СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

Продолжатель Феофана.

ЦАРСТВОВАНИЕ РОМАНА, СЫНА КОНСТАНТИНА БАГРЯНОРОДНОГО

1. Император Роман остался автократором после смерти своего отца Константина Багрянородного, будучи 21 года от роду, причем его сыну Василию Багрянородному был один год; вместе с матерью Еленой и женой Феофано он вступил на престол шестого ноября шестого индикта, в год от сотворения мира шесть тысяч четыреста шестьдесят девятый (Дата неверна; выше сказано, что Константин умер в третий индикт, т. 6468 г.). И тотчас же спальников и приближенных слуг своего отца почтив достоинством патрикиев и протоспафариев и возвысив другими чинами, обогатив из казны, удалил из императорского дворца. Он подобрал других лиц и назначил их управляющими делами и первыми в синклите, причем Иосифа патрикия, препозита и друнгария флота, он скоро почтил саном паракимомена и предоставил ему всю власть и заботу о подданных. Протоспафария Иоанна по прозванию Хирин [Роман] назначил патрикием и великим этериархом, поручив ему охранять государя от подозрительных людей. И из сакеллариев назначил эпархом города протоспафария Сисиния, очень умного и способного к ведению государственных дел, которого очень скоро возвел в звание патрикия и на должность логофета геникона, а эпархом города вместо него сделал патрикия Феодора по прозванию Дафнопат из военных чинов. Именно этот Сисиний, будучи эпархом города, своей справедливостью и законностью прославил священный преторий (Высший суд в городе). И можно было видеть, как [100] вокруг его судейского кресла стояли те, которые приводили доводы и отвергали обвинения в повторных процессах и при пересмотре приговоров по недоказанным обвинениям, и поэтому [у Сисиния] каждый сам собой мог добиться справедливости при неправедных обвинениях. Но самодержец дал эпарху помощников по выбору и свидетельству и паракимомена Иосифа, и эпарха Сисиния, а именно асикрита Феофилакта по прозванию Матцитпик и Иосифа, спафарокандидата и судью, которого потом сделал логофетом претория. Они при благосклонном к ним отношении со стороны эпарха очень много сделали полезного государству.

2. Теперь следует рассказать относительно державных забот государя. Тотчас же были направлены дружественные грамоты ко всем высоким должностным лицам и императорским стратигам ромеев, а также [повелителям] Болгарии и народов Запада и Востока, и все воодушевленно прославляли самодержца с [пожеланиями] счастья и [надеждой на] благосклонность, и приносили изъявления в своей дружбе и мире.

Нужно сказать и о гражданах. Император Роман полюбил [ту страну] которая дана ему в управление, словно родительницу, и выше всего в ней он ставил [знатные] роды. Поэтому он выделил благородную по происхождению и чистокровную знать и возвысил, одних почтив титулами, а других великолепными пожалованиями. Иногда он делал их сотрапезниками, раздавал деньги, еще сильнее привлекая их пылкую преданность, предпочитая множеству сторожей и охранников — их благорасположение.

3. Сестер своих, Зою, Феодору, Агату, Феофано и Анну, он из императорского дворца выселил в [помещение] Каниклея, где августа София, жена императора Христофора, после пострижения вела монашескую жизнь, — и велел постричь в монахини. Елена, мать Романа, и эти [сестры] рыдали и умоляли, сжимали друг друга в объятиях и висели на шее, хотя и ничего не добились бессмысленными и пустыми слезами. Император через немного дней снова их переселил: Зою, Феодору и Феофано он определил в [монастырь] Антиоха, Агату же отправил в монастырь, основанный и построенный Романом, царствовавшим в то время, дедом императора, и постановил обслуживать их так, как полагалось во дворце.

4. Доместика схол Никифора Фоку он почтил саном магистра и послал на Восток против отрицающих Христа. И его брата, патрикия Льва, он назначил стратигом, а немногим позднее его же назначил магистром и доместиком Запада. И можно было видеть, как государь стал развлекаться, проводя все время в деревнях в псовых охотах и гоне. Он почти полностью устранился от императорского дворе, и предоставил двум братьям всю заботу о войске, а сам веселился и развлекался на охоте вне Византия, постоянно находясь вместе с такими же молодыми льстецами и сводниками, дававшими дурные советы. [101]

5. Но разве мог кто-либо сказать что-нибудь в отношении энергии, прямоты и храбрости государя, его мужества и доброты? В один и тот же день он восседает в ипподроме, присутствует на заседании синклита и совершает пожалование денег, а под вечер проводит время в циканистирии, играя в мяч с хорошо обучившимися и опытными лицами и часто их побеждает, затем удаляется в предместье Анорат и, проведя там псовую охоту, захватывает четырех громадных кабанов, и вечером возвращается во дворец! Он был еще молод, крепок телом, с русыми волосами, прекрасными глазами, с продолговатым носом, с розовым цветом лица, очень красив и приятен в разговоре, стройный станом, как кипарис, широкоплечий, спокойный и приветливый, так что этим человеком восхищались и удивлялись все. И все общество разделяло с ним радость, поскольку [его правление было] благополучно и он был победителем [враждебных] народов. И в Византий обильно доставлялись и хлеб и продовольствие.

6. У императора Романа после смерти его родился еще один сын, которого назвали Константином и который немного спустя был коронован патриархом Полиевктом на амвоне [храма] святой Софии. А августа Елена [мать Романа] лежала больной во дворце и радовалась за государя [сына]! Страдая от болезни долгое время, она благочестиво умерла 19 сентября. [Император] почтил ее как императрицу, она лежала на обитом золотом ложе, украшенном жемчужинами и драгоценными каменьями; в погребальном шествии впереди шел синклит, она была похоронена в том монастыре, который построил ее отец император Роман, [в монастыре] находившемся у Мирелея, в усыпальнице, рядом с гробом ее отца.

7. И после этого государь благотворный, приятный, приветливый и какими только хвалебными именами его ни назвать, приказал магистру и доместику схол Никифору Фоке отправиться на Крит с большой военной силой и снаряжением и с флотом из военных кораблей [снабженных] жидким огнем.

Ведь критяне ежегодно причиняли ромейской земле много ущерба, бедствий и порабощений с тех пор, когда они этот великий остров осквернили [своей властью]. Ведь овладели им они еще при Михаиле Аморийском, отце Феофила, когда войска отправились против восстания и тирании Черного Фомы, некогда бывшего приятелем Михаила, — ведь больше, чем три года тиран властвовал во Фракии и Македонии. И вот тогда, найдя удобное время, явились из Испании сарацины с громадным флотом военных кораблей и захватили остров; так что они имели его в своем владении и власти вплоть до того дня, когда были разбиты магистром и доместиком Никифором Фокой, итого сто пятьдесят восемь лет.

8. И поэтому автократор Роман, побуждаемый божественным рвением, по совету и благоразумию паракимомена Иосифа, изо [102] всех мест страны собрав суда и военные корабли с жидким огнем и отборное войско из фракийцев, македонцев и славян, решил послать их против Крита. Из синклитиков, являвшихся его доверенными помощниками, многие возражали против похода на Крит, напоминая государю о походах предыдущих императоров, о мятежах, о потерях бесчисленных богатств, ни к чему не приведших, особенно при благочестивом священной памяти императоре Льве и при Константине Багрянородном: сколько затрачено было средств и сколько людей погибло; их страшили опасности, которыми грозило море и многочисленные союзники — соседи сарацин, и [возможный] поход испанцев и африканцев, и распространившаяся молва, будто тот, благодаря кому будет завоеван Крит, станет императором и овладеет скипетром ромейского государства.

9. И тогда паракимомен Иосиф, этот отличный, прямой, недремлющий ум, выступил среди [синклита] и сказал: «О, повелитель, мы все знаем, сколько зла нам, ромеям, было причинено этими отверженцами от Христа. И правомерно вспомнить те убийства, изнасилования девиц, разрушение церквей и порабощения в прибрежных фемах, так что надлежит нам вести борьбу за христиан и соплеменников и не следует бояться ни долгого пути, ни морской бездны, ни сомнительности победы, ни молвы о невозможном. И больше всего следует нам подчиняться твоему приказу и [твоей] воле, получающей божью поддержку, потому что этот твой замысел исходит от Бога: «сердце царя в руке Господа» (Притчи. XXI, 1). Потому что ты посылаешь прямого и верного своего слугу, доместика схол, своей руководимой Богом царской властью!»

10. Услышав это, самодержец не мог более откладывать своего намерения. Снарядив и обеспечив жалованием войско, он предоставил магистру средства и отправил его в поход вместе с китомитом Михаилом в качестве советника. Это случилось в июле пятого индикта. Кораблей было: с жидким огнем — 2000, дромонов — 1000, грузовых кораблей, имевших провиант и военное снаряжение, — 307. И вот доместик Никифор, выступив из столицы, прибыл в Фигели и позаботился о том, чтобы весь флот присоединился к нему и был вместе. Благоразумный [полководец] послал вперед быстроходные галеры обследовать [враждебную страну] и захватить языков. Эти [галеры] отправились и взяли [пленных], которых привели к магистру; [Никифор] тщательным образом расспросил их и узнал, что эмир Крита и все главные командиры находятся вне крепости в своих проастиях, тогда он немедленно отплыл со всемерной тщательностью и быстротой и причалил к берегу. Высадив с кораблей [войско], он приказал обвести ограду и вырыть глубокий ров. Затем двинулись в поход, причем [магистр] убеждал всех не нарушать строй и не выходить из [рядов], пока не будут выяснены силы противника. [103] Когда он приблизился к крепости, все критяне, которые были вне крепости, в стрехе заперлись внутри ее. С этого времени ежедневно многие стали переходить на сторону магистра. Когда Никифор узнал, что многие, отрезанные от крепости, бежали в горные ущелья, клисуры, по речным потокам, в болотистые места и в горы, он разделил войско и всадников-стрелков, росов, архонтов восточных сил, фракийцев и македонцев послал вперед, — сам же мудрый и храбрый доместик остался напротив Саки. По предусмотрительности этого человека все чувствовали себя [во вражеской стране] как будто в своей. Вступая во вражеские пределы и совершая набеги [в те места], где были спрятаны скот и все достояние жителей и находились они сами, [войска] все грабили и возвращались с радостью и победой. Тогда ромеи безбоязненно и бесстрашно располагались [там], где были прозрачные источники и множество самых различных плодов к у каждого палатка стояла в окружении плодоносных деревьев. И воины торжествовали, пользуясь изобилием фруктов и всевозможного довольствия. И они прославляли магистра, который так прекрасно командовал ими.

11. А эмир Крита по прозванию Курупа известил о происшедшем соседних агарян Испании и Африки и просил их помощи. Ими были посланы быстроходные галеры, которым было поручено разузнать о вожде и войске: в каком они положении и повинуются ли своему предводителю. Они быстро прибыли к Криту и, причалив ночью с помощью каната, вошли в крепость, где встретили эмира Курупу и начальников крепости. Те были в состоянии полной растерянности, беспомощности, не зная, что делать против ромейского войска и магистра; обнимая за шею посланцев, они ничего не могли сказать, а лишь сжимали их в объятиях и горестно рыдали, умоляя эмирадов выступить с войском в качестве союзников и оказать им помощь. [Затем] они поспешно отправили посланцев обратно. Те снова отправились в путь, прибыли каждый к своему эмираду. И там они рассказали о большом количестве и хорошем снаряжении кораблей, о наличии у ромеев союзников из числа многих народов, хорошо обученных к войне, о том, что, полководец у них энергичный и опытный, что он верен Богу и справедливости и избавляет [войско] от любых бедствий. И они, пораженные ужасом, не захотели ни быть в союзе с критянами, ни оказывать им помощь.

12. Войско расположилось на острове; и когда началась суровая зима, дожди и ветры, и когда был израсходован хлеб и продовольствие, когда износилась одежда и [люди] обнажились, приведенные в отчаяние воины захотели отправиться домой. Но мужественный и разумный вождь Никифор своими убеждениями и приятными словами всех удержал от этого. Он говорил им: «Воины, братья мои и соратники! Подумаем о страхе божьем; сразимся, чтобы воздать за оскорбление Бога. Будем доблестно [104] противостоять здесь, на Крите, врагам, вооруженным нечестием. Будем держаться веры, которая убивает страх. Примем во внимание, что мы находимся в глубине сирийского острова. Ведь огромную опасность представляет собой бегство отсюда. Отомстим за насилия над девушками! Взглянем на овеянные славой, покрытые ранами члены и ожесточим наши сердца! Не без воздаяния труд и опасности! Останемся здесь и укрепимся для противодействия отвергающим Христа, и Христос Бог поможет нам и погубит наших врагов и разрушит крепость поносящих Христа!» Он приводил и многие другие доводы, тогда ему ответил один из всех: «Ты раскрыл наши сердца, магистр, слова твои утвердили и заострили наши силы и стремления наши. Ты окрылил наш дух — мы последуем твоему совету и приказанию и с тобой вместе умрем!»

13. В октябре месяце на втором году царствования Романа случился недостаток хлеба и ячменя в городе. Хлеб продавался по четыре модия за номисму, а ячмень — по шесть модиев. И тогда можно было убедиться, насколько бдителен был ум Иосифа, который заботился об общем благе! Тотчас же он отправил грузовые корабли на восток и на запад собрать аннону и запретил хлеботорговцам припрятывать хлеб. Ибо он был мужем справедливым, нелицеприятным и твердым, и немного времени прошло, как [хлеб] стал продаваться по семь или восемь [модиев] за номисму. Таким был этот человек, трудолюбивый и горячий, так что с ним не мог сравниться никто из живших ни до, ни одновременно с ним.

14. В марте месяце магистр Василий, называемый Петином, был обвинен в том, что, следуя дурным советам некоторых лиц, замышлял предпринять переворот. И император отправил его в ссылку — где тот и умер.

Патриций и доместик Востока от лица своего брата был послан на Восток, чтобы не позволить безбожному Хамвдану громить беззащитный Восток, и отразить его набеги, порабощения и ограбления ромейской земли. И, объединившись со стратигом Каппадокии Константином, патрикием Малеином и с другими стратигами, ведшими свои тагмы, он настиг войско этого хвастуна в местечке, называемом Андрассон, и, вступив в сражение, победил и, разгромив, обратил его в бегство. И тогда можно было видеть, как снимали добычу с мертвых, как убивали заносчивых агарян, как их обращали в бегство и забирали в рабство, и никто из них уже не думал ни об упряжках, ни о конях, ни о деньгах, ни о родных, но каждый заботился о своем собственном спасении. Вот тут-то спесивый и надменный Хамвдан был бы захвачен, когда остановился и опустился на землю его конь, на которого он сел — если бы отступник Иоанн, его приближенный, не сошел со своего коня и не отдал его ему. Сам [Иоанн] был захвачен, но спесивый [Хамвдан] спасся. Вся завоеванная в битве [105] добыча вместе со взятыми в плен отвергающими Христа была привезена в Византий и торжественно провезена на триумфе.

15. Когда турки совершили набег на Фракию, единым командующим в феме Македонии и катепаном войск Запада был патрикий Мариан Аргир. Они встретились, и [Мариан] разбив их и взяв много пленных, заставил со стыдом вернуться в свою страну.

16. Когда император Роман узнал о тяжелой обстановке, отсутствии одежды и недостатке пищи в лагере, то по совету паракимомена Иосифа немедленно распорядился о доставке им необходимого. Те скоро оправились духом и почти 18 месяцев с лишним осаждали крепость; и когда все средства и пища у критян исчерпались, и они пришли в тяжелую нужду, [многие] ежедневно стали перебегать к магистру; и вот по божьему попечению, управляющему миром, в марте месяце шестого индикта доместик схол приказал войску готовиться к боевому построению, организуя различные фаланги и шеренги при звуке труб. Когда все устроилось, отдан был приказ, чтобы тагмы, фемные архонты, и армяне, росы, славяне и фракийцы направились приступом на крепость. И тогда можно было видеть, как одни нападали, другие отражали, как происходили столкновения друг с другом, как метали камни и другие метательные приспособления, как действовали осадные механизмы против стен и зубцов крепости, — и тогда хвастливых агарян охватили растерянность, смятение и ужас. Скоро была одержана победа, и город был взят. И можно было видеть, как сарацинские женщины и дети... (Здесь рукопись обрывается)