СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

Фрэнсис Бэкон. СОЧИНЕНИЯ В ДВУХ ТОМАХ.

Сост., общая ред. и вст. статья А. Л. Субботина. М., изд-во «Мысль» («Философское наследие»), 1971–1972. T. 1 — 590 стр., т. 2 — 582 стр.

В серии «Философское наследие», выпускаемой издательством «Мысль», вслед за томом «Антологии мировой философии», посвященным философии эпохи Возрождения и XVII–XVIII вв., вышло двухтомное собрание сочинений Ф. Бэкона. Советский читатель получил наиболее полное научное издание произведений выдающегося английского мыслителя на русском языке.

Двухтомник сочинений Ф. Бэкона в переводах П. А. Бибикова, увидевший свет почти сто лет назад, в 1874 г., и переизданный в 1895 г., давно уже стал библиографической редкостью. К тому же он не только уступал нынешнему изданию по числу представленных трудов Бэкона (в нем отсутствовал утопический фрагмент «Новая Атлантида»), но и имел целый ряд изъянов: в частности, перевод текстов был [313] осуществлен не с языка оригинала, а с французского перевода середины XIX в. — это, разумеется, лишало русский текст необходимой научной точности.

Только в 30-е годы XX в. появились научные переводы трудов Бэкона на русский язык. В 1935 и 1938 гг. был издан «Новый Органон», в 1937 г. — трактат «О принципах и началах», в 1954 и 1962 гг. — «Новая Атлантида», и «Опыты и наставления нравственные и политические» (в издание 1954 г. часть «Опытов» не была включена). Эти переводы использованы и в рецензируемой двухтомнике. При этом, как отмечается составителями, они были заново сверены с оригиналом, а перевод части «Опытов», а также трактата «О достоинстве и приумножении наук», не переиздававшегося на русском языке с 1895 г., выполнен заново, специально для этого издания. Основой для русского перевода послужило классическое английское издание произведений Бэкона, осуществленное в прошлом веке Дж. Спеддингом, Р. Эллисом и Д. Хитом ¹.

Произведения, вошедшие в двухтомник, позволяют читателю составить довольно, отчетливое представление о мировоззрении Бэкона.

Первый том включает наиболее крупное философское сочинение Бэкона — трактат «О достоинстве и приумножении наук», который составляет первую часть задуманного Бэконом труда «Великое восстановление наук» и содержит весьма совершенную для своего времени классификацию знаний, а также описание задач, стоящих перед каждой отраслью науки. Бэконовскую классификацию положили в основу издания «Энциклопедии» французские просветители XVIII в.

Центральное место во втором томе занимает «Новый Органон» — афористическое изложение эмпирико-индуктивного метода. Этот труд был предназначен служить второй частью «Великого восстановления». Здесь же помещены трактаты «О мудрости древних» и «О началах и истоках», посвященные истолкованию древних мифов и философии досократиков, а также «Опыты и наставления» и «Новая Атлантида», дающие представление об этике и социально-политических взглядах Бэкона. Издание предваряет вводная статья А. Л. Субботина «Фрэнсис Бэкон и принципы его философии». А. Л. Субботину принадлежит также значительная часть комментариев, включая очерк «Античная философия и мифы в толковании Фр. Бэкона», представляющий собой первую в отечественной бэкониане работу, специально посвященную данной проблеме ².

Достоинством вводной статьи А. Л. Субботина является оригинальное освещение ряда сложных проблем научно-философского наследия Бэкона. В частности, представляет интерес характеристика А. Л. Субботиным таких составных частей философии Бэкона, как учение об индукции, являющееся основой его эмпирического метода, и критика «идолов» или препятствий на пути научного познания, а также анализов одной из сложнейших проблем философской онтологии Бэкона — его представления о «формах».

Оставляя в стороне рассмотрение этих проблем, так или иначе постоянно находящихся в поле зрения историко-философских работ о Бэконе, мы хотели бы обратить здесь внимание на наиболее общие проблемы духовного наследия Бэкона, каким оно предстает со страниц рецензируемого издания, а также на некоторые стороны его, политической философии, преимущественно те, которые получили отражение во вводной статье А. Л. Субботина. Последнее объясняется тем обстоятельством, что в издании, рассчитанном на массового читателя, вводная статья несет особую нагрузку. Выходя за рамки реального комментария, она служит своеобразной призмой, сквозь, которую современный читатель воспринимает строй мышления самого философа.

Вводную статью А. Л. Субботина отличает историзм в подходе к философскому наследию Бэкона, который проявляется не в искусственно подшитых к «делу» сведениях об эпохе, а в четком представлении о вписанности мировоззрения философа в систему социальных отношений и мышления конца XVI – начала XVII в.

А. Л. Субботин разделяет сложившееся в последнее время в советской философской литературе представление о Бэкоие как крупнейшем философе европейского Возрождения. Такое представление позволяет проследить генетические связи идей Бэкона с гуманизмом эпохи Возрождения. В то же время, на наш взгляд, следовало бы подчеркнуть, что философия Бэкона уже несла в себе своеобразное отрицание, преодоление идей гуманизма. Гуманистический культ свободно творящего человеческого Разума сменяется в философии Бэкона культом Метода и Опыта — важнейших компонентов научного мышления нового времени.

Как известно, К. Маркс прямо характеризовал Бэкона как настоящего родоначальника английского материализма и всей экспериментирующей науки нового времени ³. Справедливость первой части этого тезиса достаточно определенно показана советскими философами. Делая ощутимый акцент на обосновании второй его части, А. Л. Субботин представляет философскую систему Бэкона как методологическую базу опытной [314] науки. Учение Бэкона подвело философский фундамент под труды экспериментаторов эпохи Возрождения, оно стало первым пропуском в храм «высокой науки», который получили многочисленные эксперименты, изобретения и открытия XVI–XVII вв.

Язвительный упрек, который время от времени бросали в адрес Бэкона философские противники, будто он занимался наукой как лорд-канцлер, оказался точной метафорой. Первый пропагандист науки, Бэкон был также ее первым теоретиком и организатором. Это понимал Дидро, подчеркивавший, что в то время, когда нельзя было написать историю человеческих знаний, Бэкон разработал схему того, что необходимо знать.

Бэкону принадлежит заслуга обоснования общественной значимости науки. Он показал, что наука не только может, но и должна стать средством достижения практической пользы. Плоть от плоти европейского Возрождения, Бэкон как бы замыкает собой когорту тех деятелей этой эпохи, которые не стали еще рабами разделения труда. Он проявил себя не только как философ экспериментальной науки, но и как социальный мыслитель, моралист, политический деятель, эссеист, юрист, историк.

В двухтомнике представлены классические образцы политической философии Бэкона — «Опыты и наставления нравственные и политические», неоднократно издававшиеся и постоянно пополнявшиеся при его жизни, а также утопический фрагмент «Новая Атлантида». Но и все остальные сочинения Бэкона, по меткому замечанию А. Л. Субботина, «написаны деятелем, с головой погруженный в политические контроверзы своего времени, политикой до мозга костей, приобщающим к глубинам государственной мудрости, наставляющим в изощренной стратегии и опыте внутренней борьбы» (т. 1, стр. 49). Чтобы убедиться в этом, достаточно перелистать уже называвшиеся выше трактаты, страницы которых заполнены намеками, примерами, параллелями из истории и, как сказали бы сейчас, текущей политики.

Политическая практика была тем тиглем, в котором выплавлялись принципы политической философии и морали Бэкона. Автору «Опытов» принадлежит большая роль в создании концепции «естественной» морали, основу которой составляет рационалистическое истолкование реальных жизненных устремлений человеческой личности, морали, в значительной степени освобожденной от теологических максим.

Разумеется, бэконовское отношение к религии нельзя определить однозначной формулой. Мировоззрение родоначальника материализма находилось в довольно сложных отношениях со Священным писанием. Тем более следует приветствовать удачное освещение этой проблемы во вводной статье, хотя порой в некоторых ее формулировках встречаются неточности. Например, при характеристике сдвигов в религиозном сознании, которые произошли в английском обществе в результату Реформации (кстати, неточно и слишком узко названной антиклерикальной), говорится, что к концу XVI в. на роль господствующей религии «не могли претендовать ни официально насаждаемое англиканство, ни подорванное реформацией католичество, ни многочисленные преследуемые секты протестантов и пуритан» (т. 1, стр. 45). Этот тезис может вызвать у читателя ошибочное представление о соотношении между католицизмом и различными направлениями в протестантизме. Думается, однако, что это — частности, и притом скорее редакционного, нежели научного свойства. Что касается конкретной проблемы, интересующей нас, А. Л. Субботин, по нашему мнению, делает справедливый акцент на прогрессивности позиции философа, выразившейся в идее компромисса между научный и религиозным воззрениями, прогрессивности, которая «определялась тем, в интересах какой из этих братающихся концепций принимались и оценивались положения другой» (т. 1, стр. 29).

Добавим, что идея компромисса в мировоззрении Бэкона отнюдь не носила спекулятивного характера. И именно этим объясняется ее историческая прогрессивность. В общественной жизни Бэкон также подходил к вопросам религии с позиций исключительно светских. Английская действительность, подчинение церкви государству давали достаточно пищи для такого подхода. Выступая против религиозных распрей, Бэкон (при всей прохладности его отношения к новациям в социальной жизни) готов был пойти даже на допущение периодического пересмотра организационного устройства н обрядов христианской церкви ⁴, а в «Новой Атлантиде» высказывал идеи веротерпимости и свободомыслия.

Каковы же были политические позиции этого политика в философии и философа в политике?

Определяя политическое кредо Бэкона (как оно проявляется в «Опытах» и других произведениях, вошедших в двухтомник), А. Л. Субботин справедливо полагает, что его симпатии отвечали «интересам и чаяниям тех преуспевающих слоев, которые ориентировались одновременно на выгоды и торгово-промышленного развития и абсолютизма королевской власти» (т. 1, стр. 49–50). Вероятно, следовало бы уточнить, что эти «преуспевающие слои» в тот период представляли собой наиболее привилегированную часть английского нового дворянства и буржуазии периода первоначального накопления капитала, находившуюся в тесной связи с королевским абсолютизмом. [315]

Сказанное не решает, однако, вопроса об общей направленности мировоззрения Бэкона. Составители двухтомника не затрагивают этой проблемы. Поэтому тезис о политических симпатиях Бэкона может быть воспринят читателей в расширительном смысле. Между тем, мировоззрение Бэкона в целом вряд ли может быть привязано к интересам определенной социальной группы, даже если принять во внимание его собственные политические связи и конкретно-политические позиции. Распространенные до недавнего времени в нашей философской литературе характеристики Бэкона как философа поднимающейся буржуазии требуют существенных уточнений. По справедливому замечанию В. Ф. Асмуса, философия Бэкона «вовсе не была прямым переводом на язык индуктивной логики непосредственных утилитарных тенденций буржуазной политики» ⁵.

В политической философии и политической практике Бэкон выступает как последовательный сторонник сильного централизованного государства, основанного на сотрудничестве королевской власти и парламента, который он рассматривает как орган, представляющий интересы всей нации. В то же время общественный идеал Бэкона (и в этом его специфика) предполагал в качестве одного из существенных компонентов условия, необходимые, по его мнению, для развития науки.

В этом убеждает и незавершенная «утопия» Бэкона — «Новая Атлантида», где с наибольшей полнотой выразился бэконовский идеал соединения наук и управления– своеобразная трансформация гуманистической идеи «просвещенного правителя». На наш взгляд, приведенный во вводной статье тезис, характеризующий общественный строй Бенсалемского общества «Новой Атлантиды» как простую идеализацию английской абсолютной монархии времен Бэкона (т. 1, стр. 53) недостаточно точен. В самой вводной статье ниже отмечается, что ученые Бенсалемского общества — «технократическая, элитарная каста, занимающая высшее положение в государстве и не очень-то подчиняющаяся политическим правителям» (т. 1, стр. 54). Вряд ли в этом есть что-либо от ситуации, имевшей место в начале XVII в. в Англии. Свидетельством тому — судьба самого Бэкона, вынужденного раболепствовать перед сильными мира сего — венценосными правителями и их фаворитами.

Можно лишь гадать о том, что должна была представлять собой «Новая Атлантида» в законченной виде. Духовник и биограф Бэкона Раули утверждал, например, что в следующих разделах этого сочинения автор собирался дать как раз изображена социального строя Бенсалема. Если это свидетельство точно, можно лишь сожалеть, что замысел остался неосуществленный ⁶. Ясно одно — утопия Бэкона знаменует собой начало иной, отличной от моровской, традиции в утопической литературе. Утопия Бэкона — утопия сциентистская: используя образную форму, получившую позднее название «романа путешествий», Бэкон по существу излагает в «Новой Атлантиде» главную идею своего учения — о роли науки в обществе. Наука, прогресс знаний выступает в ней как единственный врачеватель язв и пороков общества при сохранении традиционного общественного устройства. Ощущаемое, вероятно, самим Бэконом противоречие между монархический строем и развитием научного знания снимается (или во всяком случае сглаживается) в «Новой Атлантиде» за счет наделения самой науки монархическими функциями. Наука приобретает руководящую роль в государственных делах, становится носительницей публичной власти, а власть, в свою очередь, оказывается растворенной в науке.

Именно постановка проблемы о соотношении власти и науки, о роли научного знания в жизни общества делает «Новую Атлантиду» социальной (хотя и, в отличие от «Утопии» Т. Мора, не социалистической) утопией, а Бенсалемское общество — моделью идеального общества, как оно представлялось Бэкону. «Утопия» Т. Мора в значительной мере исследована в советской литературе. Тем более был бы интересен анализ в этом плане (т. е. как типа утопии) бэконовскон «Новой Атлантиды». Следует заметить, что политические идеи Бэкона, их связь с его собственной политической практикой и Социальной действительностью английского общества конца XV – начала XVII в. почти не исследованы в нашей науке ⁷. Бэкон-философ в этом смысле оттеснил Бэкона — политической мыслителя на второй план. Поэтому хотелось бы надеяться, что новое издание его произведений на русском языке станет побудительным мотивом и для исследований в этом направлении. [316]

Несколько слов о справочном аппарате издания. Комментарии выполнены в основном добротно, хотя в ряде случаев они могли бы быть и более аргументированными и более точными. Тщательнее подготовлены Комментарии ко второму тому, особенно к «Новому Органону» (составитель И. С. Нарский). Напротив, комментарии к первому тому — несколько фрагментарны, содержащиеся в них сведения носят иногда случайный характер. Не выдержан, в частности, четкий критерий в отборе персоналки, о которых даны справочные сведения. Так, при наличии сведений о Ф. Гвиччардини, У. Гильберте, Дж. Кардано отсутствуют данные не только о Н. Макиавелли, П. Рамусе, Б. Телезио, но и о менее известных, а порой и вовсе неизвестных читателю фигурах. В частности, нет сведений о некоем Каре, упоминаемой Бэконом в трактате «О достоинстве и усовершенствовании наук». Отсутствие у составителей таких сведений, вероятно, должно быть оговорено.

Недоразумением, связанный со смешением двух календарных систем — старой, официальной, и новой, так называемой «гражданской», введенной в официальный обиход Англии только в XVIII в., можно объяснить утверждение, содержащееся в самом начале вступительной статьи, о противоречии, которое якобы вкралось в биографию Бэкона, написанную его духовником Раули. Раули назвал датой рождения Бэкона 22 января 1560 г. (тогда как в современных справочных изданиях указывается 22 января 1561 г.). Согласно официальному календарю, в Англии XVI в. новый год начинался в марте, так что 22 января приходилось на конец старого, в данном случае 1560 г. Кстати, в обиходе нередко использовались оба календаря, в чем легко убедиться, обратившись хотя бы к переписке Бэкона.

Что касается переводов, представленных в издании, то в целом они выполнены на высокой научной уровне. Можно, разумеется, спорить о переводе отдельных философских терминов. Можно отметить и стилистические несоответствия некоторых формулировок оригиналу, особенно бросающиеся в глаза в афоризмах «Нового Органона». Не совсем ясен критерий, по которому отбирались для нового перевода «опыты», — почти все «опыты» на социально-политические темы даны в переводе, опубликованной в издании 1962 г., и унаследовали отдельные неточности этого в общем высококвалифицированного перевода: нет, в частности, достаточной четкости в употреблении такого важного для уяснения концепции автора термина, как «народ»; некоторые формулировки уводят в сторону от смысла, который, вероятно, вкладывал в них автор (ср., например, систему образов при описании методов предотвращения мятежей в переводе и оригинале).

В заключение еще одно замечание или, скорее, пожелание. При сравнении содержания нынешнего двухтомника с двухтомником, изданным Бибиковым в прошлом веке, и последующими изданиями произведений Бэкона невольно возникает мысль о складывании своего рода «канона» русских переводов Бэкона. Между тем, в его наследии есть еще немало страниц, достойных внимания широких кругов читателей, интересующихся историей философии. Можно назвать, в частности, отдельные страницы его трактатов «Cogitata et visa», «Valerius Terminus», «Historia vitae et mortis», а также некоторые письма. Но, как уже отмечалось выше, имя Ф. Бэкона принадлежит не только истории философии. Оно прочно вписано в историю английской и мировой литературы. Не случайно на протяжении последних 18 лет «Опыты» и «Новая Атлантида» выдержали два издания на русской языке в серии «Литературные памятники», а последнее сочинение к тому же еще и в одной из томов «Библиотеки всемирной литературы». Бэкон известен как крупный политический мыслитель своей эпохи, юрист, разрабатывавшей планы реформы английского законодательства, весьма оригинальный исторический писатель — автор «Истории правления Генриха VII», продолжавшей лучшие традиции гуманистической литературы, в частности моровской «Истории Ричарда III».

Хотелось бы надеяться, что советскому читателю еще предстоят новые встречи с публикациями, отражающими различные стороны творчества выдающегося английского мыслителя.

В. М. Карев

Комментарии

1. F. Bacon. The Works., vol. I–XIV. London, 1857–1874 (reprint. 1968).

2. См. также его статью «Бэкон и античность» (ВФ, 1972, 2, стр. 86–94) — расширенный вариант этого очерка.

3. См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 2, стр. 142.

4. F. Bacon. The Works..., vol X, p. 103.

5. В. Ф. Асмус. Избранные философские труды, т. II. М., 1971, стр. 211.

6. Возможно, что одной из причин незаконченности «Новой Атлантиды», как предполагают некоторые исследователи, было именно то обстоятельство, что Бэкону нечего было сказать по этому вопросу (см. Ф. А. Коган-Бернштейн. «Новая Атлантида» и «Опыты» Фрэнсиса Бэкона. — В кн.: Ф. Бэкон. Новая Атлантида. Опыты и наставления нравственные и политические. М.,. 1962, стр. 157). Но это всего лишь гипотеза.

7. Исключение составляют лишь уже упоминавшаяся статья Ф. А. Коган-Бернштейн и вводная статья А. Л. Субботина, которые, однако, рассматривают эту проблему в основном на материале «Опытов» и «Новой Атлантиды».