СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

«Езуит Посвин, столь известный в нашей истории, был один из самых ревностных гонителей памяти Макиавелевой. Он соединил в одной книге все клеветы, все нападения, которые навлек на свои сочинения бессмертный флорентинец, и тем остановил новое издание оных. Ученый Conringius, издавший «Il Principe» в 1660 г. доказал, что Посвин никогда не читал Макиавеля, а толковал о нем понаслышке» ¹.

Цитированная заметка А. С. Пушкина, с интересом и симпатией относившегося к Макиавелли, очерчивает тот круг вопросов, который связан с Поссевином и его ролью в судьбе макиавеллиевского наследия. Этот знаменитый иезуит, выдающийся дипломат и плодовитый писатель, успешно трудился на ниве упрочения католицизма во Франции, в Швеции, в Восточной Европе. Но не меньшую известность в истории доставило ему участие в антимакиавеллиевской кампании, значение которого еще не получило полного освещения.

Пушкина привлекла, очевидно, двусмысленность ситуации, в которую попадали многие противники Макиавелли: осуждая его беспринципность, сами они проявляли еще худшую; яркий пример Поссевина послужил в этом смысле авторам десятков апологий великого флорентийца. Он как бы иллюстрировал наклонность иезуитов к неблаговидным поступкам, теоретиком которых они выставляли Макиавелли. Устойчивое представление об этом эпизоде, сложившееся ко времени Пушкина, дошло и до наших дней. Но при ближайшем рассмотрении подобные клише если и не оказываются спорными, то приобретают неожиданные черты, чего не лишен и наш сюжет.

Александр Сергеевич, как видно и по французской транскрипции имен - Посвин, Макиавель, пользовался французским изданием [234] сочинений Макиавелли, и судя по всему, почерпнул вышеприведенные сведения из имевшегося в его библиотеке ² двенадцатитомника, вышедшего в Париже в 1823-1826 гг. ³

В первом томе находится предисловие переводчика Перье, где сказано следующее: «Но самым горячим противником Макиавелли является иезуит Антоний Поссевин…. Ученый Conringius в издании “Государя", опубликованном им в Хельмштадте в 1660 г. в высшей степени убедительно вскрыл это грубое заблуждение и показал его нелепость» ⁴.

Но Перье, в свою очередь, воспользовался трудами своих предшественников, Дж. Б. Бальделли ⁵ и авторов предисловий к итальянским изданиям Макиавелли 1782, 1796 и 1813 г., аббатов Р. Тансини (Tansini, Tanzini) и Б. Фоллини ⁶.

Первооткрывателем же Поссевиновой недобросовестности явился, по всей видимости, Германн Конринг, переиздавший со своими поправками перевод «Государя» на латинский язык с приложением некоторых антимакиавеллических текстов, в том числе «Предостережения» Поссевина ⁷. Вот что пишет Конринг: до 90-х годов папы благосклонно относились к Макиавелли, «...при Клименте VIII, когда повсеместно многие стали его бранить, в том числе в Риме знаменитый иезуит Антоний Поссевин и известный пресвитер-ораторианец Фома Боцио, сочинения Макиавелли были, наконец, полностью запрещены» ⁸.

Однако вовсе нет причины приписывать главную заслугу обвинения Поссевину, ибо совершенно ясно, что этот, с позволения [235] сказать, великий критик, даже не читал «Государя» Макиавелли, на которого больше всего нападает. Он написал свое так называемое «Суждение» о четырех авторах: Филиппе Лану, Иоанне Бодене, Филиппе Морнэ и Николае Макиавелли ⁹, по велению папы Иннокентия IX и после его кончины (а он был на престоле всего 2 месяца) опубликовал в 1592 г. в Риме ¹⁰, а также включил в свою «Избранную библиотеку» ¹¹. Причем он высказывается так, будто Макиавелли составил своего «Государя» в трех книгах…

Но долго гадать и отыскивать причину грубой ошибки Поссевина не придется, если заглянуть в том, озаглавленный «Антимакиавелли», который анонимно опубликовал Иннокентий Жантийе, опровергая суждения Макиавелли по отрывкам из разных книг ¹². Этот-то том и разделен на три книги…» ¹³.

Впоследствии не все историки повторяли Конринга: О. Томмазини предположил, что Поссевин писал свое «Суждение» в спешке и спутал «Государя» с «Рассуждениями на первые десять книг Тита Ливия», состоящие в самом деле из трех книг ¹⁴. Версия о заимствовании у Жантийе, однако, правдоподобнее, ее повторяет, в частности Ш. Бенуа ¹⁵. Любопытно, что при этом ни он, ни цитируемые им французские словари XIX в. Конринга не упоминают ¹⁶. Другой историк антимакиавеллизма, Р. Де Маттеи, оценивает труд Поссевина как «настолько убогий, что он не делает чести перу ученого прелата и дипломата» ¹⁷. Де Маттеи тоже не вспоминает о Конринге, зато приводит слова Пьера Бейля, восходящие к нему: «Поссевин, который даже не читал Макиавелли, стал виновником его осуждения Инквизицией» ¹⁸. [236]

Итак, несмотря на расхождения в деталях, историки согласны в том, что автор «Предостережения» самого Макиавелли не читал. Попробуем теперь уточнить обстоятельства создания этого произведения. Казалось бы, дата его написания не вызывает сомнений. Все источники, в том числе сам Поссевин, указывают на 1592 г. Но уже первые слова трактата ставят в тупик: «Мы говорили в другом месте, что Макиавелли недоставало не столько ума и остроты, сколько благочестия и опытности» ¹⁹. Где же в другом месте? В книге Поссевина «Предостережению» против Макиавелли предшествуют разделы о Лану и Бодене, и там есть только одно упоминание о флорентийце - явная отсылка к «Предостережению» же ²⁰.

Любопытное указание можно было бы почерпнуть в итальянском «Энциклопедическом словаре литературы», где названа такая работа Поссевина: «Рассуждение о нечестивых и препагубных советах Макиавеля», Венеция, 1585 г. ²¹, т. е. за 7 лет до «Предостережения». Но в другом библиографическом издании ²² стоит дата 1685 г. и пояснение, что эта восьмистраничная брошюра - перепечатка итальянского перевода «Предостережения», каковой перевод был включен в венецианское издание 1604 г. другого сочинения Поссевина: «Христианский солдат» ²³. Последнее публиковалось несколько раз, начиная с 1569 г., стало быть, теоретически антимакиавеллиевское «Рассуждение» могло появиться в нем и раньше - к сожалению, я не нашел ни одного издания «Солдата». Что касается отдельной перепечатки, то неопровержимым доказательством в пользу поздней даты - 1685 г., может служить тот факт, что ее издатель, Джованни Франческо Вальвасензе, жил и трудился в последней трети XVII в. ²⁴

Источником ошибки явилась, видимо, самая подробная библиография сочинений Поссевина, составленная К. Зоммерфогелем, в которой также указан 1585 г. ²⁵ И все-таки вопрос нельзя считать окончательно решенным, памятуя о словечке alibi в начале трактата и о других связанных с ним странностях. [237] Одна из них заключается в том, что Поссевин, может быть, вовсе не был автором антимакиавеллиевской «сатиры», а только дал ей свое имя. Об этом сообщил А. С. Барби в книге «Академик, меценат и поэт Джован Баггиста Строцци» ²⁶. Два итальянских историка, ссылающихся на эту книгу, отзываются об этом утверждении, скорее, как о гипотезе ²⁷, причем Р. Де Маттеи видит в ней как бы оправдание небрежности Поссевина: «Следует предположить, что дело не в незнании сочинений Макиавелли самим Поссевином, а в том, что подлинным автором обвинительного заключения, подкрепленного его именем, было другое лицо, возможно, Джован Баттиста Строцци, которому, наверное, было легче и удобнее рабски следовать по стопам Жантийе» ²⁸.

Такой поворот темы требует сказать несколько слов о названном претенденте на авторство «Предостережения», тем более, что во второй половине XVI в. на литературном поприще Флоренции и Рима подвизались не менее четырех человек с таким именем. Был, в частности, Джован Баттиста Строцци Старший (1505-1570), сын Лоренцо ди Филиппе, автор сборника мадригалов ²⁹, которому иногда ошибочно приписывают авторство знаменитой эпиграммы на «Ночь» Микельанджело ³⁰. Эта эпиграмма на самом деле принадлежала Джованни ди Карло Строцци (1517-1570) ³¹. Интересующий нас Джованни Баттиста Строцци Младший или Слепой (1551-1634) был сыном Лоренцо ди Федерико ³². Он активно участвовал в деятельности флорентийской Академии Чудаков (Alterati) и в 80-е годы вместе с другими ее членами подготовил к изданию «Хронику» Джованни Виллани, первого предшественника Макиавелли на ниве флорентийской истории. В сентябре 1583 г. Строцци получил письмо от нунция Болоньетти из Кракова с предложением стать секретарем племянника польского короля Стефана Батория, Андрея. Но подобная карьера не привлекала Джован Баттисту, который был увлечен литературой и впоследствии, будучи человеком зажиточным, сам оказывал покровительство художникам и поэтам. «С 1590 по 1594 г. [238] Он жил в Риме, где, похоже, помогал А. Поссевину в его полемике против Никколо Макиавелли» ³³.

По сообщению Барби, в Риме Строцци прославился своими выступлениями и проповедями, так что папа Иннокентий IX пожелал использовать его талант на благо церкви, «...поручив именно ему выступить против Макиавелли и г-на Лану», - как писал сам Джованни Баттиста к Якопо Галди ³⁴. Поссевин, - продолжает Барби, - тот самый, что убедил Павла IV внести Макиавелли в Индекс ³⁵ и Тридентский собор подтвердил это решение, писал в феврале 1592 г. из Рима Джован Баттисте Строцци, уже вернувшемуся во Флоренцию ³⁶: «Хотя я полагаю, что Ваша Милость получила мое письмо, отправленное вместе с остававшимися для перевода тетрадями, как Вы просили, тем не менее хочу прибавить эти несколько строк, чтобы сказать Вам, что будет величайшей любезностью, если по окончании перевода книги, каковой Вы, надеюсь, уже выполнили, Вы пришлете мне его... Напишите мне также, угодно ли Вам поставить [под работой] свое имя и думаете ли Вы посвятить ее, с прибавлением уже переведенного Бодена, новому папе Клименту VIII» ³⁷.

Книга была издана, по мнению Барби, в 1594 г., но с привилегией, выданной в 1593 г. и вступительным письмом 1592 г., причем в качестве места издания был указан якобы Лондон ³⁸. Мне такая публикация неизвестна, может быть, имеется в виду лионское издание (Lugduni), частью вышедшее в 1593, частью в 1594 г. ³⁹, которое считается вторым после римского, напечатанного в Ватиканской типографии. Первое издание, как явствует из письма Поссевина, в феврале 1592 г. еще не было готово. Но во втором, лионском издании, обнародовано послание польского архиепископа Станислава Карнковского к Поссевину от [239] 5 августа 1592 г. с благодарностью за его труд, «напечатанный уже в разных (!) местах» ⁴⁰. Таким образом, первое издание «Суждения» было осуществлено в промежутке с марта по июль 1592 г., скорее всего, весной.

Итак, мы видим из письма Поссевина к Строцци, что последний переводил по меньшей мере часть книги с итальянского, очевидно, оригинала, на латынь (возможно, и наоборот). Если он и был автором части разделов, то не тех, что ему высылали - иначе зачем высылать? Наименее вероятно участие Строцци в работе над разделом, посвященным Бодену, судя по выражению Поссевина: «к Вашей работе... [будет прибавлен]... уже переведенный Боден» ⁴¹. Даже если под этим подразумевается, что раздел о Бодене перевел тоже Строцци и только выслал его ранее, все равно авторство Строцци становится крайне маловероятным. Но если Строцци не писал о Бодене, навряд ли он писал и о Макиавелли, так как в разделе о первом есть ссылка на раздел о втором: «[Боден] Считал славными времена нечестия, отнимая это звание у христианских веков. Сколько преступно такое высказывание, мы увидим из замечаний по поводу Макиавелли» ⁴².

Что касается взглядов Джован Баттисты Строцци, о них можно судить по его «Рассуждению, должен ли Государь стремиться более к тому, чтобы его боялись или любили», опубликованному посмертно в 1635 г. ⁴³. Здесь автор «...в четком и ясном стиле, являя критическую опытность, защищает, вопреки известному мнению Макиавелли (обычно, по его словам, преувеличиваемому и искажаемому), положение о том, что государь должен прежде всего добиваться любви своих подданных, если желает сохранить власть, покой и благоденствие, ибо страх рождает ненависть, а ненависть - бунты» ⁴⁴. Но по сути, Строцци защищает именно мысль Макиавелли от искажения, почти повторяя его слова: «государь должен внушать опасение таким образом, чтобы, если и не приобрести любви, хотя бы избежать ненависти» (Государь. XV). В XIX главе эта мысль развертывается точно так же, как и у Строцци. К подобному выводу приходит и Барби: «… и в Академии Чудаков звучало эхо макиавеллических споров, но... как раз против близорукости так называемых “антимакиавеллистов", в защиту великого флорентийского политика» ⁴⁵. Таким образом, Строцци подходит на роль автора грубых и поверхностных инвектив против Макиавелли гораздо менее Поссевина ⁴⁶. [240]

Попробуем рассмотреть вопрос об авторстве «Предостережения против Макиавелли» в связи с обстоятельствами, непосредственно приведшими к его изданию. Для этого лучше всего воспользоваться версией самого Поссевина, изложенной его биографом Дориньи ⁴⁷. Надо сказать, что после отзыва из Польши в 1587 г. Поссевин утратил былое расположение пап и преподавал в иезуитской коллегии в Падуе. Его возвращение на политическую сцену совпало с публикацией брошюры против Макиавелли. Первым после нескольких пап вспомнил об искушенном в полемике мантуанце Иннокентий IX и вызвал в Рим, как пишет Дориньи: «не знаю, по какому поводу» ⁴⁸. Более определенно высказывается автор другой монографии о Поссевине, Лиизи Карттунен: «Именно тогда Иннокентий IX поручил ему, через посредство кардинала Барония, опровергнуть неприемлемое для Святого Престола учение, которое Макиавелли недавно (так!) изложил в своем знаменитом «Государе»; Поссевин был вызван в Рим для редактирования и печатания этого труда, и здесь снова пригодился его богатый опыт; его назначили советником конгрегации, собранной по приказанию Иннокентия IX для полного преобразования монашества» ⁴⁹.

Не исключено, что Карттунен почерпнула эти сведения у Дориньи, но у того порядок событий несколько иной: Поссевин по собственной инициативе написал сочинение о четырех авторах, вызвавших в то время толки - «больше всего шуму из них наделал Никколо Макиавелли, который в одном из своих трудов устанавливает для поучаемого им государя политические правила, совершенно противоположные заветам христианства» ⁵⁰. Идею иезуитскому публицисту подал якобы некий инквизитор, занимавшийся в Падуе духовными упражнениями под его руководством. К этому человеку часто обращались знатные лица за разрешением читать Макиавелли, «как это принято в странах, где существует инквизиция» ⁵¹. Инквизитор, вынужденный отказывать в этом, (так как запрет на книги Макиавелли неоднократно подтверждался церковью) спросил у своего наставника, чем оправдать и смягчить эти отказы. Поссевин посоветовал собрать заблуждения запрещенного автора и предложить их читателям взамен самого Макиавелли, чтобы возбудить отвращение к нему, а в противовес прибавить суждения о политике какого-либо авторитетного церковного писателя, например, Фомы Аквинского. Ученик высказал мнение, что никто не справится с [241] этой задачей лучше, чем сам Поссевин. Тот внял ею просьбе и принялся за работу ⁵².

В этой истории совершенно не упоминается книга Жантийе, послужившая моделью и источником для первой половины брошюры; вторую же ее половину занимает действительно краткий пересказ сочинения Аквината (см. Приложение).

Дальше события, по Дориньи, развивались так: инквизитор доложил обо всем по начальству, и глава Конгрегации Св. Оффиция, кардинал Делла Ровере, затребовал рукопись Поссевина. Когда тот сам приехал в Рим, с ним встретился известный церковный писатель, кардинал Бароний, «его добрый друг», и от имени папы велел представить эти же сочинения (les memes ecrits - интересная подробность - множественное число, ведь в итоге был напечатан сборник против четырех авторов) ⁵³. Папа собирался опубликовать их в Риме на латинском и итальянском языках.

За день до этого Поссевин получил письмо от герцога Баварского ⁵⁴, где тот просил его выступить с осуждением Макиавелли, «книга которого, подобно чуме, распространялась повсюду», как выразился герцог ⁵⁵. В этом совпадении Поссевин увидел перст божий, и «не мог не подчиниться»; впрочем, ведь книга была уже написана? Папа, «который сам сочинил опровержение Макиавелли, как он сказал Поссевину», приказал издать книгу в Ватикане ⁵⁶.

Мы подошли к вопросу еще об одном участнике акции «Поссевин против Макиавелли», папе Иннокентии IX. Из рассказа Дориньи, т. е. фактически, Поссевина, следует, что папа лишь поддержал инициативу последнего. Но в первых изданиях брошюры изложена несколько иная версия. Лионский издатель, Ж.-Б. Бюиссон, утверждает, что перед избранием Иннокентия IX в Италии появились книги четырех французских авторов: Бодена, Лану, Дюплесси-Морнэ и Жантийе, и новый папа велел Поссевину выступить против них ⁵⁷. Более того, как можно прочитать у Перье, именно папа собрал материалы для книги, «еще до обретения тиары, и передал их Поссевину на редактирование. Таково по крайней мере утверждение Базы, издателя книги, в “Обращении к читателю”» ⁵⁸.

Папа Иннокентий IX, в миру Джованни Антонио Факкинетти (р. в 1519 г.), правил по существу с осени 1590 г., замещая Григория XIV, но формально лишь 2 месяца в конце 1591 г. Умер он 30 декабря 1591 r. ⁵⁹ Л. Пастор характеризует его как меланхоличного, замкнутого и аскетичного человека, который был знатоком Платона [242] и Аристотеля, написал «Антимакиавелли» (!), «но по своей медлительности и склонности к обдумыванию, не успел опубликовать» ⁶⁰. Уж не воспользовался ли он именем Поссевина? Во всяком случае в лице папы перед нами еще один претендент на авторство «Предостережения». (Справедливости ради надо заметить, что сведения о работе Иннокентия IX над «Антимакиавелли» восходят, как мы отчасти видели, к самому Поссевину ⁶¹.)

Но это еще не все неясности, связанные с участием папы в этом деле. О. Томмазини приводит слова Гаспара Шоппе, защищавшего Макиавелли преимущественно в ряде неопубликованных рукописей. Речь идет о книге с любопытным названием: «Макиавеллика, или двойная апология, в первой части которой защищаются постановления Св. Р[имской] Щеркви] о книгах Николая Макиавелли. Во второй же вопреки [наветам] кальвинистов, врагов итальянской нации, утверждается невинность Макиавелли. В обеих доводами самого Макиавелли опровергается бесчестность псевдополитиков, искажающих без всякого различения достойного и постыдного учение Макиавелли ради собственной выгоды, 1619 г.» ⁶²

Интересующее нас место звучит так: «...я узнал из сообщения Фомы Боция, что даже Иннокентий IX, в высшей степени благоразумный и добродетельный папа весьма доброжелательно судил о Макиавелли и предполагал, что оказанная ему несправедливость была вызвана завистью окружающих» ⁶³.

У Томмазо Боцио, в отличие от Шоппе благополучно опубликовавшего свои 4 книги против Макиавелли, можно прочесть совсем другое: «Всякому известно, каковы эти [рассуждения Макиавелли], но поскольку Иннокентию IX казалось, что в достаточной мере еще никто не продемонстрировал, до какой степени они нечистивы, вредны и противны истине, то ему угодно было возложить на меня бремя [их опровержения]. Это было важно само по себе, но еще потому, что писания Макиавелли становятся орудием в руках еретиков и многих им подобных; и я исполнил порученное» ⁶⁴.

Остается заключить, что Шоппе допустил, мягко говоря, неточность. Но не могла ли быть в его известии и доля истины, если папа, скажем, считал нужным официально опровергать Макиавелли, приватным же образом мог и похвалить его? [243] Неожиданное подтверждение этому мы находим в записках Иннокентия IX, частично опубликованных Л. Фрати в 1905 r. ⁶⁵ Здесь имеется почти дословное заимствование из «Государя»:

Трудно сказать, мог ли папа взять эту цитату из третьих рук, во всяком случае бесспорен его интерес к Макиавелли. Других явных цитат в тексте записок я не обнаружил; напротив, папа приводит совет: «...чтобы сохранить имущество господина, вносить разлад среди слуг, управляющих им», - совет, в котором часто обвиняли Макиавелли, но на деле ему чуждый («Государь», гл. XX: «...я не думаю, чтобы раздоры приносили пользу когда бы то ни было», ср. ниже текст Поссевина, примеч. 7). Заподозрить, что перед нами набросок «Анти-Макиавелли», составленный Иннокентием IX, трудно. Л. Фрати, не упоминая о Макиавелли, пишет, что это лишь часть из 38 заметок, и комментирует их так: «...если эти записки и не столь значительны, как апокрифические воспоминания Наполеона, они по крайней мере подлинные, пока не доказано обратное» ⁶⁶.

Все ведет к заключению, что выступать против великого флорентийца церковь заставляли не столько идейные, сколько внешние причины (что доказывал и Шоппе) ⁶⁷. Ведь и Поссевин не отрицает ума и остроты Макиавелли. Потомки последнего не раз пытались добиться разрешения на новое издание хотя бы в урезанном виде, так как Индекс запрещал их, «пока не будут исправлены» ⁶⁸. [244]

С ведома кардиналов, назначенных для пересмотра Индекса (1573), очищением трудов своего деда занимались внуки Макиавелли - Джулиано Риччи и каноник Никколo ди Бернардо Макиавелли. Этому последнему, а также его отцу Бернардо, занимавшему важный церковный пост папского казначея в Перудже и Умбрии, была посвящена книга об эпистолярном искусстве некоего Рокко Пилорчи, с похвалой отзывающегося и об их отце и деде Николло ⁶⁹. Кстати, одним из главных аргументов в пользу переиздания Макиавелли был его писательский талант и авторитет в области языка ⁷⁰. Любопытно, что о книге Пилорчи Поссевин говорит с одобрением в своей «Избранной библиотеке» ⁷¹, хотя в нее же включено «Предостережение» против Макиавелли (не полностью) ⁷².

В 1594 г. Дж. Риччи сокрушается о том, что проект переиздания Макиавелли так и не сдвинулся с мертвой точки, потому что от наследников потребовали публикации под псевдонимом (весьма симптоматично!), а на это они не согласились. Так действительно ли Поссевин остановил новое издание сочинений «бессмертного флорентинца», как мы прочли у Пушкина ⁷³?

В Ватиканском архиве хранится одно письмо, которое могло бы пролить какой-то свет на этот вопрос. Это донесение Тома Сэйи (Sailly, 1553-1623), иезуита родом из Бельгии, вместе с Поссевином сопровождавшим московских послов из Рима в Польшу ⁷⁴. В этом письме от 4 сентября 1583 г., адресованном генералу ордена, упоминается о беседе Поссевина «с неким Макиавелли» ⁷⁵. В архиве Б. Шмурло имеется карточка с пометкой об этом письме «списано» ⁷⁶, но самого списка, к сожалению, нет. Заманчиво предположить, что беседа с одним из Макиавелли касалась великого флорентийца.

Приведенные скудные данные источников, к тому же не всегда доступных, можно дополнить некоторыми соображениями о личности Поссевина. Официозные авторы рисуют его как человека набожного, проникнутого высшими идеями христианской морали, преданного церкви и способного не просто на благородные, но даже на экзальтированные поступки. Например, в 1571 г., находясь в Лионе, Поссевин якобы приютил в иезуитской церкви своих [245] врагов – кальвинистов, преследуемых во время Варфоломеевской ⁷⁷ ночи Дориньи приводит такой образчик смиренного нрава Поссевина: когда тот был в Москве с молодым иезуитом-фламандцем (очевидно, вышеупомянутым Сэйи), то давал ему «наставления в милосердии», причем однажды «с излишним жаром», за что после просил у него прощения на коленях ⁷⁸.

С другой стороны, Поссевин снискал известность как многоопытный и довольно беспринципный дипломат ⁷⁹, представитель того поколения иезуитов, которым и приписывали собственно изобретение так называемого «макиавеллизма» ⁸⁰. Распространенные в польской публицистике в XVI в. обвинения иезуитов в макиавеллизме ⁸¹ не в последнюю очередь относились, надо думать, к Поссевину, принимавшему в делах этой страны живейшее участие. Даже биограф мантуанского иезуита, П. Пирлинг мимоходом отразил подобные черты своего героя: «...ничего макиавеллического не было в аббате Александре Комуловиче (посол папы к царю Федору Иоанновичу в 1593 г.)... он не хитер, не лукав, в нем нет даже утонченности Поссевина (d'un Possevino)» ⁸².

Писателем Поссевин был эрудированным и плодовитым, но поверхностным. Уже первое его выступление с публикацией в 1556 г. «Диалогов о чести» покойного брата вызвало обвинения в плагиате ⁸³. Как подтверждает и случай с Макиавелли, Поссевин был готов принести добросовестность в жертву политической выгоде, связанной с его публичным выступлением. В конце XVI в. резким нападкам в ряде стран, особенно во Франции, подвергалась контрреформационная политика католицизма, причем в этой полемике стало звучать словечко «макиавеллизм» как синоним всего дурного в политическом обиходе.

Из пяти авторов, ставших мишенью Поссевина, Макиавелли был самым опасным, так как прочие - французы, некоторые из них протестанты, не представлялись столь близкими, как предполагаемый основатель пагубного учения, в котором обвиняли самих слуг церкви. Тут было важно как раз имя [246] (как часто случалось с Макиавеллиевым наследием) - никто не собирался особенно вникать в его писания, от имени же следовало отмежеваться ⁸⁴. Не случайно кардиналы были готовы допустить анонимную публикацию (кстати, сочинения Макиавелли в том или ином виде продолжали издаваться даже в Италии, в основном без указания имени) ⁸⁵.

Деятелей, одобрявших любую политику, лишь бы она была эффективной, хватало и в католическом лагере, но следовало публично осудить теоретиков, пустившихся в рассуждения на эту тему, и еще раз подтвердить правомочность только той политики, которая опирается на идеалы веры и церковное учение.

Такая задача стояла перед Поссевином и другими участниками антимакиавеллиевской кампании: Томмазо Боцио, Джованни Ботеро, Пьетро Рибаденейрой, Пьером Коре (Coretus), каноником из Турнэ, называющего Макиавелли Михаилом, и прочими. Не так уж важно, сам ли Поссевин решил привлечь к себе внимание своей «сатирой», или инициатива исходила извне; ясно, что политическая конъюнктура была решающей: Иннокентий IX собирался издать «Антимакиавелли» - возможно, он передал Поссевину материалы ⁸⁶, которые считал неудобным публиковать под своим именем; кстати, сам Поссевин не раз издавал подобным образом собственные сочинения. Может быть, в работе принимали участие и другие, тот же Дж. Б. Строцци, но тогда встает вопрос об авторстве всех четырех памфлетов, а не только «Предостережения», посвященного Макиавелли. В любом случае спешность задачи и занятость Поссевина, который уже в 1593 г. выпустил фундаментальную «Избранную библиотеку» в 2 томах и 18 книгах, способствовали его легковесному отношению к предмету. Автор «Предостережения» ограничился двумя-тремя замечаниями якобы о положениях Макиавелли, почерпнутых у Жантийе, и кратким пересказом сочинения Аквината, как можно видеть из публикуемого ниже в Приложении полного текста трактата.

Для Поссевина эпизод с Макиавелли был скорее проходным, и специально к этой теме он больше не возвращался, в антимакиавеллиевской же литературе его брошюра заняла довольно заметное место, и если не приостановила переиздание Макиавелли, то привлекла внимание публицистов и историков - особенно впоследствии, своей уязвимостью. Сегодня о ней вспоминают - таковы исторические парадоксы - как об образчике «макиавеллического» антимакиавеллизма, пытающегося не без помощи лицемерия и клеветы осудить клевету и лицемерие в политике. [247]

Мы говорили в другом месте, что Макиавелли недоставало не столько ума и остроты, сколько благочестия и опытности. Эти две вещи подобны крыльям, лишенный которых, если захочет взлететь, неизбежно рухнет на землю. Итак, о Макиавелли следует снова заявить, что, кто поверит советам этого человека, тот вскоре убедится, что они ведут к подрыву и гибели любого, сколь угодно прочного княжества, республики, королевства и империи.

И мог ли он дать более вредоносный совет, чем когда убеждает государя «полагаться на свое благоразумие, отвергнув чужие мнения? (Этому противоречит гл. XXII «Государя» о советниках) Выставлять напоказ свою набожность и благочестие, даже при отсутствии оных? (Ср. «Государь», гл. XVIII) Поощрять и поддерживать ложные верования, если они полезны для укрепления какой-либо религии? Предпочитать язычество христианству? Пренебрегать учителями христианского благочестия? Скверно судить о римско-католической церкви? (Суждения, вырванные здесь из контекста, находятся не в «Государе», а в «Рассуждениях на первые десять книг Тита Ливия», кн. I, гл. XI: «О религии римлян»; гл. XII: «Сколь важно считаться с религией, и как недостаток благочестия в Римской церкви погубил Италию»; гл. XIII: «Как римляне использовали религию в политическом устройстве, в своих походах и при подавлении мятежей») Думать, что авторитет и заветы Моисея опирались не на веру и Бога, а на силу и оружие? Приписывать счастье судьбе и случаю, а не добродетели и истинной религии»? (Ср. «Государь», гл. VI: «О приобретении новых государств с помощью собственного оружия и доблести»)

И все это сей мерзкий пособник Сатаны выставил на обозрение невежественному свету в первых двух книгах, где он говорит о государе, дабы множество мнящих себя политиками и мужами совета легче могли разваливать наилучшим образом устроенные царства.

Но умы мудрецов просвещены лучами естественного и божественного света; направляемые Богом, они следуют по пути добронравных и могучих предков и знают, что государства покоятся на благочестии и единстве католической религии, затем на совете, истине и смирении, противные же этому пороки были для них всегда пагубны. Так было в этом веке со многими некогда цветущими царствами и провинциями, увядшими на глазах у всех.

Среди многих мирских благодеяний церкви, одно, говорит Беллармин, даруется свыше ее защитникам. Ибо католические государи, искренне преданные Богу, всегда одерживали верх над врагами. Известны описанные в Ветхом Завете победы Авраама, Моисея, Иисуса [Навина], Гедеона, Самуила, Давида, Езекии, Иосии, Маккавеев. По Новому Завету Константин, первый защитник церкви из императоров, почти так же победил Максенция, как Моисей фараона. Августин в кн. 5 «Града», гл. 25 так говорит о нем: «Императора Константина, не поклонявшегося бесам, а почитавшего истинного Бога, он наделил столькими новыми землями, о скольких никто не смел помышлять. Август удерживал и оборонял весь римский мир; он был сверхудачлив в делах управления и войны; при подавлении тиранов все ему споспешествовало; скончался он в преклонных летах от старости и нездоровья, и оставил правящих сыновей». О Феодосии Старшем Августин пишет там же, в гл. 26, что ему, как католику, все благоприятствовало до такой степени, что в бою даже стрелы врагов силой Господней обращались против них самих. Феодорет в кн. 5, гл. 24 «Истории» прибавляет, что в этом же сражении на белых конях появились Св. апостолы Иоанн и Филипп, бившиеся за [248] императора. О Гонории, также совершенном католике, весьма преданном римскому папе, как явствует из его писем к папе Бонифацию, Августин в кн. 5 «Града», гл. 23 сообщает, что Бог стоял за него в одном сражении, и в нем было повержено более ста тысяч врагов, в том числе захвачен и убит вражеский царь с сыновьями, из римлян же никто не был ранен, не то что погиб.

О Феодосии Младшем Сократ написал в кн. 7, гл. 18 «Истории», что когда в битве его войска против персов на помощь последним пришли сарацины, то ангелы [небесные] расстроили их порядки и около ста тысяч утопили в Евфрате. Юстиниан, пока был католиком, правил весьма счастливо и распространил власть империи снова на Италию, Африку и многие другие области, как явствует из «Истории» Евагрия, кн. 4, гл. 16 и след. Но как только он сделался еретиком и задумал издать эдикт о введении своей ереси, то тотчас же был унесен внезапной смертью и тем избавил церковь от великой угрозы, о чем пишет тот же Евагрий в поел, главе 4 книги. Точно так же и Ираклий, пока был католиком, одержал славную победу над персами и отвоевал крест Господень, хотя римляне находились в отчаянном положении. Но когда он стал еретиком-монофелитом, его стали преследовать неудачи, и сам он погиб от новой и неизвестной болезни. Из греческих историй Зонары, Никиты, Никифора Григоры, Лаоника Халкокондила явствует также, что с того времени, когда восточные императоры вследствие спора об иконах отделились от римской церкви, их власть постоянно ослабевала, пока не была утрачена вовсе.

На Западе же, как свидетельствуют наши историки: Hayклер, Сабеллико, Антонин и пр. императоры больше или меньше преуспевали в зависимости от того, более или менее выказывали они себя сыновьями и защитниками римской церкви. При Иннокентии III в Галлии восемь тысяч католиков истребили в одном сражении сто тысяч еретиков-альбигойцев и их союзников, как пишет Эмилий в 6 кн. «Истории франков». В наши дни в 1531 г. швейцарские католики пятикратно бились со швейцарскими же еретиками и всегда побеждали, хотя и уступали им числом и вооружением. (Смотри Кохлея, в «Деяниях Лютера» под 1531 г.). Карл V чудесным образом одержал победу над лютеранами в 1547 г. В Галлии и Бельгии католики также много раз не без помощи чуда побеждали еретиков, да и навряд ли те когда-либо одерживали верх в справедливом бою.

[На поле— Кн. 3]. Но я возвращаюсь к погибельному учению Макиавелли, чтобы познавшим заразу легче было избежать ее. Нельзя вообразить ничего более вредоносного, чем его положение: «справедливость войны в том, что каждый считает для себя необходимым» (Имеется в виду искаженная здесь цитата из Тита Ливия, приведенная в «Государе», гл. XXVI: «Война справедлива для тех, кому необходима, и оружие свято, когда в нем одном спасение». Ср. также «Историю Флоренции», кн. V, гл. 8). Таким предлогом можно было бы оправдать желание Нерона сжечь весь свет, а нечестивые еретики должны бы быть судимы по их разнузданным страстям; но справедливыми поводами для войны являются только защита или восстановление религии, отечества, мира и других высших благ законными властями.

Но самые ядовитые его речи следующие: «Государю для подавления своих врагов необходимо прибегать к самым жестоким карам, дабы уничтожить в них всякую надежду и стремление к миру (Ср. «Рассуждения», кн. III, гл. XII, где мысль Макиавелли противоположная: не следует доводить врага до отчаяния); в завоеванных провинциях нужно устраивать колонии для вытеснения местных жителей; тех, чья измена может быть опасна, следует устранять, а их семьи истреблять полностью. (Видишь, [читатель], как я уличил его в магометанстве?) Если хочешь завоевать какую-то страну или город без оружия, надо распространить в ней дурные нравы. Глупо верить в то, что старую обиду можно загладить новыми милостями; государь должен подражать неким знаменитым тиранам, пренебрегать званием жестокого ради удержания подданных в подчинении, стараться, чтобы его больше боялись, чем любили; если он хочет с кем-то расправиться, пусть найдет благовидный предлог. Ему следует усвоить повадки льва и лисицы; жестокости свершать сразу, а благодеяния творить постепенно; питать раздоры [249] в среде подданных, истреблять приверженцев общественного блага. Вообще строить козни, обманывать, притворяться на погибель подданных» (Ср. ряд мест «Государя», часто полностью извращенных. См. гл. XVII, XVIII, XIX и др. В гл. XX Макиавелли говорит о вредности раздоров среди подданных, то же в гл, XXVII кн. III «Рассуждений»: «Как следует объединять разделившийся город, и об ошибочности мнения, что необходимо раздробить республику для ее удержания»).

Вот чему учит этот безбожный негодяй, ненавистник природы, права, религии, распространитель атеизма, который богохульствуя и исторг свою окаянную душу (Существует предание, что перед смертью Макиавелли рассказывал друзьям о том, что ему приснились Рай, где находились Христовы нищие, и Ад со знаменитыми писателями античности, и он предпочел остаться с последними. См.: Ridolfi R. Vita di Niccolo Machiavelli. 7 ed. Firenze, 1978. P. 391- 392).

Но если все это было уже не без успеха опровергнуто благоразумными язычниками, а вполне безупречно — христианами, еще до выступления Макиавелли, то иначе вышло у кальвинистов, один из которых, бежав в Женеву, издал книгу и назвал ее «Антимакиавелли», скрыв свое имя. В ней он побивает Макиавелли некоторыми доводами, почерпнутыми из древних историй; но там, где он обрушивается на католическую церковь и где подворачивается случай, там он легко сравнивается и даже превосходит Макиавелли в богохульстве. Таким образом, вся польза и заслуга перед Богом и людьми, которые остались бы за ним, если бы он ограничился опровержением Макиавелли, пропадают впустую. Что обыкновенно и бывает с еретиками, ибо они используют противоядия не для лечения, а для распространения и прикрытия яда.

Насколько правильнее поучал Святой Фома короля Кипрского в своей золотой книге «О правлении государей»! «Когда царь, в случае необходимости, должен сам подчиняться доводам разума. Как природа вносит порядок даже в бесчувственные вещи. Какой конец ожидает неправедную и дурную власть, если она устремлена не к общей, а частной пользе. Какой образ правления предпочтительнее, а именно, правление одного, которое соотносится и с Богом, и подражает естеству. (Ведь правление одного хорошо, когда оно справедливо, если же несправедливо, оно отвратительно.) Каким образом правление как одного, так и многих обращается в тиранию. Каким образом ее можно устранить или избежать, или даже временно терпеть. Что именно должно побуждать царя к справедливому управлению: слава, почести или иное? Ведь светские почести и людская слава мало вознаграждают за государственные заботы, за которые следует ожидать награды свыше». «Все же мы называем христианских государей счастливыми, - говорит он в согласии с Августином, не потому, что они правили дольше, или после мирной кончины оставляли престол сыновьям, или умели усмирять и подавлять восстающих против них граждан, но [за то] и в тех случаях, когда они повелевают справедливо, предпочитают властвовать над страстями, а не народами; когда они стремятся во всем не к достижению призрачной славы, а к обретению через милосердие вечного блаженства. Мы называем между тем подобных христианских государей счастливыми, в надежде на то, что они станут таковыми, когда сбудется ожидаемое нами». Так говорят Святой Фома и Августин. Далее [Аквинат] подтверждает это мудрыми доводами и доказывает, что наградой царей является высокое положение в иерархии небесного блаженства, почему их забота о собственном благе оборачивается и на благо государства, ибо плодами ее оказываются несравненно большие богатства, могущество, почет и слава, чем при дурном правлении.

Впрочем, царь должен пребывать в своем царстве, как душа в теле, подобно тому, как Бог наделяет все на свете своим местом, движением и порядком; но поскольку священническая и царская власть различны, они обе пользуются уважением. Но так как для достижения высшей цели требуется, чтобы царь склонял своих подданных к добродетельной жизни, то он должен направлять их к промежуточным целям. Это [Аквинат] объясняет, снабдив рассуждениями о том, как устранить препятствия.

Все это он описывает в целом в первой книге, а затем переходит ко второй, где трактует общественные установления, говорит о закладке крепостей, о сборе [250] денег по справедливости, о праведных властителях (здесь же о различии политического и деспотического правлений), об удобных и безопасных путях, о верных весах и мерах, о помощи бедным, о правильном и основательном соблюдении богопочитания.

В третьей книге он говорит о еще более важных и возвышенных вещах: что всякая власть от Бога, как явствует из рассмотрения природного существа, движения и цели всякого творения. Затем он мудро размышляет о старинной власти римлян, о христианских понтификах, о прочих императорах и королях, а также о других владыках.

Четвертая книга посвящена тому, что касается правления многих, называемого политическим. Здесь описываются различные виды управления, бытовавшие у язычников, о чем сообщили Сократ, Платон, Аристотель и другие. Все это [Аквинат] излагает так [подробно], что воспроизводит полное устройство государства при таком правлении.

Но довольно этих кратких указаний о замечательной книге, с помощью коей всякий сможет вооружиться против измышлений Макиавелли и Антимакиавелли. А так как впоследствии об этом более пространно и убедительно писали Хризостом Лавеллий и другие, то их и следует изучать как правителям, так и их советникам.

В примечаниях указываются лишь главные расхождения с текстами Макиавелли и даются отсылки к ним. Поссевин сгруппировал отвергаемые им тезисы всего в двух местах. Смысл первой группы сводится к тому, что Макиавелли рассматривает религию как инструмент правителя вообще и пренебрегает римско-католическим учением в частности. Автор противопоставляет ему длинный ряд примеров, доказывающих прямую связь благоденствия императоров с их приверженностью католицизму.

Затем следует вторая группа тезисов, представляющая Макиавелли бесчеловечным политиком. В противовес им в последней части трактата перечисляются вопросы, рассмотренные Фомой Аквинским в сочинении «О правлении государей», рекомендуемом для христианского чтения.