ПРИМЕЧАНИЯ Дж. СПЕДДИНГА К ИЗДАНИЮ 1859 г.

(Примечания Спеддинга — результат его историографической и текстологической работы, для которой в дополнение к рукописи и первому изданию марта 1622 г. был использован латинский перевод, сделанный Бэконом несколькими годами позже. Для настоящего издания мы выбрали из примечаний Спеддинга только то, что как-то проясняет, корректирует или дополняет фактическое содержание «Истории...» или дает возможность лучше понять методы работы Бэкона-историка. Исключены текстологические примечания. Ссылки на печатные издания и архивы сохранены лишь в такой степени, чтобы дать представление о круге использованных Бэконом источников. Сведения об упоминаемых Спеддингом лицах включены в именной указатель. Здесь и далее сноски к примечаниям Спеддинга принадлежат В. Р. Рокитянскому)

1* Поначалу некоторые сомнения вызывали, видимо, его отношения с Шотландией, ибо 25 сентября 1485 года было сделано распоряжение шерифам Нортамберленда, Камберленда, Вестморленда, Йоркшира и Ноттингема «держать в боевой готовности людей этих графств в связи с ожидаемым вторжением шотландцев» и т. д.

2* Текст в квадратных скобках восстановлен по рукописи, где он вычеркнут. На полях имеется помета, сделанная неизвестной рукой (не рукой Бэкона): «Это следует исправить в соответствии с указаниями, которые Его Величество дал г-ну Мьютису».

Мьютис в письме к Бэкону от 7 января 1621/1622 (Двойные даты здесь и далее в примечаниях Спеддинга объясняются тем, что с XII в. и до 1751 г. в Англии год начинался 25 марта) пишет: «Г-н Меррей сообщил мне, что король дал Вашу книгу лорду Бруку и повелел ему прочесть ее, весьма похвалив, и что затем лорд Брук должен вернуть ее Вашей светлости, после чего она пойдет в печать как только Вашей светлости заблагорассудится, с поправками, сделанными королем, которые я видел и которые очень немногочисленны и касаются отдельных слов, таких, как «заразный» или, к примеру, «милостивый» вместо «добродушный» и т. д. Король категорически настаивает на исключении только одного места — о тех лицах, которые будучи лишены прав, получили возможность заседать в парламенте в силу одной лишь их реабилитации, без издания каких-либо новых рескриптов о проведении выборов». Именно это имеет в виду лорд Кэмпбелл, когда пишет, что Яков заставил Бэкона «исключить из текста юридическую аксиому, согласно которой реабилитация лица, лишенного прав, полностью восстанавливает его в правах» (Campbell J. С. The Lives of the Lord Chancellors and Keepers of the Great Seal of England from the earliest times till the reign of King George IV. 4th ed. L., 1857. Vol. III. P. 122.).

3* Примечательно, что в акте о лишении прав от 21 августа (дне перед битвой при Босуорте) говорится как о дне, относящемся к первому году правления Генриха, и что несколькими строками ниже 22 августа названо «упомянутым 22-м днем упомянутого месяца, когда это происходило». Эти выражения, очевидно, противоречат друг другу, но я полагаю, что здесь ошибка протоколиста или опечатка и что вместо «упомянутого 22-го дня упомянутого месяца» должно быть «22-го дня упомянутого месяца» и т. д.

Автор «Живописной истории Англии» (Craik G. L. a. o. The pictorial history of England, being a history of the people, as well as a history of the kingdom. 1st ed. L., 1838 — 1844. Book VI. Chapter 1.) полагает, что дата восшествия на престол была отнесена на день раньше, поскольку если бы он не был королём 21-го, то действия, совершенные 21-го, не могли бы быть по отношению к нему изменой. Истина состоит в том, что было не слишком важно, с помощью какой фикции будет узаконено столь несовместимое с законом обстоятельство, как успешный мятеж против короля de facto. Представление, что корона принадлежала Генриху со дня, когда он был готов оспорить ее на поле брани, было фикцией, наиболее близкой к действительности.

Более полное изложение противоречивых данных о начале отсчета правления Генриха см. в книге сэра Харриса Николаса «Хронология истории» (Nikolas N. Н. The chronology of history. L., 1833. P. 328-333).

4* Т. е. в тех случаях, когда выручка не использовалась на покупку местных товаров, что было условием, на котором разрешался импорт.

5* Ниже то же самое: «Что касается его отношения с королевой, то он отнюдь не принадлежал к числу мужей, покорных женам, и нисколько не был склонен потворствовать ее желаниям, но при этом был любезен, почтителен и не ревнив».

Мне неизвестны какие-либо сохранившиеся свидетельства, из которых можно было бы заключить, что Генрих не уделял своей жене достаточного внимания, но, очевидно, что эти слова выбраны с осторожностью и тактом, и можно не сомневаться, что у Бэкона были основания для подобных утверждений. Приведенные отрывки составляют, как я полагаю, единственное основание для суждений по этому вопросу позднейших историков; стоит привести несколько таких высказываний в хронологическом порядке (чтобы показать, как мало можно доверять копии в передаче характерных черт оригинала). Нижеследующие изображения не являются притом копиями друг с друга, все они задуманы как копии непосредственно с бэконовского оригинала.

1. Рапен (1707 — 25). «Генриху не нравилась народная радость по поводу этого брака. Он понимал, что большая доля этой радости принадлежит Елизавете и что, следовательно, его считают королем лишь по праву ее супруга. Эти мысли вызвали в нем такую холодность по отношению к ней, что он не упускал случая выразить ее в течение всей ее жизни. Он целых два года откладывал ее коронацию и, без сомнения, отложил бы ее навсегда, если бы не счел, что, продолжая отказывать ей в этой чести, он наносит ущерб себе. Более того, он, вероятно, обращался бы с ней так же, как некогда обращался Эдуард Исповедник со своей супругой, дочерью графа Гудвина, если бы желание иметь детей не заставило его преодолеть свое отвращение» (Rapin-Thoyras P. de. An abridgement of the history of England... L., 1747 (первые издания на французском языке)).

2. Юм (1759). «Генрих с большим неудовольствием наблюдал общее расположение к дому Йорков. Возникавшие у него в связи с этим подозрения не только нарушали его спокойствие в течение всего царствования, но и вызвали в нем отвращение к самой супруге его и отравили всю его семейную жизнь. Будучи добродетельной, очаровательной и в высшей степени послушной супругой, королева никогда не встречала подобающего ответного чувства, или хотя бы любезности со стороны своего мужа; пагубные идеи вражды оставались в его мрачном уме сильнее чувств супружеской нежности» (Hume D. The history of England).

3. Генри (1790). «Эти проявления радости отнюдь не были приятны Генриху; напротив, в его ревнивой и угрюмой душе они рождали сильное отвращение, поскольку убеждали его в том, что дом Йорков все еще пользовался народной любовью и что его юной и прекрасной супруге принадлежала большая доля этой любви, чем ему. Говорят, что это лишило ее любви мужа, который всю ее жизнь дурно с ней обращался» (Henry R. The history of Great Britain, from the first invasion by the Romans under Julius Caesar. 6th ed. L., 1824).

4. Томас Хейвуд (Предисловие к «Песне леди Бесси», 1829). «Это был брак, заключенный ради политических целей, и кроткая и безответная королева, прожив жизнь, несчастную из-за неприязни, которую к ней, как и ко всему дому Йорков, испытывал король, и родив троих сыновей и четырех дочерей, умерла в Тауэре в 1503 г.. на 37-м году жизни» и т. д. (Heywood Th. (ed.). The most pleasant song the Lady Bessy, the eldest daughter of King Edward the Fourth; and how she married King Henry the Sewenth of the house of Lancaster. L., 1829)

«Я не встречал (пишет д-р Лингард.(Lingard J. The history of England, from the first invasion by the Romans to the accession of King George the Fifth. Vol. 1 — 10. N. Y., 1912) процитировав перед тем противоположный но смыслу отрывок) какого-либо убедительного доказательства неприязни Генриха к Елизавете, о которой столь часто пишут позднейшие авторы. В рукописи Андре (Andreas B. Bernardi Andreas tholosatis Annales Heririci Septimi. In; Gairdner J., ed. Historia regis Henrici Septimi... L., 1858. P. 77 — 130) в дневниках Герольда они изображены так, как будто испытывали подлинное чувство друг к другу».

Если Бэкон, как я и предполагаю, является единственным источником, откуда черпают эти позднейшие авторы, то доказательств и не следует ждать. Бэкон не говорит, что Генрих был невнимателен или недобр к супруге, единственное, что он говорит, это то, что он не слишком потворствовал ее желаниям.

6* Пасха пришлась в этом году на 26 марта, и к этому времени король в своем движении на север достиг Линкольна.

7* Спид (Speed J. The historie of Great Britaine under the conquest of the Romans, Saxons, Danes and Normans. 3d ed. L., 1650), опираясь, как нам кажется, на авторитет Бернара Андре, говорит о сыне пекаря или сапожника. Архиепископ Сэнкрофт (На рукопись Сэнкфорта дана ссылка в лат. издании трудов Бэкона под ред. Блэкбурна (L., 1730. Т. 3. Р. 407)), ссылаясь на заявление, сделанное упомянутым священником на церковном соборе 17 февраля 1586 г., утверждает, что он был сыном мастера по изготовлению органов из Оксфорда и что имя священника было Уильям Саймондс. В акте о лишении прав графа Линкольна он поименован «неким Лэмбертом Симнелом, ребенком десятилетнего возраста, сыном покойного Томаса Симнела, столяра из Оксфорда».

8* Об этом ясно говорят Полидор Вергилий (Polydorr Vergilii urbinatis Anglicae historiae. См.: новейшее издание: The Anglica historia, a. d. 1485 — 1537 // Ed. with a translation by Denys Hay. L., 1950), Холл (Hall E. The union of the two noble and illuslre famelies of Lancastre and Yorke... См.: Hell's chronicle... L., 1809) и Спид. Д-р Лингард оспаривает этот факт, ссылаясь на собрание неопубликованных актов Раймера. Парламент Генриха (пишет он) не вернул ей вдовью часть наследства, которой лишил ее Ричард III; вместо этого король предоставил ей компенсацию. Это верно. Из Календаря открытых писем («Открытыми письмами» (letters patent) назывались документы, подписанные королем или кем-либо из высокопоставленных должностных лиц и предназначенные для обнародования (обычно это — сведения о наградах, назначениях и т. п.). Аннотированный каталог «свитков открытых писем» (patent rolls) в хронологическом порядке назывался «календарем открытых писем» (Calendar of patent rolls)) выясняется, что 4 марта 1485/1486 года она в качестве частичной компенсации своей вдовьей доли получила в пожизненное владение различные поместья и что на следующий день ей также были даны в пожизненное владение в качестве компенсации за остаток ее доли, другие поместья, перечисление которых занимает сорок шесть строк, вместе с определенными «ежегодными выплатами», так что в сумме все это составило 655 фунтов 7 шиллингов 6 1/4 пенса.

Д-р Лингард, правда, не приводит каких-либо доводов в пользу того, что Эта компенсация не была теперь отнята, что подтвердило бы утверждение Полидора в его существе. Но он приводит веские доводы в пользу того, что рассказ Полидора о жестоком обращении со вдовствующей королевой до конца ее дней является преувеличением; главным свидетельством против этого служит проект брака между нею и Яковом III Шотландским, несомненно обсуждавшийся в следующем году. Достоверно известно также, что 19 февраля 1490 года ей было даровано ежегодное содержание в 400 фунтов. Но это могло быть связано с отнятием прежнего пожалования — если оно было отнято.

Похоже, что у Бэкона не было какой-либо независимой информации но этому вопросу. Он лишь повторяет рассказ в том виде, как он нашел его в первоисточнике; из того, что он принял его, мы можем заключить только то, что он не видел причин сомневаться в его достоверности. Безусловно неправда, что вдовствующая королева была полностью удалена от двора на всю ее оставшуюся жизнь, ибо в ноябре 1489 года она была со своей дочерью. Вероятно, соответствует действительности утверждение, что она мало бывала при дворе, живя уединенно, для чего было много причин. Она старела; при королеве обычно была мать короля, а часто случается, что матери и теще удобнее жить на некотором расстоянии друг от друга. Королю, возможно, пришлось выбирать, которую из двух ему оставить в доме — свою мать или мать жены.

9* Т. е. пример Ричарда показал, что их притязания не были непреодолимым препятствием.

10* Т. е. о возможности восстановления династии Йорков.

11* Это было вскоре после Сретения (2 февраля) в 1486 — 1487 гг.

12* Этот факт сообщает Спид, опираясь, вероятно, на свидетельство Холла, который пишет, что она «жила с тех пор несчастной и жалкой жизнью в аббатстве Бермондси близ Саутуорна, где вскоре и скончалась». В том, что она провела там остаток своей жизни, это сообщение подтверждается тем фактом, что ее завещание, датированное 10 апреля 1492 г., засвидетельствовано аббатом Бермондси, и, похоже, что она, в соответствии с волей основателя, располагала правом пользоваться там государственными помещениями. Если есть какие-нибудь основания предполагать, что Генрих принудил ее поселиться там против ее воли, то это можно, вероятно, отнести на счет свойственного ему от природы отвращения к тому, чтобы разбрасываться хорошими вещами. Возможно, что пенсия была дана ей на том условии, чтобы она не платила за жилье, имея возможность пользоваться им бесплатно. См. примечание⁸*.

13* Это условие не упоминается предшествующими историками.

14* Это едва ли верно. Раз ее брак парламентским актом был объявлен недействительным, а дети — незаконнорожденными, то ее наследство (если только в акте не было явно оговорено, что оно сохраняется за нею, а это представляется маловероятным) должно было быть конфисковано. Справедливо, однако, что 1 марта 1483/1484 года, примерно через восемь месяцев после начала правления Ричарда, он обязался позаботиться о ее дочерях как о своей родне и пообещал ей 700 марок (466 фунтов 13 шиллингов 4 пенса) ежегодно пожизненной пенсии, если они выйдут из убежища. С воцарением Генриха ее восстановили в положении и титуле, и акт, объявлявший ее брак незаконным, был отменен без прочтения, «чтобы дело это было навечно предано забвению как исполненное лжи и позорное». Оригинал был изъят из парламентских архивов и сожжен, а копии уничтожены. Поскольку же это решение, видимо, не предусматривало возвращение ей конфискованных земель то Генрих 4 и 5 марта 1485/ 1486 года даровал ей компенсацию, упомянутую в примечании⁸*.

15* Так сообщает Полидор. Представляется, однако, что, помимо того, что он таким образом выставлялся напоказ, его в феврале 1486/1487 г. некоторое время держали при дворе в Шайне. Герольд пишет, что лорд Линкольн «ежедневно беседовал с ним в Шайне перед своим отъездом».

16* Это произошло, вероятно, вскоре после Сретенья. «И вскоре после Сретенья король держал в Шайне большой совет со своими лордами, как духовными, так и светскими... и на этом совете был граф Линкольн, который сразу же после упомянутого совета покинул страну и отправился во Фландрию» (Цитируется дневник Герольда) и т. д.

17* Неточное выражение; он хотел сказать: «внуков ее мужа от первой жены». Они были детьми Марии, единственного ребенка Карла от первого брака.

18* В начале великого поста, согласно дневнику Герольда, что означает начало марта. Страстная среда пришлась в этом году на 28 февраля.

19* 4 марта 1486/1487 года Томасу Брэндону было поручено принять командование «войсками, которые отправлялись к морю против крейсирующих там вражеских судов».

20* В этом рассказе Бэкон во всем следует Полидору Вергилию, который перепутал время года, полагая, что все это происходило до Рождества. Из рассказа Герольда (которого можно считать высшим авторитетом в подобных вопросах) явствует, что король начал двигаться в направлении Суффолка на «второй неделе великого поста», которая была второй неделей марта.

21* Так у Полидора: ошибка. В Норидже он праздновал Пасху, а не Рождество. Похоже, что Бэкон чувствовал, что с этой датой не все ладно, ибо в латинском переводе эти слова опущены, хотя у него и не было источника для того, чтобы ее исправить.

22* И в этом случае повторена ошибка Полидора, связанная, вероятно, с предыдущей ошибкой. Из Нориджа Генрих через Кембридж, Хантингдон и Нортгемптон отправился в Ковентри, куда он попал 22 апреля и где оставался до того, как услышал о высадке мятежников в Ланкашире.

То, что Полидор перепутал Пасху с Рождеством, повлекло за собой другие ошибки. Это внесло путаницу в рассказ о передвижениях короля. Истина, как я полагаю, заключается в том, что сначала он думал, что наибольшая опасность угрожает из Фландрии и держался вблизи восточного побережья, но, обнаружив, что угроза сосредоточена не здесь, а переместилась в сторону Ирландии, он двинулся прямиком на запад и занял позиции у Ковентри на одинаковом расстоянии от обоих берегов, и там ждал вестей о том, в каком месте ему ждать нападения. Основной отряд мятежников высадился в Ирландии только 5 мая. Получив известие об этом, он (согласно дневнику Герольда) разрешил некоторым пэрам отправиться в свои владения и готовиться к возвращению с войсками в назначенный день. Сам же он поехал в Кенилуорт, где находились королева и его мать; там он и услышал о высадке мятежников в Ланкашире, которая произошла 4 июня.

23* Полидор этого не сообщает, и я не знаю, откуда идут эти сведения. Но в повествовании Герольда есть анекдот, иллюстрирующий склонность Генриха к «мало кому еще приходившим на ум подозрениям» и стоящий того, чтобы привести его. «А на следующее утро, в день Тела Господня (Т. е. в первый четверг после Троицы), после того как король прослушал службу в приходской церкви и протрубили “по коням!”, король, не дав войску возможности понять его намерения, поскакал назад, чтобы повидать и приветствовать лорда Стрейнджа, приведшего с собой большое войско... каковые непонятные действия у многих вызвали изумление. Королевское знамя и большой обоз следовали за королем, пока ему не указал на это герольдмейстер, которому король и дал приказ повернуть всех в прежнем направлении».

24* В субботу 16 июня 1487 г.

25* «В самом конце XVII века (говорит Лингард) в его усадьбе Минстер-Ловелл в Оксфордшире была случайно обнаружена комната под землей, где находился скелет мужчины, сидящего в кресле с головой, опущенной на стол».

26* Из дневника Герольда мы знаем, что решение было принято в Уорике в сентябре. Король и королева покинули Уорик в субботу 27 октября и прибыли в Лондон 3 ноября.

27* В это время заседал парламент, о чем Бэкон по-видимому не знал. Мы знаем из дневника Герольда, что коронационные торжества закончились (27 ноября) раньше положенного «из-за большой перегруженности парламента делами».

Это был второй парламент Генриха. Он собрался 9 числа этого месяца и вотировал (приняв во внимание как только что подавленный мятеж, так и коронацию королевы) «две пятнадцатых и десятые» (Налог на движимое имущество, установленный в результате соглашения между королем, баронами и парламентом: 15-я часть от городов и древних поместий, не сдаваемых в аренду, и 10-я во всех других местах). Стоу (Stow J. The Annales of England... L., 1600) ничего не знал об этом парламенте.

28* Так утверждает Полидор Вергилий, ничего, видимо, не знавший о действительном предмете этих переговоров. Согласно Раймеру, переговоры о трехлетнем перемирии между Англией и Шотландией, считая от 3 июля 1486 г., велись во время первого путешествия короля в северные графства весной того года, когда он был занят подавлением мятежа лорда Ловелла: к описываемому времени это перемирие еще действовало. 7 ноября 1487 г., то есть через несколько дней по возвращении короля в Лондон из второго путешествия в эти графства, были назначены уполномоченные для заключения некоторых брачных союзов между двумя королевскими фамилиями, а именно предлагалось, чтобы шотландский король взял в жены Елизавету, вдову Эдуарда IV, чтобы герцог Ротсей женился на одной из ее дочерей, а маркиз Ормонд — на другой. Уполномоченные вскоре заключили договор, согласно которому, во-первых, существующее перемирие продлевалось до 1 сентября 1489 г., а во-вторых, для окончательного обсуждения условий этих браков уполномоченные обеих сторон должны были встретиться в Эдинбурге 24 января следующего года, и еще одна встреча по этому же вопросу должна была состояться в мае. Переговоры позднее были прерваны (согласно Тайтлеру) из-за спора о сдаче Берика, на которой настаивал Яков и на которую не желал соглашаться Генрих.

29* Это различие, вероятно, лучше всего объясняется, если предположить, что более поздние стремления были его собственными, тогда как это исходило от его сестры, принцессы Анны, герцогини Бурбонской, под чью опеку Карл, которому было только четырнадцать при восшествии на престол в 1483 году, был помещен отцом и кто, как полагают современные историки, полностью руководил им на ранних этапах этого предприятия.

30* Скорее в пору «начала цветения», чем «расцвета». Летом 1487 г. ему было всего восемнадцать.

31* Он взял Сент-Омер 27 мая и Теруан 26 июня.

32* Это обстоятельство не упоминается Полидором Вергилием, который для предыдущих историков был, видимо, единственным авторитетом в отношении всех этих событий. Следует поэтому предположить, что Бэкон располагал каким-то независимым источником информации. Остальное он мог вывести из рассказа Полидора, это же (если только у него не было другого источника) он, как приходится предположить, выдумал, для чего у него не было никаких оснований. Это стоит отметить, поскольку, если учесть, что Бэкон несомненно сочинял речи в своей истории по фукидидову принципу («Речи составлены у меня так, как, по моему мнению, каждый говоривший скорее всего мог по тогдашним обычаям сказать нужное, причем я держался общего смысла действительно сказанного» (Фукидид, I, 22, 1)), то можно предположить, что свой рассказ он построил по тому же принципу, и если ему было не на что опереться, кроме Полидора и старых хронистов (которые делали не многим больше, чем переводили Полидора), то оказывается, что значительная часть рассказанного есть чистая выдумка. Мы знаем, однако, что в других частях своей истории Бэкон пользовался независимыми источниками, которые и сейчас существуют и доступны; к тому же нет никаких оснований считать, что сохранившееся исчерпывает то, чем он располагал. Пожар 1731 года в библиотеке Коттона легко мог уничтожить источники для тех частей истории, для которых их не удается обнаружить, точно так же, как еще один пожар уничтожил бы по своей вероятности и многие из известных нам источников. Несомненно, что книги, относящиеся к временам Генриха VII, сильно пострадали. Эти замечания приложимы и к расположенному несколько ниже отрывку о «зависти», которого также нет у Полидора.

33* У него в это время была и особая причина откладывать войну с Францией — причина, которая не упоминается в историях, но сведения о которой можно извлечь из Календаря открытых писем. В течение весны 1488 г. его собственным берегам угрожала какая-то опасность, вероятно, со стороны Ирландии. Из записей в Календаре, датированных 10 и 20 февраля (1487/1488 гг.), мы узнаем, что тогда войска под командованием сэра Чарльза Сомерсета «были готовы отплыть в море на трех испанских кораблях, чтобы противостоять врагам короля». Позднее, в записи от 4 мая, мы находим еще предписания о наборе солдат и т. д. «в связи с тем, что предстоит посылка вооруженной силы против скопляющихся на море врагов короля» — также под командованием сэра Чарльза Сомерсета.

Кто были эти враги. Календарь не сообщает; однако предыдущая запись в том же томе, хотя и помеченная более поздней датой, указывает направление, откуда исходила опасность. 25 мая было дано предписание рыцарю Ричарду Эджкомбу, советнику короля и управляющему его двором, согласно которому последний получил полномочия «обеспечивать тем, кто прибывает из Ирландии вести переговоры по вопросам, касающимся обеспечения в этой стране прочного мира, безопасное прибытие, пребывание в стране и возвращение»; и далее: «предоставлять возможность воспользоваться милостью короля всем жителям упомянутой страны, которые окажут повиновение» и т. д. А на с. 108 — 109 мы находим целый ряд записей об амнистиях ирландцам, помеченных той же датой. Эти действия указывают, вероятно, на временное устранение опасности. Ибо мы узнаем, что оставшуюся часть лета король был занят охотой и развлечениями, а осенью ему ничто не мешало, как я покажу несколько позже, принять более активные меры помощи Бретани.

1 октября дядя короля, герцог Бедфорд, был поставлен на год вице-королем Ирландии.

Я склонен думать, что защита от Ирландии, а не помощь Бретани, была целью этой поездки, потому что именно в это время был, видимо, отменен проект лорда Вудвиля относительно набора добровольцев в помощь Бретани. «В день св. Георгия, — пишет своему брату Уильям Пастон 13 мая (1488 г.) из Гедингхема. замка графа Оксфорда, — мой господин был с королем в Виндзоре; на том же празднике присутствовали оба посла, Бретани и Фландрии, а также послы короля римлян и юного герцога; я, однако, не могу достоверно сказать Вам, будет ли у нас с ними война или мир, но мне точно известно, что все капитаны, ходившие в море великим постом, то есть сэр Чарльз Сомерсет, сэр Ричард Хоут и сэр Уильям Вэмпедж, готовятся возможно скорее снова отправиться в плавание — с какой целью, я сказать не могу. Кроме того, хотя и поговаривали, что мой господин лорд Вудвиль и другие должны были отправиться в Бретань, чтобы оказать помощь герцогу Бретани, я не знаю ни о какой такой помощи; согласно этим рассказам в Саутгэмптон, где по слухам он должен был садиться на корабль, прибыло много людей и ожидало его там; и когда он был отозван, те что прибыли туда, чтобы отправиться с ним, оставались там в надежде, что получат разрешение на отправку, а когда уже не оставалось надежды на получение такого разрешения, нашлось 200 человек, которые погрузились — на бретонский корабль» и т. д. Он далее пишет о том, как эти 200 прибыли в Бретань, где они и находились в то время (The Paston letters. L.; N. Y., 1938).

Д'Аржантре (Argentre B. d'. L'histoire de Bretagne... Renne, 1668) упоминает о посольстве, отправленном герцогом Бретани в Англию в сентябре 1487 г., и добавляет, что Генрих, который был в это время очень занят, несколько позже послал ему в помощь какие-то войска, участвовавшие в битве при Сент-Обене, но не более 500 человек; речь идет, без сомнения, об отряде лорда Вудвиля.

34* Так утверждает Полидор Вергилий, который, как я уже говорил, является, видимо, в отношении этих событий первоисточником и рассказ которого нельзя поэтому скорректировать путем сравнения с более аутентичными данными. Однако Foedera Раймера (Rymer Th. Foedera. L., 1704-1713) и парламентские архивы позволяют нам теперь обнаружить неточности в датах, показывающие, что его средства информации были либо несовершенны, либо небрежно им использовались, а изучение бретонских архивов современными историками позволило внести некоторые существенные исправления. Похоже, что Бэкон взял рассказ Полидора за основу, постарался максимально уяснить его смысл и затем изложил его возможно более просто и понятно. Что касается смысла — идей и планов сторон, целей, которые они преследовали и результатов, которых добивались, — то его он понял очень точно; так что всякое исправление его рассказа в деталях делает еще более очевидной верность общей интерпретации. Поскольку, однако, он был вынужден втискивать свой рассказ в рамки, заданные Полидором, у которого имелось несколько неверных дат, постольку в деталях изложение Бэкона далеко от полной точности. В рассказе, где все тесно взаимосвязано, одна неверная дата обычно искажает всю последовательность событий; если же эта неверная дата разделяет важные события, в действительности связанные, или сводит вместе события, в действительности раздельные, то она может даже исказить весь ряд причин и следствий.

Хотя я и знаю, сколь велико неудобство, создаваемое читателю, когда его постоянно отвлекают от содержащегося в тексте рассказа, чтобы изложить ему другую версию событий, боюсь, что в данном случае с этим неудобством придется смириться. Поправки были бы ему непонятны, если бы основной текст не был свеж в его памяти, и, отнеси я их в приложение, я был бы вынужден повторить весь рассказ, либо прерывать его ссылками на основной текст, что было бы еще неудобней, чем отсылки из текста к подстрочным примечаниям. Если, таким образом, он хочет получить верное представление о действиях Генриха в вопросе о Бретани, то я вынужден просить его прерывать чтение в указанных мною местах и выслушивать то, что я имею ему сообщить, прежде чем двигаться дальше.

В данном случае Бэкон, следуя Полидору Вергилию, ошибся в дате осады Нанта на восемь или девять месяцев. Она началась 19 июня 1487 г. — всего тремя днями позже битвы при Стоуке — и была снята 6 августа того же года, незадолго до того, как Карл послал свое первое посольство к Генриху. Если бы Бэкон знал об этом, он, вероятно, включил бы недавнюю неудачу этого предприятия в число причин, по которым Генрих мог считать, что Бретани в ближайшее время не угрожает опасность со стороны Франции. Особенно если бы он мог связать это обстоятельство с другим фактом, который был ему, видимо, неизвестен, хотя его упоминает Д'Аржантре и о нем должен был знать Генрих, а именно, что герцог Бретани в это самое время (24 сентября 1487 г.) официально дал согласие на брак своей дочери с Максимилианом.

Но хотя утверждение, что Карл осаждал Нант в то самое время, когда шли те переговоры, о которых говорит Бэкон, и не соответствует действительности, правда, что он готовил новое вторжение в Бретань. Таким образом, в этом случае неточность не нарушает верности изложения событий в главном.

35* Bernardum Dobenensem, honestem equitem (Бернардуса Добененсиса, благородного рыцаря (лат.)) согласно Полидору. Из дневника Герольда мы узнаем, что «лорд Добиньи, посол Франции» был в Виндзоре в канун Крещения (5 января) 1487/1488 г., что могло быть тем событием, которое имел в виду Полидор. Ответное посольство, которое, согласно его рассказу, было отправлено Генриху (с некоторой задержкой из-за болезни одного из членов посольства), выехало 17 марта 1487 — 1488 г. Этот Bernardus Dobenensis был, как я полагаю, Бернард Стюарт, лорд Обиньи, джентльмен шотландского происхождения, который командовал отрядом французских солдат, сопровождавшим Генриха в Англию.

36* Согласно Лобино (Lobineaux G. A. Histoire de Bretagne... P., 1707), ссылающемуся на Registre, посольство, состоящее из трех вышеупомянутых лиц, а именно аббата Абингдона, сэра Ричарда Тунстола и капеллана Урсвика, вместе с д-ром Уордесом отправилось из Франции в Бретань в июне 1488 г. Это согласуется с утверждением Сисмонди, что с 1 по 26 июня этого года военные действия были приостановлены в результате посредничества Генриха. Полидор добавляет, что послы, прежде чем вернуться на родину, продлили перемирие между Генрихом и Карлом на двенадцать месяцев. Они, вероятно, согласились на условия того перемирия, которое было подписано Генрихом в Виндзоре 14 июля 1488 г. и должно было длиться с того дня до 17 января 1489/1490 г. Я, однако, не нахожу никаких следов того экземпляра этого документа, который был подписан Карлом; вполне возможно, что завершению переговоров помешали последовавшие тотчас вслед за этим события.

37* И неженатым.

38* Полидор Вергилий употребил слова «suorum principum convocato concilio (Созвал свой главный совет (лат.)), имея, вероятно, в виду, как его несомненно понял Холл, что Генрих созвал парламент. Но поскольку парламент не созывался между 9 ноября 1487 г. и 13 января 1488/1489 г., поскольку серия переговоров, о которой подробно говорилось выше, не могла иметь место между сентябрем и ноябрем, поскольку также недвусмысленно сказано, что этот «principum concilium» собрался до битвы при Сент-Обене, состоявшейся 28 июля 1488 г., ясно, что он ошибался, думая, что это парламент (а именно так он и думал, ибо говорит о принятых им законах). Можно с уверенностью утверждать, что он ошибался, полагая, что подкрепление, которое Генрих послал в Бретань, было отправлено сразу же после битвы при Сент-Обене и до смерти герцога Бретани. Герцог умер 9 сентября 1488 г.; подкрепление же выступило в путь не ранее марта 1488/1489 г.

Современные историки указывали на эти ошибки или избегали их, но, как мне кажется, не сумели выяснить правильный порядок и взаимосвязь событий. Я думаю, будет установлено, что этот «principum concilium», на обсуждение которого Генрих представил бретонский вопрос, был не парламентом, а «Большим советом» (который назывался так в отличие от «обычного» или «постоянного совета» и в ту пору, похоже, был хорошо известен под этим названием), т. е. Советом, который включал в себя не только лордов, духовных и светских, и (как предполагалось) тайный совет короля, но также главных представителей различных классов, включая юристов, представителей городов и купцов, который, короче говоря, имел тот же состав, что и парламент, и который специально созывался королем для обсуждения важных вопросов. Полагаю также, что поводом для его созыва было не возвращение послов из Франции незадолго перед битвой при Сент-Обене, а исход этой битвы и ближайшие после нее события, включая смерть герцога и новые притязания французского короля. Наконец, я полагаю, что временем этого совещания было начало ноября 1488 г., всего через два месяца после смерти герцога. Мы знаем из дневников Герольда — практически решающего свидетельства по этому вопросу — что в том году после Духова дня (он пришелся на 25 мая) «все послеоующее лето» король «охотился и просто развлекался», но что, справив День всех святых (1 ноября) в Виндзоре, «он перебрался в Вестминстер для участия в величайшем совете, который многие годы был лишен имени парламента». Из того же источника мы знаем, что «в тот сезон в Англии находилось много послов из других стран». Мы знаем из Раймера, что 11 декабря того же года были отправлены послы из Англии во Францию, Бретань, Испанию и Фландрию. Мы знаем, что 23 декабря были даны указания о формировании отряда лучников в помощь Бретани. Мы знаем, что парламент собрался 13 числа следующего месяца и вотировал щедрые ассигнования на это предприятие. Мы знаем, наконец, что вскоре после роспуска парламента эта помощь была отправлена по назначению. И если теперь мы предположим, что Генрих, пока он не услыхал о битве при Сент-Обене, еще не надеялся достичь своих целей путем переговоров; что исход этой битвы был и неожиданным, и в такой мере решающим, что на время положил конец войне (на деле так и было, ибо договор, заключенный в Верже и утверждавший Карла во владении всем, что он захватил, был заключен согласно Д'Аржантре 21 августа) и не давал ему никакого простора для действий до тех пор, пока на престол не взошла юная герцогиня, и вставшие в связи с этим вопросы не открыли новую главу; что сразу же после этого он собрал Большой совет, отчасти чтобы почувствовать настроение народа, отчасти же ради возможности заручиться его поддержкой, прежде чем связывать себя какими-либо военными обязательствами; и что этому-то Большому совету он теперь (т. е. в начале ноября 1488 г.) предложил этот вопрос на рассмотрение и к нему обратился за советом, то мы обнаружим, что события более естественно связываются друг с другом и лучше согласуются с теми фиксированными датами, которые устанавливаются государственными документами.

39* Этот факт не упоминает ни Полидор, ни, как я полагаю, кто-либо из хронистов; вероятно, у Бэкона был какой-то независимый источник информации об этой речи. Саму речь, однако, следует понимать не как то, что канцлер действительно говорил, а как изложение того, как представлял себе Бэкон то, что такой человек в таких обстоятельствах и с такими целями сказал бы или должен был сказать. Так же следует понимать и все проводимые в этой книге речи; доля выдумки возрастает обратно пропорционально количеству информации, которой располагает автор. Если бы у него был полный текст действительно произнесенной речи, он бы привел, разумеется, не весь текст, но изложение в немногих и точных словах существа сказанного, сохранив при этом форму первого лица. Там, где у него не было возможности узнать что-либо, кроме общего смысла и цели сказанного, он восполнял недостающее из головы и сочинял речь такого смысла и с такой целью — стараясь сделать это возможно лучше. Это и придает этим речам особые интерес и ценность: каждая такая речь представляет собой изложение вопроса, как его понимал Бэкон, заключающее в себе точку зрения того, кто произнес эту речь, и представленное в драматической форме.

Едва ли нужно дабавлять, что это вполне согласуется со старым правилом писания истории, которому следуют все классики этого жанра и которое было недвусмысленно сформулировано и разъяснено Фукидидом, лучшим и надежнейшим среди них. Но поскольку я сталкиваюсь с тем, что д-р Генри серьезно сообщает о своем подозрении, «что эти речи были сочинены изложившим их благородным историком», с тем, что автор главы о «народном хозяйстве» в «Живописной истории Англии» критикует эту речь, комментирует ее и извлекает из ее формулировок выводы так, как если бы это был документ того времени, а лорд Кэмпбелл рассматривает как недостаток этого произведения то, что оно «наполнено официальными заявлениями и длинными речами» (будто бы речь идет о каких-то пустяках, тогда как на самом деле речи представляют собой самую оригинальную часть произведения), поскольку я в праве предположить, что этот вопрос в наши дни не столь хорошо понимается, чтобы сделать это примечание излишним.

Хорошо или плохо это обыкновение, это другой вопрос. Мое личное мнение таково, что у читателя меньше шансов быть введенным в заблуждение историей, написанной по этому принципу, чем по современному плану, хотя современным историкам, очевидно, свойственна большая щепетильность. Свидетельства о прошлом недостаточно полны, так что самый усердный историк едва ли смог бы дать связное повествование, в котором бы не было множества мест, опирающихся на догадки, умозаключения или ненадежные слухи. Он может выдвигать собственные предположения или излагать предположения других людей, но без предположений не обойтись. И если это мудрый человек, стремящийся отыскать истину, те части повествования, в которые вложено больше всего его собственной воли, будут ближе всего к истине. Преимущество прежнего обыкновения состоит в том, что вымысел сохраняет незамаскированную форму вымысла. Современная практика, скрупулезно устраняя все, что напоминает откровенный и намеренный вымысел, заставляет предполагать, что остающееся — это чистые факты, и что, когда автор сообщает вам что этот человек сказал или тот человек подумал — тщательно соблюдая форму третьего лица или цитируя своего предшественника, — то он сообщает вам нечто действительно имевшее место, тогда как в большинстве случаев такого рода он всегда лишь излагает собственное или чужое предположение, точно так же, как если бы он намеренно сочинил монолог или речь в первом лице.

40* Представляется, таким образом, что Бэкон считал этот парламент вторым парламентом Генриха, парламентом «третьего года правления Генриха VII», с отчетом которого под этим наименованием он, без сомнения, был знаком. Но он не знал и, вероятно, не имел удобной возможности выяснить, в каком месяце третьего года правления Генриха, который длился с 22 августа 1487 по 21 августа 1488 г., этот парламент собирался. Мы видели, что, рассказывая о коронации королевы (с. 27 — 28), он ни слова не говорит о том, что тогда заседал этот парламент, а такого упоминания в этом месте от него естественно было бы ожидать, если учесть важность этого парламента как законодательного и вотировавшего денежные ассигнования (ибо он — скорее, как и полагают, в связи с только что миновавшим мятежом, чем в связи с предстоявшей войной — предоставил королю «две пятнадцатых и десятые»).

Я почти не сомневаюсь, что, следуя, как и все предыдущие историки, повествованию Полидора и не имея доступа к парламентским архивам, чтобы его скорректировать, Бэкон считал, что этот второй парламент собирался летом 1488 года. Следует полагать, что аутентичные данные о датах парламентов Генриха были малодоступны, если столь добросовестный и самостоятельный исследователь, как Стоу, не заметил этих ошибок.

41* Это согласуется с повествованием Полидора, но это ошибка, какую бы дату не понимать под «сейчас». Осада Нанта была снята 6 августа 1487 г. Канцлер, однако, говоря в ноябре 1488 г., располагал более сильным аргументом, чем можно было предположить для времени, к которому относил его выступление Бэкон. Победа при Сент-Обене дала Карлу все, на что он первоначально заявлял притязания, и даже больше этого. Власть партии герцога Орлеанского была свергнута; сам герцог был у него в плену; договор предоставлял ему во владение все завоеванные им города; король же теперь, после смерти герцога Бретани, заявлял о своем праве опеки над юной герцогиней и в то же время продолжал свое наступление и захватывал один за другим бретонские города.

42* Это, вероятно, могло быть сказано в июле 1488 г., но едва ли в ноябре, после того как были свергнуты герцог Орлеанский и вся его партия.

43* Парламент, созванный в ноябре 1487 г., предоставил королю (хотя и никак не в связи с бретонскими делами) субсидию «две пятнадцатых и десятые». Парламент, заседавший в январе 1488/1489 г., предоставил (специально на помощь Бретани) «каждое десятое пенни от стоимости всякой земельной и движимой собственности» — налог, который должен был составить 75 000 фунтов. Но какая субсидия могла быть дана в ноябре 1488 г., когда не было никакого парламента, только Большой совет? Я полагаю, что, хотя Большой совет не мог (строго говоря) вотировать субсидию, его члены могли дать королю достаточную гарантию, в виде ли обещания или действительного займа, что, если созвать парламент, то субсидия будет предоставлена. В первый год правления Генриха IV Большой совет, созванный для обсуждения вопроса о мире или войне, рекомендовал войну и (чтобы избежать созыва парламента и введения всеобщего налога) согласился предоставить субсидию из собственных средств. Большой совет, созванный Генрихом VII на двенадцатом году его правления для того (как мы увидим дальше), чтобы обсудить вопрос о войне с Шотландией, высказался в пользу войны, и каждый из членов Совета предоставил взаймы королю на ее ведение «от себя лично большие суммы наличных денег»; по всей видимости, Совет рекомендовал также собрать еще 40 000 фунтов посредством частных займов. Этот Большой совет заседал с 24 октября по б ноября 1496 г.; вслед за этим, 16 января 1496/1497 г. собрался парламент, предоставивший королю на шотландскую войну две ссуды и «две пятнадцатых». То, что именно таков был курс, принятый в отношении Шотландской войны в 1496 г., достоверно настолько — хотя об этом нет речи ни в одной из наших историй, — насколько может быть достоверным случившееся в столь давние времена. Я полагаю, что такой же курс был принят и в делах, связанных с Бретанью, поскольку речь идет о случае во всех отношениях аналогичном. У одного из старых хронистов, которым был либо сам Фабиан, либо большой авторитет для Фабиана (ибо принадлежащая перу Фабиана печатная хроника (Fabyan R. The chronicle... L., 1559) этого царствования представляет собой лишь извлечение из этой рукописи) и который, по-видимому, был современником описываемых событий и гражданином Лондона, достаточно внимательным к вопросам займов и налогообложения, ясно сказано, что на этом Большом совете (характер которого он ясно понимал и отнюдь не смешивал его с парламентом, заседавшим позднее и упоминаемым в своем месте) «королю на защиту от шотландцев предоставлено 120000 фунтов». А поэтому вполне может быть, что сходным образом эта «большая субсидия», полученная Генрихом на оказание помощи Бретани, была (говоря попросту) предоставлена Большим советом, заседавшим в ноябре 1488 г., хотя законные основания для сбора соответствующего налога появились только после созыва парламента, собравшегося в следующем январе.

44* Это опять идет от Полидора: ошибка в дате, возникшая как следствие ранее сделанной ошибки в связи с Советом. У Раймера нет упоминаний о таком посольстве в июле 1488 г., но 11 декабря того же года — между окончанием работы Большого совета и созданием комиссии для набора отряда лучников в помощь Бретани — для мирных переговоров между Англией и Францией, а также между Францией и герцогством Бретанью были посланы Кристофер Урсвик, Томас Уорд и Стефен Фрайон. Это и было, без сомнения, то официальное посольство, о котором идет речь.

45* Все это идет от Полидора и представляется совершенно неверным. Действительная история звучала бы много лучше, будучи много более согласной с бэконовым представлением о характере и политике Генриха. Верно, что Генрих выказал определенный недостаток предвидения в том, что не разглядел размеры угрожавшей Бретани опасности и тем самым потерял время, тогда как его вмешательство могло самым решительным образом защитить Бретань от французского завоевания. Но вовсе не верно, что он будто бы позволил, чтобы народный ропот и желание соблюсти декорум побудили его поспешить с плохо продуманным и бесплодным предприятием.

Пока он не услышал о битве при Сент-Обене (28 июля 1488 г.), он надеялся спасти Бретань путем переговоров. Эта битва застала его врасплох: он не ждал, что будет вынужден к прямому вооруженному вмешательству, вовсе не был к нему готов (тем менее, что в Шотландии произошло успешное восстание, и в связи с восшествием на престол нового короля в середине прошедшего месяца он не знал, чего ждать с этой стороны), и было уже слишком поздно. Удар был слишком решающим, чтобы его последствия можно было исправить военной помощью, а, если бы даже Генрих был расположен оказать герцогу Бретани такую помощь, это не было в его силах; прежде чем он мог подготовить свои войска, герцог связал себя Вержерским, или Саблейским, как его иногда называют, договором (21 августа 1488 г.) по которому он обязался не обращаться за иностранной помощью. Только после смерти герцога (9 сентября 1488 г.), когда французский король показал, что он не готов удовлетвориться недавними приобретениями и явно намерен завладеть всем герцогством, Генрих решился предпринять более активные действия для того, чтобы сдержать его. Поскольку зима к этому времени была уже столь близка, что в этом году ни с одной из сторон ничего уже не могло быть сделано, у него оставалось очень много времени; он, однако, использовал это время для подготовки, а не как повод для промедления. Во-первых, он через Большой совет убедился в поддержке своего народа. Затем он продолжил переговоры об условиях помощи Бретани; условия были тщательно продуманными и довольно жесткими, сформулированными так, чтобы оградить его от финансовых убытков. В то же время он должным образом предупредил о своих дальнейших намерениях французского короля и договорился о согласованных действиях с Фландрией и Испанией. Наконец, он созвал свой парламент и добился формального вотирования субсидии; и, когда установилась погода, достаточно пригодная для начала новой кампании, у него уже был готовый к отплытию отряд в 6 000 лучников. Так что ничто не было забыто, и в то же время ни минуты времени не было потеряно.

Равным образом нельзя сказать и того, чтобы его меры оказались безуспешными. Это я объясню в следующем примечании, ибо объяснить это здесь значит внести путаницу в нашу хронологию, затронув события следующего года. В этом месте достаточно вспомнить, что ко времени, о котором говорит здесь Бэкон, а именно к зиме 1488 г., еще не произошло того, что английские войска возвратились, не добившись успеха; они лишь готовились к отправке, и все события, о которых говорится на следующих страницах, имели место либо до, либо во время этой экспедиции.

Версия о возвращении английских войск после безуспешной кампании через пять месяцев с момента отплытия родилась, вероятно, из какого-нибудь небрежного рассказа или случайного упоминания о событии, известном нам из «Писем Пастона». Где-то в конце января 1488/1489 г., за месяц или больше до того времени, когда были готовы к отплытию войска под командованием лорда Брука, какие-то джентльмены и правда отправились в Бретань, но вернулись в Англию сразу же, даже не высадившись, поскольку, вероятно, сочли, что французы слишком сильны для такого небольшого отряда. «Эти джентльмены (пишет Марджери Пастон из Лондона 10 февраля 1488/1489 — а не 1487/ 1488, как полагает издатель), которые сели на корабль, чтобы отправиться в Бретань две недели тому назад, а именно сэр Ричард Эджкомб, сэр Роберт Клиффорд, сэр Джон Тробилвилль и Джон Моттон, главный привратник, возвратились к берегам Англии, кроме одного сэра Ричарда Эджкомба, высадившегося в Бретани и пребывавшего в городе, именуемом Морлэ, который сразу же по его прибытии был осажден французами, и потому едва ли оставшегося в живых; что же касается того города, то он был взят французами, как и город, именуемый Брест; однако замок, по слухам, еще держится».

46* Это еще одно доказательство того, что, по мнению Бэкона, бретонский вопрос обсуждался вторым парламентом Генриха. Почти все законы, упоминаемые ниже, были приняты парламентом, заседавшим 7 ноября 1487 г., т. е. годом раньше заседания Большого совета.

47* Т. е. независимо от того, было ли совершено задуманное.

48* Т. е. жене и наследнику убитого для преследования от своего имени.

49* Дело, таким образом, происходило в 1489/1490 г. Бэкон, вероятно, смешал эти две сессии, поскольку у Полидора нет и намека на созыв парламента в январе 1488/1489 г. Этот акт был принят на последнем заседании этого парламента 25 января/27 февраля 1489 — 1490 г.

50* Последующие события несомненно имели место весной 1489 г. Я полагаю поэтому, что налогом, вызвавшим возмущение, был налог в десятое пенни на земли и движимые товары, вотированный январским парламентом 1488/1489 г., а не «две пятнадцатых и десятые», предоставленные в 1487 г.

51* Это, согласно Стоу, произошло 28 апреля 1489 г.

52* Он «отправился из Гертфорда в северном направлении» 22 мая; примерно через два месяца произошла отправка войск в Бретань. Следует, таким образом, помнить, что война в Бретани шла одновременно с этим восстанием. Бэкон думал, что войска вернулись в Англию двумя или тремя месяцами ранее, и не знал, что у Генриха в это время было на руках еще одно важное дело.

53* Это еще одна ошибка в дате, идущая от Полидора Вергилия и усвоенная всеми нашими старыми хронистами. Яков III был убит 11 июня 1488 г., примерно за семь недель до битвы при Сент-Обене, когда Генрих пытался посредничать между королем Франции и герцогом Бретани и настолько успел в этом, что добился временного прекращения военных действий (см. прим. ³⁶*). Помнить истинную дату немаловажно, поскольку столь большие перемены в Шотландии, чреватые столь неопределенными последствиями, вынудили Генриха хорошо присматривать за своими границами и укрепить Бервик, и существенно повлияли на состояние отношений с Францией.

54* Тайтлер, упоминающий об обращении Якова к Франции и Риму, ничего не говорит о Генрихе. Обстоятельства, изложенные здесь, идут от Спида, который ссылается как на свой источник на Джона Лесли, епископа Росского. Одно из писем в переписке Пастона, датированное 13 мая 1488 г., упоминает «посла от короля шотландцев, который в настоящий момент весьма обеспокоен поведением его сына и других лордов своей страны».

55* Пятый год правления Генриха приходился на время с 22 августа 1489 г. по 21 августа 1490 г. «Все это» должно поэтому означать покровительство Адриану и его возвышение.

56* Имеется, вероятно, в виду октябрьская сессия 1489 г. Бэкон, должно быть, смешивает ее с предыдущей сессией, проходившей в прошлом январе и не отмеченной ни Полидором, ни кем-либо из последующих хронистов. Этот парламент прервал свою работу 23 февраля 1488/1489 г. и вновь собрался 14 октября — в начале пятого года правления Генриха.

57* Имеется в виду парламент, который, как полагал Бэкон, был созван в июне или июле 1488 г. и которому он приписывает акты, принятые ноябрьским парламентом 1487 г. Если под ним понимать январскую сессию 1488/1489 г., то слова Бэкона оказываются достаточно точными.

58* Т. е. улучшение посредством более производительной обработки.

59* И потому легче всего вывозимый.

60* Т. е. не задающий точную цену каждого вида ткани, а только максимум. Суконщик был вправе продавать сколь угодно дешево.

61* Согласно Фабиану (надежному авторитету в этом вопросе) король занял эту сумму на третьем году своего правления, т. е. в 1487/1488 г. А согласно старой хронике, которая представляется заслуживающей не меньшего доверия, чем Фабиан, если не большего — он взял в долг еще одну сумму в 2000 фунтов в июле 1488 г. — вероятно, в предвидении неприятностей на своих шотландских рубежах, так как незадолго перед этим был убит Яков III.

62* Возвращаясь к бретонским делам, вспомним, что мы оставили английские войска не возвращающимися после неудачи (как полагал, вслед за Полидором, Бэкон), а готовящимися к погрузке на корабли. Они прибыли в Бретань в начале апреля 1489 г. и в полной мере участвовали там в военных действиях все время, пока во Фландрии осуществлялись действия, к рассказу о которых теперь переходит Бэкон. Если бы Бэкон знал об этом, он, без сомнения, связал бы две акции совершенно по-другому и увидел бы, что помощь герцогине в Бретани и Максимилиану во Фландрии были двумя составляющими единовременного сложного предприятия, цель которого состояла в том, чтобы остановить продвижение французского короля. Насколько оно было успешным, я вскоре объясню. Пока же приводимое ниже письмо самого Генриха лорду Оксфорду осветит для читателя истинное положение дел в этой области в то время, о котором здесь пишет Бэкон. Поскольку оно очень характерно и притом невелико, я приведу его полностью, взяв из «Писем Пастона».

«Истинно верный друг и всецело любимый брат, приветствуем вас. Поскольку Богу было угодно послать нам добрые вести из Бретани, такого рода, что вы несомненно жаждали бы их услышать, постольку мы сообщаем их вам так, как они дошли до нашего сведения и как о них повествуется ниже.

Лорд Мальпертюи, недавно возвратившийся к нам в посольстве нашей дорогой сестры герцогини Бретани, отплыл из нашего порта Дартмута и прибыл к св. Павлу Лионскому в Бретани в Вербное воскресенье в четыре часа пополудни (Вербное воскресенье в 1489 г. пришлось на 12 апреля), откуда и написал нам о состоянии дел в той стране и о высадке и действиях нашей армии. Мы получили его послание в последний понедельник во время вечерни. И, поскольку он уроженец Бретани и настроен в пользу этой стороны, мы не отнеслись к его сообщениям с таким доверием, чтобы писать об этом вам. Сегодня же, после торжественной обедни прибыл к нам из вышеупомянутой Бретани и с новым посольством от упомянутой нашей сестры Фокон, один из наших слуг, подтвердивший сведения упомянутого лорда Мальпертюи, а именно следующее: После того, как гарнизон французов в Гинкаме убедился в высадке нашей армии, они опустили решетки и приготовились к обороне города. Но как только они узнали, что наша армия движется но направлению к ним, они покинули тот же Гинкам, куда наша армия и прибыла в четверг перед Вербным воскресеньем, где ее встречали крестным ходом и где в течение четырех дней она размещалась, пользовалась гостеприимством и пополняла запасы. И, двигаясь по направлению к упомянутой герцогине, они должны были подойти к замку и городу Монкуте. В этом замке также был гарнизон французов, которые, как только они услыхали о приближении упомянутой нашей армии, разрушили большую часть стен и бежали оттуда. В этом замке и городе наша армия справила Пасху. В замке Шозон, расположенном вблизи от города Сен-Брие, также стояли французы. Этот замок они предали огню и бежали. В городах Энбон и Ваин стояли французы, которые разрушили городские стены и обратились в бегство. Жители окрестностей Бреста осадили город и захватили тылы французов еще до отправления в путь упомянутого нашего слуги. Гарнизон города Конкарно, одной из сильнейших крепостей всей Бретани, был подобным же образом осажден и доведен до такой крайности, что находившиеся внутри еще до его отправления предложили, чтобы им дали покинуть город, захватив свое имущество. Как было принято это предложение и что еще произошло с тех пор, он сказать не может.

Наша упомянутая сестра герцогиня пребывает в своем городе Ренне; там же находится и наш верный рыцарь и советник сэр Ричард Эджкомб, являясь главным распорядителем ее дел. А маршал Бретани готовится к тому, чтобы соединиться с ними возможно скорее и с добрым отрядом солдат. Многие из знатных людей этой страны направляются к нашей армии, чтобы встать на ее сторону.

Военачальники нашей упомянутой армии сообщают в своих письменных донесениях в основном то же, что и наш упомянутый наблюдатель, а также то, что в нашей упомянутой армии, слава Богу, сохраняются такие любовь и согласие, что с того времени, как они покинули наше королевство, между ними не было никаких столкновений или споров.

Дано за нашей печатью в нашем замке в Хертфорде в 22-й день апреля».

До сих пор, таким образом, меры, принимаемые Генрихом, приносили успех; имея это в виду, мы можем теперь вернуться к повествованию Бэкона.

63* Клятва была дана 16 мая 1488 г.

64* Город, в устье реки, на которой стоит Диксмейде.

65* Это произошло в Иванов день (24 июня) 1489 г.

66* Полидор Вергилий, от которого все это идет, не сообщает даты этого заочного бракосочетания, а усердие современных французских историков, похоже, не увенчалось успехом, и им не удалось надежно установить эту дату. Говорят, что оно совершалось в такой тайне, что даже слуги герцогини некоторое время о нем не знали. Если так — а существование сомнений относительно даты такого события делает вероятным, что соблюдению тайны придавали большое значение, хотя я не обязывает нас верить вместе с Рапеном, что и Генрих, и Карл узнали о происшедшем позже, чем через двенадцать месяцев, — то цель состояла в том, чтобы скрыть это от Карла, и нам нет нужды искать объяснений тому, что Максимилиан удовлетворился заочным браком, так далеко, как это делает Бэкон: если бы он лично отправился в Бретань, тайну было бы труднее сохранить. Лингард считает, что бракосочетание состоялось не ранее апреля 1491 г., что, по всей видимости, неверно, ибо сохранился документ, датируемый 29 марта того года, в котором отчетливым образом упоминается этот брак. Д'Аржантре помещает его около начала ноября 1490 г.

67* Помимо соображений, названных в предыдущем примечании, следует помнить, что Анна достигла четырнадцати лет только 26 января 1490/1491 г.

68* Что же сталось с английскими войсками в Бретани? Полидор Вергилий не знал, что они были там; старые английские историки, доверчиво следовавшие за Полидором, не ставили этого вопроса; современные, исправляя датировку Полидора, ставят его, но не дают на него правильного ответа. Войска, однако, все это время были там, и в связи с вопросом об управлении страной при Генрихе особенно важно знать, когда и при каких обстоятельствах они возвратились. Ибо это был самый значительный ход в игре, и Бэкон считал его единственным исключением в ряду удачных военных предприятий Генриха, притом таким, которое столь мало согласуется со всем остальным, что он вынужден приписать его несчастному случаю, который из-за недостатка политического предвидения король не сумел предусмотреть. Французские историки рассказывают нам, что было на самом деле, и показывают, что это дело в действительности было не исключением, а поразительной иллюстрацией как раз тех качеств и той удачи, которыми наделяет Генриха Бэкон.

Я уже объяснял, что экспедиция планировалась весьма тщательно и составила часть сложной, с участием Испании и Фландрии, операции, цель которой была остановить движение французского короля по пути захвата Бретани. В ходе осуществления этого плана Испания угрожала Франции на юге в Фуэнтэррабии; Максимилиан, хотя ему и мешали домашние неприятности, ухитрялся с помощью Генриха отвлекать на себя силы противника на севере и в то же время с успехом продолжал свое сватовство к юной герцогине; а английские силы в Бретани тем временем, если и не одерживали блестящих побед над французами, то все же сумели остановить завоевание. Результатом всех этих действий было то, что Карл оставил попытку достичь своих целей этим путем. Действительно, утверждали — не только Полидор Вергилий и те, кто ему следовал, но и лучше информированные современные писатели, — что Генрих не только не сумел должным образом поддержать и ободрить эти силы во время их пребывания в Бретани, но отозвал их менее чем через шесть месяцев, — т. е. прежде чем истек обусловленный срок службы. Это, однако, несомненная ошибка, порожденная попыткой соединить рассказ Бэкона с фактами, извлеченными из раймеровских Foedera и бретонских архивов, вместо того, чтобы целиком отставить его в сторону, как не согласующийся с этими фактами и не имеющий за собой более надежного авторитета, чем Полидор. В действительности в середине августа 1489 г., который был пятым месяцем после высадки, Генрих не отозвал, а усиливал войска в Бретани (см. у Раймера, а также «Календарь открытых писем», где мы находим распоряжения, изданные 14, 15 и 16 августа, относительно набора войск «для отправки в Бретань»). Результатом всего этого (если не пытаться точно проследить действие каждой из множества причин, а совокупности обусловивших конечный результат), было то. что Карл вскоре согласился заключить мир на условиях, отнюдь не невыгодных для Бретани. По Франкфуртскому договору, заключенному между ним и Максимилианом где-то осенью 1489 г., было решено, что Карл должен вернуть герцогине все города, захваченные им после смерти ее отца (кроме трех или четырех, которые должны были находиться под наблюдением герцога Бурбонского и принца Оранского до той поры, когда будут полюбовно улажены разногласия, для каковой цели в следующем апреле, в Турне должен был состояться конгресс); что он должен тем временем вывести свои войска из Бретани, а герцогиня должна распустить своих наемников-иностранцев. «Et vuyderont (пишет Д'Аржантре) les gens de guerre Francois de Bretagne, comme aussi la Duchesse feroit vuyder les Anglois» (И выведет французских солдат из Бретани, тогда как герцогиня удалит англичан (франц.)). Этот договор был одобрен герцогиней, согласно Лобино, в ноябре 1489 г., после чего английские войска должны были, разумеется, быть выведены, либо же, если они оставались, то только на время уплаты расходов.

Мы видим, таким образом, что нет оснований считать это предприятие чем-то, требующим объяснений или оправданий. Если от него не ждали многого, то это еще не делает его менее характерным для Генриха. Чего от него ждали, то и было достигнуто, и едва ли его вина в том, что выигрыш хода не принес победы в игре. Дело бракосочетания Максимилиана и герцогини зашло так далеко, что 23 марта 1489 г. — т. е., я полагаю, 1489/1490 г., хотя для данного вопроса не важно, к какому году относится дата — было издано распоряжение о заключении его по доверенности, и если бы дело было законным порядком доведено до конца, что могло бы (как кажется) произойти, не оставь его Максимилиан, когда оно было почти сделано, то планы Карла были бы полностью расстроены. В действительности он был вынужден оставить попытку захватить Бретань силой и пробовать другой путь. Таким образом представляется, что указанное предприятие во всех отношениях было запланировано с характерной осторожностью и исполнено с характерным успехом.

69* Мне не удалось с абсолютной точностью установить дату этого посольства. Но вот то обстоятельство, в изложении которого меньше всего оснований предполагать у Полидора Вергилия ошибку и дата которого может быть установлена с наибольшим приближением к достоверности: послы, которых Генрих отправил с ответом на это посольство, встретили на своем пути, в Кале, папского легата, направляющегося в Англию. И хотя Полидор пишет, что легат был направлен папой Александром VI, только что сменившим папу Иннокентия (в каковом случае дело должно было бы происходить не ранее августа 1492 г., после того, как Карл и Анна бракосочетались и когда Англия и Франция находились в состоянии войны), я полагаю более вероятным, что он ошибся в отношении даты смерти папы Иннокентия, чем в отношении такого обстоятельства, как случайная встреча в Кале послов и папского легата.

Принимая в таком случае это событие за точку отсчета, упомянутое здесь «торжественное посольство» можно более или менее уверенно отнести к ноябрю или декабрю 1489 г. Из дневника Герольда мы знаем, что «в том году на Рождество в Англии находилось большое французское посольство, а именно Франциск, его высочество герцог Люксембургский, виконт Женевский, и генерал ордена св. Троицы во Франции, которые на Иванов день обедали за королевским столом»; что «тотчас после» Сретения (т. е. 2 февраля 1489/1490 г.) «послы Франции получили ответ, были весьма щедро вознаграждены и благополучно доставлены к берегу моря королевским распорядителем милостыни и сэром Джоном Рейсли, рыцарем»; что «вскоре после того, как король отправил большое посольство во Францию (вероятно, то, на верительных грамотах которого стоит дата 27 февраля), то есть лорда-хранителя печати, епископа Эксетерского, графа Ормонда, камергера королевы и приора храма Христа в Кентербери»; и что «во второй половине великого поста (четвертое воскресенье поста пало в 1490 г. на 21 марта) к королю прибыли многие и разные послы, а именно папский легат» и т. д. При этих обстоятельствах послы, направлявшиеся в Париж, и папский легат, направлявшийся в Англию, с большой вероятностью должны были встретиться в Кале.

С другой стороны, у Раймера имеется охранная грамота на три поименованные Бэконом лица, датированная 10 декабря и отнесенная к шестому году правления Генриха, т. е. к 1490 г. — к дате, которая и сама по себе представляется вероятной.

70* Ни у Полидора, ни у Спида, ни, как я полагаю, у кого-либо из английских хронистов — предшественников Бэкона нет ничего, откуда можно заключить, что говорил именно приор. То, что это было так, можно, правда, предположить, основываясь на том, как эти события описывает Бернар Андре, и некоторые подробности из числа упоминаемых позднее могли быть почерпнуты из этого источника. Но есть и другие подробности, которые не могли быть почерпнуты ни у Полидора, ни у Андре и которые показывают, что Бэкон располагал каким-то источником информации, от них независимым. Какая часть последующего взята из этого источника, а какая принадлежит самому Бэкону, выяснить невозможно.

71* Речь идет о фламандцах. Подданными Максимилиана они стали в силу его женитьбы на наследнице бургундского престола; что же касается короля Франции, то он претендовал на то, чтобы быть сюзереном по отношению к ним именно как к бургундским подданным.

72* Если эти переговоры состоялись зимой 1489/1490 г. и французские послы получили ответ «вскоре после Сретения», то еще не прошло трех месяцев со времени заключения Франкфуртского договора, по которому было достигнуто согласие о прекращении военных действий, о выводе войск и о переносе обсуждения спорных вопросов между Францией и Бретанью на конгресс в Турне, который должен был состояться в следующем апреле. И хотя утверждается, что Карл не вывел своих войск и что подготовка к предложенному конгрессу не велась, я все же не считаю, что он в это время обдумывал возобновление военных действий или что бретонские дела находились, по крайней мере внешне, в более отчаянном состоянии, чем в прошлом ноябре. Представляется поэтому, что Генриху было рано считать, что «Бретань потеряна». Имел ли Бэкон достаточные основания для такого вывода, мы не можем сказать, не зная, какой информацией он располагал об этих переговорах (ибо, судя по множеству мелких подробностей им добавленных, ясно, что какая-то информация у него была), помимо того, что он нашел у Полидора. Разумеется, возможно, что уже в феврале 1489/1490 г. Генрих столь глубоко проник в замыслы Карла и считал столь вероятным, что герцогиня положит конец конфликту, выйдя за него замуж, что (в этом смысле) он начал считать «Бретань потерянной» и решил больше не впутывать себя в бесплодный конфликт. И если у Бэкона были положительные основания для такого утверждения, то понимать его надо именно в этом смысле. Если однако речь идет лишь об умозаключении из того, что предшествовало и произошло позднее (что, пожалуй, более вероятно), то следует помнить, что Бэкон основывался на ложных посылках. Он исходил из предположения, что французы добивались своего в Бретани, не получая сколько-нибудь существенного отпора, со времени битвы при Сент-Обене. Он ничего не знал о событиях 1489 г. или о Франкфуртском договоре, ни малейшего намека на которые не встретишь у наших старых историков. И полагая, что переговоры, о которых он рассказывает, происходили весной 1491 г. (что в конечном счете может оказаться правдой), он пытался понять ситуацию, какой она была бы в этом случае. К тому времени Генрих вполне мог видеть, что нет возможностей сохранить независимость Бретани иначе как путем войны, более серьезной, чем та, которой Бретань стоит. И очевидные несоответствия и безрезультатность мер, которые он принял, если это было его целью (при том, что они были исключительно эффективны и успешны, если его целью были деньги), могли и подсказать Бэкону такое объяснение его мотивов.

Относительно главного факта, однако, — т. е. того, что на примирительный жест Карла Генрих ответил каким-то экстравагантным требованием, которое привело к срыву переговоров, — имеется ясное сообщение у Бернара Андре (tandem inter eos duretum est ut si tributum non solverent bellum in eos brevi strue retum (В конце концов, между ними было решено: если не будут заплачены подати, то на них скоро пойдут войной (лат.))) и его в самом деле можно почерпнуть из повествования Полидора, хотя он и одел его в иную конструкцию. «Angli enim legati, — пишет он, — ut pauca tandem quoe cupiebant assequerentur, permulta postulabant: Franci autem, ut nihil in line concederent, omnia repudiabant, stomachabantur, pernegabant etc (Ибо английские требовали очень многого, чтобы в конечном счете получить немногое из того, чего они желали: французы же, чтобы ничего в конце концов не уступить, все отвергали, возмущались, упорствовали и т. д. (лат.)). Полидор принял это за пример заурядной торговли, в которой одна из сторон в надежде получить столько, сколько она хотела, начала с того, что запросила больше, другая же воспользовалась чрезмерностью первого запроса как предлогом для того, чтобы отказать вовсе. Но это всего лишь умозрительное предположение — так Полидор объясняет то, в чем он видел разочарование Генриха. Это не должно нас смущать. Похоже, что это был простой компилятор, без каких-либо дарований, нужных историку, кроме способности к сжатому и плавному повествованию; при отборе излагаемых обстоятельств им нисколько не руководит прозрение в смысл события, а общие рассуждения, в которые он время от времени впадает, суть примеры банального морализаторства. Однако в случае, подобном данному, сама поверхность его интерпретации служит доводом в пользу того, чтобы принять его свидетельство относительно факта, т. е. относительно того, что требования Генриха были чрезмерны и что Карл отказался удовлетворить их. К тому же существуют и другие подтверждения тому, что в начале 1490 г. Генрих, каковы бы ни были его мотивы, действительно надумал порвать с Карлом и принимал на этот счет некоторые меры. 15 февраля герцогиня Бретани обязалась, среди прочего, не вступать в брак и не объявлять ни войны, ни мира без его согласия. В течение лета он не только послал новую армию ей в помощь (см. ряд записей в перечне «выплат, сделанных по счетам короля» между Троицей и Михайловым днем 1490 г.), но и заключил соглашения с Фердинандом и Максимилианом, по которым каждая из трех держав обязывалась при определенных обстоятельствах соединиться с другими в наступательной войне против Карла. См. об этом у Раймера. Из «Календаря открытых писем» выясняется также, что в течение всей этой весны и лета он внимательно смотрел за своими берегами и границами, как если бы война могла в любой момент подступить к его дверям. 20 мая граф Суррей был назначен генерал-губернатором пограничных областей между Англией и Шотландией с полномочиями для набора войск из жителей Нортамберленда и ведения переговоров с представителями шотландского короля. 22-го ему было велено выпустить прокламацию с приказом о высылке всех наводнивших страну бездельников и бродяг-шотландцев. 26-го знати и дворянству Кента было послано распоряжение о военной мобилизации с особым предписанием «расставить сигнальные огни для предупреждения населения о нашествии врагов короля». Сходные распоряжения время от времени в течение июня, июля и августа посылались в другие графства, расположенные на южном берегу и в южной части восточного берега. 8 июля был выпущен рескрипт о наборе двадцати четырех пушкарей для обороны Кале. Среди этих распоряжений имеется несколько (самое раннее от 22 мая, самое позднее от 17 июля), в которых говорится об отплытии кораблей в море для «оказания отпора собирающимся там врагам короля». Одно из них, от 20 июня, говорит о «ныне совершаемом походе в Бретань». А 17 сентября того же года во все графства Англии была направлена для публичного прочтения прокламация об уже упомянутом соглашении между королем Англии, королем римлян и королем и королевой Испании «начать войну против Карла, короля французского, если он нападет на кого-либо из них или на герцогство Бретань».

Возможно, однако, что меры, принятые ради безопасности английских берегов, имели в виду Перкина Уорбека, начавшего к этому времени подавать признаки жизни, а не какую-либо угрозу французского вторжения.

73* Эти слова следует понимать как относящиеся не к намерению французского короля самому жениться на герцогине, ибо об этом еще не было речи, а к праву, на которое он притязал, распоряжаться ее замужеством.

74* Так у Полидора, который добавляет: «qui Innocentio paullo ante mortuo successera (Который наследовал Иннокентию, незадолго перед тем умершему (лат.)). Но папа Иннокентий умер 25 июля 1492 г. Папа Александр был избран 11-го и венчан 26-го следующего месяца. Далее, бракосочетание Карла VIII с герцогиней Бретани состоялось в декабре предыдущего года, а 9 сентября 1492 г. Генрих был на пути во Францию во главе армии вторжения. Поэтому, если какой-либо легат папы Александра и встретил в Кале каких-либо послов Генриха VII, то это были послы, готовившие Этапльский договор, а не те, о которых здесь идет речь. Но едва ли можно сомневаться в том, что ошибка относится только к личности папы и что какая-то беседа подобного рода имела место между легатом папы Иннокентия, прибывшим в Англию на пятой неделе великого поста в 1490 г., и послами, находившимися на пути из Лондона в Париж в начале марта. См. примеч.⁶⁹*.

75* Бернар Андре (который, похоже, является авторитетом в этом вопросе) цитирует только первую строку стихотворения Гагена. Несколько перьев, похоже, окунулось в чернила, чтобы ему ответить, и, если можно верить сообщению отвечавших, его поражение было полным.

В Британском музее есть небольшая книжка «Discertatio R. Gaguin et J. Phiniphelingi super reptu Ducissoe Brittanica», где содержится подобного же рода сражение в стихах и прозе между тем же приором и одним из главных советников Максимилиана, но относящаяся к следующему этапу того же дела — женитьбе французского короля на невесте Максимилиана. Один из противников, я забыл кто, начинает сражение сапфической одой, которую заключают страница-две брани латинской прозой. Другой отвечает в той же форме и в том же тоне.

76* Он родился (согласно Стоу) 22 июня 1491 г., откуда следует, что Бэкон считал временем этих переговоров весну того года, а не весну 1490 г., когда они состоялись в действительности.

77* Они сочетались браком в замке Ланже, в Турени, 6 декабря 1491 г.

78* Исправление одной важной даты обычно делает необходимой коррекцию и всего остального. Бэкон, полагая, что окончательный разрыв Генриха с Францией произошел не раньше весны или лета 1491 г. и что бракосочетание Карла и Анны последовало вскоре, принимал это посольство Максимилиана за следующий акт, который будто бы имел место сразу же после бракосочетания. Но когда мы узнаем, что между разрывом и бракосочетанием прошло но меньшей мере полтора года, встает вопрос, что делали Генрих и Максимилиан все это время? И как случилось, что они позволили Карлу беспрепятственно осуществлять свои замыслы в отношении герцогини в течение столь долгого времени? По тщательном изучении Раймера и других доступных в наше время источников окажется, я думаю, что эта версия в значительной мере требует исправления. И повествование Полидора Вергилия дает нам — правда, не сами факты — но некое указание, основываясь на котором можно восстановить истинную картину событий. Он пишет, что Максимилиан, когда его дочь (обрученная с Карлом) была возвращена к нему, начал подозревать существование у Карла замыслов в отношении герцогини; что после этого он послал к Генриху некоего Джеймса Контибальда с предложением объединить их силы против Карла, обязуясь при этом предоставить с своей стороны не менее 10 000 человек на два года и, как только он будет готов к войне, дать знать Генриху, оставив ему шесть месяцев на подготовку; что Генрих, который сознавал, что положение дел в Бретани не допускает дальнейших отсрочек, и по собственному почину собирал войска для ее защиты, был в восторге от этого послания и обещал, то Максимилиан не найдет его неготовым; что тем временем (т. е., как я это понимаю, именно тогда, когда действовало это соглашение между Генрихом и Максимилианом) Карл женился на Анне и заполучил герцогство вместе с герцогиней; что Максимилиан, как только у него прошел первый приступ ярости и он решил, что следует что-то предпринять для возмещения урона, нанесенного его чести, просил Генриха максимально ускорить подготовку к войне с Францией, ибо он скоро уже будет готов; что Генрих, положившись на это обещание, немедленно собрал большую армию и сообщил, что он готов и выйдет в море как только услышит, что готов и Максимилиан; что его посланцы нашли Максимилиана совершенно неготовым; что их сообщение об этом, будучи вполне неожиданным, привело его в состояние сильного замешательства, ибо он боялся, что война будет ему не по силам, если вести ее одному, и что, в то же время, отказ от нее вызовет в народе осуждение; но что, сопоставляя честь и опасность, он выбрал защиту чести, решился напасть на Францию в одиночку, собрал свежие силы и, скрывая от своей армии дезертирство Максимилиана, отплыл в направлении Кале (наконец-то мы добрались до даты) VI. Iduum Septembris (8-й день сентябрьских ид (лат.)) — 6 сентября.

Далее, поскольку здесь нет речи о каком-либо параллельном посольстве в Испанию, мы вполне можем предположить, что задачей Контибальда было не заключение этого тройственного союза между Максимилианом, Генрихом и Фердинандом, который занимал столь важное место в политике Генриха, а какое-то отдельное соглашение, касавшееся только Максимилиана и Генриха. И поскольку о нем говорится как о событии, которое произошло несомненно до бракосочетания, и могло, вопреки всему, что говорится в пользу обратного, произойти задолго до него, постольку — если мы обнаружим следы какого-либо подобного соглашения в любое время в течение предыдущего полугодия и если другие обстоятельства по видимости этому не противоречат — нет нужды отвергать его на основании даты. Такое соглашение было (предположительно) заключено между Генрихом и Максимилианом где-то в конце мая 1491 г.; оно и составило, как я полагаю, подлинное содержание миссии, о которой пишет Полидор, хотя Полидор, ошибшись в дате, соединил и перепутал его с другими событиями сходного рода, происходившими позднее.

Соглашение, которое я имею в виду (а я черпаю информацию главным образом из Лобино, который, по-видимому, тщательно изучил Д'Аржантре), не было, вероятно, частью большого договора между Максимилианом, Генрихом и Фердинандом о совместном вторжении во Францию, который в это время уже был в силе, но не обеспечивал той быстроты действий, которой, похоже, требовали обстоятельства момента. Этот договор был заключен в сентябре 1490 г., что существенно раньше даты, которую назвал бы Бэкон, но прекрасно согласуется с его толкованием политики Генриха, ибо отсюда следует, что Генрих, прежде чем он окончательно порвал с Францией, позаботился о том, чтобы обеспечить себе возможности сначала для военной демонстрации, а затем для принятия условий мира, что и уловил Бэкон в общем ходе событий, несмотря на ошибки Полидора в деталях. Дело представляется таким образом, что Генрих уже получил от Максимилиана и Фердинанда обязательства принять участие в совместных действиях против Карла, так что, если бы они выполнили эти обязательства, он был бы в силах навязать те условия мира, которые бы ему заблагорассудились, если нет, у него был бы достаточный предлог для того, чтобы принять условия, которых удалось добиться. Семя, таким образом своевременно брошенное в землю, дало, как мы увидим, в конечном счете обильный плод в виде Этапльского договора, но это произошло не ранее конца 1492 г.

Карл тем временем, не желая спровоцировать нападение объединенных сил столь внушительного союза, не возобновлял приостановленных военных действий против Бретани и полностью отдался тому, чтобы мирными средствами расстроить помолвку герцогини с Максимилианом. Однако герцогиня не уступала его домогательствам, без сомнения поощряемая к тому зрелищем столь мощных альянсов, и в конце концов публично приняла титул королевы римлян. Это было в марте 1490 — 1491 г., т. е. в то время, когда, как полагает Д'Аржантре, Карл только что узнал о бракосочетании. Столь решительный шаг побудил его принять более сильные меры и в то же время обеспечил его союзником в лице Д'Альбре, старого искателя руки герцогини, чьи надежды таким образом терпели крах. С помощью этого человека он получил в свое распоряжение важный город Нант, город, которым в начале войны, он, напомним, безуспешно пытался овладеть, который он (предположительно) снова осадил летом 1490 г. и который теперь, 19 февраля 1490/1491 г., был отдан в руки французов. Карл сам вступил в него 4 апреля 1491 г. Получив известие об этом, Максимилиан, в свою очередь разгневанный и обеспокоенный, добился от своего отца-императора созыва Сейма (une Diette des Estates d'Allemagne (Съезда представителей государств, входивших в состав Священной Римской империи (франц.))), проголосовавшего за предоставление ему войска из 12 000 ландскнехтов. В августе их должны были отправить в помощь герцогине, и к ним должны были присоединиться 6000 англичан. Таковы, как я полагаю, были обстоятельства и содержание миссии, о которой пишет Полидор. А поскольку точно известно, что послы отправились из Бретани 24 мая 1491 г., как послы короля и королевы римлян, для того чтобы просить помощи у Генриха, и что Джеймс Контибальд примерно в это же время находился в Англии и от лица Максимилиана вел переговоры о возмещении расходов, понесенных в связи с бретонскими делами, то названная дата и представляется наиболее вероятной датой последнего события — датой немаловажной с точки зрения дальнейших действий Генриха, в связи с которыми нам предстоит решить еще один вопрос.

Соглашение, в чем бы оно ни состояло, было безрезультатным. Сообщается, что некоторые подкрепления были отправлены из Англии (набор несомненно там производился в апреле и мае 1491 г.), но оказались недостаточны, чтобы только с их помощью чего-либо достичь; что, если говорить о ландскнехтах Максимилиана, то Карл, укрепив свои границы, не дал им пройти и присоединиться к его противнику в то время, как он продолжал завоевывать Гинкам; и что герцогиня, видя, как она теряет города, не получая никакой помощи и сознавая, что, к какому бы средству она ни прибегала в борьбе с Карлом — к оружию или третейскому суду, в любом случае он, очевидно, в состоянии нанести ей поражение, отчаялась в конечном счете продолжать сопротивление и согласилась уладить конфликт, став королевой Франции и присоединив герцогство к владениям французской короны.

79* Единственный парламент, созванный на седьмом году правления Генриха, заседал 17 октября 1491 г. Причиной его созыва не могло поэтому быть еще не состоявшееся бракосочетание. Однако если учесть существующую путаницу и неопределенность в изложении и датировке этих событий, это не имеет большого значения. Намерения французского короля тем или иным способом овладеть Бретанью должны были к октябрю достаточно выясниться, и это было бы достаточным основанием для созыва военного парламента.

Но имеется еще одна трудность, не столь легко объяснимая. Нет ничего более ясного и определенного, чем утверждение Полидора Вергилия, что взыскание пожертвований производилось после заседания этого парламента и именно им было санкционировано. «Convocatio principum concilio, primum exponit causas belli sumendi contra Francos; deinde cos pascit pro bello pecuniam. Causas belli cuncti generatim probant, suamque operam pro se quisque offert. Rex, collaudata suorum virtute, ut populus tributo non gravaretur, cui gratificandum existimabat, volluit molliter ac leniter pecuniam a locupletioribus per benevolentiam exigere. Futt id exactionis genus» и т. д. Переводом этого может послужить соответствующее место из Стоу. Король «созвал парламент и заявил на нем, что он по всей справедливости вынужден начать войну против французов и он поэтому желает, чтобы они пожертвовали на ведение этой войны деньги и людей. Всякий признал это дело справедливым и обещал протянуть руку помощи. И с тем, чтобы избавить бедных, он счел за благо сначала взыскать деньги с богатых путем пожертвований, каковой способ сбора денег был прежде в обычае». Нет, с другой стороны, ничего более достоверного, чем то, что указания о сборе пожертвований были изданы более чем за три месяца до того, как собрался парламент, и что ассигнования, утвержденные парламентом, когда он собрался, были не в форме пожертвований, а в форме обычного налога «две пятнадцатых и десятые». Мы, таким образом, сталкиваемся здесь с какой-то существенной ошибкой, которую нельзя устранить сдвигом даты или исправлением небрежного выражения. Возрождение этого вида сборов было делом важным. Последующие слова Полидора показывают, что он понимал, что оно означало, и не мог не придать значения вопросу о том, произошло оно до или после парламента, с парламентской санкции или без нее.

Я убежден, что ошибка лежит глубже, что, как обстоятельства в этом случае почти те же, что в 1489 г., так и ошибка допущена точно такая же, как та, на которую я указал в примечании на с. 258 — 259. Я убежден, что Полидор в том и в другом случае принял Большой совет за парламент; что Генрих в этом случае, как и в том, прежде чем созвать парламент по всей форме, предусмотрительно созвал один из этих квазипарламентов, отчасти чтобы проверить настроения народа, отчасти чтобы привлечь его сочувствие к этому делу, прежде чем он будет в него вовлечен; и что именно Большому совету, собранному в июне 1491 г. или около этого времени, он объявил свое намерение вторгнуться во Францию, попросив одновременно их совета относительно сбора средств.

Для того, чтобы обосновать этот вывод и ответить на возражения, я должен вновь обратиться к приложению. Если я прав, то и факт, и дата окажутся небесполезны как для прояснения повествования, так и в качестве иллюстрации характера и политики Генриха. Можно видеть, что когда французский король овладел Нантом и с очевидностью продолжал двигаться по пути поглощения Бретани, силой ли оружия, через брак или прибегая к третейскому суду, и когда Максимилиан готовился собрать войско в 12 000 человек, чтобы противостоять ему, и звал Генриха присоединиться, что, как я полагаю, было в апреле или мае 1491 г., у Генриха было с чем обратиться к народу. Поэтому, посеяв сначала страх перед французским вторжением и производя демонстративно некоторые военные приготовления, чтобы разогреть кровь и прощупать пульс у народа, он избрал тот же образ действий, который оказался столь успешным в 1488 г., и немедленно созвал — не свой парламент, который, пожалуй, и не мог быть собран так быстро, как того требовали обстоятельства, а Большой совет, который он мог сделать сколь ему было угодно представительным по отношению к парламенту и который, хотя он и не располагал властью издавать законы и учреждать налоги, прекрасно служил как для выражения тогдашнего общественного мнения, так и для того, чтобы реагировать на это общественное мнение. Найдя членов Совета в подходящем расположении духа и уже приняв все задуманные меры предосторожности, он решительно объявил о своем намерении предпринять вторжение во Францию и в связи с этим (используя, вероятно, в качестве предлога чрезвычайность ситуации, не позволявшей ждать результатов обычной процедуры) получил от них рекомендацию и согласие (которые, хотя они и не имели никакой юридической силы, в деле популярном имели силу, для данных целей достаточную) послать уполномоченных для сбора «пожертвований». Был издан (7 июля 1491 г.) соответствующий указ «de subsidio requirendo pro viagio Franciae» (О субсидии, требуемой для похода во Францию (лат.)), который, после преамбулы, где перечислялись причины предстоящей войны, которая представлена здесь как предпринимаемая не «de advisamento consilii nostri», a «ad instantiam et specialem requisitionem tam dominorum spiritualium et temporalium quam aliorum nobilium (По рекомендации нашего Совета, но по настоянию и особому требованию лордов, духовных и светских, и других знатных лиц (лат.)), наделял требуемыми полномочиями ряд лиц, каждое из которых должно было действовать в определенном графстве. Но поскольку эти Большие советы могли давать лишь рекомендации, а их авторитет измерялся убежденностью и личным влиянием членов Совета, Генрих видимо, использовал их как инстанцию, приуготовительную по отношению к настоящему парламенту. Соответственно вскоре и был созван парламент по всей форме; он (с учетом, вероятно, посланного в Бретань подкрепления, на которое должны были частично пойти деньги, собранные в качестве пожертвований, а также более тяжелого положения в этой стране и усилившейся опасности) вотировал новые ассигнования (собирать их должны были, однако, в виде налогов) и принял законы, отвечающие нуждам военного положения.

Если поэтому мы предположим, что нижеследующая речь была обращена к Большому совету в июне 1491 г., что пожертвования собирались по его рекомендации в июле и августе, что какая-то помощь была послана в Бретань примерно в то же время и что парламент собрался 17 октября, то мы внесем в повествование Бэкона все необходимые (насколько мне известно) исправления и обнаружим, что внесенные изменения иллюстрируют и подтверждают его интерпретацию взглядов, политики и характера Генриха.

Нашу догадку подтверждает и то, что из парламентских архивов нельзя понять, что лично ли король открывал октябрьскую сессию 1491 г. или нет, хотя Бэкон излагает дело так, словно Генрих сам сделал свое заявление. Маловероятно, я думаю, чтобы Бэкон утверждал это столь категорически, если бы это был всего лишь вывод из имеющегося у Полидора выражения «exponit causas» (Излагает причины (лат.)) и т. д. Вероятнее, он располагал каким-то более полным изложением самой речи. И не следует думать, что изложение, о котором идет речь, дало бы ему возможность исправить ошибку. Напротив, оно могло придать ей большую достоверность. В то время в обращении должно было находиться множество экземпляров такой декларации или ее изложений. Название «Речь его величества» было по тем временам вполне достаточным. Могло случиться, что один из этих экземпляров сохранился. Собиратель, который стал его обладателем и решал, в какой раздел коллекции его следует поместить, сразу же, исходя из упомянутых там обстоятельств, определил год. Ясно было, что это — объявление войны Франции, сделанное примерно в то время, когда Бретань была включена в состав французского королевства. Затем он обратился к своему Полидору или Холлу, или Холиншеду, или Стоу, нашел соответствующее место и написал на обороте: Речь к. Генриха 7 при открытии парламента в 1491 г.», что должно было служить достаточным основанием для утверждения, что Генрих открывал сессию лично.

80* В связи с вопросом о том, был ли это парламент или Большой Совет, стоит, может быть, сравнить с этим описанием два независимых описания того, что точно было Большим советом, собранным в 1496 г. «В этом году (пишет старый городской хронист) октября 24 дня начался Большой совет, который держали в Вестминстере король и его лорды, духовные и светские, на каковой совет прибыли некоторые представители горожан и купечества от всех городов и добрых местечек Англии» и т. д. А на первоначальной личной печати Генриха VII тот же Совет описывается как «Наш Большой совет лордов духовных и светских, судей, блюстителей нашего закона и других именитых и мудрых людей от всей нашей земли». Описание Бэкона применимо в любом из этих двух случаев.

81* Похоже, что Бэкона здесь подвела память, ибо, хотя действительно лорд-канцлер обычно выступал после короля, упоминание должно очевидно относиться к последней части самой королевской речи.

82* Юм заметил (сопоставив даты), что это ошибка. Я уже объяснял подробно свое мнение о характере этой ошибки и о том, как она возникла. Если от этого объяснения придется отказаться, то ошибку можно объяснить иначе. Хотя на большинстве распоряжений о сборе пожертвований и стоит дата 7 июля 1491 г., но не на всех. У Раймера приводится распоряжение, датированное 6 декабря 1491 г., которое сформулировано в точности теми же словами. Всякий, кому довелось бы встретить последний, а не другие тексты, счел бы его основанием для установления несомненной даты сбора пожертвований. Можно отметить, что эти пожертвования получили своего рода санкцию одного из последующих парламентов, ибо в 1495 г. был принят акт о взыскании обещанных сумм.

83* Т. е. даже в те времена, когда денег было значительно меньше.

84* Объявление войны Шотландии, о котором не упоминается в современных исторических сочинениях, содержится в преамбуле к акту, согласно которой всем шотландцам, не получившим прав гражданства, повелевалось покинуть королевство в течение сорока дней. «Король, — сказано там, — наш суверенный государь, затратив со своей стороны много сил и средств, многократно сносился с королем шотландцев и вел с ним переговоры об установлении и соблюдении мира и согласия между его величеством и его подданными, с одной стороны, и королем шотландцев и его подданными — с другой; но какие бы соглашения и договоры ни заключались, эти соглашения и договоры названным королем шотландцев всегда и непременно нарушаются, по каковой причине лучше иметь с ним открытую войну, чем притворный мир; и поэтому» и т. д. Я полагаю, что эту меру следует рассматривать отчасти как меру предосторожности, отчасти как угрозу, цель которой состояла в том, чтобы побудить шотландского короля возобновить перемирие, к чему он по той или иной причине не был склонен. Перемирие между Англией и Шотландией, подтвержденное в Вестминстере 24 октября 1488 г., истекло 5 октября 1491 г. В течение некоторого времени перед тем отношения между двумя королями носили характер взаимного недоверия и скрытой враждебности. Генрих тайно поддерживал некоторых недовольных подданных Якова в их замысле похитить его и передать в руки Генриха; правда, этот замысел предполагалось, вероятно, осуществить не раньше, чем истечет срок перемирия и переговоры о его возобновлении кончатся неудачей. Яков вел тайные переговоры с герцогиней Бургундской и Перкином Уорбеком и, как предполагают, решил возможно скорее порвать с Англией. У которого из двух было больше оснований для жалоб, установить трудно, но ни один из них, конечно же, не был уверен, что другой не использует во вред ему первую же предоставившуюся возможность; и для Генриха было необходимо, начиная войну с Францией, обезопасить себя с шотландской стороны. Он был теперь хорошо обеспечен деньгами и войсками, имел надежную поддержку в своем народе, а значит, и опору для ведения переговоров. (Вероятно, отчасти это он и имел в виду, когда так рано начал приготовления к вторжению во Францию.) В апреле и еще раз в июне назначались уполномоченные для разбора жалоб на нарушения действующего перемирия и для переговоров о его продлении, но переговоры, видимо, были безрезультатны. Сразу же после истечения срока перемирия последовало объявление войны, которое оказалось более эффективным: новые уполномоченные, вскоре посланные Генрихом (22 октября) с той же миссией, были встречены представителями другой стороны, и 21 декабря между ними было заключено новое перемирие сроком на пять лет. Генрих сразу же ратифицировал его (9 января 1491/1492 г.), но Яков, похоже, колебался, и в конечном счете было заключено перемирие сроком на 9 месяцев. Оно должно было вступить в силу 20 февраля и действовать до 20 ноября 1492 г., и было ратифицировано Яковом 18 марта.

85* Территория Максимилиана, расположенная вдоль северо-восточной границы Франции, не только не давала ей расширяться в этом направлении, но и могла быть использована для отвлекающего удара и тем самым для того, чтобы не дать ей сосредоточить свои силы в другом месте, как мы и видели в случае с Бретанью в 1489 г.

86* Это, согласно Рапену (чьим датам, однако, не следует слишком доверять), происходило в середине 1492 г.

87* Это произошло, таким образом, между 19 октября и 7 или 8 ноября 1492 г.

88* Раньше, если только Рапен не отодвинул дату экспедиции сэра Эдварда Пойнингса на слишком позднее время. Торжественная церемония в соборе св. Павла состоялась 6 апреля 1492 г.

89* Так излагает дело Спид, ссылаясь на авторитеты отчасти Полидора, отчасти одной рукописной хроники. У Полидора сказано следующее: «Summa autem pactionis foederis fuit ut Carolus primum solveret bene magnam pecuniae summam Henrico pro sumptibus in id bellum factis, juxta aestimationem legatorum; deinde in singulos annos millia aureorum vicena quina penderet per aliquot annos pro impensa ab ipso Henrico facta in copias quas Britannis auxilio misisset (Суть договора состояла, прежде всего, в том, что Карл должен был заплатить достаточную сумму Генриху в качестве возмещения затрат на войну по оценке послов. Затем он должен платить ежегодно в течение нескольких лет по 25 тысяч золотых в качестве возмещения расходов Генриха на войска, посланные в помощь бретонцам (лат.)). Спид заменил эти вполне определенные «745 000 дукатов (186 250 английских фунтов)», которые должны были быть выплачены тогда же, на «bene magnam pecuniae summam» (Достаточную сумму (лат.)), повторив в других отношениях сообщение Полидора.

«Старая хроника» (В 60-е — 70-е годы XVI в. Холиншед и его сподвижники издали свод старых хроник, на которые и ссылается Дж. Спеддинг), опирающаяся на авторитет собственного письма короля, адресованного Сити и прочитанного в Гилдхолле 9 ноября, утверждает только, что «для того чтобы установить мир, французский король согласился платить нашему государю в определенные годы 745 000 экю, что составляет в стерлинговом выражении 127 666 фунтов 13 шиллингов 4 пенса». И это сообщение, как выясняется из Раймера, верно. Генрих оценил расходы, понесенные при защите Бретани (их оплата лежала на французской королеве) в 620000 крон, а сумму, причитающуюся в качестве пенсии, которую назначил Эдуарду IV Людовик XI, в 125 000. Он готов был теперь отказаться от притязаний на обе эти суммы в расчете на ежегодную выплату французским королем 50 000 франков, которая должна была начаться с 1 мая следующего года и повторяться каждые полгода, пока не будут выплачены все 745000 крон.

90* Полидор пишет: par aliquot annos [в течение нескольких лет]. И добавляет: «Franci reges postea, bello Italico implicati, id annuum vectigam etiam Henrico octavo, septimi filio, perpenderunt: quo tandem debitem pecuniam persolverent amicitiamque servarent» (Позднее французские короли, ведя итальянскую войну, выплачивали эту ежегодную дань и Генриху VIII, сыну Генриха VII, чтобы выплатить долг и сохранить дружеские отношения (лат.)), что Спид переводит следующим образом: «которая (англичане называют ее данью) в должные сроки выплачивалась в течение всего правления этого короля, а также Генриху, его сыну, пока не был выплачен весь долг, чтобы таким путем сохранить дружбу с Англией». Id vectigal (Эти платежи (лат.)) равнялась millia aureorum vicena quina (25 тыс. золотых (лат.)), каковые выплаты, поскольку они продолжались и в правление Генриха VIII, должны были достичь суммы, по меньшей мере, в 425 000 этих aurei (золотых (лат.)), что составляет (если они правильно названы в переводе кронами) в сумме 1170000 крон или 234000 фунтов — факт, который вполне оправдывал бы сделанное Бэконом несколькими строками ниже замечание, что ежегодные выплаты не могли бы производиться столь долго «при любом способе подсчета расходов». При том же, как это было в действительности, продолжение выплат после смерти Генриха VII объясняется достаточно удовлетворительно. Общая сумма в 745 000 крон должна была уплачиваться полугодовыми взносами по 25 000 франков в золотых кронах, где каждый франк составлял 20 су, каждая крона — 35 су; по этому курсу выплата всей суммы должна была бы занять более 25 лет и окончиться через 10 лет после смерти Генриха VII. Бернар Андре искажает факты, но, вероятно, правильно передает народное мнение в Англии, когда называет эти выплаты «данью, даваемой в связи с нашими владениями во Франции». Quocirca (пишет он) pactionibus utriuque transactis scriptoque solemniter commendatis, antiquum jus suum sub tributo ut alii sui sanguinis antecessores, poposcit; quod quidem gratio cissime a rege Galliae concessum est (В связи с заключенным между нами договором, подкрепленным торжественной грамотой, он настоял на своем древнем праве получать дань, подобно его предкам, каковое требование и было любезно исполнено королем Галлии (лат.)). В действительности полугодовые выплаты продолжались до 1514 г., когда, ввиду того, что Генрих VIII в качестве наследника Маргариты, герцогини Сомерсетской, заявил новые притязания, размер которых (вместе с тем, что оставалось невыплаченным из 745 000 крон) был оценен в миллион крон, Людовик обязался выплатить эту сумму полугодовыми взносами по 50 000 франков каждый.

91* Оно было прочитано в Гилдхолле 9 ноября.

Речь идет о том договоре, который у наших современных историков фигурирует под именем Этапльского договора. Стоит отметить, что в то же воскресенье, когда он был заключен (3 ноября 1492 г.), перемирие с Шотландией, истекавшее 20 числа этого месяца, было продлено до 30 апреля 1494 г.

92* Эти сведения почерпнуты у Спида, который писал: «Сей юноша (как говорят) родился в городе Турне и прозывается Питер Уорбек. Он сын крещеного еврея, чьим восприемником у купели был сам король Эдуард». Однако Спид говорит здесь, что король Эдуард был крестным отцом еврея, а не Перкина. Эти сведения в свою очередь исходят от Бернара Андре, который, излагая их, упоминает имя еврея — Эдвард. Но он не утверждает, что Перкин был его сыном, а лишь сообщает, что он воспитал его.

Разумеется, догадки Бэкона об этом следует оставить в стороне, поскольку они целиком построены на предположении, что король Эдуард был крестным отцом Перкина. Первоначальное сообщение, очевидно, несколько более достоверно (если свидетельство Андре, не подтвержденное признанием Перкина, или любым другим современным источником, достаточно надежно и может быть принято за правдоподобное). Как бы мы ни истолковали слова «educatum» и «servulus», — был ли Перкин воспитанником, служащим, подмастерьем, слугой или приемным сыном упомянутого еврея, — мы должны по крайней мере предположить, что в том или ином качестве он входил в состав его семьи. Из того же источника мы узнаем, что еврей хорошо знал короля Эдуарда и его детей. Поэтому Перкин, должно быть, по меньшей мере видел Эдуарда IV и, вполне вероятно, наблюдал некоторые сцены придворной жизни и проявления нрава короля: едва ли воспоминания об этом надоумили его впоследствии взяться за такую роль, но они могли бы весьма пригодиться при ее исполнении. Ему было около десяти лет, когда умер Эдуард: смышленый мальчик, наделенный природным даром сочинительства, а он у него скорее всего был, вполне мог и в более раннем возрасте увидеть достаточно, чтобы в дальнейшем уснастить подробностями историю, которую ему следовало рассказывать с большим правдоподобием.

93* См. примеч. 92*. Следует отметить, что эти подробности извлечены из исповеди Уорбека и рассказа Бернара Андре, который Бэкон неправильно понял. Насколько мне известно, нет причины предполагать, что Джон Осбек был евреем, или что он и его жена когда-либо посещали Лондон. Чтобы поправить повествование, мы должны внести следующие изменения: «Жил горожанин и т. д. по имени Джон Осбек, женатый на Екатерине де Фаро, от которой у него был сын, названный Питером. Но впоследствии из-за того, что он рос хрупким и изнеженным и т. д. и т. д. Когда он был еще ребенком, его (как кажется) увезли в Лондон, где он жил в доме некоего Эдварда, еврея, обращенного в христианство во времена короля Эдуарда IV; сам король либо из религиозного великодушия (ибо тот был выкрестом), либо по чьему-то частному представлению оказал ему честь и стал его крестным отцом. После недолгого пребывания в Англии он вернулся в Турне. Немного погодя его отдали и т. д.

94* По-видимому, речь идет об одном из месяцев 1490 г.

95* Как я уже сказал, парламент был созван не раньше октября 1491 г. Но война Франции была объявлена не позднее 7 июля того же года, может в «Указе о наборе и снаряжении войска» от 5 мая 1491 г. сказано, что «Карл, именующий себя королем Франции, намеревается вторгнуться в королевство».

96* Мне не удалось установить точную дату его прибытия в Ирландию. Но 6 декабря 1491 г. был издан указ, гласивший, что король решил отправить войско в графства Килкенне и Типперери в Ирландской земле и подавить там мятежников и врагов, и назначавший эсквайров Джеймса Ормонда и Томаса Гарта начальниками и командирами этих сил; им разрешалось пересечь море и вторгнуться в Ирландию, а также набрать упомянутое войско из королевских подданных и ленников, издавать статуты и прокламации для управления последним и т. д. и т. д., кроме того, указ объявлял власть наместника Ирландии в отношении упомянутого войска временно недействительной.

Поскольку в феврале Перкин наверняка был в Ирландии и поддерживал связь с графом Десмондом (см. прим. 97*), то, возможно, это восстание имело к нему какое-то отношение. Данное обстоятельство помогает также объяснить поведение короля Шотландии при заключении перемирия (см. прим. 84*).

97* Это сообщение косвенно подтверждается записью в Книгах казначея Шотландии, которую цитирует Тайтлер: «Выдано по указу короля англичанину по имени Эдвард Ормонд, что привез из Ирландии письма, коими обменивались сын короля Эдуарда и граф Десмонд». Запись помечена 2 марта 1491 г., т. е., конечно же, это был 1491/1492 г.; последняя дата весьма примечательна в связи с отказом короля Шотландии ратифицировать пятилетнее перемирие с Англией, заключенное уполномоченными в декабре предшествующего года и подписанное Генрихом 1 января. Прибытие Перкина в Ирландию и прием, оказанный ему там, могли послужить достаточным поводом для того, чтобы Якоб не стремился связать себя на столь длительный срок миром с Генрихом (см. примеч. 84*). Незадолго до того, как истекло девятимесячное перемирие, установленное вместо пятилетнего перемирия, Генрих замирился с Францией и Перкина отослали от французского двора. Лишь тогда Яков согласился продлить перемирие еще на полтора года (см. примеч. 90*).

98* В исповеди Перкина в числе лиц, посланных из Франции пригласить его к французскому двору, упоминается некий «мистер Стефен Фрайом». Король назначил другого французского секретаря 16 июня 1490 г.

99* Т. е., когда король Карл начал выказывать открытую вражду королю Генриху.

100* Это предположение исходит от Спида. Ту же мысль высказывает в «Буре» Шекспир:

Подобно тем, кто, правду искажая,
Так память затемнит свою, что верит
Сам лжи своей, поверил, что он герцог,
Не только заместитель (Шекспир В. Избранные произведения / Перев. Т. Л. Щепкиной-Куперник. М., 1950. С. 598).

101* До Бэкона об этом не упоминает ни один из историков. Мне не удалось найти источник, на основании которого он утверждает, будто Тиррелла и Дайтона допрашивали именно в то время. Нижеследующее изложение их исповеди, без сомнения, взято из истории, приписываемой сэру Томасу Мору, который добавляет: «Истинно и хорошо известно, что когда Джеймс Тиррелл находился в Тауэре по обвинению в измене славнейшему своему государю королю Генриху VII, оба — Дайтон и он — были допрошены и признались на исповеди, что совершили убийство именно таким способом, как нами описано» (Мор Т. Эпиграммы. История Ричарда III. M., 1973. С. 142). Но за измену Генриху VII Тиррелл попал в Тауэр много лет спустя, в 1502 г., да и в рассказе Мора нет ничего, что заставило бы подумать, будто, по его мнению, признание сделано в более раннюю пору. Впрочем, как раз в этом пункте он легко мог впасть в ошибку (особенно если Тиррелл, будучи при смерти, повторил те же самые показания, что он давал прежде, а это вполне вероятно), а у Бэкона, возможно, было достаточно доказательств, чтобы его поправить. Во всяком случае, среди лиц, арестованных в 1502 г. вместе с Тирреллом, Дайтон не упоминается.

Однако существует одно обстоятельство, заставляющее меня думать, что Генрих действительно получил от Тиррелла признание несколько раньше.

9 августа 1484 г. Ричард III пожаловал сэра Джеймса Тиррелла стюардом герцогства Корнуолл, а 13 сентября следующего года — «шерифом Венллаука и стюардом Ньюпорта, Венллаука, Ковоут-Мередита и Лантоузанта в Уэльсе и приграничных графствах». 19 февраля 1495/1496 г. сам Генрих пожаловал его пожизненным шерифом графств Гламорган, Маргэннот и т. д. Однако я установил, что двумя годами позже, а именно 26 февраля, в третий год правления Генриха VII (т. е. в 1487/1488 г.) несколько поименованных лиц получили полномочия, в которых говорилось, что «ввиду заслуг сэра Джеймса Тиррелла, рыцаря королевского двора, пожаловано ему в возмещение взимать от доходов с графства Гин в пограничных землях Кале столько, сколько он сам почтет достаточным сообразно с величиной всех прибытков от его земель, рент и т. д. в Уэльсе в начале сего царствования», земли же эти передавались на попечение уполномоченных. Теперь следует вспомнить, что в промежутке между 19 февраля 1485/1486 г. и 26 февраля 1487/1488 г. случилось восстание Ламберта Симнела, которое было подавлено летом 1487 г., и что с самого начала предполагалось, что Симнел будет играть роль Эдуарда, герцога Йоркского, одного из убитых принцев. Естественно, это должно было побудить Генриха восстановить историю убийства. И если в ходе расследования ему стала известна роль, которую в ней играл Тиррелл, естественным желанием для него было бы как можно скорее удалить его из Англии. Покарать его за убийство, за которое, как мы предполагаем, он получил от Ричарда полное прощение, было, по-видимому, не во власти Генриха, и, вполне вероятно, что он сумел получить от него признание лишь в обмен на обещание не причинять ему вреда. Но Генриху, должно быть, хотелось, чтобы он исчез из вида и в этой связи он мог предложить ему заграничные владения, равные тем, какими он располагал на родине. Его показания Генрих с присущей ему скрытностью мог приберечь для себя, а их обнародование стало целесообразным лишь с появлением в том же качестве Перкина Уорбека. Поэтому ошибка в датировке признания могла возникнуть по причине того, что время «разглашения» этой истории приняли за время, когда признание было сделано.

102* Так в рукописи. В издании 1622 г. стоит «вскоре после», — изменение, которое вряд ли внес сам Бэкон, поскольку оно противоречит его собственной версии. Но вполне возможно, что его на свой страх сделал корректор типографии, полагавший, что этого требует контекст.

Следует, однако, признать, что если правилен вариант «много времени», то все предложение помещено в тексте странным образом и едва ли уместно. Создается впечатление, что Бэкон, набрасывая эту часть истории, заблуждался относительно даты казни Тиррелла и сделал исправление лишь позднее. Правда, настоящая рукопись создана несколько раньше появления книги, но книга могла быть напечатана и с другого экземпляра, в который поправку не внесли.

103* В «Письмах Эллиса» (Original letters illustrative of English history / Ed. S. Elis. L., 1846) содержится распоряжение за малой печатью о выплате сэру Э. Пойнингсу и сэру У. Уорэму денег на посольские расходы. Документ датирован 5 июля (1493 г.), но, по-видимому, они выехали в другое время.

104* Т.е. торговлю между англичанами и фламандцами. 18 сентября 1493 г. шерифы получили указание опубликовать прокламацию, запрещавшую торговые сношения (путем ввоза или вывоза товаров без разрешения, скрепленного Большой печатью) с подданными Великого герцога Австрийского и герцога Бургундского.

105* Уильям Уорсли, настоятель собора св. Павла в Лондоне получил прощении 6 июня 1495 г.

106* Тайтлер в своей «Истории Шотландии» приводит факт, не упоминаемый ни в одной из прежних историй. Этот факт имеет большое значение для понимания тогдашней позиции Генриха, и в частности его отношений с Шотландией. «Это разоблачение, — пишет он по поводу показаний сэра Р. Клиффорда, — стало роковым ударом для йоркистов. Их замысел, по-видимому, состоял в том, чтобы провозгласить Перкина королем в Англии, пока его многочисленные сторонники готовились восстать в Ирландии; в то же время шотландский монарх должен был во главе войска нарушить границы и вынудить Генриха разделить свои силы. Однако предводители пограничных кланов, которым не терпелось начать войну, вторглись в Англию слишком рано; к несчастью для Уорбека, случилось так, что, пока буйная вольница, включавшая Армстронгов, Эльвальдов, Кроссаров, Вигэмов, Никсонов и Генрисонов спускалась в Нортамберленд в надежде поднять там восстание в пользу самозванного герцога Йорка, предательство Клиффорда раскрыло все детали заговора, а поимка и казнь главарей повергла народ в такой ужас, что дело Перкина в тот момент представлялось безнадежным». «Этот не известный нашим историкам набег, или вторжение, — добавляет Тайтлер в примечании, — единственный раз упоминается в записях судебного ведомства от ноября 1493 г. Полное отсутствие в наших историях сведений о столь значительном происшествии, каким был этот набег, предпринятый при подобном стечении обстоятельств и к тому же во время перемирия (особенно, если Тайтлер прав, предполагая, что он был задуман как составная часть совместного выступления, в которое вовлекались Фландрия, Ирландия и йоркисты Англии), говорит о том, насколько плохо мы можем судить о вопросах государственной важности, которые пришлось решать Генриху.

Из записи в «Календаре открытых писем», датированной 8 марта 8 года правления Генриха VII (1592/1593) явствует, что в то время к отправке в Ирландию «для борьбы с мятежниками» готовился вооруженный отряд под командованием сэра Роджера Коттона. По-видимому, восстание было быстро подавлено, поскольку 22 и 30 марта, 10 апреля и 29 мая того же года мы находим записи о даровании помилования нескольким знатным ирландцам. Этот факт очень хорошо согласуется с сообщением Тайтлера.

107* Так утверждает Стоу. По сообщению старой хроники, он праздновал Рождество в Гринвиче.

108* Сэр Роберт Клиффорд получил прощение 22 декабря 1494 г.

109* Опись имущества, найденного в замке Холт, сохраняется в Ролле-хаусе.

110* Его судили 31 января, а казнили 16 февраля 1494/1495 г.

111* Это сообщение Бернара Андре, приведенное Спидом.

112* «Уильям Барли, иначе Барлей, из Олдбери (Херефордшир), эсквайр» получил прощение 12 июля 1498 г.

113* Сэр Эдвард Пойнингс и «Генри, приор Лэнтони, выборный епископ Бэнгорский» получили назначения — первый в качестве «наместника Ирландии с правом исполнять обязанности вице-короля в отсутствие Генриха, второго сына короля»; второй в качестве канцлера — 13 сентября 1494 г. В тот же день сэр Роберт Пойнтц был уполномочен «наблюдать за сборами королевских войск в Ирландию, и отправить их на кораблях, для этой цели в Бристоле снаряженных».

Я подозреваю, что бэконово изложение полномочий сэра Эдварда Пойнингса, которое не совсем точно согласуется с тем, что говорит «Календарь открытых писем», навеяно общим духом полномочий Джеймса Ормонда и Томаса Гарта, полученных ими 6 декабря 1491 г. (см. прим. 97*). В то время вице-королем Ирландии был герцог Бедфорд; кто был его заместителем в его отсутствие, я не знаю, но 11 июля 1492 г. на эту должность был назначен архиепископ Дублинский Уолтер.

Утверждение, будто во время приезда Пойнингса наместником был граф Килдер, которого схватили и отправили в Англию, где он очистил себя от обвинений в был замещен в должности, исходит от Полидора Вергилия, чья датировка не слишком надежна. Достоверно известно, однако, что парламент Пойнингса обвинил графа в государственной измене, но что в октябре 1495 г. это обвинение отменил английский ларламент. Записи в «Календаре открытых писем» заставляют предположить, что сэр Эдвард Пойнингс исполнял должность наместника до конца 1495 г., когда его заменил (возможно, временно) приор Лэнтони, остававшийся канцлером, — его назначение в качестве «наместника и судьи Ирландии в отсутствие Генриха, сына короля» и т. д. датировано 1 января 1495/1496 г.; он занимал обе должности до 6 августа 1496 г., когда в качестве канцлера его заменил архиепископ Дублинский Уолтер, а в качестве товарища наместника — Джералд Фиц-Морис, граф Килдер, которому эта должность с теми же привилегиями и т. д., какими пользовался сэр Эдвард Пойнингс, была пожалована на десятилетний срок, а по его истечении, на сколько ему будет угодно. Возможно, стоит упомянуть, что еще до этого, 30 марта 1493 г., Джералд граф Килдер получил общее прощение.

114* Об этом факте, не комментируя его, сообщает Стоу. Следует заметить, что преобладания алчности в характере Генриха (алчности, которая стала почти легендарной, побудив современных историков искать в ней объяснения едва ли не каждого его поступка) не замечал ни один историк, кроме Спида, — он же признает, что почерпнул это наблюдение у самого Бэкона. Упомянутое дело слушалось в мае 1495 г. Сэр Уильям Кейпел получил прощение 7 ноября.

115* Т. е. летом 1495 г., 25 июня по Полидору.

116* Согласно «Старой хронике» — 3 июля 1495 г.

117* В своем первоначальном составе (без Генриха) лига была подписана 25 марта 1495 г. Генрих ратифицировал ее 13 сентября 1496 г.

118* Парламент собрался 14 октября 1495 г.

119* Видимо, скоро после провала набега на Кент. Ибо нам известно, что 26 июля 1495 г. в Ирландию отплыл королевский флот под командованием сэра Роджера Коттона, а 26 ноября владелец судна, захваченного и ограбленного в Йоугэле мятежником Перкином Уорбеком, получил разрешение задержать и захватить любое судно и товары и т. д.

120* Он прибыл в Стерлинг 20 ноября 1495 г. Но король Шотландии был готов принять его еще более года назад (см. запись в Книгах казначейства от 6 ноября 1494 г., приведенную Тайтлером: «То же самое, для перевозки гобеленов из Эдинбурга в Стерлинг к приему Английского принца, 30 шиллингов». Возможно, именно это было предметом длительных дебатов в Совете, о которых упоминается в одном из писем Пастона, датированном праздником Всех Святых 1494 г. «Сударь, сейчас идет столь большое совещание о делах короля, что лорд канцлер вот уже восемь дней не появлялся в Звездной палате; заседание состоялось всего один раз в Лондоне, в день св. Леонарда».

121* Не следует полагать, что сохранилось сколько-нибудь достоверное изложение речи Перкина перед шотландским королем. Можно говорить лишь о ее общем содержании и смысле. Приводимая здесь речь почти целиком почерпнута у Спида, который, видимо, составил ее частью из отрывков прокламации Перкина (на ней мы скоро остановимся), частью из того, что поведал епископ Росский Джон Лесли с небольшими вкраплениями из Полидора Вергилия. Спид излагает ее в третьем лице, как содержание того, что сказал Перкин. Бэкон почти слово в слово воспроизводит текст Спида, лишь кое-где вставляя одно-два предложения, по-видимому, свои собственные, которые либо вводят другие предложения, либо служат к ним переходом, либо нужны, чтобы заполнить очевидные провалы в аргументации. В качестве образчика таких вставок можно назвать первые три предложения, а также те, в которых Перкину приходится коснуться подробностей своего побега из Тауэра. Я не счел необходимым отмечать каждое выражение, разнящееся с ранее созданными вариантами речи. Достаточно сказать, что Бэкон не вводит ни одного утверждения, не допускает ни одного существенного изменения фактов, которые не основывались бы на свидетельствах (какими бы они ни были) его предшественников. Среди вариантов этой речи нет ни одного, который по форме и стилю можно было бы принять за подлинный. Многое в подобных речах, если только они не записаны стенографистом, всегда приходится сочинять самому повествователю, в чем каждый может убедиться, попытавшись написать складное изложение разговора или речи, прозвучавших тут же в его присутствии. И если приведенный здесь вариант речи, вместо домыслов Полидора, Лесли или Спида, содержит домыслы Бэкона, то это еще не значит, что она менее верно передает смысл сказанного Перкином.

122* Таково написание фамилии всюду в прокламации Перкина, а также в рукописи Бэкона и в первом издании «Истории».

Нижеследующие предложения до фразы «если бы я был таким самозванцем» почти дословно взяты у Спида, который их почти дословно списал из первого абзаца прокламации Перкина. Разночтения между отрывком Спида и подлинником (если допустить, что сохранившийся список с подлинника правилен), по-видимому, возникли из-за трудности его расшифровки.

Окончание речи — в нем исправления ограничиваются сменой третьего лица на первое и вставкой переходного предложения — также взяты у Спида, который взял его у епископа Лесли.

123* Все источники, которыми пользовался Бэкон, утверждают, что этот грабительский яабег шотландцев случился сразу после прибытия Перкина. Фабиан, отличающийся точностью датировки, сообщает, что шотландский король нанес сильный и быстрый удар по приграничным графствам в одиннадцатый год правления короля, то есть в 1495/1496 г. В «Календаре открытых писем» я также нашел несколько записей об издании полномочий на ведение военных приготовлений, датированных разными месяцами этого года: 18 ноября 1495 г. — полномочие на набор войск в Йоркшире; 18 марта 1495/1496 г. — полномочие собрать плотников, каменщиков и т. д. на королевские работы на севере и в пограничных Шотландии графствах; 22 апреля — полномочие набирать и обучать войска в Сэссексе, Кенте, Вустершире, Линкольншире, в пяти портах, Суррее, Хэмпшире, Дербишире и Стаффордшире. Поэтому вероятно, что после прибытия Перкина в Шотландию действительно имел место какой-то грабительский набег. Однако главное вторжение, к рассказу о котором переходит Бэкон, по-видимому, произошло лишь десять или даже более того месяцев спустя.

Автор «Живописной истории Англии» отодвигает его еще на более поздний срок. Он говорит, что Яков пересек границу не раньше начала зимы 1496 г., хотя, как ожидалось, он должен был сделать это еще в середине сентября. Впрочем, он не делает ссылки на источник своих сведений. В «Календаре открытых писем» есть несколько полномочий на перевозку различных военных припасов в сторону Шотландии, датированные сентябрем, ноябрем, январем и февралем 1496/1497 г. Без сомнения, это были приготовления против «большого войска», которое шотландский король привел из-за границы.

124* Следующего содержания, а не составленную в следующих словах. Эта прокламация имеет иное происхождение, нежели речь на предыдущей странице и поэтому я подхожу к ней иначе. Сохранилась ее дословная копия, — конечно, не подлинник, о котором Бэкон сообщает, что он находится у сэра Роберта Коттона, но список, сделанный хорошо известным почерком, со следующим примечанием самого переписчика: «Подлинник сего, написанный старинным почерком, находится в руках сэра Роберта Коттона; 18 августа 1616 г.» Этот подлинник (который, судя по множеству путаных и едва понятных мест, встречающихся в списке, был либо очень неисправным, либо очень неудобочитаемым) теперь утрачен, но список можно увидеть в рукописях из собрания Харли.

Бэкон обращается с ним своеобразно, что (по крайней мере, для современных читателей) нуждается в пояснении. По-видимому, он прочел подлинник и запомнил его содержание, но не имел под рукой списка, по которому он мог бы цитировать. Однако Спид напечатал из него несколько отрывков, и он цитирует их почти дословно, лишь кое-где заменяя устаревшее слово знакомым. В остальном же он приводит не список, а его изложение, такое же изложение, какое трезво мыслящий репортер сделал бы на основе путаного материала, а судья на основе показаний противоречащего себе свидетеля. Он верно передал дух и смысл подлинника, но опустил повторы, изменил порядок слов, выделил переходы, а в некоторых местах вставил предложение-другое от себя, чтобы сделать изложение понятнее и ярче.

Если бы он обращался с отрывками, которые нашел у Спида, таким же образом, как и с остальным материалом, то можно было бы предположить, что это сделано в угоду какому-либо закону историописания, потому что дословный список такой прокламации нельзя было ввести в его труд, не вызвав нежелательного эффекта. Поскольку же это не так, поскольку он сделал очень мало изменений в тех отрывках, точную копию которых наверняка имел у себя, и так много изменил в остальном тексте, то напрашивается единственный и естественный вывод, что, хотя он читал подлинник и достаточно хорошо помнил его общее содержание и смысл, у него не было под рукой списка, и он либо не имел возможности, либо не считал нужным его достать.

125* Этот первый абзац представляет собой своего рода конспект первых полутора страниц подлинной прокламации, весь текст которой (или его значительная часть) уже приводился (он был почерпнут у Спида) в речи Перкина перед королем. Их содержание выражено здесь в совершенно иной форме.

126* Я не нахожу в подлинной прокламации места, которое открыто или скрыто содержало бы подобный намек на недавний мир. Я думаю, что в данном случае Бэкон, вызывая в памяти свое впечатление от подлинника — впечатление, которое, возможно, создалось у него после единственного прочтения неточной и неудобочитаемой рукописи, — ошибочно принял свое собственное предположение за воспоминание о том, что он там видел. Во время чтения его мысль опережала зрение. Он видел, какого рода темы выискивает Перкин; эта тема сразу же представилась его воображению и впоследствии настолько увязалась в его памяти с этим местом, что он забыл, что она ему не принадлежит. Нет более распространенной ошибки памяти, свойственной людям, наделенным обширной, сильно перегруженной памятью, нежели эта. Да и на самом деле, мне кажется, едва ли найдется такой человек, который, задавшись целью с точностью назвать свои источники цитирования и выверяя ссылки, не обнаружит подчас, что он с величайшей уверенностью обращается за сведениями туда, где их не может быть. Ценность Бэконова свидетельства о происшедших событиях (а я его ставлю очень высоко) зависит не от какого-либо особого дара к запоминанию подробностей, — его ссылки и цитаты часто неточны, — а от способности и привычки с первого раза выносить верные впечатления, что гораздо важнее для точного изображения сущности событий, чем безупречная память.

127* Конец этого абзаца и весь следующий абзац дословно взяты у Спида, который дословно списал их с очень небольшими расхождениями, по-видимому случайными, и с двумя, тремя пропусками, обозначенными et caetera, с рукописи сэра Р. Коттона.

128* Так у Спида. В копии прокламации, содержащейся в рукописи, стоит «наш кузен лорд Фитцуотер, сэр Уильям Стенли, сэр Роберт Чемберлен и т. д.». Лорд Фитцуотер был обезглавлен в Кале, о чем сообщается в «Старой хронике» (л. 161б), в ноябре 1496 г., позже времени, которым Бэкон датировал бы прокламацию.

129* Здесь, я подозреваю, по случайности опущено имя сэра Чарлза Сомерсета, которое и у Спида и в прокламации, содержащейся в рукописи, следует за именем Оливера Кинга.

130* По-видимому, Яков закончил приготовления еще к середине сентября 1496 г., но, как я полагаю, ждал обещанного восстания англичан в пользу Перкина. Тем временем друзья Генриха при шотландском дворе сообщали ему обо всем, что там происходило и он знал, что с той стороны он застрахован от сколь-либо серьезной опасности. Однако был ли он готов к такого рода грабительскому вторжению, представляется сомнительным.

131* Следует помнить, однако, что покушения на Нортамберленд тогда еще не было. В то время, о котором теперь говорит Бэкон, звезда Перкина при шотландском дворе была в зените.

132* Из «Старой хроники» я установил, что уполномоченных великого герцога приняли в Лондоне до 1 февраля 1495/1496 г., а договор был заключен в апреле.

Хронист (по-видимому, современник событий) приводит одно обстоятельство, которое стоит воспроизвести здесь, чтобы показать, какие отношения существовали между королем и городом Лондоном.

«Было решено, что для его скрепления, — говорит он о договоре, — сверх и помимо печатей обоих государей необходимы обязательства нескольких городов этой страны, из которых одним был Лондон,... но когда уже следовало наложить печати, общины города не согласились скрепить его своей печатью. И хотя в ратушу для уговоров названных общин по приказанию короля явился милорд Дерби, лорд-казначей, главный судья Англии г-н Брей и хранитель архива, те никак не соглашались скрепить его городской печатью, а умоляли названных лордов даровать им шестидневную отсрочку, в каковой срок они надеялись представить его Милости королю и его совету письменные соображения, какими его Милость будет вполне удовлетворен. Отсрочка была им дарована, вследствие чего были составлены различные билли» и т. д. В конце концов была наложена только печать мэра.

133* Парламент собрался 16 января 1496/1497 г. и проголосовал выделить средства на ведение войны с Шотландией. Однако, как и в двух предыдущих случаях, о которых мы уже упоминали, Генрих из предосторожности предварительно созвал Большой совет. По-видимому, он не слишком спешил и, возможно, намеренно дожидался, пока шотландцы каким-либо открыто враждебным действием взбудоражат его собственный народ, пробудят в нем негодование и заставят меньше беспокоиться о своих деньгах. Достоверно известно, что 8 сентября одни из его шпионов при шотландском дворе послал ему сообщение, что Яков во главе войска подойдет к границе 15 сентября; известно также, что в конце того же месяца состоялся Большой совет, согласившийся пожертвовать 120 000 фунтов на защиту от шотландцев. «В том же году (свидетельствует «Старая хроника», подразумевая 12 год правления Генриха, т. е. 22 августа 1496 — 21 августа 1497 г.) 24 октября король с лордами духовными и светскими собрались в Вестминстере на Большой совет, на который явились избранные горожане и купцы от всех городов и добрых поселений Англии, и было пожертвовано королю для обороны от шотландцев 120000 фунтов, каковой Совет закончился 6 ноября».

В дополнение к этому «пожертвованию», как называет его хронист, — которое, как я подозреваю, было не более чем обещанием со стороны членов Совета поддержать предложение о таком пожертвовании в парламенте, — они, по-видимому, вызвались одолжить королю большую сумму наличными деньгами, каждый от себя, и посоветовали ему занять свыше 40 000 фунтов под расписки за малой печатью. Это обстоятельство (о котором, как ни странно, нет и намека в наших историях) неоспоримо доказано подлинной распиской за малой печатью с приложением руки Генриха VII, составленной в Вестминстере 1 декабря, которая до сих пор хранится в собрании рукописей Коттона. Она адресована некоему дворянину из Херефорда и содержит просьбу о ссужении 20 фунтов. Однако в тех местах, где должны быть указаны графство и сумма, оставлены пробелы, что свидетельствует о том, что это стандартный бланк. В ней говорится, что «для отмщения великой жестокости и несчастья, которым король шотландцев подверг нас, наше королевство и подданных, о чем наши уполномоченные в графстве Херефорд, где вы проживаете, поведают вам подробно, мы недавно в нашем Большом совете лордов духовных и светских, судей, адвокатов и лучших мужей от каждого города и доброго местечка нашей страны, по их настоянию и совету постановили набрать два королевских войска для действий на море и на суше, дабы продолжать основательную войну против шотландцев до той поры, когда мы вторгнемся в шотландское королевство и милостью божьей так и таким образом отомстим за их великие злодеяния, нам, нашему королевству и подданным нанесенные, и наши подданные долгие годы будут жить в мире и спокойствии. Лорды и другие члены означенного Большого совета, взяв в рассуждение, что основательная война может быть оплачена не иначе как большими суммами наличных денег, любезно ссудили нас, каждый от себя, большими суммами денег, сверх того что мы сами внесли из казны; и тем не менее, как проголосовал наш упомянутый Совет, для удовлетворения сей нужды по необходимости должно заимствовать у других наших любящих подданных еще 400 000 фунтов наличными деньгами. Поскольку же, как мы слышали, вы человек состоятельный, мы желаем и просим, чтобы вы предоставили нам заем на сумму в 20 фунтов, которая вам несомненно и безусловно будет возвращена» и т. д. и т. д.

Как дополнительное подтверждение этого мы читаем в «Старой хронике», что «в следующее воскресенье» (последней упоминавшейся датой было 18 ноября) «был послан от короля магистрат сэр Реджиналд Брей с другим членом королевского совета к мэру занять у города 10000 фунтов. В четверг следующей недели палатой общин было постановлено ссудить королю 4000 фунтов». Немного ниже хронист добавляет, что «в тот год королю по всей Англии сроком на один год и один день ссудили большие суммы денег, частью которых была сумма в 4000 фунтов, ссуженная городом Лондоном, как говорилось выше. Вся сумма, одолженная землей, превышала 58000 фунтов».

Среди документов Судебного архива сохранились еще две такие расписки за малой печатью, а также опись всех занятых сумм, которые в совокупности составляют 57 388 фунтов, 10 шиллингов и 2 пенса. Этот последний документ неправильно обозначен на обложке как опись Добровольного пожертвования. Его следовало бы назвать займом.

Я не сумел установить, в какое именно время имело место вторжение шотландцев, но вполне вероятно, что столь поспешный заем денег (отчасти для немедленного использования, отчасти для дополнительного обеспечения обещанного парламентского пожертвования) был предпринят немедленно по его следам, пока еще не остыл гнев. Таким образом, король на время получил деньги на войны и мог действовать по обстоятельствам. Впрочем, пока он был снабжен заемными деньгами, которые следовало вернуть назад. Следующим делом было получить пожертвование; с этой целью 16 января был созван парламент, который постановил выделить ему на ведение войны с Шотландией сначала две пятнадцатых и десятые, а затем (когда этого оказалось недостаточно) — субсидию, равную двум пятнадцатым и десятым, что, видимо, составляло 120000 фунтов. В «index vocabulorum». Бэкон объясняет, что одна пятнадцатая представляла собой своеобразное денежное пособие, выделявшееся только властью парламента. Судя по названию, оно должно было равняться одной пятнадцатой части стоимости всех товарных запасов, но в действительности имело твердое денежное выражение, отнюдь не такое большое.

134* Как сообщает «Старая хроника», это было в конце мая.

135* Так утверждает Стоу, а вслед за ним и Спид. Однако «Старая хроника» называет более позднюю дату, а именно конец сентября, когда Перкин был в убежище; в ней говорится, что это сделал «некий Джеймс, грабитель, который в помощь Перкину собрал 600 или 700 мятежников».

136* В пятницу, 16 июня.

137* Эту дату называет Стоу. Однако в «Старой хронике» говорится, что сражение состоялось 17, что, без сомнения, правильно. Двадцать второе июня 1497 г. приходилось на четверг.

138* Так у Полидора. Стоу говорит, что только 300.

139* «А их войско», говорится в «Старой хронике» «в тот день (понедельник, 12 июня) было числом 15000».

140* «Чьи стрелы, — сообщает Холл, — по рассказам имели в длину целый ярд». Не ясно, какой длины был «портновский аршин», но в «целом ярде», по моим предположениям, должно содержаться тридцать шесть дюймов (91,44 см).

141* В среду, 28 июня.

142* Во вторник, 27 июня.

143* По утверждению Стоу, войско под командованием Суррея было послано в июне. Помета «an. reg. 13»
(Anno regni — год царствования (лат.).) на полях, по-видимому, поставлена ошибочно. Эти события, должно быть, произошли в 1497 г., в одиннадцатый месяц 12-го года правления Генриха. Фабиан приводит год, но, кажется, не называет месяца. Бьюкенен же утверждает, что вторжение имело место сразу после того, как до Шотландии дошла весть о корнуэльском восстании, а это было, по-видимому, где-то в конце мая.

144* По сообщению Бьюкенена (Бьюкенен (Buchanan), Джордж (1506 — 1582) — историк (The history of Scotland. Glasgow, 1856)), у которого, по-видимому, позаимствовано большинство этих подробностей, встреча состоялась в Джедборо. Однако один из комментаторов на основании документов утверждал, что они встретились в Этоне.

145* Копию инструкций, отвечающих этому определению и составленных в Шайне 5 июля 1497 г., можно увидеть в собрании рукописей Коттона. В них есть упоминание о предыдущих переговорах, не так давно состоявшихся в «Дженинхо» (дата не приводится), где граф Энгус и лорд Хьюм, по-видимому, сделали некие предложения, которые не могли быть приняты, — очевидно, из-за того, что они не включали вопроса о выдаче Перкина Генриху. Возможно, что и на предыдущих переговорах Фокс должен был руководствоваться похожими инструкциями и что именно эти переговоры закончились «перерывом», о котором говорит Бэкон. Яков воспользовался им, чтобы отослать Перкина от двора, ибо по Тайтлеру, он отплыл из Шотландии 6 июля, т. е. до того, как могли быть получены инструкции от 5 июля.

146* Так у Бьюкенена. Однако перемирие «на несколько месяцев», по-видимому, было результатом предыдущих переговоров в Дженинхо. К тому времени как Фокс получил инструкции от 5 июля, Перкин покинул Шотландию, и препятствие к миру исчезло. Представители встретились в присутствии Д'Айала, который был своего рода посредником между ними, и на первый раз договорились об установлении семилетнего перемирия. Оно было заключено 30 сентября 1497 г. Вскоре начались другие переговоры, на которых Д'Айала выступал от имени Якова, а Уорэм от имени Генриха. На них было достигнуто соглашение продлить срок перемирия до конца жизни обоих королей и еще на год после смерти того, кто проживет дольше. Договор был подписан Уорэмом в Лондоне 5 декабря, обнародован в Лондоне на следующий день и ратифицирован Яковом 10 февраля 1497/1498 г.

147* Эти слова опущены в переводе. Если это было в День всех святых (1 ноября) на двенадцатый год правления короля, то случилось много раньше времени, о котором рассказывает Бэкон. Двенадцатый год правления Генриха начался 22 августа 1496 г. Мы добрались до июля 1497 г.

148* Видимо, ни в одной из историй, к которым имел доступ Бэкон, не было рассказа о вручении венца, посланного папой Иннокентием. Однако подробный рассказ об этом имеется в дневнике Геральда, опубликованном Леландом, из которого явствует, что приготовления были почти такие же, как и те, что описывает Бэкон. Эти описания настолько схожи, что если бы «Старая хроника», откуда почерпнут настоящий рассказ, была утрачена и сохранился бы только дневник Герольда, можно было бы заподозрить, что Бэкон спутал даты. Первое событие произошло в 1488 г.

149* Майкла Джозефа.

150* Эти слова от «ныне» и далее опущены в переводе, в котором говорится лишь, что «magnifice admodum de seipso loquebatur» (Говорил о себе в весьма высокопарных выражениях (лат.).), поскольку Бэкон, без сомнения, вспомнил или ему напомнили, что шотландская прокламация Перкина была издана от имени «Ричарда, божьей милостью короля Англии и Франции, повелителя Ирландии, принца Уэльского». Его ввел в заблуждение Спид, который сообщает, что эта прокламация «составлена от имени Ричарда, герцога Йоркского», а впоследствии говорит, что, высадившись в Корнуолле, Перкин нашел средство поднять на мятеж многие тысячи людей, «которых он с помощью самых щедрых посулов, обличительных прокламаций и изрядной доли бесстыдства удерживал вместе титулом Ричарда Четвертого, короля Англии».

151* В воскресенье 17 сентября около полудня.

152* По утверждению короля Генриха свыше трех-четырех сотен (см. «Письма Эллиса»).

153* Двадцать первого сентября.

154* Из записи в расходной книге Личного кошелька явствует, что Перкина доставили в Тонтон 5 октября. В то время там находился король, направлявшийся в Эксетер, которого он достиг 7-го числа.

155* В рукописи и в издании 1622 г. стоит «Корнуолл», что, очевидно, неверно. В латинском переводе это «Cornhill». Согласно Стоу, это произошло 20 ноября 1497 г., в 13 году правления короля.

156* В Фомин день (21 декабря), вечером, около девяти часов.

157* Колумб увидел свет на горе Сан-Сальвадор 3/12 октября 1492 г. В это время Генрих занимался подготовкой Этапльского договора.

158* «Каковые отбыли (говорится в «Старой хронике») из западных пределов в начале лета; но об их подвиге до сего месяца нет никаких известий».

Это произошло на тринадцатый год правления Генриха в 1498 г. Стоу переносит это на четырнадцатый год, возможно, в силу того, что на полях случайно смещена помета «A. R.» (Anno regni) Однако весьма странно, что никто из них не принимает во внимание первое плавание Себастьяна Кабота, которое имело место за год до того и увенчалось столь значительным «подвигом», как первооткрытие Североамериканского континента. Они завидели землю в 5 часов утра 24 июня 1497 г. В каком месте материка это было, мы в точности не знаем; предположительно им предстала какая-то часть побережья Лабрадора с небольшим островом неподалеку. Результаты экспедиции стали известны в Англии в начале августа, ибо в расходной книге Личного кошелька Генриха VII содержится запись о выплате 10 августа 1497 г. 10 фунтов тому, «кто открыл новый остров». Второе плавание, предпринятое в 1498 г., по-видимому, имело целью скорее заселение этих земель, чем открытие новых, ибо указ от 3 февраля 1497/1498 г. особо указывает на «землю и острова недавно найденные». Судьба этого предприятия (как ни странно) до сих пор вызывает догадки, однако, по предположениям, оно закончилось неудачей. (Подробный разбор всех вопросов, касающихся этого предмета, содержится в книге «A Memoir of Sebastian Cabot; with a review of the History of Maritime Discovery». 2nd ed. L., 1832).

159* Это утверждение исходит от Стоу, который почерпнул свои сведения из книги «Sir Humphrey Gilbert's Discourse for a new passage to Cataia» (Gilbert H. A discourse of a discouverie for a new passage to Cataia. L., 1576), автор которой, вероятно, основывался на письме Кабота к Рамузио. Но дата данного плавания не приводится; есть причины полагать, что оно имело место в 1517 г. Возможно, все три противоречивые заявления относительно того, что Кабот достиг самой северной оконечности Лабрадора, можно наилучшим образом объяснить тем, что в 1497 г. он дошел до 56°, в 1498 г. — до 58°, а в 1517 г. — до 671/2°.

160* Если здесь нет никакой ошибки, то мы должны заключить, что Бэкон (вслед за Стоу) полагал, будто экспедиция Себастьяна Габато имела место в четырнадцатый год правления Генриха, т. е. между 22 августа 1498 г. и 21 августа 1499 г., и должна была состояться почти год спустя после событий, о которых он рассказывает, а не за малое время до них. В действительности мы не знаем точной даты опубликования исповеди Перкина. Но по Лондону его провезли в конце ноября 1497 г., в тринадцатый год Генриха, а его исповедь появилась «вскоре после того». Случай в Нореме, по-видимому, произошел в ноябре 1498 г., ибо 26 числа того же месяца шериф Нортамберленда получил указание издать прокламацию, которой нескольким жителям Риддесдейла и Тиндейла (на севере) предписывалось в течение трех дней явиться в Вервик к рыцарю Томасу Дарси, наместнику восточных и средних пограничных земель, чтобы держать ответ за убийство нескольких шотландцев, совершенное в нарушение мира между Англией и Шотландией. «Мир», о котором здесь говорится — это, без сомнений, перемирие, заключенное в декабре 1497 г. и ратифицированное Яковом 10 февраля следующего года. Ошибка в датировке этого происшествия исходит от Полидора Вергилия, который начинает рассказ о нем (сразу же после описания поимки Перкина в Эксетере и последующих обстоятельств) с «eodem anno» (В том же году (лат.)).

Полоса спокойствия, наступившая вслед за подавлением восстания в Корнуолле, поимкой Перкина и заключением этого перемирия, оказалась благоприятной для Генриха, который воспользовался ею не только для того, чтобы допросами, карами и помилованиями потушить угли восстания в Англии, но и для того, чтобы попытаться цивилизовать Ирландию. За три года до того парламент сэра Эдварда Пойнингса распространил на Ирландию действие английских статутов. Теперь Генрих хотел попробовать, не удастся ли водворить там английские обычаи и обиход. В связи с этим он 28 марта 1498 г. поручил графу Килдеру созвать парламент, которому, в частности, надлежало рассмотреть меры по запрещению уклонения от работы, не вынужденного иными причинами, кроме учебы; по введению английского платья и оружия; по обеспечению очистки городов, рытья осушительных канав и стоков, мощения улиц и т. д., а также по взиманию таможенных и других пошлин. Было предложено, чтобы лорды заседали в парламенте в мантиях, как в Англии, чтобы каждый лорд, имеющий доход или бенефиций в 20 марок годовых, «ездил верхом в седле на английский манер» и чтобы купцы и прочие люди того же звания одевались в мантии и плащи, а не в привычные им «рубахи и одеяла». Следовало также позаботиться об избрании судьи, который (в отсутствие наместника) должен был возглавлять правительство. Следовало утвердить отмену обвинения графу Килдеру, произведенную английским парламентом, а также обвинить в государственной измене Уильяма Барри, обычно именуемого лордом Барри из Манстера, и Джона Уотера из Корка, которые, получив некогда многие письма от «Паркина Уорбека» (Такое написание в цит. документе), предательски утаили это от короля и его совета.

Таковы, в изложении «Календаря открытых писем», главные вопросы, которые надлежало рассмотреть этому парламенту. Что обсуждалось в действительности и с каким результатом, я не знаю. Об этом в сочинениях по истории Англии нет никаких упоминаний.

161* Генрих назначил уполномоченных для переговоров об этой партии летом 1496 г. Но я подозреваю, что до непосредственных переговоров в то время дело не дошло, ибо тогда Яков как раз готовился вторгнуться в Англию вместе с Перкином.

162* Я думаю, что это ошибка. Незадолго до Рождества 1497 г. был опубликован прежний договор. Тот же договор, о котором идет речь, содержащий статью о рекомендательных письмах, был заключен не ранее 12 июля 1499 г. Яков ратифицировал его 20-го в Стривелине и сразу же после этого, то есть 11 сентября, епископ Фокс получил полномочия вести переговоры о браке.

163* Его окрестили 24 февраля 1498/1499 г., а умер он в пятницу, после Духова дня, т. е. 12 июня 1500 г.

164* Известие пришло в Лондон в апреле 1498 г.

165* Я полагаю, что он находился под так называемым наблюдением, ибо по свидетельству хроники (л. 172) король «держал его при своем дворе на свободе».

166* В канун Троицы, в субботу 9 июня 1498 г.

167* В следующую пятницу.

168* Его повесили в последний день масленицы, который в 1498/1499 пришелся на 13 февраля.

169* 16 ноября 1499 г.

170* Ему предъявили обвинение 16-го, а обезглавили 29-го ноября.

171* Сэр Джеймс Макинтош (Mackintosh J. The history of England. L., 1853) расценивает это и другое высказывание несколько ниже, как вынужденное признание (вынужденным признанием ему хочется считать все, что бы Бэкон ни говорил в ущерб Генриху) того, что Генрих и Фердинанд заранее обрекли Уорика на казнь и что его проступок спровоцирован Генрихом, стремившимся поймать его в ловушку. Мне не кажется, что Бэкон верил и в то и в другое, или что имеющиеся свидетельства вынуждают верить в это нас. По-видимому, Бэкон полагал, что истинным поводом для неоправданной суровости Генриха была государственная необходимость: желание раз и навсегда положить конец опасностям и бедам; что обращение к Фердинанду было лишь предлогом, чтобы отвести от себя возмущение этим актом; и что Фердинанд, понимавший существо этого дела и сам в нем заинтересованный, был готов сыграть ему на руку и доставить этот предлог, если бы он того захотел, а захотеть этого, он, очевидно, вполне мог. Пока был жив хоть один представитель мужской линии дома Йорков, вокруг Генриха непрестанно плелись заговоры йоркистов, составлявшиеся под разными предлогами, но с единственной конечной целью восстановить на престоле истинного наследника. Заговорщики могли выдвигать для удобства каких угодно самозванцев, но их надежды сходились и зиждились только на истинном наследнике, а поэтому могло статься, что рано или поздно его втянут в заговор, который навлечет на него обвинение в измене. Тогда-то и должен был возникнуть вопрос, можно ли позволить, чтобы в таком деле, как дело Уорика, крайне жестоком и несправедливом, суд поступил по всей строгости закона. Излишне отрицать, что так было бы удобнее. Слова, приписываемые Фердинанду, совершенно справедливы: пока граф Уорик оставался в живых, наследование престола не было обеспечено. Естественно, и никоим образом не предосудительно, что в ходе переговоров о браке дочери он должен был решительно указать на этот факт как на обстоятельство, перевешивающее преимущества партии: действительно, это было весьма существенное возражение. Последнее само по себе объяснило бы наличие в его письмах мест, которые, как говорят, были обнародованы после казни Уорика, а также подтвердило бы точность изложенных Бэконом фактов. Слова «понимавшие друг друга с полуслова» в действительности выражают нечто большее, нежели просто мнение Бэкона. Они подразумевают, что в его памяти отложилось впечатление, будто между двумя королями существовал сговор; что в своих письмах Фердинанд не просто настаивает на том, что этот пункт делает партию неприемлемой (а на это он бесспорно имел право), но, предвидя, каким образом Генрих может использовать подобный предлог, представься ему случай проявить порицаемую народом суровость к Уорику, он тем подробнее останавливался на этом вопросе.

Возможно, подобное впечатление создалось у Бэкона небезосновательно и отнюдь не под влиянием слухов, о которых упоминают старые исторические сочинения. Вполне вероятно, что он видел письма, о которых говорит. Но я думаю, мы не вольны заключить, что в своем мнении он шел дальше этого. Если он, как предполагает сэр Джеймс Макинтош, верил во все, что он излагал, то нам трудно объяснить, почему он не позаимствовал рассказ Спида, который не только утверждает, что Уорика заманили в заговор-ловушку, но и называет в качестве побудительной лричины к этому упомянутое дело Ральфа Уилфорда. На эту гипотезу, если бы ее подкрепляли другие обстоятельства, очень хорошо накладываются даты. Заговор Уилфорда произошел в феврале 1498/1499 г. «Эта новая попытка (говорит Спид) лишить короля престола настолько пробудила его собственные страхи и раскрыла глаза кастильцам (которые втайне согласились выдать свою принцессу Екатерину за нашего принца Артура), что им показалось, будто престолонаследование не будет надежно обеспечено, если не избавиться от графа Уорика... Увы, сколь ограничены способности даже самых прозорливых людей: несомненно, доверие к ним склонило короля (и в этом его нельзя оправдать, как бы ни была извинительна человеческая слабость, способная заподозрить множество угроз и небылиц как в обществе, так и в частных лицах) потворствовать покушению на жизнь, или скорее убийству этого безобидного дворянина, чья участь доселе способна подвигнуть самых жестокосердных к состраданию, как она позднее побудила Бога к отмщению, каковое он и ниспослал, лишив удачи всех участников этого великого начинания, которое они пытались осуществлять столь порочным способом». Это и есть та самая «злобная молва», которая, как говорит Бэкон, распространилась в то время; впрочем, сам он в нее не верил, ибо ее естественно подсказывал необычайный ход событий, но она не могла быть их настоящим объяснением. Легко предположить, что Бэкон и Спид имели перед собой одни и те же свидетельства, но извлекли из них разные выводы.

Самому мне трудно понять, почему Генрих надеялся снять с себя хотя бы часть позора, возложив его на Фердинанда. Казалось бы, признание в таком побуждении способно лишь усугубить позор. Впрочем, как я полагаю, Фердинанд, — великий человек, связанный с Англией союзом против Франции, — был в Англии популярной фигурой; была популярна и брачная партия: поэтому народ с истинно народной пристрастностью был склонен прощать одному то, к чему он питал отвращение в другом.

172* Имеется в виду брак между Карлом и Марией.

173* Копия этого письма имеется в «Старой хронике», из которой, возможно, и взято большинство приведенных здесь подробностей. Главное различие состоит в весьма маловажной детали — последовательности обоих посольств, которую Бэкон, по-видимому, изменил. Как явствует из письма короля, его посольство, столь торжественно принятое в церкви св. Омера, предшествовало упомянутому посольству великого герцога. Генрих отправил посольство в знак признательности за какое-то прежнее посольство великого герцога, а великий герцог в знак признательности за него. Письмо короля датировано в Кале 2 июня и написано до его личной встречи с Великим герцогом, которая должна была состояться в понедельник или вторник на Духовой неделе, т. е. 8 или 9 июня.

174* Согласно «Старой хронике» это произошло в начале октября. Однако, если считать по годам правления короля, это должно было случиться не в тот, а в следующий, 16-й.

175* Юбилейный год простирался от Рождества 1499 г. до Рождества следующего года и потому более близко совпадал с 15 годом короля. Джаспер Понс приехал в 1499/1500 г.

176* Это письмо, а может быть, другое, но на ту же тему, до сих пор хранится в собрании Коттона.

Из расходной книги Личного кошелька Генриха видно, что 16 сентября 1502 г. «повелением короля Джасперу Понсу, посланцу папы, доставлено для передачи папе 4000 фунтов».

Вполне возможно, что Генрих возместил себе этот аванс из денег, собранных Понсом: отсюда и могли возникнуть слухи, что он присвоил часть денег. По моим предположениям, на сбор денег легко могло уйти до двух лет.

177* «Также в тот год», говорится в «Старой хронике», «дошло до короля, что турки взяли город Модон и учинили там великое истребление христиан». Об этом рассказывает лондонский хронист, который добавляет, что он «умер христианином, и в том великая честь для его Милости».

178*«Король (говорит Фуллер (Fuller Th. The church of Britain from the birth of Jesus Christ until the year M. DC. XLVIII. L., 1868.)) неведомо какими доводами сумел обратить этого священника в свою веру и тут же отдал приказ, чтобы его сожгли, каковой был немедленно исполнен. В действительности наверняка произошло нечто большее, чем сообщает хроника, иначе можно смело утверждать, что если таким способом король поощрял всех своих новообращенных, то этот человек был первым и последним из тех, кого ему когда-либо удалось обратить».

179* В августе месяце. По всей видимости, у графа было еще одно основание для недовольства. Его старший брат Джон был осужден при жизни герцога, их отца. Когда герцог умер, Эдмунд потребовал себе титул и поместья отца. Однако Генрих упрямо считал его наследником брата и даровал ему лишь графский титул вместе с малой долей отеческого состояния. Это один из примеров того, как из нелюбви к дому Йорков Генрих сам себе создавал осложнения.

180* Об этом говорят и Стоу и Спид, но, по-видимому, это ошибка. Мисс Стриклэнд со ссылкой на испанскую рукопись, находящуюся в собственности сэра Томаса Филлипса, утверждает, что Екатерина родилась 19 декабря 1485 г. и, стало быть, ко времени свадьбы не достигла и шестнадцати лет.

181* На это место есть ссылка в примеч. 171*. Его цитирует сэр Джеймс Макинтош, который считает, что здесь автор (отчетливо, хотя и не прямо) вменяет Генриху и Фердинанду в вину «преступный сговор» об устранении Уорика. Мне думается, что, обнаруживая в этих словах такой смысл, он едва ли вспомнил свое же правило, что «историю следует писать без страсти». Более уместно замечание доктора Лингарда. «Со времени переговоров о браке и до заключения брачного контракта (говорит он) истекло почти три года; эту отсрочку приводят в доказательство того, что Фердинанд не хотел соглашаться на брак, пока у него не было уверенности, что Генрих лишит жизни истинного наследника — графа Уорика. В действительности же, это самый ранний срок, обусловленный договором, в котором сказано, что родители, если им будет угодно, могут обратиться к папе за разрешением на брак по достижении Артуром двенадцати лет. По-видимому, это достаточно хороший ответ на вопрос сэра Джеймса Макинтоша: «Как могло случиться, что заочное бракосочетание состоялось всего за шесть месяцев до казни Уорика и т. д.?» Артуру исполнилось двенадцать лет только в сентябре 1498 г. Если же спросить, почему такая отсрочка оговаривалась в контракте (ведь в тех случаях, когда сватами выступали короли, а просватывались королевства, браки между малолетними детьми не были чем-то необычным), то объяснение, которое дает здесь Бэкон, — если сами по себе очевидные рациональность и упорядоченность этой процедуры представляются недостаточно убедительным объяснением, — возможно, будет самым правильным. Поскольку они ничего не достигли бы, закрыв этот вопрос, было решено оставить его открытым.

Объяснить требуется не отсрочку брака, а намерение его ускорить. Впервые в общих чертах о нем договорились 27 марта 1489 г., еще до того как Артуру исполнилось три года. О приданом Екатерины условились 2 ноября 1491 г.; тогда же было решено, что ее привезут в Англию как только Артуру исполнится четырнадцать лет. Двадцать второго сентября 1496 г. дополнительно договорились отпраздновать свадьбу «per verba de praesenti» (Словами, выражающими настоящее (лат.).) как только стороны достигнут «законного возраста». Но уже 1 октября условились, что если по какой-либо срочной причине будет признано необходимым отпраздновать свадьбу «per verba de praesenti», как только Артуру исполнится двенадцать лет, то оба короля для этого обратятся к папе за разрешением. Как я полагаю, это был тот самый договор, в составлении которого принимал участие Д'Айала. По всей видимости, Генрих не спешил с договором, ибо, хотя его заключили 1 октября 1496 г., он подтвердил его лишь 18 июля 1497 г. Пятнадцатого числа следующего месяца в Вудстоке состоялась церемония подписания контракта, который лриобрел силу официального документа настолько, насколько это было возможно без разрешения папы и до несовершеннолетия жениха и невесты. Разрешение было даровано в феврале 1497/1498 г. Артуру исполнилось двенадцать лет в сентябре того же года. 12 марта 1498/1499 г. Катерина назначила своего поверенного. 19 мая состоялось заочное бракосочетание. 20 декабря заочный брак получил признание Екатерины и одобрение Фердинанда и Изабеллы. 28 мая 1500 г. процедуру бракосочетания официально повторил и ратифицировал Генрих. Однако до наступления самого раннего срока, когда-либо намечавшегося для осуществления союза, все еще оставалось четыре месяца. Если спросить, почему было решено отпраздновать заочную свадьбу раньше, нежели предполагалось поначалу (решение об этом, по-видимому, было принято в октябре 1496 г.), то ответ будет простым и очевидным. По первоначальному договору Фердинанд обязался прислать дочь в Англию за свой собственный счет, как только Артуру исполнится четырнадцать лет, т. е. в сентябре 1500 г. Естественно, ему хотелось, чтобы до того, как он начнет приготовления к ее отправке, контракт уже не подлежал отмене и расторжению.

182* Почти год. Принц Артур умер около 2 апреля 1505 г. Принц Генрих стал принцем Уэльским 18 февраля следующего года.

183* Около пятнадцати с половиной.

184* Источником этого утверждения, возможно, послужила история Спида. который основывает свое сообщение, по-видимому, на торжественном заявлении Генриха, сделанном 27 июня 1505 г., когда ему только исполнилось четырнадцать лет. Однако, по сведениям доктора Лингарда, это заявлевление было продиктовано ему отцом, который имел в виду лишь предоставить ему свободу и отнюдь не означало, что молодой Генрих возражает против брака с Екатериной. «Король заверил Фердинанда (говорит Лингард), что его единственной целью было освободить сына от всех прежних обязательств; он как и раньше хотел жениться на Екатерине, но был волен жениться и на любой другой женщине». Доктор Лингард также считает, что предложение об этом браке исходило от Фердинанда и Изабеллы, и что Фердинанд был в нем весьма заинтересован; зная об этом, Генрих оставлял вопрос открытым, чтобы привлечь Фердинанда к осуществлению других своих матримониальных планов.

Сэр Ричард Моризайн в своей «Apomaxis celumniarum» (1537) утверждает, что впоследствии сам Генрих, расценив ухудшение своего здоровья и смерть королевы как знаки божественного неудовольствия по поводу этого контракта, послал за сыном, и, сказав ему, что ошибочно думать, будто божьи законы перестают быть таковыми, если того захочет папа, взял с него обещание, что он не женится на вдове своего брата, и официально расторг контракт. Как мне думается, недавно обнаружены факты, подтверждающие это заявление.

185* Даже больше, чем три года. Фокс был официально уполномочен вести переговоры о браке 11 сентября 1499 г.

186* Король посетил графа Оксфорда 6 августа 1498 г., когда, по-видимому, это и случилось. Несколько лет спустя еще более тяжелый штраф за сходный проступок пришлось заплатить лорду Абергавенни. В меморандуме обязательств и денежных сумм, полученных Эдмундом Дадли в качестве штрафов и обложений для уплаты королю, копия которого сохраняется в собрании Харли имеется следующий пункт, очевидно принадлежащий к 23 году царствования:

«Также: за печатью лорда-судьи Суда королевской скамьи поступили три заверенные копии признания лорда Бергавенни и приговора ему за тех вассалов, за которых ему было предъявлено обвинение в Кенте, что по ставкам последних месяцев для него только составляет 69900 ф.».

Из «Календаря открытых писем» явствует, что рыцарь Джордж Невиль, лорд Бергавенни, получил прощение за все преступления и проступки, совершенные в нарушение лесного законодательства и т. д., 18 февраля 1507/1508 г за два месяца до смерти Генриха. Фабиан упоминает о его заключении в мае 1506 г. в Тауэр «из-за некой опалы, не имеющей отношения к измене».

187* Так у Полидора, но это ошибка. Граф Суффолк Уехал более чем за месяц до прибытия Екатерины. Фабиан и Старая хроника ясно сообщают что он тайно покинул страну в августе 1501 г., за три месяца до свадьбы Артура, а «Календарь открытых писем» устраняет всякое сомнение на этот счет, ибо оттуда мы узнаем, что в октябре (1501 г.) сэр Роберт Ловелл был назначен приемщиком и обмерщиком всех земель и т. д. в Норфолке и Суффолке, составлявших бывшую собственность мятежника Эдмунда графа Суффолка.

188* 6 мая 1502 г.

189* Позднее. У Фабиана мы узнаем, что их проклинали дважды: первый раз в воскресенье перед днем Св. Симона и Иуды, в 1503 г., то есть 23 октября и еще раз в первое воскресенье поста, в 1503 г., то есть 5 марта.

190* Не раньше марта 1502/1503 г. Из «Календаря открытых писем» явствует что он получил прощение 5 марта 1504 г. То, что он все время действовал в интересах и с ведома Генриха, утверждается на основании такого далеко не безупречного, на мой взгляд, источника, как история Полидора, и поэтому заслуживает большого сомнения.

191* He в тот год, если под «тем» имеется в виду год упомянутых казней. Сэр Джеймс Тиррелл был казнен 6 мая 1502 г. в 17-й год короля, парламент собрался 25 января 1503/1504 г., в 19-й год короля.

192* Этот «растущий абсолютизм короля по отношению к парламенту», который унаследовал его сын, достаточно убедительно объясняет, почему перестали созываться Большие советы, к которым короли прибегали в прежние беспокойные времена, чтобы прощупать или подготовить почву для своих действий, когда нельзя было с уверенностью предугадать настроение парламента. Насколько я знаю, с 33-го года правления Генриха VIII, когда было приказано возобновить ведение Регистра Тайного совета (заброшенного или упраздненного на 13-м году правления Генриха VI), нет ни единой записи о созыве хотя бы одного такого Большого совета. Удивительно, что они не только вышли из обычая, но и полностью забыты; это настолько удивительно, что не будь их существование подтверждено прямыми и неоспоримыми доказательствами, можно было бы сомневаться, созывались ли они вообще. Нет ничего необычного в том, что на это не обратил внимание иностранец и человек не слишком большой проницательности, Полидор Вергилий. Что за ведущим авторитетом, не затрудняясь проверкой, могли последовать другие историки, вполне естественно, как естественно и то, что столь веские свидетельства противного были приняты рядовыми исследователями за достаточное подтверждение того, что таких советов никогда не было. Но для меня остается загадкой, как в своих разысканиях могли не встретиться с намеками на них такой выдающийся знаток конституции и юрист, как сэр Эдвард Коук, и такой выдающийся коллекционер конституционных актов, как сэр Роберт Коттон.

193* В это время король запросил у своих подданных «два разумных воспомоществования» — одно на посвящение в рыцари своего сына и другое — на свадьбу дочери. Вместо упомянутых воспомоществований общины предложили ему 40 000 фунтов.

В Старой хронике говорится, что этот парламент выделил королю воспомоществование в 36 000 фунтов.

Современные историки утверждают, я уж не знаю на основании какого источника, что король удовольствовался 30000 фунтов.

194* Это утверждение Холиншеда (Holinshed R. Chronicles of England, Scotland and Ireland... L., 1807 — 1808); к тому же, в расходной книге короля есть несколько записей, относящихся к 21-му году Генриха VII, в которых упоминаются «недоимки добровольного пожертвования», что, казалось бы, подтверждает это заявление. Однако из «Календаря открытых писем» явствует, что это были недоимки предыдущего пожертвования, которые постановил взыскать парламент. Поэтому я подозреваю, что сюда вкралась ошибка.

195* 13 ноября 1503 г. по Старой хронике.

196* Ему следовало бы сказать, в начале следующего года, т. е. 20-го года короля. Королева Изабелла умерла 26 ноября 1504 г.

197* Копия инструкций с ответами послов до сих пор хранится в собрании Коттона. Сначала уполномоченные отправились в Валенсию, где пребывали обе королевы, а затем в Сеговию, куда они приехали 14 июля 1505 г. и где два или три дня спустя встретились с Фердинандом.

Запись в расходной книге Генриха VII, хранящейся в Британском музее, называет дату их отъезда. Эту запись стоит привести здесь как иллюстрацию того, по каким ставкам оплачивались подобные услуги. Между записями о выплатах, сделанных 1 и 2 мая 20-го года, я нахожу:

«То же Джеймсу Брейбруку, отбывающему по поручению короля на 4 месяца по 5 ш. в день ... 28 ф.

То же Фрэнсису Марсину на расходы по 5 ш. в день также ... 28 ф.

То же Джону Стейлу на расходы по 4 ш. в день ... 28 ф. 8 ш.»

198* В подлиннике инструкций послам, в частности, предписывается «особо заметить и хорошо рассмотреть... очертания ее тела», на что они доносят, что не могут дать ответа на этот пункт, поскольку молодая королева была столь тщательно окутана мантией, что они видели только ее лицо.

199* Примерно в конце марта 1505/1506 г.

200* Говорят, что она обнаруживала явные признаки безумия и прежде. Современные историки, пользующиеся сведениями из испанских письменных источников, утверждают, что Филипп действительно обращался с ней плохо. Но, по-видимому, такое впечатление не создалось у венецианского посла Винченцо Квирини, в чьем «relazione» (написанном сразу после смерти Филиппа) содержится рассказ об отношениях между супругами, который очень хорошо совпадает с тем, что говорит Бэкон. Дав весьма лестную характеристику Филиппу, посол продолжает: «Этому столь великому и благородному, столь добродетельному государю досталась в супруги женщина ревнивая (впрочем, довольно красивая, весьма знатная и наследница стольких королей), которая своей ревностью до того докучала мужу, что он, бедный и несчастный, не знал, в чем ей угодить, ибо она разговаривала лишь с немногими и никого не ласкала, всегда оставалась взаперти и томилась ревностью, любила одиночество, избегала праздников, утех и удовольствий, но более всего чуждалась общества дам, будь то фламандки или испанки, старые или молодые или какие бы то ни было еще. Однако эта женщина разумная, легко понимает все, что ей говорят, а те немногие слова, которыми она ответствует, произносит любезно и складно, сохраняя величие, подобающее королеве; все это я смог понять, когда от имени Вашей Светлости засвидетельствовал ей почтение и коротко изложил то, что мне было поручено».

Если это правда, то легко поверить и в ее любовь к Филиппу при его жизни и в ее помешательство после его смерти, а также и в то, что о его отношении к ней могли рассказывать совершенно разные вещи.

201* По-видимому, Уолси был использован в переговорах об этом браке уже в ноябре 1504 г.

202* Д-р Лингард утверждает, что после смерти Филиппа Максимилиан побуждал Генриха выдвинуть такие притязания.

В качестве косвенного подтверждения вышесказанного можно привести следующую запись в Календаре открытых писем:

«14 июня. Разрешение (по просьбе Маргариты, вдовствующей герцогини Савойской, Джона Шелдона, губернатора, и купцов — искателей приключений) названному губернатору и купцам проживать и свободно торговать в Голландии, Зеландии, Брабанте и Фландрии, и других странах, подвластных Кастилии».

203* Доктор Лингард, который обращался к испанским историкам и архивам, дает иное объяснение, почему был расторгнут этот договор, а именно: по смерти Филиппа (25 сент. 1506 г.) у Генриха появилась мысль жениться на его вдове, королеве Кастилии Хуане. Эту мысль он оставил, лишь убедившись, что ее безумие постоянно и неизлечимо.

Впрочем, как кажется, брак с Маргаритой все еще рассматривался в сентябре 1507 г., и Максимилиан по-прежнему надеялся, что он состоится, а сама Маргарита высказывала некоторые возражения, опасаясь, что ей придется заточить себя в Англии. Трудность сойтись на каких-либо условиях в отношении этого пункта вполне объяснила бы то, что договор так и не был заключен. Маргарита приступила к управлению Нидерландами в начале 1507 г.

204* Эта ненависть, по-видимому, быстро возросла за последние год или два. Винченцо Квирини (Albert Е. Relationi degli ambasciatori veneti an Senato... Firenze, 1839 — 1863. Vol. 1 — 15. Ser. 1. Relationi degli stati europei, tranne Italia: Vol. 1, Vincenzo Quirini, ambasciatore al'duca di Borgogna, 1506) в 1506 г. характеризует Генриха как «человека довольно приятной наружности, мудрого, осмотрительного, не привлекшего к себе ни ненависти, ни слишком большой любви своего народа».

205* Это ошибка, очевидно вызванная опечаткой у Спида. Генрих завершил 23-й год своего правления 21 августа 1508 г., э умер 22 апреля 1509 г.

206* Следующее далее описание Генриха, которым это произведение заканчивается, и латинский перевод обнаруживают необычайно много расхождений. По сути в него ничто не добавлено, да и смысл нигде не претерпел существенных изменений. Однако способ выражения часто настолько отличен, что создается впечатление, будто эту часть перевода сделал — и сделал тщательно — сам Бэкон.

207* Это утверждение не вполне подтверждается теми его договорами, которые напечатаны в книге Раймера. Однако верно, что большинство их содержит вступление, в котором говорится о благах мира. Выражение, процитированное Бэконом, встречается, как мне кажется, в одной из булл.

208* Будь рассказ Бэкона о войне в Бретани точен, ее следовало бы назвать исключением из обычно удачных войн Генриха. Это могло быть случайностью, но тем не менее она закончилась провалом. Впрочем, если отвлечься от ее достоверной истории, приведенной мною выше, то мы с достаточным основанием можем зачислить ее в разряд примеров его привычного везения. Войско выполнило все поставленные перед ним задачи, а причиной последующего, провала планов Генриха был политический просчет, а не военная неудача.