Чешский тескт 1606 г. С предисловием и переводом В. А. Францева. Прага Чешская. 1908.

ПРЕДИСЛОВИЕ.

В 1605 году из типографии Бареццо Барецци в Венеции вышла на итальянском языке брошюра под заглавием:

«Relatione della segnalata et come miracolosa conquista del paterno Imperio, Conseguita dal Serenissimo Giouine Demetrio, Gran Duca di Moscouia, in questo Anno 1605. Colla sua Coronatione, et con quel che ha fatto doppo che fu Coronato 1'ultimo del mese di Luglio sino a questo giorno. Raccolta da sincerissimi auisi, per Barezzo Barezzi. Con Licenza de' Superiori et Priuilegio. In Venetia. Appresso Barezzo Barezzi, M. DC. V.».

В следующем 1606 году эта брошюра вышла уже вторым изданием во Флоренции, и в этом же году появился целый ряд переводов ее: латинский, немецкий, чешский, французский, испанский. Латинское издание, вышедшее в штирийском Граце, имеет следующее заглавие:

«Historica Narratio, De Mirabili Via, Ac Ratione, Qua Paternum Imperium Consecutus est Serenissimus Demetrius Magnus Dux Moscoviae, Anno 1605. De Coronatione eiusdem et rebus a coronatione gestis a Mense Iulio Anni 1605. Graecii, Excudebat Georgius Widmanstadius. Anno, M. DC. VI.».

Оба издания имеются в Императорской Публ. Библиотеке. Новое латинское издание вышло затем в 1609 г. в Мадриде. Немецкие издания все имеют почти тождественное заглавие: «Historische vnnd warhafftige Beschreibung. Wie durch Wunderliche Schichung Gottes der Grossmaechtige vnnd hochgeborne Gross fuerst in den Mosscowitischen Laendern / sein Vaetterliches Reich vberkomen / M. DC. V. Item / Von desselben Kroenung / auch was sich von derselben [seiner] Kroenung / vom Brachmonat (Brachmonat – старое немецкое название июня. Так же и в чешском издании – Czerwna. Но коронование Димитрия происходило «poslednjho dne mesyce Czerwence», т. е. в последний день июля, и во всех прочих изданиях в заглавии говорится об июле месяце) an / biss zum endt dess 1605. Jahrs verlauffen vnnd zugetragen». [IV]

Нам известны три таких издания: одно вышло в Граце из той же типографии, что и отмеченное выше латинское (Gedruckt zu Graetz durch Georg Widmanstetter. Anno M. DC. VI), другое – в Мюнхене (Bey Niclas Heinrich. Im Jahr 1606), третье в Праге из типографии того же Каспара Каргезия, что и издаваемый нами чешский текст. Все при издания имеются в Императорской Публичной Библиотеке в С.-Петербурге.

С итальянского издания сделан был испанский перевод, имеющий заглавие:

«Relacion de la senalada у como milagrosa conquista del paterno Imperio, conseguida del Serenissimo Principe Iuan Demetrio, Gran Duque de Moscouia, en el ano de 1605. Ivntamente con sv coronacion, у con lo que ha hecho despues que fue coronado, dende el vltimo del mes de Iulio, hasta aora, recogido todo de varios у verdaderos auisos, venidos de aquellas partes, en diuersas vezes, traduzido de lengua Italiana en nuestro vulgar Castellano. Por Iuan Mosquera Religioso de la Compania de Iesus. En Valladolid, En casa de Andres de Merchan. Ano de M. DC. VI». Экземпляр его – тоже в Императорской Публичной Библиотеке.

Существует также французский перевод нашей брошюры. Заглавие его, по-видимому, в сокращенном виде находим в заметке проф. И. А. Шляпкина: «Бареццо Барецци о Лжедмитрии» (Изв. Отд. русского яз. и слов. И. А. Н., 1908, кн. 3, стр. 263): «Discours de la conqueste faite par le jeune Demetrius grand Duc de Moscovie du sceptre de son pere avenue en l'an 1605, a Paris 1605» (?). Проф. Шляпкин нашел в Бреславльской университетской библ. список итальянского издания «Relatione» в сборнике рукописных статей-копий XVIII в. Писец в конце текста поместил следующую интересную приписку: «Descripsi ex msto codice qui videtur autographus et eodem anno 1605 scriptus ex collectione manuscriptorum Italicorum, qui ex bibliotheca Christinae reginae transierunt in bibliothecam Berolinensem mense Iulio anno 1714». Если эта рукопись находится в Берлинской библиотеке, интересно было бы проследить историю ее и определить, чей это автограф.

Одновременно с пражским немецким изданием вышло из той же типографии Каспара Каргезия и чешское издание, нами ныне перепечатываемое. Оно сохранилось в единственном, известном нам экземпляре библиотеки Пражского университета (sign. LIV. D. 203). По внешности (формат, бумага, шрифт) [V] чешское и немецкое издания совершенно одинаковы, но чешский экземпляр сохранился очень плохо и чрезвычайно быстро ветшает, так что листы, несколько лет тому назад еще целые и, казалось, прочные, ныне потрескались, рассыпаются на части, вследствие чего обильно подклеены толстой бумагой и с трудом могут быть прочитаны. Заглавный лист этого редчайшего издания мы воспроизводим фотографически. Вследствие сильной порчи его, не представлялось возможным восстановить несколько строк на обороте его, и они приведены у нас лишь в русском переводе. Недостает в нашем экземпляре и конца, но для истории Лжедимитрия последния две статьи не имеют никакого значения. Несмотря на многочисленные справки в чешских и иных библиотеках и антиквариатах, нам не удалось найти другого, лучше сохранившегося экземпляра чешского издания, так что экземпляр библиотеки Пражского университета можно признать пока за unicum.

Насколько действительно редким является чешское издание, можно видеть из того факта, что этой книжки не было и нет до сих пор в богатейшем собрании чешских старопечатных изданий Чешского Музея в Праге. В собрании Rossica Императорской Публичной Библиотеки, обладающей шестью различными изданиями ее, в том числе и немецким пражским, тоже нет чешского перевода. Из переписки директора И. П. Библиотеки барона М. А. Корфа с библиотекарем Чешского Музея Вячеславом Ганкою, усердно собиравшим по поручению барона разные книги для отделения Rossica, мы узнаем, что Ганка долго, но безуспешно разыскивал это чешское издание. Уже в декабре 1852 г. (переписка с Ганкой начинается в 1850 г.) барон Корф вносит в список своих заказов для И. П. Библиотеки «Wypsani historicke a prawdiwe»... Вторично он напоминает Ганке об этой книжке в письме от 3 (15)-го июня 1853 г., но поиски были, очевидно, безрезультатны, так как в письме к Ганке от 29 января (10 февр.) 1855 г. барон вновь повторяет прежнюю просьбу: «А как сгораю я нетерпеливым желанием иметь поскорее в своих руках, хотя бы и за дорогие деньги, ту книгу, о которой я имел уже честь вам писать, именно вышедшую в Праге в 1606 г. «Wypsani historicke etc»». В июне того же года он снова напоминает о чешской брошюре: «Увидим ли мы когда-нибудь ту редкость, [VI] за которою я имел уже честь неоднократно к вам обращаться: Wypsani histor. a prawdiwe и пр. о царе Димитрии (т. е. Лжедимитрии), напечатанную в Праге в 1606 году? Кроме ваших краев, где же ее достать можно, а судя по году напечатания, эта книжка написана если не очевидцем, то по крайней мере современником и в сем отношении должна иметь необыкновенный интерес». Ганка не мог, однако, исполнить желание бар. Корфа: книгу о Лжедимитрии он никак не мог найти, несмотря на усердные поиски и в Моравии и в Венгрии. Он обещал «хлопотать» о ней, но до августа 1857 г. все еще не нашел ее, так как 9 (21)-го августа 1857 г. барон Корф опять вносит ее в список своих заказов (см. Письма к В. Ганке из слав, земель, изд. В. А. Францев, стр. 522, 528, 542).

Единственное указание на это чешское издание до сих пор имелось в «Истории чешской литературы» (Historie literatury ceske) Иосифа Юнгманна (отд. IV, № 410, стр. 151), но и здесь заглавие приведено в неполном виде. Краткую заметку о нем мы поместили в ж. Casopis Ceskeho Musea, 1908, I, str. 117–119: «Prameny ceskeho spisu о Lzidimitrijovi r. 1606». Здесь мы впервые определили происхождение чешской брошюры, но, не имев в руках немецкого текста, мы ошибочно предположили, что чешский перевод сделан был с латинского издания, тогда как он представляет рабскую передачу немецкого текста.

Второе итальянское издание перепечатано было кн. М. Оболенским в «Чтениях Общества ист. и древн. Росс». (1848, V); оно сопровождалось русским переводом и предисловием, в котором Оболенский, вслед за Чиампи (Ciampi, Bibliografia critica, II, 295; Esame critico con documenti inediti della storia di Demetrio, p. 4, 5) и Аделунгом (Uebersicht der Reisenden in Russland, I, 349, II, 172. Ср. Чтения, 1863, IV, 103), повторил догадку, что автором названной брошюры следует считать знаменитого иезуита Антония Поссевина (1534–1611). Издание Оболенского имеет сводный характер: итальянский текст им дополнен по латинскому изданию 1606 г., при чем он взял отсюда только первое приложение, озаглавленное: «Continuatio superioris Moscoviticae historiae» (соответствующее в нашем издании главе ХІV-ой); второе приложение: «Epistola Regis Bigubae in Guinea Africana, Anno 1605» (вероятно, перевод письма, о котором уломинает Чиампи в Bibliogr. crit., I, 14 и 229) и третье: «Vera [VII] relatio modi, quo conversus est Dominus Pickering Wotton, Baro Anglus» – не вошли в издание Оболенского, так как эти письма не имеют никакого отношения к повествованию о Димитрии и внесены были в издания переводные (1606 г.) исключительно с целью прославления иезуитского ордена и подвигов его деятелей.

Соображения Чиампи, Аделунга и Оболенского относительно авторства Поссевина нашли авторитетное подтверждение в разысканиях П. Пирлинга («Бареццо Барецци или Поссевино», в Русской Стар., 1900, октябрь и отд. изд.: «Из Смутного времени», СПБ., 1902, стр. 205–220. Ср. его же: La Russie et le Saint-Siege, III, 195–196), доказавшего с большой убедительностью не вполне еще обоснованные догадки своих предшественников и точно определившего источники, легшие в основание труда Поссевина, путем тщательного разбора самой брошюры. В этом отношении особенно важное значение имеют первые две главы повествования, составляющие введение к специальной части, т. е. к собственному повествованию о Димитрии, и содержащая краткий очерк сношений Москвы с Римом. В них нетрудно подметить некоторые черты и подробности рассказа, свидетельствующие в пользу авторства Поссевина.

Говоря о заслугах папы Григория XIII в деле распространения и упрочения католической церкви, о его настойчивом стремлении завязать сношения с Москвой, автор повествования обнаруживает знакомство с такими данными, которыми в то время едва ли кто-либо мог обладать, если сам не был причастен к этим делам. И по основной мысли эта глава вполне соответствует тем идеалам, которыми всегда одушевлялся и для осуществления которых так много поработал Поссевино, посвятивший, между прочим, целую главу и своей «Московии» тому же вопросу о насаждении католичества на Руси (Rationes promovendae in Moscoviam Catholicae Religionis). Эта идея последовательно проводится вообще во всей брошюре. Достойна внимания отмеченная Пирлингом особенность этой главы: значительная часть ее посвящена деятельности самого Поссевина, сначала в Швеции, а потом в Москве и Польше, а в конце главы прямо говорится (с умолчанием, однако, имени) о заслугах Поссевина: об утверждении мира между Москвой и Польшей, о присоединении Ливонии с тридцатью [VIII] замками к королевству Польскому, об основании новой епископии в Вендене, коллегий в Риге и Дерпте и семинарии для русских в Вильне (О важности последней см. мнение Поссевина в «Записке о московских делах», Акты история., II, 35. Ср. Pierling, La Russie etc., III, 445–446. Радость Поссевина по поводу одобрения мысли его папою – там же, стр. 402).

Только человек, близко стоявший у дел ватиканской канцелярии, мог знать такие подробности, какие, например, отмечает автор нашей брошюры. Ожидая от упрочения хороших отношений с московским царем разных льгот для католической церкви, Григорий XIII, как повествует автор, расчитывал и на облегчение проезда через Московию для папских послов в Персию и Индию. Еще 28 апреля 1582 г. в письме из Риги к начальнику ордена иезуитов Поссевино доносил о результатах посольства в Москву и о полученных от Грозного грамотах: «Alias vero literas dedit, quibus iis omnibus, quos ad se, vel in Persiam Pontifex Maximus allegaret, ut per omnes ejus ditiones tuto venire ac transire, ejusdem Moschi sumptibus atque itineris ducibus liceat» (Дополнения к Актам истории., СПБ., 1848, стр. 398). Старания пап увенчались успехом: для распространения католической религии открылись «в наши дни» новые врата, – говорит наше «Повествование». По всей вероятности, автор имеет здесь в виду поездку кармелитов в Персию в начале 1605 года через Москву (см. у Пирлинга, Из Смутн. врем., стр. 54–66, 102) и пребывание их в Москве, где они встретили радушный прием со стороны Самозванца.

В той же первой главе, упоминая о цели посольства Шевригина, автор брошюры обнаруживает столь близкое знакомство с содержанием дипломатических бумаг посла Грозного, что несомненно он имел их в руках и ими пользовался. В бумагах Поссевина сохранился даже как бы краткий конспект послания Иоанна к папе Григорию XIII: «Pollicetur etiam, se cum summo Pontifice et Imperatore Romanorum amicitiam perlibenter culturum et contra ethnicos, quantum per se steterit, opem auxiliumque laturum. Significat vero, si communibus Christianitatis malis succurri debeat, prima quaque occasione in id incumbendum esse, quo foedus aliquod ineatur contra Turcam, ut a profundendo in posterum christiano sanguine aliquando cohiberi possit» (Акты историч., II, 6, извлечено: Ex manuscripto Vaticano A. Possevini, Tom. I, № 15). [IX]

Характеризуя во второй главе сыновей Грозного, Ивана и Феодора, автор брошюры упоминает о том, что священнику, послу папы, москвитяне не захотели показать слабоумного Феодора. Эту характеристику и ту же подробность встречаем в «Записке» Поссевина (Акты историч., II, 25): «Johannes item major natu filius, non plus viginti licet annos natus, tertiam habet uxorem... At Theodora alteri filio ea, quam primo duxit, adhuc est, adolescenti ut ferunt, satis innocenti, nec a Catholicis abhorrenti. Quamquam ut statura corporis non aequat aetatem, et vero barbam habet, quae primogenito deest, non permittitur venire in conspectum eorum, qui a Principibus externis ad Magnum Moscoviae ducem mittuntur».

Остальные главы нашей брошюры, т. е. собственно история названного Димитрия, по заключению Пирлинга, составлены по письмам Николая Чижовского и Андрея Лавицкого, полковых священников-иезуитов при польском отряде войска Димитрия; впрочем, кроме этих писем, автор повествования почерпал материал и из других источников (Из Смутн. врем., стр. 209 –211), по всей вероятности, также иезуитского происхождения. Оба иезуита, говорит Пирлинг, были в постоянных и оживленных сношениях со своими собратьями, но их переписка начинается только со времени Московского похода; кроме того, она дошла до нас не в полном составе. Поэтому, все, что говорится о происхождении Димитрия, о его чудесном спасении в Угличе и появлении в Польше, должно быть признано, как исходящее из еще не вполне установленного источника, хотя и заметно, что автор был знаком с запискою князя Вишневецкого 1603 года. В самом рассказе о походе есть та или другая черта, которая могла находиться в недошедших до нас письмах, но для чего положительного доказательства не имеется. Таков, например, рассказ о доставлении в Путивль Курской иконы Божией Матери (в нашем изд. гл. IX). Начиная с VI гл. сходство между повествованием и его источниками уже ощутительно. Пирлинг для каждой главы определяет эти источники. Всем материалом, использованным в нашей брошюре, по заключению Пирлинга, мог располагать в Венеции в 1605 г., в эпоху самого разгара московских событий, конечно, не Бареццо Барецци, венецианский типограф, а единственно Поссевино.

Наше издание состоит из шестнадцати глав, такого же объема и немецкий перевод, с которого сделан был [X] издаваемый нами перевод чешский. Мы заметили выше, что Оболенский внес в свое издание, как дополнение к итальянскому тексту, из латинского перевода: «Continuatio superioris historiae». В чешском издании эта часть составляет особую ХІV-ую главу. В этой главе помещено полностью письмо Димитрия к герцогу Карлу Зюдерманландскому, содержащее уведомление о венчании Димитрия на царство и увещание возвратить Сигизмунду похищенный Карлом шведский престол. Текст этого письма известен нам из «Актов истории». (II, 82), но в нашей брошюре оно полнее латинского и к тому же у нас оно помечено точною датою (Москва, 12 октября). Подробно, по пунктам в этой же главе изложена миссия Афанасия Власьева, – несомненно, по документальным данным (ср. у Пирлинга, La Russie etc., III, 256: «D'apres un document contemporain, la mission de Vlasiev se reduisait aux trois points suivants: fair part du couronnement de Dmitri par le patriarche Ignace et confirmer l'amitie avec la Pologne, agiter le spectre turc et les projets de ligue generale, enfin demander pour le mariage de Marina l'autorisation royale et inviter Sa Majeste aux noces du Tsar»).

Глава ХV-ая нашего издания представляет изложения письма Лавицкого от 8 августа 1605 г. Первоначально это письмо в полном виде появилось в другом труде Поссевина, изданном тоже в Венеции в 1606 г. и в тех же условиях, как «Relatione», т. е. Под именем Бареццо Барецци, а именно в: «Avvisi е lettere ultimamente giunte di cose memorabili... raccolte da Barezzo Barezzi Cremonese. In Venezia, appresso Barezzo Barezzi alla libreria della Madonna». 1606. 8° (см. указание Аделунга, Чтения, 1863, IV, 99–103, где передается и содержание донесения; ср. Пирлинга, Из Смутн. врем., 210). Ни в итальянском, ни в латинском изданиях «Повествования» этого письма мы не находим, оно включено было в очевидно более поздние переводы немецкий и чешский. Из этой же книги «Avvisi» заимствовано было, вероятно, и письмо короля Бигубы африканского, имя коего упоминается в полном заглавии «Avvisi». Шестнадцатая глава – смешанного содержания – состоит из четырех письм; два из них сохранились в чешском экземпляре, нами издаваемом, двух недостает в нем. В немецком переводе нашей брошюры после письма пана Воина следуют: письмо Бигубы («Folgen Brieffe dess Koenigs Bigube in Affricanischen Guinea Anno 1605.») и рассказ об обращении английского барона Pickering [XI] Wotton («Warhaffte erzehlung / auff was weise Herr Pickering Wotton / ein Englaendischer Freyherr: bekehret worden» etc.); заканчивается брошюра стихами на тему о превратности судьбы человеческой:

«Ein Reich geht auff / das ander fellt:
Nichts ist bestendig in der Welt.
Der Glaub nicht angebunden ist /
Sein Kirch hat allzeit Jhefus Chist.
Wann sie verfolget Teutsches Landt/
Wird sie in newer Welt befandt.
Ein jeder schaw wol was er thue /
Dann diess trifft an die ewig Ruh».

Одновременное появление в Праге двух изданий произведения Поссевина объясняется, быть может, теми надеждами и планами, которые связывались с воцарением Димитрия при цесарском дворе. Рудольф II не прочь был даже выдать за него австрийскую эрцгерцогиню, и брошюры о Димитрии, о его расположении к католической церкви и о возможности насаждения католичества в Москве должны были создать известное настроение в обществе в пользу замыслов Габсбургов. В Граце (где одновременно вышли тоже два издания «Повествования») невест было достаточно, на выбор; только увлечение царя Мариною не подавало надежды на успех. Об этих планах Габсбургов доносил в Венецию посол ее Франческо Соранцо в депеше от 29 августа 1605 года (Пирлинг, Из Смутн. врем., стр. 104; ср. еще стр. 1, 205).

Несомненно, что переводчиком «Повествования» на чешский язык был кто-либо из пражских иезуитов. Определить личность переводчика при всем старании нам, однако, не удалось. Важнейшие источники, относящиеся к деятельности иезуитов в Чехии (Schmidl Joh. S. J., Historia Soc. Jesu Provinciae Bohemicae и рукописные Litterae annuae в библиотеке Пражского капитула), не содержат никаких указаний относительно перевода и издания произведения Поссевина, хотя перечисляют литературные труды оо. иезуитов, подвизавшихся в эти годы.

Значение этого произведения верно определено было еще М. Оболенским в предисловии к его изданию; не имев книжки [XII] в руках и не подозревая даже, что подлинное итальянское издание уже в 1848 г. было перепечатано в Москве, барон М. А. Корф обратил внимание на заглавие ее и основательно отметил, как особенное достоинство брошюры, то, что она должна быть написана если не очевидцем, то по крайней мере современником тех событий, о которых повествует. Их мнения вполне подтвердились блестящими разысканиями о. Пирлинга.

Мы перепечатываем чешский текст страница в страницу, строка в строку с пражского издания, сохраняя все особенности его, так что наше издание вполне заменит собою оригинал. Этим мы сохраним его для любителей русской истории.

Вл. Францев.

Прага Чешская, / Декабрь 1908 г.

НАПЕЧАТАНО В СТАРОМ ГОРОД ПРАЖСКОМ КАШПАРОМ КАРГЕЗИЕМ. ЛЕТА ГОСПОДНЯ М. DC. VI.

Между какими областями лежит Великое Княжество Московское.

Все Государство Великого Князя Московского сопредельно на севере с Ледовитым морем.

На востоке с Татарами, в особенности с теми, которые называются Черемисами, а также с Гишпанским или Каспийским морем в Азии.

На юге простирается Польша и Турецкая земля.

На западе соприкасается с Лифляндской и Финской землей, подвластными Шведскому королевству, которое принадлежит Сигизмунду Третьему. [3]

Как в этом деле проявилось особенное Промышление Божие.

Глава Первая.

Димитрий, недавно великим чудом достигший престола великого княжества Московского и завладевший другими отцовскими владениями, как на Руси, так и среди татар, покоренных недавно еще отцом его, представляет достаточно оснований и побуждения к повествованию: не только потому, что все собрано нами с величайшим прилежанием от свидетелей, которые, бывши в Польше и в Москве, собственными очами видели все и записали на бумаге, но прежде всего потому, что в течение многих столетий ни в одной хронике не найдется подобного случая, в котором бы Промышление Божие отражалось яснее, чем именно в этом.

Дабы сделать это возможно убедительнее, я признал подходящим основательнее и с большею подробностью изложить начало и указать на некоторые очевидные и выдающиеся знамения, из коих ясно видно будет, что это событие проистекло из более высокого источника, чем человеческий разум, и что оно не могло случиться без содействия христианской религии.

Григорий XIII, епископ Римского престола, во все время управления Церковью Божией всегда усердно и горячо заботился не только о поддержании всего доброго, но и с величайшей рачительностью и тщанием прививал и распространял древнюю католическую веру. Оказывая чужим народам всякое содействие, он, как общий отец, направил свои заботы к тому, чтобы привести и побудить могущественных государей и князей, еще не соединившихся с апостольским престолом, и подданные им народы к познанию ясного света спасения и правды. В особенности его папское святейшество направил все заботы и старания свои к тому, чтобы могущественная Московская земля, которая является крайним и наиболее отдаленным государством в Европе и простирается внутрь Азии до самого Каспийского моря, вновь приведена была к матери своей, [4] католической римской церкви, и соединена с нею в христианском единении. Памятуя об этом, он, отправляя кардинала Мороне к императору Максимилиану на имперский сейм в Регенсбурге, особенно поручал ему убедительно переговорить с его величеством и постараться, чтобы хоть кто-нибудь из прелатов немецкого народа был отправлен с торжественным поручением императора и с письмом его святейшества к Ивану Васильевичу, бывшему тогда великим князем Московским. Когда это дело довольно скоро было рассмотрено в совете и было почти уже закончено (хотя те, которые из ненависти к христианской религии думали воспрепятствовать этому благочестивому делу, – а таких людей немало, – высказывались против него), нунций, готовившийся с необходимым прилежанием к путешествию, раньше, чем решение было приведено в исполнение, скончался. Но решимость Григория и его усердие этим происшествием нимало не были ослаблены. Он немедленно нашел другой путь: он призвал к себе Александра Канобио, умершего впоследствии епископом Форлийским, и назначил его легатом в Москву, снабдив его при этом замечательными инструкциями, дарами и апостольскими рекомендациями, какие казались нужными для путешествия по названной стране. Александр, получив апостольское благословение, отправился в путь; от польского короля он получил затем охранную грамоту и достаточное число стражи, однако на польской границе он был не только совершенно ограблен, но и встретил препятствие своему предприятию со стороны тех, которые не желали, чтобы католическая вера распространялась в столь великой и могущественной стране.

Но папа не устрашился этого и не был малодушен: напротив, он с постоянством приносил Богу это свое желание и, найдя вскоре желанный случай, отправил одного священника с несколькими товарищами к Иоанну III, королю шведскому, отцу Сигизмунда III, нынешнего короля польского и шведского. Это было сделано потому, что незадолго до этого названный король Иоанн присылал в Рим своего посланника, при посредстве крторого, в числе прочих поручений, прежде всего просил его святейшество избрать и прислать в Шведскую землю искреннего человека, которому король мог бы с доверием и без опасности для королевства открыть средство, [5] каким он полагал бы вновь насадить в сердца своих подданных истинную древнюю веру и которым бы и самого себя присоединил к католической церкви. Это впоследствии этот добрый король вместе с многими другими и привел в исполнение.

Григорий надеялся, что таким путем, чрез Финляндию, сопредельную с Московской землей, ему можно будет доставить свое апостольское письмо великому князю. Но так как шведский король был тогда в войне с Москвой, то он ответил папскому легату, что этот момент он не считает подходящим для отсылки, при его содействии, апостольских грамот в Москву: ибо он (как это следует заключать из его слов) опасается, что московский царь тем сильнее поднялся бы против него и мог бы думать, что шведский король нуждается в таких людях для переговоров о мире между ними. Когда и эта надежда тоже не осуществилась, Господь Бог соизволил открыть папе иной, лучший путь, как для того, чтобы воздана была слава одному Господу Богу, так и для того, чтобы показать папе, что горячия молитвы об умножении веры христианской не напрасны, ибо часто они завершаются более счастливым образом, чем разум человеческий может себе представить.

Григорий, как сказано, постоянно стремился к тому, чтобы не только показать, что он имеет особенное попечение о москвитянах и желает приобрести их и привести к спасению, – он мудро понимал и предусмотрительно видел, что, если москвитяне примирятся с апостольским престолом и соединятся с польской короной, то этим оба могущественные государя окажут необыкновенную поддержку христианской религии. Вместе с тем он надеялся, что, с получением от великого князя московского позволения на проезд через его землю в Персию и Индию и обратно (что в нынешний день уже видим нашими очами), будут открыты новые врата для распространения католической веры.

Так Божественная Премудрость, чтобы тем легче впоследствии это дело апостольскими руками приведено было в исполнение, изволила мудрым советом начать и допустить, что Иван Васильевич, отец Димитрия, вторично был разбит войском Стефана Батория, короля польского. Когда же он [6] понял, что Стефан опять готовится к войне и надеется одержать новую победу, он отправил к Григорию в Рим посла, по имени Шевригина, с письмами от себя и от императора Рудольфа II, для переговоров о том, чтобы его святейшество прислал в Польшу какого-либо опытного мужа, который мог бы отклонить его королевское величество от его намерения и новой войны. Письмо великого князя заключало в себе прежде всего то, чтобы Григорий сделал королю Стефану напоминание и убедил бы его обратить свою силу и военное оружие скорее против главного врага имени христианского, чем обагрять его кровью христианскою. Великий князь обязался сделать то же самое, если король прекратит войну и оставит вражду.

Папа принял это посольство торжественно, радостно и дружески, ибо в течение пятидесяти лет в Риме не видели ни одного человека из Москвы; поэтому он тотчас же предписал, чтобы тот самый священник, который с разрешения папы недавно возвратился из Швеции в Рим, принял на себя эту миссию, и при его посредничестве заключен был прочный мир между Москвой и королем польским. И кто еще мог бы сомневаться, что все это дело со всем тем, что к нему относилось, не было устроено Богом и не от него получило свое начало? Ибо для быстрого осуществления этого дела необходимо было также знать, что происходило в королевстве Шведском, которое должно было принять участие в переговорах о мире; необходимо было также проехать через Германию и посетить многие места для лучшего выяснения вопроса о мире. При этом больше всего обращалось внимание на то, чтобы раньше всего переговорить с королем польским о той вражде, которая возникла между ним и королем шведским, для того, чтобы один не мешал другому, и чтобы оба эти короля были связаны нерушимым союзом в случае утверждения новой дружбы с Москвой.

Когда отправленный с этою целью священник, по приезде в Шведскую землю, пребывал у короля пять месяцев, а в другой раз в течение целого года велись переговоры с императором и c польским королем, он разузнал эти дела и затем нашел столь сильные и важные основания для мира, что в течение только семи месяцев, проведенных им отчасти в лагере короля польского, частью же у великого князя в [7] Москве, при особой помощи Божией утвержден был прочный мир, по которому Лифляндия с тридцатью прочными и хорошо снабженными крепостями снова возвращена была королевству Польскому, положено было основание новой епископии в городе Вендене в Лифляндии, и учреждены были две коллегии, в Риге и в Дерпте. В Вильне же на средства папы устроена была семинария для русских, с целью образования полезных и добрых работников, при содействии которых упавшая вера в Москве со временем снова могла бы быть поднята. Результатом этого посольства и мира было и много других полезных и благочестивых дел, которые вытекли, как истинный плодотворный источник, из желания и усердия, Богом внушенных Григорию и сохранившихся в сердце его.

Сколько было сыновей у Ивана Васильевича, Великого Князя Московского.

Глава Вторая.

В то время, когда Григорий вел переговоры о мире между королем польским и великим князем, Иван Васильевич имел двух сыновей. Старший, по имени Иван, в двадцать лет женился. Он был доброго характера, милостивый и любезный и к всякому добру склонный. Феодору, брату его, как говорят, в детстве дан был какой-то напиток, благодаря которому он в значительной степени лишился рассудка и провел жизнь свою больной духом; это сделано было с тою целью, чтобы чего доброго не возникли когда-либо между ним и братом его борьба и раздоры из-за престола. Это и было причиною того, что священнику, посланному папою Григорием для распространения религии и для утверждения мира, москвитяне не показали его. Поэтому названный священник не мог передать ему и тех грамот, которые посланы были ему Григорием в отеческой любви.

Между тем особенным попущением Божиим случилось, что между старшим сыном Иваном и отцом из-за жены, по вопросу, впрочем, вовсе не бесчестному, произошла ссора. Отец нехотя смертельно ранил сына окованною железом палкою, которую держал в руках, и от этой раны Иван умер, [8] оставивши престол простодушному брату своему Феодору. Почти за два года до этого Иван-отец вновь женился на одной молодой женщине, от которой родился Димитрий, ныне царствующий. Обоим этим сыновьям, Феодору и Димитрию, отец назначил, каждому отдельно, опекунов и воспитателей из первейших вельмож.

После смерти отца своего Ивана Васильевича Феодор достиг власти. Когда же Феодор умер, обманным образом перенес ее на себя Борис Годунов.

Глава Третья.

Когда, таким образом, Феодор занял отцовский престол и вступил в управление государством, жена его, хитрая и умная женщина, поняла, что он, как слабоумный, не годится для управления государством, а также совсем не верила, чтобы от него мог произойти потомок. Поэтому она приставила к нему в товарищи своего брата Бориса Годунова, намереваясь этим средством открыть ему доступ к достижению со временем царского престола. Так случилось, что при помощи сестры Борис в короткое время овладел всеми делами управления. Исполняя долгое время с большим усердием эти обязанности именем Феодора (как он говорил), Борис понял, что он без особенного труда в состоянии будет достигнуть титула великого князя, особенно видя, что Феодор не только ни к чему неспособен, но также и не может долго быть жив. Поэтому с большой осторожностью и быстрой решимостью он отделился от тех, кого отец приставил к Феодору в качестве опекунов и наставников, и выслал их в Казань, в Астрахань и в другие отдаленные места, поручил им управление этими областями и при этом предписал вести войну с татарами, которые еще не были подчинены московскому царю. Вскоре после этого одни из них умерли, другие же засланы были так далеко, что от них нельзя было больше иметь никаких вестей.

В скором времени Борис подобным же образом поступил и с опекунами Димитрия и даже пытался умертвить самого Димитрия, который воспитывался довольно далеко от [9] двора, в одном замке, который, вместе со всею прилегающею областью, оставлен был ему в наследство отцом. Когда Борис устранил с пути всех тех, кого считал препятствием для себя, воспитатель Димитрия (который, как он говорил, был родом немец из окрестностей Кельна) получил от матери Димитрия предостережение, так что имел сведения не только о времени и месте, но и о тех, кто назначен был для убийства его. Что оставалось делать этому доброму и честному придворному? Опасность была велика, времени оставалось мало, долго размышлять было некогда, и в голову ему вдруг пришло такое средство. Он положил в кровать к Димитрию чужого мальчика, равного ему по летам и фигурою и лицом совсем на него похожаго, и такового решения своего не открыл никому. Когда этот чужой мальчик сладко уснул, он велел тайно унести Димитрия из постели. В это время наступил час, определенный для убийства: убийцы, посланные Борисом, поспешили темною ночью к ложу Димитрия и, полагая, что убивают Димитрия, убили вместо него этого чужого мальчика. Слуги Димитрия, проснувшись частью вследствие необыкновенного шума, частью же от крика этого мальчика, побежали к постели Димитрия и, увидев задушенного младенца и приняв его за Димитрия, были совсем сбиты с толку, кричали, плакали и причитали над мнимой смертью своего господина. Что же случилось? Крик этот тотчас же распространился по другим местам, вследствие чего взволнованные жители с великим плачем толпами валили, так что от тесноты и давки множества народа или от других причин задавлено было еще несколько иных детей. Между тем воспитатель Димитрия всячески и усиленно старался о том, чтобы этот поступок его остался в тайне, поэтому он обнаруживал сильное огорчение по случаю смерти Димитрия, торопился с погребением его, чтобы это мертвое тело не могло быть опознано. А в это время он выслал Димитрия и поручил его на сохранение и воспитание иному дворянину.

Когда Борис получил известие, что Димитрий убит, он, опасаясь, чтобы это ночное убийство не обнаружилось, пустил в народ слух, что моровая язва проникла во дворец Димитрия, и что не только Димитрий, но и другие умерли от нея. А так как москвитяне чрезвычайно боятся язвы, то тотчас же заперли [10] этот дворец и под большим штрафом запретили всем входить туда или выходить оттуда. Однако, Борис придумал еще большие страхи, а именно: чтобы, не смотря на все меры предосторожности, язва не распространилась дальше, и чтобы не погибла от нее вся страна, он зажег замок и уничтожил его огнем со всеми обитателями его. Вскоре после этого умер Феодор. Борис уже надеялся, что нет больше никого, кто мог бы создать препятствия его планам, и поэтому тотчас, без всякого противодействия, был избран и провозглашен великим князем. Это совершилось тем легче, что все были убеждены, что при жизни Феодора Борис весьма хорошо вел себя в управлении, и что наконец не остается больше уже ни одного настоящего и законного наследника из рода великого князя.

Димитрий тайно был воспитан и по прошествии нескольких лет попал в Лифляндию и в Польшу.

Глава Четвертая.

Димитрий тайно был воспитываем своим наставником; узнавши от него, после того как и его замок тиранн уничтожил огнем, что он, как законный сын, является истинным наследником Ивана Васильевича, Димитрий по искреннему совету этого воспитателя поступил в один монастырь, лежаний в тех местах, в котором жили еретические и почти невежественные монахи. Но он недолго пребывал там и часто менял эти монастыри, не оставаясь долго на одном месте, ибо он опасался (как сам говорил), чтобы не быть узнанным или чтобы не быть принужденным постричься. Наконец, никому не открываясь, он пришел в Лифляндию с каким-то монахом, который был из одного монастыря, находящегося в Киевской области. Тут он снял с себя монашеское платье и поступил на службу к двору воеводы Островского, потом служил у какого-то польского пана, по имени Гольского; говорят также, что он много раз прислуживал и на кухне. Когда же он узнал, что Борис изменил свой старый способ управления и превратился в тиранна и поэтому пребывает в великой ненависти у москвитян, он решился открыться и объявиться. Он тотчас же отправился к одному шляхтичу, [11] которого они называют князем, а наши knizetem; он назывался Вишневецкий и был женат на дочери сендомирского палатина. Димитрий покорно просил его, чтобы он через своего тестя выхлопотал ему доступ к королю, которому он мог бы представить свое дело. Упомянутый выше князь исполнил его просьбу и, дав Димитрию приличную одежду и снабдив его в достаточном числе слугами и всякими необходимыми предметами, взял его с собою в Краков, где Димитрий получил позволение от короля изложить свое дело в присутствии некоторых земских советников. Тут Димитрий правдиво и мужественно объяснил свое происхождение и род, рассказав необыкновенные события своей жизни, и представил явные и очевидные признаки этого (из коих некоторые до сего времени видны на лице его, а именно – одна бородавка между правым глазом и носом, также одна рука несколько длиннее другой), так что как его королевское величество, так и названные земские советники считали это правдой и признали Димитрия истинным, в супружестве законно рожденным сыном Ивана Васильевича. Он также произнес речь в присутствии его королевского величества, в которой, между прочим, коснулся и следующего: он просил, чтобы его величество изволил вспомнить, что он родился в темнице и что был освобожден вместе с своими родителями волею и милостию Божиею, вероятно, для того, чтобы помочь ему в беде и опять возвратить его в отцовскую державу, из которой он несправедливо был изгнан. Тут следует знать, что Иоанн III, король шведский, отец нынешнего польского короля Сигизмунда, до восшествия своего на престол и раньше, чем стал великим князем финляндским, вместе с королевою, супругою своею, в течение четырех лет содержался в заключении по повелению брата своего Генриха. В этом заключении и родился нынешний Сигизмунд III, король польский. Освобожденный впоследствии дворянством этого королевства, Иоанн, отец его, был пожалован королевской короной, а Генрих, брат его, напротив, был заключен в темницу, в которой по прошествии восьми лет он умер. В упомянутой речи Димитрий коснулся и следующего: если король окажет ему помощь, то это принесет великую пользу церкви и христианству, ибо, возвративши свое наследие, он может не только оказать [12] содействие королю, чтобы вырвать его отцовское Шведское королевство из рук Карла, присвоившего его себе вопреки всякому праву, но также держать в страхе и турка и тревожить его на его границах.

В течение этих трех лет, которые Димитрий провел на лифляндской границе, войдя в знакомство с многими польскими панами, он порядочно научился говорить по-польски и немного изучил и латынь; к тому же он восчувствовал большую склонность и симпатию к обрядам и церемониям католической церкви. Прибывши затем в Краков, он ежедневно посещал костелы и неоднократно давал понять, что католическая религия ему чем далее, тем все более нравится, и что он сердечно желает получить о ней надлежащее поучение. Когда об этом было доложено королю, он поручил исполнить это Каспару Савицкому, начальнику краковского иезуитского дома. Димитрий, одаренный весьма высоким и острым умом, в короткое время так много научился латинскому языку, что собственноручно писал письма к блаженной памяти папе Клименту VIII, в коих усердно поручал себя молитвам его святейшества и преданно и покорно просил его святого благословения, при этом он обещал, если достигнет своего отцовского престола, с великим усердием заботиться и содействовать тому, чтобы служба Божие в его государстве распространялась и далее насаждалась.

Борис, терзаемый угрызениями совести и получивши известие о том, что Димитрий жив, старался вступить в дружбу с соседними государями и затем помешать предприятию Димитрия.

Глава Пятая.

В то время, когда Димитрий, как сказано, работал в свою пользу в Польше, Борис Годунов обдумывал все средства, чтобы погубить Димитрия и своевременно предупредить ту беду, которую ему предвещала нечистая совесть и вызывали бесчеловечные злодеяния его, ибо он хорошо понимал, что бегство Димитрия вызвало в москвитянах чувство жалости к нему, и что они готовы низвергнуть с шеи своей бремя такой тираннии. [13] Поэтому, с самого начала своего царствования, он писал письма в Италию и в другие земли, чтобы его считали государем дружественным и щедрым, обращая при этом внимание и на то, что характер его правления далеко не походит на правление его предшественников, которые по отношению к своим подданным проявляли более жестокости, нежели любви. Он отправил при этом к римскому императору Рудольфу посольство, при посредстве которого просил снова утвердить старый договор мира, присовокупляя, что он намерен послать помощь его величеству в Венгрию против турок. А чтобы его обещаниям скорее поверили, он вскоре затем послал Рудольфу немалое число собольих шкурок, которые многими оценивались в миллион, хотя по правде не знаю, стоили ли они более двухсот тысяч корон. Его величество изволил раздать значительную часть их своим первейшим придворным чинам и получил лишь небольшую пользу для войны. Обещанной поддержки в Венгрии никогда тоже не видали, а расходы на содержание московских послов и подарки, которые им были даны, стоили если не больше, то во всяком случае по ценности равнялись [подношению Бориса].

Борис, видя, что мысль и расположение его подданных все более и более отвращаются от него, что Димитрий тоже готовит войско, которое усиливали своей поддержкой не только многие выдающиеся земские советники, но и некоторые из вельмож, побуждавшие Димитрия добиться своего отцовского престола, хотел тремя путями воспрепятствовать специально замыслам Димитрия. Во-первых, когда в Варшаве происходил сейм, он послал туда нескольких послов, которые изложили сильные жалобы касательно нарушения необходимого мира, а также указали на враждебное отношение к москвитянам. При этом они распространили слух, что Димитрий есть сын одного священника и широко известный чародей: поэтому Борис требует, чтобы ему выдали его живого или мертваго. Во-вторых, он вступил в тайные переговоры с некоторыми польскими панами, чтобы расстроить предприятие Димитрия. Наконец, он снова занял замки и крепости свои, исправил их и велел распространить по всей Москве слух, что Димитрий, хорошо известный в той земле волшебник, приближается. Но польский король немного был огорчен таким поношением и угрозами: [14] он дал послам разумную отповедь и тотчас же затем приказал, чтобы надлежащая, обещанная Димитрию помощь готовилась, ибо он был того мнения, что это есть единственный путь к расширению и упрочению мира и дружбы с москвитянами.

Димитрий выступил из Кракова на Москву.

Глава Шестая.

Король позволил Димитрию тайно набрать в Польше пять тысяч человек и приказал ему стать на лифляндской границе, при этом дал ему право нанимать, сколько оказалось бы возможными и тех, которые за много лет до этого служили в Москве королю Стефану Баторию. К ним он должен был присоединить еще пятьсот казаков, из тех, которые обыкновенно находятся на границе, ибо они привыкли к грабежам и нападениям и для этой цели могут быть особенно пригодны. Равным образом король простил воеводе сендомирскому немалую сумму денег, которую тот должен был ему за владение Самбором. Димитрию же он подарил так много, что он хорошо мог содержать себя сообразно своему положению. Верховным вождем этого войска назначен был воевода сендомирский, с которым Димитрий выступил в поход. Воевода взял еще с собою двух монахов ордена св. Бернарда и двух священников-иезуитов, а вместе с ними и одного товарища. В то время как бернардинцы вернулись обратно в свои монастыри, отцы товарищества Иисусова, по имени отец Николай Чижовский и отец Андрей Лавицкий, до конца оставались при Димитрии. Прежде всего, они разбили свой лагерь по сю сторону реки Днепра, благодаря чему войско избегло засады, которую устроил ему один польский пан, прикрываясь договором с москвитянами. Он верно понял, что при благоприятном исходе этой борьбы он не может довести свое предприятие до конца, так как этим расширится королевская власть, и умножится слава воеводы сендомирского.

Эта спокойная остановка продолжалась несколько долее, чем думали, ибо войска долго не собирались, кроме того, ощущался недостаток провианта, да и глубина этой реки была немалым препятствием, и переправа через нее совершалась [15] с большими затруднениями. При этом они совещались, куда затем направить свой путь, и хотя вообще было уже решено, что самый безопасный путь идет через один большой лес, который тянется на сорок миль, однако они немало опасались, как бы здесь хитростью Бориса не попасть в засаду. Хотя эта остановка их продолжалась несколько недель, они все-таки усматривали в ней особенное попечение Божие, ибо таким образом воинам Димитрия, прежде всего полякам, дана была возможность слушать проповеди, приобрести лучшие представления о делах божественных (о чем среди них царило грубое и великое невежество) и приобщиться святых таин, которыми любовь Божия так воспламенила сердца их и сделала их столь мужественными в перенесении всяких опасностей, что потом первейшие из них, предварительно исповедавшись, толпами каждую неделю торжественно причащались. Это подавало москвитянам хороший пример истинного благочестия и страха Божия, и таким образом обнаружилось, как Господь Бог именно этим путем благоволил указать, что в этих северных странах со временем следует ожидать великой жатвы.

Димитрий, переправившись через реку Днепр, вступил в пределы московские, одержал там несколько побед, наконец также одну битву проиграл.

Глава Седьмая.

Димитрий, без всяких препятствий и опасностей переправившись через реку Днепр и пройдя с значительными силами этот обширный лес, не встретил ни со стороны неприятеля, ни в отношении путей никакого сопротивления; когда же он приблизился к первой пограничной крепости московской, то те, что составляли ее гарнизон, сдались ему без всякого штурма или пальбы, хотя недавно туда было послано Борисом восемьсот человек, хорошо снабженных оружием, а предместье, дабы Димитрий в нем не укрепился, было сожжено. Димитрий сейчас же занял эту крепость значительным отрядом своих людей и подступил к другой крепости, которая была несколько сильнее первой. И она также сдалась ему. Тут Димитрий не раз [16] вступал в открытом поле в битву с войском Бориса, которое тот выслал для воспрепятствования ему, и после многих стычек обратил его в бегство, в особенности под Новгородом. Когда же Димитрий отступил назад, начавши, но не докончивши битву, вдруг в войске его произошло такое смятение, что, хотя никто их не преследовал, оно разбилось на при отряда: один отряд направился к Чернигову, другой к Путивлю, затем оба эти отряда повернули в Польшу с сендомирским воеводою и иными военачальниками. Но третий отряд, с Димитрием во главе, отправился в комарицкую область; тут на него напал сильный отряд Бориса, состоявший из татар и немцев, что произошло в 30 день января месяца 1605 г. Ибо Димитрий много доверял казакам, пока наконец не был разбит и обращен в бегство, так что никаким образом не мог удержать своих в порядке, и большая часть их спасли свою жизнь бегством; они собрались вновь в крепости, называемой Рыльском, которая сдалась Димитрию; здесь они спокойно провели два дня и восстановляли свое здоровье. Затем Димитрий выступил с ними к Путивлю, который лежит в направленш к Польше в двенадцати милях от Рыльска. Казаки же, так как их не допустили вступить в Путивль, двинулись к Запорожью (k Cacurossowu). Прочих поляков до пятисот человек осталось с Димитрием, часть же их направилась в Польшу. Этими и другими, двинувшимися за ним отрядами он дополнил свое войско и с большим тщанием занял взятые крепости, некоторых отправил также в Польшу хлопотать о новой поддержке. В этом опасном положены Димитрий обнаружил мужественную и стойкую волю.

Новые знамения Божественного Промышления по отношению к Димитрию.

Глава Восьмая.

В таком несчастии всемилостивый Господь Бог, который уязвляет и вновь исцеляет, освежил сердце Димитрия и его воинов и возбудил в нем добрую надежду на счастливое окончание начатого предприятия. Ибо военачальник Борисовой рати, полагая, что воины Димитрия, разбитые на голову, бежали [17] в Польшу, преследовал их только один день пути, до крепости Рыльска, которая была хорошо укреплена и которая сдалась Димитрию. Этой крепости принадлежали огромные поля и равнины, и Борис, дабы покорить их себе, отправил туда часть своего войска. Жители, в незначительном числе встретившись с ними, благодаря помощи, которую послал им Димитрий, тысячу их побили, двести взяли в плен и наконец все войско обратили в бегство, так что они забыли об осаде и искали спасения в бегстве, чтобы спасти животы свои. Они бросили две большие пушки, а шатры их частью были сожжены, частью привезены в Путивль. Вскоре после этого сдались Димитрию пять других хорошо укрепленных крепостей, вместе с довольно обширными своими областями, а именно: Оскол, Валуйки, Воронеж, Борисовград, Белгород, из них в последней нашли сто пятьдесят штук больших орудий. Начальники всех этих крепостей называются воеводами (палатинами) путивльскими; будучи взяты в плен, они переданы были Димитрию. Среди прочих пленников находился также и Гришка Отрепьев, великий и широко известный волшебник, о котором тиранн Борис распространил слух, что он и есть Димитрий. Так клевета обрушилась на главу создавшего ее, и всякий убедился, что Димитрий есть честный и благородный князь, а не этот бесчестный негодяй и мошенник-чародей. Спустя немного дней сдались Димитрию две другие крепости, а именно: Елец и Ливны; последняя больше Путивля и гораздо важнее в военное время. Из всего этого Димитрий уразумел, что Господь Бог, недавно еще покаравший некоторые грехи и бесчинства его воинов, вовсе не забыл о нем, а напротив соизволил вознаградить его за этот ущерб великой победой, вследствие чего он ежедневно приносил благодарения Божией благости и предавал все свои дела Божественному Промышлению, так что и московские священники, которых они называют попами, очень удивлялись его благочестию и сильному рвению. Когда Димитрий покорил уже все Северское княжество и, кроме того, восемь хорошо построенных крепостей и с каждым днем, при великом благоволении фортуны, продвигался вперед, осаждавшие Белгород перехватили письмо высшего военачальника Бориса. Он в течение нескольких недель осаждал сидевших в Кромах, сдавшихся Димитрию. В этом письме [18] к Борису, находившемуся в это время в г. Москве, он сообщал, что он не в силах более удерживать в послушании и военной дисциплине своих солдат, и что, благодаря бегству многих, число их ежедневно уменьшается, кроме того, немалый ущерб наносят ему осажденные, а поэтому он просит, чтобы поскорей поспешили ему на помощь с свежими войсками, ибо, если этого не сделают, он бросит все и возвратится обратно в Москву. Восьмого числа марта месяца 1605 года тайно пришли в Путивль два старых мужа, посланные к жителям с письмами тиранна, в коих он прощал им все, что они учинили против него, только бы они или убили Димитрия, или доставили ему его пленного, равно как и прочих поляков. У них были также письма от патриарха, в которых он предавал проклятию и отлучению всех тех, кто в Путивле расположен был к Димитрию. Эти старцы были схвачены раньше, чем вскрыты были письма, и все было открыто благодаря признанию их на пытке, а письма эти найдены были в их сапогах, где они были зашиты. Прощенные Димитрием, старцы эти дали потом тиранну и патриарху ответ, что Димитрий есть настоящий наследник и московский князь, и поэтому пусть Борис перестанет восставать против правды и справедливости. Вскоре после этого была открыта измена какого-то другого москвитянина, который тайно в письме просил у Бориса войска, обещая доставить ему Димитрия живым. Он был отдан на волю народа, который расстрелял его, и так жалко кончил он свою жизнь.

Димитрий имел много духовных собеседований с польскими священниками. Что кроме того произошло в Путивле.

Глава Девятая.

В хорошо укрепленном Путивле Димитрий провел сорок дней поста и несколько недель после Пасхи, и здесь он явил новые знаки благочестия и страха Божия. Хорошо знакомый с русскими обрядами, он так обходился со своими попами, что легко мог, в качестве учителя их, склонить и привести их к лучшему состоянию веры, чем они внешне представлялись. К Богородице Деве, родившей вечное Слово Отца, он [19] проявлял столько благоговения, что не было ни одного дня, когда бы он пред образом ее в длинной и горячей молитве не просил бы ее заступничества. Между тем, из крепости Курска принесен был к нему образ Богоматери, богато украшенный драгоценными камнями, золотом и серебром. Москвитяне особенно чтили его потому, что он остался неповрежденным в огне, истребившим церковь, в коей он находился. Димитрий пошел навстречу этому образу со своими войсками, попами и москвитянами и с великими почестями сопровождал его до самого Путивля. На следующий день он повелел устроить торжественную процессию и обнести этот образ вокруг крепости, а потом он был поставлен в замке. Когда же стал приближаться праздник, в который Пресвятая Богородица получила от архангела радостную весть о воплощении Сына Божия, он, хорошо зная, что этот праздник отцами-иезуитами и прочими поляками будет праздноваться с большою торжественностью, дабы исполнить при этом то, что ему надлежало, к тому же еще, дабы усилить в сердцах польских воинов любовь и благоговение к Небесной Царице, подарил им прекрасный образ, на котором на серебряной вызолоченной доске было изображение Пресвятой Девы, образ драгоценный не только своею дренностью, но замечательный и драгоценными камнями, которыми он был украшен. К Пасхе Димитрий подарил им еще более красивый образ, с прекрасным персидским одеянием, из которого сделаны были облачения. Для прикрытия алтаря он послал столь же замечательное украшение, или плащаницу, которую священники употребляли для изображения гроба Господня в великую пятницу. В пасхальную ночь, которую поляки в этот под праздновали в Путивле, главный начальник их Доржицкий (Deorcisky) получил от Димитрия разрешение вывезти из крепости несколько осадных и полевых пушек к нижнему дому, в котором священники служили святую литургию. Однако, предварительно окрестным москвитянам было сообщено, чтобы они не испугались неожиданной пушечной пальбы и не тревожились. Поэтому в эту святую ночь далеко и широко слышен был страшный гром пальбы, при этом всюду раздавался грохот барабанного боя и звуки труб и флейт и веселыя пасхальные песнопения; москвитяне, словно ошеломленные этим, весьма удивлялись благочестию и страху [20] Божию католиков. Не смотря на то, что Димитрий был обременен великой заботой, которая наставляла его думать отом, как бы достигнуть отцовского царства, а также – как удержать покорившиеся ему крепости и страны, каким образом оказать сопротивление неприятельским нападениям и различным осадам, как бы сокрушить предприятия и могущество тиранна Бориса и охранить себя самого от множества тайных козней, – однако едва ли кто-либо поверит, как сильно и усердно, наряду с благочестием и страхом Божиим, заботился он о том, чтобы узреть хоть когда-либо устроенными в своей родной земле высшую школу и коллегии, в которых молодежь воспитывалась бы и упражнялась во всякой честности и добродетели, как это совершается в Польше. Об этом деле он часто беседовал со своими и с поляками, много жалуясь на невежество и грубость соотечественников своих, среди коих мало найдется умеющих писать или читать, а еще менее тех, которые бы понимали тайны веры. Монахи немногим лучше и ученее светских, и не знаю, что в них сильнее – невежество ли, или необузданная свобода жизни и характера, так что труд привести их к исправлению был бы далеко не бесполезным. Димитрий неоднократно говорил, что, если Господь Бог приведет его к великокняжескому престолу, он намерен собрать некоторое число мальчиков и юношей-чужестранцев, которые были бы хорошо воспитаны и отличались выдающимися способностями, для того, чтобы примером их возбудить в соотечественниках любовь к свободным искусствам. Наряду со всем этим он искал отдохновения в некоторые дни в чтении латинских книг, трактующих о красноречии и предметах природы.

Тиранн Борис умер неожиданною и ужасною смертью. Жена же его с сыном своим отравилась ядом.

Глава Десятая.

Дивны решения Божии и от человеческих далеко отличны. Димитрий, как сказано, спокойно сидел в Путивле, а в это время Господь воинства за него боролся. Ибо в 29-ый день апреля [21] месяца, когда Борис публично, в присутствии многочисленных князей своих и придворных принимал иностранное посольство, он упал внезнапно, пораженный сильною десницею Божиею, и с множеством крови, которая хлынула из его очей, уст, носа и ушей, излил вместе и свою жалкую душу. Кто не испугался такой ужасной смерти? Кто не должен был страшиться строгого суда Божия? Всяк был расположен к Димитрию, к которому и Небеса склонились столь явным свидетельством. Тем не менее жена Бориса стала побуждать сына своего Феодора принять правление отцовским царством, но напрасно, ибо вскоре после этого народом, который стал уже питать к Димитрию любовь, она была заключена в темницу, чтобы со временем понести наказание согласно доброму усмотрению Димитрия. Эта радостная весть была доставлена Димитрию в то время, когда он, направляясь в Москву, остановился на пути в Туле, одним польским капитаном Домарацким, который взят был в плен под Новгородом; он до сих пор находился в Москве и освобожден был благодаря упомянутому случаю. Жена Бориса, будучи захвачена, немало терзаемая угрызениями совести из-за жестокости своего мужа и собственных злодейских поступков, добровольно приняла с детьми своими яд и с сыном своим Феодором вскоре скончалась. Дочь же великим усердием и помощью врачей была спасена.

Сильный отряд тиранна Бориса, осаждавший Кромы, сдался Димитрию.

Глава Одиннадцатая.

Раньше, чем случилось изложенное выше, тиранн собрал сильное и большое войско, которого было до ста тысяч, и назначил верховным вождем его Ивана, дядю своего, поручив ему всеми силами осадить крепость Кромы, добровольно сдавшуюся Димитрию и недавно снабженную им всякими запасами. Она мужественно выдержала десять приступов и геройски отбила неприятеля. На помощь осажденным выступил из Путивля, приняв наставление и благословение священника, пан Запорский с двумя сотнями польских рейтаров, из тех, которые, наряду с другим оружием, носят длинные копья с железными [22] наконечниками, к ним присоединил он сто человек пеших поляков. Когда он остановился в расстоянии двух миль от Кром, к нему подошло десять тысяч людей, посланных Димитрием, с коими он и соединился. Между тем осажденные в Кромах вошли в тайное соглашение с тою частью Борисова войска, которая особенно расположена была к Димитрию, сделали из крепости вылазку, поубивали множество людей, а в это время те, которые были преданы Димитрию, притворно обратились в бегство. Пан Запорский придумал затем следующую военную хитрость: он отправил конного посланца с письмами к осажденным в Кромах и сообщил им в этих письмах, что сорок тысяч рейтаров в самом легком снаряжении идут из Польши, и что они на следующий день думают встретиться с войском Бориса и воспрепятствовать осаде. Этого гонца Запорский нарочно отправил по той дороге, где он не мог не встретиться с неприятельскими постами и передовой стражей, и он был, конечно, схвачен ими. Письма были прочитаны в присутствии войска, а гонец признался и подтвердил на пытке, что действительно весьма скоро чрезвычайно сильное войско должно придти из Польши. В лагере произошел вследствие этого сильный шум и смятение. Тогда главный начальник немедленно выслал вперед двести рейтаров, затем две тысячи, которые должны были остановить движение посланных Димитрием на помощь осажденным. За ними следовало в военном строе все войско. Тут началась битва, с обеих сторон раздавался сильный крик: войска Бориса пришли в большое смятение частью от острых копий польских рейтаров, частью от пеших солдат Димитрия, мужественно ударивших на фланги неприятеля, так что потеряли надежду одержать победу, ибо они полагали, что против них стоит большое войско, и поэтому тотчас же сдались. Но еще более достойно удивления, что один москвитянин, которого они называли Басмановым, – он причинил Димитрию много вреда, – был первый, который с несколькими тысячами своих воинов в виду всего Борисова войска во всю мочь закричал, что Димитрий есть государь и истинный наследник Московской земли, и тут же, принесши присягу, поручил себя любви и доверию Димитрия. Остальная часть войска отправила к пану Запорскому первейших мужей, дабы они именем всех [23] поддались Димитрию. С ними отправились потом к Димитрию в Путивль пятьсот почтеннейших лиц и здесь 23-го дня мая месяца 1605 г. Принесли присягу на подданство. Иван Годунов, начальник всего войска (ибо боярин Мстиславский и Шуйский отозваны были обратно в Москву), желая спастись бегством, схвачен был самими москвитянами, связан и представлен Димитрию. Но так как он не желал преклонить главу перед ним иначе, как по принуждению, то был заключен в темницу. Кто может изобразить, как велика была радость по случаю этого благодеяния Божия! Непрестанно приносились Господу Богу благодарения, слышались клики воинов: «Бог и молитвы отцов наших сокрушили силу врагов и покорили ее нашему светлейшему князю Димитрию». Сам же Димитрий к названным отцам произнес следующие слова: «Теперь исполнилось то, что вы, дорогие отцы, предсказывали мне во время моего бегства в Новгороде: Господь Бог, посетивший меня, соблаговолил меня вновь утешить, и поэтому я имею полную надежду на достижение в конце концов совершенной и решительной победы».

Димитрий выступил в путь из Путивля в Москву, столицу всей этой земли.

Глава Двенадцатая.

Когда таким образом помощью Всевышнего Димитрий покорил себе княжество Северское вместе с многими иными, и его слава и могущество стали известны и распространились по всей Москве, при этом к нему присоединилось много воевод и других вельмож духовного и светского сословия для того, чтобы подчиниться ему, как своему законному князю и достигнуть прощения своей вины, 25-го дня мая месяца 1605 года, сопровождаемый первейшими вельможами и дворянами и множеством народа, он направился в Москву. Прежде всего они пришли к крепости Рыльску, на третий день прибыли в Кромы; в этой крепости Димитрий провел несколько дней с тою целью, чтобы побудить своих воинов поклониться Божественной благости и восхвалить ее за то, что она благоволила отнять разум, силу и мужество у столь сильного войска Борисова и [24] обратить ни во что все их предприятия при помощи столь ничтожного гарнизона, который рыцарски-храброй защитой достаточно проявил и сохранил свою верность и преданность Димитрию. Ибо наряду с тем, что неприятель обладал при осаде силами большими, чем в сто тысяч человек, у него было еще перед крепостью семьдесят штук больших орудий, среди них некоторые были столь велики, что два человека не могли обхватить их руками. Из них неприятель непрестанно обстреливал стены. Осажденные зарылись и укрепились в глубоких рвах, подкопах и потанных подземных ходах и из них через потайные отверстия, без всякого урона для себя, причиняли неприятелю огромный вред. За палисадами и валами вокруг этой крепости устроены были еще двойные рвы, благодаря которым осажденные надеялись долго держаться, хотя неприятель овладел передней частью крепости. Оттуда Димитрий с войском своим прибыл в Тулу, – она находится в тридцати шести милях от Москвы, – где гарнизон составляли шестьсот поляков, замечательных и опытных воинов, из тех, которые еще под начальством Стефана Батория воевали против москвитян. Здесь провели два дня в лечении и уходе за больными; потом прибыли в Орел. На этом пути бесчисленное множество народа всех сословий и званий, в особенности жители Москвы, толпами выбегали, чтобы увидеть своего князя и государя. Из этого надо заключать, что началом и руководителем этого дела был сам Бог, сохранивший Димитрия среди столь различных козней врагов и в конце концов изволивший привести его в добром здоровье с войском в столицу Москву. В этом городе с должными приготовлениями, с неописуемою радостью и пожеланиями счастия он был приветствован всем народом, как император, или повелитель Русской земли, великий князь Московский и других княжеств воевода, наконец, царь Казанский и Астраханский, каковые две татарские области Иван, отец Димитрия, подчинил Московскому царству.

В последний день месяца июля Димитрий был коронован, т. е. накануне дня, как говорим, св. Петра в веригах. И подобно тому, как этот святой апостол был освобожден из темницы, так он несомненно умолил Господа Бога, чтобы Димитрий, освобожденный из рук Бориса, второго Ирода, достиг своего отцовского наследия. [25]

Когда Димитрий был коронован, он воздал должное благодарение Господу Богу и счастливо начал царствовать.

Глава Тринадцатая.

Невозможно рассказать, с каким смирением, мужеством и благоразумием Димитрий принес благодарение Господу Богу и воздал хвалу за эти благодеяния. По совершении этого, он тотчас же вступил в управление государством, так что в течение всего нескольких недель выполнил эту работу, из чего легко можно было себе представить, каковы были надежды в прошлом и каковы они ныне. В течение девяти недель он мирно управлял государством, и тотчас же стали чеканить полноценную монету с его именем. Воевода Псковский со всем городом принес ему присягу в верности. Во всех церквах совершались публичные моления о Димитрии, а имя Бориса презиралось всеми. Поляки без всякой опасности и препятствий вели торговлю с москвитянами. В казнохранилище Димитрий нашел девять мер, полных жемчуга и драгоценных каменьев. Семьдесят семейств, державших сторону Бориса (из них большинство были его дядья или шурья), были изгнаны, опозорены и сосланы в разные места. Одетые только в одне рубахи, они провезены были пред лицом всего города.

Димитрий письменно даровал прощение всем Псковитянам, которые сражались против него; потом приказал объявить всем московским боярам и дворянам, чтобы они держали наготове оружие и приготовились, если им дано будет знать, к войне против строптивых и мятежных шведов, которые не хотят признавать своего собственного короля и государя. Мертвое тело Бориса из места погребения великих князей, находящегося в храме св. Михаила, он приказал вынуть и похоронить его вне Кремля, в церкви св. Амвросия.

Затем, чтобы выразить благодарность его величеству королю польскому, он отправил к нему торжественное посольство с замечательными дарами и драгоценностями, а именно Петра Басманова, с тремястами тридцатью двумя лицами и двумястами шестьюдесятью лошадьми. Ему он поручил заключить и утвердить вечную и неразрывную дружбу с поляками. Это посольство прибыло в Краков как раз в то время, когда [26] его королевское величество изволил публично приносить благодарение Богу за новую неожиданную победу, которая одержана была в Лифляндии над мятежниками, сторонниками Карла, при чем маленьким отрядом было побито до девяти тысяч неприятелей, другие взяты были в плен, иные обращены в бегство, число их всех простиралось до четырнадцати тысяч. В числе убитых найдены были герцог люнебургский со своими немцами, граф фон Мансфельд и г. Ландерсон, губернатор ревельский, помогавшие Карлу. Сам Карл, будучи ранен, бежал на корабли и отплыл в Шведскую землю.

Кроме разных мирных и дружеских писем, которые названный посол принес королю польскому, он передал также одно сендомирскому воеводе, которому вручил также сорок коп собольих шкурок и сто тысяч талеров деньгами, при этом просил руки дочери его для Димитрия и выразил просьбу, чтобы она отправлена была к нему как можно скорее.Таким образом, должны были одновременно совершиться два знаменитых брака, короля польского и великого князя Димитрия, не без известной надежды, что католическая религия будет иметь полезную покровительницу в таковой супруге.

Второе посольство отправил Димитрий в Рим к его святейшеству для получения римского апостольского благословения. Ибо и отец его Иван отправил туда не только первое посольство для утверждения мира с поляками, но присоединил и второе после заключения мира.

Что еще с того времени произошло в Москве.

Глава Четырнадцатая.

Когда великий князь Димитрий достиг своего отцовского престола и скипетра, покорил и умиротворил области московские, он весьма усердно стал думать о том, как бы выразить благодарность тем, от кого принимал благодеяния. Размышляя об этом, он отправил к Сигизмунду III, королю польскому, Афанасия Ивановича Власьева (Raosylowskeho), начальника своей казны, которого поляки с почестями проводили и привели в Краков, вместе с его свитою, коей было до трехсот человек конных, в десятый день ноября месяца. В четырнадцатый день того же месяца он имел публичную аудиенцию у короля, на [27] которой он прежде всего почтительно приветствовал его королевское величество от имени Димитрия. Изложив в обширной речи благодеяния, расположение и милости Божии, королевские и благороднейших панов польского королевства, при содействии коих Димитрий завладел отцовской державой и уже мирно владеет ею, он прочел следующие статьи:

Во-первых, сколь Димитрия мучит и огорчает, когда он каждый день слышит, что христиане терпят гонения и притеснения от турок, главного врага имени христианского, в особенности в настоящем году, что проливается множество христианской крови, наипаче же, что непобедимейший христианский император Рудольф без причины подвергается оскорблению, а угнетаемое Венгерское королевство терпит чрезмерное разорение. Хотя такая непристойность более свидетельствует о безумии и бесчестии турка, но также и такую войну он вел до сих пор не без великого ущерба и бедствия.

Кроме того, его сердце сильно огорчается тем, что то место, где родился Христос, и Святая земля, которую он освятил и благословил своими стопами, жизнью, проповедью и чудесами, находятся позорным образом во власти этого алчного волка и кровожадного пса, без всякого почитания, хвалы и службы Божией. Поэтому Димитрий намерен, прежде всего, с помощью Всевышнего и при покровительстве святых, а также благодаря дружбе и союзу с Польским королевством и иными христианскими государями вырвать из пасти безбожных магометан эту Святую землю и освободить ее.

Во-вторых, дабы вспомнить о благодеяниях, которые ему оказаны были Польским королевством и показать себя благодарным за них, он намерен заключить с ним более обширный и ненарушимый договор: поэтому он просит его королевское величество, дабы ему позволено было взять, как супругу и жену, дочь Юрия Мнишка, воеводы сендомирского и польского вельможи, ибо с нею он хочет вступить в брак. Ее избрал он в особенности потому, что отец ее не только в Польше оказывал ему содействие, но и в Москве мужественно защищал его в некоторых битвах, наконец, при его помощи он возведен был на престол отца своего.

На эти статьи король дал такой ответ: он смотрит на это посольство Димитрия, как на доказательство любви и [28] благодарности, поэтому оно ему дорого и приятно. Приветствие это он принимает с тем же чувством благодарности, шлет ему подобное же приветствие и сердечно желает счастливого царствования. С величайшей радостью он слышит, что Димитрий достиг своего отцовского государства, и что, вопреки ожиданиям и надеждам всех, водворился скорый, но прочный мир. Сострадание Димитрия к притесняемому христианству достойно и справедливо; что же касается до приглашения короля вступить в союз и дружбу против турок, то это предложение ему весьма приятно, в особенности потому, что в таковом великом усердии его он усматривает защиту и распространение имени христианского; однако, в столь важном деле он не может ничего предпринять без совета чинов и панов королевства Польского. Просьба его позволить ему жениться на дочери палатина сендомирского должна быть удовлетворена без всяких препятствий. Он сердечно желает ему прожить с нею в добром здравии и счастии многие и долгие годы, во славу Божию, в прочном союзе мира с соседними землями.

Когда эта беседа окончилась, названный выше посланник именем Димитрия совершил обручение с Анною-Мариею, родной дочерью сендомирского воеводы. Невесту передал в руки посланному достойнейший и высокородный кардинал краковский в 22-ой день ноября месяца. Затем устроен был брачный пир, на котором изволил присутствовать сам король с значительным числом вельмож и посланниками иностранных князей, а также и с послами короля персидского. Тут также невесте и ее отцу переданы были присланные Димитрием почетные дары, которые оценивались в двести тысяч золотых.

Так как почти в то же время прибыла в Польшу светлейшая княжна, невеста могущественного короля Польского Констанция, дочь блаженной памяти Карла, эрцгерцога австрийского, и эрцгерцогини Марии (ее сопровождали светлейшая мать ее Мария, сестра Мария-Христиерна и брат Эрнест-Максимилиан, эрцгерцог австрийский), то Димитрий отправил другого посла с богатыми дарами, который принес с собою и письма, в которых Димитрий желал счастия светлейшим невесте и жениху по случаю вступления их в брак, уведомляя также, что он написал в Швецию мятежнику Карлу и объявил ему, что если он не возвратит этого королевства своему законному королю [29] и наследнику, то в скором времени он выступит против него с военной силой. Письмо, которое он отправил Карлу, содержало в себе следующие слова:

Светлейший и непобедимый монарх Димитрий

Иоаннович, повелитель и великий князь всей земли Русской и всех Татарских царств, также государь и король всех стран, подчиненных Московской державе.

По древнему обычаю мы уведомили всех соседственных государей о совершившемся уже венчании нашем, а также о том, какую особенную благость всемогущего Господа Бога познали мы в отношении себя и какой гнев и строгости его в отношении к нашим врагам. Ибо от нас не скрыто, что таковые дивные деяния Господни доставляют великую радость и удовольствие истинным христианским государям. Тебя же, так как ты уже в течение нескольких лет и до настоящего времени показываешь себя врагом величества и могущества государей, нам казалось тем более необходимыми при этом даже письменно, уведомить о сем. А именно, как мы с светлейшим королем польским и шведским, нашим братом, а твоим государем, заключили и прочно утвердили нерушимый договор и союз мира и дружбы, в особенности потому, что мы недавно достаточно испытали в наших делах отеческое нежное сердце и любовь к нам его королевского величества. Ты же, вопреки всяким законам и человеческим установлениям, в противность природе и даже самому Господу Богу, в противность твоему долгу и присяге, данной его величеству, не только отнял у него наследственное его королевство, но также еще безбожно стоишь в поле против его величества, при этом пребываешь в этом своем мятежном и враждебном настроены и, вопреки всякой справедливости, владеешь шведским королевством и им правишь. Поэтому, пользуясь дружбой нашей, которую мы ведем с государем твоим, королем польским, убеждаем тебя отказаться от такого недостойного предприятия, сложить оружие, просить смиренно прощения у светлейшего короля и государя твоего и возвратить ему наследственное и отцовское его королевство, как этого требуют все права человеческие и божеские. Если же ты не думаешь сделать этого, то [30] тогда мы не будем в состоянии долее терпеть столь ужасного и позорного бесправия, чинимого тобою брату, другу нашему и близкому соседу и князю, и всеми нашими военными силами обещаем помогать его королевскому величеству и этого королевства от тебя требуем и желаем иметь, питая непоколебимую надежду, что Господь Бог будет содействовать такому справедливому предприятию нашему и соизволит воевать за нас в столь верном, справедливом деле. Если в тебе есть еще хоть единая капля религиозного чувства и христианского благочестия, обдумай это хорошо и тщательно и из бедственной и недавней гибели нашего врага познай, что сам Бог непрестанно изволит бодрствовать за своих королей и князей, а врагов и убийц их наказывает так тяжко, что не оставляет без отмщения никакого вероломства по отношению к первым. Из нашего стольного города Москвы, 12-го октября.

Димитрий Царь.

Как Димитрий совершил въезд в Москву, когда он был коронован, и что при этом произошло достойного упоминания. Извлечение из письма, которое 8 августа 1605 г. отправлено было из Москвы.

Глава Пятнадцатая.

Наконец мы, благодаря милостивому содействию Божию, счастливо добрались до столицы Москвы. Светлейший князь Димитрий с семьюстами поляками и бесчисленным множеством москвитян на следующий день после памяти св. Петра и Павла изволил въехать в нее. По всему городу звонили вовсе колокола, и звон раздавался так сильно, что мы могли почти оглохнуть от него. Поляки с своими обычными копьями парадно ехали впереди, трубы, бубны и свирели их издавали громкие звуки. За ними шли несколько тысяч стрельцов по два в ряд, среди них ехали некоторые повозки Димитрия, каждая в шестерку лошадей, покрытые красивыми, богатыми и искусно вышитыми покрывалами, далее следовани некоторые собственные лошади Димитрия, сбруя которых, равно как и ошейники, украшенные жемчугом и драгоценными камнями, сияли и искрились необыкновенно, в особенности потому, что небо было неособенно ясно, но как [31] будто хмурилось и заволоклось тучами; за ними ехали московские военные барабанщики с длинным отрядом конницы, за нею следовало значительное число духовных лиц. Перед ними несли четыре четыреугольные хоругви, на каждой из них виднелся или образ, или евангельские книги. Подобным образом перед князем Димитрием священники несли четыре иконы Пресвятой Богородицы и св. Николая, довольно большие, украшенные золотом, драгоценными каменьями и жемчугом. За этими священниками шли четверо других, которые несли пред митрополитом или патриархом четыре золотых, довольно коротких епископских посоха. Патриарха, который был во время Бориса, уже не было, ибо он, по имени Боресиан, был схвачен и изгнан. За всеми этими ехал на прекрасном коне князь Димитрий, а с обеих сторон его окружали благороднейшие рыцари, которые сопровождали его до церкви, сооруженной в Кремле города Москвы в честь Пресвятой Богородицы. Невозможно описать, какое замечательное и драгоценное одеяние было на Димитрии: одно шейное украшение облачения оценивалось в пятнадцать тысяч корон. Из этой церкви Димитрий пошел прямо в церковь св. Михаила, эта церковь тоже в Кремле, где погребен был его отец. Узнавши, что тиранн Борис тоже погребен здесь, он приказал выкопать его тело и перенести в иную церковь вне Кремля. Отсюда он опять направился в церковь Девы Марии, откуда сейчас можно пройти в близлежащий замок; тут, помолившись Господу Богу, он наконец прошел в покои отца своего. На дворец тиранна Бориса он также не пожелал посмотреть, но, опасаясь чар и волшебства, приказал разрушить его до основания. Ибо Борис, видя как бы пред очами свою печальную гибель, прибег еще к этому дьявольскому искусству и все ближе подходил к Димитрию, который многочисленными победами приобрел уже славу, пытаясь при помощи чар погубить и уничтожить его. Кроме того, некоторые сообщали, что он приказал поставить в одном из подвалов своего дворца большую статую свою, под которою было множество пороха, и дать ей в руку горящую лампаду, с таким расчетом, чтобы в какой-либо день после его смерти, когда масло выгорело бы, лампада разбилась бы, порох загорелся, и силою его дворец разрушен был бы до основания. Когда эта хитрость была обнаружена, статуя эта, раньше чем она нанесла [32] кому-либо вред, была разбита на части. Жена этого тиранна самовольно отравилась ядом и дала его также выпить в темнице своим детям, им она с сыном лишили себя жизни, но дочь быстрой врачебной помощью была спасена. Вскоре после этого постигли суд и наказание некоторых вельмож, которых они именуют Шуйскими, как бунтовщиков и противников. Мстиславский и Басманов с другими двумя вельможами были помилованы, но один из этих Шуйских подвергался величайшей опасности. Он, хотя по доброте князя и был помилован, тем не менее, когда Димитрий восседал уже на престоле отца своего, не только вел себя непослушно в отношении к нему, но и оскорблял частыми позорящими и обидными речами имя доброго князя и издевался над ним. Между прочим, он говорил и то, что князь собирается даже разрушить все церкви, и что мы (католики и поляки) враги москвитян. Вследствие чего князь в присутствии почтенного совета, в котором принимали участие духовные и светские лица и много иных, в достаточной мере возразил этому клеветнику, так что поношение и брань этого бесстыдного человека, по милости Божией, были опровергнуты столь серьезно, толково и разумно, что в полном совете внимали этому с удивлением и единогласно приговорили к смерти этого Шуйского, каковое решение и приговор и князь изволил утвердить. Для совершения казни назначен был десятый день месяца июля, но когда ему уже должна была быть отрублена голова, князь, подчиняясь своей доброте, приказал через одного своего придворного освободить его от грозившей смерти.

В тот же самый день все епископы и священники со всей Москвы собрались в церкви Девы Марии и на этом синоде избрали нового митрополита, который потом с обычными церемониями короновал Димитрия. Так как князь хорошо был осведомлен, что милейшая матерь его много лет тому назад была сослана в изгнание тиранном Борисом, то он недавно отправил блестящее посольство для возвращения и приведения ее и даже решил отложить свое коронование до ее прибытия. И таким образом, матерь его, ожидавшаяся с великою и несказанною радостью, приехала в 28-ой день июля. Когда сын увидал мать, а она сына, они не могли ничего сказать друг другу, но заменили речь свою любезными объятиями и от радости полными слез очами. Ибо, благодаря такому неожиданному свиданию, они [33] так ободрились и обрадованись, словно они снова воскресли из мертвых. Коронование совершилось в последний день месяца июля в названной выше церкви Преблагословенной Девы Марии; после него отец Николай Чижовский в присутствии всех сословий этой земли произнес торжественную речь, в коей воздавал благодарение за Димитрия и желал счастливого начала, продолжения и конца его царствованию.

На следующий день нововенчанный великий князь устроил в нашу честь замечательное пиршество, во время которого чрез посредство одного своего верного человека сообщил нам радостные вещи и почти такие, которые возбудили в нас великие надежды. Мы же не перестаем постоянно воздавать хвалу и благодарность Богу за дивную доброту и попечение, оказанные Димитрию, о котором москвитяне, как мы часто слышали, так говорили: свет, долгое время скрытый во тьме, ясным блеском начал озарять всю Московскую землю. Некоторые говорят, что он принесет особый свет всему христианству, если впрочем все то, о чем он думает, в состоянии будет благополучно выполнить.

Когда ему в совете предложено было, чтобы он обдумал, разрешить ли полякам построить в городе костел, он ответил, что приличнее и более благоразумно разрешить это истинным христианам, чем еретикам (которым совет позволил выстроить не только школу, но и синагогу).

Здесь не могу пройти мимо кое-чего, достойного упоминания. Когда польские солдаты, после проигранной битвы в Северском княжестве, как выше упомянуто, немного отдохнули и вновь несколько укрепили свои усталые силы, тотчас после обращения и молитвы о помощи к Небесной Царице, они избрали Пресвятую Деву покровительницей и вождем своей рати. И это случилось как раз в день Благовещения Девы Марии, каковой праздник в этот год приходился в субботу. Поэтому они постановили, чтобы каждую субботу поклоняться ей с особенным благоговением и должною почестью и обращаться к ней за помощью против врагов. Эти молитвы их Преблагословенная Дева Мария приняла и услышала, ибо больше всего в субботу они испытали присутствие помощи своей покровительницы. В торжественный день достойного Успения Царицы Небесной, каковой праздник пришелся в субботу, те, которые находились в крепости [34] Кромах, выдержали твердо и мужественно ужасный и сильный приступ неприятеля. В иную субботу сильный отряд Бориса, численностью более ста семидесяти душ, добровольно сдался. В субботу тиранн Борис погиб ужасною и страшною смертью. В субботу поляки, взятые в плен неприятелем, были освобождены. Наконец, в субботу обнаружены были в Москве опасная хитрость, обман и тайные козни, и произошло вторжение в Кремль народа, который и схватил этих злодеев, и пр.

Некоторые письма, из коих часть предлагается здесь для утверждения предшествующей истории, часть же для особенного удовольствия читателя-христианина.

Глава Шестнадцатая.

Письмо урожденного пана Карла Ходкевича, верховного начальника над войском короля Польского, в Лифляндию к высокородному и достойному г. вице-канцлеру о победе, одержанной над Карлом и пр., о коей упоминается выше в главе тринадцатой.

Что здесь случилось, я изложу вкратце. Дела с врагом нашим Карлом были окончены многим раньше, чем надеялся я и мои люди. Ибо, узнавши, что я прибыл к Кирхгольму, он тотчас же в 27-ой день сентября месяца с четырнадцатью тысячами своего войска приблизился к моему лагерю. В своей фангазии и сумасбродстве он готов был разом пожрать всю Лифляндскую землю, но окончание не произошло согласно его желаниям. Я, несомненно, имел у себя много меньше людей, ибо из королевского лагеря их было не более, чем три тысячи и четыреста кнехтов с тремя сотнями немецких рейтаров, с которыми прибыл высокородный герцог курляндский. Здесь я действительно познал, что справедливость и благоволение Божие были ко мне благосклонны и милостивы: ими Господь Бог в нужде изволит помогать праведным. Битва продолжалась целый час, но победа была все-таки сомнительна, так что никто не знал, на чью сторону она склонится. Наконец, когда мои серьезно ударили на неприятеля и прорвали его ряды, он обратился в бегство. Из войска Карла осталось на поле битвы до девяти тысяч. Другие, спасшиеся бегством, [35] были большею частью перебиты жителями на той стороне реки Двины. Все кирхгольмское поле обагрено было кровью. Многие из них утонули в Двине и Киене и в ранных заливах и болотах. Герцог люнебургский, главный военачальник Ландерсон и немало других военачальников и рыцарей погибли. Четыреста взяты были в плен живыми, а шестьдесят знамен и одиннадцать больших пушек отняты были у неприятеля. Этой победы мы не можем приписывать силе и мощи нашей: могучая десница Божие уничтожила фараона. На нашей стороне только сто было убитых, но мы понесли большие потери в лошадях. Многие воины были ранены, но, принимая во внимание множество неприятеля и сильную стрельбу из крупных и мелких орудий, их умерло немного. Всемилостивейший Господь Бог так обуздал надутость и гордыню врага, что, я думаю, они не так легко предпримут что-либо снова. Дано 29-го сентября в Риге лета 1605.

Из письма благородного господина Воина к брату его. Также отца Иеролинского, монаха ордена св. Бернарда, к его генералу в Вильну и пр.

Битва произошла как раз в день св. Станислава, и в то же самое время в замке, в церкви св. Станислава совершалось сорокачасовое моление. Есть письменное известие, что Карл, герцог зюдерманландский, за замедление войска своего взял от Бориса, московского тиранна, деньги. Рассказывают также, что в этой битве пал граф фон Мансфельд, находившийся при Карле. Лагерь неприятеля отдан был солдатам на разграбление. Герцог курляндский ровно за полчаса до начала битвы прибыл со своими людьми. Приблизившись к реке Двине и увидевши, что наши построили боевой порядок, он пустился с конем своим через реку и со всеми своими, без вреда и гибели кого-либо из них, прибыл к нашим. Главный военачальник в нашей церкви в городе Риге принес благодарение Господу Богу за одержанную победу и пр.

Прилагается письмо короля Бигубы в африканской земле лета 1605.

(пер. В. А. Францева)
Текст воспроизведен по изданию: «Историческое и правдивое повествование о том, как Московский князь Димитрий Иоаннович достиг отцовского престола» // Старина и новизна, Книга 16. 1911

© текст - Францев В. А. 1911
© сетевая версия - Тhietmar. 2015
© OCR - Андреев-Попович И. 2015
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Старина и новизна. 1911