СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

МУЛЛА НИЙАЗ-МУХАММАД ХОКАНДИ

ТАРИХ-И ШАХРУХИ

Туземец о русском завоевании

(<См. также ниже, статью Извлечение из Тарих-и Шахрухи (стр. 350-358 – Ю. Б.>).

В 1894 г. проф. Н. И. Веселовский издал «Киргизский рассказ о русских завоеваниях в Туркестанском крае». Во время своего пребывания в крае в 1885 г. профессор, между прочим, интересовался вопросом, «не существует ли у грамотеев из местных мусульман каких-либо записок о русских завоеваниях в западном Туркестане». Ему казалось, «что такое событие, как завоевание русскими Туркестанского края, не могло не отразиться в туземной литературе тем или иным образом, на какой бы ступени эта литература ни стояла. А для полного уяснения обстоятельств борьбы необходимо выслушать и другую сторону, в данном случае потерпевшую, иначе мы, с одними официальными донесениями и с рассказом своих только участников дела, можем впасть в односторонность и составить неверный взгляд на местное население, на его взгляды и деятельность в то время. Из рассказов же туземцев мы могли бы извлечь и практические соображения для более успешного воздействия на них, что, как известно, представляет особенную заботу нашего правительства (<Веселовский, Киргизский рассказ, стр. I-II.>)». После долгих поисков профессору доставили киргизскую рукопись, принадлежащую мулле Хали-баю Мамбетову. Хали-бай написал свой рассказ нарочно для проф. Веселовского, со слов своего отца, принимавшего участие в военных действиях; рассказ переложен им в стихи. Как признает и сам издатель, этот рассказ, написанный для русского «большого человека», более 20 лет после войны, «не вполне соответствовал указанным требованиям, не раскрывал души народа во время борьбы за самостоятельность, не передавал его волнений, его толков, его планов» (<Ср, там же, стр. V>).

Ввиду этого нам кажется нелишним напомнить об истории Кокандского ханства, составленной под заглавием Та’рих-и Шахрухи для Худояр-хана в 1288/1871 г. и изданной в Казани в 1885 г. Н. Н. Пантусовым. Автор, мулла Ниязи-Мухаммед бен Ашур-Мухаммед, писал совершенно независимо от русских; служа в ханской гвардии, он участвовал во многих делах, о которых в его книге говорится довольно [334] подробно. Едва ли из этого рассказа можно будет извлечь какие-нибудь новые сведения о внешних событиях, но для ознакомления со взглядом туземцев на борьбу с русскими рассказ Ниязи несомненно дает гораздо больше, чем стихотворная повесть Хали-бая. Поэтому мы позволяем себе предложить читателям перевод (Книга Ниязи написана на персидском языке, кроме некоторых тюркских стихотворных отрывков. Слог во многих местах, как в большей части персидских исторических сочинений, крайне напыщен; в своем переводе мы позволили себе опустить некоторые риторические фигуры, некоторые бесполезные повторения и эпитеты, кроме, разумеется, тех, которые относятся к русским. <Имя автора Та’рих-и Шахрухи – Нияз-Мухаммед; Ниязи – его поэтический псевдоним (тахаллус). – Ю. Б.>) тех отрывков из Тарих-и Шахрухи, которые имеют отношение к русским.

В первый раз имя русских упоминается у нашего автора в конце царствования Алим-хана, убитого в 1225/1810 г. (По В. П. Наливкину (Краткая история Кокандского ханства, стр. 101) – в 1816 г. (Ср. наст. изд., т. II, ч. II, стр. 287, прим. 28>). Все соседние владения подчинились Алим-хану или заключили с ним мир; оставался только один «полный ненависти враг – неверные русские». Хан решил: «Необходимо, чтобы я счел обязательным для себя газат против неверных и джихад против этой негодной толпы и опоясался поясом вражды и борьбы против неверных русских». Намерение хана было одобрено вельможами, после чего хан велел нагрузить 300 верблюдов товарами, пригодными для России; вместе с караваном отправились в Ташкент некоторые из доверенных слуг хана. Затем в Коканде было собрано войско, с которым хан двинулся к Ташкенту среди зимы, в половине месяца знака ведра (водолея) (Т. е. в январе); по дороге в Россию верблюды только в это время года могут носить товары. Из Ташкента был послан отряд на Чимкент и Сайрам; отряд опустошил пространство от Туркестана на запад и до Аулие-Ата на восток, но не достиг прочного успеха и, потерпев большой урон от холода и недостатка провианта, должен был вернуться обратно. Неудачный поход в степь был одним из главных поводов восстания, которое окончилось убиением Алим-хана и возведением на престол его брата, Омар-хана.

По рассказу нашего автора, караван, отправленный Алим-ханом, очевидно, должен был служить для разведческих целей; на самом деле, однако, поход хана на Чимкент едва ли мог быть соединен с враждебными намерениями против русских, утвердившихся в степи только долгое время спустя.

О первых успехах русских в степи и о постройке первого укрепления на Сыр-Дарье наш автор не говорит: вероятно, общественное мнение было занято внутренними междоусобиями, происходившими в то время в ханстве, особенно восстанием кипчаков. В 1273/1856-57 г. (Казнь Мусульман-Кула, восстание Малля-хана и взятие русскими Ак-Мечети на самом деле произошли в 1853 г.) [335] восстание было усмирено, и предводитель его Мусульман-Кул был казнен. Утвердившись на престоле, Худояр-хан назначил своего брата Малля-хана хакимом Ташкента. В том же году, по словам нашего автора, произошло падение Ак-Мечети – событие, которому он придаст чрезвычайно важное значение. Малля-хан тотчас после своего прибытия в Ташкент стал готовиться к восстанию против брата и потому «нисколько не заботился об охране кипчакской степи (Так еще в средние века назывались у мусульман киргизские <казахские> степи) и не получал никаких известий о том, в каком положении находятся начальники местных крепостей. Вследствие этого, наконец, в кипчакской степи обнаружился изъян; неверная толпа полных ненависти русских осадила Ак-Мечеть, величайшую крепость в этой области. Начальником Ак-Мечети был Мухаммед-Али, племянник убитого [раньше] минбаши Шади. Трое суток он упорно сражался; наконец, у него вышел запас пороха и свинца, необходимейших предметов для войны и для защиты крепостей (После взятия Ак-Мечети в крепости нашли 5 1/2 пудов пороху и 33 1/2 пуда свинца (Макшеев, Исторический обзор, стр. 203). Об этом узнали неверные, сделали подкоп под стенами крепости, насыпали пороху, зажгли его, взорвали стены и вошли в крепость. Осажденные, мужчины и женщины, все, бросив ружья и пули, схватились за рукоятку меча; произошла такая страшная резня, какой небо еще никогда не видело и о какой никто не слышал. Наконец, все жители крепости, мужчины и женщины (Из женщин при штурме были убиты только очень немногие (там же), путем мученичества достигли райского укрепления. Неверные, овладев крепостью, стали говорить между собой: «Разве так правят миром? Эту чудесную крепость, представляющую первые ворота в мусульманскую область Мавераннахра, крепость, в изобилии снабженную всеми произведениями природы, они даром упустили из рук; они оставили без внимания такую область и таких храбрецов, которые вместе со своими женами не пожелали обесчестить себя пленом и пошли на смерть. Эта область – ворота всех мусульманских владений; это – пуп кипчакской земли; можно сказать, что тому, кто овладеет этой крепостью, принадлежит вся кипчакская степь. Им следовало оказать нам сопротивление в этом месте: если бы бухарцы, хивинцы и кокандцы, вступив в переговоры между собой, отложили в сторону свою вражду, соединясь и с трех сторон пришли сюда, то им было бы очень легко отразить нас, так как из необходимых для войска предметов у нас не было ни пищи, ни одежды. Теперь мы получим это из этих самых областей; теперь для этих царств трудно отразить нас». Такие речи они говорили друг с другом. Итак, первое вторжение неверных в мусульманские владения произошло в начале правления Малля-хана в Ташкентской области, так как в этом году Малля-хан, не довольствуясь властью в Ташкенте, [336] возмутился против Худояр-хана; пользуясь этим временем, русские пришли и овладели Ак-Мечетью».

В 1275/1858 г. Малля-хан овладел престолом, опираясь на кочевые элементы; Худояр-хан удалился в Бухару. Вскоре после этого Канат-шах, бывший в то время хакимом Ташкента, известил Малля-хана о взятии русскими крепостей Уч-Алматы, Токмака и Аштека (Очевидно, Кастек) с их окрестностями. Тотчас хан собрал военачальников и вельмож и по соглашению с ними велел андижанскому наместнику, киргизу Алим-беку, двинуться по дороге через Куртку; приказание идти в поход получили также семь других понсад-баши (Понсад-баши, или понсад – начальник над 500 воинами) с войсками столичным, кураминским и ташкентским. Столичные понсады вместе с кураминским войском быстро достигли Ташкента, где отдохнули 2-3 дня. Канаат-шах также собрал ташкентское войско и со всеми нукерами (Собственно «прислужниками» - термин для обозначения конных отрядов. <В XIX в. в среднеазиатских ханствах словом нукер обычно обозначались все вообще воины, в том числе и пешие. – Ю. Б.>) и воинами выступил в поход из Ташкента по дороге в Пишкек (Пишпек <См. наст. изд., т. II, ч. I, стр. 533, прим. 36. – Ю. Б.>). Быстрыми переходами они через 2-3 дня пришли в Чимкент, где пробыли два дня; на третий день выступили оттуда, шли 6 дней и пришли в Аулие-Ата. Там они отдохнули 6 дней. Выступив оттуда и каждый день совершая большие переходы, они через 6 дней пришли в крепость Пишкек. Там они пробыли неделю, дали пехотинцам лошадей и подводы (<По-видимому, не подводы, а вьючных животных: в тексте ***, это слово в Кокандском ханстве означало «вьючные и упряжные животные» (ср. Наливкин, Краткая история Кокандского ханства, стр. 167). В данном случае перевод «вьючные животные» предпочтительнее, чем «подводы», еще и потому, что до установления русской власти не было колесных дорог от Пишпека до Узун-Агача. – В.Р.>) и снабдили войско провиантом и всем необходимым. Выступив оттуда, они через два дня (<Вернее, как в рук. ИНА С 468, - «на второй день» ***, так как, по русским документам, Канаат-шах шел со своим войском через Курдай. Путь из Пишпека на Алматы через Курдай до берега р. Чу составляет всего около 18 км – В.Р.>) остановились на берегу реки Чу, откуда отправили 7000 человек под начальством Шадман-ходжи, чтобы они выступили вперед русских, стоявших между Аштеком и Уч-Алматы, в Бикете (Вероятно, русское слово пикет, а не название места. Дело, как известно, происходило при Узун-Агаче (21 октября 1860 г.). <Русский пикет – военный пост – имелся в то время и в Узун-Агаче. Со второй половины 1860-х годов, когда военные действия против кокандцев в Семиречье закончились и было организовано конно-почтовое сообщение, «пикетами» в Семиреченской области стали называться стоявшие вдали от поселений станции ямской почты. – В.Р.>). Войско двинулось вслед за Шадман-ходжей. После пяти переходов они остановились у подошвы горы и там пробыли три дня; после трех дней к войску присоединился киргиз Алим-бек, спустившись с гор [337] вместе с 12 000 андижанцев, с киргизами из Куртки и Кетмень-тюбе. В это время от Шадман-ходжи пришло известие, что он встретился с русскими и вступил с ними в бой. Тотчас мусульманское войско поспешно выступило и к числу завтрака пришло в место Бикет, между крепостями Аштек и Уч-Алматы, где были неверные. Мусульмане, окружив неверных, выстроились в боевой порядок. В то время начался спор за начальство над войском между киргизом Алим-беком и таджиком Канаат-шахом. Алим-бек из вражды к своему сопернику удалился, взяв с собой андижанское войско и киргизов, предоставив всю честь битвы Канаат-шаху и сам навлек на себя бесчестие, выпустив из рук полу чести и мужества. Часть столичного войска вместе с ташкентским и кураминским, произнося: «Такбир», подобно саламандре, бросилась в огонь пороха и нефти. Этот ничтожный человек, автор этих строк, находился под победоносным и высоким знаменем произносящих такбир; прочитав стих: «Убивайте многобожников» (Коран, IX, 5), он воодушевлял мусульман, моля о победе для правоверных, он повторял стих: «О, боже! защити защитников веры». В то время, когда мусульманское войско бросилось в море ядер и пуль неверных, пушки и ружья неверных вместе с нефтью испускали такой огонь, что на мусульман как будто падали с неба молния и град. Можно было думать, что наступил день Страшного суда; звуки от выстрелов из пушек и ружий походили на звук трубы ангела. Много полных мужества храбрецов и сильных юношей бросились в ту огненную равнину, подобно саламандре, и от пуль неверных выпили из рук виночерпия судьбы напиток мученичества; некоторые храбрецы мечом рубили головы неверных. Так продолжалась битва один час; наконец, после продолжительного дождя из ядер и пуль и после воспламенения горящих веществ толпа казаков и разбойников-кочевников, не выдержав огня пушек и ружей, обратилась в бегство и скрылась в горных ущельях и в углублениях. Но сартское и таджикское войско, не отворачивая лица от неверных, продолжало сражаться от времени завтра до полудня. Наконец, неверные, ослабев вследствие выстрелов мусульман, удалились на вершину бугров, подобных горе (Так, по-видимому, некоторые мусульманские очевидцы поняли движение, описанное у Макшеева (Исторический обзор, стр. 210) в следующих словах: «Отряд был двинут в атаку, под прикрытием густой цепи стрелков спереди и сзади, и в то время, когда передовая цепь выбивала штыками неприятельскую пехоту с высот, задняя, свернувшись в кучки, отбивалась также штыками от конного неприятеля, продолжая следовать за отрядом». <В рук. ИНА С 467 указывается (соответствующая действительности) численность русских войск: 2 тысячи человек. – В.Р.>); не найдя и там спокойствия, они обратились в бегство. Большая часть мусульманского войска вместе с Канаат-шахом отступила и расположилась лагерем на расстоянии двух сянгов (Сянг – около 9 верст) от места битвы; остальное войско, приготовившись [338] к битве, до вечера преследовало неверных, стреляло в них и гнало до окрестностей крепости Аштек (Как известно, результат битвы был иной, что подтверждается отступлением мусульман и приведенными дальше стихами нашего автора); потом эти также вернулись и ночью присоединились к Канаат-шаху. В ту ночь собрали всех казаков из окрестностей Уч-Алматы и Аштека (<Во всех рукописях ИНА (С 467, С 468, С 469) – «всех казаков и кочевников». – В. Р.>) и переселили их в окрестности Пишкека, крепости Мерке и Аулие-Ата. Мусульмане также ушли оттуда и через 4 дня прибыли в Пишкек. Там они пробыли один месяц, возобновили и укрепили крепость Пишкек (См. Наливкин, Краткая история Кокандского ханства, стр. 190-191). После этого Канаат-шах отпустил начальников столичного войска, а сам остался с ташкентским войском, считая нужным пробыть в этой крепости еще месяц для устройства дел той области; андижанское войско и другие отряды он же отпустил. Столичное войско в Ходженте встретило Малля-хана, возвращавшегося из Ура-Тюбе после войны с мангытами (Т. е. бухарцами) и обращения в бегство мангытского войска; войско исполнило обязанность служения и повиновения. Этот ничтожный человек сочинил о походе на Уч-Алматы следующие стихи:

В степь безнадежности мы отправились;
С глазами, полными кровавых слез, мы разлучились с друзьями.
В старости, 60-ти лет, какие трудные дни
Постигли нас! Но мы роптали против бога.
Мы, несчастные, попавшие в долину бедствия вследствие негодности [начальника].
Были разорваны когтями тигра холода.
Мы погибли от сильного, горячего дыхания
Того дракона – пустыни, ограниченной только небом и землей.
Закон дал правоверному приказание, которого невозможно исполнить;
Удивительно, зачем нам было дано такое приказание.
В эпоху Малля-хана, завистливого, раздражительного,
Мы совершили длинный путь и трудный поход.
Тот паршивый Канаат, начальник войска!
Вследствие его несчастного нрава мы все стали нищими.
Мы совершили пешком путь в 70 сянгов.
На каждом шагу мы встречали бедствие.
Поход продолжался год и 1-2 месяца;
Вследствие страха перед тираном мы все довольствовались одной тиллей.
Возблагодари бога, Ниязи! счастие войны за веру
Досталось тебе, хотя нас постигло все это.
Год совершения этого похода – 1277 (1860-61)»

Дальше автор в тюркских стихах описывает поход в Туркестан, в котором он тоже принимал участие. Поход был предпринят тотчас после похода в Семиречье. Военных действия при этом происходило мало, но стихи рисуют настроение войска и отношение населения к нему. [339]

«Малля-хан с войском совершил поход и направился на Ура-Тюбе. Оттуда хан дал милостивое повеление идти защищать могилу царя святых Хазрет-Султана Ходжи Ахмеда, путеводной звезды всей казацкой степи, солнца всего Туркестана, наполняющего своим светом города и степи, вождя всех тюрков. Так сказал хан Ферганы: «Пойдите, защищайте эту почетную могилу; если придут неверные, то сражайтесь с ними». Приняв повеление хана, мы тотчас встали и отправились. Мы совершили поход со знаменем, поспешно прошли через степь и остановились в городе Чимкенте. Мы сильно утомились; наши лошади были изнурены. Добрые люди оставили нас в Чимкенте и ушли; из сострадания они оказали нам милость. Мы, люди кокандского хана, в числе трех странников пришли к чимкентскому беку Ибрахиму, отличавшемуся щедростью, и попросили его назначить нам местопребывание. Был в Чимкенте один несчастный по имени Нарым-бек – жестокосердая собака. Как гончая собака, он напивается бузы; никогда не было подобного медведя (Т. е. грубого, невоспитанного человека). Дурно живет этот низкий скряга; на горе у него есть место, подобное аду; сын блудницы, разведшийся со своими женами! Вокруг горы есть сад; [настоящего] сада нет, вместо деревьев - только луг; на лугу видно несколько медведей (Т. е. лежит несколько невежд). Напившись бузы и поиграв в кости, он лежит на спине, и собака лижет ему рот. По приказанию бека, мы остановились там; мы были несведущими, но, увидев его, мы стали опытными (Т. е. с первого взгляда поняли, с кем имеем дело). Он был для нас предметом удивления. При входе и при выходе от него человек должен был совершать омовение. Его глаза походили на глаза слепого. Он не оказал никакой любезности гостям. Когда мы вошли в его михман-хану, она показалась нам местопребыванием злых духов. Там была брошена лань; увидев нас, он взял её оттуда. Несколько дней мы оставались там и не видели никакой пищи. В его доме пища совсем не готовилась; кроме бузы, он ничего не пил. На его очаге никогда не зажигался огонь; из его окна никогда не выходил дым. Город Чимкент – хороший город; в нем много ходжей. Узнав о нашем положении, они перевели нас к себе. Эти счастливые люди все были богатыми; каждый день один из них с почтением милостиво приводил нас в свой дом; они угощали нас, исполняя все наши желания. Они устраивали для нас пир днем и ночью; до рассвета звучали флейты, но никакого разврата не было. Мы от всей души благодарили их за щедрость и спросили: «Добрые потомки ходжей! Вы оказали нам столько почета. Мы – воины и религиозные люди; наше каждое дыхание – предмет жалобы; зачем вы оказали столько милости и почета людям обидчика?» Они сказали: «Для нас вы – отличные люди; вы вращались в хорошем обществе. [340] По наружности и по вашему поведению мы поняли, кто вы, и узнали вас. Мы еще не оказали вам столько почета, сколько следовало; извините нас, мы сделали, что могли». Ходжи овладели нашим сердцем. Ниязи! ты получил увещание; теперь выслушай весть о себе. Не сделай их лжецами; тебе надо идти по прямому пути. Забудь о пути сует и искренно следуй по пути истины. Они оказали тебе почет, сказав: «Это хороший человек»; теперь твоему гордому духу предстоит трудная задача. Простившись с ними, следуй по пути войны за веру и сохрани в своей памяти все их слова. Я простился с ними, и они милостиво отпустили меня; мы извинялись перед ходжами, они перед нами; они проводили нас. Мы вступили в безграничную степь, шли втроем три дня и пришли в город Тюрк (Т. е. Туркестан). Здесь мы встретили всех понсадов и с уважением приветствовали их; они милостиво распросили нас о наших делах. Там расположил свой шатер Ходжа, понсад таджиков, глава копьеборцев, ударяющий копьем подобно царям, разгоняющий врагов направо и налево; он сделал нас своими неразлучными спутниками. На следующий день я посетил священную могилу Хазрет-Султана. Глаза мои заплакали; совершив круговой обход могилы, я положил земной поклон и намазал свои глаза прахом. В скромной мольбе я высказывал свои желания; я молил бога о счастье для того кокандского царевича (Т. е. Худояр-хана), который жил странником в Бухаре, и просил о помощи духа святого. Тогда же я видел сон, предвещавший исполнение желания; раскрыв руки, я молился обо всем, что было у меня на душе. Совершив паломничество, мы присоединились к таджикам и пробыли там восемь месяцев. Шпион принес нам весть, что русские взяли Яны-Курган (Яны-Курган был взят 23 сентября 1861 г.; гарнизон, состоявший из 160 человек, при которых было 40 женщин и детей, был отпущен в Туркестан (Макшеев, Исторический обзор, стр. 210); он сказал: Готовьтесь, не спите по ночам, если хотите сохранить царство; ночью вдруг может прийти войско русских, чтобы взять крепость». Эту весть поспешно принесли Канаату. Канаат послал её с докладом в столицу, подтверждая правдивость её. Хан велел кереучинскому войску и всем находившимся под знаменем кочевникам присоединиться к Канаату. Канаат-шах, наместник Ташкента, волей-неволей поспешно двинулся в путь. Прибыв в Хазрет-Султан, он стал грабить кипчакскую степь; пробыв там 5-6 дней, он роздал войску деньги и одежду. В тот день, еще до выступления войска, прибыл гарнизон Яны-Кургана; Канаат оказал ему милость и подарил ему одежду и деньги. Беглецов расспросили о их делах и о действиях неверных; они сказали: «Неверные нас расспросили и отпустили; они предоставили нам свободу, остаться ли или уйти пешком. Дав такое позволение, они отняли у нас оружие. Мы тотчас воспользовались позволением [341] русских и отправились, не останавливаясь ни на одно мгновение». Канаат-шах понял слова беглецов; их выслушало также все войско. Войско выступило в боевом порядке; совершая путь днем и ночью, воины подошли к Яны-Кургану и, увидев крепость, лишились рассудка. Неверные зажгли крепость и ушли, не оставив ни жителей, ни странников. Огонь пал в сердце Канаата и побудил его напасть на неверных. Для этого он переправился через реку и взял с собой часть войска; другой части, оставленной на этом берегу реки, Канаат велел произвести нападение на Джулек. Второй отряд двинулся, не останавливаясь, и на пути только одну ночь отдыхал и раздевался. Первый отряд совершил быстрый ночной переход и напал на неверных; второй отряд пошел на Джулек, совершив быстрый ночной переход. Первый отряд захватил жителей Ак-Мечети и заставил вернуться некоторых биев; второй напал на Джулек, простоял там день, потом вернулся. Первый отряд подошел к одному берегу реки, второй – к другому; потом они соединились. Было место Тувек, к которому принадлежал и аул Джулек; вокруг него текла река, и вообще место подходило для крепости. Там положили основание крепости; до окончания постройки все войско должно было работать до истощения сил (Вероятно, говорится о постройке крепости Дин-курган). Я, бедный человек, тоже был в войске и тоже работал, подобно другим (Дальше автор рассказывает виденный им вещий сон, предвещавший падение мусульманского господства). После окончания постройки махрам принес повеление от хана, чтобы Канаат с войском поспешно вернулся назад. Мы отправились, не останавливаясь ни на мгновение; мы шли все время, погоняя лошадей, не различая дня и ночи и не останавливаясь для сна. После нескольких быстрых переходов мы вошли в город Ташкент. Там мы услышали, что Малля-хан из Коканда через Ходжент отправился в Ташкент. Войско, услышав это, на заре отправилось в путь, поспешно совершило три перехода и отдохнуло на берегу реки. На другой день оно получило позволение переправиться. Воины прославили хана и молились, чтобы бог помогал ему во всех делах. Они поспешно переправились через реку и все надеялись получить полную одежду; хан сделал смотр всему войску и отпустил его, но одежды не дал. Хан переправился через реку и отправился в путь через степь; войско осталось там одну ночь, чтобы на заре выйти из Ходжента (По словам В. П. Наливкина, «Малля стал собираться против русских, но войска наотрез отказались от этого похода, и хан был вынужден возвратиться восвояси» (Наливкин, Краткая история Кокандского ханства, стр. 192). Через три дня мы пришли в Коканд. Мы были несведущими, но, совершив поход, стали опытными. Нет такого трудного дела, которое бы не могло стать легким; человек не должен ничего бояться. Все, что случается с тобой, от бога; если ты обнаружишь терпение, бог удалит от тебя несчастье». [342]

Вскоре после этого, 24 ша’бана 1278/24 февраля 1862 г., Малля-хан был убит и Мулла Алим-Кул возвел на престол Шах-Мурад-хана. В то же время в Ташкенте, с согласия Канаат-шаха, был провозглашен ханом Худояр, призванный из Бухары. Возобновились смуты; бухарский эмир оказал поддержку Худояру, которому, однако, еще до прибытия эмира удалось взять Коканд. Узнав, что эмир все-таки хочет вступить в Коканд, Худояр приготовил город к обороне; тогда эмир из Махрама вернулся в Бухару. Худояр отправил к нему Канаата с подарками, но эмир велел убить посла. Произошло новое восстание кипчаков, и Худояру пришлось вести с ними ожесточенную борьбу; бухарский эмир снова пришел в Коканд, но и ему не удалось одолеть кипчаков, и он вернулся в Бухару, взяв с собой Худояр-хана (1280/1863 г.). Эмир выставил кандидатом на кокандский престол Шах-Мурад-хана; жители согласились принять его только под условием примирения с кипчаками. Шах-Мурад отправился к кипчакам, но по приказанию Муллы Алим-Кула был убит. Алим-Кул, сделавшись полновластным властителем, возвел на престол Султан-Сейид-хана.

Пользуясь этими обстоятельствами, «неверные овладели всеми крепостями кипчакской степи и направили свои нечистые взоры на Туркестан. В то время Мулла Алим-Кул, услышав о событиях в кипчакской степи, отправился в Ташкент, быстро прошел путь, вступил в город и велел убить Шадман-ходжу (Шадман-ходжа еще во время междоусобий был послан кипчаками в качестве наместника в Ташкент). Наместником Ташкента он назначил Нур-Мухаммеда Задияни, а таджика Мирза Даулета послал хакимом в Туркестан. После этого он вернулся в столицу. Гордый и самодовольный таджик, не обращая внимания на разорение кочевников и увлекаясь своим кратковременным владычеством, собрал в Туркестане шайку грабителей и разграбил аулы в окрестностях города. Такое обращение рассердило кочевников-казаков; вследствие дурных поступков того тирана дурной веры, того недальновидного человека, все кочевники-казаки из окрестностей Туркестана отказались повиноваться власти того тирана и признали над собой власть неверных.

Знай, что справедливость и беспристрастие, а не вера и не неверие,
Нужны для сохранения царства.
Справедливость без веры для сохранения порядка в мире
Полезнее, чем тиранство царя – покровителя веры

(Цитированные стихи не принадлежат нашему автору, но самый факт приведения их кажется нам очень характерным)

Кочевники жаловались неверным на несправедливое и несообразное правление хакимов и говорили: «Кроме самой крепости Туркестана, все окрестности перешли в ваши руки. Среди властителей Мавераннахра возникла сильная вражда; бухарский эмир покорил ханов [343] ферганской столицы, некоторых из них убил и овладел всем Ферганским царством. Скоро муравей обратится в дракона и ручей в море. Во-вторых, угрожает соединение войск обеих столиц с войском горных областей, простирающихся от Тибета до Кандагара в Индии; согласие всех этих областей связано с согласием обеих столиц, Т. е. Бухары и Коканда. Все эти успехи, оказавшиеся возможными в этом царстве, произошли от междоусобий и раздоров среди мусульманских властителей; кроме того, дело испортили люди низкого происхождения (Об усилении людей низкого происхождения говорит также бухарский историк, см. Записки Мирзы Шемса Бухари, 32), получившие доступ к обоим дворам. Прежде чем они воодушевятся и соединятся, пользуясь случаем, подчините себе окончательно кипчакскую степь и займите Ташкент. Вследствие затруднительного положения обеих столиц трудные дела станут для вас легкими; кроме того, в этой богатой области добудете для себя все нужное. Если вы овладеете судами на Сыр-Дарье и закроете дороги, то, так как там будут проходить путешественники из обеих столиц, дела области будут вам известны, а вам легко удастся завоевать области Мавераннахра». Эти слова казаков произвели впечатление на неверных и побудили их пойти из Джулека на Туркестан. При одном приближении неверных Мирза Даулет покинул Туркестан и ушел в Ташкент; со стороны востока неверные силой овладели городом Аулие-Ата (Взятие Аулие-Ата произошло 4 июня, взятие Туркестана – 12 июня 1864 г.). Таким образом Туркестан и Аулие-Ата, славнейшие крепости кипчакской степи, в один и тот же год были завоеваны неверными; тьма неверия сделала кипчакскую степь Тарикистаном (Т. е. «страной тьмы»). Это произошло в 1281 (1864) г.

Все, что предопределено в вечности,
Должно появиться в свет.
Люди не могут выбирать хорошее и дурное,
Пока им не будет оказана помощь.
Победа – дар бога мусульманам и неверным;
Гнев бога постигает тех, кого хочет.
Спутников Моисея бог привел к морю,
А власти такой собаки, как фараон, подчинил различные области.
Наконец, то море, подобно дракону,
Поглотило всех египтян вместе с их фараоном.
О Ниязи! Неверие подобно ночи; наконец, оно от света солнца
Убежит, как тень в полдень.

После взятия Хазрет-Султана и Аулие-Ата Нар-Мухаммед отправил посла в Коканд и известил об этом Алим-Кула. Когда тот услышал страшную весть, ум улетел из его безмозглой головы. Он велел отовсюду собирать войска; через несколько дней войско собралось в столице; вследствие своего тревожного настроения он быстро [344] отправился в кипчакскую степь. С большой поспешностью, с тревогой в душе, он прошел путь, а через несколько дней прибыл в Ташкент и остановился в Мин-Урюке. Там он услышал, что неверные из Аулие-Ата и из Туркестана соединились и с двух сторон хотят напасть на Чимкент. Мулла Алим-Кул со столичным войском выступил из Ташкента по направлению к Чимкенту. Прибыв в Чимкент, он узнал, что неверные с двух сторон идут на Чимкент, но еще не подошли к городу, что туркестанский отряд неверных стоит (Т. е. отряд капитана Мейера, сражавшийся с кокандскими войсками при Акбулаке 14 и 15 июля 1864 г.) в Ак-Арыке и хочет напасть на Чимкент. Отдохнув в ту ночь, Алим-Кул на следующий день встал рано утром, привел в порядок войско, повел его на неверных и начал битву. В той битве пал понсад-баши Абдулла и большая часть витязей мусульманского войска получила венец мученичества. После битвы обе стороны отступили по договору; но пришел отряд неверных из Аулие-Ата, встретил туркестанский отряд, заставил его вернуться и привел его в Иски-Чимкент, недалеко от Чимкента; там они расположились. Мулла Алим-Кул услышал, что неверные вернулись и подошли еще ближе; рано утром он встал, привел в порядок свое войско и пошел на неверных, стоявших в Иски-Чимкенте, на расстоянии ? сянга к северу от Чимкента. Подошедши на расстоянии выстрела, все мусульманское войско по приказанию Муллы Алим-Кула, не имея никаких средств к защите, пешим предстало перед неверными и сделало себя целью для их пуль; все храбрецы мусульманского войска в полном согласии устремились на неверных. Когда они приблизились на расстояние выстрела, неверные выстрелили из своих ружей. Звуки такбира мусульман доходили до неба; души мучеников, подобно священным голубям, улетали в рай; нежные тела мучеников избирали своим местопребыванием темную землю; [воины] выпивали из рук виночерпия судьбы напиток мученической смерти и наслаждались блаженством, [выраженном в изречении]: «Войди среди моих рабов, войди в мой рай» [Коран, LXXXIX, 29]. Наконец, вследствие сильного дождя ядер и пуль неверных, падавшего без перерыва, подобно граду и молнии, оказалось невозможным стоять перед неверными; по необходимости мусульмане припали к земле и считали ровную землю своим убежищем. Несчастный и жестокосердый Мулла Алим-Кул понял, что много опытных, знающих дело людей погибло в сражении с неверными и достигло мученичества, что это произошло вследствие его несчастия и вследствие предопределения всевышнего; по необходимости он увел витязей с места битвы. Неверные дали позволение собрать трупы мучеников и отправились в сторону Чимкента; не обращая внимания на мусульманское войско, они сделали попытку овладеть Чимкентом. Войско мусульман с двух сторон окружило неверных и передвинулось дальше на [345] расстояние выстрела; при таких обстоятельствах они подошли к Чимкенту; и крепость очутилась под выстрелами пушек. Был среди мусульман афганец Джамедар, начальник столицы; он велел столичным пушкарям поставить пушки в длинный ряд против пушек неверных и выстрелить. Неверные подумали, что это – английские пушкари, так как они действовали пушками, как англичане; выстрелы из пушек заставили неверных отступить. В ту ночь мусульманское войско вступило в Чимкент, бодрствовало до наступления дня и тщательно охраняло крепость. Утром они убедились, что неверные ушли (Отступление М. Г. Черняева произошло 24 июля). Мулла Алим-Кул поручил Чимкент (В тексте: «Ташкент» - очевидная ошибка, так как о возвращении Алим-Кула в Ташкент говорится дальше. Мирза Ахмед действительно начальствовал в Чимкенте; см. Наливкин, Краткая история Кокандского ханства, стр. 201 и Остроумов, Сарты, изд 2-е, стр. 193) Мирза Ахмеду, покинул войско с некоторыми другими военачальниками и со столичным отрядом и вернулся в Ташкент. Пробыв там несколько дней, он отправился в столицу и через несколько дней прибыл туда.

В 1281 (1864) г., в начале зимы, он снова отправился в Ташкент, быстро прошел расстояние и остановился в Мин-Урюке. Когда он пробыл там несколько дней, кипчаки и киргизы стали бранить его и говорить: «Вследствие его несчастия мы лишились спокойствия и радостей, так как он сделал враждебными нам кипчакскую степь и все области; в конце концов наше положение стало трудным».Услышав эти слова кипчакского и киргизского войска, Мулла Алим-Кул заключил новый договор с жителями Ташкента, сел на лошадь, выехал через ворота Кара-Камыш и совершил ночной поход по дороге к берегу Сыр-Дарьи. Поспешно пройдя расстояние, он остановился около Икана; там же раньше остановились 100 человек неверных, пришедшие из Туркестана (Т. е. сотня есаула Серова, выступавшая 4 декабря). Несмотря на суровость зимы, он поставил свой отряд в боевой порядок (В подлиннике «связал карабура». Так назывались круглые связки из тростника и соломы, которые воины катили перед собою для защиты от ружейных выстрелов» (Веселовский, Киргизский рассказ, стр. 40) и быстро захватил сто человек неверных: некоторых он убил, а 60 неверных взял в плен (Как известно, сотня не была взята в плен, но пробила себе путь в Туркестан) и вернулся; по тому же пути он пришел в Ташкент, пробыл там несколько дней и возвратился в столицу.

Не прошло и месяца после его возвращения, как пришла весть о падении Чимкента и о походе неверных на Ташкент (Взятие Чимкента (21 сентября) и первый (неудачный) штурм Ташкента (2 октября) произошли раньше, чем дело при Икане). По поводу этой вести все кипчаки и киргизы говорили: «Мулла Алим-Кул, когда был в Чимкенте, по своему легкомыслию и неразумию велел убить [346] Байзака (Алим-Кул велел привязать Байзака к отверстию пушки и разнес его на куски; его обвиняли в том, что он привел русских (Веселовский, Киргизский рассказ, стр. 16), одного из главных казацких биев. Вследствие этих дурных поступков все казаки сделались его врагами и союзниками войска неверных; они были причиной взятия Чимкента и они же убедили неверных идти на Ташкент. Все это произошло вследствие несчастного нрава Алим-Кула; в конце концов он нас всех погубит». Они хотели все отложиться от Алим-Кула, но потом подумали: «Возбуждение внутренних смут во время победы неверных и поражение мусульман будет для нас несчастьем; в такое время мы должны следовать за ним и не выходить из повиновения этому несчастному». Итак, они снова собрали войско и отправились в Ташкент. Мулла Алим-Кул, боясь за себя, не стал ждать войска и с тревогой в душе выступил в Ташкент с немногими богатырями и с артиллерией; другие начальники и понсад-баши выступили по дороге в Ташкент через два дня после него. Итак, Алим-Кул, не дожидаясь начальников, в три дня поспешно прошел расстояние и в час завтра остановился с небольшим войском в Мин-Урюке, вне крепости. Воины еще не кончили есть и пить, как услышали звуки труб. Все спросили: «Для чего этот звук?» Им сказали: «Для того, чтобы войско село на коней, так как неверные приблизились и остановились недалеко от Шур-тепе; военачальник хотел преградить им дорогу и немедленно вступить с ними в бой». Начальники войска сказали: «Если не большой части войска мусульман; какой смысл имеет вступать в сражение с этим небольшим войском?» Однако Алим-Кул не обратил внимания на совет начальников, открыл пушки и сам сел на коня; поневоле все сели на коней и отправились вслед за ним. Когда прошли расстояние одного конного перехода, он велел всем стрелкам мусульманского войска спешиться и послал их вперед. Пройдя небольшое расстояние, они увидели неверных, собравшихся в Шур-тепе; тотчас они выстрелили из пушек; неверные тоже стали стрелять из своих пушек. Дым пушек обеих сторон наполнил воздух степи и сделал ту степь черной, подобно темной ночи. Наконец, артиллерийский бой достиг крайней степени; неверные очутились в трудном положении. Большая часть войска кипчаков и киргизов вместе с их понсад-баши не подходили к месту битвы, но смотрели на неё издали. Наконец, Мулла Алим-Кул заметил, что начальники не оказывают помощи, а все стоят на месте и издали смотрят. Он велел сказать им: «О вы, своевольные начальники и упрямцы, говорящие пустые речи, теперь не место соперничеству и вражде. Если вы что-нибудь имеете против меня, то я, исполнив долг мусульман, выраженный в изречении: «убивайте многобожников», готов принять от вас все, что вы постановите. Сегодня – день чести; даром выпускать из рук честь мусульман не годится. Если мы с вами так будем вести войну и охранять царство, то [347] скоро крепость ислама будет сравнена с землей несчастия и дурная слава останется за нами до дня Страшного суда». Эти слова Алим-Кул передал начальниками Мулла Юнус-Джан; один из начальников, киргиз Пулад грубо ответил послу и отпустил его. В то время, когда неверные вследствие сильного огня ружей и пушек мусульман очутились в трудном положении и начали отступать и когда мусульмане хотели занять место неверных, в это время пуля внезапно попала в бок Муллы Алим-Кула и вышла из другого бока; тотчас он упал с коня. С большим трудом его снова посадили на коня; медленно взяли все пушки; вместе с витязями взяли Муллу Алим-Кула, отступили и в полном порядке вошли в Ташкент. Войско, не принимавшее участия в битве и смотревшее на неё издали, не вошло в Ташкент, а остановилось на берегу Чирчика. Когда воины принесли Муллу Аким-Кула и вместе с царевичем (Т. е. Султан-Сейид-ханом) вошли в Ташкент, неверные преследовали их и стали обстреливать пушками ворота крепости, но после артиллерийского боя, продолжавшегося 1-2 часа, отступили и расположились в своем лагере (Дело при Шур-тепе произошло 9 мая 1865 г. (в донесении М. Г. Черняева неправильно Сары-Тюбе). Войско, уклонившееся от битвы с неверными и расположившееся на берегу Чирчика, вернулось в Коканд, не обращая внимания на войско, оставшееся в Ташкенте. Воины, принесшие вместе с царевичем Муллу Алим-Кула в Ташкент, положили его спать в одной лавке. После этого он созвал всех своих приверженцев и завещал им не покидать царевича, так как иначе они будут растоптаны копытами коней разных народов. Дав такое завещание, он в том же месте умер. После этого люди занялись своими делами; некоторые доброжелатели унесли труп Муллы Алим-Кула и похоронили его в Шейх-Антуаре.

После этого кокандские воины каждый день являлись на поклон к царевичу и сидели там час или два. Так они провели несколько дней. Когда в это время кокандцы заводили речь о возвращении, ташкентцы говорили: «Неверные со всех сторон стеснили нас; в день битвы при Шур-тепе подвиги наших пушкарей удивили русских пушкарей; пока царевич с кокандским войском остается в этой области, в сердце неверных остается страх; в противном случае они захватят область, не откладывая дела ни на один час». Таким образом кокандское войско и витязи были задержаны в Ташкенте и отправили посла к бухарскому эмиру с выражением покорности. В короткое время посол пришел к эмиру, рассказал по порядку о совершившихся событиях и передал просьбу ташкентских жителей о спасении. Выслушав доклад, эмир ответил послу: «Если их покорность нам искренна, то пусть они отправят к нам царевича».. После этого он, отпустив посла, отправил [348] Искендер-бека, одного из начальников своего дворца. Тот вступил в Ташкент (В ночь на 10 июня) и отправил царевича к эмиру; эмир удержал его при себе. Тогда кокандские воины поняли, что жители этой области в надежде на помощь сделались приверженцами эмира, думая, что он по своей царской милости отправит войско для их защиты и освободит их от этого бедствия. «Глупцы ташкентцы выпустили из рук царевича и потеряли расположение кокандцев; в конце концов они предадут область неверным». (Так говорили кокандцы.) Неверные узнали, что кокандцы охладели к ташкентцам за их переход на сторону бухарского эмира и ушли к себе на родину и что эмир также не может оказать им помощи; пользуясь этим, неверные двинулись на город и после небольшой борьбы вступили в Ташкент. Все усилия войска и жителей оказались бесполезными; наконец, они зажгли некоторые махалля и лавки; много домов сгорело и обратилось в пепел. Часть войска, находившаяся внутри города, разрушила стены крепости и вышла; начальники Ташкента, вроде букаула (Придворная должность < = кравчий, стольник> ) Атабека, теперешнего начальника Коканда, и бухарца Искендер-бека, бежали к эмиру; Искендер-бека эмир после его прибытия велел убить. Все понсады, бывшие там, бежали в Кураму. В это время эмир услышал, что Ташкент взят неверными; тотчас он приготовил войско и поспешно прибыл в Самарканд. Там он пробыл 3-4 дня. Кипчаки в тот день, когда вернулись из Ташкента и вступили в Коканд, провозгласили своим ханом одного из родственников местных ханов, снова собрали войско для похода на Ташкент и остановились в месте Ер-Месджид. Пробыв там 1-2 дня, они хотели идти на Ташкент; на третий день они услышали, что эмир уже пришел в Ходжент. Получив известие о приближении эмира, кипчаки вернулись и вступили в Коканд, надеясь стать во главе жителей и отбить нападение эмира на город. Однако, вступив в город, они поняли, что жители не в состоянии сражаться против эмира и выдержать осаду. Не видя другого средства, кипчаки взяли с собой пушки и ушли в Му-и мубарек; узнав о приближении эмира к городу, они передвинулись дальше в Дурманча. Эмир услышал, что кипчаки очистили город и ушли по дороге в Маргелан; с величайшей поспешностью он отправился на Коканд и занял его (1828/1865-66 г.)».

_______________________

Этим кончается рассказ нашего автора о войне с русскими; о военных действиях между русскими и бухарскими войсками он не упоминает. Эмир, по словам автора, скоро после своего вступления в [349] Коканд понял, что ему не удалось удержать ханства за собою, и потому возвел на престол Худояра, но перед своим возвращением в Бухару взял из Коканда все пушки, ружья и другое оружие. Худояр-хану будто бы удалось восстановить согласие между всеми жителями Ферганы – кочевниками, узбеками, сартами и таджиками; автор, по-видимому, совсем не предчувствовал, что уже через несколько лет междоусобная война возобновится с прежней силой. Дальше автор, большею частью в стихах, говорит о смерти некоторых членов ханского семейства, о постройках и сооружениях хана и помещает хвалебные оды в честь его. Упоминается, однако, и посольство к русским в 1288/1871 г.; во главе посольства стояли один из царевичей и везир мулла Иса (Он принимал также участие в событиях 1875 г.). В России все пришли в восторг от личности царевича и от красноречия везира; его слова покорили даже тех «злых людей».

(Напечатано: Туркестанские ведомости, 1898, № 13 (12/24) 14 (19.II/3.III), 35 (14/26.V), 37 (21.V/2.VI), 40 (31.V/12.VI))