-

ОТРЫВОК ИЗ ПУТЕШЕСТВИЯ АНТИОХИЙСКОГО ПАТРИАРХА МАКАРИЯ В РОССИЮ В ПОЛОВИНЕ XVII СТОЛЕТИЯ.

(По описанию Павла Алеппского, родного сына Макария, патриарха антиохийского. По арабской рукописи, хранящейся в Архиве Министерства Иностранных Дел).

В половине ХVІІ ст., как известно, дважды приезжал в Россию, в первый раз — для сбора пожертвований, а во второй — по приглашению царя Алексея Михайловича, антиохийский патриарх Макарий, родом араб из Алеппо. В оба путешествия его сопровождал родной его сын архидиакон Павел, которого отец, как он сам рассказывает во введении к описанию путешествия, женил в очень молодых летах (на 19 году), чтобы сделать его дьяконом и взять с собою в Россию. Уступая просьбе некоторых из своих соотечественников, как сообщает Павел в том же введении, он предпринял описание всего виденного и слышанного в совершенном им путешествии, начиная с момента оставления ими патриаршего кафедрального города Дамаска, со включением всего виденного им на пути через Малую Азию, Константинополь, Молдовалахию и землю казаков до Москвы, где он имел долгое пребывание. Плодом наблюдений архидиакона Павла явилось, неизданное до сих пор, весьма интересное сочинение, носящее название: «Путешествие патриарха антиохийского Макария в Россию». Это путешествие настолько занимательно и разнообразно по своему содержанию, представляет столько любопытных бытовых особенностей, что по справедливости может быть [361] отнесено к лучшим иностранным источникам о России ХVIІ века. Особенно интересным является рассказ Павла там, где он присутствует как очевидец и участник и вполне может быть точным и справедливым судьей. Мы разумеем описание церковных служб, где он отмечает все, что в каком бы то ни было отношении поражает его или расходится с общепринятым на Востоке.

В обширном введении Павел рассказывает о причинах перенесения патриаршего престола из Антиохии в Дамаск, приводить список патриархов до вступления Макария на антиохийский престол и затем сообщает о своем отце биографические данные, что он был сначала священником Иоанном Аззаим, овдовев, сделался митрополитом алеппским под именем Мелетия, а по 12-летнем управлении этой епархией вступил на антиохийский престол, получив наименование Макария (См. в рукописном сборнике XVII в. Г. Муркоса, помещенном во втором выпуске I тома «Древностей Восточных» Императорского Московского Археологического Общества, Москва, 1891 г.). Из уцелевшей до сих пор надписи на оставшихся от времен Макария изразцах древнего храма видно, что Макарий на часть собранных в России сумм соорудил разрушенный ныне храм и купил доныне существующее за вратами гор. Дамаска единственное кладбище для христиан, так как до того времени христиане были принуждены хоронить своих умерших в монастыре храма в самом городе.

Сколько нам известно, до последнего времени существовали две рукописи арабского подлинника: одна — в Лондоне, переведенная на английский язык и изданная в тридцатых годах Бельфуром, под надзором и на счет Переводного Комитета восточных языков; другая — до резни 1860 г., когда она была уничтожена пожаром, находилась в Дамаске и принадлежала богатой древними христианскими рукописями библиотеке господ Шхадэ. С последней рукописи, не задолго до резни 1860 г., были сняты три копии, кои все в настоящее время находятся в России: одна в библиотеке учебного отделения, что при Азиатском департаменте, другая, принадлежавшая покойному преосвященному Порфирию Успенскому, находится ныне в СПб. публичной библиотеке, куда поступили его рукописи; третья, из коей мы предлагаем в русском переводе [362] нижеследующий отрывок, принадлежит Архиву Министерства Иностранных Дел. Все эти три рукописи имеют одни и те же пропуски и обилуют одними и теми же ошибками, нередко искажающими смысл подлинника. Вследствие этого мы намеревались попытаться отыскать в Верхней Сирии, на месте родины Макария, более полный экземпляр его путешествия, с целью издать его с русским переводом, но болезнь задержала нас в Дамаске, и наше намерение осталось невыполненным. Что же касается английского манускрипта, послужившего для перевода Бельфура, то, судя по этому переводу, он во многом отличается от нашего и уступает ему, не говоря уже о том, что сам Бельфур, как он замечает в своем предисловии, опускал некоторые подробности касательно богослужений и личных излияний автора, как неинтересные для английских читателей ¹.

Предлагаемый нами ниже отрывок представляет цельный рассказ о совершенном патриархом Никоном в Успенском соборе в Неделю Православия совместно с патриархом Макарием, при участии нашего автора, торжественном служении, в котором оба патриарха осудили образа нового письма и двуперстное знамение, при чем представляется яркая характеристика патриарха Никона и присутствовавшего тут царя Алексея Михайловича ².

______________________________________

В первое воскресенье Великого Поста (1655 г.), рано утром, многократно ударили в большой колокол и в другие по [363] порядку, дабы собрались в (Успенский) собор игумены монастырей, священники и диаконы вместе со своими иконами, назначенные для участия в имеющем происходить большом торжестве, особом чине и молении за царя. Позвонив немного в большой колокол, делают маленькую остановку, а затем ударяют в другие колокола один за другим по порядку.

Позднее, утром, трижды ударили во все колокола разом — в малые, большие и в самый большой, делая в промежутках одиночные удары, так что казалось, будто весь город поколебался. Этот день у них (Русских) весьма почитается, и потому все жители с женами, дочерьми и малыми детьми, в лучшей одежде, поспешили в собор, с усердием и благоговением, прикладываться к иконам и мощам святых. Таков их обычай из года в год. Большая часть Русских прикладывается к иконам только в этот день. Женщины, когда лобызают иконы, снимают свои меховые шапки, под которыми они носят род белых повязок, плотно прилегающих к голове.

По приглашению царя, наш владыка патриарх отправился (в собор) в царских санях, в которых и мы поместились вместе с ним. В третьем часу (около 10 часов утра) прибыл патриарх (Никон). У них принято, что дьяконы в праздники подобные сегодняшнему, надев стихари ³, отправляются в патриаршие палаты с большими свечами в руках и идут пред патриархом, поя тропарь, положенный на этот день, а другие, окружая патриарха, ведут его под руки и поддерживают концы его мантии. Архидиакон и протодиакон, еще ранее патриарха, пошли в собор; надев стихари, они вышли из алтаря и встретили его с кадилами. Затем он поднялся на патриаршее место и молился, делая поясные поклоны, пока не окончили «Достойно есть» и певчие не пропели ему многолетия. Он благословил народ трикириями, сошел, приветствовал нашего учителя, и все пошли, по обычаю, прикладываться к иконам, к мощам святых, к ковчегу с ризою Спасителя, к алтарю, к кресту, евангелию и жертвеннику. Затем мы вышли из алтаря и облачили их. Они благословили народ, [364] и мы вышли вместе с ними чрез южные двери (собора) для встречи царя.

Царь шествовал в царском облачении и короне, при звоне всех колоколов. Священники и архимандриты, с иконами из кремлевских церквей, показались со стороны Благовещенского собора и попарно шли пред царем. Подойдя (к Успенскому собору), все они стали в ряд пред дверьми. Патриарх Никон, взяв кадильницу, окадил сначала иконы поодиночке, затем нашего учителя, потом царя и вельмож его, наконец архиереев и священников. Сняв митру, он приложился ко всем иконам по порядку; то же сделал наш учитель, а затем царь, который был с открытою головой. Потом оба патриарха благословили царя, и мы вошли в храм. Никон взошел на свое место, учитель наш стал по правую его руку, а архиереи и священники разместились по обеим сторонам, по обычаю. Архимандриты и священники, несшие иконы, стали в ряд пред патриархами с восточной стороны. Когда царь по обычаю приложился к иконам, при чем певчие пели ему «многая лета», он подошел к патриархам и поклонился им, а они в ответ поклонились царю, благословили его, окропили святою водой, а свиту его издали, и по обыкновению поднесли ему крест для целования, после чего он стал на свое обычное место у колонны.

Патриарх Никон предложил нашему учителю рукоположить священника и диакона (что им потом и было совершено).

После часов началась обедня, и мы вошли в алтарь. В этот день с патриархом служили пять архиереев: митрополит Новгородский и архиепископы Рязанский и Вологодский по правую его руку, а против них с левой стороны митрополит Ростовский и архиепископ Тверской, имея во главе архиепископа Сербского. Каждый раз когда служит патриарх, вместе с ним служат четыре архимандрита в митрах со своими диаконами: первый — архимандрит Чудова монастыря, второй — Новоспасского, третий — Симонова и четвертый — Андроньева. С ним служат также протопоп этой церкви (Успенского собора) и протопоп Архангельского собора с младшими священниками (этих соборов). Дьяконов и иподьяконов служит с нам более сорока, так как при патриаршей литургии у них (Русских) бывает большое торжество,— все равно, хотя бы это [365] служение происходило в будничный день. Все упомянутые лица должны при этом находиться.

Окадив престол кругом, патриарх вышел и окадил царя. Перед пением Трисвятого вышел архидиакон и поднялся на амвон, где экклесиарх поставил для него покрытый пеленою аналой. Открыв Триодь, он стал читать синаксарий ⁴ этого дня приятным густым басом, так как они читают синаксарий не на утрени, а теперь; по этой причине и было устроено такое торжественное собрание. Он читал слово за словом ровным и тихим голосом, пока не дошел до святых, участников собора против иконоборцев. Произнося имя каждого из них, он останавливался, и тогда священники в алтаре и все служащие пели трижды: «буди память их вечной!», а певчие на клиросах отвечали им, повторяя то же три раза. Когда архидиакон возглашал имя святого, соборный чередной священник вместе с дьяконами подходил с иконой святого к патриарху, который делал перед ней поклон и прикладывался; тоже делал наш учитель. Потом выходили с тою же иконой к царю, который также делал поклон и лобызал ее. Царь стоял пред патриаршим местом с открытою головой, держа правую руку за пазухой по причине холода.

Знай, что в этой великой церкви, а также в соборах Архангельском и Благовещенском и во многих больших церквах и монастырях находятся ковчеги наподобие книги, крытые бархатом или парчей, посеребренные и позолоченные. Они заключают в себе 12 изящных икон на тоненьких дощечках; на каждой иконе с обеих сторон изображены святые одного месяца; или ковчег заключает в себе шесть образов, и тогда на каждой стороне образа бывает изображение святых одного месяца. Эти ковчеги именуются годовыми, ибо в них заключаются иконы всех святых, коих память совершается в течение дней года, со всеми господскими праздниками, семью (вселенскими) соборами и иными праздниками и святыми, греческими и русскими. В каждой церкви имеется не один такой ковчег, но три и четыре, разных видов и [366] размеров. Они хранятся на полках аналоев, покрытых пеленой и стоящих перед дверьми алтарей. Экклесиарх вынимает икону каждого месяца и кладет ее лицевою стороною (на аналой), оставляя до конца месяца. После того вынимает другую. Перед ней всегда стоит свеча.

В церквах находятся не только эти годовые образа, сложенные как листы в книге один на другом, но еще большая икона, разделенная на 12 частей, и каждая часть заключает образа всех святых и праздников одного месяца. Кто из усердия пожелает поставить свечу святому или празднику, втыкает ее перед ним на железный подсвечник, который можно поднимать, опускать и повертывать так, чтобы свеча приходилась пред желаемым образом. Непременно против этого образа на противоположной колонне должна быть такая же икона с изображением акафиста (Божией Матери), то есть 24 похвалы, кои читаются вечером на субботу пятой недели Великого Поста.

Возвращаемся к нашему предмету. После того как поднесли образ для лобызания царю, с ним возвращались в алтарь и подносили его для целования архиереям и всему служащему духовенству. Это делали при упоминании имени каждого святого, возглашая трижды в один голос: «буди память его вечной!» Так продолжалось, пока не кончили возглашение имен наших святых и не начали возглашать имена своих новых святых. При этом, как и раньше, подносили для поклонения иконы своих святых. Когда поминали имена Новгородских святых, выходил митрополит Новгородский с их образами и подносил для целования патриархам и царю, а также всем служащим, как бы гордясь святыми своего города. То же делал митрополит Ростовский и другие. При этом архидиакон, помянув имя святого, возглашал: «буди память его вечною!» трижды, а священники и служащие вместе с певчими пели то же три раза. Потом он поминал имена греческих царей, причисленных к лику святых, затем стал поминать имена всех своих царей (да помилует их всех Бог и да сделает нас участниками их блаженства!), кои царствовали в течение столь долгого времени, более 700 лет, как мы упомянули раньше. Среди них не появилось ни одного иконоборца, ни еретика, но все они были святые, как мы это усмотрели из изображений и из истории их жизни, не так, как [367] большинство греческих царей, которые опозорили свое царство (да не окажет им Господь никакого милосердия!) гонением на иконы, тайными интригами, нововведениями и иным. Когда мы смотрели на изображение семи вселенских соборов, на тех царей-еретиков и иконоборцев, низвергаемых в ад, одному Богу ведомо, как нам становилось совестно пред Московитами, пред их царем и вельможами, ибо они с презрением говорили о греческих царях и об их царстве: «взгляните на этих царей, от которых мы получили свет истинной веры; как они поступали со святою церковью Божией в гонении на св. иконы и как их поступки были гнусны и жестоки; как они терзали патриархов, архиереев и весь церковный клир вместе с праведниками и святыми аскетами, хуже чем поступали идолопоклонника, каковы Диоклетиан, Максимиан и другие». И как иначе поступала греческие цари, когда они отдавали верующих во власть врагов веры, как делал это Лев Армянин и другие цари, погонщики ослов и конапатчики кораблей и т. п., происходившие не из царского дома и не из царского рода? Не лучше поступали и царицы, в роде Евдоксии с ее единомышленниками, которая заточила Златоуста и ради своих низких целей поступала с церковью Божиею так, как не поступали в свое время язычники. Так же действовали и другие царицы, кои бросали своих мужей, законных царей, умерщвляли их и выходили за других, возводя этих последних на престол, как рассказывает о том новая греческая история. О, если бы она не сообщала известий об их гнусных поступках, об их детских забавах на царстве, одно упоминание о которых бросает в краску юношу!

Вследствие только что указанных и иных недостатков и пороков Греков, кои всегда и везде они обнаруживают, мы решительно нигде не находили людей, им симпатизирующих, как мы в этом убедились собственными глазами. Так, в Молдавии притеснения и неправосудие сановников (господаря) Василия вызвали восстание всего народа, который изгнал Василия, перебил его клевретов и разграбил их имущество. То же самое, как мы слышали, ныне случилось с ними во всей Валахии. Казаки, как мы заметили, также их не любят. Московиты же принимают их только из сострадания, ради оказания им пособий. Скольких из них они послали в [368] ссылку в Сибирь и в монастыри мрачного (северного) моря! Скольких не пустили и вернули назад воеводы Путивля! Я всему этому причиной обилие их пороков и огромность творимого ими зла. В странах франкских не могут слышать равнодушно и самого имени Греков, говоря, что они чрез свое дурное управление потеряли свое царство и помогали Туркам, когда те покорили их, против других государства О, что это за народ! как гнусны его поступки! Если так действовали в древности их цари, то нечего удивляться теперь их низким поступкам всюду, где бы они и их архиереи ни находились. Бог да будет милостив к нам и к ним! Мы говорим это не в осуждение им, но так мы слышали о них везде, куда бы ни приходили, и сами от них видели множество скверных поступков. Однако ж, они имеют и похвальные качества, кои выражаются в их привязанности к своим архиереям, монахам и священникам. Они видят их пороки, видят, что патриархи одних низлагают, других убивают, а иных топят, но они все это прикрывают и оказывают им подобающий их сану почет. Даже когда их архиереи, священники и монахи уклоняются от правой веры, что многие делают чуть не ежедневно, они остаются твердыми в вере и не осуждают свое духовенство, ни белое, ни черное. Они имеют много других таких же хороших качеств, за которые мы всегда их хвалили в подобных обстоятельствах. И за то, что они мало осуждают, и мало между ними таких, кои следят за поступками своего духовенства, люди умные и дальновидные предпочитают их нам.

Возвращаемся к предмету нашей речи. Архидиакон поминал имена всех царей и цариц с их детьми с того времени, когда они сделались христианами, до Михаила, отца нынешнего царя, и при возглашении каждого имени пели, повторяя три раза: «буди память его вечной!». Затем стали поминать имена воевод и ратников, убитых под Смоленском и в других сражениях в этом году; их причисляют к лику святых и мучеников, ибо они воевали за правую веру. При возглашении их имен то же пели три раза.

Когда возглашали имена еретиков — патриархов и священников и иных — и царей-иконоборцев, пели для каждого из них трижды: «анафема,» и проклинали их вместе со всеми [369] франкскими исповеданиями и армянами, пока не перечислили всех ⁵.

Тогда архидиакон возгласил многолетие царю, произнося его имя и царский титул так: «Господь Бог да дарует многая лета царю могущественному, тишайшему, Богом венчанному, славе православных, Богом хранимому, величайшему из царей и князей, царю Московитов и всех стран Великой и Малой России, царю Казанскому, царю Астраханскому, царю Сибирскому, великому господину ⁶ Новгорода и князю Псковскому». Когда архидиакон окончил это возглашение, священники и все служащие пропели хором в алтаре весь этот титул сполна. То же самое пропели певчие на клиросе. Это они называют многолетием. Во все это время царь стоял на ногах пред патриаршим местом. По окончании многолетия патриарх вышел к царю, поздравил его и пожелал ему много лет здравствовать. То же сделал наш владыка патриарх и чрез переводчика выразил царю свои благожелания. Вышли архиереи и сделали то же. Затем архидиакон, произнеся титул царицы Марии, возгласил ей многолетие, которое также было пропето служащим духовенством и певчими. Затем он возгласил имя сына их Алексия, причем было сделано то же. Потом возгласил имена трех сестер царя с их титулами: Ирины, Анны и Татьяны Михайловны, и это также пропели в алтаре и на клиросах. После того возгласил имена трех дочерей царя: Евдокии, Марфы и Анны Алексеевны, причем патриархи опять [370] выходили к царю и выразив ему свои благожелания, возвратились в алтарь.

Помянув имена шести патриархов, предшествовавших Никону, архидиакон возгласил титул патриарха Никона, и это пропели служащие в алтаре и певчие на клиросе. Это составляете многолетие Никону. По окончании его царь подошел к патриарху, став против дверей алтаря, поздравил, пожелал долголетия и поклонился ему, на что патриарх ответил также поклоном. Царь поцеловал у него правую руку, а патриарх поцеловал царя в голову по обыкновенно. Также поздравил его наш владыко патриарх вместе со всеми служащими архиереями, священниками и диаконами, которые делали при этом поклон.

Затем царь подошел к архидиакону и приказал возгласить многолетие патриарху Антиохийскому, попросив о том патриарха Никона. Так и было сделано. По возглашении имени патриарха пропели это в алтаре и на клиросе.

Тогда царь подошел к нашему учителю пред двери алтаря, выразил ему благожелания и поздравил его (да продлит Господь Бог дни царя и да пошлет ему счастие и успех!) Только чрез переводчика мы могли узнать содержание его слов. Потом он поклонился нашему учителю, который ответил также поклоном; царь поцеловал у него правую руку, а тот облобызал царя в голову по обыкновению. Также поздравляли его патриарх Никон и служащие архиереи, священники и дьяконы.

Затем архидиакон возглашал имена участвовавших в служении архииреев, с поименованием их кафедр, и иных отсутствовавших архиереев земли московской. Им также пели певчие, при чем служащие архиереи выходили и кланялись царю и патриархам, поздравляя друг друга.

Потом возглашал имена присутствовавших архимандритов, с поименованием их монастырей, и многолетие всем архимандритам и игуменам монастырей земли московской, и то же было им пропето. Потом возглашал многолетие священникам всей земли русской, и это было пропето; затем многолетие всем вельможам царя, его воинству и палате и всем православным христианам. Им пропели то же самое. Этим и закончили.

Мы были удивлены всем виденным и слышанным при этих обрядах и порядках, которые приводят ум в изумление. Мы [371] забывали усталость от долгого стояния на ногах и сильный холод, утешаясь радостью, испытываемой нами от всего, что мы видели и слышали, а также способом чтения архидиакона, который читал голосом низким, густым, мягким, сладостным, размягчающим сердце. Все они так читают, также и Греки, не так, как мы — высоким голосом. Патриарх и священники тоже читают голосом низким, трогающим душу, так что их возгласы бывают слышны только стоящим на хоросе ⁷. Таков их обычай, и какой это прекрасный обычай!

Затем при пении Трисвятого патриархи осенили народ по обыкновению, и мы окончили обедню, во время которой наш учитель рукоположил иерея и диакона.

Во время служения царь стоял то на царском месте, то пред патриаршим местом, то в ризнице в алтаре, где смотрел на служащих при священнодействии.

Когда престол был покрыт, патриарх Никон вышел и поднялся на амвон, а мы и прочие служащие разместились вокруг него. Мало ему было этой продолжительной службы и стояния на ногах до наступившей уже вечерней поры, но вот диаконы открыли перед ним Сборник отеческих бесед, по которому он стал читать положенную на этот день беседу об иконах. Он читал не только медленно, но еще со многими поучениями и пояснениями, причем царь и все присутствующее мужчины, женщины и дети стояли все время с открытыми головами при таком сильном холоде, соблюдая полное спокойствие, молчание и тишину. Во время проповеди Никон велел принести иконы старые и новые, кои некоторые из московских иконописцев стали рисовать по образцам картин франкских и польских, Так как этот патриарх отличается чрезмерною крутостью нрава и приверженностью к греческим обрядам, то он послал своих людей собрать и доставить к нему все подобные иконы, в каком бы доме ни находили их, даже из домов государственных сановников, что и было исполнено. Это случилось летом пред появлением моровой язвы. Никон выколол глаза у этих образов, после чего стрельцы, исполнявшие обязанность царских глашатаев, носили их по городу, крича: «кто отныне будет писать иконы [372] по этому образцу, того постигнет примерное наказание». Это происходило в отсутствие царя.

Так как все Московиты отличаются большою привязанностью и любовью к иконам, то они не смотрят ни на красоту изображения, ни на искусство живописца, но все иконы, красивые и некрасивые, для них одинаковы; они всегда их почитают и поклоняются им, даже если икона представляете набросок на бумаге или детский рисунок, так что у каждого из ратников без исключения непременно имеется на груди красивый образ в виде тройного складня, с которым он никогда не расстается и, где бы ни остановился, ставить его на видном месте и поклоняется ему. Таков их обычай, как мы это сами видели.

Видя, как патриарх поступала с иконами, подумали, что он сильно грешит, пришли в смущение и волнение и сочли его противником икон. В это время случилась моровая язва и солнце померкло перед закатом 2-го Августа. Они подумали: «все случившееся с нами есть гнев Божий на нас за надругательство патриарха над иконами». Образовались скопища, враждебные патриарху, которые покушались убить его, ибо царя в это время не было в Москве и в городе оставалось мало войска. В таком положении находилось дело, когда было получено патриархом повеление от царя увезти царицу со всею семьей в Троицкий монастырь, дабы она там оставалась во избежание моровой язвы. Они уехали, и царица пробыла в Троицком монастыре до наступления рождественского поста. Патриарх же, расставшись с нею, провел все это время в горах и лесах, скрываясь от лютости моровой язвы, удаляясь от людей, проживая в палатке под дождем и снегом, не имея себе иного утешения кроме огня. Так как у них более ста лет не было моровой язвы, то они сильно испугались. Большинство вельмож также бежали из города, и по, Промыслу Божию, большая часть их уцелела. Царь, приехав из Смоленска в Вязьму, послал повеление патриарху прибыть к нему с царицей. Они отправились и оставались там, пока не прекратилась язва в Москве, как об этом мы раньше упомянули.

В этот день патриарху представился удобный случай для беседы в присутствии царя, и он много говорил о том, что такая живопись, какова на этих образах, недозволительна. [373] При этом он сослался на свидетельство нашего владыки патриарха и в доказательство незаконности новой живописи указывал на то, что она подобна изображениям франков. Патриархи предали анафеме и отлучили от церкви и тех, кто станет изготовлять подобные образа, и тех, кто будет держать их у себя. Никон брал эти образа правою рукою один за другим, показывал народу и бросал их на железный плиты пола, дабы они разбились, приказывая их сжечь. Царь стоял близ нас с открытою головой, с видом кротким, в молчании внимая проповеди. Будучи человеком очень набожным и богобоязненным, он тихим голосом стал просить патриарха, говоря: «нет, отче, не сожигай их, но пусть их зароют в землю». Так и было сделано.

Никон, поднимая правою рукой икону, всякий раз при этом восклицал: «эта икона из дома вельможи такого-то, сына такого-то», т. е. царских сановников. Целью его было пристыдить их, так чтобы остальной народ, видя это, принял себе в предостережение. После того Никон стал говорить о крестном знамении, ибо Русские не крестятся подобно нам сложенными тремя пальцами, но складывают их подобно как архиерей, когда он благословляет. При этом Никон также сослался на свидетельство нашего владыки патриарха. Об этом предмете наш учитель еще раньше говорил Никону, что такое крестное знамение недозволительно; и теперь всенародно чрез переводчика сказал следующее: «в Антиохии, а не в ином месте, верующие во Христа (впервые) были наименованы христианами. Оттуда распространились обряды. Ни в Александрии, ни в Константинополе, ни в Иерусалиме, ни на Синае, ни на Афоне, ни даже в Валахии и Молдавии, ни в земле казаков никто так не крестится, но всеми тремя пальцами вместе».

После этого Никон совершил отпуст. Патриархи вышли к царю, поздравили его и благословили. В предшествии икон царь вышел в южные двери собора, чрез которые он возвращается в свой дворец. Лица, несшие иконы, стали в ряд вокруг него. Патриарх окадил иконы и, сняв митру, приложился к каждой отдельно; то же сделал наш учитель, а затем царь, и патриархи благословили его.

По правую и левую сторону царя находились двое юношей, родные братья; мы узнали по их лицам, что они татары. Они [374] дети султана Сибирского. Их дед уступил свою страну царю Иоанну без войны, по мирному соглашению. Царь оставил ему власть, обязав его платить ежегодную дань. Из его потомства в настоящее время остались эти два брата. Царь вызвал их к себе и ласками, увещаниями, дарами и милостями обратил их в христианство. Патриарх их окрестил, а царь был восприемником. Глядя на них, мы дивились их чрезвычайному сходству. Они — самые приближенные к царю. Мы сказали себе: кто поверит, что дети диавола сделаются сынами Божиими? О, как это изумительно! Исполать нашим очам за то, что они видели, и нашим ушам за то, что они слышали!

Затем лица, несшие иконы, пошли перед царем при звоне всех колоколов. Мы же вернулись в алтарь и сняли свои облачения. Патриархи простились друг с другом, и мы в санях возвратились в свой монастырь, пораженные и изумленные выносливостью и усердием, присущими этому народу от царя до малых детей, ибо мы вошли в церковь, после того как часы пробили три, а вышли только в десятом часу; таким образом мы простояли с ними на ногах целые семь часов на железном полу, при сильном холоде и пронизывающей сырости. Но мы почерпали себе отраду в том, что, видели у этого народа. Мало было патриарху продолжительной службы и длинного синаксария: он еще прибавил в конце проповедь и многие поучения. Бог да даст ему чувство меры! он не пожалел царя, ни даже нежных детей.

Я хотел бы знать, что бы у нас сказали и стали-ли бы так терпеть… Но нет сомнения, что Творец (да будет прославлено Имя Его!) даровал Русским царство, которого они достойны и которое им приличествует за то, что все заботы их духовные, а не телесные. Таковы все они.

Царь и патриарх прислали нам кушанья, но только что мы сели за стол, полумертвые от усталости и пораженные изумлением, как ударили к вечерне...

Г. Муркос.

Комментарии

1. Образчиком того, как Бельфур переводил арабский подлинник, может служить следующее: не поняв значения арабского слова «таби’и» — родной, он перевел его — «природный», хотя Павел в своем введении рассказывает биографию своего отца и свою. По Бельфуру выходит, что выражение Павла: «я родной (т. е. не духовный) сын Макария» нужно понять: я природный, т. е. незаконнорожденный сын Макария...

2. Что Макарий принимал немалое участие в деле исправления церковных книг и обрядов в России, не подлежит сомнению и лучше всего видно из сочинения нашего автора. Рассмотренный нами в 1893 г. в Ватопедском монастыре на Афоне подлинный служебник патр. Макария, по всей вероятности, был тот самый, который он представил на состоявшемся в то время Московском соборе и о котором упоминается в предисловии к служебнику 1655 г. По этому служебнику, по-видимому, главным образом и был исправлен славянский служебник (см. в Моск. Вед. № 15, 1895 г., отчет о моем реферате по этому поводу в Вост. коммиссии Импер. Москов. Археологич. Общества).

3. В подлиннике здесь стоит отрицание не, но мы думаем, что оно попало по ошибке переписчика, ибо едва ли дьяконы могли быть без стихарей, когда они шли, со свечами в руках, пред патриархом, облаченным в мантию.

4. По книге священника Константина Никольского: «Анафематствование, совершаемое в первую неделю Великого Поста», где обстоятельно изложено историческое исследование чина Православия, вторая часть этого чина, которую обыкновенно читает протодиакон, называется синодиком. Название же синаксарий у него не упоминается.

5. В совершаемом ныне в России чине Православия предаются анафеме лишь древние ереси и ересиархи, каковы: Арий, Несторий, Евтихий и др., осужденные на семи вселенских соборах. Неупоминание Армян при анафематствовании было тем более желательным, что, как доказали последние исследования Хиосского митрополита Григория и знатока армянской богословской литературы, покойного Н. О. Эмина, особенно в его переводе на русский язык «Шаракан, то есть богослужебные каноны и песни армянской восточной церкви», мнения отдельных армянских католикосов или даже поместных соборов, несогласный с учением Православной Церкви, «никогда не имели обязательного значения для всех последователей армянской церкви», но составляли личный их взгляд на тот или другой предмет, так как в церковных песнопениях, сложенных между V и VIII веками, непременно отразилось бы монофизитское учение, если бы таковое составляло общее верование армянской церкви.

6. В подлиннике употреблено слово эфенди, что по-гречески значит: господин.

7. Пространство между архиерейским местом и амвоном.

Текст воспроизведен по изданию: Отрывок из путешествия антиохийского патриарха Макария в Россию в половине XVII столетия // Русское обозрение, № 5. 1895