СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

ЛЕВ ДИАКОН. ИСТОРИЯ

Пер. Μ. Μ. Копыленко, ст. Μ. Я. Сюзюмова, коммент. Μ. Я. Сюзюмова, С. А. Иванова, отв. редактор член-корр. АН СССР Г. Г. Литаврин. Μ.: Наука, 1988

Как известно, у книг бывают трудные судьбы. На долю этой книги трудная судьба досталась еще до выхода в свет. Перевод сочинения Льва был выполнен Μ. Μ. Копыленко еще в 50-х годах, но долго ждал своего редактора и комментатора. Эти обязанности принял на себя в 1972 г. профессор Μ. Я. Сюзюмов, однако довести дела до конца не успел, недописанный комментарий дополнил С. А. Иванов, и вот наконец в 1988 г. стараниями Г. Г. Литаврина и С. А. Иванова в серии «Памятники исторической мысли» появился наконец этот ставший уже коллективным труд.

«Русский» Лев Диакон безусловно необходим нашим ученым и интересующимся историей читателям. Дело не только в том, что «История» Льва — один из важнейших византийских источников, в том числе по нашей отечественной истории. Это произведение также и весьма знаменательная веха в развитии исторической мысли и литературы. Впрочем, последнее утверждение разделяется далеко не всеми, и в том самом «Византийском временнике», для которого пишется эта рецензия, П. О. Карышковский, выражая отнюдь не только свои личные взгляды, назвал Льва Диакона «посредственным историком-подражателем» ¹. Настоящее издание позволит вынести суждение о Льве гораздо большему кругу специалистов, и их мнение, можно надеяться, не совпадет с суждением П. О. Карышковского.

Книга состоит из вводных замечаний редактора, полного перевода текста [266] «Истории» и «Дополнений» (их составляют переводы энкомия Льва Диакона Василию II, отрывков из сочинения Продолжателя Феофана, «Книги церемоний» Константина Багрянородного, так называемого «Ватиканского анонима», «Хронографии» Скилицы, стихов Иоанна Геометра, а также фрагментов «Повести Временных лет» — все эти тексты тематически связаны с «Историей» Льва Диакона), статьи «Лев Диакон и его время», комментария и библиографии.

Как видно уже из простого перечня, издательство «Наука» выпустило на русском языке настоящий компендиум по истории византийского региона конца X в. Книга действительно выполняла бы эту роль, если бы не существенный недостаток, винить в котором надо в первую очередь издателей: в книге нет ни одного указателя. Таким образом, всякая попытка быстро отыскать нужное место, сравнить сведения об одном и том же герое, событии, географическом пункте заранее обречена на неудачу. Если при этом учесть, что сколько-нибудь дельного указателя нет и в «боннском корпусе», с текста которого делался перевод, этот недостаток станет еще очевидней. Следовало бы заранее договориться о том, что подобные издания вообще не могут выходить без указателя, а в случае уж очень сильного диктата издателей авторы должны были бы поступиться любыми страницами (разумеется, кроме самого перевода «Истории»), только не указателями.

Перевод, выполненный Μ. Μ. Копыленко и отредактированный С. А. Ивановым, в целом ясен и точен. Рецензент сравнил с оригиналом русский текст двух книг (второй и шестой) и может представить промахи, обнаруженные им в результате пристрастного чтения. В двух случаях обнаружены пропуски отдельных частей фраз оригинала (ᾧ χαὶ περισπάσας τὴν τῶν ‛Ρωμαίων ὁρμήν. — р. 23.3-4 по боннскому корпусу — и τὸν ἵππον τε σφοδρῶς χεντρίσαι τοῖς μύωψι — р. 108.2). Слова: «...они (критяне. — Я. Л.) долгое время благоденствовали, пользуясь милостивым расположением судьбы и не испытывая никаких бедствий, которые, подробно керам, несет с собой переменчивое течение времени» (с. 18-19) — переведены неточно, ибо под «керами» вряд ли здесь, как утверждается в комментарии, понимаются довольно экзотические античные богини. Скорее всего, слово это использовано в нарицательном смысле и значит «горести». Да и вообще в этой фразе не «переменчивое течение времени» уподобляется «богиням керам», а «горести» («керы») служат синонимом и уточнением «бедствий» (ὡσανεί τὶνας χῆρας — р. 27.15).

На той же странице переводчик, по нашему мнению, неправильно переводит слова: ἐπἰ τἠν χώραν αὖϑις ἀπῆγε τὴν δύναμεν (ρ. 27.22) (речь идет о Никифоре Фоке, захватившем столицу Крита) как «вывел свое войско в новые области». Видимо, имеется в виду не «новые области», а сельская округа города. Таково обычное значение слова χώρα, вполне пригодное и в этом контексте.

По нашему мнению, нет необходимости переводить βωμολοχία (р. 24.23) как «вымогательство у алтаря». Свой этимологический смысл это слово потеряло уже в далекой античности и означает не более как «шутовство» или «балагурство».

Остальные замечания носят в известном смысле «вкусовой» характер. Нужно ли вводить в русский язык слово «техниты» (греч. τεχνίται. — р. 16.21), которого нет ни в одном словаре. То же самое относится и к «катархонтам» (греч. χατάρχων). Не проще было бы именовать их «мастерами» и «военачальниками». Не следует ли выражение: τὸ ψυχίδιον ’ἀποφυσῆσαν (р. 25.7) — передать как «испустил душонку», а не «испустил дух», чтобы донести до читателя уничижительный смысл подлинника, и надо ли греческое τοι γαροῦν передавать канцелярским «исходя из этого»?

Характер замечаний говорит сам за себя. Бедность наших претензий свидетельствует о высоком уровне адекватности перевода. Впрочем, одно замечание носит все-таки более или менее принципиальный характер. Необходимые по смыслу, но отсутствующие в оригинале слова переводчик нередко заключает в квадратные скобки. Эти скобки уместны только в буквальном переводе или подстрочнике. Ни тем, ни другим, к счастью, перевод «Истории» Льва Диакона не является. Если бы переводчик стал последовательно употреблять квадратные скобки, ему пришлось бы заключить в них добрую треть текста. Не логичнее ли вовсе отказаться от скобок?

Комментарий хорошо дополняет перевод. Его авторам удалось избежать двух крайностей: фрагментарного комментирования случайно выбранных мест, с одной стороны, и скучной демонстрации эрудиции по любому поводу — с другой. Статьи комментария почти всегда «работают», ибо дают необходимые разъяснения к тексту и в то же время во многих случаях вводят в научную проблематику, связанную с тем или иным пассажем.

Особое место не только в книге, но и в истории отечественной византинистики занимает большая статья Μ. Я. Сюзюмова «Лев Диакон и его время». Она вышла уже после смерти автора и как бы венчает собой научную карьеру ученого. [267] Вспомним, первая печатная работа Михаила Яковлевича появилась более шестидесяти лет тому назад и тоже была посвящена Льву ², в 1971 г. профессор Сюзюмов опубликовал весьма важную работу о мировоззрении Льва ³, и таким образом «тема Льва Диакона» проходит через все научное творчество покойного ученого. Статья носит монографический характер (состоит из разделов «Византийское общество», «Биография Льва Диакона», «Источники», «Рукописи «Истории» Льва Диакона») и подводит итог многолетней работе ученого. В первом разделе дается квинтэссенция взглядов Михаила Яковлевича Сюзюмова на византийское общество. Эти воззрения неоднократно становились предметом обсуждения. Здесь не место вновь затевать дискуссии. Скажем только, Михаил Яковлевич Сюзюмов, ученый, обладавший своим независимым воззрением почти на каждый факт византийской истории, исследователь необыкновенно личностный, воплотил в себе все сильные стороны, но в то же время и некоторые из издержек советской медиевистики. Его анализ социально-экономических процессов в византийском обществе, поражающий логикой и силой аргументации, сочетается со стремлением слишком тесно связывать творчество Льва с социальными и даже экономическими аспектами истории. Стоит ли, например, упрекать средневекового историка в том, что «он не понял основных проблем современного ему общества» и «обратил внимание лишь на порочные методы формирования крупного землевладения и на развитие социального гнета, рассматриваемого им, однако, лишь как проступки отдельных лиц» (с. 138). Правомерно ли утверждение, что «почти вся «История» Льва Диакона сосредоточена на повествовании о деятельности феодализирующихся магнатов, на их экспансии и на их отношении к императорской власти» (с. 138-139). Воистину не только средневековые, но и современные авторы неотделимы от своей эпохи, и чем ярче ученый, тем четче отражает он черты своего времени!

Раздел о биографии Льва Диакона, пожалуй, наиболее полный свод данных по этому вопросу, существующий в настоящее время в византинистике. Собственно, почти все сведения о биографии историка фактически заимствуются из текста его сочинения, а выводы исследователей — не более как относительно произвольная комбинация этих данных. Вот почему большое число фраз этого раздела Μ. Я. Сюзюмов начинает осторожными «возможно», «можно думать», «не исключено» и т. п. Ученый объективно изложил мнение своих предшественников, осторожно взвесил все «за» и «против», привел разные гипотезы, не скрыв возможных возражений, и в определенном смысле «закрыл тему» до обнаружения каких-либо новых данных. Такой же характер имеет и глава о рукописях сочинения Льва Диакона. Сколь решителен Μ. Я. Сюзюмов в решении вопросов социальной истории Византии, столь осмотрителен он при обсуждении источниковедческих проблем.

Раздел об источниках «Истории» Льва Диакона, по нашему мнению, раскрывает еще одну особенность научного почерка профессора Сюзюмова. Как уже говорилось, более шестидесяти лет назад проблеме источников «Истории» молодой Михаил Яковлевич посвятил свою первую научную публикацию, где доказывал существование общего источника для первых пяти книг сочинения Льва и соответствующих разделов «Хронографии» Иоанна Скилицы. Идеи юного исследователя нашли признание специалистов, в том числе столь авторитетных, как Ф. Дэльгер, Д. Моравчик, А. Каждан. Как это ни покажется странным, в рецензируемом издании Μ. Я. Сюзюмов не настаивает на своей уже «апробированной» идее, а очень осторожно говорит о причинах возможного совпадения текстов Льва Диакона и Скилицы. Видимо, зародившиеся сомнения (нам кажется вполне обоснованные) заставляют ученого проявить столь строгую щепетильность.

На одном разделе статьи Μ. Я. Сюзюмова следует остановиться подробнее уже хотя бы потому, что книга появилась в серии «Памятники исторической мысли». Этот раздел — «Мировоззрение Льва Диакона» и особенно та его часть, где говорится об исторических концепциях византийского писателя.

Вновь напоминаем: о мировоззрении Льва Диакона М. Я. Сюзюмов уже писал в 1971 г., и текст рецензируемого раздела книги и в этом случае совсем не совпадает с прежней публикацией. Оценивая исторические взгляды Льва, Μ. Я. Сюзюмов исходит из своего кардинального представления о византийской цивилизации как о сплаве, синтезе античных и христианских элементов. «Византийское государство представляло собой синтез античности с христианством», — прямо пишет Михаил Яковлевич в разбираемой книге (с. 151). Этот тезис представляет собой теоретическую базу оценок Μ. Я. [268] Сюзюмовым мировоззрения всех византийских писателей, в том числе и взглядов Льва Диакона на движение истории. С одной стороны, рассуждает Μ. Я. Сюзюмов, Лев признает беспредельную власть античной богини судьбы или случая Тихи над земными делами, и в этом нет ничего христианского, с другой стороны, Лев неоднократно отмечает вмешательство в течение жизни божественного промысла, что уже полностью соответствует христианской идеологии. Действительно, античная Тиха и христианский Промысел действуют в «Истории» Льва Диакона почти «на равных». Но что это за странный симбиоз, а тем более синтез несовместимых компонентов? А если и синтез, то не должно ли возникнуть в нем новое качество, отнюдь не сводимое к простой сумме компонентов? К сожалению, сторонникп теории «синтеза» на эту сторону дела обращают очень мало внимания. Впрочем, не станем занимать места общими проблемами, посмотрим, как «античная» Тиха и «христианский» Промысел сосуществуют в мировоззрении Льва Диакона, действительно ли являются взгляды Льва простым сочетанием античных и христианских элементов. И прежде зададимся вопросом, что конкретно имел в виду Лев Диакон под обоими понятиями, как и в каком смысле используются они в его сочинении. Начнем с Промысла. Как известно, Промысел (Πρόνοικ) — прежде всего функция Бога, и в ранней византийской хронистике в подавляющем большинстве случаев это понятие употребляется с уточняющим определением πρόνοια ϑεοῦ. На этом фоне обращает на себя внимание то обстоятельство, что у Льва, в отличие от его предшественников, πρόνοια употребляется «абсолютно» (Leo Diac. 12.12; 23.18; 42.8; 43.18; 69.19; 105.29 etc.) и только дважды в сопровождении «уточняющих» эпитетов (ἡ ϑεία πρόνοια. — Ibid. 167.3; 173.4-5). He следует ли отсюда сделать вывод, что πρόνοια в сознании Льва приобретает более абстрактный и даже философский характер по сравнению с прежней христианской историографией. Абстрактизация, если угодно, философизация представлений о высшей трансцендентной силе, правящей земными событиями, отражается, видимо, и в том, что ϑεός, бог почти во всех случаях уступает у Льва место деконкретизированному τὸ ϑεῖον — «божество» (см., например: Ibid. 128.5; 129.9 etc.), а в иных случаях и ἡ χρείττονον ῥοπή или просто ὁ χρείττων. Нередко, безусловно, выбор того или иного слова для обозначения высшей направляющей силы может зависеть от стилистических и иных побочных причин, а сами эти слова можно было бы рассматривать как простые синонимы. И это было бы действительно так, если бы речь шла об отдельных случаях, а не о сравнительно массовом материале и, следовательно, некоей тенденции, проявляющейся в произведении. Промысел у Льва настолько абстрактизирован, настолько отдален от земных дел, что играет сравнительно малую роль в изображении земных событий. Картина мира в «Истории» Льва весьма отлична от элементарной, но вполне упорядоченной системы его предшественников, где Бог управлял течением земных дел, карал грешников и воздавал праведникам. Главное, что видит Лев в окружающем его мире, — постоянная изменчивость, непредсказуемость и непредвиденность всего земного. «Ничто человеческое не остается незыблемым и недвижным, но превратно все и скоротечно и, наподобие игральных кубиков, обращается и поворачивается разными сторонами» (Ibid. 47.17). Приведенная жалоба (в ней, конечно, не найдет ничего оригинального человек, сколько-нибудь начитанный в античной литературе) — только одна из многих аналогичных, которыми пестрит текст произведения. Это представление о зыбкости и непредсказуемости всего земного естественным образом ассоциируется у Льва с образом античной богини Тихи, неоднократно появляющейся на страницах его книги. Широко распространенная в поздней античности, преданная проклятию благочестивыми византийцами, Тиха вновь возрождается у Льва Диакона, чтобы стать на этот раз олицетворением, а в ряде случаев и простым синонимом ненадежности и нестабильности земных дел. Подчеркнем еще раз, не соединение античного и христианского характеризует мировоззрение Льва, а его представления о мире в определенной мере облекаются в уже готовые античные формы (этот «античный маскарад» характерен для многих эпох и регионов). Весьма любопытно также «этическое» разграничение у Льва функций Тихи и Промысла. Тиха споспешествует героям «отрицательным», Промысел благоволит к положительным ⁴. [269]

Вообще, с нашей точкп зрения, мировоззрение и мироощущение Льва Диакона нуждаются в пристальном внимании. Напомним, Лев первый после VII в. византийский историк с ярко выраженной субъективной позицией и четкими непосредственно выражаемыми взглядами, явно более сложными и оригинальными, нежели «соединение античного и христианского».

Остается выразить горькие сожаления, что наши аргументы уже не в состоянии парировать сам профессор Сюзюмов. Он наверняка был бы рад услышать возражения своим взглядам. Михаил Яковлевич был увлекающимся полемистом и лучше других понимал, что только в споре рождается истина.

Я. Н. Любарский.

Комментарии

1. Карышковский П. О. Балканские войны Святослава в византийской литературе // ВВ. 1953. T. VI. С. 53.

2. Сюзюмов Μ. Я. Об источниках Льва Дьякона и Скилицы // Византийское обозрение. 1916. Т. 2.

3. Сюзюмов Μ. Я. Мировоззрение Льва Диакона // АДСВ. 1971. T. VII.

4. Особенно наглядно это проявляется в речи Никифора Фоки, где все успехи арабов объясняются «мерзостью Тихи» (μοχϑηρία Τύχης), а успехи христиан — действием Промысла (Leo Diae. 12.5 и след.). Более подробно о взглядах Льва Диакона на движение истории см. наши соображения: Ljubarskij J. Homme, Destin, Providence // La Philosophie grecque et sa apportée culturelle et historique. Moscou, 1985.