СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

ГЕОРГ ФОН-ГЕЛЬБИНГ

РУССКИЕ ИЗБРАННИКИ И СЛУЧАЙНЫЕ ЛЮДИ В XVIII-М ВЕКЕ ¹

RUSSISCHE GUENSTLINGE

LXVI. ИВАН ОРЛОВ II.

Иван Григорьевич Орлов, старший брат князя, воспитывался вместе с ним и Алексеем. Затем он поступил в гвардию унтер-офицером и в этом звании много содействовал перевороту, которым Орловы составили свое счастие. Когда возмущение было счастливо исполнено, он вышел в отставку. Он никогда не хотел занимать никакого места ни при дворе, ни в армии. Он принял только графское достоинство, значительные имения и ежегодную пенсию в 20 000 рублей ², которая была обеспечена каждому из главных деятелей в заговоре Екатерины II. Из всех братьев он пользовался наибольшим весом у своего брата князя. Императрица знала это и потому вызвала его в 1772 г. в Петербург и послала в Гатчину и в Царское Село, чтобы сделать «избранника в отставке» более сговорчивым; но на этот раз красноречие Ивана оказалось тщетным. Григорий упрямо стоял на своем мнении, пока сам, наконец, не сдался.

Граф Иван Орлов жил еще в 1794 году; но мы полагаем, что он умер до начала царствования Павла I, потому что этот государь, вероятно, силою привлек бы его ко двору, подобно его брату Алексею, по случаю торжественного погребения Петра III.

Примеч. переводчика. Иван Григорьевич Орлов, 1732-1791. Комиссия Уложения (Сборник, IV, 13, 53, 62, 208; XIV, 443); Письмо Екатерины II (Сборник, I, 111); Сочин. Державина, изд. Грота, IX, 709; Письма И. Г. Орлова (Воронцов, XXVII, 8); Лонгинов, Заметка (Архив, 1863, 457). [См. прим. под № 65]. — В. В. [2]

LXVIL АЛЕКСЕЙ ОРЛОВ III.

Дорогие монументы в царскосельском саду представляются только воспоминанием павшего величия. Большая часть высоких государственных мужей, в честь которых они воздвигнуты, пережили свое значение и, вместе с ним, шаткую милость государыни, которая ставила эти памятники в припадке слабости, даже иногда страха (?), или из склонности к тщеславию и расточительности, так что их можно назвать монументами ее собственных страстей. Взгляд на эти монументы дает богатый материал для размышления. Чувствуешь серьезную печаль о павшем земном величии, мимолетное существование которого обязано единственно людям; но, вместе с тем, с радостью понимаешь блаженное успокоение, даруемое сознанием превосходства собственного духа и сердца, не нуждающегося ни в каких тленных памятниках из меди и камня, но благотворительностию своих деяний воздвигающего себе прочные монументы, которые не могут быть разрушены никакою человеческою рукою, как ни была бы она властна, и даже противостоят всеразрушающему времени.

Алексей, третий из братьев Орловых, получил одинаковое воспитание с обоими старшими братьями и стал потом также унтер-офицером в гвардии. Он оказывал полное согласие с мнениями всех своих братьев, но, кажется, имел все-таки большее пристрастие к Григорию, чем к другим. Впрочем, он разделял с братьями все их юношеские дебоши, из которых один отпечатал на его лице знак, оставшийся навсегда. В доме виноторговца Юберкампфа ³, в Большой Миллионной улице, в Петербурге, Алексей Григорьевич Орлов, бывший тогда только сержантом гвардии, затеял серьезную ссору с простым лейб-кампанцем Сваневичем ⁴. Орлов хотел уже удалиться, но был им преследуем, [3] настигнут на улице и избит. Удар пришелся но левой стороне рта. Раненый Алексей был тотчас же отнесен к знаменитому врачу Каав-Бергаве ⁵ и там перевязан. Когда он вылечился, все еще оставался рубец, отчего он и получил прозвание Орлов со шрамом (le Balafre).

В революцию 1762 г. он был, быть может, самый деятельный из братьев и своими усилиями содействовал переходу гвардии на сторону Екатерины. Когда, в ночь перед решительным днем, заговорщики распределили между собою роли, какие каждый из них должен был взять на себя при возмущении на следующее утро, Алексею Орлову было поручено ехать вместе с Бибиковым ⁶, сержантом гвардии, в Петергоф и взять императрицу, которая находилась там с несколькими лицами. Они это исполнили. Княгиня Дашкова, уже давно приготовившая для императрицы тележку и крестьянскую лошадь, не вдалеке от Петергофа, дала Орлову записочку к императрице, чтоб убедить ее, что отсылка обоих сержантов состоялась по общему соглашению всех заговорщиков. С быстротою молнии поскакали Орлов и Бибиков в Петергоф и скоро прибыли туда. Алексей не знал петергофского дворца, но Григорий, хорошо знавший внутреннее расположение комнат, хорошо научил его, и брат хорошо усвоил урок. Никем не остановленный, Орлов разбудил Екатерину и, не упоминая о письме Дашковой, сказал ей просто:

— «Поспешите, нельзя терять ни минуты. В Петербурге все готово».

Как стрела выскочил он из комнаты, добыл карету и, прежде чем Екатерина, обуреваемая различными ощущениями, могла до некоторой степени собраться с духом и одеться, Алексей был уже опять в комнате и крикнул ей:

— «Вот ваша карета — садитесь».

Императрица села; рядом с нею села ее камерфрау Екатерина Ивановна Череговская; на запятки стал ее слуга Шкурин; [4] Орлов был кучером. Бибиков ехал верхом. Как ни мало соответствовало это положению дела и весьма понятной боязливости путников, все таки, как мы увидим, это маленькое путешествие прошло очень весело. Императрица и ее камерфрау, обе, второпях, забыли надеть весьма существенные принадлежности дамского туалета, что дало повод (им самим) к смеху. Лошади Орлова были слабы. Когда они на дороге встретили крестьянина с возом сена, у которого была добрая лошадка, Алексей предложил ему обменять ее на одну из своих. Крестьянин отказался. Орлов вступил в драку с ним, осилил его, выпряг его хорошую лошадь и оставил ему свою дрянную. Когда путники приблизились к столице, они встретили саксонца Неймана, которого посещали многие молодые люди и в том числе Орловы. Нейман, увидя своего друга Алексея, закричал ему дружески по русски:

— «Эй, Алексей Григорьевич, кем это ты навьючил экипаж?»

— «Знай помалчивай», отвечал Орлов, «завтра все узнаешь».

Таким образом прибыли они в казармы Измайловского полка, ближайшие по пути. Восстание началось тотчас-же. После того, как поддержка всей гвардии была обеспечена, императрица, в той же карете, отправилась в Казанский собор. Прежде еще, чем поезд тронулся, Алексей, увлеченный промелькнувшим добрым побуждением, подошел к императрице и стал шептаться с нею. Он условился с нею, что перед церковью провозгласит ее не императрицей-регентшей, как было в плане заговорщиков, особенно же обер-гофмейстера Панина, но самодержицею России: она, однако, должна была обещать ему взять себе в помощники, по достижении совершеннолетия, великого князя Павла... Екатерина обещала.

Орлов вскочил на лошадь, поскакал вперед и, едва императрица приблизилась к церкви, провозгласил ее монархиней России.

Алексей был щедро вознагражден за свои старания. Из всех Орловых, он получил наиболее, после Григория, и почетных должностей, и богатств. Он имел случай пользоваться этими богатствами. В это время двор Екатерины был более роскошным и шумным, чем когда либо. Орловы прославляли его своею красотою, увлекательною веселостью и изысканным обращением. Орловы, с успехом вступавшие в состязание со всеми рубаками и превосходившие их даже в так называемых русскими кулачных боях, легко одерживали победы и в рыцарских упражнениях. В то время в Петербурге устроился знаменитый карусель. Григорий вел римский кадриль, Алексей — турецкий. Их костюм превзошел все, что только [5] можно себе представить, а их ловкость и сила соответствовали ожиданию, внушавшемуся их величественным видом. Из всех рыцарей, Григорий и Алексей были самые искусные. Они одержали решительную победу, которая была сомнительна только между ними обоими. Алексей был настолько умен, что предоставил ее брату. Оба брата заказали свои портреты, во весь рост, верхом, в карусельных костюмах, и эти прекрасные картины видны еще и теперь в императорском Эрмитаже, рядом с картиною Екатерины II, на которой она изображена верхом на лошади, в форме гвардейского пехотинца, как была в день восшествия на престол.

Но Алексей Орлов не находил удовлетворения своему честолюбию в блестящем и изнеженном придворном кружке. В это именно время первая турецкая война представляла случай стяжать себе славу. Орлов был генерал-лейтенант, генерал-адъютант императрицы, поручик кавалергардов, полковник Преображенского полка и кавалер тогдашних русских орденов. При таком выдающемся положении он не желал занимать подчиненную роль. Равным образом, ему нельзя было поручить никакого командования над сухопутными армиями, которые были вверены старейшим и опытнейшим полководцам. Он сделал или, скорее, только представил императрице операционный план для флота, который должен крейсировать в Архипелаге и делать завоевания в тамошних турецких владениях. План льстил славолюбию императрицы, поэтому понравился и был принят. Алексей Орлов был назначен генералиссимусом или генерал-адмиралом всего русского флота в Архипелаге. В 1771 г. Орлов появился на короткое время в Петербурге и представил дальнейшие проэкты. Он получил тогда подписанное императрицей полномочие, которым ему предоставлялась полнейшая власть предпринимать со вверенным ему флотом все, какие ему заблагорассудится, действия, не опасаясь никакой когда либо ответственности. Никогда ни прежде, ни после не выдавалось такого безграничного и законного полномочия. Вся эта экспедиция представляла европейским берегам зрелище какого-то пышного театрального спектакля. Это сравнение справедливо и в другом отношении. Эта экспедиция была дорога и бесцельна. Уже в 1772 году она стоила более 20 миллионов рублей. Эта экспедиция сделала незначительные завоевания, которые, к тому же, были возвращены по заключении мира, и имели для побежденных самые злосчастные последствия. Одним из величайших подвигов Орлова было сожжение турецкого флота при Чесме, за что он получил прозвание Чесменского. Алексей заказал [6] знаменитому живописцу Гэкерту ⁷ представить это страшное и величественное событие в четырех картинах, с различных точек зрения, и в четыре последовательные момента. Чтоб дать возможность художнику представить себе во очию это страшное событие, генералиссимус (конечно, с безрассудством) взорвал на воздух, близь Ливорно, старое военное судно. Остальное же было дополнено рассказами или предоставлено художественной фантазии живописца. Эти прекрасные картины висят еще и теперь в аудиенц-зале в Петергофе и было выгравированы на меди английским художником.

Там же, в Ливорно, Алексей Орлов обманул беспомощную и уж, конечно, безвредную дочь Елизаветы (самозванку) и увез ее умирать в Россию ⁸.

Но прежде еще, чем все это произошло, и когда Орлов находился еще при флоте, Григорий потерял место избранника. Императрица, опасавшаяся того и другого, послала к Алексею курьера, сообщила ему об удалении его брата от двора и присоединила обычные в подобных случаях заверения и любезности. Этот шаг казался, однако, императрице недостаточным для ее спокойствия. Она страшилась предприимчивого духа Алексея Орлова, которому легко могло придти на мысль поддержать неподатливый характер своего брата. Она послала, поэтому, второго курьера к генерал-адмиралу, приказывая ему ни в каком случае не покидать флота. Но так как и это казалось недостаточным, то графу Броуну ⁹, генерал-губернатору Лифляндии, дан был строжайший приказ наблюдать за всеми путешественниками, прибывающими в Ригу, и если в числе их окажется Алексей Орлов, то не пропускать его.

Когда Орлов, несколько лет спустя, явился, наконец, в Петербург, он нашел здесь большие перемены, которые, однако, не имели дурного влияния на его судьбу. Напротив, императрица, вероятно из осторожности, делала всевозможное, чтоб показать ему, что она желает, по крайней мере, по виду оставаться его другом. Все искусства должны были соревновать в прославлении и увековечении его победы. В театре давались представления в его похвалу. Образы [7] Петра I, Екатерины II и Алексея Орлова — странное сопоставление — сменялись один другим и хоры величали в хвалебных гимнах подвиги победителя турок. В честь его были вычеканены медали с изображением его в костюме бога войны. В Царском Селе его память прославили одним из прекраснейших и дорогих памятников. Огромный кусок мрамора, обделанный в форму монумента, возвышается на глыбе гранита. Небольшой императорский загородный дворец, до настоящего времени называвшийся Кикерикексино (Лягушечье гнездо), был назван Чесмою и обращен во дворец или в дом капитула военного ордена св. Георгия. В главной зале стоит большой и великолепный письменный стол из бронзы и эмали. Посредине — колонна, украшенная военными доспехами. Около них три щита. На двух нарисованы прелестные ландшафты Чесмы; на третьем изображена императрица на троне и граф Алексей Орлов, коленопреклоненный, принимает большую ленту военного ордена, — настолько редкое отличи ¹⁰, что до сих пор никогда более четырех кавалеров не носили этой ленты. Но самым существенным из всего были те несметные богатства, которые получил Орлов.

Все это, однако, не могло уже более привязывать его ко двору, где, с уходом брата Григория, с ним обходились хотя, повидимому, и отлично, но не с прежнею сердечностью. Для него было невыносимо своевольное всемогущество Потемкина. Так как он был очень богат и мог жить роскошно и совершенно независимо, то и просил об отставке. Он получил ее после некоторого удерживания, бывшего результатом скорее вежливости, чем серьезного желания удержать его на службе, и отправился в Москву. Тогда он был генерал-аншефом. Когда умер его брат, князь, императрица отдала графу Алексею тот свой портрет, который носил Григорий — знак отличия, бывший только у Потемкина.

Летом 1791 года граф Орлов приехал в Петербург и присутствовал в Петергофе на празднествах в день восшествия на [8] престол. Видеть Орлова на том же месте, где произошло это знаменательное событие, видеть в тот именно день, когда чествуется воспоминание об этом событии, и видеть окруженным многими соучастниками, было зрелищем весьма оригинальным и поучительным для психологов, но не мало неутешительным для друзей человечества. Видно было, что прошлое сделало его угрюмым, а настоящее — недовольным. Быть может, он говорил сам себе, что если-б он в 1762 году поступил более сообразно с своим долгом, положение России в 1791 году могло бы быть лучше (?!), и что еслиб он остался в то время верен своему государю, он теперь хотя и не был бы в такой блестящей матерьяльной обстановке, но за то не испытывал бы угрызений совести и разлада в своем сердце.

Вероятно, более вследствие досады, чем доброжелательства, Орлов очень свободно говорил тогда с императрицей, и напомнил ей об ее обещании принять в соправители великого князя Павла по достижении им совершеннолетия. Неизвестно, что она отвечала ему, но последствия показали, что она не обратила никакого внимания на это напоминание.

Алексей поехал обратно в Москву и, пока жила Екатерина, никогда уже не приезжал в Петербург. Но вскоре по ее кончине обязан был посетить Петербург, при совершенно иных обстоятельствах, чем прежде.

Павел I вступил на престол и (доказательство, что он знал, по крайней мере, отчасти, историю Петра III) тотчас же вызвал графа Алексея Орлова в Петербург. Легко себе представить с каким судорожным чувством он ехал из Москвы, прибыл в Петербург и отправился на аудиенцию. Аудиенция происходила при закрытых дверях; слышен был только горячий разговор. Некоторые утверждают, что слышали от других, будто граф вышел из комнаты императора прихрамывая. Это, однако, не доказано и не может намекать на дурное обращение. Павел I никогда не мог бы забыться до такой степени, ни Орлов — стерпеть такое обращение. Быть может, Алексей страдал подагрой и уже прихрамывая вошел в комнату, так как известно, что его видели прихрамывающим при погребении Петра III. Как бы то ни было, но его еще ожидала более ужасная месть. При торжественном принятии праха Петра III из Александроневского монастыря и перенесении из монастыря в императорский Зимний дворец и из дворца в [9] крепость ¹¹, граф Алексей должен был идти перед гробом и нести императорскую корону. Не нужно быть очень чувствительным, чтоб содрогнуться, живо представив себе настроение, в котором должен был находиться Орлов. Один из первых чинов при императорском дворе, уже в глубокой старости и в болезненном состоянии, он должен был сделать пешком трудный переход более, чем в три четверти часа, и на всем этом пути быть предметом любопытства, язвительных улыбок и утонченной мести! Для него, конечно, не могло служить успокоением то обстоятельство, что его сопровождал князь Барятинский ¹² (участник событий 1762 г.), также несший теперь регалии.

После погребения императорской четы, Петра III и Екатерины II, Орлов должен был немедленно уехать, что он охотно исполнил, но не мог оставаться в Москве, когда новый монарх прибыл туда для коронации. С трудом получил он разрешение ехать за границу и отправился в Дрезден. Он хотел купить себе поместье в Саксонии, но мудрое саксонское правительство постаралось отклонить его от этого намерения, не желая ссориться с тогдашним русским двором, крайне чувствительным к малейшим оскорблениям.

По смерти Павла I, Алексей Орлов возвратился в Россию и умер в Москве, в 1808 году. В газетах было напечатано: восьмидесятилетний сержант, тридцать лет служивший в доме графа Орлова и спасший ему однажды жизнь, был в числе провожавших тело графа Орлова, помогал опустить гроб в могилу и тут же мгновенно умер.

Известны высокие должности, которые занимал Алексей Орлов; было замечено, что он характером весьма походил на своего брата Григория, но был умнее его. [10]

По слухам, граф Алексей Орлов оставил пять мильонов рублей деньгами и 82 000 крестьян. Как ни был он богат, но мы все-таки полагаем, что эти цифры преувеличены. По ним он должен бы иметь 400 000 руб. дохода, — чего он, конечно, не имел.

Граф Алексей Орлов был женат, но мы не знаем на ком. Он имел дочь, которая десяти лет была уже придворною дамою императрицы Екатерины II. Она была еще незамужнею в Дрездене с своим отцом. У Орлова был еще незаконнорожденный сын, которого он усыновил. Мы не знаем имя матери, сыну же отец дал свое прозвание — Чесменский. Это был чрезвычайно красивый мущина. В конце 1780-х годов все говорили, что он сделался бы избранником императрицы, но что Потемкин, зная высокомерие его отца, затруднился предоставить ему важное и прибыльное место. Чесменский был тогда офицером конной гвардии. По смерти Екатерины II он вышел в отставку с чином полковника. Он был женат.

Примечание, переводчика. Алексей Григорьевич Орлов, 1735-1807. П. С. З., № 11599, 14284; А. Г. С., I, ч. 1, 233, 286, 357, 360, 363, 383; Рескрипты и письма Екатерины II (Сборник, I, 1); Указ об отставке (Сборник I, 167); Донесения гр. А. Г. Орлова (Морск. Сборн. 1853, IX; 475; Беседа, 1859, VI, 69); Коммиссия Уложения (Сборник, IV, 11, 16, 23); Письма гр. А. Г. Орлова (Архив, 1873,0468; 1876, II, 5, 1878; III, 436; 1880, ІII, 229); Воронцов, XXI, 430; XVII, 11; «Русск. Стар.», 1873, VIII, 708; 1877, XX, 577; Сборник, I, 47, 66; X, 413; Соловьев, XXVIII, 38, 126, 132, 135); Бумаги Екатерины II (Сборник, XIII, 84, 38 69, 70, 77, 98, 119, 141, 144, 153, 173, 191, 293, 300; XXIII, 41, 95, 110; XXVII, 43, 52, 124, 459, 512, 454; XLII, 479, 480; Архив, 1863, 448); Дипломат. документы (Сборник, XII, 290, 302, 386, 461; XIX, 168, 312, 460, 471, 509; XXXVII, 235, 413, 420, 435, 474); Храповицкий, 10, 82; Порошин, 251; Rulhtere, 371, 418; Болотов, II, 275, 282, 1055; Виже-Лебрен, 189, 304; Де-Санглен («Русск. Стар.», 1882, XXXVI, 447); Державин, 431, 458; Кокс, ХVIII, 318; Хвостов, 593; Masson, 100; Russie, 204, 205, 209, 217, 230, 240, 241, 244, 245, 268, 297, 301, 302, 314, 327, 331; Castera, I, 233, 277, 403; II, 14, 23, 27, 29, 30, 31, 142, 151, 251, 280; Воровцов, VII, 653, 655; VIII, 172; IX, 323; XX, 484; XXI, 70; гр. А. Г. Орлов (Библиограф. записки II, 139, 181, 182, 576; III, 514, 519; Архив, 1864, 198, 1870, 965); Первая мысль о морейской экспедиции (Кашпирев, I, 139); Рачинский, в биографии Орлова-Чесменского (Архив, 1876, II, 270); Заметки Давыдова («Русск. Стар.», 1871, III, 789); Бантыш-К., Словарь, IV, 40; Списки, 114, 215; Карабанов-Долгоруков, 184. 200; Карновнч, Богатства частных людей, 309; Ист.-стат. описание петерб. епархии, [11] VI, 89; Кропотов, Жизнь гр. Орлова-Чесменского, Спб. 1827; Ушаков, Жизнь гр. А. Г. Орлова, Москва, 1832; Елагин, Жизнь графини А. А. Орловой-Чесменской, Спб., 1843; Сочин. Державина, ивд. Грота, I, 769, IX, 708; Hermann, V, 284, 303, 557, 558, 569, 616, 671, 699, 701, 707; VII, 104, 356; Соловьев, XVIII, 14, 38, 235; Russica, I, 776. [См. примеч. под № 65]. — В. В.

LXVIII. ФЕДОР ОРЛОВ IV.

Злоупотребление, делавшее избранников в царствование Екатерины II особенно (неудобными) для государства, заключалось в том, что каждый из них тащил за собою массу других. Мало того, что избранник, не имевший ни малейших заслуг пред государством, получал от самой императрицы, не напоминая ей даже об этом, несметные богатства, но она часто раздавала даже отдаленнейшим родственникам не только доходные места и прибыльные занятия, нет — высокие звания, ордена, крупные жалованья, земли и денежные подарки.

Федор был четвертым из Орловых. Как и они, он воспитывался в кадетском корпусе, из которого братья вышли вскоре по его поступлении. Затем он имел ту-же участь и поступил в гвардию. Здесь он служил одновременно с ними. Не сделав ничего особенного, он все же пользовался плодами усилий трех старших братьев на пользу императрицы. Чрез них он быстро повысился на военной службе и сам прославился во многих делах первой турецкой войны. Он был награжден за это многими почетными должностями. Он сопровождал своего брата Алексея в экспедицию в Архипелаг и под его высшим командованием исполнял важные поручения. Так, между прочим, он выиграл важное морское сражение близь Морей. За это он получил награды, льстившие его честолюбию и приносившие ему большие выгоды. В царскосельском саду видна еще колонна серого мрамора с корабельным носом из белого мрамора, которая должна напоминать потомству о его морском подвиге.

В сентябре 1772 года приехал он в Петербург. Он услыхал о перемене в отношениях императрицы к его брату Григорию [12] и не пошел ко двору. Наконец, по требованию Екатерины, он отправился во дворец, но держал себя, насколько мог, подальше.

По удалении князя Орлова с его места и по возвращении его ко двору, в январе 1773 года, стали замечать, что императрица очень печальна, озабочена. Тогда ничем не могли объяснить себе этого, но, наконец, узнали, что это происходит от того, что Федор вполне свободно высказал ей всю правду. Утверждали будто он разъяснил ей, что, удалив его брата, она осталась без приверженцев и находится в руках ее собственных врагов.

После этого он недолго оставался в Петербурге. Потемкин, спугнувший всех Орловых, прогнал и этого. Федор переехал в Москву и постоянно оставался там, пока не умер в конце 1790-х годов, будучи генерал-аншефом, действительным камергером, кавалером ордена св. Александра Невского и большего креста военного ордена св. Георгия.

Из всех Орловых Федор был самый умный, тонкий, наиболее сведущий, но, быть может, и наиболее злой. Его храбрость презирала всякое сопротивление.

Примеч. переводчика. Федор Григорьевич Орлов, 1741-1796. А. Г. С., I, ч. 1, 367, 377; Указы Екатерины II (Осмнадц. век, III, 243); Коммисия Уложения (Сборник, IV, 63, 59, 69); Письма гр. Ф. Г. Орлова (Сборник, X, 416, 424); Бумаги Екатерины II (Сборник, VII, 340 XXIII, 317; Архив, 1872, 875); Воронцов, V, 237; IX, 356; XIV, 478; Дипломатки. документы (Сборник, XXXVII, 235, 421, 635); Храповицкий, 10, 63, 549; Державин, 709; Бантыш К., Словарь, IV, 47; Списки, 217; Карабанов-Долгоруков, 186; Карнович, Богатства частных людей, 310; Соч. Державина, изд. Грота, IX, 709; Соловьев, XXVIII, 136. [См. прим. под № 65]. — В. В. [13]

LXIX. ВЛАДИМИР ОРЛОВ V.

Владимир, младший из пяти братьев Орловых, воспитывался три года в Лейпциге. Так как братья его были уже тогда в милости, то легко понять, что на воспитание тратилось много, не обращая внимания на то — учится ли молодой человек или нет.

Когда, в 1766 г., он возвратился в Россию, государыня назначила его директором академии наук, по примеру императрицы Елизаветы, давшей подобное же место брату своего избранника — как будто прожить заграницей несколько лет достаточно, чтобы получить столь важное место! Тогда же граф Владимир был назначен действительным камергером. Впрочем, более высокого сана он не домогался и не получил.

Не смотря на то, что у него не было столько случаев, как у его братьев, получить богатства, все же его ежегодный доход достигал 130 000 рублей. Если принять эту сумму за достоверную, то расчет, по которому все пять братьев Орловых стоили русской империи 17 миллионов рублей, окажется весьма малым.

В конце 1790-х годов он жил в Москве, куда переехал вслед за удалением от двора его брата Григория. Вероятно, он и поныне (1809 г.) живет в Москве.

По своему характеру, Владимир обладал большою твердостью и добросердечием. Он никогда не имел случая выказать свои таланты.

Владимир Орлов был женат. Его жена, родом из Лифляндии, из старой дворянской фамилии, имени которой мы не знаем ¹³, подарила ему много детей. Одна из его дочерей вышла за чрезвычайно образованного и достойного мужа — графа Панина, бывшего послом в Берлине и потом вице-канцлером.

Примеч. переводчика. Владимир Григорьевич Орлов, 1743-1831. П. С. З., 18, 898; Комиссия Уложения (Сборник, IV, 11; XLIII, 373); Письма В. Г. Орлова (Воронцов, XXVII, 10); Castera, II, 280; Воронцов, XIV, 611; Пекарский, Ист. акад. наук, I, VI, XXIII, 291, 652, 653, 581, 632, 668; Кобеко, Екатерина II и Руссо (Истор. Вести., 1883, XII, 605); Гр. В. Г. Орлов (Библиогр. Зап., II, 539); Гр. Орлов-Давыдов, Биографический очерк гр. В. Г. Орлова, 2 т., Спб. 1678; Herrman, V, 284. [См. примеч. под № 65]. — В. В. [14]

LXX. ОРЛОВ VI.

Орлов, родственник этих пяти братьев, был счастьем своих родственников вытянут из грязи тем, что во время революции 1762 года исполнял неважные поручения и роль без значения.

Он не был возведен в графское достоинство, но, мало по малу, получил богатства и значительные места при дворе.

В 1795 г. он вышел в отставку, но жил еще в конце прошлого столетия. Он был обергофмаршал, действительный камергер и кавалер орденов св. Александра Невского и св. Анны.

Этот Орлов не получил никакого образования и был так невежествен, что говорил только по-русски.

Странно, что, по довольно верным известиям (в 1801 г. в Спб.) также находился Орлов. Говорили, будто это был генерал. Впрочем, мы не знаем, насколько он был в родстве с этими Орловыми.

Прим. переводчика. Григорий Никитович Орлов. Письма Завадовского (Воронцов, XII, 98).

LXXI. ПАССЕК.

Пассек, русский, из мелкопоместных дворян, вступил в военную службу и выслужился, более по протекции, нежели по заслугам; в царствование императрицы Елизаветы он был гвардейским офицером.

Орловы знали его дерзкую отвагу и поэтому сообщили ему тайну заговора против Петра III. Как только он узнал этот проект, он предался ему с таким энтузиазмом, который был бы достоин одного из славнейших предприятий. Он хотел стать главным рычагом революции; но, будучи человеком ограниченным, мало содействовал выработке плана этого предприятия. Остальные же участники, умевшие ценить его безумную отвагу, тем более рассчитывали на него при исполнении плана. Императрица познакомилась с ним у Орлова и могла только похвалить его рвение в ее пользу. [15] С воодушевлением, доходившем до безумия, он бросился к ногам государыни и просил только об одном — дозволить ему доказать публично, на глазах всего народа и во главе всей гвардии, свою преданность. Она, как легко понять, отказала ему; но его бешеное стремление быть полезным императрице не успокоилось на этом. На собственный страх он искал случая отличиться, но случай не представлялся. Но именно Пассеком был ускорен взрыв революции. Он говорил (в экстазе) о «событии», которое должно вскоре последовать, и о том усердии, которое он хочет показать при этом на службе императрицы. Простой гвардейский солдат услышал это, и, не будучи в числе заговорщиков, воспользовался этим обстоятельством, чтоб отомстить Пассеку, который за несколько дней до того наказал его. Он отправился в полковую канцелярию и донес на этого офицера, как на участника заговора против императора. 8-го июля н. с. 1762 г., вечером, в 9 часов, Пассек был арестован и монарх, находившийся в Ораниенбауме, извещен об этом происшествии особым курьером. Петр III отложил следствие до послепраздников, которые должны были происходить в Петергофе. Его избавили от этого труда. Заговорщики узнали об аресте Пассека и о поводах к нему. Счастье поддержало смелость и отвагу. Поторопились начать революцию в следующее же утро. Императрица, проезжая мимо тюрьмы, в которой сидел Пассек, приказала освободить его. Он не хотел верить этому известию и лишь с трудом уговорили его последовать за толпою. Замечательно, что этот человек, выказывавший такое необузданное желание повредить императору, когда он был на свободе и государем, теперь не соглашался на подобное дело, когда не мог опасаться ни сопротивления, ни дурных последствий. Это обстоятельство, доказывающее, как нам думается, что Пассек был злодей скорее по безумной отваге, чем по кровожадности, мог бы правильнее объяснить психолог.

Пассек остался верен своему характеру и своей привязанности к Орлову. Мы знаем, что однажды была речь о бракосочетании императрицы с Григорием и что Панин противился этому проекту. Узнав об этом, Пассек тотчас вызвался убить Панина. Орлов, не желавший пятнать себя кровью, не согласился на это и Панин остался жив.

Легко понять, что по окончании революции Пассек получил значительные награды. Как и все, принимавшие ближайшее участие, он получил почетные должности, подарки и пенсию. Сверх того, пока Орловы были в милости, он пользовался при дворе большим [16] почетом. Но по мере того, как падало влияние братьев Орловых, и круг деятельности Пассека становился все незначительнее. Потемкин презирал его и громко говорил, что он однажды побил за карточной игрой в Могилеве местного генерал-губернатора Пассека. Хоть и не доказано, действительно ли это случилось, но все-же крайне нехорошо, когда человек столь высокого сана стоит в общественном мнении так низко, что на его счет могут измышляться подобные обвинения. Терпеливое поведение Пассека при этом происшествии выказало бы опять необыкновенную черту человеческого сердца, которую могли бы объяснить только опытные знатоки человеческого сердца. Как мог Пассек, безумно отважный человек, какого можно только себе представить, перенести столь позорное обхождение, не отомстив тотчас же кровью?

По смерти Екатерины, он потерял свое генерал-губернаторство, лучшее в империи. Пассек жил еще в 1799 г., был генерал-аншеф и кавалер важнейших русских орденов.

После всего, что мы знаем, нет надобности говорить о его характере. Военных способностей он, конечно, не имел; по крайней мере, он ничем не доказал их, как и свою личную храбрость. На его лице лежала печать коварства и ограниченности.

Пассек имел дочь ¹⁴, которая была фрейлиной императрицы.

Прим. переводчика. Петр Богданович Пассек, 1735-1804. А. Г. С. I, ч. I, 918; ч. 2, 15, 11, 727; Спб. Ведомости 1762 г., № 80; Месяцеслов на 1786, 187; Комиссия Уложения (Сборник, IV, 11); Сатирич. каталог Екатерины II (Архив, 1871, 2039, № 27); Письма Пассека («Рус. Стар.», 1882 XXXIII, 189); Письма Екатерины II («Рус. Стар.», 1871, III, 478; 1875, XIV, 448, 452); Бумаги Екатерины II (Сборник, VII, 108, 109, 112, 114, 116, 134; XXVII, 196, 254; XXII, 479); Воронцов, V, 195; VI, 190; VIII, 112; XIII, 257, 315; XIV, 449; XXI, 69; Фон-Визин, 1866, 285; Письма Безбородко (Сборник, XXVI, 449, 499; XXIX, 514); Дипломат. документы (Сборник, XVIII, 466); Храповицкий, 22, 413; Castera, I, 231, 295, 313; Порошин. 560; Rulhiere, IV, 366; Автобиография Василия Пассека (Архив, 1863, 629); Записки Михаловского (Россия, 1880, IV, 679, 680); Russie, 205, 212, 213; Энгельгардт, 19, 24, 25, 26; Державин, 430, 660; Masson, 286; Пикар, ХXIIІ, 48; Добрынин, IV, 103, 108, 109, 116, 139, 148, 200, 208, 221; Болотов, I, 873, 877; Карабанов, IV, 391; Д., Пассек («Рус. Стар.», XXII, 130); Бантыш-К., Словарь, IV, 128; Списки, 128, 230; М. И. Семевский, 271; Соч. Державина, изд. Грота, IX, 712; Василий Пассек (Архив, 1866, 628); Корсаков, Сторонники воцарения Екатерины II (Истор. Вести., 1884, XV, 254); Соловьев, XXV, 109, Саитов, 101. — В. В. [17]

LXXII. ШКУРИН.

Во время императрицы Елизаветы Шкурин был придворным истопником. Счастливая наружность приобрела ему милость великой княгини Екатерины. Шкурин стал ее прислужником, а когда Петр III взошел на престол, Екатерина сделала Шкурина своим камердинером.

(В апреле 1762 года), Шкурин поджог свой деревянный дом, в отдаленной части города, (чтоб оказать большую услугу своей повелительнице).

Шкурин постоянно выказывал большую преданность своей государыне и никогда не покидал ее. В ночь перед днем революции 1762 года, он, как слуга, ехал с Екатериной из Петергофа в Петербург.

Как все, сделавшие что-либо при этом событии, Шкурин, после счастливого окончания переворота, получил почетные должности и богатства. Большая щедрость императрицы относительно Шкурина казалась подозрительною избраннику Орлову и он хотел удалить его, но это ему не удалось.

(Шкурин был пестуном графа Алексея Григорьевича Бобринского, который провел у него свое детство). Шкурин стал, наконец, тайный советник, действительный камергер и директор императорского гардероба.

Он умер в начале 1780-х годов.

Оставленные им две дочери были фрейлинами. Одна из них была фрейлиною еще в 1799 году ¹⁵. Другая, содействовавшая (в слабости) графа Мамонова, должна была оставить двор ¹⁶, вслед за удалением графа Мамонова. [18]

Примеч. переводчика. Василий Григорьевич Шкурин, † 1782. Указы Петра I (Осмнадц. век, IV, 5); Бумаги Екатерины II (Сборник, VII, 115, 121, 122, 130, 133, 178, 301; XLII, 480); Записка Штелина (Соч. Державина, изд. Грота, IX, 288); Дипломат. документы (Сборник, XIX, 300); Письма Екатерины II («Русск. Стар.», 1876, XVII, 37); Catherine, 140, 170, 316, 317, 322; Гарновский, XVI, 404; Russie, 266; Пикар, ХXII, 57; Карабанов, IV, 386, 388; Отправка купеческих детей в Англию («Русск. Стар.», 1875, XIII, 438); Фарфоровый завод полковн. Шкурина (Сборник, I, 359); Воспитатель гр. Бобринского (Архив, 1870, 1775); Лонгинов, Первые пособники Екатерины II (Архив, 1870, 968); Лонгинов, Пособники Екатерины II (Осмнадц. век, III, 347); Саитов, 152; Воронцов, XII, 98. — В. В.

LXXIII. ГРИГОРИЙ ТЕПЛОВ.

Григорий Теплов был сын истопника в Алевсандро-невском монастыре. Так как у него не было фамилии, то архиерей или архиепископ назвал его Тепловым, что должно было всегда напоминать ему его происхождение от отца, разливавшего тепло по зданию.

Молодой Теплов изучил некоторые науки в монастыре и обучался потом на средства архиерея за границей, где с успехом занимался, между прочим, ботаникой, преуспевая также и в других науках.

По возвращении в Россию, он, как искусный человек, обратил на себя внимание, особенно же министра Волынского ¹⁷, что уже говорит в пользу Теплова, так как знаменитый государственный человек никогда не покровительствовал невежеству. В виде отдохновения от важных дел, Теплов трудился вместе с этим министром над составлением, по архивным известиям, родословной таблицы, которою подтверждалось известное мнение, что дом Волынских родствен дому Рюрика, древнейшему владетельному [19] дому в России. Эта таблица составила несчастие Волынского, которое отзывалось некоторое время и на Теплове.

В царствование императрицы Елизаветы он был сделан управителем делами графа Кирилла Разумовского, у которого он с тех пор всем заведывал.

По смерти этой государыни, которая незадолго до того назначила Теплова камергером, он пристал к приверженцам императрицы Екатерины, и в кругу своего ведения постоянно высказывался против Петра III. Император, узнав о кознях Теплова, позвал его, ударил палкою и сказал:

— Ступай, я прощаю тебе, но исправься.

Он не сделал этого. По его совету, Кирилл Разумовский перешел на сторону императрицы и употребил свое влияние, как командир гвардейского полка, против Петра III. При взрыве революции, которою Екатерина II взошла на престол, Теплов составил распространившийся по этому случаю манифест.

Убийство бывшего императора Ивана Антоновича ¹⁸, который со смерти Петра III сидел в строго охраняемой и возбуждающей ужас тюрьме, в Шлиссельбурге, было делом Теплова. Этот несчастный принц, существования которого не настолько опасалась даже боязливая Елисавета, чтоб приказать убить его, казался страшным (Орловым). Затруднение заключалось лишь в том, чтоб приличным образом отделаться от него. Обратились к Теплову, злокозненность которого была известна, и он, действительно, придумал проект, вполне удавшийся. Согласно проекту, отыскали пехотного офицера, которому обещали большие награды, если он возбудит смуту в полку принца Ивана. Этого офицера звали Мирович; он был внук человека, бывшего рьяным сторонником известного казацкого гетмана Мазепы ¹⁹ и Карла XII, и противником Петра I. В то время его родители потеряли все свое состояние. Теперь молодому Василию [20] Мировичу (Орловы) обещали еще более, чем имели его родители, если он решится на смуту. Мирович был человек недальновидный, любивший поживиться. Все было условлено и подготовлено к желательному концу. Офицерам, содержавшим караул в самом каземате, заранее было приказано, при малейшем шуме вне каземата, немедленно убить узника. Мирович, находясь на карауле в крепости, возбудил смуту, шум достиг до каземата, офицеры исполнили приказание и Иван — окончил свою печальную жизнь. Добровольно сдавшийся Мирович был арестован и предан суду. Во время производства следствия он только улыбался, убежденный, что он не только не будет наказан, но, напротив, получит большие награды. Его палачи, из опасения, что он выдаст их, имели жестокость не раскрывать его заблуждения. Мирович все улыбался, даже когда его вели на лобное место и прочли приговор; он улыбался еще и тогда, когда, вместо прощения, секира отрубила его голову. Лишь после смерти (?!) он убедился в своей ошибке... ²⁰.

Несколько лет спустя, Теплов получил занятия совсем иного рода. Императрица, как говорят, пожелала научить наследника государственным делам. Но какое же учение досталось великому князю! Это было поручено Теплову. Он принялся за дело с утонченной злобой. Вместо того, чтоб преподать великому князю основательные познания в государственном хозяйстве и политике, он преподнес ему связки тяжебных дел, разбиравшихся в сенате. Это возбудило в цесаревиче отвращение. Он не хотел уже слышать о государственных делах и, таким образом, цель была достигнута. Павел ничему от Теплова не научился и получил отвращение к делам такого рода.

Теплов умер тайным советником, сенатором и кавалером разных орденов.

Нет надобности прибавлять еще что-либо о способностях и [21] характере этого человека. Сказанного довольно, чтоб оценить пригодность его способностей и вредность его характера.

Его сын ²¹, всеми уважаемый человек, действительный тайный советник и кавалер ордена св. Анны. Он живет, удалившись от дел, в Москве, на доходы с большего состояния, унаследованного им от отца. Знаменитый математик и филолог, Иоган Яков Эберт, умерший несколько лет назад профессором в Витенберге, человек прекрасных принципов, был его воспитателем в России, его гувернером в немецких университетах и провожатым в путешествиях.

Примеч. переводчика. Григорий Николаевич Теплов, 1720-1779, П. С. З. № 11867, 12868, 11241, 13150, 18048, 18116; А. Г. С., I, ч. 2, 12, 409, 674; Бумаги елизаветинского царствования (Осмнадц. век, IV, 92); Бумаги Екатерины II (. Сборник, VII, 116, 133, 319; X, 42, 327, 328; XIII, 114; XXVII, 169, 235; XLII, 303); Коммисия Уложения (Сборник, IV, 11); Доклады Теплова (Сборник, X, 326, 329, 364); Записки Теплова: о прошении Мировича (Кашпирев, I, 307); о батуринском университете (Архив, 1863) II, 67); Письма Теплова (Осмнадц. век, III, 226, 239; Сборник, VII, 313, 319, 397; Архив, 1869, 216; Соловьев, XXV, 153, 155); Гр. Теплов, Знания, касающиеся до философии, Спб., 1762; Его же Наставление сыну, Спб., 1768; Catherine, 250, 278; Шаховской, 244, 251; Порошин, 249, 260, 346, 444, 533; Castera, I, 275, 295, 366; Rubhiere, IV, 418; Russie, 253; Воронцов, IV, 230, 395, 445; VII, 101, 622, 654; XIII, 187, 197; Письма в. к. Петра Феодоровича (Архив, 1866, 582); Фон-Физин, Чистосердечное признание, Спб., 1866, 548; Дипломат. документы (Сборник, XII, 12, 33; XVIII, 249, 266, 462, 467; XXII, 94); Письма Безбородко (Сборник, XXVI, 253, 263); Житие Ушакова (Осмнадц. век, II, 297, 359); Тайная канцелярия при Елизавете («Русск. Ст.» 1875, XII, 533); Отправка купеч. детей в Англию («Русск. Ст.», 1875, XIII, 439); Беседы Екатерины II с Далем («Русск. Ст.», 1876, XVII, 2); План публичной библиотеки в Спб. (Библиогр. Зап., III, 79); Карабанов, V, 134, 135; Торговля в Средиземном море (Архива, 1870, 541); Соловьев, Сенат при Екатерине (Россия, 1876, I, 29); Сатирич. каталог Екатерины II (Архив, 1871, 2039, X 8); Максимович, Г. Н. Теплов и его записка о непорядках Малороссии (Беседа, 1857, IV, 61); Государственные учреждения Екатерины II (Сборник, II, 275); Билярский, Материалы для биографии [22] Ломоносова, 134, 289; Пекарский, История акад. наук, I, 25, 42, 48, 50, 62, 141, 261, 267, 338, 351, 353, 359, 444, 462, 465, 666, 675; Проект богословского факультета (Вести. Европы, 1873, VI, 313); Вейдемейр, Двор., I, 28; Лонгинов, Заметка о Теплове (Архив, 1863, 428); Соч. Державина, изд. Грота, IX, 738; Бантыш-К., Словарь, V, 133; Списки, 224, 304; Евгений, II, 205; Reimers, I, 80; Herrmann, V, 303; Соловьев, XXIII, 49; XXV, 102, 114, 121; XXVI, 6, 11, 17; XXIX, 125; Саитов, 130. — В. В.

LXXIV. ЭНГЕЛЬГАРДТ.

Даже самый закоренелый злодей редко может заставить навсегда замолчать внутреннего, неподкупного судию своих поступков. Удовлетворение скупости, гордости, сладострастия или других чувственных страстей, которое сделало его преступником, теряет, наконец, для него свою прелесть. Его любимые ощущения притупляются. Он чувствует только угрызения своей совести.

Энгельгардт ²², сын немецкого врача, родился в Петербурге. Он следовал своей склонности и стал солдатом. Отец рано записал его в один из трех гвардейских пехотных полков, и молодой человек, в 1761 г., стал гвардейским сержантом. Это обстоятельство привело его к знакомству с братьями Орловыми. От этой первой связи Энгельгардт, по своей склонности к неправильной и безнравственной жизни, дошел скоро до второй, и стал ежедневным сотоварищем Орловых. Орловы вместе с другими ²³ трудились, в начале 1762 года, над планом восстания, который вскоре был приведен в исполнение. Как ни было для них важно усилить свою банду предприимчивыми сочленами, они все таки усумнились поверить Энгельгардту свое предприятие. Они, вероятно, сомневались в твердости его характера и думали, что, ради своей личной карьеры, он не задумается изменить и пожертвовать ими. Сверх [23] того, они могли заметить его посредственный ум, который не мог быть существенно полезен при составлении подобного плана. Нити этой позорной ткани должны были быть сучены с такою тонкостью, на которую Энгельгардт никоим образом не был способен. Между тем Орловы не могли отрицать его весьма пригодной отваги. Как только все было готово и восстание должно было начаться, Энгельгардт без большего труда был вовлечен в интересы (Орловых) и оказал существенные услуги.

... До настоящего времени участие в революции 1762 г. Энгельгардта было почти неизвестно; но оно настолько достоверно, что не может быть оспариваемо, другие все известны, только о нем умалчивалось, между тем как его (участие в событиях 1762 г.) дает во всяком случае право спасти его имя от забвения.

Карьера Энгельгардта была сделана. Он получал подарки по всякому случаю и повышался от одной почетной должности к другой. Между тем он редко являлся при дворе, который не звал его я не замечал его отсутствия.

Он умер генерал-лейтенантом и выборгским губернатором в 1770-х, если не ошибаемся, или в начале 1780-х годов.

Каков был характер этого человека, легко себе представить. Он не имел ни нравственных принципов, ни просвещенного ума. По своему нраву, он был груб и низок. Как ни был, впрочем, Энгельгардт отвратителен, он все же не мог оставаться хладнокровным при воспоминании (о революции 1762 г.), в которой он принимал существенное участие. В нем часто замечали явные следы отчаяния.

Мы не знаем, был-ли Энгельгардт когда либо женат и оставил-ли он детей. Но он имел родственников, которые оказали важные услуги государству и обществу.

Из этого неполного очерка видно, что нет точных известий о жизни этого человека; но по тому, что о нем известно, об этом и не сожалеешь. Подробное изложение его истории увеличило бы негодование писателя и читателя. [24]

К книге Гельбига: «Русские избранники».

Имение Ленневард в Лифляндии.

В апрельской книге «Русской Старины» изд. 1886 г., на стр. 46, в выноске третьей Гельбиг замечает: «Ленневард принадлежал некогда фон-Вольфеншильду. — Мы не знаем кому теперь принадлежит это имение».

Из очерка истории имений Лифляндской губернии, часть II, составленного господином фон Штрик, 1885 г., видно, что Ленневарден находится в Рижском уезде, в приходе Ленневарден. Это имение было подарено королем Густавом-Адольфом 21-го июня 1681 года в Штетине рижскому казначею (Muenzmeister) и фактору Гейнриху Вольф, который в 1646 г., под названием Вольфеншильд, был возведен в дворянское достоинство. После него имение перешло его сыну, полковнику шведской службы Гейнриху Вольфеншильду, от которого в 1694 г. оно перешло его сыну, шведскому капитану, Бенедикту Вольфеншильду, а от сего последнего к ландрату Гейнриху Вольфеншильду.

По духовному завещанию, от 20-го марта 1770 г., с добавлениями, от 11-го апреля, 11-го мая и 14-го июня 21770 г., Ленневарден досталось ротмистру Гейнриху фон-Анреп, сыну сестры Вольфеншильда, Гедвиги Маргареты, которая была замужем за поручиком Гаспаром фон-Анреп. Ленневарден принадлежал затем разным лицам, и с 1-го июня 1864 г. принадлежит Карлу Бернгарду фон-Вульф.

NB. В интересной книге Вл. О. Михневича: «Любимцы» (хроника одного исторического семейства), Петербург, 1885 г., о Скавронских, стр. 45 и 46, подробно сказано об освобождении от помещичьей власти Христины и Фридриха, живущих в деревне Кегему, на земле, принадлежащей г-ну маиору Вольфеншильду. — Z.

(Продолжение следует).

Комментарии

1. См. «Русскую Старину» изд. 1886 г., т. L, апрель, стр. 1-180; т. LI, июль, стр. 1-20.

2. Известия об этих пенсиях за революцию весьма различны, но большинство мнений сходится в том, что они достигали 20 000 рублей. Самые незначительные помощники получали по 2 000 рублей ежегодно.

3. Этот прекрасный дом, в котором некогда был почтамт, принадлежал в 1790-х годах виноторговцу Сиверсу.

4. Шванвич, позже кронштадтский комендант. Щербатов, 677; Барабанов, IV, 388, прим. — В. В.

5. Герман Каав, лейб-медик великого князя Петра, был племянник всемирно известного Бергаве, фамилию которого он принял. Каав-Бергаве жил в доме графа Шереметева в Миллионной улице.

6. Бибиков — быть может, тот, который в последующие годы жил с великим князем Павлом. Он поэтому был жертвою ненависти Потемкина, которого Бибиков в своих письмах в Александру Куракину, нынешнему послу в Вене и тогдашнему другу наследника, всегда называл le Borgne и о котором писал много дурного. Быть может также, что это тот генерал, который был послан против Пугачева.

7. Филипп Гакерт, родом бранденбуржец, был величайшим ландшафтным живописцем своего времени; он умер Риме, в 1807 году.

8. См. последнее примеч. под № 62. — В. В.

9. Граф Броун, родом англичанин, еще при Петре I вступил в русскую военную службу и умер в 1790-х годах, в Риге, будучи генерал-губернатором Лифляндии и генерал-аншефом.

10. В год смерти Екатерины II, основательницы ордена, большую ленту носили: генерал-аншеф Орлов-Чесменский, фельдмаршал Суворов-Рымникский, адмирал Чичагов и фельдмаршал Репнин. Павел I никогда не носил ее: он не получил ее, будучи великим князем, а став императором не хотел носить. Он и не раздавал ее, но взамен того орден св. Анны сделал военным орденом. Орден св. Георгия имеет белый крест. Кавалеры ордена разделяются на четыре степени и носят орден на ленте из трех оранжевых и четырех черных полос.

11. О вторичном погребении императора Петра III (Архив, 1871, 2066); Рассказы кн. М. С. Голицына, № 33 (Архив, 1869, 644); Воспоминание Лубяновского (Архив, 1872, 150); Де-Санглен («Русская Старина», 1875, XII, 483). — В. В.

12. В последние годы жизни Екатерины II князь Барятинский был обер-гофмаршалом и кавалером св. Александра Невского. После провожания, как и Алексей Орлов, трупа Петра III, Павел I сослал Барятинского на житье в его поместье. Где он в настоящее время (1808 г.) и жив-ли, мы не знаем. По милости Екатерины II, он был очень богат. Его жена была урожденная княжна Хованская; его дочь, прекрасную и даровитую княгиню Долгорукую, мы видели в Германии.

13. Графиня Елизавета Ивановна Орлова, рожд. Штакельберг. — В. В.

14. Варвара Петровна Пассек, от первого брака ее отца с баронессой Натальей Исаевной Шафировой, род. 1761 г., ум. 1787. — В. В.

15. Наталья Васильевна Шкурина. Письма А. А. Безбородко (Сборник, XXVI, 495, 496). — В. В.

16. Марья Васильевна Шкурина, в схиме Павла. Бумаги Екатерины II, (Сборник, XLII, 34); Храповицкий, 306, 308, 337. — В. В.

17. Волынский был одним из знаменитейших государственных мужей России, но имел несчастие стать врагом Бирона. Упоминаемая ниже таблица дала Бирону повод обвинять Волынского в притязании на русский престол. Предлог был нелеп. Только такой человек, как Бирон, мог осмелиться так грубо надругаться над общественным мнением и за вымышленный проступок наказать также строго, как за государственное преступление. Волынский сложил голову на эшафоте.

18. Император Иоанн Антонович («Русская Старина, 1879, XXIV, 497; XXV, 291, 493); Записка канцлера кн. Кочубея о кончине принца Иоанна Антоновича («Чтения», 1860, III, 149); М. И. Семевский, Иоанн VI Антонович («Отечеств. Зап.», 1866, VII, 530); Куник, Дети Анны Леопольдовны («Русская Старина», 1873, VII, 67); Гранцев, Русский двор в Горсенсе («Русская Старина» 1874, X, 132); Грот, Дети Анны Леопольдовны в Горсенсе («Русская Старина», 1876, XII, 760). — В. В.

19. Мазепа, родом поляк, случайно прибыл в Украйну и своим умом, познаниями и храбростью приобрел такую партию среди казаков, что Петр I должен был назначить его гетманом Малороссии, бывшей под защитой России. Мазепа не был ему благодарен за это. В тогдашних смутах он принял сторону Карла XII и польских бунтовщиков против Петра I и Фридриха Августа I.

20. П. С. З. № 12241; Порошин, 14, 60; Державин, 416; Энгельгардт, 192, 193; Russie, 236; Шаховской, 243; Buesching, VI, 527; Herrmann, V, 649; Записка Г. Ф. Квитки-Основьяненко о Мировпче (Архив, 1863, 470); Гр. Д. Н. Блудов, Заговор и казнь Мировича (Ковалевский, Гр. Блудов и его время. Спб. 1866, 222). Едва-ли надо говорить, что Гельбиг в рассказе о Мировиче повторяет лишь слух, ни на чем не основанный и выдуманный врагами Орловых. — В. В.

21. Василий Григорьевич Теплов. Его переводы выдерживали несколько изданий: Лесажева Жилблаза — 8 изд.; комического романа из Скарона — 2 изд ; из Рафи о Кире младшем и отступлении 10 000 греков и французской грамматики Ресто — 4 изд. — В. В.

22. Энгельгардт не был в родстве ни с дворянскою фамилиею Энгельгардтов в Лифляндии, ни с старонемецким родом Энгельгардтов, который давно уже поселился в России и из которого происходил зять князя Потемкина.

23. Было бы слишком пространно и неуместно говорить о всех лицах, трудившихся над проектом и выполнением революции.