СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

АДАМ БРАНД

(1692-1695)

С посольством Исбранта Идеса, из Москвы в Китай, через Сибирь ехали, как известно, «пять человек немец, да один человек московской подьячий» (Записки к сибирской истории служащие // Древняя российская вивлиофика. — Изд. 2-е. — СПб., 1783. — Ч. 3. — С. 278-279). Одним из этих спутников был любекский купец Адам Бранд. Жизнь его малоизвестна. Родом он был из г. Глюкштадт в Голштинии. Для изучения торгового дела он приехал в Москву и, кажется, довольно хорошо выучил здесь русский язык. Будучи хорошо знаком с Исбрантом, Бранд по его ходатайству получил разрешение примкнуть к посольству и совершить с ним далекий путь. Следует, однако, подчеркнуть, что в свите посольства Адам Бранд не занимал никакого официального положения и считался его добровольным спутником; таким образом, лондонское издание его путешествия 1698 г. напрасно называет его «секретарем посольства» (Secretary of embassy); Лейбниц в «Novissima Sinica» (1697) ошибается, называя его даже «посланником». Несомненно, однако, что Адам Бранд совершил с русским посольством весь путь в Китай и обратно. Находясь уже в Пекине, Бранд просил Исбранта отпустить его по своим делам, намереваясь совершить самостоятельное путешествие по Китаю и оттуда через Батавию (на о. Яве) вернуться в Европу. Исбрант, однако, в этом ему отказал на том основании, что он не вправе отпустить кого-либо из своей свиты без царского на то указа. Распоряжение Исбранта нельзя толковать в том смысле, что Бранд принадлежал к официальному составу посольства; им руководили, вероятно, опасения, как бы его самого не обвинили в Москве в отпуске из своей свиты человека, к посольству причисленного, который мог бы разгласить за рубежом посольские тайны. Бранд принужден был вернуться в Москву вместе с Исбрантом, но, впрочем, получил там вскоре же разрешение вернуться на родину. Известно, что в конце 90-х годов XVII в. он имел в Любеке собственную торговую контору. Дальнейшую судьбу его мы знаем плохо; в начале нового столетия он предложил берлинскому двору завязать коммерческие сношения с Персией; предложение его было принято, и он получил приглашение стать во главе всего предприятия, но смерть прусского короля (1713) расстроила его планы, и сам он вскоре умер. Год его смерти неизвестен.

Во время путешествия своего с посольством Исбранта в Китай Бранд вел дневник; то обстоятельство, что Бранд попал на Запад вскоре же по возвращении из Китая, было причиной того, что дневник Бранда стал известен в Западной Европе ранее реляции Исбранта. Так, уже Г.Г. Лейбниц внес его сокращенный текст (в латинском переводе) в первое издание своего труда «Novissima sinica historia nostri temporis illustratura etc. 1697»; см. здесь: «Brevis descriptio itineris Sinensis a Legatione Moscovitica Anno 1693, 94 et 95, commu-nicante Dno Brandio a Moscis ad Sinas Ab leg a to»; напечатанные разрядкой ошибочные слова свидетельствуют, что в это время Лейбниц еще не знал имя настоящего посла; во втором же издании «Novissima Sinica» (1699) [433] заглавие дневника Бранда изменено: «...communicante Dno Brandio Lubecensi qui fuitin comitatu Dni Isbrandi a Moscis ad Sinas Ablegati». Некоторые библиографы (см., напр.: Mollendorf P. и O. Manual of Chinese bibliography. — Changai, 1876. — N3056. — P. 229) указывают на франкфуртское издание дневника Бранда на немецком языке, вышедшее в 1697 г., одновременно с первым изданием книги Лейбница. Это немецкое издание, вероятно, и нужно считать первым изданием подлинного авторского текста; мне, однако, это издание видеть не пришлось, и я пользовался другим изданием, вышедшим в Гамбурге в следующем 1698 г. Полное заглавие его таково: «Beschreibung der Chinesischen Reise, welche vermittelst Einer Zarischen Gesandschaft durch Dero Ambassadeur, Herrn Isbrand Ao 1693, 94 von Moscau ueber Grosz-Ustiga, Siberien, Dauren und durch die Mongalischer Tartarey verrichtet worden» (Hamburg, 1698). Ф. Аделунг (Kritisch-literarische Uebersicht. - SPb., 1846. - Bd 2. - S. 388-390; рус. пер.: М., 1864. — Ч, 1. — С. 238—239) не называет этого издания, но, упоминая франкфуртское, говорит, что последнее было переиздано с дополнениями в Берлине (1712), а затем дважды в Любеке (1723, 1734). В 1698 г. в Лондоне вышло издание английского перевода этого сочинения, а в следующем 1699 г. появилось одновременно два французских перевода: 1. Voyage tres-curieux par terre et par mer fait recemment par l'ambassade de S.M. Czarienne de Moscou en Chine, sous la direction de l'ambassadeur Isbrand a travers la Grande Ustiga, la Siberie, la Daourie, la Tartarie Mongole etc., contenant les particularites extraordinaires et merveilleuses de quelques peuples inconnus, qu'ils ont rencontres leurs aventures particulieres et plugienos: autres choses memorables, decrite par A. Brand. - Tyel, 1699. - 12°.

2. Relation du voyage de Mr. Evert Isbrand Ides, Envoye du Сzаr a l'empereur de la Chine, en 1692-94 par Ad. Brand, avec une lettre de l'etat present de la Moscovie. — Amsterdam, 1699. О различных изданиях книги Бранда см. также: Cahen Gaston. Histoire des relations de la Russie avec la Chine sons Pierre le Grand. - Paris, 1912. - Bibliographic — P. CLI-CLII.

Справедливую оценку книге А. Бранда дал еще Тыжнов (Обзор иностранных известий о Сибири // Сиб. сб. / Под ред. В.А. Ошуркова. — Иркутск, 1890. — С. 42—48), обративший внимание на то, что тексты различных изданий книги Бранда друг с другом не совпадают. В более поздних изданиях Бранд, очевидно, заимствовал некоторые данные из книги Исбранта, первое же выпущено им самостоятельно. Н. Витсен в одном из писем к Лейбницу хорошо отзывается о самом Бранде, но досадует на краткость его книги (Герье В. Отношения Лейбница к России и Петру Великому, — СПб., 1871. — С. 32). «Казалось бы, — замечает Тыжнов, — что при таком отношении записок Бранда к запискам Исбранта и при таких отзывах об его труде, какие дал Витсен, описание его не имеет самостоятельного значения, но так как он описывал пройденный им путь как очевидец, то в его дневнике можно найти некоторые данные, которых мы напрасно стали бы искать в записках Исбранта». Действительно, в своем раннем издании записки Бранда дают некоторые, хотя и незначительные, дополнения к рассказам московского посланника, в свите которого он совершил свое путешествие. Нижеследующий отрывок заимствован из гамбургского издания 1697 г. (S. 75-82). [434]

С тем же посольством Исбранта связан еще один темный эпизод. В 1800 г. в Праге один из чешских писателей — Ян Рулик (Jan N. Josef Rulik, 1744— 1812) — опубликовал на чешском языке следующую книгу: «Путешествие из Москвы в Китай, благополучно совершенное с русским послом Исбран-том через Устюг, Сибирь, Даурию и монгольскую Татарию чешским рыцарем Гиржем из Драхова, в 1693 году». В предисловии к этой книге Ян Рулик утверждает, что путешествие Гиржа (Юрия) было писано им самим на латинском языке и издано в Гамбурге в 1697 г. и что будто бы в следующем (1698) году вышел его немецкий перевод; чешский перевод сделан им с латинского. О самом авторе этой книги, Гирже из Драхова, Рулик сообщал очень мало данных. По словам Рулика, Гирж принадлежал к старому рыцарскому роду, местопребыванием которого служило местечко Драхов на р. Лузнице, неподалеку от Праги. В молодых годах он уехал из Чехии, побывал в Германии, Англии, Франции, затем попал в Константинополь. Здесь он познакомился и подружился с Михаилом Рубовским, послом московского царя в Турции; при отъезде своем из Константинополя Рубовской взял Юрия с собой и привез в Москву, где как раз собиралось посольство Исбранта; по рекомендации Рубовского Юрий был принят в свиту посла и совершил с ним весь путь до Пекина и обратно. Затем, по словам Рулика, Гирж оставался некоторое время в России и служил в русских войсках во время азовских походов Петра.

Путешествие Гиржа из Драхова не пользуется известностью в научной литературе. Все писавшие или упоминавшие о нем всегда основывались исключительно на чешском переводе его Яна Рулика 1800 г. Это издание имеется в Государственной публичной библиотеке в Ленинграде (см.: Catalogue de la section des Russica. — SPb., 1876. — T. 1, N 453); R. Minzloff (Pierre le Grand dans la litterature etrangere. — SPb., 1872. — P. 698) также называет его, но оставляет без всяких пояснений; И. Первольф (Славянская взаимность. — СПб., 1874. — С. 260) кратко упоминает о Гирже, но сообщает о нем лишь то, что известно из издания Рулика. В том же объеме данные о Гирже находятся и во всех чешских энциклопедических словарях, вплоть до новейших (см., напр.: Masarikuv Slovnik Naucny. — Praze, 1926. — Die 2, 5. — S. 383 s. v. Drasky z Drachova, Jiri). Лишь недавно этим загадочным путешественником заинтересовался чешский ученый Франтишек Курфюрст, посвятивший ему большую часть своей книги «К cesko-ruskym stykum koncem stoleti XVII a pocatkom stoleti XVIII» (Praha, 1936). На основании тщательного анализа пражского издания путешествия (1800 г.) Курфюрст пришел к заключению, что «перевод» Рулика есть не что иное, как ученый подлог. Гамбургских изданий «подлинного» латинского текста и немецкого перевода его 1697—1698 гг. не оказалось ни в одном из западноевропейских книгохранилищ, и книги эти неведомы библиографам. Анализ самого текста путешествия Гиржа, опубликованного Руликом, приводит к убеждению, что это всего лишь литературная обработка гамбургских изданий сочинений предполагаемых спутников Гиржа — Исбранта и Адама Бранда. Рулик сделал извлечения из обоих сочинений, слегка переделал их и перевел на чешский язык. Курфюрст предполагает, что самая личность этого «чешского шляхтича» выдумана Руликом, так как ни в [435] одном из документов посольства Исбранта нет никаких на него намеков. Подтверждением этому служит ряд допущенных Руликом ошибок исторического и географического характера, искажения собственных имен и т.д. Так, например, Рулик утверждает, что Гирж получил от Петра I георгиевский крест, но этот орден введен был в России лишь при Екатерине II; аналогичным образом плодом фантазии Рулика является польский иезуит Залесский, с которым Гирж будто бы познакомился в Пекине. Большая часть данных о проезде Гиржа по Восточной Сибири заимствована из книг Исбранта или Бранда, притом с характерными искажениями. Так, в путешествии Гиржа говорится: «Из Енисейска прибыли мы 21 ноября в Иркутск»; однако из дневника Исбранта следует, что посольство достигло Енисейска 21 октября и стало ожидать зимнего пути; оно двинулось отсюда лишь в январе, а в Иркутск прибыло лишь в половине февраля. Географические наименования и сведения о сибирской флоре и фауне также сильно искажены. В итоге следует вполне согласиться с мнением Курфюрста: издание Рулика есть литературная мистификация; на этом основании имя Гиржа из Драхова следует исключить из списка путешественников по Сибири.

Ниже мы помещаем в качестве образца отрывок из книги Бранда: перевод сделан по немецкому гамбургскому изданию 1698 г. (S. 75—82); к этому изданию приложено несколько гравюр, выполненных, впрочем, довольно плохо.

[В ГОСТЯХ У ТУНГУСОВ]

1 января 1693 года выехали мы из упомянутой деревни [Buhutcha] и продолжали путь при неописуемо жестоком холоде, который в этом месте большого Востока ужасающе дает себя чувствовать: этот холод так одолевал нас днем и ночью, что мы еле могли двигаться; однако же самое большое неудобство, которое мы должны были претерпеть, было то, что благодаря сильному холоду мы не могли ни есть, ни пить, так как у нас все замерзало в руках; тем не менее милая холодная водица была нашим напитком. Наконец, мы от всего сердца воздали хвалу и благодарность всевышнему богу, когда 8 января мы оставили Большой Волок позади себя и достигли деревни по имени Кезма (Kasma). Езда до сих пор по реке представляла для нас большое неудобство, так как река там и сям была завалена и усеяна ледяными глыбами; нашим возницам часто стоило больших трудов и сил, чтобы топорами и тесаками проложить себе хороший путь; нужно, впрочем, заметить, что по такой дороге, при езде на санях, ходят и ездят мало, не только благодаря множеству льда, но также и благодаря гористой местности. Здесь, по причине усталости и нас самих, и наших лошадей, решили мы остановиться на 13 дней; между тем, как наши возчики в близких и далеких деревнях старались раздобыть свежих лошадей, мы тем временем искали развлечений в лесах: здесь именно мы и видели жилища тунгусов, образ жизни которых я хочу вкратце описать.

Этот народ, распространившийся широко и далеко, был некогда народом воинственным и непокорным; теперь же свобода его похищена. Достославное оружие его царского величества подчинило их его власти; покоренные они платят ежегодно его царскому величеству ясак (Tribut). Что же касается их самих, то они сильны и хорошо сложены, зимою и летом одеваются в грубые меховые [436] одежды, сшитые из кусков меха различного цвета. Такого рода одежды носят мужчины и женщины, стар и млад, и так щеголяют они по-своему друг перед другом. В юности для украшения (весьма уважающегося среди этих людей) они дают различным образом прорвать и прошить свои лица черными, как уголь, нитями, то вдоль, то поперек, то кружками, то квадратами — каждый по своему желанию и вкусу, благосклонный читатель сам может себе представить, с какою ужасающей болью это исполняется, мы видели некоторых из тех, кто незадолго до нашего прибытия претерпел подобное прошивание, и они имели столь ужасно вспухшие и окровавленные лица, что едва могли смотреть своими глазами. Впрочем, они мало или вовсе ничего не спрашивают об этом, являются веселыми и хорошими ребятами, несмотря на приобретенную отцовскую метку, которую они не теряют в течение всей своей жизни, так как хотя это шитье (Nehe-Werck) заживает, знак всегда остается.

Что касается их домов и жилищ, то они изготовляют их из оленьих кож, и настолько прочно, что туда не может проникнуть ни дождь, ни град, некоторые делают их из войлока, некоторые же, напротив, из березовой коры, которая там часто встречается Нужно удивляться тому, как эти бедные люди проводят свою горькую жизнь в столь жалких домах при столь ужасных холодах (которые, как [437] уже было указано, свирепствуют в этих местах). Малых детей своих, как только они увидят свет, они беспощадно кладут летом в холодную воду, а зимой — в снег, дабы они закалялись с детства, и этот обычаи их не портит, так как нигде в другом месте не встретишь столь крепкого народа. Они отличаются друг от друга или разделяются на народы трех родов конные тунгусы (Kunny Tungusy), которые пользуются лошадьми, другие — оленные (Alenny), которые живут в тайге (im Wilde), третьи же — собачьи (Sobaltzy), пользующиеся собаками

Божества их, которые они почитают, сделаны попросту из дерева, и каждый из них имеет своего собственного патрона или идола, который, по их мнению, наделяет его счастьем и добром. Один из этих идолов наделяет лесной дичью и птицей, другой — соболями и разными пушными зверями, третий — рыбой и тому подобными вещами. Когда они после моленья промахиваются [на охоте] и ничего не получают, тогда они на этих богов не обращают внимания, и подвешивают их между небом и землей — до тех пор, пока они не начинают пользоваться хорошей ловлей, если же ловля их особенно хороша, тогда они угощают этого самого идола, владычествующего над пойманным ими, самыми изысканными кушаньями, не только подставляя их ему, но даже смазывая ими все его рыло. Разве эта не большая слепота?

Где пять или шесть тунгусов живут друг подле друга (следует, однако, знать, что они живут то там, то здесь), держат они шамана, своего рода священника или колдуна. Всякий раз, когда они сообща приходят к нему, надевает он свое платье, на которое подвешено более пяти пудов, те 200 фунтов, железных вещиц, изукрашенное всякого рода чертовыми масками, медведями, львами, змеями, драконами и тому подобным. Это платье разглядывали и ощупывали мы с большим удивлением. Когда этот самый шаман показывается разряженный в таком одеянии, берет он в руки большой барабан и бьет в него удар за ударом, вовсе не производит приятного звука у подобных барабанщиков то, когда они ужасающим образом кричат и воют, как собаки. Случается ли это по обычаю или по каким-либо другим причинам, этого нам не пришлось узнать, но несомненно, что ужасные образы духов, воронов и других страшных птиц, которые представляются на этом спектакле, немало прибавляют к этому необычному вытью, между тем шаман падает ниц без памяти и затем его почитают и восхваляют как святого.

Хотя эти люди и ведут ужасную жизнь, но они не упускают случая иметь много жен, и в этом-то и заключается их наибольшее богатство. Большая их часть имеет от 6 или 10 до 12 жен, причем они обязаны для отца каждой из жен дать 10, а подчас и 15 оленей. Самый отвратительный здешний обычай — тот, который соблюдается при случае, когда кто-либо из них принужден дать клятву, а именно должен этот последний вместо клятвы ранить собаку ножом под левой передней ногой и из кровоточащей собаки высасывать кровь до тех пор, пока она не околеет.

Они не хоронят трупы своих покойников, но вешают их на деревья, где они должны засохнуть. Как ни ужасно и несчастливо живут эти люди, но они считают себя самыми счастливыми в подобном состоянии, у них никто не ругается и не бранится, а если бы и приключилось с ними что-либо подобное, то пожелал бы один другому, чтоб тот стал жить среди русских, чтоб тот возделывал поле или что-нибудь подобное 21 января выехали мы из упомянутой деревни Кезма (Kasma), лежащей на реках населенной реки Тунгуски, затем оставили мы се по правую руку и достигли маленькой речки Илимской (Ilimsko), также довольно населенной.