№ 1

Рапорт № 1 в Академию наук

8 июля 1768 г., Москва

Покинув ранним вечером 21 июня (не 20 июня, как было сообщено в С.-Петербургской газете) С.-Петербург ¹, я поехал по дороге к Новгороду, останавливаясь лишь для того, чтобы сменить лошадей и починить очень ветхие экипажи. Уже при подъезде к Тосне у одной из кибиток сломалась ось. Вскоре то же самое повторилось на полпути от Любани, не говоря уж об иных мелких поломках, которые вынуждали нас делать достаточно много остановок. Из-за жары все экипажи так рассохлись, что в них уже не осталось ничего прочного, а оси горели всякий раз, как только мы прибавляли немного ходу.

В Новгороде я имел удовольствие повстречать г. доктора Гильденштедта и 24-го вместе с ним собирал гербарий ². В тот же день я уже снова был в пути, но добрую половину следующего дня пробыл на ближайшей станции Бронница, где велел зарисовать редкую рыбу, водящуюся в Ильмень-озере, а также лежащий у этой деревни удивительный холм ³.

В Крестецком Яме мне рассказали об одном человеке, которого я мог найти в Яжелбице и который якобы открыл в тамошних краях рудные места. Прибыв в Яжелбицу, я тут же велел его позвать и получил от него не только образец одной из пород каменного угля, большой слой которого, он, по его словам, обнаружил в окрестностях, но и найденные по соседству куски беловатой тяжелой рыхлой земли, несомненно, содержащей серебро, наподобие виденной мной породы, происходящей из Аргунских заводов, а также куски серного колчедана. Местонахождение угля и рыхлой земли он пожелал открыть не иначе, как за приличное вознаграждение. Однако к тому месту, где он собирал серный колчедан, отвел меня за малую мзду.

Этим местом оказалась быстрая речка под названием Гремяча, протекающая верстах в трех от Яжелбицы с левой стороны, совсем недалеко от проезжей дороги. Там среди прочих разломов каменных пород я нашел множество [22] кусков колчедана и почковидных камней, рассеянных по руслу ручья и лежащих гнездами в обвалившемся берегу в глинистой земле, пронизанной железистыми и битуминозными жилами. Возвышающаяся в этом месте плоская гора по всем признакам содержит нечто более благородное, нежели то, что вышло здесь наружу. Однако, дабы поскорее добраться до Москвы, я отдал горный бурав г. доктору Лепехину. Шурфование же на берегу из-за множества камней было затруднено, а за неимением нужных инструментов и рабочих и вообще оказалось невозможным. Наконец, поскольку по инструкции мне сейчас нельзя было долго задерживаться в этих краях, то я и не стал терять тут время, оставив за собой право более тщательно исследовать этот наверняка очень рудный край на возвратном пути. Между тем можно было бы довести это известие до сведения Берг-коллегии и этим самым поспособствовать тому, чтобы гористая местность на Гремяче, по левую сторону от Московской дороги, была внимательно изучена горными офицерами, посланными для этого Императорской коллегией.

Я направляю Императорской Академии несколько образцов колчедана и железистой земли, выступающих на поверхность на вышеупомянутом берегу; прилагаю также руду с образцами каменного угля беловатую рыхлую землю, содержащую серебро, которую передал рудознатец из Яжелбицы ⁴. Этот уголь, с виду хотя и неважный, все же быстро загорается, горит ровно, давая сильный жар, пока не рассыпется в пепел. Крестьянин из Яжелбицы уговорил нескольких кузнецов, чтобы они заготовили уголь, и те нашли его исключительно добротным. Он также обещал мне послать по ямской почте в Москву пуд этого угля, но своего обещания пока не сдержал. Мне сдается, что у этого крестьянина, которого зовут Иван Ступнёв, по прозвищу Белый, за гораздо меньшее вознаграждение, нежели назначенная Экономическим обществом премия ⁵, можно было бы выпытать тайну местонахождения каменноугольного пласта, а также карьера, где он брал рудоносные белые породы. Что касается угля, то уверен, едва ли его качество заметно улучшится на глубине. То же самое можно предположить и относительно серебряной руды, так как верхняя порода, большинство кусков которой представлены среди прилагаемых проб, намного хуже по качеству и, как мне кажется, содержит вкрапления белой слюды.

Чем дальше продвигался я отсюда в направлении Валдайских гор, тем сильнее сожалел, что не испросил у Его [24] сиятельства нашего высокого шефа ⁶ позволения исследовать эти прекрасные края без спешки уже по дороге к цели моего путешествия. Я уверен, что господа из Академии, проезжающие ныне по этим местам ⁷, будут с лихвой вознаграждены за свои усилия полезными для всех открытиями. Окрестности Валдайского озера показались мне достойными самого пристального внимания и были слишком прекрасны, чтобы я мог их проехать, не задержавшись. Итак, я пробыл там один день и собирал гербарий на островах озера и по его берегам. В озере есть много Conferva aegagropila ⁸, которую не наблюдали нигде, кроме как в Швеции. Но я не смог найти ни одного экземпляра, превышающего размеры небольшого куриного яйца.

Перед тем как в первый раз переправиться через Тверцу у Никольского монастыря, проезжаешь через широкое, заросшее низким сосняком песчаное поле, которое возницы называют Сидерковой пустошью. Оно усеяно бесчисленным множеством кремня, иные камни весьма велики, а многие, пламенеющие красным цветом, очень красивы и, наверное, сгодились бы на агатовые столешницы. Среди них попадается немало камней с пектинитами и аномитами, а иногда в оправе из кохлитов и тубулитов ⁹; но еще больше здесь полосатых фунгитов ¹⁰ — почти каждый второй камень. Некоторые из них размером с тыкву, большинство полосатые, другие же (их немного) своей формой приобрели сходство с колосьями. Из встречающихся здесь окаменелостей я отобрал лучшие и наиболее выразительные, ровно столько, сколько позволили торопливость и нетерпение возниц, и отослал их сегодняшней почтой.

В селе Медном я видел маленькую достопримечательность физического свойства: у небольшого ручья, протекающего за селом, на болотистом выгоне под травой на глубине примерно в аршин лежит прекрасный чистый лед, и его так много, что здешние крестьяне пользуются им в течение всего лета. Подо льдом, толщина которого местами достигает аршина, а иногда едва 3—4 дюймов, находится совершенно мягкий грунт, площадка же не имеет никакой тени и свободно освещается солнцем.

4 июля я наконец прибыл в Москву, где все еще находился г. доктор Лепехин, вынужденный задержаться там в силу ряда причин ¹¹. Препятствия, однако, в основном устранены, так что сегодня вечером он уезжает. Господин Рычков ¹² просил моего позволения поехать вперед с господином доктором до Дубны, и я не стал ему противодействовать ¹³. [25]

Ныне меня огорчает всякий погожий день, который я вынужден проводить в городе, хотя, благодаря любезности г. коллежского советника Миллера и г. доктора Риндера, я располагаю достаточными возможностями для приятного и полезного времяпрепровождения. Хотелось бы оказаться поближе к месту моего конечного назначения и еще этим летом сделать хороший задел. Я и не задержался бы в Москве долее 3-4 дней, если бы меня не вынудила к этому починка моих кибиток, которые будут готовы не ранее будущего воскресенья, 13 июля.

П. С. Паллас

Ф. 3, оп. 32, д. 13, л. 3-3 об., 8-8 об. Автограф.

Комментарии

1. Отъезд экспедиции П. С. Палласа довольно подробно описан в его рукописном путевом дневнике за 1768 г.: «Я ждал до 3 часов 13 минут, пока привели в порядок весь багаж и путешествие могло начаться. В распоряжении отъезжающих имелся экипаж со спальными местами и пять так называемых кибиток. Все общество, кроме меня и моей семьи, состояло из трех студентов: Никиты Соколова, Антона Вальтера и Василия Зуева, чучельника Павла Шумского, бывшего при Императорской Кунсткамере, рисовальщика при Кунсткамере Николая Дмитриева и двух солдат для охраны. Место егеря, положенного по штату экспедиции, было вакантно. Маленькая неприятность, о которой я упоминаю лишь потому, что она была первой, случилась с нами перед зданием Сухопутного кадетского корпуса; там с багажной повозки соскочило колесо» (Ф. 3. Оп. 32. Д. 11. Л. 1. В дальнейшем: Дневник...).

2. П. С. Паллас прибыл в Новгород вечером 23 июня 1768 г. Более подробные сведения о встрече его с И. А. Гильденштедтом см.: Дневник... Л. 3-3 об.

3. В Бронницу (Бронницкий Ям) Паллас приехал утром 25 июня. Там он пробыл несколько часов, осмотрев большой холм, расположенный на краю деревни. Подробное описание этого холма приведено им в Reise durch verschiedene Provinzen des Russischen Reichs. T. 1. S. 5-6 (В дальнейшем: Reise... Ссылки даются нами на первое немецкое издание, поскольку русский перевод книги грешит неточностями.). Там же Паллас упоминает об обитающей в Ильмень-озере редкой разновидности лосося (Salmo eriox), которая была по его распоряжению зарисована. Местонахождение рисунка неизвестно.

4. В перечне ископаемых, посланных Палласом в двух ящиках в Академию наук, значатся образцы каменного угля, почковидных камней, железняка, аномитов, фунгитов (Ф. 3. Оп. 32. Д. 12. Л. 4). Открывает список «образец беловатой рудосодержащей рыхлой земли из-под Яжелбицы». Земля эта изучалась в химической лаборатории Петербургской Академии наук, но все старания «найти в оной руде серебро были тщетны» (Ф. 3. Оп. 32. Д. 2. Л. 18; см. также: «Протоколы заседаний Конференции Императорской Академии наук с 1725 по 1803 года». СПб., 1899. Т. 2. С. 649; в дальнейшем: Протоколы...). Исследования этого образца в Берг-коллегии также не дали положительных результатов (Ф. 3. Оп. 32. Д. 2. Л. 21-21 об.).

5. Императорское Вольное экономическое общество (ВЭО) было учреждено в Петербурге в 1765 г. Его целью являлось изучение состояния экономики страны и публикация материалов, способствующих развитию российского земледелия и промышленности. С самого начала своей деятельности ВЭО приступило к изданию «Трудов», в которых печатались конкурсные задачи. Первый конкурс был объявлен в 1766 г. на тему о наиболее экономичном способе винокурения. Победителю ВЭО «определило 50 червонных на золотую медаль» (Труды Вольного экономического общества к поощрению в России земледелия и домостроительства. СПб., 1766. Ч. 2. С. 332).

6. Так Паллас величает в своих письмах директора Петербургской Академии наук графа Владимира Григорьевича Орлова.

7. Имеются в виду руководители отрядов Оренбургской и Астраханской «физических» экспедиций.

8. Conferva aegagropila — современное название: кладофора эгагропильная.

9. Пектиниты, аномиты — семейства двустворчатых моллюсков; кохлиты — ракушняк, порода, сложенная из обломков древних раковин; тубулиты — трубчатые полипы.

10. Фунгиты — современное название: шестилучевые кораллы.

11. Отряд И. И. Лепехина прибыл в Москву 18 июня, где находился некоторое время в ожидании выздоровления заболевших в пути двух членов экспедиции (Лукина Т.А. Иван Иванович Лепехин. М.; Л., 1965. С. 25). Паллас добрался до столицы вечером 4 июля и сразу же направился к академической книжной лавке, где, согласно договоренности с Лепехиным, он мог узнать о месте ночлега. Дальнейшие события Паллас описывает так: «Но поскольку мне не могли ничего сообщить, а тем временем вечерело, то я поспешил к моему единственному здесь другу г. доктору Мауту, который наилучшим образом уже распорядился относительно квартиры. В тот же самый вечер ко мне явились г. доктор Лепехин, задержавшийся в Москве вот уже на две недели, и г. капитан Рычков, который выехал заранее вместе с первым и должен был дожидаться в Москве моего прибытия» (Дневник ... Л. 15).

12. Речь идет о Николае Петровиче Рычкове, сыне П. И. Рычкова. В журнале Академической комиссии от 28 мая 1768 г. записано: «Отставного капитана Николая Рычкова по желанию ево отправить в экспедицию при профессоре Палласе и оному Рычкову жалованья производить от Академии по сту рублей и по стольку же от статс-конторы» (Ф. 3. Оп. 1. Д. 539. Л. 145 об.).

13. 5 июня 1768 г. в журнале Академической комиссии появилась следующая запись: «Капитан Николай Рычков, входя в присутствие, просил, чтобы ево отправить ныне наперед с адъюнктом Лепехиным, а дожидаться он будет господина профессора Палласа, к которого экспедиции он принадлежит, в Симбирске, в чем согласился и господин Паллас; почему Комиссия определила отправить его Рычкова с оным Лепехиным, выдав ему в жалованье из академической суммы сто рублей, и истребовать подорожную на две ямские подводы» (Ф. 3. Оп. 1. Д. 539. Л. 160). Лепехин и Рычков выехали из Москвы 7 июля. Последний имел намерение провести несколько дней в своем подмосковном фамильном имении (Ф. 3. О п. 32. Д. 11. Л. 17 об.).