СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

ЖАН ДЕ ЖУАНВИЛЬ

КНИГА БЛАГОЧЕСТИВЫХ РЕЧЕНИЙ

И ДОБРЫХ ДЕЯНИЙ НАШЕГО СВЯТОГО КОРОЛЯ ЛЮДОВИКА

LE LIVRE DES SAINTES PAROLES ET DES BONS FAITS DE NOSTRE SAINT ROI LOUIS

§ 6. Коронация Чингис-хана: воображаемый сценарий

Подробности коронации Чингис-хана неизвестны (Ср.: Дмитриев С. В. 1) Версии коронации Темучина с точки зрения политической логики: I. Теб-Тенгри // Mongolica. III. СПб., 1994. С. 72-74; 2) Версии коронации Темучина с точки зрения политической логики: II. Ван-хан // Mongolica. IV. СПб., 1998. С. 25-29; Скрынникова Т. Д. Два акта интронизации Чингис-хана // Социогенез Северной Азии. Иркутск, 2005. Ч. 1). Неизвестен, собственно говоря, внутренний сценарий искомого события. Это означает, что на коронации не присутствовали представители других политических культур, чьи наблюдения только и дают материал для историко-культурных сопоставлений. Спустя почти сорок лет от предполагаемой даты коронации в Монголию прибыли послы французского короля Людовика IX. В их отчете 1248 г. изложена монгольская имперская легенда о том, как 52 рода избрали Чингиса ханом посредством случайного выбора стрелы с именем претендента. Мирное соглашение не привело к смерти ни одного племенного вождя или старейшины, и все они поклялись соблюдать законы Чингис-хана. Народ был охвачен ликованием. Такую же радостную историю избрания Чингис-хана рассказывает Марко Поло (см. § 29).

Есть основания полагать, что Чингис-хан взял власть силой, а не отдался на волю случая. Его главные соперники – хан кереитов и хан найманов – были убиты, а их владения, скот и люди перешли к Чингис-хану. Ни о каком мирном объединении племен, за исключением небольшого числа групп, и речи не шло. Автор «Сокровенного сказания» не питает иллюзий на этот счет. Однако существует исторический текст, где подробно описан сценарий ритуального избрания хана, что указывает на некоторую избыточность политической мифологии. Дело, видимо, в том, что традиционные представления о власти попали в силовое поле доктрины об избранничестве Чингис-хана. Сюжет о стрелах конструирует идеальное прошлое, мирный договор 52 родов, следующих пути, предначертанному Вечным Небом. Выбор глав родов подтверждает выбор Неба.

Жан де Жуанвиль. История короля Людовика Святого

§ 475. Был среди татар один мудрый человек, который объездил все равнины и поговорил с мудрецами из всех мест, и, указав им на рабскую зависимость, в которой они находились, предложил собрать совет и решить, как избавиться от рабства, в коем их держали. И собран он всех их на краю равнины, возле земель пресвитера Иоанна и все изложил им; и они ему ответили, что готовы выполнить то, что он предложит. Тогда он сказал, что они слабы, потому что не имеют над собой ни короля, ни сеньора, и они его послушали. [54]

§ 476. И он предложил, чтобы из 52 родов, которые там собрались, принесли ему помеченные именем рода стрелы; и по соглашению со всем народом было решено разложить эти 52 стрелы перед пятилетним ребенком; и из того рода, стрелу которого ребенок возьмет первой, и выберут короля. Когда ребенок поднял одну из стрел, мудрец велел отступить всем прочим родам; и порешили таким образом, что род, из коего должно избрать короля, отберет у себя 52 самых мудрых и лучших человека, какие только у них есть. Когда они выбрали их, каждый принес туда стрелу, помеченную своим именем.

§ 477. Затем было решено, что чью стрелу ребенок поднимет, тот и станет королем. И ребенок поднял стрелу того мудреца, который их наставил, и народ был этим так доволен, что возликовал. Но он велел им замолчать и сказал: «Сеньоры, если вы хотите, чтобы я стал вашим королем, поклянитесь мне Тем, кто сотворил небо и землю, что будете соблюдать мои заповеди». И они поклялись в этом

§ 478. Его установления должны были держать народ в мире, так чтобы никто не отнимал чужого добра, и не бил других людей, если не хочет лишиться руки; и чтобы никто не вступал в связь с чужой женой или дочерью, если не хочет лишиться руки или жизни. Много прочих добрых заповедей он им дал, дабы жили в мире.

В реальности внутренний социальный кризис был преодолен началом успешных завоевательных войн. Успех же был связан с тем решающим обстоятельством, что кочевому сообществу харизматическим лидером была придана новая структура. Монгольская империя была не конфедерацией, а автократическим государством, которое сломало существующую племенную структуру и перераспределило людей в новые военные образования, из которых им не разрешалось переходить в другие подразделения (Барфилд Т. Монгольская модель кочевой империи // Монгольская империя и кочевой мир. Улан-Удэ, 2004. С. 259). Это обстоятельство было отмечено в донесении Бенедикта Поляка: «У них нет места для жалости по отношению к перебежчикам, поэтому у их императора над ними всевозможная власть» (Hystoria Tartarorum, § 50). После того как Чингис-хан объединил степь, власть принадлежала ему и его личным назначенцам. Самой ценной наградой, которую могли потребовать наиболее приближенные к хану военачальники у Чингис-хана на курултае 1206 г., было право воссоединения со своими собственными родичами.

В таких условиях и возникла потребность в идеальном прошлом. Преодолеть прошлое означало преодолеть хаос. Все альтернативы были преданы забвению. На посмертной стеле Елюй Чу-цая прошлое становится предметом восхищения, а не рефлексии: «Основы процветания государства были заложены в Северной стороне. [Там] Тай-цзу (т. е. Чингис-хан) удостоился получить [великое] повеление [Неба на занятие трона] благодаря [своей] мудрости и добродетелям и почтительно осуществил наказание [народов по воле] неба» (Сун Цзы-чжэнь, с. 68).

Интересно, что в позднем источнике «Дафтар-и Чингиз-наме» (конец XVII в.), который признается литературным сборником фольклорных преданий, признаками хорошего властителя являются: доверие к бекам и старейшинам [55] родов, строгое соблюдение иерархии и справедливость. Всеми этими качествами и обладает Чингиз, которого призывают на ханский трон главы родов. Как замечает исследовательница текста, М. Иванич, «Чингис-хан здесь не историческое лицо, а идеализированный степными тюркскими племенами прототип хорошего правителя» (Иванич М. «Дафтар-и Чингиз-наме» как источник по истории кочевых обществ // Источниковедение истории Улуса Джучи (Золотой Орды). От Калки до Астрахани 1223-1556. Казань, 2002. С. 316). От имперского наследства в предании осталось сверхъестественное зачатие от луча света, необыкновенный внешний облик и представление о справедливости Чингис-хана.

Летом 1246 г. прошла коронация третьего великого хана, Гуюка. На этот раз ситуация с источниками, где описана коронация, выглядит более чем благополучно. В отчете Иоанна де Плано Карпини подробно изложена внешняя сторона праздника. Джувайни известен ритуал, проходивший в главном шатре. В энциклопедии Винцента де Бове также имеется эпизод, где рассказывается о закрытой от посторонних глаз церемонии возведения на трон великого хана Гуюка. Хана поднимают на белом войлоке, и он клянется на золотом мече (Simon de Saint-Quentin. XXXII. 32). Если доверять сведениям Джувайни, такой церемонии у монголов не было. Напротив, тюрки с древнейших времен проводили коронацию на войлоке. Таким образом, то, что сообщает Винцент де Бове, на самом деле было воображаемым сценарием коронации (Юрченко А. Г. Коронация великого хана Гуюка (штрихи к ритуалу) // Altaica. X).

Европейские наблюдатели вполне осознавали связь между избранием великого хана и возобновлением милитаристских планов империи. Военная аристократия выбирала лидера, который запускал механизм экспансии. Закрытая часть ритуала, так интересовавшая западных послов, закрепляла договор и взаимные обязательства между лидером и военной кочевой элитой. В условиях дефицита информации внешние наблюдатели были чувствительны к любым прогнозам и возможным сценариям. Выплеск прогнозов и моделирование сценариев снимали напряжение момента. И хотя сообщение о поднятии на войлоке и клятве на мече должно быть отнесено к категории мнимой реальности, оно соответствуют тюркским представлениям о коронации хана и обладает исторической достоверностью.

Теперь вернемся к коронации основателя Монгольской империи.

Зимой 1203 г. Темучин покорил Онг-хана, государя племени кереит, чей улус перешел во владение Темучина. Вместе с улусом он приобрел ханское достоинство. В «Сокровенном сказании» говорится, что в этот год «Тэмуджина нарекли Чингис-хаганом и поставили ханом над собою». По некоторым сведениям, именно 1203 г. считался годом начала царствования Чингис-хана. Интересно, что этот год завершает период борьбы между различными претендентами внутри монгольского социума и открывает эпоху внешних завоеваний.

Рашид ад-дин также называет как одну из возможных дат принятия Темучи-ном титула «Чингиз-хан» 1203 г. «В ту зиму [Чингиз-хан] зазимовал в местности, [56] называемой Тэмээн-кэхэрэ, прибывши к себе домой. Так как еще до этой победы [над Он-ханом] он уже подчинил себе племя тайджиут и другие монгольские племена и, покорив родственных ему монгольских эмиров и других, объединившихся с Он-ханом, стал их государем, то в тот год, когда он убил Он-хана [1203 г.], который был уважаемым государем древнего рода, и престол, и государство, скот и войско последнего стали его собственностью, – ему присвоили имя Чингиз. Значение [слова] Чингиз такое же, как слова гур-хан, т. е. 'сильный и великий государь'. <...> Астрологи и некоторые историки, исходя из этого положили считать начало [его] царствования с этого года. <...> В монгольских же летописях как начало его царствования приводят тот год, в который по убиении им Таян-ана, государя найманов, ему присвоили Чингиз-хановское прозвание [лакаб]» (Рашид ад-дин. Т. I. Кн. 2. С. 252).

В монгольских летописях, на которые ссылается Рашид ад-дин, назван 1206 г.: «Когда благополучно и счастливо наступил год барс, являющийся годом барса, начинающийся с раджаба 602 г. х. [февраль – март 1206 г.], в начале весенней поры Чингиз-хан приказал водрузить белый девятиножный бунчук и устроил с [присутствием] собрания [полного] величия великий курилтай. На этом курилтае за ним утвердили великое звание “Чингиз-хан", и он счастливо воссел на престол» (Рашид ад-дин. Т. I. Кн. 2. С. 150).

Строго говоря, официальные версии коронации Чингис-хана являются столь же мнимыми, как и рассказ о ритуальном выборе стрелы с его именем. Легенда о стрелах насыщена важными и достоверными подробностями, но это достоверность мифа. Лишь на первый взгляд, указание на одного из множества претендентов носило случайный характер, на самом деле выбор был предрешен Небом. Это обстоятельство и гарантировало долгую жизнь мифологеме.

В практике центральноазиатских правителей рассылка стрел обозначала сигнал сбора и вызова (ан-Насави. 96). Чжурчжэни делали зарубку на стреле для объявления о каком-либо деле. Если дело спешное, на стреле делали три зарубки (Сюй Мэн-синь, с. 276).

На тюркское происхождение имперской легенды указывает легендарный сценарий выбора царя тюрков в книге Михаила Сирийца (XII в.). Предводители племен вопрошают волю Неба, подбрасывая вверх палки, что равносильно метанию стрел. «Когда они [тюрки] вторглись в области персов и начали занимать города, они захотели избрать себе царя. И собрались главы племен, по человеку от племени, приблизительно, 70 человек, знатных и наиболее уважаемых среди них, из 70 племен. И когда они уселись в круг, каждый со своей палкой в руке, они начертили на земле круглую фигуру, т. е. круг, и все условились твердо: тот, чья палка упадет в центр фигуры, будет царем. Каждый из них бросил свою палку так высоко, как мог, и все упали вне круга. Одна упала [57] на середину [круга] и стала стоймя, прямо воткнувшись в землю. Это была [палка] человека из незначительного племени, и он воцарился» (Михаил Сириец, с. 52). И у чжурчжэней XI в. был обычай садиться в круг при решении важных дел: «Если требуется решить какое-либо важное государственное дело, то выезжают в поле, садятся в круг, чертят на золе [от костра?] планы и совещаются» (Сюй Мэн-синь, с. 277).