МАЧЕЙ СТРЫЙКОВСКИЙ

ХРОНИКА

ПОЛЬСКАЯ, ЛИТОВСКАЯ, ЖМУДСКАЯ И ВСЕЙ РУСИ

МАЧЕЯ СТРЫЙКОВСКОГО

____________________________________________

По изданию 1582 года

ТОМ II

Варшава, 1846

____________________________________________

КНИГА ПЯТНАДЦАТАЯ

Глава 1. О славной войне и счастливой битве Ягелло и Витольда с прусскими крестоносцами и князьями германской империи в году 1410.

Глава 2. О взятии замков и городов после победы и об осаде Мальборка.

Глава 3. О втором и третьем поражении войск крестоносцев, четвертой победе над венграми и пятой по счету над лифляндским магистром.

Глава 4. О поездке Ягелло в Венгрию, принесении королевских регалий и о Венецианских и Татарских послах.

Глава 5. О втором объединении Литвы и Польши, о даровании литовским фамилиям шляхетских вольностей с гербами и о приведении Жмуди к кресту и к вере христианской.

Глава 6. О подчинении Витольдом Литве княжеств Великого Новгорода и Пскова.

О новом походе в Пруссию великого войска Ягеллы с поляками и с силезскими князьями, а Витольда с литовцами и татарами.

О первом посольстве Ягеллы и Витольда к Турку.

Глава 7. О дарах Витольдовых и о соглашении Литвы с крестоносцами, о третьей жене Ягелло и о разрушении Киева татарами.

О литовском съезде с крестоносцами, о неторопливости Ягеллы и о второй женитьбе Витольда.

О походе Ягеллы и Витольда на крестоносцев, сговоре с королем Датским и Шведским и опасениях Ягеллы.

Глава 8. О назначении Витольдом татарских царей.

О неприятии королевства Чешского, добровольно предложенного Ягелле и Витольду, и о смерти королевы Эльжбеты.

Глава 9. О четвертой женитьбе Ягеллы.

Глава 10. О направлении Витольдом на чешский престол литовского князя Сигизмунда Дмитриевича Корибута и о военном походе в Пруссию Ягеллы с поляками, а Витольда с литвой, со жмудью и с русью.

Глава 11. О коронации Софии, четвертой жены Ягеллы, о прибытии Жигмонта Корибута из Чехии, о знатных гостях и о втором возвращении Корибута в Чехию. О рождении у Ягеллы первого сына Владислава и [второго сына] Казимира и прочее.

Глава 12. Об утверждении наследником королевского сына Владислава, и об обвинении Витольдом королевы в прелюбодеянии.

Глава 13. О знаменитом съезде и славной свадьбе в Луцке, и как Витольд задумал при поддержке императора из княжества Литовского учинить королевство.

Глава 14. О предложении поляками короны Витольду.

Глава 15. О захвате императорских послов, ехавших к Витольду.

О запрещении везти корону Витольду.

Глава 16. О призвании Витольдом в Литву Ягеллы и о смерти Витольда.

Глава первая

О славной войне и счастливой битве Ягелло и Витольда с прусскими крестоносцами и князьями германской империи

в году 1410.

Оружье и стойкость мужей восславим сарматских,
И сбитие спеси c великих сил крыжацких,
Гордость, которую Бог низвел, покорность любя,
Смиренных на трон вознося, пышных царства губя ¹.

Князь Витольд и Ягелло, король почти святой,
Видят прусского магистра умысел чваный и злой:
Он Польшу и Литву сравнять с землей хотел,
Чтоб его гордый орден в их отчинах сел ².

Разослал король вицы, на войну призывая
Все повяты с оружием, их извещая,
Что крыжаки стоят пред польскими дверями
Со всей орденской силой и с имперскими войсками.

Чтобы на насилие поляки насилием отвечали
И врага в его землях, а не в доме своем, привечали ³,
Поскорей на войну собирались, и отчизну милую
Из орденской пасти вырвали собственною силою.

Во всех воеводствах стали народ поднимать,
Оружие чистить и панцири примерять,
В мастерских оружейных экономы мошны развязали,
Серебро, не скупясь, на щиты и копья меняли ⁴.

А те шляхтичи польские, что в Венгрии жили
И немалые имения там получили,
Видя, что их король Сигизмунд водится с крыжаками,
Ушли прочь, желая быть честными поляками ⁵.

Завиши Гарбовцы, Брогловский и Кальский,
Пухала, Скарбек, Горский и Наленч Мальский ⁶,
Волости пожалованные отвергнув, ушли к королю,
Любя Польшу, родную отчизну свою.

А король за себя польского архиепископа Гнезненского
Оставил, дав ему права наместника королевского ⁷;
Бецкой (Bieckiej) и Щижицкой шляхте от венгров оборону
Доверил, и так укрепил со всех сторон корону ⁸.

Сам же в местечке Слупя два дня пребывал,
Где каялся и к Богу со скорбью взывал,
В церкви весь день проводил, на молитве стоял,
И лишь вечером малую толику пищи вкушал ⁹.

Потом под Червиньском мост из лодок через Вислу навел,
По нему всю армию с пушками и обозами перевел.
В тот же день прибыл Витольд со своею литвою,
И с заволжскими ордами, с одною и с другою.

Он татар целый год на свой кошт содержал ¹⁰,
Сам их хан сюда сразу же примчал,
Литву свою тоже отменно построил,
Казаков с гусарами разделив натрое ¹¹.

Земовит и Януш, князья Мазовецкие,
С ними епископы и полки молодецкие,
В день святых Петра и Павла приезжали,
Королю и отчизне послужить обещали.

Из Червиньска двинулись прямо в прусские волости,
Где татары с литвой, не разбирая пола и возраста,
Всех, кто им попадались, резали и палили ¹²,
И костёл со святынями в Людберге разорили ¹³ .

За это Витольд с Ягеллой сразу таких покарали:
Когда им двух самых виновных в толпе указали,
И тем на суку пришлось друг друга повесить ¹⁴,
Другие от страха не смели уже куролесить.

Двинувшись от Вкры ¹⁵, встали на на равнине,
Где осока ¹⁶ на прусской крови растет и поныне.
Там на ровном месте король сам войска построил,
Взял коронное знамя, удручен и расстроен ¹⁷,

Развернул его и молвил: «Ах! Всемогущий Боже,
От которого ни добро, ни зло скрыто быть не может,
Кто обо всех тайных помыслах сразу узнает,
Добрым платит добром, злым же злом воздает,

В сердце моем, как по книге, ты можешь читать.
Ведаешь сам, до чего не хотел я эту войну начинать,
Да еще с христианами, пусть и с такими,
Что накликают войны кривдами великими.

Знаешь все мысли мои и стремление к миру,
Всеми силами я избегал кровавого пира,
Но и народ твой беречь я должен всегда и всюду,
Силы имею пока и пока на земле жить я буду.

Сам поручил мне нести ты эту тяжкую ношу,
Мне же придется ответить за каждую душу,
И был бы рад я миром войну прекратить,
Хотя за наши обиды не грех бы и отомстить.

Если бы орден кичливый спесь свою попридержал,
Вел бы себя не как враг, а как добрый старинный вассал ¹⁸,
Было бы все по-другому. Ныне же я обречен
Орденский меч занесенный отбить нашим польским мечом.

Не можем мы ублажать смиренно и терпеливо
Тех, кто войну объявил запальчиво и горделиво.
Хочу, чтоб народ, что ты мне под защиту отдал,
Теперь под крыло всемогущего Господа встал,

Защищай их сам, Господи, ибо мы уже в бой идем,
И во имя Твое развеваются эти хоругви с Орлом.
Рассуди справедливо: кто первый начал войну?
За пролитую кровь на него возложи всю вину».

Слушая короля, удержаться от слез было нельзя,
Плакал Витольд, плакали и мазовецкие князья,
А потом слезы вытерли, головами встряхнули,
И хоругви всех повятов по ветру развернули.

Польскими войсками командовал Зындрам Машковский ¹⁹,
Иноземными бойцами — чех Ян Сарновский ²⁰,
Иван Жедивид ²¹ и Ян Гаштольт литовцами управляли,
Татарские конники фланги прикрывали ²².

А от Дрвенцы с холмов под Дзялдов переместились,
Где усердно молились, тайн святых причастились
В день Посланцев святых, потом вскачь коней пустили
И у деревни Грюнвальд палатки разбили ²³.

Там широкое поле дубравы окружали,
И зеленые пригорки на нем весело стояли,
Меж собой их овраги разделяли.
Там поляки лагерем и встали.

Рощи и кусты по краям обступили
Пашни, что густыми лесами до этого были.
На пять миль простиралась зеленая долина,
Где недавно паслась и плодилась скотина.

Там литовский лагерь встал рядами широкими,
Окруженный валами и рвами глубокими.
Польский же лагерь частокол окружил,
Он при тревоге надежно бы всех защитил.

А напротив стояла гора, высокая и большая,
Покровом дубовым со всех сторон обросшая,
И сверху, если подняться, хорошо видно было,
Как польско-литовское войско себя расположило.

На той горе шатры немецкие стояли,
Обставленные рожнами, опутанные цепями;
Удобное место для развертывания строя,
Подходящее для кровопролитного боя ²⁴.

Король в шатре со слезами мессе внимал,
Так, что небо своими молитвами утомлял ²⁵,
А на ровном поле уже войска повсюду стояли,
К бою готовые; их латы на солнце блистали.

Кони в бронях, попоной покрытые, радостно ржали,
Оруженосцы в шаты с гербами наряжались,
Бритые макушки мисюрками покрыли,
За пояса по нескольку дротиков заложили.

Черные рыцари гордо руки в бока упирали,
Гоп! Гоп! крича, обгоняя пехоту, скакали.
Чередой бесконечной кнехты с пиками шли,
За магистром обоз и двести орудий везли ²⁶.

Витольд войска объезжал и увидел, что крыжаки
Выводят и строят свои огромные полки.
Солнечные лучи в доспехах отражались,
А на поле одна за другой хоругви появлялись .

Первая с орлом в поле золотом и белым крестом,
Вторая с белой полосой на красном поле, потом
Третья со свирепым на белом поле львом ²⁷,
Четвертая с раскинувшим ноги двуглавым орлом.

Всего пятьдесят одно знамя с гербами там насчитали ²⁸,
Все Грюнвальдское поле флаги и вымпелы покрывали.
Трам, тарарам, тара! трубы повсюду ревели,
И от их грома и рева бедные уши болели.

Кони ржут, заглушая мужей голоса,
Конский топот эхом звучит по лесам,
Дважды повторенный гул к небесам подымая;
Немцы громко кричат, короля испугать желая.

Очень этим встревожен, Витольд быстро вбежал
К королю, что крестом перед алтарем лежал.
«Гей, что творишь? Ради Бога, кончай свои молитвы.
Они не помогут прусскую мощь одолеть без битвы» ²⁹.

Князь на него напустился, но король так и не встал,
Богу отмщенье и боя исход он покорно вручал.
Гетман Машковский поляков, а Витольд литву направил ³⁰,
На правый фланг он полки литовцев поставил

Под сорока хоругвями. И три полка
Построила шляхта из Смоленска и Полоцка ³¹.
А поляки на левом фланге встали стеною,
Пятьдесят своих хоругвей построили к бою ³²,

Лучше вооруженных выставив на чело.
«Богородицу» все запели громко и весело ³³.
Так литовцы с поляками рука об руку стояли
И сигнала трубы к битве ожидали.

Радостно бьются сердца, желая по праву
За отвагу в бою обрести бессмертную славу.
А король все молился. Нетерпеньем пылая,
Выезжали наши, немцев на гарцы вызывая ³⁴.

Вышел король после мессы, сел на турецкого коня гнедого,
Преобразился: обликом Гектор стал, право слово.
Ксендза в обоз отослал и, возвышаясь над головами,
К рыцарству он обратился с такими словами ³⁵:

«Пробил час, о славные мужи! Храбрые друзья,
Защитим мать-отчизну, как родные сыновья.
Пробил час доказать, что вольности имеем
И за несносные страдания отомстить сумеем,

Которые безбожные крыжаки отчизне причиняли
И честь ее жестоким насилием взяли!».
Едва король это вымолвил, поляки увидали
Двух послов от магистра, что важно подъезжали

На громадных конях, космоногих и куцехвостых ³⁶,
Которым столько железа таскать на себе было непросто.
Видел бы ты их: каждый циклопом казался
Или гигантом, которых и сам Юпитер боялся ³⁷.

Гербы князя щецинского и римского короля
Несли на себе: Грифа и Черного Орла.
Держа два меча, сказали: «Наш магистр считает, что нужно
Тебе, король, и брату твоему помочь оружием.

Два меча с нами прислал, чтобы вы не сомневались,
А смелей брали их и на бой вооружались.
А если вам тесно поле, можем уступить своего.
Покажите, что к бою готовы: начните его» ³⁸.

Взял король мечи и сказал: «Оружия у нас хватает,
Но и эти мечи никто не отвергает.
За подарок спасибо, а что до поля,
Пусть поле боя выберет Божья воля» ³⁹.

Смахнул слезу, в бубны, в трубы дать сигнал приказал,
И сам среди польских полков при оружии встал.
Правь мои вирши, прелестная пани, чей дом — Геликон ⁴⁰,
Вспомни, как долго верх не брала ни одна из сторон.

Вспомни, Муза, кто первым отвагу свою показал,
Эта память дана вам от Бога, а я от тебя ее взял.
Смело литовцы с татарами в атаку помчали
Первыми, и с немцами жаркий бой завязали ⁴¹.

Наши кричат Богородица!, немцы дас тихт! ⁴² орут,
Бубны и трубы звучат, пушки гремят, кони ржут.
Немцы, что выше стояли, из двух орудий палили ⁴³,
Но никому в польском войске не повредили.

Литовцы все смелее на немцев напирали,
Кони терлись боками с вражескими конями.
Витольд меж литовцами там и сям сновал,
Строил их, кричал, направлял и увещевал.

Грохот страшный напомнил горящий Содом,
Когда башня валилась на башню, дом падал на дом,
Либо когда греки крушили мощь Троянских стен,
Либо когда Сципион разрушал Карфаген.

Полк шел на полк с такой силой, будто по лесу, взъярясь,
Несся огромный медведь, через чащобу ломясь.
Бой врукопашную шел; немцы одолевали,
Татары с литовцами в них из луков стреляли.

Фризов ⁴⁴ под немцами били, целя во что попало,
В бок либо в лоб, но не сдержали немцев нимало.
Страшно повсюду доспехи лязгали и скрежетали,
Глотки свои раздирая, бойцы гикали и орали,

Раненые с седел под копыта коней сползали,
Другие на четвереньках ползали, изнемогали.
Полчаса прошло: ни одна из сторон верх не брала ⁴⁵,
Ветреная фортуна туда и сюда летала.

Взлетал до небес взметенный конницей прах,
В душах израненных бойцов Марс сеял страх.
И стала литва уступать поле, будто снег таял ⁴⁶,
Витольд их удерживал: одних просил, других лаял.

Но те с конными рыцарями в схватки не вступали,
Только сбоку из луков стрелами их осыпали.
Часть их, с поля вспорхнув, аж до Литвы бежали,
Всем говоря, что битву наши уже проиграли.

И не стоит дивиться, что на самом челе
Бились самые храбрые, всех других смелей,
Конных рыцарей удар весь на себя они взяли
И, если б хватило сил, одни бы их удержали.

Честь свою сберегли лишь руссаки смоленчане ⁴⁷.
Смоленчане, а с ними трочане и виленчане ⁴⁸
Под тремя хоругвями с фланга атаковали
И катившийся орденский вал сразу же задержали.

Вечная им слава за подвиг беспримерный,
За помощь полякам с упорностью верной.
А чех Сарновский бежал со своими иноземцами ⁴⁹
При первой же стычке; сговорился, изменник с немцами.

Тут королевское знамя немцы силой взяли ⁵⁰,
Но поляки его тут же, налетев, отняли.
А серадзцы за то, что в схватке очень отличились,
Королевскую грамоту с печатью получили ⁵¹.

Шляхтичи смоленцы, гродненцы, виленцы и трокцы,
Увидев, что дрогнули и строй смешали литовцы,
Тесня один другого, сразу вступили в дело,
И с крестоносцами бой вновь завязали смело.

С отбитым знаменем немцев атаковали
И с радостным криком немецкий строй прорвали.
Подканцлер Тромба новый полк из лагеря вел
И беглых чехов Сарновского в лесу нашел ⁵².

Стал их всячески срамить, что веру сломали,
Чехи же во всем Сарновского обвиняли ⁵³,
Что заставил их спины показать крыжакам,
И решили вернуться обратно к полякам.

Ибо, хотя поджилки у них и дрожали,
Видели, что к полякам войска прибывали,
И дело иначе пошло, когда немцам в бок
Изо всех сил ударил польский рыцарский полк.

И хотя смоляне одного полка лишились ⁵⁴,
Зато два других с поляками соединились.
Били, секли крыжаков с таким грохотом страшным,
Будто под натиском бури рушилась целая башня.

Снова звучат громкие крики и грохот доспехов,
А солнечный Феб уже полнеба успел объехать ⁵⁵.
Уже десятки прусских комтуров мертвыми пали ⁵⁶,
И, наконец, истекавшие кровью немцы бежали.

Наши же гнали их, били, кололи, рубили,
А самых знатных, веревкой связав, волочили.
Радуга в буром небе вдруг выгнулась луком
Гром прогремел, рокоча раскатистым звуком,

Дождик приятный пошел ⁵⁷, чтобы нам легче было
Гнать в холодке, с ветерком, немцев прямо к могиле.
Дождь пыль прибил, и бурая мгла пропала,
Та, что бегущих немцев скрывала и заслоняла ⁵⁸.

Наши их хребты длинными копьями доставали,
Куски мяса из спин на скаку сталью вырывали ⁵⁹.
Но тут к крыжакам свежие силы подоспели ⁶⁰,
Оловянные пули из ружей полетели ⁶¹,

Со свистом сыпались стрелы, звякая о мечи,
Из ран отважных мужей крови стекали ручьи.
Троцкая, виленская шляхта, жмудь твердо стояли
С Витольдом, а полякам мужественно помогали ⁶².

А другие повяты литовские, обмирая,
Разбежались кто куда, головы свои спасая.
И хоругви Святого Георгия не оказалось,
На которую все литовское войско равнялось.

Туго (duszno) пришлось литве, хотя Витольд крепко стоял
С волынцами и с новогрудцами, и не бежал.
Лещичане, что с куявцами рядом стояли,
Отважно полки крыжацкие атаковали ⁶³.

Князья Мазовецкие также с собой полочан
Привели, и с варшавским ⁶⁴ повятом равичан ⁶⁵.
А наш храбрый Скарбек князя щецинского поймал,
Который недавно лишь Грифом своим потрясал ⁶⁶.

Полк немецкий, смешав, опрокинув, наши их били;
Кнехты, прячась трусливо в лесах, будто волки выли.
Третий их сводный полк, где сам магистр с комтурами был,
Шестнадцать хоругвей имел; как только он в бой вступил,

Возобновилась страшная сеча в четвертый раз ⁶⁷,
А из ружей трескучих огонь полыхал и гас.
Сам король Ягелло рвался радость битвы испытать,
На коне скакать, роскошными доспехами блистать.

Но Миклаш Келбаса его от того отговорил ⁶⁸,
Вооруженной охраной короля окружил, и
Королевское знамя на всякий случай закрыли.
А потом наши пять немецких комтуров убили

И множество кнехтов, которые с ними были,
Мертвые тела поле будто ковром покрыли.
И тут граф Дипольд Кикериц ⁶⁹, рыцарь посвященный,
Весь с головы до ног доспехами защищенный,

С золотой перевязью, в орденском плаще белом,
Пробившись сквозь польские полки, бросился смело
На короля, и уже копьем в него метил.
Ягелло ударом на удар бы ответил,

Но Збигнев Олесницкий ⁷⁰ проворней оказался
И сшиб его с коня так, что тот лежать остался ⁷¹.
Отскочило забрало, король ткнул копьем и сказал:
«От того и умрешь, на кого свою руку поднял.

Знатный муж, сгинешь от руки знатного мужа,
И от руки самого короля к тому же».
Драбанты ⁷² его добили; затем немцы побежали,
Мчась во всю прыть по полям, где кучи трупов лежали.

Наши их били, рубили всех, кто подвернется,
И были как паводок, который с гор несется:
Никакие преграды не удержат его никогда,
Насыпь, дом или мельницу сносит шальная вода.

А немцы, будто олени и лани в лесах,
Звучный голос труб и охотников голоса
Лишь только заслышав, мчались кто куда мог,
Кто в чащу забился, кто в болоте залег.

Магистра Ульриха, который гордо королю дерзил,
Послав ему мечи, простой солдат ⁷³ рогатиной пронзил.
Об этом в ставке короля узнали лишь потом,
Когда Скриннинский ⁷⁴ им принес златую цепь с крестом.

Труп магистра, остывший, обобранный, в поле лежит,
А горячая кровь ручейком потихоньку бежит
Из души, что послала других много душ на тот свет
Из-за спеси своей, но сама полетела им вслед.

Вернер Тетингер, дерзкий комтур ⁷⁵, в лес предпочел удрать,
Другие бросились храбро свой лагерь оборонять,
Который по кругу был утыкан рожнами,
А возы друг с другом связаны крепко цепями.

Их прорвав, наши резали их, как скот, убивали;
Немцы сами в силки, сплетенные ими, попали.
Знатных рыцарей кровь с грязных возов стекала,
Все Грюнвальдское поле собой пропитала.

Все бочонки с вином король приказал изрубить,
Хитрую выходку Кира не хотел он забыть ⁷⁶,
Хотя самого Кира Томирис потом убила
И, голову отрубив, в его же крови смочила ⁷⁷,

Говоря: Пей кровь, которой жаждал напиться!
Так и орденский лагерь не сумел защититься.
В комтура Меве ⁷⁸, который лишь о войне и мечтал,
Какой-то литвин смертельной стрелою точно попал.

Триста комтуров пали с магистром, всего же легло
Их тысяч с полсотни; озеро крови из них натекло.
В плен попали многие ордена друзья:
Щецинский, Олесницкий и Керсдорф ⁷⁹ князья.

Саксонских, Рейнских, Лифляндских, Прусских, Лузацких,
Фризских, Швабских, Моравских, Чешских и Гользатских ⁸⁰,
Датских, Силезских, Моравских ⁸¹, Шведских немцев ⁸² побили,
И из их богатых обозов все добро растащили.

Пленных четырнадцать тысяч ⁸³, как скотину, гнали,
А хоругвей ⁸⁴ пятьдесят и одну отобрали
И потом в замковой церкви Кракова поместили.
Сколько людей под каждой из них на бой выходили!

Ибо сто сорок тысяч неприятелей было,
Которым их гордое сердце так говорило:
Поляков, русских, литву изничтожить и истребить,
Забыть имя их, а земли их немцами заселить.

Целые возы смоленых веревок и цепей
Приготовили крестоносцы для наших людей ⁸⁵.
Но Бог всегда гордых карает: те, кто сулили
Цепи и путы нам, в Польше их сами носили.

Пленную знать решили в Польшу препроводить,
Лишь двух комтуров Витольд сразу велел казнить:
Маркварда Зальцбаха и Шумберга — из-за того,
Что на сейме в Ковно они мать срамили его ⁸⁶.

Несколько миль наши немцев рубили и гнали,
Те по болотам, теряя штаны (pludry z nog zrzucajac), удирали,
Оружие и доспехи под ноги швырнули,
Другие, попав в болото, как волки, тонули.

Страх до костей их пробрал, один наш за сотней гнался;
А Феб в золотой повозке в море уж опускался ⁸⁷.
Возле заросшего озера в топи скрывались
Несколько рот пеших кнехтов, и в землю вжимались.

Блеск доспехов их выдал ⁸⁸; наши наскочили,
Немцев оплошавших всех в плен захватили ⁸⁹,
Иные добровольно руки подавали,
Чтоб их связали, доспехи с себя срывали ⁹⁰,

Подобно овцам в хлеву, когда ночью холодной,
Зная, что их преследует волк, злой и голодный,
Тихо жмутся друг к другу, и каждая стремится
Забиться туда, куда волк залезть побоится.

Дерзких призывов поскорее расправиться с Польшей
От чваных спесивых вояк не слыхать было больше ⁹¹.
Наших сожрать целиком хотели, будучи в полной силе,
Бог же решил, чтобы сами они свои цепи носили.

Так их и гнали к королю. А Витольд татар своих
На земли врага напустил, как заведено у них.
Те, хлынув во все стороны, как паводка воды
Огнем и мечом чинили несносные шкоды.

Потом король приказал протрубить отбой,
И солдаты прекратили желанный ⁹² бой,
Ибо земля уже достаточно крови напилась,
Которая с вылитым вином в один поток слилась.

Взятые пушки ⁹³ и знамена к королю привезли
И всю богатую добычу, что в лагере нашли.
Король отличившихся рыцарей щедро наградил:
Златом, серебром, одеждой, оружием одарил.

Король одних пленных под честное слово отпустил,
Других, знатнейших, по замковым тюрьмам распределил.
Гонцов разослали весть радостную поведать
О великой над злым неприятелем победе.

Во всех церквях, во всех землях люди ликовали,
От благословений земля и воздух дрожали,
Во всех польских костелах Te Deum ⁹⁴ распевали,
И польское Бога хвалим в Литве повторяли.

Из Мальборка мрачные немцы за разрешением
Приехали к королю заняться погребением ⁹⁵
Павших в битве мужей, а особенно виднейших:
Магистра, комтуров, их союзников знатнейших.

Добрый король обратился к ним с кроткими словами ⁹⁶:
«Видит Господь, я-то всегда был готов к миру с вами.
Если бы смог, я бы с радостью ныне жизнь подарил
Всем, кого Марс кровавый за грехи их здесь умертвил».

Крыжаков убитых жалея, плакал, вздыхая,
Изменчивость фортуны смиренно принимая.
А затем в Мальборк тела магистра отвезли
И убитых комтуров; там их и погребли.

Пало комтуров три сотни, другие считают — шестьсот,
Третьи — четыреста, вернее других этот счет ⁹⁷.
Войска всего было сто сорок тысяч ⁹⁸ — без поваров,
Разной обозной прислуги, немок, возниц, юнгеров ⁹⁹.

Этой великой победой прославлены были поляки
Вместе с литвой, ибо Божией волей побиты крыжаки.
Пали князья их, а в крепком их лагере взяли
Много добычи, и гордых гетманов их повязали.

Польских же шляхтичей лучших погибло лишь двое:
Якубовский с Чулицким, истинные герои ¹⁰⁰.
Память о том, за что они храбро отдали жизни,
Будит в потомках желанье служить милой отчизне.

А из литовских и русских бояр многие с жизнью расстались,
Прежде поляков они в бой пошли и отважно сражались.
Память о них не умрет, пока будет по небу носиться
Солнечный Феб на своей золотой колеснице.

Видение сражающихся короля и монаха, увидев которых, сам король Ягелло призвал на помощь святого Станислава: милый святой Сташко! Длугош, Меховский, Кромер и все хронисты приписывают эту победу Богу (а так оно и есть), говоря, что с обеих сторон в течение всего времени битвы (которая была во вторник, в праздник Рассеяния святых апостолов) в воздухе было видно почтенного мужа в епископском облачении, который, видимо, и был святым Станиславом, укрепляющим наших и устрашающим немцев. Предшествующей же ночью на небе на лунном диске видно было сражающихся короля и монаха, и монах был в конце концов побежден и сброшен с неба. О чем пространнее сообщает Кромер, [добавляя,] что такое могло быть вследствие обращения небесных планет.

Глава вторая

О взятии замков и городов после победы и об осаде Мальборка

После той славной победы наши три дня стояли на [месте] этого побоища вопреки советам мудрых рыцарских людей. Ибо если бы сразу осадили Мальборк (Malbork), то тогда же его и взяли бы как необеспеченный людьми, а все пруссаки сдались бы на милость короля, так как крестоносцы и войска другого не имели, и магистра у них убили. А так на третий день встревоженных [немцев] успокоил комтур Свеца Генрих фон Плауен (z Plawna), прибывший c несколькими вновь набранными немецкими полками и разместивший их в Мариенбурге (Marienborg). То же самое повредило и Ганнибалу, поразившему римлян при Каннах, но не взявшему Рим, хотя сразу же мог этого добиться, ибо умел побеждать, но не умел победой воспользоваться.

Потом король с войском двинулся далее по Пруссии, где благодаря сдаче взял местечки с замками Гогенштейн, Моранг, Прейшмарк, Дзежгонь ¹⁰¹, и там же раздал солдатам великие богатства, собранные крестоносцами. Наши осадили Мальборк. А на седьмой день прибыл под Мальборк, который осадил с трех сторон: наши поляки со стороны Ногата, литовцы со стороны Вислы, а с юга русские, волынцы и подоляне. А также постоянно долбили стены из орудий. И во время этой осады королю добровольно покорились вся прусская, кульмская и поморская шляхта и четыре епископа: Кульмский, Вармийский, Помезанский и Самбийский. Прусские замки, сданные Ягелле. А также города и замки: Гданьск, Эльбинг, Торунь, Хелмо, Кёнигсберг (Krolewec) ¹⁰², Свеце, Гниево, Тчево, Нове, Бродница, Бранденбург, Копрживно, Грабино, Венцеславово ¹⁰³, Голубин, Грондек, Алленборг, Остерода, Нидборг, Дзялдов, Щитно, Куретиниг, Братианов, Ковале, Хамерштейн, Бытом, Ломборг, Холандия, Пискария, Рогозьно, Штума и Тухола ¹⁰⁴. Из этих городов и замков [Ягелло] Витольду отдал Кёнигсберг и Холандию; мазовецким князьям: Янушу — Остероде и Нидборг, Земовиту — Дзялдов и Щитно, а князю слупскому (Stolpenskiemu) — Бытов, Хамерштейн, Шипельбейн, Фридланд и Бальгенборг. А в остальных посадил своих старост: поляков и чехов. В это время наши непрерывно сильно штурмовали Мариенбург, и орденские солдаты уже подумывали о сдаче. Но король, отвергнув здравый совет подканцлера Миколая Тромбы, отказался от осады и отступил, чему крестоносцы были очень рады. Случай с Ягелло. А еще больше радости им придало то, что красиво гарцевавший [королевский] конь, статный и холеный, вдруг упал под королем и издох, что всегда считалось очень дурной приметой. Но потом король взял сдавшийся ему замок Радзинь (Radin), сильно укрепленный, который польские солдаты долго и напрасно осаждали с самой Грюнвальдской битвы. И захватили там пятнадцать знатных крестоносцев, немецких панят. Витольд тоже с победой воротился в Литву со своим литовским войском, отягощенным немецкими трофеями.

Витольд дал себя провести. А король, узнав, что лифляндский магистр Герман с пятьюстами рейтарами ¹⁰⁵, не считая кнехтов, двинулся в Пруссию на помощь прусским крестоносцам, сразу же отправил против него Витольда с литовцами и двенадцатью хоругвями (proporcow) польского рыцарства. А когда Витольд хотел ударить на него у реки Пассария (Пасмар) за городом Холандия (Прейсиш-Эйлау) ¹⁰⁶, ливонский магистр, видя, что не сможет выиграть битву, сразу же хитро вступил в переговоры с Витольдом, обещая впоследствии быть ему другом. И со стороны Жмуди, а также куршей и судинов (Sudonow) ¹⁰⁷, обещал ему вечный мир и покой сам от себя и со стороны прусских крестоносцев. Этими хитрыми уговорами и медоречивыми словами Витольд позволил себя обмануть и, имея врага в руках, свободно пропустил его ¹⁰⁸. И вот так лифляндский магистр Герман, открестившись от Витольда и оставив пеших кнехтов у Бальги и Бранденбурга, с пятьюстами конными рейтарами приехал к Мальборку, где еще застал короля и польское войско. И тоже ласковыми словами ублажал короля, обещая быть ему не врагом, а союзником, и склонить [осажденных] к сдаче. И вот так посреди польского войска, которому будто туману в глаза напустил, свободно въехал в Мальборк, где вновь укрепил [дух] встревоженных крестоносцев. Наши явные просчеты, благодаря которым немцы воистину могли сказать: «Ку-ку поляк, ку-ку литвин!».

В то время, когда наши стояли (lezely) под Мальборком, престарелый гданьский приходской священник (pleban), который был в Мальборке, придумав, что он будто бы не может более терпеть [тяготы] осады, выехал с войском ¹⁰⁹ из замка [и проехал] через все польское войско, ибо никто не заподозрил в нем измены, а священникам и старикам все стремились помочь (deferowali). Не верь дяденьке (Niewierz wuju wujnej). А он среди книг и прочего своего скарба вывез тридцать шесть тысяч двойных (podwojnych) золотых червоных от наместника магистра Генриха Плауена, которые передал в руки комтурам Гданьска, Свеце и Члухова, чтобы на них они набрали кнехтов и рейтар. Старый ксендз обманул наших. Этот [пример] из Кромера и Длугоша я привел для того, что не каждому духовному [лицу] можно верить во время войн и осад, когда каждый заботится о себе [с помощью] удивительных фортелей.

К тому времени в Пруссии в руках крестоносцев оставались только восемь замков: Радзиньский, Гданьский, Члуховский, Свеценский, Бранденбургский, Бальга, Рагнета и Клайпеда ¹¹⁰. Рагнета, которую я сам видел, это большой замок над Неманом, но воистину неприступна окруженная могучим валом Клайпеда (Klojpede) над устьем Куршского (либо Курляндского и Неманского) моря в четверти мили от соленого моря ¹¹¹, где также и я переправлялся в жестокий шторм 1580 года, когда специально туда ездил, желая собственным присутствием выяснить правдивость литовских Летописцев о приплытии (przyzeglowaniu) в Литву итальянцев с Палемоном.

Глава третья

О втором и третьем поражении орденских войск в 1410 году, четвертой победе над венграми и пятой над лифляндским магистром, последовавших в том же году

Польские и орденские войска снова сходятся в битве ¹¹².

Генрих фон Плауен, когда он был избран прусским магистром,
За саднящую рану решил отомстить полякам быстро.
Всем уцелевшим в прошлой битве велел собраться,
Чтобы замки отобрать, за ущерб рассчитаться.
Михель Кюхмейстер собрал разных чужеземцев:
Чехов, саксонцев, мораван, гользатов ¹¹³, немцев,
Всего десять тысяч; а также от короля римского
Помощь и пятьсот конников от магистра лифляндского.
Король, в Нешаве об этом узнав, придворных отправил,
К которым собравшейся там шляхты немало прибавил.
Шесть тысяч их набралось, и под Короново пошли
Где крестоносцев Михеля, готовых к бою, нашли.
Когда Феб по небу почти полпути прокатил,
Воинственный Марс в мужах жажду битвы возбудил.
Встали войска друг против друга: на равнине поляки;
С чехами, с венграми, с немцами, с силезцами крыжаки.
Двигались рыцари грозно, с пылью песок вздымая,
Вымпелы, хоругви с обеих сторон подымая.
Конные мечами и копьями, ружьями пешие ¹¹⁴
И острыми пиками с сошками друг друга тешили.

Силезец Конрад Немчик вызывает на герцы.
Каковы были его снаряжение и слова.

Там Конрад Немчик, силезец, галопом скакал ¹¹⁵,
Со стороны крестоносцев на гарц вызывал ¹¹⁶.
Фриз под ним космоногий, поперек седла ружье ¹¹⁷,
Шпага острая, в руке походное копье ¹¹⁸,
Железный шлем голову со всех сторон закрывал,
Щиток из проволочных колец живот прикрывал.
Весь в доспехи закован, славно вооружен,
Фриз же стальными бляхами от стрел защищен.
И, гарцуя в этой броне, сказал: «Если найдется
Такой у вас, кто в единоборстве со мной сойдется
Сразиться один на один, то вот он я!
Кто смел — покажи, какова сила твоя!
Я поединщика жду — выезжай, кто желает;
Сразу и разберемся, кто кого оседлает».
Так говорил силезец, коня туда и сюда толкая,
По-немецки, а временами и по-польски вспоминая ¹¹⁹.
А Ян Щицкий, поляк, не хуже его гарцуя,
Но силу и истинную доблесть в себе чуя,
Сразу к нему на плац с копьем подскочил ¹²⁰
И с противником там копья преломил.
Свалил поляк силезца и захватил живого ¹²¹.

Столкновение немцев и поляков.

Затем войскам сходиться для боя удалого
Трубами подали знак: крик, шум и грохот поднялись.
В каждом ряду, колыхаясь, хоругви развевались.
Мчались навстречу друг другу, копья в грудь направляли,
Лился кровавый пот, открытые раны зияли ¹²².
Нос к носу рубились под оглушительный лязг мечей,
Кто оценит волненье, кто опишет гибель мужей?
Михель Кюхмейстер воодушевлял немцев на бой,
На коне скача туда-сюда, как римский герой ¹²³.
А у поляков Мезерский ¹²⁴, смелый Островицкий
Строили полки, а также Мартин Лабышинский ¹²⁵.
Брони, доспехи, мечи на солнце блистали,
Гуфы один на другой с силой напирали,
Падали трупы мужей, рядом кони валились,
С кем будет победа, пока не определились.
Рубились насмерть, и никто не уступал,
Пока гетман Михель frid! frid! ¹²⁶ не закричал.
Наши его поддержали, бой прекратили,
Мертвых и раненых в сторонку оттащили,
Раны их перевязав и вволю напившись.
Господь на небе улыбался, умилившись,
Видя согласие в тех, кто друг друга били.
Но недолго отдыхали и в мире были ¹²⁷.
Снова сшиблись с великим шумом и треском,
Весь обзор себе закрыв вздыбленным песком,
Который рубящимся очи слепил и слезил,
Злость и запальчивый гнев заново в них возбудил.
И второй раз frid! frid! frid! крича, битву прервали,
Сев на землю, от воинских трудов отдыхали,
Лили в шишаки вино или пиво,
Друг на друга поглядывая криво.

Мужество Яна Островицкого Мяша герба Топор.

И снова в жестокой схватке сходились,
Так что трупы рядами громоздились.
Грохот бубнов, труб и орудий всех вокруг оглушил.
Ян Островицкий, прозванный Мяш (Miazszy) ¹²⁸, немецкий строй пробил,
Зарубил хорунжего, хоругвь у него захватил,
И с ней назад к своим обратный путь себе прорубил.
Без знамени немцы свои ряды смешали,
А наши с громким криком их прорвали.
Одни бежали, порхая по широким полям,
А другие на пашнях валялись по бороздам.
Восемь тысяч побитых немцев на плацу полегло ¹²⁹,
Забрать их богатые доспехи нашим повезло.

Захвачен гетман Михель Кюхмейстер.

Пленных с гетманом Кюхмейстером несколько отрядов
Пред королем Ягелло выстроили длинным рядом.
Всех пленных король отпустил, клятвой их связав,
А гетмана Кюхмейстера, в Хенцин ¹³⁰ отослав,
Там содержал в тюрьме. Поляков же вознаградил,
С королевской щедростью по заслугам одарил.

Краковский подкоморий Петр Шафранец
28 октября в третий раз поразил крестоносцев из засады.

В третий раз под Тухолой Шафранец захватил
Хитростью замок, неприятелю отомстил.
Три их полка поразил, их вождя схватил,
Груды их трупов вдоль дороги навалил.
А Ханс, князь Мюнстербергский, ударился в бега
Вместе с Эберхардом, епископом Вюрцбурга ¹³¹.
Нащи щедро обогатились их добром,
И злополучные крестоносцы потом
От этих трех ран, что мы им нанесли,
Очень долго оправиться не могли.
А король Ягелло, принеся Богу обеты,
И в Гнезно возблагодарив его за победу,
Еще раз великополян на Поморье отправил,
Которое выжег огнем и мечом окровавил.

Радзинь второй раз захвачен нашими.
Немцев подвела собственная глупость.

А еще наши сильный замок Радзинь (Radin) взяли,
Где немцы, как битая скотина, лежали.
Ибо, как наши на штурм пошли, ксендз из пушки пальнуть осмелился,
По нашим промазал, своих же побил, потому что не целился ¹³².
Видя это, другие немцы оружие побросали,
Ибо решили, что это измена, свои их предали,
И сдались нашим; столь же удачно взяли
Замок и город Нове: немцы их сдали ¹³³.

Наши поразили войско венгерского короля под Бардейовом
и в отместку повоевали их земли, прилегающие к Польше.

А потом венгерский король поддержал крыжаков,
Войско в двенадцать хоругвей двинул на поляков
Во главе со Сцибором, семиградским воеводой ¹³⁴.
Те Садецкую волость разорили хищной шкодой.
Тут вся подгорская шляхта собралась
И под Бардейовом (Bardionem) с венграми сошлась ¹³⁵.
Шли враги за добычей, а мы за отчизну шли в бой,
Всех рубили в куски с пылающим сердцем и душой.
Хоть и кровавой была победа, за нами осталось поле,
Одолели австрийцев и венгров своим мужеством и волей.
Отбили у них добычу, их самих повязали,
И — око за око! — венгерские волости взяли.
В пятый раз повезло, с победой вернулись,
Триумф за триумфом, славно обернулось!

Шестая победа наших над лифляндским магистром Германом.

Лифляндский магистр Герман ¹³⁶ с великим войском пришел,
Немцев, чехов, моравцев на помощь Пруссии вел,
И под Голубом военный лагерь расположил.
Но Добеслав Пухала хитростью их встревожил.
В потаенных местах несколько рот своих
Он разместил, а сам двинулся против них
С ротой одной под Голуб. Видя, что наших так мало,
Немцы прогнать их решили и, не боясь нимало,
Засады не чуя, помчались за ними, как дети ¹³⁷.
Их отовсюду Пухала сгонял в хитрые сети.
И, так как наших было немного, то сразу Пухала
В пущу послал трубачей, которая рядом лежала,
Других по горам рассадил, чтобы в бубны стучать,
И при них конных по трое — вымпелами махать.
Немцам тревогу устроили, сильно напугали,
От засады к новой засаде их перегоняли.
Резали, кололи, хватали; иные в город бежали,
Наши же под самыми стенами их жестоко рубали.
Стража сразу ворота закрыла, боясь,
Чтобы враг не вбежал, за немцами гонясь.
Наши к ним подскочили с тыла и с заду,
Били их, как скот на убой, до упаду.
Хотя там немцев числом вчетверо больше было ¹³⁸,
Чем наших, собственная глупость их погубила.
Ибо не впущенные, что возле города остались,
К полякам руки тянули, им добровольно сдавались.
Каждый лях четверых, а то и пятерых, лыком вязал,
По четыре пленника перед собой, как быков, гнал.
Фендлы ¹³⁹ шли впереди, а пленников сзади вели
Длинными рядами, с триумфами великими.
А когда их, связанных, в Рыпин (Ryppin) привели
Наши, то все посмотреть на это пришли.
Немцы плевались, узнав, что наших мало оказалось,
Ибо в бою вместо одного им по сто показалось.

О событиях этой войны с крестоносцами и других прежде описанных битвах правдиво рассказывают: Эней Сильвий, впоследствии римский понтифик (Pontifex Romanus), Длугош, Кромер (кн. 17) и Меховский (кн. 4, гл. 43, стр. 279 и 281), после них Герборт (кн. 13, стр. 123) ¹⁴⁰ и Ваповский (кн 3, стр. 272). А особенно Кромер, описывая эту последнюю битву, говорит:

Несколько славных триумфов в одном году.

Солдаты учились хитростью и смекалкой
Большие армии бить малыми полками.
Весь этот год из польских триумфов состоял:
Венгров, немцев, чехов, ливонцев король смирял.
Ныне там повсюду, где крестьяне пахали
И опасливо лемехом землю взрезали,
Выкапывают ржавые шпаги, штурмаки ¹⁴¹,
Секиры, копья, сорванные с кирас значки,
И находят немало в шлемах черепов,
И сбегаются посмотреть, бросив волов,
Как смутные времена и алчность людская
Столь суетно королей к войнам побуждают.

Мир наших с крестоносцами. На другой 1411 год состоялся мир между польским королем Ягелло и Витольдом и между прусским магистром Генрихом фон Плауеном и его комтурами, благоприятный более для побежденных, чем для победителей, на следующих условиях. Король польский должен вернуть магистру Пруссии все города и замки, захваченные во время войны, и отпустить всех пленников. А крестоносцам присудили (przyrzekli) вернуть Жмудское панство Литве, а Добжинь[скую землю] ¹⁴² полякам. В том же году, пишет Кромер, вопреки воле коронных панов Ягелло отдал Витольду Подолию, сместив тамошнего старосту Петра Володка Харбиновского с великим ущербом для Польши. Но русские летописцы поют (spiewaja) об этом иначе, как о том будет ниже.

После смерти короля и Витольда Жмудская земля потом должна быть навечно отписана Пруссии. А прусский магистр польскому королю за его утраты должен заплатить сумму двести тысяч золотых плоскими чешскими грошами ¹⁴³. И это соглашение Ягелло учинил по наущению Витольда, лишь бы крестоносцы вернули ему Жмудь.

В том же году в день святой Катерины ¹⁴⁴ король Ягелло шел пешком из Неполомиц до Кракова, навещая святые места, а перед ним несли прусские знамена, которые в память о победе повесили в замковой церкви. Еще и ныне каждый может на них посмотреть.

Глава четвертая

В году Господнем 1412 венецианцы (Wenetowie) прислали послов к королю Владиславу Ягелло, предлагая ему жалованье для пятисот гусарских (usarskich) солдат, чтобы пошел войной против венгерского короля Сигизмунда, который к тому времени был избран римским королем, а венецианцы воевали с ним за владения в Далмации. Узнав об этом, Сигизмунд тоже послал [гонцов] к королю Владиславу, приглашая его на съезд в Любовлю ¹⁴⁵. Там, после долгих заигрываний (ofiarowaniu) [со стороны] Сигизмунда, король Ягелло подтвердил с ним мир и дружбу обоюдной клятвой. Потом по просьбе Сигизмунда поехал в Буду (do Budzinia), где венгерские паны принимали его с великим триумфом. Татары обязуются служить Ягелло. Там же к нему приехали послы татарского царя с великими подарками, кланяясь (ofiarujac) ему и обязуясь со всеми татарскими силами быть готовыми против каждого врага королевства Польского и великого княжества Литовского. Это посольство было очень приятно королю Ягелле, особенно на таком большом съезде различных народов, да к тому же еще и в чужом королевстве. Там король Ягелло, когда отведал свежего сердца буйволицы, а потом, как у него было в обычае, долго парился с веником в жарко натопленной бане и искупался в Дунае, впал в тяжкую лихорадку (febre), от которой, однако, был вылечен стараниями докторов Сигизмунда.

И после долгого чествования, на пятый месяц после отъезда из Польши, через Моравию приехал в Краков с большими и ценными дарами, взятыми от римского короля Сигизмунда. И между другими сокровищами наилучшим даром были корона, яблоко, скипетр и меч Болеслава Кривоустого, сокровища короны, которые Людовик со своей матерью Эльжбетой вывезли было в Венгрию. Вместе с разными ценностями Сигизмунд подарил ему еще и большую серебряную шкатулку, полную святых костей (kosci swietych). И все это [Ягелло] с великими триумфами приказал везти перед собой в Краков. И, недолго задержавшись в Кракове, через Сандомирскую и Хелминскую земли приехал в Грубешов (Rubieszow) на Буге ¹⁴⁶, где сообщил Витольду и литовским панам, о чем он договорился с венгерским королем Сигизмундом. Распрощавшись с Витольдом, объезжал русские замки, куда к нему в качестве послов от короля Сигизмунда приехали архиепископ Эстергомский (Strigonski) и Михель Кюхмейстер ¹⁴⁷, прося, чтобы для получения [звания] римского императора ¹⁴⁸ ссудил ему восемьдесят тысяч коп пражских грошей, отдавая [в залог] Сепешинскую (Sczepuzynska) землю с тринадцатью городами, кроме замка Сепеш (Sczepuza) ¹⁴⁹. Король Ягелло отсчитал Сигизмунду эту сумму и связал себя (wwiazal sie) с Сепешинской землей, которая и ныне находится под властью польской короны. Не знаю почему, но в величине (liczbie) этой суммы историки путаются, ибо Кромер считает octoginta milia sexagenarum Pragensium (libro 17), а Меховский quadraginta millia latorum grossorum Pragensium (fol. 282). Герборт же, который подражал Кромеру, octoginta milia florenorum Pragensium, Sigismundum a Jagielone mutuo accepisse asserit fol.124, lib.13 ¹⁵⁰. Тут напутали (szfankowali) либо Кромер, либо Герборт, либо переписчики или типографы. Ваповский на польском языке считает просто сорок тысяч коп широких грошей, в чем ему следует и Бельский. Так или иначе, но известно, что в то время наши и воевали, и побеждали, и денег в достатке имели так, что и великим монархам их ссужали, а ныне все наоборот.

Глава пятая

О втором объединении Литвы с Польшей, о даровании литовским фамилиям шляхетских вольностей с гербами и о приведении Жмуди к кресту и к вере христианской

В году 1413 в Литве и в Жмуди была такая удивительно теплая зима (особенно в холодных северных районах), что в январе месяце и в феврале к великому изумлению расцвели садовые цветочки, фиалки и огородные овощи (jarzyny). Король Ягелло потом приехал в Литву и у Городла ¹⁵¹ имел съезд с Витольдом и панами радными Великого княжества Литовского [152], а также с Киевскими, Волынскими, Гедройцкими ¹⁵³, Збаражскими, Вишневецкими, Заславскими и прочими удельными князьями и с земскими боярами.

Там король Ягелло с братом Витольдом возобновили и подтвердили мир и объединение двух этих народов, польского и литовского. Кроме того, литовской шляхте (но только тем, кто следовал Римской церкви) пожаловали свободы и прерогативы, а также гербы, знаки и печати (sigilia) по обычаю польской шляхты. И чтобы потом, не в противоречие этому, по указанию великого князя обязаны были строить замки, содержать в порядке дороги и платить обычные подати в княжескую казну ¹⁵⁴. А сенаторы, воеводы, урядники и другие земские чины чтобы при этом оставались при своих вольностях, как в Польше. Великого князя Литовского чтобы не выбирали [иначе чем] с согласия короля Польского и Коронной рады; также и поляки чтобы без воли и ведома Великого князя Литовского и его сенаторов, а также литовской шляхты короля себе выбирать не смели — с обоюдными клятвами и [под страхом] разрыва унии. Посполитые сеймы и съезды каждый раз, как будет нужда, чтобы собирали и проводили либо в Люблине, либо в Парчове, либо в том месте, которое укажут сенаторы обоих государств (obojego panstwa) по взаимному согласию. Также и духовные сословия чтобы те же права и те же вольности и свободы имели, как и прочие в Польше. Все эти кондиции относительно принятия вольностей, гербов и шляхетских свобод, а также унии с Короной, литовские паны со своим великим князем Витольдом одобрили (pochwalili), подтвердили и утвердили своими печатями.

Там же, в том привилее и постановлении, Витольд провозглашает (opiewa) так: Praetea Nos Alexander alias Witowdus de consensu Serenissimi etc. Сверх того мы, Александр или Витольд, по соизволению светлейшего князя господина Владислава, короля Польского, нашего возлюбленного брата, приобщаем ¹⁵⁵ к гербам и клейнотам шляхты Королевства Польского нижеперечисленных шляхтичей наших земель Литовских, которых сами шляхтичи королевства Польского вместе со всеми, кто поколенно выводит свое родословие, приняли в побратимство и в кровное товарищество.

Сначала шляхтичи герба Лелива приняли [к себе] Монивида, воеводу Виленского. Герб Лелива: месяц и звезда. Шляхтичи герба Задора — Лавуна или Ганула (Lawuna albo Hawnula) ¹⁵⁶, воеводу Троцкого. Шляхтичи герба Рава — Мингайла, каштеляна Виленского. Рава: девушка на медведе. Шляхта герба Лис — Сунигайла, каштеляна Троцкого. Ястржебцы, или Лазанки или Болести Нагора ¹⁵⁷, названный герб — Немирам. Трубы (Trabki) — Остикам, которые ныне именуются Радзивиллы. Топор — Бутриму, Лебедь или Скржинцы ¹⁵⁸ — Голигунту, Порай — Миколаю Билигину ¹⁵⁹, Дембно (Dabno) — Корейвам, Одроваж — Виссегерду, Вадвич — Петру Монтигерду, Дрыя — Миколаю Тавтигерду, Абданк — Яну Гаштольду, Полукоза — Волчкуну Кукше ¹⁶⁰, Гриф — Бутовду (Бутовту), Шренява — Задатду (Ядату), Пободзе — Калону, Гржимала — Яну Рымвидовичу, Заремба — Гиниту Концевичу. Заремба — лев со стеной. Перхала — Даукше, Новина — Миколаю Бойнару, Дзялоша — Волчку Кокутовичу, Копач — Гедарвоху. Копач — орлиное крыло с ногой ¹⁶¹. Роля — Данжелу. Роля — три рала с розой ¹⁶². Сырокомля ¹⁶³ — Якубу Мингелю (Мингайле), Кот морской — Войшнару Вилколевичу, Повала ¹⁶⁴ — Ежи (Jurgemu) Сангаву, Помян — Саку, Долива — Начкуну, Саржа ¹⁶⁵ — Твербуту, Доленга — Моствилду, Богорыя — Станиславу Виссигину, Янина — Воиссиму Данчикевичу, Быхава ¹⁶⁶ — Монстольду, Свинка — Андрею Довкнетовичу, Ролда ¹⁶⁷ — Минимунду Сесниковичу, Сулима — Бодивилу ¹⁶⁸, Наленч — Кочану, Лодзя — Микуше, Елита — Гердуду (Гердуту), Корчаковы — Гуппе (Цуппе) ¹⁶⁹, Бяла — Моидилону Чусоловичу ¹⁷⁰, Вежик — Койчану Сулковичу (Сукковичу), Цёлек — Яну Эвилу (Ewilnowi), Годземба — Станиславу Бутовтовичу, Осморога ¹⁷¹ Горальтова — Сургуту из Кислина (Решкина), и прочее. Этих Сургутов и Дусбург упоминает во времена Витенеса ¹⁷².

Этим гербам и клейнотам упомянутые шляхтичи, паны и бояре литовских земель с этого времени и в будущем пусть радуются и ими пользуются, как ими привыкли пользоваться и упомянутые шляхтичи польской Короны. А чтобы все эти вышеупомянутые дела приобрели силу окончательным обоснованием и закреплением, этот привилей нужными печатями утвердили наши бывшие при том паны, давшие согласие, и наипреподобнейшие во Христе отцы: гнезненский архиепископ Миколай, Войцех Краковский, Ян Влоцлавский (Wladislawsky), Петр Познанский, Якоб Плоцкий, Миколай Виленский, Ян, избранный архиепископом Львовским ¹⁷³, Мацей Перемышльский, Михал Киевский, Григорий Владимирский, Збигнев Каменецкий, Хелмский ¹⁷⁴ и другие епископы. И в присутствии вельможных, знатных и рыцарского [звания] мужей: Краковского [каштеляна] Кристина и прочих, и прочих. Это происходило в местечке Городле у реки Буг, на вальном сейме во второй день месяца октября, в году Господнем 1413.

И теперь по гербу каждый может лучше отыскать (domacac) своих предков.

Потом король с Витольтом отправились в Жмудь, где с великими усилиями и стараниями приводили к святой вере христианской народ, который еще не отказался от идолопоклонства. Изрубили идолов и [священных] змей, вырубили священные рощи и перепортили другие имевшиеся у них [предметы] языческих суеверий (которые я до этого уже описал наряду с литовскими) ¹⁷⁵. Священный языческий огонь над Невяжей. А вечный огонь на большой горе над рекой Невяжей, который они называли Знич, король особенно приказал залить и загасить, чем они были очень обеспокоены и с великим сетованиями проклинали поляков и литовских христиан, удивляясь, что эти их боги не отомстили им за свои обиды. Но король с Витольтом частично дарами, а частично угрозами и наказаниями принуждали (przyganiali) их к признанию истинного Бога и святого креста.

А поскольку польские ксендзы с ними разговаривать не умели, сам Ягелло с Витольдом с великими стараниями и трудами, как два апостола, сначала учили их молиться Господу, а потом исповеданию веры христианской. Вот так тогда жмудины, видя никчемность своих богов, согласились креститься и отправили самого старшего (nastarszego) из своих мужей к королю.

Речь жмудского посланца [обращенная] к королю. И тот от их [имени] молвил так: «Наияснейший король Ягелло и сиятельнейший князь Витольт, господин наш! Как только мы поняли, сколь немощны и ложны наши боги, побежденные и искорененные вашим польским Богом, мы оставляем их и пристаем к вашему польскому Богу, как сильнейшему».

Затем король приказал их распределить по группам так же, как до этого литовцев, и во имя Отца и Сына и Духа Святого окропить водой, давая каждой отдельной группе имена Петрул, Станул и тому подобное. А женщинам: Гануля, Магруля, Ядзюля — и так до самого конца.

А после этого крещения магистр Конрад Вежик ¹⁷⁶, монах ордена проповедников ¹⁷⁷ и королевский проповедник, проповедовал слово Божие новокрещенным жмудинам, [рассказывал им] о вере, о сотворении мира и о [грехо]падении Адама. Слушая это, один старый жмудин сказал королю: «Welna azin tassaj Kunigs meluj, milastiwas Karalau etc.» «Бредни говорит этот поп, милостивый король, [ведь он] рассказывает о сотворении мира, сам будучи не старого возраста, в то время как среди нас достаточно стариков, которые и столетний возраст перешагнули, а никакого сотворения мира не видывали и говорят, что только солнце, месяц и звезды святят нам на своем бегу». На это король отвечал: «Он и не утверждает, что мир был сотворен в его время, а задолго до этого, то есть за шесть тысяч лет и более, по предначертанию Божьему, и прочее». Этой простоте тогдашних людей не следует удивляться, ибо недавно и в наше время в Ковно случилось, что когда в Великую Пятницу бернардинский проповедник, как обычно, говорил о муке Господней и, когда дошло до бичевания (ad flagellationem), хлестал метелкой и бичом, изображая мучения Господа Христа, простой жмудский крестьянин спросил товарища: A ka tatai muschi Kunigas? (Кого там бьет священник?) Он ему отвечал: Pana Diewa (Господа Бога).Тот же спросил: Ar ana kuris mumus padare pictus rugius? (Того, кто нам устроил злую рожь?) ибо в том году хлеб плохо уродился; товарищ ему отвечал: Anu (Того); а крестьянин сразу закричал проповеднику: Gieraj milas Kunige plak shita Diewa, pictus mumus dawe rugius! (Хорошо, милый священник, бей, секи Бога, злую нам дал рожь!) ¹⁷⁸.

Вот так в то время Ягелло с Витольтом в том же 1413 году, окрестив жмудский народ и искоренив (хотя и не до конца) идолопоклонство, основали Жмудское епископство в Медниках (Miednikach) ¹⁷⁹, поставив им первого епископа Мацея из Вильно (Wilnowca) ¹⁸⁰, потому что тот умел [говорить] на жмудском языке. И основали и передали [жмудскому епископу] кафедральную церковь имени святых апостолов Петра и Павла, а не Александра и не Теодора и Эванция (Ewanciusa), как написал Меховский ¹⁸¹. В Жмудском княжестве Витольд также основал и выстроил девять парафиальных церквей по числу повятов, важнейшими из которых в то время были: Эрайгола, Крозе (Кражяй), Медники, Россиены, Видукле, Виелона (Велюона), Колтиняны, Цетра, Лукники (Лаукува) и другие. Эта Цетра (Cetra) неведомо где была ¹⁸³. По Кромеру и Длугошу, эти каноны и парохии Жмудского епископства через четырнадцать лет после их основания утвердили львовский архиепископ Ян и виленский епископ Петр ¹⁸³. А король Ягелло и Витольд, назначив жмудским старостой знатного литовского шляхтича Кезгайла ¹⁸⁴, разъехались: Ягелло в Польшу для съезда с новым прусским магистром Михелем Кюхмейстером, а Витольд на псковскую границу в 1414 [году].

Глава шестая

В 1414 году Витольд, великий князь Литовский, установив с королем Ягелло христианский порядок в Жмуди и, укрепив границы от крестоносцев, собрал войско посполитого рушения из Литвы и из Руси. И, переправившись через реки Двину и Дриссу, сначала осадил псковский пригород Себеж ¹⁸⁵, ибо в то время псковитяне (Pskowianie) не имели над собой князя и жили себе вольно без верховенства, управляясь вечем. А к Московскому [князю] и к лифляндским крестоносцам всегда были очень привязаны (przychylniejszy) из-за общих границ и взаимной торговли и часто помогали им против литовцев. Поэтому Витольд, который редко давал вольности и собственным братьям (ибо до этого выжил было Владимира, предка князей Слуцких, из Киева, Димитра Корибута Збаражского из Север[ской земли], князя Гедройцкого Довмонта (Dowmanta) и других из их вотчин), старался и псковитян, в то время вольных, привести под свое ярмо. И, взяв сдавшийся замок Себеж, осадил другой псковский пригородок, Порхов (Porchowo), под которым стоял шесть месяцев. Потом псковичи, видя его упорство в осаде и невозможность противостоять литовским войскам, добровольно сдались Витовту с городом Псковом и со всем [псковским] княжеством ¹⁸⁶ и обязались платить ежегодную дань ему и его потомкам, великим князьям Литовским. Дань с Пскова. Эта их дань состояла из 5 000 червоных золотых, 50 немецких фризов ¹⁸⁷, которых доставили из своего и лифляндского порта Нарвы, и всяких мехов и звериных шкур, каждого зверя по пол сорока, особенно волков, медведей, рысей, лис и других, а кун, соболей, белок и горностаев и других по сороку ¹⁸⁸. Возложив эту дань на псковичей, Витольд поставил над ними старостой князя Юрия Носа ¹⁸⁹, а потом с готовым войском сразу двинулся к Новгороду Великому. Новгородцы, видя, что Псков не смог ему противиться, добровольно выехали к нему и покорились на подобающих условиях с замками, с городом и со всеми землями и княжествами, относящимися к Великому Новгороду. Ибо да будет тебе известно, милый читатель, что Великий Новгород издавна был так могуч, что сами новгородцы имели под своей властью пять отдельных княжеств, и был там купеческий склад воистину со всей Руси. На востоке они имели под своей властью Двинский или Дивинский (Diwine) край протяженностью в 150 миль до самого Ледовитого моря, а также Вологодский (Wolochde) край, большая часть которого пустует из-за зимы, однако очень богатый пушным (kosmate) товаром. На юге владели также половиной города Торжок (Terszak), недалеко от Твери. Их границы были до самой Норвегии, Швеции и Финляндии, [принадлежал им] и Хлопигород (Chlopigrod) ¹⁹⁰, некогда построенный их невольниками, и прочее. О чем также читай московские записки Герберштейна (стр. 73, 75, 78 и др.), Мюнстера и Кранца, который тоже пишет о таком великом могуществе новгородцев, что у них в народе было такое присловье: Quis potest contra Deum et magnam Novogrodiam! Кто может быть против Бога и Великого Новгорода? Дань с Новгорода. Но Витольд, как новый литовский Геркулес, эту их ни с чем не сравнимую [мощь] (niepodobnosc) обратил в ничто и принудил их к такой дани, что каждый год [они] должны платить в литовскую казну десять тысяч червоных золотых только с одного города Новгорода, по сто немецких фризов, по десяти сороков всяческих мехов: куньих, собольих, рысьих, горностаевых, лисьих, беличьих и других, хотя другие летописцы считают по [одному] сороку. Поставив над ними своего наместника, старосту князя Семена Альгимунта Гольшанского ¹⁹¹, своего шурина (szwagra), и заняв все новгородские и псковские пригородки литовцами, воротился в Вильно с победой и великими трофеями (wzdobyczami), часть которых отправил Ягелле в Польшу.

О новом походе в Пруссию великого войска Ягеллы с поляками и с силезскими князьями, а Витольда с литовцами и татарами в году Господнем

1414

Крестоносцы начали войну. Фогт Новой Марки Михель Кюхмейстер, захватив и посадив в тюрьму магистра Генриха Плауена, был избран прусским магистром ¹⁹². И, не желая мира с королем, сразу же вторгся в Добжиньскую землю, хуже, чем язычник, вешая захваченных христиан — и не только крестьян, но и шляхту. Также крестоносцы, вопреки данными ими обещаниям, жестоко перебили купцов: в Гданьске познанских, а в Христмемеле (Trismemlu) и в Рагнете — литовских и жмудских, и позабирали их добро. Поэтому король Владислав Ягелло и Витольд, не в силах далее сносить этой кривды, собрали войска со всех повятов — один в Польше, другой в Литве — и татар, и двинулись в Пруссию. Сверх того, на помощь королю и Витольду прибыли силезские и поморские князья: Бернард Опольский, Ян Рациборский, Болеслав Чешиньский, Конрад Олесницкий, Вацлав Жаганьский, Ян Любеньский, Конрад Бялый Козленьский и Венцеслав (Wenclaw) Опавский. Также одну хоругвь моравских и чешских рыцарей прислал на помощь моравский староста Латикус Кравариус. Так что с этим войском можно было изрубить не только пруссов, но и (как Кромер говорит в книге 18) немалую часть света. Хотя [они имели] почти столь же большое войско, как Ксеркс в Греции, но заняли только некоторые города: Нидбург, Гогенштайн, Алленштайн, Гуттштадт, Зиргуну, Прабуты, Бишоффсвердер и Кройцбург — частью силой, частью благодаря их сдаче. Литовцы поражены из-за неподобающей организации (piczowaniu). А когда литовцы беспечно гнали полон и добычу в лагерь, на них ударили немцы и захватили там литовского маршалка Бутрима и какого-то знатного человека Микиту (Mikite).

Хитрый фортель магистра, благодаря которому можно научиться, как отвлечь и оттянуть неприятеля от слабого замка к сильному. Несмотря на это, вдоль и поперек разорив и опустошив орденские волости, король двинулся под Торунь, а Витольд с литовцами — под Кульм или Хелмно. И те сразу бы сдались, если бы магистр хитрым фортелем не отвлек [поляков и литовцев] от этого начинания. Ибо он придумал письмо, якобы написанное ему бродницким комтуром, что тот не может более оборонять от поляков Бродницу из-за голода, слабости стен и недостатка огнестрельного оружия (stzelby). И нарочно послал курьера с этим письмом туда, где располагались наши войска. Наши захватили его, привели к королю и там, уяснив из письма, что им легко будет захватить Бродницу (которая была городом, прекрасно укрепленным во всех отношениях: пушками, людьми и [ручным] огнестрельным оружием), король с Витольдом осадили ее и бесполезно простояли под ней целый месяц ¹⁹³.

Ян Гус сожжен. Там к ним приехал Иоанн, епископ Лозаннский (Jan Lanszenski), легат от папы Иоанна [XXIII], и заключил перемирие между поляками, литовцами и крестоносцами на два года ¹⁹⁴, пока будет собор в Констанце, на котором сожгли Гуса Яна и Иеронима из Праги, а потом и сам папа должен будет учинить между ними мир. Вот так король и Витольд распустили эти воистину ксерксовы войска и с великими трофеями отступили из Пруссии: один в Польшу, а другой в Литву.

О первом посольстве Ягеллы и Витольда к Турку

1415.

А когда римский и венгерский король Сигизмунд поехал на Констанцский собор, турки нападали и разоряли его королевство Боснию, побивая венгров. Поэтому Владислав Ягелло и Витольд (которым Сигизмунд, уезжая, поручил оборону Венгерского королевства) послали к турецкому королю Магомету ¹⁹⁵, в то время уже утвердившему свою столицу в Адрианополе, сурово и гневно грозя ему войной, если не перестанет совершать набеги на Венгрию и Боснию. И этим своим посольством, напугавшим Турка, освободили всех венгерских пленников и вырвали Боснийское королевство из-под власти язычников. А также заключили между турками и венграми перемирие на шесть лет. Так что можем спеть такую старинную песенку (staroswiecka):

Были наши туркам некогда грозны,
А потом уже не так, как ныне мы.

Начало турецкой дружбы с Польшей. И с тех пор началась дружба ¹⁹⁶ Турции с Польшей и Литвой, как в 1574 году в Константинополе показывал мне из турецких хроник султанский чауш ¹⁹⁷ Амурат, потурчившийся венгерский монах и человек ученый.

Валашская присяга. В том же 1415 году, когда король был в Снятине, к нему приехал валашский воевода Александр ¹⁹⁸ со многими боярами и, как требовал обычай, бросив (porzuciwszy) [свое] знамя королю под ноги, присягнул и покорился ему (przysiagl hold i posluszenstwo).

В то время приехали послы от императора [Византии] и патриарха Константинопольского, прося о помощи продовольствием, ибо турки, утвердившись в Адрианополе, совершали жестокие набеги и угрожали Константинополю осадой. Поэтому, движимые христианским милосердием, король из Руси, а Витольд из Литвы послали по Днепру достаточно хлеба и продуктов (zywnosci) в черноморский порт Качибей (do Kacibeja portu morza Pontskiego). Литовский Качибейский (Хаджибейский) порт [был] недалеко от Очакова.

Глава седьмая

О дарах Витольдовых и о соглашении Литвы с крестоносцами, о третьей жене Ягелло и о разрушении Киева татарами.

Великие подарки Витольда Ягелле, которые, как мне сдается, он имел из Великого Новгорода и из Пскова. Король Ягелло из Снятина приехал прямо в Литву, где Витольд с литовскими панами вельможно чествовал его в Вильно и даровал ему двадцать тысяч чешских гривен и сорок отборнейших одежд (szat), [отделанных] собольим мехом, сто резвых коней фризов и сто длинных шат (szat), златоглавых по моде того времени ¹⁹⁹. Ныне наша казна не выдержала бы таких затрат. Взяв это, король Ягелло поехал в Краков, где, устроив похороны королевы Анны, которая в это время скончалась, уже [оттуда] поехал в Литву. Созвав вальный съезд с Витольтом, панами и шляхтой литовской и жмудской под Велюоной, [король] хотел заключить там вечный мир с крестоносцами. Но крестоносцы тогда спесиво домогались от Литвы Жмудского княжества и не принимали условий короля и Витольта, ибо им придавал смелости союз с татарами. И разъехались, так и не договорившись ни о чем.

Крестоносцы заключили с татарами союз против Литвы (zprzysiegli na Litwe). Вскоре после этого в 1416 году большие татарские войска с их царем Эдигеем (Ediga) вторглись в Киевское княжество, сам город Киев разорили, разграбили и сожгли ²⁰⁰, и с того времени [Киев] уже не мог вернуть свою прежнюю красоту. Однако сам замок [татары] взять не смогли, хотя и усиленно добывали. Тот же Эдигей, будучи Тамерлановым гетманом, ранее поразил Витольта.

Дав отпор неприятелям, король Ягелло отпраздновал свадебные торжества в Саноке ²⁰¹, где против воли всей коронной рады и вопреки брачному праву взял себе третью жену, вдову Эльжбету Грановскую, старую бабу из рода Пилецких, свою крестную мать, ибо она когда-то его крестила ²⁰². Обычаем это возбранялось, [к тому же] та до этого имела трех мужей: Вислава, Лацка, Кравариуса старосту Моравского и Грановского ²⁰³. Она сразу же выпросила у короля, чтобы ее сын Ян из Пильце был пожалован графом Ярославским, за что шляхта очень гневалась на короля. Графcтво Ярославское. Но потом это графство было быстро испорчено из-за женщины ²⁰⁴.

Эльжбету короновал львовский архиепископ Ян Ржешовский, ибо Миколай, архиепископ гнезненский, был в то время на соборе в Констанце, где к тому же объявил, чтобы впоследствии никакой другой епископ, кроме архиепископа гнезненского, не смел короновать короля или королеву, добился подтверждения этого папой и собором и получил титул Primatis Regni (примас королевства). Однако в наши времена, при нынешнем короле Стефане этот привилей шею сломал ²⁰⁵.

О литовском съезде с крестоносцами, о неприятном происшествии ²⁰⁶ с Ягелло и о второй женитьбе Витольта

в году 1418

Король Владислав Ягелло, приехав в Литву, вместе с Витольтом созвал в Жмуди, в Велюоне, сейм с крестоносцами, договариваясь об окончательном мире, но из-за немецкой гордости так ни о чем и не договорились (nie concludowali). Длугош и Кромер, стр. 280, кн. 18 второго издания. Потом, когда сам король в пуще Вигров (Wigrow) забавлялся охотой на зверей, [он] чуть было не попал в силки Растембергского комтура, которые тот расставил, чтобы поймать короля, однако короля предостерегли ²⁰⁷. Немцы же, видя, что их [затея] раскрыта, удрали, боясь, что их схватят дворяне короля и Витольта.

Тогда же, когда умерла первая жена Витольта Анна, дочь князя Святослава Смоленского, он взял другую княгиню, вдову Ульяну, [которой] первая жена [приходилась] родной теткой ²⁰⁸, и на этот брак, как неподобающий, не хотел давать согласие виленский епископ Петр. Но куявский епископ Ян Кропидло, который приехал тогда в Литву вместе с королем, повенчал их тайно, а не пристойно. Витольт имел три жены: первая Анна Смоленчанка, которая когда-то избавила его от тюрьмы; вторая Мария, дочь князя Андрея Луком[ль]ского и Стародубского ²⁰⁹; третья Ульяна, дочь князя Ивана Ольгимунтовича Гольшанского, родная сестра князя Семена Лютого и князя Андрея Вязенского, у которого потом Ягелло тоже взял [в жены его] дочь Софию, мать Владислава и Казимира, как о том будет ниже.

В том же 1418 году, как пишет Ваповский на странице 273, Витольд, задержавший брата Свидригелло, который возвратился было из Москвы, второй раз посадил его в Кременец, но [тот], когда русские ему подсобили, бежал в Венгрию к королю Сигизмунду. По этой причине Витольд потом дал ему Новгород Северский, где [он] спокойно жил до самой смерти Витольда. Но Меховский в кн. 4, гл. 51 (как я об этом рассказывал выше) пишет, что когда Свидригайло ²¹⁰ в Великую Пятницу ²¹¹ бежал из Кременецкого заключения в Венгрию, убив замкового старосту, поляка Конрада, то потом, благодаря хлопотам Сигизмунда, короля Римского и Венгерского, и брата Ягеллы, был ласково принят и взял от него ²¹² в кормление (na wychowanie) два княжества: Новгород Северский и Брянск, которыми ныне завладел Московский [царь], оторвав [их] от Литвы.

О походе Ягеллы и Витольда на крестоносцев, союзе с королем Датским и Шведским и устрашении Ягеллы

в году Господнем 1418

Так как крестоносцы не прекращали [затевать] стычки и безбожно нарушать перемирие с Литвой и с Польшей, король Ягелло с Витольтом, собрав войска из Польши и из Литвы, вторглись в Прусскую землю. Там к ним от папы приехал миланский архиепископ Бартоломей Капра, который остановил (rozwiodl) эту войну, по большей части благодаря советам Витольда, и установил между ними и крестоносцами перемирие на два года ²¹³.

Тогда же Эрик, король Датский, Шведский и Норвежский и князь Поморский ²¹⁴, на день Трех Королей ²¹⁵ приехав в лагерь короля, со взаимными клятвами заключил мир и союз с королем и Витольдом против крестоносцев и против любых врагов всех трех сторон. А также, если бы один из королей или Витольд захотели бы разорвать этот союз, то их подданные не освобождаются от этой клятвы и мирных [обязательств], и чтобы ни один без ведома другого войны бы не начинал.

Король Ягелло жестоко напуган громом с неба. А когда после той войны и мира Витольд вернулся в Литву, король тоже поехал в Великую Польшу. И когда из Познани ехал в Шреду, случилось так, что днем, который весь был ясным, небо вдруг почернело от туч, а потом раздались страшные и частые раскаты грома (trzaskawice). А затем громадная молния (piorun) ударила в королевский возок, в котором сидел [Ягайло], и сразу убила четырех возчиков и двух боковых драбантов. А также у воевод Познанского и Сандомирского и у девяти других королевских дворян убила коней и королевского [испанского] скакуна, на котором сидел оруженосец с копьем с королевским вымпелом, а самого всадника не [убила], только порвала на оруженосце одежду. Король в это время лежал как бездыханный (по примеру оного Шавла), а потом, когда пришел в себя, ничего с ним не случилось, только [в течение] нескольких дней плохо слышал и чувствовал слабую боль в правой руке ²¹⁶. Некоторые видели причиной этого предостережение от Бога за недостойный брак с Грановской. О Савле или Павле, устрашенном с неба, читай в Деяниях апостольских, гл. 9 (5), 22, 26; Коринф[янам] 15; Галат[ам] 1, а также Длугоша, Кромера (стр. 281) и Герборта (128).

Глава восьмая

О назначении Витольдом татарских царей

в году Господнем 1418 и 1419

Своей доблестью, честью и врожденным мужеством
Витольд был во всем свете прославлен заслуженно.
Все татарские цари слушались его,
Без его воли не трогая никого ²¹⁷.

Султан Керемберден, царь Заволжский, [выступил] против Витольда.

А как умер заволжский царь султан Зеледин ²¹⁸,
С которым и Витольд крепкую дружбу водил,
И королю Ягелле он в прусских походах служил,
Сын его, Керемберден, кровавый престол захватил.
Кровавый, ибо отчий престол ему саблей достался,
Которой он Витольдову мощь погромить собирался;
Витольд того не стерпел, начал войско собирать,
Чтобы Керембердена силой с престола согнать ²¹⁹.

Султан Тохтамыш Бетсабул, царь Заволжский, коронован Витольдом в Вильне на Заволжское царство так же, как недавно в наши времена Магнус [коронован] Московским [царем] на Лифляндское царство ²²⁰. Каков коронующий, таков и коронованный.

Тохтамыша Бетсбула ²²¹ в Вильне короновал,
По обычаям заволжских татар поступал:
Дал с жемчугами шлык, нарядил в убор парчовый,
Всем объявив, что Тохтамыш — царь заволжский новый.
И послал его в Орду с войсками татарскими
Из Литвы и из Ваки ²²², и с дарами царскими.
К нему немалая часть заволжской орды пристала,
А другая часть Керембердена царем считала.

Тохтамыш зарублен братом Керемберденом.

И очень скоро друг с другом в войне за царство схватились,
И долго кровавые сабли в братской крови мочились.
Керемберден брата Тохтамыша в бою победил,
Желая и имя его сжить со света, зарубил.

Витольд послал на заволжский престол другого царя, Еремфердена, вместе с Радзивиллом (Radiwilem).

Его брат Еремферден ²²³, который из этой битвы бежал,
Со своими мурзами и уланами в Литву прибежал.
Витольд опять его в Вильно короновал,
Саблю дал, в золотую парчу одевал.
Маршалка Радзивилла (Radwila) с ним в орду отправил,
Чтобы тот его на отчий престол поставил,
Взял с него присягу, и армия в поле пошла,
Где часть Керемберденовой орды к ним перешла.

Литовцы, прибыв на помощь Еремфердену, поразили Керембердена.

Потом оба они сошлись в жестокой битве над Волгой,
Где казаки из Литвы в засаде сидели недолго:
Внезапно выскочив, множество полков разбили,
Керемберденову орду сразу поразили.

Заволжский царь Еремфердер, литовский данник, посажен Витольдом в орде с помощью Радзивилла ²²⁴.

Еремфердер выиграл бой и царство заполучил,
Керембердена схватил и по заслугам умертвил,
А Витольду верно и честно служить присягал,
И с Радзивиллом (Radziwil) ему большие дары послал.
Потом вся его орда с Витольдом жила дружно
И служила ему всегда, когда было нужно.
Так Литва над татарами в то время пановала,
И по собственной воле своей царей им давала.
В том же году Эдигей ²²⁵, царь перекопский славный
Который с Витольдом недавно вел бой неравный
Со стороны Тамерлана, хоть сам полки водил,
И, как сын отца, Витольда почитал и любил,
Прислал большие дары и о вечном мире просил ²²⁶,
Ибо в дружественной Литве перекопской орде жил.
Клялся быть верным Витольду, ему помогать,
Против любого врага помощь ему давать.

Этот Эдигей сначала был гетманом Тамерлановым, когда в 1399 году он поразил Витольта.

Татары служили не за подарки, а добровольно,
И Витольд не позволял им разбойничать своевольно.
Ныне силой требуют плату; служба им не нужна.
О, Витольд, восстань же и верни прежние времена!

Времена изменились et servi nostri dominate sunt nobis

О том, что Литва ставила царей сначала заволжским, а потом и перекопским татарам, ты, милый читатель, в русских и в литовских Летописцах имеешь ясные свидетельства, которые я тут кратко и правдиво выразил стихами, время от времени теша лютней врожденную меланхолию. Но и Длугош и Меховский (кн. 4, гл. 51, стр. 317) так повествуют об этих междоусобицах татарских царей: Sub eodem anno etc. В том же самом году (говорят), когда Витольд захватил было Свидригайла, и прочее, когда умер татарский царь султан Джелал ад-Дин (Zeledin), который польскому королю Ягелле и Витольду, великому князю Литовскому, всегда верно помогал против крестоносцев, его сын Керим-Берды (Keremberden), возведенный на отцовский престол, начал враждовать против Витольда. Витольд поставил против него другого царя, Бетсабулу (Betsubulana), которого татары зовут царь Тохтамыш (Tachtamis), короновав его в Вильне и при торжественной церемонии нарядив в золотую парчу (zlotoglow). И, соединив свое литовское войско с его ордой, послал его биться с Керим-Берды, но тот в жестокой битве потерпел от Керим-Берды поражение и был убит. Через несколько дней после этого сам Керим-Берды был убит родным братом Ярем-Берды (od Jeremferdena). А тот чтил и слушал великого князя Витольда так же, как и его отец Джелал ад-Дин (Zeledin), и при каждой военной нужде он сам и его орда служили Литве.

Тогда же татарский царь Эдигей послал Витольду дары (как Кромер пишет в кн. 18 и других) и просил у него мира, после чего между ним и Литвой было заключено перемирие.

Когда в году 1419 король Владислав созвал сейм в Лещице (в это время его третья жена королева Эльжбета — к великой радости всех сословий Короны, которым она была ненавистна — умерла и похоронена в Кракове в Мариацкой (Mansionarskiej) часовне), в это же время в Чешском королевстве была великая смута относительно веры, ибо Уиклефова и Гусова ересь сотрясала все эти края к великому упадку христианства.

Жижка воюет. Так, Ян Жижка, собрав на горе Таборе 40 тысяч еретиков, очень усилился и, дважды поразив наголову римского и венгерского короля Сигизмунда, натворил много злого, разоряя города и церкви.

Поэтому в 1420 году к королю Владиславу Ягелло приехали знатные послы от чешской короны, предаваясь ему с [чешским] королевством, с Моравским маркграфством и с силезскими княжествами и прося, чтобы стал их королем и защищал от Сигизмунда Римского. Король, хотя поблагодарил их за это и помощь обещал, но королевства принять не хотел (главным образом потому, что большая их часть были еретики), говоря, что не может этого учинить без совета брата Витольда. Поэтому послы с великими дарами поехали к Витольду и, найдя его в Вильне, отдали ему подарки, также покорно прося, чтобы дал согласие быть чешским королем и маркграфом Моравским и Силезским. Добродетель Витольда. Но Витольд, поблагодарив их, сказал, что останется при своем и отказывается царствовать у непослушных Римской церкви.

Второе предложение чешской короны Витольду и Ягелле. В том же году в Литву приехали другие послы от чешской короны и нашли короля Ягелло и Витольда в Мерече, забавляющихся охотой. И просили о том же, что и в первый раз, описывая такую ситуацию, что, когда Чешское королевство объединится с Короной Польской и с Великим княжеством Литовским, они смогут одолеть не только крестоносцев, но и любого самого могущественного монарха, особенно Сигизмунда Римского, врага народов этих государств, на которого Витольд имел обиду (wark). А что до религии либо веры, то они отдаются в полную волю короля и Витольда и готовы всем пожертвовать, лишь бы кто-нибудь из них согласился быть их королем: либо король, либо Витольд ²²⁷.

Витольд долго держал их в надежде, не давая им окончательного ответа, поскольку вместе с ними мог бы отомстить за свои и Короны Польской обиды римскому и венгерскому королю Сигизмунду, который вместе с крестоносцами всегда предательски и недостойно выступал против Польши и Литвы. Но потом с Люблинского сейма чешским послам дали [официальный] ответ от короля и от Витольда, что, хотя они, как известно, были очень оскорблены Сигизмундом, но из врожденного благородства и мысли такой не имели, чтобы на злобу злобой отвечать. Однако обещали всячески примирять их с папой и с Сигизмундом, а в случае нужды не отказывать им в помощи.

Глава девятая

О четвертой женитьбе Ягеллы

Потом в 1422 году король Ягелло поехал в Литву и там по совету Витольда (против воли коронной рады, которая советовала ему взять Евфимию, дочь недавно умершего чешского короля Владислава ²²⁸) взял в супруги четвертую жену Софию, красивую и статную дочь киевского князя Андрея и сестры Витольда ²²⁹. Согласно Меховскому, в Новогрудке она была перекрещена из русской веры в римскую, а венчал их на масленицу виленский епископ Мацей. Меховский на стр. 285 сообщает, что перекрещена в Новогрудке, а Ваповский ошибочно пишет, что в Городке (Grodku). Король не взял за ней никакого приданого, но случилось так, что она родила ему двух сыновей: Владислава и Казимира. Некоторые литовские летописцы, явно сильно ошибаясь по времени и по существу, и датируя [это событие] 1405 годом, после взятия Смоленска, [сообщают], что София должна быть дочерью Андрея Ольгимонтовича Гольшанского. Однако же из десяти других Летописцев русских и нескольких литовских и из Кромера (кн. 18), Длугоша, Ваповского (стр. 273), Меховского (285) и Герборта (129) я полагаю, что [эти летописцы] искажают Литовскую правду. Я выяснил, что это была дочь Андрея Ивановича, прежде Киевского, а в то время Друцкого князя, от которого происходят также князья Острожские и Заславские, внучка Витольда от сестры ²³⁰. И этот брак действительно был в 1422 году.

В то самое время, когда король возвращался из Литвы, приезжали к нему послы князя Клевского и Монтенского или Бергского ²³¹, добровольно ему покоряясь, чтобы вместе с Витольдом взял его под свою защиту. Но коронные паны им отвечали, это дело ни королю, ни князю не может быть полезным из-за отдаленности и разных границ, ибо это княжество находится над Рейном, почти внутри немецкой земли, и [тяготеет] к Франции.

Глава десятая

в 1422 году.

Когда чешские послы в третий раз стали настаивать, чтобы королем Чехии стал либо Ягелло, либо Витольт, Витольд ²³² ответил им, что не хочет быть избранным, [ибо это то же самое, что] желать соорудить себе гнездо на двух деревьях; так же поступил и король Ягелло. Однако, чтобы не [показаться] возгордившимися и не бросать чехов, добровольно подчинявшихся и готовых присоединиться либо к литовцам, либо к полякам, Витольд, великий князь Литовский, в полном согласии с королем Ягелло отправил [царствовать] в чешское королевство своего племянника Жигмонта (Sigmunta) Димитровича Корибута ²³³ с немалым войском литовских, польских и русских полков, чтобы защищал чешское королевство от Сигизмунда Римского, Венгерского и лишь недавно коронованного короля Чешского, маркграфа Бранденбурга ²³⁴, на которого Витольд имел давнюю и заслуженную обиду, ибо [тот] постоянно натравливал (buntowal) прусских крестоносцев на Литву, на Жмудь и на Польшу и усиленно помогал им. Поэтому Жигмонт Корибут, [происходивший] из рода князей Збаражских и Вишневецких, с чешскими послами и с сильным литовским, польским и русским войском сначала прибыл в Моравию, ибо в то время король Сигизмунд с большим немецким и венгерским войском добывал у чехов замок и город Острог. Пугливость императора Сигизмунда. Но как только услышал, что князь Корибут именем Витольда был послан против него на Чешское королевство, сразу же, как пишут Длугош, Меховский (кн. 4, гл. 46, стр. 289), Ваповский и другие, все [осадные] орудия, обозы, пушки, возы и другое военное снаряжение пожег, побросал, и, [прекратив] осаду, бежал, боясь, как бы Корибут не ударил на него. Miechovius. Singulos apparatus bellicos concremauit, ne in ipsum irruisset pertimescens etc. (Меховский. Были сожжены все военные машины из опасения, что они достанутся врагам).

А Корибут, двигаясь далее через Моравию, силой завладел укрепленным городом Уничовым (Winczowa) ²³⁵, не хотевшим его добровольно признавать, отдал все на разграбление солдатам и разорил его до основания. Потом прибыл в Прагу, столичный город Чехии, где большая часть чешской шляхты и все пражские горожане признали его королем и господином и, вручив ему ключи, передали всю власть в городе Праге и обоих замках. Потом, с одобрения чехов, Корибут завладел почти всей Чешской землей, Моравским маркграфством, Силезией и Бытомом. А Сигизмунд, император (cezarz) Римский, венгерский и коронованный чешский король, видя корибутово могущество и основательность на чешском престоле, более не покушался ни на Моравию, ни на Чехию, а на польского короля Владислава Ягелло и великого князя Литовского скрежетал зубами, [видя], что они с такой ловкостью устроили ему [неприятности] с помощью Корибута. А так как сам не мог ему отомстить своими собственными силами, то постоянно подстрекал прусских и лифляндских крестоносцев, чтобы совершали набеги на Польшу и на Литву. Фальшивое перемирие с орденом. И чтобы от мира с поляками и литовцами не отказывались, пока не услышат от императора Сигизмунда либо от папы чего-либо обнадеживающего, дабы затем внезапно обмануть беспечных поляков и литовцев. А чтобы император Сигизмунд мог беспрепятственнее готовить войну с поляками, он наряжал своих посланцев и других шпионов в одеяния нищих, как пишут Кромер и Длугош, и те носили туда и сюда через польское и литовское государства письма к крестоносцам и от крестоносцев. Но когда один такой шпион-нищий по дороге умер в Конине, при нем нашли изменнические письма императора Сигизмунда к крестоносцам, в которых они заключали соглашение против Польши и Литвы. Поэтому король Ягелло и Витольд, узнав об этой предательской практике Сигизмунда и ордена, немедленно предупреждая хитрые неприятельские фортели не тайными подстрекательствами, а явной войной, собрали сто тысяч войска из поляков, литовцев, русских и татар, конных и пеших, с которыми вторглись в Пруссию двумя дорогами: Ягелло из Польши, а Витольд из Литвы. И шли в доспехах, как будто уже вступая в битву, ибо и крестоносцы, которые имели тридцать тысяч бойцов, не собирались [спокойно] наблюдать за разорением своих земель и хотели дать нашим открытое сражение. Но силезец Конрад Немчик (Nemcius) ²³⁶, муж, искушенный в рыцарских делах, это им отсоветовал. Поэтому крестоносцы, отказавшись от своего прежнего намерения, перешли к обороне замков, оставив часть войска кнехтов и всадников (rejterow), которые препятствовали переправе наших через реку Дрвенцу, но и тех поляки с литовцами без труда разгромили, побили и много их захватили [в плен]. Потом распустили загоны для разорения замков и городов; взяли, разорили и сожгли города Фридек или Вамбржезно ²³⁷, где была столица епископа Кульмского, и Голуб, захватив два замка Голубских: верхний и нижний. И там захватили в плен более, чем четыре сотни кнехтов и всадников и 15 самих орденских братьев (Krzyzakow) ²³⁸.

Там же в лагерь короля и Витольда приехал епископ Крбавский (Korbawski) ²³⁹, посол от императора Сигизмунда, прося, чтобы король Ягелло приказал Корибуту выехать с чешского королевства, а крестоносцев чтобы войной не преследовал. А если бы они королю какую неправду причинили, то чтобы добивался справедливости у императорского престола, если же чувствует обиду на императора, тогда этот компромисс с обеих сторон пусть взяли бы [на рассмотрение] венгерские и польские паны, и прочее.

На это ему ответили, что король уже достаточно хорошо узнал верность и справедливость императора в отношении крестоносцев, однако не согласен на его наисправедливейший арбитраж (decrecie). Если бы прежде его крестоносцы были не столь спесивы, он бы и далее сохранял с ними перемирие, если бы не узнал из императорских писем о хитрой измене, и прочее. Поэтому король и вынужден добиваться своего войной, если уж иначе быть не может. А Корибут пребывает в Чехии с войском не по королевской воле.

Затем Витольд вдруг сорвался и сказал: «Я его сам туда послал для того, чтобы он отомстил императору за наши кривды и за поруганный мир. И будет там жить и далее, чтобы император уразумел, каких людей он под прикрытием дружбы обманывает изменническими ловушками». И с этой отповедью посол был отослан, а наши потом не переставали вдоль и поперек разорять вражеские земли, распуская загоны.

Валашская хитрость биться в лесу. Случилось так, что четыре сотни отборных валахов (ибо так много их воевода ²⁴⁰ прислал в помощь королю) воевали под Мальборком и брали добычу. Крестоносцы, высыпав из замка в большом числе, ожесточенно ударили на них. Валахи, видя, что [силы] неравны и неприятель теснит их числом, отбиваясь, сразу отбежали в ближайший лес. И, соскочив с коней, непривычным немцам способом хотели защищаться пешими (как было у них в обычае) среди густо [растущих] деревьев. Немцы поражены валахами. Немцы же вошли за ними [в лес], желая выволочь их из лесу, как укрывающихся, ибо думали, что те прячутся. Но под густым градом стрел и рогатин [со стороны] валахов сразу присмирели и бросились бежать. Из тех, что были впереди, валахи очень многих перебили и захватили [в плен], а других убегающих били и гнали до самого замка. И так вернулись в свой лагерь с победой, с добычей и с пленниками ²⁴¹.

Тогда же и столь же счастливо Анджей Брохоцкий герба Оссория, староста брестский (Brzestenski) ²⁴² муж столь же отважный, сколь и благочестивый, у Орлова и Муржинова наголову поразил восемьсот конных рейтаров и немало кнехтов крестоносцев, которые, выступив из Нешавы, шумно ударили было на его посты. Там же захватили [в плен] наместника торуньского комтура (ибо сам комтур бежал) и двенадцать старших орденских братьев (Krzyzakow), не считая простых рейтаров и шляхтичей. А других, блуждавших по лесам, грабили и били крестьяне.

Наши взяли Драхимов. Потом король отбил недавно взятый немцами замок Драхимов (Drahimow) ²⁴³ с помощью немца Павла Венжика, который ночью втащил поляков в замок ловчей сетью, за что был награжден годовым доходом в Величке ²⁴⁴.

Потом от замка Ковалево, по-немецки называемого Шёнзее, который так и не смогли взять, король с Витольдом двинулись под Торунь ²⁴⁵. Там от шпионов он узнал, что крестоносцы имели наготове немалое войско, намеревались дать открытое сражение и ждали только удобного времени и случая. Поэтому король и Витольд сразу же отправили против них шестнадцать хоругвей поляков и шестнадцать [хоругвей] литовцев и руссаков. Но прежде чем немцы узрели наше войско, они сразу же убежали с поля в замки. А король, узнав, что в то время в Торуни господствовало моровое поветрие, для обеззараживания спалив предместье и окрестные волости, сразу двинулся с Витольдом в Кульмскую землю, желая ее либо разорить, либо подчинить своей власти. Но крестоносцы, видя, что сила солому ломит ²⁴⁶, и к тому же обеспокоенные нареканиями и плачем своих подданных, отправили к королю и к Витольду послов, прося о мире. Король и Витольд из христианской любви охотно им это позволили и назначили время: день перенесения [мощей] Святого Станислава ²⁴⁷ и место: озеро Мельно ²⁴⁸, в лагере над рекой Оссой. Важнейшие условия этого мира для обеих сторон были следующие. Крестоносцы уступают и навсегда отказываются от Жмудской, Судувской и Нестовской ²⁴⁹ земель, которые издавна относились к Литве (Судувское княжество с другой стороны Немана от Жмуди, которым теперь владеет прусский герцог (xiaze), было страной, весьма обильной хлебом и зверьем, а на бой за язычество выставлявшей 6 000 конных и 8 000 пеших, однако ныне в той земле только несколько сел, ибо крестоносцы все обратили в ничто). Другим условием этого мира было, чтобы половину сборов за перевоз через Вислу у Торуни крестоносцы уступали королю. А король и также Витольд все, что на той войне захватили, чтобы им возвратили, и чтобы все неприязни с обеих сторон были преданы забвению. Также если бы какая сторона захотела на другую войной пойти, чтобы в том подданные не слушались своих господ: как поляки короля Ягелло, так и литовцы Витольда, а пруссы и также лифляндцы крестоносцев и своих магистров. А военные расходы Витольду и Ягелле чтобы крестоносцы возместили. И это соглашение и постановление своими письмами подтвердил и верховный магистр ордена Эберхард ²⁵⁰. Но как только король Ягелло с войсками отступил в Польшу, а Витольд в Литву, крестоносцы по совету императора Сигизмунда не пожелали ни соблюдать, ни выполнять условий [соглашения], заключенного у Мельна.

Поэтому король Ягелло с поляками, а Витольд с литовцами снова хотели войной принудить крестоносцев сдержать свое слово. Император Сигизмунд, видя, что наши от слов переходят к оружию, сразу же послал к королю Ягелло, а отдельно и к Витольду, прося, чтобы согласились приехали к нему в Кешмарк для дружеского разговора и [заключения] соглашения. Но король Ягелло отправил в Кешмарк только своих послов, которые трактовали с венгерскими панами о взаимном согласии. А потом и сам король Ягелло с императором Сигизмундом съехались у Старого села, где после долгих споров возобновили между собой мир и перемирие с обеих сторон. А крестоносцам было сказано исполнять соглашение у Мельна, и чтобы Жмудскую, Судувскую и Нестовскую ²⁵¹ земли вернули Литве, а замки, которые во время войны построили было на литовских границах, чтобы разрушили, стройматериалы забрали себе, и прочее. А король Ягелло и Витольд чтобы Жигмонта Корибута, князя Северского, Збаражского и Вишневецкого, из чешской земли, где он в то время считался королем, отозвали и приказали ему выехать в Литву либо в Польшу, ибо Ягелло обещал уступить ему Добжиньскую землю в Польше.

Глава одиннадцатая

О коронации Софии, четвертой жены Ягеллы, о прибытии Жигмонта Корибута из Чехии, о знатных гостях и о втором возвращении Корибута в Чехию.

1424.

Король Владислав Ягелло и Витольд в силу соглашений с императором, подтвержденных в Кешмарке и в Старом селе и по условиям возобновленного Мельнского [мира] с крестоносцами вызвали через послов своего племянника Жигмонта Димитровича Корибута, который овладел уже почти всем Чешским королевством, Моравией, Силезией и столичным городом Прагой. К тому же своей обходительностью, смешанной со строгостью, как пишет Эней Сильвий, он склонил к подчинению себе коронных панов (кроме партии Жижки), с войсками [которых] несколько раз поразил императора Сигизмунда и выгнал его из Чехии. А когда король ему Добжиньскую землю в Польше пообещал, а не дал, он задумал снова уехать в Чехию и уже собирал войско, но король и Витольд его ласково угомонили. Старая хитрость: пообещать и не дать. Si tibi Dominus montes promiserit auri. Mellea si dederit verba dedisse puta. (Если хозяин медово сулит тебе золотые горы, он может и обмануть).

В том же году, согласно постановлению у Мельна, крестоносцы полностью вернули Литве и Витольду Жмудское княжество (panstwo) и Судувскую землю, и Витольд обоюдно с ними установил границы.

Потом, 12 февраля, король Владислав провел в Кракове коронацию королевы Софии, и на этом празднике с императрицей Барбарой был и император (которого с пятью сотнями конных чехов и литовцев встречал приехавший из Чехии Жигмонт Корибут).

Эрик, король Датский. Знатные гости. [Были там] также и Эрик, датский король, который в то время ехал из Иерусалима ²⁵², папские легаты кардиналы Бранда и Юлиан Чезарини, Людвиг Баварский ²⁵³, братья Земовит, Владислав, Казимир и Александр Мазовецкие, Бернард Опольский, Болеслав Чешиньский, Ян Рациборский, Казимир Освенцимский, Венцеслав Опавский, два Конрада Козлинских: Черный и Белый, Венцеслав Жаганьский, два комтура: Эльбингский и Торуньский ²⁵⁴, и другие. А Витольд, неизвестно из-за чего гневаясь на короля, не пожелал приехать, прислал только своих послов и много панов литовских и русских.

Чехи все-таки просят Корибута на королевство. После этой коронации к Владиславу и Витольду приехали послы от чешской короны, прося их, если уж сами не хотят, чтобы им все-таки послали на королевство Корибута, чтобы он, как и прежде, оберегал их в рыцарских и в гражданских делах. А когда король не хотел на это соглашаться и, напротив, грозил им войной, тогда сам Корибут, за деньги собрав множество вольных и служилых людей, вопреки воле короля и Витольда через Моравию двинулся в Чехию. И там со своими чехами храбро выступил против императорских войск, из-за чего выросло новое подозрение императора в отношении короля, хотя тот официально это запретил, [причем] все добро и княжества Корибута в Литве и на Руси [король] с Витольдом тогда забрали себе, а его самого осудили на вечное изгнание.

О рождении у Ягеллы первого сына Владислава и [второго сына] Казимира и прочее.

В 1425 году в последний день октября у королевы Софии к великой отцовской радости родился сын Владислав, и лишь на четвертый месяц был окрещен. На этих крестинах от всех христианских монархов и князей были послы, которые принесли королю и королеве великие дары. Дар Витольда: колыбелька в сто фунтов серебра. Витольд сам не был, но прислал ему серебряную колыбельку, весившую сто фунтов серебра.

Ягелло сломал голень. Потом король поехал в Литву, а поскольку как в Польше, так и в Литве господствовало жестокое поветрие ²⁵⁵, вынужден был с Витольтом и с королевой долгое время жить в пущах и там, забавляясь охотой, сломал голень, из-за лечения которой несколько месяцев жил в Красноставе (Krasnimstawie). Потом, в году Господнем 1426, 16 мая, у Ягелло родился второй сын и второго июня окрещен и назван Казимиром. Но уже в 1427 году, 2 марта, умер и похоронен в Кракове.

Пишут также Кромер и Длугош, что в 1426 году Витольд, собрав большое войско наемных солдат из Польши и из Литвы, второй раз отправился против псковичей, которые выбились из послушания. Но в начале этого похода ему жестоко препятствовали непогода и частые дожди, а потом псковичи (Pskowianie) большой суммой золота и серебра в деньгах и драгоценностях купили себе у Витольда мир и покой ²⁵⁶.

В том же году Владислав Ягелло послал в Валахию против турок на помощь императору Сигизмунду пять тысяч конных поляков и литовцев с руссаками. Но [те] как пришли, так и ушли, в то время как император праздно развлекался в Чехии ²⁵⁷. А тех, которые не хотели идти в этот поход, особенно руссаков, король карал тюрьмой (wiezienim).

Глава двенадцатая

Об утверждении королевского сына Владислава наследником и об обвинении Витольдом королевы в прелюбодеянии.

В вышеупомянутом 1426 году, в святочный день, король Владислав Ягелло на Лещицком сейме старательно добивался у шляхты и коронных панов, чтобы после него Польское королевство мог унаследовать его сын Владислав, обещая им за это улучшение [прежних] и щедрые пожалования других вольностей. Но когда прямо добиться этого на сейме никаким способом не мог, император Сигизмунд посоветовал ему, чтобы обсудил это с коронными панами наедине, по одному и в тайне. Так он и поступил и, когда всех поодиночке тайно уговорил, обещая им пожалования званий (imion) и вольностей, и собрал с них письменные [обязательства], то, когда дошло до сейма, весь сенат одобрил наследование [престола] королевским сыном. Однажды таким же образом венецианским княжичем (xiazeciem) стал чужеземный шляхтич, подобный же план готовил (zakroil) и Монлюк ²⁵⁸ при избрании Генриха. Разве не Монлюк привез этот фортель в Польшу? И в Венеции венецианским княжичем тоже стал простой горожанин.

А в то время королева София была в тягости третьим плодом, что напугало Витольда, чтобы столь частыми рождениями Великое княжество [Литовское] не перешло к королевскому сыну. Поэтому он оговорил королеву в прелюбодеянии перед королем Ягелло, сказав королю: ты уже в столь преклонном (zgrzybialy) возрасте ²⁵⁹, что сыновья, появляющиеся раз за разом, не могут быть твоими собственными. Поверив в это, король приказал учинить следствие о верности (zachowaniu) королевы. Схвачены были две пани, Катаржина и Эльжбета, сестры Щуковские ²⁶⁰, которые были [посвящены] в тайные дела королевы. Боясь, что их подвергнут пытке, те признались в излишествах (zbytkach) королевы, однако правда это либо нет, было сомнительно. Польские шляхтичи, обвиненные по [делу] королевы. [Ими] были выданы и те, с кем [королева] встречалась и советовалась, прежде всего Гиньча Роговский, Петр Куровский, Вавржинец Заремба, Петр Краска, Ян Конецпольский и Петр и Добеслав Щекочиньские. Из них трое последних сразу сбежали, а трех других посадили в тюрьму. Королеву король тоже хотел отослать в заключение в Литву, и уже были приготовлены возы. Но на Городельском сейме (который Витольд собрал было для этого) паны, особенно краковский воевода Ян Тарновский, стали спрашивать короля, что он собирается делать со своими сыновьями после того, как так ославил их мать королеву. Король отвечал, что будут при мне, чтобы после меня правили. Знаменитые слова Яна Тарновского. А Тарновский сказал: «Боже сохрани, чтобы ты нам поставил на королевство тех, мать которых славишь, а их самих за своих сыновей не признаешь!» ²⁶¹. Потом коронная рада постановила, чтобы королева сняла с себя подозрения своей присягой и свидетельством нескольких панов. А вскоре после этого она родила третьего сына, которому при крещении дали имя Анджей Казимир.

А в 1428 году император Сигизмунд, король Венгерский, с великим войском отправившись в Болгарию на турок, как только увидел турецкие полки, не вступая в битву, позорно бежал на Дунай с частью войска, а другую часть людей выдал на съедение (na miesne jatki) туркам. Там Ян Завиша Черный, поляк, староста Спишский, когда император прислал за ним челн, чтобы тоже бежал, не хотел на него вступить, предпочитая славно умереть, нежели позорно бежать, выдав своих христианских братьев. И, побуждая коня шпорами, ударил на бесчисленные турецкие полки и собственной рукой убил несколько турок, А когда он демонстрировал еще большую отвагу, турки окружили его и захватили живым. И когда его, статного мужа в позолоченных доспехах, вели как великий дар турецкому императору, повздорили два туречина, которые оба приписывали себе его пленение. И там же одним из них он был зарублен, муж, всю свою жизнь славный рыцарскими подвигами и сенаторским советом и достойный вечной памяти.

Новгородцы второй раз принуждены к покорности и дани. Тогда же Витольт, великий князь Литовский, имея в помощь много поляков в качестве волонтеров, нанятых за деньги, во второй раз начал войну против руссаков новгородцев, вольных людей, псковских соседей, указав им причиной войны нарушение границ. И когда вопреки их надеждам он с литовским и польским войском преодолел трудности пути, то с польскими и с литовскими войсками расположился лагерем под их замком Опочкой. Там новгородцы покорно пришли к нему, покоряясь ему с городом, замками и княжеством, а также при сдаче дали ему великие дары в золоте, в серебре и в драгоценностях, принесли присягу и согласились ежегодно платить большую дань. Как пишут Длугош и Кромер, в этом походе вместе с Витольдом были знатнейшие из поляков, прежде всего мазовецкий князь Казимир, Винцентий Шамотульский, каштелян Мендзыжецкий, гетман войска ²⁶², Якуб Кобылянский, Ян Чижовский, Мстяг (Msciag) Скржиньский, Миколай Бржецкий (Brzeski), Зик Кадлубский, Мацей Уский, Ян Щекоцивский, Ян Лопата Калиновский, Якуб Прекора Моравский (Morawianski), Миколай Сепинский и другие ²⁶³. Вот так Витольд в этом втором походе основательно подчинил (gruntownie zgoldowal) жителей Новгорода Великого.

Глава тринадцатая

в году Господнем 1429.

Император Сигизмунд, король Венгерский и Чешский, после того самого поражения от турок в Болгарии, когда, выдав своих людей, сам позорно бежал Дунаем, так и не дав сражения, чтобы как-нибудь скрыть свое предательство и потери, стал жаловаться на короля Ягелло: якобы тот, несмотря на обещания и уговор, не прислал ему на помощь своих людей. Однако еще за год до этого Ягелло и Витольд посылали их до самого Браилова на Дунае, последнего и пограничного с турками валашского города, а сам император, замешкавшись в Чехии, задержал наших без толку.

А император Сигизмунд, будучи великим, хотя и тайным, врагом Ягеллы и поляков, заботился прежде всего о том, как бы Витольда и литовцев с поляками и Ягеллой рассорить и окончательно разорвать их союз. Поэтому он просил Витольда и короля Ягелло съехаться с ними для беседы в определенном месте, на что легко уговорил. Место [съезда] Витольд предложил в Луцке на Волыни, на шестой день января 1429 года. А в это время сыновья мазовецкого князя Земовита, умершего в прошлом году, приехав в Сандомир, принесли королю Ягелле присягу и [вассальную] клятву. А их дядя Ян, князь Варшавский ²⁶⁴, потом тоже умер через несколько дней.

А император Сигизмунд согласно уговору в [назначенное] время приехал в Луцк со своей женой Барбарой и со многими князьями и графами Немецкой империи ²⁶⁵, а также с венгерскими, хорватскими, чешскими, австрийскими и другими панами, которые вместе с императором приехали не столько на съезд, сколько для прославления Витольда. А также и король Ягелло с королевой и с мазовецкими князьями и коронными панами, с Легницким, Бжегским (Brzeskim) и с Поморскими князьями. Также, как свидетельствуют летописцы, по просьбе Витольда приехали: его зять Василий, великий князь Московский ²⁶⁶, Борис Тверской ²⁶⁷, [князь] Рязанский ²⁶⁸, Одоевские князья ²⁶⁹ Белой Руси, а также Эрик, король Датский и Шведский ²⁷⁰, Перекопский и Заволжский цари ²⁷¹, изгнанный господарь Валахии ²⁷², прусский магистр Русдорф и лифляндский [магистр] Зигфрид (Sifridus) ²⁷³ с их комтурами. Греческий император Палеолог тоже прислал своих послов. И очень много других князей и иностранных господ, помимо самих литовцев, русаков и поляков, съехалось в Луцк ²⁷⁴, так что на несколько миль около Луцка по деревням и фольваркам полно было гостей, и всех их Витольд вельможно принял и еще вельможнее чествовал и угощал (podejmowal).

И там, когда император, король Ягелло и Витольд сошлись для прямого разговора с глазу на глаз о взаимных кривдах и причинах неприязни, император более всего напирал на Валахию ²⁷⁵, желая, чтобы король и Витольд согласно условиям мира совместно с ним силой привели к покорности Валашскую землю и разделили ее на три части, говоря, что этот народ никому не верен и давно не приходил ему на помощь в турецкой войне. А король Ягелло отвечал: я ничего такого делать не желаю, напротив, буду защищать валахов, которые издавна мне служат и верные данники. А если и не прибыли к императору на помощь, то это не их, а самого императора вина, поскольку за год до этого они совместно с литовцами, с волынцами и с подолянами были выдвинуты на турок до самого Браилова, но император сам их обманул. На эту отповедь Ягеллы императору пришлось отмолчаться, однако он начал тайные переговоры с Витольдом и, устраивая с ним отдельные встречи, обещал ему, как великому, доблестному и славному князю, корону королевства Литовского. И там же с ним подружился, сговорился и заключил союз, чтобы поссорить его с Ягелло и с поляками. А Витольд, так как был великого ума (wielgomyslny) и жаждал славы, не отказал в этом императору, однако сказал, что короны принять не может, ибо не годится этого делать без дозволения Ягеллы. Тогда император вместе со своей женой хитро и ласково начали уговаривать короля Ягелло, чтобы он ради почитания, украшения и славы своей отчизны дозволил Витольду принять корону. Король, смущенный этими уговорами, не стал возражать, однако с тем условием, если это одобрит коронный сенат. Потом Витольд щедро чествовал [гостей] превеликой казной и несказанным пожалованием, щедростью своей превышая собственную доблесть. И все летописцы согласны в том, что хотя и великое это дело, однако соответствующее [великому] сборищу гостей. На каждый день выходило семьсот бочек меду, кроме вина, мальвазии, пива и других [спиртных] напитков; семьсот волов и телок, четырнадцать сотен баранов, зубров, лосей, диких свиней по сто ²⁷⁶, не считая прочих продуктов (przypraw) для кухни и различных нужд и расходов. И целых семь недель ²⁷⁷ длился этот съезд в Луцке, знаменуя собой превосходство и богатство Витольда, собравшего в Луцк так много знатных гостей и виднейших монархов ²⁷⁸.

Потом Витольд с императором Сигизмундом, договорившись о подходящем времени доставки от папы короны королевства Литовского, второй раз вместе ласково попросили короля Владислава Ягелло, чтобы он ради украшения и славы своей отчизны Литвы не запрещал Витольду литовскую корону. Хитрость Витольда, благодаря которой он получил место в совете. Поэтому Слуцким и другим князьям это запрещено и ныне. А когда по этому поводу король заседал с сенаторами, Витольд тоже хитро выпросил себе место в коронной раде, чтобы поляки не смели голосовать против него в его присутствии. И там гнезненский архиепископ Войцех Ястржебец, как примас, вел об этом долгие речи, ничего определенного так и не сказав. После него краковский епископ Збигнев Олесницкий в убедительных словах раскритиковал эту затею Витольда, дабы тот понял, что этот пожалованный императором дар и его учтивость [ведут] не к украшению и славе княжества Литовского, доселе издавна славного рыцарскими подвигами, но к разрыву и ссоре с Короной польской, чтобы затем ими, рассорившимися, поодиночке поживились крестоносцы. Просил также, чтобы Витольд, уже преисполненный славы, и к тому же имея восемьдесят лет от роду, помнил о своей клятве, которой объединил Литву с Польшей, чтобы как следует знал, что frigidum latitare anguem in herbis (трава скрывает холод змеи), и в этом императорском лакомстве почувствовал яд предательства.

Голосование коронных панов против Витольда в Луцке. Потом краковский воевода Ян Тарновский и другие сенаторы долгим обсуждением окончательно разбили замыслы Витольда. Витольд гневно вырвался из круга. А Витольд сорвался и, скрежеща зубами, гневно вышел из круга ²⁷⁹, грозясь, что раз уж так [вышло, он] постарается другим способом добиться того, что задумал. Сенат также упрекнул (zfukal) короля, что позволил императору, своему главному врагу, так своевольно действовать в его государстве, а затем [сенаторы] разъехались из Луцка. Император Сигизмунд выехал из Луцка, одаренный Витольдом. А император потом несколько дней жил у Витольда, но, опасаясь какой-либо измены со стороны разгневанных поляков, быстро умчался в Венгрию, взяв от Витольда великие дары, среди которых был оправленный в золото и усыпанный дорогими каменьями рог тура (которого Гедимин когда-то убил на том месте, где ныне верхний Виленский замок).

Глава четырнадцатая

Литовские послы в Польшу. Витольд потом послал виленского воеводу Гаштольда (Gastolta) и своего маршалка Румбольда (Rombowda) к королю и коронному сенату на Корчинский съезд сказать, что Витольд — хотят этого польские паны или не хотят — желает быть литовским королем как вольный господин вольного народа. Суровая отповедь польских послов Витольду. Коронные паны тоже послали краковского епископа Збигнева и сандомирского воеводу Миколая Михаловского к Витольду — убеждать его, чтобы не изволил с ними шутить. А если не прекратит эти начинания, грозили воспрепятствовать ему в этом вооруженной рукой. Но Витольд, не обращая на это внимания, тем чаще через послов просил императора о короне — и как можно быстрее — и с крестоносцами об этом договорился. Как только поляки это уразумели из писем Витольда от перехваченных курьеров (cursorow), они съехались в Сандомир, где в то время находился и король. Поляки отдают королевство Витольду [вместо] Ягелло. И снова послали к Витольду краковского епископа и Яна Тарновского с таким посольством: если уж Витольд не может по-другому отказаться от своих намерений и столь сильно желает королевства, то с согласия Ягелло и всех сословий Короны они целиком отдают ему польское королевство в управление и в полную власть (ze wszystka wladza i moca zupelnie). Только бы не устраивал [отдельное] королевство из Литовского княжества, и чтобы королевство и корону лучше бы принял от друзей, а не от врагов и изменников. А Ягелло, утомленный годами ²⁸⁰ и тяжкими трудами, королевство, на котором [довольно] побыл, добровольно передает Витольду, как более мужественному и достойному. Имея двух своих малых сыновей, Владислава и Казимира, он понимает, что после его смерти оно к ним же и перейдет, поскольку [Витовт] тоже уже не может иметь наследников из-за своей старости. Чтобы [Ягелло] был только губернатором, а не королем.

Как пишут Длугош и Кромер (кн. 19), так предлагали (foritowali) некоторые поляки, которые вошли во вкус (zasmakowalo) брать подарки от Витольда; те, которых Витольд вынудил собственной доблестью, и которые хотели свергнуть Ягелло, а Витольда возвести на его место, и прочее. И Витольда, несмотря на его постоянный и упорный замысел, этим посольством чуть было не склонили к принятию польской короны, если бы не усилия других коронных панов. Те пускали остатки собственного имущества на государственные дела, чтобы еще больше приумножить свое добро подарками от Витольда. Как пишет Кромер: Privata compendia publicae rei praeferentes, ut largitiones ejus in se assentando magis augerent etc. (Частные сбережения предпочтительнее [вкладывать] в правительство, чтобы эти средства сами по себе еще более увеличивались). Они льстили ему, тайно убеждая через своих посланцев, чтобы держался своего намерения и всегда прислушивался к их посольству, которое приехало к нему еще до прибытия коронных послов. Вот так в то время одни коронные сенаторы льстили Витольду, чтобы был польским королем, другие же подталкивали его к тому, чтобы из литовского княжества учинил королевство, хотя при этом все были согласны в том, как бы что-нибудь выгадать. Так что:

                                Проперций, кн. 3.

                                Вергилий. Энеида, кн. 3.

Воистину христианский ответ Витольда коронным послам. Но Витольд кротко ответил коронным послам, которые отдавали ему Польское королевство [вместо] Ягелло: «Я не хочу быть настолько бесстыдным и безбожным, чтобы сгонять моего брата Ягелло с его королевства, но и не отказываюсь от своего намерения, о котором я объявил по всему свету всем королям и князьям, и повод к которому дал сам Ягелло, объявив это дело скверным и недостойным. Против короля и поляков ничего злого не умышляю, но если против меня начнут какую-нибудь войну, буду защищаться всеми силами».

Серебряный и золотой дракон среди подарков Витольду от императора. В присутствии этих послов Витольду принесли подарок от императора: дракона, прекрасным и мастерским искусством изготовленного из золота и серебра ²⁸¹, бывшего знаком их взаимной дружбы и примирения как с императором, так и с крестоносцами. Послы императора требовали от него присяги, на надлежащих условиях [скрепляющей] его союз с императором. Но Витольд отвечал, что считает дракона дружеским подарком гостю, но он дружит с императором не за подарки, и никакой присяги ему учинить не может. Однако отговорить от намеченной коронации польским послам себя не дал, был назначен и день, в который император должен прислать короны для него и его жены. Король [Ягелло] с коронными панами, убедившись в непреклонности его умысла и в примирении с прусскими и лифляндскими крестоносцами, послал к папе, прося, чтобы не давал короны для Литвы. Польские паны так часто докучали этим папе, что тот запретил императору Сигизмунду и Витольду впредь хлопотать о короне, послав им письма. Но этим намерение Витовта угомонить не удалось, как говорят, особенно из-за действий (za potucha) самих коронных панов, которым были милее частые подарки от Витольда. К тому же известность и авторитет Витольда в Польше были столь велики, что Витольда, по советам которого долгое время правил Ягелло, поляки чтили и уважали больше, чем короля, да и побаивались его.

Глава пятнадцатая

О захвате императорских послов, ехавших к Витольту.

Ягелло прибавлением шляхте вольностей добился права наследования в королевстве, и вот так за вольности предали свободу. Потом, в 1430 году, в деревне Едлиня (Jedlinie) Радомского повята Ягелло созвал сейм, на котором подтвердил шляхетские вольности и еще прибавил, желая этим привязать к себе коронные сословия ради наследования королевства вторым сыном — и получил это право (successia). Однако Ягелло видел, что не может заставить Витольта отказаться от намерения короноваться королем Литовским, что было намечено в Вильно на 11 день месяца сентября. И послал познанского подкомория Яна Чарнковского на стражу у польских и силезских границ, чтобы перехватывал послов Витольта и императора, часто ездивших туда и сюда через Пруссию. Захвачены императорские послы. И тому сразу же посчастливилось поймать ехавших с письмами к Витольду генуэзца Баптисте Чигале (Cigalle), доктора права, и силезца Сигизмунда Рота, которых, выпотрошив, неосмотрительно отпустил и, забрав у них императорские письма, принес их королю. Эти письма были посланы Витольту, чтобы избавить его от сомнений относительно короны (ибо Витольт сомневался, имеет ли власть император или римский король, который и сам еще не достиг императорской короны ²⁸², ставить и утверждать новых королей). Отобран привилей на королевство Литовское. Послы везли Витольту императорский привилей, которым в Литве учреждалось новое королевство, а Витольт становился королем. А другие послы за ними должны были привезти корону. Были там и другие письма о союзе Литвы с прусскими и лифляндскими крестоносцами против поляков.

Поляки собрались в большом числе, чтобы отнять корону. Когда по состоянию здоровья Чарнковский не смог больше исполнять [поручение] со стражей, сразу же вся шляхта Великой Польши без какого-либо приказа и без ведома короля собралась, вооруженная как на войну, с собственными вождями: Сендзивоем Остророгом ²⁸³, [познанским] воеводой и старостой; познанским каштеляном Доброгостом Шамотульским ²⁸⁴ и владиславским (Wladislawskim) воеводой Юрандом (Jarandem) Брудзевским ²⁸⁵. И засели с оружием на всех дорогах, лесах и реках у Турьей горы. А послы — императорские, немецкие, венгерские, чешские и папские — уже ехали с великой помпой и с коронами для Витольда и для его княгини Ульяны (Ulianie). И уже миновали Франкфурт-на-Одере, когда узнали от поляков, что на всех дорогах засады. Поэтому [послы] не осмелились подвергнуться опасности, два месяца напрасно ждали, что польские войска разъедутся, и [в конце концов] вернулись к императору. Сдается, что их к тому же уговорили за деньги.

Знатные гости, [собравшиеся] у Витольта в Вильно на коронацию. Витольд принял это с великим сожалением, но перед гостями, теша их, скрывал свою жалость и достойно их чествовал до конца сентября месяца. А гостями, созванными в Вильно на коронацию, как пишут Кромер (второе издание (secundae editionis), кн. 19, стр. 294) и Длугош, были два магистра: Пауль Русдорф прусский и Зигфрид лифляндский со своими комтурами и орденскими братьями ²⁸⁶, князья и графы Империи; его зять Василий ²⁸⁷, великий князь Московский; князья Тверской ²⁸⁸ и Одоевский ²⁸⁹ и цари Заволжских и Перекопских татар ²⁹⁰ с мурзами и с уланами ²⁹¹.

А литовские летопицы свидетельствуют иначе, [однако] без доказательств. Будто бы послам к Витольту три года пришлось жить в Италии (we Wloszech), ибо не смели везти корону из-за великих войн, вспыхнувших в то время в Итальянской земле ²⁹². А потом якобы поляки хотели отнять у них корону во Львове, а не в Литве; но польские и прусские хроники свидетельствуют [об этом] иначе и убедительнее (dowodniej). Ибо и Меховский (кн. 4, стр. 288) вопреки летописцам пишет об этом так: Legebatur et nunciorum regis Sigismundi (scilicet in literis interceptis) cum coronis transitus per Saxoniam (non Leopolim) Prussiam versus. Et Dlugosus nec non Cromerus lib. 19: jam Francfordiam que supra Odram est legati praetergressi (scilicet cum coronis) errant, cum obsideri vias omnes a Polonis acceperunt, et non ausi periculo sese committere, cum duobus mensibus frustra expectarent, ad Caesarem reverse sunt. (Читаем (разумеется, в перехваченных письмах), что посланцы короля Сигизмунда с короной ехали в направлении Пруссии через Саксонию (а не через Львов). Длугош, а также Кромер в книге 3 пишут, что послы (конечно, с короной) уже миновали Франкфурт, который над Одрой, когда узнали, что поляки стерегут все дороги. Они не посмели подвергнуться опсасности, напрасно ждали в течение двух месяцев, после чего вернулись к императору). То же самое [пишут] Ваповский, Герборт, Бельский и другие. Похоже, что летописец ошибался, не ведая различия во времени, ибо польский король Казимир Великий Локеткович в 1340 году тоже взял было во Львове две золотые короны и другие сокровища русских князей, как можешь посмотреть выше в делах Ольгердовых.

Глава шестнадцатая

В то время Витольд то ли от расстройства, то ли по какой другой причине впал было в немочь, которую лекари зовут антракс ²⁹³, однако же старания о короне не оставил. А так как видел, что зацепиться (przysc) трудно, к тому же из-за нежелания поляков, того, чего не мог [достичь] явным действием (nasadzenim), задумал достичь хитростью. Пригласил короля к себе в Литву на охоту, обещая забыть все старые склоки и оставить хлопоты о короне.

Королю любо было съездить на милую родину, но части коронных панов это витольдово приглашение показалось подозрительным. Поэтому с ним послали нескольких сенаторов и краковского епископа Збигнева ²⁹⁴. Всех их вместе с королем Витольд встретил радушно и ласково, кроме епископа (который был его злейшим врагом), и от самой литовской границы проводил до Вильно. А как только оказались в Вильно, Витольд стал наседать на короля с великой просьбой, чтобы к украшению и славе общей отчизны не возбранял ему короны для королевства Литовского. А когда король отвечал ему, что без дозволения коронных панов этого учинить не может, стал первым делом пытаться склонить на свою сторону епископа Збигнева. И послал к нему от своего имени, обхаживая его великими дарами и обещаниями, чтобы не противился его чести и славе. И к тому же грозил ему, что если не оставит свое упрямство, то он клянется, что всеми силами, руками и ногами (как говорится) будет стараться свергнуть его с епископства.

На что Збигнев отвечал ему, что считает его достойнейшим князем Короны, но не может этого сделать без нарушения и разрыва дружбы, союза, единства и взаимных письменных договоренностей Великого княжества Литовского с Короной. А также пусть обратит внимание на то, что император и крестоносцы, главные враги обоих наших государств, это ему советуют не для того, чтобы его возвысить (izby go ozdobili), а чтобы разорвать связь двух народов, со святым союзом которых им не справиться. Как всегда говаривал император: брось кость между двух псов, а потом с ними, грызущимися, легко будет делать все, что захочешь.

Так Збигнев пространно растолковал это Витольту, и того такая сильная немочь взяла, что он отчаялся жить, оставил все свои старания о литовской короне и стал готовиться к смерти с великим благочестием и покаянием, как и надлежит христианскому пану. Видя это, король сразу же отправил епископа Збигнева и коронных панов в Польшу, ибо понимал, что при них не сможет (как он задумал) поставить на литовское княжение брата Свидригайло.

Славные триумфаторы Рима, Греции, Трои и Персии, минувших дней
Храбрые гетманы, оставили след вы в истории славой великой своей.
Умер Витольд в Троках в возрасте восьмидесяти лет ²⁹⁵,
Имя свое прославив мужеством своим на весь свет.
Не только с чужими, а с Русью, со Жмудью, с Литвой ²⁹⁶ воевал
И в жарких сражениях множество славных побед одержал.
Одних татарских царей свергал и на смену им ставил других,
Ему услужить со своею ордой готов был каждый из них.
Ибо когда умер заволжский царь султан Зеледин,
С которым Витольд дружил и Ягелло дружбу водил,
Витольд сам Тохтамыша ²⁹⁷ в Вильне короновал,
Отцовский ханский престол для него расчищал.
А когда Керемберден брата со свету сжил,
Еремфердена Витольд на престол посадил,
А Керембеда убил, чтобы брату царство отдать.
В те годы литовцы могли татарами помыкать.
И у перекопских татар Витольд двух солтанов посадил.
После Девлет-Гирея, тот тоже из царского рода был,
Магомета поставил он кыркельским ²⁹⁸ ханом
И соперничал с самим славным Тамерланом.
Государство свое расширил от Понтского моря,
От Очакова вдоль и вширь до Немецкого моря.
Литва процветала в счастье, в славе и в смелости,
С русским рыцарством имея границы в целости.
Счастье его баюкало на своей груди,
Всегда выдергивая из любой западни.
Храбрость свою он умело хитростью подкреплял,
В нужде ему всегда счастливый жребий выпадал.
Не мог он без дела сидеть и, если была нужда,
Труднейшие дела за обедом решал без труда
И чужеземных послов за трапезой принимал,
Либо о рыцарских делах с панами рассуждал.
Также имел в обычае то, что своих приближенных
Грабил, смещал с постов, должностями обогащенных,
И, обобрав до нитки, тех же людей назначал
На ту же должность, и так свою казну пополнял ²⁹⁹.
Все перед ним плясали, и скорее грозой
Подданных он себе подчинял, чем добротой.
К чужеземцам был щедр, но больше всего Венере
Служил он, да так, что в любви не следовал мере.
Сложения был субтильного и невысокого роста,
Но по своим деяниям великаном казался просто.
И хоть был бабой лицом ³⁰⁰, но всегда так гонял
Бородачей, что каждый враг перед ним дрожал.
Когда он должен был встретиться над Днепром с татарами,
Не биться ему советовал какой-то князек старый,
Ибо был холод велик. А Витольд сказал на это:
«Стоит ли дожидаться тепла, ведь еще не лето.
И, хоть сегодня холодно, с татарами встретиться
Нужно и их одолеть, так что будем надеяться,
Что мы и холод, и татар все же победим,
А проиграем, то не одному, а двоим.
Не так уж и стыдно бывает сразу от двух удирать,
Но только время теряет тот, кто думает подождать».
С этими словами они храбро врага повстречали,
Над холодом и татарами победу одержали.
Считая, что это плохо, некоторые ругали
Его за то, что богатых татар на Ваке видали ³⁰¹,
Которых обогатил он. Считали, что должен он понимать:
Нельзя в своем государстве так щедро язычников размножать.
Витольд сказал, что доброта и хищника смиряет,
И даже свирепый лев мир с человеком заключает,
Который кормит его. Так и татары степные
За щедрость его будут как литвины родные ³⁰².
Как-то расхваливали ему оратора блестящего,
Сладкоречивого как мед, краснобая настоящего.
Витольд сказал; «Я хотел бы речи простой.
Простота – это лучший мост к правде святой» ³⁰³.
Вина и пива не пил, всегда жил трезво.
Все, что задумывал, шло у него резво,
Не сидел никогда без дела. Свой рыцарский долг
Считал главным сокровищем и бдительно стерег.
И поэтому бессмертна и вечна его слава,
Которую подвигами он заслужил по праву.
Каждый рыцарь, который его путем пойдет,
До самых пределов славы, быть может, дойдет ³⁰⁴.

Комментарии

1. Примечание Стрыйковского на полях: О последствиях надменности и смирения подробнее читай: Лука 1 и 18; Исаия 14; Даниил 4; 1-я Царств 15; Эсфирь 3 и 13; Экклезиаст 10; Римлянам 8, 1; Петр 5; Иаков 4; Филиппийцам 2; Бытие 3; 1-я Царств 5 и 9 и прочее.

2. Описание битвы при Грюнвальде представляет из себя вполне самостоятельную поэму. Саму битву Стрыйковский описывает по Длугошу, но при этом он использует и другие источники, в частности, «Хронику Быховца». Эту часть «Истории» Длугоша уже давно перевели на русский язык, и читатель может сам сравнить оба текста. Интересен сам отбор материала: что наш автор считал наиболее важным, а что отбрасывал как второстепенные подробности. См.: Ян Длугош. Грюнвальдская битва. М.-Л.,1962.

3. Примечание Стрыйковского на полях: Хуже ждать неприятеля дома, ибо таково было и правило (votum) Ганнибала, который воевал с римлянами не иначе, как в их собственном доме.

4. Примечание Стрыйковского на полях: Поляки готовятся к войне.

5. Примечание Стрыйковского на полях: Честь польских шляхтичей и любовь к отчизне.

6. Примечание Стрыйковского на полях: Длугош и Кромер.

7. Примечание Стрыйковского на полях: Архиепископ Миколай Куровский, временный (na czas) губернатор. Миколай Куровский герба Шренява был примасом Польши и архиепископом Гнезненским в 1402-1411 годах.

8. Примечание Стрыйковского на полях: Коронный маршал Збигнев Бжезинский (z Brezia) поставлен для обороны от венгров. Длугош пишет, что маршал Збигнев Бжезинский во время похода в Пруссию был при короле. См.: Ян Длугош. Грюнвальдская битва. М.-Л.,1962. Стр. 76.

9. Примечание Стрыйковского на полях: Набожность Ягеллы.

10. Примечание Стрыйковского на полях: Витольд целый год принимал в Литве Заволжских татар для той войны. О том, что Витовт целый год содержал на свой счет две татарские орды, Длугош не пишет, но такое вполне возможно.

11. Примечание Стрыйковского на полях: Построение литовских войск и смотр (okazowanie) под Червиньском. Переправа через Вислу под Червиньском происходила с 30 июня по 2 июля 1410 года. См.: Ян Длугош. Грюнвальдская битва. М.-Л.,1962. Стр. 68, 69.

12. Примечание Стрыйковского на полях: Татары и литовцы грабят по обычаю язычников.

13. Примечание Стрыйковского на полях: Лютерберг, город, спаленный литовцами. Людбарг или Лютерберг — ныне Лидзбарк.

14. Примечание Стрыйковского на полях: [Эти] смерды покрикивали [друг на друга: быстрее, а то] князь разгневается. См.: Ян Длугош. Грюнвальдская битва. М.-Л.,1962. Стр. 75.

15. Примечание Стрыйковского на полях: Река Вкра, отделяющая Пруссию от Мазовии.

16. В оригинале w polu Turzym. Turzyca — по-польски осока.

17. Примечание Стрыйковского на полях: Король обращается к Богу. Cromerus et Dlugossus. Acceptumque manu vexillum maximum, sonora voce lachrimabundus ita fatur, etc. (Кромер и Длугош. Взяв рукой большое знамя, громким голосом со слезами говорил, и т.д.).

18. Заявление о том, что Тевтонский орден в Пруссии с самого начала был данником польской короны, не соответствует действительности. Хотя договор ордена с Конрадом Мазовецким (XIII век) имел многие признаки вассалитета, толковать его можно было по-разному, чем орденские дипломаты и занимались в течение всей истории Пруссии. А самая главная закорючка состояла в том, что на момент заключения договора Польша не была единым государством и вообще не имела короля. Мало того, Мазовия и в 1410 году еще сохраняла независимость и имела своих собственных князей. Требовать от великих магистров ордена обязательной вассальной присяги польскому королю поляки стали только после битвы при Грюнвальде.

19. Примечание Стрыйковского на полях: Зындрам Машковский, коронный гетман.

20. Чех Ян Сарновский (у Длугоша Sarnowski, у Стрыйковского Zarnowski) был не командиром, а знаменосцем хоругви Святого Георгия, где служили наемные чехи и мораване. Командовал же этой хоругвью другой чех — Ян Сокол. См.: Ян Длугош. Грюнвальдская битва. М.-Л.,1962. Стр. 88.

21. Литовской армией командовал сам Витовт. Ни о каком Иване Жедивиде Длугош не пишет, а Гаштольд появляется в его «Истории» только под 1429 годом. Жедивида и Гаштольда наш автор взял не из Длугоша, а из «Хроники Быховца». Тогда наивысшим гетманом в войске Ягайлы был пан Сокол Чех, а надворным гетманом был пан Спыток Спыткович, а в войске Витовта наивысшим гетманом был князь Иван Жедивид, брат Ягайлы и Витовта, а надворным гетманом пан Ян Гаштольд. И начали вышеуказанные гетманы людей строить, а о тех ямах ничего не знали, что их немцы выкопали, и так, строя войска, наивысшие гетманы князь Иван Жедивид и пан Сокол в те ямы упали и поломали себе ноги, чем были очень оскорблены, отчего и умерли. В этом месте переводчик «Хроники Быховца» допустил курьезную ошибку, которая уже полвека приводит в недоумение русского читателя. Польское выражение obraziс sie означает получить повреждение, понести ущерб. Разумеется, в данном случае ущерб был нанесен не чести, а здоровью. Это место следует перевести так: и ноги себе поломали, и сильно покалечились, с чего и померли. См.: Хроника Быховца. М.,1966. Стр. 79; ПСРЛ, том 32. М.,1975. Стр. 150.

22. Примечание Стрыйковского на полях: Первое построение польского войска.

23. Примечание Стрыйковского на полях: Прусская деревня Грюнвальд (Grinewald).

24. Примечание Стрыйковского на полях: Положение места.

25. Примечание Стрыйковского на полях: Oneravit aetera votis (Обременял небеса обетами). Священник Длугош столько внимания уделяет молитвам Ягайлы перед битвой, что временами это уже начинает надоедать. Стрыйковский тоже это почувствовал и слегка подтрунивает. Этот мимолетный штрих как нельзя лучше характеризует самого нашего автора, которому был абсолютно чужд чрезмерный религиозный пафос.

26. Примечание Стрыйковского на полях: Орденское войско.

27. Примечание Стрыйковского на полях: Орденские хоругви. Знамена Тевтонского ордена и его союзников подробнейшим образом описаны Длугошем, однако льва на белом поле в этом списке нет. Есть белый лев на красном поле и красный лев на лазурном поле. См.: Ян Длугош. Грюнвальдская битва. М.-Л., 1962. Стр. 91-95.

28. Примечание Стрыйковского на полях: Пятьдесят одна орденская хоругвь, а мелких (fendlow) пеших сто.

29. Примечание Стрыйковского на полях: Витольд распекает брата Ягелло.

30. Примечание Стрыйковского на полях: Зындрам Машковский строит польские войска, а Витольд литовские.

31. Примечание Стрыйковского на полях: Литовских хоругвей 40, а смоленских 3.

32. Примечание Стрыйковского на полях: 50 польских хоругвей на левом фланге.

33. Примечание Стрыйковского на полях: Богородица — старинная польская песня, которую все обычно всегда пели перед столкновением. «Богородица» — самый древний из дошедших до нас поэтических польских текстов. По легенде, ее сочинил живший в X веке святой Войцех (Адальберт), но большинство историков считают, что «Богородица» появилась позднее, в конце XIII столетия. В оригинале Стрыйковский пишет так же, как в древних текстах: Boga Rodzica. Само слово Богородица является архаизмом и заимствованием из других славянских языков, так как современные поляки говорят: Матка Бозка.

34. Гарц (harce) или герц — по-польски состязание, стычка, удальство, молодечество. Герцем назывались насмешки и издевки над противником перед битвой, часто кончавшиеся поединками или локальными стычками. Герцы были в особой моде у запорожских казаков, причем именно на герцах погибли уманский полковник Иван Ганжа (1648) и наказной гетман Иван Золотаренко (1656). От этого же корня происходит и слово гарцевать.

35. Примечание Стрыйковского на полях: Речь короля, [обращенная] к рыцарству.

36. Описание Стрыйковским коней орденских герольдов — единственное в своем роде, так как Длугош о конях ничего не пишет, а Хроника Быховца не упоминает даже самих герольдов. Этих боевых коней, тяжеловозов с подрезанными хвостами, наш автор называет фризами (na frezach cosmonogych), что указывает на их происхождение из Фрисландии. Эта порода лошадей хорошо известна коневодам и существует и поныне.

37. Примечание Стрыйковского на полях: Овидий. Метаморфозы, I.

38. Примечание Стрыйковского на полях: Гордое посольство с кровавыми мечами, которые и ныне [хранятся] в королевской сокровищнице. О том, что эти мечи были смочены в крови, пишет только Эберхард Виндек, секретарь императора Сигизмунда. Но историки характеризуют Виндека как хвастуна, вруна и «самого неотесанного писаку из всех, когда-либо бравшихся за перо», и это как раз тот случай, когда верить ему не следует.

39. Примечание Стрыйковского на полях: Смиренная отповедь.

40. Здесь Стрыйковский обращается к своей музе. Геликон — гора в западной Беотии, которая, согласно греческим мифам, была обиталищем муз и самого Аполлона.

41. Примечание Стрыйковского на полях: Литовцы столкнулись [с немцами] первыми.

42. В оригинале dastycht, но слова c таким написанием в немецком языке нет, и можно только догадываться, что именно имел в виду Стрыйковский. Речь явно идет о боевом кличе немцев (так пишет и Длугош), но этот клич мы не знаем. Возможно, стоит присмотреться к словам dastehn (стоять, находиться) или tuchtig (сильный, крепкий).

43. Длугош пишет, что со стороны крестоносцев было сделано по крайней мере два выстрела из бомбард. См.: Ян Длугош. Грюнвальдская битва. М.-Л., 1962. Стр. 101.

44. Фризы — боевые кони орденских рыцарей, о которых смотри примечание 36.

45. Примечание Стрыйковского на полях: Меховский и [Эней] Сильвий пишут, что равная битва литовцев с немцами длилась час, а Кромер кладет полчаса.

46. Примечание Стрыйковского на полях: Литовцы уступают поле, тая [как снег].

47. Примечание Стрыйковского на полях: Смелость и доблесть смоленчан.

48. Примечание Стрыйковского на полях: Шляхта Виленской и Трокской земли стояла со своими хоругвями: те с красными, а эти с голубыми. О знаменах Трокской и Виленской хоругвей Длугош пишет, что на них были изображены так называемые Гедиминовы столпы на красном поле, причем точно такие же знамена были и у смоленских полков. См.: Ян Длугош. Грюнвальдская битва. М.-Л., 1962. Стр. 91.

49. Примечание Стрыйковского на полях: Чех Сарновский (Zarnowski) бежал с хоругвью Святого Георгия. Смотри также примечание 20.

50. Примечание Стрыйковского на полях: Польское знамя захвачено. Краковским хорунжим был Мартин Вроцимовский. Некоторые авторы пишут, что краковский знаменосец Мартин из Вроцимовиц герба Полукозы при захвате знамени был убит, но на самом деле он дожил до 1442 года. См.: Карамзин Г.Б. Битва при Грюнвальде. Л., 1961. Стр. 80.

51. Примечание Стрыйковского на полях: [Вот] откуда у серадзцев припечатанная красным воском привилегия (wolnosc). Очевидно, печать из красного воска использовалась лишь для особо важных документов.

52. Примечание Стрыйковского на полях: Коронный подканцлер Миколай Тромба (Tramba) вернул убегающих чехов.

53. Примечание Стрыйковского на полях: Этот Сарновский был потом лишен чести, так что его отвергла и [его собственная] жена, брезгуя его изменой. См.: Ян Длугош. Грюнвальдская битва. М.-Л., 1962. Стр. 103, 104.

54. Примечание Стрыйковского на полях: Первый полк смоленчан терпит поражение.

55. Примечание Стрыйковского на полях: Полдень.

56. Примечание Стрыйковского на полях: Наши поразили первое войско [ордена], в котором было 50 комтуров.

57. Примечание Стрыйковского на полях: Crom. Leni pluvia delapsa. (Кром[ер]: Пошел нежный дождь).

58. Примечание Стрыйковского на полях: Пошел дождик и воистину помог нашим, гонящим [немцев].

59. Стрыйковский здесь выражается еще жестче: так, что из них вываливались внутренности (wnetrznosci z trzewami).

60. Примечание Стрыйковского на полях: Поражение второго прусского войска.

61. О ручном огнестрельном оружии при Грюнвальде у Длугоша ничего нет и, скорее всего, это просто домысел нашего автора. Но в принципе такое возможно, о чем смотри примечание 11 к книге одиннадцатой.

62. Стоит сравнить эти строки с описанием битвы при Грюнвальде в «Хронике Быховца»: князь Витовт видел, что войска его сильно много побито, а ляхи им никакой помощи оказать не хотят. См.: Хроника Быховца. М., 1966. Стр. 79.

63. Примечание Стрыйковского на полях: Лещичане, равяне, куявляне и плоцкая шляхта, наконец, мужественно вступили в бой.

64. Описывая битву при Грюнвальде, Длугош ни словом не упоминает ни о варшавянах, ни о самой Варшаве, о которой заводит речь лишь под 1426 годом. С конца XIV века Варшава была резиденцией князя Януша I (1346-1429), женатого на сестре Витовта, а столицей Мазовии стала только в 1413 году. Но так как Януш и сам сражался при Грюнвальде, участие в этой битве хотя бы небольшого числа варшавян нам представляется едва ли не обязательным. См.: Kozlowski F. Dzieje Mazowsza za panowania ksiazat. Warszawa, 1858.

65. Город Рава Мазовецкая находится в 73 км к юго-западу от Варшавы. В XIV веке Рава была главным городом Равского удела в Мазовии. Князь Земовит IV (1352-1426), женатый на сестре Ягайлы, был также и князем равским. Рава Русская находится в Львовской области и впервые упоминается в 1455 году как владение мазовецкого и белзского князя Владислава, которому принадлежала и первая Рава.

66. Примечание Стрыйковского на полях: Скарбек из Горы захватил [в плен] щецинского князя Казимира, от которого был [один] из послов к королю Ягелле с окровавленным мечом и с гербом Гриф. Гриф — герб князей Щецинских.

67. Примечание Стрыйковского на полях: Наступление третьего прусского войска [во главе] с магистром.

68. Примечание Стрыйковского на полях: Миколай Келбаса герба Наленч.

69. Примечание Стрыйковского на полях: Дипольд Кикериц, граф фон Дибер из Лузации, опоясанный (pasowany) рыцарь и отважный муж на сером коне в яблоках (jablkowitym). Длугош пишет, что конь Дипольда был буланый (bulanym), то есть серый или рыжий, однако не пишет, что тот был в яблоках, хотя у буланых коней такое частенько бывает. См.: Jana Dlugosza kanonika Krakowskiego Dziejow Polskich ksiag dwanascie, t. IV, ks. XI. Krakow,1869, стр. 53.

70. Примечание Стрыйковского на полях: Збигнев Олесницкий за его мужество был потом краковским епископом и кардиналом, хотя он имел в руках только обломок (pul drzewca) копья semifractam hastam (сломанное копье), которым его и сбил.

71. Стрыйковский здесь выразился опять-таки грубее: аж кишки с потрохами (flaki z trzewem) вылетели. Длугош же пишет, что Дипольд беспомощно бился, лежа на спине. См.: Ян Длугош. Грюнвальдская битва. М.-Л., 1962. Стр. 106.

72. Драбанты — в данном случае королевские телохранители.

73. Примечание Стрыйковского на полях: Прусский магистр Ульрих [фон] Юнгинген убит простым драбом. Драб (drab) — по-польски рослый человек, верзила, а в XV-XVI вв. в Великом княжестве Литовском так называли рядового наемной пехоты. Длугош ничего не рассказывает об обстоятельствах гибели Ульриха, из чего следует, что они были ему неизвестны. Ни один из польских рыцарей никогда не пытался приписать себе убиение великого магистра Тевтонского ордена — ведь тот принадлежал к самой верхушке католической церкви. Версия о простом солдате всех устраивала.

74. Примечание Стрыйковского на полях: Msziug Skrynninski. Длугош несколько иначе пишет имя этого рыцаря: Мщуй из Скржинна (Skrzynna), то есть не Скриннинский, а Скржиннинский.

75. Вернер фон Тетингер был комтуром Эльбинга. Смотри примечание 78.

76. Примечание Стрыйковского на полях: Этой хитростью персидский царь Кир подловил сына татарской королевы Томирис. Он оставил в обозе достаточно вина, а сам притворно отступил. А когда тот царек и татары упились оставленным вином, Кир вернулся назад и перебил пьяных. О чем Юстин (кн. 1), Карион (кн. 2), Геродот и другие.

77. См.: Геродот. История. Л., 1972. Стр. 79.

78. Примечание Стрыйковского на полях: Комтур Меве граф Венденский убит литвином. Он усиленно советовал помириться с поляками, за что его упрекал, приписывая ему заячье сердце, комтур Эльбинга Вернер Тетингер, который сам первым и сбежал. См.: Ян Длугош. Грюнвальдская битва. М.-Л., 1962. Стр. 78, 97, 114.

79. Примечание Стрыйковского на полях: Сам граф Иржи (Irzyk) Керсдорф взят [в плен] с сорока чешскими панами. Георгий (Юрген) фон Керсдорф — вероятно, родственник будущего ливонского магистра Франка фон Керсдорфа (1434-1435) и его двоюродного брата Вальтера фон Керсдорфа, комтура Гданьска (1433) и великого комтура (1434). Керсдорфы, в свою очередь, были в родстве с великим магистром Тевтонского ордена Паулем фон Русдорфом (1422-1441). Возможно, Георгий Керсдорф состоял в одном из чешских бальяжей Тевтонского ордена, так как у Стрыйковского даже сама форма его имени чешская. Длугош пишет: Георгий Герсдорф (Jerzy Gersdorf) из Силезии и представляет его как знаменосца хоругви Святого Георгия. Позже в числе пленных Длугош упоминает еще и некоего Кристофера Герсдорфа (если это не просто ошибка). См.: Ян Длугош. Грюнвальдская битва. М.-Л., 1962. Стр. 92, 107, 116.

80. Примечание Стрыйковского на полях: Из княжеств и государств [германской] империи [прибыли] все, кто там штаны носил (ile ich kolwiek pludrow uzywa), а еще и венгры с чехами возмущались против Польши и Литвы. Лузация — Лужица, Гользатия — Голштиния.

81. Слово Моравских и в оригинале повторяется дважды, видимо, случайно.

82. Здесь, как и в русских летописях, словом немцы названы вообще все иноземцы.

83. Примечание Стрыйковского на полях: Число пленных 14 000, комтуров 300 по [Энею] Сильвию, хотя другие историки кладут их 400, а Деций на стр. 40 пишет: viri nobiles et Commendatores 600 periere (погибли 600 знатных мужей и командоров). [Всего] немцев было 140 000 по достоверным доводам Кромера, и прочее. Прусских хоругвей взято 51. Кромер завысил численность орденского войска чуть ли не на порядок. Дельбрюк считал, что немцев было не более 18 тысяч. В настоящее время польские историки силы ордена под Грюнвальдом оценивают в 27 000, польско-литовские — в 34 000. Генрих фон Плауен, не доверять которому у нас нет оснований, общие потери ордена оценивал в 13 000 человек. См.: Kuczynski S. M. Wielka wojna z Zakonem Krzyzackim w latach 1409 — 1411, Warszawa 1980.

84. Хоругвь — это и знамя воинской части и сама эта часть, численность которой во время битвы при Грюнвальде в среднем составляла около пятисот человек, но обычно была меньше. Если же исходить из цифр, приводимых Стрыйковским (а они, несомненно, завышены), получается, что в орденских хоругвях было от одной до трех тысяч воинов. Позднее (XVI-XVII вв.) численность хоругви в Польше и Литве соответствовала роте, то есть такая хоругвь была вдвое меньше, чем в XV веке.

85. Примечание Стрыйковского на полях: Орудия пыток для поляков. То же самое было приготовлено и для гданьчан под Тчевом.

86. Примечание Стрыйковского на полях: Витольд велел казнить двух комтуров: комтура Бранденбурга Маркварда Зальцбаха и Шумберга, и даже король не смог его отговорить. [Их казнили] за то, что на съезде под Ковном срамили его мать, и, хотя уже были схвачены, наговорили Витольду немало дерзких слов.

87. Примечание Стрыйковского на полях: Солнце зашло.

88. Примечание Стрыйковского на полях: Кнехтов выдали доспехи.

89. Примечание Стрыйковского на полях: Cromer. Quodam autem in loco palustri aliquot turmae latitantes armorum splendore proditae (Кромер. Несколько отрядов, скрывавшихся в болотах, выдали их блиставшие доспехи).

90. Примечание Стрыйковского на полях: Cromer: Abiectis armis pecudum in morem nostris praesso agentibus in castra compulsi sunt (Кромер: Побросав оружие, они сами подавали руки и, как скотина, были угнаны нашими в лагерь).

91. Дословный перевод выглядел бы так: В то время уже не слышно было dasticht und Polsz, как прежде вызывающе [кричали рыцари] в сверкающих доспехах. По поводу немецких слов смотри примечание 42.

92. Точный перевод такой: бой, которого они так жаждали.

93. Во времена Стрыйковского пушки уже считались ценнейшими трофеями, поэтому и здесь он ставит их в один ряд со знаменами.

94. Te Deum (Тебя, Боже, [хвалим]) — первые слова и название католического церковного гимна.

95. Примечание Стрыйковского на полях: Просьба о погребении.

96. Примечание Стрыйковского на полях: Ответ короля.

97. В битве погибло 13 комтуров и 5 фогтов, и это очень много, так как в Пруссии было всего около трех десятков комтуров. Число убитых комтуров, приводимое Стрыйковским, уместнее отнести к числу всех павших орденских братьев. Считается, что под Грюнвальдом их погибло около 400, так как в то время во всей Пруссии начитывалось не более 700 братьев Тевтонского ордена.

98. Примечание Стрыйковского на полях: Число немецкого войска. Смотри примечание 83.

99. Junger — это, конечно, не юнкер (Junker), а просто мальчик, подросток. В немецком войске наверняка были мальчики-слуги, а вот о наличии в орденском лагере женщин-немок (Niemkin) сообщает только Стрыйковский. Возможно, он перенес в 1410 год реалии конца XVI века, когда маркитантки, прачки и женщины легкого поведения при военом обозе были делом привычным.

100. Примечание Стрыйковского: Убиты Якубовский герба Роза и Ибрагим Чулицкий [герба Червня]. Длугош пишет, что родовитых польских рыцарей погибло всего 12 человек, но самыми знатными из них были Якубовский и Чулицкий. См.: Ян Длугош. Грюнвальдская битва. М.-Л., 1962. Стр. 114.

101. Дзежгонь (Zyrgony) — это Христбург, известный, в частности, благодаря Христбургскому договору ордена с пруссами (1249). Христбург был взят поляками 23 июля 1410 года. См.: Ян Длугош. Грюнвальдская битва. СПб, 2007. Стр. 119.

102. Примечание автора на полях: Кёнигсберг отдан Витольду. Известие о том, что Кёнигсберг после Грюнвальдской битвы присягнул полякам, другими источниками не подтверждается. Как бы то ни было, ни поляки, ни литовцы никогда не владели Кёнигсбергом, а Торуньский мир 1411 года окончательно закрепил его за орденом. См.: Барбашев А.И. Торнский мир // ЖМНП, часть CCLXXII. СПб, 1890. Стр. 94.

103. Венцеславово — у Длугоша Вецлав (Wieclaw). Почти наверняка имелся в виду Велау или Вилов — нынешний Знаменск Калиниградской области. Менее вероятен Вельбарк или Венгожево (Ангербург). См.: Jana Dlugosza kanonika Krakowskiego Dziejow Polskich ksiag dwanascie, t. IV, ks. XI. Krakow, 1868. Стр. 73.

104. Названия большинства замков здесь мы пишем так, как написано у нашего автора, хотя это написание не всегда исправно. Например, Холандия — это Прейсиш-Эйлау, Бальгенборг — Бальга, Грондец — Гродек, Куретиниг — Куретник, Ломборг — вероятно, Леборк (Лауенбург), Пискария — Пиш (Иоганнисбург) и т. п.

105. Об использовании автором слова rejter смотри примечание 20 к книге десятой. Разумеется, пятисот орденских рыцарей там не было и быть не могло. Длугош пишет, что весь ливонский контингент насчитывал 500 человек, а хроника Посильге сообщает, что во главе его был не ливонский магистр Герман фон Виткиншенк (который в то время был болен), а ливонский маршал Берндт фон Гевельман. См.: Jahrbuecher Johannes Lindenblatts oder Chronik Johannes von der Pusilie. Koenigsberg, 1823. Стр. 227-228.

106. Эта встреча произошла точно на том самом месте, где через четыре века (26 января 1807 г.) разыгралось кровопролитное сражение при Прейсиш-Эйлау (нынешний Багратионовск), потери сторон в котором превышали потери в битве при Грюнвальде.

107. Судинами или судувами Длугош называет ятвягов. Территория Ятвягии к этому времени была давно разделена между орденом, Польшей и Литвой, поэтому торг ордена с Витовтом за эти земли представляет особый интерес и заслуживает отдельного рассмотрения. См.: Ян Длугош. Грюнвальдская битва. СПб, 2007. Стр. 127.

108. Длугош пишет: Витовт стал не тем, чем был прежде. Он начал сильно опасаться за свое положение: как бы король, овладев всей Пруссией, не лишил его литовского княжения. См.: Ян Длугош. Грюнвальдская битва. СПб, 2007. Стр. 129.

109. Стрыйковский пишет, что священник выехал из Мальборка с войском (z wojskiem), так как Длугош сообщает, что тот сопровождал ливонского магистра, выезжавшего из замка вместе со своим отрядом. См.: Ян Длугош. Грюнвальдская битва. СПб, 2007. Стр. 128.

110. В этот список Длугош включает и Мариенбург, доводя число замков до девяти. См.: Ян Длугош. Грюнвальдская битва. СПб, 2007. Стр. 123-124.

111. Куршское море — Куршский залив (который Стрыйковский иногда именует Пресноводным морем), Соленое море — Балтийское море.

112. Сражение под Короновым, которое больше напоминало рыцарский турнир, произошло 10 октября 1410 года. См.: Jozwiak S. Jency strony krzyzackiej po bitwie pod Koronowem // Zapiski Historyczne, tom LXXV, z. 2. Torun, 2002.

113. Гользатами Стрыйковский называет голштинцев. Согласно Адаму Бременскому, гользаты были одним из трех (наряду с дитмаршами и штурмарами) саксонских племен, населявших Нордальбингию, то есть земли в нижнем течении реки Эльбы. См.: Адам Бременский. Деяния архиепископов Гамбургской церкви // Славянские хроники. М., 2011. Стр. 39.

114. Стрыйковский подчеркивает, что ручное огнестрельное оружие было принадлежностью именно пехоты, как это было в его времена.

115. У Длугоша имя этого рыцаря Konrad Niempz, а не Niemczyk. См.: Jana Dlugosza kanonika Krakowskiego Dziejow Polskich ksiag dwanascie, t. IV, ks. XI. Krakow, 1868. Стр. 89.

116. О герцах или гарцах (harc) смотри примечание 34.

117. О фризах смотри примечание 36.

118. Все описание снаряжения Конрада — плод воображения Стрыйковского. У Длугоша об этом нет ни слова. См.: Ян Длугош. Грюнвальдская битва. СПб, 2007. Стр. 136.

119. Речь Конрада тоже придумана нашим автором. Однако Стрыйковский участвовал в боевых действиях и мог быть свидетелем герцев. Поэтому монолог, вложенный им в уста силезского рыцаря, выглядит весьма правдоподобно.

120. Примечание Стрыйковского на полях: Ян Щицкий сбил силезца [с коня].

121. Примечание Стрыйковского на полях: Dlugossus et Cromerus (Длугош и Кромер).

122. В оригинале автор выразился излишне натуралистично: у иных из [распоротого] чрева выплывали окровавленные внутренности.

123. Примечания Стрыйковского на полях: Прусский гетман Михель Кюхмейстер, а чуть ниже: Польские гетманы и ротмистры.

124. Длугош поименно перечисляет всех польских рыцарей, отличившихся в сражении под Короновым, и никакого Мезерского среди них нет. Возможно, Стрыйковский имел в виду Петра из Медведзя (Медведзского), «старосту и начальника королевского войска». См.: Ян Длугош. Грюнвальдская битва. СПб, 2007. Стр. 140.

125. Брестского воеводу Мацея из Лабышина герба Топор Стрыйковский называет Мартином. См.: Ян Длугош. Грюнвальдская битва. СПб, 2007. Стр. 139.

126. Friede — по-немецки мир.

127. Примечания Стрыйковского на полях: Обе стороны, закричав «мир», остановились на перемирие для получасового отдыха и [ходили] от войска к войску, как к себе, не думая ничего дурного, и пили один за другого. Было чему удивляться, когда один с другим [только что] бился насмерть, а потом [звал] к себе выпить.

128. Стрыйковский исказил прозвище этого польского рыцаря, которого Длугош называет Ян Нашан (Naszan). См.: Ян Длугош. Грюнвальдская битва. СПб, 2007. Стр. 137.

129. Число погибших под Короновым немцев взято у Длугоша, но тот, несомненно, сильно его преувеличил, как впрочем, и число павших при Грюнвальде. Польские историки считают, что под Короновым погибло не более 800 немцев и около 300 попали в плен. См.: Piotr Derdey. Koronowo 1410. Warszawa, 2004. Стр. 151.

130. Хенцин (Checin) — замок в Польше. Смотри примечание 326 к книге двенадцатой.

131. Примечание Стрыйковского на полях: Ян, князь Мюнстербергский, едва убежал [вместе] с епископом Вюрцбургским. Мюнстерберг — княжество в Силезии, которое Длугош называет Минстерберг и Монстерберг. Но о епископе Длугош в этом месте ничего не пишет. См.: Ян Длугош. Грюнвальдская битва. СПб, 2007. Стр. 143.

132. Примечание Стрыйковского на полях: Crom[er]: Bombarda a sacerdote quodam temere succensa, etc. (Кромер: Священник случайно выпалил из бомбарды, и прочее). См.: Ян Длугош. Грюнвальдская битва. СПб, 2007. Стр. 146.

133. Примечание Стрыйковского на полях: Наши взяли Нове.

134. Примечание Стрыйковского на полях: Этот Сцибор был по рождению поляк, но, когда он в доспехах переплыл Дунай, король Сигизмунд дал ему Семиградское воеводство. Смотри главу четвертую книги четырнадцатой и к ней примечание 47.

135. Примечание Стрыйковского на полях: Кромер пишет, что в этом войске венгров и не было, а только чехи, моравцы и австрийцы. Ибо венгры, у которых был мир с поляками, отказали собственному королю. Бардейов расположен в Словакии неподалеку от границы с Польшей.

136. Здесь имеется в виду Герман фон Виткиншенк. Но он не был ливонским магистром, и нет даже уверенности в том, что он был ливонским маршалом. Ливонским магистром в 1401-1413 годах был Конрад фон Фитингоф, а ливонским маршалом называют Берндта фон Гевельмана (Heuelmann) (1397-1417). См.: Ян Длугош. Грюнвальдская битва. СПб, 2007. Стр. 149.

137. Примечание Стрыйковского на полях: Подобную же хитрость найдешь у Квинта Курция в книге 9 об Александре Великом. См.: Квинт Курций Руф. История Александра Македонского. М., МГУ, 1963. Стр. 399.

138. Примечание Стрыйковского на полях: Crom[er]: El quadruplo major numerus captivorum etc. (Кромер: Число заключенных превышает [число конвоиров] более чем в четыре раза, и прочее).

139. Значение слова fendle как нам кажется, следует искать в немецком слове Feind — враг, противник, неприятель.

140. О Герборте (1524-1578) смотри примечание 231 к книге двенадцатой.

141. Sturmak — какое-то оружие, использовавшееся при штурмах, однако неясно, какое именно. Скорее всего, это разновидность булавы или шестопера.

142. Любопытно, что Длугош ничего не пишет о Добжиньской земле, хотя такая статья в условиях Торуньского мира действительно была. См.: Ян Длугош. Грюнвальдская битва. СПб, 2007. Стр. 153, 154, 206.

143. Длугош пишет: сто тысяч гривен широких пражских грошей. См.: Jana Dlugosza kanonika Krakowskiego Dziejow Polskich ksiag dwanascie, t. IV, ks. XI. Krakow, 1868. Стр. 110. В русском переводе (1962) сказано сто тысяч коп, но это все-таки не одно и то же. Смотри примечания 22 и 26 к книге четырнадцатой.

144. 25 ноября 1411 года.

145. Любовля — город в Сепешской (Спишской) земле в Словакии.

146. Грубешов (Hrubieszow) получил магдебургское право в 1400 году. Но он стоит не на Буге, а на реке Гучве, левом притоке Западного Буга.

147. Стрыйковский не сообщает, как и когда Михаэль Кюхмейстер был освобожден из тюрьмы в Хенцине, Длугош тоже ничего об этом не пишет.

148. Сигизмунд Люксембург был избран германским королем 10 сентября 1410 года. Однако за него проголосовали лишь три курфюрста, тогда как четверо других 1 октября 1410 года избрали его двоюродного брата Йоста (Йодока). Так и не успев короноваться, тот умер 18 января 1411 года. Тогда 21 июля 1411 года королем вновь избрали Сигизмунда, который вернул себе и титул маркграфа Бранденбурга, ранее проданный им Йодоку. Но сама коронация откладывалась, и Сигизмунду нужны были деньги, чтобы утвердиться на германском престоле. Короновался он только 8 ноября 1414 года. Смотри также примечание 121 к книге четырнадцатой.

149. Сепеш или Спиш — историческая область Словакии, населенная в значительной степени выходцами из Саксонии. Ее северная часть в 1412 году была отдана венгерским королем в залог Польше, причем считается, что она включала не 13, а 16 городов.

150. Кромер называет сумму в 80 000 пражских коп, Меховский — 40 000 коп пражских грошей, Герборт — 80 000 пражских флоринов; Ваповский, Бельский и Длугош — 40 000 коп широких пражских грошей. Очень показательно, что Стрыйковский взял сумму по Кромеру, хотя ниже сам же и пишет, что считает ее ошибочной и более доверяет Меховскому. См.: Jana Dlugosza kanonika Krakowskiego Dziejow Polskich ksiag dwanascie, t. IV, ks. XI. Krakow, 1868. Стр. 137.

151. Село Городло находится на Западном Буге, на территории современной Польши.

152. Паны радные — члены государственного совета.

153. Князья Гедройцкие (без имен) впервые упоминаются в грамоте Витовта от 27 февраля 1399 года. Согласно позднейшим родословным, первыми князьями Гедройцкими герба Гиппоцентавр были братья Война, Вогул и Ягайло (начало XIV столетия). Смотри также примечание 1 к книге второй.

154. С текстом Городельской унии можно познакомиться в хрестоматии: Белоруссия в эпоху феодализма. Том I. Минск, 1959. Стр. 115-118.

155. У Длугоша написано wybieramy do uczesnictwa (отобрали для участия, то есть приобщили к гербам), а Стрыйковский оставил только wybieramy (отобрали к гербам). При этом исказился смысл всего предложения, которое переводчику пришлось чуть подправить. См.: Jana Dlugosza kanonika Krakowskiego Dziejow Polskich ksiag dwanascie, t. IV, ks. XI. Krakow, 1868. Стр. 145.

156. У Длугоша имя этого воеводы — Jawn (Явнут?).

157. Лазанские (Lazanki), Болеши (Bolesti) и Нагора (Nagora) — польские шляхетские фамилии герба Ястржебец. У Длугоша написано: Лазанки, а иначе Болеши из дома Нагора. См.: Jana Dlugosza kanonika Krakowskiego Dziejow Polskich ksiag dwanascie, t. IV, ks. XI. Krakow, 1868. Стр. 145.

158. Скржинцы (Skrzinscy) — это не герб, а шляхетская фамилия Скржинских герба Лебедь. У Длугоша так и написано: Дом Скржинских [герба] Лебедь.

159. У Длугоша не Билигин, а Миколай Билимин (Bilimin). К гербу Порай принадлежал и Адам Мицкевич.

160. У Длугоша — Волчку Кульве.

161. Герб Копач или Топач — черное ястребиное крыло с золотой лапой.

162. Герб Роля (Rola) изображает три рала, как бы растущих из цветка розы. Рало или сошник — режущая часть плуга. Но в издании 1582 года вместо trzy role напечатано trzy krole; эта опечатка перенесена также и в издание 1846 года. См.: Kronika Polska, Litewska, Zmodzka i wszystkiej Rusi Macieja Stryjkowskiego. Tom II. Warszawa, 1846. Стр. 148.

163. Герб Сырокомля, носителем которого был Богдан Хмельницкий, является вариацией герба Абданк. Генрик Сенкевич называл Хмельницкого шляхтичем герба Абданк с малым крестом. См.: Генрик Сенкевич. Собрание сочинений в девяти томах. Том 2. М., 1983. Стр. 12.

164. Герб Повала более известен под названием Огоньчик.

165. Саржа или Шаржа — альтернативное название герба Осория.

166. В польских гербовниках нет герба Быхава. Монстольд был носителем герба Кушаба.

167. У Длугоша — Колда. Упомянутый здесь Минимонд был носителем герба Окша. Получается, что Ролда или Колда — это и есть Окша. На этом гербе изображен боевой топор.

168. У Длугоша — Радзивиллу. Герб Сулима был и у Бодивилов, и у Радзивиловичей (которых не следует путать с Радзивиллами, имевшими совершенно другой герб), так что Стрыйковский на сей раз ближе к истине, чем его собственный источник. Носителем герба Сулима был и Завиша Черный, герой битвы при Грюнвальде.

169. Носителями герба Корчак были Корчаки и Корчаковские, а вот Корчаковых среди них нет. Зато есть Губицкие и Чупа.

170. У Длугоша — Войдыле Кушоловичу. В польских гербовниках нет герба Бяла, а Моидилон был носителем герба Траска.

171. Герб Осморог, представляющий из себя стилизованный восьмиконечный крест, пожалован воину Геральту в вознаграждение за проповедь христианства язычникам. А так как Геральт первоначально имел в своем гербе птицу, в новом гербе птица была перенесена на нашлемник.

172. Дусбург упоминает Сурбанча, Сурдета, Сурмина и других, однако Сургута среди них нет. Но Стрыйковский верно подметил, что имена ятвяжских вождей часто начинаются на Сур, а так как многие ятвяги, спасаясь от ордена, переселились в Литву, сам ход его мысли представляется вполне обоснованным. См.: Петр из Дусбурга. Хроника земли Прусской. М., 1997. Стр. 126, 144.

173. Длугош пишет, что Ян был избран не архиепископом, а митрополитом Львовским. См.: Jana Dlugosza kanonika Krakowskiego Dziejow Polskich ksiag dwanascie, t. IV, ks. XI. Krakow, 1868. Стр. 146.

174. Длугош не пишет, что Хелминский епископ присутствовал или приложил свою печать, но в конце списка отмечает, что Хелминская церковь в то время осиротела. См.: Jana Dlugosza kanonika Krakowskiego Dziejow Polskich ksiag dwanascie, t. IV, ks. XI. Krakow, 1868. Стр. 146.

175. Смотри главу 4 книги четвертой.

176. У Длугоша этого проповедника зовут не Конрад, а Миколай. См.: Jana Dlugosza kanonika Krakowskiego Dziejow Polskich ksiag dwanascie, t. IV, ks. XI. Krakow, 1868. Стр. 150.

177. Орденом проповедников именовался орден доминиканцев, генеральным магистром или генералом которого в 1401-1414 гг. был Томмазо Паккарони, а в 1414-1425 гг. — Леонардо Дати.

178. Этот разговор, которого нет у Длугоша, у Стрыйковского происходит на литовском языке, который, впрочем, несколько отличается от современного литовского.

179. Имеются в виду Медники, нынешний городок Варняй, расположенный близ озера Лукстас на реке Вирвичя, считающейся самой богатой рыбой рекой в Литве.

180. Стрыйковский называет первого епископа Жемайтии виленцем, то есть вильнюсцем, так как тот был жителем Вильнюса, а потом к тому же стал и епископом Виленским (1422-1453). Длугош тоже считал Матиаса (Mattias) уроженцем Вильно, хотя и немцем. Но многие историки считают его литовцем, окончившим Пражский университет. В сан епископа Жемайтии он был рукоположен в Троках 24 октября 1417 года, на четыре года позже описываемых событий. См.: Jana Dlugosza kanonika Krakowskiego Dziejow Polskich ksiag dwanascie, t. IV, ks. XI. Krakow, 1868. Стр. 198.

181. Длугош тоже пишет, что церковь была имени святых мучеников Александра, Теодора и Эванциуса. См.: Jana Dlugosza kanonika Krakowskiego Dziejow Polskich ksiag dwanascie, t. IV, ks. XI. Krakow, 1868. Стр. 149.

182. Переводчик вынужден присоединиться к мнению автора. При этом идентификация восьми остальных названий никаких затруднений не вызывает. Длугош пишет, что Жмудь разделили на семь повятов, среди которых не упомянуты ни Цетра, ни Лукники. См.: Jana Dlugosza kanonika Krakowskiego Dziejow Polskich ksiag dwanascie, t. IV, ks. XI. Krakow, 1868. Стр. 148. А литовский историк Зенон Ивинскис называет восемь повятов, среди которых есть Лукники (Luokeje), но нет Цетры и почему-то нет Медников. Зато у Ивинскиса есть повят Кельме (Kelmeje), возможно, как раз соответствующий загадочной Цетре. См.: Ivinskis Z. Lietuvos istorija iki Vytauto Didziojo mirties. Rome, 1978. Стр. 352.

183. Архиепископом Львовским был Ян Жешовский (1412-1436), епископами Вильно — Петр из Кустыни (1414-1421) и Маттиас (1422-1453), бывший епископ Жмудский (1417-1422).

184. Кезгайло (Mykolas Kesgaila), в крещении Михаил (ум. 1450) — литовский боярин герба Задора, сын Волимонта Бушковича, брат Румбольда и Явнута. Впервые упомянут в 1401 году при заключении Виленско-Радомской унии. Староста вилькомирский (1410) и жмудский (1412-1432, 1440-1441, 1442-1448), каштелян виленский (1445-1448). После смерти Витовта (1430) Волимонтовичи поддержали Свидригайло, за что Румбольд и Явнут были впоследствии (1432) казнены пришедшим к власти Сигизмундом. Кезгайло же не только уцелел, но и сохранил свои владения. После убийства Сигизмунда (1440) был восстановлен в звании жемайтского старосты.

185. Считается, что это самое первое письменное упоминание о Себеже. Длугош не называет ни Себежа, ни Порхова, да и сам Псков упоминает только под 1426 годом.

186. Несмотря на официальное расторжение мира с Новгородом, в 1414 году Витовт не ходил войной ни на Псков, ни на Новгород, ибо ни о чем подобном не сообщают не только псковские или новгородские летописи, но и Длугош. Это произошло значительно позже, в 1426 году, но и тогда псковичи откупились.

187. Смотри примечание 36.

188. Сорок — в данном случае мешок с сорока шкурками. Считалось, что сорок соболей — это число зверьков, необходимое для пошива собольей шубы.

189. Князь Юрий Нос упоминается Длугошем только в 1433 году. См.: Jana Dlugosza kanonika Krakowskiego Dziejow Polskich ksiag dwanascie, t. IV, ks. XI. Krakow, 1868. Стр. 461.

190. Хлопигород, в XIX веке известный как урочище Холопье, находился на реке Мологе. См.: Сигизмунд Герберштейн. Записки о Московии. М., 1988. Стр. 150, 153.

191. Семен Иванович Гольшанский (1370-1433) герба Гиппоцентавр (Китоврас) — сын князя Ивана Ольгимонтовича. В документах впервые упоминается в 1387 году. Его сестра Юлиания (Ульяна) была третьей женой Витовта (1419). В 1428 году назначен наместником Витовта в Новгороде. После смерти Витовта (1430) поддерживал его брата Сигизмунда. В августе 1433 года попал в плен к Свидригайло и был казнен.

192. Осенью 1413 года великий магистр ордена Генрих фон Плауен отправил войска в поход на Польшу. Три орденских войска, пополненные наемниками, собирались вторгнуться в Мазовию, Померанию и Добжиньскую землю. Сам Плауен заболел и остался дома, а общее командование передал великому маршалу Михаэлю Кюхмейстеру. Когда первый отряд уже перешел границы Мазовии, Кюхмейстер отдал внезапный приказ о немедленном возвращении. Великий маршал прибыл в Мариенбург и созвал капитул, который 14 октября отстранил от власти гроссмейстера, фактически оказавшегося под домашним арестом. Ягайле и Витовту были направлены письма с извинениями за уже причиненный ущерб. Отставку Генриха фон Плауена генеральный капитул ордена утвердил 7 января 1414 года, а 9 января избрал его преемником Михаэля Кюхмейстера.

193. Следующая после Грюнвальда война между Тевтонским орденом и Польшей официально была объявлена Ягайлой и Витовтом ордену 18 июля 1414 года. Так же, как в 1410 году, поляки перешли Вислу у Червиньска и соединились с литовцами. Военные действия продолжались более двух месяцев, причем от голода и болезней в союзной армии погибло больше людей, чем от меча. Поэтому война и получила название «голодной».

194. Констанцский собор должен был открыться 1 октября 1414 года, однако открылся только 14 ноября. Перемирие под Бродницей было заключено 7 октября.

195. Султан Мехмед I (1413-1421), которого современники характеризуют как миролюбивого и образованного правителя, был одним из сыновей Баязида I. После разгрома Баязида Тимуром (1402) в Турции наступило междуцарствие, закончившееся в 1413 году коронацией Мехмеда в Эдирне (Адрианополе) султаном единого Османского государства.

196. Словом «дружба» (przyjazn) Стрыйковский в данном случае называет добрососедские и мирные отношения между Османской империей и Речью Посполитой, которые, впрочем, очень скоро перестали быть таковыми.

197. Чауш — судейский или полицейский служитель в Турции. В дореволюционном Крыму так назывался «десятский».

198. Александр I Добрый был господарем не Валахии (которым в то время был Мирча Старый), а Молдавии (1400-1432). Еще 12 марта 1402 года он признал сюзеренитет Ягайло, результатом чего было, в частности, участие молдавских отрядов в битве при Грюнвальде (1410). Александр был женат на Римгайле, сестре Витовта, и вместе с ней приезжал в Снятин, где присягал королю уже во второй раз. См.: Jana Dlugosza kanonika Krakowskiego Dziejow Polskich ksiag dwanascie, t. IV, ks. XI. Krakow, 1868. Стр. 174.

199. Слово szata означает покров, одежда и в первом случае его смысл никаких сомнений не вызывает. А вот длинная златоглавая szata уже не очень понятна — это то ли накидка, то ли палатка. У Длугоша в соответствующем месте сказано просто: сто пурпурных одежд (szat). См.: Jana Dlugosza kanonika Krakowskiego Dziejow Polskich ksiag dwanascie, t. IV, ks. XI. Krakow, 1868. Стр. 175.

200. В 1400 году темник Эдигей организовал убийство хана Тимур-Кутлука, посадив на престол его сына Шадибека, а потом еще двух ханов-марионеток, при которых фактическим правителем Золотой Орды был сам Эдигей. В 1408 году он совершил поход на Московское княжество и едва не захватил саму Москву. Но в 1412 году ханом Золотой Орды становится Джелал ад-Дин, сын Тохтамыша и фактический ставленник Витовта. Эдигей бежал в ранее захваченный им Хорезм, откуда в 1414 году был выбит войском эмира Шах-Малика, воспитателя Улугбека (1394-1449), внука Тимура, тогда еще молодого правителя Мавераннахра (1409-1449) и будущего великого астронома. После гибели Джелал ад-Дина Эдигей вернулся в Золотую Орду, откуда в 1416 году предпринял поход на Киев. См.: Сборник материалов для исторической топографии Киева и его окрестностей. Киев, 1874. Стр. 35. Смотри также примечание 60 к книге четырнадцатой.

201. О своем бракосочетании Ягайло объявил в Саноке 2 мая 1417 года. См.: Jana Dlugosza kanonika Krakowskiego Dziejow Polskich ksiag dwanascie, t. IV, ks. XI. Krakow, 1868. Стр. 187.

202. Не забудем, что Ягайло крестился «всего» тридцать лет назад — в 1386 году. Его крестной матерью была не сама Эльжбета, а ее мать Ядвига, о чем совершенно ясно сообщает и Длугош. В 1417 году Эльжбете было около 45 лет. См.: Jana Dlugosza kanonika Krakowskiego Dziejow Polskich ksiag dwanascie, t. IV, ks. XI. Krakow, 1868. Стр. 188.

203. У Стрыйковского здесь можно насчитать даже четверых, но Длугош четко называет трех: Ян Моравский, силезец Висла Чамбор (Wisla Czamborz Slazak) и каштелян Накло Винцентий Грановский. См.: Jana Dlugosza kanonika Krakowskiego Dziejow Polskich ksiag dwanascie, t. IV, ks. XI. Krakow, 1868. Стр. 186.

204. Это дословный перевод текста Стрыйковского, который от этого не становится понятнее. Каким образом было «испорчено» (skazone) целое графство и какая женщина (pany) была в этом повинна: королева или жена новоявленного графа? Это весьма темное место проясняет рассказ Длугоша, относящийся, правда, уже к 1420 году. Эльжбета Грановская добивалась пожалования для своего сына, однако хода делу не давал Войцех Ястржебец, тогдашний краковский епископ, а позднее архиепископ Гнезненский. Разгневанная королева начала настраивать короля против епископа, добиваясь его отставки. Поскольку далее Длугош ничего не сообщает о «Ярославском графстве», можно предполагать, что это пожалование так и не осуществилось. Впоследствии Ян Пилецкий занимал престижную должность старосты краковского. См.: Jana Dlugosza kanonika Krakowskiego Dziejow Polskich ksiag dwanascie, t. IV, ks. XI. Krakow, 1868. Стр. 238.

205. Коронация (1576), да и само избрание Стефана Батория происходили с многочисленными нарушениями обычной процедуры. В частности, Генрих Валуа продолжал считать себя королем польским. См.: Эрланже Ф. Генрих III. СПб, 2002. Стр. 231.

206. Именно так, по нашему мнению, здесь уместнее перевести слово nieprzespiecnosc, которое скорее означает неспешность, неторопливость.

207. Дело происходило сразу после Рождества (то есть на рубеже 1418 и 1419 годов) в пуще за Неманом, которую Длугош называет Вегри или Вингри. Орденского комтура Длугош называет фон Ростемберг, что может означать комтура Ростемберга (Растенбурга), однако может быть и личным именем этого рыцаря. Стрыйковский понял это в первом смысле. См.: Jana Dlugosza kanonika Krakowskiego Dziejow Polskich ksiag dwanascie, t. IV, ks. XI. Krakow, 1868. Стр. 203.

208. Ульяна была дочерью Агриппины, родной сестры Анны Смоленской и супруги князя Ивана Ольгимонтовича Гольшанского.

209. Анна умерла в Троках 31 июля 1418 года, и чуть ли не в том же году (но не ранее декабря) Витовт женился на Ульяне, вдове Ивана Корачевского, умершего 9 ноября 1418 года. Так пишут и Длугош, и сам Стрыйковский. Однако «Хроника Быховца» второй женой Витовта называет Марию, поэтому наш автор решился вставить ее в список — вопреки тому, о чем он сам сообщал всего лишь несколькими строчками выше. См.: Хроника Быховца. М., 1966. Стр. 78.

210. Здесь Стрыйковский едва ли не впервые пишет не Свидригелло, а именно Свидригайло (Swidrigajlo), как и принято в русскоязычной историографии.

211. 25 марта 1418 года. Смотри главу четвертую книги четырнадцатой.

212. То есть от Витовта, хотя и, безусловно, с согласия и с одобрения Ягайло. Однако Коцебу пишет, что Свидригайло получил «в кормление» не Новгород-Северский, а Чернигов, что тот и сам подтверждает в своем письме к рыцарям Тевтонского ордена, отправленного им из Мазовии в 1422 году. См.: Август Коцебу. Свитригайло, великий князь литовский. СПб, 1835. Стр. 65-71. Здесь, как и во всей биографии Свидригайло, немало чистых листов или, если угодно, темных пятен. Например, комтур Рагнеты в конце 1418 года пишет, что Свидригайло теперь владеет не то Малой Валахией, не то Подолией; литовский историк Э. Гудавичюс сообщает, что в 1419 году Свидригайло получил от Ягайло Опочненское староство в Польше, и т. п.

213. 15 июля 1419 (а не 1418) года восемнадцатитысячная польско-литовская армия собралась, как обычно, под Червиньском. Орденские войска стояли на границах и были готовы вторгнуться в Куявию. Папа тут же выступил в роли миротворца, прислав миланского епископа Бартоломея Капра. Тот энергично принялся за дело, и Ягайло уступил. Польские войска отступили, отчего и вся война была прозвана «отступательной».

214. Речь идет об Эрике Померанском — последнем общескандинавском короле и незадачливом преемнике великой Маргариты Датской, короле Норвегии (1389-1442), Швеции (1397-1434) и Дании (1412-1439), герцоге Слупском (1394-1397 и 1449-1459). Умер в 1459 году.

215. День Трех Королей (Богоявление) — 6 января. Но договор Ягайлы с Эриком был заключен не 6 января, а 15 июля 1419 года, когда оба короля и Витовт встретились под Червиньском.

216. Это происшествие случилось 5 августа 1419 года. См.: Jana Dlugosza kanonika Krakowskiego Dziejow Polskich ksiag dwanascie, t. IV, ks. XI. Krakow, 1868. Стр. 214.

217. Последовательность, годы правления и сами имена тогдашних ханов Золотой Орды, как правивших, так и «законных» претендентов на престол, до сих пор не могут считаться точно установленными и вполне надежными. Так что неточности и ошибки Стрыйковского в данном случае представляются вполне извинительными. Скорее можно удивляться, насколько близко к истине изложены события и сколь «похоже» выписаны мудреные имена татарских царевичей, впрочем, позаимствованные им у Длугоша. См.: Jana Dlugosza kanonika Krakowskiego Dziejow Polskich ksiag dwanascie, t. IV, ks. XI. Krakow, 1868. Стр. 203.

218. Зеледин — сын Тохтамыша хан Джелал ад-Дин, которого русские летописи именуют Зелени-Салтан. В молодости он жил в Москве при дворе великого князя Василия Дмитриевича. В 1410 году участвовал в битве при Грюнвальде на стороне Витовта. В 1412 году стал ханом Золотой Орды но уже в следующем году (1413) погиб в бою со своим братом Керим-Берды, который и унаследовал ханский престол. См.: Греков Б. Д., Якубовский А. Ю. Золотая Орда и ее падение. М.-Л., 1950. Стр. 403.

219. Примечание Стрыйковского на полях: Мехо[вский] (кн. 4, стр. 317), Длугош и Ваповский (стр. 275).

220. Магнус (1540-1583) — сын короля Дании (1534-1559) и Норвегии (1537-1559) Кристиана III и брат короля Фредерика II (1559-1588), который в 1560 передал своему брату остров Эзель и некоторые земли в Ливонии. Заключив соглашение с Иваном Грозным, принц Магнус прибыл в Москву, где был провозглашен королем Ливонии (1570) и помолвлен с дочерью лишь недавно умерщвленного (1569) Владимира Старицкого. Подробности этой довольно длинной истории см.: Шапран А. А. Ливонская война 1558-1583. Екатеринбург, 2009. Стр. 287-290, 387-396.

221. Бетсабула — сын Тохтамыша, известный как хан Кепек (1414).

222. Татар, добровольно перешедших под его покровительство или захваченных в плен, Витовт расселял по берегам литовской реки Ваки. Смотри главу 5 книги четырнадцатой и примечание 51 к ней.

223. Ярем-Берды или Еремферден — сын Тохтамыша, известный как хан Джаббар-Берды (1416-1417). Между Керим-Берды и Ярем-Берды были еще два хана: Бетсабула (1414) и Чокре (1414-1416). Все эти ханы, как и правивший позднее Кадыр-Берды (1419), были братьями Джелал ад-Дина. Исключение составлял лишь Чокре (Чингиз-Оглан), потомок Тука-Тимура. Добавим, что все упомянутые ханы прослеживаются по монетам.

224. В этом месте Стрыйковский трижды упоминает имя одного из предков Радзивиллов, и все три раза пишет его по-разному: Радвил, Радивил, Радзивил. Так говорят не в Польше, а именно в Литве: Радвил, Радвила. В данном случае, вероятно, имелся в виду Остик, в крещении Кристин, каштелян виленский в 1419-1445 годах.

225. В 1419 году Эдигей погиб в бою с Кадыр-Берды — очередным сыном Тохтамыша и будущим ханом Золотой Орды. См.: Идегей. Татарский народный эпос. Казань, 1990. Стр. 228-240.

226. Примечание Стрыйковского на полях: Длугош и Кромер, кн. 18.

227. 16 августа 1419 года умер король Чехии Вацлав IV, а уже в декабре того же года чешская знать присягнула его брату Сигизмунду. В июне 1421 состоялся Чаславский сейм, на котором гуситы объявили о низложении Сигизмунда, и только после этого предложили чешскую корону сначала Ягайле, а потом Витовту. Их последующая уступчивость в вопросах веры объяснялась тем, что чешские послы представляли самое умеренное крыло гуситов: так называемых «панов-чашников». См.: Ревзин Г. Ян Жижка. М., 1952. Стр. 227-229; Жорж Занд. Ян Жижка. СПб, 1902. Стр. 2, 75-77, 88-89.

228. Смотри примечание 227.

229. София Гольшанская (1405-1461) — дочь Андрея Ивановича Гольшанского (Ольшанского) (ум. до 1420) герба Гиппоцентавр, князя Вязынского и наместника Киевского и Александры Дмитриевны Друцкой (1380-1426), которая не была сестрой Витовта, о чем смотри ниже.

230. Длугош, который был современником Софии Гольшанской, называет ее мать племянницей Витовта. Если допустить, что князь Дмитрий Друцкий был женат на какой-то из сестер Витовта, то историкам о подобном браке ничего не известно. В польской историографии доминирует мнение, что Александра была дочерью Дмитрия Ольгердовича, погибшего на Ворскле, и, стало быть, родной племянницей Ягайлы и двоюродной племянницей Витовта. И хотя в польском языке дочь сестры и дочь брата называются по-разному, стоит напомнить, что Длугош писал на латыни. См.: Jana Dlugosza kanonika Krakowskiego Dziejow Polskich ksiag dwanascie, t. IV, ks. XI. Krakow, 1868. Стр. 257.

231. В 1417 году графство Клевское, включавшее в себя часть графства Берг, стало герцогством под властью герцога Адольфа I (1373-1448), женатого на дочери бургундского герцога Жана Бесстрашного. Герцог Клевский был достаточно влиятельным и самостоятельным правителем, чтобы «покориться» Ягайле. Вероятно, речь шла о простом союзе.

232. Так в тексте: albo Witolta, но Witold.

233. Сигизмунд Дмитриевич (1390-1435) или Корибутович, которого далее мы будем называть Жигмонт (чтобы не путать его с другими Сигизмундами: Люксембургским и Кейстутовичем) — сын Корибута Ольгердовича (в крещении Дмитрия) и Анастасии, дочери рязанского князя Олега. Родной племянник Ягайлы и двоюродный племянник Витовта. В молодости Жигмонт принимал участие в Грюнвальдской битве, где командовал собственной хоругвью под знаменем «Погоня».

234. Все эти титулы принадлежали Сигизмунду Люксембургскому, младшему брату недавно умершего чешского короля Вацлава IV.

235. Уничов (немецкий Нойштадт) — город в Чехии, в 22 км к северо-западу от Оломоуца.

236. Смотри примечание 115.

237. У Длугоша это Ризенбург (ныне Прабуты), который он называет Zabrzezno, а Ваповский Wabrzezno, что почти идентично написанию Стрыйковского (Wambrzezno). Ризенбург находился довольно далеко от замка Голуб. См.: Jana Dlugosza kanonika Krakowskiego Dziejow Polskich ksiag dwanascie, t. IV, ks. XI. Krakow, 1868. Стр. 273.

238. Взятие Голуба было самым значительным событием этой войны, которая даже и название получила Голубская война. Длугош сообщает, что при взятии замка Голуб были убиты (а не пленены) 50 (а не 15) орденских братьев, а в плен были взяты 40 (а не 400) наемников. Но на сей раз прав как раз Стрыйковский, пользовавшийся данными Ваповского, в данном случае более надежными, чем сведения Длугоша. См.: Dzieje Korony Polskiej i Wielkiego Ksiestwa Litewskiego od roku 1380 do 1535 przez Bernarda z Rachtamowic Wapowskiego, t. I. Wilno, 1847. Стр. 476-477. Смотри также примечание 53 к книге одиннадцатой.

239. Крбавское епископство находится в Хорватии.

240. Речь идет о молдаванах и их господаре Александре Добром, который лишь незадолго до этого (1421) развелся с Римгайле, что не могло не отразиться на его взаимоотношениях с ее братом Витовтом. Смотри примечание 198.

241. У Ваповского весь этот рассказ предшествует рассказу о взятии замка Голуб, а у Длугоша последовательность событий здесь такая же, как у Стрыйковского. См.: Dzieje Korony Polskiej i Wielkiego Ksiestwa Litewskiego od roku 1380 do 1535 przez Bernarda z Rachtamowic Wapowskiego, t. I. Wilno, 1847. Стр. 475.

242. Имеется в виду Брест-Куявский. Упомянутое событие произошло 7 сентября 1422 года.

243. Здесь Стрыйковский не вполне понял свой источник. При штурме поляками замка Шёнзее в плен к крестоносцам попал каменский каштелян Доброгост, некогда сдавший немцам замок Драхим. Но уже через несколько дней этот замок удалось вернуть описанным выше способом. Однако все это происходило еще до Голубской войны См.: Jana Dlugosza kanonika Krakowskiego Dziejow Polskich ksiag dwanascie, t. IV, ks. XI. Krakow, 1868. Стр. 280.

244. У Длугоша этого немца зовут не Wenzik, а Wasznik. В награду он получил определенные (naznaczony) отчисления с прибылей соляных копей в Величке, а не их годовой доход (который должен был составлять огромную сумму).

245. Король двинулся от Шёнзее на Торунь 15 сентября 1422 года.

246. Буквально trudno przeciw osnowi wierzgac, то есть трудно брыкаться против основы.

247. 27 сентября 1422 года. Есть и уточнение этой даты: Длугош пишет, что следующий день после заключения Мельнского мира был днем Святого Вацлава, а это 28 сентября. См.: Jana Dlugosza kanonika Krakowskiego Dziejow Polskich ksiag dwanascie, t. IV, ks. XI. Krakow, 1868. Стр. 282-283.

248. Мельно — очень маленькое озеро, найти которое на карте Польши не просто. Оно находится к северу от орденского замка Редин (Радзынь-Хелминский) и к югу от реки Осы, впадающей в Вислу севернее Грауденца (Грудзияж).

249. У Стрыйковского Niestowskiej, но это несомненная ошибка, так как местности с подобным названием нет ни в Жмуди, ни в Литве. В самом договоре говорится о Нешавской земле, которая была объектом территориального спора между орденом и Польшей (а не Литвой).

250. Эберхард фон Заунсхайм был провинциальным магистром Германии (1420-1443). В те времена эта должность в Тевтонском ордене фактически была второй после великого магистра. Но откуда все это взял Стрыйковский, нам неизвестно, так как ни Длугош, ни Ваповский об этом магистре не упоминают. См.: Хартмут Бокман. Немецкий орден. Двенадцать глав из его истории. М., 2004. Стр. 250.

251. Смотри примечание 249.

252. Датский король Эрик VII (1396-1439), более известный как Эрик Померанский. Во время коронации Софии (5 марта 1424 года) он еще только собирался совершить паломничество в Иерусалим, куда отправился летом. Но до Святой Земли Эрик так и не добрался и уже в конце сентября того же года вернулся в Хёльсингборг. Смотри также примечание 214.

253. Людвиг VII Бородатый, герцог Баварско-Ингольштадский (1413-1447).

254. В 1424 году комтурами Торуни (Торна) по очереди были Мартин Кемнате (1422-1424) и Генрих Маршалк (1424-1428). Более вероятно, что на коронации присутствовал первый из них.

255. Речь идет об эпидемии чумы, которая была отмечена и во Пскове, где свирепствовала с 29 июня 1425 года по 6 января 1426 года. Псковский князь Федор Патрикеевич испугался чумы и в конце августа 1425 года уехал в Москву. Но и там смерти не убежал — через недолгое время скончался. После него псковичи три года жили без князей.

256. 29 июня 1426 года Витовт расторг мир с Псковом и начал войну. В августе бои с литовцами состоялись под Опочкой, Вороначем и Котелно. И хотя уже 25 августа псковичи «взяли мир», посулив выкуп 1 000 рублей, Витовт содрал с них в полтора раза больше.

257. Сообщение о том, что в 1426 году Сигизмунд праздно бездельничал в Чехии, не следует воспринимать буквально. 16 июля 1426 года под городом Усти на Лабе табориты и пражане нанесли крестоносцам Сигизмунда тяжелейшее поражение. Дельбрюк полагал, что битва под Усти (Ауссиг) была самым крупным и самым жестоким сражением чехов с немцами за всю историю гуситских войн. Любопытно, что предводителем гуситов под Усти чешский летописец считал не Прокопа Большого, а Жигмонта Корибута, которого славят и чешские народные песни.

258. Жан де Лассеран де Монлюк (1508-1579), епископ Валанский (1553-1574), в апреле-мае 1573 года в Кракове активно продвигал на польский престол кандидатуру Генриха Анжуйского, что происходило уже во времена самого Стрыйковского. Этого Монлюка не следует путать с его братом Блезом де Монлюком (1499-1577), маршалом Франции (1574). См.: Эрланже Ф. Генрих III. СПб, 2002. Стр. 144-147.

259. В 1426 году Ягайле было 64 года.

260. У Стрыйковского Scziukowskie, а у Длугоша (который эту историю относит к началу 1427 года) — Szczukowskie. См.: Jana Dlugosza kanonika Krakowskiego Dziejow Polskich ksiag dwanascie, t. IV, ks. XI. Krakow, 1868. Стр. 321.

261. Примечательно, что Длугош вообще не упоминает о «знаменитых словах» участника битвы при Грюнвальде и воеводы краковского (1409) Яна Тарновского (1367-1433) герба Лелива. Дело в том, что сам Длугош жил во времена короля (1447-1492) Казимира Ягеллончика, сына Софии и Ягайло, родившегося как раз в 1427 году.

262. У Стрыйковского не очень понятно, кто каштелян, а кто гетман, но это можно понять из Длугоша. Гетманом войска Витовта и кашеляном Мендзыжеца Подляшского был Винцентий из Шамотул.

263. Длугош, список которого значительно длиннее списка Стрыйковского, пишет, что в 1428 году Витовта сопровождали еще и Свидригайло, Сигизмунд Кейстутович, Юрий Лугвеньевич и Александр Владимирович (сын Владимира Ольгердовича). Витовт ходил к Великому Новгороду и стоял у Порхова, и воеводы порховские били ему челом пятью тысячами рублев. Новгородские послы приехали к Порхову вместе с владыкой Евфимием, и тот заплатил Витовту еще пять тысяч рублей серебром, а шестую тысячу — за выкуп пленных. А то серебро собирали со всех волостей новгородских и за Волоком — с десяти человек по одному рублю. Создается впечатление, что походы Витовта на псковские и новгородские пригороды были лишь своеобразным способом взимания дани — другую причину и подыскать-то трудно. См.: Jana Dlugosza kanonika Krakowskiego Dziejow Polskich ksiag dwanascie, t. IV, ks. XI. Krakow, 1868. Стр. 337.

264. Януш Мазовецкий (1346-1429), женатый на сестре Витовта Анне-Дануте, считается первым князем Варшавским (1373). Умер 8 декабря 1429 года. Смотри примечание 64.

265. Приезд Сигизмунда в Луцк был назначен на 6 января 1429 года, но император приехал только 22 января. См.: Барбашев А. Витовт. Последние двадцать лет княжения. 1410-1430. СПб, 1891. Стр. 239.

266. Василий I Дмитриевич не мог присутствовать на Луцком съезде хотя бы потому, что он умер четыре года назад (27 февраля 1425 года). Не было там и его сына Василия II, которому в то время было всего 13 лет.

267. Борис Александрович Тверской в 1429 году был активным союзником Витовта и имел все основания быть приглашенным на съезд. Однако столь важная фигура не могла пройти мимо внимания Длугоша, между тем тот ни словом не упоминает о его присутствии в Луцке. Русские летописи пишут, что Борис поехал к Витовту позже, осенью 1430 года, и не в Луцк, а в Троки и в Вильно, о чем речь пойдет ниже. См.: ПСРЛ, том 25. М.-Л., 1949. Стр. 248.

268. Внук Олега Рязанского князь (1427-1456) Иван Федорович носил титул великого князя, как и Борис Тверской. Примерно в это время он «уступил» Витовту Тулу и Берестье.

269. Одоевское княжество выделилось из княжества Новосильского, которое, в свою очередь, еще в XIII веке выделилось из Черниговского княжества. Первым князем Одоевским был Юрий Романович Черный, при котором княжество попало под власть Литвы, однако сам он сохранил права удельного князя. В данном случае речь идет о сыновьях Черного, которые после смерти отца (после 1427 года) разделили между собой Одоевское княжество.

270. Длугош, который уделяет Луцкому съезду немало внимания, не только не упоминает Эрика Датского, но и пишет, что это был съезд «трех правителей» — трех, а не четырех и более. Однако отношения Дании с Ганзой там обсуждались. См.: Jana Dlugosza kanonika Krakowskiego Dziejow Polskich ksiag dwanascie, t. IV, ks. XI. Krakow, 1868. Стр. 338.

271. В 1429 году ханом Золотой Орды был Улу-Мухаммед, а крымским ханом — Хаджи-Гирей. Последний в 1429 году находился, скорее всего, в Литве, но вряд ли Витовт стал бы сводить его с Сигизмундом, чья ненависть к туркам и татарам была общеизвестна.

272. Господаря Молдавии Александра I Доброго (1400-1432) с Витовтом и Ягайло связывали очень старые и довольно тесные отношения. На Луцком съезде Сигизмунд обсуждал вопрос о Молдавии, причем речь шла и персонально об Александре Добром. И все-таки его личное присутствие на этом съезде документально не подтверждено. Смотри примечания 198 и 240.

273. В 1429 году великим магистром Тевтонского ордена был Пауль фон Русдорф (1422-1441), а ливонским магистром — не Зигфрид Ландер фон Шпангейм (1415-1424), а Циссе фон Рутенберг (1424-1433). Последний из них 28 января 1429 года находился в Ревеле и никак не мог неделю назад быть в Луцке. Русдорф мог бы присутствовать на Луцком съезде, однако это нигде не подтверждено, и немецкие историки об этом не упоминают. См.: Robert von Toll. Chronologie der Ordensmeister uber Livland. Riga, 1879. Стр. 65.

274. Свой список гостей Стрыйковский позаимствовал из Хроники Быховца, однако считать ее надежным источником нельзя, о чем смотри примечания 266-273. В данном случае большего доверия заслуживает свидетельство Длугоша, так как Луцкий съезд происходил при его жизни. Длугош же не упоминает ни Эрика Датского, ни русских князей, ни господаря Молдавии, ни татарских ханов, ни орденских магистров. См.: Хроника Быховца. М., 1966. Стр. 82.

275. В данном случае имеется в виду не Валахия, а Молдавия. Смотри примечание 272.

276. В «Хронике Быховца» написано так: меда сыченого семьсот бочек, кроме мускателя и вин, и мальвазии, и прочих различных напитков, а телок семьсот, баранов и вепрей семьсот, зубров по шестьдесят, лосей по сто, кроме прочих различных зверей и иных мясных продуктов и домашних изделий. См.: Хроника Быховца. М., 1966. Стр. 82. Длугош же ничего такого не пишет.

277. Семь недель тоже взяты из хроники Быховца. Сигизмунд приехал в Луцк 22 января, а уехал в начале февраля 1429 года, причем Ягайло уехал еще раньше. Весь Луцкий съезд описывается в письме, отправленном одним из его участников 8 февраля уже из Кракова. Таким образом, съезд продолжался не семь недель, а около семи дней. См.: Барбашев А. Витовт. Последние двадцать лет княжения. 1410-1430. СПб, 1891. Стр. 241.

278. Представительность и международное значение Луцкого съезда сильно преувеличивают и Хроника Быховца, и Стрыйковский, и многие современные авторы. К тому же и доныне неясно, какие известия следует отнести к зиме 1429, а какие к осени 1430 года.

279. «Вышел из круга» в данном случае означает ушел с собрания.

280. Годы рождения Ягайло (1348) и Витовта (1350) достоверно указывает один-единственный источник: хроника Конрада Битшина. Оба были практически ровесниками. См.: Барбашев А. Витовт и его политика до Грюнвальденской битвы. СПб, 1885. Стр. 18.

281. Описанный здесь дракон — не просто сувенир, а орден и знак принадлежности к рыцарскому ордену Дракона. Этот орден был учрежден самим Сигизмундом Люксембургским 12 декабря 1408 года и одобрен папой Григорием XII. В числе рыцарей ордена были такие примечательные личности, как знаменитый кондотьер Пиппо Спано (Филиппо Сколари), Герман Цилли, Миклош Гараи, деспот Сербии Стефан, сын князя Лазаря; австрийский герцог Эрнст Железный и Влад II Дракул, отец Влада Цепеша. Считается, что само прозвище Дракула восходит именно к ордену Дракона. После смерти Сигизмунда (1437) орден быстро утратил свое значение и прекратил существование, однако сама идея монархам понравилась и возродилась при учреждении ордена Золотого Руна (1430).

282. Это очень точное замечание, потому что императорскую корону Сигизмунд Люксембург получил только в 1433 году, а в описываемое время он носил титул римского короля. Смотри примечание 148 и примечание 121 к книге четырнадцатой.

283. Сендзивой Остророг герба Наленч — воевода познанский (1401-1432). Участвовал в битве на Ворскле (1399).

284. Доброгост из Шамотул — каштелян познанский и генеральный староста великопольский, участник битвы на Ворскле и битвы при Грюнвальде.

285. Юранд (Яранд) из Брудзева герба Помян (1380-1450) — владиславский или влоцлавекский воевода.

286. Смотри примечание 273. Об орденских магистрах у Витовта в сентябре 1430 года пишут даже русские летописи. Присутствие в Вильно великого магистра Тевтонского ордена Пауля фон Русдорфа подтверждается многими авторами. См.: Prochazka A. Dzieje Witolda, w. ksiecia Litwy. Wilno, 1914. Стр. 290. Ливонский магистр Циссе фон Рутенберг 19 сентября 1430 года был в Вендене, и это создает ряд вопросов. См.: Robert von Toll. Chronologie der Ordensmeister ueber Livland. Riga, 1879. Стр. 65. Зато 10 сентября у Витовта был один из орденских маршалов — возможно, как раз ливонский (Вернер фон Нессельроде). См.: Барбашев А. Витовт. Последние двадцать лет княжения. 1410-1430. СПб, 1891. Стр. 259.

287. Смотри примечание 266. Никоновская летопись упоминает Василия Васильевича в числе гостей Витовта. См.: ПСРЛ, том 12. СПб, 1901. Стр. 9. Однако другая русская летопись, причем как раз та, которая заслуживает особого доверия, не сообщает о приезде юного Василия II, а упоминает только митрополита Фотия, которого Витовт задержал у себя намного дольше всех остальных. См.: ПСРЛ, том 25. М.-Л., 1949. Стр. 248. Соловьев сообщает, что Василий был приглашен, но не пишет, что он приехал.

288. Смотри примечание 267. Присутствие Бориса Тверского подтверждают и русские летописи, причем Тверская называет дату 27 сентября, в числе гостей указывая и Василия Московского. Действительно, Витовт отложил коронацию на 29 сентября, и некоторые гости прибыли уже к этому времени. См.: Тверские летописи. Тверь, 1999. Стр. 146-147.

289. Смотри примечание 269.

290. Смотри примечание 271. Татарские ханы на предполагаемой коронации Витовта должны были обязательно присутствовать, вопрос только в том, кто именно. Улу-Мухаммед наверняка отпадает, а вот присутствие крымских правителей Кучук-Мухаммеда или Хаджи-Гирея вполне вероятно. См.: Смирнов В.Д. Крымское ханство XIII-XV вв. М., 2011. Стр. 162-165.

291. Никоновской летописью среди гостей Витовта упоминается «воевода Ильяш Волошский». См.: ПСРЛ, том 12. СПб, 1901. Стр. 9. Хотя Ильяш I, сын Александра Доброго, стал господарем Молдавии только в 1432 году, в 1430 году он вполне мог быть в Вильно. Смотри примечание 272.

292. См.: Хроника Быховца. М., 1966. Стр. 84.

293. Антракс (antrax) — по-гречески злая болячка.

294. Збигнев Олесницкий (1389-1455), в молодости участник битвы при Грюнвальде, епископ Краковский (1423) и первый кардинал польского происхождения (1439). Покровительствовал своему секретарю (1439-1455) Яну Длугошу.

295. Примечание Стрыйковского на полях: В Троках родился, в Троках и умер, а не в Луцке, как говорит сказитель баек (Bajopiszec). Витовт умер в Троках 27 октября 1430 года.

296. Здесь, как и в большинстве других случаев, имеются в виду не страны, а народы, то есть русь — это русские, литва — литовцы, и т. п. И хотя по правилам эти названия следует писать со строчной буквы, здесь мы сохраняем написание автора, который всегда употреблял заглавные.

297. Примечание Стрыйковского на полях: Тохтамыш посажен на царство Витольтом. Речь здесь идет не о самом Тохтамыше, а его сыне Бетсабуле, который также известен как хан Кепек. Смотри примечание 221.

298. Магомет — хан Кучук-Мухаммед. «Кыркельский» правитель — по сути, то же самое, что и бахчисарайский хан, так как резиденция крымского хана в те времена находилась в Кырк-оре (Чуфут-Кале), откуда позднее была перенесена в соседний Бахчисарай. Смотри примечание 43 к книге четырнадцатой.

299. Примечание Стрыйковского на полях: Обычаи Витольда.

300. Примечание Стрыйковского на полях: Внешность (uroda) Витольда. «Бабье лицо» — это очень меткая характеристика внешности Витовта. Именно таким его нарисовал Ян Матейко, и это заметно даже на современных помпезных памятниках, авторы которых, впрочем, брали за основу все тот же хрестоматийный портрет Матейко. Остается гадать, какому прижизненному описанию внешности Витовта (прижизненные портреты историкам не известны) мы обязаны подобной характеристикой, которая столь удивительным образом совпадает у Стрыйковского и у Матейко.

301. Примечание Стрыйковского на полях: Татары на Ваке. Смотри главу пятую книги 14 и к ней примечание 51.

302. История подтвердила правоту Витовта. Литовские татары в течение нескольких веков достойно служили своей новой родине и считались очень боеспособными воинскими частями. Впрочем, в этой среде случались и мятежи, правдиво и ярко описанные Генриком Сенкевичем в его «Трилогии».

303. Примечание Стрыйковского на полях: Апофтегмата (Apophtegmata) или присловье Витольда. Апофтегмата или апофегмата — сборник кратких остроумных изречений (апофтегем или апофегем). В Польше один из первых таких сборников был издан еще в 1562 году.

304. Пятнадцатую книгу своей хроники Стрыйковский начал с поэмы о Грюнвальдской битве, а закончил одой на смерть Витовта. И хотя по жанру это хвалебное сочинение, оно содержит любопытные сведения и оценки и является вполне оригинальным историческим источником.

© сетевая версия - Тhietmar. 2015-2017
© перевод с польск., комментарии - Игнатьев А. 2015-2017
© дизайн - Войтехович А. 2001