СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

СУГЕРИЙ, АББАТ СЕН-ДЕНИ

ЖИЗНЬ ЛЮДОВИКА VI ТОЛСТОГО,

КОРОЛЯ ФРАНЦИИ

 (1108-1137)

ПРЕДИСЛОВИЕ

На рубеже XI–XII вв. Французское королевство находилось в непростом политическом положении. На территории современной Франции существовало множество как крупных, так и не очень земельных владений: герцогств, графств и других образований, феодалы которых чувствовали себя в них практически полноправными хозяевами. Королевский же домен представлял собой всего лишь небольшую территорию, объединявшую земли в среднем течении Сены и Луары, зажатую со всех сторон деятельными и своенравными соседями. Да к тому же и внутри самого домена более мелкие владетели, вассалы короля отнюдь не испытывали сыновней преданности к своему сюзерену, то и дело выходя из повиновения и пытаясь вмешиваться в королевскую политику.

Раздробленность и внутренние нестроения были обычной жизнью королевства наследников Карла Великого. Знать играла решающую роль даже в передаче короны тому или иному лицу. Только представителю могущественного феодального рода Гуго Капету, занявшему престол в 987 г., удалось основать новую династию – явление, значение которого стало ясным лишь спустя много лет: первые Капетинги ещё при жизни короновали своих сыновей наследниками, дабы сохранить престол в одной семье, и такая традиция продолжалась вплоть до конца XII в. – несколько первых поколений.

Но, к счастью, судьба хранила капетингскую династию. Её первые короли были большей частью весьма достойными людьми, более или менее успешно ведшими свой маленький парижский кораблик в океане феодальных распрей и внешних угроз. Постепенно, шаг за шагом они создавали и укрепляли своё королевство, повышали свой моральный авторитет и политический вес, усмиряли своенравных вассалов – иными словами, создавали то, что впоследствии стало одной из самых великих монархий мира. Личности далеко не всех из этих суверенов хорошо нам известны – к сожалению, источники донесли о них лишь скупые свидетельства. [6] Людовику VI повезло. У него «нашёлся» свой биограф – один из выдающихся средневековых деятелей, аббат Сугерий, который оставил нам его жизнеописание.

Людовик VI, прозванный за свой внешний вид Толстым, был пятым французским королём в потомстве Гуго Капета. Его бабушкой, кстати, была небезызвестная Анна Ярославна, дочь Ярослава Мудрого, ставшая супругой короля Генриха I – брак, сведения о котором вошли во все учебники русской истории. Из приданого бабушки Людовику достался, в частности, драгоценный камень – гиацинт, пожертвованный им перед смертью в аббатство Сен-Дени. Сам Людовик стал главным героем повествования Сугерия, благодаря чему фигура этого монарха осталась не только в народной памяти, но и на страницах средневековых манускриптов. «Жизнь Людовика Толстого» – лишь вторая биография короля Капетингской династии: от более раннего времени сохранилось только небольшое жизнеописание короля Робера (прадеда Людовика), составленное монахом Хельгаудом.

В значительной степени именно сочинение Сугерия положило начало последующей французской историографии, центром которой стало аббатство Сен-Дени, а бессмертным памятником так называемые «Большие французские хроники» XIII в.

Аббатство Сен-Дени занимало особое положение в церковной жизни Франции. Располагавшееся близ Парижа, оно было основано в честь крестителя Галлии и небесного покровителя королевства Святого Дени (Дионисия), принявшего мученическую смерть во второй половине III в. н. э. Аббатство считалось своего рода духовным центром Французского королевства и было тесно связано с королевской фамилией: почётными настоятелями его считались и Карл Лысый и сам Гуго Капет, а в центральном соборе находилась королевская усыпальница.

Выдающееся духовное значение аббатства подчёркивалось его подчинённостью не местным духовным иерархам, а непосредственно папе Римскому. Поэтому аббатство и играло столь выдающуюся роль в истории средневековой Франции.

В начале XII в. монахом, а затем и настоятелем Сен-Дени являлся не менее выдающийся человек – Сугерий, политик и историк, чья государственная и церковная деятельность ознаменовалась официальным почётным титулом «Отец Отечества», а строительство (вернее перестройка) церкви Святого Дионисия заложило основы готической архитектуры. Среди его наследия «Жизнь Людовика Толстого» – примечательное явление. И не только потому, что это один из первых историографических памятников капетингской эпохи, но и потому, что именно в нём отразились те политические принципы и [7] моральные ориентиры, которые были призваны стать образцами для последующих французских монархов. Тем самым это не просто памятник исторической мысли, но и мысли политической и этической как впрочем, и многие средневековые хроники и жизнеописания – однако в сочинении Сугерия эта сторона видна особенно выпукло.

К сожалению, до сих пор не было полного перевода этого произведения на русский язык. В этом отношении «Жизнь Людовика Толстого», увы, отнюдь не исключение. Памятники средневековой французской историографии переведены на русский язык лишь в единичных случаях. Это и не удивительно: ведь для их научного, комментированного издания требуются большие усилия, огромные знания, титанический труд; тем более, что в отечественной исторической науке долгие десятилетия история средневековой Франции (как и остальных стран) рассматривалась прежде всего через призму «посевных площадей» и «производственных отношений» – тем, бесспорно существенных, но не для всякого увлечённого историей читателя особенно интересных. Тем не менее время от времени издавались и издаются на русском языке важные нарративные источники по истории средневековой Франции, и вот, наконец, перед нами комментированный перевод труда Сугерия, выполненный одним из немногих уникальных специалистов в области французской медиевистики, Кандидатом исторических наук, ведущим научным сотрудником Исторического музея Татьяной Юрьевной Стукаловой.

Здесь нет необходимости подробно говорить о масштабе проделанной работы – она очевидна любому читателю книги. И действительно, как переводчик-комментатор, она всесторонне изучила публикуемый памятник: изданию предшествует подробная биография автора и характеристика его литературного наследия, археографический раздел рассказывает об истории произведения, его рукописей, публикаций и исследований, подробнейшие комментарии воссоздают полноценное представление об эпохе, а биографический словарь и географический указатель, по сути, являются ценнейшими справочниками, имеющими самостоятельное значение. Но некоторые особенности данного издания следует подчеркнуть.

На первый взгляд, произведение Сугерия кажется труднопонимаемым для чтения. Стиль автора, отражённый в переводе, выглядит чрезвычайно усложнённым. Обилие придаточных предложений, «обратный» порядок слов, нагромождение синтаксических конструкций заставляет на первых порах буквально «продираться» к смыслу написанного. Чего проще, не мудрствуя лукаво, было бы переводчику «упростить» свой текст, «причесать» его, сделать «гладким» и «лёгким». Но Т. Ю. Стукалова пошла по иному пути. Её перевод – не [8] литературная фикция. Это, прежде всего, буквальное, можно сказать дословное, воспроизведение оригинала, основанное на глубоком, источниковедческом анализе текста. Как переводчик, она не стремилась сделать своего «подопечного» понятным – Сугерий действительно писал довольно тяжеловесным (вернее, кажущимся ныне тяжеловесным) стилем, сложным для восприятия. И именно эти особенности Т. Ю. Стукалова стремилась отразить в переводе. С точки зрения примитивно понимаемой «литературности», возможно, это упущение, но с позиции исторической науки, и прежде всего источниковедения – это, безусловно, большая заслуга. Ведь перед нами, прежде всего, издание исторического источника, а кому как не историкам знать, сколь часто неверно понятое и переведённое слово может исказить весь смысл предложения, фразы, даже всего текста. Принцип, положенный Т. Ю. Стукаловой в основу своей работы, с источниковедческой точки зрения безупречен, тем более, что издание не сопровождается параллельным текстом на языке оригинала.

Другой важнейший момент – комментарий, охватывающий огромное число событий, имён, фактов. Будучи близким соратником Людовика VI (а впоследствии и его сына Людовика VII, чью жизнь он начал описывать, но не закончил), Сугерий упоминает в своём труде множество лиц, охватывает историю не только Французского королевства, но и сопредельных стран, обращая свои взоры в разные «пространства» тогда вполне единой, хоть и «феодально-разобщённой» Европы. Эпоха, когда ещё памятно нормандское завоевание Англии, когда на английском престоле сменяются сыновья Вильгельма Завоевателя, когда актуальна григорианская реформа, осуществлённая папой Григорием VII (Гильдебрандом), когда сложные отношения связывают папство и Священную Римскую империю Генриха V когда начинаются Крестовые походы, когда звучит голос Бернара Клервоского, когда, наконец, как и позднее, родственные связи соединяют монархов Европы в единый, переплетённый династический узел – эта эпоха не может всеми своими «нитями» не войти в «ткань» повествования Сугерия. Но Сугерий – не одинокий наблюдатель. Он биограф короля, но не хронист. Он смотрит лишь из одной, чётко обозначенной и далеко не беспристрастной, точки.

Для того, чтобы ввести его изложение в общеисторический контекст, необходимо привлечь иные источники, нужна своего рода источниковедческая компаративистика – вот почему комментарий Т. Ю. Стукаловой не уступает по объёму тексту самого Сугерия. Здесь обширные цитаты из других памятников, проясняющие, уточняющие, а зачастую «исправляющие» фактологию событий, зафиксированных аббатом. В этом «разговоре» источников эпоха предстаёт более полно, разносторонне, разнообразнее – и в этом одна из несомненных заслуг книги. [9]

Читая Сугерия, мы видим жизнеописание своего рода «идеального» правителя. Автор и вправду стремился оставить в назидание потомкам пример достойной жизни короля. Но что особенно выделяет Сугерий, какими достоинствами должен обладать монарх, что должен делать французский суверен? Прежде всего, это, разумеется, защита Церкви. Сугерий при каждом удобном случае подчёркивает благочестие Людовика VI, готового охранять и почитаемое им аббатство, и не менее почитаемого римского папу. «Папским» делам в жизнеописании уделено вообще существенное место: в условиях противостояния Святого престола и Империи именно Франция (по мысли Сугерия, да и по делу Людовика) становится настоящим оплотом папства. Папы рубежа XI–XII вв. тесно связаны с Францией: приором аббатства Клюни был когда-то провозгласивший в Клермоне Первый крестовый поход Урбан II, клюнийским монахом являлся и упоминаемый Сугерием Пасхалий II, умер во Франции изгнанный из Рима его преемник Геласий, архиепископ Вьенны Ги стал Каликстом II, именно он созвал первый в католической церкви «Вселенский» (Первый Латеранский) собор. Отношения папства и французской короны играли важную роль в европейской политике и последующих десятилетий, и эта «связь» получила в конце концов законченное воплощение в знаменитом «Авиньонском пленении». Помимо заботы о Церкви, монарх должен заботиться о бедных и сиротах. И это также подчёркивает Сугерий. В его политической идеологии важное место занимают такие понятия как «любовь к справедливости» и «соблюдение закона», следовать которому для монарха необходимо. Именно таким, справедливым, государем и выглядит в его представлении король Людовик.

Однако значительная часть всего сочинения Сугерия посвящена описанию многочисленных и постоянных войн Людовика с французскими феодалами. При этом король опять-таки выступает как «гарант» справедливости, карая мятежников, преступников и «тиранов». Последнее слово – «тиран» – Сугерий особенно часто применяет к «французским» врагам короля. «Тиран» – это обозначение несправедливости, и сокрушение его – своеобразный долг короля. При этом в описании аббата Людовику абсолютно чуждо какое-либо милосердие. Страницы труда Сугерия изобилуют сценами полного разрушения замков, пожарищ и казней непокорных: если враг повержен – его следует уничтожить без пощады. Сугерий не только не осуждает, но полностью оправдывает такую позицию и даже ставит её в пример. «Превосходно сделано, чтобы тот, кто грабит, был ограблен, и тот, кто терзает, равным образом или сильнее был терзаем» – характерное высказывание настоятеля Сен-Дени. Недаром слово «месть» – еще один активный элемент лексики, когда речь идет о [10] действиях короля по отношению к непокорным вассалам. Для Сугерия, конечно, нет сомнений в высоте королевской власти – именно это представление и стало залогом будущего объединения Франции.

Франция – само это понятие тоже в какой-то степени имеет источником идеологию Сугерия. Его определённый «франкоцентризм», естественный для советника французского короля, формирует, словами современного исследователя А.М. Шишкова, «начала французской патриотической идеологии», «согласно которой Франция, «хозяйка всей земли», является правопреемницей Римской империи». Так в период внутренних нестроений и политической разделённости появляются первые ростки будущего великого королевства. И в начале этого пути стоит небольшое произведение замечательного писателя о примечательном короле – два человека, внесших свой, неповторимый, вклад в строительство нового государства, а через это, можно сказать, и в создание современной Франции.