СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

МЕЛА МАХМУД БАЯЗИДИ

КНИГА ПО НОВОЙ ИСТОРИИ КУРДИСТАНА

КИТАБ-И ТАВАРИХ-И ДЖАДИД-И КУРДИСТАН

КНИГА ПО ИСТОРИИ КУРДИСТАНА, КОТОРАЯ ОСТАЕТСЯ НЕНАЙДЕННОЙ

"Шараф-наме", труд выдающегося курдского историографа конца ХVI столетия Шараф-хана Бидлиси, ¹ пытались продолжить многие последующие курдские хронисты, однако, все известные нам попытки и авторские претензии сводились к продолжение отдельно взятой главы или раздела. Единственным, кто после Шараф-хана дерзнул взяться за описание исторических судеб страны курдов в целом, а не отдельной области, династии или племени, был уроженец города Баязида Мела Махмуд Баязида, оказавший А. Д. Жабе неоценимую помощь в собирании и изучении курдских рукописей. ²

Мела Махмуд Баязиди родился в 1797 г., по получении соответствующего образования возглавил в родном городе школу и после смещения последнего курдского правителя Баязида выехал в Эрзерум. Совершив паломничество в священные для мусульман города, Мела Махмуд стал именоваться Хаджжи и пользовался, как писал А. Д. Жаба, большим уважением среди мусульманских авторитетов. В 1846 г., во время восстания правителя курдов Джезире Бадр-хан-бека, османское командование использовало в ходе переговоров с эмиром авторитет Мела Махмуда и даже выразило удовлетворение достигнутыми успехами. Однако через год, когда восстал правитель Хаккари Нурулла-бек и губернатор Эрзерума снова прибег к посредничеству Мела Махмуда, удовлетворение вскоре сменилось немилостью и даже кратковременным заточением, в тюрьму. Авторитет Мела Махмуда, по-видимому, не позволил его подвергнуть более суровому наказанию, тем не менее, доверие официальных властей отныне, по всей вероятности, было утрачено.

Ко времени переезда А. Д. Жабы в Эрзерум в 1856 г. Мела Махмуд влачил весьма бедственное существование и собирался, как пишет А. Д. Жаба, выехать в Курдистан. Предложение последнего стать его сотрудником и помощником в изучении курдского языка изменило планы Мела Махмуда, и с этого времени начинается их многолетнее сотрудничество, которое можно считать весьма плодотворным. Среди работ по истории курдов, которые можно отнести к результатам этого сотрудничества, следует прежде всего упомянуть выполненный Мела Махмудом перевод с персидского на курдский язык I тома "Шараф-наме" ³ и подготовленную им обширную, в тысячу листов рукопись под названием "Китаб-и таварих-и джадид-и Курдистан" ("Книга по новой истории Курдистана") ⁴ — по просьбе А. Д. Шабы и щедром его [34] вознаграждении. ⁵ Книга была написана в единственном экземпляре в 1274/ 1857-58 г., ⁶ почти одновременно с другим сочинением "Адат ва расумат-наме-йи акрадийе" ("Нравы и обычаи курдов").

Хроника Мела Махмуда вызвала у А. Д. Жабы большой интерес и желание ее перевести. 30 марта 1867 г. он направил в Петербургскую Академию наук на рассмотрение ученых-востоковедов выполненный им перевод на французский язык предисловия Мела Махмуда к этому сочинению. В Архиве АН СССР удалось обнаружить направленный в Историко-филологическое Отделение Императорской Академии наук П. И. Лерхом отзыв на этот перевод, который содержал следующее заключение: "Доставленный при письме из Смирны от 30 марта с. г. Д. Ст. Советником А. Жаба французский перевод введения к "Новой истории Курдистана", написанной на курдском языке, по отзыву переводчика, сделан с подлинника, составляющего продолжение изданному г. академиком Вельяминовым-Зерновым на персидском языке сочинения Шараф-хана Бидлисского... Нижеподписавшийся, не имея перед собою курдского письма, с которого сделан французский перевод, поэтому не в состоянии сказать что-либо о достоинствах последнего. Судя по прежним подобным трудам г. Жабы, он может только предполагать, что и в настоящем случае смысл текста передан верно... Представив обзор содержанию просмотренного мною. Введения, считаю нужным заметить, что сообщенные в нем сведения, исключая касающихся распределения курдских наречий, не отличаются подробностью и содержат много нам известного. 16 мая 1867 г. П. Лерх". ⁷

Мнение одного из ведущих курдоведов и иранистов того времени явно было достаточно сдержанным. Как бы то ни было, дальнейшая судьба хроники Мела Махмуда нам неизвестна. В числе принадлежавших А. Д. Жабе курдских рукописей, которые ныне хранятся в Государственной публичной библиотеке им. М. Е. Салтыкова-Щедрина, она отсутствует. Неясно также, была ли закончена работа А. Д. Жабы над переводом. В его письмах за 1867 и последующие годы мы не находим на то никаких указаний.

От обширного исторического труда Мела Махмуда в Архиве АН СССР сохранился лишь выполненный А. Д. Жабой французский перевод предисловия, написанный его рукой на 50 страницах размером 21,5 х 17. ⁸ Известно также (об этом А. Д. Жаба упоминает в письме к Б. А. Дорну от 13 июня 1867 г.), что, кроме предисловия, хроника содержала одиннадцать глав и "список правителей, эмиров и ага, которые пользовались властью в 1200/1785-86 г.". ⁹ Особый интерес представляет оглавление, позволяя реально представить содержание книги: [35]

Глава первая. Описание событий, которые имели место в Эрзерумской области с 1200/1785-86 по 1274/1857- 58 гг.

Глава вторая. Описание событий в округе Ружаки, главными городами которого является Муш и Бидлис.

Глава третья. Описание событий, которые произошли в округе Махмуди, который курды называет Махамадан и главный город которого Хошаб.

Глава четвертая. Краткое изложение событий, которые произошли в Ванской области.

Глава пятая. Краткое описание событий, которые имели место в Хаккари.

Глава шестая. Описание событий, которые произошли в округе Рувандуз.

Глава седьмая. Описание событий, которые произошли в Бахдинане, где главный город Амадия.

Глава восьмая. Описание событий, которые произошли в Бохтане, где главный город Джезире.

Глава девятая. Описание событий в области Силиван, где главный город Баязид.

Глава десятая. Описание событий, которые произошли в Карсе, и взятие этого города русскими.

Глава одиннадцатая. Описание событий, которые произошли в Азербайджане, а также в Хое, Тебризе, Ереване, Урмии, Мераге и Маку.

Как показывает приведенное оглавление, хроника Мела Махмуда охватывала основные области северного и центрального Курдистана и почти столетний период их истории, с 1200/1785-86 по 1274/1857-58 гг. По свидетельству А. Д. Жабы, автор часто обращался и к более отдаленным временам, вплоть до эпохи Шараф-хана Бидлиси. ¹⁰ Несомненно, если будет найдена рукопись труда Мела Махмуда Баязиди, источниковедческая база курдской истории пополнится документом первостепенной значимости. Однако, поскольку сочинение остается до сих пор необнаруженным, представляется целесообразной публикация выполненного автором этих строк перевода рукописных листов А. Д. Жабы — единственного, чем мы сегодня располагаем. И так, слово Мела Махмуду Баязиди, автору "Книги по новой истории Курдистана".

/52/ Каждый народ имеет свою историю, имеет какое-нибудь сочинение, в котором говорится о его происхождении и об основных событиях, свидетельствующих о его существовании среди других народов. Будучи такого мнения, Шараф-хан [36] /Бидлиси/ решил написать историю своего народа, историю курдов. Действительно, Курдистан обязан своей историей перу этого исполненного знаний и достоинств, самого выдающегося человека своего столетия.

Курд по происхождению, он принадлежал к известной семье из Бидлиса, где она правила с давних времен и переходила то под власть персов, то в зависимость от султанов Османской империи. Его сочинение содержит историю Курдистана, /там сказано/ о происхождении курдов, об их языке, обо всех эмирах, наследовавших /власть/ в этой стране. Оно было закончено в 1005/1596-97 году и называется "Шараф-наме". Шараф-хан весьма известей в Курдистане своим красноречием. /53/ Его предки управляли в Бидлисе /и/ племенем ружаки еще до воцарения Османов. Они возводили свою генеалогию к роду Ануширвана Справедливого, ¹¹ и власть над Бидлисом, Ахлатом и округами племени ружаки утвердилась за ними со времен армянских царей.

Из всех курдских правителей лишь три рода являются наиболее древними: род /правителей/ Бидлиса, род /правителе/ Бохтана, которые ведут свое происхождение от Халида, и, наконец, род /правителей/ Хаккари, которые происходят от Аббасидов. Остальные эмиры Курдистана менее древнего /происхождения/, но каждый из них — бек своего племени.

Относительно происхождения курдов существует три версии, свидетельствующие о древности их (курдов) происхождения. Версия первая. Рассказывают, что во времена падишаха Заххака, а он, как известно, страдал одним недугом и ежедневно /приказывав/ убивать юношу и девушку, мужчины и женщины, спасаясь от его жестокостей, убегали в горы и леса.

Там юноши и девушки скитались как придется и соединялись друг с другом как хотели. Но, оставаясь в этих /54/ пустынных местах, они одичали (…).

После смерти Заххака они перешли в долину, выбрали тенистое место с укрытиями и там поселились. Города и деревни их совсем не привлекали, они всегда предпочитали пустыню.

Со временем они разбрелись в разные стороны и образовали племена (...) курдов. Такими были племена хайдари, зили, хасани и еще много других, которые от них произошли. Дети и потомки Хайдара стали называться хайдари, дети и потомки Зило и Хасана — зили и хасани, что означает, что они принадлежат к семье Зило и Хасана. [37]

Словом, к настоящему времени /их потомки/ (...), которые расселились повсюду, взяли имя своего отца и своего деда, и несколько поколений выходцев из одной семьи составили таифе. На территории Оттоманского /государства/ насчитывается от 700 до -800 таифе, с /55/аширатами и кабиле.

Версия вторая. Согласно "Шараф-наме", во времена Мухаммада курды направили к его святоски пророку посланца. Это был человек необычный: исполин с глазами, заросшими шерстью, вида странного и внушающий ужас. Ни пророк, ни его сподвижники никогда не видели /такого/ человеческого существа (...). То ли Мухаммад был весьма удивлен таким посланцем, /но/ с того времени (...) потомки этого посланца названы курдами. Они держатся вдали от городов и деревень, живут в горах и пустыне, Со временем их число умножилось и стало таким, каковым оно является сейчас.

Версия третья. /56/ Согласно одному весьма правдоподобному преданию, во времена Ноя один из сыновей Яфета, странствуя по свету после потопа, встретил девушку-фею и на ней женился. Дети от этого брака были необычные. Удалившись в пустынное место, они жили в полном уединении, не умели строить домов, говорили на им одним понятном языке и жили в шатрах. Их число возросло, и они расселились повсюду. Некоторые избрали чисто кочевой образ жизни и переселились в Иран, Туран и Шам. Там число их умножилось, и впоследствии из семей они составили таифе и ашираты, каковые мы находим в настоящее время.

Первым местом, где поселились курды, была /область/ Майяфарикина, в сторону Диарбекира. Именно отсюда они расселились повсюду. Словом, курды — древний народ. Они существовали еще до господнего посланца. Причины, побудившие курдов поселиться вдоль персидско-турецкой границы и в окрестностях Багдада, таковы. Все курдские племена любят /57/ воевать и охотно вступают в сражение. Между собой у них постоянная вражда. (…).

В минувшие столетия на границах Ирана и Турции, Багдада и Ирака шли непрерывные войны между Чингизидскими, Сельджукскими султанами, Сефевидами, Аббасидами и царями Армении. Грабежи и добыча привлекали туда курдов. Надеясь на [38] добычу, они охотно участвовали в войне (...) и сбегались к этим границам во множестве, поступали к тем султанам на службу, отличались своей замечательной храбростью и довольствовались малым.

Им удалось достичь наивысшей славы к тому времени, когда всех беков и ага курдских племен, известных своей храбростью, к себе на службу призвал султан Османской империи Сулейман Великий, поименованный Законодателем, который предпринял поход /58/ на Иран и Багдад. Он удостоил их титулов /обладателей/ юртлыков и оджаклыков, остальным, сообразно достоинству каждого /передал/ округа, крепости, города, области и деревни от Грузии до Багдада, Басры и Египта и /на то/ пожаловал грамоты и бераты.

Расселив курдские плетена вдоль турецко-персидской границы, там, где это было необходимо, для защиты границ и охраны османской территории от набегов персов и грузин незамедлительно построили укрепления и крепости. Когда Сулейман Законодатель возвратился в Стамбул, мать будто бы обратилась к нему с такими словами: ”О, сын мой! Ты возвратился, а грузины и кызылбаши не устроят набег на твои области и не причинят им ущерб?" Султан ответил: "О, мать моя, я воздвиг прочную стену /59/ между Османской империей и государством грузин и иранцев, враг не сможет причинить никакого вреда". "Как же тебе удалось, — сказала она, — на таком большом пространстве построить стену?" Султан ответил: "Мать, я построил ее из мяса и крови. Я поручил управление этими районами курдским племенам, я поставил их в ряд как полевое укрепление от Грузии до Багдада, Басры и Шахризура. Враг не сможет, минуя их, проникнуть в государство ислама".

Действительно, такое положение сохранялось долго, но /впоследствии/ изменилось. Однако и сейчас курды, стоит им увидеть, что где-то готовится военный поход или сражение, не в силах себя сдержать. (…).

Относительно языка курдов. Язык, на котором в Курдистане читают и пишут, един и имеет единую форму слов и алфавит. Однако в устной речи различают четыре диалекта. Первый диалект /60/ — диалект раванди, на котором говорят курды, проживающие в Чилдыре, Карсе, Баязиде, Муше, Бидлисе и Ване. К этому же диалекту относится и язык курдов райя, которые проживают в Харпуте, Диарбекире, Мардине и его окрестностях вплоть до Эрзерума. На нем говорят также и крупные кочевые племена упомянутых областей, как-то: зиланлу, хайдаранлу, [39] джимадинлу, касканлу, савиданлу, маманлу, джалалу, джунаканлу, хасананлу, джибранлу, сипкилу, галтури, бураки, шекакду, шавилу, шекафтелу, арабанлу, баравалу, миланлу. И другие курдские племена, большие и малые, кочевые и оседлые, в окрестностях Карса, Чилдыра, Еревана, Вана, Муша, Диарбекира и Харпута, все говорят на диалекте раванди.

Второй диалект — диалект, /на котором говорят в областям Хаккари, Махмуди, Ширван, Вохтан, Хизан, Моке, Сипаирт, Шно, Сомай, Берадост, /61/ Шемдинан. "Племена мзури, зебари, харки тоже говорят на диалекте хаккари. Все курдские книги и стихи написаны на этом языке, который, однако, мало отличается от диалекта раванди.

Третий диалект — диалект сулейманийский. Это язык племен бебе (бабан), бильбас, зарза и мукри, которые поселились поблизости от Сулеймании и Шахризура. Он в равной мере отличается от остальных диалектов.

Четвертый диалект — диалект заза, один из курдских языков. Племенем заза названо племя дуджик, которое занимает /района/ от округа Терджан, относящегося к Эрзеруму, до Дерсима и горы Аджа. Диалект, на котором оно (это племя) говорит, сильно искажен. Другого /такого/ (...) аширата нет /во всем Курдистане/. Курды их считают чем-то вроде деревенщины. Пишут они на диалекте хаккари, но говорят лишь на своем языке, добавляя слова из других курдских диалектов. При всем своем отличии этот диалект принадлежит к курдскому языку.

/62/ Хотя эти четыре диалекта, друг от друга отличаются, говорящие каждый на своем диалекте представители разных таифе в состоянии понять друг друга, ибо основа этих диалектов одна. Nan "хлеб", av "вода", herin "уходить", vеrin "приходить", patin "печь", sitandin "получать" и многие другие их составляющие слова едины и одного происхождения. Поэтому разницу между этими четырьмя диалектами можно обнаружить лишь в различиях между словами. Тем не менее, язык /племени/ беби (бабан) весьма далек от языка заза. Другие же диалекты, подобно диалекту хаккари, очень похожи на раванди. Разница у них едва заметна: на сто слов найдется одно-два непохожих.

Среди курдов-кочевников образованные люди очень редки. Что касается племени заза, то из него ученые никогда не выходили, да там их не могло и быть, ибо его курдский язык слишком зауряден. У них несколько беков с трудом могут читать [40] Коран, остальные сплошь безграмотны. Известные ученые /63/ происходят из Хаккари, Бохтана, Бабана, Бахдинана, Муша и Баязида. Есть знаменитые люди среди жителей Сорана.

У курдов были эмиры, паши, ага, родом /каждый/ из своего племени. Пашалыков у них не было, санджаков насчитывалось всего четыре-пять: Диарбекир, Ван, Муш, Бахдинан, Шахризур и Баязид. Остальные округа и все другие области были бейликами.

У кочевников ¹² беков не было, у них были ага. Однако Тимур Милли, выходец из племени милли, которое относится к курдам-кочарам, достиг звания паши и в течение определенного времени пользовался абсолютной властью /в звании/ искиан-баши ¹³ в окрестностях Урфы. С тех пор /и/ до настоящего времени /64/ у курдов-кочаров не было больше /ни одного/ паши.

Кочевые курды Азербайджана, согласно "Шараф-наме", являются выходцами из Курдистана, /а также/ из области Лури- стан, называемой Лур-и Бузург и Лур-и Кучак. В упомянутом сочинении мы находим самое подробное того /описание/. Несколько крупных курдских аширатов есть в Иране, Арабистане, в окрестностях Сиваса, Мардина и Агина. Из них самые крупные следующие ашираты: ришван, миллан, адрик, афшар. Каждое племя насчитывает около 15 тысяч семей. Кроме того есть небольшие таифе, например, мирдаси, агче-кашло, сичарик, хирузи, шадлу и много других.

Нравы и обычаи всех этих курдских племен неодинаковы, особенно /отличаются/ курды Дерсима, которые принадлежат к секте кызылбашей и алидов. Курды, занимающие пограничные /районы/ от Карса и Чилдыра до Диарбекира, /65/ Мосула, Шахри-зура и Багдада, будь то оседлые или кочевые — принадлежат к шафиитам и другим вероучениям никогда не следовали. Все эти курды — выходцы из одного древнего таифе, которое появилось, по-видимому, после потопа, согласно некоторым сочинениям, например, "Раузат ас-сафа" и другим хроникам. Небольшое вначале, со временем оно стало весьма многочисленным.

С давнего времени курды поступали на службу к различным государям и в войне с армянами и грузинами завладели их областями, которые составляют /ныне/... часть Курдистана. Со времен меликов ¹⁴ на неограниченную власть претендовали многие курды и приказывали читать хутбу со своим именем. В войнах между турками и персами курды, как это показано в /66/ "Шараф-наме", проявляли полную самостоятельность и переходили на сторону победителя.

Шараф-хан, человек весьма известный и исполненный [41] достоинств, некоторое время служил персидским шахам /династии/ Сафави и привез свою семью в Иран. ¹⁵ Некоторое время он проживал в Казвине и Хорасане. Щедро осыпанный там милостями со стороны Оттоманского правительства, он снова возвратился в свой родной город Бидлис. Как описано в "Шараф-наме", Шараф-хан снискал особое расположение турецких и персидских государей. Он пользуется среди курдов большой известностью, а его исторический труд "Шараф-наме" весьма ценится курдами и во всем мире. Это редкая книга в /свое/ время за нее платили 1500 пиастров и, тем не менее, достать ее было трудно, ибо исторических сочинений турецких, арабских и персидских /авторов/ много, а второй истории курдов нет. Именно по этой причине "Шараф-наме" столь редкая /книга/ и дорого стоит.

Оседлые курды, как и все ашираты и кабиле, проживающие в областях /67/ Муша и Бидлиса, носят общее название руижаки; ашираты Махмуди называются шеккаками, оседлые курды области Джезире — бохтан, а кочевые племена — раванди. Все хаккарийские курды называются кочарами, ашираты и оседлые курды областей Амадия и Акра — бахдинан.

Баязид первое время назывался иначе, /первоначально/ этот город упоминали как старый Алашкерт. Там проживало, о чем говорится в "Шараф-наме", племя пазуки, подчинявшееся то Турции, то Ирану. Позднее, во времена Османов, султан Мурад — хан выступил из /города/ Баязида на войну с персами, во время завоевания Еревана. На службу к султану Мураду из Диарбекира прибыл некий Абди-бей, который происходил от Мерванидов из Майяфарикина, — с несколькими семействами /68/ из племени силиванли. Он отличился в сражении под Ереваном, и его величество султан Мурад пожаловал упомянутому Абди-бею и племени силиванли /города/ Баязид, Алашкерт, Шилве и их окрестности на правах юртлыка и оджаклыка. ¹⁶ Они построили крепости и поселения, там остановились, и Баязид с относящимися к нему /округами/ стал называться Силиванли, по названию племени.

В "Шараф-наме" не говорится о Баязиде, его правителях и о /племени/ силиванли. /Это события/ более позднего времени, и описаны они в настоящей "Истории нового времени" где идет речь об упомянутых областях, о делении больших курдских племен на небольшие кабиле, из которых некоторые упомянуты в "Шараф-наме".

Историю каждого кабиле проследить невозможно, сочинение стало бы излишне громоздким, /однако/, список племен и [42] кабиле /мною/ составлен. /69/ Курдские племена, /проживающие/ на османской территории, можно отнести к трем таифе: милли, зилли и сипки, из которых вывши все остальные ашираты и кабиле. Каждое таифе насчитывает несколько сотен кабиле, названия которых известны /в таифе/, как и в кабиле известно таифе, к которому оно принадлежит. В случае вражды между двумя таифе небольшие кабиле обязаны объединиться, чтобы выступить на стороне своего /таифе/ и принять участие в боях.

Кочевые племена, проживающие в Персии, называются горанами. Они насчитывают большое число кабиле, как-то: курасини, сарави, халили, афшар, баят, хайдари, аладжини, чобанкаре и другие. Большинство из них говорят по-турецки, что в Персии весьма распространено. Несмотря на это они образуют ашираты и сохраняют нравы и обычаи курдов. Часть из них ведет оседлую жизнь, другие кочуют.

/70/ В Хаккари три больших племени, которые состоят из оседлых и кочевников-кочаров. Каждое племя насчитывает около 15 тысяч семей. Это — /племена/ хартуши, хани и пеньяниши. Там проживает еще несколько кабиле.

На территории Бохтана пять крупных аширатов: диршави, хаджи-али, мири, алаки, дудири, состоящих в основном из кочевников (химе-нишинов). Там проживает и много небольших кабиле.

В Амадии три больших аширата: зибари, мизури и харки, в каждом аширате около 12 тысяч семей, /а также/ множество небольших кабиле.

В Диарбекире три больших аширата: милли, карачури, силиванли, в каждом /аширате/ более 15 тысяч семей. Небольших племен там великое множество.

В Ване два больших аширата: шеккаки и шикафти и много небольших кабиле.

/71/ В Муше и Бидлисе два крупных аширата: хасананлы и джибранлы ¹⁸ и много небольших кабиле.

В Баязиде четыре больших аширата: зиланлу, джалалу, хайдаранлу и сипки и более 300 небольших кабиле.

В Эрзеруме аширатов никогда не было. Если в деревнях там и есть несколько курдских семей, то это беженцы из какого-то племени, остановившиеся на жительство.

Курды /племен/ дуджик составляют три больших аширата: курайши, балабанлу и джихабеклу. /72/ К ним относится большое число незначительных кабиле.

В Карсе постоянно проживал всего один ашират хаксанлу, [43] который насчитывает около 400 семей.

На территории Сорана четыре больших аширата: зирки, мукри, бебе и бильбас, которые среди других племен занимают более высокое положение и отличаются храбростью. Каждое племя насчитывает до 20 тысяч семей и владеет превосходными конями туркменской /отроду/. Мужчины /у низ/ высокого роста, носят кольчугу, храбры и совсем не похожи на курдов этих районов. В соответствии с преданиями их считают потомками древних пехлеванов-богатырей, и они на них похожи весьма. (…) Они до сих пор пользуются ружьями с запалом старинной системы, другого огнестрельного оружия у них нет. Все они вооружены копьем и саблей, все носят бороды (…).

Шахризур граничит с /областям^ Тебриза и Керманшаха. Эти области /73/ и еще несколько других крепостей и округов, которые первоначально относились к Хаккари, отошли под власть персов. Они отобрали эти районы от надменных турок, чтобы выровнять свои границы. Отдельные места, как-то: Сенне, Саккыз, Шно, Сагбулаг (Соуджбулаг), Шамдинан, Бане, Балык, Сардашт, Чари, Сомай, Берадуст и Дирак остаются спорными поныне. В этих районах племена говорят на хаккарийском наречии, каковое в ходу также во многих округах и местечках, относящихся к Багдаду, как-то: округ (каза) Керкук, Эрбиль, Алтун-Кепри, Зохаб, Хошнав (Ушну) и Рувандуз, Население этих районов составляют курды, говорящие на диалекте хаккари, с едва заметным различием.

В Курдистане насчитывается 70 тысяч семей армянских райя ¹⁸, 15 тысяч семей несториан (айсоров) и 200 семей еврейских. /74/ Курдистанские райя говорят на курманджи. Они храбры и носят оружие. Это настоящие воины, которые могут дать курдам отпор.

Среди курдов есть езиды. Они поклоняются дьяволу, не признают ни поста, ни молитвы, считают вино дозволенным и пьют его, когда представляется случай. Однако обрезание (суннат) у них принято, а своей храбростью они превосходят остальных курдов. Их язык курдский и ничем от него не отличается. Отличаются они только религией. У езидов есть свои кавали, пиры и шейхи, ¹⁹ но никто /из них/ не умеет ни читать, ни писать. У них никогда не было ни книг, ни письменности, средством общения служит лишь устная речь. Считают, что племя это происходит из рода Йезида ибн Марвана, [44] который семьей Мухаммада — да будет над ним милость божья! почитался презренным из-за убийства /75/ Хусейна.

Убить езида у курдов считается вполне допустимым, и всякий раз, когда представляется удобный случай, курды-мусульмане убивают езидов, а их женщин обращают в рабство. В мясной лавке езида они предпочитают не брать мясо и считают /езидов/ вероотступниками.

/Езидское/ таифе весьма многочисленно. Проживающие на территории /области/ Баязида /езиды/ образуют следующие ашираты: хусайни, масаки, чухраши, каласори, калараши, хувайди, мухайли, калири, рамуши, Казани и дасини. В областях Вана и Махмуди проживают езидские племена барави, раши, мандаки, башами, мандасори, куртаки, дарказини, бутаки и хури; в Муше и Бидлисе — езидские таифе чакуи, авуки, акусини и балли.

Кроме упомянутых езидских таифе есть езидские племена, известные под названием йезид-хане /76/ и насчитывающие около 15 тысяч семей. Проживают они между Мосулом и Джезире, в горах Шангар, где им принадлежат более 300 деревень и селений. Когда-то они проявляли непокорность, но впоследствии (...) подчинились. Езидские пиры, шейхи и кавали, как и их правители, — /все/ родом с гор Шангар.

В "Шараф-наме" упоминаются следующие крупные города и области: Гурджистан, /оба/ Ширвана, Азербайджан, Хорасан, Луристан, Шахризур, Бабан, Шну, Бахдинан, Бохтан, Ирак Арабский, Багдад, Диарбекир, Бешири, Хаккари, Моке, Ширван, Хазо, Хизан, Куфра, Исбаирд (Сипаирт), Бидлис, Муш, Ван, Махмуди, Силиванли или Баязид, Эрзерум, Карс и Чилдыр. Автор "Шараф-наме" /77/ описывает историю всех аширатов и кабиле упомянутых областей, рассказывает об их предках и преемниках, называет их беков, правителей и ага, какой они пользовались властью и доводит свое описание до /правителей/ Пало, Агина и Мардина. Упомянуты и другие правители: Чингизиды, Сельджуки, /Тимур/ Гурган, Сефевиды, Ак-Койюнлу, Кара-Койюнлу, государи Армении, Аббасиды, Айюбиды, туркменские и узбекские султаны, шах Тахмасб и династия Османов. /Шараф-хан/ описывает некоторые события /времени/ правления этих государей и войны, которые они вели.

Автор /"Шараф-наме"/ происходит из прославленного, известного своим благородством рода. Могила и гробница Шараф-хана находятся в городе Бидлисе. /78/ Большую часть своего состояния он потратил на подарки, благотворительные дела, на [45] строительство соборной мечети и медресе. И ныне там проживают потомки этого рода, но они не пользуются никакой властью и живут на скромное содержание, предоставленное им взамен тимара.

Эта достойная семья снискала некогда особое расположение как турецких султанов, так и персидских шахов. /Сам/ Шараф-хан некоторое время состоял на службе у Сахиб-Кирана, ²⁰ какое-то время жил с семьей в престольном /городе/ Казвине и в Хорасане. Обучаться ему посчастливилось вместе с шахскими сыновьями, о чем он рассказывает в конце своего сочинения.

Словом, /автор/ "Шараф-наме/ прежде всего стремился показать историю курдов, их происхождение, /описать/ отдельные племена. Что до других сведений /79/ о древних султанах и государях, в том числе, и о /султанах/ Османских, то они приводятся лишь попутно. Истинная тема /сочинений/ — /история/ курдских таифе. И, хотя в курдских племенах есть выдающиеся ученые, почтенные шейхи и крупные поэты, которые по образцу арабских и персидских сочинений написали ученые трактаты в прозе и стихах и сочинили всевозможные стихи и диванче, ²¹ вплоть до наших дней в Курдистане не было написано книги, подобной "Шараф-наме". Об исторических событиях слагались сказания и предания и декламировались вслух.

Это, во-истину, первое историческое сочинение, в котором главное место отведено курдам. Написано оно было по-персидски и позднее неким уроженцем Бидлиса переведено на турецкий язык. /Выполненный/ в цветистом стиле турецкий перевод /хроники Шараф-хана/ — превосходное историческое сочинение /само по себе/. Это очень редкая книга и существует всего в двух-трех экземплярах.

Треть всех упомянутых выше эмиров, всей знати и /80/ ага курдских таифе, аширатов и кабиле приходится на кочевников (кочаров и химе-нишинов) и две трети — на оседлых, обладателей крепостей, округов, деревень, наделенных бератами и грамотами Порты. Это — добропорядочные, исполненные чистосердечия собственники и люди достойные. Редко какое оседлое таифе занимается (...) грабежом, в большинстве случаев такие недостойные дела творят кочевники-кочары. Оседлые курды-мусульмане — добрые магометане. Среди них есть улемы, факихи, наделенные мужеством.

Курдские племена, о чем также говорится в "Шараф-наме", благоговеют перед своими вождями и почитают /деление на/ [46] сословия. Ему (своему главе) они всецело покорны и послушны, ничего не предпринимают вопреки его воле и его мнение никогда не оспаривают. Курды строго соблюдают обычай гостеприимства. /81/ Так, хотя порой они /сами/ живут за счет армян и пользуются их услугами, обязанности /гостеприимству/ исполняют охотно и проявляют признательность.

Они (курды) любят приветливость и ласковое обхождение, как говорится в одной известной пословице; за один афийят ²² выпьют десять чаш воды, за одну улыбку окажут тысячу услуг.

Друг к другу курдские таифе относятся с завистью, и персидские курды завидуют курдам османским. Однако, стоит появиться врагу из чужих, они все объединяются против него.

Но когда между ними разгорается ссора, конец согласию и единству. Каждый встает на сторону своего таифе, что непременно приводит к измене и нарушению законов гостеприимства.

Если же случается, что кто-нибудь из них, будучи низкого происхождения, приказом свыше назначен главой их племени, они (курды) его не признают и /всячески/ преследуют. Однако, если их правителем /82/ будет назначен /даже/ самый ими (курдами) презираемый из инородцев — армянин, они его указам будут покорны и не окажут ни малейшего сопротивления.

У курдов есть отряды, называемые "шуркеш" (забияками). Они называются по имени своего аширата, от которого отделились. Если с ними затеет войну какое-то чужое таифе, на их защиту встают и берут их сторону все ашираты, от которых они отделились, — для отражения врага /или/ добиваются прекращения вражды, помирив противников. Вот как обычно это происходит. Инициативу берет сторона обидчика. Обидчик должен направиться в дом противной /сторону/ или посредника и проявить учтивость, и после примирения вражда прекращается. Обрабатываемые земли и деревни в Курдистане, которые вплоть до настоящего времени находятся под властью курдов, на правах мулька переходят по наследству от отца к сыну. Притязать на них не в праве ни правительство, ни хаким (правитель). /83/

Все свободно засевали /хлеб/ и собирали урожай, никто не платил налогов. Лишь те, что не исповедовали ислам, платили единственную подать "закят" в пользу бедных. /Этот/ налог брали в огородов тоже. Поскольку предки этих таифе захватили эти земли и владения силой оружия в войнах с грузинами и армянами, они (курдские племена) ²³ и собирают налог, по их словам, как плату за пролитую их отцами и дедами кровь. [47]

До правления султана Махмуда османским государям в Курдистане не платили ни единого пара налога. Если и были какие обязательные к уплате подати, то они касались лишь местечек и округов, мелких беков и ага. Порта никогда не взимала налогов с областей Курдистана. Вплоть до настоящего времени в Курдистане отсутствуют подати ушр (десятина), сельяне и сухра. ²⁴ Доходы с /84/ валиликов и бейликов ²⁵ принадлежали государственной казне. Управление округом (санджаком) жалуемой грамотой султаны передавали одному из потомков старинных владетелей этих земель.

/Во время/ военных походов на неверных в походе государя участвовали все беки и эмиры, как и жители всего Курдистана, не требуя ни жалованья, ни провианта. Трудности войны они переносили спокойно, выполняя и весьма охотно обязанности конного караула и были часовыми в самом опасном месте. Эти функции составляли исключительную обязанность курдов. Когда война кончалась, султан самолично или его сараскер (главнокомандующий) устраивали смотр /отрядов/ эмиров и беков после их возвращения. Всячески проявляя свое удовлетворение, он каждому дарил почетную одежду, соответствовавшую его достоинству и рангу, и /85/ грамоту, как свидетельство высокого монаршего расположения.

От курдских эмиров запрещено получать подарки и приношения (?). Доходы в Курдистане до последнего времени неизменно принадлежали их (курдов) старинным вождям, бекам, ага и собственникам. ²⁶ За год райя выплачивали своим ага пятую часть ушра и 100 пара. Беглый из Персии или Турции, который укрывался в Курдистане, находил там защиту. Курды собирали вскладчину /деньги/ и все меры употребляли для его выкупа. Те курды, что проживали на границе, находили /порой/ выгоду в союзе с персами и принимали сторону последних. Османские султаны позднее забывали про вину перебежчиков и их прощали. Иногда на территорию Персии убегало /целое/ курдское племя, оставалось некоторое время на службе у шахов, пользуясь их полным благоволением, а потом /86/ возвращалось на родину. Подобные случаи описаны /и/ в "Шараф-наме".

Турецкие курды нередко сватаются к девушкам курдов персидских и отдают за них своих девушек. Такого рода браки заключаются между эмирами и девушками из знатных /семей/. Не так давно Аббас-мирза ²⁷ взял себе в жены сестру Йахйя-бека, происходившего из знатного семейства Чари-бека в Хаккари. [48] Вторая /его/ сестра стала женой его (Аббас-мирзы) сына Мухаммад-мирзы, который впоследствии стал иранским шахом. Из уважения к такому /брачному/ союзу Йахйя-бек перешел под власть персов, передал персидским войскам крепость Чару и всю свою область. Ему пожаловали ханский титул, и стал он именоваться Йахйя-ханом. В Иране он получил большую известность и всеобщее уважение.

На первый взгляд курды кажутся грубыми и невежественными. Тем не менее, они успешно разбираются в мирских делах и /87/ в оберегании собственных интересов. Они очень сговорчивы, в добрых отношениях с персами, а в случае необходимости прекрасно уживаются с европейцами и /представителям/ других народов. Они (курды) не такие отсталые, как османы. В зависимости от времени и обстоятельств они подчиняются кому угодно, находят с ним общий язык и, если находятся на службе у какого-то могущественного иностранца, свои обязанности выполняют.

В прежние времена, когда между османами и персами начиналась война, обе стороны использовали курдов для наблюдения за передовыми укреплениями /противника/. Они (курды) владеют военным искусством и весьма успешно совершают ночные атаки, поскольку друг с другом они в бесконечной вражде. День и ночь они проводят в кровавых сражениях и в постоянных скитаниях на чужбине. Они мастерски владеют оружием и ездят верхом. Это им ничуть не надоедает, /не то/, что другим народам. Они неутомимы.

Другого /88/ средства к существованию, которое бы им приносило барыш и удовлетворение, у курдов нет. Вынужденные какое-то время проводить в праздности, они тотчас обзаводятся несколькими товарищами (...). Ловкость их военных приемов, мастерское владение оружием объясняются образом жизни. Их единственный талант и единственная гордость — военные походы.

В отношении к женщинам курды придерживаются тех же обычаев, что и европейцы. Они не держат взаперти своих жен и дочерей. /Курдские женщины/ свободно всюду появляются и ни от кого не убегают. Женщины всюду следуют за мужчинами, во время войны помогают своим мужьям, берут оружие и участвуют в сражениях.

Два порока никогда не были распространены среди курдов: никто не предавался пьянству и разврату. Однако общение с турками и частый с ними контакт /89/ привели к тому, что в [49] некоторых областях два эти порока получили распространение. Большинство курдов избегает таких непристойностей, хотя склонно к преступлениям иного рода — таким, как (…) грабеж на большой дороге. Такие преступления среди них нередки, но стоит кому-то преследуемому обратиться к курду за покровительством, тот пожертвует всем своим состоянием, чтобы оказать помощь, и сделает для него все возможное.

Все эти присущие курдам достоинства описаны автором "Шараф-наме". Самое беглое знакомство с этим сочинением дает представление о высоких /моральных/ качествах курдов, об обширности их страны, о правлении и славной /истории/ их /эмиров/ и какого могущества они достигали, хотя ныне слабы и бесправны. Однако еще многие племена могли бы создать государство, куда бы вошли ныне существующие /90/ области, /знатные/ семейства и население.

Многие ученые и поэты убеждены: если бы по примеру других народов курды объединились и пожелали бы одни другим подчиниться, они смогли бы создать государство и объявить себя независимыми. Однако, хотя эти племена одного происхождения, между ними никогда не наступало доброго согласия. Именно поэтому разобщенные между собой курды рассеяны ныне по Турции, Ирану и другим районам, служат здешним властям и подчиняется. Тем не менее, если все племена пожелают объединиться — а это уже не малый шаг -, несомненно, что для образования государства будет достаточно подданных и населения.

Со времен маликов ²⁸ суверенной властью пользовались многие курды, например, Малик Тахир, Бадраддин Кара Йусуф, которые /91/ упоминаются в "Шараф-наме". Правители Курдистана /повелевали/ читать хутбу со своим именем и считали себя независимыми государями вплоть до последнего времени. Они управляли самостоятельно и издавали приказы без санкции турецких властей, /таких как/ паша Эрзерума, Вана и Карса. Бек, ага, проживавший в местности, которая принадлежала к округам какого-нибудь санджака, единственный раз в году посылал вали этого санджака одну-две лошади в подарок. Со своей стороны вали посылал беку или ага, приславшему подарок, соответствовавший его положению /почетный/ халат, с одним из своих офицеров. К моменту прибытия офицера бек собирал своих людей, конников, слуг и торжественно выезжал /ему навстречу/, чтобы принять халат и почтительно в него облачиться. [50] Несколько дней офицер пользовался самым радушным гостеприимством, а затем его /92/ с большим почетом провожали и дарили доброго коня и денег на путевые расходы.

В случае войны правитель санджака писал находившемуся под его началом беку письмо и требовал прислать войско. Бек па своему усмотрению отправлялся на войну сам во главе своего воинства или назначал баш-бека, который и ехал на службу к вали с этим отрядом. Однако, если бек не находил то нужным, он не обращал на приказы вали никакого внимания и не посылал ему ни единого человека от своего округа. Своеволие и непокорность эмиров и беков Курдистана достигли такой степени, что они устраивали из своих владений набеги один на другого, грабили страну и убивали друг друга. Паши санджаков им ничуть в том не препятствовали и ни во что не вмешивались. А сколько раз /курдские правители/ Эрзерума, Вана, Муша, Баязида, Хаккари и других округов Курдистана поднимались и восставали против власти паши, исполненные враждебности, /93/ нападали друг на друга и сражались. После того вмешивался какой- нибудь соседний бек и навязывал им условия перемирия.

Такого рода сражения и смуты подробно описаны в /нашей/ новой книге по современной истории Курдистана. Здесь, /в предисловии/, на этом достаточно кратко остановиться, чтобы иметь представление. Словом, к концу правления султана Махмуда курдские таифе еще сохраняли независимость. Его величество /султан/ заставил все курдские племена покориться и обязал платить в казну налоги. /Непокоренными/ остались лишь курды Дерсима и /племя/ дуджики. Они то смиряются перед вооруженными силами, то поднимаются /снова,/ и восстают. Впрочем, для курдов характерно проявлять покорность перед /94/ силой, а, когда представляется удобный случай, они снова поднимают восстание.

В отличие от других народов курды нисколько не заботятся о последствиях и не преминут воспользоваться случаем для достижения цели. Они поступают так всегда, даже если предвидят для себя печальный исход. Не знаю, вызвано ли это недомыслием, храбростью или презрением к опасностям. Люди обыкновенно боятся смерти, курды же в сражениях не страшатся ее ничуть. Они предпочитают погибнуть на поле брани, чем умереть естественной смертью. О погибшем в бою нисколько не печалятся, его смерть считается почетной.

Если в сражении погибает юноша или умирает естественной [51] смертью, курдские девушки на арабский манер поют на курманджийском языке песни. У них (курдов) есть обычай устраивать поминки, /95/ как и у европейцев. Коня погибшего юноши покрывают попоной, кладут на него его одежду и оружие и ведут впереди погребального шествия. Умершего доставляют к месту погребения весьма торжественно, родители и близкие в знак траура одеты в черное с головы до ног. Родственницы умершего, его сестры /родные/ и двоюродные, девушки и молодые женщины, все отрезают по пряди волос и кладут на могилу умершего. Если же у этого юноши была жена, ее немедленно после смерти мужа отравляли, либо убивали палкой или, наконец, удушали.

Курды пользовались таким самоуправством, что, если из округа в округ шел караван или стадо, бек местный посылал человека получить за проезд /и проход/ пошлину и под видом баджа и гюмрюка ²⁹ вымогал что хотел. Кроме того, ага кочевых курдов, /96/ что кочевали в той самой области, тоже направляли к проезжающим своих людей и самовольно взимали еще /одну/ пошлину.

Племена курдских кочевников притесняют райя и население областей Курдистана и причиняют /им/ много горя. Можно сказать, курдский ага ведет себя в своей округе, как вали. Прежде правитель вилайета был не в силах устранить это насилие и произвол. Однако ныне могущество курдов померкло, и злоупотреблений с их стороны не наблюдается. Курды никогда ничего не давали вали я не платили в казну налогов. Теперь все пленена не имеют /той/ силы, поставляют рекрутов, платят государству все налоги, признают закон и порядок.

Райя и армяне в Курдистане во всем похожи /97/ на курдов, между ними нет никакой разницы. Большинство из них говорит на курдском языке. Женщины и дети у них говорят только по-курдски и другого языка не знают. Их нравы и обычаи такие же, как обычаи курдов. Женщины не избегает общества мужчин, как это принято в других /мусульманских/ странах. Во время праздников и свадеб женщины из райя и мусульман находятся вместе с мужчинами и танцуют по кругу, взявшись за руки. Курд /приходится/ кумом (криве) армянину, а армянин — курду. Они живут в полном согласим и не преследуют друг друга, как это имеет место в других областях.

Курды и райя бороду не отпускают, разве что когда она начинает седеть и придает почтенный вид. Однако у езидов [52] шейх, пир и каваль никогда не пользуются бритвой и носят бороду.

/98/ Еще следует отметить, что райя в Курдистане не имеют обыкновения употреблять /спиртные/ напитки, не знают /азартных/ игр и распутства. Все райя имеют при себе оружие и в случае необходимости вступают с мусульманами в сражение. Они очень отважны. Несториане по своей храбрости превосходят курдов. Они говорят на другом языке, это совсем особый язык. Однако читают и пишут они по-арабски, арабскими буквами.

/Проживающие/ в Эрзеруме, Ване, Баязиде, в Иране и России курды весьма благоразумны, среди них есть наделенные умом и большой проницательностью. Что касается курдов Хаккари, Бохтана, Бахдинана, Сулеймании, а также /племен/ бильбас, зарза и мукри, то (...) /99/ (...) единственные образованные люди /у низе/, с хорошими манерами и знанием /наук/, — это беки, их дети и знатные /курды/, которые путешествовали и постоянно находились в обществе. (...)

Находясь в постоянной вражде, готовые к убийству и мятежам, они убивают друг друга (...). Любой не преминет убить своего врага, если представится удобный случай. Самые жестокие из этих курдов, /племена/ бильбасов, зарза, бебе (бабаны) и мукринцы (...). С давних времен, если случалось среди них убийство, вали области или правитель его не разбирал. Судьи /100/ не вмешивались в /разбирательство/ преступлений среди курдов, они сами определяли /меру/ наказания, мирили, назначали цену крови.

Между езидами и мусульманскими муллами идет религиозная война, и каждый ищет удобный случай убить соперника. Хотя езиды составляют одну общину, они подразделяются на отдельные фракции. Все они поклоняются дьяволу, изображаемому в образе солнца, и называют его Мелик Шаме. Они начинают поклонение этому светилу с восходом солнца. Говорят, в отсутствие своего пира они празднуют свадьбу с мусульманским муллой ...

Происхождение курдов, их обычаи и нравы, области и племена подробно описаны в "Шараф-наме". Последующие события, которые там не отражены, /сведения/ о народонаселении, [53] войных послужат предметом настоящей книги, "Современной истории курдов".

* * *

Характеризуя приведенный отрывок, прежде всего необходимо отметить, что это не законченный очерк или описание, а предварительное слово, которым автор вводит читателя в свою книгу и в круг ее проблем. Проблем много, курдский мир неоднозначен и многоцветен, полон контрастов и противоречий, на первый взгляд трудно объяснимых. Здесь все завязано в единый тугой узел: кочевье и оседлость, племена и не-трибальная зона, конфессиональная неоднородность, множественность контактов с иноэтническими общностями и многоаспектное их оформление. На всем этом еще лежит печать изначальной политической разобщенности и раздела страны курдов.

В своих вступительных словах к хронике по новой истории Курдистана Мела Махмуд успевает сказать многое. В предисловии можно почерпнуть конкретные сведения по племенам и их расселению, ³⁰ по языковой ситуации в Курдистане (лл. 59-62), каковой ее представлял себе Мела Махмуд. Как бы ни определяли эту ситуацию сегодня, ее восприятие курдским автором второй половины XIX столетия заслуживает внимания и изучения. Интересна информация этносоциального характера, хотя порою автор повторяет сказанное им в "Нравах и обычаях курдов", например, в рассказе о погребении курдского юноши. ³¹ В предисловии можно почерпнуть исторические факты, которые полезно принять к сведению. Однако, с нашей точки зрения, ценность этого исторического документа для исследователя определяет не фактологическая сторона, й даже в том случае, если бы прав был П. И. Лерх и введение действительно не отличалось бы "подробностью” и содержало "много нам известного", ³² написанное Мела Махмудом весьма информативно для изучения проблем социальной и политической истории курдов как живой документ эпохи, отмеченный яркой эмоциональной окрашенностью.

Мела Махмуд любит свой народ, гордится древней и славной его историей (лл. 56, 57, 89), воинской доблестью курдов и их бесстрашием (лл. 56, 57, 87, 88, 94), презрением к опасности (л. 84), готовностью придти на помощь и способностью на самопожертвование (л. 89), отношением к женщине, которая в стране курдов не знала домашнего заточения (л. 88). Однако тот, кто обратится к предисловию Мела Махмуда в ожидании одного восхваления своего этноса, возможно, будет разочарован. Автор не уходит и от негативных сторон курдской действительности, многократно упоминая о фактах разбоя, притеснения и жестокости (лл. 72, 88, 89, 96, 98, 99). При [54] внимательном рассмотрении указанных пассажей, тем не менее, можно заметить, что исполнителями этих акций у Мела Махмуда всегда выступали курды-кочевники. Оседлые курды, по убеждению автора, на подобные действия не были способны. В отличие от своих кочевых собратьев, "это добропорядочные, исполненные чистосердечия собственники и люди достойные" (л. 80).

Мела Махмуд, как и Шараф-хан Бидлиси, четко делил население курдских областей на кочевников и оседлых, определяя пропорцию соотношения этих частей курдского этноса как 1 к 3 (л. 80). Высказывания Мела Махмуда ³³ дают зримое обозначение границы, рассекавшей курдский мир, и показывают тот рубеж, откуда начиналось разделение и противостояние оседлого и кочевого обществ в Курдистане, уходившее корнями в далекое прошлое и закрепленное в социальной психологии.

В реальной жизни региона ни полу-кочевое хозяйство, ни кочевое скотоводство, ни земледелие не были замкнутыми и неподвижными формами хозяйственной деятельности курдов, на чем мы останавливались неоднократно. ³⁴ Для областей Курдистана характерна тесная взаимосвязанность и взаимозависимость кочевника и оседлого. Непроходимый барьер между ними существовал скорее в сознании хронистов, и столь яростно, как показывает Мела Махмуд, кочевое и оседлое общества противостояли одно другому с точки зрения городского жителя, каковым был автор "Книги по новой истории Курдистана". Эти социальные группы составляли единую структуру и не были чем-то застывшим и иммобильным. Между ними, как отмечал М. Ван Брейнеесен, всегда существовала мобильность, интенсивность и направленность которой определялись политической и экономической ситуацией момента. ³⁵

Вводное слово к хронике по новой истории Курдистана в живой и исполненной непосредственности авторского восприятия форме подтверждает нашу разгадку социального феномена в виде версий инородного или иноэтнического происхождения знатных фамилий Курдистана. На "иностранное" происхождение претендовали многие правящие дома: правители Хаккари возводили свою генеалогию к Аббасидским халифам, эмиры Джезире — к прославленному арабскому полководцу Халиду ибн Валиду и т. д., о чем упоминает и Мела Махмуд (л. 53). В генеалогии эмиров племен думбули и зраки, которые называли себя потомками сирийского араба, ³⁷ этническая окрашенность подобных генеалогических претензий выражена в наиболее "чистом" виде, без примеси таких компонентов, как знатность или прославленное имя. Однако корни этого явления лежат не в этнической сфере, а в [55] социально-классовой и социально-политической.

Подобные ретроспективные генеалогические построения, якобы доказывающие иноэтничеекое происхождение многих курдских династий, представляются ничем иным, как идеологическим оформлением замкнутости, присущей высшему слою курдского нобилитета. В их основании лежит идея изначальной разобщенности и неслиянности тех, кто по одному своему происхождению обладал неоспоримым правом властвовать, с теми, которые столь же неоспоримо обязаны были подчиняться. Идея, как свидетельствует Мела Махмуд, дожила до его дней: "если же случается, что кто-нибудь из них, будучи низкого происхождения, приказом свыше назначен главой их племени, они (курды) его не признают и /всячески/ преследуют. Однако, если их правителем будет назначен /даже/ самый ими (курдами) презираемый из инородцев — армянин, они его указам будут покорны и не окажут ни малейшего сопротивления" (л. 81, 82).

На фоне версий иноэтнического происхождения курдских династий сказанное Мела Махмудом отнюдь не выглядит парадоксальным. Слова автора являются убедительным свидетельством того, сколь неодолимой и непреходящей была в курдском обществе тенденция сделать отделяющий высшее сословие социальный рубеж более впечатляющим и непроходимым. Облаченность власти в иноэтнические одежды служит для этой цели, по-видимому, средством наиболее наглядным.

Весьма примечательную информацию содержит введение Мела Махмуда для расшифровки номенклатурных обозначений курдских родоплеменных объединений. При всей кажущейся неустойчивости и неопределенности этой номенклатуры обращение к тексту "Шараф-наме" Парафхана Бидлиси, например, позволило выявить и некоторые закономерности в употреблении терминов "таифе", "ашират" и "кабиле", ³⁸ которые Мела Махмуд подтверждает полностью (лл. 69, 70, 75, 79). Обращает внимание, что Мела Махмуд изначально термин "таифе" воспринимает в значении "очаг", "родовое гнездо", из которого вышли все ашираты и "кабиле" (л. 69). Однако четкость семантических очертаний каждого из трех терминов в предисловии Мела Махмуда, как и в "Шараф-наме", зачастую уступает место неопределенности, и они обозначают "племя", независимо от его количественной и иной характеристики.

Предисловие к книге по новой истории Курдистана дает возможность представить политические воззрения Мела Махмуда, его оценку политической ситуации в Курдистане, ее истоков, реалий и перспективы. Точностью попадания поражает образная характеристика заселенных курдами областей, которые автор сравнивает с живой стеной, [56] построенной "из мяса и крови" (л. 59). Они выстроены в ряд, "как полевое укрепление от Грузии до Багдада, Басры и Шахризура". В образе этой стены "из мяса и крови" воплощена, как представляется, изначальная обреченность горных областей Курдистана на выполнение функций естественной границы враждующих царств и на роль постоянно действующего полигона.

Мела Махмуд, как и Шараф-хан Бидлиси, с горечью пишет о разобщенности курдских племен, их вражде и междоусобицах (лл. 57, 81, 90, 92, 93, 99), но воспринимает курдов как единый народ с особыми, только ему присущими обычаями и единым языком (лл. 59, 62). Приверженность части курдского этноса к езидизму для Мела Махмуда не является этнодифферинцирующим признаком, и езиды, которых именуют дьяволопоклонниками, не отличаются по словам автора ничем, кроме своей веры (л. 74). Если учесть, что Мела Махмуд носил звание муллы (курд, "мела") и принадлежал таким образом к сословию хранителей нормативного ислама, последнее замечание составителя книги по новой истории Курдистана весьма примечательно.

Преодолев ограниченность конфессиональными рамками, Мела Мах муд, тем не менее, остается в плену представлений, которые несут печать ограниченности рамками своего региона, хотя антитезы "свои чужие" в отношении отдельных частей курдского этноса, как в труде Хусрава ибн Мухаммада Бани Арделана, ³⁹ мы в предисловии не находим. Однако мукринские, бабанские курды, бильбасы и зарза, по словам Мела Махмуда, весьма отличаются от жителей северного Курдистана при том, что считаются потомками легеццарных богатырей-пехлеванов (л. 72). Вместе с хаккарийскими, бахдинанскими и бохтанскими курдами автор характеризует их весьма отрицательно (лл. 72, 98, 99) в сравнении с их северными собратьями, которые, как он считает, отличались чертами прямо противоположными. Таким образом антитеза "мы-они" наличествует, но она лишено этнической окрашенности, как у Хусрава ибн Мухаммада, который курдистанцами в своей хронике называет исключительно курдов Арделана. Сказывается, без сомнения, и малая -осведомленность Мела Махмуда о реалиях социальной жизни в более отдаленных областях Курдистана, которая порою приводит к утверждениям фантастическим. ⁴⁰

При всей ограниченности своего восприятия курдской действительности локальными рамками Мела Махмуд первым из известных нам историографов Курдистана поднимает вопрос о курдской государственности. И, если у Шараф-хана Бидлиси мысль о единстве курдского на рода вытекает логически из его сочинения как основная идея, если у поэта Ахмада Хани эта идея выливается в горестные раздумья над [57] судьбами курдов и в мечту об их объединении, то Мела Махмуд выражает уверенность в возможности объединиться и создать собственное государство. В Курдистане, по его мнению, для создания государства "достаточно подданных и населения", необходимо лишь объединение "по примеру других народов" (лл. 89, 90). Последнее позволяет предполагать, что, участвуя от лица турецких властей в переговорах " восставшими курдскими эмирами, Мела Махмуд был всецело на их стороне, что и послужило причиной его последующей опалы и ареста.

В заключение хотелось бы заметить, сколь ценной исторической информацией должна быть насыщена хроника Мела Махмуда Баязиди по новой истории Курдистана, если столь информативны для исследователя считанные страницы его вводного слова, а также выразить надежду на обнаружение этого исторического труда.

Комментарии

1. См. Шараф-хан Бидлиси. Шараф-наме. Перевод, предисловие, примечания и приложения Е. И. Васильевой. T. I. М., 1967; т. П. М., 1976.

2. См. Recueil de notices et recits Icourdes servant a la connaissance de la langue, de la litterature et des tribus du Kurdistan, reunis et traduits en francais par A.Jaba, consul de Russie a Erzeroum. S.-Pbg., 1860, p. VTII-X.

3. Мела Махмуд Байазиди. Таварих-и кадим-и Курдистан ("Древняя история Курдистана"). T. I. Перевод "Шараф-наме" Шараф-хана Бидлиси с персидского языка на курдский (курманджи). Издание текста, предисловие, указатели и оглавление К. К. Курдоева и Ж. С. Мусаэлян. М., 1986.

4. Е. И. Васильева. Неизвестное сочинение по истории Курдистана.— ПП и ПИКНВ,Ж. Л., 1967, с. 8-10; она же. Предисловие к изданию "Шараф-наме", т. I, с. 38.

5. "Только мои неоднократные просьбы и большое вознаграждение побудили его предпринять этот огромный труд", — писал А. Д. Жаба в письме Б. Дорну от 13 июня 1867 г. См. Архив АН СССР, ф. № 776, оп. 4, № 10, л. 2.

6. Там же.

7. Архив АН СССР, ф. 2, оп. 1-(1865), № 20, лл. 10-11.

8. Там же, лл. 52-100. Об этой рукописи мне любезно сообщила Ж. С. Мусаэлян.

9. Архив АН СССР, ф. 776, оп. 4, № 10, лл. 3-4.

10. Там же, л. 2.

11. Хусрава Ануширвана, перс, "справедливого".

12. Мела Махмуд, говоря о кочевниках, употребляет для их обозначения термины "кочар" ("кочевник") и "химе-нишин" ("обитатель шатра") и реже — "ахл-и химе" или "ахл-и чадыри" ("обитатели шатра"), которые, по-видимому, можно считать синонимичными. См. примечание А. Д. Жабы к тексту, а также Recueil, р.1, п.1.

13. Согласно примечанию А. Д. Жабы, титул, жалуемый турецкими султанами курдским правителям, соответствовал русскому "пристав" в чьем ведении находились кочевые племена.

14. По мнению А. Д. Жабы, автор имеет в виду мусульманских правителей.

15. Мела Махмуд здесь неточно передает факты биографии Шараф-хана Бидлиси, который родился в Иране, и перевозить свою семью, после службы при сефевидском дворе и недолгого управления Нахичеваном, ему пришлось не из Турции в Иран, а в обратном направлении. См. предисловие к "Шараф-наме", т. 1 , с. 28, 29.

16. Терминами "оджак" — "оджаклык" и "юрт" — "юртлык" (букв, "очаг", "родовое владение") обозначались жалуемые главам племен владения, которые те рассматривали как свою собственность Там же, с. 518.

17. В примечании к переводу А. Д. Жаба сообщает интересную информацию о племенах и их взаимоотношениях с турецким правительством в 1865 г.

18. Под термином "райя" (от "раийят", термина общеупотребительного для Среднего и Ближнего Востока в значении "подданный") Мела Махмуд, по мнению А. Д. Жабы и согласно его примечанию, подразумевал христиан. Представляется, что подобно Шараф-хану Бидлиси, Хусраву ибн Мухаммаду Бани Ардалану, Мах Шараф-ханум и другим курдским историографам, Мела Махмуд в названный термин вкладывал более широкий смысл и подразумевал под ним оседлого земледельца, в отличие от кочевника. Однако местами термин райя в тексте предисловия к книге по новой истории Курдистана можно толковать и так, как толкует его А. Д. Жаба.

19. Звания основных функционеров и хранителей езидской веры.

20. Букв, "обладателя счастливого сочетания звезд” — прозвище, под которым получил известность эмир Тимур. В данном случае автор имеет в виду, по всей видимости, сефевидского шаха Тахмасба I (1524-1576).

21. Диванче — от перс, "диван", собрание стихов.

22. Благопожелание, буквально означающее "на здоровье".

23. В круглых скобках приводятся пояснения А. Д. Жабы к переводу.

24. "Сальяне" — годовой доход с некоторых провинций Османской империи, поступавший в казну в виде дани. "Сухра" — армянский термин, синоним перс, "бигар", или повинность работой. См. А. С. Тверитинова, Аграрный строй Османской империи ХV-ХVII вв. М., 1963, с. 213, 284, 287.

25. Валилик обозначал, по-видимому, земли вали, губернатора области, по аналогии с бейликом, владением бея, обладателя тимара, зиамета или хасса. Там жe, с. 195.

26. В тексте: меликам, или владетелям мулька.

27. Сын Фатх Али-шаха Каджара, годы жизни 1213/1798-99 — 1249/ 1833-34. Был назначен наследником престола, но ранняя смерть помешала занять иранский трон.

28. По мнению А. Д. Жабы, автор имеет в виду курдскую династию Айюбидов и знаменитого Салахаддина.

29. Бадж-и убур — пошлина за переправу через реку, переход через местность и перевоз товаров; гюмрюк — пошлина с продуктов, привозимых на продажу. Тверитинова, с. 194, 198.

30. Текст, лл. 64, 66-72, 75, 76. Здесь и ниже при ссылке на текст сохраняется пагинация А. Д. Жабы.

31. Ср. текст, лл. 94-95 и Мела Махмуд Баязиди. Нравы и обычаи курдов. Перевод, предисловие и примечания М. Б. Руденко. М., 1963.

32. Архив АН СССР, ф. 2, оп. I — (1865), № 20, лл. 10-11.

33. См. также Мела Махмуд Баязиди, Нравы и обычаи курдов, с. 52-55.

34. См. Е. И. Васильева. О кочевниках Юго-Восточного Курдистана. — ПП и ПИКНВ, ХVII, ч. I. М., 1983; Хусрав ибн Мухаммад Бани Ардалан. Хроника. (История княжеского дома Бани Ардалан). Факсимиле рукописи, перевод с персидского, введение и примечания Е. И. Васильевой. М., 1984, с. 62; Е. И. Васильева. Скотоводческое кочевье в истории Юго-Восточного Курдистана, (см. с. 115 ч. I в данном сборнике).

35. М. Van Bruinessen. Agha, shailch and State. On the social, and political organlzation of Kurdistan. Utrecht, 1978, p. 144.

36. Е. И. Васильева. Версии "инородного" происхождения знатных курдских фамилий как социальный феномен, (см. с. 111 ч. I в данном сборнике).

37. "Шараф-наме", т. I, с. 290, 357.

38. Е. И. Васильева. Термины "таифе", "ашират" и "кабиле" в сочинении Шараф-хана Видлиси "Шараф-наме". — ПП и ПИКНВ, У.Л.,1969.

39. См. предисловие к изданию хроники Хусрава ибн Мухаммада, с.72.

40. В качестве примера сошлемся на утверждение Мела Махмуда (л. 69), что кочевые племена в Иране назывались горанами.