именуются белыми по причине белых головных уборов. Далее, почетное имя Царя он употребляет в сношениях с Римским Императором, Папой, королем Швеции и Дании, Магистром Пруссии ¹⁷⁹, Ливонии и, как я узнал ¹⁸⁰, с государем Турок. Сам же он не именуется Царем никем, за исключением ¹⁸¹, может быть, владыки Ливонского. Они употребляли издревле свои почетные названия замкнутыми в три круга ¹⁸², в виде треугольника. Первый из них в верхнем кругу заключался в следующих словах: Наш Бог — троица, которая была ранее, всех веков, отец, сын и дух святый, однако это не три бога, а один Бог по существу. Во втором был титул Императора Турок с прибавлением частицы: Нашему любезному брату. В третьем титул Великого князя Московии, где он признавал себя царем, наследником и господином всей восточной и южной Руссии, при этом мы видели следующую прибавку к общей формуле: «Мы послали к [25] тебе нашего верного советника». В сношениях ¹⁸³ же с королем Польским он пользуется следующим титулом: «Великий Государь Василий, Божией милостью Государь всея Руссии и Великий князь Владимирский, Московский, Новгородский, Смоленский, Тверский, Югорский, Пермский, Болгарский» и пр., откинув титул Царя, ибо ни один из них не удостаивает принять грамоту другого с прибавкой нового титула. Это случилось и в нашу бытность в Москве, когда Московский владыка насилу принял присланную ему королем Сигизмундом грамоту с прибавкой титула Князя Мазовского.

Некоторые пишут, будто Московский владыка домогался от Римского Папы и от Цесаря Максимилиана Царского имени и титула ¹⁸⁴. Мне это не представляется вероятным в особенности потому, что ни на одного человека он не озлоблен более, чем на верховного Первосв., удостаивая его только титулом Учителя (Doctoris). Цесаря же Римского он считает не выше себя, как это явствует из его грамот, где он ставит свое имя впереди титула Императора. Точно также наше название Герцог (Ducis) обозначается у них словом Князь (Knes), и, как я сказал, они никогда не имели другого более важного титула, с прибавкой речения Великий. Именно, все другие, кто имел одно только княжество, именовались Князьями; те же, кто имел несколько княжеств, и чьей власти были подчинены другие Князья, назывались Великими Князьями (Vueliki Knesi), то есть Великими Герцогами, и они не имеют другой степени или достоинств кроме Бояр, которые (как я сказал выше) заступают согласно с нашим обычаем место знати или рыцарей ¹⁸⁵. В Кроации вельможи также называются Князьями ¹⁸⁶, а у нас, как и в Венгрии, они носят имя только Графов (Соmitum).

Некоторые знатные мужи не усумнились обратиться ко мне с заявлением, а пожалуй даже и с упреком за то, что нынешний государь Московии обыкновенно ссылается на грамоты блаженной памяти Императора Максимилиана ¹⁸⁷, в которых будто бы дарован Царский титул отцу его Гавриилу, пожелавшему впоследствии изменить имя и называться Василием ¹⁸⁸, и что будто бы он утверждает, что эти грамоты привез к нему я ¹⁸⁹. Следствием этого было то, что в последних договорах с королем Польским он заявил желание или именоваться Царем, или признать недействительными все условия. Хотя подобные речи, как не истинные и даже не [26] правдоподобные, не должны были бы нисколько затрагивать меня, все же я вынужден их опровергнуть не столько ради себя, сколько ради доблестнейшего и всемилостивейшего моего государя, так как вижу, что даже на его благочестивейшую душу стараются навлечь ненависть. Ни для кого не тайна, что некогда существовала известная вражда между Импер. Максимилианом и королем Польским Сигизмундом, и что это было именно тогда, когда Сигизмунд женился на дочери графа Сцепузийского, Стефана. Некоторые объясняли, что это делалось для того, чтобы брат невесты Иоанн мог при влиянии и содействии брата Сигизмунда жениться на Анне, дочери Владислава, короля Венгерского, а через это было бы затруднено и нарушено право наследования королевства Венгерского, принадлежавшее Максимилиану и его внукам. По этой причине Максимилиан, разумеется, признавал важным для себя быть в союзе с владыкой Московским, постоянным врагом Литовцев и Поляков. Но когда на свидании, устроенном в Прессбурге (ad Posonium), Максимилиан и Владислав, в присутствия и при покровительстве ¹⁹⁰ Сигизмунда, пришли к соглашению, то всякие подозрения и раздоры внезапно прекратились и уничтожились, и Максимилиан так горячо полюбил Сигизмунда, что не поколебался раз сказать (я привел это и в другом месте), что с Сигизмундом он готов пойти и в рай и в ад. Итак, хотя было время, когда Максимилиан желал иметь Московского владыку в союзе с собою, однако он никогда не даровал ему имени царя. Это может быть легко подтверждено посылаемыми и получаемыми с той и другой стороны грамотами и печатями, если только мое свидетельство, несмотря на всю его правдивость и верность, покажется кому-нибудь имеющим мало значения. Да и зачем Московскому владыке просить у Императора Максимилиана этот титул, если этот князь еще раньше каких либо сношений с ним хотел показать себя не только равным ему, но даже и высшим, ставя всегда и в речах, и на письме свое имя и титул впереди Императорского, и это, как сказано, даже и поныне соблюдается так упорно? А после моего возвращения из Московии он не употреблял Царского титула даже и тогда, когда писал к королю Польскому. Правда, не подлежит никакому сомнению, что, когда он пишет к Императору или Папе, то именует себя Царем и Государем всея Руссии. Мало того, он не отказывается даже и от Императорского титула, если [27] случайно присоединяет перевод какой-нибудь грамоты с Русского языка на Латинский, ибо сами переводчики передают названием Император слово Царь, которое значит то же, что Король (Regem). И вот таким то образом он делает себя и царем, и Императором. Но никто да не верит тому, будто Максимилиан и его внуки избрали его Царем в обиду Польским королям. Да и к чему ему было бы домогаться, как гласит молва, Царского достоинства от Папы, если бы он уже ранее получил его от Императоров? Да послужит сказанное в защиту моего господина, Августейшего Максимилиана, который во все продолжение своей жизни был верным и искренним другом короля Сигизмунда.

Что же сказать о себе самом? С каким лицом, позволю спросить, дерзнул бы я ездить столько раз в Польшу и Литву, показываться на глаза королей Польских, Сигизмунда отца и сына, принимать участие в государственных собраниях Поляков, взирать на тамошних Вельможных мужей, если бы я оказывал в этом деле содействие моему Государю, от имени и со слов которого я очень часто, по братски, по дружески, милостиво и благосклонно докладывал и Царю, и всем Сословиям все то, что может сообщить соединенный с ними самыми тесными узами, доблестнейший и всемилостивейший Император? Если нет ни одной тайны, которая бы не раскрывалась, то, конечно, давно уже обнаружилось бы все то, что я соделал недостойного согласно со своей обязанностью. Но я утешаю себя сознанием своей правоты, и надежнее этого утешения нет никакого иного. И я нахожу себе приятное успокоение в милости Королей Польских и доброжелательности прочих сословий Польских, которая, как я припоминаю, никогда меня не покидала.

Может быть, были такие времена, когда можно было распространять подобные известия, возбуждая меньшую, чем ныне, ненависть. Но, если распространять их в настоящее время, то не значит ли это изыскивать способы к разрушению взаимного расположения весьма тесно связанных между собою Государей, тогда как на самом деле его следовало бы соединять и скреплять со всяким усердием и рачением? Казалось, что давным-давно покончено все, что, по общему мнению, могло иметь весьма важное значение для сохранения остатков Венгрии и для возвращения потерянного. Но те, кому это обстоятельство и ранее приносило много выгод, и должно было принести [28] еще больше, заразясь или Турецким, или каким-либо иным злым духом, забывают о договорах и соглашениях и замышляют новые губительные дела; они не соображают при этом, какой огромной опасности готовятся они подвергнуть и себя самих, и соседние области, и прежде всего Венгрию, оказавшую столь выдающиеся услуги всему Христианскому миру ¹⁹¹.

ОБРЯД ВЕНЧАНИЯ НА ЦАРСТВО ГОСУДАРЕЙ ¹⁹².

Нижеследующее описание, которое я достал не так-то легко, наглядно изобразит тебе обряд, коим венчаются на царство Государи Московские. Этот обряд применен был Великим Князем Иоанном Васильевичем, когда он, как я упоминал уже раньше, ставил внука своего Димитрия Великим князем и монархом Руссии.

Посреди храма пресвятой Девы воздвигается дощатый помост, на котором помещают три седалища, то есть для Деда, Внука и Митрополита ¹⁹³. Точно также ставят особого рода возвышение, называемое у них Налоем (Nolai), на котором полагают Княжескую (Ducalis) шапку и Бармы, т. е. Княжеское украшение. Затем, к назначенному времени являются облеченные в торжественное одеяние Митрополит, Архиепископы, Епископы ¹⁹⁴, Архимандриты (Abbates), Игумены (Priores) и весь Духовный собор. При входе Великого Князя с Внуком в храм Дьяконы поют, по обычаю, «Многия лета» одному только Великому князю Иоанну. После этого Митрополит со всем клиром начинает петь молебен (orationem) пресвятой Деве и святому Петру исповеднику, которого они, согласно своему обычаю, именуют Чудотворцем. По окончании молебна, Митрополит, Великий князь и Внук восходят на дощатый помост, и первые двое садятся на поставленные там седалища, а Внук меж тем останавливается у края помоста. Наконец Великий Князь начинает говорить так: «Отче Митрополит, по божественной воле, по древлему и соблюденному доселе Великими Князьями, нашими предками, обычаю, Великие Князья отцы назначали своим сыновьям первенцам Великое Княжение, и как по их примеру родитель мой Великий Князь при себе благословил меня Великим Княжением, так и я при всех благословил Великим Княжением первенца моего [29] Иоанна. Но как по воле божией случилось, что оный сын мой скончался, оставив по себе единородного Димитрия, которого Бог даровал мне вместо моего сына, то я равно при всех благословляю его, ныне и после меня, Великим Княжением Владимирским, Новгородским и прочая, на которыя я благословил и отца его».

После этого Митрополит велит Внуку приступить к назначенному ему месту, благословляет его крестом и велит Диакону читать молитвы диаконов, а сам меж тем, сидя возле него и также наклонив голову, молится: «Господи, Боже наш, Царь царей, Господь господствующих, который через Самуила пророка избрал Давида, раба твоего, и помазал его во Царя над народом твоим Израилем, ты ныне услыши моления наши, недостойных твоих, и воззри от Святости твоея на верного раба твоего Димитрия, которого Ты избрал возвысить царем над твоими святыми народами, которого Ты искупил драгоценнейшею кровью сына твоего единородного, и помажь его елеем радости, защити его силою вышнего, возложи на главу его венец из драгоценных камней, даруй ему долготу дней и в десницу его скипетр Царский, поставь его на престол правды, окружи его всеоружием справедливости, укрепи его десницу и покори ему все Варварские языки, и да пребывает сердце его всецело в страхе твоем, дабы он смиренно слушал тебя; отврати его от неправой веры и яви в нем истого хранителя заповедей святыя твоея вселенские Церкви, да судит он народ в правде и да дарует правду бедным, и да сохранит сыновей бедных, и да получит затем царство небесное».

Затем он говорит громким голосом: «Яко есть твоя держава и твое царство, так да будет и хвала и честь Богу отцу и сыну и Святому духу ныне и во веки веков». По окончании этой молитвы, Митрополит велит двум Архимандритам подать ему бармы, покрытые вместе с шапкою неким шелковым покровом (который они называют Ширинкою) (Schirnikoiu). Затем он передает их Великому князю и знаменует внука крестом. Великий же князь возлагает их на внука. Потом Митрополит говорит: «Мир всем», а дьякон ему: «Владыко, помолимся». Тогда Митрополит восклицает в молитве: «Поклонитесь с нами Тебе единому царю вечному, коему вверено также и земное царство, и молитесь царящему над всем: Сохрани его под покровом твоим,[30] удержи его на царстве, да творит всегда благое и надлежащее, да просияет правда во днех его и умножении господства его, и да поживем при спокойствии его безмятежно, без раздора, во всякой благости и чистоте». Это произносит он потише, а потом громко: «Ты еси Царь мира и Спаситель душ наших, слава Тебе, отцу и сыну и святому духу, ныне и во веки веков, аминь». Наконец подает он Великому князю Княжескую шапку, принесенную по приказу Митрополита двумя Архимандритами, и знаменует при этом внука крестом во имя отца, и сына, и святого духа. Затем, когда Великий князь возлагал шапку на главу внука, его благословляли рукою сперва Митрополит, а потом, подступая, архиепископ и епископы. Совершив это по чину, Митрополит и Великий князь приказывают внуку сесть с ними рядом и, помедлив немного, встают. Между тем дьякон начинает (так называемую) Литанию: «Помилуй нас, Господи», именуя великого князя Иоанна; другой хор в свою очередь упоминает про великого князя внука, Димитрия, и иных по обычаю. По окончании Литании, Митрополит молится: «О пресвятая владычица Дево Богородица». И после молитвы Митрополит и великие князья садятся. Священник или дьякон указует на место, на коем читалось Евангелие, и говорит громким голосом: «Многия лета Великому князю Иоанну, благоверному ¹⁹⁵ (bono fideli), Христолюбивому (Christi dilecto), Богом избранному и Богом превознесенному, Великому князю Иоанну Васильевичу, Владимирскому, Новгородскому и вся Руссии самодержцу (monarchae), на многия лета». После этого священники поют пред алтарем «Великому князю многие лета»; точно также на правом и на левом клиросе (choro) дьяконы поют: «Многия лета». Наконец дьякон снова громким голосом возглашает: «Многия лета великому князю Димитрию, благоверному, Христолюбивому, Богом избранному и превознесенному, великому князю Димитрию Иоанновичу, Владимирскому, Новгородскому и всея Руссии, многие лета». Точно также священники у алтаря и на обоих клиросах громко поют: «Многия лета Димитрию». По окончании сего, Митрополит, Архиепископ, Епископы и все собрание подходят по порядку к великим князьям и почтительно их поздравляют. Подходят и сыновья великого князя, кланяясь и поздравляя великого князя.

ОБРЯДЫ, УСТАНОВЛЕННЫЕ ПОСЛЕ ВЕНЧАНИЯ ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ.

Митрополит Симон говорит: «Господин и сын, великий князь Димитрий, по божественной воле дед твой, великий князь, оказал тебе милость, благословил тебя великим княжением, и ты, Господин и сын, имей страх Божий в сердце твоем, люби справедливость и справедливый суд, слушайся деда твоего, великого князя, и всем сердцем заботься о всех православных. И мы благословляем тебя, Господина, как его сына, и молим Бога о твоем здравии». Затем Митрополит и великие князья встают, и Митрополит с молитвою благословляет крестом великого князя и его сыновей. Наконец, по свершении Литургии, то есть священнослужения, великий князь дед удаляется в свое жилище, а Димитрий в княжеской шапке и бармах отправляется из храма пресвятой Девы, в сопровождении большой толпы Бояр и их детей, в церковь Михаила архангела, где в преддверии на помосте Георгий, сын великого князя Иоанна, трижды осыпает его золотыми деньгами (под деньгой разумей род монеты). По входе его в церковь, Священники с молитвой в литании, согласно обычаю, благословляли его крестом, а также осеняли его знамением креста у гробниц и памятников. Затем, при выходе Димитрия из храма, Георгий в дверях снова осыпает его золотыми деньгами. После того Димитрий направляется прямо в церковь благовещения Марии, где равным образом благословляли его священники, и, как ранее, Георгий осыпал его деньгами. По свершении этого, Димитрий наконец удалился к деду и матери. Это свершилось в 7006 году от сотворения мира, от рождества же Христова в 1497, в четвертый день Февраля месяца.

Присутствовали же при сем по приказу великого князя и с благословения митрополита Симона:

Тихон, архиепископ Ростовский и Ярославский ¹⁹⁶, Нифонт, Суздальский и Торусский, Вассиан, епископ Тверской, епископы: Протасий, Рязанский и Муромский, Афраний, Коломенский, Евфимий, Сарский и Подонский.

Точно также много Архимандритов и Игуменов, среди коих наиболее замечательны: Серапион, игумен монастыря у Святой Троицы, блаженного Сергия, и Макарий, игумен [32] монастыря святого Кирилла; наконец тут же было великое собрание монахов и Духовенства, За обедом, как бы в качестве дара, поднесен был Димитрию широкий пояс, сделанный из золота, серебра и драгоценных камней, и этим поясом он был опоясан. Вслед затем ему предложены были Переяславские Сельги, то есть рыбки из Переяславского озера, вполне похожие на селедки, именем которых они и называются. Предлагают же ¹⁹⁷ этот род рыбы, как думают, потому, что Переяславль никогда не отделялся от Московии, или монархии ¹⁹⁸.

Бармы (Barmai) представляют собою род широкой цепи, из мохнатого шелка, снаружи же они нарядно изукрашены золотом и всякого рода драгоценными камнями; Владимир отнял их у некоего разбитого им в бою Генуэзца, начальника Кафы ¹⁹⁹.

Наша шляпа, латинское pileus, на их языке называется Шапкой; ее носил Владимир Мономах и оставил ее украшенную жемчугом, а также нарядно убранную золотыми бляшками, которые, извиваясь кругом, часто колыхались при движении. Доселе говорил я о государе, который владеет большею частью Руссии.

Остальными частями Руссии владеет ныне один Сигизмунд ²⁰⁰, король Польский, великий Князь Литовский. Но раз зашла речь о королях Польских, которые повели свой род от Литовцев, то мне представляется необходимым прибавить кое-что об их родословной.

Во главе великого Княжества Литовского стоял некий государь Витенен ²⁰¹; по свидетельству Польских летописей, его убил слуга его Гедимин и завладел затем и княжеством Витенена и женою его; от этой последней, в числе многих других, он имел двух выдающихся сыновей, Ольгерда и Кестуда. От Кестуда родились Витольд ²⁰², которого иначе называют Витовтом, и Анна, супруга Янусия, князя Мазовского.

Витольд оставил единственную дочь Анастасию, которая была выдана замуж за князя Московского Василия и названа Софьей ²⁰³; от нее родился Василий, отец знаменитого и великого Иоанна ²⁰⁴ и дед Василия, государя Русских, к которому я был отправлен в звании Посла ²⁰⁵.

Далее, Кестуд, ввергнутый в темницу братом Ольгердом, погиб жалкою смертью, и Витольд, названный в крещении Александром, умер в 1430 году; в Литве не было мужа более великого. [33]

От сына Гедимина, Ольгерда, и супруги его, княжны Тверской и Христианки, Марии, в числе других сыновей родился Ягело. Увлекаемый властолюбием, он стал домогаться не только королевства Польского, но и самой Гедвиги ²⁰⁶, которая стояла тогда в главе королевства, будучи увенчана диадемою, и была просватана за герцога Австрийского, Вильгельма, и даже, с согласия родителей и вельмож обоих королевств, еще до брачных лет сочеталась с ним ²⁰⁷, по Королевскому обычаю, на ложе. Итак, отправив в Польшу своих Послов, Ягело изъявляет притязание на королевство и руку Гедвиги ²⁰⁸. Желая увлечь Поляков на свою сторону и достигнуть исполнения своих желаний, он обещает, между прочим, принять Христианскую веру вместе со своими братьями, а также княжествами — Литовским и Самогитским. Этими и иными обещаниями такого рода он склонил Поляков на свою сторону, так что ²⁰⁹ убежденная их влиянием Гедвига, даже против воли, нарушила первоначальный брачный договор и согласилась выйти за Ягело. После этого Ягело сам немедленно окрестился, приняв имя Владислава, венчался на Королевство и, по совершении брака, овладел рукою Гедвиги в 1386 году по Рождестве Христове. А когда немного спустя Гедвига умерла в первых родах, он женился на Анне, графине Целейской, от которой имел единственную дочь Гедвигу, просватанную за Фридриха младшего Бранденбургского. Был он женат также на некоей старухе ²¹⁰, а когда и она умерла, то женился на русской, Сонке, дочери Андрея Иоанновича, князя Киевского, которая впоследствии приняла Римскую веру и названа была Софьей; от нее он имел сыновей, Владислава и Казимира.

Владислав наследовал отцу в королевстве и был венчан на королевство Венгерское, отстранив законного наследника, сына почившего короля Альберта, Ладислава, который родился по смерти отца ²¹¹. Владислав погиб впоследствии, разбитый Турками при озере Варне ²¹².

Корону Польскую унаследовал после брата Казимир, который ²¹³ владел тогда великим княжеством Литовским и, вероятно, увлеченный примером брата, хотел одинаково отнять у родившегося по смерти отца, Ладислава, королевство Богемское. Затем он женился на Елизавете, сестре этого Ладислава, короля Венгерского и Богемского; от этого брака у них родились сыновья: Владислав, король Венгерский и Богемский, Иоанн Альберт, Александр, Сигизмунд, короли [34] Польские, Фридерик — Кардинал и Казимир, который причислен был к лику Святых ²¹⁴.

У Владислава ²¹⁵ был сын Людовик ²¹⁶ и дочь Анна. Людовик унаследовал королевскую власть; он женился на Марии, дочери Филиппа, короля Кастильского и эрцгерцога Австрийского, и погиб, разбитый Турками при Могаче в 1526 ²¹⁷ году.

Анна вышла замуж за ФЕРДИНАНДА ²¹⁸, короля Римского, Венгерского и Богемского и эрцгерцога Австрийского; произведя на свет четырех сыновей и одиннадцать дочерей, она умерла, наконец, в родах, в Праге, в 1547 году по Рождестве Христове ²¹⁹.

Иоанн Альберт умер холостым.

Александр женился на Елене, дочери Иоанна, великого князя Московского, но умер бездетным.

У Сигизмунда от первой супруги Варвары, дочери Стефана, графа Цепузийского ²²⁰, родилась Гедвига, супруга Иоахима, Курфюрста Бранденбургского, а от второй — Боны, дочери Иоанна Сфорцы, герцога Миланского и Барского ²²¹, родился Сигизмунд второй ²²², король Польский, великий князь Литовский; он женился в шестой ²²³ день Мая 1543 года на Елизавете, дочери ФЕРДИНАНДА, короля Римского, Венгерского, Богемского и пр., но она преждевременно скончалась, не оставив потомства, в 1545 году ²²⁴, в пятнадцатый день Июня.

Затем он женился на Варваре из дома Радзивилов, которая ранее была замужем за Литовцем Гастольдом. Родители Сигизмунда были против этого брака, да и подданные его пришли в такое негодование, что начавшееся уже их восстание разразилось бы гибельным мятежом, если бы король ФЕРДИНАНД пожелал отомстить за обиды, причиненные его дочери, а не предавать их забвению ²²⁵. По смерти же Варвары, этот самый Сигизмунд, стремясь возобновить союз и родство с Фердинандом, сочетался браком с родной сестрой Елизаветы, Катериной, которая оставалась вдовой после Франциска, герцога Мантуанского. Бракосочетание отпраздновано было в Кракове, 31 Июля 1553 года. Обеих сестер я провожал к жениху в звании Маршала, или Начальника Двора.

У Семовита, герцога Мазовского, от сестры Ягело, Александры, было много сыновей и дочерей. Сыновья умерли бездетными. Из дочерей Чимбурга вышла замуж за Эрнеста, Эрцгерцога Австрийского; от него родился Фридрих, Император Римский, отец Императора Максимилиана. От [35] Максимилиана ²²⁶ родился Филипп, король Испанский; от Филиппа — Римские Императоры, КАРЛ V и ФЕРДИНАНД.

Овка была выдана замуж за Волеслава, герцога Штетинского (Thesinensi).

Амулия вышла замуж за Вогуслава, герцога Столпенского, который именуется ныне герцогом Померании.

Анна же вышла замуж за князя Литовского Михаила, Катерина умерла в безбрачии.

Далее, если бы кто захотел перечислить по порядку братьев и внуков Ольгерда и Ягело, а также детей от дочерей последнего, и затем поколение Кестуда, Казимира и других Королей, то нашел бы, что это столь многочисленное потомство разрослось до бесконечности. Однако как быстро оно размножилось, так ныне представителем его мужского поколения является единственно король Польский Сигизмунд второй, сын уже покойного короля Польского.

А раз нам пришлось упомянуть о потомстве Гедимина и о королях из этого рода, то не лишним, кажется, прибавить здесь же рассказ о событиях, случившихся в правление Владислава, короля Венгерского и Богемского, и его брата Сигизмунда, короля Польского (сыновей Казимира).

Когда Владислав, с согласия Римского Имп. Максимилиана, удержавшего за собою право наследования, завладел королевством Венгерским, у него под старость оставалась одна только дочь. Тогда Максимилиан, желая закрепить право наследования каким-нибудь более тесным союзом, начал вести с Владиславом переговоры о браке между одним из его внуков, детей его сына Филиппа, короля Испанского, и дочерью Владислава, Анной. Но брака с Анной страстно добивался Иоанн Заполитанский ²²⁷, сын Стефана, графа Сцепузийского, пользовавшийся весьма большим влиянием у короля Матфия и даже у самого Владислава. Иоанну сильно помогала его мать-вдова, которая подарками и ежегодной раздачей жалованья (что на их языке называется Jargalass) добилась того, что все знатные мужи в Графствах и областях Венгрии были привязаны к ней и готовы на всякие услуги. Поэтому она ничуть не сомневалась, что при помощи их старания и голосования она устроит этот брак для сына, а через брак уготовает для него же и королевскую корону. Ухищрениям этой женщины огромную пользу принес брак ее дочери, сестры Иоанна, с Сигизмундом, королем Польским. Заметив это, [36] Максимилиан полагал, что ему надо тем более настаивать на задуманном браке его внука с Анной. К тому же он знал наверное, что Владислав желает того же самого, но встречает препятствие со стороны партийного пристрастия тех лиц, которые преданы были Иоанну Заполитанскому; поэтому Максимилиан решился бросить жребий и добыть Венгрию оружием. В этой войне я сделал первые шаги на ратном поприще. Но так как среди этого бряцания оружием у Владислава, по счастью, родился сын Людовик, то сперва заключено было перемирие, которое перешло потом в более прочный мир, а этот последний привел затем к тому, что Владислав с коронованным уже сыном и дочерью, а также брат Владислава, король Польский Сигизмунд, приехали в Вену к Максимилиану; здесь Анна была обручена, и прекратились всякая вражда и подозрения, поддерживавшиеся честолюбием Иоанна Заполитанского; после этого оба государя заключили между собою вечный союз. Но король Сигизмунд успел тогда на столько оправдаться пред Имп. Максимилианом и так понравился ему, что этот последний сказал раз в моем присутствии, что он готов пойти с этим королем всюду, куда бы тот ни отправился, и в рай, и в ад. Насчет Людовика в народе говорили, что он преждевременно родился, преждевременно сочетался браком и возмужал, даже и королем стал преждевременно и смертью погиб преждевременною. К этому можно прибавить, что смерть его была для Венгерского Королевства и всех соседей столь же преждевременной, как и горестной. Именно, хотя Людовик не способен был для создания каких-либо благодетельных замыслов, однако известно, что он обладал самыми лучшими намерениями по отношению к отечеству и своим подданными был весьма расположен к ним и изыскивал способы к охранению их. Так, когда этот юноша узнал, что после взятия Белграда Солиман замышляет против него новый и ужасный поход, то послал начальника своего Двора, Поляка по прозвищу Трепка, к дяде своему, королю Сигизмунду, с тем, чтобы всячески просить и умолять его, дабы тот не поставил себе в труд приблизиться к границам его королевства и свидеться с ним для выработки плана действий. А когда Сигизмунд наотрез отказал в этом, то Трепка, говорят, со слезами произнес: «После этого, король, ты никогда не увидишь своего племянника и не будешь [37] выслушивать от него никаких посольств». Это так и вышло. Именно король Сигизмунд, под предлогом религиозных дел, отъехал слишком далеко от границ Венгрии в Пруссию к Гедану, а племянник его, вместе с упомянутым Трепкою, погиб в том несчастнейшем сражении, которое, по месту, именуется Могачским. А теперь я возвращаюсь к Московитам.

После размышлений и совещаний ²²⁸ насчет своей женитьбы, Василий Иоаннович в конце концов решил сочетаться лучше с дочерью какого-нибудь подданного, чем с иностранкой, отчасти имея в виду избежать особенно больших расходов, отчасти не желая иметь супругу, воспитанную в чужеземных [38] обычаях и в иной с ним вере. Такой совет подал государю его казнохранитель и главный советник Георгий, по прозвищу Малый ²²⁹. Он рассчитывал, что государь возьмет в супруги его дочь. Но в конце концов, по общему совету, были собраны в одно место дочери Бояр, числом тысяча пятьсот, чтобы государь мог выбрать из них ту, которую пожелает ²³⁰. Произведя смотрины, государь, вопреки ²³¹предположению Георгия, выбрал себе в супруги Саломею (Salomeam, Соломонию?), дочь Боярина Иоанна Сапура ²³². Но затем, так как у него в течение двадцати одного года не было от нее детей, то, рассерженный бесплодием супруги ²³³, он в тот самый год, когда мы прибыли в Москву, то есть в 1526, заточил ее в некий монастырь в Суздальском княжестве. В монастыре, несмотря на ее слезы и рыдания, Митрополит сперва обрезал ей волосы, а затем подал монашеский кукуль, но она не только не дала возложить его на себя, а схватила его, бросила на землю и растоптала ногами. Возмущенный этим недостойным поступком, Иоанн Шигоня, один из первых советников, не только выразил ей резкое порицание, но и ударил ее бичом, прибавив: «Неужели ты дерзаешь противиться воле Государя? Неужели медлишь исполнить его веления?». Тогда Саломея спросила его, по чьему распоряжению он бьет ее. Тот ответил: «по приказу Государя». После этих слов она, упав духом, громко заявляет в присутствии всех, что надевает кукуль против воли и по принуждению, и призывает Бога в мстители столь великой обиды, причиняемой ей. Итак Саломея была заточена в монастырь, а государь женился на Елене, дочери князя Василия Глинского Слепого, в то время уже покойного, — он был братом князя Михаила Глинского, который тогда содержался в плену. Вдруг возникает молва, что Саломея беременна и даже скоро разрешится. Этот слух подтверждали две почтенные женщины, супруги первостепенных советников, казнохранителя Георгия Малого и постельничего Якова Мазура, и уверяли, что они слышали из уст самой Саломеи признание в том, что она беременна и скоро разрешится. Услышав это, государь сильно разгневался и удалил от себя обеих женщин, а одну, супругу Георгия, велел даже подвергнуть бичеванию за то, что она своевременно не донесла ему об этом. Затем, желая узнать дело с достоверностью, он посылает в монастырь, где содержалась Саломея, советника Феодорика Рака ²³⁴ и некоего секретаря Потата и [39] поручает им тщательно расследовать правдивость этого слуха. Во время нашего тогдашнего пребывания в Московии, некоторые утверждали нам за непреложную истину, что Саломея родила сына, по имени Георгия ²³⁵, но никому не желала показать ребенка. Мало того, когда к ней присланы были некие лица для расследования истины, то она, говорят, отвечала им, что они недостойны того, чтобы глаза их видели ребенка, а когда он облечется в Величие свое, то отомстит за обиду матери. Некоторые же упорно отрицали, будто она родила. Итак молва гласит об этом происшествии двояко.

Как я узнал, беря себе в жены дочь Литовского изгнанника Василия Глинского, государь, помимо надежды иметь от нее детей, руководился двумя соображениями: во-первых, тесть его вел свой род от семейства Петрович, которое пользовалось некогда громкой славой в Венгрии и исповедовало Греческую веру; во-вторых ²³⁶, дети государевы в таком случае имели бы, в качестве дяди, Михаила Глинского ²³⁷, мужа выдающейся опытности и редкой доблести. Именно, у государя были еще живы два родных брата, Георгий и Андрей, а потому он полагал, что если у него родятся от какой-либо иной супруги дети, то они, при жизни его братьев, не будут безопасно править государством. Вместе с тем он не сомневался, что если он вернет свою милость Михаилу и дарует ему свободу, то родившиеся от Елены дети его, под охраною дяди, будут жить гораздо спокойнее. Поэтому, в нашу бытность там, стали вести переговоры об освобождении Михаила; мало того, нам довелось видеть, как с него сняли оковы, с почетом отпустили его на поруки, затем даровали и полную свободу; он поименован был в числе прочих Князей в завещании государя и в конце концов назначен опекуном своих племянников, Иоанна и Георгия. Но впоследствии, видя, что сряду по смерти государя вдова его стала позорить царское ложе с неким боярином, по прозвищу Овчиной ²³⁸, заключила в оковы братьев мужа, свирепо поступает с ними и вообще правит слишком жестоко, Михаил, исключительно по чувству родственной любви и долга чести, неоднократно наставлял ее жить честнее и целомудреннее ²³⁹, но она отнеслась к его наставлениям с таким негодованием и нетерпимостью, что вскоре стала придумывать, каким бы образом погубить его. Предлог был найден: как говорят, Михаил через немного времени был обвинен в измене, снова ввергнут в темницу [40] и в конце концов погиб жалкою смертью; по слухам ²⁴⁰, вдова также, немного спустя, была умерщвлена ядом ²⁴¹, а обольститель ее, Овчина, был рассечен на куски. После гибели матери, царство унаследовал старший сын ее Иоанн, родившийся в 1528 году ²⁴².