Глава 91

Короли Кастилии и Португалии собирают свои войска. Против воли англичан между ними заключается мир.

Дон Хуан Кастильский не оставался в праздности, но собирал войска. Из Франции к нему пришли две тысячи копий, рыцарей и оруженосцев, и еще 4 тысячи пехотинцев. Кроме того, в своей собственной стране у него было 10 тысяч всадников и столько же пехотинцев. Поскольку он жил в Севилье, то не остался в неведении по поводу объявлений о призыве на службу, изданных королем Португалии. Поэтому, считая себя сильнее, он решил, что поступит благороднее в ведении этой войны, если отправит послание португальскому королю, чтобы просить того назначить любое место в его владениях, где могли бы встретиться и сразиться обе армии, а если он на это не согласится, то тогда он предложит для битвы какое-нибудь место в Испании. В соответствии с этим, он отправил герольда с этим посланием, который поехал в Лиссабон, где передал его в слово в слово королю. Король ответил герольду, что он рассмотрит переданное ему предложение и по зрелому размышлению пошлет испанскому королю окончательный ответ. Выполнив свое поручение, герольд распрощался с королем и вернулся в Севилью.

Там он застал короля и его баронов, а также и тех воинов, что приехали из Франции, Арагона и Галисии, и доложил им о том, что слышал и видел. Не прошло много времени, как португальский король, по совету с англичанами, решил выбрать место для сражения двух армий в своей собственной стране. Королем было приказано выбрать пригодное место сэру Томасу Саймону и сулдишу де ла Трану. Они выбрали местечко между Элвашом (Elvas) и Бадахосом, где было достаточно места для битвы. Когда они ехали выполнять это поручение, то оба этих рыцаря и их люди столкнулись с передовыми силами короля Кастилии. Столкновение было суровым, и с обеих сторон была убито и ранено по нескольку человек. Однако они вернулись к португальскому королю и рассказали ему, что выбрали подходящее место, а также сообщили ему и название этого места.

Немецкому рыцарю по имени мессир Жан Кустедор (Coustedor), в сопровождении герольда, было поручено передать эту информацию испанскому королю. Рыцарь выехал в путь и поскакал к Севилье, где застал короля и рассказал ему то, что португальский король приказал ему передать, а именно, что тот принял его предложение сразиться и, что он выбрал для боя поле между Элвашом и Бадахосом и, что через 5 дней после его возвращения из Севильи он найдет там португальского короля со всем его войском, и он не будет желать ничего большего, как только дать ему бой. Испанцам эти известия были очень приятны, также как и французам. Мессир Тристан де Руайе, мессир Жан де Вернет (de Vernettes), мессир Пьер де Вийен (de Villames) и другие приняли рыцаря из Португалии у себя в Севилье и целый день чествовали его со всем великолепием и оказывали ему все возможное уважение. Они сопроводили его до самой Хаффры, откуда вернулись домой, а рыцарь продолжил свой путь к португальскому королю и своим рыцарям, которым рассказал о том, как он доставил свое послание и о полученном им ответе, что доставило им всем огромное удовольствие.

Не прошло много времени, как португальский король явился со своей армией и разбил лагерь между Элвашом и Бадахосом. Там была прекрасная равнина с оливковыми деревьями, и туда он привел большую часть тех своих подданных, от которых мог ожидать помощи. Их насчитывалось около 15 тысяч человек. На 4-й день после этого, приехал граф Кембридж с англичанами, пришедшими в великолепном строю. Их было около 600 латников и столько же лучников. Они разбили лагерь вместе друг с другом, но отдельно от армии короля.

Когда испанский король узнал, что король Португалии стоит лагерем в поле, где должна состояться битва, он казался обрадованным и сказал: «Идемте, давайте поспешим. Наши враги ждут. Для нас настало время выступать. Мы предложили им битву, они это приняли и они готовы в назначенный день, так что дело должно состояться. Потому давайте отправимся туда». Затем войскам были даны указания выступать и, соответственно с этим, и испанцы, и французы, покинули свои квартиры и последовали за знаменами дона Хуана Кастильского, который установил лагерь в 2 коротких лье от Бадахоса, на равнинах Элваша. В армии испанского короля насчитывалось свыше 30 тысяч воинов, а считая прислужников, и все 60 тысяч. В этом положении две армии оставались одна против другой. Между нами возвышался только Бадахос, который представляет собой большой город и принадлежит испанскому королю, и куда его люди отправлялись, когда испытывали нужду в продовольствии. Город Элваш находится напротив и принадлежит королю Португалии.

На равнине ежедневно случались стычки, поскольку туда стекались юные рыцари, желавшие отличиться, и там постоянно происходили славные дела. Затем они расходились по своим стоянкам. Дела оставались в таком положении более 15 дней, и не было никакой вины испанского короля в том, что битва не состоялась, так как это зависело только от короля Португалии, у которого не было достаточно сил, чтобы встретиться с испанцами, и который боялся этого дела. Он хорошо знал, что если будет разбит, то его королевство будет потеряно, и весь сезон он ждал герцога Ланкастера, который должен был привести ему из Англии огромную помощь в 4 тысячи латников и такого же числа лучников. Граф Кембридж уверял короля Португалии, что он должен на это положиться и не думать о том, что этому может что-то помешать. Ведь герцог Ланкастер, отправляясь в Шотландию, поклялся ему своей честью, что по возвращении он не будет думать ни о чем другом, как только о том, чтобы явиться в Португалию с такой армией, которая была бы способна сражаться с королем Кастилии. Сказать по правде, герцог Ланкастер делал все, что было в его власти, чтобы убедить короля и его совет прислушаться к этому делу. Но из-за внутренних смут, которые случились в том году, и из-за некоторых событий, произошедших во Фландрии, король и его совет не соглашались на экспедицию в Португалию, так что все войска были оставлены в Англии.

Когда португальский король об этом узнал и обнаружил, что не должен ждать никакой помощи из Англии, то он начал переговоры. Переговоры о мире между Португалией и Испанией начали Великий магистр ордена Калатрава, дон Педро де Модеск (Modesque), епископ Бургосский и епископ Лиссабонский. Они были проведены настолько успешно, что был заключен мир, без какого бы то ни было упоминания об англичанах. Узнав эти новости, граф Кембридж был очень расстроен, и он был бы готов вести войну против португальского короля, если бы у него в этой стране было достаточно войск. Но этого не было. Поэтому он был вынужден терпеть этот мир, хотел он того, или нет. Англичане упрекали португальского короля, что с начала и до конца тот плохо с ними обходился и, что он всегда лицемерно благоволил к испанцам, поскольку никогда не имел никакого намерения с ними сражаться. Король оправдывался, сваливая все на герцога Ланкастера и на англичан, как на не выполнивших свои обещания, и уверял их, что в данный момент он не может поступать иначе.

Глава 92

Рыцарский поединок между французским рыцарем и английским оруженосцем. Граф Кембридж уводит свою армию назад в Англию, вместе со своим сыном, нареченная супруга которого, португальская инфанта, позже вышла замуж за короля Кастилии.

В армии кастильского короля находился юный французский рыцарь по имени мессир Тристан де Руайе, который очень хотел показать свою храбрость. Когда он увидел, что заключен мир и не будет никакого дела, он решил не покидать Испанию, не совершив чего-нибудь достойного упоминания. Он послал герольда в английское войско с вопросом, что раз заключен мир и прекратились военные действия, то не будет ли кто так любезен, чтобы сразиться с ним трижды на копьях у города Бадахоса. Когда этот запрос был доставлен англичанам, они посовещались и сказали, что этому отказать нельзя. Затем вышел вперед юный английский оруженосец по имени Майлс Виндзор ( Miles Windsor), которые пожелал с честью быть посвященным в рыцари и который сказал герольду: «Друг, возвращайся к своим хозяевам и скажи мессиру Тристану де Руайе, что согласно его просьбе, завтра утром, перед городом Бадахосом, он будет освобожден от своего обета Майлсом Виндзором».

Герольд вернулся и рассказал об этом ответе своим хозяевам и мессиру Тристану де Руайе, которому это было в высшей степени приятно. На следующее утро Майлс Виндзор вышел из лагеря графа Кембриджа и в сопровождении своих друзей, направился по направлению к Бадахосу, до которого было недалеко - надо было только перейти через холм. Его сопровождали друзья, такие как сэр Мэттью Горней, сэр Уильям Бошамп, сэр Томас Саймон, сулдиш де ла Тран, сеньор де Шатонеф, сеньор де ла Бард и другие, всего на месте турнира присутствовало более сотни рыцарей. Мессир Тристан де Руайе также находился там, сопровождаемый французами и бретонцами.

Майлс был посвящен в рыцари сулдишом де ла Траном, который был наиболее достойным рыцарем из числа там присутствовавших и человеком, который совершил великое множество блестящих деяний. Когда соперники полностью вооружились, сели верхом и взяли копья наперевес, они пришпорили своих коней и, опустив копья, встретили друг друга с такой силой, что их копья были дважды сломаны об их нагрудники. Но больше никаких повреждений не было. Тогда они взяли по третьему копью, и удар их был так силен, что наконечники из бордосской стали пробили их щиты и броню до самой кожи, но сами они ранены не были. Копья были разбиты, а их обломки пролетели над их шлемами. Этот бой заслужил очень высокую оценку всех присутствовавших там рыцарей с обеих сторон. Они распрощались друг с другом с большим уважением и вернулись на свои стоянки. Больше никаких воинских деяний совершено не было.

Теперь был восстановлен мир, и испанцы и португальцы разошлись по домам. Так закончилась великая встреча испанцев, англичан и португальцев.

В это время в войско испанского короля были доставлены известия о том, что король Гранады объявил войну против королей Барбарии (Barbary) и Ремсена (Remecen), и что все воины, которые могут на это иметь желание, будут там приняты на жалование. Король Гранады послал охранные грамоты и приказал своим вестникам сказать, что тем, кто приедет в Гранаду он повысит содержание. Некоторые французские рыцари, желавшие прославиться, такие как мессир Тристан де Руайе, мессир Жоффруа де Шарньи (de Chargny), мессир Пьер де Клермон попрощались с доном Хуаном Кастильским и отправились в те края, чтобы поискать воинских приключений. Некоторые англичане также ушли туда, но таких было немного, поскольку граф Кембридж повел их в Англию, увозя с собой и сына. Он показал насколько он недоволен королем тем, что не оставил сына, обрученного с португальской инфантой. Граф сказал, что воздух Португалии не годится для здоровья его сына и, несмотря на все меры португальского короля, он не позволит ему остаться, прибавив, что еще он слишком юн, чтобы оставаться в Португалии, и от этого последовало все дальнейшее.

Спустя примерно год после заключения мира, когда англичане с графом Кембриджем уже вернулись домой, умерла королева дона Хуана Кастильского, бывшая дочерью короля Арагона. Король, таким образом, овдовел. Это обстоятельство было обсуждено баронами и прелатами Испании и Португалии, и было решено, что наилучший союз, который может быть заключен - это брак леди Беатрисы Португальской с королем Испании, а для него не может быть более благородного брака, чем брак с инфантой. Чтобы заключить мир между двумя королевствами, король Португалии согласился разорвать ее брак с сыном графа Кембриджа, получив на это разрешение от папы, утвердившего новый союз. Так португальская инфанта стала королевой Испании, Галисии и Кастилии, и в первый же год брака, она, к великой радости короля, подарила ему сына.

Португальский король умер вскоре после этого события, но португальцы не желали покоряться господству испанцев и отдали корону брату-бастарду короля, который был великим магистром Ависского Ордена, и звался бастардом Португалии. Он был доблестным мужем, всегда носил оружие, и его сильно любили португальцы, что они и показали. Ведь за его доблесть они короновали его королем и избрали своим сюзереном. Это деяние стало причиной войны между королевствами Испания и Португалия, как вы о том услышите в продолжении этой истории.

Когда граф Кембридж, каноник де Робсар и английские рыцари вернулись из Португалии и отправились на встречу с королем и герцогом Ланкастером, то их очень любезно приняли, что и было правильным, а затем спросили о новостях. Они им достаточно поведали об истории всего похода. Герцог Ланкастер, которого это дело затрагивало больше, чем кого либо другого, по причине его притязаний на Кастилию, которые у него были благодаря правам его жены, старшей дочери дона Педро, леди Констанции, расспрашивал брата обо всех деталях, и о том, как они вели себя в Португалии. Граф рассказал ему о том, как две армии стояли в течение 15 дней одна против другой. «И поскольку, мой дорогой брат, о вас не было никаких сведений, португальский король поспешил заключить мир и, несмотря на все, что мы ему говорили, он не согласился на битву. Наши люди были этим сильно обеспокоены, поскольку они охотно на нее решились бы. Поэтому, видя, что это дело покоится на не очень надежном основании, я привез своего сына домой, хотя он и был обручен с инфантой». «Я полагаю, что вы поступили правильно, - ответил герцог, - но возможно они могут расторгнуть этот брак, если найдут лучший союз». «Клянусь честью, - сказал граф, - если так случиться, то мне не в чем будет раскаиваться». Так окончился разговор между герцогом Ланкастером и графом Кембриджем, когда они перешли к другим вещам. Теперь мы оставим и их, и войны в Испании и Португалии, и вернемся к войне Гента, графа и графства Фландрского, которая была очень разрушительной.

Глава 93

Гент сильно бедствует из-за недостатка провизии. На помощь гентцам приходят жители Льежа.

Со времен сожжения Граммона и снятия осады Гента, вызванной скорбью графа Фландрского по поводу смерти его кузена, юного сеньора д`Энгиен, о чем вы уже слышали, война велась исключительно посредством гарнизонов, размещенных в разных городах. За графом была вся страна за исключением Четырех местечек и округа Алоста, откуда в Гент посылалось. Но граф Фландрский, узнав о том, что сыр, масло и другие вещи посылаются в Гент из Алоста и прилегающих к нему деревень, вскоре положил этому конец, приказав воинам из гарнизона Дендремонде сжечь и уничтожить всю эту страну. Этот приказ был выполнен, и бедные люди, которые жили только благодаря своим коровам, были вынуждены бежать в Брабант и Эно, и большая их часть просила подаяние на хлеб. Однако все еще оставалась независимой местность Четырех местечек, откуда Гент черпал все свое продовольствие, и этому его враги не могли помешать.

Всю эту зиму 1382 года граф и графство Фландрское до такой степени стеснили Гент, что туда ничего нельзя было доставить ни по суше, ни по воде. Граф уговорил герцога Брабантского и герцога Альберта закрыть свои владения до такой степени, что из них ничего нельзя было вывозить иначе как тайком и с большим риском для того, кто бы попытался это сделать. Самые умные полагали, что вскоре после этого гентцы должны будут погибнуть от голода, так как все их зерновые амбары были пусты, и люди не могли купить хлеба за деньги. Когда хлебопеки что-нибудь пекли, то их лавки надо было охранять, чтобы голодающий народ их не опустошил. Грустно было слышать о том, как все эти бедные люди (ведь в этом бедственном положении находились все мужчины, женщины и дети доброго достатка) ежедневно возносили свои жалобы и плачи своему главнокомандующему, Филиппу ван Артевельде. Он им сильно сочувствовал и отдал несколько очень хороших приказов, за что его много благодарили. Он приказал открыть зернохранилища монастырей и богачей и разделил зерно среди бедняков по фиксированной цене. Такими мерами он облегчал положение Гента, и он хорошо управлял городом. Иногда приходили бочки муки и печеный хлеб из Голландии и Зеландии, что было для них великой подмогой, поскольку если бы они не получали помощи из этих стран, то были бы побеждены очень скоро.

Герцог Брабантский под страхом смерти запретил кому-либо из своих подданных доставлять любое продовольствие гентцам, но если им удавалось избежать риска и остаться непойманными, то они еще могли его продать или привезти. Когда пришел Великий пост, гентцы уже находились в крайне бедственном положении, так как к этому времени не оставалось никакой годной провизии. Поэтому один отряд воинов и просто разных людей, отчаявшихся от голода, в числе 12 тысяч человек покинул город и отправился в Брюссель. При их прибытии ворота были заперты, поскольку их намерения были неясны, и о них не знали, что и думать. Когда они оказались около Брюсселя, то послали к воротам невооруженный отряд, чтобы добыть еды, умоляя, чтобы из любви к Богу, к ним проявили жалость и позволили бы им купить провизии за деньги, поскольку они умирают от голода и, что они не нанесут никакого вреда этой стране. Добрые брюссельцы им сочувствовали и дали им столько еды, чтобы они могли утолить голод. Гентцы пробыли в тех краях около 3 недель, но не входили ни в один большой город. Они прошли до Лувена, жители которого также проявили к ним сострадание и дали им много вещей. Вожаком и проводником этих гентцев был Франсуа Атремен (Atremen), который давал советы о том, как им поступать, а также заключал от их имени соглашения с разными городами. В то время, пока они отдыхали в местности около Лувена, он, в сопровождении еще 12 человек, поехал в Льеж, и там так хорошо провел дело с местными магистратами, что те, с одобрения своего епископа, сеньора Арно д`Эреля (Arnold d’Erele), согласились отправить послов к графу Фландрскому, чтобы приложить максимальные усилия к заключению мира между гентцами и графом, добавив при этом, что если бы Льеж находился бы от них так близко, как Брабант и Эно, то они лучше бы помогли им в защите их прав и их разных привилегий. Однако они сказали: «Сейчас мы делаем для вас все, что можем, и раз вы купцы, а торговля должна осуществляться везде беспрепятственно, то мы решили, что можем сейчас договориться на поставку 5 или 6 сотен бочек зерна и муки, которые мы вам позволяем купить таким образом, чтобы продавцы этой провизии были бы довольны. Наша торговля должна идти через Брабант, поскольку эта страна находится с нами в дружеских отношениях. И, несмотря на то, что Брюссель запер для вас свои ворота, мы знаем, что это произошло больше из страха, чем по желанию брюссельцев. Брюссельцы сильно сочувствуют вашим страданиям, но герцог и герцогиня Брабантские, по настойчивым просьбам герцога Фландрского, являются в большей степени его друзьями, нежели вашими. Ведь это естественно, что большие господа должны поддерживать друг друга».

Гентцам было очень приятны дружеские предложения льежцев, они тепло их поблагодарили и сказали, что с такими союзниками и друзьями город Гент должен будет сделать многое. Франсуа и те гентцы, что сопровождали его в Льеж, закончили свои дела и распрощались с магистратами, которые распорядились, чтобы назначенные для этого люди сопроводили их в пути стране с тем, чтобы собрать повозки и лошадей. Через два дня у них было 600 телег, груженных зерном и мукой, поскольку именно эти товары были более всего необходимы. Возвращаясь, они выехали в путь и проехали между Лувеном и Брюсселем. Когда Франсуа Атремен возвратился к своим людям, которых оставил в окрестностях Лувена, то рассказал им о любви и учтивости, с которыми к ним отнеслись льежцы, и о предложении ими своей дружбы. Он прибавил, что они отправятся в Брюссель, чтобы переговорить с герцогиней Брабантской с тем, чтобы просить и умолять ее проявить участие в добром городе Генте и выступить посредницей между ними и их сеньором графом так, чтобы они смогли добиться мира. Гентцы ответили: «Да будет воля Божья», и все отправились в Брюссель.

Герцог Брабантский в это время находился в Люксембурге, по своим делам, и Франсуа, с позволения герцогини, которая очень хотела его увидеть, вошел в город в сопровождении одного или двух человек. Он встретился с ней в ее особняке в Коллеберге, куда герцогиня пригласила и часть своего совета. Упав перед ней на колени, Франсуа, говоря от имени всех гентцев, сказал: «Глубокоуважаемая и дорогая госпожа, может быть, исходя из своего великого смирения, Вам будет угодно проявить сочувствие к жителям Гента, которые до сих пор никакими средствами не могут получить прощения своего сеньора. Но если Вы, наидражайшая госпожа, будете посредником между нашим сеньором и нами, так, чтобы он услышал доводы и проявил бы милосердие по отношению к своим вассалам, то это было бы самым милосердным делом. А наши добрые друзья и соседи из Льежа присоединятся к Вам, чтобы помочь Вам в любой момент и любым образом, как Вы того сами пожелаете».

Герцогиня ответила с большой мягкостью, «что она долгое время печалится по поводу раздоров, возникших между ее братом ¹ графом и ними и, что если бы она могла, или если бы она знала, как это сделать, то она охотно бы положила этому конец еще раньше. Но вы так часто противостояли ему и были столь упрямы в своем поведении, что это поддерживало его ярость и ненависть. Несмотря на все это, из любви к Богу и из сочувствия к вам, я с готовностью примусь за это дело и пошлю ему просьбу, не будет ли он так добр, чтобы приехать в Турне, где я назначу конфиденциальное совещание. А вы, со своей стороны, постарайтесь добиться от совета Эно, чтобы оттуда также приехали бы делегаты, вместе с делегатами из Льежа, которые как вы говорите, готовы вам служить». «Да, мадам, они нам это обещали». «Хорошо, - сказала герцогиня, - я сделаю кое-что, о чем вы скоро узнаете». Гентцы ответили: «Да хранит Бог, мадам, и Вашу душу, и Ваше тело». С этими словами они распрощались с герцогиней и ее советом, уехали из Брюсселя и вернулись к своим людям и повозкам, которые их дожидались, а затем они продолжили свой путь в Гент.

Когда пришли вести о том, что их люди возвращаются и везут с собой 600 телег с продовольствием, в котором была великая нужда, то гентцы очень обрадовались. Хотя этого продовольствия из Льежа было недостаточно для пропитания города даже в течение 15 дней, но для того, кто находится в нужде, даже малое дает надежду. При встрече этого каравана гентцы устроили многочисленные процессии и, встречая его, они в порыве смирения падали на колени и с воздетыми руками говорили купцам и возницам: «О, добрые люди, вы совершили акт великого милосердия. Вы привезли помощь низшим сословиям в Генте, у которых, если бы вы не приехали, не было бы средств, чтобы есть. Давайте же сначала возблагодарим Бога, а затем вас». Таким образом, продовольствие было доставлено на рынок и там выгружено. Затем оно было разделено малыми порциями между теми, кто испытывал самую большую нужду, и пяти тысячам воинов было приказано вооружиться и сопроводить эти повозки назад до самого Брабанта, чтобы они избежали любой опасности.

Проживавший в Брюгге граф Фландрский имел сведения обо всем этом и о том, что гентцы стеснены до такой степени, что не смогут еще долго продержаться. Вы можете представить, что он не был очень сильно опечален этим бедствием, так же как и члены его совета, которые с удовольствием увидели бы город Гент разрушенным. Гилберт Мэтьюз и его братья, диакон малых судов Гента и провост Арлебека сильно воодушевились, когда обо всем этом узнали. Все эти события произошли во время великого поста, в марте и апреле 1382 года. Граф Фландрский решил еще раз осадить Гент, но с намного более сильной армией, чем он выводил против него до сих пор. Он объявил, что вторгнется в район Четырех местечек и сожжет и разрушит их за то, что они слишком активно помогают Генту. Граф сообщил о своих намерениях во все главные города Фландрии с тем, чтобы они были готовы в назначенное время. Сразу же после празднований в Брюгге он намеревался выступить оттуда в поход, осадить и уничтожить Гент. Он также написал всем рыцарям и оруженосцам в Эно, которые были его вассалами, чтобы они приехали к нему в Брюгге, в этот день или даже на 8 дней раньше.

Глава 94

Граф Фландрский дает грубый ответ тем, кто хотел бы стать посредником в мирных переговорах между ним и Гентом. В Париже, под именем майотенов (молотобойцев), вновь восстает народ.

Несмотря на все эти призывы на службу, наборы новобранцев и приказы, что издал граф Фландрский, герцогиня Брабантская, герцог Альберт и епископ Льежский постарались, чтобы была организована встреча их советников в городе Турне с тем, чтобы обсудить средства, которыми можно было бы установить мир. По просьбе этих сеньоров и герцогини Брабантской, граф Фландрский передал свои условия для примирения, хотя сам намеревался поступить противоположным образом, и эта конференция была назначена в Турне на Пасху 1382 года.

От епископа Льежского и от главных городов епископства прибыло 12 делегатов, в числе которых был один весьма рассудительный рыцарь, мессир Ламбер де Перне (Lambert de Perney). Герцогиня Брабантская послала туда членов своего совета и нескольких лучших горожан от главных городов. Герцог Альберт также послал из Эно членов своего совета, а вместе с ним и своего бейлифа, мессира Симона де Лалэна (de Lalain). Все они приехали в Турне на пасхальной неделе. Гент также послал туда 12 делегатов во главе с Филиппом ван Артевельде. Гентцы решили согласиться на любые условия, на которые согласятся их делегаты, за исключением того, что никто не должен быть предан смерти. Но если их сеньору графу будет так угодно, то он может изгнать из Гента и из графства Фландрского всех тех, кто для него неприемлем и всех тех, кого он намерен покарать, без какой бы то ни было возможности их возвращения. Этому решению они и стали следовать, и Филипп ван Артевельде, как бы мало он не прогневал графа за то время, пока был губернатором Гента, из уважения к простым людям, был готов сам отправиться в пожизненное изгнание. Ведь когда он выезжал из Гента в Турне, мужчины, женщины и дети падали перед ним на колени и с поднятыми руками умоляли его, чего бы то это не стоило, привезти им мир, и из сострадания к ним он решил поступить так, как я только что сказал.

Когда депутаты из Льежа, Брабанта и Эно, посланные в Турне в качестве посредников, пробыли там 3 дня в ожидании графа, которые не приехал сам и никого не прислал, то они очень удивились и, посовещавшись, решили послать к нему посольство в Брюгге. В соответствии с этим, они отрядили туда мессира Ламбера де Перне, сеньора де Компеллана (Compellant) из Брабанта, мессира Гийома де Эрмена (Hermen) из Эно и еще шестерых горожан от трех стран. Граф Фландрский принял их с честью, что и было правильным, но сказал им, «что в данный момент ему неудобно приезжать в Турне. Все же, принимая во внимание причину, которая привела их сюда, и те хлопоты, что они перенесли по дороге в Брюгге, и из уважения к их господам, его сестре герцогине Брабантской, его кузену герцогу Альберту и епископу Льежскому, он немедленно пошлет в Турне своих советников, которые и объявят его окончательное решение и расскажут о его дальнейших намерениях». Тогда они вернулись в Турне и сообщили о том, что сказал граф.

6 дней спустя, по приказу графа, в Турне приехали сеньор де Разефле (de Raseflez), сеньор де Гонтри (de Gontris), мессир Жан Вийам (Villame) и провост Арлебека, которые принесли от имени графа извинения за то, что он не приехал лично. Затем они передали графские условия, состоящие в том, что жители Гента не могут ждать от него мира до тех пор, пока все люди в возрасте от 15 до 60 лет не выйдут из этого города на дорогу между Гентом и Брюгге, в одних рубашках, с непокрытыми головами и с веревками вокруг шеи. Там их будет ждать граф, и будет даровать им прощение или предавать их смерти, по своему желанию. Когда депутаты от трех графств передавали этот ответ депутатам от Гента, то они пришли в еще большее смущение, чем когда-либо прежде. Обращаясь к ним, бейлиф Эно сказал: «Мои добрые судари, как каждый из вас может судить, вы находитесь в великой опасности, но мы можем уверить вас в следующем: если вы примите эти условия, то он не предаст смерти всех тех, кто сам предстанет перед ним, но только тех, кто прогневал его больше других. И можно будет найти средства смягчить его и вызвать его сострадание, так что те, кто считает себя точно погибшим, может быть прощен. Поэтому принимайте эти условия или, по крайней мере, хорошенько подумайте, прежде чем ему отказать, поскольку я полагаю, что впредь вы такого уже не добьетесь».

Филипп ван Артевельде ответил: «Мы не уполномочены нашими согражданами соглашаться на такие условия, и не думаю, что они на них когда-нибудь согласятся. Но если жители Гента, после нашего возвращения, узнав об ответе графа, захотят покориться сами, то нашей вины не будет в том, что мир не был заключен. Мы желаем тебе всего наилучшего и тепло благодарим тебя за великие хлопоты и труды, что ты принял в этом деле». Затем они распрощались с вышеупомянутыми персонами и другими делегатами от главных городов трех графств и ясно показали, что они не примут предложенные условия мира. Филипп ван Артевельде и его товарищи отправились в свою гостиницу, расплатились по счетам и через Брабант вернулись в Гент.

Так закончилась эта конференция в городе Турне, которая была созвана с лучшими намерениями, и все вернулись по своим домам. Граф Фландрский так и не осведомился об ответе гентских депутатов, так дешево он их ценил. Он не хотел никакого мирного договора, так как хорошо знал, что стеснил их до такой степени, что они не смогут долго против него долго продержаться, и что конец этого дела должен быть для него почетным. Он желал низвести Гент в такое положение еще и для того, чтобы этим устрашить и все остальные города.

Около этого времени вновь восстали парижане, по причине того, что король у них не жил. Они опасались, как бы он не приказал своим воинам ночью силой открыть ворота, разгромить их и предать смерти того, кого захочет. Чтобы избежать этой опасности, которой они очень страшились, они каждую ночь держали на улицах и площадях большую стражу и перегораживали улицы баррикадами и цепями, чтобы не дать пройти никакой коннице. И они не дозволяли ходить никому и пешему, а тех, кого заставали на улицах после 9 часов, и кто не был опознан как их сторонник, то тех они предавали смерти. В городе Париже было свыше 30 тысяч богатых и могущественных людей, вооруженных с головы до ног, и так прекрасно организованных, что соперничать с ними могли лишь немногие рыцари. Так же они снарядили и своих слуг, которые были вооружены железными или стальными молотками для того, чтобы разбивать ими шлемы. Когда им устраивали смотры, то в Париже говорили, что у них достаточная численность и мощь, чтобы сражаться в бою без помощи величайших сеньоров мира. Этих людей называли армией молотобойцев.

Глава 95

Узнав от Филиппа ван Артевельде об условиях мира, привезенных им с конференции в Турне, гентцы выступают в поход в числе 5 тысяч человек, чтобы атаковать в Брюгге графа Фландрского.

Когда Филипп ван Артевельде и его товарищи вернулись в Гент, то великие толпы простого народа, единственным желанием которого был мир, сильно обрадовались его прибытию и надеялись услышать добрые вести. Они вышли его встречать, говоря: «О, дорогой Филипп ван Артевельде, сделай нас счастливыми. Расскажи нам, что ты сделал и чего ты достиг». Филипп не дал никакого ответа на эти вопросы, но проехал мимо, низко опустив голову. Когда он подъехал к своему дому, то сказал: «расходитесь по домам, и пусть Бог оградит вас от зла. Завтра утром в 9 часов будьте на рыночной площади, и вы обо всем услышите». Поскольку они так и не смогли добиться от него никакого другого ответа, то народ сильно встревожился.

Тогда Филипп ван Артевельде спешился у двери своего дома, и его товарищи также разошлись по своим домам. Пьер дю Буа, страстно желавший узнать, что случилось, пришел вечером к Филиппу и, запершись с ним в палате, спросил, какой ему сопутствовал успех. Не желая от него ничего скрывать, Филипп ответил: «Клянусь честью, Пьер, по тому ответу, что монсеньор Фландрский передал нам через своих советников, которых он прислал в Турне, он не простит ни одной души в Генте, ни одной». «Как по мне, - ответил Пьер дю Буа, - он в своем праве и решил мудро, послав такой ответ. Ведь мы все равным образом вовлечены в это дело, один больше другого. Я был прав в своих ожиданиях. Ведь город Гент находится в такой смуте, что не может быть легко усмирен. Мы должны в отчаянии рискнуть, и тогда будет видно, остались ли еще в Генте способные и доблестные мужи. Через несколько дней Гент будет либо самым уважаемым городом в христианском мире, либо самым униженным. Однако если мы погибнем в этом бою, то мы умрем не одни. Теперь ты должен обдумать, Филипп, о том, как ты расскажешь о конференции в Турне завтра утром, так чтобы все были бы удовлетворены твоим поведением. Сейчас ты находишься в большом фаворе у народа по двум причинам. Во-первых, благодаря тому имени, что ты носишь, в память о твоем отце, Якобе ван Артевельде, которого когда-то больше всех любили в этом городе. А во-вторых, благодаря любезной и дружеской манере, с которой ты с ними общаешься, и которой они открыто гордятся. Поэтому они твердо поверят всему, что ты им расскажешь, а ближе к концу ты добавь: «Если бы меня спросили, то я бы сказал, что делать надо то-то и то-то». Но необходимо, чтобы ты это хорошенько обдумал, так чтобы быть уверенным в этом деле и завоевать в нем славу». «Пьер, - сказал Филипп ван Артевельде, - ты говоришь истину, и я думаю, что смогу объяснить и выступить с речью по поводу дел Гента таким образом, чтобы мы сами, то есть правители и вожди Гента, могли жить и умереть с честью». Больше в это время ничего не было ни сказано, ни сделано, так как они разошлись. Пьер дю Буа вернулся к себе домой, а Филипп остался там, где был.

Вы можете легко себе представить, что когда настал столь долгожданный день, когда Филипп должен был сообщить о том, что произошло на конференции в Турне, все жители Гента уже заранее собрались на рыночной площади. Это было утром в среду, время собрания было 9 часов. Туда пришли Филипп ван Артевельде, Пьер дю Буа, Пьер ле Нюйте, Франсуа Атремен и остальные вожди. Войдя в здание ратуши, они поднялись по лестнице, и тогда Филипп, высунувшись из окна, стал говорить так: «Мои добрые друзья, это правда, что благодаря мольбам благороднейшей дамы, герцогини Брабантской, наимогущественнейшего и благородного герцога Альберта, регента Эно, Голландии и Зеландии, и монсеньора епископа Льежского, в прошедшие дни была назначена конференция в Турне, на которую был лично приглашен граф Фландрский, и он обещал прибыть только что упомянутым благородным особам, которые в этом деле вели себя воистину очень великодушно. Они послали туда самых мудрых советников и лучших граждан от самых больших городов, которые провели несколько дней в ожидании графа Фландрского. Но сам он не приехал и не прислал никаких извинений. Когда они это поняли, то решили выбрать трех рыцарей от трех стран и шесть горожан и послать их к нему. Они устроили это дело из сочувствия к нам и поехали в Брюгге, где застали монсеньора графа Фландрского, который, как они говорили, принял их хорошо и охотно их выслушал. Затем он объявил, что из уважения к их сеньорам и своей свояченице, мадам Брабантской, он в течение 5 или 6 дней пошлет своих советников в Турне. Они будут так хорошо проинструктированы, что смогут ясно объяснить его уже определенные намерения. Когда они их выслушают, то будут знать, как им поступать. Не получив никакого другого ответа, они вернулись в назначенный день. Соответственно с этим, в Турне приехали сеньор де Разефле (de Raseflez), сеньор де Гонтри (de Gontris), мессир Жан Вийен (Villames) и провост Арлебека, и там они очень любезно сообщили нам о воле графа и о единственном способе прекратить эту войну. Они объявили его окончательные условия мира между ним и гентцами. А именно, что каждый житель мужского пола, за исключением священников и монахов, в возрасте от 16 до 60 лет, должен выйти из города в одной рубашке, с непокрытой головой, босой и с веревкой вокруг шеи. Эти люди должны будут пройти два или более лье до поля Бурлескан (Burlesquans), где их встретит граф Фландрский в сопровождении тех людей, которых он сочтет нужным с собой привести, и когда он увидит нас в таком состоянии, то мы будем должны со сцепленными вместе руками взывать к нему о милосердии. Тогда он, если ему это будет угодно, сжалится над нами. Но я так и не смог узнать от его советников, будет ли там проявлено хоть малейшее милосердие, или же все люди, что там соберутся, будут преданы смерти ². Теперь, смотрите, хотите ли вы мира на этих условиях?»

Когда Филипп закончил свою речь, то было видно, как горе охватило мужчин, женщин и детей, которые оплакивали слезами своих мужей, братьев и соседей. Этот ропот и шум продолжался какое-то время. Затем Филипп опять обратился к ним и закричал: «Молчание, молчание!» Когда он начал говорить, они прекратили плакать. «Достойные жители Гента, вы, кто здесь сейчас собрались, являетесь большинством его граждан, и вы слышали все, что я должен был вам сообщить. Я не вижу других средств поправить положение, кроме как решительных действий. Вы знаете о том, насколько мы стеснены во всех видах провизии, и что в городе есть 30 тысяч человек, которые не ели хлеба в течение 15 дней. По моему мнению, у нас есть только три выбора. Первый состоит в том, что мы закроем все наши ворота, а затем, самым полным образом исповедавшись, удалимся в церкви и монастыри, чтобы там умереть с отпущением грехов и в раскаянии, словно мученики, которым не было оказано милосердия. В этом случае Бог сжалится над нами и над нашими душами, и кто бы об этом не рассказывал и не слышал, все будут говорить, что мы умерли благородно, как верные воины. Или же, давайте решимся выйти из города, мужчины, женщины и дети, с веревками вокруг шей, с непокрытыми головами и босыми ногами, и будем умолять о милосердии нашего сеньора графа. Он не настолько жестокосердечен и не настолько упрям, и когда он увидит нас в таком жалком состоянии, он смягчится и проявит милосердие к своим подданным. И я буду первым, кто предложит ему свою голову, чтобы утолить его гнев, и принесу себя в жертву ради города Гента. Или, давайте же выберем в городе 5 или 6 тысяч самых решительных мужчин и немедленно выступим в поход, чтобы атаковать графа в Брюгге. Мы дадим ему бой, и если мы погибнем в этом бою, то, по крайней мере, мы умрем с честью, и Бог проявит к нам милосердие, а весь мир скажет, что мы смело и доблестно вели свою войну. Если же в этом бою мы одержим победу, и наш Господь Бог, который в древние времена передал свою силу в руки вождя еврейского народа Иуды Маккавея, так что сирийцы были побеждены и перебиты, снизойдет до того, что дарует нам свою доброту, то мы станем самым славным народом со времен римлян. Теперь рассмотрите эти три возможности, из которых вам предлагается выбирать, и одно из этих предложений должно быть принято».

Люди, стоявшие поблизости от него и наиболее отчетливо слышавшие то, что он сказал, ответили: «О, дорогой господин, мы полностью доверяем тебе. Что посоветуешь нам ты? Мы сделаем все, что задумал ты, ибо это и будет наилучшим для нас». «Тогда, клянусь честью, - сказал Филипп, - я дам такой совет: мы все должны выступить с оружием против нашего сеньора. Мы застанем его в Брюгге, и когда он узнает о нашем приближении, то выйдет из города и сразится с нами, поскольку гордость брюггцев и гордость его самого, которая побуждает его и днем и ночью искать средства против нас, побудит его дать бой. Если это, по своему милосердию допустит Бог и дарует победу нам, а поражение - нашим врагам, то наши дела сразу же восстановятся, и мы станем самыми чтимыми людьми во вселенной. Если же мы потерпим поражение, то мы умрем со славой, и Бог сжалится над нами, а остальные обитатели Гента спасутся и будут прощены нашим сеньором графом».

После этих слов они все вскричали: «Мы последуем этому плану и никакому другому!» Тогда Филипп сказал: «Мои добрые судари, раз вы так решили, возвращайтесь по домам и готовьте оружие, поскольку я решил выступить на Брюгге утром. Оставаться здесь дольше не послужит к нашей пользе. В течение пяти дней мы узнаем, должны ли мы будем умереть или же будем жить со славой. Я прикажу комендантам разных приходов идти от дома к дому и отобрать лучшее оружие и наиболее подходящих для этого похода людей».

Сразу же после окончания собрания, все вернулись по домам, чтобы подготовиться, каждый сообразно своим возможностям. Они держали ворота города так плотно закрытыми, что ни один человек, кто бы он не был, не мог ни войти, ни выйти из него до полудня четверга, когда те, кто собрались в этот поход не были полностью готовы - всего около 5 тысяч человек и не более того. Они нагрузили около 2 сотен повозок пушками и артиллерией и только 7 провизией, из которых 5 повозок были с хлебом и 2 - с вином, поскольку в городе нашлось лишь две большие бочки вина. Уже по этому вы можете судить, до какого состояния они были доведены.

Жалко было смотреть на тех, кто выступал в поход и на тех, кто оставался. Последние говорили идущим: «Добрые друзья, вы видите, что оставляете позади. Но никак не думайте о возвращении, пока все не сделаете с честью, ведь здесь вы не найдете ничего. Как только мы узнаем о вашем поражении или смерти, мы подожжем город и погибнем в огне, как люди, потерявшие надежду». Шедшие в поход, стараясь их утешить, отвечали: «То, что вы говорите, очень справедливо. Молитесь за нас Богу, вся наша надежда только на него, и мы верим, что он поможет вам, также как и нам».

Так эти 5 тысяч человек со своими скудными запасами вышли из Гента и разбили лагерь примерно в лье от Гента, не касаясь своей провизии, но довольствуясь лишь тем, что смогли найти на этой местности. В пятницу он шли целый день и тогда тоже не притрагивались к своим припасам, но их разведчики кое-что раздобыли на местности, и этим они и удовлетворились. Вечером они разбили свои палатки на расстоянии длинного лье от Брюгге. Они там и остановились, посчитав это место пригодным, чтобы ждать там своих врагов, так как спереди там находились два обширных болота, которые обеспечивали хорошую защиту с одной стороны, а другую они сами укрепили повозками. Так они провели ночь.

Глава 96

Боевой порядок гентцев. Они наносят поражение графу Фландрскому и брюггцам. О тех мерах, благодаря которым им это удалось.

В субботу ³ был прекрасный ясный день и был праздник Святого Креста. Жители Брюгге по своему обычаю совершали обычную процессию. Вскоре были получены известия о том, что поблизости находится армия гентцев. Все начали шуметь, пока об этом не узнал граф, а так же и его окружение. Он очень удивился и сказал: «Смотрите, как злоба этого безумного и глупого народа Гента привела их к собственной гибели. Воистину, сейчас время положить конец этой войне». Его рыцари и другие люди немедленно явились к нему. Он их очень любезно принял и сказал: «Мы выступим и сразимся с этими нечестивцами. Однако, они выказывают смелость, предпочитая смерть от меча смерти от голода». Они решили выслать трех воинов, чтобы разведать силы и расположение врагов. Маршал Фландрский отрядил для этой цели трех храбрых оруженосцев, которых звали Ламбер де Ламбре (Lambert de Lambres), Дама де Бюффи (Damas de Buffy) и Жан де Беар (de Beart). Они ушли, сели в городе на своих красивых коней и поскакали по направлению к армии гентцев. Пока шло это дело, каждый человек в Брюгге готовился в бою, и все выражали страстное желание выступить вперед и сразиться с гентцами, о которых я сейчас скажу слово и расскажу, о том, как они построились.

В субботу утром Филипп ван Артевельде приказал всему войску молиться Богу, и было приказано в разных местах отслужить мессы (для этого у них с собой было несколько монахов), чтобы каждый человек исповедался и сделал другие необходимые приготовления, и чтобы они молили Бога как люди, только у него одного ищущие милосердия. Все это было сделано, мессы были отслужены в 7 разных местах. После каждой мессы была проповедь, которая продолжалась полтора часа. Монахи и священники старались в них показать великую схожесть между ними и народом Израиля, который египетский фараон столь долго держал в рабстве, и который, благодаря милости Божьей, освободился и был отведен Моисеем и Аароном в обещанную ему землю, тогда как фараон и египтяне утонули. «Таким же образом, мой добрый народ, - проповедовали монахи, - и вас держал в оковах ваш сеньор граф Фландрский, и ваши соседи из Брюгге, с которым вы теперь встретитесь и с которыми вы, вне всякого сомнения, сразитесь, ведь враги превосходят вас в числе и имеют мало страха перед вашими силами. Но не думайте об этом, ведь Бог, который может сделать все и который знает о вашем положении, проявит к вам милосердие. Поэтому не думайте ни о чем, кроме того, что вы оставили позади. Ведь вы хорошо знаете, что если потерпите поражение, то будет потеряно все. Держитесь хорошо и доблестно, и если вы должны будете умереть, то умрите с честью. Не беспокойтесь, если против вас из Брюгге выступят превосходящие силы, ведь победа дается не числом, а только если Богу угодно ее послать, и по его милости, часто бывало, как в случае с Маккавеями или с римлянами, что тот, кто сражается мужественно и полагается на Бога, наносит поражение более многочисленному войску. Кроме того, в этой войне на вашей стороне справедливость и право, что должно делать вас более храбрыми и более уверенными». Словами, вроде этих, священникам было приказано произнести проповеди войску, и эти речи доставили воинам много удовольствия. Все они причастились и все выражали великую набожность и великое смирение перед Господом. После проповедей все войско собралось вокруг небольшого холма, на который, чтобы его лучше слышали, поднялся Филипп ван Артевельде. Он обратился к ним с очень толковой речью, разъяснив им каждый пункт, по которому они правы в этой войне, и рассказал о том, как Гент часто просил прощения у графа, и никогда не мог его получить, не приняв условий, слишком тяжелых для города и для его жителей и, что теперь они зашли так далеко, что уже не могут отступать и, что если подумать, то они ничего и добьются, возвратившись назад, так как позади себя они оставили только скорбь и страдание. Потому они не должны думать о Генте, о своих женах и детях, которые в нем остались, но должны поступать только так, как подсказывает им честь. Обращаясь к ним, Филипп ван Артевельде еще долго говорил, так как он был очень красноречив и хорошо говорил, что было его достоинством, а ближе к концу он добавил: «Мои добрые друзья, здесь вы видите всю нашу провизию. Разделим ее по справедливости между собой, как братья, без всякого волнения. Ведь когда это будет сделано, то, если вы хотите жить, должны будете добыть себе другую».

С этими словами они выстроились в очень ровную очередь и разгрузили повозки, откуда достали корзины с хлебом, чтобы их разделили старосты, и две бочки вина, которые были поставлены вертикально. И у них был умеренный завтрак, каждый получил столько, сколько ему в то время было нужно, и после этого завтрака они нашли себя более решительными и более твердо стоящими на ногах, чем, если бы съели больше. Когда эта трапеза завершилась, они выстроились в боевой порядок и ушли за свои рибодо (ribaudeaus). Эти рибодо представляли собой высокие колья, обитые кусками железа, и они привыкли всегда возить их с собой. Они установили их перед фронтом своего войска и укрылись за ними.

Три рыцаря, которые были посланы графом на разведку, и нашли их в таком положении. Они приблизились к входу в эти рибодо, но гентцы не двигались и скорее обрадовались, увидев их. Рыцари вернулись в Брюгге, где застали графа в своем дворце в окружении многих рыцарей. Их с нетерпением ждали, чтобы узнать сведения, которые они должны были привезти. Они прошли сквозь толпу и стали перед графом. Они стали говорить громко, так как граф желал, чтобы это слышали все присутствующие, и они сказали, что «подошли так близко к гентскому войску, что могли вступить с гентцами в бой, если бы они того захотели. Но они оставили их с миром, и что они видели их знамена и все войско запершееся внутри своих рибодо». «И сколько их, как вы думаете?» - сказал граф. Они ответили, «что насколько они могут предположить, их может быть от 5 до 6 тысяч». «Хорошо, - сказал граф, - сейчас пускай все приготовятся, поскольку я дам им битву, и этот день не пройдет без боя». С этими словами в Брюгге загудели трубы, чтобы все вооружались и собирались на рыночной площади. Как только брюггцы туда подходили, то выстраивались под своими вымпелами, как это обычно делали, по отрядам и по приходам.

Перед дворцом графа выстроилось множество баронов, рыцарей и других воинов. Когда все были готовы, и граф вооружился сам, он явился на рыночную площадь и был сильно доволен, видя в боевом строю такое множество воинов. Затем они вышли в поход, поскольку никто не пожелал нарушить свой приказ, и в боевом порядке они вышли в поле. Затем войско двинулось вперед, удаляясь от Брюгге. Это было прекрасное зрелище, так там было свыше 40 тысяч вооруженных людей. Так, и конные и пешие, они шли в надлежащем строю и подошли близко к тому месту, где находились гентцы. Там они остановились. Было уже за полдень, когда граф и его войско прибыли на место, и солнце уже склонялось к закату. Один из рыцарей сказал графу: «Монсеньор, теперь вы видите своих врагов. Их едва ли горстка по сравнению с вашей армией, и они не могут бежать. Не давайте им бой в этот день, но дождитесь утра. Тогда у вас будет впереди целый день, и кроме того, будет больше света, чтобы лучше их видеть, а они ослабнут, так как у них нечего есть».

Граф очень одобрил этот совет и охотно бы ему последовал. Но люди из Брюгге, нетерпеливо жаждали начать бой и не стали ждать, говоря, что они быстро разобьют их и вернутся в свой город. Несмотря на приказы латников, ведь у графа было 8 сотен копий, рыцарей и оруженосцев, брюггцы начали стрелять и вести огонь из пушек.

Гентцы, собравшись в один отряд на возвышении, выстрелили разом из 3 сотен пушек, после чего обошли болото и оказались по отношению к брюггцам так, что солнце светило тем в глаза, что им сильно мешало, и обрушились на них с криком «Гент!» Как только брюггцы услышали пушки и крик гентцев и увидели, что те идут, чтобы атаковать их с фронта, они, словно трусы, открыли свои ряды и позволили гентцам пройти через них, не сделав ничего для своей защиты и, отбросив свое оружие, побежали прочь. Гентцы, которые находились в тесном строю, видя поражение своих врагов, стали наносить удары и убивать их со всех сторон. Они шли вперед быстрым шагом, крича «Гент!» и говоря «Давайте быстро догоним наших врагов, что разбиты, и войдем в город вместе с ними. Бог сегодня смотрит на нас с состраданием».

Они преследовали брюггцев с такой смелостью, что нанося удары и убивая кого-нибудь, шли вперед, не останавливаясь и не прерывая преследования, тогда как брюггцы бежали с поспешностью разбитой армии. Я должен сказать, что на этом месте было множество убитых, раненных и опрокинутых на землю, так как они не защищались, и никогда не было таких жалких трусов, как брюггцы, или таких, кто вел бы себя столь малодушно как они, после всего их высокомерия, когда они первыми вышли на бой. Некоторые могут захотеть извинить их, подозревая, что они могли совершить измену, что и стало причиной поражения. Это не так, но такого плохое и слабое поведение отозвалось на их собственных головах.

Глава 97

Брюгге взят гентской армией. Граф Фландрский спасается в доме одной бедной женщины.

Когда граф Фландрский и его латники увидели, что из-за убогой обороны брюггцев они терпят поражение, и что это нельзя никак поправить, поскольку все бегут прочь так быстро, как только могут, они сильно удивились и начали тревожиться за самих себя и удирать в разных направлениях. Правда и то, что если бы они видели какую-нибудь возможность предотвратить поражение, которое навлекли на них брюггцы, то им следовало бы предпринять какие-нибудь действия, благодаря чему они могли бы помочь им собраться вновь. Но они видели, что это безнадежно, так как те бежали к Брюгге по всем направлениям, так что ни сын не ждал отца, ни отец не дожидался своего сына.

Поэтому латники начали расстраивать свои ряды. Немногие имели желание вернуться в Брюгге, так как толпа на дороге туда была так велика, что было трудно различить жалобы раненых и изувеченных. Гентцы преследовали их по пятам, крича «Гент, Гент!» и снося все, что им мешало. Большинству этих воинов еще никогда не приходилось бывать в такой опасности. Даже графу посоветовали уйти в Брюгге, закрыть ворота и поставить у них стражу, чтобы гентцы не смогли бы ворваться в них и стать хозяевами города. Граф Фландрский не видел помощи от своих людей, которые бежали во все стороны, и так как уже была темная ночь, последовал этому совету и взял путь на Брюгге. Его знамя развевалось перед ним. Он вошел в ворота одним из первых с примерно еще 40 другими людьми, поскольку больше за ним никто не последовал. Он приказал страже оборонять ворота, если туда подойдут гентцы, а сам поскакал к своему дворцу, откуда издал прокламацию, что каждый человек, под страхом смерти, должен придти на рыночную площадь. Намерением графа было этим способом спасти город, но в этом деле он не преуспел, как вы о том сейчас услышите.

Пока граф находился на рыночной площади и посылал прислужников по цехам, от улицы к улице, чтобы жители поспешили сюда, чтобы сохранить город, гентцы плотно преследуя врагов, вместе с ними вошли в Брюгге и немедленно устремились на рыночную площадь, не поворачивая ни направо, ни налево. Они выстроились там, на площади. один из графских рыцарей, мессир Робер Маршо (Mareschaut), был послан к воротам, чтобы посмотреть, как их обороняют. Но пока граф строил планы по защите города, мессир Робер нашел ворота сорванными с петель, а гентцев - их хозяевами. Несколько горожан сказали ему: «Робер, Робер, возвращайтесь и спасайтесь, если сможете, поскольку гентцы взяли наш город». Рыцарь вернулся к графу так быстро, как только мог и застал его около дворца верхом на коне и с множеством факелов. Рыцарь рассказал ему о том, что слышал, но, несмотря на это, граф, горя желанием отстоять город, двинулся вперед к рыночной площади, но когда он въехал на нее с множеством факелов, крича «Фландрия за Льва! Фландрия за графа!», то те, кто находились около его коня и около него, увидели, что площадь полна гентцев, и они сказали ему: «Монсеньор, возвращайтесь. Если вы поедете дальше, то будете убиты, или в лучшем случае, станете пленником у своих врагов, так как они выстроены на площади и ждут вас».

Они говорили правду, так как гентцы, видя множество огней факелов на улицах, говорили: «Сюда идет монсеньор, сюда идет граф. Так он попадет в наши руки!» Филипп ван Артевельде отдал приказы своим людям, что если граф явится сюда, то надо сделать все, чтобы не нанести ему вреда, для того, чтобы он был доставлен живым и в добром здравии в Гент, где они смогли бы получить тот мир, который захотят. Граф въехал на площадь вблизи от того места, где выстроились гентцы, и тогда к нему подошло несколько человек, и сказали ему: «Монсеньор, не ходите туда. Ведь гентцы уже хозяева рыночной площади и города, и если вы поедете вперед, то рискуете попасть к ним в плен. Множество их сейчас ищут своих врагов от улицы к улице, и много брюггцев к ним присоединилось, и они ведут их от особняка к особняку, разыскивая тех, кого хотят. Вы не можете пройди ни через одни ворота без риска быть убитым, поскольку они находятся в их власти, и вы не можете вернутся в свой дворец, так как туда направилась большая толпа гентцев».

Когда граф услышал эти слова, которые, как вы можете догадаться, разбили ему сердце, он начал сильно тревожиться и увидел ту опасность, в которой оказался. Он решил последовать совету не идти дальше и спасаться самому, если это еще возможно, полагаясь только на самого себя. Он приказал погасить факелы и сказал тем, кто находился подле него: «Я ясно вижу, что дела поправить нельзя. Поэтому я разрешаю всем разойтись и спасаться, кто как может». Его приказы были выполнены. Факелы были отложены и выброшены на улицах, и все, кто находились вместе с графом, разделились и разошлись прочь. Сам он направился к темной улице, где с помощью слуги снял доспехи и, выбросив свою одежду, надел одежду слуги, сказав: «Ступай по своим делам и спасайся, если сможешь. Но молчи, если ты попадешь в руки врагов. А если они спросят тебя обо мне, то ничего им не сообщай». «Монсеньор, - ответил слуга, - я скорее умру».

Так граф Фландрский остался один и можно точно сказать, что он находился в величайшей опасности. Ведь с ним было бы покончено, если бы в этот час он случайно попал бы в руки черни. Ее толпы ходили вверх и вниз по улицам, обыскивая каждый дом друзей графа и, кого бы они не находили, то приводили к Филиппу ван Артевельде и к другим капитанам на рыночную площадь, где их сразу же предавали смерти. Его охранял только Бог, который и уберег его от этой угрозы, ведь никто никогда до него не находился в такой неминуемой опасности, о которой я здесь рассказываю. Граф внутренне оплакивал свое положение, ходя в этот поздний час от улицы к улице. Только что миновала полночь, и он не осмеливался войти ни в один дом, боясь попасть в руки толп гентцев и брюггцев. Так, слоняясь по улицам, он, в конце концов, вошел в дом одной бедной женщины, очень негодное жилье для такого сеньора, так как в нем не было ни холлов, ни комнат, но это был маленький дом, грязный и дымный, черный как гагат. Там имелась только одна бедная каморка, над которой было нечто вроде чердака, куда можно было попасть по приставной лестнице из семи ступенек. Там, на убогой кровати, спали дети этой женщины.

Граф вошел в этот дом со страхом и трепетом и сказал женщине, которая также очень испугалась: «Женщина, спаси меня. Я - твой господин, граф Фландрский. Но в данный момент я должен прятаться, поскольку мои враги ищут меня. И я великолепно вознагражу тебя за ту помощь, что ты мне окажешь». Бедная женщина хорошо его знала, поскольку она часто получала милостыню у его дверей, и часто видела его входящим и выходящим из дворца, когда он отправлялся развлекаться или ехал на охоту. Она не замедлила с ответом, в чем Бог помог графу - ведь если бы она замешкалась с ним хоть немного, то его застали бы у очага, ведущим с ней разговор. «Монсеньор, взбирайтесь по лестнице и ложитесь под кроватью, на которой спят мои дети». Так он и сделал, тогда как, она занялась у очага другим дитем, лежащим еще в колыбели.

Граф Фландрский взобрался по лестнице так быстро, как только мог, и лег между соломой и одеялом, спрятавшись и сжавшись, так чтобы его тело занимало как можно меньше места. Едва он это сделал, как какая-то толпа гентцев вошла в дом, поскольку один из них сказал, что видел человека, входящего сюда. Они застали эту женщину, сидящую у огня и нянчащее свое дитя, и они спросили у нее: «Женщина, где тот человек, которого мы видели входящим в этот дом и закрывшим за собой дверь?» «Ей-богу, - ответила она, - я никого не видела входящим сюда этой ночью. Но я только что была за дверью, чтобы вылить воды, и затем закрыла ее за собой. Кроме того, у меня нет места, чтобы спрятать его, ведь вы видите весь этот дом. Здесь - моя кровать, а дети спят наверху». После чего один из них взял факел, взобрался по лестнице и, всунув наверх свою голову, не увидел ничего, кроме жалкой кроватки, на которой спали дети. Он осмотрел все вокруг, вверху и внизу и затем сказал своим товарищам: «Идем, идем, давайте пойдем. Мы здесь только теряем время. Бедная женщина говорит правду: здесь нет ни души, кроме нее и ее детей». После этих слов они ушли из дома и отправились в другой квартал, и в этот дом не входил больше никто, у кого были дурные намерения.

Как вы можете себе представить, граф Фландрский, слышавший весь этот разговор, пока лежал спрятавшийся, пребывал в величайшем страхе за свою жизнь. Утром он мог сказать про себя, что является одним из самых могущественных государей христианского мира, а той же ночью он чувствовал себя одним из самых ничтожных. Можно правдиво сказать, что фортуна в этом мире непостоянна. Для него было удачей спасти свою жизнь, и это чудесное спасение должно было остаться в его памяти на всю оставшуюся жизнь.

Теперь мы оставим графа Фландрского и поговорим о Брюгге и о том, как преуспели гентцы.

Глава 98

Гентцы оберегают в Брюгге иностранных купцов. Граф Фландрский покидает Брюгге и возвращается в Лилль, куда уже отступили некоторые из его людей.

Одним из главных вожаков толп был Франсуа Атремен. Филиппом ван Артевельде и Пьером дю Буа ему было приказано обыскать город Брюгге и охранять рыночную площадь, пока они не найдут, что являются полными хозяевами города. Ему было особо приказано не причинять никакого вреда иностранным купцам и другим иностранцам, находившимся в это время в Брюгге, поскольку они не имели никакого отношения к их войнам. Этот приказ очень хорошо исполнялся, и ни Франсуа, ни кто-либо из его отряда не нанес ни малейшего среда иностранцам. Поиски гентцев особенно касались членов четырех гильдий: производителей жакетов, стекольщиков, мясников и рыбаков. Они решили предать смерти всех членов этих гильдий, каких найдут, из-за того, что те были сторонниками графа Фландрского в Ауденарде и в других местах. Они искали их повсюду и когда находили кого-нибудь, то убивали без жалости. Этой ночью одним за другим было убито 12 сотен человек, и было совершено множество убийств и грабежей, о которых так никогда и не узнали. Несколько домов было разграблено, а женщины и девушки изнасилованы, сундуки были взломаны, и были совершены различные злодеяния, так что самые бедные члены гентской армии стали очень богатыми.

В понедельник утром счастливые новости о поражении графа и его армии были доставлены в Гент, о том, что их люди не только одолели врагов, но еще и захватили город Брюгге, хозяевами которого они теперь стали. Вы можете себе представить радость, испытанную людьми, которые только что пребывали в великом горе. Они устроили многочисленные процессии в церквях, чтобы отблагодарить Бога за то милосердие, что он им оказал и за ту победу, что он дал их армии. Каждый день приходили добрые вести, которые их так радовали, что они едва понимали что происходит. Я должен упомянуть, что если бы сеньор де Арзель, который оставался в Генте, вышел бы из города в это воскресенье или утром в понедельник с 3 или 4 тысячами людей к Ауденарде, то он сразу же занял бы этот город. Гарнизон пребывал в таком оцепенении от успехов гентцев, что уже почти покинул город, чтобы спасаться в Эно или куда-нибудь еще, и его воины и готовились так поступить. Но когда они увидели, что гентцы не подошли, и о них нет никаких вестей, то вернули себе свою смелость. Бывшие там рыцари, вроде мессира Жана Бернажа (Bernage), мессира Тьерри дю Бана (du Ban) и мессира Флёриана де Эрле (Fleuriant de Heurlee) охраняли и успокаивали воинов гарнизона до тех пор, пока не прибыл посланный туда графом мессир Дамо де Алуен (Damos de Haluin), о чем я еще расскажу, когда подойду к этому времени.

Никогда люди не вели себя по отношению к своим врагам лучше, чем гентцы по отношению к брюггцам, никогда никто не вел себя так великодушно по отношению к завоеванному городу. Они не причиняли никакого ущерба никому из членов малых гильдий, хотя против них и было очень много упреков. Когда Филипп ван Артевельде, Пьер дю Буа и другие капитаны увидели, что являются полными хозяевами этого города, они издали от своего имени прокламацию, чтобы все разошлись по своим домам, чтобы никто не врывался ни в один дом и не грабил его, и чтобы никоим образом не возникало никакого насилия. И все это под страхом смерти.

Затем они стали узнавать, что стало с графом. Одни говорили, что он покинул город в субботу ночью, другие - что он все еще находится в Брюгге, но спрятался так хорошо, что его не могут найти. Капитаны гентской армии не уделили ему много внимания, поскольку они были настолько обрадованы своей победой, что ничего не думали ни о каком графе, бароне или рыцаре во Фландрии, и считали себя столь могущественными, что им должен повиноваться весь мир. Филипп ван Артевельде и Пьер дю Буа рассудили, что когда они покидали Гент, то оставили в нем лишь немного провизии, так как в городе не было ни зерна, ни вина. Они немедленно отрядили большой отряд в Дамм и Слейс, чтобы занять эти города и взять находившееся в них продовольствие, чтобы обеспечить едой своих сограждан в Генте. Когда этот отряд прибыл в Дамм, то ворота были распахнуты, и город сдался, вместе со всеми находившимися в нем людьми. Они распорядились достать из подвалов вина из Пуату, Гаскони и Ла-Рошели, и из других дальних стран, в количестве 6 тысяч бочек, которые они погрузили на повозки и послали в Гент сушей, а также и в лодках по реке Лис.

Затем они отправились к Слейсу, который сразу же им покорился и распахнул ворота. Они нашли там огромное количество бочонков с зерном и мукой на кораблях и на складах иностранных купцов и, заплатив за все, послали их сушей и водой в Гент. Так, благодаря милости Божьей, Гент избавился от голода. Иначе и не могло быть, и гентцы должно это хорошо помнить. Ведь совершенно ясно, что им помог Бог, когда 5 тысяч голодных людей разбили 40 тысяч, причем у их же собственных дверей. Они и их вожди должны были бы стать смиренными, однако они ими не стали, но только возросла их гордость, до такой степени, что Бог разгневался на них и покарал их глупость раньше, чем истек этот год, как о том будет рассказано в ходе этой истории, в назидание всему остальному миру.

Мне говорили, и я верю своему доброму источнику, что граф Фландрский бежал из Брюгге в воскресенье вечером, когда уже было темно. Я не знаю, как он это сделал, и помогал ли ему кто в этом, но я полагаю, что кто-то помог. Он вышел из города пешим, одетым в убогий жакет, и когда оказался за городом, то был совершенно счастлив, так как избежал крайней опасности. Он почти сразу же заблудился и, подойдя к терновому кусту, задумался, куда идти дальше. Ведь он не знал ни дорог, ни окружающую местность, так как никогда раньше не путешествовал пешком. Он лег, спрятавшись под кустом, и услышал, как кто-то что-то говорит. Это случайно оказался один из его рыцарей, который был женат на его внебрачной дочери. Его звали мессир Робер Маршо (Mareschaut). Граф, услышав по голосу, что он едет мимо, сказал ему: «Робер, это ты?» Рыцарь, который хорошо знал его голос, ответил: «Монсеньор, я за Вас сегодня сильно беспокоился, ведь я ищу Вас повсюду вокруг Брюгге. Как вам удалось бежать?» «Идем, идем, Робер, - сказал граф, - сейчас не время рассказывать о приключениях. Постарайся достать мне коня, поскольку я устал, идя пешком, и мы поедем по дороге в Лилль, если ты знаешь, где она». «Монсеньор, - ответил рыцарь, - я хорошо это знаю». Затем они шли всю ночь и утро до зари, прежде чем сумели достать лошадь. Первое животное, что им удалось найти, была кобыла, принадлежавшая бедняку в одной деревне. Граф сел на кобылу без седла и уздечки и ехал весь понедельник, приехав к вечеру к замку Лилль, куда отступила большая часть тех его рыцарей, которым удалось спастись после битвы при Брюгге. Они добирались, как могли, кто пешим, другие верхом, но все следовали не этой дорогой. Некоторые отправились по воде в Голландию и Зеландию, где и остались, пока не получили более хороших новостей.

Мессиру Ги де Гистелю (Guistelles) повезло оказаться в лучшем положении. Он застал в Зеландии графа Ги де Блуа в одном из его городов, и тот его великолепно принял и дал ему необходимые средства, что тот вновь вооружился и экипировался, позволяя оставаться при себе столько, сколько он сам того захочет. Аналогичным образом и другие потерпевшие поражение рыцари заново вооружались своими сеньорами, к которым они бежали. Те принимали в них большое участие, что и было справедливым, ибо нобли и дворяне должны помогать и ободрять друг друга.

Глава 99

Поведение гентцев в Брюгге. Им сдаются все города Фландрии за исключением Ауденарде.

Новости о поражении графа Фландрского и города Брюгге от гентцев распространились по всем странам. Многие этому радовались, особенно простые люди. Народ в главных городах Брабанта и епископства Льежского был так тесно связан с гентцами, что им это было тем более приятно, что частично это было и их собственным делом. Народ в Париже и Руане также был доволен, хотя и не решался показывать это открыто. Когда папа Климент прочитал об этих новостях, то немного задумался, а затем сказал, что это поражение - розга от Бога, чтобы предостеречь графа, и что Бог послал ему это бедствие за то, что он восстал против него. Некоторые великие сеньоры во Франции и в других странах говорили, что граф не был достаточно благочестив, раз он испытал такую потерю. Ведь его самонадеянность была такова, что он никогда не ценил и не любил никого из соседних сеньоров, даже великих, ни короля Франции, ни других, если они не были с ним согласны. По этой причине они мало ему сочувствовали в его несчастье. Так это случилось, и как говорит пророчество «К тому, кому выпадает несчастье, все поворачиваются спиной».

В частности, городе Лувен выказывал большую радость от победы гентцев и несчастье графа, поскольку сам он враждовал со своим сеньором, герцогом Брабантским, который намеревался вести против него войну и сломать его ворота, но лувенцы полагали, что ему было лучше оставаться спокойным. В Лувене открыто говорили, что если бы Гент так близок от них, как Брюссель, то они вступили бы с ним в тесный союз. Все эти речи доставлялись герцогу и герцогине Брабантским, но им приходилось закрывать на это глаза и уши, поскольку было не то время, чтобы обращать на это внимание.

Во время своего пребывания в Брюгге гентцы сделали много нового. Они решили срыть двое ворот и стены и заполнить ими рвы, чтобы жители не могли поднять восстание. Они также решили, что когда уйдут прочь, то возьмут с собой в Гент 500 лучших граждан, чтобы держать город в большем страхе и повиновении. Пока их вожди занимались разрушением ворот и стен и засыпкой рвов, были посланы отряды в Ипр, Куртре, Берг, Кассель, Поперинге, Бурбур и во все города и замки во Фландрии, расположенные на морском побережье и находящиеся в зависимости от Брюгге, чтобы привести их к своей власти. Было приказано, чтобы оттуда, в знак покорности, привезли или переслали ключи от всех замков и городов. Повиновались все, так как никто не осмеливался противостоять гентцам, и в соответствии с полученными вызовами, их представители ехали в Брюгге к Филиппу ван Артевельде и Пьеру дю Буа. Эти двое в своих прокламациях именовали себя главнокомандующими, но особенно Филипп ван Артевельде, который принял руководство правительством Фландрии, и во время своего пребывания в Брюгге он держал себя словно государь. Во время обеда и ужина перед ним ежедневно играли менестрели, и он ел на серебряной и золотой посуде, как если бы это он был графом Фландрским. В самом деле, он мог хорошо жить в этой величественной манере, так как завладел всей посудой, как золотой, так и серебряной, которая ранее принадлежала графу, а также и его украшениями и убранством его апартаментов, которые были найдены в графском дворце в Брюгге, откуда ничего не было спасено.

Отряд гентцев был послан в Марль, красивый дом, принадлежавший графу и расположенный в полулье от Брюгге, и там он совершили все виды насилий. Гентцы разрушили дом и сломали купель, в которой крестился граф и, нагрузив повозки всем, что было там ценного, золотом, серебром или драгоценными украшениями, отослали их в Гент. В течение целых двух недель ежедневно свыше 2 сотен повозок уезжали и возвращались из Брюгге в Гент с неисчислимой добычей, которую захватили в Брюгге Филипп ван Артевельде и гентцы. Она была так велика, что трудно было бы оценить ее стоимость.

Когда гентцы сделали все, что хотели сделать с Брюгге, они отослали в Гент 500 главных горожан, чтобы оставить их в качестве заложников. Франсуа Атремен и Пьер ле Нюйте эскортировали их с 1000 своих людей. Пьер дю Буа оставался губернатором Брюгге, пока стены, ворота и рвы не были полностью сровнены с землей. Затем Филипп ван Артевельде ушел оттуда, взяв путь на Ипр, где, по прибытии, был встречен людьми всех сословий и принят с великой честью, как если бы он был их прирожденным сеньором, который в первый раз приехал посмотреть свою вотчину. Все согласились ему повиноваться. Он обновил полномочия мэра и шерифов и установил новые законы. Затем приехали люди из мест, зависимых от Ипра, Касселя, Берга, Бурбура, Фюрне, Поперинге, которые покорялись ему, клялись в верности и приносили оммаж, словно своему сеньору, графу Фландрскому.

Когда он полностью уверился в их покорности и, проведя 8 дней в Ипре, то уехал оттуда и отправился в Куртре, где был принят с великой радостью. Он пробыл там 5 дней и послал оттуда свои повестки в Ауденарде, приказывая жителям города явиться и подчиниться ему, поскольку они сильно рискуют, видя, как все обратились лицом к Генту, и только они одни остаются к нему спиной. Посланники также ясно им сказали, что если они не сделают того же, что сделали остальные, то это может стать причиной того, что город будет немедленно осажден, и что осада не будет снята, пока город не будет взят, а все они не будут преданы мечу. Когда эти повестки были доставлены в Ауденарде, его губернатор, мессир Дамо де Алуен, отсутствовал, и там находилось только три вышеупомянутых рыцаря. Они с горячностью ответили, «что их не испугают угрозы сына пивовара, и что они не могут сдаться и не сдадутся, и никоим образом не умалят вотчину своего сеньора, графа Фландрского, но, что будут охранять и оборонять ее, пока живы». Такой ответ посланники доставили назад в Куртре.

Комментарии

1. Граф был женат на одной из ее сестер.

2. Слова Фруассара в переводе лорда Бернерса: «Но, судари, я не смог понять из слов его советников, что позорной казни и тюремному заключению не подвергнется большинство людей, что придет туда в этот день». М-р Джонс, видимо следовал другой копии, но вариант, который он принял, не кажется очень понятным. - Изд.

3. 3 мая

Текст переведен по изданию: Froissart, J., Chronicles of England, France, Spain and the adjoining countries: from the latter part of the reign of Edward II to the coronation of Henry IV, Translated from the French, with variations and additions, from many celebrated MSS by Thomas Johnes, Esq. New York: Leavitt & Allen, 1857

© сетевая версия - Thietmar. 2017
© перевод с англ. - Раков Д. Н. 2017
© дизайн - Войтехович А. 2001