-

НРАВСТВЕННОЕ СОСТОЯНИЕ БУХАРИИ.

(Из книги Г. Мейендорфа: Voyage a Boukhara etc.)

Нравы и обычаи Бухарцев. — Влияние Исламизма. — Принужденное посещение мечетей. — Суеверие. — Пьянство. — Пороки. — Русские невольники. — Средства к возмездию. — Учтивость и обряды. — Одежда. — Любопытство Бухарок. — Образованность. — Степень просвещения. — Языки употребительные в Бухарии. Медрессы и попечение Хана о сих училищах. — Возможность введения Европейской образованности. Желание Сочинителя.

Народонаселение Бухарии состоит из кочевых и оседлых жителей, из коих одни земледельцы, другие горожане; а потому и в нравах приметно некоторое различие. Обычаи кочующих почти одинаковы у всех Магометанских племен, ведущих пастушескую жизнь; и так я предложу читателю известия преимущественно о нравах оседлых Бухарцев, как тех, над коими единственно имел я случай сделать наблюдение.

Однако я обязан оправдать Узбеков, кочующих в Бухарии, которых Европейцы весьма часто укоряют в краже людей. Покровительство, оказываемое [73] торговле Бухарским Правительством, некоторое устройство, водворенное в Государственном управлении, и наконец постановление Корана, воспрещающее Суннитском Магометанам иметь рабами единоверцев, — прекратили в Бухарии обыкновение похищать людей. Индийцы, Персияне, Русские и Армяне безопасно приезжают в Бухару, если Правительство убеждено, что они действительно купцы. В плен берут только во время войны; Узбеки и Туркменцы Маврского (Mawri) округа отличаются таковыми неприятельскими действиями против Хорассанских Персиян.

Как Исламизм имеет весьма сильное влияние на образ домашней жизни народов, то последователи оного сохраняют почти всюду одинаковые обычаи. Узбеки впрочем суть настоящие Турки, и нравами своими много сходствуют с Константинопольскими Османлисами (Osmanlis): все, что делает Калиф, все, что происходит в Стамбуле, возбуждает удивление Бухарских Мусульман.

Музумьманин почитает себя беспорочным, если соблюл правила, заключающиеся в Коране и в толкованиях оного, которые заменяют ему [74] гражданское уложение; он чужд законов внутренних, предписуемых нам совестью и честью. Бухарцы весьма суеверны, и Правительство не упускает ничего из виду, чтобы утверждать сие чувство в народе.

Закон, воспрещающий Кьяфирам носить одинаковую одежду с правоверными, соблюдается в Бухарии; но также Кьяфиры не должны слишком уклоняться от употребляемого одеяния. Они обязаны брить головы, носить длинные платья, чтобы не так удобно было в них узнать неверных, коих вид возбуждает в правоверных чувство ненависти и презрения (Почитаем излишним толковать, сколь несправедливо Магометане называют сами себя правоверными, а всех других неверными.). Правительство способствует новообращению; почти все невольники принуждаемы бывают именоваться Музульманами и ходить в чалмах; по воле или неволе, подвергают их обрезанию, чтобы дать им хотя наружный признак Исламизма, и предполагают в том благочестивый подвиг. Набожный Бухарец, прикасаясь к вещи, подносимой Кьяфиром, считает себя оскверненным. [75]

Каждый раз, когда дети мне говорили: селам-алейкум, (обыкновенное приветствие у Магометан, означающее просто — да будет благодать над тобою), я слышал, что прочие Музульмане произносили ругательства и грубо замечали детям, что к неверным не дозволено обращать слова: селам.

Нетерпимость и суеверие в Бухарии весьма обыкновенны; а потому нечего удивляться, что иноверцы платят значительнейшие подати, нежели прочие жители, что они более притесняемы и чаще подвергаются неправосудию. По духу правления, никакая иная вера, кроме Магометанской, не может быть открыто исповедуема в Бухарии. А потому напрасно было бы искать в сей стране Гвебров или Несторианцев; одни Жиды, посредством пронырства, успели удержаться в оной.

Правительство почитает молитву частным обязательством и общественным долгом. Оно не ограничивает своих деяний водворением правосудия и наблюдением ненарушимости личных прав, но имеет также в виду (что хотя и противно духу Исламизма) руководствовать подданных в религиозном их [76] поведении. Все владельцы домов обязаны, с рассветом дня, итти в мечеть; полицейские служители осведомляются у привратников мечетей, кого из таковых владельцев нет на молитве, отправляются к ним, и выгоняют их из собственных домов палочными ударами.

Приказ, коего исполнение можно видеть ежедневно в четыре часа по полудни на Сенджистане (Так именуется обширная рыночная площадь, находящаяся близ Ханского дворца.), налагает обязанность на двух полицейских служителей разгонять всех торгующих и покупающих во время, определенное для молитвы, и отправлять их в мечет. Надобно заметить, что на рынке в эту пору бывает самое большое многолюдство. Полицейские служители и рыночные приставы бросаются на народ с большими плетьми толщиною в три пальца, и бьют кого ни попало. Тогда толпа поднимает страшный шум; одни кричат, другие хохочут и уходят; лавки, столы, палатки исчезают вмиг, и мечеть наполняется благочестивыми Музульманами, собранными к богослужению посредством ударов! [77]

Все суеверные мысля, коими ослеплены Магометане, замечаются также в Бухарии; следственно и Астрология в уважении; Хан имеет Астролога и отправил его для изучения в Испагань. Обряд, состоящий в том, чтобы закалывать козла в память друга, в память почитаемой особы, или какого мнимого их святого, столь же употребителен у Киргизцев, как и в Бухарии. Верх одного портика Боговодинской мечети украшен бесчисленными рогами козлов, принесенных в жертву.

Если многие Европейцы верят поныне обманчивому искуству предугадывать будущность, то может ли Бухарец быть чуждым сего вздорного предрассудка? Употребление игорных карт еще не введено у них, хотя они и видят оные в России и в Индостане; карты у них заменены костями: они обыкновенно надевают четыре кости на железную проволоку, насквозь проходящую, и вертят оною; что окажется из положения костей, после многих вычислений, — предзнаменует хороший или дурной успех в деле. В Бухаре, как всюду в Музульманских странах, встречает богомольцев странно одетых в длинные [78] платки, в руках с тыквенною чашею и с тростью; видить также безумцев, или блажных, скачущих по улицам, коих считают почти свитыми.

Большая часть Бухарцев не курит табаку; ибо Коран запрещает все то подносить ко рту, что производит упоение. Сия предосторожность возбудила негодование Турецкого Посланника, который, во время своего вшествия в Бухару, велел себе подать трубку для осмеяния Бухарцев. Персидские невольники курят много, и употребляют кальян (Род трубки, в которой табашный дым проходит сквозь воду.). Я видел даже, что некоторые из них вырывают в земле два отверстия, имеющие внутреннее сообщение; в одно накладывают табаку, а из другого курят, и таким образом заменяют трубку.

Известно, что во всех Музульманских странах воспрещено употребление крепких напитков, и тем самым они привлекательнее для молодых и богатых людей. Множество пожилых Бухарцев предаются пьянству; но это делается втайне, и никогда не встретить на [79] улице пьяного человека; таковой был бы казнен смертию.

Я видел, что дети первых вельмож с жадностью выпивали по стакану вина, и вдруг теряли чувства. Сам Куш-Бега нам простодушно рассказывал, что он, в молодые годы, часто напивался с нынешним Ханом.

Тура-Хан, предполагаемый наследник престола, чувствуя отвращение к дурному Бухарскому вину, употребляет по вечерам опиум. Сей Царевич, отличавшийся, как говорят, умом и способностями, ныне, от действия гибельного напитка, едва сохраняет в себе искру жизни.

Один из Ханских сыновей, извещая Г. Негри о назначенной ему Ханом аудиенции, определял время оной, и зная, что мы употребляем вино, просил простодушно от имени Хана, чтобы мы не были пьяны!!

Публичных женщин (Отец нынешнего Хана, лет тридцать тому назад, выслал их из Бухары; они вообще была Цыганки.) не терпят в Бухарии; прелюбодеяние наказывается смертию. [80]

Молодой Бухарец хорошей фамилии, на вопрос мой — в чем состоят его забавы, отвечал: что он дает обеды, в продолжение коих играет музыка, составленная из невольников, ездит на охоту, и наконец остальное время проводит в неге и сладострастии!...

Азиятские Ханства ведут с Киргизами и Туркменцами торговлю невольниками, поддерживаемую особенно разбойничеством сих двух кочевых народов и войною с Персиянами. Взятие Мавры умножило двадцатью пятью тысячами число Персидских невольников в Бухарии, коих вообще полагать должно до 40 тысяч человек. Около пяти или шести сот Русских также томятся в неволе; они были проданы Хивинцами, или Киргизами и Туркменцами, которые берут в плен рыбаков, занесенных бурями к восточным берегам Каспийского моря.

Также Четрары, Сияпуши, Гезареки и даже Грузинцы находятся невольниками в Бухарии. Число невольников не уменьшается, ибо их женят на Персиянках и существование их сопряжено с выгодами господ. За дюжего человека платят от 40 до 50 телл (от 640 до [81] 800 p.); если он ремесленник, например плотник, кузнец или сапожник, то дают за него до 100 шелл (1600 руб.). Женщины вообще дешевле мужчин, если они не молоды и не красивы; ибо иначе за них платят от 100 до 150 шелл (от 1600 до 2400 руб.) Участь невольников в Бухарии наводит ужас. Русские почти все жалуются, что их кормят очень худо и наказывают беспрестанно. Я видел, как одному из них господин обрезал уши, проколол гвоздями руки, содрал на спине кожу и лил на руки кипячее масло, чтобы выведать от него, по которой дороге убежал его товарищ.

Куш-Беги, увидя как-то одного из Русских своих невольников пьяным, велел на другой день свести его на площадь Седжистан и повесить. Сего злополучного привели к виселице и уговаривали отступиться от своей Веры и принять Магометанскую, обещая ему помилование; но он предпочел мученическую смерть за Веру (Вот черта Русского характера! Как даль, что мы не знаем имени и места рождения сего героя. — Изд.). [82]

Большая часть Русских невольников, находившихся в окрестностях Бухары, были заключены и работали с цепями на руках во время остальных недель нашего пребывания в сем городе. Один только Русский невольник успел к нам присоединиться за сто верст от Бухары, скитавшись восемнадцать дней в степях и питавшись только водою и мукою. Он изъяснил нам простым, но самым трогательным образом тревогу, которую почувствовал, заметив нас (ибо он опасался, не были ль мы Киргизы, Хивинцы или Узбеки), и потом, чрезвычайную свою радость при виде наших Казаков. Не нахожу слов изобразить восхищения около десяти человек Русских невольников, выкупленных нами в Бухарин и во время путешествия. Они проливали слезы радости. Поверят ли, до какой степени было жестоко Бухарское Правительство? Оно препятствовало Русским, уплатившим за себя выкуп, возвращаться в отечество. Сие фанатическое Правительство воспрещало даже своим подданным продавать нам Русских, под предлогом, что тем убавится число людей, могущих в последствии обратиться в их веру. [83]

Необходимо ли видеть сих злополучных Русских невольников в Бухарин и Хиве, чтобы одушевиться самым пламенным желанием освободить их от неволи? может ли покупка сих людей, похищенных из отечества во дни мира, доставить право на законное владение? Если бы Российское Правительство, в возмездие за таковые поступки, задержало в целой Империи Бухарцев и Хивинцев с их товарами, чтобы заставить тем выдать России ее подданных, — было ли бы сие действие неправосудно или безуспешно? Не могли ли быть таковою строгою, но справедливою мерою, возвращены отечеству, родным и Церкви — тысяча людей из пределов России или из недр семейств исторгнутых?

Богатые Бухарцы имеют обыкновенно около сорока невольников; некоторые из вельмож, как например Куш-беги, имеют их, может быть, до ста; ибо они окружают себя многочисленною свитою, притом же обладают многими садами и другими недвижимостями. Нет почти ни одного достаточного Бухарца, который бы не имел загородного сада и деревенского домика, куда бы мог, во [84] время летнего зноя, удаляться подышать чистым воздухом.

Владельцы отдают землю в аренду, или возделывают оную посредством своих рабов. Житейские приятности, домашние удовольствия и общественные забавы еще весьма мало известны в Бухарии. Домы зимою холодны и сыры; покои убраны лишь коврами, одеялами и пуховиками. Бухарец вкушает одни те наслаждения, коими можно пользоваться внутри гарема. Многолюдные беседы и пиршества не веселят его однообразного и молчаливого существования.

Мне только однажды случилось видеть, что плясали вокруг безумствующего, ударяя руками в лад и припевая: ба-ла-ни-бла, подобно Черкесам, припевающим слоги: а-пу-па-пю-па. Персидское просвещение введенное Тимуром в Бухарию, замечается по некоторым обрядам вежливости. По кончине первой супруги Куш-бега, женщины много уважаемой Магометанами, знатнейшие люди в Бухаре приезжали к сему Министру с изъявлением своего прискорбия. Куш-Беги, в тот же самый день, сделал большие подарки родственникам покойницы и [85] бедным, которых кормили в течение многих дней.

(Окончание впредь.)

Текст воспроизведен по изданию: Нравственное состояние Бухарии // Северный архив, Часть 24. № 21-22. 1826