Комментарии

1. В рукописи читается «vіеr und Viertzigesten» (44), вместо «Vier und nuintzigesten» (94) явно по ошибке писца, так как Шильтбергер на той же странице относит поход Сигизмунда правильно к 1394 году. Кроме приведенного грубого анахронизма, встречаются в рукописи и много таких, которые могут быть поставлены на счет автора. К этим погрешностям мы в праве применить то, что Потье (Le livre dе Магсо Роlо, Рагіs, 1866, I, XV) говорит в извинение Марко Поло за то, что он, хотя и участвовал лично в походе, предпринятом Кублай-ханом против царства «Mien» (империя Бирманская) в 1282 году, тем не менее отнес этот поход к 1272 году: Cela ne doit diminuer en rien la confiance qu’il merite; car il lui etait bien difficile, si non impossible, d’etablir d’une maniere exacte la concordance des calendriers mongol ou chinois et europeen etc. Без сомнения, не потребуют более точности, в этом отношении, от бедного невольника, чем от путешественника, который, будучи дипломатом и владея миллионами, гораздо менее подвергался опасности ошибаться.

2. Город этот, превратившийся у Шильтбергера в Pudem, а по изданию 1814 года в Baden, в средних веках назывался Bdin или Bydinum (Schafarik, Sl. Altert. II, 217). По Маннерту (Geogr. der Gr. и R., VII, 87), приведенному Гаммером (Hist. de l’Emp. Ot., I, р. 416), Видин занимает место древнего города Bononia, ныне туземцами названного Bodon; прибавим, что у Византийцев, напр. у Акрополиты, Видин назван Bodene, а у современника Шильтбергера, маршала Бусико (Boucicaut), который участвовал при взятии сего города — Baudins (Pelitot, Collect. complete de mem. etc. Paris, 1819, VI, 448).

3. Владетелем края и города уже не мог быть Шишман, предавшийся под власть султана еще в 1392 году, когда Турки овладели Никополем и Видином. Он скончался в темнице, тогда как младший сын его Шишман же, принявший ислам, был назначен пашою саруханским. Так, по крайней мере, читаем у Рема (Gesch. des Mittelalters, IV, 2, р. 584); по Шильтбергеру же (см. ниже), Баязит дал ему город Самсун, взамен родовых его владений. Может быть, он сначала получил Сарухан и оттуда был уже переведен в Самсун, завоеванный Турками только в 1392 году. Город же Видин мог быть сдан Сигизмунду старшим братом Шишмана, вероятно, Иоанном Страцимиром. По крайней мере нам известно, что сын Страцимира, Фружин умер в Кронштадте в 1460 году. От маршала Бусико (р. 448), мы узнаем, что город Видин был ему сдан «par le seignour du pays lequel etait Chrestien grec et par force avait ete mis en la subjection des Turcs».

4. Гаммер (I, c. I, 328) полагает, что Шильтбергер тут говорит об Орсове. Однако автор «Истории Оттоманской империи» сам присовокупляет в примечании, что город Орсова Бонфннием (Dec. III, 2 р. 377) назван Oristum, и что этот последний не был тождественный с крепостью Raco, взятой христианами после Видина, по свидетельству участвовавшего при его осаде Французского маршала (1. с. 449), почему и нет сомнения, что безимянный город Шильтбергера был Раховв, лежащий на пути, которому следовало христианское войско, тогда как ему пришлось бы не только возвратиться обратно, если бы, по взятии Видина, оно хотело еще приступить к осаде Орсовы, но предпринять дело невозможное, так как эта крепость тогда уже была во власти христиан: Orizo et Bidinio — expugnatis (Thawrocz IV, 8 ар. Schwandtner, Scr. rer. hung I); Oristum et Budinum — expugnata (Bonf.)

5. Это место, поставившее в тупик издателей и толкователей Шильтбергера, не представит более трудностей, если взять во внимание, что в его время полагались в Болгарии два Никополя — Большой и Малый. При Большом Никополе происходило несчастное для христиан сражение в 1396 году (Thwrocz, Chr. Hung. ар. Schwandtner, I. с. I, 221). Малый же Никополь был взят Сигизмундом еще годом прежде (ibid. 229; cf. Rehm, 1. с. 487). Этот город, находясь при Дунае, должен был совпадать с нынешним Nicopoli или Нигеболи, который посему самому не мог быть Шильтбергеров Шильтав: иначе христиане не имели бы надобности осаждать его, если бы он им уже принадлежал. Посему самому не было бы удивительным, если бы Шильтбергер под своим Шильтав разумел Шистов, лежащий при впадении Янтры в Дунай, в 40 верстах к Ю -В. от Нигеболи. Говоря, что Шистов также назывался Никополи, Шильтбергер немного только удаляется от истины: ибо в небольшом расстоянии от Шистова и теперь еще видны, возле деревни "Nicobi" или "Nicoupi", на Янтре, развалины города, в котором уже Гаммер (I, 429) узнал Большой Никополь. В пользу мнения, что здесь именно произошло несчастное для христиан сражение в 1396 году, может служить то обстоятельство, что по древней молдавской летописи, обнародованной В. II. Григоровичем (О Сербии и пр. Казань, 1859, стр. 34), Баязит преследовал христиан до Дуная. По крайней мере автор этой заметки долженствовал бы выразиться иначе, если сражение произошло бы близ Малого Никополя, прилежащего к самой реке. Город этот именем своим обязан победе, одержанной императором Ираклием над Хозроёсом, царем персидским. Без сомнения, он был прозван Малым для различия его от города Никополя, основанного Траяном в память его побед над Даками и лежавшего, по Иорнанду (De reb. get. с. 18), возле Ятра, т. е. на месте нынешней деревни Никупи, которую современники Шильтбергера смешали с Шистовом, напр. Gobelin (Pers. aet. VI с. 70): VI (вместо IV) Cal. Octobris factum est bellum inter regem Ungariae et regem Turcarum apud urbem Sallowe, quae apud Graecos Nicopolis vocatur, de qua Jordanes episcopus sic dicit: Trajanus imperator, victis Sarmatis, condidit civitatem in Thracia et vocavit eam Nicopolim, i. e. civitatem victoriae, et est de partibus Bulgariae. Напрасно Форбигер (Hbuch d. Geogr. III, 1096) считал себя в праве переместить Траянов Никополь из соседства Шистова в Нигеболи, преимущественно на том основании, что на монетах древнейшего Никополя читаются слова Nikopolitwn proV IVtrw и что посему самому город этот должен был находиться на самом берегу Дуная. "Если", говорит немецкий географ, в полной уверенности в своей собственной безгрешности, "Иорнанд ставит этот город возле Ятра (Iatrus), то он явно ошибается: ибо на карте Пейтингерской, где вовсе нет города Никополя при Истре, наименование Nicopolistrum отмечено возле Янтра (Iantrus)". Г. Форбигер не ошибается, утверждая, что это наименование есть скорей сокращение слов Nicopolis ad Istrum, нежели — Nicopolis ad Iatrum.Но из этого отнюдь не следует, что автор таблицы Феодосийской отметил не кстати свой Nicopolistrum возле Янтры. По крайней мере я не вижу, почему он не мог бы к имени города Никополя, лежавшего возле этой речки, прибавить имя главной реки, текущей в недальнем от сего города расстоянии, подобно тому, как этот самый город Птолемеем (III, 11, 11) назван NikopoliV peri Aimon, по причине гор, не слишком далеко от него пролегающих или же — как город Ольвия, лежащий при Гипанисе, многими другими авторами от имени главной реки назван Борисфенесом. Если же город Истрос, отстоявший в 500 стадиях от Дуная, тем не менее мог заимствовать свое имя от этой реки, то и неудивительно, что Никополиты, владения коих, без сомнения, доходили до впадения Янтры в Дунай, считали себя в праве упомянуть о главной из этих рек на своих монетах. По близости развалин их города от крепости Шистова, современные Шильтбергеру авторы легко могли применить к последней наименование древнего города, тем более, что при нем именно одержана была победа Баязитом над христианами, выступившими ему на встречу на расстояние мили от осажденной ими крепости дунайской, завоеванной за год перед тем Турками (Rehm, Gesch. d. M. a, IV, 3, p. 148). Смею надеяться, что изложенное здесь мнение будет признано более правдоподобным, нежели предположения Ашбаха (Gesch. K. Sigismunds, I, 100, зам. 38), по которому Большой Никополь, вероятно, лежал близ Рахова, против устья реки Шиль (Schyll) в Дунай, и посему был назван Шильтау, Schyllaue

6. Победа, действительно, решена была в пользу Баязита Стефаном, князем Сербии, которую нельзя не узнать в имени Irisey издания 1859 года, и Syrisey у Пенцеля, вместо Sirfien или Syrfien, как страна сия называется у современных немецких писателей. Так, напр., читается у биографа Сигизмунда — Виндека, приведенного Ашбахом (Gesch. K. Sig. 1, 234) под 1408 годом: do zog er gegen Sirfien und Raizen (Расция) und teidingete mit dem Tischhot, т. е. с Деспотом, как уже заметил В. И. Григорович (О Сербии и пр. Казань, 1859, стр. 54), тогда как Ашбах разделывается с этим словом заметкою: der Name scheint verstuemmelt, denn der Fuerst hicsz Stephan.

7. Герцог бургундский, о котором здесь говорит Шильтбергер, был доблестный граф неверский, дядя Карла VI, имевший эатем прозвание Бесстрашного, Jean sans peur. В Шильтбергеровом hans putsokardo, или Butsukardo можно также легко узнать маршала Ивана Бусико (Boucicault), уже приведенного ради его записок об этом же походе. Что же касается упомянутого нашим автором господина Centumoranto, иди Centumerando, то он, по Фальмерайеру (54, прим. 10), назывался собственно Saint-Omer. Не зная, на каком основании он так думал, я позволил себе заменить это имя именем "Chasteaumorant", более похожим на Шильтбергеров Centumoranto. Притом мы читаем в записках Бусико, что некто Иван Шатоморан прибыл вскоре спустя в Турцию с деньгами, назначенными для выкупа французских рыцарей. В числе их легко мог находиться однофамилец и даже близкий родственник этого Ивана Шатоморана, которому затем маршал, при выезде своем во Францию, поручил защиту Константинополя против Турок. Впрочем можно справиться о затронутом здесь вопросе в древней грамоте, хранящейся в Дижонском архиве и обнародованной Бюшоном в примечаниях, им прибавленных к его же изданию хроник Фруассара (Pantheon litteraire Ш, 226). Я не имел случая пользоваться этим собранием, подобно тому, как и многими другими трудами, с помощью коих мне удалось бы, быть может, покончить с разными вопросами, которыми занимаюсь в настоящем опыте. Надеюсь, что это обстоятельство будет взято во внимание учеными, если только труд мой вообще удостоят обсуждения.

8. Согласно с Шильтбергером, маршал Бусико (1. с. 465 и 471) свидетельствует, что Баязит умилостивил известное число Французских вельмож, в надежде получить за них "grand tresor et finance". В числе их он упоминает двоюродных братьев короля Генриха и Филшша де Бар, конетабля графа д’Э (d’Eu), графа де ла Марш и господина де ла Тремуль (Tremouille). Но маршал не помогает нам в отыскании народности и настоящего имени Шильтбергеровых "Hansen von bodem" и "stephan Synueher". В издании Пенцеля последний назван "Synther", которого я, до лучшего определения, принял за Фальмерайерова "Сент-Омер". Иван Бодемский мог быть тот христианский князь, который сдал Видин Сигизмунду.

9. По Фруассару (IV, с. 52, р. 403), приведенному Ашбахом (1. с. I, 112), Сигизмунд в Константинополе сел на корабль родосский, "lequel avait la amene pourveance". По "Histoire de Chypre" (ibid.), король на венецианском корабле отплыл вместе с великим магистром Филибером де Нальяк в Родос и отправился в Далмацию, с чем согласен Thwrocz (IV, 9), прибавляя, что он затем пристал к берегу Кроации. Страну сию вероятно, имел в виду Шильтбергер, когда говорит, что короля везли в Венедскую землю, windischy land. Правда, в другом месте (LVI), где исчисляются языки, на которых служили Богу по православному обряду, Шильтбергер также говорит о "winden sprach", прибавляя, что Турки называли этот язык arnaw. Но едва ли не в этом случае слово, весьма похожее на турецкое наименование Албанцев, т. е. Арнаут, по какому-нибудь недосмотру попало в рукопись нашу вместо horwal, т. е. вместо турецкой формы имени Кроации. Во всяком случае, Шильтбергер под своим windisch land столь же мало мог разуметь Албанию, как владения венецианские, в состав коих в его время отчасти входила родина Шкипетаров. По крайней мере в современном ему письменном памятнике, приведенном Ашбахом (1. с. Beilage XI) Винды (Winden) различаются как от Венециан, так и от Албанцев. В донесении о празднествах, данных в Буде в честь польского короля (1412), упомянуты, в числе присутствовавших: Венгры, Богемцы, Поляки, Пруссаки, Русские, Литовцы, Греки, Татары, Турки, Валахи, Босняки, Сербы, Винды, Итальянцы (Walhen), Немцы, Французы, Англичане, Албанцы (Albancsen), палестинские Евреи и много других язычников с длинными бородами, большими Bruechen (брюками или брухами?) высокими шляпами и длинными gollern (халатами?). Так как венецианские послы, участвовавшие в этом съезде (Aschbach I, 342), не упомянуты отдельно, то они в приведенном списке, вероятно, подразумеваются, вместе с другими Итальянцами, под общим именем Влохов, Walhen. Применить к ним название Winden нельзя уже по той причине, что немного ниже, в той же грамоте, где говорится о войне их с Сигизмундом, они названы Venedier. Правда и то, что Шильтбергер, столь же хорошо как Кроатов, мог смешать с Арнаутами Хорутанов, или иллирийских Славян, которых его соотечественники и ныне еще преимущественно называют Виндами и жилища коих также доходили до Адриатического моря. Но так как между ними тогда уже вовсе не было православных христиан, и так как Сигизмунд, на обратном пути, вовсе не приставал к берегу Иллирии, но прямо отправился из Далмации, чрез Книн, в Венгрию, то и должно думать, что Шильтбергер под своими Ариаутами разумел не Хорутанов, но Кроатов, исповедывавших, по крайней мере отчасти, православную веру; мало только, по своему наречию, различающихся от обитавших в их соседстве иллирийских Славян и, подобно сим последним, означавшихся в средних веках родовым именем своим, почему и неудивительно, что Немцами они также были тогда называемы Виндами (Schafarik, Slav. Alterthuemer, Leipzig, 1844, II, р.; 307.

10. Штирийские историки, замечает Гаммер (І.с. р. 57 n. 15), не обратили внимание на это известие, с которым также, быть может, в связи начало некоторых из славянских колоний в Малой Азии, отнесенное г. Ламанским (О Славянах в М. Азии и пр.) к гораздо древнейшему времени.

11. Так Шильтбергер называет султана египетского, потому что, имея при себе халифа, он считался первым из мусульманских владетелей. Султаном тогда был Беркун, с которым начинается ряд Мамелюков черкесских, если исключить Бибарса II, царствовавшего только несколько месяцев (1309-10). За двадцать лет до восшествия на престол (1382), Беркун был привезен рабом в Египет из Крыма, куда предварительно был отправлен из родины своей на Кавказе.

12. Это был Ахмед, сын Овейса, сына Джелайрида Гассана Великого, потомка Абаки, сына Гулагу, сына Тулуя, сына Чингисхана. Изгнанный Тамерланом из Багдада, он возвращался туда несколько раз, именно в 1395 году, и удержался там до 1402 года. Еще до сражения при Никополе, Баязит писал ему между прочим, что, по его мнению, изгнание Тамерлана для них было делом более важным, чем изгнание Текфура, т. е. греческого императора (Hammer, H. de l’emp. Ot. II, 466, note XV).

13. Еще до сражения при Никополе, вся Персия была завоевана Тамерланом и разделена им между своими сыновьями Омар-шейхом и Миран-шахом и другими эмирами. Шах Мансур, также обратившийся к Баязиту с требованием пособия, погиб, еще в 1393 году, в сражении при Ширасе; прочие члены династии Муцафер преданы были смерти Тамерланом, за исключением двух сыновей шаха Шудьи, Зейн-Алабин н Шебель, которые кончили жизнь в Самарканде (Weil, Gesch. d. Chalifen, II, 40). Трудно поэтому угадать, какому персидскому владетелю Баязит послал в подарок пленных христиан.

14. По Нейману (прим. 19), Шильтбергер под Белыми Татарами разумел свободных, в противоположность к Черным, покоренным, платящим дань. В свою очередь Эрдман (Temudschin d. Unerschuetterliche, Leipzig 1862,194) под именем Белых Татар подразумевает, по Рашид-Эддину, турецкие племена, впоследствии названные Монголами, т. е. Татар собственно; Черными же Татарами считает настоящих Монголов т. е. тех, которые первоначально означались этим именем. "Покоривши" — говорит он —"Белых Татар и другие турецкие племена, Черные снова приняли древнее свое имя Монголов и простерли власть свою до восточной Европы, сообщая имя Татар западным Туркам, за исключением тех, которые им противостояли в Малой Азии, а затем явились в Европе под именем Османли или Оттоманских Турок".

Все это однако не показывает нам, где обитали Белые Татары Шильтбергера, которые затем еще часто им упоминаются. Так, мы узнаем от него:

1. Что сильный владетель их края был зятем владетеля Сиваса Кази Бурхан-Эддина, убитого Кара Еленом или Улуком, начальником Туркменов Белого-барана;

2. Что Белые Татары, осадившие город Ангору, принадлежавший Баязиту, принуждены были ему покориться;

Что они, числом 30.000, в сражении при Ангоре, перешли на сторону Тамерлана и тем доставили ему победу. — Соображая все эти обстоятельства, я спросил себя, не разумел ли Шильтбергер под Белою Татариею Белую Орду магометанских авторов, переименованную в Синюю нашими летописцами, потому что она имела кочевья около Синего моря (Аральского озера). Составляя вотчину старшей линии Джучидов, эта орда, столицею которой был Сигнак на верхней Сыр-Дарье, зависела сначала до известной степени от Золотой Орды, где царствовали потомки Батыя, второго сына Джучиева. Но вскоре эта зависимость прекратилась и к концу XIV века один из членов старшей линии, знаменитый Тохтомыш, низвергши с престола, при помощи Тамерлана, родного дядю своего Урус-хана, успел даже подчинить своей власти всю Золотую Орду. Поссорившись потом с своим покровителем, этот честолюбец должен был искать дружбы Баязита, который в свою очередь не мог не дорожить ею, чтобы увеличить число своих союзников, при грозящей им всем опасности со стороны владетеля Джагатая. Поэтому не было бы странным, если бы султан отправил несколько христианских пленников к Тохтамышу, хотя с тем чтобы утешить его на несчастный исход его борьбы с Тамерланом в 1395 году. По крайней мере, Баязит принял радушно приверженцев Тохтамыша, которые, после его поражения при Тереке, искали убежище в Малой Азии и коими предводительствовал Таш-Тимур. По мнению Савельева (Монеты Джучидов С.-П. 1858, р. 314), последний, бывший прежде правителем Крыма, под верховною властью Тохтамыша, сам принадлежал к фамилии Джучидов. Правитель Сиваса поэтому не уронил бы свое достоинство, если бы вздумал выдать за него свою дочь; в свою очередь Таш-Тимур, по причине этой связи, мог изменять своему благодетелю, приступая к осаде Ангоры, причем мог, по обыкновению своих соотечественников, влечь с собою жен и детей. Наконец, примирившись с султаном по необходимости, он мог тем не менее изменить ему при Ангоре и перейти на сторону Тамерлана, который таким образом мог быть обязан победой Татарам, служившим в войске Баязита — согласно с свидетельством арабских писателей, — а не турецким владетелям малоазиатским, как полагали персидские и турецкие историки.

Все это однако не достаточно, чтобы решить утвердительно вопрос о тождестве Белых Татар Шильтбергера с Татарами Белой орды; напротив того, должно думать, что между ними не было ничего общего, кроме имени, если иметь в виду то, что говорил Клавихо (Hist. del Gran Тamorlan ect. Madrid 1782, 97), коего слова я приведу в подлиннике, так как труд кастильского посланника мало известен за Пиренеями, и тем более у нас. Упомянув о взятии Сиваса Тамерланом, испанский дипломат продолжает : "E antes que alla llegase fallo una generacion de gente que llamaban Tartaros Blancos, que son una gente que se andaban todavia a los campos, e peleo e tovo guerra con ellos: a los quales vencio, e los tomo, e tovo preso al Senor dellos, e podria aver bien fasta cincuenta mil omes e mugeres, e llevolos consigo. E de alli fue a la ciudad de Damasco" etc.

В другом месте (р. 122) он снова говорит о Белых Татарах, покоренных Тамерланом, замечая, между прочим, что их кочевья находились между Турцией (Малой Азией) и Сирией: "E estos (Белые Татары) eran naturales de una tierra que es entre la Turquia e la Suria".

Не подлежит сомнению, что эти Белые Татары были тождественны с Шильтбергеровыми, и что посему самому последние не могли принадлежать к Белой Орде, а это тем более, что она у него постоянно называется Великою Татариею. Поэтому можно сказать, не ошибаясь, что Белые Татары обоих путешественников были Туркмены, обитавшие в восточной части Малой Азии, где их потомки ныне еще отличаются монгольским типом и образом жизни Белых Татар Клавихо и Шильтбергера (Vivien de Saint-Martin, Descr. de l’Asie Min. II, 429). Действительно, в их время восточная Киликия составляла собственность двух туркменских династий, еще не подпавших под власть Оттоманских Турок. Существование этих небольших государств началось в 1378 году, т. е. с эпохи, когда короли армянские из фамилии Лузиньян, наследовавшей Рупенам в 1342 году, были изгнаны из Киликии египетскими Мамелуками-Багаритами; главными городами были Мераш и Адана. Последний был подвластен роду Бенн-Рамазан; в Мераше владели Зулкадириды, именем коих Турки и ныне еще означают область, им принадлежавшую. Обе фамилии удержались до 1515 года, в котором были покорены султаном Селимом, присоединившим их владения к Турецкой империи (Vivien de Saint-Martin, I. с. I, 529)

Кажется, что начальник Белых Татар, о коих говорит Клавихо, именно принадлежал к фамилии Зулкадиридов. Против них, по крайней мере, Тамерлан послал отряд немедленно после взятия Сиваса, чтобы их наказать за то, что они его беспокоили во время осады сего города (Weil, 1. с. II, 82), и вскоре спустя Монголы забрали стада, принадлежавшие члену сей фамилии, коего кочевья находились в окрестностях Пальмиры (ibid. 91). Подобно Белым Татарам Клавихо, те, которых имел в виду Шильтбергер, были, по крайней мере отчасти, подданными Зулкадиридов. Баязит хотел женить сына своего Солимана на дочери Насир-Эддина Зулкадир: (Hammer, 1. с.), которого поэтому мог не обходить при рассылке христианских пленных своим мусульманским собратам. Тот же Насир-Эддин принял своего родственника, сына Кази-Бурхан-Эддина, бывшего, по Шильтбергеру, шурином короля Белых Татар. Брат Насир-Эддина Садака был покорен Оттоманами (Weil. 1 с. II, 74) около того же времени, когда, по Шильтбергеру, Баязит победил Белых Татар. Наконец и объяснилось бы видимое противоречие в указаниях различных писателей, касательно народности воинов, перешедших на сторону Тамерлана во время сражения при Ангоре, если бы Белые Татары, изменившие тогда Баязиту, были Туркмены, подвластные малоазийским князьям из дома Зулкадир или Бени-Рамазан.

15. Шильтбергер говорит об Армении собственно, названной им Великою для различения ее от Малой, под которой разумели сначала восточную часть Каппадокии, прилегающую Евфрату. В течение средних веков наименование "Малая Армения" распространялось над остальною частью Каппадокии, по мере того, как она населялась Армянами, изгоняемыми из древней родины своей Сельдчуками и Туркменами. Затем Армяне даже занимали большую часть Киликии и северные области Сирии, или древнюю Коммагене, которая была наименована тогда Эвфратсе. Все эти новые приобретения входили в состав Малой Армении.

16. Город этот, занимая место древней Ларанды, ныне называется Караман по имени сына некоего Армянина Софи, которому он был уступлен султаном иконийским Ала-Эддином (1219-1237) с частью Каппадокии и Киликии. Сын Карамана Могаммед распространил пределы своего государства во все стороны и овладел даже Икониумом, или Коние. Его сын Али-Бек, прозванный Ала-Эддин, был женат на сестре Баязита Нефизе, что не помешало ему сделать нападения на владения своего шурина. В войне, поэтому происходившей между обоими, Караман был взят в плен Турками по взятии ими Икониума, в 1392 году. По Цинкейзену (Gesch. d. Osm. Reichs, I, 350), он был убит губернатором Ангоры, Тимур-Ташом, без ведома Баязита, желавшего пощадить своего шурина. Сыновья Карамана, Ахмед и Могаммед были восстановлены в своих владениях Тамерланом. Им принадлежали, кроме главного города Ларенде, который нельзя не узнать в Шильтбергеровом Karanda, еще города: Алаия, Деренде, Сис, Вейшехер, Коние, Акшехер, Аксарай и Аназарба.

17. По Халкокондилу (ed. Bonn. 136) старший сын Баязита Ореовул, т. е. Эртогрул, был взят в плен Тамерланом в Сивасе (1400) и вскоре спустя казнен. Арабские и персидские летописцы проходят этот факт молчанием; даже Шериф-Эддин ничего о нем не говорит. По Араб-Шаху (Weil, 1. с. II, 82) в Сивасе был комендантом сын Баязита Солиман, который однако до взятия города Монголами успел из него удалиться. По Нейману (р. 63), Шильтбергер говорит о нем именно, превращая его имя и титул (эмир Сулейман) в wirmirsiana, или Mirmirfirianam (в изд. 1814 года), что я не смел читать эмир Муза или Иза, так как оба были младшие братья Солимана.

18. Это — древний Амизос, ныне еще Турками называемый Самсун. "Византийцы" — говорит Фальмерайер (Gesch. d. K. v. Trapezunt 1827, р. 56, 289) — "часто из греческих наименований образовывали новый именительный падеж. Так, они пред именами городов ставят siV, сокращено eV и V. AmisoV становится s'Amison, Samson. Город этот, главный в области древних Джаниев или Цаниев (Suani, Tzuani), принадлежал другому Баязиту, прозванному Кётёрум, хромой. Он погиб в борьбе с Баязитом около 1392 года.

19. Нельзя определить эпохи, когда Генуэзцы поселились в Амизосе, названном ими Симиссо. Колония их, как справедливо заметил г. Гейд (Die ital. Handelscolonien am Schwarzen Meer, в Ztschrift. f. d. ges. Staatswissenschaft, XVIII, р. 710), должна была здесь существовать до 1317 года, поелику в уставе "Газарии" сего года уже упоминается консул в этом городе. Но, так как в уставе 1449 года (Зап. Од. Общ. Ист. и Древн. V, 629) не говорится о подобном чиновнике генуэзском в Симиссо, то не могу согласиться с г. Гейдом, что Генуэзцы удержались там до 1461 года, в котором Могаммед II положил конец главному их поселению в Самастре, или Амастрисе, в овладел Синопом, где Генуэзцы имели еще консула в 1449 году (ibid. 809). Вероятно, они были изгнаны из Самсуна в 1419 году, по взятии Могаммедом I части сего города принадлежавшей неверным (Hammer, 1. с. II, 180 и 372 прим. XIV). В это время Шильтбергер находился еще в Азии и знал, кажется, что Генуэзцы тогда именно должны были убираться из города. По крайней мере, говоря, что Итальянцы из Генуи (die walhen von Genaw) владели им во время Баязита, он хотел, вероятно, дать знать, что затем их там уже не было. В 1404 году, когда мимо "Simiso" проезжал Клавихо (1. с. 82), один из обоих тамошних замков еще принадлежал Генуэзцам; другой вместе с городом (villa) Мусульману Халаби (Muzalman Chalabi), т. е. сыну Баязита, принцу (челеби) Сулейману (ум. 1410 cf. Pharantzes, I, 18).

20. Город этот Шильтбергером назван столицею средней Болгарии, потому что, как явствует из другой главы (XXIX), ему известны были еще две другие, с столицами Видин (Budem) и Калиакра при Черном море, которую Фальмерайер (cf. р. 93) смешал с Kalliatis, Callat или Calantra, потому что имя города у Шильтбергера читается Callacercka. Разделение Болгарии на три части последовало по смерти царя Александра, разделившего свои владения между тремя сыновьями Срацимиром, Асаном и Шишманом.

21. Бурхан-Эддин, как было замечено выше, был владетелем Севастии, или Сиваса, превращенного Шильтбергером, по рассеянности, в "tamast", т. е. Дамаск. В являющемся в этой главе турецком вельможе Отмане легко узнается Кара-Иележ, начальник туркменской орды Белого-барана.

22. Восточные историки не сходятся между собою касательно эпохи смерти Бурхан-Эддина и присоединения его владений к Баязитовым. Уже Сеад-Эддин (ср. Weil 1. с. II 60, прим. 1) заметил, что их показания в этом отношении колеблются между годами 794 и 799 гедждры (1391-1396 нашей эры). Гаммер, в своей "Истории Оттоманской империи" (фр. пер. I, 510), произносится в пользу мнения Нишанди, по которому сказанные события случились в 795 (1392) году. Таков также взгляд Цинкейзена (1. с. I, 353), который не сомневается в том, что общий ход событий и лучшие источники свидетельствуют в пользу 1392 года, тогда как Вейль (I. с.) ясно доказывает, что смерть Бурхан-Эддина не могла последовать ранее 1398 года. Кажется поэтому, что восточные писатели, коим следовали немецкие историки, смешали день войны Баязита с владетелем Сиваса, из коих одна производилась до сражения при Никополе (1396), а другая после. Действительно, мы узнаем от Шильтбергера, что до войны, в которой он лично участвовал (und by dem zug was ich och, р. 68), младший сын Баязита изгнал Бурхан-Эддина из "marsuany" (стр. 61). Город этот, лежавший на границе Карамании, должен был соответствовать городу Marsivan (Vivien de Saint-Martin, 1. с. II, 448), названному Мерзифун Хаджи-Халфою (Gihan-Numa , Lond. Goth. 1818, II, 407 и совпадавшему, вероятно, с селением Моривасу, родиной св. Стефана Сугдейского (Зап. Одес. Общ. V, 623). Посему-то Нейман (стр. 29) не кстати думает, что Шильтбергер под своим Марзуанн разумел Амазию, уже отнятую Баязитом, хотя не у Бурхан-Эддина, но у Баязита Хромого вместе с Самсуном, Кастамуною и Османджином (Hammer, 1. с. I 312-315). Во всяком случае, издатель сочинения Шильтбергера напрасно полагает, что последний два раза говорит о походе, в котором лично участвовал: сначала в 5-й главе вкратце, а затем в 9-й со всеми подробностями, обличающими очевидца. По крайней мере Шильтбергер, говоря об этом (втором) походе, замечает, что в нем командовал войском старший сын Баязита, а не Могаммед. Между тем сам он говорил выше, что султан поручил именно Могаммеду начальство над войском, отправленным к "marsuany", и что это был первый поход сего принца, который в 1392 году должен был иметь от роду четырнадцать лет, так как он скончался в 1421 году, имея от роду не более сорока трех лет.

23. Малатия, древняя Мелитене, на Евфрате, была столицей Малой Армении и местом гарнизона двенадцатого легиона, получившего затем, при Марке-Аврелии, вследствие совершившегося чуда, прозвание fulminatrix (Ritter, Erdkunde, X, 860). Ссылаясь на Сеад-Эддина, Гаммер (1. с. 345) и Цинкейзен (1. с. 356) утверждают, что город этот был взят Оттоманами между годами 798 и 800 магометанской эры, вместе с разными городами, принадлежавшими султану египетскому. В свою очередь Вейль (1. с. 70-73) уверен, что Малатия не могла быть взята Турками ранее 801 года, судя по свидетельству арабских писателей, по которым известие об этом событии получено было в Египте уже по восшествии на престол султана Фараджа, наследовавшего отцу 20 июня 1399 (801) г. Для подкрепления своего мнения, автор "Истории Калифов" приводит обстоятельство, что один из приведенных арабских авторов сам видел письмо, в котором о взятии Малатии было донесено Итмишу, атабеку иди дядьке (Gouverneur, Regent) юного султана. Однако этот сановник мог получить сказанное письмо еще при Беркуке, при котором он уже был в большой милости, поелику султан, на смертном одре своем, избрал его экзекутором своего завещания. С этим взглядом более согласуется показание Шильтбергера, между тем как то, что он говорит о взятии Адалии, может послужить для объяснения странного места в итальянском переводе книги Сеад-Эддина: Et havendo spedito al conquisto di Chianchria (Кангире, древняя Гангра) Timurtas Bassa, pero tutto quel paese insieme con la citta d’Alena (la qual’e patria de philosophi) eol suo distretto pervene in poter del re, il quale prese anco dalle mani de’Turcomani la citta di Bechsenia (Behesna) e di Malatia и пр. "Здесь ошибка вкралась или в текст, или же в перевод", говорит Вейль (1. с. 70), показав, что Гаммер и Цинкейзен решительно ошибаются, когда из этого места выводят заключение, что родина Сократа подпала под власть Турок в том же походе, в котором они овладели Малатиею и другими городами. По крайней мере было бы весьма естественным, если бы они, по взятии этих городов, обратились против Ангоры и затем против Адалии, или Саталии, лежащей возле развалин древней Атталии в Памфилии, и признанной Нейманом (ст. 70) тождественною с Шильтбергеровой Адалиею, поелику город этот лежал, подобно Саталии, против острова на морском берегу. В пользу своего мнения, Нейман мог бы сослаться на Acta Patriarchatus constantinopolitani, из коих видно (Зап. Одес. Общ. V, 966), что Саталия была взята неверными около 1400 года. При всем том мне кажется что Шильтбергер под Адалиею разумел не Саталию, но скорей — город Адану в Киликии. Вот мои доводы: город этот еще в ближайшем расстоянии от Кипра, чем Саталия, хотя и не лежит при морском берегу, что впрочем и Шильтбергер не говорит касательно Адалии. Притом Адана состояла под верховной властью султана египетского, чего нельзя оказать о Саталии, которая, принадлежав, по очереди с 1207 года то султанству Икониумскому, то сельдчукским владетелям области Текке и королевству Кипрскому, тогда уже была присоединена к Оттоманской империи (Weil, 1, 505; ср. Heid, 1. с. ХVIII, 714). Наконец, заметка Шильтбергера, что в окрестностях Адалии занимались исключительно разведением верблюдов, гораздо удобнее применяется к Адане, чем к Саталии, бывшей тогда уже одним из главных центров левантской торговли и вокруг которой разведены были прекрасные сады, которыми город этот и ныне отличается. Как бы то ни было, читатель, надеюсь, согласится со мной, что Сеад-Эддин, или его переводчик Братутти, могли смешать Афины или с Саталиею, или с Аданою, и что последний именно город мог быть взят Тимурташом в том же самом году, в котором он овладел Бегесною, Малатиею и другими киликийскими городами.

24. По смерти султана Беркука, его сын Алмелик Алнассер Абу-Саадат Фарадж вступил на престол, имея от роду не более тринадцати лет. Произнося по-своему одно из прозваний сего монарха, Шильтбергер называет его "Joseph" вместо Abu-s-Saadat. Это явствует из другого места (см. ниже), где он сего же султана называет уже не Иосифом, но "Jusuphda". Притом Абу-Саадат Фарадж, тотчас по восшествии своем на престол, принужден был, подобно Юсуфде Шильтбергера, бороться с одним из приближенных своего отца (Итмишем, о котором было упомянуто выше). Наконец, Фарадж кончил жизнь свою точно таким же образом, как Юсуфда, будучи также пленен и обезглавлен (1412; Weil, 1. с. II, 124: молодой ассассин разрезал ему горловую жилу). Восточные писатели ничего не говорят о пособии, поданном ему Баязитом во время сказанной борьбы его с служителем Беркука. Молчание их однако не заставляет нас усомниться в достоверности факта, два раза упомянутого Шильтбергером, который сам состоял при отряде, отправленном Баязитом на помощь султану, в котором турецкий султан должен был видеть союзника против грозящего им обоим могущества Тамерлана. Действительно, успехи монгольского завоевателя остановились бы, если бы только оба султана решились поддержать один другого со всеми силами. По Абул-Магазину (Weil, I. c. II, 71), сам Тамерлан, при известии о смерти Беркука, выразился следующим образом: Баязит — отличный полководец, но воины его никуда не годятся; напротив того, Египтяне и Сиряне — отличные воины, но у них нет хороших начальников. Во всяком случае, Баязит, вскоре спустя (1400), просил пособия у султана египетского (Ibid. 81, пр. 42), хотя тщетно: или потому, что в Каире еще не забыли о не слишком давнем нападении его на Малатию, или же, скорее, потому, что там считали необходимым сосредоточение военных сил для собственной своей защиты.

25. Современные историки Абул-Магазин и Араб-шах (cf. Weil, 81), почти таким же образом, как Шильтбергер, описывают жестокое обхождение Тимура с жителями Сиваса, взятого им в 1400 году, после восемнадцатидневной осады. Даже поклонник Тамерлана Шериф-Эддин мало различествует от нашего автора при описании ужасных подробностей этой катастрофы (Hammer 1. с. II, 59).

26. По взятии Сиваса, Тамерлан направил путь свой в Сирию, где овладел разными городами, между прочим Дамаском; затем, переправившись чрез Евфрат, вошел в Багдад. Между тем Баязит овладел Эрцингианом, принадлежавшим Тагертену, который уже признал верховную власть Тамерлана. Этот поступок султана ускорил борьбу, которая должна была возгореться между ним и Тамерланом и о которой Шильтбергер распространяется в этой главе. В следующих главах (14-19) он описывает походы, только что нами упомянутые, равно как и другие войны Тамерлана, полагая, что они происходили после сражения при Ангоре: говоря о них по наслышке, он однако не мог дать себе отчета в хронологической их последовательности. По сей же причине он ошибается в определении порядка, в котором последовали войны, предпринятые Баязитом до сражения при Никополе. Он воображал, что эти войны происходили во время его пленения, так как он тогда только слышал о них от своих новых сотоварищей.

27. Так восточные писатели называют владетеля Эрцингиана, тогда как Клавихо (92-6), у которого можно найти много подробностей о домашних делах сего "gran caballero", называет его Zaratan (в произношении Tharatan). Шильтбергер поэтому не слишком виноват, когда вздумал именовать сего же владетеля Tarathan. Что же касается резиденции сего последнего, лежащей при Карасу, или большом западном рукаве Евфрата, то я узнал от г. армянского архимандрита в Феодосии, Г. Айвазовского, удостоившего меня письменного ответа на разные вопросы, которые я ему представил касательно истории его единоверцев во время средних веков — что сказанный город в старину назывался Эриза, затем Эрцига (Erznga). Турки превратили это имя в Арцинган, как город и ныне называется. По Марко Поло (изд. Pauthier, 1,58,62 cf. Ritter 1. с. X, 266), у которого город называется Arzingen, он был столицею Великой Армении; в Малой же Армении главным городом был Сис (Sis). Это видимое противоречие с нашим автором происходило от того, что в его время, как видно из другой главы, Армения разделялась на три части, с столицами Сис, Эрцингиан и Тифлис. Первый из этих городов принадлежал тогда султану египетскому, оба другие — Тимуридам, а именно любимому сыну Тамерлана Шах-Роху. В древности уже Эрцингиан славился своим храмом Анагиды (Strabo, XI, 14, 16), который был разрушен св. Григорием, просветителем Армении. По Прокопию, город назывался Aurea Comana и заключал в себе некогда храм Артемиды, основанный, по преданию, Орестом и Ифигениею. В его время, храм этот уже является превращенным в христианскую церковь (De bello Persico 1,17 cf. Ritter, X 774). Эрцингиан был, вероятно, тождественным с городом Arzes, упоминаемым Константином Багрянородным (De adm. imp. 44, 8), вместе с крепостями Chliat и Percri, вероятно Aklath, или Gelath (см. ниже), и Pakaran: весьма древний город, коего развалины существуют недалеко от Ани, древней столицы Армении, на берегу Аракса. В 1242 году Эрцингиан был разрушен Монголами; в 1387 владетель его Тагертен признал над собою власть Тамерлана, а в 1400 был изгнан Баязитом, у которого город снова был отнят Тамерланом. Во время проезда Барбаро, он еще лежал в развалинах; ныне же от этих развалин даже не осталось следов.

28. Молчание Шильтбергера о железной клетке, в которой, по преданию, Тамерлан возил с собою своего пленника, подтверждает, как заметил Нейман (стр. 73 прим. 43), мнение Гаммера, что сказка об этой клетке была выдумана отчаянным недоброжелателем Тамерлана и то только, быть может, по той причине, что само слово пригодилось для рифмы. Мнение австрийского барона разделяет наш академик г. Срезневский (Хождение за три моря Афанасия Никитина, в Учен. Зап. С.-П. Акад. наук, II, 3), на том основании, что современный Тамерлану русский летописец, говоря об участи Илдерима, считал также лишним упоминать о клетке, в которой он провожал своего победителя. Причины однако, приведенные Гаммером в пользу своего мнения, кажутся недостаточно сильными Вейлю (II, 96), потому что о железной клетке говорит не один только Арабшах, но что о ней упоминают и другие арабские писатели. Притом Вейль отрицает справедливость предположения, будто бы здесь смешали носилку с клеткою, не разделяя мнения Рема (IV, 3, р. 151), что слово казас, клетка, также означало носилку, так как последняя по-арабски называется иначе (гаудедж, магаффа, куббет). "Должно думать поэтому", говорит он, "что Баязит сидел, если не в клетке, то по крайней мере в особенного рода носилке".

29. Все упомянутые здесь сирийские города, действительно, подпали под власть Тамерлана в походе 1400 года. Только Шильтбергер не согласуется с туземными писателями касательно последовательности, в которой эти города постигнуты были сказанным несчастием. По Абул-Магазину и Арабшаху (Weil, II, 82), первый был взят Монголами Бегезни, у Шильтбергера wechessum; затем пал Айнтаб, который нельзя не узнать в его Anthab и откуда Тамерлан направил свой путь к Галебу или Алеппо, с которым обходился точно так, как повествует Шильтбергер. По Шериф-Эддину, начальствующий в городе египетский эмир Тимурташ разделял жалкую участь гарнизона; тогда как, по Арабшаху (Weil, 85), он не только был пощажен, но еще получил в подарок кафтан. Наконец, завоеватель овладел крепостью Калат-еррум, т. е. римскою, которую Шильтбергер называет hromkala, по примеру Армян, у коих город этот славен как древняя резиденция их патриарха (Quatremere, H. des Mamlouks etc. II, 1, стр. 126).

30. Арабские писатели Абул-Магазин и Ибн-Халдун (ibid. 286), последний как очевидец, согласны с Шильтбергером, что Тамерлан сам приказал сжечь храм дамасский. Но они молчат о жестокостях, которые в этом случае ему приписывает наш автор. По их словам, Тамерлан даже принял милостиво депутацию горожан, во главе коих находился кади Такн-Эддин-Ибн-Муфлик. По другим авторам (Вейль II, 91), Тамерлан желал даже, хотя тщетно, предохранить мечеть от пожара, вспыхнувшего случайно и сокрушившего город. Эти различные толки, касательно настоящих виновников сего несчастия, припоминают нам, что доныне не могли согласиться касательно участия французского Тимура в пожаре Москвы.

Замечания Шильтбергера о великолепии главной мечети дамасской подтверждаются свидетельством мусульманских писателей (Quatremere , I. с. II, I, 262), по которым этот храм, причисляемый ими к чудесам света, имел четверо ворот. Если же Шильтбергер говорит, что с наружной его стороны их было сорок, то, кроме главного здания, он явно имел еще в виду прочие его пристройки, окруженные стеной со многими входами. Это, между прочим, видно из приведенных Катрмером (1. с. р. 283) слов арабского писателя, по которому пред вратами храма было много обширных сеней, из коих каждые вели к большим воротам. "Преддверье", восклицает он, "с которого видны были разом здания, купола, три минарета и искусственным образом проведенные воды, представляло зрелище, удивлявшее воображение". Если же было много ворот, то и неудивительно, что Шильтбергер насчитывает их до сорока, потому что ныне еще на Востоке этим числом означается большое количество, как напр. Киркьер, Киркеклеси и т. д.

31. Из Дамаска Тамерлан отправился (19 марта 1400 года), чрез Рогу (древняя Эдесса, близ Орфы), Мардин и Мосул, в Багдад (Weil, II, 91), отрядив отдельные корпуса, для фуражировки, в разные стороны, между прочим к западу до окрестностей Антиохии. Часть его войска поэтому должна была пробраться чрез Антиливан, также называемый Джебель (гора) ель Шурки. Итак я не думаю ошибиться, полагая, что эту область Шильтбергер хотел означить под наименованием "Scherch".

32. Может быть, это — крепость Аленджиик или Алиндже, ныне Аланджа, лежащая в нескольких милях южнее Нахичевана. Еще в 1394 году Ахмед-бен-Овейс послал туда свое семейство и свои сокровища, и только в 1401 году крепость эта была взята войсками Тамерлана, пока он сам, с главным корпусом, осаждал Багдад. Оставленный в нем Ахмедом комендант Фарадж, храбро защищавшийся в течение сорока дней, принужден был сдать город, коего жнтели, действительно, были умерщвлены и который был разорен, за исключением школ, мечетей и госпиталей (Weil, 93). По взятии Багдада 9 июля 1401, Тамерлан чрез Тебрис отправился на зимовку в Карабаг, покоривши предварительно города Рогу, Мардин и Мосул, как выше было замечено. Кажется, что Шильтбергер говорит о них, но ошибочно ставит их падение после взятия Багдада, так как сам не участвовал в этом походе.

33. Под этим наименованием Шильтбергер разумел северную часть полуострова по сю сторону Инда, применяя к южной его части название Большой Индии. Оба названия встречаются также у Марко-Поло, но в ином смысле. У него весь полуостров составляет Малую Индию, тогда как Великою он называет полуостров по ту сторону Ганга. При том он еще знает Среднюю Индию, разумея под этим наименованием Эфиопию.

Поход в Индию предпринят был Тамерланом в 1398 году (Weil, II, 58) из Самарканда чрез Индераб и Кабул до Инда. Переправившись чрез эту реку у Калабага, он направил путь свой чрез Мултан в Дели, коим овладел и с которым обходился по своему обыкновению в подобных случаях. Шильтбергер не говорит ни слова о жестокостях его против жителей сего города, потому что подробности об индийском походе были ему переданы самими Монголами, а не врагами их, т. е. Арабами или Персами и др.

34. По Фальмерайеру (77 пр. 61), смысл этой фразы, открытой им в Шильтбергеровом "mirtemirgilden" — просто: царь Тамерлан пришел.

35. Этот ужасный поступок Тамерлана — не выдумка Шильтбергера; кажется только, что он применил его некстати к Испагану, взятому еще в 1387 году. Впрочем могло статься, что и тут монгольские всадники принуждены были выполнить маневр против детей, как затем по взятии Эфеса в 1403 году. По крайней мере разные писатели относят туда эту невероятную жестокость Тамерлана, который из Эфеса, действительно, возвратился в Самарканд не после двенадцатилетнего, но семилетнего отсутствия (Rehm, IV, 3 р. 78), тогда как он туда прямо возвратился по взятии Испагана в 1387 году. Подробности, переданные нам Шильтбергером о возмущении жителей сего города под предводительством кузнеца Али-Кучава, равно как и о башне, построенной, по приказанию Тамерлана, из их голов, подтверждаются свидетельством других писателей (ibid. 71).

36. Ко всем завоеваниям своим Тамерлан вознамерился прибавить Китай и уже отправился туда с большим войском. Но, по прибытии в Отрар, он заболел от горячки, которая привела его в гроб 19 Февраля 1405 года.

37. Из datum смерти Тамерлана видно, что Шильтбергер при нем находился менее трех лет, которые однако должны были казаться ему весьма долгим временем, так что нельзя ему тут поставить в вину, что он смешал годы с семестрами. Так как в течение тех шести лет (1396-1402), в которые находился в службе у Баязита, он также не лежал на розах, то можно его извинить за то, что он и тут удвоил число лет своего плена.

38. Главным наследником Тамерлана был Пир-Могаммед, сын старшего сына завоевателя, Джигангира. Из двух сыновей Тамерлана, о коих говорит Шильтбергер, Шах-Рох был младший. По смерти сына Миран-шаха Халила (ум. 1410), наследовавшего Пир-Могаммеду (ум. 1407), Шах-Рох присоединил к своим владениям Трансоксану и царствовал до 1446 года. Сказавши, что он остался при этом государе в Герате, Шильтбергер тут не прибавляет, что он остался при Миран-шахе, едва ли не по рассеянности: ибо немного ниже мы узнаем от него же, что он к Миран-шаху поступил уже после того, когда Шах-Рох прогнал Иосифа, т. е. Кара-Юсуфа, начальника Туркменов Черного-барана.

39. По г. Айвазовскому, Шильтбергер под равниной Scharabach имел в виду подобную местность близ города Баязита в Азиатской Турции, именуемую Карабаг. Напротив того, Нейман (84, пр 77) уверен, что Шильтбергер говорит об области Карабаг, простирающейся к востоку от Ширвана до того пункта, где Аракс соединяется с Куром, и которую Армяне некогда означили под наименованием Арзах. Но где бы не произошло сражение — при "Scharabach", в Грузии ли, или в Турции, во всяком случае мне кажется, что Шильтбергср в этом сражении, был взят в плен вместе с своим господином Миран-шахом. Иначе по крайней мере ему не пришло бы на мысль сказать (стр. 89), что он уже после казни Миран-шаха вступил в службу Абубекира.

40. Миран-шах, действительно, погиб в борьбе с Кара-Юсуфом (Dorn, Versuch einer Gesch. de. Schirwanschache, в Mem. de l’Ac. des Sc. de S. P. VI Serie, IV, р. 579). Старший брат Юсуфа, Миср-Ходжа (Weil, II, 46) отличился при защищении города Ван против Тамерлана. Но современные писатели не говорят, что им был убит Джигангир, скончавшийся, как выше было замечено, еще в 1375 году. Может быть, Миср-Ходжа был виновником смерти другого из сыновей Тамерлановых, которого Шильтбергер смешал с Джигангиром, напр. Омар-Шейха, о смерти которого авторы повествуют различно. Так он, по Рему (см. генеалог. список Тимуридов), был в живых до 1427 года; тогда как по Гаммеру (II, 37), неожиданная смерть его последовала около того же времени, когда Тамерлан овладел городом Ван, т. е. около 1394 года.

41. Шильтбергер здесь не говорит ни о Нахичеване, как думает Нейман (85, пр. 81), ни об окрестностях Ардерума, куда г. Айвазовский желал бы переместить поле битвы, где Илкан Ахмед был разбит Кара-Юсуфом. Шильтбергеров "achtum" совпадал с местностью Актам, при Куре, где остановился Тамерлан по возвращении своем из последнего своего похода против Тохтамыша. (Dorn, 1 с. 567; ср. Prise, Chron. Retrospect etc. 206: Acateam or Actam, a station to the eastward of Moghann.)

Согласно с Гаммером, Нейман (85) говорит, что Ахмед-бен-Овейс был казнен в 1410 году, и таково также мнение Вейля (II, 141) по Дорну же (1. с. 573), несчастная борьба его с Кара-Юсуфом последовала только в 815 году геджры, т. е. в 1412 нашей эры.

42. Кроме упомянутого Шидьтбергером Манзура, о котором я тщетно справлялся у других авторов, мне доступных, Абубекир имел еще брата Мирза-Омара, которому Тамерлан передал большую часть владений Гулагу, и который затем поссорился с старшим братом (Абубекиром) и даже заточил его в какой-то замок (Dorn, 1. с. 570). Освободившись, Абубекир снова получил верх и, может быть, пользовался своим счастьем, чтобы наказать Манзура за то, что он держался стороны Омара.

43. Ниже (гл. XXVI) Шильтбергер говорит, что этот царевич назывался zebra или zegra. Без сомнения, это был Чекре, не упомянутый нашими летописцами, но от которого сохранились монеты, битые с 1414-1416 г., в Орде, в Болгаре, Астрахани и Сарае (Савельев, 1. с. II 337).

44. По Шпренгелю (Gesch. der geogr. Entd. 2 изд 362 и 99) Шильтбергер под железными вратами, чрез которые он перешел из Персии в Татарию, разумел не наш кавказский Дербенд, но Каспийские ворота в Хорасане. Таково было также мнение Малте-Брёна (Pr. de la Geogr. ed. Huot, I, 188) и недавно еще г. Срезневский (1. с. 241) высказался в пользу сего мнения, тогда как Нейман (11 и 87) не сомневается в том, что Шильтбергер именно говорит о нашем Дербенде, который Турками действительно называется Темир-Капи. Если бы наш путешественник не имел в виду эту местность, то не мог бы сказать, что путь его пролегал чрез Грузию, Ширван и Шабран, которые все легко узнаются в странах, названных им Gursey (Gourjdistan, страна рабов), Schurban и Samabram. Труднее немного угадать, какие области у него превратились в Страну и Лохиншан. Однако, так как эти области непременно должны были лежать в соседстве Грузии, то кажется весьма правдоподобным, что он говорит об Астара близ Каспийского моря у самой границы нашей с Персиею, или же об Астрабаде (см. ниже, гл. XXXIII), и о Лесгистане, простиравшемся в те вреиена гораздо далее к югу, чем ныне. Касательно же города Оригенс, лежавшего, по Шильтбергеру, среди рекн Эдиль, Нейман напрасно считает его тождественным с Астраханью, так как настоящее имя сего последнего города не ускользнуло от внимания Шильтбергера. В другой главе (XXXVI), где исчисляет города Татарии, в коих сам бывал, у него именно упоминается Гаджи-терхан. Даже нет надобности думать, что, подобно Астрахани, Оригенс был орошаем Волгой, хотя река сия по-турецки, действительно, называетея Итиль (Этель или Эдиль). Ибо так как это слово собственно есть нарицательное имя, значущее река, то оно могло означать здесь какую-либо другую реку, подобно тому, как в главе XXXVI, где Шильтбергер говорит, что главный город Харезма, т. е. Ургендз, лежал при этиле, уже не могло быть речи о Волге, но о Джихуне, или Аму-дарье.

Так как первая значительная река, которую он должен был встретить на пути своем по выезде из Дербенда, была Терек, то да позволено будет думать, что город Оригенс лежал в дельте сей реки. По Гюльденштедту (Reis. de Russl. изд. Палласа I, 166), тут еще видны были следы древних городов Терки и Копай-кала, или Гуен-кала, т. е. сгоревшая крепость, а при самом устье реки — раавалины, отнесенные с.-петербургским академиком к городам Тюмень и Борчала (в изд. Клапрота: Bochtchala) или трехстенного города. Достоверно можно сказать, что в этих же местах должна была находиться древняя резиденция хазарских царей Семендер, или Серай-бану (замок дамы: Hammer, Gesch. d. Gold. Horde, 8), отделенная расстоянием четырехдневного пути от Дербенда и отстоявшая от Итиля в семидневном (Dorn, Georg. caucasia, в Mem. de l’Ac. de S.-P. VI ser. VII, 527), равнявшемся двадцати парасангам, которые отделяли этот город от большой реки Оршан, или Варшан, упомянутой в известном письме хазарского царя к министру Абдор-Рамана III (D’Ohsson, Des peupl. du Caucase. P. 828, P. 208). Здесь где-то также следует поместить столицу Шамкала, которая туземцами означалась столь странным именем, что его трудно было произносить (Hammer, 1. с. 434). Это замысловатое имя могло быть превращено Шильтбергером в Оригенс, подобно тому, как переделали его наши летописцы в Орнач или Арнач, явно тождественный с городом Tenex или Ornacia (Ornatia, Oruntia, Cornax, Tornax), взятом, по монаху Альберику (cf. D'Avczac, Rel. des Mongols de Duplan de Carpin, 114), Монголами в 1221 г., при вторжении их в землю Команов и Русских, — равно как и с городом Ornas или civitas Ornarum, населенном Русскими, Аланами и другими христианами, хотя принадлежал Сарацинам, и затопленном полчищами Батыя до появления их в земле Русских и Турок (Turcorum, Taycorum и Tortorum), по свидетельству Плано Карпини и его спутников (ibid. 278).

Нельзя не сожалеть, что ученые, хотя и не сомневаются в том, что все эти наименования означают один и тот же город, до сих пор не могли согласиться касательно его местоположения. По примеру Тунмана, Карамзин, Давезак и Куник видели в этом городе Тану, нли Азов, откуда Березин (Журн. М. Нар. Пр 1855, V, 104) и Бутков (Изв. Арх. Общ. 1861, II, 290) хотели переместить город Орнас, а именно: первый к Манычу, а второй — в Агуев (Ачуев?) при северном рукаве Кубани, считая лишним сообщить читателям, почему он это думает. В свою очередь, Гаммер (G. H. 106 cf. 589) и Срезневский (1. с.) не допускают, что мнение Карамзина решительно опровергнуто Френом (Ibn Foszlan, 162) и Леонтъевым (Пропилеи ІV), по которым город Орунция Альберика, подобно Орнасу Плано Карпинн и Орначу наших летописцев, совпадал с Ургендзом в Харезме. Сознаюсь, что и я, еще прежде Леонтьева, старался представить некоторые доводы в пользу сего мнения (Зап. Од. Общ. III, 219 seqq.), но теперь я от него отказываюсь, убедившись в том, что искомый город находился как раз в середине между Азовом и Ургендзом, или другими словами, что город этот не только по имени своему, но и по местоположению, совпадал с Шильтбергеровым Оригенс, который, по реке его омывающей, легко мог также быть называем Терек или Терки, между тем как это наименование столь же легко могло быть превращено монахом Альбериком в Тенекс или Торнакс. По крайней мере Каталанская карта 1375 года представляет нам, к северу от Дербенда, при Каспийском море, имена Terchi и golfo de Terchi, и в этих же местах должен был находиться город Терки или Тарку, упомянутый историками Тамерлана при описании его похода против Тохтамыша в 1395 году.

До окрестностей сего города должен был также добраться монгольский отряд, который, по переходе чрез Кавказ, в 1221 году, вступил в борьбу с Лезгинцами и Аланами, равно как и с соседственными им турецкими племенами (Ibn Alathir; cf. Куник, в Уч. Зап. Ак. наук С.-П. II, 659 и 779). Действительно, мы узнаем от Рашид-Эддина (Erdmann, 1. с. 407), что Монголы в этом походе овладели городом Тарку, вторгавшись, чрез Дербенд, в землю Аланов.

Если же они, что не подлежит сомнению, в этом 1221 году овладели также городом Ургендзом, или Харезмом, то этот подвиг не мог быть совершен тем же самым отрядом, который состоял под командою Субудая Багадура и нояна Джебе, потому что они, по взятии Тарку, проникши в землю Команов, провели зиму в Крыму (Куник, 1. с. 745). Без сомнения, Монголы вторгались туда не чрез Перекопский перешеек, но чрез Керченский пролив, добравшись туда вниз по долине Кубани. Иначе они не успели бы овладеть Судаком в первых числах января 1223 года. Уже по взятии сего города, они обратились против Русских, которые ими были поражены при Калке весною того же 1223 года, так что разве только в этом году, а не в 1221, они могли бы овладеть Азовом, если только город этот тогда уже существовал. В этом случае русские богачи и купцы, которые, при приближении Монголов, спаслись на судах в земли малоазиатских мусульман, могли бы туда прибыть не из Херсона, но с берегов реки Дона.

Подобно городу Тенекс, или Орунция Альберика, город Орнас, который в 1237 году был затоплен Батыем, во время его похода против Турок и Русских, удобнее помещастся при Тереке, чем при Доне или при Джихуне. ІІо крайней мере грозный сын Джучи, действительно, до вторжения своего в Россию, отправил своего полководца Субудая в землю Асов, с которыми он уже свел знакомство в 1221 году, и также в Болгарию. Город Кернек, которым Монголы овладели в этом походе, скорей мог совпадать с Орнасом, или Корнаксом, лежавшем в Алании или в земле Асов, чем с Кременщиком, в который Березин (1. с.) переводит город Кернек, единственно по причине не слишком поразительного сходства этих двух наименований. Во всяком случае, Давезаг не должен был сказать, что Плано Карпини смешал Батыев поход 1237 года с событиями 1221 года, к которому, в свою очередь, Клапрот V. (au Caucase, 1,109) напрасно относит подробности, сообщенные очевидцами Рубруквису о походе Батыя в Крым. Подобно посланнику св. Людовика, и, даже лучше его, Плано Карпини мог собирать сведения у туземцев о походе, предпринятом несколько лет только пред его собственным странствованием (1247); притом город Орнас, если только находился при Тереке, в буквальном смысле мог быть взят Монголами "per immersionem aquaram", тогда как нам положительно известно, что они в 1221 году, тщетно старавшись отвлечь воды Джихуна, овладели Ургендзом только после долгой осады и семидневной борьбы на улицах и в домах с его обитателями. Даже тогда, когда река, при которой лежал затопленный Монголами город Орнас, называема была Дон, как сказано в нескольких рукописях, это видимое противоречие объяснилось бы тем, что Аланы, из коих состояла часть горожан, к главной реке, принимающей в их собственном отечестве притоки Ара-дон (бешеная река), Урс-дон (белая река) и др., могли применить наименование Дон, подобно тому, как турецкие их сограждане эту же реку могли означать нарицательным именем Итиль или Эдиль. Наконец, можно еще заметнть, что река, о которой говорит Плано Карпини, изливалась в море, а посему самому удобнее могла впадать в Каспийское море, чем в Аральское озеро, принимающее Аму-дарью, при которой лежал Ургендз, — или же Меотийское, которое почти омывает стены Азова. Столь же хорошо, как каждый из этих двух городов, лежавший, по Шильтбергеру, на северной стороне Кавказа город Оригенс, мог быть тождественным с Орначем, упомянутым в Никоновской летописи (III, 183), по случаю чумы 1346 года, свирепствовавшей в Орначе, Астрахани, Сарае, Бездеже и пр.

Сказанное относится также к другому месту в той же летописи (ср. Карамзин, изд. Эйнерлинга, IV пр. 385), по которому некто Махмет-Ходжа спасся в Орнач и там был умерщвлен в 1358 году по приказанию хана Бирди-бека. В этом несчастном можно узнать Махмуда-Ходжа аль Харизм, бывшего наместником в Азове во время проезда Ибн Батуты чрез этот город в 1334 году. В договоре, заключенном Джани-беком с Венецианцами, имя его не упоминается, вероятно потому, что он уже тогда был возведен в сан визиря (Quatremere, 1, с. II, 316, cf. V. d’Ibn Batuta, ed. Defremery II, 368). Занятие им этой должности достаточно объясняет преследования, которым он подвержен был отцеубийцею Бирди-беком. Eсли, как читается в древней летописи (Карамзин, V, пр. 137), Тамерлан отнял у Тохтамыша, в 1387 году, город Орнач, то можно бы подумать, что дело тут шло о главном городе Харезма, так как, по Шериф-Эддину (Weil, II, 33), около этого времени (799 = 1388) Тамерлан разрушил этот город, между тем как сохранились монеты, битые в этом городе на имя Тохтамыша в предыдущих годах (1383-1387: Савельев, 1. с. I, стр. 119). Однако, не говоря о том, что существует также монета, битая в Харезме на имя Тамерлана еще 761 (1379-80) года (Савельев, II, 262); что из этого обстоятельства можно было бы заключить, что он еще тогда отделил этот город от Золотой Орды, и что, наконец; он не был из тех завоеватслей, у которых легко можно было возвратить отобранное — все-таки да позволено будет думать, что отнятый им у Тохтамыша Орнач был именно Оригенс, в который прибыл Шильтбергер, по выезде своем из Дербенда. По крайней мере, владения Тохтамыша простирались, на западной стороне Каспийского моря, до Кавказа и даже за оный, судя по монетам, битым на его нмя в Баку, Шемахе, Шабране и Махмуд-абаде (Извл. из отчета об археологич. розыскан. в 1853 году, 5), между тем как именно в 1387 году Тамерлан, после покорения Грузии и Ширвана (Weil, II, 39), велел опустошать соседственные кипчакские области и принудил войско Тохтамыша отступить. В этом походе, впрочем, владетель джагатайский не простер своего оружия до Азова, которым только овладел в 1395 году. Если бы подобное несчастье постигло этот город еще в 1387 году, то митрополит Пимен, посетивший его в 1389 году, едва ли нашел бы там господствующими "Фрязов и Немцев", т. е. Генуэзцев и Венецианцев (Ник. л. IV, 160).

Имя Орнача является также в древнем списке (ibid, 259) завоеваний Тамерлана. Составитель этого списка хотел, кажется, изложить завоевания эти в порядке хронологическом и посему самому труд его не может нам служить при точнейшем определении местоположения Орнача, отмеченного в списке между именами Испаган и Гилян, которые были покорены Тамерланом в 1387 году, т. е. прежде разрушения им Харезма и после покорения Ширвана.

Во всяком случае, нельзя будет отрицать, что в соседстве этой провинции должен был лежать город Оригенс Шильтбергера, так как он оттуда вступил в гористый край zesulat явно так названный по городу Zulat, о которои говорит в XXXVI главе, называя его главным городом гористой же области baslan. По крайней мере в этом цезулате или Цулате легко узнается город Джулад, при котором Тамерлан одержал, в 1395 году, блистательную победу над Тохтамышем, уничтоживши предварительно отряд Кайтаков в окрестностях Терки или Тарку. В этом городе Джуладе, лежавшем близ Терека, в недальнем расстоянии от Екатеринограда, мало сохранилось следов прежнего его величия. Но в его окрестностях Гюдьденштедт (I. с. 505) нашел много памятников, между прочим христианские гробницы, именно в местности, именуемой Татар-туп, холм татарский. Вот что сказано об этой местности в ученой записке о Кабарде, извлеченной профессором Ставровским из рукописей Решетиловского Архива (Русск. Архив за 1865 год, стр. 540): "Есть место одно в пределах Кабарды, называемое Татартуп, где древле был, конечно, храм божий и где ныне одни развалины. К сему месту Кабардинцы сохраняют столь великое благоговение, что в чрезвычайных между собою обязательствах заклинаются оным и никогда уже сей клятвы не преступают. Всякий гонимый или обиженный, ищущий убежнща у Татартупа и добежавший до того места, остается невредим. Известно, что есть много мест в Кавказских горах, где видимы знаки бывших церквей, и между прочим есть одна еще целая, где и доныне хранят церковные книги и куда жители никого не впускают, как в святыню, куда смертные входить не должны".

Обращая мое внимание на эту любопытную записку, М. Ф. Шугуров вместе с тем сообщает мне, что она была в руках у графа Сегюра, известного посланника Людовика ХVІ при дворе Екатерины, который поместил ее в своих Мемуарах (Mem. ou souv. et anecdotes p. le comte de Segur, Paris, 1826, II, 378-391), вслед за рассказом о враждебных, направленных против России, движениях на Кавказе и в Очакове в конце 1785 года. Сегюр говорит, что эта записка составляет только незначительный отрывок из "очень обстоятельной и любопытной" записки вообще о кавказских племенах, составленной генералом (конечно известным генерал-порутчиком Павлом Сергеевичем, двоюродным племянником князя Таврического) Потемкиным, с заметками на полях генерала Апраксина.

В свою очередь, Клапрот, (V. au Caucase et en Georgie, II, 161) видел в Татартупе, кроме трех минаретов, совершенно похожих на встреченные им в Джуладе сего рода здания, еще развалины двух церквей, которые он, подобно Гюльденштедту, относит к XVI столетию и считает православными, сознаваясь впрочем, что по словам Черкесов, церкви эти были построены Франками, т. е. западными европейцами, поселившимися среди Татар. Справедливость этого мнения подтверждается следующим местом из сочннения Барбаро (Viaggio della Persia, II, 109): "Caitachi — sono circa il monte Caspio, parlano idioma separato degli altri. Sono christiani multi di loro: dei quale parte fanno alla Greca, parte all’Armena, et alcuni alla catolica". Неудивительным покажется поэтому, что Шильтбергер мог встретить на северной стороне Кавказа христианского епископа и кармелитов, которые служили Богу на татарском языке, хотя орден их, образовавшийся в Палестине, только в 1238 году был переведен в Европу св. Людовиком. ІІодобным образом читатель, надеюсь, согласится со мной, что Шильтбергер под гористою страною Бестан, в которой находился город Джулад, разумел Бештау (Пятигорье), где Иб-Батута встретил хана Узбека, или же ближайшие окрестности Екатеринограда, ныне еще именуемые Бештамом (Kkarproth, I. с. 327; cf. Guldenstaedt, Reisen, etc. изд. Клапрота, 235), потому что область эта орошается пятью притоками Терека.

45. Вероятно, эти люди принадлежали к коренным жителям северной Сибири, где климат, как известно, столь суров, что обитатели тогда, как и ныне, едва ли не носили шубы наоборот и в течение целого года, днем и ночью. Сравнивая их с обезьянами, Шильтбергер не согрешил более Геродота, когда сей последний рассказывает, что Невры, которые, вероятно, в зимнее время надевали волчьи шубы, сами всякий год на шесть месяцев превращались в хшцных животных, которых и ныне еще довольно в наших степях.

46. Мне показалось сначала, что Шильтбергеровы Ugine могли быть тождественны с Ung, о коих говорит Марко Поло (изд. Pauthier, I, 218), различая их от Монголов собственно, так как, по его словам, в провннции Тендух обитали: (deux generations de gens avant que les Tatars partissent de la: Ung etaient ceulx du pais et Mugul estaient les Tatars. Известно, что под этими Унг он разумел Кераитов, или подданных "священника Иоанна", который, подобно им, был несторианский христианин. Однн из преемников этого священника Иоанна, Георгий, как его называет Марко Поло (ibid. 210), был обращен стараниями миссионера Иоанна Монтекорвино в католическую веру, которая имела еще много приверженцев в Китае в бытность там Иоанна Мариньолы (Reise ins Morgenland, ed. Meinert, 41). Поэтому христианские Ung, исповедывавшие если не католическую, то несторианскую веру, могли удержаться в северной Азии до того времени, когда в ней был Шильтбергер. Тем не менее эти Унг не могли иметь ничего общего с его Угине. Ибо последние, как он замечает, поклоняясь младенцу Иисусу, все-таки не были христианами, как это еще лучше явствует из главы XLV, где он в числе пяти родов язычников, ему известных, ставит именно тех, которые держались религии трех царей до их крещения. Но так как ни один из этих царей не был основателем нового религиозного учения, то не могу не согласиться с Нейманом (88), что Шильтбергер под своими Угине разумел последователей ламаизма, т. е. модификации буддаизма, введенного Чингисханом из Тибета в Монголию. Припоминая, что у Монголов еще до этого были идолы, называемые Ongon (Rehm, III, 2 , р. 168), и что их колдуны назывались uoga или jogin (Bull. de l’Ac. des Sc. de St.-P. XS., 337, р. 12), можно было бы объяснить себе, почему Шильтбергер их самих вздумал означать наименованием Ugine.

47. Едигей, по смерти Тимур-Кутлука, в исходе 1399 года, возвел на ханство брата его Шадибека. По свидетельству наших летописей и по монетам, он царствовал до 1407 года, в начале которого Тохтамыш погиб близ Тюмени в Сибири, куда пробрался было после поранения, нанесенного ему при Ворскле (1399) Тимур-Кутлуком и Едигеем. По Клавихо (1. с. 195), он даже примирился с Тамерланом, который хотел противопоставить его Едигею, отказавшемуся признать его своим верховным владетелем. По возвращении своем из Сибири, Едигей также поссорился с Шадибеком, который, по Шильтбергеру, погиб в бегстве, тогда как по мнению Савельева (1. с. II, 319) он успел скрыться на Кавказе, откуда, впрочем, более не воротился в Орду. Мнение это основывается на "едннственной" из монет Шадибека, битой в Шемахе. Полагая, что эта монета, на которой год не отмечен, вероятно, была бита по изгнании Шадибека из Сарая, Савельев заключает, что он, по потере престола Золотой орды, добыл себе удел в Ширване.

Но эта монета могла быть бита еще в то время, когда Шадибек сидел на престоле сарайском; ибо:

1) мы узнаем от Дорна (I. с. 572), что еще в 1406 году в Ширване имя Шадибека упоминалось в молитве, в присутствии его эмира Едигея, и

2) ничего не заставляет нас думать, что подобная честь оказывалась тому же хану, по изгнании его тем же эмиром, и еще менее, что он тогда еще мог присвоить себе удел на Кавказе.

48. Может быть, Шильтбергер немного сократил время царствования сего хана, который был сын Тимур-Кутлука и был возведен на престол Едигеем, вместо Шадибека. По крайией мере, видно из его монет, битых в Сарае, Булгаре и Астрахани, что он, от 1407 до 1410 г., был владетелем в Кипчаке, откуда изгнал его сын Тохтамыша Джелал-Эддин, segelalladin Шильтбергера.

49. Поставленные мною здесь в скобках слова, вероятно, ошибкою писца, были пропущены в гейдельбергской рукописи; по крайней мере, мы усматриваем из книги Пенцеля (76), что брат Пулада, или Пулата, о котором хотел говорить Шильтбергер, назывался Тамир и что он, после четырнадцати-месячного ханствования, был низвержен Джелал-Эддином, которого, в свою очередь, после четырнадцати месяцев, лишил престола и даже жизни брат Theback, или thebachk, по изданию 1859 года. Действительно, летописи и монеты удостоверяют нас в существовании брата Пулада, по имени Тимур (по летописям Темир), который, владевши в Крыму еще в 1407 году (Савельев, 1. с. 329), сел на царство в Сарае в 1411 году и в следующем был свергнут Джелал-Эддином, по татарскому произношению: Зелальдин, почему он нашими и польскими летописцами называется Zeledin, Зеледи и Зелени-Султан так что не им делать упреки Шильтбергеру, что он позволил себе исковеркать имя их верховного владетеля. Брат и убийца Джелал-Эддина, названный Шильтбергером theback, был, вероятно, Кёпек или Кебяк, от которого сохранились монеты, битые в Булгаре и Астрахани, но, к сожалению, без означения года. Русские летописи об этом хане не упоминают, приписывая смерть Джелал-Эддина другому брату Керим-Бирди. Последний, по Шильтбертеру, после пяти месяцев, был изгнан братом theback, тогда как, по нашим летописям, он был убит другим братом Геремферденом, или Ярим-Бирди. По сходству мусульманского его имени: Джеббар или Чепар с именем старшего брата Кёпек, Шильтбергер, может быть, разумел его под своим вторым theback.

50. Нельзя сказать, где и когда погиб Чекре, потому что мусульманские писатели подобно нашим, проходят молчанием несчастное его покушение, чтобы возвратить себе власть, похищенную у него Великим или Улу-Могаммедом, коего происхождение неизвестно или спорное. От Шильтбергера мы только узнаем, что смерть Чекре последовала уже после борьбы Могаммеда с Waroch и затем с Doblabardi. В последнем нельзя не узнать Девлет-Бирди, сына Таш-Тимура и внука Улу-Могаммеда, тогда как Варох Шильтбергера явно Боррак, который, в 1424 году, бежал к Улуг-Беку, сыну Шах-Роха. В том же самом году (Hammer, G. Н. 381) Боррак изгнал Улу-Могаммеда; стало быть на три года до возвращения Шильтбергера на родину. Так как не подлежит сомнению, что последний тогда уже ие мог узнать всего того, что он передает нам о событиях, случившихся в Золотой орде, то ясно, что смерть Чекре должна была последовать между годами 1424 и 1427. Впрочем, нет надобности относить трехдневное властвование Девлет-Бирди к последнему году, а не к одному из двух предыдущих, хотя сохранились монеты, битые в 1427 году. По крайней мере невероятно, чтобы он мог заботиться об этом праве в столь короткое время своего царствования, между тем как безначалие в Орде достигало такой степени, что Девлет-Бирди, по смерти Чекре, мог вторично свергнуть своего деда и в этот раз мог удержаться на престоле несколько долее.

Повествование Шильтбергера не ясно касательно собственной судьбы своей, после того, когда Чекре в первый раз был поражен Улу-Могаммедом. По крайней мере не видно, провожал ли он своего господина в бегстве его, или не разделял ли он участь Едигея, взятого в плен, как сказано в издании 1814 года. Касательно дальнейшей участи сего палатного мэра татарского, были высказаны различные мнения. По Гаммеру (G. H. p. 382), он еще в 1423 году был самостоятельным владетелем черноморского побережья, а затем уже или погиб в борьбе с Кадир-Бирди, сыном Тохтамыша, или же утонул в Яксарте. По другим источникам (Березин, Ярл. Тохтамыша etc., 1850 р. 61), его убил какой-то Татарин из племени Барин, у которого товарищ украдкою взял голову Едигея, которую представил Улу-Могаммеду, выдавшему за него из благодарности родную дочь свою.

Что Шильтбергер, действительно, подобно Едигею, был вэят в плен Улу-Могаммедом, покажется правдоподобным, если иметь в виду, что он последнего также называет своим господином: min herr mahmet. Непонятно только, почему, после бегства Чекре, он находился в службе у прежнего советника сего князя, который именем своим manslzuch напоминает нам Маншука, одного из главных вельмож Золотой орды, убитого в 1440 году Кучук (Малый) Могаммедом, победителем Улу-Могаммеда.

Разве положить, что сей последний уступил советнику Чекре несколько пленных, в том числе и Шильтбергера в награду за то, что он помогал ему низвергнуть прежнего своего государя. Когда же последний потом пытался, в свою очередь, свергнуть с престола Могаммеда, то мог предварительно вступить в переговоры с прежним своим советником, который посему именно, после неудачи в планах Чекре, мог быть принуждаем удалиться из края. Во всяком случае, Маншук удалился из Кипчака не задолго только до возвращения Шильтбергера на родину, потому что они расстались уже после путешествия последнего в Египет, где он участвовал при праздновании (гл. ХХХVII) свадьбы дочери султана Бурсбая, вступившего на престол в 1422 году. Если, как я старался доказать, Шильтбергер тогда уже состоял на службе у Маншука, то можно догадываться, что последний брал его с собою в Египет, куда сам мог быть послан Улу-Могаммедом, чтобы поздравить Бурсбая с восшествием на престол или по каким-нибудь другим делам.

Путешествие это, если только оно действительно было предпринято, совершнлось бы, без сомнения, из Таны или Каффы на венецианском или на генуэзском судне. Иначе было бы непонятным, почему ІІІильтбергер, описывая свое пребывание в Константинополе, упоминал бы о маленьком острове Имбросе (гл. LVIII); еще более было бы странным, каким образом он мог бы сказать, что был в городе Салоники, тогда как столь же мало мог посетить этот город, по возвращении своем из Азии в Константинополь и оттуда к устью Дунаю, как тогда, когда, после сражения при Никополе, был послан чрез Адрианополь и Галлиполи в Азию; по крайней мере, Баязит едва ли велел вести своих пленных стороною чрез город Салоники, который, действительно, тогда уже принадлежал Туркам, а не Грекам (Zinkeisen I, р. 287). Последним он был уступлен только сыном Баязита Солиманом в 1403 году. Если предположить, что Шильтбергер предпринял свое путешествие на венецианском судне, то показалось бы весьма естественным, что судно это, на пути своем, заехало в Салоники, ибо еще в 1423 году город этот был продан Греками Венецианцам, которые, без сомнения, не могли медлить принятием мер для его обороны, отправляя туда, между прочим, более одного груза с азовскою рыбою.

Вместе с тем, мы имели бы новый довод в пользу мнения, что путешествие в Египет не было предпринято Шильтбергером ранее 1423 года. Из Египта он вероятно отправнлся в Аравию для поклонения святым местам магометан, так как он по весьма правдоподобному мнению Неймана (р. 22), едва ли не был в необходимости принять ислам, и вот, если я не ошибаюсь, причина, по которой он избегал говорить о путешествии, напоминавшем ему его отступничество.

51. Соглашаясь с Гаммером и Фальмерайером (р. 92), что Шильтбергер под своим agrich разумел город Арджис, я не думаю, что под его turckisch скрывается имя: Букарест. Скорей, чем нынешнюю столицу Соединенных Княжеств, он мог под именем Тюркиш разуметь город Тръговишт, который, как тогдашняя столица Валахии, мог их, по справедливости, быть назван одним из главных городов сего края, чего тогда нельзя было сказать о Букаресте.

52. Это — славянское наименование Кронштадта, главного города т. н. "Burzelland", в Трансильвании. Город Брашов превращенный нашим автором в bassaw, лежит при реке Бурцеле, которой, по мнению некоторых географов (Vosgien, Dict. geogr. I, 157) вся область обязана своим наименованием. Замечу, однако, что она, подобно самой реке, могла быть также названа по команскому (половецкому) начальнику "Bortz", упомянутому в бреье папы Григория IX, 1227 г., на имя архиепископа Гранского. В нем, между прочим, сказано: Nuper siquidem per litteras tuss nobis transmissas accepimus quod J. Ch. d. ac d. n. super gentem Cumanorum clementer respiciens, eis salvationis ostium aperuit his diebus. Aliqni enim nobiles gentis illins cum omnibus suis per te ad baptismi gratiam pervenerunt, et quidem princep Borts nomine de terra illorum cum omnibus sibi subditis per ministerium tunm fidem desiderat suscipere christianam (Theiner, Vetera Monum. hist. Hung. sacram illustr. Romae, 1859 1, 86). Без сомнения, нашествие Монголов на Кипчак заставило этого князя, подобно столь многим другим половецким князьям, искать убежище в Венгрии. К тому же мусульманские историки, в числе одиннадцати команских колен, кочевавших в наших степях, знают колено Бурч-оглу, явно подвластное Бурчевичам, князьям половецким русских летописей (Березин, Нашествие Монголов, в Ж. М. Нар. Прос. 1853, IX, р. 249).

53. Я уже показал выше (IX пр. 2), что Фальмерайер ошибочно принял этот город, названный Шильтбергером "Kallacercka", за древний Калатис. Город Калиакра, также называвшийся Петрец, был взят польским королем Владиславом в 1444 году (Callimachus, De reb. Vlad. в Schwandiner, I с. 513). Г. Гейд (I с. XVIII, 715) напрасно думает, что город Калиакра совпадал с Каварною (cм. мою ст.: О Килийском устье Дуная, 1853).

54. По взятию Турками Салоники (1430), храм св. великомученика Димитрия, великолепнейшее и древнейшее святилище православной церкви, был разграблен и превращен в мечеть: в комнате же, премыкающей к северозападному углу храма и теперь еще показывают гробницу св. мироточца Димитрия, равно как и в самом храме, вблизи северной стены бывшего алтаря - колодец, о котором говорит Шильтбергер. Указывают притом на одну смежную колонну, источающую из себя по временам маслянистую влажность, в виде как бы пота, в знамение продолжающегося чуда мироточения от св. мощей страстотерпца. (Заметки поклонника Святой Горы. Киев, 1864, р. 12).

55. По мнению Фальмерайера и Гаммера, Шильтбергер напрасно применил к городу, куда помещает гробницу Иоанна Богослова, наименование "Азиа" (р. 94 пр. 120, так как явно хотел говорить об Ефесе, названном Айсулуг Турками, произносящими по своему слова "AgioV-QeologoV, которыми Византийцы означали апостола Иоанна. Ученые соотечественники нашего путешественника могли бы однако привести в его пользу свидетельство Кодина (Urbium nom. imm. в изд. Parthey, 316), по которому епархия Ефесская прежде называлась Asia: Asia, h EjesoV. Название это могло быть передано Шильтбергеру монахами, у коих оно в его время еще могло быть в употреблении.

56. Известно, что св. Николай, патрон России, был епископом в ликийском городее Мира, смешанном здесь Шильтбергером с Смирною, по причине сходства его имени с именем Исмир, которым Турки означают Смирну, почему и город этот, упомянутый современником Шильтбергера, де-Ланнуа (ed. de Mons, 4) вместе с Feule la vielle (Foglia vecchia, Фокея) и Porspic (Pegae в Вифинии, Les Pigal y Villehardouin, Spigant в письмах Иннокентия III, р. de Spiga на картах), мог быть превращен им в Lisimiere.

Принадлежа ордену родосских рыцарей, Смирна была взята Тамерланом в конце 1402 года (Hammer, Emp. Ot. II, 116), и тогда же наш пленник имел случай побывать там; тогда, как едва ли ему было суждено посетить живописную равнину, в которой английский путешественник Fellowa открыл (1838 г.) величественные развалины древней Миры или Демере, как ее имя исковеркалось в устах Турок (Vivien de Saint Martin, l’Asie Mineure, II, 341). Кому неизвестно, что еще в 1087 году мощи св. Николая перевезены были оттуда в Бари; затем и самая церковь, в которой находилась его гробница, рушилась и была заменена небольшою часовнею. Только с 1850 г. приступили к восстановлению древнего храма, благодаря инициативе г. Муравьева (Журн. Главн. Упр. Пут. сообщ. 1861, VII и VIII, 47). Потребные еще для окончания сего благочестивого дела деньги, примерно до 10.000 руб., надеялись собрать пожертвованиями, в которых следовало бы участвовать и католикам, так как память сего святого им столь же дорога, как и православным.

57. Город Магнезия, о котором говорит Шильтбергер, был тот, к которому в древности прибавляли прозвание ad Sipylum, для различия его от города Магнезии при Меандре, коего следы найдены близ села Aineh-Bazar, в двадцати пяти верстах от Ефеса (Vivien de S. M. ІІ 516), тогда как первая Магнезия, у Турок Манисса, не переставала быть городом, важным по своей величине, торговле и населенности. Он лежит при реке Герме, у подошвы горы Сипил. Город Дегнисли, весьма многолюдный во время Гаджи-Хальфы (ibid. 691), в его время уже не принадлежал к уезду (liva) Саруханскому, будучи причислен к соседнему с ним уезду Кютаесскому. В недальнем расстоянии от Денгисли находятся развалины Лаодикеи, одного из семи христианских городов Азии, которым св. апостол Иоанн сообщил Откровение, полученное им от Духа Святого и за которыми осталось наименование Семи Церквей.

58. Город Киангри или Чангари, заннмая место древней Гангры, и ныне еще главный в своем уезде. Во время Гаджи-Хальфы (ibid. 705), в его ближайшем соседстве находились еще древняя крепость и царский дворец, который, без сомнения, уже существовал во время Шильтбергера. Вот почему, произнося по-своему имя города, он к этому имени (wegurei вместо Киангри) прибавляет турецкое название приведенного дворца т. е. Sary, вместо Сарай.

59. Возле этого города, называемого Турками Гересун и лежащего между Самсуном и Трапезунтом, видны развалины древвего города Керасус или KerasouV; также называвшегося Парфенион. Город этот не должно смешивать с еще древнейшим, лежавшим гораздо далее к востоку, о котором говорит Ксенофонт. Имя сего последнего города сохранилось в уединенной долине Кересун-дере; но от самого города не осталось следов. Может быть, здесь где-нибудь находилась башня ястребиная, о которой говорит Шильтбергер.

60. Страна Лазов, по-турецки Лазистан, — часть древней Кольхиды, между Фазнсом на севере и Армениею на юге. Эта гористая страна, во времена Шильтбергера, действительно, входила в состав Трапезунтской империи (Clavijo, р. 87) и жители ее хорошо помнят, что они, не так еще давно, были христианами (Ritter, Klein-Asien, I, 931), хотя в настоящее время, как это обыкновенно бывает с новообращенными, принадлежат к самым отчаянным приверженцам ислама, чем и объясняется, почему эта именно часть Малой Азии, до новейшего временн, мало была исследуема европейскими путешественниками.

61. Вместо имени "Kayburt", встречающегося в издании 1859 года, у ІІенцеля читается "Buburt", а поэтому, вероятно, и Нейман (р. 98) полагает, что Шильтбергер говорит о Байбурте, или Пайперте, древней крепости, лежащей к С.-З. от Эрзерума и, по Прокопию (III, 253), восстановленной Юстинианом. Но г. Айвазовский справедливо замечает, что Шильтбергер едва ли не говорит скорее о городе Кайпурте, или Харпуте (по-армянски Харперт), лежащем в стране, гораздо более плодородной, чем окрестности Байбурта. Прибавлю, со своей стороны, что уже во время Марко Поло (пер. Burck, 63) Байбурт был небольшою крепостью, лежащею на пути, ведущем из Тебриса в Трапезунт, тогда как мы узнаем от Барбаро (Viaggio etc. у Рамузия II, 108), что в его время крепость "Carpurth", в пятидневном пути от Эрцингиана, была резиденцией супруги Гассан-бея Деспина-хатон, урожденной княжны трапезунтской.

62. Камах занимает место древней крепости Ани, лежавшей при Евфрате, в сорока верстах от Эрцингиана, и которую не должно смешивать с упомянутым выше (прим. 27) городом того же имени. В крепости или возле нее стоял некогда храм Юпитера, построенный царем Тиграном; затем она была средоточием поклонения Оромазда, служила государственной крепостью и местом погребения Арсакидов (Ritter, X, 782-89). Во времена Константина Багрянородного, у которого город этот назван Kamaca, он принадлежал Византийцам и даже был одним из главных их оплотов. Турки хвалят его в особенности ради тонкости его полотна, подобно тому, как Эрцингиан за хорошую породу овец, и Байбурт за красоту его дам: Камахум бези, Эрдженшан кузи, Байбурдин кизи.

63. Эта заметка Шильтбергера подтверждается свидетельством других авторов (Pros. B. P. I, 17 cf. Ritter, X, 736), касательно особенности, представляемой Евфратом в верхнем течении своем: протекая сначала чрез узкую долину, река сия исчезает в плавнях, которые, подобно днепровским, сожигаются ежегодно, но тем не менее снова образуются, и так густы, что чрез реку можно проезжать в экипаже.

64. Многие авторы и путешественники (Абул-Феда, Тавернье, Оттер, Голиус, cf. Ritter, XI, 30) свидетельствуют, что лучшее вино во всем краю добывается в окрестностях Амиды, отделенной расстоянием пятнадцати только миль от местности, названной Корассар (Kohrassar, Koh Hissar, Kodsch-Hissar), без сомнения тождественной с "Karasser" Шильтбергера, отыскиваемой напрасно бароном Гаммером (99) в малоазиатском городе Кара-Гиссар. В настоящее время Корассар не населен; но зато в нем есть много церквей и других зданий в развалинах, которые своим великолепием удивили Тавернье (1644 г.) и Энсворта (1840 г.). Развалины эти указывают нам место, где находился древний город Константина, и тем более достойны внимания будущих исследователей, что обстоятельства помешали обоим знаменитым путешественникам посвятить много времени для осмотра сказанных развалин, по мнению Риттера (XI, 372), не посещенных никаким другим европейцем. Надеюсь, однако, что творец сравнительной географии, если только неумолимая судьба не помешала ему окончить бессмертный труд свой, согласился бы со мною, что гораздо прежде Англичанина и Француза, Корассар был посещен. Немцем; — что он там еще застал жителей и не без причины хвалил вино, ими добываемое.

65. Воинственные жители Черной Турции были Туркмены Белого-барана, которые, под предводительством своего начальника Кара-Елека, по смерти Тамерлана, овладели Амидою (Амед, Гамит и Карамит), главным городом области Диарбекр в Месопотамии, ныне более известным под наименованием самой области. Карамидом или Амидою Черною он был назван по причине темного цвета его стен. В городе этом, основанном, как показал академик Байер (De numo Amideo, в его Opusc. Halae, 1770, р. 545), Севером-Александром и снабженном новыми укреплениями Юстинианом (Proc. ed. Dind. III, 2 р. 209, 219), мало сохранилось следов прежнего его величия.

66. Не могу не согласиться с г. Айвазовским, что Шильтбергер под страною Hurt разумел Курдистан; но не думаю, чтобы тогдашнею его столицею был Битлис, по-армянски Багеш, близ озера Ван. Скорей я полагал бы, что город, названый Шильтбергером "bestan", был нынешний Бистан или Бидистан (Ritter XI, 621), недалеко от восточной границы пашалыка Сулимание и, может быть, тождественный с городом "Вестан", упомянутым на монетах Джелайридов (Савельев, 1. с., I № 366).

Ныне Бистан незначительная деревня, но в ближайшем ее соседстве видны развалины древнего замка и курганы, называемые Рустан-тепе и Шах-тепе, в коих попадаются древности. По характеру архитектуры замка, построенного из кирпича, относят его к временам Сассанидов; но из этого не следует, что он не мог быть населен и впоследствии, или что во время Шильтбергера не мог быть главным городом Курдистана, тем более, что нынешняя резиденция паши этой провинции была заложена в конце только ХVIII столетия (Ritter, I. с. 566).

67. Русские гарнизоны слишком испытали пагубное влияние климата всего восточного берега Черного моря, не исключая окрестностей Сухум-Кале, который, еще во время Гаджи-Хальфы (1, 351), был гораздо важнее нынешнего. Предвестником его на этом берегу был в древности город Диоскуриас, впоследствии также названный Севастополь, по римской крепости, построенной в ближайшем его соседстве при одном из первых преемников Августа. О цветущем состоянии города при Гадриане можно судить по надписи, найденной в Афинах (Boeckh. C J. V, I d. 342), тогда как на карте пейтингерской указаны пути, которыми он был соединен с Малой Азией, Иберией и Арменией. Из Notita utraque Dignitatum видно, что в V столетии в Севастополе стояла первая когорта Claudia Equitata. Важность города еще увеличилась, в военном отношении, при Юстиниане (Novell. conatit. 28; Procop. B. G. IV, 4) и, быть может, он еще не лишился прежнего своего значения во время анонима Равеннского и географа Гвидо. В торговом отношении, Севастополь в особенности процветал с тех пор, как на Черном море водворились Итальянцы; Генуэзсцы имели тут консулат, который существовал еще в 1449 году (Зап. Одесск. Общ. V, 809). Вероятно, тамошнее их поселение рушилось два года спустя, по случаю разрушения Сухума высадившимися на абхазском берегу Турками (Brosset, H. anc. de la Georgie, I, р. 684).

При важном значении Севастополя в древности и в средних веках, следы его не могли совершенно исчезнуть из недр и даже с поверхности земли. К сожалению, исследователи до ныне не успели согласиться в том, в какой именно местности следует их отыскивать. Так, Мюллер (Georg. Gr. min., Paris, 1855 1 , 375 и Brosset, 1. с. 62 etc.), по примеру Клапрота и Дюбуа, помещают Диоскурий около мыса Искурия, отстоящего от Пицунды в прямом направлении по крайней мере в 400 стадиях. Но так как, по точным изменениям Арриана (ed. Muller, 392), протяжение берега между Питиусом и Севастополем не превышало трехсот пятидесяти стадий, а таково как раз расстояние между Пицундою и Сухум-Кале, то не могу не согдаситься с мнением Тетбу (Atlas de la mer Noire), по которому эта именно крепость занимает место Диоскурия. Подобное мнение еще прежде обнародовал Bcanjour (Voyage mil. dans l’Emp: Oth , II, 17): "a moins, прибавляет он — "que l’on n’ainie mieux placer cette ville autour d’une vielle enceinte abandonnee, que l’on trouve au sommet d’une montagne escarpee, entre Soukoum-Kaleh et le village de Saouk-Sou, et qui doit avoir ete tres solidement construite, puisque les murailles existent encore".

Предположенное здесь тождество городов Сухум-Кале и Севастополя, или Диоскурий, скорей подтверждается, чем опровергается, тем обстоятельством, что итальянские моряки времен восстановления классической учености, по своему обыкновению, употребляют одно только древнее наименование города, тогда как служитель Маншука, подобно барину своему, мог его только знать под настоящим его именем, под которым он уже был известен Абул-Феде (пер. Reinaud, II, 40) и грузинским летописцам, по которым город Севаст, где апостол Андрей проповедывал Евангелие, в их время назывался Tzkhoum (Brosset, I, 61). Разумеется, что здесь говорится всегда о прежней турецкой крепости Сухум-Кале, которую следует различать от нынешнего города того же имени. Первая стояла на мысе, ей соименном, и на левом берегу Гумысты, новый же Сухум лежит при конце залива, между приведенным мысом и мысом Кодор, в дельте реки Баслаты (Dubois 1. с. I, 278).

68. По изданию 1814 года "Gathon", в другом Kathon. Ниже однако (гл. LXVII) Шильтбергер говорит о том же городе, называя его bothan и прибавляет, что этот город лежал при Черном море. ІІо Нейману (стр. 158), это — Поти при устье Риона, или Фаззиса в недальнем расстоянии от города сего же имени, которое легко узнается в отмеченном на итальянских картах имени fasso или faxo явно тождественном с именем города же Asso (вместо Fasso), лежавшего, по Контарини (изд. Семенова, II, 31), близ устья реки Фассо и отстоявшего в 60 милях (итальянских) от мингрельского же города Liati или Varti. Ясно, что оба эти имени суть только описки вместо Vathi, по Барбаро (ibid. 1,45), большой мингрельской крепости при Черном море, которая, как по имени, так и по местоположению, удобнее всего помещается в нынешнем Батуме, в дельте Чорук-су или реки ****, которая, по Арриану (ed. Muller, I, 375), отделена была расстоянием 360 стадий от Фазиса. На часто мною упомянутых картах имя Vati или lovati также занимает место нынешнего Батума.

Здесь также должен был находиться город "Bata en Carceche", из которого "Gorgora", т. е. атабек Кваркваре (Qouar-kouare) писал, в 1459 году, герцогу бургундскому о своем намерении воевать с Турками (Brosset, Additions etc. р. 409). Ибо этот город Бата явно совпадал с городом Varti или Vati (Семенов II. 140 и 161), принадлежавшем Горболе (Gorbola) или Горгоре (Gorgora), владетелю города Caltichea или Calcican (Ахалчик), превращенному Семеновым (стр. 186) в область Гурию, так что сам он, а не Контарини, "сбился здесь в именах", подобно тому, как напрасно превращает в Дадиана мингрельского бендиана, о котором упоминают Барбаро (ibid. I 45) и Контарини (II, 31-33) и в котором нельзя не узнать Бедиана, союзника ахалчикского князя, как видно из приведенного письма сего последнего. На том основании, что город Бата, как видно из письма царя грузинского Георгия VІІІ к тому же герцогу и того же года, лежал "pres de la Tente", Броссе полагает, что союзники уже были готовы выступить в предположенный поход против Турок. Но не хотел ли царь грузинский только сказать, что город Батум находился в недальнем расстоянии от резиденции своего союзника, атабека, и для этого считал достаточным перевесть, подобно Рубруквису, татарское слово орда, или собственно урду, которое первоначально значило шатер или кибитку, потом преимущественно ханскую кибитку, а наконец и весь его двор (Языков, Путеш. к Татарам, стр. 273, пр. 35). Даже может статься, что под ордою царь грузинский здесь разумел лагерь участвовавшего, по его же письму, в союзе против турецкого султана "личного врага" его "Assem-Bech, roi de Mesopotamie", т. е. Узун-Гассана, внука Weil, II, 306), а не сына (Brosset, Addit. 408) Кара Елека, начальника Туркменов Белого-барана. Еще до этого он, по Вахушти (id. Hist. de la Georgie, 688), назывался ханом (quen) востока и запада и простер свое оружие далеко в Армению и Грузию, которая была опустошена его полководцами. Хотя Броссе (686) ничего не встречал об этом нашествии в грузинских летописях и во французских переводах мусульманских авторов, тем не менее нельзя сомневаться в самом факте: иначе Абул-Магазин (cod. Ber. f. 64 ар. Weil, II, 307, пр. 1) не сказал бы, что Гассан послал султану египетскому в 863 году (1458-9) ключей многих грузинских замков, им завоеванных.

Соображая все эти обстоятельства, должно думать, что и Шильтбергер под своим bothan разумел не Поти, но Батум.

Зато я уже не хотел бы ручаться за справедливость прежде мною выставленного мнения (Notices etc. concernant la Gazarie, в Mem. de l’Ac. de S.-P. X № 9) о тождестве Батума с городом Bata или Battario, где Генуэзсцы, еще в 1449 году, имели президента, подобно тому, как в Маце и Матриге. По крайней мере в некоторых морских картах имя bala, batta (может быть описка вместо bata, balta) отмечено в недальнем расстоянии от Анапы (Мара) и Тамани (Matrica), а именно около того места, где должен был находиться древний город Апатурия, существовавший еще в конце VI столетия (Menander, II, 14) и затем еще упомянутый географом Равеннским.

Поэтому да позволено будет спросить, не на развалинах ли этого города была устроена впоследствии одна из контор генуэзских, снабжавших константинопольские рынки рыбой, ловля коей тогда в огромном размере производилась в дельте Кубани.

По крайней мере, мы усматриваем из устава 1449 года, что Генуэзсцы занимались этим промыслом в Баттарио, тогда как рыбный промысел едва ли был весьма обилен в Батуме, или же в упомянутом Страбоном и Птолемеем порте Bata, который совпадал с прекрасною Цемесскою бухтою (Зап. Одес. Общ. III, 210), названною Аррианом IeroV limhn, и носившею на итальянских картах весьма кстати название calolimena.

69. Город этот, некогда один из главных городов в Месопотамии, подобно столь многим другим, принужден был покориться Тамерлану, за исключением, впрочем, цитадели, где удержался владетель, принадлежавший к фамилии Ортокидов. По его смерти, наследник его, угрожаемый Кара-Елеком, призвал на помощь Кара-Юсуфа, начальника Туркменов Черного-Барана, и уступил ему Мардин, вместо Мосула, где был отравлен. Сыновья его перенесли свою резиденцию в Синджар и скончались там от чумы в 814 году геджры. С ними пресеклась династия Ортокидов, царствовавших 300 лет.

70. С давних пор город Тебрис, основанный Зобеидою, единственной супругой и двоюродной сестрой Гаруна-аль-Рашида, отличался торговыми сношениями в коих Венецианцы и Генуэзсцы принимали деятельное участие. Неоднократно разграбленный, а именно Джанибеком в 1357 году и Тохтамышем в 1387, Тебрис снова возникал и соделался даже главным складочным местом для товаров индийских и китайских, когда Тамерлан, по разрушении Ургендза и Астрахани, установил удобное сообщение между Тебрисом и Самаркандом, чрез Касвин и Султание. То, что Шильтбергер нам передает о пошлинах, там собираемых, не покажется слишком преувеличенным, если взять во внимание, что этот доход еще в 1460 году был отдан в откуп за 60.000 червонцев. Ведь и Рамузио замечает, что великолепием и многолюдством Париж едва равнялся Тебрису, и что город этот был главным складочным местом в Персии.

71. По Нейману (пр. 141), Шильтбергер под словом "raphak" разумел неизвестных мне "Rachedi". Пока не добьюсь значения сего слова, я останусь при своем мнении, что эти рафак или рашеди были просто алиты или шииты, которых сунниты, или правоверные мусульмане, называют обыкновенно Рафази (Muradgea d’Ohsson, нем. перев. 1788; I, 61) или Рафиза (Ibn-Batuta, изд. Lee, 32: "the Rafiza or Shiah sect").

Разрушенный Чингисханом, город Рей снова обстроился при Илханах, которым новая столица Султание также обязана своим великолепием, от которого ныне сохранилось весьма мало следов. Тамерлан, принадлежа сам к секте алитов, должен был щадить город Рей, коего развалины находятся недалеко от Тегерана.

72. В проезде своем чрез Армению, Клавихо (102) остановился на некоторое время в большом городе "Calmarin", коего основание он приписывает сыновьям Ноя. Быть может, он имел в виду город Сурмалу, при Араксе, разрушенный Тамерланом, в 1385 г. и, вероятно, тождественный с городом Сурман, до которого проникли "Сирийские Турки" в 1240 году. По мнению Броссе (1. с. 532), это — крепость Сурмари, лежавшая близ Нахичевана, за Араксом. — По биографу Джелаль-Эддина, Нисави (ст. Defremery, прив. у Броссе: Additions etc. 312), город "Sour-Mari" был взят султаном харезмийским в 1225 году. Туркмен "Тутан", который до похода Тамерлана господствовал в этом городе (Weil, II, 29), мог быть одно и то же лицо с "Tetani, Emprerador de Tartaria", овладевшим Калмарином за несколько лет до пребывания в нем Клавихо, который отправился оттуда в замок "Egida" (Алинджа?), построенный у самой подошвы Арарата, а несколько дней перед тем был также в Нахичеване, названном им "Nanjua" (101).

73. Много остатков древних укреплений сохранилось на высотах, венчающих город Мерага, у Шильтбергера maragara, Maragre. Между прочим можно видеть, к северо-западу от сего города, фундамент круглой башни, которая, как думают, принадлсжала к знаменитой обсерватории Ходжа Насир-Эддина (защитник веры), друга Гулагу, который, по взятии Багдада в 1258 году, перенес свою столицу в Марагу. Ныне еще там показывают гробницы сего монарха и его супруги Дагус, или Токус-Хатун, покровительницы несториан и последовательницы даже их религии (Hammer, Gesch. d. Ilkhane, 1,82). Несколько лет по ее смерти, патриарх Ябеллаза согласился признать верховную власть пап по акту, представленному Бенедикту II доминиканцем Яковом. Уже Мосгейм (Hist. eccles. Tart. 92) сомневался в подлинности сего документа, и мнение сие разделяет Гейд (Die Col. d. rom. Kirche etc. р. 322), в особснности на том основании, что сказанная грамота подписана в Мераге. Однако я не понимаю, почему патриарх не мог, по взятии Багдада Монголами, проводить более или менее времени в Мераге, так как сго преемники не имели постоянной резиденции до 1559 года, в котором патриарх Илья окончательно перенес ее в Мосул, и так как у нынешних несториан, или Халдеев Курдистана (Ritter. XI, 664-6) сохранилось предание, что предки их, с успехом противостоявшие Тамерлану, обитали тогда между озерами Ван и Урмия. Действительно, мы узнаем из грузинских летописей (Brosset, 1. с. 616), что еще в 1295 году, Марага была местопребыванием несторианского епископа, а по Орбелиану (ibid, 617) — даже сирийского католикоса.

В начале XIV столетия, доминиканец Иордано Каталани внес в свои "Mirabilia", что шисматики приняли католическую веру в разных городах Персии (Heyd, 1. с. 322), именно в Тебрисе, Султание и в Уре, в Халдее: "Ur Chaldareorum ubi natus fuit Abraham, que est civitas opulenta et distat a Taurisio per 2 dictas". По Гейду, здесь не может быть речи об Орфе, лежащей в Месопотамии и в которой узнали город Ур-Хасдим Арабов (Ritter, Asien, VII, (X) 333), но о древнем городе Маранде, лежащем недалеко от озера Урмии, в семнадцати только милях от Тебриса. Но так как город Мерага лежит также недалеко от сказанного озера, и тринадцатью милями, а по Гаджи-Хальфе, семью только парасангами, отделен от Тебриса, то мы имеем право думать что Ур халдейский, о котором говорит Каталани, был именно Мерага, а это предположение наше подтверждается тем обстоятельством, что и Мерага тогда была большим городом и с 1320 года даже имела римско-католического епископа (Galanus, Conc. eccl. arm. cum. rom. 1, 508; прив. Гейдом, р. 324), чего нельзя сказать о Маранде. Бдагодаря усердию первого епископа мерагского Варфоломея, из Болоньи, большая часть армянского духовенства сблизилась с католицизмом и, для скрепления этой унии, учрежден был новый монашеский орден (Fratres praedicatores Uniti), зависящий от доминиканцев.

74. Город Gelat Шильтбергера не иной, как Келат или Хлат, некогда Ахлат (Ritter, X, 325), недалеко от озера Ван. В 1229 г. он был взять султаном харезмийским Джедаль-Эддином. По Абу-Сеиду, приведенному Абул-Федою, он мог состязаться с Дамаском; тогда как Бакуй (Not. et Extr II, 513) хвалит Келат, ради хорошей в нем воды, его фруктов и рыбы, которая ловилась в его озере, в особенности Тамрик, быть может, та самая порода, которая, по Истахри (пер. Mordtmann, 1845, р. 86), называлась Доракин и довилась в Куре. Ныне еще в Келате видно много развалин, стоивших быть исследуемыми.

75. По архимандриту Айвазовскому, в провннции Алинжде ныне еще существует деревня Кирна или Керни, едва ли не та самая, которую Дюбуа (Voyage au Caucase III, р. 387; Atlas III, architecture pl. 31) называет Харни (Kharni). Этот столь же неутомимый, как и ученый, путешественник видел в соседстве сей деревни, лежащей при речке Харни-чай, недалеко от Кигхарта, к востоку от Эривани, развалины замка, построенного Тиридатом для сестры своей (Хозровидухт cf. Brosset, 385), и в народе известного под названием Тахт-Трдат, или престол Тиридата.

76. Так как город "Meya", в издании 1859 года, у Пенцеля назван "Magu", то Нейман (пр. 146) не сомневается, что это иынешняя деревня Mary или Маку в южной части провннции Ардац. По г. Айвазовскому, лежащая у подошвы горы деревня Mагу или Маку никогда не была местопребыванием католического епископа. Позволю себе однако заметить, что Шильтбергер и в этом случае, как всегда, когда нам передает то, что видел своими глазами, говорит сущую правду. По крайней мере сказанное им о Магу подтверждается во всем следующим местом из сочинения Клавихо (р. 104): Domingo, primero de Iunio (1404) a hora de visperus fueron (проводивши ночь в Васите) en un castilo que es Ilamado Macu, el qual castillo era de un Christiano Catholico que avia nombre Noradin, e los que en el dicho castillo moraban eran otrosi Christianos Catholicos, come quiera que eran Armenios de naturaleza, e la su lengua era Armenia, como quiera que sabian Tartaresco, e Persesco. E en el dicho lugar avia un Monasterio de Frayles de Sancto Domingo: el qual castillo estaba en un valle en un rincon al pie de una muy alta pena, e el pueblo estaba en una cuesta arriba e luego encima del pueblo en la dicha cuesta estaba una cerca de cal e de canto con sus torres dentro: tras esta cerca estaban casas en que moraba gente, e desta cerca adelante moraba gente, e sobia la cuesta mas alta: e estaba luego otra cerce con sus torres e caramanchones, que salian fasta la primera cerca, e la entrada para esta segunda cerca era por unas gradas fechas en la pena, e encima de la entrada estaba una torre grande para guarda della: e allende desta segunda cerca estaban cases fechas en la pena, en medio unas torres e casas onde el Senor estaba, e aqui tenia toda la gente del pueblo su bastecimiento, e la pena, en que estaban estas cases sobia muy alta mas que las cercas e todas las cases, e de la dicha pena salia uno como colgadizo, que cobijaba el dicho castillo e las cercas e casas del, asi como el cielo que estoviese sobre el, e en caso que Ilueve el agua del cielo non cae en el castillo, ca la pena la cobija todo, e de tal manera esta el castillo que non se puede combatir por tierra nin aun por el cielo etc.

77. Город Решт, столица Гилана, лежит верстах в девяти от моря и славился тогда своею торговлею. Генуэзсцы и Венецианцы покупали там произведения этой богатой провинции, а именно шелковые материи, выделываемые там или туда привозимые из Иезда или Кашана. По Марко Поло (изд. Pauthier, 1, 44), известного рода шелковые материи в его время назывались "ghellie", без сомнения по имени провинции, из которой их получали.

78. Шильтбергер пишет "Strawba" вместо Астрабад; подобно тому современнымн ему Итальянцами этот город был называем: strava, strevi, Istarba. Торговля его не слишком была важна произведениями края, но оживлялась тем, что из его гавани индийские и бухарские товары отправлялись далее по Каспийскому морю.

79. В древние времена в Азии было много городов, которые назывались Антиохиею. Стефан византийский насчитывает их до восьми, в числе коих два в Мигдонии: Эдесса и Низибис. Оба они, по очереди, считались главными оплотами христианства, а посему были у него часто оспариваемы неверными, так что трудно сказать, о каком из них говорил Шильтбергер. Замечу, однако, что я охотно полагал бы, что слова его относятся не к Эдессе, но к Низибису, окруженному и теперь еще стеною из красного кирпича, тогда как стены Эдессы оштукатурены известью.

80. Если, как должно думать, Шильтбергер говорит здесь о вышеупомянутой крепости (гл. XV), куда Ахмед бен Овейс послал для хранения свои сокровища и где даже имел монетный двор (Савельев 1. с. I, 173), то лица, рассказавшие Шильтбергеру, что Тамерлан овладел этой крепостью только после 16-ти летней осады, удвоили время оной, потому что, по другим современным авторам, Алиндже была взята Монголами после восьмилетней осады, в 1401 году, Впрочем, по одной заметке у Вахушти (Brosset, 1. с. 670), сын Ахмеда Тагер, с помощью Грузинцев, действительно держался если не 16, то по крайней мере 15 лет в этой крепости, называемой восточными писателями то Алиджан, то Алнадра и даже Манглис, почему и нельзя винить Шильтбергера за его "alvitze". Различные показания писателей, касательно времени осады этой крепости, объясняются тем, что, будучи взята Тимуром еще в 1387 году, она была взята обратно, в 1396 году, грузинским царем Георгием VII (1395-1407) и возвращена Тагеру, который спасся оттуда в 1400 году, т. е. около года до взятия крепости Тамерланом в 1401 году (Brosset, 668 segg.).

81. Без сомнения, Шильтбергер под Белым морем разумел Каспийское, которое могло быть так названо, как думает Гаммер (пр. 151), в противоположность Черному, или же, как полагал еще Валь (Allg. Beschr. d. pers. Reichs, II, 679), по причине свойства дна сего моря, покрытого повсюду окаменелыми раковинами и беловатым и сероватым песком. Во всяком случае, наименование это не было выдумано Шильтбергером, но переведено на немецкий язык, напр. с грузинского Тетрисея или сива, которое, имея то самое значение, ныне сще употребляется туземцами для означения Каспийского моря.

Но Гаммер ошибся, когда утверждает, что восточная часть сего моря у Шильтбергера называется Scherki; ибо это мнимое имя, найденное бароном в издании 1814 г. есть только худое чтение вместо "Schechy", как та же страна названа в гейдельбергской рукописи, так что под ней, без сомнения, придется разуметь нынешнюю область Шехи, на левом берегу Кура, между областью Ганджи, Грузиею, Ширваном и Дагестаном. Уже в X столетии помещалась тут страна Шехинов, которые были христианами и отличались торговлею и промышленностью (D'Ohsson, Des peuples du Caucase, 18 и прим. XIV).

82. Не подлежит сомнению, как уже заметил Нейман (пр. 154 и 155), что королевство horoson, с столицею hore, означают Хорасан и главный в нем город Герат; но, с другой стороны, и то правда, что, по Масуди, приведенному Риттером (X, 65), при занятии Арабами, около 637 года, города Гира (Hira), близ Евфрата, уполномоченный их для этого дела чиновник, уважаемый всеми ради мудрости своей, Абдель-Мези также имел от роду 350 лет и пользовался-де, кроме того, честью быть, если не "святым", то по крайней мере "рабом божиим", т. е. Ибадитом или якобитским христианином.

По Иб-Гаукалу, город Гира, существовавший еще во времена Эдризи (пер. Jaubert, 1,366), лежал на расстоянии одной только мили от Куфы, названной, вместе Басрою, Басратен (дуал от Басры), обе Басры, тогда как митрополиия несториан в Басре, еще с 310 года по Р. X, означалась под титулом "Euphrates Pherat-Mesene", или "Perat Meissan". По мнению, тосподствовавшему на Востоке, в Куфе именно находилась также гробница св. (пир) Адама (Ritter, X, 179-184), припоминающего нам именем своим шейха пир-Адама, названного "phiradamschyech" (т. е. пир-Адам-шейх) Шильтбергером и не уступавшего летами своими рабу божию Абдель-Мези.

Да позволено будет вообразить себе поэтому, что Шильтбергер применил к городу Герату, лично им посещенному, легенду, которую ему рассказывали, но которая собственно относилась к Гире, посещаемой в особенности шиитскими поклонниками.

83. Ширас, говорит Потье (I, 66), столица провинции Фарс, славный некогда великолепием и обширностью своих публичных зданий, был родиной поэта Саади, столь известного в Европе своим Гулистаном или Садом роз, недавно отлично и верно переведенным (на французский язык) г. Дефремери. Прибавим, с своей стороны, что затем вышел в Одессе (1862 г.) русский перевод этой прекрасной поэмы, составленный покойным К. Ламбросом и снабженный многими, совершенно новыми, примечаниями со стороны переводчика, который провел много лет в Персии и знал основательно этот край, его историю и литературу.

84. Наш Афанасий Никитин сказав, что город Гурмыз в его время (1470 г.) был главным складочным местом всемирной торговли, не скрыл худой стороны его, жалуясь на чрезвычайно знойный его климат: а в Гурмызе есть солнце варно, человека зжет, — и на тяжкие пошлины, взимаемые там с товаров: тамга же велика, десятое со всего емлют.

85. Это — "Quesivacuran", или царство Квези Марко Поло (Pauthier, II, 671), подобно тому, как описанный им город "Chisy" совпадает с "Keschon" Шильтбергера, лежащем на острове Киш (у Арабов), при входе в Персидский залив: и остров этот с давних пор славен жемчугами, собираемыми возле его берегов.

86. Так у самих Азиатцев называется часто Бадахкан (cf. Pauthier, I, 119) и вот почему Шильтбергер пишет walaschoen, Walaschom, подобно тому, как у Марко Поло Бадакшан называется Balacian. По венецианскому путешественнику, страна эта была родиною рубинов (balais): "qui sont moult belles pierres precieuses et de grant vaillance". Кроме того, там добывался самый тонкий в свете "azur". Между тем мы узнаем от Ибн-Гаукала, писавшего в X столетии, что именно в Бадакшане собирали рубины и lapis lazuli, а в свою очередь, Ибн-Батута (пер. Defremery III, 59), путешествовавший около 50 лет после Марко Поло, свидетельствует, что рубины, добываемые в горах Бадакшана, обыкновенно назывались "Al-balakh, rubis bala’s", и что из этих же гор вытекала река, воды которой имели такой же синий цвет, как морская вода. "Тенкис" (Чингисхан) "царь татарский" — прибавляет он — "разорил этот край, который с тех пор не мог поправиться". Кажется однако, судя по тому, что говорит Шильтбергер, что в его время следствия нашествия Чингисхана уже менее были ощущительны в этом крае, что не помешало бы думать, что туземцы немного пошутили над нашим добрым Немцем, рассказывая ему, что в их горах водились единороги. Может быть, ему выдавали за них тамошних лошадей отличной породы, бывших, по Марко Поло (ed. Pauthier, 1,120): "de moult grant cours a merveille" и которые, не терпя подков, тем не менее ходили "par montagnes et par mauvais chemins assez".

87. Это известие явно эаимствовано у Геродота (1, 178), по которому стена Вавилонская имела 200 локтей в вышину при 50 ширины Поэтому должно полагать, что и обьем города означен Шильтбергером по тому же автору, определяющему оный в 480 стадий. Зная, что 480 стадий равны 64 римским милям (по 80 на градус), мы должны думать, что Шильтбергер, по которому стена имела в окружности около 75 ломбардских или итальянских миль, под своими leg разумел французские мили (по 25 на градус).

88. По счету Шильтбергера, эти 54 стадии, по 4 на милю, составили бы около 14 итальянских или римских миль. Но так как римская миля равнялась сначала 8, а затем 7 1/2 стадиям, то выходит, что он собственно полагает около 7 миль, или 10 верст, на расстояние, отделявшее башню от древнего города. Это измерение, как нельзя лучше, применяется к развалинам огромной башни, иазываемой Бирс-Немвруд или место заточения Немврода. Веньямин, из Туделы, имел в виду эту же башню, когда говорит (cf. Ritter, X, 263), что она была построена до раcсеяния колен, лежала на правом берегу Евфрата, на расстоянии 1,5 часа езды от Гиллы, и имела 240 локтей ширины прн высоте 100 локтей. Галлерея вела к вершине, с которой можно было видеть вокруг себя в этой огромной равнине на расстоянии восьми часов. По Rich (Narrative of a journey to the site of Babylone etc. 1839), при ясной погоде виден даже Medched-Ali, на расстоянии десяти часов. Таков же смысл слов Шильтбергера, когда говорит; und an yetliehen Ort haben sie 10 leg nach der wile unt nach der brait. Если прибавляет, что башня находилась в арабской пустыне со стороны Халдеи (Kalda), то ему не пришло на мысль вести нас в полуостров Аравийский, но — в Ирак-Араби, древнюю родину Халдеев.

89. Понятно, что Шильтбергер под словом untz разумел меру, обыкновенно ныне по-немецки называемую Zoll, т. е. наш дюйм, равняющийся 1/12 части фута. Но чтобы объяснить себе, почему он полагает на фут только 9 унций или дюймов, нужно иметь в виду, что миля у древних, т. е. у Греков и Римлян, содержала в себе 3.000 локтей, по 32 пальца, тогда как у Арабов в ней полагалось 4.000 локтей, по 24 пальца в каждом. Вот почему Абул-Феда (Reinand, II, 18) говорит, что миля состояла из тысячи шагов по четыре локтя, вместо трех. Так как эти локти явно тождественны с футамн, о коих говорит Шильтбергер, то он в полном праве был сказать, что каждый из этих футов, равняясь трем нашим четвертям, заключал в себе девять дюймов, вместо двенадцати.

90. По Риттеру (XI, 4), Тигр и ныне еще называется Шат, не только по соединении его с Евфратом, но во всем верхнем течении своем, как это уже показал Quatremere (Hist. de Rachid-Eddin, 1836 notes, f. XXIX). Вот почему и Барбаро (Ramusio II, f. 101) мог сказать, что "Hassanchiph" (Hosn-Keif) лежал при реке "Set".

91. Это — турецкое название фиников, превращенное ошибкою переписчика, в издании 1814 г., в "Kurnia", а в Неймановом в "Kirna". По Марко Поло, лучшие фрукты сего рода росли в окрестностях Басры.

92. Неудивительно, что Шильтбергер был поражен миролюбивым характером обитателей Багдада, по причине богатств, накопленных торговлею и промышленностью в этом городе, который Ахмед-бен Овейсом снова был обстроен, немедленно по его разорении Тамерланом (Weil, II, 98). Благодаря счастливому своему положению, Багдад мог после этого несчастья снова процвести к тому времени, когда был посещен Шильтбергером, по которому население его состояло частью из Арабов, частью же из Персиян, как это бывает и ныне. То, что он говорит о тамошнем парке с зверинцем, также покажется естественным, если припомнить, что с давних пор в окрестностях сего города встречались подобные заведения. Так, напр., по Зосиме (III, 23), войско императора Юлиана нашло уже в Месопотамии царский сад с зверинцем: eiV peribolon, on BasilewV qhran ekalon.

Во время похода Ираклия, в 627 году, Греки увидели также, недалеко от резиденции Хозроеса Дастагерда (возле Эски-Багдада: Ritter, IX, 503), огромный парк, наполненный страусами, кабанами, павлинами, фазанами, равно как и огромными львами, тиграми и проч. Наконец, Веньямин, из Туделы (Ritter, X, 253), пншет, что резиденция калифа Ел-Гарим, возле Багдада, имевшая в объеме час ходьбы, была окружена большим садом, в котором содержались всякого рода дикие звери.

93. Вскоре после сражения при Ангоре, султан Фарадж решился отправить к Тамерлану двух посланников с подарками, в том числе жирафы (Weil, II, 97), которую Руй Гонзалец де Клавихо (107 и 108), встретившись с египетскими послами в городе "Khoi", называет jornufa. Поэтому кажется, что и Шильтбергер, говоря о том же животном, называет его surnofa, а не surnosa, как читается в обоих изданиях его рукописи. Разделяя мнение де Ланнуа (Voyages et ambassades, Mons, 1840, р. 88), что Нил, до перехода своего в Египет, орошал Индию, Шильтбергер мог сказать, что эта страна была родиной жирафы; если же иметь в виду, что тот экземпляр сего жнвотного, с которым ему пришлось познакомиться у Тамерлана, долженствовал быть избран из величайших своей породы, то нельзя упрекать его в том, что он уже слишком удалился от истины, когда наделяет его шеей в четыре сажени. Во всяком случае, измерение его столь же верно, как сделанное испанским дипломатом, по которому шея сего же животного до такой степени растягивалась, что оно пищу свою могло доставать с стены в 5-6 "tapia" высоты, и что оно даже с верхушки большого дерева снимало листья, которыми обыкновенно кормилось.

94. Джагатай, или "zekalay" по правописанию Шильтбергера, обязан своим наименованием второму сыну Чингисхана, получившему в удел земли, лежавшие к востоку и к юго-востоку от улуса Джучи, от границ Харезма, по обеим сторонам Аму-Дарьи, до восточного Туркестана. Все эти земли означались аатем именем Джагатай и язык жителей Туркестана так был назван. Последние ханы или беки сего дома были Сююргатмыш и Махмуд, от имени коих управлял Тамерлан. От них сохранились монеты, битые в Бухаре, Самарканде, Термеде, Бедекхане и Отраре; но любимая резиденция этих государей была в Бишбалике (пять городов) при реке Или, откуда уже Тамерланом была перенесена в Самарканд, который этот деспот хотел поставить выше всех городов посредством весьма жестоких мер, свидетельствуемых донесением Клавихо (189 et seqq.).