СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

ИБРАХИМ РАХИМИЗАДЕ

ВВЕДЕНИЕ

ГЛАВА I

О ЛИЧНОСТИ И ТРУДАХ ИБРАХИМА РАХИМИЗАДЕ

Османская историческая литература как одна из отраслей всей турецкой литературы достигает своего расцвета в XVI-XVII веках (107, с. 248; 42, с. 150). Об этом свидетельствуют созданные в этот период многочисленные исторические труды, различные как по своим жанровым, так и по языковым, стилистическим особенностям. Основная часть этих трудов написана в духе официальной историографии, призванной в художественной и панегирической форме описать деяния турецких султанов.

К числу таких сочинений относятся и исторические труды Ибрахима Рахимизаде. Сама рукопись хранится в Турции в библиотеке Стамбульского Университета под шифром 2372. Мы же пользовались фотокопией рукописи, хранящейся в Рукописном Институте НАНА (5).

О самом авторе нам известно немного, и эта информация почерпнута, главным образом, из его же произведений. При ознакомлении с трудами Рахимизаде встречается поэтический псевдоним автора – Харими. Он называет себя также Рахимизаде Ибрахим Чавуш (7, л. 98б).

Бабингер Ф. в своем библиографическом обзоре османской историографии называет его «чавуш Рахимизаде» и отмечает, что он был мюнши – секретарём при дворе султана Мурада III (88, с. 131; 86, с. 145). Турецкие исследователи Кютюкоглу Б. С. и Кырзыоглу М. Ф. дают полное имя автора – Рахимизаде Ибрахим Харими Чавуш. Кырзыоглу также пишет, что Рахимизаде из Дербента через Кыпчакскую степь и Кафу (Феодосия) доставлял официальные письма в Стамбул, а обратно – приказы (104, с. 288; 103, с. 399). [11]

Короткую библиографическую справку о нашем авторе мы нашли в «Türk Dili ve Edebiyatı Ansiklopedisi» под именем Харими Ибрахим-бей. Здесь сообщается, что придворный поэт Харими был сыном алайбека (командир полка) Рахимибека, служил в чине чавуша (нижний чин в войске), а затем был наделен зеаметом (См. примечание 11). Примечательно, что ничего не сообщая об исторических трудах Харими, авторы отмечают, что славу ему принесли главным образом мактели – литературные произведения, написанные в память убиения Хусейна во время трагедии в Кербела (98; 106).

Рахимизаде сообщает, что в 1578 году он прибыл в местечко Сагга западнее города Кютахья, где был назначен сбор войск под командованием сардара Лала Мустафа-паши для завоевания «Халифат-и мюльк-и Иран ва мамлакат-и Ширван». Здесь, встретившись с сардаром и выразив ему свое почтение, «этот раб, совершивший много грехов», как пишет о себе Рахимизаде, получил задание сардара сопровождать войска в походе, и описывать все события войны. Из дальнейших слов автора можно предположить, что вероятно, отец Рахимизаде когда-то служил вместе с Сардаром: «Предавшись воспоминаниям о счастливых днях [былого]», сардар «подробно рассказал об их совместной службе 40-50 лет тому назад» (5, л. 2а-2б). Покойный отец нашего автора, по словам Мустафа-паши, «рассыпал перлы красноречия в поэзии и в прозе, был замечен и возвышен султаном» (5, л. 3а-3б).

Как выясняется из вышесказанного, отец Рахимизаде был человеком образованным, а возможно, даже писателем и находился на службе при дворе султана. Следовательно, Рахимизаде принадлежал к высшему сословию, что, конечно, не могло определенным образом не сказаться на его воспитании и формировании взглядов. [12]

Когда Рахимизаде было поручено написать книгу, которая являлась бы «лучшим напоминанием о событиях этого победоносного похода до скончания мира», он поначалу отказался, считая, что не обладает в достаточной степени «мастерством чистой поэзии и ярчайшей прозы», необходимого для создания такого произведения. К тому же, по его мнению, чтобы создать «чарующее произведение, достойное проницательных умов», нужно было вникать в суть происходящих событий. Однако сардар не принял отказа, сочтя опасения Рахимизаде необоснованными, поскольку «непосредственное наблюдение за происходящими событиями и доступ к корреспонденции обеспечат достоверное их изложение» в книге, а повествование, по его мнению, достаточно вести обычным «повседневным языком» (5, л. 3а-3б). Итак, Рахимизаде приступил к созданию своего первого сочинения, озаглавленного в честь «могущественного падишаха» «Зафарнаме-йи Хазрат Султан Мурад-хан» (в дальнейшем – Зафарнаме). В последующем им были написаны еще два произведения: поэтическое «Гонче-йи баг-и Мурад», (в дальнейшем – Гонче) и «Гянджине-йи фатх-и Гянджа» (в дальнейшем – Гянджине).

Все три сочинения охватывают 12-и летний период с 1578 по 1590 годы с небольшими перерывами и посвящены, в основном, военным событиям, имевшим место в ходе османо-сефевидской войны 1578-90-х гг. Достоверно известно, что Рахимизаде, принимая личное участие в Восточном походе османской армии, был свидетелем битвы при Чылдыре, взятия Тифлиса, покорения грузинских правителей, сражений под Шемахой, а также укрытия Осман-паши в Дербенте. Таким образом, материалы его трудов являются свидетельством очевидца. Однако при их изучении следует иметь в виду, что они написаны официальным историографом Османской империи, обязанным по долгу службы отражать интересы правящей верхушки. Фарзалиев А., исследовавший исторические труды известного османского [13] историка XVI века Мустафа Али Эфенди, характеризует его творчество словами Тверитиновой А.С., которая писала, что эти авторы, состоя «на службе или непосредственно при султанском дворе или в каком-либо государственном учреждении,... входили в сословие людей, в той или иной мере привилегированных, а потому, естественно, их точка зрения на происходившие события почти всегда отражала взгляды господствующего класса» (69, с. 13; 74, с. 11). Вышеприведенное определение вполне применимо и к творчеству Рахимизаде.

Этим объясняется тенденциозность, присущая Рахимизаде, преувеличение и восхваление успехов османской армии и пренебрежительный, а зачастую явно оскорбительный тон в отношении противника.

Для Рахимизаде характерно ненавистное отношение к «врагам веры», коими, с точки зрения представителей османской идеологической доктрины, являлись, кызылбаши. Это проявляется в том, что автор, не скрывая своих чувств, щедро «одаривает» кызылбашей оскорбительными прозвищами и эпитетами. Так, сефевидского шаха Мухаммеда Худабенде он называет «заблудшим шахом» (шах-и гумрах) или же «сыном дьявола» (Тахмас ибн Хуннас), «вождем проклятых» (пишва-йи мелаин), «предводителем сатанинской армии» (сер аскер джунуди шайатин). Автор изощряется в придумывании прозвищ для кызылбашских эмиров и их соратников: «бунтарь Токмак» (Токмак-ак), «проклятый хан» (хан-и мердуд) Зиядоглу Гаджар, «распутный Левенд» (Левенд-и бедмааш), «неотесанный Симон» (Симон-и нате-раш). А сами кызылбашские племена называет не иначе, как «нечестивыми безбожниками» (мулахиде-и бедаин), «кызылбашской чернью» (кызылбаш-и овбаш) и пр. Если в персоязычных хрониках азербайджанские племена, приведшие Сефевидов к власти, и все подданные Сефевидов называются кызылбашами (от азерб. кызылбаш – «красноголовый»), то большинство османских хронистов, в том числе [14] и Рахимизаде, вместо тюркского «кызылбаш» нередко употребляют его персидский эквивалент «сорхсар». В этом отражалась религиозная враждебность османов-суннитов к кызылбашам-шиитам (86, с. 147-148), иначе говоря, использование иноязычного термина было своего рода признаком отчуждения, противопоставления тюрок-кызылбашев тюркам-османам.

Относительно языка рукописи следует отметить, что в противовес наставлению Мустафа-паши писать простым и понятным языком, Зафарнаме и Гянджине написаны в характерном для османской историографии этого периода высокопарном стиле, содержат много стихотворных отрывков, либо отрывков в виде рифмованной прозы. «Эпигонство, крайняя вычурность и формальная изощренность, гипертрофированное развитие формы в ущерб содержанию – особенности т. н. индоиранского стиля в восточной литературе» (46, с. 48) – характеризуют сочинения Рахимизаде. В отличие от двух вышеназванных книг Гонче написана сравнительна понятным, приближенным к народному языком. Текст произведений изобилует славословиями и восхвалениями в честь турецкого султана, полководцев османской армии. Так, к примеру, упоминание султана Мурада III сопровождается нагромождением всяческих эпитетов и пышной титулатурой. Для иллюстрации приведем один из отрывков.

«[Султан Мурад III] – это тот, «кто в войне – покоритель, а по завершении её – ставящий печать, симург царства Гаф, феникс [на] высотах халифата, сокол в гнезде государства, покровитель народа.

Стихи: Мыслями [подобный] Сулейману, обликом – Юсифу, разумом – Ахмеду, устами – Яхье, поведением – Хизру, бездонной душой, замечательными делами [подобный] Мусе, дыханием – Мессии, решимостью – Искандеру, воинственностью – Рустаму, в пиру как хакан, [подобно] Дарию, издающий справедливые приказы, величественный шах с превосходным житием. [15]

Проза: Могущественный и яростный герой, добродетельный потомок избранных предков, созидающий основы исламской религии, обладающий источниками перлов в океане знаний, знаменосец мира и спокойствия, распространяющий справедливость и благие деяния, султан материков и хакан морей, слуга двух священных городов, твердыня, [опирающаяся] на заповеди Аллаха, завоевывающий и побеждающий по милости Аллаха, лучший собеседник Аллаха, источающий великодушие, возрождающий закон посланника Аллаха, владыка природы и повелитель людей, султан ибн султан Мурад-хан ибн султан Селим-хан, покоряющий и побеждающий при благосклонности Всевышнего...» (5, л. 4б-5а).

Использование автором сложных персидских и арабских выражений и фразеологических оборотов еще в большей степени затрудняет понимание текста. Для наглядности ниже в транслитерации на латинский алфавит мы приводим небольшой отрывок из рукописи, в котором автор говорит о своей встрече с начальником Баб-и саадет (См. примечание 114) Мехмет-агой и преподнесении ему завершенного варианта Гянджине.

...Vaki olan cidal ü kital ila vuku'ul-hal bir risale-yi bedi' ul-beyan talif olunub paye-yi serir-i ma'dilat-i masira isal içün bir ruz-i piruz aftab-i alem efruz eş'eeyi delfiruz ile cihani münevver ve etriyyat-i canfezasiyla dimağ-i kovni muatter kıldığı halde bir vakt-i şerif ve bir saat-i latif ihtiyar olunub dergah-i keyvan eyvan ve bargah-i felek ünvan terabına yüz sürmek şeref-i ümidine müteveccih ve revan olub ol mukassım-ı erzak olan tak-revak gövs-güzehveş zahir-ü eyan olıcak bir zat-i ali himmet ve bir vücud-i hüsn-i hislet

Matla: menba'-i lütf-ü cudü kan-i saha bir felek menzilet-i meleksima [16]

Nesr: ki, perverde-yi atifet-sayeyi ilahi ve mezher-i ilti-fat-i himayet-i padişah mükerreb-i dergah-i zillilah ve mu'temed-i padişah-i alempenah semiyyi hazret-i sa-hibvefa ağa-yi bab-i saadet, izzetlü Mehmed-ağa taval-lallah Teala umrehu ve devletehu ila yevm-ül ceza hazretlerinin hakpayi kehlasalarıyla dide-yi ümidim rüvşen olmak nesib olub (7, 1.103b-104a).

Перевод:

...Когда было завершено написание художественного произведения, по ходу действий [отражающего] происходившие военные события, то в один из счастливых дней, когда освещающее вселенную солнце своими радующими сердце лучами озарило мир и живительным ароматом услаждало дух бытия, было назначено благоприятное время и добрый час для того, чтобы преподнести его подножию престола – место устремления правосудия. Лелея надежду быть удостоенным чести поцеловать прах вершителя во дворце Сатурна и чертогах судьбы, [автор] отправился в путь. Как только подобно радуге завиднелся свод купола источника счастья, и [появилась] особа, обладающая высокой нравственной и физической красотой

Матла (Матла – первый бейт газели): родник милости и щедрости, великодушие источающий, ангелоподобный, на небесах обитающий.

Проза: что взлелеян благосклонной защитой Всевышнего, средоточие покровительства и внимания падишаха, приближенный царского двора, охраняемого Аллахом, пользующийся доверием падишаха, убежища мира, высокочтимый начальник Баб-и саадет Мехмет-ага, да продлит всевышний Аллах его жизнь и могущество до Судного дня, я имел удовольствие [17] припасть к праху его величества и моя заветная мечта сбылась.

Структура сочинений Рахимизаде

Все три сочинения сброшюрованы в одну книгу, которая содержит 160 двойных листов, т. е. 320 страниц. Рукопись написана почерком насталик, пагинация сплошная. Каждая страница содержит по 15 строк. Следует отметить, что на отдельных страницах рукописи имеются лакуны, а также пустуют места некоторых дат. Аяты из Корана, приведенные автором в подкрепление своих мыслей, часто просматриваются с трудом, а иногда и вовсе стерты. Имя переписчика рукописи – Ахмед ибн Хасан ал-Карамани.

Первая книга – Зафарнаме – состоит из 4-х частей (баб), за исключением первой, три последующие части, в свою очередь, подразделяется на 3 главы (фасл) и заключения (хатиме) и охватывает период с 1578 по 1580 год. Она содержит 53 листа (5, л.1б-53б).

В первой части сочинения описывается маршрут продвижения османской армии от Ускюдара до Эрзрума с указанием точных дат, названий местностей и подробным описанием их, отмечается, сколько дней провела армия в этом или ином пункте для отдыха, сбора войск и пополнения запасов армии. Здесь же говорится о прибытии некоторых грузинских меликов с повинными грамотами.

Вторая часть состоит из трех глав, каждая из которых поэтапно повествует о ходе военных действий вплоть до возвращения основного состава османской армии во главе с Мустафа-пашой обратно в Эрзрум. После победы в Чылдырском сражении и взятия ряда крепостей в Грузии, в том числе и Тифлиса, чему посвящены 1-я и 2-я главы второй части, османская армия подошла к границам Ширвана. 3-я глава охватывает весь период пребывания Мустафа-паши в Ширване. В ней рассказывается о сражении при [18] Коюн-кечиди, взятии османскими войсками Ареша и строительстве здесь крепости, назначении Осман-паши главнокомандующим османских войск в Ширване и выступлении армии в обратный путь.

В третьей части рукописи Рахимизаде повествует о военных действиях, совершенных на территории Ширва-на уже после выступления Мустафа-паши в обратный путь, когда завоевателям во главе с главнокомандующим османской армии в Ширване Осман-пашой удалось занять девять городов и крепостей вилайета, а также о контрнаступлении кызылбашской армии во главе с принцем Хамза Мирзой. Третья часть, как и вторая, состоит из трех глав. В 1-ой главе говорится о нападении османских войск на шекинского султана Порталоглу Ахмед-бека, о преследовании сефевидского правителя Ширвана Арас-хана, о взятии Шемахи и попытке кызылбашей отбить город у неприятеля, о сражении у Ареша и гибели Гейтас-бека; во 2-ой – о сражении кызылбашских войск с татарским ханом Адиль Гиреем и пленении последнего, а также об отбытии Осман-паши в Демиркапы (Дербент); в 3-ей – о сражениях, произошедших в 1579 году, после прибытия татарских войск в Демиркапы на помощь Осман-паше.

Четвертая часть сочинения состоит также из трех глав. В 1-ой повествуется о восстановлении крепости Карс; во 2-ой – о походе Хасан-паши, беглярбека Дамаска в Тифлис с целью доставки туда вооружения и продовольствия; в 3-ей главе – о походе беглярбека Анатолии Джафар-паши в Иреван.

Сочинение завершается Заключением, в котором Рахимизаде повествует о том, как «счастливый сардар» Мустафа-паша провел зиму в Эрзруме и занялся строительством здесь сильно укрепленной крепости.

Второе сочинение – Гонче, содержащее всего 44 листа (6, л. 54а-98б), является поэтическим произведением и посвящено описанию военного похода Осман-паши в [19] Тебриз с самого его начала в марте 1585 года до выступления османской армии в обратный путь и кончине Осман-паши в Шамб-и Газан в октябре того же года.

Сочинение особенно ценно тем, что в нем автор отражает сопротивление, оказанное азербайджанскими кызылбашскими племенами по главе с отважным сефевидским принцем Хамза Мирзой, обстоятельно повествует о восьми сражениях, произошедших в ходе оккупации Тебриза.

Третье сочинение – Гянджине – состоит из девяти глав и заключения и охватывает период с 1583 по 1590 гг. Это сочинение в отличие от двух предыдущих включено в каталог, изданный под редакцией Каратая Ф. Е. Он пишет, что Гянджине был написан в Стамбуле в 998 г. х. (1589-1590), содержит 63 листа (7, л. 98а-160б) размером 302 мм на 175 мм. Сочинение включает 20 прекрасных миниатюр, исполненных в османском стиле, а страницы украшает позолоченный орнамент (101, с. 233).

В первой главе говорится о походе назначенного на пост главнокомандующего османской армией Фархад-паши в Иреван и восстановлении здешней крепости.

Во второй главе – о походе османской армии в Грузию и строительстве укрепленных крепостей в горных проходах Лору и Туманис, являющихся «воротами Грузии».

Третья глава посвящена событиям, связанным с наступлением Фархад-паши на Тебриз с целью оказания помощи находившемуся там турецкому гарнизону. В этой же главе говорится о взятии османами крепости Хамна.

Четвертая глава посвящена походу османов в Гори и покорению Казак-хана, правителя Акчекале, а в пятой рассказывается о строительстве крепостей в Гори и Ахыске.

В шестой главе Рахимизаде повествует о завоевании османами Гянджи в 1588 году и строительстве здесь крепости.

О неудавшейся попытке кызылбашского правителя Гянджи Зиядоглу Мухаммеда Гаджара отвоевать вилайет у [20] неприятеля рассказывается в седьмой главе.

Восьмая глава рассказывает о прибытии сефевидского принца сына Хамза Мирзы – Султана Хайдара в Эрзрум. Здесь он был встречен Фархад-пашой и вместе с ним отправился в Стамбул, где должен был содержаться в качестве заложника.

Девятая глава является [описанием] банкета, устроенного Фархад-пашой в честь прибытия шахзаде Султана Хайдара.

О прибытии Фархад-паши сефевидского принца в Стамбул и церемонии приема их высшими должностными лицами османского государства говорится в Заключении.

Из истории изучения трудов Рахимизаде в историографии. Впервые о Рахимизаде и его трудах упоминает австрийский ученый Франц Бабингер, как мы уже отмечали, в своем библиографическом обзоре османской историографии, изданном в Лейпциге в 1927 году (87, с. 110).

Наиболее полно труды Рахимизаде использованы турецкими учеными Кютюкоглу Б. С. и Кырзыоглы М. Ф. в своих исследованиях (104, с. 103). В отечественной историографии внимание к творчеству Рахимизаде впервые привлечено в статьях Фарзалиева Ш. Ф. (19, с. 76), а также в статье Эфендиева О. А. и Фарзалиева Ш. Ф., посвященной источниковедческой характеристике трудов летописца (86). На исторические факты, описанные Рахимизаде, ссылались Онуллахи С. М. в своей монографии при описании последствий взятия османами Тебриза (25, с. 20), а также Мамедов Г. в предисловии к изданным им османским источникам о состоянии Гянджинско-Карабахского беглярбегства (20, с. 15).

Транслитерация на латинский алфавит Зафарнаме и Гянджине в неизданном варианте была осуществлена соответственно азербайджанскими специалистами Фарзалибейли Ш. Ф. и Мамедовым (Гараманлы) Г. М.

Таким образом, труд Рахимизаде в той или иной [21] степени привлекался исследователями, но, по нашему убеждению, будучи ценным первоисточником для изучения истории Азербайджана в последней четверти XVI века, они нуждаются в более основательном и критическом изучении. [22]

ГЛАВА II

ПРИЧИНЫ ОСМАНО-СЕФЕВИДСКОЙ ВОЙНЫ 1578-1590 гг.

Как было отмечено в предыдущей главе, Рахимизаде писал в традициях классической средневековой летописной литературы, далеких от принципов и методологии современной историографической науки. Это значит, что в задачи нашего автора входило не столько объективное отражение исторической действительности, в том числе причин, приведших к развязыванию османо-сефевидской войны 1578-90-х гг., сколько панегирическое описание подвигов османской армии. Вместе с тем, находясь на службе при дворе султана Мурада III, Рахимизаде, несомненно, был призван выражать официальную идеологическую доктрину Османской империи, согласно которой, турецкие султаны, претендовавшие на халифское звание после поражения, нанесенного мамлюкам султаном Селимом I (1512-1520) в 1517 году и отстранения от власти последнего представителя династии Аббасидов, возложили на себя миссию распространителей и защитников исламской религии, ведения священной войны против неверных и отступников.

В высокопарных выражениях описывая «высокое призвание» турецких султанов, Рахимизаде пишет, что сразу после восшествия на «счастливый престол и вверения ему освещенного Аллахом венца халифата почтенных отцов и великих предков [султан Мурад III], сам красноречиво заведя разговор о неисчерпаемости хранилища божественной милости и бездонности ларца для [хранения] завоевательных ключей, рассыпая вместо слов чистый жемчуг, начал речь таким образом, что прежние султаны и предшествовавшие хаканы, да смилостивится над ними [23] Всевышний, для того, чтобы быть ближе к порогу истины и добиться милости, не жалели усилий и рвения, ведя газават и джихад... Мне [Мураду III] идущему по пути своих великих предков и благородных отцов, посчастливилось быть благочестивым путником и сподвижником, подкрепляя [свой путь] восхвалениями Аллаха, чтобы, возрождая сунну пророка Аллаха и возвысившись до беседы с Аллахом иметь возможность, когда настанет момент, щедро расходовать свои возможности и усилия до тех пор, пока в этом мире не станет обязательным восхваление богоудных дел, а в потустороннем – щедрое вознаграждение... По причине того, что глава проклятого дворца и предводитель сатанинского войска нечестивый шах Худабенде, да оставит его Всевышний Аллах без помощи в судный день, извратил и подменил религию и унизил и пренебрег очевидным, я принял твердое решение о следующем: исключительно ради возрождения законов Мухаммеда и увековечивания достойных похвалы исламских обычаев Ахмеда, да благословит его Аллах и приветствует, и для исправления положения мусульман и умножения их состояния, меткими дротиками и копьями срубить и удалить его бесстыдное тело, кинжалом и метким выстрелом искоренить с лица земли коварное по своей натуре войско сбившихся с пути распутников» (5, л. 6б-7а).

Как видно из пространной речи султана Мурада III, необходимость войны с сефевидами аргументирована сугубо религиозными интересами. Действительно, османо-сефевидская война 1578-90-х гг., как, впрочем, и прочие военные походы и сражения, происходившие между османами и сефевидами, проводилась под знаменем священной войны – войны «правоверных суннитов с отступниками кызылбашами». Религиозное противостояние, омрачавшее взаимоотношения этих двух государств, порой принимало крайне ожесточенный характер, приводя к неоправданным по своей жестокости акциям как с той, так и с другой [24] стороны (47, с. 4-5; 63, с. 255; 57, с. 82; 79, с. 59; 114, с. 40; 16, с. 129). Но при всей ожесточенности, нельзя согласиться с мнением, к которому склоняются и некоторые современные исследователи (104, с. 7; 119,с. 243-245; 108, с. 26-31), что противоборство этих держав было обусловлено религиозным антогонизмом. Совершенно очевидно, что оно зиждилось на политических амбициях, причем предмет этих амбиций в разные периоды менялся. Так, в начале XVI века политическое и военное столкновение двух государств было обусловлено, главным образом борьбой за земли восточной Анатолии. Поддерженный тюркскими кочевыми племенами, являвшимися хозяевами на большей территории Азербайджана и Ирана, а также Малой Азии (54, с. 224; 63, с. 252, 255; 79, с. 47), шах Исмаил I стремился к созданию большого шиитского государства, «способного объединить в своих границах ряд стран» (60, с. 228). Появление такого государства ставило под удар государственные интересы Османской империи по ряду причин. С одной стороны, принадлежность к династии Аккоюнлу по материнской линии формально давало основание шаху Исмаилу I претендовать на право наследования бывших владений этого государства. С другой стороны, в условиях усиления централизаторской политики османских властей и ужесточения социального конфликта в областях Малой Азии стало нарастать шиитско-кызылбашское движение (84, с. 94; 59, с. 37; 56, с. 33-34). В этом смысле характерно, что в противовес официальной религиозной доктрине османов, придерживавшихся одного из суннитских ортодоксальных течений – ханифитского толка, здесь распространялись шиитские учения как своего рода реакция на политику османизации. «Как это обычно бывало в средние века, оппозиция была склонна выступать под мантией религиозного инакомыслия» (109, с. 438). Ситуация приняла для Османской империи тем более угрожающий характер, что кызылбашские племена Малой Азии выражали свою приверженность [25] Сефевидскому государству не только оказанием финансовой, политической или военной поддержки, но и такими акциями социального и политического протеста, как крупные народные восстания, одно за другим вспыхивавшие в различных частях Анатолии (57, с. 105-107), массовые исходы населения с территории Османской империи в земли Сефевидского государства (95; 94, с. 445; 63, с. 252). Все эти факты свидетельствуют, что сефевидская идеология пользовалась сильным влиянием не только в восточной, но и центральной Анатолии (114, с. 40).

В свете вышесказанного можно заключить, что шиитско-кызылбашское движение как идеологическая основа кызылбашского государства, сыгравшее консолидирующую, государствообразующую роль для Сефевидов, в той же мере стало дестабилизирующим фактором для Османской империи. Таким образом, чисто политический конфликт принял форму шиитско-суннитской вражды, которая в последующем муссировалась при каждом обострении сефевидо-османских отношений. Так, при султане Сулеймане I (1520-1566) с тем, чтобы оправдать законность и богоугодность ведения Османской империей войны против другого тюркского и исламского государства – Сефевидов – тогдашний шейх-уль ислам Мехмед Эбуссууд Эфенди выдал соответствующую фетву (103, с. 280-281). Этой фетвой, состоящей из 5 пунктов, османская сторона руководствовалась и при развязывании войны 1578-90-х гг., поэтому не случайно, что она включена Рахимизаде в заключительную часть Гянджине (7, л. 155-158).

Действительные причины обострения сефевидо-османских отношений в последней четверти XVI века вопреки официальной османской пропаганде также лежали в плоскости геополитических и экономических интересов (60, с. 201-203; 50, с. 184; 16, с. 171; 103, с. 260; 24).

Известно, что стремление к контролю над основными торговыми караванными путями было одной из [26] главных, если не главнейшей доминантой в османо-сефевидском соперничестве. Высокая Порта, уже к концу XV века полностью контролировавшая малоазийский участок важнейших торговых путей, в начале следующего века расправившись с мамлюкскими султанами, завладела и истоками древнего т. н. «диагонального пути», который пролегал по маршруту Халеб-Адана-Конья-Акшехир-Кара-хисар-Кютахья-Бурса и далее к побережью Эгейского моря. Восточную политику султана Селима I продолжил его преемник султан Сулейман I. В результате войны 1533-1535 гг. Османская империя захватила Ирак Арабский, сосредоточив тем самым под своей властью практически все основные сухопутные пути, по которым осуществлялась бесперебойная поставка пряностей и товаров из Индии и других восточных стран в европейские страны. Это состояние было закреплено подписанием Османской империей и государством Сефевидов в 1555 году Амасийского мирного договора, который обеспечил относительно длительный период мира.

Но со второй половины XVI века ситуация стала меняться. Новый назревавший конфликт между османами и сефевидами, который в конечном итоге привел к войне 1578-90-х гг., был обусловлен, более того диктовался политико-экономическими процессами, которые происходили в это время в мире, в частности в странах Западной Европы (57, с. 93-94; 50, с. 169-171). Зарождающиеся здесь капиталистические отношения приводили к расширению внешнеторговых связей, попыткам нахождения новых путей, связывающих каждый из городов Западной Европы с далекими странами юга и юго-востока Азии (28, с. 11). Вступившие на путь капиталистического развития страны Европы вынуждены были изыскивать новые маршруты в обход традиционным. Так, после того, как усилиями английских купцов нуждавшихся в рынках сбыта производимого в этой стране сукна, был открыт северный морской путь через [27] Архангельск, особую актуальность и перспективность приобрел волжско-каспийский путь. Задействование этого торгового маршрута, несомненно, отвечало экономическим и политическим интересам Сефевидского государства, делая возможными сношения с европейскими странами напрямую. Для Османской империи же появление этого маршрута было крайне невыгодным, поскольку означало не только неизбежное сокращение поступлений от торговых пошлин в султанскую казну, но и лишение рычагов давления на сефевидские власти. Ведь до сих пор сефевидские власти вынуждены были осуществлять торговлю шелком, который являлся главной статьей экспорта в Сефевидском государстве и в сильной степени определял «экономическую основу политической силы» шаха (28, с. 21), через территорию Османской империи или подвластных ей владений. При обострении отношений или во время военных конфликтов турецкие султаны санкционировали запрет на провоз шелка через свою территорию. Начало такой практике было положено султаном Селимом I – в качестве одного из орудий войны он наложил запрет на торговлю шелком, перекрыв тем самым основный источник дохода в шахскую казну (100). Коммерческая блокада применялась и впоследствии, причем как на вывоз, так и ввоз товаров. Именно поэтому попытки налаживания прямых торговых контактов между Сефевидским государством и западными странами вызывали у османских властей крайнее недовольство. Так, в 1562 году, когда англичане вели переговоры с шахом об установлении прямого торгового маршрута через Кавказ и Московское государство, османская дипломатическая миссия, находившаяся в то время при дворе азербайджанских правителей в Казвине, дала понять, что ее государство расценит это как знак враждебности (100).

Однако при всей значимости вопроса азиатско-европейской транзитной торговли, он был всего лишь одной из составляющих проблематики сефевидо-османских [28] отношений в рассматриваемый период. Обострение отношений двух государств в последней четверти XVI века следует рассматривать в контексте сложившейся в регионе международной обстановки, которая характеризовалась на тот момент главным образом политической и военной активизацией Московского государства.

Уже в процессе реализации начатой в правление Ивана Грозного т. н. восточной политики, имевшей целью обеспечение выхода к Каспийскому морю, русские, захватив Казанское (1552) и Астраханское (1556) ханства, пришли в соприкосновение с Османской империей. Завоевание русскими Астрахани означало среди прочего, что путь коммуникации, связывавший Османскую империю с Поволжьем и государствами Средней Азии, отныне был перерезан, потому как «дорога затворилася», и мусульманам, проезжающим по этой дороге для посещения святых мест «насильство и лихо учинилось» (48, c. 251-252; 99, с. 399-402).

Планы широкомасштабного похода против крымских ханов, появление во второй половине XVI века постоянных русских поселений на Северном Кавказе, расселение казаков у устья Дона, политика привлечения на свою сторону черкесских и кабардинских князей (48, с. 239), которых русский царь рассматривал как своих подданных, и в отношении которых «была предпринята обычная в отношении присоединенных к России народов попытка обратить в христианство» (68, с. 27-28; 70, с. 515), привлечение на свою сторону грузинских князей, а главное стремление Московского государства поставить под свой контроль основной северокавказский путь – все это не только свидетельствовало о появлении в регионе третьей силы с далеко идущими целями в лице Московского государства, но самым серьезным образом подрывало позиции Османской империи в этом регионе. Попытки дипломатического урегулирования конфликта между Московским государством и Османской империей ни к чему не привели. Безуспешной оказался и путь [29] военного разрешения – Астраханский поход, организованный Османской империей в 1569 году и ставший фактически первым военным столкновением в истории русско-турецких войн, оказался неудачным для османов (67, с. 100-159; 66; 57, с. 113-114). После него Московское государство стало предпринимать еще более активные действия по распространению своего влияния и дальнейшему продвижению в южном направлении.

Если, захватив Поволжье и не скрывая своих притязаний на северокавказские области, русские проводили политику, враждебную в отношении турок, (поскольку Османская империя претендовала на протекторат над этими областями) (57, с. 98), то с сефевидской стороной их связывала до некоторой степени общность интересов (27, с. 164). Помимо экономических интересов, связанных с выгодами от налаживания торговли с Московским царством, а через него и с европейскими странами, казвинский двор в отношениях с русскими исходил и из соображений политического характера – взяв под свой контроль северокавказский путь, русские бы преградили дорогу османским и крымским войскам для нападения на Азербайджан с севера.

В стремлении поставить под свой контроль северокавказский путь русские начали в 1567 году строительство крепости на берегу Терека при впадении в него реки Сунжи. Место для строительства было выбрано так, чтобы крепость охраняла перевоз через Сунжу «на пути, который источниками XVI и XVII веков называется обычно османовским шляхом или османовщиной» и откуда шел основной путь в Дербент и на Южный Кавказ. Снесенная в 1571 году под давлением османских властей крепость была восстановлена на прежнем месте в 1577-1578 гг. (48, с. 243-244).

Из вышеприведенных фактов можно заключить, что если строительство Терской крепости в 1567 году стало одной из причин астраханского военного похода, то последовавшее ее восстановление во многом предопределило [30] османо-сефевидскую войну 1578-90 гг. На этот раз, при планировании предстоявшей военной кампании, в Стамбуле делали ставку на завоевание Южного Кавказа, в особенности Ширванского беглярбегства – утвердившись здесь, османские власти рассчитывали отстоять свои позиции на Северном Кавказе, и поставить заслон дальнейшему продвижению русских на юг.

Так, активная реализация Московским государством своей восточной политики, приведшая к столкновению стратегических и экономических интересов трех государств региона – Сефевидского, Московского и Османского – стала одним из решающих факторов, приведших к развязыванию Османской империей в последней четверти XVI войны против Сефевидского государства. Иначе говоря, причины, обусловившие османо-сефевидскую войну 1578-1590-х гг., на наш взгляд, следует рассматривать в контексте взаимоотношений этих трех государств, в целом.

Именно в плоскости этих взаимоотношений и лежит стремление османской стороны разместить в Каспийском море свой военный флот – ведь, захватив все Поволжье, в особенности Астрахань – ключевой город-порт в устье Волги, русские открыли себе путь для распространения своего влияния в бассейне Каспийского моря.

С точки зрения достоверного освещения действительных причин и целей войны 1578-90-х гг. примечательным является письмо тогдашнего садразама Османской империи Соколлу Мехмед-паши, написанное им в июне 1579 г., т. е. уже в самый разгар войны, находившемуся в то время в Дербенте военачальнику османских войск в Ширване Осман-паше. «В своем письме, – пишет садразам – Вы (Осман паша – Ф. Г.) писали о том, что Демиркапы является редкой крепостью, так что если будут построены штук 20 галер, а снабжение и боеприпасы будут присланы с нашей стороны, то можно будет завоевать вилайеты, [прилегающие] к Бахр-и Кульзум (Каспийскому морю) и [31] впадающим в него рекам. Фактически главная цель завоевания Ширванского вилайета как раз и заключалась в строительстве достаточного количества победоносных кораблей и завоевании окрестных местностей...» (103, с. 434-436; 40, с. 139-143).

На обострение сефевидо-османских взаимоотношений существенным образом повлиял и такой значительный фактор, как политика западноевропейских стран, направленная на провоцирование войны между этими государствами. Ведь заключение мирного договора в Амасье дало возможность Османской империи, обеспечив свою безопасность на восточных границах, бросить все свои военные силы против европейских государств. А те, в свою очередь, обратились к своему традиционному союзнику – Сефевидскому государству в надежде поднять его против Турции и разбить ее силы на два фронта. Сефевидо-европейские отношения особенно оживились в период, предшествовавший османо-сефевидской войне 1578-1590 гг., что было вызвано усилением военных действий со стороны Османской империи в Европе (50, с. 167-168)

Истинные причины османо-сефевидской войны 1578-1590 гг. не нашли отражения в сочинениях Рахимизаде. И в принципе, было бы наивно ждать этого от средневекового придворного летописца, ставившего во главу угла идеологические и художественные достоинства своего произведения. Но, тем не менее, в данной главе мы попытались вкратце охарактеризовать сложившуюся в регионе в рассматриваемый период международную ситуацию и факторы, приведшие к войне. [32]

ГЛАВА III

ОСМАНО-СЕФЕВИДСКАЯ ВОЙНА 1578-1590 гг.

1. Предвоенная ситуация и начало Восточного похода Лала Мустафа-паши

После подписания Амасийского мирного договора в 1555 году между Османской империей и Сефевидским государством установился относительно длительный период затишья. Судя по историческим фактам, сефевидская сторона была крайне заинтересована в соблюдении условий договора и в своей внешней политике не допускала действий, могущих навредить отношениям с Высокой Портой. Так, к примеру, несмотря на все попытки Венецианской республики, против которой султан Селим II (1566-1574) в 1570 году объявил войну, поднять против Османской империи кызылбашское государство, шах Тахмасиб I (1524-1576), «хорошо знакомый с сущностью западной дипломатии, до конца дней остался верен Амасийскому миру» (90, c. 304; 50, с. 177-183). О позиции шаха Тахмасиба I по отношению к Османской империи красноречиво свидетельствуют и дипломатические миссии, отправленные сефевидским шахом ко двору султана в 1568 и 1576 годах по случаю восшествий на престол соответственно султана Селима II и султана Мурада III. Несмотря на то, что турецкая сторона даже не направила официального извещения о восшествии на престол султана Мурада III, сефевидский двор снарядил по этому случаю очень внушительную как по составу, так и по ценности преподнесенных подарков делегацию (105), среди которых особое место занимали более 50 томов редких рукописных книг, в том числе и щедевр в искусстве рукописной книги – «Шахнаме», на создание которого ушло 20 лет. Рагимов А. Х. по материалам «Джавахир [33] ул-ахбар» Будага Мюнши Казвини пишет о том, что в ответ на настойчивые просьбы своего любимого племянника Султана Ибрахима Мирзы отправить вместо книг что-то другое, шах Тахмасиб I заявил, что для него «важнее мир и покой, нежели книга, которую ему не придется прочитать» (26, с. 92).

В отличие от сефевидской, османская сторона, исходя из своих стратегических интересов, была настроена воинственно в отношении кызылбашского государства. По данным нашего автора, уже в день восшествия на престол султана Мурада III, которое состоялось 8 рамазана 982 г. х./23.12.1574 года, собравшиеся на церемонии высшие придворные чины при обсуждениии «положения исламских государств», ставили вопрос «восстановления суннизма» на территориях, отошедших к Сефевидам по договору 1555 года (5, л. 9а-9б).

Вместе с тем противником развязывания войны с Сефевидами выступал тогдашний садразам Османской империи Соколлу Мехмед-паша. Пытаясь отговорить султана от этой затеи, он приводил многочисленные аргументы против войны, неоднократно высказывая ему свои опасения по поводу того, что война с Сефевидским государством приведет к огромным расходам и смуте в армии, возрастанию налогов, недовольству населения и т.д., но безуспешно (4, с. 34-35; 110, с. 257). По этому поводу Рахимизаде, пишет, что после меджлиса, на котором при обсуждении Восточного похода Мурад III выразил свое твердое намерение начать войну, «он (автор не называет конкретно имени Соколлу Мехмед-паши, но по всей вероятности, здесь речь идет именно о нем) встал на путь ухищрений, чтобы помешать [исполнению] этого важного дела. Однако его возражения, делаемые при каждой аудиенции супротив благородному намерению [султана], не имели успеха. Его величество падишах, осененный защитой феникса, все выше возносился в своих высоких помыслах. Неоднократные повеления о том, [34] что «этот важный приказ, без сомнений, является моим (т. е. султана – Ф. Г.) твердым намерением», не оставили ему возможности каким-то образом воспрепятствовать или же обойти их. При обсуждении этого вопроса в высоком присутствии [султана] было признано справедливым, чтобы он сам лично не отправлялся [в поход]... Сардаром [для предстоящего похода) был назначен почтенный советник, устроитель мира и народных дел, старейшина с юношеской бодростью, отважный везир, третий советник [султана] счастливый Мустафа-паша, он с чистой душой принял эту службу, предложенную падишахом...» (5, л. 6б-7а).

Изложение автором Зафарнаме в порицающем духе позиции Соколлу Мехмед-паши полностью соответствует тому опальному положению, в котором оказался садразам в последние годы своей жизни, лишившись расположения султана (122, с. 19). К тому же Рахимизаде, как мы уже писали выше, был приближенным Лала Мустафа-паши, который в свою очередь, возглавлял оппозиционно настроенный по отношению к Соколлу Мехмед-паше лагерь (121, с. 242-243).

Помимо Лала Мустафа-паши, который являлся третьим везирем при дворе султана и прославился как покоритель Кипра, на пост главнокомандующего османской армии в предстоящем военном походе претендовал и четвертый везир – Синан-паша, один из завоевателей Йемена. Будучи непримиримыми конкурентами оба они лелеяли надежду, что победоносная война станет для них трамплином для занятия поста великого везира, тем более что все предвещало скорый уход с этой должности Соколлу Мехмед-паши. Поэтому, чтобы удовлетворить честолюбивые устремления обоих претендентов, поначалу было решено начать наступление в кызылбашские земли с двух направлений – Лала Мустафа-пашу отправить с Эрзрумского направления, а Синан-пашу – багдадского. Однако этот план провалился, поскольку уже в Стамбуле между ними разгорелась вражда. В такой ситуации султан решил назначить [35] главнокомандующим Мустафа-пашу, а Синан-паша вообще был отстранен от участия в походе (121, с. 242-243; 119, с. 57-58; 122, с. 21).

В ожидании благоприятного момента для развязывания войны, османские власти внимательно следили за ситуацией внутри Сефевидского государства. В письмах, отправленных из Стамбула правителям приграничных областей, предписывалось разузнавать и немедленно извещать центральные власти обо всем, что происходило в кызылбашском государстве. Османские власти были прекрасно осведомлены, что в результате борьбы за престолонаследие и обострения междоусобных распрей, разгоревшихся после смерти шаха Тахмасиба I, кызылбашское государство вконец ослабло. В одном из писем, направленном из Стамбула крымскому хану Мехмед Гирею II с предписанием готовиться к предстоящему походу, среди прочего описывается и внутридворцовая борьба в кызылбашском государстве:

«...Вышеупомянутый безбожник (имеется в виду шах Исмаил II – Ф. Г.) в этот благословенный год в начале славного месяца рамазан (ноябрь 1577) скончался от отравленной еды, а на его несчастный престол взошла его сестра Перихан ханым. Султаны и мирзы, и отмеченные поражением войска разделились на две партии: одна часть склонилась к сыну Мехмед Худабенде по имени Мирза Хамза, находящемуся в Ширазе; другая часть – к сыну Бахрама Мирзы Бедиуззаман, находящемуся в Кандагарском вилайете, желая сделать каждого из них шахом, и между ними возник раскол. Племя Текелю, представляющее собой лучшую часть его войска, и племя Устаджлу перебили друг друга, [что привело] к массовым беспорядкам» (103, с. 425-428).

В таких сложных условиях против государственной власти Сефевидов выступили и курдские племена, проживавшие в северо-западной части Азербайджана, и находившиеся в вассальной зависимости от кызылбашей (79, [36] с. 147-148; 65, с. 62).

Шараф-хан Бидлиси пишет, что, «амир ал умара и эмирам Курдистана вышел непререкаемый указ начать разорение азербайджанского вилайета. Повинуясь этому [указу], беглярбек Вана Хусрав-паша вместе с эмирами Курдистана пошел на правителя Хоя Махмуд-бека Румлу, его убил и завладел областью Хоя и Салмаса. Оттуда он послал войско на Урмию, здешнего правителя Хусайн-хан-бека Хнуслу захватил, привез в Ван и убил» (12, с. 235).

Таким образом, османская сторона перешла к открыто провокационным действиям.

Неспокойно было и в Ширванском беглярбегстве. Известно, что после упразднения государственности Ширвана в 1538 году сефевидам не удалось полностью сломить сопротивление отдельных представителей ширванской знати (31, с. 266-270; 79, с. 82). Не подлежит сомнению, что сам факт присоединения Ширвана к государству Сефевидов имел прогрессивное значение и сыграл объективно положительную роль в истории азербайджанского народа. Объединение азербайджанских земель в рамках единого государства создало предпосылки для консолидации народа и обеспечения общих условий для политического, экономического, культурного развития страны (13, с. 199; 82, с. 92). Однако ширванская знать, как пишет Эфендиев О. А., еще долго не могла примириться со свершившимся фактом низложения власти ширваншахов и потерей своих привилегий. Стремление отдельных потомков династии к восстановлению утерянного трона использовалось впоследствии османскими султанами (79, с. 82).

Действительно, если проследить политическую ситуацию в Ширванском беглярбегстве после включения последнего в состав кызылбашского государства, то можно заметить прямую зависимость между военными походами османских войск против Сефевидского государства и обострением ситуации в Ширване. Иначе говоря, каждый раз [37] военным кампаниям, осуществляемым османами, предшествовали мятежи в Ширване, организуемые местными сепаратистскими силами при поддержке османских властей (79, с. 94; 16, с. 110-114). Это было выгодно османской стороне, поскольку, с одной стороны, позволяло создавать угрозу в тылу противника, а с другой, давало основание для придания законности войнам с сефевидами, которые турецкие султаны проводили под флагом защиты и восстановления прав мусульман-суннитов.

Аналогичная ситуация повторилась и накануне войны 1578-1590-х гг. – в Ширване вновь произошло восстание. Абубекр Мирза, сын бывшего правителя Ширвана султана Бурханеддина, находившийся в то время под опекой крымского хана в Бахчисарае и женатый на его сестре, обратился за помощью к турецкому султану, обещав признать вассальную зависимость от Османской империи после изгнания отсюда кызылбашей (79, с. 148).

По сути, это обращение и явилось поводом для развязывания османской стороной войны в нарушение существующего мира.

Неспокойно было и в центральных регионах Сефевидского государства из-за происходивших мятежей. Канадский ученый Р. Сэйвори пишет, что в течение первых четырех-пяти лет правления шаха Мухаммеда Худабенде, а именно в сложный период с 1578 по 1582 годы, в стране произошло, по меньшей мере, 4 бунта, совершенные т. н. лже Исмаилами (114, с. 463-468).

В условиях сложной внутриполитической ситуации в Сефевидском государстве османское правительство приняло решение о начале «Восточного похода». По случаю начинающегося военного похода 5 апреля 1578 года в султанском дворце был устроен прием с участием видных государственных деятелей, представителей аристократии и военных чинов. «Просвещенный сардар» Лала Мустафа-паша был принят султаном и одарен двумя почетными халатами. [38]

«Их встреча, – пишет Рахимизаде, – продолжалась два часа, в течение которых они обсуждали дела предстоящего похода. Здесь на пристани для них было организовано грандиозное пиршество, накрыто более ста столов различными яствами» (5, л. 9а-9б). Затем с приветственными речами и напутствиями выступили великий везир, муфтий ислама, улемы, газии и другие государственные деятели. После произнесения молитв во имя «победных завоеваний исламской религии и поражения злосчастных врагов», сардар Лала Мустафа-паша во главе 5 тысяч янычар на 15 кораблях отбыл в Ускюдар для подготовки к предстоящей военной кампании. Фактически этот день и стал началом османо-сефевидской войны 1578-90-х гг. (104, с. 45; 16, с. 172; 71, с. 9).

В Ускюдаре армия пробыла в течение 24-х дней, осуществляя мероприятия по подготовке к походу, обеспечению боеприпасов и вооружения. 21 сафара 986 г. х./29.4.1578 г., получив приказ султана «немедленно направляться на врага», армия выступила из Ускюдара и в тот же день прибыла в пункт Гызыл Ата. Далее Рахимизаде подробно описывает весь маршрут продвижения армии. Поскольку продвижение такой многочисленной армии по одной и той же дороге могло создать большие трудности, было решено часть армии – янычарские войска – отправить по маршруту Болу-Сивас. Перед их выступлением в Изнике был устроен большой банкет, на котором начальники пехотинских войск в подарок от кетхуды получили прекрасные халаты, а янычарам в качестве было выплачено 50 тысяч акче (5, л. 9б).

А другая часть армии во главе с Лала Мустафа-пашой, пожелавшем посетить и поклониться святой могиле Джалаледдина Руми, направилась в Конью. На 5-й день пути войска прибыли в Енишехр, где были встречены санджак-беком Бурсы, которому сардар поручил «добросовестно охранять границы своего санджака» (5, л. 10а).

Османская армия, прибывшая в Эрзрум 3 августа, [39] пробыла здесь в течение 20 дней в ожидании подтягивания отставших войск, прибытия новых войск, пополнения припасов и снаряжения, выяснения ситуации в приграничных областях и обсуждения дальнейшего маршрута продвижения. После того, как к армии со своими войсками присоединился давний друг Мустафа-паши Оздемироглу Осман-паша, а также беглярбек Диярбекра – Дервиш-паша, бегляр-бек Сиваса – Махмуд-паша, беглярбек Мараша – Ахмед-паша (5,л. 11 а), состоялся диван, на котором было принято решение «о присоединении вилайета Гюрджистан к владениям османов» (5, л. 12а). Затем, пройдя по маршруту Эрзрум-Хасанкале-Олту-Басмали-Ардахан, османская армия расположилась на Чылдырской равнине. Назначенный главнокомандующим кызылбашских войск правитель приграничной сефевидской области Чухурсад Токмак-хан Устаджлу пытался преградить путь наступавшему противнику, объединив силы с правителями Карабаха Имамгулу-ханом Гаджаром и Южного Азербайджана Амир-ханом Туркманом (79, с. 150). Тот факт, что организация защиты границ Сефевидского государства осуществлялась на уровне региональных правителей и не координировалась непосредственно верховным военным командованием из Казвина, свидетельствует о том, что кызылбашское руководство, возможно, все еще полагало, что действия османской стороны носят характер приграничных инцидентов и не выльются в крупномасштабные военные акции.

Первое сражение между османскими и сефевидскими войсками произошло на Чылдырской равнине с внезапного столкновения сторон. Рахимизаде не указывает даты этого сражения, согласно же Печеви, оно произошло 5-го джумада ал-ахире 986 г. х./9 августа 1578 г. (4, с. 32). У Хаммера указывается 6-е джумада ал-ахире 986 г. х. (97, с. 162).

По описанию Рахимизаде, сражение началось следующим образом: в то время как османские войска, окружившие здешнюю крепость (по всей вероятности, это [40] крепость Еникале) и подвергавшие ее с четырех сторон пушечному обстрелу, почти сломили сопротивление кызылбашских войск, передовые части османов во главе с Дервиш-пашой выступили вперед на случай появления противника и неожиданно натолкнулись на свыше, чем 50-и тысячное сефевидское войско, возглавляемое правителем Чухурсада Токмак-ханом Устаджлу и правителем Карабаха Имамгулу-ханом Гаджаром. Успех в этом первом сражении первоначально был на стороне сефевидских войск. «Было очевидно, – пишет Рахимизаде, – что «один беглярбек не в силах противостоять такой многочисленной армии», но, тем не менее, Дервиш-паша, не дожидаясь прибытия подкрепления, вступил в бой и стал терпеть поражение (5, л. 13а-13б).

В ходе сражения, пишет автор, со стороны османов погибло много отважных владельцев зеаматов и тимаров, эмиров эялетов, сам Дервиш-паша был сбит с коня. Мустафа-паша, узнав о тяжелом положении своих войск, отправил им на подмогу войска Осман-паши, Бахрам-паши и Ахмед-паши. Под натиском вновь прибывших османских войск кызылбаши потерпели жестокое поражение – в ходе сражения, продолжавшемся до утра следующего дня и сопровождавшемся проливным дождем, погибло свыше 4-х тысяч кызылбашей, более тысячи были пленены, а впоследствии казнены (5, л. 14а).

При указании числа жертв сражения большинство летописцев, как правило, верны правилу преуменьшения своих и преувеличивания потерь противника. Так, если Рахимизаде вообще не сообщает о числе потерь с османской стороны, то, к примеру, автор Алемара пишет, что в противовес 1000 кызылбашей в этом бою погибло 2000-3000 османов (79, с. 150), а Селяники приводит совершенно неправдоподобные цифры, сообщая о 15-и тысячах погибших с кызылбашской стороны (8, с. 147).

Непоследователен Рахимизаде и при указании общего количества участвовавших в сражении войск [41] противостоящих сторон. Не сообщая о числе османских войск, он сильно преувеличил количество кызылбашских войск, видимо с тем, чтобы оправдать первоначальную неудачу османских войск. И в самом деле, по данным сефевидских источников, все азербайджанские войска насчитывали более 50-и тысяч воинов (65, с. 65). Однако известно, что в Чылдырском сражении кызылбашские войска были представлены далеко не в полном составе, поскольку из-за междоусобной борьбы кызылбашские эмиры оказались неспособными объединиться и общими усилиями противостоять неприятелю. В частности, правитель Тебриза Амир-хан Туркман по причине вражды, существовавшей «между племенами тркман и устаджлу, в силу которой Амир-хану хотелось, чтобы из них ни одного именитого человека не осталось в живых», так и не прибыл на поле боя (79, с. 150; 65, с. 64). Эфендиев О. А. указывает, что всего кызылбашские войска насчитывали не более 15 тысяч человек.

Орудж-бек Байат, касаясь причин поражения кызыл-башских войск в Чылдырском сражении, пишет о том, что Токмак-хан Устаджлу вступил в бой, поверив ошибочной информации своих лазутчиков о том, что вся османская армия состоит не более чем из 40000 человек, к тому же плохо вооруженных. Но уже в ходе битвы выяснилось, что основные силы османской армии шли «позади, словно скрываясь в засаде». В такой ситуации Токмак-хан начал маневрированное отступление. По мнению Орудж-бека, именно благодаря искусному руководству боем, показанному Токмак-ханом Устаджлу, и своевременному наступлению ночи, под покровом которого кызылбашские войска начали отступление и скрылись в горных проходах, им удалось избежать полного уничтожения (11, с. 84).

Разбирая причины поражения кызылбашских войск и сравнительно легкой победы османов, следует отметить и тот факт, что «победа османов была облегчена переходом на их сторону знати многих курдских племен в южных [42] областях Азербайджана и Армении... » (60, с. 271-274). Об их активном участии и гибели в Чылдырском сражении пишет и Рахимизаде: «Многие оджак-беки из эмиров Курдистана, правителей зеаметов и тимаров стали шехидами» (5, л. 13б).

Уже результаты этого первого сражения выявили неподготовленность сефевидских властей перед лицом наступавшего противника. Как справедливо отмечает Эфендиев О. А., в этот опасный момент кызылбашские предводители не проявили надлежащей выдержки для объединения своих сил и организации отпора (79, с. 150).

Победа османских войск при Чылдыре имела очень важное значение – она открыла ворота Грузии для османских войск (104, с. 53) и обеспечила фактически беспрепятственное продвижение завоевателей вглубь страны.

Как известно, по Амасийскому мирному договору Грузия была разделена между Османской империей и Сефевидским государством на сферы влияния: Месхетия, Картли и Кахетия подпали под зависимость сефевидов; а Башиачык (Имеретия), Дадиан (Мингрели), и Гурия – османов (42, с. 62). Однако такое разделение и зависимость были не столь устойчивыми и постоянными. В особенности, Месхетия переживала сильные внутренние конфликты; хотя Атабек Кейхосров II вначале склонялся к османам, его сыновья Менучехр и Кваркаре приняли покровительство шаха.

По сути дела правители Месхетии и Картли руководствовались принципом приверженности сильной стороне, не случайно на следующий же день после Чылдырского сражения, когда его исход был очевиден к Мустафа-паше для изъявления покорности прибыл месхетинский принц – правитель Алтункале Менучехр и его брат Кваркаре. Затем османская армия прибыла во владения мелика Вахтанга и Амилахора – тестя Александр-хана, правителей картлийских областей, которые также изъявили покорность османам. Рахимизаде пишет, что грузинским меликам [43] вменялось в обязанность выплачивать джизью, но при этом он не указывает ее размера (5, л. 14б-15б).

После занятия османами Тифлиса для изъявления покорности в лагерь Мустафа-паши прибыл и правитель Кахетии Александр-хан. Вплоть до подхода к границам Ширвана он сопровождал османские войска и обеспечивал провизией (5, л. 17а-17б) и в дальнейшем, в частности, в боях за Шемаху, он со своими войсками будет принимать участие на стороне османов.

В отличие от правителей Месхетии и Кахетии, картлийский царь Симон отказался подчиниться османам, более того он повел партизанскую войну с турками, нанося им ряд чувствительных ударов (79, с. 152).

2. Борьба за Ширван в 1578-1580-х гг.

Покорив Грузию, османская армия 5 раджаба 986 г. х./8 сентября 1578 г. выступила из Тифлиса и на 9-ом переходе подошла к границам Ширвана. Еще раньше, сразу после Чылдырского сражения Лала Мустафа-паша отправил письмо, адресованное Токмак-хану, в котором он сообщал о своих планах завоевания Ширвана и пытался представить это как вынужденное ответное действие на провокации сефевидской стороны, что было далеко от истинного положения дел.

«Мы уважали и сохраняли существующее между нами перемирие... Но гнусные действия той стороны (т. е. кызылбашей), противоречащие существующему миру, спровоцировали нас на завоевание Ширвана, Ирана и Турана вместе с Хорасаном... Знайте, что, уповая на господа бога, я отсюда направляюсь на завоевание Ширвана» (5, л. 15а-15б).

Сефевидское военное командование следило за продвижением османской армии, надеясь отомстить за поражение, нанесенное Токмак-хану Устаджлу в Чылдыре. На [44] следующий день, т. е. 6 раджаба/9 сентября к реке Канык подошли кызылбашские войска во главе с Амир-ханом Туркманом. Вскоре к нему присоединились и другие азербайджанские правители: сын Амир-хана и правитель Мугана – Мурад Султан, правитель Нахчывана Шараф-хан Бидлиси, правитель Караджадага Халифа Ансар, Донбал Хаджи-бек и другие. Кызылбаши разработали план, согласно которому рассчитывали отбить у османов лощадей, верблюдов и других животных. Успешно справившись с первой частью плана, кызылбашское командование дало приказ к наступлению. Кызылбашские отряды, форсировав Куру у переправы Коюн-кечиди, набросились на османов. Тогда по приказу Мустафа-паши лучшие отряды османской армии перешли в контратаку. Переплыв реку Габырры, вышедшую из берегов, османы подвергли сокрушительному удару кызылбашские войска. Разразилось ожесточенное сражение, вскоре с остальными силами и артиллерией в бой вступил Мустафа-паша. Под натиском основных сил османской армии кызылбаши обратились в бегство. Пытаясь переплыть на другой берег, но не найдя место переправы, они бросались в реку где попало.

По данным Рахимизаде, из 20000 кызылбашских воинов, участвовавших в этом сражении, 10000 человек потонуло в реке, а 5000 воинов были разрублены мечами (5, л. 18б-20б). Из кызылбашских беков Донбал Хаджи-бек и Мирза Али-бек были схвачены живыми и впоследствии казнены, а те немногочисленные отряды кызылбашей, которым удалось спастись из этого кровопролитного сражения и благополучно переплыть реку, присоединились к войскам Арас-хана – сефевидского правителя Ширвана.

Рахимизаде не сообщает об участии войск Арас-хана Румлу в битве при Коюн-кечиди, а пишет, что Арас-хан во главе свыше 10000 войска расположился на берегу реки Канык, выжидая возможность переправиться через нее (5, л. 20б). Фарзалиев А. М. со ссылкой на Нусрет-наме пишет, [45] что армия Арас-хана подоспела к исходу сражения, когда войска Амир-хана были уже разгромлены (71, с. 11).

Это было второе сражение, в котором кызылбашские войска терпели поражение, и если победа османов в Чылдырской битве означала подчинение Грузии (79, с. 152; 104, с. 53), то победа при Коюн-кечиди открыла им дорогу в Ширван.

Поражение кызылбашских войск было предопределено не только их малочисленностью, по сравнению со стотысячной армией османов, но также и несогласованностью в действиях кызылбашских войск, из-за которой, в частности, войска Арас-хана так и остались невостребованными в ходе сражения. Превосходство османов в этом сражении было обусловлено имевшимся в их распоряжении артиллерийским вооружением.

Несмотря на военные успехи османской армии, в среде сипахиев и янычар зрели настроения недовольства – войска не желали продолжения военных действий. Наш автор сообщает о случае явного неподчинения и даже мятежа янычар, произошедшего после сражения при Коюн-кечиди, когда воины наотрез отказались переплывать Канык и, ворвавшись в ставку сардара, потребовали от него немедленного возвращения армии назад. А другой очевидец этих событий Асафи Мехмед Челеби, на которого ссылается Кютюкоглу Б., пишет, что янычары даже угрожали пристрелить тех воинов, которые осмелятся наперекор их запрету переплыть на другой берег (104, с. 59).

Для обсуждения создавшейся ситуации Мустафа-паше пришлось созвать диван, но ни аргументы военачальников, ни уговоры представителей суннитского населения Ширвана, прибывших, как пишет Рахимизаде, для того, чтобы убедить османов в необходимости продолжения похода, не подействовали на мятежников. В таких условиях сардару ничего другого не оставалось, как со своими верными соратниками переплыть реку и втайне перетащить [46] туда казну и военное снаряжение. Впоследствии за ним последовала и остальная часть армии, но при этом потонуло много воинов. На третий день пути, т. е. 13 раджаба 986 г. х./16 сентября 1578 г. армия прибыла в Ареш, до того несколько раз столкнувшись с преследовавшими их кызылбашскими войсками, но каждый раз одерживая победу над ними (5, л. 20б-21б).

Сунниты Ареша, узнав, что османская армия находится на подходе, взбунтовались. В этих условиях кызылбашские отряды, лишенные всякой поддержки со стороны своей армии, вынуждены были, отбиваясь своими силами, отступить к реке, чтобы через мост переправиться на другой берег. Под наплывом многочисленной толпы мост рухнул. Те, кто находился в этот момент на мосту, упали в воду, а оставшиеся на берегу кызылбаши, не имея возможности переправиться на другой берег реки, были перебиты противником (5, л. 21б-22а).

Известно, что в ходе военных походов после взятия городов и поселков первостепенной задачей для османского командования являлось восстановление и укрепление местных крепостей, а в случае их отсутствия – строительство новых. В Ареше «издавна не было своей крепости», пишет Рахимизаде, под руководством беглярбеков Дервиш-паши и Осман-паши в течение одной недели была отстроена мощная крепость, «окруженная глубоким рвом, с фортами и башнями, со складами для вооружения». В этой крепости, оснащенной сотней небольших пушек, турки оставили пятитысячный гарнизон во главе с Гейтас-пашой (5, л. 23а; 11, с. 90; 12, с. 257).

Завоевание Ареша сопровождалось жестокими пресследованиями и травлей кызылбашского населения не только со стороны завоевателей, но и со стороны местных суннитов. Как пишет наш летописец, «каждый мусульманин (имеется в виду суннит) занялся розыском сорхсаров, и если им удавалось схватить какого-либо безбожника... они или [47] тут же отрубали ему голову, или же тащили на площадь, чтобы предать публичной казни». (5, л. 22а-22б).

В ходе военных действий были нередки случаи такой неоправданной жестокости в отношении своего противника (достаточно вспомнить умерщвление османами тысяч кызылбашских военнопленных, захваченных в Чылдырском сражении). Подобная жестокость тем более поражает, что речь идет о двух братских народах, связанных общими корнями и единым языком. Если беспощадность в отношениях османов и сефевидов, с одной стороны, объяснялась суровым характером средневековых войн, то, с другой, была следствием идеологической вражды. Известно, что успешность всякой военной кампании определяется не только мощью задействованной военной машины, но в значительной мере той идеологической пропагандой, которая призвана была обосновать цели войны, апеллируя к сознанию и чувствам воинов, поднимать их боевой дух. С этой точки зрения, самым эффективным оружием идеологической борьбы в османо-сефевидских войнах было проповедование религиозной вражды. Объявляя джихад «неверным кызыл-башам», османские идеологи убеждали, что война с ними есть богоугодное дело и что, сражаясь и убивая их, они очищают истинную веру, искореняют «сорняки» и «щипы», возникшие на пути ислама. В этом смысле показательными являются речи видных государственных деятелей Османского государства. Так, из речи Лала Мустафа-паши, произнесенной накануне начала похода, становится ясным, что это война является для него не просто долгом службы, а скорее потребностью души: «Желание отомстить безбожным и бесстыдным врагам избранного чарйара и семейства ал-аба ни на миг не оставляло мою опечаленную душу. Хвала Аллаху, мое искреннее желание и мои помыслы вдохновили меня и внушили душе твердое решение к осуществлению победоносных завоеваний» (5, л. 7б).

Объектом идеологической обработки являлись не [48] только воины османской армии, но и местное население завоеванных стран. С этой целью в Ширван был назначен «самый образованный человек», известный ученый-богослов, поэт шейх Мевляна Валехи Эфенди. Рахимизаде в возвышенных тонах описывает восторг, охвативший жителей города, когда в Ареше после «произнесения пятничной молитвы и прочтения хутбы в честь августейшего султана», они услышали речи шейха Валехи Эфенди. «Красноречивые аджамцы с наслаждением внимали живительным речам его, [их души] приобретали неописуемую чистоту. В слезах и стенаниях они сокрушались по поводу прожитой жизни, а их любовь к исламской вере возросла вдвойне» (5, л. 22б).

Пребывание османской армии в Ширване было отмечено «ежедневными победами и успехами, благодаря чему осуществилось полное завоевание» вилайета. В относительно короткое время завоевателям удалось занять 9 городов и поселков: Ареш, Шемаху, Габалу, Сальян, Шеки, Баку, Дербент, Махмудабад, Шабран (5, л. 26а). Такой триумф османской армии в значительной степени объяснялся тем, что в ряде городов имели место восстания суннитского населения, в результате которых еще до прибытия оккупационных войск кызылбашские правители оказывались свергнутыми. Так, кызылбашский правитель Дербента Чыраг Халифа был схвачен восставшими жителями крепости и передан османам. Рахимизаде пишет, что впоследствии его привели к находившемуся в то время в Зардабе Осман-паше, который потребовал от Чыраг Халифы «принятия ислама» (т. е. суннитского толка ислама), но Чыраг Халифа отказался сделать это, и был казнен (5, л. 38б).

Несмотря на военные успехи, в османской армии усиливалось недовольство, как среди рядовых солдат, так и среди военачальников. Завоеватели чувствовали себя в завоеванной стране крайне неуверенно, прекрасно понимая, что с наступлением зимы их пребывание в незнакомой стране станет еще более угрожающим. [49]

С этой точки зрения, весьма характерным является тот факт, что среди военачальников османской армии не нашлось почти никого, кто бы согласился на должность правителя и главнокомандующего османскими войсками в Ширване. Для выбора такой кандидатуры Мустафа-паша созвал диван и первоначально предложил этот пост Дервиш-паше и другим «почтенным беглярбекам», но все они отказались. Не возымело действия даже решение сардара о возведении военачальника Ширвана на должность везиря, что, кстати говоря, было целесообразным с точки зрения обеспечения более широких полномочий в случае ведения военных действий и привлечения к участию в них правителей соседних областей.

Так, беглярбек Эрзрума Мухаммед-паша, поначалу польстившись на звание везиря, и согласившись остаться в Ширване, вскоре поспешил отказаться от своего намерения, решив, что «лучше сейчас признать себя побежденным, нежели потом прослыть предателем». Оказавшись в такой критической ситуации, Мустафа-паше не оставалось иного выхода, как самому остаться в Ширване. Только неожиданное выступление Оздемир-оглу Осман-паши, выразившего желание принять это назначение при условии выделения достаточного количества войск и казны спасло положение (5, л. 24а-24б).

Аналогичные трудности вызвало и назначение беглярбека Ареша: под различными предлогами османские военачальники спешили отказаться от этого поста. Так, беглярбек Эрзрума Бахрам-паша сослался на состояние здоровья, а уволенный с поста беглярбека Мараша Ахмед-паша, вспомнив недавнюю обиду, о которой мы говорили выше, сказал: «Облеченные властью не пожелали остаться. Меня же без вины лишили власти. Так, с какой же стати мне предлагаете эту службу». В конце концов, беглярбеком Ареша был назначен бывший санджак-бек Маниса Гейтас-бек (5, л. 25а-25б). [50]

Завершив дела по организации обороны Ширвана, Мустафа-паша с основной частью османских войск выступил в обратный путь. «Кроме владельцев тимаров и капы-кулларов для охраны области записалось 5600 кулка-рындаши» (5, л. 26а). Войска кулкарындаши набирались в янычарский корпус из местного населения завоеванных стран после прохождения определенной службы в крепостях и на границах. Этот вид войск в османской армии возник в конце XVI века и был вызван возросшей потребностью в войсках (112.1, с. 317).

В своих планах по завоеванию Ширвана османское правительство определенную ставку делало на поддержку и военную помощь соседних с Ширваном северокавказских областей. Известно, что в конце 1577 – начале 1578 гг. османский двор направил письма дагестанским правителям, в которых предлагал им признать сюзеринетет султана и выступить против Сефевидов, при этом обещая им «щедрое вознаграждение за их верную службу» (104, с. 41). Письма были направлены конкретно правителям Аварии, Кайтага, Кумуха, Табасарана и Шахрух Мирзе из рода ширваншахов (2.1, с. 41-42; 76, с. 106).

Политика привлечения их на свою сторону принесла свои плоды: еще до выступления из Эрзрума Мустафа-паша получил ответные послания этих правителей.

В частности, Амир Шамхал, правитель Кайтага и Кумуха в своем письме сообщал, что 30000 дагестанских храбрецов ожидают приказа, чтобы на стороне османской армии выступить против кызылбашей. И, в действительности, он сдержит свое обещание и в дальнейшем, в частности, в боях за Шемаху, будет сражаться на стороне османских войск, что подтверждается и данными нашего источника (5, л. 31б).

А пока, узнав о следовании османской армии в Грузию и остановке в местечке Султанджик, Амир Шамхал, которого Рахимизаде называет «самым могущественным из [51] дагестанских беков», прервал свой поход против «неверных черкесов» и прибыл на встречу с Мустафа-пашой. Заручившись обещанием Амир Шамхала «оказывать поддержку достойному Осман-паше», Мустафа-паша, пишет Рахими-заде, «мог более не тревожиться об охране вилайета». За свою преданность «величественному падишаху» он получил в качестве лива область Шабран, его же племянник – санджак Ахты Ширванского вилайета (5, л. 26б). Этот факт свидетельствует о том, что завоеватели уже считали весь Ширван владением Османской империи, по своему усмотрению распределяя его области. Это выражалось и в применении здесь форм административно-территориального деления Османского государства.

Из других источников известно, что османские войска на обратном пути из Ширвана в Эрзрум подвергались нападениям объединенных сил Имамгулу-хана, правителя Карабаха и восточно-грузинского (картлийского) царя Симона (11, с. 91; 12, с. 258).

Грузины, узнав маршрут продвижения османской армии, перекрыли мосты на Куре. Это создало большие трудности при переправе и стало причиной гибели в значительном количестве людей и скота (104, с. 68). Эфендиев О. А. со ссылкой на данные Искендера Мюнши пишет, что было убито около 20-и тысяч османов, захвачены богатые трофеи (79, с. 156). Однако в изложении Рахимизаде мы не находим конкретой информации об этих событиях. Наш автор лишь вскольз упоминает об «упрямцах, ступивших на путь неповиновения» и о том, что они были преданы мечу, а все «трудности, которые встретились на пути, и все горести и страдания» он приписывает наступившим холодам (5, л. 27а).

Находясь в Эрзруме, Мустафа-паша получил указ султана о необходимости восстановления Карской крепости и заселения города (5, л. 44а). Карс, который в свое время входил в число владений Каракоюнлу, оказал ожесточенное [52] сопротивление эмиру Тимуру и был им фактически сровнен с землей осенью 1386 года. В 1548 году в ходе третьего похода султана Сулеймана I в Азербайджан османская сторона предприняла попытку восстановления здесь крепости, но безуспешно. Внезапной атакой старший сын шаха Тахмасиба I Исмаил Мирза сорвал намерение османских властей и разрушил строившуюся крепость (79, с. 87-88; 103, с. 246, 256). По Амасийскому договору 1555 года область Карса была признана демилитаризованной зоной (79, с. 150). Однако османские власти были намерены превратить этот город в военную базу для будущих походов против Сефевидов, и поэтому весной 1579 года Мустафа-паша получил приказ из Стамбула выступить в Карс. В сопровождении беглярбека Анадолу Джафар-паши, которому было поручено «во главе войск с подвластных ему эялетов незамедлительно явиться на службу ознаменованного счастьем сардара», Мустафа-паша в новолуние месяца джумадуль-аввал 987 г. х./25 июня 1579 г. в нарушение существовавшего договора вошел в Карс. «В предвечернее время того же дня достойный везир вместе с великодушным мирмираном [беглярбеком Анадолу Джафар-пашой – Ф. Г.] поскакал к крепости, чтобы выявить места, подлежащие ремонту. Он лично сам выбрал места для своих кетхудаев и кулларов – ворота, что напротив киблы, с одной величественной как гора башней и тремя [возведенными] рядом мощными башнями. Чтобы воодушевить исламские войска на службу султану, [Мустафа-паша) на собственном... снаряжении трижды завозил камень и 4-5 раз земли». А Джафар-паше был поручен ремонт цитадели – наринкале (5, л. 44б-45а). Строительство, в которое были вовлечены 7 беглярбеков со своими войсками, шло и в ночное время при свете факелов и завершилось, по сообщению Рахимизаде в течение месяца (5, л. 45б-48а). Помимо крепостных ворот с тремя воротами и цитадели, в городе были построены 5 мечетей, 2 бани, здание медресе, казарма для янычаров на 1000 человек, два моста, вакуфные [53] дома и прочие объекты (102, с. 359).

После отбытия основных сил османской армии в обратный путь вся работа, связанная с удержанием завоеванных земель в Ширване и организацией отпора кызылбашским войскам, говоря словами Рахимизаде, «обрушилась на голову» Осман-паши. Последний прекрасно понимал, что кызылбаши не смирятся с потерей такого важного региона, как Ширван и предпримут все для того, чтобы отвоевать захваченные земли, и поэтому, исходя из правила, что «нападение есть лучшая форма обороны», решил первым перейти в наступление. Для начала было решено напасть на одного из гянджинских беков Порталоглу Ахмеда. Если, с одной стороны, Осман-паша расценивал это как тренировочый рейд, с тем, чтобы его войска «испытали себя в схватке с врагом», то с другой стороны, завладение состоянием Порталоглу пришлось бы как нельзя кстати, учитывая то обстоятельство, что из того количества войск и казны, что было обещано Осман-паше Мустафа-пашой, в Ширване не было оставлено даже 1/10 части (5, л. 27б). Рахимизаде не указывает конкретного количества оставленного в Ширване вооружения. По этому поводу Фарзалиев А. М. по данным Мустафа Али Эфенди пишет, что оно насчитывало 66 пушек и 180 ящиков боеприпасов и вооружения (71, с. 12).

Таким образом, построив понтонный мост и перейдя на другой берег Куры, османские войска во главе с Гейтас-пашой, османским правителем Ареша, завладели имуществом Порталоглу Ахмеда. Хотя Рахимизаде и пишет, что кызылбаши, узнавшие о наступлении османов, «бежали вместе со своими семьями», он тут же противоречит себе, сообщая, что с «оставшимися воинами произошло сражение, в результате которого [османам] удалось захватить достаточное количество трофеев» и с победой присоединиться к ожидавшему их на берегу Куры Осман-паше (5, л. 28а).

Вдохновленный этой победой, Осман-паша перешел [54] к дальнейшим действиям. Для того чтобы укрепиться в Ширване и обезопасить свое положение, Осман-паше, в первую очередь, необходимо было расправиться с кызылбашским правителем Ширвана Арас-ханом Румлу. Оказавшись перед лицом многократно первосходивших сил врага, Арас-хан еще до вступления в Шемаху османских войск оставил город и расположился на южном берегу Куры в Сальяне. Совместно с Эрдогду-ханом он планировал начать наступление против завоевателей, но Осман-паша опередил его, отправив на его разгром «некоторое количество кулкардаши и 200-300 человек из числа капыкулларов во главе с сол улуфеджи баши Хуррам-агой» (5, л. 28а). Из вышесказанного видно, что приведенные Рахимизаде данные относительно количества войск, участвовавших в этом сражении с обеих сторон, весьма неопределенны.

Противники, столкнувшись ночью, ввязались в бой, и уже к утру исход сражения был ясен – османы были разгромлены. Рахимизаде конкретно не указывает потерь османских воинов, отмечая только, что «погибло значительное количество воинов ислама». Со стороны же кызылбашей погибло 300 человек. Когда об этом стало известно Осман-паше, который находился в то время в Ареше и готовился к выступлению на Шемаху, он изменил своим планам и лично направился против Арас-хана.

По прибытии в Зардаб Осман-паша встретился со старейшинами города, которые предупредили его о том, что впереди дорога на протяжении 5-6 конаков полностью опустошена, население разбежалось, так что прежде, чем продолжить путь, говорили они, следует запастись всем необходимым (5, л. 28б-29а).

Очевидно, кызылбаши использовали один из традиционных приемов, применявшихся против захватчиков и сводившийся к «предварительным разрушениям и опустошениям в районах предположительного движения [55] османских войск», а также к «прекращению всякого доступа продовольствия и фуража» неприятелю (65, с. 50).

Перспектива оказаться «во вражеском плену из-за голода» заставила Осман-пашу отказаться от своего намерения и направиться в Шемаху, тем более что стало известно о скором прибытии татарских войск во главе с Адиль Гирей-ханом – для османов было предпочтительным дождаться их и вместе выступить против Арас-хана (79, с. 154-155).

Известно, что согласно плану турецкого военного командования завоевание Ширвана должно было осуществиться при одновременном нашествии османской армии с восточного направления и войск крымских татар с северного. Так, в послании султана, направленном крымскому хану Мухаммед Гирей-хану 26 ноября 1578 года, после перечисления причин, вызвавших необходимость войны, предписывалось весной выступить походом в Азербайджан, или же направить калгая Гирея. Мустафа-паша должен был посредством своей агентуры следить за продвижением татарских войск и обеспечить совместные действия (104, с. 81; 103, с. 428).

Было также поручено, чтобы в походе участвовал один из беков Кафы или Азака (Азова). Для предстоявшего похода по просьбе хана в помощь татарским войскам из Стамбула были отправлены 500 вооруженных винтовками янычаров, 5 пушек – шахи-зарбзаны (См. примечание 51), 8 – кючюк зарбзаны, 100 винтовок, 1000 кантаров (Кантар - мера веса) пороха и прочих боеприпасов (104, с. 82).

Однако все сложилось несколько иначе, чем предполагал Осман-паша: на рассвете неожиданно появилась 20000-ая армия, предводительствуемая Арас-ханом и окружила город. Первыми кызылбашей встретили передовые [56] отряды во главе с Ибрахим-беком, сыном Халваджи Мустафа-паши. Османы открыли огонь по наступавшим кызылбашам более чем из 50-и пушек (5, л. 29б-30а; 104, с. 81).

Тем временем на помощь османам подоспели войска Шамхал-хана и Александр-хана. Ожесточенные бои между противниками разгорелись за овладение горной высотой, переходившей из рук в руки, и только с наступлением вечера был дан сигнал к спокойствию и стороны разошлись. В ходе этих боев, пишет Рахимизаде, со стороны кызылбашей погибло 800 человек, в их числе был и сын Эрдогду Султана, данные же относительно потерь османских войск у Рахимизаде весьма противоречивы. Поскольку большинство воинов ислама были пешими, многие из них пали шехидами, – пишет автор, но тут же отмечает, что всего со стороны османов погибло «19 отважных борцов» (5, л. 30а-30б).

В то время как войска Арас-хана героически сражались за Шемаху, другая часть кызылбашских войск во главе с Имамгулу-ханом перейдя Куру, напала на Ареш. На рассвете второго дня битвы под Шемахой к Осман-паше прибыл гонец от Гейтас-паши, османского правителя Ареша. Он сообщил, что на Ареш наступает 10000-ая сефевидская армия и если им не будет оказана помощь, то своими силами они не смогут отразить это наступление. И в действительности, в сражении у Ареша османы потерпели полный разгром. Главную причину этого поражения Рахимизаде видит в неправильной огранизации обороны и неумелости самого Гейтас-паши, не сумевшего должным образом воспользоваться артиллерией и войсками, которые были в его распоряжении. Однако победа кызылбашских войск в Ареше стала возможной не только, или даже не столько из-за неумелости Гейтас-паши, сколько благодаря военному таланту Имамгулу-хана, хотя Рахимизаде в данном эпизоде не упоминает даже его имени. Рассчитав, что османский гарнизон Арешской крепости имел на вооружении большое количество пушек, что делало невыгодным для кызылбашей [57] сражение у стен города, Имамгулу-хан сумел выманить Гейтас-пашу из крепости. Поддавшись на хитроумный план, Гейтас-паша вместе со своим отрядом в количестве 200-300 воинов выступил из крепости, чтобы преследовать якобы убегавшего противника и попал в засаду. «Оказавшись в окружении противника и не имея возможности повернуть назад, они были разрублены вражескими мечами». По приказу Осман-паши куллар-агасы Ширвана Хамид-ага во главе 700 воинов вместе с правителем Хасанкале во главе 300 воинов немедленно выступивший в направлении Ареша, прибыл сюда в самый разгар сражения (5, л. 30б-31б). По данным Кютюкоглу, Осман-паша отправил в Ареш кулларов Шемахи и сипахиев в количестве 1000 человек (104, с. 80). Оба они, как и Гейтас-паша, погибли в ходе кровопролитного сражения, Абдуррахман-бек попал в засаду и был пленен, а оставшихся в живых османских воинов добивали жители вилайета.

Известие о разгроме Гейтас-паши и взятии кызыл-башами Ареша дошло до Осман-паши в ходе сражения за Шемаху. Осман-паша прекрасно понимал, что в столь тяжелый момент это горькое сообщение может сломить моральный дух его войск, находившихся в окружении войск Арас-хана, и стать причиной окончательного разгрома османских войск в Ширване. Поэтому он решил, что в создавшейся ситуации будет лучше скрыть это известие и продолжить битву за город.

Наш летописец подробно описывает построение османской и кызылбашской армий и отмечает, что на стороне османов воевали правители Дагестана Шамхал-хан, правители Агдаша и Грузии, а также аталык Адиль Гирея – Мухаммед-бек, прибывший раньше основного состава татарских войск. Что же касается данных относительно состава кызылбашской армии, насчитывающей, по данным Рахими-заде более 20000 воинов, а именно сообщение Рахимизаде о присутствии здесь в первый же день сражения [58] Имамгулу-хана и Порталоглу Пиргули, то, на наш взгляд, эти данные сомнительны. Данные о том, что Имамгулу-хан возглавлял поход в Ареш, имеются в ряде источников (4, с. 51; 104, с. 79). Вероятней всего, что войска Имамгулу-хана и Порталоглу присоединились к армии Арас-хана несколько позднее, под конец Шемахинского сражения.

Ожесточенный бой за Шемаху, как сообщают источники, продолжался между османами и кызылбашами в течение 3 дней. Кызылбаши во главе с Арас-ханом предпринимали героические усилия для овладения Шемахой и им практически удалось сломить сопротивление противника настолько, что османы «осознав свое поражение, впали в отчаяние» (5, л. 33а; 79, с. 159). Победа, несомненно, была бы на стороне сефевидских войск, но неожиданное появление на третий день сражения передовых отрядов 15-и тысячного татарского войска во главе с Адиль Гирей-ханом полностью изменило положение. Свежие силы крымских татар во главе с Адиль Гиреем, Гази Гиреем и Саадат Гиреем не только спасли османов от неминуемого поражения, но разгромили изнуренных многодневной битвой кызылбашей (5, л. 32а-32б).

Эфендиев О. А., описывая это сражение, пишет, что Арас-хан отверг уговоры некоторых эмиров попытаться пробиться через вражеское кольцо и вернуться на южный берег Куры – он не мог примириться с мыслью о бегстве. Будучи окружены османскими войсками и крымскими татарами, а также лезгинами, караберками и ширванскими повстанцами, возглавляемыми Абубекром Мирзой, Арас-хан и кызылбаши проявили непоколебимую стойкость, бросив дерзкий вызов смерти (79, с. 159). Но, в конце концов, их сопротивление было сломлено. Сефевиды потерпели в этом сражении жестокое поражение.

Отвагу Арас-хана в этом бою отмечает и наш летописец: «Их (т. е. сефевидов – Ф. Г.) сардар Арас-хан, отмеченный знаком неустрашимости и его сын Деде-хан были [59] взяты живыми, а впоследствии казнены» (5, л. 32а-32б). По данным Зафарнаме, были казнены и многие другие кызылбашские эмиры: Имамгулу-хан, Мирза Али Султан и Гусейн-хан Султан, правители Тура – Баба Халиф и Гиляна – Сейид Амир Султан (5, л. 32б). А автор Тарих-и Селяники сообщает, что была найдена лошадь Имамгулу-хана, а сам он вместе с братом Левенда – Иса-ханом и принцом Хамза Мирзой, также участвовавшими в этом сражении, сбежал и потонул при переплытии реки (8, с. 150). Но ни сообщение Рахимизаде о казни Имамгулу-хана, ни сообщение Селяники о его гибели при переплытии реки не соответствуют действительности, поскольку известно, что Имамгулу-хан возглавлял кызылбашские войска в т. н. «Факельном сражении» (Məşəl savaşı), произошедшем 8 мая 1583 г., участвовал в боях за Тебриз (79, с. 181, 195; 104, с. 94, 127, 157; 122, с. 22).

Вместе с тем, кызылбашская сторона понесла в этой битве огромные потери. По данным Рахимизаде, из более чем 20000 воинов удалось спастись всего 1000 воинов (5, л. 32б). Эта цифра близка и к сообщению Кютюкоглу, который, по данным османских источников пишет, что число погибших с кызылбашской стороны насчитывало около 8000, примерно столько же было раненых и пропавших (104, с. 83).

Следует отметить, что наш автор не указывает дат сражений ни при Ареше, ни при Шемахе. Согласно Селяники, Шемахинское сражение началось 17 рамазана 986 г. х./17 ноября 1578 г. (8, с. 150), а Кютюкоглу указывает более раннюю дату – 9 рамазана 986 г. х./9 ноября 1578 г. (104, с. 85-86). Он также отмечает, что вечером первого дня сражения за Шемаху стало известно о наступлении кызылбашских войск на Ареш, т. е. оба сражения происходили примерно в одно и то же время, или с разницей в один день. Если это так, то это подтверждает наше предположение о том, что войска Имамгулу-хана и Порталоглу Ахмеда могли [60] добраться до Шемахи только лишь к исходу произошедшего здесь сражения.

После шемахинского сражения татарское войско во главе с Адиль Гирей-ханом вместе с добровольцами из Диярбекра во главе с Пияле-беком отправились в сторону Сальян на захват имущества Арас-хана, оставленного им на южном берегу Куры. Внезапно налетев на кызылбашский лагерь, татары перебили много людей, остальных захватили в плен, было захвачено несметное количество трофеев (5, л. 33а-33б).

Известно, что после завоевания османами Ширвана сефевидский двор, не заинтересованный в войне с Османской империей, тем более в условиях сложной внутриполитической ситуации, пытался урегулировать ситуацию мирным путем, настаивая на соблюдении условий Амасийского договора (79, с. 157; 16, с. 146). Но, поскольку эти попытки оказались безуспешными, оставался единственный выход – мобилизовав все силы, осуществить военный поход против османов.

80000-ая объединенная сефевидская армия во главе с принцем Хамза Мирзой и везирем Мирза Салманом, переправившись через понтонный мост на Куре 26 рамазана 986 г. х./26 ноября 1578 г. подошла к Шемахе (5, л. 33 б). Сообщения османских источников о численности сефевидской армии разнятся от 50000 до 100000 человек (104, с. 84). Окружив город со всех сторон, кызылбашские войска начали наступление с верхней части города, со стороны крепости Гюлистан. Сломив сопротивление османов, они уже в первый же день ворвались в город, «занимая участок за участком». Сражение вылилось в уличные бои, продолжавшиеся до самого утра (5, л. 34а-34б).

На следующий день кызылбаши начали атаку с нижних районов города. Им удалось почти полностью занять рыночную площадь – против них был отправлен сын Халваджи Мустафа-паши Ибрахим-бек во главе 2000 янычар, [61] капыкулларов и кулларов из Эрзрума (5, л. 35а-35б).

Мы уже отмечали, что для Рахимизаде характерен тенденциозный, односторонний взгляд на происходящие события. Весьма отчетливо это проявляется, в частности, при описании боев за Шемаху, когда автор всячески пытается оправдать, а если возможно объяснить неудачу османской стороны. Так, если в первый день боев успехи кызылбашской армии были связаны, по мнению автора, с внезапностью появления, когда «расквратированные воины победоносной армии не имели возможности объединиться и связаться друг с другом», то на следующий день кызылбаши прибегли к хитрости, ведь «здесь и хитрость считается героизмом». Они заполонили рыночную площадь под видом «торговцами» (5, л. 35а-35б).

Неправдоподобны данные о числе потерь среди кызылбашских войск: умолчав о потерях османских войск, Рахимизаде пишет, что жертвы кызылбашей в первый день боев составили 5000 человек, а во второй – 1500 (5, л. 34б-35б).

Вопреки утверждению Рахимизаде о внезапности появления кызылбашских войск, в действительности, Осман-паше стало известно об их наступлении заблаговременно, так что он даже успел «один за другим послать несколько гонцов к Адиль Гирею» с требованием оставить где-нибудь награбленное богатство и поспешить им на выручку. Об этом стало известно кызылбашскому командованию, решившему снять осаду с Шемахи и отправить войска навстречу крымским татарам, чтобы не оказаться зажатыми с двух сторон.

Сражение произошло в местечке Моллахасан, на берегу реки Аксу, 28 рамазана 986 г. х./28 ноября 1578 г. (79, с. 161). Первыми в бой вступили передовые отряды противостоящих сторон. Несмотря на предупреждения Осман-паши, Адиль Гирей-хан не предпринял никаких мер с целью подготовки к предстоящему сражению – «надменное татарское войско», опьяненное победой и количеством [62] награбленного богатства, двигалось в беспорядочом состоянии, предаваясь увеселениям и развлечениям. В таком состоянии татары не сумели сдержать натиск все прибывающих кызылбашских войск и, несмотря на личный героизм Адиль Гирей-хана, «ринувшегося в бой как разъяренный лев», сражение закончилось разгромом татарских войск. Сам Адиль Гирей-хан, как и Пияле-бек, назначенный правителем Ареша после гибели Гейтас-бека, был пленен (5, л. 35б-36б). Кызылбаши вернули и все награбленное татарами богатство, принадлежавшее племени Румлу.

Как видно, после завоевания османами Ширвана, их пребывание здесь отнюдь не было спокойным. Поражение, нанесенное кызылбашскими войсками Гейтас-беку и взятие Ареша, кровопролитное сражение под Шемахой с участием войск Арас-хана Румлу, повторная осада Шемахи в результате наступления кызылбашской армии во главе с везирем Салман Мирзой и, наконец, разгром татарского войска и пленение Адиль Гирей-хана – все эти события, несомненно, сильно измотали самих завоевателей. Войска Осман-паши находились в крайне подавленном состоянии. Чтобы хоть как-то поддержать моральный дух своих воинов, Осман-паше даже пришлось прибегнуть к хитрости: скрыв известие о действительном исходе сражения между кызылбашскими и татарскими войсками, он объявил о победе татар, по случаю которой были произведены выстрелы из пушек, а на шесты были надеты отрубленные кызылбашские головы (104, с. 91). Однако с распространением правдивой информации о случившемся и под угрозой того, что кызылбаши вновь вернутся в Шемаху, османы, «и без того пребывающие в страхе, пришли в полное смятение». Об этом свидетельствует и тот факт, что началось массовое дезертирование османских воинов (5, л. 37а). Сначала дезертировал дефтердар эрзрумского тимара Узун Хызр с отрядом в количестве 400-500 человек. Вслед за ним, «идя по пути заблуждений, один за другим» дезертировали «некий Бекр из [63] Эрзрума и 100 его злосчастных сторонников, и кетхуда эрзрумских чавушей Челебверди со своими беспутными друзьями». Всего число дезертиров насчитывало 2000-3000 человек (5, л. 36б-37а). Это сильно подорвало моральный дух войск Осман-паши – в таких условиях по требованию своих эмиров он вынужден был оставить Шемаху и укрыться в Дербенте. Этот город привлекал османов не только своей неприступной крепостью, но и тем, что османы рассчитывали на помощь местного суннитского населения, а также дагестанских правителей, в особенности, Амира Шамхала.

Предварительно в Дербент были направлены 100 воинов с вооружением и боеприпасами, а основная часть войск, согласно Рахимизаде, выступила из Шемахи в праздничный день 10-го зилхиджа 986 г. х. (имеется в виду праздник Гурбан байрамы) (5, л. 38а). Однако если принять к сведению, что описываемые события происходили в месяц рамазан, то совершенно очевидно, что эта дата является ошибочной. Вероятней всего, что османские войска выступили из Шемахи в праздничный день Рамазан байрама, т. е. 1-го шевваля 986 г. х./1-го декабря 1578 г. По сообщению автора, в это время стояли сильные морозы, в результате которых погибло «столько людей, сколько не погибло за все время с начала иранского похода», а оставшиеся в живых сумели добраться до Дербента лишь за 12 дней.

Привлекает внимание тот факт, что если раньше, при вступлении османов в Ширван, население Дербента выступило против власти сефевидов, истребив «всех кызылбашей, находившихся в крепости, и посадив в темницу тогдашнего правителя Дербента Чыраг Халифу» (5, л.38 б), то сейчас, когда им стало известно о победах кызылбашских войск в Ширване, они выдворили из крепости прибывших ранее османов вместе с их комендантом, а сами хорошо укрепились в ней, не желая впускать османские войска (5, л. 38б-39а; 79, с. 155; 104, с. 92; 65, с. 107)

Осман-паша, узнав о том, что жители города [64] взбунтовались по подстрекательству «некоторых упрямцев из Дагестана», отобрал 500-600 храбрецов и поспешно направился к воротам крепости. С большим трудом, прибегая к различным средствам, «то к чрезмерной лести, а то к безумному насилию», Осман-паша сумел все же войти в крепость. Наказав «непокорную и непослушную» часть неселения, османы «очистили Дербент от всех упрямцев» (5, л. 39б).

С прибытием в Дербент страдания и лишения, выпавшие на долю османов, не закончились – они пережили тяжелейшую зиму, в ходе которой ежедневно от голода и холода гибли десятки людей и животных, а дороговизна была такая, что «за дорогого коня стоимостью в 100 золотых давали 3-4 буханки хлеба» (5, л. 39б-40а).