МАЧЕЙ СТРЫЙКОВСКИЙ

ХРОНИКА

ПОЛЬСКАЯ, ЛИТОВСКАЯ, ЖМУДСКАЯ И ВСЕЙ РУСИ

МАЧЕЯ СТРЫЙКОВСКОГО

____________________________________________

По изданию 1582 года

ТОМ II

Варшава, 1846

____________________________________________

КНИГА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Глава 1. О возведении Казимировичей: Александра на великое княжение Литовское, Русское, Жмудское и прочее, а Яна Ольбрахта на королевство Польское.

Глава 2. О войне Московского [князя] с Литвой и о примирении с ним, о женитьбе Александра на его дочери Елене, о съезде в Левочи и о поражении наших от татар под Вишневцем.

Глава 3. О переезде московской княжны Елены в Вильно, женитьбе Александра и о его бесполезном походе в Валахию.

Глава 4. О решении короля Ольбрахта и великого князя литовского Александра воевать против турок, их походе в Валахию и безуспешной осаде Сучавы в Валахии, и о поражении поляков на Буковине.

Глава 5. Об избрании на литовское гетманство князя Константина Острожского, о жестоком разорении Подолии и Руси валахами, турками и татарами, и об издыхании сорока тысяч турок от зимних холодов.

Глава 6. О мире братьев королей: Владислава Венгерского с Ольбрахтом Польским и Александром, в[еликим] к[нязем] Литовским, об уделе Сигизмунда в Силезии и о мире с монархами: Стефаном Валашским, Иваном Московским и Баязетом Турецким.

Глава 7. О войне Московского [князя] против зятя Александра, в[еликого] к[нязя] Литовского, и о поражении литовцев на Ведроши.

Глава 8. О сговоре заволжских татар с литовцами и с поляками против Москвы и перекопских татар, о казни валашского воеводича Петра и о смерти короля Яна Ольбрахта.

Вельможному пану
Марку Унучко
1,
ретовскому тиуну е[го] м[илости] короля.

Глава первая

О возведении Александра Казимировича на великое княжение Литовское, Русское. Жмудское и прочее, а Яна Ольбрахта на королевство Польское.

1492.

Съезд литовских князей. Вскоре после смерти короля Казимира, великого князя Литовского, литовские паны собрали в Вильне сейм, на который прибыли: Василь [и] Михал, князья Глинские, Семен Михайлович Олелькович, князь Слуцкий, с пятью сотнями конных, а также князья Гольшанские, Мстиславские и Вагайло (Wagajlo) Гедройцкий. Возведение Александра на В[еликое] к[няжение] Литовское. И там согласно (spolnymi glosy) избрали на Великое княжение Литовское, Жмудское и Русское Александра (хотя были голоса и за Семена Михайловича Олельковича, князя Слуцкого 2, со стороны его приятелей), четвертого сына Казимира, как по поручению и по просьбе его отца, так и за его годность и дельность, которые он [успел] проявить. И возвели его [на престол] в виленском замке [у] Святого Станислава с издавна принятыми церемониями, в княжеской шапке, усыпанной жемчугом и драгоценными каменьями, а также убранного в одежды, которые и ныне обычно носят курфюрсты империи при коронации императора 3.

Великий маршалок литовский Литавер Хриптович (Chrziptowic) и его слова, [обращенные] к Александру. И когда его уже усадили на престол, а виленский епископ Табор согласно обычаю произнес над ним благословление и пасторское увещевание, тут выступил верховный маршалок великого княжества Литавер Хрептович (Chreptowic) и, вручая ему обнаженный меч, как требовал обычай, от имени всех литовских панов произнес такие слова: «Наияснейший княже, которого мы выбрали себе князем и вождем! Возьми этот меч и с ним имей над нами полную власть. И помни, что ты поставлен над литовцами, так что если ты сам будешь вождем с мужественным сердцем и рыцарской отвагой, то и княжество твое будет выделяться (staniec z osobna) среди всех соседних царств и королевств. Только ты старайся царствовать над нами обеими руками: в одной всегда носи меч, в другой милость (laske). Decius. Altera manu frameam altera gratiam gestans. (Деций. В одной руке держи копье, другой рассыпай милости). А именно: чтобы злые начинания сдерживал строгостью и справедливостью, а за добрые и честные дела добрых людей платил отзывчивостью и лаской. И, наконец, от имени всех сословий этого Великого Княжества просим, чтобы ни лицемерным итальянским, ни чешским, ни немецким, но правдивым литовским обычаем судил и рядил нас по примеру Витольда. Если будешь этого придерживаться, то будешь ровней любой королевской особе, а если от этой науки и этих начинаний отступишь, то сам станешь причиной и своей собственной, и нашей погибели». Вручение меча. Изрекши это, вручил ему обнаженный меч, который держал в руке, а [Ян Ольбрахт] взял его и поблагодарил князей и панов литовских за [свое] добровольное избрание на великое княжение и возведение на престол своих предков. И обещал им во всем соответствовать [тому, о чем] говорил Литавер в своей речи (oraciej), которую описали Йодок Деций 4 в книгах de Iagielonum familia (стр. 48), Ваповский и другие.

Разнобой в голосах коронных панов при выборе короля. Коронные паны, учинив погребение своему королю Казимиру, в середине августа месяца съехались на сейм в Петркув. И были там различные голоса и мнения по поводу избрания нового короля, ибо паны и все коронное рыцарство расходились во [мнениях относительно] разных сыновей Казимира и по-разному голосовали. За Ольбрахта. Одни желали (zyczyli) Яна Ольбрахта как старшего и из-за победы, которую он недавно одержал над татарами; а другие, недовольные его гонором (pycha) и проигранной битвой с венграми, предлагали Александра, великого князя Литовского. За Александра. Считали, что он обходительнее обычаями и украшен щедростью, кроме того, подтвердились бы мир и вечное единство Польши и Литвы, которые учинили было Ягелло с Витольдом. И были бы эти две монархии под единой властью (rozkazowanim), если бы взяли Александра, которого литовские паны уже определили на великое княжение Литовское, и из-за этого была бы великая прибыль Короне Польской. Другие на это возражали, напоминая, что литовские паны выступали против соглашения и совместных записей, ибо избирали [себе] великого князя без согласования с коронными сословиями. Поэтому было бы неслыханным делом следовать их желаниям при избрании себе короля. За Сигизмунда. Большая часть других соглашались на Сигизмунда, особенно гнезненский архиепископ Збигнев, коронный маршалок Рафал Ярославский и паны из Тенчина, а также все [шляхтичи] герба Топор. Януш, князь Мазовецкий. А мазовецкий князь Януш тоже на королевство садился — как тот, кто выводил свой род от древней фамилии польских королей. И приехал было на сейм с тысячей конных и с братом Конрадом. Сила на силу. Старая королева Эльжбета, видя, что дело идет к насилию, сразу же собрала в Кракове на свои деньги тысячу шестьсот конных и отправила их на помощь краковскому епископу Фредерику и другим, державшим сторону Ольбрахта. Ян Ольбрахт избран королем. И вот так, когда сила пришла на силу и верх взяла сторона [Яна] Ольбрахта, Ольбрахт Казимирович двадцать седьмого дня месяца августа был избран и объявлен королем Польским.

Потом был коронован в Кракове 5 гнезненским архиепископом Збигневом Олесницким 6, который умер от опухоли (z puchliny) вскоре после коронации. Фредерик Казимирович [стал и] архиепископом и епископом Краковским. А после него архиепископом Гнезненским был избран брат короля Фредерик, епископ Краковский, и вот так получил обе эти бенефиции с их утверждением папой Александром Шестым. И от этого же папы получил и кардинальство под титулом in septem soliis 7 в 1493 году, но красной кардинальской шапки ему в Краков не посылал, как пишет Меховский на стр. 356: galerum cum non misit ei etc. (не послал ему его шапки), до 1495 года [когда сделал это] благодаря братьям королям Ольбрахту Польскому и Владиславу Чешскому и Венгерскому — похоже, что за хороший подарок.

Турецкие послы с подарками. Приехали потом к Ольбрахту послы от венецианцев (Wenetow) и от турецкого императора Баязета, поздравлявшие его и желавшие ему счастливого правления на новом царстве. А турецкие послы от Баязета просили мира и принесли большие подарки. Король почти целый год удерживал их словами и потом согласился на трехлетнее перемирие с турками, подтвержденное клятвами с обеих сторон.

Удивительно теплая осень и зима, а весна холодная. В том же 1493 году осенью и зимой в течение всех дней января и февраля месяцев было так тепло из-за ласково греющего солнца, что сады цвели, зимой была большая трава, поля и луга зеленели, птицы снова и снова плодили и выводили птенцов. А потом в марте в течение 15 дней ударили такие сильные холода, что все это посохло и обратилось в ничто.

В том же 1493 году одна женщина с церковного праздника (z odpustu) из Рима в качестве подарка принесла в Краков французскую болезнь 8 (которую в народе зовут Франка (Franca), как пишут Меховский (кн. 4) и Бельский). И эта болезнь быстро распространилась в Польше как особая Божья кара (plaga) за разврат своевольных людей. Потом в 1495 и 1496 годах в Польшу приходили служилые люди из Венгрии, зараженные этой язвой, и размножили ее. А прежде всех [ее] подцепил (credencowal) наш милый ксендз, кардинал Фредерик.

Глава вторая

О войне Московского [князя] с Литвой и примирении с ним, о женитьбе Александра на его дочери Елене, о съезде в Левочи и о поражении наших от татар у Вишневца.

В том же 1493 году, как свидетельствуют литовские и русские летописцы, великий князь Московский Иван Васильевич, улучив момент и [подходящий] случай из-за нового княжения (panowania) Александра, в начале зимы 9 начал войну против Литовского государства, захватил Вязьму, Хлепень, Мещовск (Miecszosk), Любутск (Lubociesk), Мценск (Msczensko), Серпухов (Serpokoch) 10 и другие русские северские замки, со [времен] Ольгерда и Витольта служившие Литве, и за короткое время завладел очень многими другими волостями.

Литовские послы в Москву. Александр и паны Великого княжества Литовского, видя, что трудно начинать войну со столь сильным неприятелем, особенно в связи с новым заступлением на великое княжение, отправили к нему великих послов: Петра Яновича Белого, пана Троцкого; Станислава Яновича Гаштольта, старосту Жмудского 11; дворного маршалка Литовского Войцеха Яновича; господарского писаря Федора Грегоровича, державцу Стоклиского. И, приехав в Москву, заключили вечный мир между великим князем Литовским Александром и Иваном Васильевичем Московским, а также их потомками, и между обоими государствами, и взяли об этом клятву (przysiege) с Великого Князя Московского. Однако же Новгород Великий, Вязьма и другие оторванные от Литвы вышеупомянутые замки остались при московском [князе, который] отпустил на волю только нескольких смоленских купцов, захваченных в этих замках.

Елена Московская. После этого перемирия послы сговорились о свадьбе Александра с дочерью Великого Князя Московского по имени Елена 12, рожденной от его жены княгини Анны 13, дочери Фомы (Tomasza) Палеолога, пелопоннесского (Pelepomskiego) деспота, другая сестра которой была замужем за воинственным валашским воеводой Стефаном 14.

В 1494 году, когда все это происходило в Литве, потом в городе Левочи в Спишиской земле братья короли Владислав Чешский и Венгерский и Ян Ольбрахт Польский съехались со своими братьями Сигизмундом и кардиналом Фредериком. Был там и их племянник (siostrzeniec) 15 Фридрих, маркграф Бранденбургский 16. Вместе с панами радными венгерскими и польскими они обсуждали, как бы им совместными усилиями отомстить туркам за жестокую смерть своего дяди, венгерского короля Владислава [Варненчика]. Маленькая хитрость против турок. И распустили слух, что ничего не постановили, хотя каждый имел в голове свой умысел, но [никак] его не проявлял.

Турецкий император это хорошо понимал, и по этой причине в том же году в Краков приехал его великий посол, желая подтвердить мир, и остановился в княжеской каменной гостинице, а многочисленных верблюдов кормили на рынке под ратушей. Поэтому старые люди, помнившие проповеди Капистрано 17, вспоминали тогда его слова, что через сорок лет, если не полегчает, турки поставят своих верблюдов посреди вашего рынка. Так оно и случилось, хотя это был и не сам [султан], а его посол. Пророчество Капистрано: если не черное, тогда белое.

Краков погорел. В то же время пришло великое бедствие от огня, ибо в июне месяце в воскресенье загорелось от пекарен возле новой башни (brony) и от Новой до самой Швецкой (Swieckiej) башни выгорели все дома, сколько их было, кроме рынка, со следующими башнями: Св. Миколая, Св. Флориана, Славковской и прочее. А также костел Святого Марка с монастырем и со всеми башнями, которые были из камня; также колокольня Святого Стефана сгорела вместе с колоколами (dzwony) и плебанией 18. А турки, уложив на верблюдов свои пожитки (rzecy) и получив от короля разрешение на отъезд, уехали прочь.

Евреи изгнаны в Казимеж. Краковские горожане [вину за] эту огненную беду возложили на евреев, поэтому король изгнал их в Казимеж, где Казимиром Великим был заложен коллегиум 19.

Наши поражены татарами. В том же году на исходе месяца сентября перекопские татары вторглись в Подолию и на Волынь. Король Ольбрахт, узнав об этом, сразу послал против них своих дворян. Когда эти дворяне соединились со служилыми [людьми], которых в то время было мало, то ударили на татар под Вишневцем, маленьким замком (zameczkiem) князей Вишневецких. Однако быстро были окружены погаными, воистину засыпаны стрелами и поражены. Там полегло много знатных мужей, знатнейшими среди которых были Хенрик Каменецкий 20 и Дерслав Гловиньский.

Жуткие чудеса в Кракове. В то время в Кракове были два дива: одна женщина на улице Святого Духа родила мертвого ребенка, в хребет которого впилась живая змея (waz), грызя, кусая и терзая детское тело. Другая женщина в краковском предместье в Черной веси в то же время родила другое диво: дитя, у которого шея и уши были как у зайца, а одна огромная кишка, закрывавшая весь живот, раздвигая губы, дышала. Об этом же Кромер (кн. 30, стр. 644 первого издания и [стр.] 430 второго), Меховский, Бельский и другие.

Плоцкое княжество [отошло] к Короне. Потом на другой, то есть 1495, год плоцкий князь Януш умер неженатым, а после него плоцкое княжество в Мазовии как выморочный лен (spadkiem) перешло к королю Ольбрахту и к Короне.

Глава третья

О переезде московской княжны Елены в Вильно, женитьбе Александра и о его бесполезной затее 21 с Валахией.

Послы за Еленой. Потом в году от рождения Господа Христа 1495 великий князь Александр послал в Москву за своей нареченной, княжной Еленой, своих панов радных, а именно: каштеляна Виленского, наместника Гродненского князя Александра Юрьевича 22; каштеляна Троцкого, наместника Полоцкого пана Яна Юрьевича Заберезинского 23; наместника Брацлавского пана Юрия Зеновича 24, а при них своего писаря Федора Грегоровича (Hrehorowica), державцу Стоклицкого. И эти послы 25 привезли княжну Елену в Литву.

Московские послы с Еленой. А ее отец, князь Иван Васильевич Московский, послал с ней послов, прежде всего: князя Семена Ряполовского, Михаила Русалку, Ивана Скуратова и своего писаря Ивана Кулешина. И привезли ее в Вильно в том же вышеупомянутом году за две недели перед римской масленицей 26. А великий князь Александр встречал ее со всеми панами радными, со всем своим двором и с огромным сборищем людей, выехавших с Виленских гор. И все вместе въехали в Виленский замок. Московские послы пробыли там в течение нескольких недель, а потом их отпустили в Москву с великой честью (tcia) и с великими дарами.

Королева с сыном и с дочками [приехала] в Вильно. В том же году после Пасхи мать князя Александра Эльжбета с сыном Фредериком, который был кардиналом, и с двумя дочками, королевнами Барбарой и Эльжбетой, приехали в Вильно к Александру, который с большой радостью принял мать, брата и сестер. Они немалое время прожили в Вильно, а потом [князь Александр] отпустил их в Польшу с великой честью (czcia) и с великими дарами.

Той же осенью польский король Ян Ольбрахт послал к своему брату великому князю Литовскому Александру, прося его, чтобы учинил с ним сейм в Парчове. Однако Александр с княгиней Еленой и со всеми литовскими панами радными в то время поехали в объезд по украинным русским замкам, побывав в Смоленске, в Полоцке, в Витебске, в Орше и в других [местах]. И по этой причине съезд в Парчове не мог состояться так скоро.

Но в 1496 году Александр с литовскими панами поехал в Брест, а король Ольбрахт с братом Сигизмундом в Люблин, а потом со всеми своими панами коронными и литовскими съехались на сейм в Парчов. И там в тайне [от всех], кроме панов радных коронных и литовских, провели переговоры, [так же], как до этого учинили в Левочи с Владиславом, королем Чешским и Венгерским. И разъехались прочь, и ни один человек так и не узнал, из-за чего они съезжались. Все эти совещания были ради того, чтобы изгнать валашского воеводу Стефана и посадить на его место [своего] брата Сигизмунда.

Глава четвертая

О решении короля Ольбрахта и великого князя литовского Александра воевать против турок, их походе в Валахию и безуспешной осаде Сучавы в Валахии, и о поражении поляков на Буковине.

Польский король Ян Ольбрахт в результате переговоров на съезде в Левочи и в Парчове заключил тайный союз с братом Владиславом, королем Чешским и Венгерским, и с другим братом Александром, великим князем Литовским. Он готовился к войне против турок, злейших врагов всего христианства, то ли ради добытия славы, то ли ради мести за смерть своего дяди Владислава Ягелловича, короля Венгерского и Польского, убитого турками у Варны. И хотя этот сговор со всеми братьями был хитрым и тайным, люди догадывались, и все были уверены, что король Ольбрахт задумал овладеть Валашской землей для своего брата Сигизмунда, обманув валашского воеводу Стефана хитрым вымыслом о походе через валашскую землю против турок 27. И хотя так и было, но ничего у него из этого не вышло, ибо и Кромер к тому ведет, и литовские летописцы свидетельствуют о том, что Ольбрахт двигался на Стефана. Кто кому яму роет, тот сам в нее попадет. А все это было предательским советом итальянца Каллимаха.

Великий сбор войск. Согласно взаимным договорам и союзническим обязательствам [Ян Ольбрахт] уговорил и привел на эту войну великого князя литовского Александра и прусского магистра Яна Тифена, а также мазовецкого князя Конрада и [своего] брата Сигизмунда. А также шляхте всей Короны и Пруссии, Поморья и Силезии приказал посполитым рушением в месяце мае съехаться во Львов; кроме того, за деньги собрал множество наемников. Также послал к валашскому воеводе, убеждая его и прося, чтобы готовился с ним на турок, обещая ему отобрать у турок Белгород и Килию.

Двинулся тогда король Ольбрахт с братом Сигизмундом и со служилым людом и, поджидая войска, несколько дней стоял у Перемышля. И там Кржеслав из Курозвяк 28, канцлер и назначенный епископ Куявский, от своего имени и от имени кардинала Фредерика прекрасными и убедительными доводами его от этой войны отговаривал. Но король жестоко его отлаял (zlajawszy), сказав ему: «Иди прочь!». И молвил, что ксендзу следует служить мессу, а не войной [заниматься], а если бы о его намерениях ведала его сорочка, то он бы велел ее спалить.

А Александр, великий князь литовский, как они с братом тайно постановили на сейме в Парчове, должен был из Литвы двигаться в Валахию через Брацлав и Сороки. Итак, Александр с другой стороны двинул[ся с] литовцами, жмудинами, руссаками, волынцами и подляшанами, а когда приблизились к реке Буг, литовские паны спросили его, куда они идут, ибо он с ними об этом не договаривался. Александр попросил панов, чтобы они не держали на него зла за то, что он не может открыть им эту тайну, объясняя это так же, как Ольбрахт полякам: если бы моя сорочка об этом узнала, я бы ее непременно сжег, потому что договорился с братом моим, королем польским, хранить это дело в тайне. А из этого следует, что все эти [силы] стягивались на беднягу Стефана. Весьма обескураженные [словами] Александра, паны ответили ему на это: «Раз ты утаил от нас свое решение и намерения, мы с тобой дальше не пойдем и воевать не будем». Станислав Петрович Кишка [направлен] гетманом в Валахию. И так как паны радные и все литовское рыцарство не хотело идти за Александром, тот, будучи не в состоянии далее соблюдать уговор, который был у него с королем Ольбрахтом, по этой причине отправил на помощь Ольбрахту своего маршалка, лидского наместника пана Станислава Петровича Кишку 29 и князя Семена Ивановича, а с ними несколько тысяч отборного люда: князей, панов и дворян. А сам приказал [от]строить замок Брацлав, который был ранее сожжен валашским воеводой.

А послы, которые были посланы в Валахию, поведали королю, что воевода Стефан очень обрадовался этому походу против турок, злейших врагов всего христианства и своих, обещая королю разместить его войско на постой (stacie) и самому примкнуть к нему со своими валахами и цыклерами (Caklami) 30, лишь бы король со своими силами первым делом двинулся в нижние земли — под Белгород и под Килию. Но венгерские паны, видя, что из-за этой войны валашская земля может освободиться от их охраны и опеки, сразу же с помощью писем и своих послов начали убеждать воеводу Стефана, чтобы остерегался, как бы польский король не повел это войско не на турок, а против него самого, чтобы, изгнав его, посадить валашским господарем своего брата Сигизмунда. Нет ничего тайного, что не сделалось бы явным. Из-за предостережения этих венгерских панов воевода Стефан через своих шпионов начал тщательнее следить за намерениями короля. Дурные приметы. А король, в последний день июня месяца собрав коронные войска у Львова, двинулся прямо в Валахию, хотя дурные приметы явно указывали на будущее поражение наших. Пророчество сробского юродивого. Ибо сробский житель, который тронулся рассудком (sie kazila glowa), во Львове вещал: наши идут [на войну] на свою бедy. Под самим королем, когда тот переезжал через маленький ручеек, пал резвый, белоухий, на диво красивый конь, которого король любил больше всех [других лошадей], и утонул на мелководье. Гром. А под навесами громом убило одного шляхтича и двенадцать коней. Капеллан, служивший обедню, неосторожно уронил Тело Божье с алтаря, на что [ему] указал сам заметивший это король, как пишут Ваповский, Бельский и Меховский.

А валашский воевода Стефан, имея подозрения в отношении Ольбрахта и своими глазами видя, к чему идет дело, когда заметил, что [тот] движется не к Каменцу, где была ближайшая и протоптанная дорога к турецким замкам Килии и Белгороду, а прямо на Покутье, стал еще более осторожным. Осторожность и щедрость Стефана и немедленный ответ. И послал к королю трех знатных валашских панов, чтобы узнать, следует ли он в Валахию как друг или же как враг. Ведь если бы он хотел воевать с турками, то должен был избрать проторенную дорогу и дойти до турецких границ. [Стефан] обещал снабжать его польские и литовские войска продуктами и сам со своими людьми сразу же прибыть на помощь, чтобы заедино встать на турецких границах. А если бы король захотел без вины пойти на него войной, то он постарается, чтобы король пожалел, что поднял на Стефана свой меч. Разгневанный этим дерзким посольством, король вопреки людским законам велел тех послов схватить и под стражей отослал их во Львов. Из-за насилия над послами русские земли пострадали от половцев, а Лифляндия — от поляков и москвы, и прочее.

А сам, не дожидаясь ни литовских войск, ни пруссов, ни мазуров, как враг вторгся в Валахию, где с четырех сторон осадил столичный замок Сучаву (Soczawe) 31 и добывал его, мощно долбя стены из орудий и надеясь, что к нему пристанут валахи, которым опостылело жестокое и тиранское правление Стефана. Но Стефан был в этом неповинен. Но в этом он ошибся, ибо валахи храбро оборонялись, хотя коронного рыцарского люда было восемьдесят (osiemdziesiat) 32 тысяч. Численность коронного войска. И это не считая возниц, поваров и прочей обслуги, которых было до сорока (czterdziesci) тысяч, ибо [одних] нагруженных возов в обозе было тридцать тысяч. А когда днем наши пробили [в стене] дыру, ночью ее заделали навозом (gnojem), деревом и камнями. И вот так, когда наше войско надолго застряло у Сучавы, Стефан тоже собрал войско из своих валахов, из турок, из мултян и секеев, которых открыто на поле не выставлял, однако всячески донимал наших из [укромных] уголков, особенно при неосторожных фуражировках (piczowaniu), и везде их бил, хватал и убивал. Вот вам и валахи. И поэтому шляхтичи требовали, чтобы король распустил их по домам, видя, что они отовсюду припекаемы всяческой нуждой. Кроме того, ни литовцы, ни мазуры на помощь [так и] не пришли. Прусский магистр умер во Львове. Прусский магистр Тифен 33 тоже слег хворый во Львове и там умер. А Стефан приказал перекрыть и занять все дороги, чтобы к нашим ни продукты, ни помощь прибыть не могли. Поляки в своей обычной беспечности тоже были неосторожны, ибо не обеспечили охрану (obwarowaly) дорог, по которым пришли. А тем временем от венгерского и чешского короля Владислава приехали послы к его брату королю Ольбрахту, прося, чтобы он поступал с валашским воеводой Стефаном милостиво, чтобы тот с отчаяния не обратился за помощью к туркам. И король Ольбрахт тогда легко согласился на мир, так как и сам заболел лихорадкой и из-за плохого командования ожидал непредвиденных бед в своем войске. Но когда относительно обоюдных условий мира договориться не смогли, то определили время, в течение которого могли бы обсудить вопросы относительно установления мира. Итак, наши сняли осаду с Сучавы и отступили, а король послал к брату Александру, великому князю Литовскому, расположившемуся у Брацлава, чтобы далее не утруждал себя со своим литовским войском. А потом назначил и объявил по войску день выхода из Валахии и возвращения в Польшу. Не бойтесь страхов.

А Стефан, воевода Валашский, как только понял, что поляки собираются возвращаться назад в Польшу не той дорогой, которой пришли (либо потому, что считали ее попроще, либо потому, что еще не опустошили тот край и войску легче было бы добывать там пропитание), стал убеждать короля через послов, чтобы возвращался той же дорогой, которой пришел. И говорил, что та дорога, по которой он задумал выступать на левую сторону 34, не такая широкая, как первая, и нехороша густотой лесов, высотой гор, теснотой ущелий, заброшена и завалена. Поэтому следует опасаться, как бы суровый, жестокий и непокорный валашский люд, который воеводе трудно держать в послушании, и [к тому же] раздразненный, как-нибудь не покусился бы отомстить полякам за свои беды в этих теснинах. И тут [видно] великодушие (wielka szczerosc) Стефана, ибо он сам предостерегал. Но поляки этим увещеваниям не поверили, говоря, что изменник Стефан потому так хитро заходит, чтобы мы ему и его подданным эти края не опустошили, а оставили в целости. Разве это измена, если защищаешь свое. И пошли тогда, кто куда хотел, без снаряжения и без порядка, разоряя и грабя все, что подвернется.

Наши [идут] через Буковину. И вот так после четвертого привала прибыли на Буковину, которая представляет из себя очень густой буковый лес шириной в две мили 35. Очень тесная горная дорога идет среди ущельев и каменистых скал. Король приказал великополянам с охраняемыми возами двигаться вперед через этот злополучный лес, и те проехали его без всякой беды. А Меховский и Бельский пишут, что с великополянами сразу поехал вперед и король, но, как свидетельствует Кромер, сам король (послав вперед орудия и возы) со своим двором поехал за ними только на другой день. А потом за королем беспечно потянулась малопольская и русская шляхта: без построения, без снаряжения, без оружия, голые, будто дома. И только в конце ехали солдаты. А Бельский пишет, что вопреки обычаю орудия пустили посредине — на свою беду. Это большая глупость, ибо если бы хотели в такой тесноте защищаться с помощью пушек, то прежде бы сами себя перебили. И уже королевские возы и другие грузы с военным снаряжением прошли половину леса, когда эти пешие валашские крестьяне, предательски выскочив со всех сторон из своих лесных логовищ, ударили на королевский обоз. С криками оcide! оcide! наших рубили, кололи, убивали (morduja); возы разбивали, растаскивали и грабили. Ocide! по-валашски: убивай! — от латинского occide. Кроме того, легко валили большие деревья, которые были умышленно подрублены, заваливая дороги, чтобы отсечь наши отставшие полки и чтобы ушедшие вперед не могли вернуться к своим на помощь. Сразу без промедления неожиданно прибыл сам воевода Стефан с большими и сильными полками конных и пеших. А некоторые, в частности, Летописец русский 36, пишут, что приказал везти себя на санях, ибо хворал от подагры. И с великим криком с тыла и с флангов ударил на наш замыкающий маленький полк (ostani ufiec). Валахи били наших, как волков в сети. Наши смешались, встревоженные этим неожиданным делом, и, хотя каждый храбро защищался, все это делалось без военных знаков и без [воинского] снаряжения. Один не мог услышать голоса другого из-за гиканья, криков, ржания коней, треска ломающихся деревьев, лязга доспехов и оружия, которые по обширным лесам еще громче разносило ужасное Эхо. Эхо по Буковине. В конце концов, когда валахи уже добивали наших, [полякам] удалось вернуться в свой лагерь, от которого недалеко отъехали, но и там они были окружены, уже сомневаясь в возможности защитить себя и уцелеть, дрожа и надеясь на помощь разве что с Неба 37. Одни давали обеты [совершить паломничество] в Ченстохову, другие к Святому Кресту, другие ко гробу Святого Иакова.

Новая битва наших с валахами. Но валахи не собирались их отпускать, а только еще больше били их отовсюду, пока король не послал им на помощь отборных рыцарей своего двора. Те быстро выехали из леса под звуки бубнов и труб, сверкая доспехами, и обратили неприятеля на себя, завязав новую битву. А в это время те, кто были осаждены в лагере, побросав возы, доспехи и другие тяжести, убегали, кто как мог, и через лес пришли к первому полку главных сил, куда прибыл и король. Не выдержав боя с королевскими дворянами, валахи разбежались, а дворяне с победой через лес вернулись к королю. Королевские дворяне удержали поле боя за собой (plac otrzymal).

На другой день король со всем войском стоял лагерем на том же месте, поджидая тех своих, которые могли затаиться в лесу или заблудиться. Но очень много польской и русской шляхты сгинуло, [они] частью погибли, частью были захвачены в плен. И ныне еще на том месте в 1574 году я сам видел очень большую могилу и истлевшие (sprochniale) кости.

Убийство пленных. А воевода Стефан, действуя еще более жестоко, чем язычники, всех, кто попал в его руки, приказал перебить у себя на глазах, а тех, кого захватили турки и татары, угнали в неволю. Из них знатнейшими были: Миколай, граф из Тенчина, воевода Русский 38; другой Тенчинский, Габриель 39, наследник (dziedzic) из Моравицы, и Авениус Герборт — эти мужественно защищались и были убиты. Убиты знатные польские паны. А Януш, сын Збигнева, графа из того же Тенчина 40, подкомория Краковского и старосты Мальборкского (которого Летописец зовет великим маршалком), был увезен к туркам, но потом из Турции бежал и вернулся в отчизну, как пишет Меховский в книге 4. А также Петр Прохницкий, как свидетельствует Кромер, и многие другие поубегали от турок и татар. 18 лет спустя Одроваж вернулся от турок. А относительно сына Одроважа, воеводы Русского 41, сомнительно, что тот вернулся спустя восемнадцать лет. [И хотя он] был радушно принят матерью и допущен к отцовскому имению, выяснилось, что он не был сыном Одроважа, а [лишь] его подданным. Однако же всех убедил, выдав себя за сына, и всю свою жизнь cпустил на пьянство и излишества, как [истинный] выродок.

Поляк умен много позже беды. Потом наши, поумневшие после беды и построившись уже как положено, двинулись из Буковины, однако валахи не переставали их отовсюду донимать. И однажды ночью, когда был сильный ветер, подожгли сухую траву недалеко от лагеря, так что огонь, раздуваемый сильнейшим ветром, чем дальше, тем больше приближался к лагерю. Наверное, он причинил бы большие беды нашим, если бы те срочно не похватали косы и не выкосили вокруг траву, [сразу] убрав ее. Такую же хитрость московиты применили против турок, когда [те] двигались к Астрахани 42.

В это время по другой дороге в Валахию двигались шестьсот мазуров от князя Конрада вместе с полком крестоносцев, чтобы согласно договору оказать помощь польскому королю. Воевода Стефан послал против них три тысячи отборных рыцарей, и валахи ударили на них у Сепниц (Sepnicz) 43. А мазуры, хотя и видели неравенство сил, мужественно оборонялись, но, побежденные множеством, были разбиты наголову и полегли в бою. Мужественно бившиеся мазуры побиты валахами. Воодушевленный этой счастливой битвой, Стефан занял своими войсками берега реки Прут, чтобы закрыть нашим переправу. Эта река Прут, как я сам видел, немного больше, чем Невежис в Жмуди, но топкая (lgniaca). И там, куда подступили наши, они сошлись в битве. Бились с обеих сторон изо всех сил, и польской доблестью валахи были отбиты, с сильным поражением отброшены и, как обычно, бежали в леса 44. И потом больше не покушались на поляков.

Король, хворая, три дня стоял лагерем у Черновцов, а наши разоряли [все] вокруг вдоль и поперек. Кромер, используя латынь, пишет: u Zornowicz. А в это время пришла весть, что подходят большие вражеские войска и что король намерен тайно уехать, оставив [свое] войско. Великополяне встревожены. Это известие, которому сразу поверили, так всех встревожило, а особенно великополян, что они первыми стали упаковывать вещи и навьючивать их на лошадей, turpem fugam, как пишет Кромер, parantes, [то есть] готовясь позорно бежать, побросав возы и прочее снаряжение. Тревога в войске Польском. Узнав об этом, король, хотя и хворый и изможденный (zemdlony), вынужден был показаться войску, а к панам послал брата Сигизмунда, чтобы тот опроверг эти вести и убедился в умысле [некоторых панов] бежать. Сигизмунд усмирил тревогу. Сигизмунд с этим вполне справился: с горящими походными литыми (lanymi) свечами всю ночь ездил около войска, успокаивая всех, кого встречал, и в панские шатры заходил; и вот так эта тревога утихла.

На следующий день, когда король уже собирался выступить из лагеря, прибыли несколько тысяч литовских рыцарей, которых прислал великий князь Александр, и, как пишет Кромер, Regemque et exercitum omnem spe meliore impleverunt, [то есть] вселили лучшие надежды в сердца короля и всего войска Польского. Литовский летописец приводит причину, в чем Кромер сомневается, по которой литовцы, во главе которых были поставлены Станислав Петрович Кишка 45 и князь Семен Ошемячич (Osiemiaczic) замешкались помочь на Буковине полякам. Литовцы поразили тех валахов, которые побили мазур. Ибо, как только они переправились через Днестр, их, как и мазуров, о которых уже была речь, встретило валашское войско, с которым литовцы завязали великую битву и с Божьей помощью наголову разгромили валахов 46, о чем польские хроники умалчивают. Литовцам хотелось хоть немного отомстить за поражение поляков. Кромер же пишет: Petiverunt a Rege Litwani etc. [то есть] литовское рыцарство просило короля, чтобы он пустил их самих разорять Валашскую землю, но король им это запретил, отговариваясь хворью своего здоровья, из-за обеспокоенности которым и спешил в Польшу. В Снятине [он] распустил войско, а литовцы потянулись назад до Брацлава, и в двенадцати милях за Брацлавом, как свидетельствует Летописец 47, поразили несколько сот татар, а затем отъехали в Литву. Литовцы поразили татар.

Распущенность Ольбрахта. И после этого позорного поражения, приехав из Валахии в Краков, король Ольбрахт был весел, будто сделал что-то хорошее, устраивал гулянки, пирушки, танцы. Рассказывают, что как-то ночью шатался (ceklowal) по городу только сам-третей и когда, пьяный, набрел на пьяниц, то сцепился с ними, там его ранили, и от этой раны долго болел. Воистину, Бог покарал его этим постыдным шванком (szfankiem) за то, что забыл свое звание и достоинство.

И, невзирая на посрамление, полученное в Валахии, ничего полезного так и не сделал, не думая о том, что приобрел себе такого жестокого и отважного врага, как Стефан, из-за чего потом выросли великие беды и жестокие смуты у поляков и руссаков. Это поражение поляков на Буковине Меховский (кн. 4, гл. 75, стр. 352) и Бельский, а также Ваповский объясняют изменой Стефана, но Кромер (кн. 30, стр. 649 первого и стр. 434 второго издания), Герборт (кн. 18, стр. 341) и летописцы скорее приписывают его неспособности наших и [тому, что] король Ольбрахт хотел выгнать Стефана по тайному сговору со своим братом.

Итальянец Филипп Каллимах 48. Много горя и скорби принес всем в Польше этот неудачный и бессмысленный в то время поход, когда стало известно о знатных панах, а также рыцарях, которые, одни в Турции, другие в Татарии (w Tatarzech), в Азии, в Каппадокии (Capadociej) и за морем, своей кровью и пленом искупали [спасение] королевской жизни. И многие из них [винили] в этой неудаче (upadek) Филиппа Каллимаха, советы которого король Ольбрахт слушал больше, чем своих сограждан. Так обычно и случается с теми, кто больше верит чужеземцам и во всех делах доверяет им больше, чем своим, которые всегда и о положении дел лучше осведомлены, и обычаи своего врага знают лучше, чем чужеземец. Этот Каллимах родом был итальянец из города Флоренции, человек ученый, учитель короля Ольбрахта, веры раскольничьей (rostargnionej), плохой советчик, поэтому из-за каких-то дел сбежал было из Италии в Польшу, а после этой неудачи и из Польши бежал было за море, однако по письму короля Ольбрахта вернулся обратно в Польшу и здесь умер. Умер в 1496 году и лежит под латунным покрытием в краковской церкви у Святой Троицы.

Голод, а за голодом Franca [пришли] в гости в Литву. В том же 1498 году, после поражения поляков на Буковине, в Литве был великий голод и начала множиться среди людей великая и неслыханная болезнь Franca 49, [пришедшая] в Польшу из Рима, а из Польши принесенная в Литву.

Глава пятая

Об избрании на литовское гетманство князя Константина Острожского, о жестоком разорении Подолии и Руси валахами, турками и татарами, и об издыхании сорока тысяч турок от зимних холодов.

Александр, великий князь Литовский, вернувшись в Литву из Брацлава Волынского, как свидетельствует Летописец, приехал в Троки, чтобы проведать хворого воеводу трокского Петра Ивановича Белого, ибо в то время он был и воеводой трокским и великим гетманом Литовским. Видя, что Петр Белый уже не сможет выздороветь, Александр советовался с ним, кому бы после него дать гетманство. Тот сказал, что есть тут один князь, который происходит из князей Друцких, а живет на Волыни, по имени Константин Иванович, ему гетманство и поручить и с имением помочь, ибо он человек подходящий. Александр так и сделал и получил себе достойного гетмана, который потом звался Константин Острожский 50, князь из Острога. Константин, князь Острожский, гетман.

Стефан, воевода валашский, широко повоевал польские земли. Стефан, воевода валашский, желая отомстить за свои кривды и за начатую против него Яном Ольбрахтом войну, [хотя за ним] не было никакой вины, собрал в своей Валахии немалое войско из мултян, из турок и из татар, с которыми в 1498 году вторгся в Подолию и на Русь. Миновав Львов, он беспрепятственно вдоль и поперек разорил все волости, деревни и местечки вплоть до местечка Каньчуги и реки Вислоки 51, сжег города Перемышль, Радымно (Radzimin), Пшеворско, Ланьцут, где турки, татары и валахи увели в тяжкую неволю множество людей обоего пола. Так Фракия, Македония, татарские орды, Азия и Греция наполнились русскими и польскими пленниками, ибо, как говорят, в то время захватили до ста тысяч человек с бесчисленным скотом и со множеством различной добычи. 100 000 человек захвачено в неволю. Потом, оставив добычу в Перекопской орде, татары в июле месяце опять вернулись в русские края и разорили их очень жестоким вторжением. И тогда король Ольбрахт, удрученный этими великими бедами и людскими нареканиями (ибо уже и из Польши собирались бежать, как Кромер пишет), приказал всей шляхте идти на войну и без промедления встать с оружием у Сандомира. Но пока наши лениво собирались на дело, отягощенный добычей неприятель в целости воротился в орду. Узнав об этом, наши тоже вернулись по домам, причем причинили сандомирскому краю не меньше бед, чем татары, разве что людей в плен не брали. Наши своих довоевали.

70 000 турок [вторглись] в Подгорье. В том же году на исходе месяца ноября, как пишет Кромер, после татар семьдесят тысяч турок через Валахию вторглись в Подолию и огнем и железом воевали все волости около Днестра, Галича, Жидачова, Дрогобыча и Самбора. И не перестали бы разорять, если бы их сам Господь Бог не покарал, потому что пришли на них такая [суровая] зима и [такие] великие снега, что, со всех сторон окруженные [снежными] заносами, ни далее двигаться, ни вернуться не могли. 40 000 турок издохли от холода. И там, помимо их коней, добычи и прочего, издохли от холода более сорока тысяч язычников. И много потом находили тех, которые, убивая коней, грелись теплой кровью в их распоротых брюхах, но и туда залезали напрасно.

Хитрость Стефана против турок. А другие, которые бежали в Валахию, в 1499 году были побиты валашским воеводой Стефаном, который переодел свое войско в польские одежды, награбленные на Буковине (как будто бы их нагнали поляки, а они спали).

Чудо в Кракове. В том же году в еврейском Казимеже у Кракова родился теленок с двумя головами, одна была на хвосте, а другая спереди, хвост был в середине хребта, на правом боку имел семь ног, а на левом — ни одной, и был наподобие спаренных (rozdwojony) близнецов.

Глава шестая

О мире братьев королей: Владислава Венгерского с Ольбрахтом Польским и Александром, в[еликим] к[нязем] Литовским, об уделе Сигизмунда в Силезии и о мире с монархами: Стефаном Валашским, Иваном Московским и Баязетом Турецким.

В 1499 году к королю Ольбрахту, пребывавшему в Кракове, повторно приехали послы от короля Чешского и Венгерского Владислава и договорились о совместной обороне против турок и татар и каждого врага Короны Польской, Чешской, Венгерской и Великого княжества Литовского. Но не могло быть мира для этих государств из-за враждебности валашского воеводы Стефана, который натравливал на Польшу и Литву всех врагов, а особенно турок и татар. Поэтому король Владислав просил за него брата Ольбрахта, чтобы был с ним поласковее, да и сам Стефан хотел того же. Там же обновлены и подтверждены были соглашения между королем Владиславом и королем Ольбрахтом, а также единство венгерского и чешского королевства с польским и была подтверждена совместная оборона от турок. К этому союзу присоединился и великий князь Литовский Александр вместе с русскими, литовскими и волынскими князьями, с панами радными и со всем рыцарством литовским, объединившись с братьями королями и их королевствами и [в том] присягнув.

Там же состоялось возобновление соглашения об объединении Великого княжества Литовского с Короной Польской, так как братья король Ян Ольбрахт и великий князь Александр подтвердили прежнее старое постановление, как оно было установлено еще при Ягелле и при Витольте. И все это как коронные, так и литовские паны тогда при монархах своих обещали твердо соблюдать.

Декларация польской и литовской элекции. Кроме того, [к соглашению] добавлена была декларация относительно избрания короля [Польского] и великого князя Литовского, а именно чтобы оба эти народа один без другого не избирали и не провозглашали себе господина. А из этого следует, что согласие между Ольбрахтом и Александром и поляками и литовцами в то время было нарушено — вероятно, из-за того, что Александр с литовскими войсками не пришел на помощь Ольбрахту в Валахию согласно их уговору. О чем также упоминают Меховский, Ваповский, Кромер (кн. 30, стр. 653 первого и стр. 436 второго издания) и Бельский (стр. 284), и о том же свидетельствуют грамоты с печатями литовских панов в сокровищнице Короны в Краковском замке.

А с валашским воеводой Стефаном и с его сыном Богданом заключены были мир и союз: королем Ольбрахтом со стороны Короны, а Александром со стороны Великого княжества Литовского.

Московская хитрость. В то же время послы московского великого князя Ивана Васильевича были у короля Ольбрахта в Кракове [по поводу] мира и дружбы, чего и достигли. А для чего московский князь добивался этого мира, когда Москва отдалена от Польши столь великими пространствами других земель, я не понимаю. Однако возможно, что, задумав пойти войной на великое княжество Литовское, он ловил на то, что этим примирением надеялся лишить литовцев польской помощи (как об этом свидетельствует также и Ваповский, а Кромер догадывается).

Сигизмунд [стал] князем и старостой силезким. В том же году Владислав, король Венгерский и Чешский, а также Ольбрахт Польский своему третьему брату Сигизмунду уступили Глогувское и Опатовское княжества в Силезии и поставили его верховным силезским старостой. И, будучи на этом панстве, [он] очень прославился среди подданных и соседнего люда, ибо навел порядок и усмирил грабежи, а также разбои. Вскоре его брат Владислав, король Чешский и Венгерский, присоединил к Силезии Лужицкое (Lusackie) маркграфство.

Вскоре после этого турецкий цезарь Баязет, узнав, что так много монархов и князей объединились и примирились, прислал знатных послов к польскому королю Яну Ольбрахту, прося мира или временного продления перемирия, и в этом поступал мудро, ибо, как умный и осторожный воин, не был заинтересован одновременно вести так много войн. Венецианцы купили мир у Турка. В это время он воевал с венецианцами на земле и на море и отобрал у них Метону, епископами которой пишутся виленские суфраганы 52, Корону 53и Януам (Januam) 54, знаменитый портовый город у моря, а также завоевал острова Эгейского, Ионического и Геллеспонтского моря, бывшие в составе Венецианской республики, пока те не вынуждены были купить себе мир у турок.

Жестокие войны в Италии. В то же время в 1500 году в Италии были различные великие войны, когда испанцы воевали с французами за Неаполитанское королевство, Максимилиан со швейцарцами, папа с флорентийцами, а также венецианцы с генуэзцами, а миланцы со своим господином Лодовико Сфорца, дедом польской королевы Боны.

Глава седьмая

О войне Московского [князя] против зятя Александра, в[еликого] к[нязя] Литовского, и о поражении литовцев на Ведроши.

Малая причина войны. В том же 1499 году Иван Васильевич, великий князь Московский, более заботившийся о расширении государства, чем о сохранении мира, нашел для Литвы ничтожный повод, что Александр, великий князь Литовский, его дочери Елене, которая была за ним [замужем], не построил русской церкви в Виленском замке 55.

Война московского [князя] против Литвы. Ссылаясь на то, что литовцы нарушили его условия мира и, кроме того, на какое-то неведомое стародавнее право своих предков, [Иван III] потребовал у Литвы всех русских владений до самой реки Березины, сговорился с перекопским царем Менгли-Гиреем и со своим сватом (szwagrem), валашским воеводой Стефаном, и начал войну против литовских панств. Послал также к князю Семену Ивановичу Можайскому и к князю Василию Ивановичу Ошемячичу (do Osiemiatczyca) 56, обращаясь к ним с просьбой, чтобы со всеми своими Северскими замками отступились от его зятя, великого князя Литовского, а ему служили. И те сразу же присягнули московскому князю и заключили соглашение, что с его помощью будут без устали воевать великое княжество Литовское 57. Слова летописцев 58. А какие литовские замки возьмут, то все это князь Московский обещал им самим отдать. Великий князь Московский поклялся им все это исполнить и сразу послал им на помощь своего воеводу Якова Захарьинича 59 со множеством своих людей, с которыми [они] пошли в Брянскую и в Северскую земли.

Изменники-брянчане сами поддались. А воевода брянский Станислав Бартошевич в то время отъехал из Брянска ко двору великого князя Литовского Александра, который пребывал в Ушице (Usczyzy). И когда [русские] прибыли к Брянску, некоторые брянчане (Bransczanie), узнав о москве, сразу умышленно предательски подожгли замок. Московиты (Moskwa), видя, что замок загорелся, поспешили к замку и там в одной деревне (wsi) захватили пана Станислава Бартошевича и с ним много брянской шляхты. Некоторые брянчане присягнули служить князю Московскому.

Можайский и Ошемянский [князья] присягнули князю Московскому. Там же на реке Контовт (Kontowi) 60 князь Семен Иванович Можайский и князь Василий Иванович Ошемячич перед воеводой московского [князя] Яковом Захарьиничем присягнули служить великому князю Московскому со всеми своими замками, то есть: с Черниговым, со Стародубом, с Новгородом Северским, с Рыльском и со всеми волостями, которые только имели под властью Великого княжества Литовского. А князь Семен Иванович Бельский 61, когда Брянск еще не был взят, поддался московскому князю со всей вотчиной своей: так свидетельствуют литовские летописцы 62.

Литовское войско [идет] на москву. А Александр, будучи сильно удручен из-за неправедной войны отца своей жены, князя Московского, и из-за измены тех вышеупомянутых князей, которые, ведя свой род от князей Литовских, от него перекинулись к Москве, собрал литовские войска. И послал с ними своего гетмана князя Константина Ивановича Острожского и пана Грегора (Hrehora) Станиславовича Остика 63, своего дворного маршалка, наместника мерецкого и онищенского, [а также] пана Миколая Миколаевича Радзивилла, подчашего великого княжества Литовского, наместника Бельского 64, и своего маршалка пана Литовара Хрептовича (Litowara Chreptowica), наместника Новогрудского и Слонимского [65], и многих других князей, панов, бояр и дворян литовских и русских. И сам с ними двинулся до Минска (Mienska), а от Минска к Борисову, и стоял там немалое время. А князь Константин Иванович Острожский, гетман его, со всеми вышеупомянутыми панами двинулся к Смоленску. А в Смоленске в то время воеводою от великого князя Литовского был Станислав Петрович по прозищу Кишка 66. Смоленский воевода Станислав Кишка.

И пришла в Смоленск новость, что воевода великого князя Московского Яков Захарьинич стоит с людьми на Ведроши. Князь Константин Острожский, услышав об этом, взял с собой смоленского воеводу пана Станислава Петровича Кишку и всех смолян и двинулся прямо на Дорогобуж. Московское войско. И сначала пришел к Ельне, а там поймали одного из московского войска, по имени Герман, который, до того как утек в Москву, был дьяком у Богдана Сапеги. И тот рассказал, что московский воевода Яков Захарьинич стоял под Дорогобужем с немногими людьми, пока на третий день не пришли к нему другие большие воеводы: князь Данило Васильевич Щеня (Szczenia) [67] и князь Иван Михайлович Перемышльский 68 с другими многими воеводами и людьми, и все они уже собрались в одном месте. И поэтому он не советовал им заводить битву с москвой, так как наших было мало. Шпион повешен. Однако наши не дали ему в том веры и велели его повесить, а сами пошли на москву.

Битва наших с москвой. И, пройдя деревню Лопачино (Lopaczyne) и не доходя до реки и села Ведроши, остановились в двух милях 69 от московского войска. И там доподлинно убедились, что московитов очень много, и [они] уже ждут наших для битвы, стоя у Ведроши в доспехах и в строю. Константин устроил совет с литовскими панами и рыцарством, на котором [они] предпочли завязать битву с москвой. Итак, они две мили двигались густыми лесами и болотистыми дорогами, а как только вышли на поле, сошлись с москвой. И там пало много людей с обеих сторон, а москва отступила назад и перебралась через реку Ведрошь к своим большим полкам 70. И чуть было все не обратились в бегство, ибо ожидали, что из леса выйдет еще больше литовских людей. А когда литовцы подошли к реке Ведроши, московиты увидели, что литовское войско было очень маленьким, а никаких подкреплений, выходящих из леса, [они] не увидели.

Три с половиной тысячи литовцев 71 на 40 000 москвы. Литовцев было только три с половиной тысячи, а москвы было сорок тысяч конных, не считая пеших, и дивилась москва столь великому мужеству литовскому.

Литва поражена и виднейшие паны захвачены в плен. А потом, видя их малое число, бросились к литовскому войску и поразили их там наголову 72. И захватили там среди прочих самого гетмана князя Константина и Грегора Станиславовича Остика, маршалка Литовара Хрептовича, Миколая Юрьевича Глебовича, Миколая Зеновича. И много других панов побито, поймано и в Москву отослано 73. А иные летописцы свидетельствуют, что сотники Иван Яцинич, Юрий Волович, Федор Немир, Богдан Маскевич храбро защищались и были ранены, однако сумели отбиться и убежать в лес.

Князь Константин Острожский был ввергнут в тяжкое заключение. Как рассказывают, его руки были заведены назад и залиты свинцом, а ноги окованы. Ибо Иван Московский, поскольку не смог добром, тяжкой неволей принуждал его к клятве верности, которую тот потом, хотя и против сердца, вынужден был ему дать. И [тогда] был наделен в Москве истинно княжескими владениями, и великие битвы вел с татарами и выигрывал.

Эта новость о поражении литовского войска пришла к литовскому князю Александру и нашла его на реке Бобре (Bobrze). [Ему] поведали, что войско его побито, гетман и паны радные захвачены [в плен], и был он этим очень смущен. И пошел со своими людьми к Витебску до Оболец (Obolecz), и там простоял немалое время. Отповедь московского [князя]. И когда был в Обольцах, прибыл к нему московский гонец c разметными письмами 74. Отпустив его, он пошел к Полоцку 75, и там в Полоцке пробыл всю осень. И, укрепив Полоцк, Витебск, Оршу и Смоленск, воротился в Литву.

Москва взяла Путивль. Той же осенью воевода московского великого князя Яков Захарьинич, казанский царевич Махмет-Элей (Machmecielej) 76, князь Василий Иванович Можайский и князь Василий Иванович Ошемячич взяли литовский замок Путивль, лежащий в полях милях в 60 за Киевом, а от Чернигова в 30 милях 77. И там наместника путивльского князя Богдана Федоровича Сапегу (Sapihe), а также всю путивльскую шляхту позабирали в плен и завладели всей Северской землей, а также взяли замки Дорогобуж, Залидов (Zalidow) и Торопец. Дорогобуж и Торопец взяты. И этим летом воистину великую и жестокую беду зятю своему и великому князю литовскому Александру учинил московский князь вопреки клятве (как свидетельствует летописец).

Татары воюют польские и литовские земли. Той же осенью по наущению великого князя Московского перекопский царь Миндикирей (Mindikirej) или Менгли-Гирей (Mendlikerej) послал своего сына Ахмат-Гирея Султана (Soltana) с другими своими сыновьями и множеством татар в польские и литовские края. И те повоевали волынские, подляшские и польские земли и сожгли город Владимир, опустошили Брест (Brzescie) и в Польше тоже разоряли около Белза, Красника, Туробина, Красностава, Люблина, Урядова (Urzedowa) до самой реки Вислы. Собрался против них король Ольбрахт, но не смог догнать поганых и вернулся в Краков. Эти татары, быстро потом сложив добычу в Перекопе 78, в сентябре месяце вернулись в те же края, где по наущению московского [князя] повоевали лежавшие на юге русские земли 79 и часть Литвы. А также и в Польше около Ланьцута, Лежайска, Завихоста, перейдя Вислу, и, следуя назад, опустошили все волости от Опатова до самого Бреста Литовского. Комета. А предвещала эту жестокую беду комета, наблюдавшаяся (trwajaca) восемнадцать дней перед первым татарским вторжением.

Глинский [назначен] маршалком. Тогда же великий князь литовский Александр назначил дворным маршалком князя Михаила Львовича Глинского, к которому был очень расположен.

Литовцы набирают людей в Польше. Потом в 1500 году великий князь литовский Александр [решил] за литовские деньги набрать наемников против московского князя и послал в польскую Корону, в Чехию и в Германию. И собрал их немалое число, а в Познани литовский подскарбий им деньги давал. Старшим над этими солдатами был чех по имени Ян Черный, и все они звались Братьями. И эти паны Братчики мало пользы, а больше бед причинили Польше своим ленивым движением, ибо уже наступала зима. Однако Александр с этими людьми и со своим литовским войском двинулся к Минску, а там ему принесли новость, что великий князь Московский Иван Васильевич отправил своего сына князя Димитра Жилку 80 с большим войском и с пушками под смоленский замок и [тот] уже мощно добывает Смоленск.

Москва [напала] на Смоленск. Узнав об этом, Александр послал против него Станислава Яновича Белого 81, который был паном Трокским и старостой Жмудским, со всей землей литовской, а также и Черного чеха [вместе] со всеми чужеземцами. А сын великого князя Московского сам усиленно добывал Смоленск, ночью и днем устраивая штурмы. И не только обстреливали (obijali) замок из орудий, но и турами (turami), как именует их летописец, засыпанными песком и землей, учиняли несказанный (niewymowny) штурм замка. Не ведаю, что это за туры, вероятно, корзины.

Москва отбита от Смоленска. Однако с помощью Бога и прилежной (pilna) обороны воеводы Станислава Кишки, а также его наместника Юрия Паца и смоленского окольничьего Миколая Сологуба, [московиты] были отбиты. И, испытывая великие трудности и при каждом штурме теряя очень много людей, с великим позором и срамом отступили от замка. А староста Жмудский со всей силой литовской, а также с Черным чехом со всеми чужеземцами, перейдя реку Днепр под Оршей, сошелся (pociagnal) с заволжскими татарами 82. И князь Дмитрий Жилка, услышав, что литовцы идут против него, как можно быстрее побежал в Москву к своему отцу. Привычка наших отлеживаться. А литовцы расположились на горах и стояли там тогда в течение всей осени.

И почти в то же время князь Семен Иванович Можайский, перебежчик от Литвы, со многими московскими людьми подступил под замок Мстислав[ль], а в Мстиславле тогда было немало литовского войска, и с ними князь Михайло Лингвеньевич Мстиславский. И, не добыв замка, отошли прочь. Литовцев тоже срочно распустили по домам, когда пришла зима. Бедственные события в Литве. В то время две беды покарали бедную Литву, как пишут Меховский и Ваповский, при жизни которых это происходило, [а также] Кромер. Меховский, кн. 4, гл. 60. Первая беда была от князя Ивана Московского, а вторая, что напрасно выдали деньги на солдат, которые вместо службы при возвращении разорили и повоевали [все], что не повоевал неприятель. Об этом упоминает и Куреус в Силезской хронике.

Глава восьмая

О сговоре заволжских татар с литовцами и с поляками против Москвы и перекопских татар, о казни валашского воеводича Петра и о смерти короля Яна Ольбрахта.

11 января 1501 года, как только король Ольбрахт с миром отправил турецких послов, которые целый год ждали в Кракове, сразу же после них приехали послы Заволжского царя Cахмат-Гирея (Sachmatkiereja) 83, желавшие соглашения и союза с королевством Польским и великим княжеством Литовским против [князя] Московского и Перекопской орды, их вечного и главного врага. Королю это было по душе, и он присягнул 84 в этом [вместе] с коронными панами и послами Великого Княжества Литовского, присланными по этому делу от Александра. Татарская присяга. Татарские послы тоже присягали, по своему обычаю, на обнаженной сабле, лили на нее воду и пили ее с такими словами: «Если кто этой дружбе и этому дружескому миру изменит, либо будет против него, пусть сгинет от сабли и обратится в ничто, так же, как эта вода». Отправили тогда этих послов в орду с великими подарками, а с ними Ян Ольбрахт послал Кристофа Тешлика, а великий князь литовский - Михала Халецкого. Оба бегло говорили по-татарски. Жалованье заволжскому царю из Польши и из Литвы. Послы к заволжскому царю Сахмату благодарили его за дружбу и жаловали ему кожухов и сукна на тридцать тысяч злотых, а он со своим войском, которого обязан был выставить тридцать тысяч, должен всегда быть готовым [выступить] против любого врага Польши и Литвы.

Валашский воеводич Петр невинно казнен в Польше. На этот сейм приехали также и послы от валашского воеводы Стефана, просившего, чтобы согласно условиям мира король выдал ему бежавшего Петра, сына воеводы Ильяша (Heliasa), правившего перед Стефаном, ибо тот претендовал на господарство валашское. Король потом долго советовался об этом с панами: выдать невиновного казалось ему делом жестоким, а укрывать врага своего товарища воеводы, [выдачи] которого тот хотел добиваться войной, казалось ему делом небезопасным. К тому же король тогда отправлялся в Пруссию и не хотел за спиной оставить врага. И поэтому приказал воеводича Петра казнить, на чем настаивали валашские послы. А чтобы эта казнь не выглядела без причины, народу было объявлено, что он подделывал королевские письма, хотя [тот был в этом] неповинен, как об этом свидетельствуют Кромер (кн 30, стр. 657 первого издания и стр. 439 второго), Меховский, Ваповский, Бельский, Герборт и другие 85.

Ян Ольбрахт, король Польский, умер. Итак, король Ольбрахт, отослав валашских послов, отправился в Торунь, чтобы принять присягу от нового прусского магистра Фридриха, который долго уклонялся от [изъявления] покорности, а когда король посылал ему [соответствующее требования], изо дня в день тянул время. И там в Торуни король Ольбрахт умер от апоплексии, а его тело отвезено в Краков и в день святой Анны 86 с почестями погребено в церкви Святого Станислава в замке с обычными церемониями и процедурами.

Внешность и обычаи Ольбрахта. Ян Ольбрахт был высокого роста, костистый, начитанный, особенно увлекался историками, склонный к щедрости [по отношению] к любому, весьма красноречив (krasomowca) в латинском и немецком языках. Двора не хотел держать больше тысячи шестисот 87, вседа имел на боку маленький меч (mieczyk), был образован, смел, очень умен, но фортуна обходилась с ним недружелюбно. Согласно Меховскому, который был у него лечащим врачом, [Ян Ольбрахт] царствовал восемь лет, восемь месяцев и 24 дня. Но Кромер и пишущий из него Герборт считают его царствования девять лет, а прожил 40 лет и месяц 88.

Сахмат-Гирей [идет] на помощь Литве со стотысячной ордой. Той же осенью, как свидетельствуют русские летописцы и Меховский, заволжский царь Cахмат-Гирей Солтан, сын Ахмата, давнего друга Литвы, перейдя реки Волгу и Дон или Танаис, со всей заволжской ордой прибыл на помощь Литве против [князя] Московского, а при нем посол великого князя Литовского Александра пан Михайло Халецкий. Кромер описывает (согласно словам ханских послов), что заволжских татар было сто тысяч конных. Сахмат тогда пошел прямо в Северскую землю, и встал под Новгородом-Северским (Nowogrodkiem) и под другими замками. И до самого Брянска опустошил московские владения и взял Новгород-Северский, а другие замки сдались добровольно. Татары с литовской стороны воюют москву. Заволжский царь, поручив эти замки пану Михалу Халецкому, чтобы держал их для Александра, великого князя Литовского, сам встал на Днепре между Черниговом и Киевом. Сначала там были войска орды перекопского царя Менгли-Гирея и, когда тот хотел защищать эти поля, царь заволжский, сойдясь [с ними] в битве, поразил и разгромил перекопцев так, что мало их убежало. И после этой победы отправил пана Михала Халецкого со своими послами в Литву, сообщая, что пришел им на помощь со ста тысячами конных своей орды против перекопского царя и против московского князя, прося Александра, чтобы соединился с ним и воевал своих врагов. А в то время поляки избрали Александра своим королем и тот, отложив войны со своими врагами и отдав им заволжского царя на съедение (na miesny jatki), готовился к коронации в Кракове [вместе] с литовскими панами.


Комментарии

1. Марк Лавринович Унучко упоминается как тиун в переписи войска Великого княжества Литовского за 1567 год. Ретов (Ретава) — город в Жемайтии (в Тельшяйском уезде). Ретовский тиун — управляющий Ретовской волостью. В переписи 1567 года имя Марка Унучко стоит рядом с именем Войцеха Шемета. Cмотри примечание 77 к книге девятнадцатой.

2. Семен Михайлович (1470-1503) герба Погоня — удельный князь слуцкий и копыльский (1481). Гедиминович, единственный сын Михаила Олельковича Слуцкого, казненного за организацию заговора против Казимира (1481). Примечательно, что Стрыйковский, очевидно заискивающий перед слуцкими князьями, ничего об этом не пишет и лишь туманно упоминает о неких смутах. См.: Антонович В. Б. Монографии по истории Западной и Юго-Западной России. Том I. Киев, 1885. Стр. 240, 241.

3. Это любопытное уточнение оставляем на совести Стрыйковского, который, надо полагать, знал, о чем пишет.

4. О Деции смотри примечание 6 к книге второй. В данном случае речь идет о его сочинении «О роде Ягеллонов», которое представляло из себя извлечения из хроники Меховского и было доведено до 1506 года.

5. Коронация Яна Ольбрахта состоялась 23 сентября 1492 года.

6. Збигнев Олесницкий (1430-1493) герба Дембно — сын великого коронного маршалка Яна Олесницкого и племянник кардинала Збигнева Олесницкого (1389-1455). Епископ Куявский (1473-1481), коронный подканцлер (1473-1476), архиепископ Гнезненский и примас Польши (1481). Умер в Ловиче 2 февраля 1493 года.

7. Смотри примечание 71 к книге двадцатой и примечание 146 к книге девятнадцатой.

8. Речь идет о сифилисе. Уже в 1530 году вышло в свет сочинение Syphilis sive de morbo gallico («Сифилис, или о галльской болезни»). Его написал венецианский врач Джироламо Фракасторо (1478-1553), уроженец Вероны, учившийся в Падуе. Медицину в Падуанском университете он изучал вместе с Миколаем Коперником, в 1501-1506 гг. жившим и учившимся в Падуе.

9. Военные действия начались еще в августе 1492 года, то есть фактически сразу после смерти Казимира (7 июня), и возобновились в конце января 1493 года. См.: Базилевич К.В. Внешняя политика русского централизованного государства. Вторая половина XV века. М., 1952. Стр. 299, 301.

10. Должно быть не Серпухов, а Серпейск. См.: Базилевич К.В. Внешняя политика русского централизованного государства. Вторая половина XV века. М., 1952. Стр. 301, 302.

11. Стрыйковский ошибается. Литовским послом и жмудским старостой (1486-1527) был не Гаштольт герба Абданк, а Станислав Янович Кезгайло (1451-1527) герба Задора. См.: Базилевич К.В. Внешняя политика русского централизованного государства. Вторая половина XV века. М., 1952. Стр. 318.

12. Подробнее об истории этого сватовства смотри: Церетели Е. Елена Иоанновна, великая княгиня литовская, русская, королева польская. СПб, 1898. Стр. 57-81.

13. Ошибка Стрыйковского. София (Зоя) Палеолог никогда не звалась Анной, а первую жену Ивана III звали Марией. См.: Матасова Т.А. Софья Палеолог. М., 2016.

14. Еще одна ошибка. Четвертой женой (1478-1504) Стефана Великого была Мария Войкица (ум. 1511), дочь валашского воеводы Раду III Красивого. Эта ошибка, вероятно, вызвана тем, что женой Ивана Молодого (1458-1490), сына Ивана III, была Елена Волошанка (1465-1505), дочь Стефана от его второго брака (1463-1467) с Евдокией Олельковной. Елена Стефановна в то время была в Москве и присутствовала при отъезде Елены Ивановны в Литву. См.: Церетели Е. Елена Иоанновна, великая княгиня литовская, русская, королева польская. СПб, 1898. Стр. 78.

15. Слово siostrzeniec в современном польском языке означает сын сестры, то есть племянник. Но Фридрих был не сыном, а мужем Софии Ягеллонки (1464-1512), сестры Казимировичей.

16. Фридрих Старший (der Altere) Гогенцоллерн (1460-1536) — маркграф Бранденбург-Ансбаха (1486) и Бранденбург-Кульмбаха (1495). Старший сын Альбрехта III Ахиллеса (1414-1486), маркграфа Ансбаха (1440), Кульмбаха (1464), курфюрста Бранденбурга (1470). В 1479 году Фридрих женился на четырнадцатилетней Софии, дочери Казимира Ягеллончика, с которой имел 17 детей. Одним из них был Альбрехт, последний прусский великий магистр Тевтонского ордена.

17. Смотри примечание 76 к книге восемнадцатой.

18. Плебания (plebania) — жилой дом и двор приходского священника.

19. Коллегиум Майус — древнейшее здание Ягеллонского университета в Кракове.

20. Хенрик Каменеций герба Пилява, староста белзский, сын санокского каштеляна Хенрика Андреаса (1430-1488), погиб в битве с татарами под Вишневцем 23 августа 1494 года.

21. Польское слово wyprawa традиционно переводится как поход, и в украинском переводе Стрыйковского так и написано. Однако о походе в Валахию в этой главе еще нет ни слова, поэтому здесь представляется уместным перевести упомянутое слово как предприятие, затея, тем более, что польский язык допускает такое толкование. См.: Мацей Стрийковський. Лiтопис Польский, Литовський, Жмудський и всiєї Руси. Львiв, 2011. Стр. 807.

22. Александр Юрьевич Гольшанский (1440-1511) герба Гипоцентавр — князь Гольшанский (1481), наместник гродненский (1488), каштелян виленский (1492). Брат Ивана Юрьевича, казненного по приказу Казимира (1481) и внук Семена Ивановича Гольшанского, казненного по приказу Свидригайло (1433). Очевидно, именно князь Александр и был главой посольства, хотя у нас в этой связи чаще упоминают Заберезинского.

23. Ян Юрьевич Заберезинский (1440-1508) герба Лелива — сын князя Юрия Заберезинского, наместник полоцкий (1484-1496), гродненский (1505), волковысский (1506); каштелян трокский (1492-1498), маршалок великий литовский (1498-1505), воевода трокский (1498-1505).

24. Юрий Иванович Зенович (1450-1516) герба Деспот — наместник брацлавский (1494-1499), смоленский (1507-1508) и могилевский (1514), дворный маршалок литовский (1516). Владелец Сморгони, Постав, Глубокого, Чурлен и Вишнева. Был женат на неизвестной по имени даме из рода Остиковичей, от которой имел четырех сыновей.

25. Состав «свадебного» посольства известен нам и по российским источникам, причем наши историки до сих пор путаются с польскими должностями и титулами. Даже такой авторитет, как Соловьев, называет Александра Юрьевича воеводой виленским, тогда как тот был виленским каштеляном. А все дело в том, что у Стрыйковского слово пан в данном случае означает именно каштелян, поэтому и Заберезинский у него совершенно верно назван паном Трокским. Воеводой Виленским в то время (1492-1509) был Миколай Радзивилл Старый герба Трубы, а воеводой Трокским (1491-1499) — Петр Янович Белый из рода Монтегердовичей герба Вадвич. См.: Соловьев С.М. Сочинения в восемнадцати книгах. Книга III. История России с древнейших времен. Том 5. М., 1989. Стр. 102.

26. Елена Ивановна выехала из Москвы 13 января и прибыла в Вильно 15 февраля 1495 года. См.: ПСРЛ, том 12. СПб, 1901. Стр. 239. «Римская масленица» в 1495 году начиналась 1 марта.

27. Примерно так же трактовал мотивы действий поляков Либориус Накер, секретарь великого магистра Тевтонского ордена Ганса фон Тифена. См.: Грабовецький В.В. Селяньске повстання на Прикарпаттi пiд проводом Мухи 1490-1492 рокiв. Львiв, 1979. Стр. 115-117.

28. Кржеслав из Курозвяк (1440-1503) герба Порай — секретарь Казимира Ягеллончика (1476), великий коронный канцлер (1483), епископ Куявский (1493). Один из ближайших соратников Яна Ольбрахта. Вел упорную борьбу с польскими гуситами.

29. Станислав Петрович Кишка (ум. 1514) герба Домброва — литовский стольник (1488), дворный маршалок (1492), наместник лидский (1492) и смоленский (1499), великий гетман литовский (1503-1507), староста гродненский (1508), великий маршалок литовский (1512). Был женат на Софье, дочери трокского воеводы Петра Яновича Белого из рода Монтегердовичей.

30. Смотри примечание 19 к книге двадцатой.

31. Сучава была столицей Молдавии с 1365 по 1565 год. Ныне город находится на территории Румынии.

32. В украинском переводе — восемнадцать тысяч, что намного ближе к реальности, однако у Стрыйковского написано все-таки восемьдесят, так как восемнадцать по-польски osiemnascie. См.: Мацей Стрийковський. Лiтопис Польский, Литовський, Жмудський и всiєї Руси. Львiв, 2011. Стр. 811.

33. Иоганн фон Тифен был великим магистром Тевтонского ордена в 1489-1497 годах. Во время похода он заболел дизентерией и был отвезен во Львов, где и скончался 25 августа 1497 года. См.: Грабовецький В.В. Селяньске повстання на Прикарпаттi пiд проводом Мухи 1490-1492 рокiв. Львiв, 1979. Стр. 115-117.

34. Вероятно, имеется в виду левый берег реки Сирет или левый берег реки Прут.

35. Две мили у Стрыйковского — это около 16 км.

36. См.: Хроника Быховца. М., 1966. Стр. 109.

37. Это сражение происходило в четверг 26 октября 1497 года в Козьминском лесу у деревни Валя Кузьмина на территории нынешней Черновицкой области Украины. См.: Славяно-молдавские летописи XV-XVI вв. М., 1976. Стр. 32.

38. Миколай Тенчинский (1430-1497) герба Топор по прозищу Краковчик — воевода Русский (1496). Одни авторы считают его родным братом Габриеля и Збигнева, другие предполагают более отдаленное родство.

39. Габриель Тенчинский (1432-1497) герба Топор — сын воеводы (1438) и каштеляна (1459) краковского Яна Тенчинского (1408-1470).

40. Збигнев Тенчинский (1428-1498) герба Топор — брат Габриеля, подкоморий краковский (1481), староста мальборкский (1485-1495) и львовский (1497).

41. Титул воеводы Русского носили многие Одроважи: Петр (1437-1450), Андрей (1452-1465), Ян Старший (1479-1485), Ян Младший (1511-1513) и другие. Стрыйковский, вероятно, имел в виду Яна Старшего герба Одроваж, старосту львовского (1465), воеводу подольского (1477) и русского (1479).

42. Речь идет о событиях осени 1569 года, когда турецкий султан Селим II предпринял попытку отнять Астрахань у Ивана Грозного. Стрыйковский рассказывает об этом походе в последней (двадцать пятой) книге своей Хроники (глава вторая), ошибочно датируя его 1570 годом. Но про горящую траву там ничего нет.

43. Бой у деревни, которую Стрыйковский зовет Шипинцы (Sepnicz), а молдавский летописец — Ленцешть, произошел в воскресенье 29 октября 1497 года. Молдавскими отрядами командовал ворник Сима Болдур. См.: Славяно-молдавские летописи XV-XVI вв. М., 1976. Стр. 35.

44. Третье сражение между поляками и молдаванами произошло под Черновцами в понедельник 30 октября 1497 года. Молдавский летописец отнюдь не считает его поражением своих войск и даже пишет, что сам король едва спасся. Тем не менее переправа польского войска через Прут состоялась в тот же день. См.: Славяно-молдавские летописи XV-XVI вв. М., 1976. Стр. 35.

45. Смотри примечание 29.

46. См.: Хроника Быховца. М., 1966. Стр. 109, 110.

47. См.: Хроника Быховца. М., 1966. Стр. 110.

48. Смотри примечание 144 к книге семнадцатой.

49. Смотри примечание 8.

50. Константин Иванович Острожский (1460-1530) — один из самых выдающихся полководцев Литвы. Летописцы говорят о его победах в 60 сражениях, однако крупных достоверно известно пять, причем два из них были разгромными поражениями. Князь Острожский (1466), староста брацлавский (1497-1500), винницкий (1507-1516), луцкий (1507-1522) и звенигородский (1518-1530), великий гетман литовский (1497-1500 и 1507-1530), маршалок волынской земли (1507-1522), каштелян виленский (1511-1522), воевода трокский (1522). Православный. Герб князей Острожских представлял из себя комбинацию гербов Лелива и Огоньчик.

51. Каньчуга — село в Подкарпатском воеводстве, Вислока — правый приток Вислы. «Хроника Быховца» уточняет, что поход был осенью, во главе турок был паша Малкоч, молдаване и турки доходили до Тарнува. См.: Хроника Быховца. М., 1966. Стр. 110. Паша Малкоч — вероятно, отец Малкочоглу Бали-бея.

52. Метона (Metone) — город в южной Греции, известный с VII в. до н.э. В августе 1500 года турецкий адмирал Кемаль-реис (дядя Пири-реиса) в битве при Метоне разгромил венецианский флот, после чего атакой с моря взял крепость Модон. Во времена Стрыйковского вильнюсские суфраганы носили титулы епископов Метонских. См.: Эдвардас Гудавичюс. История Литвы с древнейших времен до 1569 года. Том 1. М., 2005. Стр. 363.

53. Корона (Korone) — город в южной Греции, упоминаемый еще Страбоном и Павсанием. В 1500 году был захвачен турками (сразу после Метоны). В Греции Метону и Корону называли «два глаза Венецианской республики».

54. Название Januam непонятно, но, вероятно, автор имел в виду город Пилос в Наваринской бухте (севернее Метоны), который турки захватили почти одновременно с Метоной и Короной.

55. Герберштейн тоже считал, что непосредственным поводом к войне послужили религиозные притеснения в отношении православия Елены, которого она непоколебимо придерживалась. См.: Герберштейн С. Записки о Московии. М., 1988. Стр. 66.

56. Василий Иванович Шемячич (ум. 1529) — внук Дмитрия Шемяки, удельный князь Рыльский и Новгород-Северский. См.: Борисов Н. С. Иван III. М., 2000. Стр. 484.

57. Базилевич считает, что послы этих князей прибыли в Москву между 23 апреля и 3 мая 1500 года. См.: Базилевич К. В. Внешняя политика русского централизованного государства. Вторая половина XV века. М., 1952. Стр. 451.

58. См.: Хроника Быховца. М., 1966. Стр. 110, 111.

59. Яков Захарьевич Захарьев-Кошкин (1455-1511) — воевода на службе Ивана III и Василия III. Сын боярина Захария Ивановича Кошкина и родной брат Юрия Кошкина, деда Анастасии и Никиты Романовых. Боярством пожалован в 1479 году. Во время похода 1500 года был первым воеводой большого полка.

60. Контовт — литовское имя, а вот реки с таким названием мы не найдем ни на карте Литвы, ни на карте Белоруссии. Остается только гадать, какую именно реку имел в виду автор «Хроники Быховца».

61. Семен Иванович Бельский (1440-1503) — литовский удельный князь, внук киевского князя Владимира Ольгердовича. В 1499 году перешел на службу к Ивану III. Умер бездетным.

62. См.: Хроника Быховца. М., 1966. Стр. 111.

63. Григорий Станиславович Остик (1450-1521) герба Трубы — надворный маршалок литовский (1494-1500 и 1509-1518), наместник Меркине (1493) и Аникщяя (1494), воевода трокский (1510-1518).

64. Миколай Миколаевич Радзивилл (1470-1521) герба Трубы по прозищу Амор — сын Миколая Старого и Софьи Монивид. Князь на Гонендзе и Мяделе (1518), владелец Кейдан. Кравчий (1488) и подчаший (1493) литовский. Наместник бельский (1494-1503), староста бобруйский и бельский. Великий маршалок (1505) литовский, воевода трокский (1505-1510) и виленский (1510), великий канцлер литовский (1510). Женат на Эльжбете Сакович.

65. Ян (Литовор) Богданович Хрептович (1460-1514) герба Одроваж — надворный подскарбий (1484-1493), королевский маршалок (1489-1500 и 1509), староста пунский (1494), наместник утенский (1489-1495), слонимский (1492), новогрудский (1498-1500), дрогичинский (1509) и кобринский (1513). Был женат на Ядвиге, дочери князя Александра Юрьевича Гольшанского, каштеляна виленского (1492-1511).

66. Смотри примечание 29.

67. Даниил Васильевич Патрикеев по прозвищу Щеня (1450-1519) — сын боярина Василия Юрьевича Патрикеева и правнук Патрикия Наримунтовича, внука Гедимина. Таким образом, сам Данила Щеня был Гедиминовичем. Один из наиболее выдающихся русских полководцев своего времени, впрочем, знававший и жестокие поражения. Был женат на дочери князя Ивана Васильевича Горбатого. Родоначальник князей Щенятевых. См.: Каргалов В. В. Полководцы X-XVI вв. М., 1989. Стр. 195-222.

68. Иван Михайлович (1470-1535), князь Перемышльский и Воротынский — единственный сын удельного верховского князя Михаила Федоровича Воротынского и внук Марии Корибутовны, правнучки Гедимина. В марте 1483 года присягнул Казимиру Ягеллончику, а осенью 1487 года перешел на службу к Ивану III, в войнах которого участвовал уже как московский воевода.

69. Напоминаем, что миля у Стрыйковского составляет около 8 км.

70. Если сам ход битвы все источники описывают более или менее одинаково, то место битвы на Ведроши, несмотря на, казалось бы, подробные указания, до сих пор точно не определено и остается предметом дискуссии. См.: Река Ведрошь — 1500 // 100 битв, которые изменили мир. Вып. 177. 2014.

71. В оригинале pulczwarta. Подобным образом численность литовского войска определил не Стрыйковский, а автор Хроники Быховца, где написано polczetwerty. Базилевич истолковал это как 35 (тысяч), но pulczwarta — это, конечно, три с половиной. Причем три с половиной тысячи только конницы, не считая литовской пехоты. Однако Стрыйковский относит это уточнение к русскому войску, тем самым еще и преувеличивая его численность и приуменьшая численность литовцев. См.: ПСРЛ, том 32. М., 1975. Стр. 113. Реалистичной оценкой выглядит, что русских было 30-35 тысяч, а то и меньше, литовцев — 12-15 тысяч. См.: Алексеев Ю.Г. Походы русских войск при Иване III. СПб, 2009. Стр. 387, 388. Мартин Бельский описывает битву на Ведроши, почти дословно повторяя текст Хроники Быховца. См.: Kronika Marcina Bielskiego. Tom II. Ks. IV. Sanok, 1856. Стр. 908. Кромер описывает сражение по Герберштейну, а тот не указывает ни числености армий, ни размеров потерь.

72. Битва была во вторник 14 июля 1500 года. Наиболее подробное описание сражения дает Хроника Быховца, а из русских летописей уникальные известия содержит Архангелогородский Летописец. Там говорится, что битва была очень упорной, продолжалась до шести часов, но происходила не на Ведроши, а на реке Тростне. См.: Устюжский летописный свод. М.-Л., 1950. Стр. 101.

73. Новгородская четвертая летопись сообщает о пяти тысячах убитых и 500 пленных. Именно эти сведения попали и в Никоновскую летопись. См.: ПСРЛ, том 4. СПб, 1848. Стр. 135; ПСРЛ, том 12. СПб, 1901. Стр. 266; ПСРЛ, том XLIII. М., 2004. Стр. 212. Известия о тридцати тысячах убитых, несомненно, баснословны. См.: ПСРЛ, том 26. М.-Л., 1959. Стр. 294;

74. В оригинале z listy odpowiednymi. Разметное письмо — грамота, в одностороннем порядке разрывающая мирный договор и фактически означающая официальное объявление войны.

75. То есть повернул обратно.

76. Неясно, кого из татарских ханов имел в виду автор: Мехмет-Гирея, старшего сына Менгли-Гирея (имя более похоже, но к Казани не имел отношения), или же Мехмет-Амина (Мухаммед-Эмина), который, действительно, был казанским ханом (правда, не в описываемое время). Оба в эти годы были союзниками Ивана III и оба воевали с Литвой. Вероятно, речь идет все-таки о Мухаммед-Эмине, которого отдельные историки считают также и активным участником битвы на Ведроши.

77. Расстояние от Путивля до Киева около 300 км, а от Путивля до Чернигова — 200 км. Если учесть, что миля у Стрыйковского составляет около 8 км, то получается, что он существенно завышает расстояния, особенно до Киева.

78. Перекопом Стрыйковский именует весь северный Крым.

79. Русскими землями автор в данном случае называет не московские владения, а заселенные русскими территории Великого княжества Литовского.

80. Дмитрий Иванович Жилка (1481-1521) — третий сын Ивана III от брака с Софией Палеолог, удельный князь Угличский (1505). Был холост и бездетен.

81. Станислав Янович Кезгайло (1451-1527) герба Задора — староста жмудский (1486), каштелян трокский (1499-1522) и виленский (1522), великий гетман литовский (1501-1503).

82. Весь рассказ об осаде Смоленска Стрыйковский позаимствовал из Хроники Быховца, однако про татар там ничего нет. См.: Хроника Быховца. М., 1966. Стр. 114, 115.

83. Сахмат-Гиреем Стрыйковский называет последнего хана Большой орды (1481-1502) Шейх-Ахмеда или Ших-Ахмата (ум. 1528), сына хана Ахмата. Считается, что именно его послы в 1501 году приезжали к Яну Ольбрахту. Однако у Ахмата были и другие дети («Ахматовы дети») с похожими именами (Сеид-Ахмат, Хаджи-Ахмат), причем первый из них в 1501 году формально считался соправителем правящего хана Шейх-Ахмеда. См.: Базилевич К.В. Внешняя политика русского централизованного государства. Вторая половина XV века. М., 1952. Стр. 473, 484.

84. То есть дал официальное согласие на союз с татарами.

85. Известие о «воеводиче Петре», содержащееся в хронике Мартина Бельского, Стрыйковский переписал практически дословно. См.: Kronika Marcina Bielskiego. Tom II. Ks. IV. Sanok, 1856. Стр. 911. Ильяш I, сын Александра Доброго, правил Молдавией (с перерывами) с 1432 по 1443 год и умер в 1448 году. О его сыне (который должен быть уже не молод) молдавские летописи ничего не сообщают. Но Кромер пишет не о Петре, сыне Ильяша, а об Ильяше, сыне Петра, а это совсем другое дело. См.: Kronica Polska Marcina Kromera. Tom II. Krakow, 1882. Стр. 1348. Петру III Арон, сын Александра Доброго, был дядей и непосредственным предшественником (1455-1457) Стефана Великого. Разбитый им (14 апреля 1457 года), Петр бежал в Польшу, долго интриговал против Стефана и в конце концов по его приказу был схвачен и казнен (1469). Его сына вряд ли стоит считать обычным самозванцем, учитывая рвение Стефана и колебания Яна Ольбрахта.

86. Ян Ольбрахт умер в Торуни 17 июня и похоронен в Кракове 26 июля 1501 года.

87. Таким образом, в те времена полторы тысячи придворных могли считаться скромным и небольшим двором.

88. Ян Ольбрахт родился 5 января 1460 года, был коронован королем Польши 23 сентября 1492 года и умер 17 июня 1501 года. Меховский, который восемь раз (1501-1519) избирался ректором Ягеллонского университета, сосчитал совершенно точно.

Текст переведен по изданию: Kronika polska, litewska, zmodzka i wszystkiej Rusi Macieja Stryjkowskiego. Wydanie nowe, sedace dokladnem powtorzeniem wydania pierwotnego krolewskiego z roku 1582, poprzedzone wiadomoscia o zyciu i pismach Stryjkowskiego przez Mikolaja Malinowskiego, oraz rozprawa o latopiscach ruskich przez Danilowicza. Warszawa. 1846

© сетевая версия - Тhietmar. 2018
© перевод с польск., комментарии - Игнатьев А. 2018
© дизайн - Войтехович А. 2001