-

НРАВСТВЕННОЕ СОСТОЯНИЕ БУХАРИИ.

Нравственное состояние Бухарии.

(Окончание.)

Один Бухарец, находясь в гостях у другого, не уходит, не спросив на то позволения у хозяина, который ему предлагает чаю, плодов и сластей. Заставить гостя взят что нибудь с собою, означает большую вежливость со стороны хозяина. Каждый раз, когда мы [179] бывали у Куш-Бега, он угощал нас вареньем или другими сластями, и после нашего посещения, присылал их к нам на дом. Хан также дарит сахаром; часто присоединяет к тому полное одеяние, и таковой дар именуется в Бухарии сарпай. Входя в дом к женатому Бухарцу, обыкновенно останавливаются на несколько минут у дверей, чтобы дать время удалиться женщинам. Желая сесть самым почтительным образом, сперва становятся на колени, а потом приседают на икры и пяты ног; но чтобы сидеть спокойно, складывают перед собою накрест ноги, подобно нашим портным.

В знак приветствия, Бухарцы немного наклоняются, кладут на сердце руку и произносят слово хош. Сия вежливость увеличивается часто до странности, особливо невольниками; для телодвижения, сопровождающего приветствие, они ворочают много раз головою, наклоняют ее к левому плечу, приподнимают локти, прижимают к сердцу обе руки, улыбаются почти шутовским образом, и произносят напыщенно слово хош, как будто в восторге от удовольствия. [180]

Вообще обитатели Бухарии, особливо Таджики, вежливы, раболепны и низки; вежливость Бухарцев тем более нас удивила, что мы прежде того провели несколько недель у Киргизов, до крайности грубых.

Пища Бухарцев весьма проста: после утренней молитвы, они пьют чай, свареный в молоке с солью, что составляет род супа. Обедают они не прежде 4-х или 5-ти часов; за обедом едят обыкновенно пилав, кушанье, состоящее из сарачинского пшена, потом морковь или репу и баранину. Тотчас после обеда пьют чай, приготовленный по-Европейски. Кофе не употребляется в Бухарии. Пищу едят пальцами, и вовсе не знают ложек и вилок.

Одеяние Бухарцев состоит из одного или двух длинных платьев синей или полосатой бумажной материи; одно несколько короче и теснее другого, и заменяет рубаху. Все они почти носят белые чалмы из бумажной материи, в длину от 15 до 20 аршин. Персидские невольники ходят часто в цветных картузах (shakos); большая часть Узбеков имеют на голове остроконечные, красного сукна шапки, с опушкою из [181] куньего меха. В Бухарии, как и в Турции, различные виды чалмы означают разные степени чинов и состояния. Все жители сей страны носят, под широкими, белыми портами, короткое и тесное исподнее платье, которого никогда не снимают от лени, или по благопристойности. Достаточные люди ходят в полушелковых и суконных халатах, богатые Государственные чиновники одеваются в кашемирские шали и в парчу; убранство сие изменяется по чинам. Сии одежды, блестящие золотом, сии чалмы ослепительной белизны, сии густые бороды представляли нам любопытное зрелище на дворцовой площади, по которой мы проходили, шествуя к первой нашей аудиенции.

На улицах женщины появляются в длинных плащах, коих рукава сзади сходятся, и в черных покрывалах, совершенно закрывающих лица. Они худо видят сквозь покрывало, и многие из них, повстречавши кого либо из нас, торопливо приподнимали край оного; Таджикские женщины не менее любят показывать свои прелестные глаза. У Бухарок было в обыкновении приходить смотреть на нас, иностранцев; [182] вершина кровли нашего жилища служила им местам сборища и пределом, которым благопристойность полагала их любопытству. Там, менее замечаемые Бухарцами, многие красавицы открывали себя нашим взглядам, и мы часто удивлялись черным, пламенным глазам, превосходной белизне зубов и прелестнейшему цвету их тела. Строгость Бухарцев прекратила вскоре сие слишком светское обыкновение; Полиция приняла меры препятствовать женщинам всходить на нашу кровлю, и мы таким образом лишились приятного зрелища, занимавшего нас в продолжение наших обедов.

Как могли решишься столь пригожие женщины обезображивать себя, продевая Кольца сквозь ноздри и употребляя румяны, между тем, как природа наделила их толикими прелестями? Женщины и некоторые мужчины окрашивают ногти красным цветом посредством сока (henne, Calycathemus) эдера, растения, которое для сего толкут. Персияне употребляют сие растение для крашения бороды в красный цвет, чтобы она потом скорее принимала в себя черную краску. Я видел в Бухаре белых лошадей, у [183] коих хвосты были сею травою окрашены в красный цвет. Бухарки чернят брови и соединяют их дугою черного же цвета посредством примочки; также окрашивают ресницы и края веждей сурьмой (род свинцовой руды, привозимой из Кабула). Некоторые из Бухарцев и Индостанцев употребляют те же средства.

Щеголеватые Бухарцы заставляют вырывать у себя волосы на верхней части щек, и цырюльники часто занимаются сею работою в своих мастерских, открытых со стороны улицы. Господство кочевых обычаев в Бухаре примечается в недостатке экипажей; других нет, кроме больших телег, которых однако не употребляют для переезда с места на другое: для сего служат верблюды, лошади, мулы и ослы. Лошадь иногда везет на себе целое семейство; дети, таким образом, с самого малолетства приучаются быть хорошими ездоками. Я заметил, что на мулах разъезжают одни только Ханские жены, и на каждом сидит их по две; они наравне с прочими Бухарками пользуются правом выезжать для посещений. Люди лучшего звания велят [184] за собою следовать пешком человеку, которому поручают держать лошадь; богач употребляет для сего одного из невольников; жалко видеть, как за Бегом, едущим почти всегда скоро, бежит, запыхаясь, невольник; человек небогатый велит за собою следовать своему сыну и едет обыкновенно несколько тише.

По сему взгляду на нравы Бухарии судить можно; что роскошь в оной доселе заключена в тесных пределах. Бухарцы издерживаются единственно на лошадей и одежду. Их Персидские ковры самой посредственной доброты; в домах нет почти никакой утвари; нигде не увидишь стенных часов, и редко часы карманные; вовсе нет серебряной посуды; в окнах нет стекол, и домы построены худо; словом. Бухарцы чужды искуства творить из роскоши наслаждения, которые нам стол драгоценны, и к коим мы получили навык. Если они еще не чувствуют цены ее, то должно сие приписать недостатку образованности, владычеству старинных обычаев боязни щеголять, в деспотическом Государстве, богатствами, и скупости, пороку, в сей стране господствующему. [185] Однако я уверен, что торговые их сношения с Россиею и Индостаном внушат им склонность к роскоши: ибо роскошь, потворствуя суетности и представляя множество наслаждения, превозмогает все препоны.

Древняя знаменитость Бухары по учености ее свидетельствует, что в отдаленнейших временах была она вместилищем Наук. Она конечно сим преимуществом была обязана торговле и богатствам, которые обыкновенно содействуют успехам образованности. Если, как утверждают с правдоподобием, морские сообщения, поощреные удобством Европейских берегов, чрезвычайно способствовали распространению просвещения в Европе; то не должно ли извлечь подобных заключений из одинаковых обстоятельств? Караваны суть флоты твердой земли; Бухарская нация, будучи предметом их странствий с давних времен, равномерно ощутила благотворные действия сих сношений. Нам известно великолепие Бухары в царствование Симанидов (с 896 по 998 год после Р. Х.) и знаменитость, приобретенная ею Науками во времена Авицена. Самарканд был тогда еще [186] славнее, и блеск его помрачился не прежде, как с падением Газневидов (1184 года после Р. Х.) В Харезме также было возникло местное просвещение; но Чингис все предал в оном огню и мечу, и вскоре потом железный скипетр варварских Чагатайцев отяжелел на сей злополучной стране. Тимур, любивший, как сказывают, науки, художества и великолепие, созвал в Мавареннагар мудрецов из всей пространной своей Империи и новое просвещение возродилось в отечестве сего завоевателя. Сему времени должно приписать сохранение небольшого числа познаний, переживших губительство Узбеков. Ныне схоластическое Богословие почитается главною Наукою в Бухарии, и оным занимаются исключительно. Медрессы заключают в себе большое число учащихся, проводящих десять, двадцать и даже тридцать лет над изучением многочисленных толкований Корана; учащиеся, не раскрывая своих способностей, губят таким образом самое лучшее время жизни; наконец, когда их память достаточно обременится бесполезными сведениями, тогда они поступают в число Мюдерры или Молл, и тщеславясь [187] бесплодным суемудрием, обращаются с пренебрежением с людьми, чуждыми оного. Все занятия Бухарских мудрецов состоят в бесполезных прениях о смысле стихов Корана, в темах, коих никому не дозволено опровергать, и в чтении более или менее точных переводов некоторых сочинений Аристотеля.

Хан по временам сам предлагает Богословские вопросы, о коих Мюдерры, собранные в совет, производят иногда прения в его присутствии. Один Мюдерри, весьма проницательного и смелого ума, отважился однажды прекословить принятым мыслям, и доказывал справедливость своего мнения самым здравым суждением. Улемы, вместо ответа, объявили ему повеление замолчать, если он не желает быть сброшен с высоты минарета главной мечети. Разумеется, что таковая угроза прекратила прение.

Бухарцы, подобно прочим Мусульманам, имеют большое уважение к Врачебной науке; но примешивают к оной Химию и тайны. Наука сия у них не подвигается вперед, ибо они такого мнения, что все, сказанное в древних [188] медицинских сочинениях, справедливо и неопровергаемо.

Искусный Бухарский лекарь, ощупав пульс у больного и, не расспрашивая его о болезни, должен узнать оную совершенно. Разделяя физические сложения на холодные и горячие, сухие и сырые, он распределяет свои лекарства на крепительные, горячительные, расслабляющие и прохлаждающие. Сии лекаря знают одни боевые жилы, и не имеют точных сведений о расположении кровоносных; они различают три главные боевые жилы, из коих одна оканчивается в голове, другая в груди, а третья в желудке. Таковые понятия существовали, как мне кажется, в Европе, несколько веков тому назад. Астрономия в Бухарии тесно соединена с Астрологиею. Астролог Хана должен ему предсказывать, по крайней мере за два дня, все затмения, чтобы предупредить неприятное и наводящее даже ужас впечатление, могущие произойти от сего явления. Нынешний Бухарский Астролог (он только бывает один) умеет вычислять движение луны; он полагает, что солнце обращается вкруг земли, что комета раждается от взаимного удара двух планет, что хвост [189] кометы происходит от сего удара, и что всего пять планет. Словом, он верует Птоломеевой системе и признает Олуг-Бега неопровержимым.

Ученейшие Бухарцы имеют самые недостаточные сведения в землеописании: до сих пор были бы им неизвестны географические карты, если бы один купец не привез двух или трех из России; карты сии почти никого здесь не занимают; даже первый Министр не имеет об них ни малейшего понятия.

Учение Истории почти в таком же положении. Строгие Моллы почитают Историю упражнением слишком мирским, или, по крайней мере, бесполезным; а светские люди занимаются оною только на досуге. Однако из сего, так сказать, изгнания исторических сочинений, надлежит изъять Летописи Искандера Зулькарнейна (Александра Великого), которые для всех вообще занимательны. Один Молла, по Ханскому повелению, читает вслух сию Летопись на народной площади, где окружает его множество слушателей; по окончании чтения, дают Молле небольшую плату. Не вообразишь ли себя перенесенным из глубины Бухарии на игры Олимпийские, в среду просвещеннейшего [190] народа во вселенной!... Познакомившись с чтецом сей Летописи, я расспрашивал его о пути, по коему Александр следовал в Согдиане, и о положении крепостей, им завоеванных в оной. Молла либо не знал, либо не хотел мне отвечать наизусть, и обещал справиться об этом в книгах; он из своего ответа вывел Государственное дело и не был на условленном свиданьи, под тем видом, что сообщая мне желаемые сведения; мог бы навлечь на себя неудовольствие Хана. Сия осторожность сначала огорчила меня, ибо я надеялся почерпнуть некоторые сведения; но потом утешился, представляя себе неверность Персидских повествователей, кои одни могут служить источниками Бухарцам, и припоминая, что Персы, в защиту чести своих предков, приписывают Александру Великому Персидское происхождение.

Невзирая на множество медрессов или училищ в Бухарии, большая часть народа не умеет ни писать ни читать. Необходимость знать грамоту для успеха по торговле, заставляет многих торгующих Таджиков посылать в школы сыновей своих; некоторые из них ходят также в медрессы, хотя впрочем [191] Таджики, находящиеся в большом презрении, чрезвычайно редко поступают в члены высшего духовенства. Дети знатных особ обучаются только чтению, письму и повторению наизусть Корана. Ханские сыновья имеют наставников, приходящих давать уроки; сам Хан объясняет им Коран в заседаниях, при коих бывает более трех сот слушателей.

Самые употребительные языки в Бухарин Персидский и Турецкий. На первом говорят Таджики, городские жители и вообще все Бухарцы, имеющие малейшее образование; на нем производят дела и ведут переписку. Персидское наречие в Бухарии весьма мало отличается от употребляемого в самой Персии. Турецкий язык, примечательный своею грубостию, есть наречием только кочевых Узбеков и Туркменцев; он много сходен с языком Русских Киргизов и Татар.

Если бы Хан Бухарский возымел некогда намерение просветить Среднюю Азию, то обрел бы большое пособие в медрессах города Бухары, распространив круг преподаваемого в оных учения. Он совершил бы конечно в [192] несколько деть счастливые перемены; ибо в Бухарии существует любовь к учению и уважение к познаниям. Учреждение училища почитается благочестивым делом, а содержание бедных учеников долгом; потому Хан раздает весь таможенный доход Моллам, Мюдеррам, учащимся и нищим. Сей закон строго соблюдается нынешним Ханом, который производит каждому Мюдерри от ста до двух сот теллов, а учащимся до трех сот тонг жалованья, и который по нескольку раз ежегодно рассыпает значительные подаяния. Хан часто сам награждает учащихся деньгами и сарпаем, по засвидетельствованию Мюдерри; денежная награда увеличивается по мере того, как воспитанник подвигается в высшие классы и если он заслуживает имя Ишана (Слово Ишан, по мнению Г. Професора Сенковского (в рукописных замечаниях), означает почетное звание в Бухарии, коим жалуют первостепенных Улемов.). Существует даже обыкновение, что богатые люди не отказывают в обеде и в малых денежных подарках ученикам или талибам, являющимся к ним без [193] приглашения, и даже вовсе незнакомым. Сей дар именуется садакат, или хайрат.

Тимур пожаловал некоторым Медрессам большие земли, с коих десятая часть дохода должна быть обращаема в пользу воспитанников.

После сказанного нами, читателю конечно будет понятно, каким образом в Бухаре находится более десяти тысяч учащихся, живущих, в Медрессах мечетей и у частных людей. И так, если из сего множества стремящихся к приобретению познаний, никто не идет истинным путем к достижению желаемого, то сие приписать должно влиянию предрассудков и фанатизма, поселяемых Мусульманскою религиею. Поверят ли, что в Бухаре нет библиотеки, содержащей более трех сот книг? В Ханской находится их около двух сот, и немногие Медрессы имеют свои библиотеки. Я буду всегда сожалеть, что не мог их видеть, хотя меня уверяли, что они заключают в себе одни богословские и врачебные сочинения. Кстати еще заметить, что Шах-Нура-Бег, покровительствовавший военному состоянию, прекратил жалованье четырем [194] стам Мюдеррам и весьма убавил числа Молл. Сие событие примечательно, ибо оно удостоверяет, что влияние Шлемов не так значительно в Бухаре, и что в стране сей удобно совершить великие преобразования.

И так просвещенный Бухарский Хан мог бы в Средней Азии произвести счастливый переворот, «и познания, заимствованные Европою от Азии, были бы ей возвращены, обогащенные исследованиями и разумом многих веков».

Успешный ход просвещения России, приглашает сию могущественную державу к осуществлению мысли, столь великодушной. России предлежит даровать Ханствам Средней Азии спасительное пробуждение, и сообщить сим странам все блага Европейской образованности.

А. Каменский

Текст воспроизведен по изданию: Нравственное состояние Бухарии // Северный архив, Часть 24. № 23-24. 1826