МАЧЕЙ СТРЫЙКОВСКИЙ

ХРОНИКА

ПОЛЬСКАЯ, ЛИТОВСКАЯ, ЖМУДСКАЯ И ВСЕЙ РУСИ

МАЧЕЯ СТРЫЙКОВСКОГО

____________________________________________

По изданию 1582 года

ТОМ II

Варшава, 1846

____________________________________________

КНИГА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Глава 1. О нарушении мира с турками по папскому наущению, о честной битве с ними короля Владислава Ягелловича и о его гибели у Варны.

Глава 2. Междуцарствие после Владислава в течение двух с половиной лет и смуты при принятии королевства Казимиром с литовцами.

Глава 3. Казимир Третий Ягеллович, король польский и великий князь литовский.

Глава 4. О королевском отъезде в Литву, о съездах Парчовском и Новогрудском и о валашских раздорах.

Глава 5. Об отказе Казимира присягнуть полякам из-за литовцев и о поражении поляков в Валахии.

Глава 6. О сейме с поляками в Парчове и подозрениях литовских панов.

Глава 7. О Луцке, захваченном Литвой, и о смерти Свидригелло.

Глава 8. Сейм с литовцами в Серадзе.

Глава 9. О третьем сейме поляков с литовцами в Парчове и в Пётркуве.

Глава 10. О восстании пруссаков против крестоносцев, о женитьбе короля и о принятии пруссов в подданство.

Глава первая

О нарушении мира с турками по папскому наущению,

о честной битве с ними короля Владислава Ягелловича и о его гибели у Варны

в году 1444.

Неоплаканную гибель Владислава восславим,
Который гордое племя Ягеллово прославил,
С турками бился, из Греции их изгоняя,
Славу бессмертную предков своих воскрешая.
Владислав австрийцев в Венгрии разгромил,
А потом гордых чешских панов укротил,
Турок из Рашских и Сербских волостей изгнал,
Силу их сломил и замки у них отобрал.
Вместе с Хуньяди они турок частенько бивали,
Сами турки тогда польскую храбрость прославляли.
С венграми и поляками прошел всю Романию ²,
Через македонские поля вступил в Албанию ³,
С [а]натолийским пашой бой в горах учинил,
Где сто тысяч турок кровавый Марс истребил.
Сам Амурат император мира у них попросил,
Ибо в боях он племя Ягеллово не победил.
Рашские и Сербские земли он Деспоту возвратил,
И справедливый мир с ним король на десять лет заключил.
Владислав на причастии поклялся мир сохранять,
Турок же на Коране клялся его не нарушать.
Но когда этот выгодный с турками мир был уже заключен,
Итальянцам, венецианцам (Wenetom) и грекам сразу наскучил он,
Ибо поляки и венгры уже без опаски сидели,
А что они клятву держат, того те и знать не хотели.
Кардинал Юлиан, который при Владиславе был,
Сразу римскому папе об этих делах доложил,
И папским же именем он короля от клятвы разрешил ⁴,
А клятвопреступления Бог еще никому не простил.
Владислав по молодости дал себя уговорить
И немедленно начал на турок войну возводить.
Сразу войско собрал, перешел Дунай у Оршавы ⁵
И оттуда пошел прямо в болгарские державы.
Следовать в Галиполи с гетманами уговорился,
Чтобы там с итальянскими (Wloskimi) войсками соединиться.
С немалым трудом горы в Албании ⁶ перешел,
Затем через Болгарию во Фракию пошел.
В двадцать шестой день ⁷ задержала короля
Остановка у города Никополя ⁸,
Где он лагерем для отдыха расположился,
Но клятвопреступлением сильно тревожился.

Там Дракула ⁹, господарь Мултянский, присоединился
К ним, и столь малому королевскому войску дивился,
Ибо конных едва пятнадцать тысяч насчитали,
Пеших еще меньше, и тех из крестьян набирали.
Сказал ему, что Турок, когда на охоту ходит,
И то больше конных и пеших с собою приводит.
Не советовал с турками воевать, но это бывало
Трудно, ибо в короле врожденное мужество пылало.
Дракула, хоть и отговаривал, сына оставил ¹⁰
С четырьмя тысячами, чем нашим войска прибавил.
Подарил королю и двух коней, резвых и смелых,
Чтобы бежать, если плохо обернется все дело.
Дал и двух проводников, которые знали дорогу,
Чтобы те короля увели, как почуют тревогу.

20 000 конного войска у Владислава.

Сербский деспот Ежи (Jerzy) тоже своих людей прислал,
И вот так король двадцать тысяч конников собрал.
Построив их, во Фракийскую (Tracka) землю вступили,
Где турки, с греческим племенем смешавшись, жили.
Несколько сдавшихся городов и замков захватил,
Тем, кто сдался, пользоваться своим добром разрешил.

Турки оборонялись в Шумене и в Петраше ¹¹,
Которые за один день штурмом взяли наши.
Поляк Тарновский замковые ворота прорубил,
Чем своим для штурма готовую дыру учинил.
А когда ворота рубил, две раны там получил,
Но христианам успех всего дела обеспечил.
Ибо, вслед за Тарновским идя, Шуменский замок взяли,
Где отбивавшихся турок несколько сот порубали.
А Лешко Бобржицкий первым на стены в Петраше,
Где не было бреши, вскочил со знаменем нашим.
Два поляка так славно храбрость проявили,
Что венгры с королем два замка захватили.

Ваповский насчитывает сто, а Павел Иовий — восемьдесят тысяч турок.

А турецкий царь Амурат сто тысяч пехоты и конницы ¹²
Переправил через Геллеспонт, а предатели итальянцы,
Генуэзцы, венецианцы, которым порт стеречь доверяли,
Подкупленные турками, в разные стороны сразу сбежали.
А другие предатели итальянцы в своих барках сами
Турок перевозили, соблазнившись богатыми дарами ¹³.
Верь после этого итальянцам, верь венецианцев слову,
Они свою душу продадут ради золотого улова.
Как только Владислав об этой тревоге узнал,
От итальянской измены горьких слез не сдержал.

9 ноября король Владислав взял Варну, а по старому Дионисиополис.

Однако, подкрепившись, войско построил для боя,
И до Варны шел боевым, а не походным строем.
Сдавшуюся Варну своими людьми поспешил занять,
И решил, что здесь и будет турецкую силу встречать.
А ночью наши турецкие костры увидали,
Которые небо, море и землю освещали.
Как только Титан ¹⁴ воз золотой из моря выкатил
И по верхушкам гор солнечную зарю засветил,
За час до наступления дня увидели наши дозорные,
Что идут турецкие войска, густейшему лесу подобные.

Король вскочил на ноги, венгров призывая
Турок бить, бить и бить, их число не считая.
Хуньяди свое войско под горами устроил,
Венгров с мултянами на правом фланге построил.
Сербский Деспот ¹⁵, а также кардинал Юлиан с крыжем
Встали с ними под белой хоругвью с золотым брыжем (bryzem) ¹⁶,
Рядом Варадинский и Эгерский епископы, и с ними
Франкобан ¹⁷ c болгарами, сербами (Racy), хорватами своими.
Для себя же Хуньяди левый фланг избрал,
Королю в строю особое место дал ¹⁸,
Две тысячи возов позади армии установил,
Ими лагерь с молодежью и отроками (chlopiat) укрепил.

Положение города.

Есть поле, где кончаются горы Македонские
С одной стороны, с юга — море Геллеспонтское
И большое озеро Варна, от которого назвали
Город, а ныне самому Владиславу прозвище дали ¹⁹.
А между озером, морем, горами и горками
На милю тянется ровное поле с пригорками,
Подходящее для боя и для военного дела,
Которое выбрал Марс, бог войны кровавый и смелый.
Туда две мили походным шли строем, а потом
Выстроились на этом поле в строю боевом.

Удивительное дело: ветер, налетевший в тихий и погожий день, разодрал наши знамена.

Распустили знамена, но тут налетел сильный шквал,
Сразу в клочья их разодрал и по ветру разметал.
На войне очень скверная примета, когда падает знамя,
И вихри с порывами ветра и с громом мечутся над нами.

Сам Амурат упрекал за нарушение мира. Его слова.

Амурат, которого Владислав очень поразил
Тем, что слову своему христианскому изменил,
Сказал: «Раз ты не верен Христу, придется его вам брать
В помощь себе, а я тебя научу, как клятву держать».

Наши три часа на том поле стояли,
Встречи с турками с нетерпением ждали.
Те потом с гор подошли и с криком:

Алла, алла! искривленным шиком ²⁰
По правому флангу удар нанесли мусульмане,
Где длинной шеренгой стояли венгры и мултяне.

Мултяне бежали с поля боя.

Мултяне позиции не удержали
И, кто как мог, сразу в горы побежали.

Сначала наши разгромили турецкие полки.

Но король с Хуньяди это быстро поправили
И турецкой кровью все поле окровавили.
Оттеснив турок на четыре итальянские мили ²¹,
С боем поле очистили и полностью захватили.
Срубленные татарские головы во рвах лежали,
А наши, гоня коней, вослед за врагами скакали,
Подобными сернам, которые от охотников в тревоге
И в страхе бегут на болота и в недоступные берлоги.
Потом на другое войско ударили смелее,
В котором наши убили сразу трех санджак[беев].
Крики алла! алла! мечи о сабли скрежетали,
Стрелы сверху чаще, чем капли дождя, слетали,
Лошади ржали, трубы ревели, бубны трещали,
Знамена, оружье, доспехи на солнце блистали.
Наши своим мужеством, а турки своим числом одолевали,
Пушки гремели, раненые стонали, доспехи грохотали,
Погнали турецкую силу, которая побежала,
Тогда вся Фракийская земля от ужаса задрожала.
Бежали туда и сюда, а наши их гнали,
Горы, поля, леса их трупами наполняли.
Все конные турки были разбиты в прах ²²,
И победа была уже в наших руках.
Но Хуньяди со своими венграми то ли турок гнал,
То ли, как наши пишут, с частью войска в стороне стоял.
Не пришел на помощь, когда с валахами бежал,
Знать, плохие мысли победителям Бог внушал ²³.

А король, наступая, турок сзади бил и рубал
И, имея отвагой пылавшее сердце, кричал:
«Куда бежите, товарищи? Там только
За Варною соединяет протока
Озеро с морем, и там уже нет земли!

Счастье на стороне смельчаков.

Только лишь храбрецам счастье помощь сулит.
Исполнившись мужества, мы одолеем
Врагов нашей веры, победить сумеем».

Король на быстром коне с раздувшимся храпом ²⁴ носился
И, напрасно крича, запальчиво с турками рубился.
Как лев армянский, когда его рой охотников окружает,
На рогатины храбро идет, на силу свою уповает,
Либо как раздраженный медедь, когда он лес ломит,
Либо тигр, когда обидчика своих детей гонит,
Смело бежит на огонь, бежит и на меч, детишек спасая,
На раны, на текущую кровь внимания не обращая,
А гнев, отвага и жалость запрещают убегать.
Король наступал, мултяне предпочитали стоять.
Уже и Феб со своим возом собирался остывать,
Когда король в четвертый раз начал на турок наезжать.
Вознесенным мечом рубит всех, кто под руку подвернется,
Пот с него, а кровь с убитых язычников рекою льется.
Поляки вокруг действия короля повторяли,
Той же смелости венграм мы бы достичь пожелали.

Король сам убил верховного турецкого гетмана.

Король своей рукой Азиатского (Aziatickiego) пашу убил,
Наивысшего турецкого вождя храбро сразил.
Сам Амурат хотел бежать, когда его конники бежали,
Турки, собственный строй перемешав, как бешеные кричали.
Тут Владислав снова ударил — силу янычар проверить.
Снова крики, гам, грохот, лязг — кто бы мог все это измерить!

Ловушка для короля.

Хуньяди с венграми бежал, король с поляками остался
Турок бить, пока сам на их предательский трюк не попался.
Ибо дерном и хворостом накрыли траншею (przekop),
И янычары с султаном укрылись за нею.
А когда король-крестоносец с воздетым мечом на них наскочил ²⁵,
Сразу же в яму упал, где его янычарский отряд придавил (potloczyl)
И раздавил ²⁶: сила силу об колено гнет.
С тех пор о потомке Ягеллы слава идет.

Побывал я в полях, где предков наших побили
Турки, а ныне песни о них сербы сложили.
Видел и Варну с полем, где пахарь, горбясь в тяжких трудах,
Удивляется при виде сгнивших доспехов в бороздах,
Выкапывая там тарчи, круглые щиты и шишаки,
Затупившиеся сабли, булавы, панцири, дротики.

В горах Гема, среди Албанских, Македонских полей
И Фракийских, где так дивно играл на пашнях Орфей,
Видел я это собственными глазами, своим оком,
И в том самом рву, где король погиб, побывал глубоком.
Я ходил, а гречин мне места со скорбью показывал,
О короле и убитых христианах рассказывал.
Потомок Ягеллы своей рукою
Окропил турецкую землю кровью,
За что ему вечную память слава установила
И незабвенное имя в наших сердцах сохранила.

Кромер (кн. 21), Меховский (кн. 4, гл. 37), Ваповский (стр. 276), Герборт из Кромера (кн. 15, стр. 176), Йост Деций, Эней Сильвий, Бонфиний, венгерские хронисты и Деметрий Болгарский ²⁷, а также греческие и турецкие историки, [труды] которых я добыл у одного потурчившегося венгра, ученого мужа, с которым водил дружбу в Константинополе, описывают эту битву так, как я правдиво изобразил (wyrazil) виршами. Но итальянец Каллимах, который при этом присутствовал ²⁸, а похоронен (lezy) в Кракове у святой Троицы в костеле доминиканцев, излагает ход этой истории несколько иначе, говоря, что семиградский воевода и венгерский гетман Ян из Хуньяда не принял должного участия в построении королевского войска, хотя [вместе] с мултянами либо с трансальпинскими (zagornimy) валахами ²⁹ принял меры для спасения своих, если бы наши вдруг оплошали. И что венгры, которые встали на правом фланге, густыми и подобными проливному дождю [потоками] турецких стрел были отброшены и побежали на соседние горы, с которых потом многочисленным неприятелем были согнаны в ущелья и там, после того, как долгое время храбро оборонялись, разогнаны (rosploszeni) турками. Убиты два епископа. Во время бегства там убили Эгерского (Agiuerskogo) и Варадинского епископов, а папский легат кардинал Юлиан [Чезарини] с Деспотом ³⁰ и с Франкобаном закрепились в лагере и долго оборонялись от турок с равным успехом для обеих сторон, пока не был убит поляк Лешко Бобржицкий, сдерживавший силы врага [своей] смелостью и распорядительностью. Убит Лешко Бобржицкий.

Когда венгры отступали, турки штурмовали лагерь. Увидев это, король с Хуньяди подскочили и оттеснили турок на две итальянские (wloskie) мили ³¹. Потом, когда поганые отступили, наши несколько раз сшибались с ними в различных местах и разогнали все конные турецкие войска. Отвлекаться (sie ukwapiac) на грабеж — дело дурное. Но когда наши, как будто одержав победу, набросились на добычу, они наткнулись на караван верблюдов, нагруженных тюками. Кони испугались верблюдов. Испуганные [запахом] их вонючего пота, кони остановились, и потом всадники не могли совладать с препуганными лошадьми: ни притормозить, ни построиться.

Смелый и чрезвычайно упрямый поступок Владислава. И в это время король с немногими конными ударил на янычар, которые были последней защитой турецкого султана. И, как говорится, кровавая битва началась снова. Турки уже хотели бежать, когда заметили, что часть наших коней перепугана верблюдами, а часть людей встревожена неверным известием о гибели короля. Янычары сразу воодушевились и возобновили бой. Хуньяди, видя смятение среди своих и их бегство, сразу попытался увести короля, бившегося с турками в самой гуще врагов. Ответ Владислава. Но не смог, ибо, когда он уговаривал короля бежать и поискать более счастливого случая, тот отвечал, что бежать — это дело гадкое и мне и народу моему непристойное, да и не годится тому перед тем бежать, кто на кого войной пошел. Сказав это, он продолжал мужественно [сражаться] посреди скопившихся врагов и множество их перебил собственной рукой.

Там же потом, когда [день] клонился к вечеру, король, сбитый с израненого коня, был изрублен янычарскими саблями, а Хуньяди не смог добраться до его тела, так как все бежали в разные стороны, и сам он еле убежал с горсточкой валахов ³². А турки, разбив и уничтожив конные войска, не преследовали разбегающихся венгров и валахов, бежавших в лагерь, [который турки] не решались штурмовать в течение трех дней, потому что даже ночью еще сомневались в своей победе и опасались засад с нашей стороны. Только на третий день [турки] захватили лагерь, в котором взяли две тысячи возов с большими ценностями (skarbami), а раненых и больных жестоко перебили.

Кардинал Юлиан, убегая из лагеря, из-за множества золота, которое тащил с собой, был ограблен, убит и утоплен одним мултянином ³³, перевозившим его через Дунай во время бегства. О том же читай Волатерана (кн. 8, География): что был убит венграми, когда поил коня. С той несчастной битвы убежали лишь два поляка: Ян Ржессовский (Rzessowski), который потом был епископом Краковским, и Гжегош Санокский, который был архиепископом Львовским. Ян Ржессовский и Гжегош Санокский. Убиты два брата Тарновские и сыновья Завиши Черного. Из всего венгерского войска, которого было двадцать тысяч, в битве погибла почти пятая часть, а турок по свидетельству Длугоша и Меховского (стр. 307) наши побили восемьдесят тысяч, а по Бонфинию их полегло на плацу тридцать тысяч ³⁴. И если бы король не погиб, победа была бы нашей.

Двенадцать польских шляхтичей совершили самоубийство. Захваченных польских шляхтичей было двадцать четыре, из которых двенадцать красивых юношей сам Амурат отобрал себе в Адрианополе для утех (do loznice) из-за их примечательной внешности и красоты. А те сразу же поклялись убить тирана, и так бы и поступили с вышеупомянутым [султаном], но их выдал один болгарин, которого они неосторожно пустили на свой совет. И когда это обнаружилось, эти польские шляхтичи, боясь живыми попасть в руки тирана, как следует заперев двери и взяв в руки оружие, бились друг с другом, пока не попадали порубленные и не пали от своих ран, чем доказали поганым превосходство польской чести.

А случилось это несчастное поражение в году Господнем 1444, правления (krolestwa) Владислава в Польше на одиннадцатом году, а в Венгрии на пятом. Он погиб, едва достигнув двадцати лет, а Меховский пишет (кн. 4, стр. 307), что на двадцать первом году своей жизни ³⁵.

Описание Владислава Ягелловича. Был очень красив, внешностью юный грек, мил, но и серьезен, русоволос, в трудах и в постах очень выдержан и трезв, ибо вина не пил. Чрезмерно щедр, добродетелен, обходителен и ласков, даже к врагу милосерден, великого ума и высокого сердца, так как никогда ни о чем низком не помышлял ³⁶. Никаким трудностям не давал себя отвлечь от того, что один раз твердо решил, [и шел] до конца. В нем воссияли все достоинства, которые свойственны величайшим князьям и монархам. Сей Ягеллович из рода Литовского своей смертью и доблестью вчетверо превзошел Ахиллеса.

Глава вторая

Как только по Польше разнеслась весть об убиении Владислава, людские сердца смутила великая скорбь из-за смерти их природного господина, хотя некоторые, особенно венгры, все еще утверждали, что он уцелел и ушел то ли в Константинополь, то ли в Венецию, то ли в Валахию или в Мултянские земли. Они думали, что он убегал так же, как Сигизмунд, император и король Венгерский, проигравший битву с турками и со страху бежавший сначала в Константинополь, потом на Родос и в конце конецов в Венецию. Другие же рассказывали, что он в добром здравии и до сих пор с войском находится в Албании, либо в Сербии (Rasciej). Наши и рады были бы этому верить, но так как эта молва и вести ничем не подтверждались, польские паны отправили Яна Ресовского и Егидея (Egidziego) Суходольского во Фракию, Болгарию и Грецию разузнать о короле; но ничего определенного выяснить так и не смогли.

Казимир избран королем. А когда поляки узнали, что венгры выбрали себе другого короля Владислава, сына императора Альбрехта, которому было всего пять лет, в 1445 году в день святого Войцеха (23 апреля) тоже собрали вальный сейм в Серадзе для избрания другого короля. И там по слову (z sentenciej) кардинала Збигнева решили отдать королевство великому князю Литовскому Казимиру, брату убитого Владислава.

Польские послы к Казимиру. Отправили тогда в Литву послов, чтобы призвали Казимира на сейм, созванный в Петркуве, чтобы обе стороны вместе обсудили и решили относительно дел осиротешей без короля польской Речи Посполитой ³⁷. Но Казимир отослал коронных послов без определенного ответа, а своих, Радзивилла, Кезгайла и Паца ³⁸, в сентябре месяце ³⁹ послал в Петркув с наказом передать, что из-за случившегося с его братом он удручен жалостью и скорбью, из-за чего сам на сейм приехать не смог. А также сказал, что не положено и непорядочно брать другого короля, когда все дело еще не выяснено, и что ни королевства, ни какого-либо правления он принимать не желает. Но ему кажется, что пусть до поры речью посполитой управляют те наместники и губернаторы, которых Владислав назначил на свои должности, отъезжая в Венгрию.

Второе бесполезное посольство к Казимиру. Так как ответ [Казимира] не понравился съезду, рыцарству и коронному сенату, к нему повторно отправили восемь панов радных, чтобы его уже на самом деле призвать на королевство, а если не захочет и будет оттягивать, чтобы сказали ему, что им придется искать себе другого короля. Но Казимир упорно стоял на своем, ибо его удерживали литовские паны, которым он был люб во всем: и в военных и в гражданских делах. Поэтому польские послы вынуждены были вернуться ни с чем.

А старая королева, вдова Ягелло ⁴⁰, как сына уговаривала Казимира, чтобы в этом деле послушал разумного совета, но никак не могла его убедить.

Сейм в Вильне. Но все же Казимир попросил коронных послов, чтобы подождали, пока он посоветуется с литовскими и русскими панами на сейме, который и созвал в Вильне в [году] 1446 после рождества Господня в январе месяце. Как только пришло это время, коронные паны со шляхтой второй раз собрались в Петркуве ⁴¹.

Грозное посольство Казимира и литовцев к полякам. Казимир отправил на этот съезд шесть послов, литовских панов ⁴². Они просили, чтобы элекцию отложили еще [на некоторое время] и грозили полякам войной, если не захотят этого сделать. Казимир с литовцами хотел добиваться у них своего права мечом, если не захотят его ждать по доброй воле, однако при этом говорил, что желает оставаться великим князем Литовским, а [польского] королевства не жаждет.

Третье бесполезное посольство к Казимиру. Тогда поляки, будучи уязвлены (zajatrzeni) столь наглым (srogim) посольством, задумали избрать себе нового короля, но побаивались, что, если затеют ссору с Литвой, крестоносцы совершат набег на Польшу. Поэтому, не в силах раскусить умысел Казимира, к нему на сей раз отправили сандомирского каштеляна Пребора Конецпольского и иновроцлавского (Inowladislawskiego) [каштеляна] Сцибора Сарлея. Но и они получили тот же ответ, что и прочие.

Выборы, начавшиеся из благочестия. Поэтому сенат и рыцарство короны на двадцать восьмой день марта ⁴³ съехались в Петркув и все, приняв святое Господне причастие, тем набожнее посоветовались о деле народном (rzeczy pospolitej) и затеяли выборы нового короля, однако с условием, что в этом деле первенство остается за Казимиром. Голоса за маркграфа. А голоса всех епископов склонялись к бранденбургскому маркграфу Фридриху, который прежде был зятем Ягеллы и именовался его наследником. Голоса за князя Мазовецкого. Только плоцкий епископ Павел Козицкий голосовал за какого-нибудь из двух князей Мазовецких, братьев Владислава или Болеслава. К нему присоединились также каштелян Ян Чижовский, краковский воевода Ян Течинский, познанский воевода Лукаш из Горки и много рыцарей, согласных на Болеслава. Вот так, по воле всего сената, гнезненский архиепископ Винцентий назначил королем Болеслава, князя Мазовецкого — если Казимир не объявит об изменении своего решения до Святок.

А Казимир, узнав о том, что случилось на Петркувском сейме, тайно послал к королеве-матери, чтобы снова склонила к нему панов. И той легко удалось добиться, чтобы [шляхтичи] Малой Польши сразу на это согласились и послали в Великую Польшу, чтобы и те склонили свои голоса от Болеслава к избранию Казимира, и они охотно поступили так же. И снова отправили послов к великому князю Литовскому Казимиру, чтобы в последний день сентября он съехался с ними на сейме в Парчове.

Съезд Казимира с поляками в Бресте. Когда в назначенный день польские паны съехались в Парчов, то долгое время напрасно ждали Казимира, а когда ему напомнили, чтобы приехал, говорил, что по поводу принятия королевства мы еще никакого решения не приняли, и не можем объявить свою волю, но все же приехали в Брест. Так что если польские паны хотят что-то решить, то пусть приезжают к нам в Брест.

Упорство Казимира в отношении Литвы. Тогда польские паны послали из Парчова шесть сенаторов в Брест к Казимиру, который выставил легатам условие: пусть сначала поляки вернут литовцам [следующие] земли: Подолию, Луцк, Олеско, Лопачин, Ветле и Гродло (Hrodlo) c повятами и с замками. А иначе он не желает принимать королевство.

Этих условий поляки принять не хотели и разъехались, не выполнив ничего из задуманного. Но потом по их требованию Казимир согласился приехать в Краков на следующий год, в день святого Иоанна Крестителя (24 июня 1447 г.) для принятия королевства Польского. [Дело в том, что] некоторые из польских панов потихоньку шепнули ему, что, когда он уже станет королем, ему вольно будет вернуться воротиться в Литву и отобрать у Короны все, что пожелает. Об этом Кромер подробнее пишет в кн. 22, а Длугош свидетельствует, что [Казимир] присоединил к Литве Ломажи (Lomazy) и Полубице, отобрав их у Парчовского староства и у Польши. Ломажи и Полубице возвращены Литве.

Глава третья

Казимир Третий Ягеллович, король польский и великий князь литовский

[с] 1447 года июня месяца 25 дня.

Въезд Казимира в Краков. Вот так Казимир, великий князь Литовский, в назначенное для коронации время приехал в Краков с большой и блестящей свитой литовских и русских панов, со своим дядей Свидригайло, а также с Олелько, князем слуцким и киевским и прочее. [Там] его с великим почтением и триумфом принимали его мать королева, коронные паны, мазовецкие князья братья Владислав и Болеслав с двумя тысячами конных, князья Рациборские, Чешиньские, Освенцимские, Брестские, много чешских, венгерских и силезских панов и послы от прусского магистра [Конрада фон] Эрлихсхаузена: комтуры Генрих из Эльбинга и Людвиг из Меве ⁴⁴. А на следующее утро, 26 июня, [Казимир] с обычными церемониями был коронован в краковском замке в костеле святого Станислава.

Тревога из-за женщин. Однако во время коронации произошла страшная тревога, когда костел наполнила огромная толпа женщин из деревни Тынецкого монастыря, плакавших, кричавших и жалобно причитавших из-за того, что [у них] отобрали скотину для [пира по случаю] поставления нового короля, которого немного смутили их жалобы. Потом месса и коронация, [проводимые] архиепископом Винцентием, пошли своим чередом.

Ссора епископов с князьями. А наутро, когда короля, согласно обычаю, провожали на место чествования (majestat), устроенное на Краковском рынке, мазовецкие князья Владислав и Болеслав повздорили с епископами за места: [право] сидеть по правую руку от короля — да так, что король вынужден был воротиться назад в замок, так и не приняв присяги от горожан. Однако потом князья уступили епископам. Давно говорится: Da locum mulieribus (Уступи место даме), уступи дорогу.

Учтивость по отношению к литовским панам. Потом, когда король Казимир настойчиво хотел сразу уехать в Литву, коронные паны задержали его, [утверждая], что он должен сначала наведаться в Познань по делам Великой Польши. Однако литовских панов сам король учтиво проводил за Краковские ворота, а потом уехал с матерью в Великую Польшу. А когда был в Калише, к нему пришел Михайло Сигизмундович, наследник княжества Литовского, и упал в ноги королю, покорно прося, чтобы вернул ему его вотчину. Но не смог бедолага, выпросить ничего определенного, а, напротив, не слишком достойно был выставлен прочь от короля Казимира. А ты, милый читатель, как следует узнаешь приключения (powodzenie) бедного князя Михайла, собранные мною не только по летописцам, но и по Кромеру, Длугошу, Меховскому и прочим.

Скитания Михайла Сигизмундовича, внука Кейстута. Так как этот князь Михайло не мог находиться в Литве и достичь отцовского престола и к тому же увидел, что Казимир берет его за горло за его склоки, сначала бежал из Литвы в Мазовию к своему шурину князю Болеславу, как о том было выше ⁴⁵, а потом в Пруссию. А когда и там не смог быть в безопасности, бежал в Силезию, а из Силезии и из Чехии совершал набеги на Польшу по обычаю грабителей и воров. А потом, как только узнал, что мазовецкий князь Болеслав, его шурин (szwagier) ⁴⁶, назначен был на польский престол, пришел в Польшу, надеясь, как я думаю, с его королевской (Koronna) помощью получить великое княжение Литовское. Но когда поляки короновали Казимира, видя, что надежда рухнула (dziurawa), решил проявить смирение. Смирение (pokora) князя Михайла. И в Калише, как пишет Кромер, упав королю Казимиру в ноги, [Михайло] просил о возвращении вотчины и будто бы говорил, что раз тебя Господь Бог наделил отцовским королевством Польским, то и мне верни мою собственность, которой вместо меня завладел после смерти моего отца Сигизмунда. А потом, cum nihil aequi impetrare posset (когда не смог получить того, на что не имел права), не преуспев в своем смирении и, наоборот, позорно изгнанный, бедняга бежал к валашскому воеводе Петру ⁴⁷. А когда король через русского воеводу Одроважа и через Конецпольского добивался, чтобы его выдали, валашский господарь Петр не хотел его отдавать, говоря: neque ex fide sua, neque ex dignitate Regis Michaelem quasi clientem prodendum fore, sed iussurum se deinceps, ut is finibus suis excederet. (В качестве [моего] клиента Михаил [не оскорбил] ни своей веры, ни королевского достоинства [тем], что он вышел за пределы своих границ). Так воевода валашский хотел отказаться от выдачи князя Михайла, но не от клятвы и от присяги, которую принес Казимиру ⁴⁸. Михайло [бежит] к татарам. Бедняга Михал, видя, что нет ему места и в Валахии, бежал к перекопским татарам, которые потом по его наущению жестоко разорили Подолию. Поляки обвиняли в этом литовцев и короля, якобы они подарками подбивали татар разорять Польшу, что не может быть правдой, ибо omne regnum in se divisum desolaretur (погибнет всякое царство, внутри которого раздоры). Но все это устроил князь Михайло Сигизмундович с татарами, мстя Казимиру за свои кривды: отнятие отцовского Великого княжества Литовского. Как и потом, в 1449 году, собравшись с теми же татарами, он вторгся в Северскую землю, о чем свидетельствуют также Кромер и Длугош, и взял Стародуб, Новгород Северский, Путивль, Серпейск, Брянск (Bransko). И легко завладел другими русскими замками, прилегающими (przyleglych) ⁴⁹ к Московскому государству и сдавшимися ему, как наследнику, tumultuariis aliquot copiis Regis fusis, поразив несколько королевских загонов, выступивших против него. Об этом тоже читай у Кромера, кн. 22. И далее Кромер пишет: Majore mole Rex contra eum arma movit. (Король двинул против него большую армию). То есть отправил король против него большую силу и, изгнав его и выставив из Северской земли (panstwa), отобрал и все замки и вернул их Великому княжеству Литовскому.

Князь Михайло отравлен в Москве. А потом Михайло, надеясь на более значительную помощь (posilku) от Московского [князя], особенно для захвата упомянутого отчего Северского панства, Стародуба ⁵⁰, Брянска, Новогородка ⁵¹ и прочего, бежал в Москву и более уже не странствовал (pielgrzymowal). Ибо там игумен отравил его проскурой ⁵² в русском монастыре, и там он и умер. Если бы после столь удивительных странствий он завладел бы отцовским престолом, то отомстил бы и за смерть отца, и за свое изгнание. Но так могло повезти только его дяде Витольту.

Глава четвертая

О королевском отъезде в Литву, о съездах Парчовском и Новогрудском и о валашских раздорах.

Бучацкий отобрал [для] Литвы подольские и волынские замки. Объехав Великую Польшу, король созвал в Петркуве съезд, желая утихомирить вновь возникшие смуты между литовцами и поляками, ибо подольский староста Федор Бучацкий захватил было для Литвы некоторые замки, относящиеся (siedzace) к Подолии и Волыни. Казимир не позволил полякам [принять решение] против Литвы. А когда польские паны просили и уговаривали короля, чтобы не допускал отнятия этих волостей литовцами и не возвращал [земель], которые уже были во владении Короны, король по наущению бывших при нем литовцев не дал им на это своего соизволения, а спешно уехал в Литву, взяв с собой нескольких коронных панов. Разбои в Польше. И там непрерывно забавлялся охотой у Вингров и в Княжинских пущах, отбросив и запустив дела Короны, из-за чего в Польше развелись великие разбои на дорогах, жестокое своевольство и насилия в деревнях и местечках, на которые шляхта устраивала разорительные набеги.

Сейм в Люблине и требования литовских панов. На следующий 1448 год, на исходе месяца мая, а Меховский пишет (стр. 311), что после праздника Тела Божьего ⁵⁴, король Казимир собрал в Люблине сейм для поляков и литовцев. Там литовские князья, паны и шляхта просили, чтобы на равных и одинаковых правах иметь соглашение с поляками и чтобы существующие записи об объединении Литвы, Жмуди и Руси с Польшей были изменены. И чтобы им вернули Подолию и замки с повятами Олеско, Вихле (Wietchle), Лопатин и Городло (Hrodlo). Ответ литовским панам со стороны поляков. На что польские паны отвечали, что в том, что касается соглашения, все как следует установлено [еще] Витольтом и Ягеллой, поэтому литовским панам жаловаться не на что. И не годится им поступать [вопреки] тому, что нашими королями утверждено крепкими записями и клятвами, особенно Ягеллой, который, прежде чем взять королеву Ядвигу с королевством, крепкими записями и клятвами и себя и потомков своих обязал соблюдать следующие четыре артикула.

4 главных обязательства Ягелло. Первый артикул, что он должен святой Крест принять с братьями и с подданными, и так он и сделал. Второй, что все свое княжество и прочие державы, которые имеет и которые приобретет потом, обещает присоединить к королевству Польскому и передать под [его] власть, и это он тоже учинил. Третий, что все свои сокровища (skarby) обратит на нужды королевства Польского. Четвертый, что должен отпустить всех христианских пленников.

Поляки доказывают из хроник, что Подолия никогда не относилась к Литве. А что касается Подолии, то Подольская земля никогда не принадлежала Литве, а поляки взяли ее не у литовцев. В хрониках ясно описано, что король Казимир Второй часть ее получил в качестве выморочного лена (spadkiem przyrodzonym), а часть, когда захотел, отобрал у татар. Устроив (poczyniwszy) деревянные твердыни в Каменце, в Бакоте, в Браславе, в Меджибоже и во Владимире, Казимир сохранял в Подолии мир. После его смерти эти земли перешли к Людовику и были в его владении, а после Людовика перешли к королю Ягелле, как к польскому королю, который раздавал их во владение своим людям за их заслуги, в первую очередь Спытку из Мельштына. Братьям Витольту и Свидригайле из милости тоже давал во владение некоторые замки на Руси, но не навсегда, а только при их жизни. Витольт владел Подолией. Поэтому [эта собственность] не могла пропасть для нас навечно из-за его переходящей щедрости. При передаче [собственности] из милости она не пропадает насовсем. Ваш покойный князь Сигизмунд упомянутыми замками тоже владел в качестве дара, но не вечного, как об этом свидетельствует и его письмо. Как владел Подолией великий князь литовский (W.X.L.) Сигизмунд Кейстутович.

Поляки хотели титул В. К. Литовского и имя литовское изгладить, чтобы [литовцы] именовались именем Короны. Потом король Казимир просил коронных панов, чтобы дружбы литовских князей не отвергали, а дали бы им ласковый надлежащий ответ. Когда коронные сенаторы посоветовались об этом, они отвечали королю, что нет более простого способа обуздать литовские замыслы, кроме как чтобы все они и руссаки, отринув власть и удалив титул своего Великого княжества, потом пожелали бы зваться и именоваться именем и титулом королевства Польского. На что литовские паны не согласились, [как и на то, что] поляки издавна выводили принадлежность Подолии к короне.

Литовские летописцы не согласны с польскими по поводу Подолии. Но старые русские и литовские летописцы, которых я сопоставлял двенадцать [списков], единодушно свидетельствуют иначе. Как я описывал выше, при Гедимине, Ольгерде и Витольте литовские князья Кориатовичи сначала выгнали из Подолии татар, основали Каменец, Скалу, Бакоту и другие замки и своей доблестью присоединили их к Великому княжеству Литовскому ⁵⁵. Вот так в то время литовские паны, отправленные поляками прочь, отъехали в Литву, и сейм на этом закончился. А король Казимир поехал в Краков.

Казимир с войском [идет] в Валахию. В 1449 году, когда умерли воеводы валашские Стефан и Ильяш, польские вассалы (holdownicy), на их престолы вступили их сыновья: на один Петрило, а на другой Роман. Потом Петрило, получив помощь от венгерского воеводы Яна Хуньяди, выгнал двоюродного брата Романа, которого Казимир пытался посадить на престол. Но когда по дороге узнал, что Роман умер от данного ему яда, немедленно двинулся к Каменцу Подольскому, следуя через (ruszywszy) Перемышльское, Львовское, Холмское (Chelmenskie) и Подольское воеводства.

А потом из Каменца послал за воеводой Петрилой,чтобы приехал к нему и принес ему присягу, на что Петрило обещал приехать, как только получит от короля охранную грамоту. Король не стал дожидаться, оставил в Хотине ⁵⁶ посла, который бы принял присягу от Петрилы, и спешно вернулся в Литву.

Татары разоряют Подолию. Но едва в Новогрудке он начал советоваться (sejmowac) с литовскими панами относительно возвращения вышеупомянутых повятов от Короны к Литве, как в Подолию вторглись татары, огнем и мечом жестоко разоряя все волости. Однако Федор Бучацкий несколько их полков и загонов поразил и освободил много пленников. Юрга (Jurga). Но другие татарские загоны у Брацлава щедро и ласково были приняты и чествованы литовским паном Юрием или Юргой. Отсюда у поляков возникло подозрение, что [земли] Подолии и Руси, отнятые поляками у литовцев, татары разоряли либо по королевской воле, либо по наущению литовских панов.

Глава пятая

Потом в декабре месяце король поехал на Петркувский сейм, на котором решалось много нужных и полезных дел, и все это сразу же развалилось (rozerwalo). Ибо когда коронные паны привлекли короля к тому, чтобы присягнул им в отношении их прав и правил королевством, нерушимо храня деяния прошлых королей, а также пожалования и благодеяния, совершенные ими явно и в частном порядке (osobliwie), а Литве отнятые повяты [не] возвращал, король не хотел им этого позволить и [не пожелал] делать ничего, что могло бы хоть в чем-то ущемить Литву, которую любил и упрямо жаловал.

Шляхта разбойничает в Польше. На другой 1450 год король имел в Кракове сейм с жителями Малой Польши (Malymi Polaki) по поводу расследования и обуздания грабежей и разбоев, устраиваемых шляхтой, что сначала было по душе панам радным. Но краковский воевода Ян Тенчинский ⁵⁷ рассудил это дело так, чтобы не только не препятствовать злодеям, но и откровенно не хотел ничего делать, настраивая всю Польскую речь посполитую против короля. А именно: когда паны съедутся на верховный сейм, чтобы не признавали Казимира за истинного короля до того, пока он не учинит им присяги, которой от него ждут. Так с того сейма и разъехались, ничего не решив; своеволие и грабежи приняли огромный размах, и уже пошла слава, что Петр Шафранец устраивал покушения на жизнь короля. Шафранец задумал убить короля. Cromerus se cundae editionis fol. 334. Et iam regi quoque ipso Safraniccus insidias tendere dicebatur. (Говорили, что Шафраник устроил королю ловушку. Кромер, издание второе, стр. 334).

Валашские конфликты (rosterki). После смерти валашского воеводы Петрилы валашским государством завладел Богдан, который считался сыном валашского воеводы Александра, хотя и незаконным (nie wlasnego loza) ⁵⁸. Младший сын Ильяша Александр вместе с матерью бежал от него в Польшу и по королевскому приказу Сененский проводил его на господарство, а Богдана выгнал. Поэтому король отправил к Одроважу Конецпольского, который вместе с валахами, руссаками и подолянами проводил Александра на царство. Богдан, видя, что его силы неравны, чтобы завязать битву, укрылся со своими в лесу и попросил у наших мира на таких условиях: [он] будет править Валашским господарством, пока наследник Александр достигнет пятнадцати лет, и будет по обычаю данника ежегодно давать польскому королю семьдесят тысяч золотых турецких червоных (как пишут Длугош и Меховский), 200 коней, 200 волов и 300 возов визины (wyziny) ⁵⁹. Валашскую дань полагалось давать королю Казимиру, а ныне турки берут ее себе.

Битва наших с валахами. Заключив на этих условиях мир, наши уже возвращались в Польшу, а Богдан, отведя свое войско в лес, ударил на поляков у деревни Красны (Krasnego) ⁶⁰. Поляки, предпочитая умереть, чем позорно бежать и отдать победу вероломному врагу, храбро схватились с валахами и с равным успехом бились с ними спозаранку до самого вечера. Pugnatum a mane ad wesperam. (Длилась с утра до вечера). И хотя наши предки удержали за собой кровавое поле, однако там полегло множество русской шляхты и виднейшие вожди. Польские гетаны побиты. Убитые воевода Петр Одроваж, Михал Бучацкий и Миколай Парава похоронены во Львове под плач посполитого люда. Кромер (стр. 335), Длугош, Ваповский (277), Герборт (187) и Меховский.

Татары разоряют Городок (Grodek) в 4 милях от Львова. Вскоре после этого, по Кромеру, в 1451 году, а по Ваповскому ошибочно в 1452, татары, услышав о поражении русской шляхты в Валахии, большими силами вторглись в Подолию и на Русь, разоряя и паля за Львовом до самого Городка. И ушли в орду с большой добычей и с захваченными людьми и скотом.

Страдания Польши в отсутствие (w nieobecnosci) короля. И этими двумя злыми бедами (przygodami) от валахов и от татар были жестоко ущемлены не только подоляне и руссаки, но и все поляки. И не было никого, кто бы с ними повоевал (если бы вдруг приключилась какая беда), ибо король Казимир в то время жил в Литве, устраивая с литовскими панами сеймы (sejmuje) по поводу возвращения Луцка и Подолии. Казимир в Литве устраивает с панами сеймы.

Збигнев стыдит короля. Потом король приехал в Краков, где епископ Збигнев пристыдил (zfukal) его, заявляя, что это по его вине происходят все прошлые и будущие поражения его людей и погибель коронных земель. Однако все это нимало не расшевелило (nie ruszylo) короля, который сразу же повторно уехал в Литву на охоту. Казимир снова [уехал] в Литву.

Глава шестая

Литовцы не хотели ехать на Парчовский сейм. Король созвал в Парчове сейм, на который, о чем пишут также Длугош и Кромер, литовские паны не хотели приезжать, прежде чем коронные паны не дадут им грамоты, гарантирующие свободный, спокойный и безопасный приезд и отъезд. Поляки же запретили выдавать им такие охранные грамоты, дабы не способствовать примирению обоих народов. Crom[er]: Ad quae comita Litvani non veniebant nisi fides publica illis a Polonis daretur, verum ea negata est. (Кромер: Литовцы хотели, чтобы польское государство выдало им сопроводительные грамоты, но им было отказано). Король Казимир выехал к литовским панам. Потом сам король выехал к литовским панам до самой Ломжи (Lomazow) и проводил их до Парчова, однако Гаштольт ⁶¹ ехать не захотел. Литовцы напомнили о Подолии и Волыни. И на этом сейме у литовских панов были те же требования, что и раньше, относительно возвращения Подолии, Луцка и других этих владений, замков и волостей, а также по поводу изменения соглашения, о котором заявили, что польские паны написали его без их ведома и с великой неправдой (zelzywoscia) для литовцев, которые невольно оказались в подчинении или же были обязаны подчиняться [полякам]. Obnoxiae servitutis. (Неприятная служба).

Ответ на литовские требования. На их речи от имени всей Польши тогда отвечал краковский епископ Збигнев, убедительно вбивая им [в головы], что они [не могли] иметь соглашение, составленное без их ведома, потому что виленский епископ Мацей и другие литовские паны радные не препятствовали этому, а потом они одобрили это соглашение и подтвердили его присягой, при этом зная о принадлежности Подолии и других замков к польскому праву. Поляки позволили им, чтобы в этих делах выбирали себе комиссаров либо судей и посредников для взаимного согласия — если хотят, то и самого короля, их общего пана. А когда литовские паны на это не согласились, то, чтобы они не уезжали с затаенными умыслами, поляки решили отложить это дело еще на целый год — до следующего сейма на том же месте.

Свидетельство летописцев об итогах Парчовского сейма. Все летописцы русские и литовские, которых я для этого сопоставлял двенадцать, результаты этого сейма описывают иначе и такими словами. Казимир, будучи королем польским и великим князем Литовским, через год после коронации учинил вальный сейм в Петркуве, и на этом сейме коронные паны просили короля, чтобы он созвал им другой сейм в Парчове, и меж собой тайно задумали без ведома короля захватить бывших на сейме литовских панов и посадить их [в тюрьму], а [Литовское] княжество присоединить к короне — так же, как до этого поступили с панами русскими и перемышльскими, и заняли Перемышль ⁶². Литовцы встали у Парчова в окопах. А когда польские и литовские паны съехались на этот сейм в Парчов, там все литовские паны встали лагерем и окопались, а через два дня поехали на совет к польским панам. Анджей Рогатинский предупредил литовцев. А на третий день некий поляк Анджей Рогатинский доподлинно узнал от своих, что литовских панов решено схватить, вызвав их на совет. И предупредил об этом виленского воеводу Яна Гаштольта и жмудского старосту Кезгайло, которые, сговорившись с другими панами и ничего не говоря своим слугам, выехали из лагеря и бежали в Брест. Об этом говорит и Кромер: Gastoldus tamen venire renuit (Тем не менее Гаштольт отказался приехать), как будто бы его предостерегли. И, желая убедиться в сообщении Рогатинского, оставили на месте в Парчове обоз и несколько слуг. А польские паны послали туда немалое количество людей, которые наскочили на лагерь литовских панов, но никого в лагере не застали, только немногих слуг и возниц, которых оставили в покое. И подумав, что чуть было не поступили дурно, тогда же отпустили за ними в Литву и возы, и слуг. И с тех пор повелась великая нелюбовь между литовскими и польскими панами.

Литовцы отослали полякам гербы. И поэтому виленский воевода Гаштольт, трокский воевода Ивашко Монивид герба Лелива, жмудский староста Кезгайло (Kiejzgal), земский маршалок и наместник новогрудский Петраш Монгирдович и Радзивилл, которые при Ягайле для побратимства взяли у поляков гербы, сразу же отослали их им назад, и стали пользоваться своими старыми печатями. И много злого на поляков за это задумали. Однако король Казимир приложил все усилия, чтобы привести поляков и литовцев к согласию, ибо и Кромер пишет, что король, распустив сейм, сразу уехал в Литву на охоту, но вероятнее, что он быстро поехал, чтобы поскорее примирить оба распалившихся народа.

 Глава седьмая

Литовцы взяли Луцк после Свидригайло. В году Господнем 1452, в феврале месяце, князь Болеслав Свидригайло Ольгердович, брат Ягелло, измученный тяжелой болезнью, умер в Луцке, а Луцкий замок велел передать литовцам, которые сразу же бросились (wielkim pedem) и приехали.

Свидригел и Михайло Сигизмундович сразу оба похоронены в Вильно. В то же время князь Михайло Сигизмундович, который сбежал было в Москву, как я уже два раза описывал выше, отравленный, умер в монастыре. Оба тела привезли в Вильно и похоронили в замковой церкви С[вятого] Станислава.

Поляки хотели отнять у литовцев Луцк. Литовцы же заняли Луцк с прилегающими волостями и пригородками, а замок Владимир спалили вместе с городом. Из-за этого встали великие смуты, ибо поляки огрызались (zgrzytali) на короля, что это по его воле литовцы взяли Луцк, как уже говорилось. И решили, что шляхта Малой Польши заново отстроит сожженный литовцами Владимирский замок и всеми способами будет добывать у них Луцк. Но с этой своей рады поляки так ничего и не сделали из страха оскорбить короля. Поляки запретили предоставлять литовцам средства для обороны. Однако коронному подскарбию, соляному жупнику ⁶³, наказали, чтобы не пропускал в Луцк никакого оружия, хотя бы и сам король приказал. Когда король узнал об этом, он страшно разгневался на кардинала Збигнева и на воевод: краковского и сандомирского. Казимир жалуется на своих советников. И отправил на них жалобу на съезд [шляхтичей] Великой Польши, которые упорно добивались его коронации.

Сейм в Сандомире. А потом, чтобы воздать за свои кривды, на Святки у короля был сейм в Сандомире, на котором он изложил (expostulowal) панам свои обиды. Но кардинал Збигнев [Олесницкий] пространной речью дал ему отповедь, стыдя за то, что литовцев жалует более, чем поляков. Король Казимир более жаловал литовцев. [Дескать, он] постоянно с ними общается и советуется, и из-за этого допустил, что те отобрали у Польши Луцк с Подолией.

Вскоре после этого татары вторглись в Подолию и, захватив крепостенку (zameczku) Ров (которую королева Бона потом заново отстроила и назвала Баром), ушли со множеством трофеев. Бар прежде звался Рвом (Rowem).

Глава восьмая

Сейм с литовцами в Серадзе.

На серадзском сейме литовские паны через своих послов высказали полякам те же требования, что и прежде — грубо, нагло и с угрозами военного разрыва. Cromerus: Eademquae pridem cantilena, a Litvanorum legatis superbe non sine minis repetita. (Кромер: Гордые литовские послы не без угроз повторили ту же самую песню). Коронные паны дали им мягкий и учтивый ответ, а короля упорно подталкивали к присяге и подтверждению прав и коронных вольностей. Тайная рада о Литве. Прижатый ими со всех сторон, [король] имел тайный совет с восемью виднейшими коронными панами. Кромер (стр. 338) и Длугош. Герб[орт], 180. И когда объяснил им, что в настоящее время не может добиться от литовских панов того, чего хочет, то из-за опасности для своей жизни и [угрозы] отпадения Литвы попросил у них на размышление один год, чтобы за это время взять под свою власть Луцк и главнейшие литовские замки, а все сокровища Великого княжества Литовского перевезти в Польшу. Cromer. Tesaurumque Litvanicum in Poloniam transferet. (Кромер. Сокровища Литвы, которые будут переданы в Польшу). И польские паны вынудили короля, чтобы эти обещания он им собственноручно записал и подтвердил своей печатью и подписью, к чему они тоже приложили свои печати и доверили архиепископу на хранение. И на этом разъехались с сейма.

Татары в четвертый раз вернулись в Подолию. В то же самое время татары снова вторглись в Подолию и разорили все волости до самого Львова. А когда уже решили двинуться с полоном в орду, вернулись в четвертый раз и забрали в горькую неволю людей, которые вышли было из укрытий на жатву. Чтобы прекратить татарские жестокости, король послал русскую шляхту с Яном Чижевским, с краковским воеводой Тенчинским и с валахами. Моровое поветрие в Литве. А сам поехал на охоту в Литву, хотя в то время там господствовало жестокое моровое поветрие. Поляки замешкались на татар. Но пока наши собирались на татар, те ушли в орду с большим полоном. Радзивилл [поехал] к татарам с подарками. Подозревали, что этих татар привели литовские паны, ибо Гаштольт с Монивидом сразу же отправили маршалка Радзивилла с великими подарками к заволжскому царю Сахмату (do Sachmata) ⁶⁴, благодаря его за эту услугу. Перекопский царь разгромил заволжского. Но когда Радзивилл к ним ехал, то в Диких полях наскочил на войско перекопского царя Ечигирея (Ecigereja) ⁶⁵, который поразил было Садахмата (Sadachmata), с добычей выходившего из Подолии. Радзивилл ограблен. И Радзивилл был там ограблен дочиста (zlupion ze wszystkiego) и едва ноги унес. Кромер, второе издание, стр. 339.

Садахмат бежал к литовцам и ими пойман. А заволжский царь Садахмат, с девятью сыновьями, мурзами, уланами и виднейшими своими панами убегая в Литву, ехал как к друзьям, но ошибся в своих надеждах, ибо был схвачен литовскими панами (литовцы сами подозревались в том, что навели его для разорения Подолии) ⁶⁶. А потом, когда хотел бежать, его догнали за Киевом. И содержался литовцами в Ковно под стражей до самой смерти ⁶⁷, чтобы этим уберечь его от его врага Ечигирея Перекопского.

Константинополь взят. Тогда же, 29 мая 1453 года, турецкий император Мехмет (Machomet), поразив воинственных караманских князей ⁶⁸, в союзе [с ними] захватил Константинополь, город славный, большой, окруженный с трех сторон морем, столицу и главу Греческой империи. Предатель Гертука или Герлука. При этом туркам помог некий предатель Гертука (Gertuka), греческий пан ⁶⁹, который, сбежав к туркам, указал им способ штурма и где были самые подходящие места для взятия города. Потом император Мехмет, презирая его измену, вместо подарков велел его четвертовать.

Киевский митрополит Исидор [прибыл] в Константинополь. Киевский митрополит Исидор или Сидор, которого папа Евгений на синоде (sinodzie) во Флоренции сделал кардиналом, собрав немало шляхты и русского рыцарства, пробился сквозь огромные турецкие войска, пришел на помощь императору Палеологу в Константинополь, и там с руссаками проявил [немалое] мужество ⁷⁰. Об этом также читай Куреуса в Historia Silesiae in gestis Wladislai Postumi ⁷¹. Сам император Палеолог при штурме, когда хотел [вместе] с другими бежать из города, был затоптан в воротах. Потом умершему отрубили голову, которую один янычар поднес императору Мехмеду за большой подарок. Вот так этим славным и после Рима первейшим на свете городом, омываемым морями Геллеспонтом и Пропонтидой, таким большим, что [его стены] из камня в окружности [достигали] шести или более миль ⁷², вплоть до нынешних времен владеют язычники — к великому упадку всего христианства.

О взятии этого города, его положении и величии, я более пространно и основательно описал в другом своем Комментарии, который выпущу в свет потом, если Бог продлит мою бренную жизнь ⁷³, ибо в 1574 году я недель 20 сам жил в этом городе и за это время объездил много других турецких городов и [побывал во многих] местах. Сейчас же это опустим, ибо я не ставил задачу писать греческую или турецкую историю. Поэтому собираюсь приступить к литовским делам.

По Меховскому, тогда же Иван, князь Острожский ⁷⁴, и Ян Лащ в пасхальный день у Теребовля наголову поразили и побили татар, да так сильно, что ни один поганин не ушел, о чем и Кромер (кн. 22) свидетельствует в таких словах: Ita ut ne unus quidem evasisse existimetur (Так что не думаю, что хоть один из них проскочил). Наши отбили 9 000 пленников и другую добычу.

Глава девятая

О третьем сейме поляков с литовцами в Парчове и в Петркуве.

Литовские послы [не прибыли] на сейм. В году Господнем 1453, в месяце июне, когда умер виленский епископ Матиас, созвал король Казимир полякам и литовцам в Парчове сейм, на который литовцы, опасаясь, не приехали, объясняя польским панам причину неявки какими-то предательскими засадами вроде тех, о которых выше свидетельствует их Летописец. Кромер тоже говорит (стр. 340 второго издания): Insidias nescio quas causificantes (В данном случае я не знаю, в чем причина их утверждений). Но послов все-таки прислали: тогдашнего витебского наместника Яна Ходкевича, Радзивилла, лидского старосту Миколая Паца и трех маршалков из повятов, а также послов от воеводств.

Эти послы хотели от польских панов того же, чего и на прежних и прошлых сеймах: чтобы исправили соглашение, а Подолию и Волынь вернули Великому княжеству Литовскому как его собственность.

Ответ коронных панов литовцам. На это коронные паны показали им привилеи Ягеллы, Витольта и Свидригеллы, а самих литовцев [убедительными] доводами сбивали [с позиций] относительно их собственности. Ведь они сами говорили, что Подолия и Волынь польским королем Ягеллой были заложены Витольту за сорок тысяч червоных злотых, из чего очевидно следует, что эти земли были польского права. А после смерти Витольта ситуация (wespolek) с деньгами в державе Ягелло воистину пришла в упадок.

Предложение третейских судей [в споре] c Литвой. Поляки, как и прежде, предлагали для этого третейских судей (compromissarzow): хотели либо короля, либо папу, либо какого-нибудь другого христианского владыку; литовцы же предлагали либо татарского царя, либо христианского императора. Полякам это предложение показалось непристойным, и литовских послов отправили ни с чем. Сам король, который вместе с некоторыми коронными панами в этом деле придерживался середины, попытался, чтобы все это было отложено до другого сейма, но поляки этого не допустили.

Король за Литву. Потом слушали послов мазовецких князей, Владислава и Болеслава, которые требовали от литовцев захваченных [ими] Тыкоцина и Гонёндза. Король без совета коронных панов сурово и с угрозой отвечал им, что литовцы поступили правильно. За это его упрекнул кардинал Збигнев, что, мол, не годится королю никого оскорблять ни досадными словами, ни поступками. У пчелиного короля или матки нет жала. И приcовокупил поговорку: inter apes quoque Regem aculeo career, мол, среди пчел и у короля нет жала, которым он мог бы укусить своих, особенно мазовецких князей, друзей и прятелей короны, одной крови с польскими королями.

Из Парчова король сразу же поехал на другой сейм в Петркув, назначенный на день святого Иоанна Крестителя (24 июня). Там архиепископ Гнезненский показал королю эти обещания и ту запись, которую королю пришлось написать, обязуясь отдать полякам некоторые литовские замки — клятву, которую давал ранее, оказавшись взаперти на Серадзском сейме, согласно Длугошу и Кромеру. Длугош, Кромер (стр. 34), Герборт, 291. Коронные паны хотели от короля, чтобы он, наконец, выполнил все свои прежние обещания. Король за литовцев. Король, взяв себе день на размышление, потом ответил панам, что не пристало мне поступать вопреки присяге, той первой присяге, которую я дал литовцам, когда они меня выбрали и поставили на великое княжение Литовское. Однако я могу дать вам присягу, но только как король польский, а не как великий князь литовский. Cromerus: Captiosum id ius iurandum re uera (Кромер: Это в самом деле настоящая присяга).

Польским панам такая присяга показалась неподходящей, подозрительной и самовольной, поэтому начали нажимать на него вместе с королевой Софией, матерью короля, чтобы король выпутывался из этой ловушки и, поручив кому-нибудь княжество Литовское, сам, таким образом, в полном [объеме] управлял Польской речью посполитой, а литовцев чтобы удалил из своего общества и от совместных действий. Lituanos a suo contubernio amoveret (Отстранить литовцев от общения).

Условия, выставленные королю поляками. Четырех виднейших панов из коронного сената, открыто назначенных и названных, чтобы допустил в свой совет и всем управлял в соответствии с их суждением и мнением. А если что-то будет сделано и одобрено помимо их мнения, то чтобы все эти дела [считать] как никчемные и неважные. [Польские паны] сказали, что, если король этого не сделает, то более ждать не хотят, раз не могут другим способом послужить себе и речи посполитой. И сразу же подтвердили эти свои слова делом и поступком, когда взаимно связали себя друг с другом союзом верности, [обязавшись] никоим образом не отступать от своей отчизны. Сломленный подобным упорством, а также и угрозами, Казимир потом дал такую присягу, которую у него просили.

Сейм, длившийся 9 дней. Этот сейм продолжался до девяти дней, и было это дело новое и необычное, что так долго длился. Длугош замечает: кто бы ныне этому удивлялся, когда он видывал, что наши сеймы тянутся по нескольку месяцев без какого-либо результата.

Казимир [едет] в Литву. Потом король Казимир, с того Петркувского сейма приехав в Краков и задержавшись там на несколько дней, уехал в Литву.

Покупка Освенцимского княжества. В том же году под власть польской короны перешло Освенцимское княжество, вся шляхта этого края присягнула королю, а Ян, князь Освенцимский, взяв определенную сумму денег, вынужден был уступить все свои владения.

Глава десятая

В то время в 1454 году в Пруссии началось великое восстание (rozruchy) шляхты и горожан против крестоносцев, притеснявших их великими кривдами. И, сговорившись между собой, [они] подчинили себе много замков и городов, выгнав из них крестоносцев.

Отправив знатных послов, самым знатным среди которых был Ян Бассен (Bassenus) ⁷⁵, к [польскому] королю Казимиру, они передали под его власть все замки с городами и всю Прусскую, Поморскую, Кульмскую и Михаловскую земли.

Соперничество по поводу бракосочетания. Тогда же, 9 февраля, в Краков была привезена первая жена Казимира Елизавета, дочь римского императора Альбрехта и сестра Ладислава [Постума], молодого венгерского и чешского короля. При этом кардинал Збигнев [Олесницкий] и архиепископ [гнезненский] поссорились: кто из них более достоин заключить этот брак, и потом этой чести удостоили итальянца Яна Капистрана ⁷⁶, ученого проповедника и воистину святого мужа ордена бернардинцев ⁷⁷, который приехал в Краков из Австрии (Rakus) по приглашению кардинала Збигнева ⁷⁸, но не знал ни немецкого, ни польского языка. Кардинал Збигнев провел (odprawil) [свадебную церемонию], а архиепископ новую королеву помазал и короновал.

Жалоба на крестоносцев. Потом в кругу сенаторов слушали прусских послов, которые долгими речами жаловались на крестоносцев за их жестокое и воистину зверское угнетение, отбирание добра и лишение всего имущества, позорное посрамление женщин и девушек, перечисляли и прочие несносные притеснения ⁷⁹ от магистров, комтуров и их старост, а также урядников. И просили, чтобы король и коронный сенат защитили их и приняли в подданство. Побуждаемые этими их просьбами король и польские паны, чтобы не упустить столь прекрасной и неожиданной оказии (которая потом вряд ли бы еще раз подвернулась) и легко заполучить и вернуть короне [те земли], которые их предки ранее потеряли из-за крестоносцев, приняли пруссаков в подданство и [взяли их под свою] защиту. Король тогда сразу послал в Пруссию познанского епископа Анджея и польского канцлера Яна Конецпольского, перед которыми прусская, кульмская и михаловская ⁸⁰ шляхта и мещане подтвердили свою верность, подчинение и подданство королю Казимиру и польской короне. И передали все замки тем, кому указал король.

Сейм в Бресте Литовском. Потом король поехал в литовский Брест, где в течение короткого времени беседовал (sejmowal) с литовскими панами, ласково уговаривая их препятствовать лифляндским крестоносцам пройти через Жмудь на помощь прусскому магистру. Сейм в Лещице. Договорившись об этом, [король] сразу поехал в Лещицу на другой сейм, созванный в мае месяце. Там мазовецкие князья убеждали короля и литовских панов, чтобы им вернули Гонёндз и Тыкоцин, а также Венгрув (Wegrow), обещая послать все свои войска на помощь королю против прусского магистра. Гонёндз, Тыкоцин и Венгрув присуждены Литве. Однако уговаривали напрасно, ибо король, хотя и боялся их разгневать, чтобы не заключили какого-нибудь соглашения с прусскими и лифляндскими крестоносцами, оставил эти города литовцам, ибо они издавна относились (sluzyly) к Литве.

Успешное подчинение пруссов. Из Лещицы король сразу же поехал в Пруссию с большой и пышной свитой коронных панов. И там в Торуни, в Эльбинге и в Гданьске была возобновлена присяга по священному обряду на верность (w slowa) королю Казимиру и его потомкам, королям Польским, от сенаторов, шляхты и [прусских] городов. Присягнули также и три епископа: Кульмский, Помезанский и Самбийский, а четвертый епископ, Вармийский, был с крестоносцами в Мариенбурге, однако [члены] его капитула или коллегии присягу [все-таки] дали.

Безуспешная осада Мальборка. Потом король имел сейм с пруссаками в Грудзияже, и там одобрили подушные (z poglowia) подати или поборы для выплаты [жалованья] чешским солдатам, которые [по инициативе] прусской шляхты осадили было Мальборк, [обороняемый] крестоносцами. За три месяца им было уплачено по 26 золотых на кон, и тогда их распустили — либо потому, что задорого были наняты, либо из-за их сомнительной веры. А на их место король отправил под Мальборк своих дворян (swoj dwor).

Пожалование пруссам вольностей и облегчение выплат (platow). Там же прусские земли заключили унию, как бы спаявшую их с Короной в единое целое, а из шляхты и от городов выбрали шестнадцать панов радных, которые бы всегда рядили с королем о речи посполитой ⁸¹ Прусской. Там же король освободил их от пошлин и мыта на землю и на воду; податей от веса или от фунта, которые по-немецки назваются funtzol или frinczol, и от дани, которую в народе называют вепрем (wieprzem) — по две деньги с каждой гривны. Гданьчанам же, которые с большими расходами учтиво приняли короля со всем двором, король отдельно снял (odpuscil) семьсот гривен с [налога на] городские доходы, который они ежегодно платили крестоносцам. К тому же [король] даровал им все городские мельницы и Жулавскую низину (mniejsza), которую окружают Висла, море и горы, оставив себе только тринадцать деревень и два фольварка. 60 000 дани крестоносцам с Гданьска. А городскую подать со всего этого, приход (przychodzilo) с чего прежде составлял 60 000 червоных злотых, как пишет Ваповский и с его свидетельства Кромер, установил им только в две тысячи червоных злотых ⁸². А также чтобы каждый год горожане на свои средства содержали короля со всем его двором в течение четырех дней, а также чтобы в городе вместо разрушенного замка ⁸³ построили королю дорогой (kosztowny) дворец, амбар (spichlerz) для ссыпания хлеба и конюшню.

Потом приехали послы от папы, от императора, от курфюрстов, от Филиппа Бургундского, от Людовика Баварского, и от всех князей Германской империи, прося короля, чтобы простил крестоносцам, если что преступили, всю Пруссию им вернул, а сам чтобы объединил с ними свои войска на войну с турками для отнятия Константинополя. А король Казимир (чтобы словами [оттянуть время и] подольше задержать немецких князей, которые за крестоносцев собирались идти на него войной) не ответил им ничего иного, кроме того, что по этому делу он пошлет своих послов на сейм во Франкфурт — город над рекой Майном. Frankford nad Menem.

Комментарии

1. Смотри примечание 118 к книге пятой. Подчеркнем, что Миколаю Миколаевичу Радзивиллу в книге Стрыйковского сделано целых три посвящения; все остальные вельможи удостоились не более двух.

2. Название Румыния (Romania) государство, возникшее в результате объединения Молдавии и Валахии, впервые приобрело только в 1877 году. Поэтому в книге Стрыйковского употребление слова Романия представляет немалый интерес — тем более, что почти наверняка имеется в виду территория современной Румынии. Впрочем, еще в 1532 году во время своего путешествия по Валахии, Молдавии и Трансильвании Франческо делла Валле писал, что румыны сохранили самоназвание римлян (romani) и «называют себя на своем языке ромеями» (Romei).  См.: Magyar to?rte?nelmi ta?r. Pesta, 1857. Стр. 23.

3. В 1443 году Скандербег, направленый турками против Яноша Хуньяди, бежал в Албанию, где и поднял антитурецкое восстание. О походах в Албанию самого Хуньяди у нас нет известий, а уж король Владислав туда точно не добирался. Похоже, что Албанскими горами Стрыйковский называет вовсе не те горы, которые находятся в самой Албании.

4. Польское слово rozgrzeszyl точнее передает суть дела: отпустил грех клятвопреступления.

5. Примечание на полях: переправа у Оршавы 3 ноября. Оршова (Orszawa) — город в Румынии на левом берегу Дуная выше Железных Ворот.

6. Смотри примечание 3.

7. Вероятно, имеется в виду двадцать шестой день похода.

8. Примечание Стрыйковского на полях: Этот город Никополь в то время был главным в Болгарии, ныне же, как я сам видел, [он] намного меньше, чем его слава.

9. Известный нам как Дракула валашский господарь Влад III Цепеш (1431-1476) унаследовал прозвище от отца Влада II (1400-1447), прозваного Дракул (Дракон) в связи с принадлежностью к рыцарскому ордену Дракона. Военную помощь, о которой пишут Длугош и Стрыйковский, Владиславу Варненчику в 1444 году предоставил именно Влад II Дракул, а не его сын Влад III. Смотри примечание 281 к книге пятнадцатой.

10. Некоторые авторы считают, что этим сыном и был Влад Цепеш, но, скорее всего, это был его старший брат.

11. Шумен (Sumen) и Петраш (Petras) или Провадия (Проват) — болгарские города к западу от Варны.

12. Примечание автора на полях: Ваповский насчитывает сто, а Павел Иовий — восемьдесят тысяч турок.

13. Примечание автора на полях: Францисканский кардинал, гетман венецианской армады, который должен был препятствовать морской переправе турок, на самом деле сам их перевозил на своих кораблях, ботах и галерах, а турки платили по червоному золотому за голову.

14. Примечание Стрыйковского: Просто: когда солнце взошло, турки приготовились к битве. Смотри также примечание 23 к книге семнадцатой.

15. Примечание Стрыйковского на полях: Ежи (Jerzy), деспот Сербский. Смотри примечание 151 к книге семнадцатой.

16. Ныне слово брыжи, польское происхождение которого подтверждают все словари, означает лишь кружевной воротник или манжеты в складку. Но в качестве геральдического символа (да еще и в единственном числе) автор, конечно, имел в виду что-то другое — например, волнистую полосу. Украинское слово брижi означает морщины.

17. Примечания Стрыйковского на полях: Варадинский и Эгерский епископы. Франкобан (Frankoban) из Хорватии и из Болгарии. Франкобан (бан Франко) — Франко Таллоци, бан Славонии. См.: История Венгрии в трех томах. Том I. М., 1971. Стр. 192.

18. Примечания Стрыйковского на полях: Король в середине. Лагерь.

19. После геройской гибели Владислава III под Варной за ним утвердилось прозвище Варненчик (Варненский).

20. Шик (szyk) — по-польски строй. Атака искривленным строем была любимым приемом татар, впоследствии перенятым у них запорожскими казаками.

21. Итальянская миля равна 1000 шагов. Вероятно, имелась в виду все-таки пара шагов, то есть около 1,5 м. Стрыйковский здесь специально подчеркивает разницу между этой и своей милей, которая у него достигает почти 8 км.

22. Военные историки согласны в том, что в тот момент конница турок была дезорганизована и фактически разбежалась. Исход битвы под Варной решили янычары, которые, как известно, являются пехотой. См.: Записки янычара. М., 1978. Стр. 65.

23. Примечание Стрыйковского: Рассказ о Хуньяди сомнителен. Ибо и турки бежали, и венгры, почти будучи победителями, бросились прочь вместе с Хуньяди. А один турок, как пишет Кромер, кричал венграм: «Куда вы бежите, венгерские мужи? Ведь победа уже ваша!»

24. Храп — средняя и нижняя часть переносицы лошади с расположенными на ней ноздрями и ртом.

25. Именно так эту сцену изобразил и Ян Матейко на своей знаменитой картине «Владислав III в битве под Варной» (1879).

26. Военные историки считают, что король, действительно, мог быть задавлен рухнувшими на него сверху собственными рыцарями или же задохнуться в своих доспехах.

27. В списке использованных автором источников есть какая-то анонимная болгарская хроника, но нет историка по имени Деметрий (Demetrius) или Димитрий, нет его и в имеющихся списках болгарских или византийских источников XV-XVI столетий.

28. Смотри примечание 144 к книге семнадцатой.

29. Примечание на полях: Walachi Transalpini. Смотри примечание 77 к книге одиннадцатой.

30. Деспот Сербии Джурадж Бранкович в битве под Варной не участвовал. Смотри примечание 151 к книге семнадцатой.

31. Выше Стрыйковский писал, что турок оттеснили не на две (не более 3 км), а на четыре итальянские мили (около 6 км).

32. Подробности гибели Владислава Варненчика до сих пор точно неизвестны, так как немногие источники излагают их по-разному, а большинство из них признают, что надежных сведений у них нет. Турки обнаружили его мертвое тело только после боя, а до этого сами ничего не знали о судьбе короля. См.: Записки янычара. М., 1978. Стр. 65.

33. Смотри примечание 77 к книге одиннадцатой.

34. Не только Длугош, но и Бонфиний завышают потери турок под Варной, которые, по мнению современных историков, не превышали 20 000, а христиан пало 11 000. См.: Варна. 1444. София, 1969. Стр. 234-259.

35. Меховский прав. Владислав III Варненчик родился 31 октября 1424 года, а погиб 10 ноября 1444 года.

36. Исследователи не раз удивлялись, почему столь знатного человека, павшего за христианство в таком молодом возрасте, церковь никогда не пыталась канонизировать. Причину они видят в гомосексуальных наклонностях Владислава, о которых почти прямо пишет и Длугош. См.: Jana Dlugosza kanonika Krakowskiego Dziejow Polskich ksiag dwanascie, t. IV, ks. XII. Krakow, 1869. Стр. 674.

37. Стрыйковский называет польско-литовское государство привычным для себя образом, но на самом деле официальное название Речь Посполитая появилось только во второй половине XVI века, а в середине XV столетия такого термина еще не существовало.

38. Первым из известных нам представителей этого рода был литовский боярин Даукша, сын Кимунта. Его идентифицируют с Пацем герба Гоздава, который приложил свою печать к акту Городельской унии (1413). В данном случае речь, вероятно, идет о его сыне Паце Довшковиче, отце киевского воеводы (1486-1492) Юрия Паца. Но Длугош никого из Пацев не упоминает ни здесь, ни в других местах, причем называет совершенно иные имена литовских послов. Смотри примечание 42, а также примечания 184 и 224 к книге пятнадцатой.

39. Первые польские послы прибыли в Литву в октябре 1445 года, так что ответное литовское посольство вряд ли могло отправиться в путь уже в сентябре.

40. Речь идет о Софии Гольшанской. Смотри главу 9 книги пятнадцатой и к ней примечание 229.

41. Второй Петркувский сейм открылся 6 января 1446 года.

42. Перечисляя членов этого посольства, Длугош говорит о четырех литовских боярах, но сам называет только троих: Ян Немирович Оващ, Андрюшко Довойнович и Михал Монтвилович. Однако куда больше интереса для нас представляют русские князья: Иван Красный (которого Длугош называет главой всего литовского посольства) и Юрий Семенович Острожский. Но здесь Длугош и сам напутал. Прозвище Красный носил князь Василий Федорович Острожский (1392-1461), который и был на этом сейме, а князь Юрий Семенович был из рода Гольшанских. См.: Jana Dlugosza kanonika Krakowskiego Dziejow Polskich ksiag dwanascie, t. V, ks. XII. Krakow, 1870. Стр. 11.

43. В 1446 году католическая пасха была 10 апреля. Таким образом, съезд происходил почти в канун Вербного воскресенья (3 апреля).

44. Комтуром Меве в те годы был Людвиг фон Эрлихсхаузен, будущий великий магистр (1450-1467) Тевтонского ордена.

45. Смотри главу шестую и восьмую книги семнадцатой и примечания 120 и 122.

46. Болеслав Мазовецкий был братом Евфимии, первой жены Михаила Сигизмундовича и, стало быть, приходился ему шурином.

47. Петр II (ум. 1452), сын Александра Доброго, правил Молдавией дважды: во второй половине 1447 года (как соправитель Романа II, который убил своего дядю Штефана II) и в 1448-1449 гг. (после того, как изгнал Романа). См.: Стати В. История Молдовы. Кишинев, 2002. Стр. 64.

48. Примечание Стрыйковского на полях: Чтобы и короля почтить и не выдавать того, кто к нему убежал.

49. Польское слово przylegly допускает различные толкования: либо принадлежащий к другому государству, либо просто соседствующий с ним. Второе в данном случае вероятнее.

50. Примечание Стрыйковского на полях: Ибо его отец Сигизмунд, убитый Чарторыйским, со Стародубского Северского удела был взят на великое княжение Литовское.

51. Здесь, разумеется, имеется в виду не Новогрудок, а Новгород Северский.

52. Смотри примечание 121 к книге семнадцатой.

53. Смотри примечание 147 к книге шестой.

54. Праздник Тела Господня — шестидесятый день или девятый четверг после Пасхи. В 1458 году это было 23 мая.

55. Смотри главу 2 книги двенадцатой.

56. Примечание Стрыйковского на полях: Валашский замок Хотин в 2 милях от Каменца.

57. Ян Тенчинский (Teczynski) герба Топор (1408-1470), сын Анджея Тенчинского (ум.1414) — воевода (1438-1459) и каштелян (1459-1470) краковский.

58. Богдан II — молдавский господарь (1449-1451), незаконный сын Александра Доброго, отец Штефана III Великого. 12 октября 1449 года в битве у Тэмэшень Богдан разбил Александра, сына Ильяша, и стал господарем. См.: Стати В. История Молдовы. Кишинев, 2002. Стр. 64.

59. Слово wyz по-польски означает белуга, но, вероятно, здесь имелась в виду любая осетрина. Смотри также примечание 42 к книге семнадцатой.

60. Деревня Красны, близ которой в 1450 году произошла эта битва, находилась возле Васлуя.

61. Ян Гаштольд герба Абданк был в это время воеводой виленским (1443-1458), то есть вторым человеком в Литве после великого князя. Смотри также примечание 31 к книге шестнадцатой.

62. Здесь и далее текст хроники почти дословно совпадает с текстом Хроники Быховца — с той лишь разницей, что у Быховца поляки на Парчовском сейме собирались перерезать (porezat) литовских панов. См.: Хроника Быховца. М., 1966. Стр. 99-100.

63. Cоляными жупниками (zupnikowi solnemu) нынешние словари иногда именуют обычных черпальщиков в соляных шахтах, однако Стрыйковский, несомненно, имеет в виду какую-то дополнительную должность подскарбия — например, заведующего солеварнями.

64. В 1432-1455 годах ханом Волжской (Большой) орды был Саид-Ахмат (Сейит-Ахмет), сын или внук Тохтамыша, один из «прикормленных» Витовтом татарских царевичей. Свидригайло в письме к магистру Тевтонского ордена называл его Sydachmatch Bexubowitz. До 1441 года Саид-Ахмат правил Крымом, откуда был изгнан Хаджи-Гиреем.

65. Так Стрыйковский называет крымского хана Хаджи-Гирея (1441-1466), которого ранее он именовал Aczkierej. Стоит обратить внимание, что форма Ecigerej очень похожа на имя Едигер. Смотри примечание 130 к книге семнадцатой.

66. Историки считают, что эти события происходили в 1452 году, а татарский набег на Подолию — в июне того же года. См.: Гайворонский О. Повелители двух материков. Том I. Крымские ханы XV-XVI столетий и борьба за наследство великой орды. Киев, 2010.

67. Саид-Ахмат не только умер в Каунасе, некоторые авторы считают, что он и родился в Литве, как, кстати, и Хаджи-Гирей.

68. Караманский бейлик — самый старый, самый могущественный и существовавший дольше всех прочих анатолийский эмират. Караманиды были первой тюркской династией, которая сделала турецкий язык основным государственным языком (1277). Во время турецкого похода на Варну (1444) караманский бей Ибрагим напал на Анкару и Кютахью, разгромив оба города. В качестве наказания ему пришлось признать себя вассалом турецкого султана, а потом принимать участие в осаде Константинополя. В 80-е годы XV века Караманский бейлик был окончательно включен в состав Османской империи.

69. Можно предположить, что речь идет о литейщике Урбане, который был родом дак, то есть валах или румын. Урбан служил грекам, а потом предложил свои услуги турецкому султану и отлил ему медную пушку невероятной величины, которая и разрушила крепостные стены. См.: Эдуард Гиббон. Закат и падение Римской империи. Том VII. М., 1997. Стр. 349. Но после взятия города выяснилось, что мастер вел переговоры также и с византийцами. Султан, возмущенный подобным двурушничеством, приказал его казнить. Имя Gerluka (Kir-Luka) автор позаимствовал у Длугоша, который, похоже, писал вовсе не об этом. См.: Jana Dlugosza kanonika Krakowskiego Dziejow Polskich ksiag dwanascie, t. V, ks. XII. Krakow, 1870. Стр. 134-135.

70. Бывший митрополит всея Руси кардинал Исидор, которого папа назначил своим легатом, прибыл в Константинополь 26 октября 1452 года. По дороге в византийскую столицу на деньги папы он нанял в Неаполе 200 лучников. Никаких «русских отрядов» с ним не было. Исидору и его людям поручили оборону в районе Акрополя (ныне мыс Сераля). С начала осады и вплоть до рокового дня 29 мая 1453 года они успешно отражали турецкие атаки. Когда турки ворвались в город, Исидор отдал свои кардинальские одежды нищему, а сам вырядился в его лохмотья и после многих приключений сумел выбраться. Он умер в Риме в 1462 году.

71. Смотри примечание 112 к книге первой.

72. У Стрыйковского более шести миль — около 50 км. На самом деле общая длина крепостных стен Константинополя была вдвое меньше, однако и это весьма впечатляет. См.: Рансимен С. Падение Константинополя в 1453 году. М., 1983. Стр. 21.

73. Об упомянутом сочинении Стрыйковского нам ничего не известно, из чего следует, что этот труд, скорее всего, так и не был издан. Это косвенно подтверждает и печальное предположение, что после выхода «Хроники» (1582) наш автор прожил очень недолго — не более нескольких лет.

74. Иван Васильевич Острожский (1420-1465) — отец Константина Ивановича Острожского (1460-1530) великого гетмана литовского (1497-1500 и 1507-1530). Битву под Теребовлем историки датируют 1453 годом. Но ни Длугош, ни Хроника Быховца об этом сражении не упоминают.

75. Ян Бажиньский (Bazenski) герба Бажен или Ганс фон Байзен (Bayssen) (1390-1459) — рыцарь и государственный деятель родом из Пруссии (Остероде). Байзен занимал высокое положение уже при гроссмейстерах Плауене и Кюхмейстере (1410-1422): был послом к королю Англии, под знаменами португальского короля сражался против мавров в Сеуте (1419-1422), а после возвращения в Пруссию был советником великого магистра. Но потом Байзен впал в немилость, перешел в оппозицию и стал одним из лидеров Прусского союза (1440). Благодаря своему личному авторитету среди орденских братьев, во время Тринадцатилетней войны (1454-1466) выступал посредником между враждующими сторонами. 9 марта 1454 года польский король назначил его губернатором Пруссии, и в этой должности Ганс фон Байзен и умер в Мальборке 9 ноября 1459 года. Ему наследовал младший брат Цтибор фон Байзен.

76. Иоанн Капистран или Джованни да Капистрано (1386-1456) — итальянский проповедник и организатор крестовых походов против гуситов и против турок. После вступления в орден францисканцев быстро прославился непримиримой борьбой с еретиками в Верхней Италии. Римский папа Николай V назначил Капистрано своим легатом (1450). В Моравии он с успехом проповедовал против гуситов, но из Чехии был выставлен Иржи Подебрадом. Изгоняя евреев из Силезии, 40 из них отправил на костер, получив прозвище «бич евреев». Самостоятельно собрав войско крестоносцев, Капистрано сам повел их в Венгрию и Сербию, где сыграл большую роль при снятии турецкой осады с Белграда (1456). В том же году он скончался от чумы. В 1690 году канонизирован.

77. Бернардин Сиенский и Капистрано основали новое отделение францисканских обсервантов, получивших название бернардинцев. Их не следует путать с другими бернардинцами, которые были ветвью цистерцианцев и назывались в честь Бернарда Клервоского. Первых именовали бернардинцами в Польше и в Литве, вторых — в Италии и во Франции.

78. Збигнев Олесницкий приглашал Капистрано в Польшу еще в 1451 году, однако тот приехал не сразу, а только через два года, и не из Австрии или Сербии, а из Силезии. Оттуда он выехал вместе с Казимиром, а в Краков оба прибыли 28 августа 1453 года. См.: Jana Dlugosza kanonika Krakowskiego Dziejow Polskich ksiag dwanascie, t. V, ks. XII. Krakow, 1870. Стр. 137, 138.

79. В середине XV века финансы Тевтонского ордена все еще находились в довольно плачевном состоянии, в которое их привели последствия битвы при Грюнвальде. По этой причине очень усилилось налоговое бремя на жителей Пруссии, что вызвало их сильное недовольство. Но все же в отношении чинимых притеснений прусские послы сгущали краски, а иногда и возводили на орден откровенную напраслину. По вполне понятным причинам польская историография как бы канонизировала их жалобы, искажая историческую правду.

80. Стоит отметить, что не только михаловскую, но и кульмскую землю наш автор не считал собственно Пруссией.

81. Как уже не раз говорилось, словами речь посполитая Стрыйковский именует общенародное (по его представлениям) государство, так как эти слова буквально означают дело народное.

82. Здесь не очень понятно, то ли ежегодные доходы Гданьска составляли 60 000 золотых, и с этой суммы крестоносцы брали налог, то ли сам налог достигал 60 000. Из примечания на полях вроде бы следует второе, но сам текст свидетельствует скорее о первом — слишком уж велика разница.

83. Во время восстания 1454 года прусские горожане до основания разрушили не только замок в Гданьске, но и до двух десятков других орденских замков, в том числе в Торуни и в Эльбинге. Большинство из них впоследствии уже не восстанавливались.

Текст переведен по изданию: Kronika polska, litewska, zmodzka i wszystkiej Rusi Macieja Stryjkowskiego. Wydanie nowe, sedace dokladnem powtorzeniem wydania pierwotnego krolewskiego z roku 1582, poprzedzone wiadomoscia o zyciu i pismach Stryjkowskiego przez Mikolaja Malinowskiego, oraz rozprawa o latopiscach ruskich przez Danilowicza. Warszawa. 1846

© сетевая версия - Тhietmar. 2018
© перевод с польск., комментарии - Игнатьев А. 2018
© дизайн - Войтехович А. 2001