СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

АБУЛЬ-ГАЗИ

РОДОСЛОВНОЕ ДРЕВО ТЮРКОВ

Качества Махмуд-султана.

Махмуд-султан с Хаджим-ханом был от одной матери. Он был человек умный, деятельный, изворотливый, предусмотрительный. Беспристрастный к удовольствиям здешней жизни, он был расположен к беседам с учеными дервишами и шейхами; к ним обращался всегда с вопросами о религии, внимательно выслушивал слова шейхов. Он помнил и знал все свое имущество, все, что собиралось по раскладке с подданных и что отдавалось в жалованье нукерам. Читать он не умел, но и при своей безграмотности он умел делать вычисления дням, месяцам, годам; он знал двенадцать созвездий зодиака, планеты и таинственных людей. Таков был Махмуд-султан. [226]

История Хаджим-султана.

Когда сыновья Аменк-хана перешли из Арки в Ургенджь, Акатай-хан был уже в юношеских годах, способный носить колчан. По переходе сюда, он, не тревожа тех из Тюркменов, которые охотно признали свое подданство, делал набеги на тех, которые не подчинялись ему. В один из походов Акатай-хан напал на поколение Гокланг. Там ему попалась в плен дочь князя. Он из рода Чакырлар. По приведении ее к себе в дом Акатай-хан женился на ней. У хана от нее много было детей: из них были Хаджий-Мохаммед-хан, Махмуд-султан и три дочери. Хаджий-Мохаммед родился в девять сот тридцатом году гиджры (1523-4 P. X.), в год крокодила. Мы прежде говорили о трех делах его, и здесь еще скажем о них.

Когда Обейд-хан, взяв Ургенджь, отвел жителей в Мавераннегр, Хаджий-Мохаммед, скрывая себя от всех, перешел от Джан-сеида в Дарун к Дин-Мохаммед-хану и убедил его выступить в поход для возвращения себе своего владения. Склонив к походу Дин-Мохаммед-хана, он с ним напал на Обейд-хана между Хивою и Гезараспом и разбил его: так виновником поражения врага был Хаджим-хан. Второе его дело: он, сохранив жизнь бекам Обейд-хановым, отправился к Обейд-хану, освободил из плена своего дядю Кал-хана и своего отца Акатай-хана и все до одного семейства Ургенджских узбеков возвратил на родину: таким образом виновником восстановления разоренного Ургенджа был Хаджим-хан. Третие его дело: услышав, что отец его убит, он тотчас отправился из Баг-абада Хорасанского в Ургенджь, убил убийцу своего отца, Касим-султана, сына Юнус-ханова: таким образом мстителем за кровь отца, когда еще не прошло после того и трех месяцов, был Хаджим-хан. [227]

После того, как Ургенджь отдан был Иш-султану, а Хива Дост-хану, Хаджим-хана возвели в ханское достоинство в области Ургенджской: посадив его на средину белого войлока. Али-султан взял один угол его, младшие его братья держали другие три угла войлока и подняли на нем Хаджим-султана. Это было в девятьсот шестидесят девятом году гиджры (1561-2 P. X.), в год коня, когда Хаджим-султану было тридцать девять лет.

История Хаджим-хана от возведения его на ханство до смерти его.

В девятый год после возведения Хаджий-Мохаммед-хана на ханский престол, умер Али-султан. Хаджий-Мохаммед-хан взял себе Ургенджь, Махмуд-султану отдал Везирь. По прошествии нескольких лет после сих событий, Абдуллах-хан собрал войско и повел его на Ургенджь. В то время Хаджий-Мохаммед-хан был в Хорасане, куда он отправился прежде; Булад-султан был в Хиве, а Тимур-султан в Гезараспе. Когда пришла весть о походе Абдуллах-хана на Харезм, Тимур-султан из Гезараспа перешел в Хиву, и привел туда с собою Узьбеков и Сартов Гезараспских и Узбеков и Сартов, живших выше Кабанака. Перед воротами города он провел высокий вал. Ургенджские жители заперлись в Ургендже, а Везирские в Везире; все Узьбеки, жившие в степи, числом около двух тысяч семейств, выбрали крепкую позицию и в ней оградили себя цепью. Каждый день извещая о себе Хаджий-Мохаммед-хана, они оставались в таком положении. Абдуллах-хан остановился в Каланче, сторожевой его отряд стоял в Янга-Эрине. Прошло десять дней, из Хорасана прибыл человек с известием, что идет сюда Хаджий-Мохаммед-хан. Абдуллах не знал, справедливы ли, или ложны эти слухи, отправил от себя [228] пятьдесят человек с приказом: «идите в Нухаст, оттуда идите в Кум-калу, а от него подите далее в Исмь-Махмуд-Ату и там остановитесь. Если Хаджий-Мохаммед-хан в самом деле идет сюда, вы захватите кого-нибудь из его войска, возвращающегося сюда, и приведите ко мне». Посланные дошли до Исмь-Махмуд-Аты, встретились с шестью человеками из Катских Джегатаев, схватили их и привели к Абдуллах-хану. На расспросы хана Катские жители сказали: «Хаджий-Мохаммед-хан был в Нисае, в то время, как получено сведение о вашем сюда походе. В тот же день он выступил с войском и быстро идет сюда; мы отделились от него в Бешкахе. Вчера хан пришел в Ургенджь». Получив такие вести, Абдуллах-хан отправил посла к Булад-султану и Тимур-султану с предложением мира. Они на это согласились. Абдуллах-хан сказал: «с настоящего дня мы не будем делать зла друг другу» и возвратился в Бухару.

Второе нашествие Абдуллах-хана на Харезм.

Причиною этого нашествия Абдуллах-хана на Харезм были три случая. Первый из них: Румский государь, до которого дошла слава Абдуллах-хана, присылал к нему своего посла, по имени Сале-падшаха, с предложением союза: «я восстану с одной стороны, Абдуллах-хан восстанет с другой на шейхова сына ¹ и мы уничтожим его!». Абдуллах-хан принял посла с большим почетом и отпустил его назад. Сале-падша в Бухару шел чрез Индостан и путь его продолжался три года; отсюда он захотел отправиться в Ургенджь. «Из Ургенджа, говорил он, я [229] пeрейду к Тюркменам; здесь сяду на корабль и переправлюсь в Ширван: этим путем до Истамбула мое путешествие продолжится только четыре месяца». Но, когда он приехал в Ургенджь, сын Хаджий-Мохаммед-хана, Мохаммед-Ибрагим-султан, отнял у него все имение, оставив ему только сколько нужно на содержание до Истамбула. Отослал его в Мангышлак и отправил его на Ширванском корабле. Абдуллах-хан, услышав о таком поступке, сильно огорчился. Второй случай был такой: в то время Ширван был под владычеством Румской державы; богомольцы и купцы из Мавераннегра, не желая проходить чрез землю Кызылбашей, отправлялись чрез Ургенджь в Мангышлак, здесь садились на корабль и переезжали в Ширван. За год прежде до похода Абдуллах-ханова на Ургенджь, один богомолец, Хаджий-Кутас, с толпою богомольцев и с большим караваном, пришел в Хиву. Старший сын Булад-султана, Баба-султан, обобрал у них все имение и прогнал их пешком назад в Бухару. Хаджий Кутас, явившись к Абдуллах-хану, пал пред ним на колена и принес ему жалобу. Абдуллах-хан сказал: «Хаджий-Мохаммед хан есть государь как и я, он не нукер мой; Ургенджь не зависящий от меня юрт». Хаджий-Кутас на это отвечал: «в будущем свете, когда Господь будет судить нас и пророк будет за нас предстательствовать, я, взяв тебя, преклоню пред Богом колена и скажу: Господи! могущество Хаджий-Мохаммед-хана не превышало сил какого нибудь нукера Абдуллах-ханова; но Абдуллах-хан, имея достаточно сил, поленился и не вступился в защиту правды». Абдуллах-хан сказал: «о, твои убеждения сильны; хорошо, если это не превысит сил моих, заступлюсь». Третья причина похода была: все внуки Аваниш-хана умерли, оставался в живых только один сын Абуль-хана, рожденный от бесчестной женщины, Нур-Мохаммед, которому отданы были [230] Мерв и Эсюрд. Сыновья младших братьев Хаджий-Мохаммед-хановых каждогодно делали опустошения в области Мерва, думая, что разорение Мерва есть оскорбление сыну бесчестной матери, и таким образом делали много обид Нур-Мохаммед-хану. Он, не вынося их, ушел к Абдуллах-хану с тем предположением, что, если он в хутбе будет возглашать имя не Хаджий-Мохаммед ханово, а Абдуллах-ханово, то последний отдаст ему Мерв и восстановит его в нем. Притом сын Абдуллах-ханов, Абдуль-мумин был рожден от дочери Дин-Мохаммед-хана: и это родственное отношение было причиной, что Нур-Мохаммед-хан явился с преданностью к Абдуллах-хану. Абдуллах-хан выступил с войском, вступил в Мерв, велел одному чиновнику переселить Узбеков из него в Бухару, и сделался полным обладателем Мерва. Он велел поить вином до пьяна Нур-Мохаммед-хана, когда он спрашивал пить. Но Нур-Мохаммед-хан увидел свою ошибку, пустоту своей мечты и в одну из ночей с человеками тридцатью бежал из Мерва и ушел к Хаджий-Мохаммед-хану. Абдуллах-хан, по приходе в эту страну, занял Мерв, Эсюрд, Нисай и Баг-абад. Только в Даруне остался сын Хаджий-Мохаммед-хана, Араб-Мохаммед-султан, от которого в последующее время родился я убогий. Кроме Даруна не осталось ни одного Хорасанского города под властию Хаджий-Мохаммед-хана. Абдуллах возвратился в Бухару и там прожил зиму.

Ургенджские Узьбеки не были единомысленны между собою: одни говорили, что готовы сражаться с Абдуллах-ханом, если он сделает нашествие; другие рассуждали: «для чего нам сражаться с Абдуллах-ханом, когда он нападет на нас? Если перейдем на его сторону, то сановные из нас будут у него беками, простолюдины будут нукерами». Хаджий-Мохаммед-хан, узнав, что его подданные отказываются от битв, оставил своего сына, [231] Moхаммед-Ибрагима в Ургендже, а сына своего Сююнучь-Мохаммеда и двух сынов его, поставив при себе в должности нукеров, отправился в Дарун к Араб-Мохаммед-султану, сказывая, что весною будет воевать Нисай. Во время больших зимних каникул он отправился из Ургенджа. В то время в Гезараспе жили три сына Тимур-султана, в Хиве Булад-султан с четырьмя своими сыновьями; в Ургендже был сын Хаджий-Мохаммед-хана, Мохаммед-Ибрагим-султан, в Везире четыре сына Мохаммед-султана, и четыре внука его, уже способные носить колчан. По прошествии малых каникул, распространился слух, что Абдуллах-хан открыл поход. Послали десять человек из Хивы и десять человек из Гезараспа в Даруган-Ату для наблюдения за неприятелем. В первый день месяца февраля они были схвачены неприятелем кроме троих, которые убежали и пришли сюда. При таких обстоятельствах Мохаммед-султан сказал: «в первое нашествие Абдуллах-хана, отец мой, оставив Гезарасп, с своим домом и народом перешел в Хиву, и, когда в Хиве собрал большое войско, Абдуллах-хан не мог оставаться в сей стране и ушел назад. В настоящее время должно также поступить». Он перешел в Хиву, с султаном перешли туда и все Узьбеки. Здесь пробыв только два дня, по причине взаимной недоверчивости, они отправились к могиле господина Пеглевана и при ней перед кораном поклялись в верности друг другу. Но и этим не утвердилась между ними взаимная доверенность, и они говорили: «в Хиве нам всем нельзя собраться и крепко защитить себя: перейдем в Везирь, там соединим все наши силы, его сделаем главным пунктом действий». Вставши по утру, три сына Тимур-султана, Булад-Тимур с своими четырьмя сыновьями, все нукеры и народ их выступили из Хивы на телегах, как будто бы выезжали на пир. После утреннего намаза они [232] тронулись в путь и уже около полудня последние телеги выехали из городских ворот: отправились, наложив на телеги вьюки циновок, к заду телег привязав кур. Перед этого обоза, состоявшего из тысяч двух семейств, приехал на ночлег к Зах-арыгу во время павечера, а конец его тогда уже, как народ ложился спать. Военачальник Абдуллах-хана, Ходжам-кули, с тремя тысячами человек вступил в Хиву, в то время как последние телеги не скрылись из вида. По приходе к городским воротам, он велел объявить, чтобы все оставшиеся Узьбеки, и хорошие и плохие, явились к нему, «всем сделаю добро: хорошим отдам имение соседних домов, плохих сделаю нукерами». Жители собрались к нему, он всех их по именам внес в список, и потом сказал: «завтра рано я выступлю в поход: все усердные к хану, все желающие сохранить свои семейства и свое имущество, и Узьбеки и простолюдины, не должны отставать от меня». Ночью он встал, на заре выступил в поход для преследования Булад-султана.

Скажем теперь о Булад-султане. Вчера, во время павечера, из Хивы пришел к нему человек, с известием, что куш-бегий Ходжам-кули вступил в город; но султан не встревожился при этом известии; крепче перевязавши поклажу на телегах, стали кормить зернами и поить водою кур, поутру они опять пустились в дорогу. Когда настало предполуденье, они пришли к крепости Алма-Этишкан. Тут приходит стража и извещает, что их настиг неприятель. Тогда они собрали в одно место телеги и перед ними расположили свои полки; неприятель в боевом порядке подошел и начал битву. Они не могли выступить из-за телег и, отбиваясь, начали отступать; неприятель захватил много пожитков, но не мог расстроить войска. Захвативши в плен только Кульчи-султана, сына [233] Булад-султанова, прочие султаны все ушли и пришли в Везирь.

Пробыв два дня в Везире, султаны рассуждали: «мы не сделали никакого зла Абдуллах-хану; отнял имение у богомольцев и у каравана Баба-султан: не станем держать его при себе», и прогнали его от себя. Он, его отец Булад-султан и двое его младших братьев, Гамзе и Пеглеван, — все четверо ушли в Дарун к Хаджий-Мохаммед-хану. Четыре сына Мохаммед-султана, и два его внука, три сына Тимур-султана, и из Ургенджа сын Хаджий-Мохаммед-хана, Мохаммед-Ибрагим-султан, с своим семейством, перешли в Везирь. С ним было также десять чиновников; малолетних всех я здесь не считаю. Главою всем им был сын Махмуд-султана Алий. Он был с поврежденною спиною, но этот недостаток не был приметен из-под одежды его ни тогда, когда он сидел, ни тогда, как он ходил; как верховая езда причиняла ему боль, то он не мог ездить на коне. Язык этого Алия говорил за всех. Абдуллах-хан подошел к городу и осадил его. По прошествии одного месяца он прислал к ним человека с словами: «я пришел сюда, раздраженный поступком Баба-султана; но его здесь нет. Я вам родственник; вы предо мною не сделали никакой вины: приходите ко мне». Султаны советовались между собою и говорили друг другу: «между нами и Абдуллахом нет кровной мести, нет и вражды; притом, доколе Хаджий-Мохаммед-хан с своими сыновьями остаются живы в Хорасане, он не сделает нам зла. Сходить к нему — хорошо будет». Послали от себя людей сказать Абдуллах-хану: «если от него придут беки и поклянутся им в их безопасности, то они явятся к нему». Абдуллах-хан послал к ним Накиба, Хасава-ходжу, аталыка Сархин-бия, своего диван-бека, Мохаммед-Бакий-бия, Самаркандского правителя Хаджий-бия и своего парваначия Дустым [234] Аргуна. Эти пять человек на площади Тахтабил дали клятву десяти султанам, с которыми было десятка четыре человек из народа. Когда беки подходили к городским воротам, народ говорил: «эти люди — главные лица в государстве, средоточие государства; Абдуллах-хан ногтя одного из них не променяет на Ургенджь: задержим их, а с людьми, которые с ними пришли, отпишем к хану, что мы их удержали у себя не по вражде, а с тем, чтобы оказать им честь и почет; что, когда хан благополучно отправится назад в Бухару, тогда мы сами проводим туда и беков». Али-султан на это сказал: «что вы говорите! Абдуллах нам родственник, с которым у нас не было никаких неудовольствий; он отдаст нам Ургенджь и уйдет. Если же не отдаст его и нас возьмет с собой, то каждому из нас даст область лучше Ургенджа и Везиря. Доколе жив Хаджий-Мохаммед-хан с своими сыновьями, дотоле он не может нам сделать зла, хотя бы у него на душе и было намерение вредить нам». Народ сильно настаивал на своем, но бекам, чиновникам государства, требование народа казалось безразсудным. В то время, как давались клятвенные обязательства, несколько молодых людей приготовились напасть на беков и, без позволения султанов, схватить их; но белобородые старцы удержали и воротили их. Обнадеженные клятвою беков, султаны и простолюдины пошли к Абдуллах-хану. Султанов отдал он на руки своему эсаулу, Дад-хагу, и правителю Сагырыча, Ишим-бию; Узьбеков отдал под надзор своего полководца, Ходжам-кули-Калмыка. Ходжам-кули сделал перепись им по родам и домам; и, семейств по десяти, по двадцати раздав на поручительство лицам, заслуживавшим доверие, всех их повел в Бухару. Абдуллах-хан отдал Ургенджь и Везирь Сари-Оглану, Хиву отдал Дарману Менглиш-бию; Гезарасп и Гезараспское предместье, Кюрук [235] отдал одному ходже, бывшему в числе его нукеров; Кат отдал Ургенджскому Тюркмену из рода Баят, бывшему при нем муллой имамом. Это покорение Ургенджского юрта Абдуллахом и возвращение его оттуда в Бухару было в тысяча втором годе гиджры, в год змеи (1593-4 P. X.).

Булад-султан с своими сыновьями перешел в Дарун к Хаджий-Мохаммед-хану. По прошествии одного месяца к ним пришло известие, что Абдуллах-хан овладел Ургенджем. Тогда Хаджий-Мохаммед-хан, его старший сын Сююнучь-Мохаммед-султан с своим сыном Ибад-уллахом; другой сын его Араб-Мохаммед-хан; мой отец, с своими сыновьями Эсфендияром и Мохаммед-ханом, и еще один его внук; сын Мохаммед-Ибрагим-султана, третий сын Хаджий-Мохаммед-хана Мохаммед-кули-султан, три сына и четыре внука, сын Булад-султана; внук Дин-Мохаммед-хана, — темнородок (Нур-Мохаммед), подаривший Мерв Абдуллах-хану, всех одиннадцать султанов ушли в Ирак к Шах-Аббасу Мази. Булад же султан не пошел с ними. «Мне, говорил он, уже семьдесят лет, как же мне идти к неправоверующим? Я уже человек, выживший из ума: зачем Абдуллах-хану хотеть моей смерти?» воротился назад и отправился к Абдуллах-хану. При Хаджий-Мохаммед-хане было три тысячи человек, но почти все они разошлись по своим домам, и с Хаджий-Мохаммед ханом ушло только сто пятьдесят человек.

Абдуллах-хан возвратился в Бухару: в один день, в области Сагырычь, на берегу реки Ак-су, он велел умертвить сына Булад-султанова, Койчи, сына Хаджий-Мохаммед-ханова Мохаммед-Ибрагим-султана; троих сыновей Тимур-султановых, Мохаммед-султана, Кадир-бирдий-султана и Абул-хаир-султана; четырех сынов Махмуд-султановых, Мохаммед-султана, [236] Алий-султана, Араб-султана и Ак-Баба-султана, двух сынов Мохаммед-султановых, Шах-Алий-султана и Шах-бехт-султана — всех двенадцать человек, способных уже носить колчан, и с ними еще малолетних детей около десяти лиц. Тем из ургенджских Узьбеков, которые были известны своею зажиточностию, велел собирать подать, сделав их сборщиками: на каждого простолюдина он сделал налог в тридцать тенке. В это время, при Абдуллах-хане, один тенке был ценою выше ашрафа. Кто был не в состоянии уплатить и скрывался, за того деньги брали с того, кто за него поручался. Многие, не могши выработывать деньги, продавали дочерей, сынов своих и платили подать. Если из одного котла кормившихся было человек десять, то с каждого из них бралась подать. Десятилетних мальчиков делали семейными и на них делали налог.

Хаджий-Мохаммед-хан с своими младшими братьями и сыновьями, перешел к шаху в Газвин. Шах встретил Хаджий-Мохаммед-хана; когда он приехал к шатру его, шах велел помочь ему сойти с коня; взял его за руку, довел до места и посадил и, положив руку себе на грудь, стоял и говорил ему: «добро пожаловать, добро пожаловать, почтенный старец-хан!». Шах оказал ему большую ласку. Сююнучь-Мохаммед-султан с двоими сыновьями уехал оттуда в Рум: «я не могу жить между неправоверными», говорил он. Прочие ханы вместе с Хаджий-Мохаммед-ханом жили там три года.

Они отправились туда (в Персию) в год змея. Когда же наступил год овцы, в который явилась светлая звезда (комета), тогда сын Абдуллах-ханов Абдуль-мумин-хан завладел всеми частями Хорасана. Кызылбаши Эсфараинской области заперлись в крепости Эсфараине; он подступил к ней и осадил ее. Эсфараинский правитель послал к шаху человека, и шах Аббас с сильным ополчением выступил из Газвина и пришел в Бистам. [237]

Возвращение Хаджий-Мохаммед-хана из Ирака и взятие им Ургенджа. Третье нашествие Абдуллах-хана на Ургенджь.

В то время Астрабадом управлял Алий-яр-Бек, из Тюркменского поколения Имир. Города Бистам и Астрабад лежат в близком расстоянии один от другого. Султаны, пришедши к Хаджий-Мохаммед-хану, сказали ему: «Астрабадские Тюркмены наши подданные; мы слышали, будто в Хиве шестьдесят человек конницы, в Ургендже сорок человек: если теперь мы пойдем туда, то при помощи Тюркменов можем возвратить наше достояние. После того будем действовать сообразно тем оборотам, какие небо даст нашим предприятиям. Если об этом сказать шаху, он нас не пустит. Итак мы думаем в нынешнюю ночь уйти отселе». Хан не одобрил их предприятия, но они не послушались его совета. В то время, как люди начинают ложиться спать, два сына Хаджий-Мохаммед-хановы, Араб-Мохаммед-султан и Мохаммед-кули-султан, три сына Булад-султановы, Баба-султан, Гамзе-султан и Пеглеван-кули-султан, сели на коней и уехали. На заре они приехали в то место, где стоял сторожевой отряд Тюркменский; в полдень прибыли в Астрабад.

Хаджий-Мохаммед-хан по утру пошел к шаху и рассказал ему случившееся. Шах на это сказал: «доколе Абдуллах жив, им не удастся возвратить свои владения: заплатят за свои затеи своими головами. Они уехали без моего согласия, и конечно постыдятся возвратиться ко мне: должны будут идти в другое место и там погибнут. Ты, почтенный хан, отправься за ними и скажи им, чтобы они не стыдились и не боялись меня, и ко мне возвратились бы». Хаджий-Мохаммед-хан, услышав такие слова шаха, оставил двоих внуков и свою ставку, поспешно отправился в путь на коне, не взяв никаких тяжестей. Он настиг [238] султанов в Астрабаде. Оттуда они переехали в горы Кюран. Из живущих там поколений, Теке и Ямут, к ним присоединилось около шестидесяти человек. В то время Мангышлак был раззорен, потому что Ирсарии и Манкиты делали много наездов на него, и его жители перешли в Кюрдиш и Урта-Кузук и там жили. Когда хан и султаны приехали к Ирсариям, к ним присоединилось до шести сот человек. Теке и Ямут были подданными сыновьям Махмуд-султановым; Махмуд-султан и Хаджий-Мохаммед родились от одной матери; потому они соединились с детьми Хаджий-Мохаммед-хановыми. Ирсарии были подданными Булад-султану, потому соединились с Баба-султаном. Потом они прибыли в Пешкаг: отселе Хаджий-Мохаммед-хан с двумя своими сыновьями пошел в Ургенджь; Баба-султан с двумя своими братьями отправился к Хиве.

Сари-Оглан заперся в Ургенджской цитадели; при нем было пятьдесят человек. Когда наступила ночь, войско Хаджий-Мохаммед-хана, пробив в одном месте стену крепости, вошло в нее; Сари-Оглан и все его нукеры были убиты. С Мохаммед-Хаджий-ханом осталось только человек шесть из Теке и Ямут; прочие взяли свою добычу, навьючили на верблюдов съестные припасы и отправились назад домой.

Баба-султан подошел к Хиве. В то время в Хиве еще не было цитадели; жители заперлись в городе, но Сарты разломали городские ворота и сдали город. Менглиш-бий и сотня людей, при нем бывших, были убиты. Правитель Гезараспа и правитель Ката убежали в Бухару. При Баба-султане из Ирсариев, пришедших с ним, осталось только пятнадцать человек; прочие взяли свою добычу, навьючили на верблюдов съестные припасы и отправились назад домой. [239]

Баба-султан пробыл в Хиве десять дней; брат его, Гамзе-султан перешел в Дервишский монастырь (Ханакаг) и жил там: «здесь я, говорил он, несколько дней попирую». Баба-султан отправился в Гезарасп с тем, чтобы там, кончив все и важные и маловажные дела, возвратиться назад. Когда он приехал в Гезарасп и остановился в Джеган-нумае, один из молодцев посмотрел в полуденную сторону города и увидел каких-то людей, едущих к городу: «посмотрите, что это за люди сюда едут?». Баба-султан встал, стал всматриваться и видит, что быстро приближается неприятель: напереди едет всадник на чубарой лошади, одетый в платье с обнаженною саблею на плече: он ехал напереди отдельно от других, за ним следует другой всадник на игреней лошади; за ними сто пятьдесят человек едут толпою. Баба султан поспешил затворить ворота: он успел притворить одно полотно их; но прежде, нежели он притворил другое, всадник на чубарой лошади три раза порывался въехать в ворота; после него всадник на игреней лошади также делал приступ к воротам, но оба должны были отступить: с крепости стреляли из ружей. Став перед воротами в таком месте, куда не доходили выстрелы из ружей, неприятели столпились: их было сто пятьдесят человек, у одного Сарта расспрашивали они об осажденных, Сарт сказал, что в крепости Баба-султан, что вне ее нет конного войска, что младший брат его Гамза-султан в Ханакахе. Услышав это, они сели на коней и все сто пятьдесят человек отправились к Ханакаху. Во время полудня они напали на Гамзе-султана, и не думавшего о неприятеле: он в то время был на торговой площади. Пеший, он вступил в битву с врагом, имея при себе человек до шестидесяти. С полудня он отражал неприятеля до той поры, в которую ложатся спать; в ту пору, когда народ ложился спать, неприятели все спешились и, [240] когда одна часть из них сражалась, другая, незаметно разломавши ограду города, вошла в него и избила всех, кого в нем захватила. Теперь скажем, каким образом здесь внезапно явился неприятель.

В тысяча четвертом году (1595-6 P. X.), в год овцы, в год явления светлой звезды (кометы), Абдуллах-хан собрал свое войско, выступил в поход из Бухары. Прежде говорили мы, что в это время сын его, Абдул-мумин-хан был в Эсфараине. «Нынешнюю зиму, говорил Абдуллах-хан, я с своим сыном буду зимовать в Хорасане; а весною, если будут благоприятствовать обстоятельства, откроем поход на Ирак», и дал Ходжам-кулию приказ: «ты составишь передовой отряд; я перейду из Чехар-чуя и стану в Кюрдише при Урдаке». Когда войско под начальством Ходжам-кули переправилось через реку, правитель Гезараспа бежал из города, донес ему, что четыре дня уже прошло, как Баба-султан возвратился из Ирака, и в Хиве убил Менглиш-бия. Ходжам-кули не медля послал бежавшего к нему из Гезараспа ходжу к Абдуллах-хану. Абдуллах-хан, разведав от него об этом, дал приказ Ходжам-кулию: «иди к Ургенджу, и я сам иду туда вслед за тобой». Баба-султан узнал, что неприятель, подходивший к воротам Хивы и убивший Гамзе-султана, был отряд из войска Ходжам-кули. В ту же ночь Ходжам-кули отправился на Хаджий-Мохаммед-хана. Младший сын Хаджий-Мохаммед-хана, Мохаммед-кули-султан был юноша храбрый в битвах с врагом, искусный стрелок, бойкий и умный; он сказал своему отцу: «вы с старшим моим братом будете в Ургендже, а я с несколькими человеками пойду к Баба-султану». Он взял несколько человек из Ургенджских Джагатаев и Тюркменов, также несколько Ургенджских Узьбеков из тех, которые Абдуллахом пленниками уведены были в Бухару, а теперь прибыли сюда в [241] Манкат для торговли, не предполагая настоящих обстоятельств. Всех человек сот до двух набрал он и выступил с ними на помощь Баба-султану. Он пошел к Гезараспу берегом реки. Когда он подошел к крепости Чилнук, неожиданно встретился лицем к лицу с неприятелем. Оба войска стали одно против другого: неприятелей было более тысячи; предводитель их Ходжам-кули-калмык сделал нападение, и со всех сторон окружил его; он дал приказ не давать спастись султану, но схватить его. Битва была продолжительная. У Мохаммед-кули-султана осталось немного людей, и он сказал: «если мы будем так биться, то из нас никого не останется: пойдем, ударим дружно одною массою и пробьемся сквозь неприятеля: робкие из нас погибнут, храбрые спасутся». Считая умным такой совет султана, все они ударили на врага: прорвали полки его и пробились через центр его. Мохаммед-кули-султан, ушед от врага, не пошел к своему отцу, но удалился в область Манкат. У одного из главных мирз Манкатских, Кюджек-мирзы, младшая сестра взята была Хаджи-Мохаммед-ханом за Мохаммед-кули-султана; потому Мохаммед-Кули-султан пришел в дом своего шурина, Кюджек-мирзы. Этот схватил его и отослал к Русским; Мохаммед-кули-султан прожил много лет в Руси и там умер. Один из людей, которые вместе с Мохаммед-кули-султаном спаслись в битве с Ходжам-кули, пришел в Ургенджь к Хаджий-Мохаммед-хану. Тогда Хаджий-Мохаммед-хан и его сын Араб-Мохаммед-султан бежали из города; они скитались два дня, на третью ночь в одном месте остановились на ночлег. Раздался конский топот; они надели оружие и сели на коней; неприятель настиг их и напал на них, захватил себе половину стана и нукеров, и они спаслись от него с немногими людьми. Поутру, около первой четверти дня, неприятель опять догнал их; они, непрерывно отбиваясь, отступали [242] и еще потеряли половину бывших при них людей; с остальными, непрестанно отбиваясь от неприятеля, успели спастись и уйти в Астрабад. Отселе они перешли к шаху в Газвин.

Абдуллах-хан, подступив к Гезараспу, после четырехмесячной осады взял город и велел убить Баба-султана. При Баба-султане было пятнадцать человек из его нукеров и три человека из Ирсарийских Тюркменов; прочие все были Гезараспские Сарты. Покорив город, Абдуллах-хан возвратился в Бухару.

Возвращение Хаджий-Мохаммед-хана и сынов его, Араб-Мохаммед-султана и Сююнучь-Мохаммед-султана в свои владения.

В тысяча шестом году гиджры (1597-8 P. X.), в конце года курицы, умер Абдуллах-хан. В начале года пса шах Аббас в Газвине узнал о смерти Абдуллах-хана. Когда он услышал это, дал приказ войску к походу, и вступил с ним в Бистам. Хаджий-Мохаммед-хан просил у шаха Аббаса отпуска себе и сказал: «Абдуллах-хан умер, и после него Узбеки убьют Абдуль-мумин-хана. Нам в это время надобно быть близь наших владений; многие лица из нашего рода, сделавшись казаками, скитаются в Мавераннегре: кого-нибудь из них народ возьмет и поставит себе государем. В таком случае государство не достанется нам». У Мохаммед-Ибрагим-султана, сына Хаджий-Мохаммед-ханова, был сын, по имени Бурундук, которому было тогда двадцать лет; его шах Аббас оставил у себя, и отпустил Хаджий-Мохаммед-хана и его сына Араб-Мохаммед-султана, с сыном его Эсфендияр-султаном. Эсфендияр-султану было тогда тринадцать лет. После отъезда их Персидский шах также отпустил Нурим-хана. Хаджий-Мохаммед-хан прибыл в Астрабад; из него он перешел в горы Кюран к Тюркменскому поколению Теке. Не зная, куда ему идти отселе, он [243] в недоумении оставался в этом месте. У обоих, и у отца, и у сына, в это время вся свита состояла только из пятнадцати человек, и хороших и плохих. Была половина месяца июля, дни были знойные: в один такой день, они, по совершении утренней молитвы, сидели под тению горы. На дороге от Даруна зачернелся вдали вид двух всадников; когда они приближались к ним, узнали, что это были два Наймана из нукеров Араб-Мухаммед-султана, ездивших в Бухару. Подошедши, они поздоровались с ханом, потом, отступивши назад, стали пред ним на колена и сказали: «Абдуль-мумин-хана нет в живых: Всевышний Господь да продлит вашу жизнь!». Хан сказал: «расскажи, как это было, обстоятельнее». Они отвечали: «мы приехали из Мерва. Абдулл-мумин-хана, во время его переезда, ночью, под крепостью Замин застрелили беки, служившие при отце его; известие об этом принес в Мерв человек Мервского правителя, ушедший оттуда в ту же ночь. Мы отправились в путь, предполагая найти вас в Ираке. В Нисае мы узнали, что шах Аббас вступил в Бистам; в Даруне мы услышали, что вы находитесь у Тюркменов, и вот мы теперь пред вашим величеством». Они тотчас отправились в путь и в восемь дней приехали в Ургенджь. Хаджий-Мохаммед-хан взял себе Везирь; Араб-Мохаммед-султан взял Хиву и Кат; Гезарасп отдали Эсфендияр-султану. Из Узбеков, которых Абдуллах-хан увел пленниками из Ургенджа, все пришли сюда, там из них не осталось ни одного малолетка (углана). Мы выше сказали, что старший сын Хаджий-Мохаммед-хана ушел в Рум. Он, когда до него в Руме дошел слух о смерти Абдуллах-хана, перешел в Ширван; здесь он собрал сведения о том, что произошло в его державе. Разведав о всем подробно, сел на корабль и высадился в Мангышлаке, в начале года мыши. Хаджий-Мохаммед-ханово возвращение [244] в свою державу было в год пса, а через два года после того возвратился сюда Сююнучь-Мохаммед. Хаджий-Мохаммед-хан отдал ему Ургенджь и Везирь, а сам перешел в Хиву, и жил при втором своем сыне, Араб-Мохаммед-султане. По прошествии одного года Сююнучь-Мохаммед-султан отошел к милосердию Божию. После него остался сын Абдулла; и он, по прошествии года, также ушел вслед за отцем своим. Хаджий-Мохаммед-хан отошел к милосердию Божию в тысяча одиннадцатом году гиджры (1602-3 P. X.), в конце года барса, на осемьдесят третьем году своей жизни.

Царствование Араб-Мохаммед-хана.

По смерти Хаджий-Мохаммед-хана возведен на ханство сын его Араб-Мохаммед-хан. Эсфендияр-султану, владевшему Гезараспом, в прибавку отдал он область Кат.

По прошествии шести месяцев после того, как Араб-Мохаммед сделался ханом, Русские казаки, живущие в Кош-Яике, в числе тысячи человек, неожиданно пришли и вступили в крепость Ургенджь: это было в первые дни месяца июня. В городе, кроме простого народа, никого не было: хан с своим двором и войском был на берегу реки Аму. Жители Хивы просили хана выступить с войском на врага: хан прибыл чрез семь дней. Между тем казаки в Ургендже избили до тысячи жителей; захватили в плен тысячу девиц и юношей; на тысячу телег уложили лучшее имущество, сожегши бязь, бахту, ковры, одежду, подушки, постели и прочие вещи этого сорта. Покуда они делали это, прошло семь дней; после того они выступили из Ургенджа и пошли берегом реки. Араб-Мохаммед-хан зашел вперед им, сделал перекоп и поставил цепь. Тут в продолжение двух дней происходили битвы: на третий день Русские, употребивши все усилие, прорвали цепь и, пробившись, пошли дальше. Так как они были пешие, то наша конница опередила их на два фарсанга и [245] опять сделала перекоп и обвела его цепью. Наше войско рассуждало так: «в знойное время, в безводной степи мы можем взять Русских в плен; но, если они, добравшись до реки, в дебри при ней (лимане), в короткое время построят укрепление, пошлют в Русь человека, и оттуда придут к ним на помощь, тогда мы сами будем все истреблены в этом месте». Потому оно напрягало все свои силы против них. У Русских вышла вся вода, которую они взяли с собою, но продолжали сражаться. Русские начали уже пить кровь, но на пятый день у них не стало и этого питья. Узбеки же со всех сторон делали быстрые наезды (аттаки) и, убивая по несколько человек, отступали. Сначала казаки выходили из-за телег своих и бились с нами; но напоследок они обессилели и не смели выходить оттуда. В седьмой день наши все дружно напали на них: приближась к телегам их, спешились, ворвались в обоз и ударили в сабли. Когда брали Русских в плен, человек сто из них убежали: они ушли на берег реки..., ниже крепости Тюк. Там они построили деревянное укрепление, ловили рыбу и ею кормились. Араб-Мохаммед-хан отправился туда, осадил укрепление их и в пятнадцатый день взял его.

Первое вторжение Калмыков.

Чрез шесть месяцев после того пришли в нашу страну Калмыки, числом до тысячи человек. Прежде сего, с той поры, как Узьбеки сделались мусульманами, сюда не приходил ни один Калмык. Прошедши между озером Ходжа-кюлем и горою Шейх-Джалилем, они напали на жителей по обеим сторонам реки Кызыла до крепости Тюк. Из Абурульчия они пошли назад. Араб-Мохаммед-хан погнался за ними и отнял у них пленных и скот; но из Калмыков не успел захватить ни одного человека. [246]

Участь первого казака.

Затем следовало такое происшествие: из потомков Ильбарс-хановых, живших в Мавераннегре, был некто по имени Хосрев-султан. Найманы взяли его и в одну ночь привели в Хиву. Они умышляли убить Араб-Мохаммед-хана и поставить Хосрев-султана государем. В числе заговорщиков были два человека, один Киргиз, Бек-Баглы-багадур, другой Уйшун-Баклы-мирза; оба эти человека явились к хану и открыли ему заговор. Хан велел схватить Хосрев-султана и убить. Главою заговорщиков был Найман Суфи-мирза: хан велел убить и его; но других товарищей его не тронули. Так теми двумя человеками оказана была преданность нашей власти и готовность оберегать ее.

Участь второго казака.

По прошествии двух лет после этого события, двадцать человек из Уйгуров, под распоряжением старейшины (аксакала) Саш-Мирзы, пошли из Ургенджа в Самарканд и оттуда перевели с собою к Узьбекам, живущим в Ургендже и за рекою Аму, одного из потомков Хасян-кули-хана, Салих-султана, чтобы его возвести на ханство. Араб-Мохаммед-хан, узнав это, выступил против него из Хивы. Народ приставал к стороне хана и не шел на сторону Казака. Около сот двух из чернолюдинов перешли к нему, но и они все оставили его и разбежались. Салих-султана схватили, представили к хану и, по его велению, умертвили. А из тех двадцати Уйгуров хан не велел ни одного предавать смерти. Он говорил: «никогда не буду жесток к моим подданным, мне преданным; кто умышляет зло против меня, того отдаю на суд Божий. И прежде сего не я велел убить [247] Суфия-мирзу, который приводил сюда Хорсев-султана. Его смерти хотел младший родной его брат, Баба-мирза. Он говорил мне: «государь, твой враг не должен оставаться на лице земли!». Так и при настоящем случае, если Уйгуры хотят мстить, то они будут действовать сами от себя: а моя рука не прострется на убийство». Уйгуры также не хотели смерти заговорщиков. При этом я, Абульгази-хан, выскажу свое мнение: в старину люди были лучше людей нынешнего времени. Когда весь народ собирался и хотел или приговорить кого к смерти, или разыскать преступника, или найти способы к довершению какого дела, то как это делалось? Того, кого они нарекли своим государем, садили на первом месте в доме, и в его волю передавали все свои желания. Отец мой хан изъявлял с своей стороны снисхождение, народ с своей стороны высказывал покорность: потому доброта хана прощала чрезвычайные преступления.

Второе вторжение Калмыков.

Чрез десять лет после сего, еще тысяча Калмыков вторгнулась в область Бакырганскую, ограбила жителей, ушла с пленниками и скотом. Их преследовали, но не могли догнать.

У Араб-Мохаммед-хана было семь сынов: первый Эсфендияр-хан, второй Хебеш-султан, третий Ильбарс-султан, четвертый Абульгази-хан, пятый Шериф-Мухаммед-султан, шестой Харезм-шах-султан, седьмой Авган-султан. Мать Эсфендияр-хана была из нашего рода; мать Хебеш-султана и Ильбарс-султана была дочь Наймана: оба они были от одной матери. Выше я убогий говорил о роде моей матери, но скажу еще и здесь: моя мать Мигюрбани-ханым, была дочь Джан-гази-султана, у которого отец был Шир-гази-султан; у этого отец султан-гази-султан, у него отец был Ильбарс-хан, его [248] отец Бюрке-султан, его отец Ядигер-хан. Мои отец и мать, оба были потомки Ядигер-хана. Мать Шериф-Мохаммед-султана и Харезм-шах-султана была из рода одного ходжи, Мавдчуда Чуштийца; Чушт есть один из городов в области Герат. Мать Авган-султана была из потомства Абуль-хаир-ханова.

Возмущение Хебеша и Ильбарса.

В четырнадцатый год после восшествия отца моего Араб-Мохаммед-хана на престол, Хебеш-султану исполнилось шестнадцать лет, а Ильбарс-султану четырнадцать лет: они оба выросли в Хиве. Когда Араб-Мохаммед-хан выехал в Ургендж, в Хиве некоторые молодые люди из Узьбеков, упоенные вином властолюбия, возбудили Хебеш-султана и Ильбарс-султана вооружиться, и ехать в Ургенджь и Везирь (чтобы там объявить себя ханами). Разослали людей с повелением ополчаться за них, а сами, выступивши из Хивы, остановились при колодезе Пешкаге, дожидаясь войск из Хивы, ими оставленной, и Ургенджа, куда они шли. Расстояние Пешкага от Ургенджа составляет однодневный путь всаднику на проворной лошади. Там они простояли десять дней. Араб-Мохаммед-хан отправил к ним человека сказать, чтобы они к нему явились, и что он им отдаст город Везирь. Они отправили назад присланного с ответом: «мы боимся явиться к отцу нашему, когда при нас будет войско, мы придем к нему». Со всех сторон толпами уходили к ним предприимчивые джигиты; к ним перешли все сыновья аталыка и сыновья векиля Араб-Мохаммед-хановых. В то время народ так боялся хана, что, если бы он всем Узбекам не велел год входить в домы и спать с женами, то ни один человек не ослушался бы, никто ни одного шага не ступил бы к своему дому. Если бы хан, вышед из [249] своих палат, сказал своему народу, чтобы он не позволял своим сыновьям уходить к Хебешу, и что тот, кто пустит их к нему, не ждал бы себе добра от хана; если бы велел всем эти слова пересказать друг другу, и свою волю объявил бы чрез посланного своего в городах и на рынках; то ни один человек не ослушался бы, никто не вышел бы вон из своего дома. А как хан, не одобряя ухода народа, не давал ему никакого приказа, то народ свой переход к сыновьям хана считал добрым делом: «если бы хан не хотел, то запретил бы», говорили люди и приставали к перебежчикам. Отпустив от себя посла, Хебеш и Ильбарс сделали набег на Хорасан; возвратившись оттуда, они послали отцу сайгит, каждый по одному пленнику. Сами султаны остановились недалеко от Ургенджа, в расстоянии на однодневный путь; люди же, составлявшие войско их, разошлись по своим домам, — у кого был дом; при султанах осталось около осьмидесяти молодых людей, и замечательных и ничтожных. При хане в то время был Уйгур, Курбан-хаджи; выше его не было другого бека. Хан послал его к сыновьям своим и велел сказать, чтобы они пришли и увиделись с ним. Хаджи на следующее утро был у них и по полудни возвратился оттуда. В это время я приходил к двери хана ² для свидания с моим отцем, в то же время и хаджи шел к двери его, потому мы вместе вошли к хану. Хан спросил его: «расскажи, что ты слышал и видел?», хаджи отвечал: «что я скажу тебе, хан? моя поездка не радостна. Узбеки, живущие на пространстве от Даруган-аты до Бакырган-аты собрались к твоим сыновьям. Там все, кроме таких, у которых собачья голова и коровьи ноги. Когда я сказал им: ваш отец прислал [250] меня звать вас к нему, тогда со всех сторон раздались тысячи голосов; каждый в ответ отвечал, что хотел. Хан! ты сам видишь, что дело идет худо: тогда как у меня горит душа за тебя, у них не загорится и пола одежды, так лучше уезжай в Хиву. Слова этих своевольников злобны, держите себя дальше от них; а мы, твои подданные, позаботимся о средствах восстановить мир». Когда хан услышал такие слова, у него задрожали руки и ноги, язык не мог выговорить слова. Он велел седлать коней, вьючить верблюдов, и, как скоро закатилось солнце, выехал в Хиву. Кроме одного хана все мы знали, что с Хебешем и Ильбарсом более семидесяти человек не было; но против воли Божией ничего не сделаешь. Хан ни у кого не спросил, справедливо ли, или ложно было то известие. Хебеш был на таком расстоянии от нас, от хана, что человек, отправившийся к нему утром, возвратился бы оттуда прежде полудня; но хан никого не послал, никому не сказал: «поди, узнай, сколько там людей». Войско, при нем бывшее, распущено по домам, и жившему в домах не было приказа собраться. Два дни прошло со времени прихода Хебеша к Ургенджу, а ему на мысль не приходило: откуда у него взялось многочисленное войско, с неба ли упало, или из земли вышло?

По уходе хана, Хебеш и Ильбарс остановились в селении Киран. В то время пространство от крепости Мир-Дигкана до места Куйгун, которое по сю сторону Бакыргана, засевалось пшеницею. Хан, о котором теперь говорим, велел прорыть канал, начинавшийся выше крепости Тюк. Это было за год до того, как родился я убогий. Когда наступала осень, резервуар канала закрывали плотиною, а после сжатия пшеницы его открывали. Чрез несколько лет широта канала увеличилась столько, что через него не перелетала пущенная из лука стрела; водопровод шел к Куйгуну, а оттуда его воды вливались в [251] море. Сеяли одну только пшеницу. Всадник в десять дней не мог объехать полей, засеянных пшеницей. В то время верблюжий вьюк пшеницы продавали по полутора тенке; ослий вьюк (харвар) пшеницы стоил один серебряный мискаль. Пул ходил в цене пучека, серебряный мискаль равнялся ценностью одному тенке. Но обратимся к нашему рассказу. Хан по всей области построил анбары и в них складывал хлеб. Хебеш и Ильбарс захватили хлеб богатых нукеров, подвластных отцу, и раздавали его своим нукерам. Услышавши это, вся чернь шла к ним для получения хлеба; переходили к нему также и некоторые хорошие люди. Так некоторые беки, действуя с ними за одно, взяли от хана город Везирь с принадлежащими к нему Тюркменами и отдали его Хебешу и Ильбарсу. Потом султаны с четырьмя тысячами человек приезжали в Хиву видеться с отцем своим и оттуда возвратились в Везирь.

Пять лет Хебеш и Ильбарс держали себя к отцу в сыновних отношениях. В шестой год Ильбарс-султан, сказав, что хочет сделать наезд на Эсюрд, поехал к Хиве; но не являлся к отцу своему, а пошел к колодезю Сагча, назначив его сборным местом для войска. В это время хан выехал из Хивы и отправился в Ургенджь. Ильбарс-султана известили об этом люди, которым он поручил следить за ханом; получив известие, он взял свое войско и вошел в Хиву. Хан тогда был в Ришь-Табан-Ате; с ним тогда было, кажется, человек тридцать, могших сражаться с врагом. На утренней заре является из Хивы человек и извещает, что Ильбарс-султан вступил в этот город. Хану бывшие при нем чиновники говорили: надобно выступить к Хиве; когда он узнает, что вы при воротах города, не осмелится противоборствовать вам, выйдет из города и уйдет. Хан поспешил выступить и на дороге к Хиве остановился в селении Хастаган. Ильбарс-султан, [252] услышав, что хан пришел в Хастаган, послал туда пятьсот человек с приказом схватить отца и привести к нему. Хан заперся в предместии; но люди Ильбарс-султана, спешась, с четырех сторон начали осаду. Это было при закате солнца: когда сделалось темно, они пробили в нескольких местах стену и вошли в укрепление. Взяли хана, посадили его на коня, которого повели на поводе; в полночь представили хана в Хиве к Ильбарс-султану. Он заключил своего отца в одном доме и к дверям его приставил стражу. Овладел казною, которую хан собрал в продолжение тридцати лет, и отдал ее собакам и птицам, велел схватить всех беков, служивших при отце; самих оставил в живых, но отнял у них все имущество. Оставил жизнь также и отцу, вышел из Хивы и отправился в свой дом.

В то время, как Ильбарс-султан захватил отца и забирал его имение, Эсфендияр-султан был в Гезараспе. Хебеш-султан, я убогий и Шериф-Мохаммед-султан, в Ургендже, собрали народ, чтобы идти на Ильбарс-султана; но белобородые старики не одобрили того. «В этом случае, говорили они, он, чтобы нанести удар нам, может решиться убить хана; если же мы не пойдем на него, то он захватит только имущество, а хана оставит и уйдет» ³. Место, в котором жил Ильбарс-султан, было близко к нашему жилищу. Эсфендияр-султан и вместе с ним Араб-Мохаммед-хан пришли в то место, где жили ⁴ мы и к нам собравшиеся люди. Мы выступили против [253] Ильбарс-султана; но он не осмелился вступить в битву, бежал и с человеками шестью скрылся в степи. Мы опустошили его дом и его подручников. Мы, все султаны, собрались к хану: я, желая повидеться с отцем моим, пришел к нему во дворец (орду) один: он совершал тогда вечернее молитвословие. Когда он окончил молитву, я подошел к нему, сел и сказал: «Ильбарс-султан с пятью, с шестью человеками ушел в степь: что вы думаете теперь делать?». Он спросил меня: «а тебе что пришло на ум?». Я отвечал: «задуманное мною дело есть езд большой колесницы, как говорится; без воли отца его не сделать?». «Говори, что это?» сказал хан. «Прикажите Эсфендияру и мне убогому убить Хебеш-султана, а потом убьем и Ильбарс-султана. Из пяти оставшихся ваших сынов ни один не поступит вопреки вашим велениям». «Хорош твой совет — отвечал хан, — но я об этом поговорю с Чин-хаджием». Чин-хаджий был атабек его; хан помнил его имя; «ты также поди и посоветуйся об этом с тем-то и с тем-то». Он назвал мне человек пять: «а после посоветуйся с Эсфендияром и в нынешнюю же ночь дай мне ответ». Я пошел и переговорил с ними и, явясь к отцу, сказал: «все, начиная с Эсфендияр-султана, говорили: до настоящего времени мы не знали как поступить с ними; это еще прежде надобно было бы сделать, и если делу и теперь пора, то не надобно откладывать его до вечера. Они готовы содействовать в этом». Хан сказал: «я советовался с Чин-хаджием, и он мне сказал: если вы предадите смерти хотя одного из ваших сыновей, то после того ни один из оставшихся сынов не будет иметь доверия к вам; потому, Абульгази, я не решаюсь на это дело». «За пять лет прежде сего — отвечал я ему — когда Хебеш-султан и Ильбарс-султан возвратились из Хорасана, вы посылали старшего брата Чин-хаджиева, Курбан-хаджия, звать их к вам; при обоих султанах [254] было тогда не более семидесяти человек, а он, возвратившись оттуда, ложно вам доносил, что с ними все, кроме тех, у кого собачья голова и коровьи ноги. Он заставил вас бежать в Хиву, он также настаивал на том, что Уйгуры и Найманы должны принадлежать Хебеш-султану и Ильбарс-султану, как близким к ним по рождению. К этому надобно прибавить и то, что Достум и Ишим, сильные при дворе Ильбарс-султана, младшие братья Чин-хаджию: они оба должны погибнуть, если не будет в живых Ильбарс-султана. Если этот сын ваш держал вас под стражей, отнял у вас все имение; то чего остается ждать? завтра он поступит еще хуже этого; будете раскаяваться, но это не принесет вам никакой пользы». Выслушав мои слова, он около часа оставался в раздумье. «Нет, не могу этого сделать!» — сказал он, — «оставь это, Абульгази!». Потеряв надежду преклонить хана, я в полночь отправился к Эсфендияр-султану; явясь к нему, пересказал ему, что было, и говорил: «пусть хан этого не хочет, но если вы одни дадите согласие, то я, убогий, готов привести в исполнение». Он отвечал: «не говори этого, Абульгази, никогда не сделаю я того, чего не одобряет отец мой; больше не говори мне об этом». От него я воротился домой. Один из нукеров Эсфендияр-султана, молодой Найман, узнал о моем ночном приезде, о том, что было говорено, и, когда я отправился назад, передал то Хебеш-султану. С этого времени Хебеш сделался врагом мне.

Отец мой возвратился в Хиву; Эсфендияр-султан отправился в Гезарасп: Хебеш-султан велел человеку скакать к Ильбарс-султану и сказать, чтоб он скорее возвратился и что отец от него отправился назад. Так как моя тайна открылась и мне нельзя было оставаться посреди двух врагов, то я переехал к отцу моему. Он тогда пожаловал мне область Кат. После этого прошло [255] только пять месяцев и Араб-Мохаммед-хан раскаялся, что не поступил по совету сынов своих. Чрез посла он велел Эсфендияр-султану и мне убогому явиться к нему с войском. Шериф-Мохаммед-султан, который с матерью жил в Ургендже, пред этим временем приехал в Хиву для свидания с своим отцем; и его он остановил при себе. Собрав войско, он сказал: «при двух сыновьях моих есть десять человек, которые возбудили и поддерживают между нами эти тяжелые смуты: если их они мне выдадут, то тем докажут, что они мне дети, что они любят отца. Тогда я поцелую их в уста и от них уйду домой назад. Но, если они нe отступятся от этих злодеев, то и я не признаю их за сынов моих. Что Бог сделает, то пусть и будет». Сказав это, он выступил в поход, а к сыновьям отправил посла с теми словами. Чрез час после отправления его, он назначил военачальника и велел ему вести войско. Я, поручив свой отряд чиновнику, велел ему переправляться на другую сторону реки и там стоять, а сам поехал к отцу. Он, по выходе из Хивы, остановился, говорили, в укреплении Гюндум-кане. В городе жители еще не ложились спать, когда я пришел к хану. «Откуда ты?» он спросил меня. «Из Ката!» — отвечал я. «Когда отправился ты оттуда?». «Сегодня около полудня». «Зачем ты бросил свой отряд и поспешил сюда?». Я отвечал: «мне пришла мысль, и я пришел открыть ее». «Говори!» сказал хан. «Те двое, — сказал я, — сегодня или завтра узнают, что вы здесь в походе против них, и возмутят народ. Вы с Эсфендияр-султаном пошли бы по этому берегу реки, а мне приказали бы итти в Кат (если мне отправиться теперь в путь, то к намазу я приеду туда). Из Ката я пошел бы к живущим в соседстве с сим городом. При мне восемьсот нукеров; более половины Узбеков, живущих в степи, ваши и мои подданные: они без [256] принуждения соединятся со мною. Зависящие от Хебеша и Ильбарса по страху пристанут ко мне: если один, двое из них перейдут к Хебешу, не оставлю и котла в их доме. Если степные Узбеки не с ним, то при них не более двух, трех сот человек. Когда я туда отправлюсь, тогда вы, не делая сношений с ними, скорее идите против них: они убегут, не пустивши ни одной стрелы. Но, если не сделаете так, они до вашего прихода соберут войско, придут и будут биться с вами. Неизвестно, кому Бог даст победу». «Кто тебе внушил это?» спросил меня хан. «Я от себя говорю; мне этого никто не внушал». Хан сказал: «не рассудителен тот, кто внушил тебе такое дело. Иди и приходи ко мне с своим отрядом». Я воротился, и перевел свой отряд войска и в Хаст-менаре вступил под распоряжение хана. Оттуда мы перешли в Икинчи-кой. В этот день я еще предложил хану: «пошлите меня к Узбекам; если не хотите отправить меня, то пошлите Шериф-Мохаммед-султана. Какой вред, когда кто захватывает своего врага без опустошений, без битв? Иначе начнутся битвы и взаимные опустошения. Если сделаете так, Хебеш и Ильбарс убегут, не бросивши и одной стрелы. В противном случае дело будет худо». Хан не согласился на мои слова. Я говорил это также бекам хана, но и они не сочли моих слов благоразумными. Так мы видели и знали беду, и спешили ей навстречу. Переходя далее, мы пришли к водоему Ташлы-ярмышу, ископанному Али-султаном. Сторожевой отряд наш отступил к нам; потом вдали зачернелся неприятель, и мы шли на него; подошли главные силы врагов и начали битву. Мы были разбиты. Араб-Мохаммед-хана взяли в плен и привели к Хебеш-султану: он тот же час велел выколоть у отца глаза, отдал его под присмотр человека и отправил в Хиву, в его орду. Сам Хебеш, преследуя Эсфендияр-султана, пошел к Гезараспу. Я ушел в Кат, а из [257] него удалился в Бухару. Эсфендияр-султан, Шериф-Мохаммед-султан и Харезм-шах-султан заперлись в Гезараспской крепости. Хебеш-султан сорок дней держал их в осаде, потом послал к ним переговорщика и помирился с ними. Эсфендияр-султан отправился, как говорил, на поклонение в Мекку; Шериф-Мохаммед-султану отдали Кат; Харезм-шах-султан, которому тогда было двенадцать лет, и Авган-султан-десяти лет, оставались в Хиве, вместе с своим отцем. Шериф-Мохаммед-султан прожил в Кате четыре месяца, бежал оттуда и пришел ко мне убогому в Бухару. Эсфендияр-султан перешел в Персию к шаху Аббасу. Хебеш-султан ослепил своего отца в тысяча тридцатом году гиджры (1621-2 P. X.), в год курицы. Хебеш-султан жил в Ургендже и Везире; Ильбарс-султан в Хиве и Гезараспе. Араб-Момаммед-хан с тремя своими женами и с двумя младшими сыновьями был посажен в крепости Кум.

Убиение Араб-Мохаммед-хана и ханствование Эсфендияра.

По прошествии одного года, Ильбарс-султан, не дав знать своему брату Хебеш-султану, перевел отца и двух младших своих братьев в Хиву. Два сына Эсфендияр-султана, старший трех лет, младший полутора года, были в Хиве при Ильбарс-султане. Младшего своего брата, Авган-султана отослал к Хебеш-султану с тем, чтобы он, старший брат его, велел умертвить его; а сам велел убить своего отца, своего брата Харезм-шаха и двух сынов Эсфендияр-султановых. Хебеш-султан, признавая своего малолетнего брата Авгана невинным, не предал его смерти, а отослал к Русскому царю. Авган-султан прожил у Русских тридцать лет и там отошел к милосердию [258] Божию; после него нe осталось детей … ⁵ Шах Аббас Мази сказал Эсфендияр-султану: «отправься на границу Хорасана и употреби средства к возвращению себе своей державы». Эсфендияр-султан, отпущенный им с тремя стами человек, пришел в Дарун; оттуда отправился в горы Абуль-хан: здесь присоединились к нему семьдесят человек из поколений Теке и Сарык и десять человек из Ямутов. С ними и с тремя стами своих нукеров он пошел на Хебеша. В это время Хебеш-султан жил на южной стороне реки Аму, насупротив крепости Тюк. В полночь Эсфендияр напал на дом Хебеш-султана; но его тогда не было дома: он гостил в доме одного из своих нукеров. Услышав звуки военных труб, он сел на коня и, спасаясь бегством, уехал к своему брату Ильбарс-султану. Оба они, Ильбарс и Хебеш, пошли против Эсфендияра. Все нукеры, остававшиеся в Ургендже по смерти Араб-Мохаммед-хана, мои нукеры, оставшиеся по уходе моем в Бухару и нукеры, оставшиеся после Шериф-Мохаммед-султана, собрались при двери Эсфендияр-султана. В Бакырганской суфической общине был человек, потомок Сеида-Аты, по имени Назар-ходжа; дочь его была в замужестве за Ильбарс-султаном. Ходжа, пристрастный к благам этого обманчивого мира, обладал некоторыми качествами смелого полководца. Он, с отрядом войска выступив из Бакыргана, послал человека к Ильбарс-султану, сказывая: я убогий иду в службу к тебе; но не прежде двух дней явлюсь к тебе, потому что пойду собрать войско из некоторых ближних жительств. Выступив с пятьюдесятью человеками, он на дороге набирал рать в областях, державших сторону Хебеш-султана и [259] Ильбарс-султана, не касаясь владений, чуждавшихся их партии. В эти дни дела Эсфендияр-султана шли успешно, потому что весь народ приставал к его стороне; целыми толпами шли к нему, прося Бога избавить их от злодеев, не пощадивших отца своего. Назар-ходжа, взяв с собой ста четыре человека, стал у реки Аму на большой дороге, по которой шли к Эсфендияр-султану готовые помогать ему, и, перекопав дорогу рвом, останавливал тут и пеших и конных, шедших на помощь к Эсфендияру; принуждал одних словами, других силою присоединяться к его отряду, он говорил: «Господь да избавит нас от беды! Если Эсфендияр-султан завладеет державою, то сыновей ваших велит избить, а женский пол отдаст Абульханским и Манкышлакским Тюркменам: они увлекут их в неволю. Если мои слова лживы, да поразит меня слово Божие!». Говоря так каждому, он клялся кораном. Таким образом он собирал вокруг себя всех, которые шли к Эсфендияр-султану; напугал их клятвенными уверениями, что все малолетние дети их отданы будут в рабство Тюркменам. У черни что особенного, отличающего ее от лошадей, от овец? Кто из нее не поверит какому-нибудь белобородому сеиду, когда он каждодневно по сту раз клясться будет кораном и уверять, что заботится о нем? Когда Хебеш-султан ушел к Ильбарсу, тогда все лучшие его нукеры отстали от него и приняли сторону Эсфендияр-султана и говорили: «мы твои!». Но, когда услышали о приближении Назар-ходжи, все перебежали к нему. Эсфендияр-султан вышел против них, вступил в битву с ними, но был разбит и ушел в Манкышлак. За ним ушли туда многие из народа. Так он собрал себе три тысячи человек из Тюркменов и, возвратившись оттуда, пришел к Ургенджу. Лучшие из Узбеков, недовольные Хебешем и Ильбарсом, перешли к [260] нему. Эсфендияр, защитив свой стан валом, в продолжение двадцати двух дней сражался с братьями. В двадцать третий день он разбил их. Ильбарс-султан был схвачен и предан смерти. Хебеш-султан ушел к Каракалпакам, живущим на берегах реки Сыр. Но и здесь он не считал себя безопасным. На берегу реки Емь жил один из Манкатских мурз, по имени Шаинг-мирза. Хебеш-султан, когда еще владел Ургенджем, возвращал к Шаингу Манкытов, которые попадались в плен, с словами: поди, живи на своей родине. Он это делал с тем предположением, что Шаинг-мирза за возвращение пленных будет к нему признателен, и многолюдство своего народа припишет доброте Хебеш-султана. Он посылал к нему также богатые подарки, надеясь, что хороший его конь будет после моим. В настоящем случае Хебеш-султан отправился к Шаинг-мирзе, жившему тогда на реке Емь, рассчитывая на его признательность к доброте и обязательности султана в прежнее время. Но Шаинг, овладев Хебеш-султаном и его нукерами, Хебеша отослал к Эсфендияр-хану, а у нукеров его отнял коней и одежду и прогнал их от себя. Когда Хебеш-султан приведен был к Эсфендияру, он велел убить его. После Хебеша и Ильбарса не осталось детей.

Спустя два месяца после убиения Хебеш-султана, Эсфендияр-султан нанес поражение Уйгурам и Найманам. Потом он открыл войну со всеми Узбеками. Они разделились на три части, и ушли — одни к Манкытам, другие к Казакам, а иные в Мавераннегр. Прошло три года после того, как они разошлись в три стороны: на том месте, где Аму река вливается в море, собралось три тысячи Узбекских семейств, сходившихся туда в разное время, семейств по пяти, по десяти. Восемьсот семейств, ушедших в Бухару из Ургенджа, когда переходили оттуда, чтобы соединиться с Узбеками, жившими в числе трех [261] тысяч семейств выше Ката. Эсфендияр-хан, переправясь за реку, избил всех их.

Эсфендияр сделался ханом в тысяча тридцать седьмом году гиджры (1627 P. X.), в год вепря; шестнадцать лет был государем; умер в начале семнадцатого года своего правления, в тысяча пятьдесят третьем году гиджры, при наступлении года коня. Последующие за сим события изложатся, если угодно будет Богу Всевышему, в рассказе обо мне убогом.

Комментарии

1. Т. е. Персидского шаха.

2. Т. е. во дворец хана.

3. В печати, здесь пропуск. В Родос. И. о Т. т. II стр. 124, ход событий передан связнее: освобождение хана, уход Хебеша в Везирь.

4. Ближе к подлиннику: «где залегли мы». Здесь описывается, кажется, военный стан, по выступлении их против Ильбарса; но предшествующий опуск в тексте затемняет этот рассказ.

5. В печат. тексте пропуск: см. Р. И. о. Т. т. II, стр. 389.