-

ЖАН ФРУАССАР

ХРОНИКИ АНГЛИИ, ФРАНЦИИ, ИСПАНИИ И СОСЕДНИХ СТРАН

ОТ КОНЦА ПРАВЛЕНИЯ ЭДУАРДА II ДО КОРОНАЦИИ ГЕНРИХА IV

Книга 3

Глава 15

По совету англичан, португальцы строят укрепления около церкви Алжубарота. Король Хуан Кастильский, по совету французов и беарнцев, решает с ними сразиться. Ненависть и зависть кастильцев к иностранцам все еще продолжается.

Португальцы и лиссабонцы приняли совет англичан и их мнение о том, куда следует идти. Затем они оказались около Алжубароты (Aljubarota) ¹, большой деревни, в которую отослали свои припасы, вьючных лошадей и багаж, намереваясь расположиться на ночь в этом месте. На расстоянии около четверти лье от деревни находится крупный монастырь, куда ее обитатели ходят слушать мессу. Церковь стоит на небольшой возвышенности, чуть в стороне от дороги и окружена большими деревьями, зарослями и кустарниками, которые, при небольшом усилии, можно превратить в сильное укрепление. Это было именно то, о чем говорили королю и его совету, но он захотел позвать англичан. Хоть их и было немного, но он хотел последовать их совету. Они сказали: «Сир, мы не видим больше никакого другого места, лучшего, чем монастырь Алжубарота. Он расположен среди деревьев. Это и сейчас сильная позиция, но ее можно еще больше усилить». Те, кто знали эту местность, согласились, что это так, и король сказал: «Направляемся туда и обустроимся там, как это подобает добрым воинам, так, чтобы когда наши враги, когда туда подойдут, не застали бы нас неготовыми к бою». Это незамедлительно и было сделано - они медленно направились к Алжубароте и подошли к площади перед церковью. Там англичане и мессир Монж де Наваре (Monges de Navaret) вместе с другими доблестными португальцами и лиссабонцами внимательно изучили это место и его окрестности. Англичане сказали: «Это место можно сделать достаточно крепким, и мы сможем здесь с уверенностью ждать дела». Они срубили деревья стоящие лицом к полю, и повалили их поперек, так чтобы через них не могла пройти кавалерия, оставив, при этом, один не слишком широкий проход. На флангах они расставили всех своих лучников и арбалетчиков. Латники были пешими и выстроены около церкви. Там же находился король, и там же были развернуты королевский штандарт и знамена.

Когда португальцы увидели, как им удалось устроиться, то они были очень довольны, говоря, что если будет угодно Богу, то они смогут в этом месте продержаться долгое время и использовать это к выгоде для себя. Обращаясь к ним, король сказал: «Мои дорогие судари, проявите свою доблесть в этот день и не думайте о бегстве, ведь три добрых мужа одолеют и убьют 12 бегущих. Убедитесь, что ваши люди храбры и противопоставьте решимость вашим противникам. Представьте, что если это будет угодно Богу и этот день будет наш, то, как нас будут чтить и хвалить в разных странах, куда дойдут новости об этом. Ведь победителями всегда восторгаются, а побежденных всегда унижают. Подумайте также о том, что именно вы сделали меня своим королем. Это должно укрепить вашу доблесть, и будьте уверены, что до тех пор, пока я смогу держать в руке боевой топор, я буду продолжать сражаться. А если он будет сломан, или его у меня выбьют, то я возьму другой и покажу, что я полон решимости защищать и оборонять для себя португальскую корону. Ведь я имею право на ее наследование от своего отца и брата, в чем я от всей души возвещаю и говорю, что враги ополчились на меня несправедливо, и что эта вражда является личной».

Те его соотечественники, что слышали его, отвечали: «Мой господин и король, вы любезно напомнили и настоятельно посоветовали нам быть доблестными мужами и поддержать вас в отстаивании вашего деле. Это мы уже и делали раньше и сейчас тоже подтверждаем это. Теперь знайте, что мы все неизменно останемся с вами и ни за что не покинем поле битвы до тех пор, пока не одержим победу или не будем сведены в могилу. Да будет объявлено вашим людям, поскольку не все вас слышали, что ни один из нас не желает думать о бегстве, ради спасения жизни. И если здесь найдется тот, кто лишен смелости и страшится вступить в бой, то пусть тот выступит вперед, и ему либо будет позволено уйти (ведь один слабый духом может привести в уныние дюжину добрых воинов), либо его голова будет отрублена как пример для других». Король сказал, чтобы так и сделали, и он приказал двум рыцарям изучить состояние войска и посмотреть, нет ли у кого каких-либо признаков страха. При своем возвращении эти рыцари доложили королю, что они осмотрели все отряды и, что куда бы они ни являлись, везде находили, что все до одного твердо и решительно ждут боя. «Тем лучше», - сказал король. Он отдал приказы по армии, что если кто-то хочет стать рыцарем, чтобы тот вышел вперед и он посвятит его в рыцарское достоинство во имя Бога и Святого Георгия. По имеющейся у меня информации, кажется, в рыцари было произведено 60 человек, что доставило королю большое удовольствие. Поставив их впереди войска, он сказал: «Мои дорогие судари, рыцарское звание является более высоким и благородным, чем это можно представить, и ни одному рыцарю не позволено запятнать его трусостью, или низким или грязным деянием. Но когда шлем находится у него на голове, то рыцарь должен быть храбрым и яростным как лев, когда тот видит свою добычу. И поскольку я желаю, чтобы вы в этот день проявили свою доблесть там, где это будет необходимо, то я приказываю вам встать впереди войска, и вы должны будете сильно постараться, чтобы мы смогли вместе заслужить честь, а иначе ваши шпоры так не станут вашими». Каждый из новых рыцарей отвечал в свою очередь, когда выступал вперед: «Сир, по милости Божьей, мы поступим так, что заслужим вашу любовь и уважение». Таким вот образом была построена и укрепилась около церкви Алжубарота португальская армия. Никто из англичан не выразил желания стать в этот день рыцарем. Король их спросил на этот счет, но они на этот раз извинились за себя.

Теперь мы вернемся к кастильскому королю и к находившимся вместе с ним рыцарям, оруженосцам и воинам из Франции и Гаскони, и расскажем о положении испанцев и о том, как они построились. Посланные ими на разведку рыцари вернулись и сказали: «Сеньор король, и вы, присутствующие здесь бароны и рыцари, мы не торопясь изучили наших врагов. Мы не можем поверить, но их общая численность немногим больше 10 тысяч человек. Они проследовали к аббатству Алжубарота, где остановились и выстраиваются в боевой порядок. Там их и могут увидеть те, что этого захочет». После этого король созвал совет, на который были специально приглашены бароны и рыцари из Франции. Их спросили, каким образом лучше всего действовать, на что они немедленное ответили: «Сир, похвально, что они хотят сразиться. Мы не видим, что еще можно сделать. Ведь согласно донесению наших разведчиков, они озаботились предстоящим сражением, раз они держатся в отдалении от любой крепости, в которую они могли бы отступить. Да и Лиссабон находится на удалении 6 лье, и потому они не смогут туда легко убежать, не будучи полностью разгромлены по дороге, даже если будут идти ночью. Поэтому, сир, раз уж мы знаем, где они находятся, мы советуем выстроиться для боя и идти на них, чтобы сразиться, пока ваши люди находятся в достаточно хорошем состоянии, чтобы вести себя подобающим образом.

Затем король спросил мнение своих приближенных, таких как дон Гонсалес Нуньес де Гусман (Gonzales Nunez de Gusman), дон Диего де Мендоса, Педро Гонсалес де Мендоса, Педро Лопес д'Айала и великий магистр Калатравы, которые ответили: «Монсеньор, мы хорошо слышали, что французские рыцари советуют вам немедленно идти на врага. Но мы хотим, чтобы и вы и они знали, что до того, как вы подойдете к месту боя, наступит ночь, ведь солнце уже клонится к закату, а мы еще не распорядились относительно боевого построения. Будет лучше подождать до утра, и подойти к ним поближе, чтобы мы смогли, через наших разведчиков, которых мы вышлем вперед, узнать об их расположении. А если у них будет желание этой ночью уйти, то мы тоже можем сняться с лагеря, и они не ускользнут от нас, поскольку местность совершенной открытая, и здесь нет сильных крепостей, за исключением Лиссабона, так что они станут для нас легкой добычей. Вот тот совет, что мы даем».

Слушая это, король молчал и сначала смотрел на землю, а затем на иноземцев. Тогда маршал Режиналь не Лимузен, чтобы доставить удовольствие французам, сказал по-испански, чтобы его могли слышать и понимать все (так как он без труда говорил на этом языке, поскольку долго жил среди испанцев). Обратившись к тем испанцам, что стояли подле короля, и которые подали последний совет, он сказал: «Как можете вы, монсеньоры (называя каждого по имени, так как он хорошо их всех знал) претендовать на то, что вы больше знаете о битвах или на то, что вы более опытны в военном деле, чем присутствующие здесь рыцари и оруженосцы? Как вы можете вообразить, что способны посоветовать план лучше, чем их, или хотя равного им достоинства? Ведь вся их жизнь занята переездами из одного королевство в другое в поисках приключений. Как вы можете сметь предлагать какое-либо другое мнение и тем принижать то, что они так благородно сказали к защите чести короля и страны, в которых вы больше заинтересованы, нежели они. Ведь здесь у вас находится и ваша собственность, и вы сами, тогда как они находятся здесь только сами. Они предлагают доказательство своей преданности, прося короля, чтобы тот поставил их впереди полков, на что его величество не согласилось. Подумайте о том, насколько они должны стать равнодушны к нашему делу, когда вы даете такой совет. Некоторым должно показаться, что вы им завидуете и не желаете, чтобы им досталась какая-либо честь или чтобы они приобрели какую-либо выгоду, или чтобы король одержал победы над своими врагами. Добивающиеся совершенства почтенные воины должны быть выше ревности и таких низких страстей, и всегда иметь один и тот же образ мыслей. Кроме того, именно благодаря вашему совету, король долго и с большими тратами вел осаду Лиссабона, без всякой возможности дать сражение, до тех пор, пока ависский магистр (который подписывается королем Португалии, хотя и не имеет на это прав, будучи бастардом) сам не вышел в открытое поле. В настоящее время он находится в Алжубароте вместе со всеми своими силами, которые он смог собрать, но они по любому не очень велики. Поэтому если случится так, что он сможет ускользнуть от нас и избежать сражения, то вы подвергнетесь риску того, что люди поднимутся против вас и убьют, либо король, сочтя вас предателями, обезглавит вас, а ваши владения конфискует. Поэтому я не вижу для вас иного выхода, кроме как молчать и соглашаться с теми, кто участвовал в большем числе дел такого рода, чем когда-либо участвовали или хотя бы сможете участвовать вы».

Как только мессир Режиналь закончил свою речь, король поднял свои глаза и выглядел очень довольным услышанным. Испанцы, напротив, были словно громом поражены, и в тот момент думали, что они поступили еще хуже, чем это было на самом деле. Ведь, несмотря на то, что маршал, таким образом, выступили против них и упрекал их, но на самом деле они, они дали королю мудрый и разумный совет, лучше которого он и не мог получить. Но доблесть и прямота маршала побудили его говорить в согласии со словами присутствовавших там французов и иностранцев, которые жаждали вступить в бой. Все промолчали, когда король сказал: «Во имя Бога и монсеньора Святого Иакова, я вступлю в бой с нашими врагами, и те, кто хотят заслужить рыцарство, могут явиться сюда и получить знак рыцарства, в имя Бога и Святого Георгия». Множество оруженосцев из Франции и Беарна выступило вперед, и они были посвящено в рыцари королевской рукой. Среди них были мессир Роже д'Эспэнь и его сын Эдмон, из графства Фуа, мессир Бертран де Бареж (de Barege), мессир Пьер де Сальбьер (de Salbiere), мессир Пьер де Валентен (de Valentin), мессир Гийом де Кер (de Quer), мессир Анжьер де Солленэр (Angiers de Sollenaire), мессир Пьер де Вод (de Vaud), мессир Гийом де Мондижи (de Mondigy) и еще множество других. Всего пожелавших принять рыцарское звание было 140 человек. Некоторые беарнские бароны впервые развернули свои знамена, так же как и некоторые кастильцы и мессир Жан де Рю.

Вы можете себе представить, как эти юные рыцари, полные энергии и доблести, шли в бой столь красиво, что смотреть на это можно было с большим удовольствием, и, как я уже говорил, у них был большой отряд. Затем к королю, в сопровождении всех приехавших из разных стран, кого кастильцы без разбора называли французами, подошел сеньор де Линьяш. Он был в полном вооружении, за исключение своего шлема, и он сказал: «Монсеньор король, мы пришли из дальних стран с наилучшими намерениями, чтобы служить вам. Пожалуйте нам то, о чем мы вас просим - пусть наш отряд составит авангард». «Я жалую вам это, - ответил король, - во имя Бога, Святого Иакова и монсеньора Святого Георгия, и пусть они будут с вами!» На это испанцы стали шептать один другому: «Смотрите, во имя Бога! Смотрите, как наш король полагается всецело на иностранцев и не испытывает никакого доверия к другим. Они получают всю честь находиться в авангарде и ставят нас так дешево, что не приглашают туда нас. Теперь они строятся отдельно. Хорошо, со своей стороны, мы сделаем тоже самое, и ей-богу, пусть они вступают в бой и сражаются сами. Разве они не хвастали, что их одних будет достаточно, чтобы одолеть португальцев? Пусть так и будет, мы этим будем довольны. Но будут правильно, если мы спросим короля, предпочитает ли он остаться с нами, или идти в бой вместе с французами». Они долго роптали, стоит ли задавать такой вопрос королю или нет, поскольку очень боялись выговора от мессира Режиналя де Лимузена. Хорошо все обдумав, они решили, что не будет большого вреда, если они зададут этот вопрос. Поэтому шесть главных ноблей, состоящих около персоны короля, вышли вперед и со многими реверансами начали говорить так: «Наиблагороднейший король, мы ясно видим, что в этот день состоится бой с вашими врагами. Пусть Бог дарует вам победу и славу! Ведь мы искренне этого желаем. Но мы очень хотим знать, что вам угодно, останетесь ли вы с нами, или пойдете вместе с французами?» «Никоим образом, - ответил король, - мои дорогие судари, Если я решился на бой в соответствии с советом французских рыцарей и оруженосцев, которые приехали ко мне на службу и которые являются мужами великой доблести и умения, то это не значит, что я отвергаю вас. Я останусь с вами, и вы тем самым поможете мне защитить себя». Кастильцы были удовлетворены этим ответом и сказали: «Это, монсеньор, мы сделаем, и никогда не подведем вас, пока мы живы. Ведь мы поклялись так поступать и дали в этом торжественный обет в день вашей коронации. Кроме того, мы были столь сильно привязаны к доброму королю, вашему отцу, что ничто не заставит нас покинуть вас». Король Кастилии остался с кастильцами, которых насчитывалось целых 20 тысяч всадников, их которых все были облачены в доспехи. Мессир Режиналь де Лимузен был в первом полку, право находится в котором, было его правом как маршала.

Глава 16

Битва при Алжубароте, в которой французы и беарнцы, воевавшие на кастильской стороне, были разбиты и перебиты португальцами, из-за того, что не были должным образом поддержаны завидовавшими им кастильцами. Затем и кастильцы испытали ту же судьбу.

В эту субботу был прекрасный ясный день, но солнце уже клонилось к закату, и уже был близок час вечерни, когда первый полк кастильской армии подошел к Алжубароте, где выстроились в строю португальский король со своими людьми. Французских рыцарей насчитывалось 2 тысячи человек, самых доблестных копий, каких только можно было увидеть. В тот момент, как они заметили врага, они образовали тесный строй и, как люди решительные и знающие свое дело, подошли к ним на расстояние меньше выстрела из лука. Эта атака была очень ожесточенной, так как те, кто жаждал славы и хотел совершить воинские подвиги, штурмовали то место, где укрепились англичане. Вход в укрепление, который специально был сделан узким, испытал огромный напор противников стоящих друг против друга, и много ущерба было причинено английскими лучниками, которые стреляли столь энергично и быстро, что лошади были просто нашпигованы стрелами и падали одна за другой. Тогда вышли вперед несколько английских латников, издавая свой клич «Богородица за Лиссабон!» Они были вооружены копьями из хорошей бордосской стали, которыми они всех протыкали насквозь, и они нанесли раны многим рыцарям и оруженосцам. Сеньор де Линьяш из Беарна лишился коня, его знамя было захвачено, а сам он был взят в плен. Множество его людей было убито или также взято в плен. С другой стороны мессир Жан де Рю, мессир Жоффруа Рикон, мессир Жоффруа де Партенэй, со своими людьми, с трудом, но сумели ворваться внутрь укрепления, но их кони были так изранены стрелами, что пали под ними. Воины с их стороны оказались в огромной опасности, так как один не мог помочь другому, и они не могли найти пространства, чтобы применить свою силу, тогда как португальцы, видя, что штурмующим сопутствовал лишь малый успех, сами были свежими и как никогда готовыми к бою. Португальский король восседал на высоком рысаке, украшенном с ног до головы гербами Португалии, и его знамя стояло перед ним. Он получал большое удовольствие, видя поражение своих врагов, и воодушевлял своих людей. В свое удовольствие он громко кричал: «Продолжайте, мои добрые друзья. Хорошо обороняйтесь, ведь если нет еще больше никого, кроме тех, которых я вижу, то мы не должны их высоко ценить, и если я что-нибудь понимаю в военном деле, то эти люди должны остаться с нами».

Так португальский король воодушевлял своих людей, которые сражались доблестно и, заперев внутри укреплений первых ворвавшихся в нее противников, они многих из них убили. Сказать по правде, если бы этот первый полк, про который я говорю, под командованием рыцарей из Франции и Беарна, был бы быстрее и лучше поддержан кастильцами, чем это случилось на самом деле, то день мог бы быть их. Ведь кастильский король с основной армией, состоявшей, по меньшей мере, из 20 тысяч человек, мог бы подойти поближе, чтобы проверить португальцев с другой стороны. Но они не сделали ничего, за что и понесли большие потери и испытали позор. Также правда и то, что битва началась слишком быстро, но французы начали ее сами, чтобы завоевать великую славу, и оправдать свои слова, сказанные в присутствии короля. С другой стороны, я слышал, что кастильцы не очень-то спешили наступать, так как французы не пользовались их добрым расположением, и что они говорили: «Пусть они начнут бой и утомятся. Они найдут достаточно дела. Эти французы еще и великие хвастуны и слишком тщеславны, а наш король ни к кому не имеет такого доверия, как к ним. Раз он хочет, чтобы им досталась вся слава этого дня, то пусть будет так. Пусть у нас будет свой собственный день, или не будет никакого». Соответственно этому решению, испанцы составили на равнине большой полк, в котором было, по меньшей мере, 20 тысяч человек, но не хотели наступать, чем сильно разгневали короля. Но он этому помочь не мог, так как они сказали: «Монсеньор, все кончено (хотя еще никто не вернулся из сражения). Эти французские рыцари разбили ваших врагов. Слава победы этого дня принадлежит им». «Дай Бог, чтобы это было так, - ответил король, - но давайте все же продвинемся немного вперед». Они прошли вперед примерно на длину выстрела из лука и вновь остановились. Их строй был воистину прекрасным зрелищем - так хорошо и красиво они были вооружены и снаряжены. В течение всего этого времени французы сражались, и те рыцари и оруженосцы, которые смогли спешиться совершили множество славных дел. Так как их копья были сломаны, то они взялись за свои боевые топоры и наносили ими такие отчаянные удары по шлемам всех, кто им противостоял, что их следствием было ранение, если не смерть, противников. Кто участвовал в таких боях, как этот, при Алжубароте, тот должен был либо вытерпеть такой бой, либо искать спасение в бегстве. Но бегство там несло больше опасности, чем пребывание в гуще сражения, поскольку если кто и бежал, то его преследовали, и если догоняли, то убивали. Тогда как в сражении, если судьба оказывалась неблагосклонной, тот мог сдаться в плен, и в качестве пленника с ним хорошо обращались.

Нельзя отрицать того, что рыцари и оруженосцы из Франции, Бретани, Бургундии и Беарна сражались храбро. Они были побеждены при первой атаке, благодаря совету англичан построить там укрепления. Кроме того, в атаке португальцы имели численный перевес. Поэтому французы и оказались в их власти, и все они были либо убиты, либо взяты в плен. Спаслись лишь немногие. В этом самом начале боя португальцы захватили в плен тысячу рыцарей и оруженосцев, что очень их обрадовало. Они не ожидали в этот день больше никакого сражения и радушно принимали своих пленников, говоря: «Не падайте духом. Вы храбро сражались и были красиво побеждены. Мы отнесемся к вам столь же великодушно, как хотели бы, чтобы отнеслись к нам, окажись мы в таком положении. Вы должны пойти в добрый город Лиссабон и восстановить там свои силы, и там у вас будут все удобства». Те, к кому были обращены такие речи, в ответ благодарили. Некоторые были выкуплены прямо на этом месте, а другие сказали, что дождутся следующего боя, поскольку они не думают, что вещи останутся в том же положении, в каком они были, но сюда подойдет с основным войском испанский король и освободит их.

По мере того, как кастильский король и его люди приближались к Алжубароте, до них быстро начали доходить новости о том, что случилось, благодаря беглецам (ведь действительно несчастлив тот бой, из которого не спасается никто), которые в большом страхе громко кричали: «Сеньор король, идите. Ведь весь ваш авангард либо перебит, либо взят в плен, и нет никакой надежды на спасение, кроме как от вас». Когда король услышал это, то сильно разозлился и, на то была причина, ведь это слишком близко касалось его самого. Он немедленно приказал наступать, говоря: «Знамена, вперед, во имя Бога и Святого Георгия. Поспешим и спасем наших взятых в плен друзей. Ведь они нуждаются в нас». Находясь в плотном строю, кастильцы начали ускорять свой шаг. Время вечерни уже прошло, и заходило солнце. Некоторые говорили, что будет лучше дождаться утра, так как скоро наступит ночь, и тогда они будут неспособны ни на какие добрые воинские подвиги. Но король решил наступать, и был в своем праве. Он сказал: «Как мы можем думать о том, чтобы покинуть наших друзей? Они изнурены и находятся в затруднительном положении. Тот, кто дает такой совет, не любит ни меня, ни мою честь». Поэтому они продолжали наступать, с гудением труб и боем барабанов, производя великий шум для устрашения врагов.

Теперь я расскажу о том, чем занимались португальский король и его войска. Как только они разбили передовой полк и позаботились о пленниках, как я об этом рассказал выше, они не стали полагаться на эту первую победу. Хотя они и не видели никакого признака подхода подкреплений, но приказали шести воинам, экипированных лучше оснащенных, провести разведку и доставить сведения, не надо ли им ждать другой бой. Посланные с этим заданием видели и слышали армию кастильского короля, в которой было не менее 20 тысяч всадников, и то, что она подошла очень близко в Алжубароте. Галопом они вернулись к своим друзьям и громки сказали: «Монсеньоры, позаботьтесь о себе, поскольку до сих пор мы еще ничего не сделали. Сюда приближается кастильский король вместе со всей своей армией. Это 20 тысяч всадников, никто из них не остался позади». Узнав про это, португальцы держали короткий совет, насколько это было возможно в данных обстоятельствах, и пришли к жестокому решению. Было приказано, под страхом смерти, что все, взявшие пленников, должны их немедленно убить, и что этой участи не должен избежать ни знатный, ни богатый, ни простой воин. Те бароны, рыцари и оруженосцы, которые попали в плен, оказались в печальном положении, поскольку от них мольб не было никакого прока. Они были невооруженными и распределены по разным частям лагеря, полагая, что находятся в безопасности, по крайней мере, относительно своих жизней. Но это было не так, что очень прискорбно. Каждый португалец убивал своего пленника, а те, кто отказывались делать это сами, приказывали убить их перед своими глазами, так как португальцы и англичане, которые и подали этот совет, говорили: «Лучше убить, чем быть убитым, и если мы не предадим смерти их, то, пока мы будем сражаться, они освободятся сами и убьют нас. Поэтому никто не должен доверять своему пленнику». По этому приказу были убиты сеньор де Линьяш, мессир Пьер де Сальбьер, сеньоры де Леспр (de Lespre), де Беарн, де Борде (des Bordes), мессир Бертран де Бареж, сеньор де Мориан (de Moriane), мессир Раймон Донзак (Donzack), мессир Жан Афолеж (Afolege), мессир Мано де Сармен (Manaut de Saremen), мессир Пьер де Салибьер (de Salibiere), мессир Этьен де Валентен, мессир Раймон де Курасс (de Courasse), мессир Пьер де Осан (de Hausane), вместе с целыми тремя сотнями оруженосцев из Беарна. Из французов там были убиты мессир Жан де Рю, мессир Жоффруа Рикон, мессир Жоффруа де Партенэй и многие другие. Это было несчастливое событие для пленников, так же как и для португальцев, так как в эту субботу они предали смерти столько добрых пленников, которые могли бы принести им, один за другим, 400 тысяч ливров. Когда они, таким образом, очистили место, убив каждого (не спасся никто, кроме тех, кто был отвезен в деревню Алжубарота, где находились багаж и припасы), они вновь построились на той же позиции и на том же месте, где находились во время атаки вражеского авангарда.

Солнце уже зашло, когда подошел кастильский король со своей могучей армией. С развернутыми знаменами, на покрытых доспехами конях, с криком «Кастилия!» кастильцы ворвались в укрепленный проход. Они были встречены копьями и боевыми топорами, и первые же стрелы нанесли жестокие раны их коням, ввергнув их в замешательство. Многие были ранены или убиты. Кастильский король, пребывая в неведении о судьбе авангарда, полагал, что его воины всего лишь взяты в плен, и жаждал освободить их, как вы о том уже слышали. Бой разгорелся яростный. Многие были сброшены на землю, и у португальцев не было перевеса. Они были вынуждены сражаться самым доблестным образом, а иначе были бы побеждены. Своим спасением они были обязаны тому, что их нельзя было атаковать иначе, как в одном месте. Португальский король спешился и, взяв свой топор, сам встал в проходе, где совершал чудеса, сбив с ног 3 или 4 самых крепких вражеских воинов, так что никто не осмеливался к нему приближаться. Я не должен пропустить отметить манеру, в которой испанцы обычно действовали на войне. Это правда, что они прекрасно держаться на лошадях, пришпоривая их, и хорошо сражаются при первом ударе. Но как только они бросят 2 или 3 дротика и нанесут удар своими копьями, то, если враг при этом не был приведен в замешательство, то их самих охватывает смятение, и они поворачивают своих коней и спасаются бегством, кто как может. В эту игру они сыграли и при Алжубароте. Когда они обнаружили, что их враги упорны и выглядят свежими, как будто и не были в бою, то они этому сильно изумились, и их удивление возросло еще и от того, что они ничего не слышали про передовой полк.

У испанцев была тяжелая работа после полудня, фортуна войны была очень против них. Все, кто благодаря своей отваге или желанию отличиться, ворвались в укрепления лиссабонцев, были изрублены на куски. Их враги ни за кого не хотели брать выкуп, будь то за бедного или за знатного (таковы были отданные им приказы), ни утруждать себя пленниками. Было убито очень много знатных кастильцев. Среди самых больших баронов, которым выпала эта участь, были: мессир Дангоммес Нодрих (Dangommes Neudrich), мессир Диего Парсене (Parsament или Parseinet), дон Педро де Рурмон (de Rourmont или Rosermon), мессир Марк де Вербо (Marc de Verbaux), великий магистр ордена Калатрава, а также и его брат, который в этот день был посвящен в рыцари и которого звали мессир Диего Моро (Moro), мессир Педро Гуссар де Модеск (Goussart de Modesque), дон Педро Гуссар де Севиль, дон Хуан Родриго де ла Руссель (de la Rousselle), и еще более 60 испанских баронов и рыцарей. Даже в битве при Нахаре, где принц Уэльский разбил короля дона Энрике, не было убито столько знатных кастильцев, как в этой битве при Алжубароте, которая состоялась в субботу, в день нашей Богородицы, в августе 1385 года.

Глава 17

После поражения при Алжубароте кастильский король отступает в Сантарен. Португальский король возвращается в Лиссабон. Между ними заключается перемирие.

Когда король Хуан понял, что его армия разбита, передовой полк полностью уничтожен, что его маршал мессир Режиналь де Лимузен убит, а цвет его собственного рыцарства, также как и французского, столь охотно явившегося к нему на службу, либо погиб, либо покалечен, то он сильно пал духом, и не знал, что ему делать. Он видел своих людей бегущими в разные стороны, и слышал, как ему кричали: «Монсеньор, уходите прочь. Для вас самое время. Битва окончена. В одиночку вы не сможете ни одолеть ваших врагов, ни возместить ваши потери. Ваши люди бегут прочь во все стороны, и каждый теперь думает только о себе. И знайте, что на этот раз, будет благоразумным последовать их примеру. Если сейчас фортуна против вас, то в другой раз она может быть более благосклонной». Кастильский король последовал этому совету. Он переменил лошадь и, сев на свежего коня, который в тот день еще не возил всадника, и который имел большую скоростью, он вонзил в него шпоры. Повернувшись спиной к врагам, он направился к Сатарену, куда следовали все бегущие, что желали спастись.

В тот день кастильский король приказал нести свой шлем одному рыцарю из своего дома по имени мессир Педро Арем (Harem). Этот шлем был украшен золотом и мог стоить 20 тысяч ливров. Король намеревался нести его в бою, и распорядился об этом, когда утром выступал из Сантарена. Но так не случилось, поскольку, когда армия была построена, то около короля образовалась такая огромная толпа, что рыцарь не смог подойти поближе, и не слыша, чтобы его звали, он сам прекратил эти попытки. Вскоре после этого он услышал, что португальцы одержали победу, и увидел, что его армия бежит во все стороны. Опасаясь потерять столь богатое украшение, как королевский шлем, который стоил так дорого, и чтобы его у него не украли, если он встретится с врагом, он надел его на свою собственную голову, а затем пустился в бегство. Но поехал он дорогой не на Сантарен, а другой, той, которая вела к городу Вила-Арпент (Ville Arpent). Бегущие так рассеялись, что одни бежали по одной дороге, другие по другой, и все были словно громом поражены, и находились в растерянности. Но большая часть убежала к Санратену, куда вечером прискакал и сам король, который был в полном замешательстве и пал духом.

После поражения испанцев у Алжубароты португальцы и лиссабонцы удержали поле битвы. Убитых было огромное множество, и их могло бы быть еще больше, если бы они преследовали врага, поскольку англичане, видя, что враг повернул тыл, громко взывали к португальскому королю: «Мессир король, давайте сядем на наших коней и выступим на преследование, и все эти бегущие будут мертвы». «Я этого не хочу, - ответил король, - то, что мы уже сделали нас должно удовлетворить. Наши люди устали и жестоко сражались этим вечером. Сейчас так темно, что мы не знаем куда ехать, и сколько людей бежало. Их войско было очень многочисленным и вдруг это может быть военная хитрость, чтобы выманить нас из нашей крепости и легче нас одолеть. Мы будем в этот день сторожить мертвых, а наутро соберем совет и рассудим, как поступать дальше». «Ей-богу, - ответил англичанин Хартсел (Hartsel), - сторожить мертвых легко. Они не причинят нам вреда, а мы не получим от них никакой выгоды. Ведь мы убили наших богатых пленников. Мы - иноземцы, пришедшие издалека, чтобы служить вам, и мы охотно поимели бы что-нибудь от этих телят, что летят, не имея крыльев и которые свои знамена несут впереди себя». «Дорогой брат, - сказал король, - тот, кто всего желает, все и потеряет. Будет гораздо лучше, если мы останемся на своем посту. Раз, благодаря милости Бога, честь и слава уже наши, то лучше избегать любого риска, в котором нет никакой необходимости. Благодаря Богу, у нас есть достаточно средств, чтобы сделать вас богатыми». Больше ничего не было сказано на этот счет. Вот так, как я о том рассказал, произошла битва при Алжубароте, полную победу в которой одержал король Португалии. Там было убито около 500 рыцарей и столько же, если не больше оруженосцев, что является великим горем, и еще 6 тысяч других людей. Да смилуется Господь над их душами!

Португальский король и его люди всю ночь, до примерно 6 часов утра воскресенья, оставались при оружии и на своих постах, не выступая вперед. Они слегка перекусили стоя или сидя, и выпили по кубку, или около того, вина, которое им принесли из деревни Алжубарота. С восходом солнца португальский король приказал двенадцати рыцарям сесть на коней и разведать местность, посмотреть, нет ли каких людей, собравшихся в отряды. Когда они проехали и вдаль и вширь, то по возвращении сказали, что не видели никого, кроме мертвых. «Их мы не боимся», - сказал король, и отдал войску приказы идти к деревне Алжубарота, где они должны были остановиться на отдых, на этот день и на эту ночь, до утра понедельника. Затем они снялись с лагеря и, оставив церковь Алжубарота, разместились в деревне, где пробыли все воскресенье и следующую ночь.

Утром в понедельник на совете было решено, что они должны вернуться в Лиссабон, и трубы возвестили снятие с лагеря. Затем португальцы построились, и в прекрасном строю взяли путь на Лиссабон. Во вторник король, с великой славой и триумфом, вступил в город, среди скопления бесчисленного народа, и в сопровождении многочисленных менестрелей и длинной процессии церковнослужителей, вышедшей его встречать и проводившей до самого дворца. Когда он ехал по улицам, весь народ, и даже дети, оказывали ему величайшее уважение и почтение, выкрикивая: «Да здравствует благородный король Португалии, которому Бог милостиво даровал победу над могучим королем Кастилии, посрамив его врагов!». Благодаря этой счастливой победе над доном Хуаном Кастильским, о которой я только что рассказал, португальский король завоевал приверженность всех португальцев. Те, кто до этой битвы скрывали свои чувства, теперь приехали в Лиссабон, и принесли ему присяги и оммажи, говоря, что он достоин такой жизни, и что Бог сильно любит его, раз даровал ему победу над королем, который могущественней его самого, и что он заслуживает носить корону. Так король получил любовь своих подданных, и особенно, всего простого народа королевства.

Теперь мы немного расскажем о короле Кастилии, который после поражения уехал в Сантарен, горюя и сожаления по поводу потери своих людей и проклиная жестокую судьбу, когда такое множество благородных рыцарей и из его королевства, и французов, лежат мертвыми на поле брани. Когда он приехал в Сантерен, он еще не знал о том, как велики его потери, но стал получать сведения об этом в воскресенье, когда послал герольдов обследовать поле битвы. Он полагал, что большинство тех баронов и рыцарей, которых они нашли мертвыми, были взяты в плен португальцами. Он был приведен в ярость, когда герольды вернулись и сообщили имена павших, и то, что они точно мертвы. В результате он не мог ни успокоиться, ни утешиться. Он поклялся, что из-за потери столь многих знатных рыцарей, погибших по его вине, он никогда впредь не будет испытывать радости.

После трех дней, которые король провел в Сантарене, в город явился его рыцарь мессир Педро Арем ², привезя с собой шлем его величества, который, из-за украшавших его дорогих драгоценных камней, оценивали в 20 тысяч ливров. По этому поводу было сказано много слов при королевском дворе, и некоторые заявляли, что он обманом увез этот шлем и больше никогда не вернет. Когда рыцарь предстал перед королем, то упал перед ним на колени и представил такие хорошие оправдания, что король и его совет сочли его невиновным. Дела оставались в таком положении, и кастильский король, распустив всю свою армию, вернулся в Бургос на 25-й день после своего приезда в Сантарен. Теперь начались переговоры между королями Кастилии и Португалии, и было заключено перемирие между ними и их союзниками, как на суше, так и на море, от Михайлова дня до первого дня мая. Тела баронов и рыцарей, убитых при Алжубароте, были похоронены в этой и близлежащих церквях. Кости многих были увезены слугами и доставлены домой.

Глава 18

Граф де Фуа каким-то тайным образом быстро получает сведения о том, что случилось при Алжубароте. По этому поводу Фруассар рассказывает историю о семейном духе Ортоне, служившим ранее сеньору де Корасу.

То, что я хочу сейчас рассказать, изумит моих читателей, если они это прочтут и уделят этому внимание. Мне это поведал в гостинице графа де Фуа в Ортезе, тот же самый человек, которое рассказал о битве при Алжубароте и о событиях того дня. Поэтому я расскажу и об этом. Ведь с тех пор как я услышал рассказ этого оруженосца, я много об этом думал, и буду думать, пока я жив. Как меня уверил оруженосец, это действительный факт, что граф де Фуа узнал обо всем, что случилось, уже на следующий день после битвы при Алжубароте - все то, о чем я только что рассказал. Это чрезвычайно удивило меня, как такое могло быть.

Все дни, воскресенье, понедельник и следующий вторник, он находился в своем замке в Ортезе, и был таким несчастным и печальным, что от него нельзя было добиться ни одного слова. За это время он не покидал свою палату, и не говорил ни с каким рыцарем или оруженосцем, хотя один из них приходился ему кровным родственником. Наконец, он сам послал за ним, и также за теми, перед которыми он не открывал уста в течение этих трех дней. Во вторник вечером он позвал своего брата Арно-Гийома и сказал ему тихим голосом: «У наших людей была отчаянная битва. Это очень сильно меня расстроило, так как с ними случилось именно то, о чем я говорил им при отъезде». Арно-Гийом, который был мудрым человеком и сведущим рыцарем, хорошо знал характер своего брата и промолчал. Граф, желая приободрить его, так как сам он уже слишком долго переживал в своей душе эти плохие новости, добавил: «ей-богу, мессир Арно, это то, о чем я тебе говорил, и очень скоро мы получим известия об этом. Никогда за прошедшие сотни лет графство Беарн не подвергалось такому суровому испытанию, как теперь в этой битве в Португалии». Многие присутствовавшие при этом и слышавшие слова графа рыцари и оруженосцы, боялись что-либо сказать, но потом обсуждали это между собой.

В течение 10 дней стала известна правда об этой битве от тех, кто там был, и эти люди первыми рассказали графу и всем, кто хотел их слышать, обо всем, что касалось спора с кастильцами и о ходе битвы при Алжубароте. Это известие возобновило горе графа и тех людей из этой страны, которые потеряли братьев, родственников, детей или друзей. «Святая Мария! - сказал я оруженосцу,- как это возможно, чтобы граф узнал, или даже предположил, о событии наутро после того, как оно произошло?» «Клянусь честью, - ответил он, - он знал это достаточно хорошо, как это стало ясно позже». «Тогда он - чародей, - сказал я, - или у него есть гонцы, которые плывут на облаках. Ведь он должен владеть каким-то тайным искусством». На это оруженосец стал хохотать и сказал: «По-правде сказать, он должен был узнать об этом посредством некромантии. Мы действительно в этой стране не знаем, как он управляет делами, но у нас есть подозрения». На это я сказал оруженосцу: «Тогда поимейте добродетель и расскажите мне о том, в чем вы его подозреваете, и я буду вам премного обязан. Если нужно, то я сохраню это в тайне. Я буду молчать и никогда не открою свой рот на этот счет, пока я жив или пока остаюсь в этой стране». «Я должен просить вас об этом, - ответил оруженосец, - так как я не хотел бы, чтобы стало известно о том, о чем я вам рассказал. Ведь мы говорим об этом только тайком и только среди друзей». После этого он отвел меня в сторону, в угол подвала ортезской часовни и так начал свой рассказ:

«Около 20 лет тому назад, в этой стране жил барон по имени Раймон, сеньор Кораса (Corasse). Вы должны знать, что Корас - это город в 7 лье от Ортеза. У этого сеньора Кораса был судебный процесс в Авиньоне у папы, против одного священника из Каталонии, по поводу десятин его церкви. Этот священник был очень ученым и претендовал на эти десятины, которые приносили 200 флоринов в год. Он доказал свое право столь ясно, что папа Урбан V в присутствии всей консистории, вынес четкое решение в пользу священника, присудив рыцарю возмещение судебных издержек. Священник получил копию этого постановления и поспешил в Беарн, где показал его и свои буллы от папы о том, что именно он получил право на десятины. Сеньор де Корас, сомневаясь в священнике и его намерениях, пошел к нему и сказал: «Мастер Пьер, или мастер Мартен (в соответствии с тем, как его звали), вы думаете, что я потеряю свои наследственные права из-за тех бумаг, что вы откуда-то привезли? Я не верю, что вы будете достаточно храбры, чтобы собрать что-то, принадлежащее мне. Ведь если вы это сделаете, то ценой этого будут ваша жизнь. Ступайте куда-нибудь еще и поищите бенефициев, поскольку в моих владениях вы не получите ничего. И еще раз, говорю для всех - я запрещаю вам собирать какие-либо десятины». Клирик испугался рыцаря, так как знал, что он человек жестокий. Он не осмелился упорствовать, но решил возвратиться в Авиньон, что и сделал. Перед тем как уехать, он вновь пришел к сеньору Корасу и сказал ему: «Силой, а не правосудием, вы лишаете меня прав на мою церковь, и сказать по совести, вы поступаете очень плохо. У меня нет такой власти в этой стране, как у вас, но знайте, что так скоро, насколько я только смогу, я пришлю к вам своего защитника, которого вы будет бояться больше, чем до сего дня я боялся вас». Сеньор де Корас, не беспокоясь об этих угрозах, ответил: «Ступай, ступай, во имя Бога. Что ты можешь. Я не боюсь ни мертвых, ни живых, и от твоих речей я не лишусь своего достояния». Затем клирик ушел и уехал не знаю куда, то ли в Каталонию, то ли в Авиньон, но он не забыл о том, что сказал на прощание сеньору де Корасу. Примерно 3 месяца спустя, когда рыцарь забыл и думать об этом, и спал в постели со своей мадам в замке Корас, туда явились три незримых посланника. Они производили такой шум, стуча по всему, что им попадалось в замке, что как будто хотели уничтожить все, что находилось внутри него, и они так громко стучали в двери спальни рыцаря, что мадам была чрезвычайно напугана. Рыцарь слышал все, но не сказал ни слова и не выказывал никакого признака тревоги, так как он был человеком достаточно храбрым и готовым ко всяким приключениям. Эти шумы и грохоты продолжались в разных частях замка в течение долгого времени, а затем прекратились. Наутро все домашние слуги собрались вместе, пошли к своему сеньору и сказали: «Монсеньор, вы не слышали этой ночью то, что слышали мы все?» Сеньор де Корас притворился, что нет, и ответил: «Что вы слышали?» Тогда они поведали ему все об этих шумах и волнениях, и о том, что на кухне разбиты тарелки. Он начал хохотать и сказал, что «это ничего, что им это почудилось, а может они перепили вина». «Во имя Бога, - сказала мадам, - я тоже хорошо это слышала».

На следующую ночь шум и буйство возобновились, но были гораздо громче, чем накануне, и были такие удары в дверь и в окна спальни графа, что казалось, они должны были их разрушить. Рыцарь больше не мог не замечать этого в своей постели и закричал: «Кто это в такой час так стучится в дверь моей спальни?» Ему немедленно был дан ответ: «Это я». «И кто же послал тебя сюда?» - спросил рыцарь. «Каталонский клирик, к которому ты был очень несправедлив. Ведь ты отобрал у него права на его десятины. Поэтому я никогда не оставлю тебя в покое, пока ты справедливым образом не возместишь ему потерю, на что он даст согласие». «Как тебя зовут, - сказал рыцарь - кто это является таким добрым посланником?» «Меня зовут Ортон (Orthon)». «Ортон, - сказал рыцарь, - служба клирику не принесет тебе много выгод, ведь если ты доверишься ему, то он доставит тебе много хлопот. Поэтому я прошу тебя, оставить его и служи мне, а я буду считать себя обязанным тебе». У Ортона ответ был наготове, так как рыцарь ему понравился, и он спросил: «ты этого хочешь?» «Да, - ответил рыцарь, - но никому внутри этих стен не должно быть причинено никакого вреда». «О, нет, - ответил Ортон, - у меня нет силы причинять кому-либо вред. Я могу только будить тебя, или кого-нибудь еще, и не давать тебе отдохнуть». «Сделай то, что я тебе скажу - добавил рыцарь, - и мы хорошо поладим. И оставь этого дурного клирика, он никчемный малый, и служи мне». «Хорошо, - ответил Ортон, - раз ты этого хочешь, то я согласен».

Ортон так привязался к сеньору де Корасу, что часто приходил повидаться с ним в ночное время, и когда он находил его спящим, то выдергивал подушку из-под его головы, либо производил большой шум в дверях или в окнах, так что когда рыцарь просыпался, то говорил: «Ортон, дай мне спать». «Не дам, - отвечал тот, - пока я не расскажу тебе некоторые новости». Жена рыцаря так сильно боялась, что волосы у нее на голову вставали дыбом, и она пряталась под одеялом. «Хорошо, говорил рыцарь, - и что за новости ты мне принес?» Ортон отвечал: «Я пришел из Англии, Венгрии и из других мест, которые я оставил вчера, и там происходило то-то и то-то». Это позволяло сеньору де Корасу, посредством Ортона, знать обо всех вещах, что происходили в разных частях мира, и эта связь продолжалась 5 лет. Но он не смог удержать это в себе и раскрыл графу де Фуа, рассказав ему обо всем, таким же образом, как я рассказываю вам. На первый год сеньор де Коррас приезжая к графу де Фуа в Ортез или куда-то еще, говорил ему: «Монсеньор, такое вот событие произошло в Англии, в Шотландии, в Германии или еще в какой стране». А граф де Фуа, которые находил, что все эти сведения действительно подлинные, сильно удивлялся тому, откуда Корас получал такие сведения столь рано, и он упрашивал его так настойчиво, что сеньор де Корас рассказал ему откуда он черпает свои известия и о способе их сообщения. Когда граф де Фуа это услышал, то был очень доволен и сказал: «Сеньор де Корас, любите своего вестника. Я хочу иметь такого же гонца. Он вам ничего не стоит, а вы правдиво информированы обо всем, что случилось в мире». «Монсеньор, - ответил рыцарь, - я так и сделаю». Сеньор де Корас пользовался службой Ортона долгое время. Я не знаю, был ли у Ортона еще один хозяин, но 2 или 3 раза каждую неделю он навещал рыцаря и рассказывал ему все новости из тех стран, что он посещал. А тот об этом немедленно писал графу де Фуа, который от этого получал большое удовольствие, так как нет на свете сеньора, более жадного до новостей из-за границы, чем он. Однажды, когда сеньор де Корас беседовал на этот счет с графом де Фуа, тот сказал: «Сеньор де Корас, а вы никогда не видели своего вестника?» «Нет, ей-богу, никогда, и я никогда не просил его на этот счет». «Я удивляюсь этому, - ответил граф, - ведь если бы он был бы также привязан ко мне, то я упросил бы его показаться в пристойном виде, и я прошу вас так и сделать, чтобы вы могли рассказать мне, из чего он сделан, и на что похож. Вы говорили, что он говорит по-гасконски так же хорошо как вы или я». «Клянусь честью, - сказал сеньор де Корас, - он разговаривает также хорошо как и благопристойно, и раз вы просите об этом, то я сделаю все, чтобы смочь увидеть его».

Случилось так, что когда сеньор де Корас, как обычно, находился в постели со своей женой (которая теперь привыкла и не боялась слышать Ортона), явился Ортон и потряс подушку спавшего рыцаря. Проснувшись, он спросил, кто здесь. Ортон отвел: «Я». «И откуда ты прибыл?» «Я прибыл из Праги, что в Богемии». «Как далеко это отсюда?» «60 дней пути», - ответил Ортон. «И ты вернулся оттуда за столько короткое время?» «Да, насколько мне помогает Бог, я могу путешествовать со скоростью ветра или быстрее». «Что, у тебя есть крылья?» «О, нет». «Как же тогда ты можешь летать так быстро?» «Это не твое дело». «Нет! - сказал рыцарь, - я бы очень хотел увидеть твой внешний облик, и как ты устроен». «Тебе не следует этого знать, - ответил Ортон, - будь доволен, что ты слышишь меня, и что я приношу тебе сведения, от которых ты можешь зависеть». «Ей-богу, - сказал сеньор де Корас, - я бы тебя любил еще больше, если бы увидел». «Хорошо, - ответил Ортон, - раз у тебя есть такое желание, то первая вещь, которую ты увидишь завтра утром, встав с постели, это и буду я». «Я доволен, - сказал рыцарь, - теперь ты можешь удалиться. Я даю тебе свободу на эту ночь».

Когда наступило утро, рыцарь поднялся, но его жена была так напугана от одной только мысли об этом, что отговорилась тем, что она больна и сказала, что целый день останется в кровати. Но сеньор де Корас хотел противоположного. «Мессир, - сказала она, - если я встану, то увижу Ортона, а если это угодно Богу, я бы никогда не хотела бы с ним встречаться». «Хорошо, - ответил рыцарь, - но я полон решимости увидеть его», и выскочив из постели, он сел на край кровати, думая, что увидит Ортона в его настоящем виде. Но он не заметил ничего такого, что позволило бы ему сказать, что он его видит. Когда наступила следующая ночь, и сеньор де Корас находился в постели, явился Ортон и начал разговор в своей обычной манере. «Ступай, - сказал рыцарь, - ты лжец. Ты обещал явить мне свой истинный облик этим утром, и ты так этого и не сделал». «Нет! - ответил Ортон, - я это сделал». «Я говорю - нет». «И ты вообще ничего не видел, когда встал с постели?» Сеньор де Корас помолчал, и немного подумав, сказал: «Да, когда я сидел на краю кровати и думал о тебе, то видел две соломинки, которые вращались и играли друг с другом на полу». «Это был я, - ответил Ортон, - ведь я принял такой облик». Сеньор де Корас сказал: «Это меня не удовлетворяет. Я прошу тебя принять какой-нибудь другой облик, так, чтобы я мог тебя видеть и узнавать». Ортон ответил: «Ты просишь слишком многого, того, что погубит меня и заставит меня удалиться от тебя, так как твоя просьба слишком велика». «Ты не покинешь меня, - сказал сеньор де Корас, - если я один раз тебя увижу, то больше не буду этого желать». «Хорошо, - ответил Ортон, - ты увидишь меня завтра утром, если обратишь внимание на первый предмет, который заметишь, когда выйдешь из спальни». «Я доволен, - сказал рыцарь, - теперь иди своей дорогой, ибо я хочу спать». Ортон ушел. Наутро, около 8-го часа, рыцарь поднялся и оделся и, покинув свои апартаменты, подошел к окну, выходившему во двор замка. Подняв глаза, он первым делом заметил необычайно большую свинью, но она была такой жалкой, казалось только кожа да кости, с длинными висящими ушами, все в пятнах, и острой тощей мордой. Сеньору де Корасу было отвратительно такое зрелище и, позвав слуг, он приказал: «спустите быстро собак, так как я хочу, чтобы эта свинья была убита и съедена». Слуги поспешили открыть псарню и спустили собак на свинью, которая издала громкий крик и, подняла глаза на сеньора де Кораса, смотревшего на балконе в окно. А затем ее больше не видели, так как она исчезла, и никто больше не знал, что с ней сталось.

Рыцарь вернулся в свою спальню очень грустным, так как теперь он припомнил то, что ему говорил Ортон, и он сказал: «Я думаю, что видел своего вестника Ортона, и я раскаиваюсь, что спустил на него своих гончих, ведь возможно я его больше никогда не увижу. Он часто говорил мне, что если я когда-нибудь его разгневаю, то потеряю». Ортон сдержал свое слово и больше никогда не возвращался во дворец де Корас, а рыцарь умер с следующем году. Вот я и рассказал вам историю Ортона, и о том, как он какое-то время снабжал сеньора де Кораса разными сведениями». «Это так, - сказал я оруженосцу, - но зачем вы рассказали это мне? Граф де Фуа использует такого же вестника?» «Сказать по правде, таково настоящее мнение некоторых обитателей Беарна, поскольку в этой стране или где еще ничего не делается, без того, чтобы он об этом не узнал, когда он этого очень захочет, даже если о таком деле меньше всего подозревают. То же относится и к тому, что он рассказал нам о добрых рыцарях и оруженосцах, павших в Португалии. Его репутация и вера в его способности обладать таким знанием сослужили ему огромную службу, так как где бы в этой стране не потеряли золотую или серебряную ложку или еще что-нибудь даже меньшей ценности, как он об этом немедленно узнает». Затем я распрощался с оруженосцем и присоединился к остальной кампании, с которой вел дружеские разговоры и отвлекся. Однако я удержал в своей памяти каждую деталь из рассказанной мне повести, которую теперь можно прочитать. Теперь я оставлю дела Испании и Португалии и поговорю о событиях в Бретани, Лангедоке и во Франции.

Глава 19

Начинается осада Бреста. В окрестностях Тулузы французы отвоевывают Сен-Форж и некоторые другие крепости, занятые английскими гарнизонами.

В то время, пока происходили эти события в Кастилии и в дальних странах, коннетабль Франции, мессир Оливье де Клиссон, приказал возвести блок-посты перед замком Брест в Бретани. Этим замком владели англичане, и удержали они его долгое время, и не хотели покидать его ни ради французского короля, ни ради герцога Бретонского, которому он принадлежал по праву. Герцоги Беррийский и Бургундский и королевский совет часто писали по этому поводу герцогу Бретонскому, так как в то время, как вы знаете, юный король Франции находился под управлением своих дядей. Они настоятельно просили герцога Бретонского постараться захватить замок Брест, ведь тот факт, что его до сих пор удерживают англичане, очень сильно подрывает доверие к нему. Герцог соглашался с этими просьбами, поскольку хорошо знал, что он сам является сеньором Бреста, и однажды даже осадил его. Но он не очень старался в этом деле. Когда он уходил прочь, то говорили, что не сделал ничего из того, что мог бы сделать. На это некоторые бретонские рыцари и оруженосцы роптали у него за спиной, говоря, что он притворяется и лицемерит, так как сидящие в этом замке, являются его большими друзьями, и что ему не было никакого расчета завоевывать замок ни для самого себя, ни для французского король. Ведь если бы им овладели французы, то он все равно не был бы там хозяином, но зато был бы этим сильно ослаблен, а пока им владеют англичане, французы не рискуют злить герцога.

Подумав над этим делом, коннетабль Франции решил, что если герцог Бретонский и безразличен к тому, чтобы отвоевать город и замок Брест из рук врагов Франции, то для него и для бретонских ноблей это будет бесчестьем. Поэтому он приказал осадить Брест и послал туда огромное множество рыцарей и оруженосцев, над которыми командовали сеньор де Малеструа (de Malestroit), виконт де ла Бельер (de la Belliere), Морфонас (Morfonace) и сеньор де Рошдерьен (de Rochederrien). Эти четыре доблестных мужа начали осаду с того, что в непосредственной близости от Бреста, так близко, насколько они смогли приблизиться, возвели большую и красивую деревянную крепость, окружив к тому же это место палисадами и валами, так что гарнизон Бреста был заперт от всех сторон, кроме моря. С этой стороны его окружить было нельзя. Около Бреста происходили частые стычки, так как любящие воинские подвиги воины с радостью подъезжали к палисадам, где вызывали на бой воинов из гарнизона и сражались с ними до тех пор, пока кто-нибудь их них не был убит или ранен, и затем они уезжали. Редкий день проходил без того, чтобы не происходили какие-нибудь военные действия.

В это время в Тулузене был доблестный рыцарь по имени Готье де Пасак (de Passac). Он был опытным капитаном и исключительным воином. Родился он в Берри, на границах Лимузена. До его приезда, сенешаль Тулузы, мессир Юг де Фруадвилль (de Froideville), и сенешаль Каркассона, мессир Роже д'Эспэнь, писали королю и королевскому совету о состоянии дел Тулузы и Рабастена (Rabastens) ³, о том, что несколько славных рот из гарнизонов Лурда и Шатель-Кюйе (Chatel Cuillet) ведут успешную войну в английских интересах. Они захватили Сен-Форж (Saint Forget), ла-Басер (la Bassere) ⁴, ле-Мениль (le Mesnil), Помперон (Pomperon), Конваль (Convalle), Рошфор (Rochefort), Жуллиан (Jullians) ⁵, Назарет (Nazareth) и еще некоторые другие крепости, окружив добрый город Тулузу, так что ни его жители не могут выйти из города, ни фермеры не могут работать в своих виноградниках или садах, иначе как с большим риском для себя, поскольку на них не распространяется никакое перемирие, и нет никакого соглашения. Этими ротами командовал один способный воин из Бискайи по имени Эспэньоле (Espaignolet), который совершал прямо чудеса. В частности он захватил врасплох замок Эрмэй (Ermaille), пока его хозяин, мессир Раймон, отсутствовал в Тулузе. Он удерживал его более года. За это время, он выкопал подземный ход, который, пройдя под его апартаментами, выходил в поле. Когда его окончили, то он был так тщательно замаскирован, что никто не мог себе и представить, что под замком имеется подземный ход. Когда он был почти готов, сеньор де Эрмэй заключил соглашение с Эспэньоле относительно суммы, за которую тот сдаст ему замок, а когда подземный ход был завершен, он уступил замок мессиру Раймону за 2 тысячи ливров. Получив свой замок, тот восстановил и укрепил его. Но не прошло и 15 дней, как Эспэньоле подошел со своими людьми к началу подземного хода и, войдя в него около полуночи, добрался до замка и захватил рыцаря в его же постели, вновь взяв выкуп в 2 тысячи ливров, позволив затем тому уйти. Но сам Эспэньоле сохранил замок для себя. Он обеспечил его сильным гарнизоном и, вместе со своими соратниками, совершал из него набеги, сильно опустошая страну.

Из-за этих и других подобных события и был послан в Лангедок мессир Готье де Пасак с полной властью над всеми войсками в этом округе, с тем, чтобы освободить страну от этих мародеров и грабителей. Он послал письма к мессиру Роже д'Эспэню и мессиру Югу де Фруадвиллю и другим военачальникам, чтобы те явились со своими людьми к нему на службу. Мессир Роже привел 60 копий и одну сотню воинов со щитами, а сенешаль Руэрга, вместе с мессиром Югом де Фруадвиллем, присоединились к нему с не меньшим, если не большим числом воинов. Когда они все собрались, то насчитывали 4 сотни копий и более 1000 щитоносцев, включая крепких пажей. Там был сын сеньора д'Эстраша (d’Esterach) вместе с прекрасным отрядом, а также сеньор де Барбазан, мессир Бенедикт де Фэньолле (de Faignolles) и бретонец Гийом Кондерон (Conderon), вместе со своей шайкой. Они выступили из Тулузы и направились прямо к Сен-Форжу, где разбили лагерь. Эта крепость находилась под командованием выходца из Беарна по имени ле-бург де Тайзак (de Taillesac). Он был большим мародером. Когда эти сеньоры выстроили свои войска, то начался штурм, и арбалетчики стреляли столь энергично, что из страха перед стрелами, едва кто из бойцов гарнизона осмеливался высунуться, чтобы защищать крепость. Но во время первого штурма французы ее не взяли. Вечером они отступили, чтобы передохнуть и восстановить силы, так как все припасы у них были в изобилии.

Наутро трубы подали сигнал для продолжения штурма, и сеньоры со своими людьми храбро двинулись ко дну рвов. Тот, кто мог видеть, как они так шли на штурм, со щитами над головами, с копьями, которыми они измеряли глубину воды во рвах, тот должен был получить много удовольствия. Когда первые ряды переправились через ров, остальные не преминули за ними последовать, так как остаться сзади посчитали для себя великим позором. Эта вторая партия несла кирки и железные ломы для долбления стен. Они спешили, неся на своих головах щиты, чтобы предохраниться от камней и прочих предметов, которые в них бросали с зубчатых стен, но они от этого мало страдали, так как арбалетчики, поставленные на берегах рва, были настороже и своей стрельбой они предотвращали всякую попытку высунуться. Стреляли они так хорошо, что едва ли кто из тех, кого они избрали своей мишенью, мог увернуться от стрел, и многие воины на стенах были смертельно ранены в головы малыми болтами. Это заставило солдат гарнизона страшиться их ударов. Штурм продолжался столь долго и успешно, что в стене был сделан пролом. Это вселило в осажденных тревогу. Они предложили сдачу в обмен на сохранение жизней, но их не стали слушать, и они попадали в столь добрые руки, что все были казнены, ибо мессир Готье приказал не давать пощады никому. Таким образом, французские бароны и рыцари отвоевали замок Сен-Форж, которые мессир Готье передал его настоящему владельцу. Тот потерял за его в предыдущем году из-за того что пренебрегал хорошей охраной. Этим же пренебрегали и некоторые другие замки во Франции, которые ранее были взяты таким же образом. Когда этот рыцарь заново вступил во владение замком, то восстановил его в тех местах, где это было необходимо, поскольку французы во время штурма нанесли ему большие повреждения.

Затем французы отправились к замку ла-Бассер, в котором капитаном был Эрнотон де Батфол. В ожидании визита французов он его хорошо укрепил. По прибытии, французы произвели его разведку со всех сторон, чтобы посмотреть, откуда они могли бы лучше начать атаку с минимальными потерями для своих людей. Тщательно все обследовав, они выстроились против самого слабого места. Арбалетчикам было приказано выдвинутся до того, как они начали штурм, и они выполнили свою работу так хорошо, что лишь немногие осмеливались показаться на стенах. Эрнотон де Батфол находился у ворот, где штурм был наиболее острым, совершая такие чудеса своим оружием, что французские рыцари кричали во всеуслышание: «тут оруженосец великой доблести, у него хорошее оружие, и он превосходно им владеет. Не будет ошибкой, если мы переговорим с ним, чтобы он сдал замок и поискал фортуну в другом месте. Пусть ему скажут, что если мессир Готье де Пасак возьмет его замок штурмом, то никакая сила на земле не сможет его спасти, ведь тот поклялся предать смерти или повесить всех, кого он сможет найти в замке или укреплениях». Тогда тулузский сенешаль поручил одному оруженосцу из Гаскони по имени Гийом Альедель (Aliedel), хорошо знакомому с Эрнотоном, так как прежде были соратниками, чтобы тот переговорил с ним на этот предмет. Тот охотно это сделал, так как ему было бы очень жаль, если бы Эрнотон потерпел бы ущерб для своей чести или бы умер, а все другое можно было бы и поправить.

Гийом выступил вперед и подал знак Эрнотону, что хотел бы с ним поговорить о том, что его близко касается. Его друзья это одобрили, и штурм в том месте был прерван, хотя в других местах не прекращался. «Эрнотон, - сказал Гийом, - вы слишком рискуете. Наши вожди сочувствуют вам и послали меня сказать вам, что если вы будете взяты в плен, то на этот случай мессир Готье де Пасак строго настрого приказал, чтобы вас немедленно казнили, так же как он поступил со всеми, кто находился в Сен-Форже. Поэтому, для вас будет гораздо лучше сдать эту крепость, что я бы вам и посоветовал сделать, нежели ждать, чем все кончится. Ведь я могу вас уверить, что мы не уйдем отсюда, пока не станем ее хозяевами». «Я хорошо знаю, - ответил Эрнотон, - что хотя сейчас вы обратили свое оружие против меня, но вы никогда не посоветуете ничего противного моей чести. Но если я сдам замок, то все те, кто находятся вместе со мной, также должны быть спасены, и мы должны унести с собой столько, сколько сможем, за исключением запасов провизии, и доставить это все в безопасности в замок Лурд». «Я не уполномочен идти так далеко, - ответил Гийом, - но я охотно передам это своим начальникам». С этим он вернулся к сенешалю Тулузы и рассказал ему обо всем, что вы только что слышали. Мессир Юг де Фруадвилль сказал: «Давайте вместе пойдем с мессиру Готье, так как я не знаю, каковы могут быть его намерения, хотя я уже и зашел в переговорах так далеко. Но я полагаю, что мы сможем его уговорить согласиться на эти условия».

Когда они пришли к мессиру Готье, то застали его ведущим штурм другой части замка. Сенешаль обратился к нему: «Мессир Готье, я начал переговоры с капитаном замка, который хотел бы сдать его нам при условии, что он сам и его гарнизон будут спасены и препровождены в Лурд, и что они увезут с собой все, кроме запасов провизии. Что вы на это скажете? Мы потеряем больше, если кто-нибудь из наших рыцарей и оруженосцев будет убит стрелами или камнями, и вы больше потеряете, нежели приобретете, даже если возьмете его и казните их всех. Но этого еще не произошло, и еще будет стоить нам многих жизней. Ведь этот замок не так легко взять как Сен-Форж». «Это правда, - добавил присутствовавший там сенешаль Каркассона, - его невозможно взять без такого штурма, в котором будет много убитых и раненых». Тогда мессир Готье де Пасак сказал: «Я готов согласиться. Прикажите прекратить штурм. Мы еще пойдем дольше, и шаг за шагом, отвоюем эти замки у мародеров. Если они спасутся от нас на этот раз, то в другом месте опять попадут в наши руки, и тогда они заплатят за все. Дурные дела приводят тех, кто их совершает, к плохому концу. В свое время я повесил и утопил более пяти сотен таких мерзавцев, и у этих, в конце концов, будет такая же судьба».

Гийом Альедель и другие вернулись к воротам, где их дожидался Эрнотон, чтобы заключить соглашение. «Клянусь честью, - сказал Гиойм, - вы и ваши соратники должны премного благодарить Бога и сеньора Юга де Фруадвилля, поскольку это он добился для вас сдачи на ваших собственных условиях. Вы и ваш гарнизон смогут уйти отсюда, взяв с собой все, что вы способны увезти, и вы будете с эскортом препровождены в Лурд». «Я доволен, - ответил Эрнотон, - раз это не может быть иначе. Но знайте, Гийом, что мне очень жаль покидать свой замок, который так много мне прослужил, с тех пор как я был взят в плен у моста в Турнее, что ниже Мовуазена, бургом д'Эспэнем, который заставил меня заплатить 2000 ливров за свой выкуп. Действительно, сказать по правде, я более чем возместил свою потерю с тех пор как обосновался здесь. Я так долго нахожусь в этих краях, что очень их полюбил. И куда бы я ни хотел совершить набег, там всегда мне везло встретить добычу, которая попадала в мои руки, от каких-нибудь купцов из Рабастена, Тулузы или Родэ». «Эрнотон, - отвечал Гийом, - я готов вам поверить, но если вы вернетесь на французскую сторону, то я получу для вас прощение и, кроме того, вам в кошелек положат 1000 ливров. И я поклянусь своей честью, что вы будете твердо стоять на французской стороне, если однажды в этом поклянетесь сами». «Премного благодарен, - сказал Эрнотон, - но мне нравится наша партия, и я останусь верен англичанам. Ведь насколько мне может помочь Бог, я не представляю, что когда-нибудь смогу стать добрым французом. Возвращайтесь к своему войску и скажите, что мы займемся этот день сборами, но сдадим эту крепость утром и уйдем. Так что вы должны распорядиться об эскорте, чтобы сопроводить нас в Лурд».

Штурм ла-Бассера был прекращен, и французы удалились в свой лагерь, где отдохнули, кто как хотел, поскольку для этого у них было с собой все необходимое. Наутро, в 8 часов, войско выстроилось, и были отобраны те, кто должны были эскортировать гарнизон. Затем мессир Готье послал сенешаля Тулузы принять замок. В замке тот застал Эрнотона со своими товарищами, собирающими вещи, и все были готовы выехать. Он приказал сопровождать их рыцарю из Лурда, которого звали мессир Муван де Саленже (Mouvant de Salenges), и тот позаботился о том, чтобы сделать это благополучно. Я полагаю, что он сдержал свое слово. Этот замок был отдан Бертрану де Монтескье (de Montesquieu), оруженосцу из этой местности, чтобы он охранял его, также как и его окрестности. Затем французы ушли оттуда, и подошли к замку под названием Пульпирон (Pulpiron). Он находился во владении у мародеров под началом Анжеро (Angerot) и Маленького Мешена (le petit Meschin), которые причиняли большой ущерб окружающей местности.

Мессир Готье де Пасак поклялся душой своего отца, что за те злодеяния, что они совершили, он ни за что не даст им пощады, но повесит сразу же, как только они попадут к нему в руки. Войско осадило этот замок, который находится на скале, откуда открывается обширный и приятный вид. Начиная осаду, мессир Готье вновь поклялся, что не уйдет с этого места, пока им не овладеет, и что находящимся в замке не будет позволено сдаться и уйти, если они того пожелают. Было предпринято много штурмов, но французы не добились никакого успеха, поскольку замок оборонялся умело. «Я не знаю, сказал мессир Готье, - как могут повернуться дела. Король Франции достаточно богат, чтобы вести осаду, и пусть я останусь здесь хоть на весь год, но не уйду, пока не стану его хозяином». Вот то, что он сказал о своих намерениях, и было сделано все необходимое для ведения долгой осады.

Находившиеся в замке два капитана, видя, что французы решили не уходить, пока им не овладеют, чего бы им это не стоило, почувствовали тревогу, и подумали, что, может быть, было бы разумно покинуть его в любом случае, позволят ли это им враги или нет. Они могли легко сделать это когда угодно, так как имелся подземный ход, имевший выход на расстоянии полулье от замка, о чем французы не имели ни малейшего подозрения. Когда Анжеро отметил, как расположились осаждавшие и, что, по-видимому, они решили взять их измором или как-нибудь еще, он сказал своим соратникам: «Судари, я нахожу, что сеньор де Пасак смертельно нас ненавидит и блокировал нас, чтобы уморить голодом. Он может легко это сделать, если построит маленькую крепость и снабдит ее гарнизоном из всего лишь одной сотни копий. Ведь тогда мы не сможем выходить из замка. Поэтому я предлагаю, чтобы этой ночью мы собрали все, что можем унести и ушли бы через подземный ход, который достаточно широк и выходит в небольшой лес тут поблизости. Таким образом, мы избежим всех опасностей, прежде чем кто-либо узнает о том, что с нами сталось. Ведь ни один человек в их войске не знает об этом подземном ходе». С его предложением согласились, и той же ночью, собрав все, что у них было, они с легкими факелами вошли в подземный ход и вышли в лесу в полулье от замка. Среди них были такие, кто мог проводить их окольными путями в другие крепости в Лимузене и Руэрге. Однако многие, как только оказались вне опасности, разошлись разными путями, сказав, что не хотят больше воевать. Анжеро, вместе с еще 4 людьми, ушел в замок в Перигоре под названием Мон-Руайаль, где его радушно принял тамошний хозяин, поскольку он и его спутники были всегда на стороне англичан и никогда не обращались на сторону французов, тогда как другие это делали, и еще у многих были такие намерения. Так ускользнул гарнизон Пульпирона, не оставив за собой даже слуги, и прежде чем об этом стало известно войску французов, его воины уже достигли тех мест, куда хотели уйти.

На третий день, после ухода гарнизона французские военачальники назначили штурм. Они построили большую машину высотой в 4 яруса, и каждый ярус мог выдержать 20 арбалетчиков. Когда эта машина была завершена, то она была названа «Пасаваном» (Passavant) и была придвинула к тому месту стены, которое они посчитали слабейшим. В ней были размещены генуэзские арбалетчики. Арбалетчики начали стрелять, но так как никто не показывался на стене, то они подумали, что замок пуст и прекратили стрельбу, поскольку не хотели терять свои стрелы и болты. Они оставили машину и удивили своего капитана внезапным возвращением. Они сказали: «Монсеньоры, гарнизон определенно покинул замок, поскольку внутри нет ни одного человека». «Как вы можете это знать?» - спросил мессир Готье. «Мы знаем, что, несмотря на нашу стрельбу, никто так и не показался». После этого было приказано приставить к стенам лестницы и по ним наверх взобрались крепкие варлеты, пригодные для такого дела. Они поднялись без препятствий, так как замок был пуст и, миновав стены и спустившись во двор, они нашли у ворот большую связку ключей, и на ней был и ключ от ворот. С некоторым трудом они открыли ворота, а также и вход в палисад.

Сеньоры были сильно удивлены, но особенно мессир Готье де Пасак, который подумал, что они могли так ускользнуть только с помощью колдовства, и он спросил рыцарей о том, как такое могло быть. Сенешаль Тулузы ответил: «Что раз они это сделали, то должны были воспользоваться подземным ходом». Замок был осмотрен, и в подвале был обнаружен этот ход, а в нем - распахнутая дверь. Сеньоры захотели изучить его, и мессир Готье сказал сенешалю Тулузы: «Знали ли вы об этом ходе, мессир Юг?» «Клянусь честью, - ответил тот, - я определенно слышал, что такая вещь находится в замке, но я забыл об этом и никак не мог себе представить, что они смогут им воспользоваться». «Но, во имя Бога, они это сделали, - ответил мессир Готье,- так как здесь все чисто. Все замки в этой стране имеют такие шахты и ходы?» «Мессир, - сказал мессир Юг, - есть много замков, построенных аналогичным образом, особенно все те, что принадлежали Режиналю де Монтобану. Ведь когда он вел войну против короля Карла Великого Французского, то, по совету своего кузена Могиса (Maugis), построил их так хорошо, что когда король осаждал их со всеми своими силами, и сопротивление казалось напрасным, они использовали эти туннели и уходили не попрощавшись». «Честное слово,- сказал мессир Готье, - я восхищаюсь этой мыслью. Я не знаю, какой король, герцог или сосед, что у меня есть, захочет вести против меня войну, но по возвращении домой я немедленно прикажу соорудить подобный ход в своем замке Пасак». Тем и окончился этот разговор. Французы овладели замком и, поставив в нем добрый гарнизон для его охраны, продолжили поход по направлению к городу и замку Конваль (Convalle). В нем находился бискайец Эспэньоле де Паперко (Espaignolet de Papercau) и множество других мародеров.

Комментарии

1. Деревня в Эстремадуро в Португалии, в 4 лье от города Лиссабона.

2. В другой рукописи он назван Мартин Арен (Harene).

3. Город в Верхнем Лангедоке, в 9 лье от Тулузы

4. Деревня около Тарба

5. Деревня около Тарба

Текст переведен по изданию: Froissart, J., Chronicles of England, France, Spain and the adjoining countries: from the latter part of the reign of Edward II to the coronation of Henry IV, Translated from the French, with variations and additions, from many celebrated MSS by Thomas Johnes, Esq. New York: Leavitt & Allen, 1857