СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

МИРЗА 'АБДАЛ'АЗИМ САМИ

ИСТОРИЯ МАНГЫТСКИХ ГОСУДАРЕЙ, ПРАВИВШИХ В СТОЛИЦЕ, БЛАГОРОДНОЙ БУХАРЕ

/55б/ Во имя Аллаха милостивого, милосердного!

По выражении бессилия [своего] воздать достойную хвалу святейшему Аллаху, [пишущий сию книгу] представляет взорам будущих поколений мира видимого, как с началом появления ислама в странах Мавераннахра ¹ в славной обители, благородной Бухаре ², восседали по очереди на престоле власти несколько родов могущественных государей. Среди них после выступления и побед Чингиза высоко держали знамя правления из поколения в поколение его преемники [вплоть] до Абу-л-Файз-хана ³. Жизнеописания их обстоятельно и пространно изложены в исторических книгах.

Что касается Абу-л-Файз-хана, то за отсутствием у него здравого ума и. способностей он был склонен к плотским вожделениям, стремился к обществу прекрасных юношей и женщин и не занимался ничем, кроме питья красного вина, приятного проведения времени с юношами да музыки. [Поэтому] государственные дела неизбежно пришли в расстройство и законы шариата не выполнялись. Все домогались главенства, и каждый добивался начальствования. Сверх того, упомянутый хан старался истребить старинные семейства и проливать кровь высоких эмиров ⁴. Он казнил несколько эмиров и предводителей и твердо решил бесчестить знатных и благородных людей государства. Где бы он ни услышал о красивом юноше или миловидной женщине, он силой и принуждением уводил [их] из домов и овладевал [ими]. Поскольку его безобразные деяния и самовластье сошли с пути, на коем покоится божеская милость, то со стороны всемогущества [Аллаха] [42] подул ветер отмщения, и стал [Абу-л-Файз-хан] мишенью стрел взыскивающих и наказующих. /56 а/ [Вот подробное изложение этого краткого [сообщения].

Вложив бразды правления государством в сильные руки Хаким-аталика мангыта ⁵, сына Худайар-аталика ⁶, отца Рахим-хана ⁷, Абу-л-Файз-хан сам, кроме праздности, чаши наслаждения и общения с юношами и женщинами, никакого иного дела не знал. В эту пору выступил и взошел на минбар ⁸ завоевания мира Надир-шах афшар. Ради захвата Мавераннахра в 1155 (1742-43) ⁹ году он переправился через реку Джайхун ¹⁰ и послал грозное письмо [в Бухару]. Хаким-аталик, уставший от непристойных поступков хана и удрученный недостойным поведением его, в страхе [подвергнуться] казни, постоянно искал [для себя] удобного случая. Приход Надир-шаха он воспринял как небесную милость, тотчас же написал шаху любезное и радушное письмо и выразил готовность повиноваться [ему]. Сына своего, Рахим-бия, он отправил к Надир-шаху с достойными подарками и подношениями и побуждал [шаха] прибыть в Бухару.

Надир-шах со спокойной душой выступил вместе с Рахим-бием и, остановившись в местности Чахарбакр ¹¹, в четверти фарсаха ¹² от города Бухары, раскинул [там свое] сарапарда ¹³. Так как у Абу-л-Файз-хана не было сил оказать сопротивление и сразиться, то по совету Хаким-аталика он выехал навстречу Надир-шаху и, повидавшись с ним, изъявил готовность покориться. Надир-шах оказал Абу-л-Файз-хану большие почести, обласкал его и породнился с ним ¹⁴.

Когда пришло время /56б/ Надир-шаху возвращаться, он по установленному им правилу решил переселить [часть людей] из бухарских племен в качестве ак-уйли ¹⁵. Абу-л-Файз-хан, таивший в сердце обиду на эмиров племен и вельмож Бухары за их самоуправство и особенно сердившийся на Рахим-бия за его дурное отношение и осуждение [хана], тайно сообщил Надир-шаху несколько имен [43] и очень просил отправить их тоже в числе ак-уйли, чтобы государство очистилось от шипов их засилья и [вызываемых ими] смут. Надир-шах снизошел к просьбе хана и переселил двенадцать тысяч знатных и благородных людей страны и зачинщиков смуты в племенах. Имена их [Надир-шах приказал] занести в список, а список с именами препоручил мирахуру Рахимкулу ¹⁶, калмыку Назначив его начальником и полномочным управителем упомянутых людей, [Надир-шах] отправил [их] в Мешхед ¹⁷.

Включив в караван указанных людей и Рахим-бия, он увез его с собой и постановил так, чтобы после мирахура Рахимкула начальником упомянутых людей был Рахим-бий.

По прибытии в Мешхед мирахур Рахимкул скончался, и Рахим-бий, заменив его, стал самостоятельно вершить дела переселенцев. Через год умер Хаким-аталик, и Рахим-бий с разрешения Надир-шаха отправился в Бухару для исполнения траурного обряда по отцу. В те же дни он возвратился обратно [к Надир-шаху].

Через год 'Ибадаллах-бий кытай ¹⁸ /57а/ Катта-Кургана ¹⁹ с группой кытай-кыпчаков ²⁰ поднял знамя мятежа и неповиновения и выступил против Абу-л-Файз-хана. Он пришел с большим отрядом, напал на окрестности Бухары и на мазар Бахааддина Накшбанда ²¹, разграбил скот и имущество людей и унес паласы и подсвечники мазара. 'Ибадаллах разбил лагерь в Ташкупруке ²², по дороге к мазару, и поднял знамя дерзости.

Известие об этом дошло до Надира, и он приказал Рахим-бию [выступить] с войском и усмирить эту смуту. Рахим-бий прибыл с войском кызылбашей ²³ и, обратив в бегство 'Ибадаллах-бия, стал преследовать его. 'Ибадаллах-бий нигде не останавливался, решил покинуть страну и бежал в Ташкент. Рахим-бий дошел до Самарканда, достойно наказал непокорных кочевников и мятежников, успокоил страну и возвратился [назад].

Таким образом страх перед Рахим-бием поселился в сердцах людей, и с ним стали считаться. [44]

Когда после оказания такой услуги [Рахим-бий] въехал в Бухару, он поселил начальников кызылбашей вместе с войском в Фатхабаде ²⁴, назначил им средства на пропитание и фураж и прилагал бесчисленные старания, чтобы [поддержать в них] веселье духа, сам же поспешил к царскому двору, прибрал к своим рукам все государственные дела и стал управителем страны. Щедростью, дарами и зерном милости он поймал в сети обоюдного согласия некоторых старших эмиров и авторитетных гулямов ²⁵ царского двора /57б/ и заставил [их] согласиться с собой.

Заручившись поддержкой двора, он перевез Абу-л-Файз-хана в свой дом у подножия Бухарского минарета ²⁶, на месте которого теперь стоят баня и караван-сарай, и замыслил вероломство [против него]. Абу-л-Файз-хан в страхе. перед его коварством и вероломством бежал, спрятался в медресе Амир-'араб ²⁷ и укрылся в одной из его худжр ²⁸. Преследуя его, Рахим-бий проник в ту худжру и, не пощадив [Абу-л-Файз-хана], приказал своим 'аванам ²⁹ отсечь неправосудным кинжалом голову этого государя из чингизова рода.

После того как свершилось это дело, он, чтобы успокоить могущественных эмиров и сердца жителей государства, взял из гарема 'Абдалму'мин-xaнa, девятилетнего сына казненного хана, и возвел [его] на трон царствования в 1156 (1743- 44) году ³⁰. Присутствием его [на троне] Рахим-хан прикрыл свое господство. Провозгласив себя наместником и доверенным лицом государя, он все управление государственными делами захватил в свои могущественные руки.

Кызылбашские эмиры, узнав об этом деле, выразили Рахим-бию свое негодование и обиду, и, так как Надир-шах послал их защищать Абу-л-Фаиз-хана, они замыслили отомстить Рахим-бию и, подготовившись к бою, осадили. Бухару. В это время в священном Мешхеде произошло убийство Надир-шаха от руки [его] племянника 'Аликули-хана ³¹. /58а/ Весь мир содрогнулся. Говорят, что убийство Абу-л-Файз-хана [45] в Бухаре и убийство Надир-шаха в Мешхеде случилось в одну ночь ³².

Байт:
Гибель двух государей произошла в одну ночь,
В мире не бывает удивительнее этого дела.
[Однако] в мире случаются подобные происшествия,
Так как он каждый час меняет свой облик.
Нет никакого доверия к милости и постоянству мира,
И не во власти [человека] зло и враждебность мира.

Итак, когда кызылбашские эмиры осадили город [Бухару], Рахим-бий, который уже был осведомлен об убийстве Надир-шаха, тайно послал к кызылбашским эмирам человека и, известив их о смерти шаха, сказал: «Я на вас не в обиде и даже благодарен вам, а то, что вам причитается за службу, и узы дружбы [с вами] являются препятствием к тому, чтобы обижать вас. Но жители этой страны— ваши старинные враги. И пока еще это известие [о смерти шаха] не распространилось, лучше всего вам, пользуясь безопасностью и спокойствием, отправиться на родину и, прежде чем люди с волчьим нравом из этой тюркской страны узнают [об этом], удалиться в какое-нибудь безопасное место». Сказав это и удовлетворив всех кызылбашских эмиров и начальников наградами и подарками, он удалил их из пределов Бухары.

Упомянутые [кызылбашские] эмиры, получив такое известие и узнав о волнующих событиях, образумились и отправились в свою страну. /58б/ Подобно дыму, они вырвались из этого огненного гнезда бедствий.

Когда кызылбашское войско удалилось из Бухары и перешло Джайхун, Рахим-бий спокойно занялся государственными делами. Он подчинил 'Абдалму'мин-xaнa своему господству и самовластно стал управлять [государством]. Приятностью обхождения, щедростью и милостью он покорил всех эмиров и старшин племен и поднял знамя единовластия и самодержавия. После этого он связал 'Абдалму'мин-хана [46] узами брака со своей дочерью и стал полновластным правителем государства.

Когда после этих событии прошел год, [Рахим-хан] по навету своей дочери рассердился на 'Абдалму'мин-хана, без вины бросил [этого] угнетенного тюрю ³³ из рода чингизова в колодец небытия и уничтожил [его]. [А затем] он заставил могущественных эмиров примириться с этим дерзким поступком и одобрить его. Младшего сына убитого Абу-л-Файз-хана по имени 'Убайдаллах ³⁴, который находился еще в колыбели, он предназначил на царствование и сделал преемником брата. Вскоре [Рахим-бий] устранил также и его и громко забил в барабан единовластия и независимости.

Смело поставив ногу на царский престол в 1157 (1744— 45) ³⁵ году, [Рахим-хан] стал претендовать на царствование. Эмиры, старшины племен и прочие сановники государства по необходимости согласились на его царствование и надели [на себя] оковы повиновения. Они провозгласили его имя в хутбе и стали чеканить монету с его именем ³⁶. /59а/ После того как государство утвердилось за Рахим-ханом и ни один претендент [на престол] не поднимал головы,. он обласкал каждого из могущественных эмиров высокими должностями, дорогими халатами и порадовал [их] многочисленными дарами. В каждой подвластной [ему] области он назначил хакима ³⁷.

Затем он повел войско на Гиссар ³⁸. После захвата его сделал хакимом в Хисар-и Шадмане ³⁹ Данийал-аталика ⁴⁰, своего дядю, и вверил ему бразды правления всеми горными областями. После устройства и приведения в порядок укреплений [Рахим-бий] отправился в Миянкаль ⁴¹. Он дошел до Самарканда и Ура-Тюбе ⁴², включил в свои владения эти области, наказал в каждой области мятежников и сделал хакимом Ура-Тюбе Кутли-бай-бия ⁴³, своего гуляма, а в Самарканде — Барат-султана, своего брата. [Затем] он повел войско на Шахрисябз ⁴⁴. Покорив силой и принуждением также и эту область, он поставил там правителем [47] Имамкули-бия килачи ⁴⁵. [Рахим-хан] возвращался через. Несеф ⁴⁶ и назначил в Несефе правителем Адина-бия.

Освободившись от мысли о захвате областей, [Рахим-хан] возвратился и спокойно воссел на царский трон в столице Бухаре. Но не успел он еще согреть места на троне царствования и сорвать желанный сердцу плод с деревца своих стремлений, как орел смерти обрушился на его голову и освободил владение его тела из-под власти войска жизни. Жизненное добро его было разграблено. Свершилось это дело в 1162 (1748-49) году ⁴⁷.

Период правления Рахим-хана /59б/ от мученической смерти Абу-л-Файз-хана до дня [его собственной] кончины продолжался одиннадцать лет и два месяца, из них два года три месяца и пятнадцать дней он восседал на троне и назывался государем. Прожил Рахим-хан сорок пять лет, и был он человеком храбрым, смелым, наделенным щедростью. и благородством и добродетельным. Благодаря милостям и подаркам он привлек к себе людей и достиг царского сана. В отношении рассудительности и распорядительности он был единственным [в своем роде]. Однако он проливал кровь и уничтожал дерзких, непокорных [ему людей], за. малую вину подвергал [их] большому наказанию.

У него не было детей, кроме одной дочери. Эту дочь. он сочетал узами брака с 'Абдалму'мин-ханом, сыном Абу-л-Файз-хана. После убийства 'Абдалму'мин-xaнa он связал брачным союзом упомянутую дочь и Нарбута-бия, сына Бадал-бек-бия, сына Хаким-аталика, который был его племянником. От него появился сын, которого назвали Фазил-тюря. Во время смерти Рахим-хана Фазил-тюре было шесть лет.

Когда Рахим-хан освободил царский престол, эмиры и начальники договорились [между собой] и в качестве преемника посадили на трон Данийал-бия-аталика. Рахим-хан умер вне города, во время возвращения его с прогулки в Гиждуванский туман ⁴⁸. Его тело погребли в усыпальнице за воротами Мазар ⁴⁹, на берегу Шахруда ⁵⁰. О дате смерти Рахим-хана говорили: [48] /60а/

Ta'рих:
Был Рахим-хан — шах, завоеватель стран,
Его мужество устрашало врагов.
Пробыв эмиром десять лет,
Затем избрал он царский трон
И установил справедливость на земле:
Тюльпаны и ароматные травы зацвели на солончаках,
Паслись вместе волки и овцы,
Детеныш газели сосал свирепую львицу,
Разбойник, устыдившись своего дела,
Отрубил себе руку насилия и алчности.
Правосудие [Рахим-хан] довел до того,
Что исчезли насилие и страх.
Два года он провел на престоле.
Вслед за этим последовало еще три с половиной месяца,
И весна его [жизни] сменилась осенью:
Ветер смертного часа подул на лужайку [его] тела.
Над каждым, кто свалился с ног в сумерках смерти,
Повеяло утро дня воскресения.
Всякий, кто по очереди достигая конца,
Всплескивал ладонями сожаления и уходил из мира.
Была пятница, второго раджаба,
Когда меч предопределения срезал дерево его жизни.
Назови дату его [смерти]:
Попугай души улетел из клетки тела ⁵¹.

РАССКАЗ О ВОСШЕСТВИИ НА ПРЕСТОЛ ВЕЛИКОГО ЭМИРА, ЭМИРА ДАНИЙАЛА

Да не будет скрыто, что когда Рахим-хан распростился с бренным миром и отошел в обитель воздаяния, то, поскольку у него не было сына и наследника, дела государства и управления утвердились за «убежищем власти» Данийал-бием-аталиком, который приходился хану дядей.

Байт:
Поскольку Рахим-хан не имел сына-наследника,
Он поневоле оставил царство своему дяде.
И стал, по милости Всевышнего,
Вместо Рахим-хана — эмир Данийал.

/60б/Унаследовав по желанию эмиров, сановников и вождей кочевых племен в 1163 (1749-50) году царство, эмир [49] Данийал взял из гарема, несмотря на малолетство, Фазил-тюрю, внука Рахим-хана, и посадил [его] на царский престол. А сам, приняв титул полномочного правителя, все дела государства взял в свои могучие руки и стал твердо управлять страной.

Через год некоторые мятежники и смутьяны в дальних областях, таких, как Ура-Тюбе и Гиссар, сошли с пути повиновения, подняли голову мятежа и смуты. В их числе восстал и накиб ⁵² Мухаммад-Амин-ходжа, который был хакимом в Кермине ⁵³. Он по наущению парваначи ⁵⁴ Йадгара буркута ⁵⁵, хакима Нурата ⁵⁶, ступил в долину мятежа. Эмир Данийал, не дав ему времени, двинул против него войско, уничтожил [его] и, включив область Кермине в свои владения, возвратился с победой и славой.

Нарбута-бек-бий, отец Фазил-тюри, который вместе со своим сыном находился в Бухарском арке ⁵⁷, по легкомыслию и необдуманности запер ворота арка перед эмиром Данийалом и не дал ему возможности войти.

В то время как эмир Данийал пребывал в недоумении от этого поступка, подошел Давлат-кушбеги ⁵⁸ и доложил, что [Нар]бута-бий — легкомысленный и невежественный человек. Он совершил этот неподобающий поступок по подстрекательству и наущению двух-трех окружающих его неразумных гулямов /61а/ и осуществил это непохвальное дело [только] по своей простоте и невежеству. Пусть Данийал остановится в добрый час в мауруре ⁵⁹ [мечети] Джами'пайанда-аталика ⁶⁰, немного подождет, а [Нарбута тем временем] опомнится, откроет ворота и выйдет.

Эмир Данийал по совету упомянутого кушбеги сошел с коня и вошел в мечеть. Не прошло и немного времени, как [Нар]бута-бий передумал, раскаялся в своем поступке, открыл ворота и, взяв на руки Фазил-тюрю, выехал к эмиру Данийалу и с мольбой и смирением попросил прощения за свою вину. Эмир Данийал был человеком мягким, умным и терпеливым. Список безобразных деяний Нарбута-бия он смыл водой прощения и ничего не сказал. Когда Данийал [50] въехал в арк, он тотчас же назначил Фазил-тюрю хакимом в Карши ⁶¹ и отправил [его] в Несеф вместе с [Нар]бута-бием и его приближенными. Вместо него Данийал привез Абу-л-Гази-хана ⁶², внука одной из дочерей Абу-л-Файз-хана, который в тумане Ханкар занимался земледелием, и под именем государя возвел его [на престол]. Он провозгласил его имя в хутбе, стал чеканить монету с его именем, построил для него дом и дворец и предоставил средства для жизни, как ему было положено по праву, а сам остался в той же должности доверенного лица и распоряжался административными и финансовыми делами.

Байт:
Влюбленный — это я, а возлюбленная [моя] угождает другим,
/61б/ Подобно тому как начало [месяца] шавваля является праздником рамазана ⁶³.

Абу-л-Гази-хан довольствовался ханским титулом, куском хлеба и приятно проводил жизнь. Эмир Данийал также старался всякими способами поддержать в нем хорошее настроение и оказывал ему почести.

У эмира Данийала был сын по имени Шахмурад ⁶⁴, наделенный умом и проницательностью и лишенный пороков. Он приобрел достаточные знания во всех науках и твердо шел по пути суфизма и аскетизма. Он был человеком набожным, благочестивым и рассудительным.

В те смутные дни большая часть предписаний [истинной] веры и правил были оставлены, вакфы ⁶⁵ мест поклонении и медресе уничтожались, еретики стали смело нарушать запреты, всякий же, имеющий повадку лисы, уподоблялся льву. Законные дела были заброшены, а запретные стали обычными. Мир Шахмурад поддерживал [своего] высокопоставленного отца и помогал ему в достойных мероприятиях, направлял его на выполнение постановлений шариата и на соблюдение запретов. Он прилагал старание в управлении делами государства, мусульманской общины, [51] [общественного] порядка и благосостояния ра'ийатов ⁶⁶. Благодаря прекрасному усердию этого способного сына и справедливости талантливого государя поправилась большая часть расстроенных дел [государства], бездействовавшие священные места и мечети стали процветать. Над государством появился новый надзор.

Байт:
Благодаря его справедливости мир обновился,
Подобно тому как благодаря облаку земля становится цветником.
Удалился гнет из Бухары,—
И никто ни от кого не видел обиды.

Таким образом, /62а/проведя на престоле правления тридцать восемь лет ⁶⁷, [Данийал] в 1199(1784-85) году простился с бренным миром и отправился в мир вечный. После его смерти у Абу-л-Гази-хана не осталось авторитета, он стал жить уединенно и окончил [свою] жизнь служением всевышнему богу.

Когда эмир Данийал покинул земной мир, в силу закона о наследовании престола в 1199 (1784-85) году, в первый день месяца ша'бан-и му'аззам ⁶⁸, по желанию влиятельных эмиров и племен эмир Шахмурад, сын великого эмира, вступил на престол власти и стал преемником отца. Он установил над государством новый надзор. Мирза Садик- ⁶⁹ о дате его восшествия на престол сочинил такие стихи:

О сердце, теперь отложи в сторону горе времени,
Наступили радостные дни, расправь морщины на челе-
Солнце справедливости и науки развернуло на востоке знамя,
Глаза мира не видели столь прекрасных дней.
[Нынешние] времена пустили на ветер [все] основы тирании и угнетения
И построили замок справедливости в городе и деревне.
В месяце барат ⁷⁰ стал властителем Бухарского царства
Ма'сум-бий по милости бога, которому нет подобного.
Он силой сокрушил руку притеснения и угнетения, [52]
Так как в свою эпоху он натянул лук справедливости.
Волки и овцы [стали] пастись вместе,
Свирепая львица стала давать молоко детенышу газели.
Год восшествия на престол [этого] справедливого эмира
Я искал у разума малых и великих [людей].
/62б/ Если ты хочешь, о Шахмурад, чтобы [бог] дал тебе две жизни («Две жизни» — т. е. земную и загробную.).
"Поощряй шариат", как сказал мудрец.

Эмир Шахмурад, получивший прозвище безгрешного эмира и борца за веру, был правосудным и справедливым государем. В дни его правления все новшества были упразднены, а сунна пророка [снова] вошла в силу. Шариат он распространил, заброшенные вакфы восстановил, мечети, священные места и медресе благоустроил. Стране он вернул утраченный блеск и вновь украсил государство.

При восшествии на престол он воткнул кол в живот кази ал-куззата, кази-калана, сейида Мир Низамаддина ⁷¹ за [его] пренебрежение к законным делам, за нарушение шариата и за проявление ереси, сделав это примером для других людей. Благодаря этому смелому поступку безгрешного эмира и его заботе о шариате с ним стали считаться все эмиры и непокорные [люди] в государстве, они убрали руки от запретного, и ни у кого не осталось смелости совершать незаконные дела.

Упомянутый государь несколько раз водил войско на кызылбашей, по фетве ⁷² улемов ⁷³ вел священную войну и получил почетный титул газия ⁷⁴. Он не пользовался ни мирскими, ни духовными благами и нисколько не заботился ни о еде, ни об одежде. Всю его одежду оценивали в двенадцать дирхемов, и он утолял голод, сварив для себя из зерен что-нибудь вроде ярмы ⁷⁵. А у его эмиров и начальников были такие наряды и такая роскошь, которую могли иметь лишь немногие государи. /63а/ Упомянутый государь в отношении воздержания и богобоязненности являлся образцом для своего времени. С божьей помощью он несколько [53] раз выступал со священной войной против кызылбашей. В богоспасаемых областях он укреплял шариат, оживил и привел к процветанию ханифитскую ⁷⁶ общину.

Когда по истечении срока жизни настало время умирать, он сделал наследником своего старшего сына, эмира Хайдара ⁷⁷, прозванного «эмиром сейидом» ⁷⁸, и в 1216 (1801-02) году покинул бренный мир. Его правление длилось семнадцать лет, а почтенный возраст его достиг шестидесяти двух лет.

ВОСШЕСТВИЕ НА ПРЕСТОЛ ЭМИРА ХАЙДАРА-СЕЙИДА

Эмир Хайдар был государем ученым, щедрым и справедливым. Во всех науках он получил достаточные познания. В дни учения, несмотря на занятость делами государственного правления, он преподавал студентам-богословам и в кругу его учеников не бывало менее тысячи человек.

В 1216 (1801-02) году, после смерти отца, он воссел на трон. В дни его правления священный шариат широко распространился, гнет и притеснение были уничтожены и люди жили в покое. Поскольку государь увлекался беседами с улемами и с разными учеными и его беседы с учеными были задушевными, такое поведение его не нравилось эмирам и государственным сановникам из узбеков ⁷⁹, и большинство [их] было недовольно государем. По их наущению и подстрекательству на второй год после восшествия [Хайдара] на престол пришел с многочисленным войском хан Хорезма /63б/ и, разграбив окрестности Бухары, увел у людей скот и много пленников. Эмир Хайдар преследовал его, освободил часть пленников и вернулся.

После бегства ургенчцев ⁸⁰ взбунтовалось и вышло из повиновения население Шахрисябза. Государь решил наказать [мятежников], выступил и прекратил кипение котла смуты. Но не успел он еще согреть места на престоле отдохновения, как восстали кытай-кыпчаки. Справедливый [54] государь повел на них войско, сурово наказал мятежников упомянутого племени и вернулся.

Итак, в дни его царствования большая часть очагов мятежей и смут была устранена, [однако] полного спокойствия не было до тех пор, пока он не принял твердого решения выступить с многочисленным войском, чтобы наказать мятежников. Он поручил эмиру Насраллаху, своему старшему сыну, истребить кытай-кыпчаков, а сам отправился в Самарканд, побывал там, [затем] овладел Ура-Тюбе и cyровo наказал кенегесов ⁸¹. Оттуда он повел войско на Хисар-и Шадман. Тамошнего хакима, Аллахберды-бия Таза (Таз (тюркск.)-«плешивый»), он убил на поле сражения. [Хайдар] включил все горные области в свои владения, поставил [там] своего хакима и, возвратившись с победой, утвердился на троне царствования.

По прошествии двадцати шести лет своего царствования он заболел и слег на ложе немощи. /64а/ A когда болезнь стала усиливаться и он потерял надежду на жизнь, то призвал высших сановников и столпы государства и назначил наследником своего сына эмира Хусайна, который был старшим из его сыновей. Завещав народу повиноваться ему, он покинул [земной] мир.

После похорон и погребения упомянутого государ я эмир Хусайн стал преемником своего отца на царском престоле. Через два месяца и двадцать дней правления он [тоже] ушел из [земного] мира и распрощался с царским троном ⁸².

В это время эмир 'Омар-хан ⁸³, сын эмира Хайдара был хакимом в Кермине, а эмир Насраллах, прозванный Бахадур-ханом ⁸⁴, правил в Карши. Они были ровесниками. (Однако Бахадур-хан был человеком храбрым, воинственным ревнителем веры, а 'Омар-хан — кутилой, ищущим праздности и безделья. Большинство бухарских эмиров боялось Бандур. хана за его грубый нрав. Они привезли из Кермине Омар-хана и посадили [его] на трон царствования.

Эмир Насраллах, услышав об этом и свернувшись как [55] змея, готовая ринуться в бой, пошел на Бухару с войсками Несефа, Самарканда и Миянкаля. В течение семидесяти дней он осаждал город. Население Бухары, оказавшись в затруднительном положении, стало волноваться. Мухаммад-Хаким-кушбеги, везир эмира Хайдара, договорившись с эмиром Насраллахом и не посоветовавшись с другими эмирами, /64б/ открыл ворота, впустил в город эмира Насраллаха и передал [ему] царство. Тем самым в правление эмира Насраллаха он приобрел право на благодарность за услугу, однако вознаграждением за ту услугу стала его гибель: в награду за добрую службу ему отрубили голову. Итак, эмир Насраллах, овладев городом, въехал в арк.

Справедливейший из судей Мавлави Шариф-ходжа оказал покровительство 'Омар-хану, выпросил у Бахадур-хана его кровь ⁸⁵, вывел его из арка и отправил в Фергану ⁸⁶. После отъезда 'Омар-хана сторонники эмира Насраллаха не одобрили его отъезд в Кокандское государство и приложили усилия убить его. Бахадур-хан послал следом за ним 'авана по имени Х,айраллах-бек и приказал убить ['Омар-хана]. Когда 'Омар-хан достиг Коканда, упомянутый Хайраллах-бек тоже прибыл [туда], в ту же ночь отрубил голову ['Омар-хану], привез [ее] в Бухару и успокоил думы Бахадур-хана о нем.

Итак, царская власть над Бухарой утвердилась за Бахадур-ханом, и он воссел на трон. Он был жестоким и кровожадным государем; ни в каком деле ни с кем не считался. Он старался исполнять постановления шариата, не допускать запретных дел и не уважал чужого мнения.

В 1255 (1839-40) году ⁸⁷ [Насраллах] повел войско на Коканд, убил Мухаммад-'Али-хана ⁸⁸ и овладел Кокандом. После этого он двинул войско на Шахрисябз, но взял его [только] в 1272 (1855-56) году, после тридцати двух походов в [течение] двадцати лет.

Завоевав, наконец, Шахрисябз, в конце [своего] царствования он не придавал никакого значения могущественным эмирам племен и умалял их достоинство. За небольшую провинность он отстранял от должности и конфисковал [56] [имущество] хакимов областей, а вместо них назначал людей из базарной черни.

/65а/ Полагая, что главы родов и племен благодаря покровительству и поддержке своего племени не будут повиноваться [Насраллаху] и будут упорствовать, а неразумная чернь и безродные гулямы душою и сердцем будут покорны, послушны и будут искренне служить ему, Насраллах в короткое время устранил серьезных и полезных людей и на их место назначил людей, выдвинутых из низов.

Некоторые умудренные опытом старики стали считать дату упадка Бухарского государства с восшествия на престол этого государя, и вышло так, как они думали. Эмир Бахадур-хан процарствовал тридцать пять лет ив 1277 (1860-61) году отправился из мира бренного в мир воздаяния.

У упомянутого эмира не было других детей мужского пола, кроме эмира Музаффара ⁸⁹. Эмиры, духовенство и вельможи страны со всей готовностью и с желанием привезли эмира Музаффара из Кермине, посадили его вместо отца на престол правления и опоясались поясом служения ему. Эмир Музаффар в начале своего царствования [своим] знаменем сделал справедливость и накинул на себя покрывало щедрости. Эмиров, cuпaxu, ⁹⁰ и прочих жителей государства он обласкал различными дарами, милостивым отношением, и все сословия людей были ему признательны. Он проявлял похвальный образ действия и [обнаружил] хороший нрав.

Через несколько лет казна наполнилась золотом и в государстве не осталось ни одного претендента [на престол], а вся область Хисар-и Шадман до Дарваза ⁹¹, Куляба ⁹² и Бальджуана ⁹³ была включена в его владения, и Кокандское государство, /65б/ равноценное Бухарскому, было истоптано копытами узбекских, мангытских коней, и даже знамя не было развернуто, [как территория ханства] была завоевана до Кашгарского перевала ⁹⁴; [и тогда] ворона высокомерия и самомнения свила гнездо в его голове и снесла яйцо.

По смыслу [стиха Корана]: «Истинно, человек переходит [57] границы справедливости, когда видит себя разбогатевшим» ⁹⁵,— Немруд ⁹⁶ не казался ему даже мухой, и он вообразил себя Кейкавусом ⁹⁷. По смыслу [изречения]: «Он прибавил к тамбуру ⁹⁸ еще один лад, и даже несколько ладов»,— в притеснениях и несправедливости он превзошел покойного отца.

[Изречение]: Как же способный сын может быть меньше своего отца [хотя бы] на десять сиров? ⁹⁹

Постепенно дело дошло до преступления границ шариата. <Разумному достаточно намека !>Яснее этого сказать невозможно. <Излишнее перерезает горло.> Итак, со стороны всемогущего подул ветер освобождения, и темную ночь дерзости сменило утро возмездия.

Байт:
От насилия и гнета дела народа пришли в расстройство,
И в месть воплотились стоны несчастных.

Вот подробное изложение этого краткого [сообщения] и смысл этой речи.

В 1285 (1868-69) году Худайар-хан киргиз ¹⁰⁰, которого эмир Музаффар после овладения Кокандом ¹⁰¹ назначил на должность [правителя] в наследственной его области, вынул руку насилия из рукава несправедливости и не обходился ни одной минуты без гнусного обычая гнета и насилия. Пренебрегая всеми [предписанными] шариатом делами, он совершал только запретные дела. И [ранее скрытые] наклонности и сильные желания своей души он стал осуществлять на деле. Народ упомянутой области стонал под его властью и днем и ночью /66а/ молил бога о его гибели, и дело дошло до того, что люди отвернулись от него и изгнали его. Мулла 'Алимкул-аталик ¹⁰² посадил ханом некоего Фулад-хана ¹⁰³ и успокоил страну.

В это время победоносное христианское войско под командованием генерала Кауфмана ¹⁰⁴, губернатора, появилось на границе Кокандского государства для завоевания страны и освобождения невольников. Овладев силою Аулие-Ата ¹⁰⁵, [58] оно выступило оттуда на Ташкент и окружило Шаш ¹⁰⁶. Эмиры и все жители Ташкента подтянули пояса для сопротивления и решили сражаться. Они отправили эмиру Музаффару смиренное письмо с просьбой помочь и поднять весь народ Бухары.

Мулла 'Алимкул из Коканда собрал большое войско у стремени Фулад-хана и прибыл на помощь Ташкенту. Он разбил лагерь с одной стороны Шашской крепости и приготовился к бою с христианским войском. В то же время с намерением помочь мусульманским воинам, с многочисленным войском и извергающими огонь пушками, выступил эмир Музаффар и остановился в Ходженте ¹⁰⁷.

Тем временем христианское войско с усердием приступило к осаде, окружило крепость, подобно кольцу, и открыло жаркую стрельбу сокрушающими крепость пушечными ядрами. Жители Ташкента от сильного ливня ядер и пуль не смогли оказать сопротивление и подняли вопль о помощи. [Однако] сколько они ни просили смиренно помощи у эмира Музаффара в письмах и словесных сообщениях — [все] оказалось бесполезно, он не давал приказа бухарскому войску выступать, да и только. /66б/ Жители Ташкента потеряли надежду на помощь бухарцев и, решив стоять насмерть, проявляли стойкость и твердость в обороне крепости.

Мулла 'Алимкул также приготовил свое войско к битве и разом напал на войско христиан. Христианское войско упорно противостояло и проявило смелость и мужество. В тот день с рассвета и почти до заката пылал огонь битвы, и жарко сражались христианское и кокандское войска. Военачальники христианского войска отступили на один переход, и крепость освободилась из тисков осады. Мулла 'Алимкул разбил лагерь под стенами Шашской крепости (кургана), что успокоило осажденных.

[Однако] в это время обманчивая судьба снова сыграла шутку, что послужило причиной поражения кокандского войска и победы христиан. Вот подробное изложение этого краткого [сообщения]. Сколько жители Ташкента ни писали [59] смиренно и униженно писем эмиру Музаффару, взывая о помощи, это не дало результата. Больше того, выступив из Ходжента, [эмир] двинулся с большим войском и грохочущими пушками на Коканд.

Распространение этого повергающего в отчаяние известия сломило дух ташкентцев и кокандцев, и среди людей начался разброд. Каждый верил в то, что рисовал ему его страх. Из страха перед бухарским войском, [думая] о защите своих семей, особенно поколебалось войско кокандское» и, /67а/ бросив Ташкент на произвол судьбы, они отправились в Коканд.

После ухода кокандского войска губернатор ¹⁰⁸, усилив старания захватить Ташкент, окружил город, с четырех сторон закрыл дороги и входы в крепость, и, в то время когда эмир Музаффар дошел с бухарским войском до кокандской местности Канибадам ¹⁰⁹, христианское войско силой овладело Ташкентом, а жителей его предало мечу и кинжалу и, погубив много людей, захватило город.

Эмир Музаффар же, войдя без боя и сопротивления в Коканд, был вознагражден исполнением своего заветного желания. Ta'pux. на завоевание Ташкента ничтожный пишущий [эти строки] находит так:

Ta'pux:
Когда губернатор по приказу русских начальников
Ради завоевания Шаша накинул аркан на высшую точку желания,
Божественное счастье укрепило его руку.
В конце концов исполнилось желание его души.
Я спросил о годе этой даты, разум ответил мне:
"Дата завоевания Ташкента от гнета и бедствия" ¹¹⁰

Эмир Музаффар стоял в Коканде шестьдесят дней и, отправляя в окрестности Коканда отряды, грабил кочевое население. [Музаффар] послал в погоню за Малла-ханом ¹¹¹ и Мулла 'Алимкулом ¹¹² Аллахиара ¹¹³ диванбеги ¹¹⁴ с многочисленным войском и извергающими огонь пушками, присоединив к нему и Худайар-хана. Они преследовали [Малла-хана [60] и Мулла 'Алимкула] до Кашгарского перевала и, захватив имущество и скот у кочевников, /67б/ возвратились назад.

За это время губернатор с христианским войском включил в свои владения Ташкент со всеми подвластными [ему] районами. Чтобы закрыть проходы, он поставил войска на переправах через реку Сайхун ¹¹⁵ и у плотины в Чиназе ¹¹⁶ и задумал укрепить и развить свою власть.

Так как пребывание эмира в Коканде затянулось до двух месяцев, жители [этой] области дошли до крайности от засилья и притеснения мангытских воинов и стали искать выхода [из этого положения]. В это время Мулла 'Алимкул ¹¹⁷ с киргизским войском торжественно и шумно двинулся из Тирак-Давани ¹¹⁸ на Коканд. Волнующее известие об этом распространилось среди бухарского войска и вызвало растерянность в людях. В связи с этим эмир Музаффар решил вернуться и выступил из Коканда в Бухару. В местности Саригсу он остановился, назначил здесь Худайар-хана хакимом Коканда и, снабдив его царским указом, жалованным халатом, казной и оружием, отправил в Коканд; сам же с мангытским войском поехал в Бухару.

Когда [эмир] прибыл в Самарканд, губернатор Кауфман ¹¹⁹ написал [ему] письмо с изъявлением дружбы и с сообщением о занятии Ташкента и отправил [письмо] через некоего Чахар-Лайли-тюрю, которого он сделал своим посланцем. Когда посланник губернатора прибыл к эмиру, передал письмо и словесное сообщение, ему отвели помещение и по законам цивилизованных государств старались [оказывать] ему уважение. /68а/ Но через некоторое время по подстрекательству и наущению недалеких, фанатичных, злонамеренных и дурно поступающих гулямов русского посла арестовали, выразили неприязнь и вражду к России и стали готовиться к сопротивлению.

В это время произошел бунт мулл и учащихся [бухарских медресе]. Рассказ об этом следующий. Раис¹²⁰ Бухары Ишан Бака-ходжа-садр из-за ревностного отношения к исламу [61] и от природной энергии не одобрял дружеских отношений с христианами и стремился к священной войне. Некоторые ревностные учащиеся также посчитали необходимым примкнуть к тому высокому лицу и подстрекали [к этому других] учащихся. Поднялись муллы сразу всех медресе и провозгласили джихад. Мулла Акрам-ходжа, кокандский улем, самый известный в городе и стране красотой письма и [иными] достоинствами, с несколькими другими людьми написал фетву и обязал всех мусульман к священной войне. Добром и принуждением он заставил улемов скрепить печатями [фетву]. Многочисленная толпа мулл и прочих сторонников священной войны, получившая в присутствии свидетелей законный ривайат ¹²¹, пришла на Регистан, бросилась к воротам арка и, восклицая: «Ал-джихад, ал-джихад! » ¹²², подняла шум.

Стража у ворот и 'аваны закрыли ворота и старались задержать [людей]. [Однако] смутьяны не унялись, стали бросать камни в сторону арка, /68б/ побили панджара¹²³ так что следы этого видны еще во время написания этих строк

Попросили совета у Ибрахима-парваначи, который находился [в это время] в заключении. Доброжелательный по натуре], он в своем высоком суждении отдал предпочтение примирению и устранению распри. По его совету его величество эмир Музаффар отправил несколько человек их своих приближенных, которые старались потушить пожар смуты, но ничего не получилось. Поневоле [эмир Музаффар] решил выступить [в поход]. В четверг ради священной ной войны он вложил ногу в стремя выступления и с многочисленным войском и с бесчисленными приверженцами газавата выехал из благородной Бухары. Пройдя [долгий] путь в полном снаряжении и во всем великолепии, он достиг подвластного [ему] Ура-Тюбе. В местности Майдаюлгун ¹²⁴, которая расположена на берегу реки Сайхун и представляет [собой] обширную степь, он разбил лагерь.

Получив об этом известие, генерал Кауфман ¹²⁵ выслал вперед для разведки из Чиназа отряд русского войска [62] командованием Черняева-тюри ¹²⁶. Когда авангард христианского войска стал виден борцам за веру, все они побледнели [от страха] и задумались. Еще не успел раздаться сильный свист ружейных пуль, как [бухарцы] от звука пушечного выстрела христиан пробудились от сна воображения и начали думать о бегстве. Майдаюлгунское событие требует [более] подробного изложения, но здесь не место для этого. Сохранение [в тайне некоторых] обстоятельств удерживает [меня от этого]. Пусть [меня] извинят.

Одним словом, из-за небольшого натиска христиан все войско и люди, выступившие на священную войну, побросали все снаряжение, вещи, бежали и рассеялись. Его величество также поневоле сел на лошадь /69а/ и отправился к Джизаку ¹²⁷. Вся казна, снаряжение, артиллерия, эмирское оружие и вещи остались в лагере без хозяина, как будто государево добро разделили пополам. [Эмир] благополучно прибыл в Самарканд, а в Джизаке сделал хакимом мангыта Аллахиара-диванбеги и приказал вокруг старой Джизакской крепости возвести вторую стену, укрепить ее и поставить там в виде гарнизона большое войско с известными эмирами, как будто этим он воздвиг преграду на пути войска христиан.

После бегства борцов за веру христианское войско овладело всем оставленным снаряжением, орудиями и вещами и, захватив затем Ура-Тюбе ¹²⁸ со всеми подчиненными ему округами, возвратилось в Чиназ. Оно пробыло там несколько дней, снова пыталось установить мир и дружеские отношения [с Бухарой] и освободить своего посла. Но [это] не дало никакого результата.

В начале весны губернатор послал Черняева-тюрю с двумя тысячами солдат на Джизак ¹²⁹ и попытался [установить] дружбу и единение [с бухарцами]. Черняев прибыл в местность Нансангин, которая находится от Джизака на расстоянии одного фарсанга, остановился [там] и послал осажденным эмирам письмо, [в котором] просил [их] освободить посла. Однако ответ он получил в грубых выражениях [63] и потерял надежду [на мир]. /69б/ [Черняев] с войском и артиллерией, находящейся при нем, ушел из Нансангина, вышел за ворота рабата ¹³⁰, остановился и снова написал эмирам письмо: «Я пришел не для войны и ссоры, а для установления единения между двумя государствами. Ни в одном государстве и ни у одного народа не дозволен арест и заключение посла, кроме случаев войны и проявления вражды. Арест и задержание посла выходят за пределы обычаев царствования и законов управления государством. При наличии [уже у вас] оселка опыта проявление такой нетерпимости и упорства не принесет никаких других плодов, кроме ущерба и развала государства. Почему раньше так не поступали? Какая польза [действовать] после разрушения Басры ? (Т. е. когда события уже совершатся, поздно принимать меры, чтобы их предупредить.) Пока еще между обоими государствами не пролито крови [и] не появилось признаков и причин вражды и смертоубийства, [пока] мечи битв и сражений в ножнах и не разгорелся огонь войны и убийств, самым лучшим и благоразумным для государства, — если вы желаете существования и продолжения [правления] своего государя, — было бы стараться установить мир и единение, освободить посла и прекратить сопротивление. Напишите все то, что вы желаете и считаете основой установления дружбы. Я назначен и уполномочен от своего государства выразить вам дружбу и добиться ее [от вас] и доведу это до конца».

Высказав это, [Черняев] долго убеждал [эмиров]. [Однако] покрывало беспечности и самоуверенности всем закрывало глаза. И на этотраз /70а/ осажденные эмиры из упрямства, самомнения и отсутствия благоразумия не вняли советам [Черняева] и пошли по пути высокомерия.

По недомыслию они составили [Черняеву] письмо в грубых выражениях, основываясь на [стихе Корана]: «... [они], которые в скалах при их долине высекали себе жилища» ¹³¹, и отрезали у него надежду на добрый исход. Когда божественная [64] воля порешила разбить величие государства, наказать и наставить вершителей дел мусульманской общины, то, согласно выражению: «если Аллах захочет чего-нибудь, он [сначала] готовит причину того», в государстве повсюду начали создаваться причины упадка.

Черняев, командующий христианским войском, потеряв надежду на примирение, ушел без боя. Через два месяца ¹³² он пришел в полном [боевом] снаряжении, приступил к осаде и свистом пушечных и ружейных снарядов известил гордецов о войне. В первый день он обрушил на Джизакскую крепость такой ливень пуль, что даже в дни весны не бывает такого дождя. Однако, несмотря на ливень пуль, раненых было немного. Все пушечные ядра и ружейные пули зарывались в землю и не причиняли людям вреда. От этого высокомерие осажденных эмиров удвоилось, и они продолжали сохранять присутствие духа.

Искандар-хан ¹³³, афганский генерал, который происходил от потомков афганских государей и нашел в этой стране пристанище, с двумя сотнями своих афганцев был среди осажденных. Он сказал эмирам: «Не обманывайтесь этим и поступайте осторожно. Русские — сильные враги. Не засыпайте глиняным валом ворота и входы в крепость и займитесь обороной. /70б/ Если события обернутся иначе и случится поражение, то у воинов останется путь к спасению. При отсутствии победы спасение людей с вооружением — тоже [своего рода] победа. Возможно, что они пригодятся еще для какого-нибудь дела, и таким способом не толкайте насильно людей на гибель». Спесивые эмиры, считая его самого чужим и его назидательную речь бесполезной, от беспредельной глупости [пошли даже] дальше, чем вначале, и старались закрыть входы и проломы. Все ворота они засыпали земляными валами и спокойно отдыхали за стенами [крепости]. По своему малому разумению они считали стены крепости валом Александра [Македонского], а руки русских, обладающих [в действительности] качествами Йаджуджа ¹³⁴, слишком слабыми, чтобы разрушить ее. Но над этим их убеждением [65] смеялась [даже] крепость своими оскаленными зубцами.

Итак, на второй день Черняев ¹³⁵ приказал своей армии обложить и обстрелять крепость, и градом пушечных ядер и ружейных пуль он явил на [стенах] Джизакской крепости знаки светопреставления. В этот день каждое выпущенное им из пушки ядро и каждая пуля из ружья никуда не попадали, кроме как в людей. От каждого ядра лишались жизни и гибли сотни людей, и осажденным ничего не оставалось делать, как быть мишенью поражающих [их] пуль. Они не видели врага из-за стены, чтобы произвести последнее усилие, и поневоле проявляемая ими смелость и храбрость была лишь все той же мишенью губительных стрел. В это время /71а/ ударами [пушечных] ядер русские разрушили крепостную стену, сравняв ее землею глубокий ров, и ворвались в крепость. Как только осажденные храбрецы увидели русских, [им] ничего не оставалось, как бежать, <подобно ослу, убегающему от льва>, и прятать головы под мышку друг другу. Оттого что путь к бегству был прегражден и не оставалось места, где можно было бы спрятаться, все попадали друг на друга, а русское войско, устав разить и убивать, в конце концов подожгло их. И все они в огне своих пороховниц, которые были полны пороха, начали гореть, воочию увидев на этом свете огонь страшного суда. Из осажденных эмиров погибли такие, как Аллахиар-диванбеги мангыт, 'Адил-дадха ¹³⁶ кытай ¹³⁷, инак ¹³⁸ 'Абдас-саттар, Хусайн-бий, туксаба ¹³⁹ Джуйан-ходжа, генерал Искандар-хан ¹⁴⁰, а также много [других] военачальников и бесчисленное войско. А эмиры, которым был отсрочен смертный час, как-то: Йакуб-кушбеги и некоторые другие, побежденные и нагие, бежали пешком и прибыли в Самарканд к высочайшему стремени. Остатки их [былого] величия и атрибуты могущества, которые [еще] оставались после майдаюлгунского события, на этот раз [совершенно] исчезли.

Государь, постоянно чувствуя [душевную] слабость, стал принимать меры. Среди малого количества людей, бежавших [66] из Джизака, большинство были ранены, больны, без лошадей и оружия. Его величество каждого чем-нибудь одарил и разрешил [отправиться] по домам. После /71б/ джизакского события и [получения] известия о поражении войска его величество выступил из Самарканда, прибыл в Кермине и остановился там. В Самарканде он оставил 'Абдалмалика-тюрю ¹⁴¹ — хакима Гузара ¹⁴², парваначи Рахманкула — хакима Хисар-и Шадмана, крепостные гарнизоны, остатки кунгратов¹⁴³, войско Миянкаля, бухарских нукеров ¹⁴⁴ и приверженцев священной войны [из других] областей. Он укрепил Хишткупрук ¹⁴⁵ и, чтобы преградить дорогу русским, также поставил там войско.

Русские после занятия Джизака похоронили убитых мусульман, вылечили раненых, захватили брошенное имущество и стали приводить [его] в порядок. Они пробыли в Джизаке несколько дней, чтобы дать войску отдохнуть и подготовиться к наступлению. Через пятнадцать дней с многочисленным войском они прошли через Йлан-Ути ¹⁴⁶ и отправились в Самарканд ¹⁴⁷.

Удивительное событие [произошло] в ночь накануне того дня, на рассвете которого русские овладели Джизаком. [Это] было ночью в среду шестого числа почитаемого месяца раджаба, года барса ¹⁴⁸, 1283 (1866-67) года.

Ta'puх: ¹⁴⁹
Разум дату [того] удивительного знамения
Написал: следы страшного суда". 1283.

Многочисленные убийства и ужас разграбления воочию показали [людям] признаки страшного суда. В половине ночи положение в мире изменилось: все звезды сразу попадали с неба и начали сыпаться на землю, подобно звездному дождю, и, приблизившись к земле на расстояние длины копья, исчезали. Этот звездный ливень продолжался до утра, а когда рассвело, он исчез. В это время [все] небесное пространство /72а/ очистилось от звезд и ни одной не осталось на небе. Стал ясен смысл [стиха]: «когда звезды рассеются» ¹⁵⁰. Пишущий эти строки спрашивал у некоторых [67] людей, прибывших из степей и селений — это событие произошло всюду и было видно во всех областях. Да будет славен тот, чье могущество привело в смятение разум разумных; и не могли постигнуть диковинное его искусство диковинные мужи. Итак, христианское войско, пройдя Илан-Ути, достигло Янги-Кургана Сайбуйи ¹⁵¹ и [там] разбило лагерь.

В эту пору хакимом в Самаркандской области был Шир-'Али-инак. 'Абдалмалик-тюря, хаким Гузара, также находился у благороднейшего стремени [инака]. Жители Самарканда очень страдали от гнета и притеснений Шир-'Али-инака и желали его смещения. В эти дни, когда страна погрузилась в волнение мятежей и туман смут, а глава государства был целиком занят разными беспорядками, самаркандский народ из-за гнета Шир-'Али написал [эмиру] письмо с мольбой о помощи и с просьбой отстранить [Шир-'Али] от должности и назначить другого [правителя]. Упомянутую просьбу они подкрепили таким условием: «Если нас избавят от господства Шир-'Али-инака и поставят другого хакима, то мы все, женщины и мужчины, малые и большие, выступим и будем стараться отражать христиан до тех пор, пока /72б/ будет жив из нас [хотя бы] один человек. Бухарское же войско расстроилось и не делает никаких приготовлений к бою с христианами».

[Музаффар] ¹⁵² не принял это желание народа в преддверие своего лучезарного сердца и даже подверг наказанию несколько [человек] из народа. Затем с многочисленными извинениями [эмир] отпустил русского посла, присоединил [к нему] Наджмаддина-ходжу мир-асада ¹⁵³ и с несчетными подарками и подношениями отправил их [из Бухары]. Наперекор [желанию] жителей Самарканда [Музаффар] оставил Шир-'Али-инака в Самарканде, а в гарнизоне поставил 'Абдалмалика-тюрю, мангыта парваначи Рахманкула — хакима Хисар-и Шадмана и несколько влиятельных эмиров с муллой Мухаммади-бием, Зайнал-бием и сарбазами ¹⁵⁴, сам же благополучно отправился в Кермине. [68]

После ухода эмира Шир-'Али-инак сурово наказал. несколько уважаемых людей из самаркандских жителей в отместку за жалобы на притеснение [им] народа. Кроме того, обвинив 'Абдалмалика-тюрю в бунте и мятеже, он донес [об этом] и по приказу эмира выслал [тюрю] из Самарканда и отправил в Гузар. Это послужило причиной унижения тюри, разбило ему сердце, и в конце концов из-за злосчастного обвинения упомянутый тюря поневоле стал мятежником. Если будет угодно Аллаху, [все это] будет изложено в своем месте.

Вместе с этими неправильными действиями произошло избиение мулл, а совершение такого дела совсем расстроило устои царства, и солнце государства стало клониться к закату. /73а/ Вот подробности [этого]. После майдаюлгунского события и бегства борцов за веру большинство мулл, приверженцев газавата, в воображении которых еще сохранились следы фанатизма и упорства, собравшись в самаркандских медресе, подстрекали народ к священной войне и раздували огонь распри. Кого бы ни увидели они из сипахи ¹⁵⁵ или из народа на улицах и базарных площадях, [говорили ему): «Ты — неверный и оставил без внимания приказание [пророка]: “убивайте многобожников везде, где только обнаружите их". Ты отказался [исполнять] религиозные предписания священной войны». Они унижали и оскорбляли [людей] и понемногу дошли до побоев и насилия. Так как в это время отпустили [русского] посла и велись переговоры о мире и согласии, то инак Шир-'Али и казн ал-куззат Самарканда Дамулла Махмуд для успокоения смуты среди мулл сочли правильным послать к ним увещевателя, полагая, что распространение этих тревожных известий, не дай бог, станет причиной гнева христиан. Придя к единодушному мнению, они послали к муллам в медресе Тилла-кари ¹⁵⁶ Авлийа-ходжа-урака ¹⁵⁷ Ахрари, самаркандского аксакала ¹⁵⁸ Му'минбека-туксабу и Рахматаллах-ходжа-урака, которые были знатными людьми Самарканда. Они немедленно отправились. Когда они прибыли [туда], муллы по невежеству не дали [69] произнести им ни слова, /73б/ загалдели и ударами палок и кулаков убили аксакала Му'мин-бека-туксабу. Двух [других] ходжей они тоже чуть не довели до гибели, когда за них вступился Дамулла ¹⁵⁹ Касим-Наккаш-мударрис ¹⁶⁰, благочестивый улем и их учитель, который из-за своей немощи стал посредничать, не выходя из своей худжры, и [с помощью] лести и заискивания помог двум раненым ходжам и отправил [их домой]. Но Авлийа-ходжа-урак после того, как вышел из медресе, умер от многочисленных ран.

Когда произошло это позорное событие, [совершенное] людьми, претендующими на знание установленных [обычаем] наук, [самаркандские] военачальники и инак Шир-'Али посчитали необходимым наказать их. Они приказали Двум отрядам сарбазов Муллы Мухаммади-бия и Зайнал-бия вместе с упомянутыми военачальниками отправиться в медресе Тилла-кари, проявить храбрость и смелость, чтобы [муллы], охваченные сном невежества, отрезвились от опьянения высокомерием, пробудились ото сна легкомыслия и образумились. Сарбазы отправились, окружили медресе и предложили муллам выйти и разойтись. Несколько молодых и невежественных [мулл] проявили дерзость и неповиновение, забросали сарбазов с крыш медресе палками и камнями, а некоторые [обстреляли их] ружейными пулями. /74а/ Сарбазы по приказу Муллы Мухаммади-бия и командующего Зайнал-бия, [действовавших] по наущению и с согласия Шир-'Али-инака, сразу окружили медресе и обстреляли мулл, так что много людей из них погибло, а остальные попрыгали со всех сторон медресе вниз, откуда только могли, и бежали. Сарбазы проломили ворота медресе, вошли [внутрь] и, взявшись за мечи, перебили многих людей. В это время Дамулла Касим-Наккаш, в святость которого верил народ и которому [сам] эмир Насраллах оказывал доверие, из-за преклонного возраста не имел сил двигаться и был убит в своей худжре на молитвенном коврике. В этой смуте погибло также несколько других уважаемых улемов. Одним словом, произошло такое событие, которого [70] не случалось до сих пор в мусульманской общине с возникновения ислама.

Эти отвратительные события явились причиной усиления беспорядков, ослабления государства и смелости врагов. День ото дня [все больше] начали обнаруживаться признаки упадка [государства] и переворота.

Байт:
Человеку, у которого омрачается жизнь,
Не идет впрок и хлеб.

До русских дошла весть об этих событиях, порождающих вражду и раскол [среди мусульман], /74б/ и они стали желать встречи с самаркандским шахидом ¹⁶¹, чтобы завоевать то раеподобное владение, и твердо решили наступать. Наджмаддин-ходжа мир-асад повез [к русским ранее] задержанного [бухарцами] посла Чахар-Лайли, использовав это как повод для установления мира, но, сколько он ни добивался мира и согласия, ничего не получилось.

В это время от жителей Самарканда, страдавших от гнета Шир-'Али и от невнимания [к их положению] главы государства, русскому командующему пришло письмо, в котором они сообщали ему, что они желают, чтобы он занял Самарканд. Генерал Кауфман посчитал это небесным даром и несомненной помощью [бога] и, решив захватить Самарканд, со снаряженным войском отправился в Хишткугфук. А мир-асада он расположил к себе удовлетворительным ответом и отпустил [его], указывая на то, что:

Байт:
"Кошку нужно убивать в первый день.
Что пользы печалиться, когда дело ушло из рук".