От Киева до Коломны.

ГЛАВА I.

Украйна. — Выезд из Киева. Переправа через Днепр. Дальнейший путь. Быков. Прилуки. Описание крепости. Вишневецкий. Баня.

Мы выехали из города Киева в понедельник (10 июля) н прибыли на берег знаменитого Днепра к самой окраине города. Мы переехали его на большом судне вместе со своими экипажами и лошадьми, плывя вдоль по нему около двух часов, пока не вышли на землю на другом берегу, ибо он больше Дуная. При этом мы любовались справа от себя на святые монастыри и церкви, что наверху горы, именно монастыри: св. Михаила, св. Николая, Печерский с церквами, его окружающими, монастырь, построенный здесь молдавским господарем Василием, а также келлии отшельников в пещерах, кои следовали одна за другой. Затем мы проехали две большие мили по узким дорогам, обильным водами и песками, и по огромному лесу, который состоит весь из сосен ², подобных кипарису: поражающих ум изумлением. Вечером [276] мы прибыли в небольшой базар, называемый Бробари (Бровары). В нем красивенькая церковь во имя Петра и Павла и есть метох (подворье), обитаемый монахами и принадлежащий Печерскому монастырю, как его угодье. Мы поднялись отсюда во вторник, проехали две большие мили и прибыли в большой базар с укреплением, замком и двумя рвами с проточной водой. Он называется Хохола (Гоголев). В нем две церкви: одна — во имя Преображения, другая — Рождества Богородицы. Есть также церковь для ляхов, еще недостроенная; наш владыка патриарх велел жителям освятить ее, достроить и совершать в ней службу, назвав ее во имя св. Георгия. Выехав отсюда, мы сделали еще одну милю и прибыли в селение с церковью, по имени Росано (Русанов); близ него громадное озеро и очень большие мельницы и сукновальни. Проехали еще полмили и прибыли в небольшой базар с красивой крепостью, по имени Ядлока (Ядловка). В нем прекрасная церковь во имя Рождества Богородицы. Здесь мы ночевали. Поднявшись в среду утром, мы проехали три мили и прибыли в большой базар с тремя крепостями и тремя рвами, один внутри другого. Имя его Басани (Басань). В средней крепости есть церковь с куполами во имя Рождества Богородицы; ее иконостас тонкой работы, изящный: лазурь смешана с золотом наподобие парчи. Насупротив нее заброшенная церковь ляхов. В третьей крепости находятся великолепные дворцы ляхов, дорого стоющие, высокие, но покинутые. Выехав отсюда, мы сделали еще одну милю и прибыли в другой базар также с тремя крепостями и с прудом, называемый Бакофи (Быков). Жителей в нем осталось очень мало по причине моровой язвы.

Мы выехали из этого города в четверг на рассвете, проехали три большие мили по безлюдным степям и прибыли в разрушенный базар, по имени Батфуди, с церковью в честь Рождества Богородицы. Людей в нем весьма немного. Затем, сделав четыре большие мили, прибыли вечером в большой благоустроенный город, называемый Бриллука (Прилуки), с большим укреплением. Цитадель внутри его удивительна по своей вышине, укреплениям, башням и пушкам, по своей облицовке и глубине рва с проточною водою. Она имеет на южной стороне скрытый резервуар, куда собирается для нее вода из громадного озера и текущих рек. К цитадели ведут потаенные подземные ходы. Внутри нее [277] находится величественный и очень высокий дворец. Этот дворец принадлежал четвертому правителю ляхов, по имени Фишнафаска (Вишневецкий). Его власть простиралась от реки Днепра до реки Путивля ³, границы Московии. У него было под начальством 60 тысяч отборных ратников из молдаван, греков, арнаутов, немцев и многих других народов. Татары прозвали его кучук шайтан, т. е. маленький дьявол, потому что он много раз внезапно нападал на их страну, жег и разорял, ибо граница его области близка от татарской. Когда появился Хмель и завоевал земли по ту сторону Днепра до Киева, этот правитель посылал к нему, стараясь его обмануть, и выказывал ему дружбу, между тем как вероломство скрывалось в засаде его сердца. Его намерением было, когда Хмель вступит с войском в страну ляхов и углубится в нее, двинуться за ним с своим войском и таким образом его охватили бы с двух сторон. Но Хмель, обладатель большого ума, это понял и послал к нему сказать: «если ты желаешь мира, встань, очисти свою страну и отдай мне ее без войны, потому что я не оставлю тебя врагом позади себя». Тогда возникла война, и правитель послал свое многочисленное войско навстречу Хмелю. Старец Хмель, напал на него с тысячами своих ратников и все истребил мечом. Правителя известили об этом, но никто не хотел верить сообщению. Он сидел и пьянствовал внутри крепости в своем дворце с сорока приближенными, как вдруг появились знамена казаков. Тогда он опамятовался, отрезвился от опьянения, вскочил на коня и бежал с своей гордыней, сбросив с себя царскую одежду и надев простую; но лошадь выбросила его из седла, он упал и сломал себе шею; казаки настигли его и, отрубив ему голову, поднесли в дар Хмелю, который наткнул ее на длинный шест и поставил на верхушке его высокого дворца ⁴. Построение дворца так и осталось неоконченным, ибо (по пословице) он съел его голову; теперь он в запустении, служа местом для нечистот, свиней и собак. Вслед за Вишневецким бежал и киайя (наместник) его, в то время как [278] казаки уже окружили город. Он спустился чрез потаенную дверь, направляясь к озеру по мосту. Заметив его, казаки погнались за ним. При нем было две переметных сумки с золотом и серебром, и когда они его настигали, он отрезал сумки в надежде, что они займутся подбиранием рассыпавшихся денег и он успеет убежать; но казаки и деньги подобрали и его догнали на своих конях. От страха он заехал на лошади в озеро, но они захватили его и убили; вытащив его из воды копьями, отрубили ему голову и, подняв ее на шесте, поставили рядом с головою его начальника.

В этом городе было много евреев и ляхов, коим не удалось убежать; те из них, которые окрестились, избрали благую часть, а кто отказался, тех избили и отослали в лоно Сатанаила.

Возвращаемся. С южной стороны этой крепости находится озеро, огромное, как море, в которое впадает много рек. Тут в изобилии растет белая и желтая махровая кувшинка. На озере длинный мост с большим числом мельниц; при начале его находится скрытый водоем крепости. По близости этого места стоит деревянный дом, служащий баней для общего пользования. Снаружи его имеется жолоб из длинного бревна, над которым стоит человек и накачивает в него воду из реки хитрым снарядом, для наполнения медного котла, где она нагревается. Мужчины и женщины моются в бане вместе без передников, но каждый из них берет от банщика род метлы из древесных ветвей, коей они прикрывают свою наготу, по их обычаю. О удивление! в момент выхода из бани они погружались и плавали в холодной реке, текущей перед баней.

Возвращаемся. Жители этого города, священники и миряне, вышли по обыкновению встречать нас на дальнее расстояние. Нас ввели в большую, высокую, величественную новую церковь с еще недостроенными куполами, в честь Преображения Господня. Насупротив нее другая церковь в честь Рождества Богородицы. Колокольня высока и весьма красива. Нас поместили в просторном доме, имеющем балконы с навесами, которые выходят на большое озеро и баню. Здесь мы пробыли до утра понедельника. [279]

ГЛАВА II.

Прилуки. — Густынский Троицкий монастырь.

Потом мы отправились на поклонение в монастырь по близости города, называемый Кустини Троица (Густынский Троицкий), то есть монастырь во имя Троицы. ⁵ Он принадлежим, к числу сооружений Василия, воеводы Молдавского, упомянутый же дом ⁶ составляет подворье этого монастыря. Протопоп послал предупредить настоятеля, и тот немедленно приехал в своем экипаже и пригласил нашего владыку патриарха, благодаря Бога и говоря: «хвала Богу, удостоившему нас лицезреть третьего истинного патриарха», — именно, они видели иерусалимского патриарха Паисия и константинопольского Афанасия Пателлярия низложенного, о коем мы упоминали, что он, убежав из Константинополя и прибыв в Молдавию, уехал оттуда раньше нас в Московию и заезжал в этот монастырь, а затем скончался близ столицы Хмеля, называемой Хижирини (Чигирин), на третий день Пасхи сего года — «так что мы зрим твою святость, блаженнейший кир Макарий, патриарх Антиохии». Мы оставили в городе свои вещи, лошадей, слуг и экипажи, и в субботу отправились с настоятелем, захватив свои облачения, так как мы намеревались отслужить в монастыре обедню. Он отстоит от города около одной большой мили. Его блестящие куполы видны на значительном расстоянии. Не доезжая до него, приходится спуститься в долину по узкой дороге и густому лесу, который весь состоять из ореховых, вишневых и сливовых деревьев. Близ него большой пруд и мельницы; дорога по плотине сделана из переплетенных ветвей и трудно проходима.

На пути, по близости от монастыря, мы проехали, имея справа от себя, мимо красивой церкви во имя св. Николая. Там, по рассказам, раньше был монастырь; когда же он [280] сгорел, его перенесли и построили на его теперешнем месте. Снаружи он имеет две деревянные стены и два рва; над воротами красивая колокольня с огромными, весьма дорогими часами.

Здесь наш владыка патриарх вышел из экипажа. Архимандрит, священники и дьяконы в своих царских ⁷ облачениях со свечами, хоругвями, крестами и божественными иконами вышли ему навстречу. Мы вступили в монастырь св. Троицы. Его двор просторен и широк. Куполов на святой церкви пять; они стоят вместе, в виде креста, средний больше (других). Кругом церкви идет навес с решеткой и тремя дверями, над которыми три купола, расположенные параллельно. Мы вошли в святую церковь. Ее иконостас приводить в изумление зрителя. Патриарх окропил всех святою водой и мы вышли, исполненные удивления, ибо ни величественный иконостас св. Софии, ни печерский — оба не могут сравниться даже с малою долей полных совершенств этого иконостаса. Когда монастырь сгорел несколько времени тому назад, — а тогда уже распространилась слава о любви господаря молдавского Василия к построению церквей и монастырей и о щедрых его пожертвованиях — то настоятель и монахи поспешили к Василию и просили у него пожертвований и милостыни, дабы он помог им и отстроил для них монастырь от своих щедрот. Он вполне оправдал их надежды и дал им золота, сколько они просили, на построение монастыря. Возвратившись, они построили монастырь на этом месте, говоря: «это место лучше для нас». Когда до слуха богохранимого царя Алексия, государя Божьего града Москвы, дошло известие о том, что сделал Василий воевода, то и он также прислал им 1.500 золотых на росписание и позолоту иконостаса, на украшение его благолепных икон и возвышение его ценности. Теперь он превосходнее всех других, ибо доселе мы не видывали ничего лучше и красивее его позолоты и живописи.

Трапезная длинна и велика со многими стеклянными окнами; в ней два стола с обеих сторон. Внутри ее большая дверь с решетчатыми створами, которые вдвигаются в стену: она ведет в красивую церковь со многими стеклянными окнами, во имя Владычицы. Иконы в ней в высшей степени прекрасны, блестяща и внушают благоговение. Церковь эта также [281] имеет жестяные куполы. Ее прекрасный алтарь сияет блеском.

Накануне девятого воскресенья по Пятидесятнице ударили в деревянные, железные и медные била и мы вошли в церковь. Пред чтением кафизм из псалтиря пришел, по их обыкновению, юный монах, поставил посредине высокий красивый аналой, наподобие шкапчика для книг ⁸, покрытый шелковой пеленой, положил на него псалтирь, — ибо у них обычно не читают никакой книги, важной или неважной, иначе, как на аналое, — и начал канонаршит псалом за псалмом попеременно, а на обоих клиросах их пели. Перед входом священники подходили под благословение и вышли (на вход) в облачениях попарно, затем прошли в нартекс и совершили литию, при чем каждый из двух дьяконов кадил с обеих сторон, и также они оба попеременно прочли: «Спаси, Господи, люди Твоя», но благословения пяти хлебов не было.

Мы вышли из церкви к трапезе. Наш владыка патриарх сел во главе ее, мы справа и слева от него, а прочие отцы монастыря в конце. Поставили на стол кружки с пивом и соленья парами, по обычаю иерусалимских монастырей. Перед нами ставили на некоторое время блюда, которые затем снимали и ставили на конце стола или убирали, и подавали новый и новые до конца. Что касается отцов монастыря, то пред каждым из них поставили тарелку каши ⁹ с маслом и больше ничего. Таков их обычай. Никто не ест изысканных кушаний, кроме приезжих и поклонников. Они несомненно святые и ведут жизнь по уставу св. Саввы. На другом столе подавали мясные кушанья для поклонников и наших служителей из мирян. Тогда чтец стал посредине, положил перед собою большую книгу на аналой и начал внятно читать. По прочтении молитвы над трапезой, наш владыка патриарх трижды ударил по обычаю в находившееся справа от него маленькое било для начала еды. Мы достаточно поели и попили к нашему совершенному [282] удовлетворению, тогда как этот бедный чтец все читал из Патерика. Затем наш владыка ударил в било вторично, после чего выпил сначала сам, при чем мы встали, и потом каждый из нас выпил одну из стоявших перед нами кружек. Наконец он ударил в третий раз, для того чтобы мы все встали из-за стола. Ему поднесли маленькую просфору на блюдце, т. е. Панагию в честь Владычицы. Он поднял ее обеими руками, по афонскому обычаю, трижды, произнося: «да возвеличится имя Св. Троицы!» Вслед затем священник и иеромонах подошли к нему и пропели «достойно есть», имея головы открытыми, а по окончании поклонились земно. Они получили от нее малую часть, и наш владыка роздал ее также всем присутствующим. Потом принесли корзину для собирания ломтей и каждый из нас положил в нее свои ломти, по примеру Того, Кто благословил хлебы. Были собраны все ломти.

Затем ударили в колокол к молитве на сон грядущим. Мы сошли в церковь и стали вместе с другими в нартексе, по их всегдашнему обыкновению. Наш владыка патриарх стал на своем (архиерейском) месте подле дверей. Когда чтец окончил канон, молитву и писание ¹⁰, все подходили и испрашивали прощение у нашего владыки патриарха с земным поклоном, попарно до последнего. Потом мы вышли, чтобы предаться сну, но сна не было, ибо клопы и комары, более многочисленные, чем их мириады в воздухе, не дали нам даже и попробовать сна и покоя: их в этой стране изобилие — море, выходящее из берегов.

Еще раньше пригласили нашего владыку патриарха совершить служение, и мы готовились к литургии; но как возможно служить ее, не спавши? В четвертом часу ночи ударили в била, — ибо ночь была только 8 часов — и мы встали в полночь. Впрочем, в этих святых, ангельских монастырях есть хороший обычай, что сначала ударяют долгое время в один колокол раздельно, давая знать, чтобы спящие пробудились и, встав от сна, оделись не спеша: не так, как в стране валахов и молдаван, где входят в церковь в момент звона колоколов. Мы пошли в церковь, не вкусивши сна. Начали пение на утрени, чтение псалмов и молитв нараспев. Вышли мы только после рассвета, чувствуя головокружение. [283]

Затем ударили в колокола к литургии. Мы вошли в церковь, облачились и облачили нашего владыку патриарха в архиерейские ризы. По окончании обедни, к коей прибыло большинство жителей города и многие другие, мы пошли к трапезе, за которой соблюдался тот же порядок, что и накануне, в чтении и перемене блюд и десерта. Под конец служивший дьякон принес употребляемый при литургии дискос, покрытый воздухом, и поставил его пред нашим владыкой патриархом, который снял покров: внутри его был другой дискос, серебряный, с таковой же крышкой и замочком. Он отпер его. Там было изображение Владычицы Платитера ¹¹ и лежала одна просфора, т. е. Панагия. Под всем этим была большая часть с медом вместо вина. Наш владыка трижды поднял просфору, как сделал накануне, взял от нее частицу, после пения «достойно есть», и затем передал другим, которые передавали друг другу, сидя за столом. Также пили из чаши и он и остальные. Встав из-за стола, мы простились с ними и вернулись в город Прилуки, где оставили свой багаж.

ГЛАВА III.

Украйна, — Дальнейший путь. Крапивна, Красный, Корыбутов. Освящение церкви. Приюты для сирот и нищих. Известия о нетерпеливом ожидании патриарха в Москве.

Мы оставили этот город в понедельник утром 17 июля и, сделав полторы мили, проехали чрез большое, благоустроенное селение, по имени Ольшам, с плодовыми садами и палисадниками, с проточным озером, наподобие реки. Проехав еще одну милю, достигли другого цветущего селения с большим озером. Сделали еще одну милю и прибыли в небольшой базар с маленьким красивым укреплением и с очень большим озером, называемый Яваница (Иваница); в нем изящная церковка во имя св. Георгия. Все жители этих мест были в то время, с конца июня до сих пор, заняты жатвой. Мы поднялись отсюда во вторник утром. Сделав две с половиною мили, проехали чрез большое благоустроенное селение с садами, по имени Крапивна; в нем церковь в [284] честь Успения Богородицы. Когда мы проехали еще милю, нас встретил сотник со знаменем и большим числом ратников. Они ехали перед нами еще две мили по многочисленным изгибам, горам и долинам, по узким и трудным дорогам, через плотины, мосты и заставы. Сколько раз приходилось нам в этой стране казаков ломать заставы на дорогах и деревянные засовы, по причине большой ширины наших экипажей! Мы подолгу стаивали на мостах, кои весьма узки, потому что здешние повозки маленькие, [и весьма многочисленны по причине обилия водных потоков].

Базар, из коего прибыл сотник, находился очень близко влево от нас, но перед ним было большое, длинное, широкое озеро, все болотистое; поэтому (дорога) делала много поворотов, мили в две или даже более. Затем нас привезли в город, называемый Красный, с большим укреплением и цитаделью, висящей на краю горы, больше той, на вершине которой расположен город. По обычаю, нас вышли встречать священники, клир и прочий народ и ввели в церковь во имя Св. Рождества. При этом три раза выпалили из больших пушек. Здесь есть еще две церкви: во имя св. Троицы и новая — св. Николая. Близ этого города другой базар с церковью в честь Воскресения. Выехав отсюда в среду, мы проехали три мили и прибыли в маленький базар Корабута (Корыбутов), вокруг которого два больших болотистых озера. Нас ввели в благолепную, большую, высокую церковь, вновь построенную и еще неосвященную. Нашего владыку патриарха просили освятить ее. Он совершил в ней водосвятие и освятил ее: окропил алтарь снаружи и снутри и прочел над ней установленные молитвы, освятил престол и алтарь божественным миром, наименовав церковь в честь св. Николая. Бывало, при освящении всякой церкви нашим владыкой патриархом брали от него грамоту за его подписью и печатью во свидетельство того, что он ее освятил, дабы их архиерей поверил и не упрекал их.

Знай, что во всей стране казаков в каждом городе и в каждой деревне выстроены для их бедняков и сироти дома, при конце мостов или внутри города, служащие им убежищем; на них снаружи множество образов. Кто к ним заходит, дает им милостыню, — не так, как в стране молдаван и валахов, где они ходят по церквам и по причине своей многочисленности мешают людям молиться, — ибо в [285] этой стране казаков бедных так много, что один Всевышний Бог знает их; это большею частию осиротевшие дети, нагие, при взгляде на которых разрывается самое жестокое сердце. Всякий раз, как мы подходили к ним, они собирались вокруг нас тысячами за милостыней. Наш владыка патриарх много сострадал им. Нас удивляло, что они находятся в таком положении, живя во дни Хмеля, когда царит правосудие и справедливость: каково же было их положение во времена ляхов, которые брали с каждой души по 10 грошей в месяц! А теперь и чужестранцы оказывают им помощь — да будет благословен Бог!

Знай, что этот Корыбутов — последний предел земли казаков, а за ним нет населения: одни покинутые земли, развалины и необработанные поля. Отсюда до Путивля шесть больших миль.

Путивльский воевода, по имени кир (господин) Никита, присылал, за три дня перед сим, в Корыбутов одного из своих служителей разузнать о нашем владыке патриархе в этих селениях; посланный расспрашивал о нем, переходя из места в место, ибо, по их мнению, мы сильно запоздали. Тогда наш владыка патриарх послал чрез него письмо с благословением его господину, извещая, что приедет к нему завтра. С ним же он отправил наш багаж и тяжести при наших служителях, ибо, как мы упомянули, мы брали безвозмездно от города до города повозки и лошадей, так как из бывших с нами несколько лошадей искалечились и сделались негодны.

Выехав из Корыбутова, мы проехали одну большую милю и вечером остановились на ночлег в открытом месте в полном спокойствии и безопасность: зелени было вдоволь и так безопасно, что каждый путешествует один, хотя бы имел с собою возы золота.

ГЛАВА IV.

Путивль. — Торжественная встреча патриарха. Подношения. Греческие монахи.

Рано утром в четверг 20 июля, в праздник св. прор. Илии, ровно через два года после нашего выезда из Алеппо, мы поднялись и проехали пять миль по безлюдным степям и чрез обширные леса, лишенные воды. Город Путивль показывался ясно издали. Мы переехали границу земли казаков и [286] прибыли на берег глубокой реки, называемой Саими (Сейм), которая составляет предел земли московской. Тогда приехал на этот берег уполномоченный воеводы путивльского со многими вельможами; они сделали земной поклон нашему владыке патриарху и переправили на судах на тот берег нас и нашу карету. В нее посадили нашего владыку; на берегу уже были тысячи ратников и множество народа, коих он благословил. Ратники с ружьями выстроились впереди нас длинным строем, так что от начала не видать было конца. Мы стали взбираться по крутому подъему на большую гору, — от земли валахов до сего места нам не встречалось трудного пути, а только равнины и многочисленные низменности — пока не въехали на ровное место. Впереди нас двигались в полном параде пешие ратники по два в ряд. Воевода ожидал нас вдали, потому что от реки до города очень далеко, но ежечасно посылал, для встречи на дороге нашего владыки патриарха, по одному из своих приближенных, который, сойдя с коня, кланялся до земли на самом деле и говорил: «воевода, твой ученик, спрашивает твою святость, как ты себя чувствуешь и как совершил путь. Слава Богу, что ты прибыль в добром здоровье. Мысли воеводы с тобою». Наконец, когда мы приблизились к воеводе на некоторое расстояние, он сошел с коня, а наш владыка патриарх вышел из кареты; воевода поклонился ему до земли два раза, а в третий стукнул головою о землю — таков их всегдашний обычай. Наш владыка патриарх благословил его крестообразно, по тому обычаю, как благословляют у московитов, ибо он поднимал благословляющую руку, изображая ею (крест) на его лице, обеих руках и груди, и дал ему облобызать крест и потом свою десницу; так же (благословил) и всех его приближенных. Так принято благословлять в этой стране в особенности; благословение человека архиереем издали им неизвестно; он должен их стукнуть пальцами, чтобы они удостоверились.

Воззри на эту веру, это благоговение, эту набожность! Поистине, царство приличествует и подобает им, а не нам. Мы были очевидцами, как они бросались на землю и становились на колени в пыли, будучи одеты в свои дорогие кафтаны из превосходной ангорской шерсти и сукна с широкими, обильно расшитыми золотом, воротниками, с драгоценными пуговицами и красивыми петлицами, от шеи до подола всегда [287] застегнутыми, — таков обычай у всех них, даже у простолюдинов. Ворота рубашек у воеводы и его приближенных были из крупного жемчуга, величиною с горошину, круглого, белого, как мраморные бусы четок, жемчугом же были расшиты макушки их суконных шапок розового и красного цвета.

Затем они обменялись приветствиями и после продолжительных расспросов о здоровье и многократного выражения взаимной дружбы, наш владыка патриарх сел в свой экипаж, а воевода на своего коня; его приближенные ехали частью впереди, частью позади, а вышеупомянутые ратники, статного роста, в красивых одеждах, шли впереди и сзади, пока мы не подъехали к городу, откуда вышло много священников в ризах и дьяконы в стихарях, совершавшие каждение, с хоругвями и иконами, унизанными жемчугом, с крестами и множеством фонарей. Число священников в облачениях было тридцать шесть и четыре дьякона. Было множество монахов в больших клобуках ¹², в длинных, наброшенных на плеча, мантиях. Тогда наш владыка-патриарх вышел из экипажа, а воевода и правительственные сановники сошли с коней. Сделав земной поклон, наш владыка приложился к святым иконам, к животворным евангелиям и к золотым крестам, унизанным жемчугом. Затем старшие белые священники и игумены простых монастырей лобызали его десницу, делая земной поклон, и поздравляли с благополучным приездом, говоря: «чрез твое прибытие снизошло благословение на всю московскую землю». Они вошли перед нами в город. По обычаю мы шли пешком; воевода со своими приближенными следовал позади нашего владыки, войско шло впереди, а священники посредине, перед нашим владыкой, попарно, благочинно и не теснясь. Если кто-нибудь, постигнутый гневом Милосердного, встречался едущим верхом по тем улицам (где мы проходили), то его до изнеможения били плетками и кнутами, говоря ему: «как! царь идете пешком, а ты разъехался во всю ширину!», и сбрасывали его с лошади на землю. Всякий раз, как мы проходили мимо церкви, ребятишки и церковнослужители звонили в колокола, пока нас не ввели в высокую, как бы висячую, прекрасную и привлекательную церковь: ее куполы [288] высоко приподняты, тонки, стройны, кресты ее, наподобие креста Господня, с поперечинами вверху и внизу, богато позолочены, как обычно для церквей этой страны и как строят люди благотворительные и щедрые. Она во имя св. Георгия великомощного. Нас поместили в большом доме протопопа. Воевода, попрощавшись с нами, удалился.

Спустя немного времени явились почетные лица города и поднесли нашему владыке патриарху большой дар от имени царя, который несли многочисленные янычары ¹³; именно: хлеб и рыбу разных сортов, боченки с медом и пивом, также водку, вишневую воду и много вина. Старший из них выступил и, став на колени, стукнул головою о землю, (что сделали) и товарищи его; наш владыка патриарх преподал им московское благословение. Потом он взял обеими руками сначала хлеб и, держа его перед собою, сказал: «богохранимый государь князь Алексей Михайловича подносит тебе от своего добра эту хлеб-соль». При этом наш владыка патриарх вставал и отвечал благожеланиями при всяком поднесении чрез переводчика, которого мы наняли в Молдавии, как делают архиереи и монахи и даже все купцы: каждый привозит с собою драгомана, знающего русский язык. Мы говорили с ним по-турецки и по-гречески, а он передавал им по-русски, ибо язык у казаков, сербов, болгар и московитов один.

Возвращаемся. Затем он подносил прочее и прочее до конца — все, что принес, — и ушел. Воевода также прислал от себя главных из своих служилых людей с царской ¹⁴ трапезой, состоявшей из сорока, пятидесяти блюд, которые несли янычары; тут были: разная вареная и жареная рыба, разнородное печеное тесто с начинкой таких сортов и видов, каких мы во всю жизнь не видывали, разнообразная рубленая рыба с вынутыми костями, в форме гусей и кур, жареная на огне и в масле, разные блины и иные сорта лепешек, начиненные яйцами и сыром. Соусы все были с пряностями, шафраном и благовониями. Но как описать царские кушанья? В серебряных вызолоченных чашах были различные водки и английские вина, а также напиток из вишен, в роде густого сока, приятный на вкус и благовонного запаха, и еще маринованные лимоны: все это из стран [289] франкских. Что же касается боченков с медом и пивом, то они были в таком изобилии и так велики, как будто наполнены водой.

Старший из служилых людей выступил вперед и, сделав земной поклон со своими товарищами, сказал: «Никита Алексеевич бьет челом твоей святости, испрашивал твоих молитв и благословения, и подносит твоей святости и твоему отцовству эту хлеб-соль». При этом он подносил обеими руками сначала хлеб белый и темный, затем остальные блюда и боченки, называя каждое из них, до конца. Наш владыка патриарх стоял и при каждом подношении благословлял, выражая благожелания воеводе, и под конец много благодарил за его щедрость. Они удалились.

Обрати внимание, читатель, на это смирение и благочестие, ибо, во-первых, этот воевода саном равен визирю, так как город Путивль обширен и область его велика, однако его не называли перед нашим владыкой-патриархом воеводой, как бы следовало его величать, а просто именем Никита (Алексеевич), т. е. сын Алексея, по имени его отца, ибо у них принято называть мужчину или женщину не только их именем, но с прибавлением имени отца, даже у крестьян; во вторых, значение «Алексеевич» ¹⁵, прибавленное к его имени, быть может, то, что он поставлен недавно царем Алексеем. Он был из служилых людей патриарха, который за него ходатайствовал, и царь пожаловал ему правление Путивлем. Обыкновенно в стране московитов все воеводы бывают преклонных лет из домов могущественных по знатности и родовитости. По обычаю, всякий воевода остается в должности три года, после чего его сменяют.

Их слова: «бьет челом твоей святости» имеют (точный) смысл, ибо так именно поступали все знатные люди; когда они кланялись земно нашему владыке в первый и во второй раз, то ударяли головой о землю так, что мы слышали стук: обрати внимание на это благочестие! Есть неизменный обычай во всей этой стране московитов, что ежели кто имеет дело к царю или к вельможам, к патриарху или к архиерею, кланяется ему несколько раз большим поклоном до земли и просит об исполнении своей нужды; буде тот ее исполнить, [290] хорошо; если же нет, то он не перестает кланяться и бить головой о землю, пока не исполнять его просьбы. Это они называют «бить челом», как мы увидели впоследствии: к нашему владыке патриарху приходили священники, знатные люди и поступали именно так, не переставали бить головой о землю, пока он не удовлетворял их просьбы.

Слова, во-первых: «подносить твоей святости хлеб-соль» и затем: «(подносить) это обильное добро» суть выражения исключительно наши и употребительные в нашей стране. Кто же принес их сюда?

Потом явился с даром к нашему владыке патриарху протопоп города в епитрахили, со святой водой и крестом и сказал ему, после дружеских приветствий: «это от благословения праздника св. Илии». Церковь в этом городе во имя его: в ней сегодня собирались и совершили торжество его праздника. Окропив себя, владыка окропил дом и нас, и священник удалился. Во всех этих странах принято, как мы упомянули, что священник в начале каждого месяца в каждый праздник совершает водосвятие и, обходя дома, окропляете их.

Затем мы вступили, читатель, во вторые врата борьбы, пота, трудов и пощения, ибо все в этой стране, от мирян до монахов, едят только раз в день, хотя бы это было летом, и выходят от церковных служб всегда не ранее, как около восьмого часа ¹⁶, иногда получасом раньше или позже. Во всех церквах их совершенно нет сидений. После обедни читают девятый час, причем все миряне стоят, как статуи, молча, тихо, делая беспрерывно земные поклоны, ибо они привычны к этому, не скучают и не ропщут. Находясь среди них, мы приходили в изумление. Мы выходили из церкви, едва волоча ноги от усталости и беспрерывного стояния без отдыха и покоя. За утренней службой непременно читают каждый день три анагносис, то есть чтения из толкований на евангелие, и иное из Патерика. Точно также вечером после повечерия читают канон кафимеринос (ежедневный). Поста до девятого часа ¹⁷ они не знают, ибо во все праздники, как большие, так и малые, они и без того постятся до после девятого часа. Что касается нас, то, как нам советовали, учили и [291] предостерегали нас друзья, которые уже бывали в этой стране и знали, каков нрав у жителей, мы волей-неволей к ним приноравливались и что они делали, тому подражали и мы. Сведущие люди нам говорили, что если кто желаете сократить свою жизнь на пятнадцать лет, пусть едет в страну московитов и живете среди них, как подвижник, являя постоянное воздержание и пощение, занимаясь чтением (молитв) и вставая в полночь. Он должен упразднить шутки, смех и развязность [и отказаться от употребления опиума] ¹⁸, ибо московиты ставят надсмотрщиков при архиереях и при монастырях и подсматривают за всеми, сюда приезжающими, нощно и денно, сквозь дверные щели, наблюдая, упражняются ли они непрестанно в смирении, молчании, посте и молитве, или же пьянствуют, забавляются игрой, шутят, насмехаются или бранятся. Если бы у греков была такая же строгость, как у московитов, то они и до сих пор сохраняли бы свое владычество. Как только заметят со стороны кого-либо большой или малый проступок, того немедленно ссылают в страну мрака, отправляя туда вместе с преступниками, — оттуда нельзя убежать, вернуться или спастись — ссылают! в страны Сибирии добывать многочисленных там соболей, серых белок; чернобурых лисиц и горностаев, — в страны, удаленные на расстояние целых трех с половиною лет, где море-океан и где уже нет населенных мест. Так сообщали нам люди, достойные веры и писавшие об этом предмете. Московиты никого (из провинившихся иностранцев) не отсылают назад в их страну, из опасения, что они опять приедут, но видя, что приезжающие к ним греческие монахи совершают бесстыдства, гнусности и злодеяния, пьянствуют, обнажают мечи друг на друга для убийства, видя их мерзкие поступки, они, после того как прежде вполне доверяли им, стали отправлять их в заточение, ссылая в ту страну мрака, в частности же за курение табаку предавать смерти. Что скажешь, брат мой, об этом законе? Без сомнения, греки достойны того и заслуживают такого обхождения. По этой причине и мы были в страхе. Но мы непрестанно испрашиваем у Бога нашего помощи и терпения до конца, успокоения и исполнения того, чего мы ищем на пути Его, да не погибнуть втуне наши труды и злополучия, да дарует Он нам возможность уплатить наши долги с [292] процентами, да не введет Он никого в беды и долги и не даст ему испытать те страхи и ужасы, коих мы были свидетелями, да не удалить Он никого на чужбину от его города, семейства и племени, где и черствый хлеб с водой кажется ему всего слаще!

ГЛАВА V.

Путивль. Иностранцы в России. Отношение к ним русских. Сербский митрополит. Посещение патриарха воеводой.

Знай, что чрез этот Путивль идет дорога в землю московскую из всех наших стран, и другого пути нет. Это очень важный проход. Сколько трудов и злополучий, испытанных многими архиереями и монахами, остались тщетными! они были возвращаемы назад, проездив попусту и понапрасну. Что касается купцов, то московиты всех их вообще знать не хотят и не пускают в свою страну для торговых дел. Но те проникают при помощи разных хитростей, из коих одна состоит в том, что собираются несколько торговцев и достают себе письмо от одного из патриархов на имя царя по делам, для него приятным. Прибыв в Путивль, они выдают себя за послов от такого-то патриарха к царю с письмом. Одного из своей среды они ставят начальником и таким образом проникают внутрь страны и представляют письмо царю, а между тем тайком покупают то, что им нужно, и затем возвращаются тою же дорогою, после прощания с царем. Но такой способ немногие умеют привести в исполнение, только те, которые ездили неоднократно и знают каждую пядень дороги, большинство же, как-то: настоятели монастырей, монахи и торговцы, ждут кого-нибудь из патриархов или из известных архиереев и с его согласия присоединяются к его свите. Приехав в Путивль, он выдает их за своих людей и составляет роспись их должностей: настоятелей и монахов причисляет к своим приближенным, а торговцев к служителям. По въезде внутрь страны, каждый из них представляет в свое время удостоверение и испрашивает подаяние; торговцы же покупают, что им нужно, на свои деньги. Также и при отъезде отправляются вместе. Но чтобы настоятель монастыря или значительный купец, приехав, был впущен, это вещь совершенно невозможная, что всем хорошо известно. Все это происходить от ненависти [293] московитов к вере нашей страны и к нашему языку ¹⁹. Заметь что, строгость в этом огромном государстве очень велика. Царь не нуждается в торговцах, которые приезжают из стран турецких и тайком покупают соболя и другие меха, быть может, на сумму в миллион золотых, — не нуждается потому, что к нему приезжают послы из страны шаха, то есть кизильбашей, на судах, везя с собою в подарок редкости своей страны, каких здесь нет, на сумму в тысячи золотых и подносят их царю в дар; он же дает им взамен лучших соболей на большую сумму. Точно также приезжают к нему послы из страны Немса (Австрии). Что же касается франков инглизов, которые наиболее дорожатся, то они также приезжают тысячами в пристань, называемую Архангелос (Архангельск), с редкостями своей страны, привозя вино, оливковое масло, лимоны и иное, и покупают соболей и прочее, как об этом будет сказано в своем месте.

Знай, что московский царь вовсе не имеет обыкновения брать пошлину на границах своей страны, но дает купцам, взамен их подарков ему, царские дары: соболей и прочее и назначает им содержание на все время до отъезда их в свою страну — я говорю о греческих купцах. В пристане же Архангельска берут пошлину с франкских кораблей, с каждых ста пиастров десять, а также берут пошлину с московских купцов, которые ездят торговать по всему государству.

Знай, что воевода, тотчас по нашем приезде, послал письмо к царю, который в это время воевал под Смоленском, и к патриарху, уведомляя их о нашем прибытии. Затем он прислал к нашему владыке патриарху своего грамматикоса, то есть писаря, переписать имена его приближенных и всех бывших с ним людей. Он записал наши должности и имена, одного за другим. При этом патриарх имеет возможность записать, сколько пожелает. Нас и наших спутников было около сорока человек. Бедняков и торговцев, которые прибегли к нашему покровительству, мы записали в числе служителей; настоятели же монастырей, нам сопутствовавшие, записались как семь архимандритов, из коих при каждом был, по обычаю, келарь, или повар.

В пятницу после обедни пришел к нашему владыке [294] патриарху воевода. По обыкновению, кто бы ни пришел, хотя бы выше воеводы, ждет у дверей, пока мы не сходим и не доложим нашему владыке патриарху, чтобы он приготовился в надел мантию, ибо в этой стране московитов патриарх никогда не снимает мантии и никто не может его видеть без нее, даже когда он в дороге, дабы он не умалился в их глазах. Также и монахи никогда не снимают своих клобуков, и когда въезжают внутрь страны, тотчас приобретают себе черные мантии и надевают их, ибо без мантии не могут выходить, согласно постоянному обыкновению здешних монахов. А если увидят, что кто-нибудь из них расхаживает без мантии или без клобука, немедленно ссылают его в сибирские страны ловить соболей. Еще прежде чем мы приехали в Путивль, нам рассказывали, что один сербский митрополите приехал в эту страну. Мы знали его в Валахии: он взял от нашего владыки патриарха письмо, которое дало ему возможность сюда проникнуть. В то время как московский патриарх совершал молебствие за царя, идя в крестном ходу по городу, этот бедняга митрополит, переменив архиерейскую мантию на шерстяную монашескую, пошел немного прогуляться и поглазеть, думая про себя: «никто меня не узнает»; а чужестранного архиерея и других монашествующих лиц не пускают бродить по городу, разве только с дозволения царя для исполнения необходимых дел. Как только он вышел, его сейчас же узнали и донесли патриарху, и он немедленно был сослан в заточение в страну мрака, где есть такие монастыри, что умереть лучше, чем жить в них. Приехав за тем, чтобы получить пользу, он сгубил самого себя — капитал и прибыль.

Также, когда кто смотрит — избави Боже! — на пушку или крепость, того немедленно отправляют в заточение, говоря: «ты шпион из турецкой страны». Словом сказать, московиты крепко охраняют свою страну и свои владения.

Возвращаемся. Мы вышли и пригласили воеводу и он вошел. Вот каким образом являются они к архиерею, и знатные, и простолюдины — как это хорошо! Сначала воевода в молчании сотворил крестное знамение и поклонился иконам, ибо в каждом доме непременноесть иконостас; также, где бы ни садился наш владыка патриарх, мы, по их обычаю, ставили над его головою иконостас. Затем он приблизился к нашему владыке патриарху, чтобы тот благословил его [295] московским благословением, поклонился ему до земли два раза и сделал поклон присутствующим на все четыре стороны, а потом начал речь. Он насилу согласился сесть по приглашению нашего владыки патриарха, и всякий раз, как наш владыка обращался к нему чрез переводчика, он вставал и, дав ответ, садился. Наш владыка патриарх завел с ним речь о настоятелях монастырей. Воевода отвечал ему: «я имею приказания только о том, чтобы, как скоро твоя святость прибудет, отправить тебя внутрь страны. Мы ждем уже около двух лет. Но кроме твоих людей, мне о других не приказано». Наш владыка стал уговаривать его, и он записал их имена для пропуска. С нами было несколько бедняков, для которых ничего нельзя было сделать, кроме того, что воевода дал им милостыню и вернул назад: их труды и злополучия, беспокойства и расходы во время пути от Валахии пропали даром. Вот что случилось.

Воевода приготовил для нас конак ²⁰ и большое помещение для лошадей, повозок с их принадлежностями и для служителей при них. По своему обыкновению, они никогда не позволяюсь, чтобы кто-либо брал с собою лошадей и каруцы внутрь страны, — исключение было сделано для экипажа и лошадей нашего владыки патриарха — но воевода дает каждому каруцу с лошадью, или казенные арбы, называемая по-турецки улаклак, а на их языке фодфодис (подводы). Они даются безвозмездно, но от города до города, и это превосходная предусмотрительность, ибо лошади наши или других совершенно не в состоянии справиться с здешними дорогами и трудными, опасными местами, как об этом будет сказано. Что касается прочих наших спутников, то некоторые из них продали своих лошадей за четверть цены, а иные оставили их на хранение при своих служителях, чтобы те ходили за ними на их иждивении, пока они не возвратятся; при этом всякое животное съедает вдвое или втрое более своей стоимости. Было решено с воеводой, что он приготовит сорок три каруцы с лошадьми для нас и наших спутников. Так и было сделано. Под конец он попросил нашего владыку патриарха отслужить у него в воскресенье обедню в крепостной церкви, а в понедельник отправиться в путь. Так и было. Затем воевода удалился. [296]

Знай, что здесь воевода Путивля есть наместник царя в подобных случаях, и сколько бы ни оказал он почета и какие бы траты ни делал, это входит (в круг его обязанностей), но в его власти сделать больше, и счастлив тот, к кому он благорасположен!

ГЛАВА VI.

Путивль. — Описание города и крепости. Церкви.

Знай, что этот Путивль — город обширный, расположен на высоком месте и поднимается над окрестностями; близь него протекает река. В нем множество плодовых садов и много садиков при домах, целые леса яблонь с прекрасными плодами, более обильными, чем жолуди; есть вишни и птичье сердце (сливы); виноградников множество, но виноград редко вызревает. Есть также садовый тимьян, груши и царские вишни.

Крепость этого города стоит наверху высокой горы: в земле казаков мы ни разу не видали подобной, и не мудрено — эти крепости царские; они построены из дерева, неодолимы, с прочными башнями, имеют двойные стены с бастионами и глубокими рвами, коих откосы плотно обложены деревом; входные концы мостов поднимаются на бревнах и цепях. Крепость (Путивля) большая и великолепная, неодолима и крепка в высшей степени, высока и прочно устроена на высоком основании; вся наполнена домами и жителями. Она расположена на отдельной круглой горе и заключаете внутри водоем, в который вода скрытно накачивается колесами из реки. Внутри ее есть другая крепость, еще сильнее и неодолимее, с башнями, стенами, рвами, снабженная множеством пушек больших и малых, кои расположены одни над другими в несколько рядов ²¹.

В крепости четыре церкви: во имя Славного Воскресения, [297] Успения Владычицы, Божественного Преображения и новая во имя святителя Николая.

По причине неприступности и твердости этой крепости и вследствие того, что ее так сильно укрепляли, ляхи, приходившие в прежнее время в числе сорока тысяч и осаждавшие ее в течение четырнадцати месяцев, употребляя всевозможные ухищрения, были совершенно не в состоянии ее взять и вернулись разбитые. О, как велико их сокрушение об ней!

Число церквей в городе двадцать четыре и четыре монастыря на углах его. Из четырех монастырей три для монахов, четвертый — для женщин.

Возвращаемся. Что касается вида их церквей, то все они, выстроены ли из дерева, или из камня, или из кирпича, бывают как бы висячие и отличаются излишней пестротой. К ним всходят по высокой лестнице, ведущей на возвышенную окружную галлерею, согласно тому, как Господь Христос говорить в Своем святом, избранном Евангелии: «два человека взошли во храм помолиться, один — фарисей, другой — мытарь». Каждая церковь имеет три двери: с запада, юга и севера, по одной с каждой стороны. Таков вид всех здешних церквей до крайнего севера. Что касается их икон и иконостасов, то все они удивительно тонкого письма, (в окладах) из серебра чеканной работы с позолотой. Большею частью иконы бывают ветхие, древние, ибо в этой стране питают большую веру к старым иконам. В каждой большой их церкви непременно имеется икона Владычицы, творящая великие чудеса, как мы воочию видели, быв свидетелями и очевидцами чудес и несомненных доказательств. Колокола на колокольнях их церквей все из превосходной желтой, тазовой меди, и уже от маленького удара звук разносится на далекое расстояние. Но их не раскачивают веревками люди, как в Молдавии и в земле казаков, а к их железным языкам привязаны бечевки и в них звонят снизу подростка и дети, ударяя языком о края: получается приятный и сильный звук, сладостный для слуха — устройство прекрасное и остроумное. Колокольни и башни бывают круглые, осьмиугольные, красивой архитектуры, с приподнятыми, высокими куполами. Таков вид куполов их церквей: они приподняты, тонки, не похожи на куполы земли казацкой, которые, подобно как в нашей стране, широки и круглы. [298]

ГЛАВА VII.

Путивль. Одежда духовенства. Набожность русских.

Что касается одежды их священников и дьяконов, то верхняя делается из зеленого или коричневато сукна или из цветной ангорской шерсти, со стеклянными или серебряными вызолоченными пуговицами от шеи почти до ног; она свободно висит и снабжена застежками из тонкого крученого шелка. Воротник этой верхней одежды, суконной или шерстяной, бываете шириною в пядень; он отворочен и охватываете шею, доходя до нижней части груди, свободно висит, наподобие того, как надевается епитрахиль, только немного выше груди. Такова же одежда жен дьяконов и священников, дабы знали, что они попадьи. Протопоп делает этот воротник из тяжелой материи, для того, чтобы люди отличали его. На голове они носят высокие суконные колпаки, но во все время службы и перед архиереем стоят с открытыми головами.

Вот как миряне входят в церковь: сначала каждый делает несколько земных поклонов, затем кланяется присутствующим, хотя бы их было много, на восток и западу север и юг. Также и дети, большие и малые, знают этот обычай и делают (земные) поклоны и кланяются присутствующим даже с большею ловкостью, чем мужчины. Что касается их крестного знамения, то достаточно назвать его московским: оно совершается ударом пальцев о чело и плечи. С начала службы до конца они не прекращают своих поклонов, отбивая их один за другим. При произнесении умилительного имени Богородица ²², то есть Матерь Божия, все они стукают лбами о землю, становясь на колени и делая поклоны, по любви к умилительному имени Девы. Точно также, когда входят в дом, прежде всего творят крестное знамение пред иконостасом и затем кланяются присутствующим: так же поступают их мальчики и девочки, ибо вскормлены молоком веры и благочестия. Смотря на таковые их действия, мы удивлялись не на взрослых, а на маленьких, видя, как они своими пальчиками творят крестное знамение по-московски. Как они умеют, будучи маленькими, творить такое крестное [299] знамение? Как умеют кланяться присутствующим? А мы не умели креститься подобно им, за что они насмехались над нами, говоря: «почему вы проводите каракули на груди, а не ударяете пальцами о чело и плечи, как мы?» Мы радовались на них. Какая это благословенная страна, чисто православная! Ни евреи, ни армяне, ни другие иноверцы в ней не обитают и неизвестны. У всех них на дверях домов и лавок и на улицах выставлены иконы и всякий входящий и выходящий обращается к ним и делает крестное знамение; также, всякий раз когда они проходят мимо дверей церкви, издали творят поклоны пред иконой. Равно и над воротами городов, крепостей и укреплений непременно бывает икона Владычицы внутри и икона Господа снаружи в заделанном окне и перед ней ночью и днем горит фонарь; на нее молятся входящие и выходящие. Также и на башнях они водружают кресты. Это ли не благословенная страна? Здесь, несомненно, христианская вера соблюдается в полной чистоте. Бывало, когда они приходили к нашему владыке патриарху за получением благословения, то, помолившись на иконы и поклонясь присутствующим, они приближались к нему, дабы он благословил их по-московски; при этом меня всего более поражало, как они изгибали плечи; ²³ но они уж так научены от блаженной памяти своих отцов и дедов. Исполать им! О, как они счастливы! Ибо все дни их радостны как праздник: нет заботы о харче, о потерях, о долгах, а есть забота лишь о том, чтобы спешить из дома в церковь, из церкви домой, в благодушном настроении, ликующими и радостными. Впрочем, это народ непросвещенный и умственно неразвитый, и что касается зависти и иных пороков, всех вообще, то они этого не знают.

ГЛАВА VIII.

Путивль. Служение патриарха в крепостной церкви. Татарские рабы.

Возвращаемся. В десятое воскресенье по Пятидесятнице воевода Никита прислал самых важных из своих приближенных пригласить нашего владыку патриарха к обедне. Мы отправились вслед за ними к крепости. Множество ратников [300] шли в два ряда впереди нас в полном параде, пока мы не вступили в крепость, после того как сделали несколько поклонов пред иконами, стоящими наверху. Мы вошли во внутреннюю крепость, где воевода Никита встретил нашего владыку патриарха и поклонился ему. Мы поднялись в высокую церковь во имя Божественного Преображения. Кругом нее идет галлерея. Тут стояли жены вельмож вместе с женою воеводы, подле третьей северной двери; то были жены важнейших сановников, в роскошных платьях с дорогим собольим мехом, в темно-розовых суконных (верхних) одеждах, унизанных драгоценным жемчугом, в красивых колпаках, шитых золотом и жемчугом, с опушкой из очень длинного черного меха. При них было множество служанок из татарок, что было видно по их лицам и маленьким глазам; они пленницы и находятся в положении унизительном. Мы видели их тысячи в этой стране, ибо цена их ничтожна и они продаются дешево, равно как и мущины-татары: у всякого вельможи бывает их сорок, пятьдесят. Ты увидел бы, читатель, что волосы у них черные и свободно висят, как у московитов, но глаза маленькие и прищуренные. Имена у них христианские, ибо они чисто православные: их набожность и знание ими нашей веры поистине велики. Имена их суть имена главнейших (святых): Феодосий, Евстафий, Василий, Аврамий, Феодор, Григорий — в таком роде имена мужчин. Имена девиц и женщин рабынь суть: Фекла, Феодора, Юстина, Евфимия, Юлиана, Варвара, Марана (Марина?), Кира, Евпраксия. Этими и подобными именами, кои суть отличнейшие из (христианских) имен, называют татар, которые прежде были нечистыми и бесстыдными, но по принятии крещения обратились в избранный народ Божий. Бывало, когда она приходили к нашему владыке патриарху по поручениям своих господ, воевод и вельмож, мы, обрадовавшись им, заговаривали с ними по-турецки, но они стыдились и улыбались, оттого что мы узнавали в них татар, окрестившихся и сделавшихся христианами. Богу известно, что мы говорили и какие речи вели с ними не ради пустого любопытства. По выходе из церкви от литургии, воевода простился с нашим владыкою-патриархом, и мы вернулись в свое помещение, при чем все ратники шли в два ряда, как раньше. Воевода немедленно прислал царскую трапезу роскошнее, лучше и обильнее первой, с различными напитками в серебряных чашах; все это принесли многочисленные янычары, (стрельцы). [301]

ГЛАВА IX.

Путивль. — Кир Иеремия. Монастырь Богоматери.

В этом Путивле скончался помилованный Богом кир Иеремия, митрополит Аккарский (Аркадийский), алеппец, которого послал в эти страны в Бозе почивший патриарх Евфимий Хиосский. Когда он прибыл в Путивль, в то время в нем был воевода беззаконник и обидчик, любящий взятки: скольких архиереев и священников он изобидел и вернул назад без ведома царя, которому никто не сообщал о происходившем! Воевода не пустил его въехать внутрь (страны), но послал — так по крайней мере он утверждал — известить царя о его прибытии. Так как время было зимнее и посланец замешкал, то в его отсутствие воевода потребовал от покойного митрополита взятку. Если бы покойный знал это раньше, то дал бы ему взятку, как делали другие, и въехал бы внутрь страны. Но по скудости его средств у него ничего не было, чем бы он мог удовольствовать воеводу, и потому он отдал ему в дар от себя свой посеребренный крест. Кто не бывал в этой стране, тот не знает, какие требуются расходы от Молдавии сюда и как велики издержки, в особенности потому, что земля казаков тогда была в обладании и порабощении у ляхов, и бывало, когда проезжали чрез нее монахи или архиереи, то с них брали много денег и подарков, кроме взыскания за клейма, главным образом в пользу правителя (из) проклятых евреев, кои распоряжались приезжающими и отъезжающими и чинили им притеснения. Происходило это, в частности, оттого, что в той стране архиереи не имеют значения, не ценятся, ибо они сотнями и тысячами бегут в Московию за милостыней, покрывая такими средствами свои расходы. Посланец не возвращался с ответом около сорока дней, и средства покойного, несомненно, оскудели, так что он распродал все свои вещи и что при нем было, на содержание свое и своих спутников; а время тогда было весьма холодное — истекали двенадцать дней, кои отделяют праздники Рождества и Богоявления, был снег и лед; и как митрополит с давнего времени был слаб здоровьем, то от испытанных им огорчений и холода скончался мучеником, перейдя в райские селения и к благости Господа своего милосердного. Тогда взяли его с великою честью и [302] погребли в каменном царском, большом монастыре во имя Богоматери ²⁴, а на другой день похоронили с ним другого митрополита ²⁵ одного из греческих городов, по имени также Акар (Аркадия?); подобно ему, он скончался от притеснений и обид. Этот рассказ достоверен: нам сообщили его в Путивле настоятели монастырей, кои вместе с покойным ждали ответа и возвратились назад, находя это единственно возможным исходом, ибо воеводы в Путивле, во дни Михаила, отца теперешнего царя, были притеснители, обидчики и взяточники, потому что царь был милосерден, не жесток и скуп на пролитие крови. Но богохранимый Алексей герой, воцарившись, казнил всех этих неправедных воевод и правителей, кои были изменниками его отцу, и поставил на их место новых, которые постоянно трепещут перед ним, ибо он склонен к пролитию крови и весьма грозен. Известившись о том, что произошло в Путивле, он послал сместить того проклятого воеводу и привести к себе вместе с его клевретами. В Москве огласили их (преступления). Царь подверг их всевозможным губительным мучениям и наконец лишил их жизни острием горькой смерти, в назидание другим, дабы о ни не поступали как те, и прислал воеводу Никиту, который принадлежал к числу служилых людей патриарха и был мудр, милосерден и великодушен. Вот что произошло.

Наш владыка патриарх возымел намерение посетить в этот день монастырь Богоматери, где находится могила помилованного Богом митрополита, чтобы помолиться на его гробнице. Мы поехали туда в экипаже. Монастырь находится на краю города на высоком холме, поднимающемся над окрестностями, а перед ним внизу течет вышеупомянутая река. Он весь каменный. По обычаю, вышли встречать нашего владыку и мы вступили в монастырь. Знай, что над воротами каждого монастыря в этой стране бывает иконостас снаружи и снутри. При пении мы поднялись по высокой лестнице в святую церковь. Она имеет обширный, весь сводчатый, купол, окруженный большой галлереей, откуда открывается [303] прелестный вид на реку и поля. Подле этой церкви есть другая малая — во имя Нерукотворенного Образа ²⁶ и близ нее красивая колокольня. Кругом (большого купола) есть еще приподнятые высокие куполы. Что касается ее иконостаса, то он весь состоит из маленьких древних икон тонкой работы, приводящей в изумление зрителя. В церкви есть чудотворная икона Владычицы, очень больших размеров, на коей имеются привески золотые и серебряные и жемчуг — вещи диковинные, Подле этой — другая, подобная ей, древняя икона. Нам рассказывали, что она находилась в одном доме, который разрушился, и она была засыпана землей. Она явилась три раза в одну ночь одному важному сановнику и он вырыл ее на том месте, где она ему показалась, взял и поместил в этом монастыре. Ей было установлено большое празднество; она творит много чудес и к ней имеют великую веру. Есть еще икона Троицы, - трапезы и Авраама — которая, как мы заметили, должна быть непременно. Под этой церковью много подвалов, склепы и монастырская трапеза с церковью во имя св. Антония. Склепы в этой стране имеют вид красивых жилых помещений с горбообразным каменным сводом; внутри их окошечки, где ставят свечи в утро воскресений и праздников.

Отслушав вечерню в упомянутой церкви, мы спустились туда, где находится могила помилованного Богом митрополита Иеремии, в сопровождении священников и дьяконов в облачениях, со свечами и кадильницами. Мы совершили по нем большую панихиду. Наш владыка патриарх прочел над ним молитвы отпущения и разрешения, после того как мы омочили землю своими слезами от великого плача, прежде всего, о своем положении, ибо все мы были чужестранцы: кто знает, что может случиться с нами? Тот, Кто изрек над ним свой суд, имеет силу произнести свой суд и над нами. Кто знает, когда состоится наше возвращение и куда? Чужеземец останется чужеземцем, хотя бы он был Александром двурогим (Македонским). Боже, даруй нам прощение перед кончиной и уплату наших долгов! прости и помилуй иноземца, находящаяся в чужой стране! Поистине, Ты милосерднейший из милосердных и в Твоей власти возвратить путников на родину. [304]

Затем мы поднялись на верхнюю галлерею, откуда любовались, как городское стадо переходило через реку. Пастухи с утра созывают его звуками рожка; оно выходит из своих жилищ и его гонять в брод через реку, чтобы пасти на той стороне. От Путивля до Москвы коровы у жителей малы. Пастух пасет коров, баранов, козлов, свиней и лошадей вместе: таков их обычай. Это большое облегчение. В земле же казаков каждый пастух пасет одну породу. Нас больше всего удивляли пастухи свиней.

Затем мы возвратились в свое жилище, после того как попрощались с монахами и они с нами.

ГЛАВА X.

Путивль. Путевые меры. Монета. Дорожное содержание патриарха и его свиты. Молельщики. Сербский митрополит Гавриил.

Знай, что от Путивля до столичного города Москвы семьсот верст, как нам сообщили. Верста на их языке то же, что турецкая миля, то есть одна из наших миль, и равна трем тысячам локтей, стало быть, расстояние от Путивля до Москвы составляет 140 больших казацких миль и почти равняется пути от Валахии до Путивля, который считается на полдороге. В этой области и во всей московской стране считают дорогу не иначе, как верстами, хотя бы деревня находилась на расстоянии одной версты; так напр., они говорят: такое-то место отстоит на одну, две, двадцать, пятьдесят, сто верст, пятьсот или несколько тысяч. Так у них принято всегда. Заметь, какая большая точность! В зимние, морозные дни сани, запряженные лошадьми, несутся быстро, верст по сто в день.

Знай, что вся монета в стране московитов составляет богатство, которое исходит от царя; она чеканится царем. Монеты носят название кабикат (копейки), в единственном числе кабика. Пятьдесят копеек составляют один пиастр-реал. Из всех стран также привозят полновесные орлиные реалы разного рода, но не слитки, а царь приказывает их разбивать и чеканить из них копейки. Никто не смеет истратить ни одного пиастра, не разменяв его предварительно на копейки; хотя бы сделка была на тысячи пиастров, но платеж производится не иначе, как копейками, по причине большой пользы для царской казны. Все их драгоценные [305] украшения, сосуды, оружие, серебряный вещи и серебряные оклады икон делаются из полновесных орлиных реалов и львиных пиастров ²⁷, ибо они дешевы, так что иногда, случается отдают три львиных пиастра за два пиастр-реала. Что же касается собачьих грошей ²⁸, то их не знают, ибо те не знают полного веса. Динары (червонцы) всех стран у них в ходу, кроме турецких динаров, коих они не терпят. Динар они называют рублем. Купля и продажа у них совершается на копейки. Они говорят: за двадцать алтын, за сто, за тысячу алтын; а алтын на их языке значить три копейки вместе. Пойми!

В понедельник пришел воевода проститься с нашим владыкой патриархом, который дал ему и бывшим с ним разрешительную грамоту. Воевода назначил на дорогу бириста боса (пристава), т. е. конакджи (квартирмейстер), который должен был ехать впереди нас. Затем он удалился и прислал всем нам копейки на продовольствие, на имя каждого, за четырнадцать дней — расстояние пути до Москвы — на каждый день отдельно: нашему владыке патриарху ежедневно 25 копеек, архимандриту — десять, диксесу, т. е. протосингелу, семь, архидиакону семь, казначею шесть, келарю шесть, второму келарю и одиннадцати служителям — каждому ежедневно по три, драгоману четыре копейки ²⁹. В этой стране обыкновенно дают каждому копейки, а не провизию, и он ест и пьете, что пожелаете, на счете упомянутого (денежного) содержания, не так, как в Молдавии и Валахии, где назначают еду и питье ежедневно. По всей дороге от Путивля до Москвы никто не давал нам и одного хлебца ни в городах, ни в деревнях, ибо у них нет такого обычая, а взамен служит упомянутое (денежное) содержание. Воевода прислал нам также отличных припасов на дорогу: хлеба, дорогой сушеной рыбы, боченки с водкой, пивом, медом и иное. Затем привели фодфодис (подводы), т. е. каруцы, в которые мы сложили свой багаж.

Знай, что так как здесь в Путивле скупы на пропуск [306] внутрь страны архиереев, настоятелей монастырей и монахов, то, когда кто-либо из архиереев и монахов обманется в своей надежде на въезд в страну, говорит воеводе: «мы входим именем царя», и тот немедленно снаряжает их внутрь страны без всяких разговоров. Значение «войти во имя царя» то, что они остаются во имя царя, кормятся от его добра во всю свою жизнь и постоянно молятся о нем; их называют молельщиками. За то они никогда уже не могут выехать из его страны; это становится невозможным. Царь и придворные его любят тех, кто это говорит, и держать в большом почете. Эту хитрость придумали в нынешнее время греки.

В бытность нашу в Валахии, там находился кир Гавриил, архиепископ стран сербских, коего престол есть главный город пашалыка, называемый Ипек. Этот архиепископ сначала был под ведением архиепископа охридского, но сделался самостоятельным и теперь платить ежегодную дань бостанджи-баши. Этот архиепископ высокомерно и хвастливо утверждал, что он патриарх. По этому поводу мы много раз спорили с ним и с его учениками; мы говорили им: «если антиохийский престол ведет свое начало от апостола Петра, александрийский от Марка, константинопольский от евангелиста Иоанна и Андрея, а иерусалимский от Иакова, брата Господня, то ваше патриаршество от кого из апостолов ведет свое начало?» На это они не дали никакого ответа, ибо сами сообщали нам, что сербские страны приняли христианство лет за пятьсот пред сим, быв в идолопоклонстве и язычестве. После них обратились в христианство казаки, а затем московиты, и все это случилось при Василии Македонянине, да помилует его Бог! Аминь.

Этот архиепископ уехал вперед нас из Валахии, направляясь в Московию, и достиг Путивля около половины великого поста, во время снегов и льда и больших холодов неописуемой силы. Въехал он с чванством и великой гордыней: с заводными лошадьми, богато убранными седлами, посеребренным оружием, с большим триумфом. Поистине, Бог противится горделивым. В Путивле он также выдал себя за патриарха и послал уведомить патриарха и царского наместника, ибо царь в то время уже отправился в поход. Подкупив вышеупомянутого воеводу деньгами, он въехал в страну до получения ответа. На дороге его [307] встретил посланец, который вез с собой такой ответ, что его высылают из страны, так как шестой патриарх отлучен. Его вернули назад на расстоянии трехдневного пути. Тогда он стал упрашивать их, пока не позволили ему послать письмо к патриарху, в котором он умолял его простить ему грех и объявлял, что входит во имя царя. По получении его письма послали вернуть его на таком условии. Воззри на это возвеличение и высокомерие, на это падение и уничижение!

Московиты известны своими знаниями, мудростью, проницательностью, ловкостью, сметливостью и глубокомысленными вопросами, которые ставят в тупик ученых и заставляют их краснеть. Да поможет Бог нашему владыке патриарху на них! и всем нам да поможет Он и да дарует разумение! Аминь.

(Продолжение следует).

Г. Муркос.

Комментарии

1. См. Русское Обозрение № 1 и 2.

2. В подлиннике: «из кедров».

3. Т. е. до реки Сейма.

4. Здесь идет речь, несомненно, об Иеремии Вишневецком, самом деятельном и отважном предводителе поляков в войне с Хмельницким. Он, однако, не был убит, как рассказывает Павел, а умер естественною смертью в 1651 г.

5. Этот монастырь был основан в начале XVII ст. на острове р. Удая, издавна называвшемся Густынью, тремя иноками Межигорского монастыря. В 1787 году он был упразднен, но в 1843 году восстановлен, с возведением в степень 3-го класса. Он издревле славился чудотворною иконой Божией Матери и пребыванием в нем св. Димитрия Ростовского (см. Материалы для истор.-топограф. описания монастырей Рос. Империи, Зверинского).

6. В котором остановился патриарх в Прилуках.

7. To есть роскошных.

8. Во всех церквах Востока стоят на клиросах подобные шкапчики; внутри их хранятся церковные книги, которые во время службы вынимают и кладут на верху их, но читают книги, обыкновенно, держа их в руках.

9. В тексте употреблено слово бурголь. Это мелкая крупа из толченой пшеницы, предварительно сваренной и высушенной. Каша из нее всюду в большом употреблении на Востоке, особенно в деревнях.

10. По точному переводу стоящего в тексте слова аль-китаб.

11. Павел называет, по всей вероятности, икону Божией Матери, получившую в России название Знамения. Что же касается имени Платитера (пространнее), то оно, быть может, заимствовано из слов церковной песни: «чрево Твое пространнее небес содела».

12. В обеих здешних рукописях вместо лауати «клобуки» стоит лулу «жемчуг». Предполагаем ошибку переписчиков (ибо эти слова немного сходны по начертанию), основываясь на английском переводе, где употреблено слово «cowls».

13. Вероятно, стрельцы.

14. Слово «царский» употреблено здесь, вероятно, в смысле «роскошный».

15. В подлинник это это отчество выражено в одном месте алексийе, в другом алексеиж.

16. Около 2 ч. пополудни.

17. За 3 часа до заката солнца.

18. Добавлено по английскому переводу.

19. То есть к мусульманству и его языкам.

20. Дом важного иди должностного лица.

21. В Путивле замечательны остатки древнего укрепления, известного под именем городка. Собственно городком называется утесистый холм среди города между pp. Сеймом и Путивлькою, укрепленный высоким валом и рвом с северной и южной сторон. С ним не очень давно соединялся другой высокий вал с 3 воротами, которые вели в эту ограду; со стороны площади была деревянная башня, а к речке Путивльке — тайник. (См. Географ. статист. словарь Росс. Империи, П. Семенова. Т. IV, вып. 1).

22. Это слово написано в тексте по-русски (но, конечно, арабскими буквами), и потому сопровождается пояснением.

23. В английском переводе за этим следует: «у всех них, как у мущин и женщин, так и у детей висели на шее кресты из серебра, или другого металла».

24. Молчанский монастырь. Первоначально был основан в 20 верстах от города и существовал там до 1593 г., когда татары, разорив его, принудили монахов поселиться в самой крепости, где находились принадлежащие им церкви. В главной церкви этого монастыря есть чудотворная икона Жировицкой Богоматери с польской надписью.

25. По синодику Молчанской обители, епископ Неофит.

26. В подлиннике: «образа плата».

27. В английском переводе первые названы испанскими талерами, а вторые венецианскими.

28. Так Павел называет польские гроши.

29. В английском переводе здесь есть небольшая разница с нашим текстом, именно: «второму келарю пять, драгоману четыре и одиннадцати служителям по три».