-

ХРОНИКА ДЁЖВЫ

CHRONICA DZIRSVAE

Так называемая Хроника Дёжвы (или Мёжвы) считается сокращенной версией хроники Винцентия Кадлубка, дополненной сведениями из малопольских анналов и составленной в конце XIII столетия. Одно время ее приписывали самому Кадлубку, потом от этой точки зрения отказались. В настоящее время и саму Хронику Дёжвы считают одним из источников Великопольской хроники наряду с хроникой Кадлубка и анналами XIII века. У читателя может возникнуть вопрос: а зачем ему знакомиться с заведомо не оригинальным сочинением, если существует хороший русский перевод Великопольской хроники? Самый простой ответ такой: Хроника Дёжвы написана раньше — значит, это более аутентичный (не исключено, что и более достоверный) исторический источник. На это опять-таки можно возразить: если так уж нужен первоисточник, почитайте хронику самого Кадлубка. И вот тут-то все и начинается.

Во-первых, хроника Кадлубка на русский язык никогда полностью не переводилась, и можно лишь посочувствовать тому, кто за это возьмется. Дело в том, что даже в хорошем переводе читать Кадлубка очень тяжело. Причем тем тяжелее, чем точнее перевод и чем ближе он к латинскому оригиналу. И никакой вины переводчиков в этом нет: они просто ничего не могут поделать с самим текстом, а переделывать его не имеют права. Пробовать же знакомиться с Кадлубком по латинскому оригиналу — верный способ невзлюбить латынь.

Профессионалы с этим, разумеется, не согласятся и, вероятно, будут правы. С их точки зрения, латинский текст Кадлубка изыскан и изящен, причем так считает большинство латинистов, и не нам с ними спорить. Латинские стихи Кадлубка, безусловно, хороши, однако изысканность его прозы во многом достигается за счет мудреных грамматических конструкций, пафосного напыщенного слога и совершенно невыносимого многословия.

Что касается содержания хроники, то и здесь далеко не все в порядке. Некоторые историки вообще отказываются признавать ее историческим источником и считают всего лишь литературным произведением — пусть и выдающимся. Это, разумеется, неверно. Ценной информации в хронике Кадлубка очень много, часто она достоверна, а главное — совершенно уникальна и не может быть ничем заменена, как, впрочем, не может быть и проверена. Есть и еще одна беда: из-за авторского стремления к красивой фразе смысл того или иного предложения не всегда вполне ясен и частенько толкуется неверно.

Автор Хроники Дёжвы сокращал текст Кадлубка именно за счет того, что в нем давно стоило «причесать или выбросить». Это во-первых. Во вторых, его язык менее витиеват и, как следствие, намного понятнее. В третьих, хроника Дёжвы уже давно переведена на польский язык, и это тоже сильно облегчает дело, так как польским латинистам XIX столетия многие справедливо доверяют больше, чем современным. Эти люди изучали латынь еще со школы, и уж в отношении смысла той или иной фразы вряд ли могли ошибаться. Что же касается польских переводов латинского текста самого Кадлубка, то об этом опять-таки читай выше.

Именно по причине всего сказанного интерес к Хронике Дёжвы и для нас весьма не праздный. Ее достоинства составитель Великопольской хроники ощутил еще в начале XIV века. Для него она стала «неоценимым проводником по извилистому изложению Кадлубка» (Я. Банашкевич).

Для настоящего перевода взята та часть хроники Дёжвы, которая для российских историков более интересна: события от битвы при Мозгаве до битвы при Завихосте.

[Лешек V]

Поcле кончины Казимира ¹ случились великое замешательство и тревога между [людьми], удрученными столь неожиданным несчастьем. Одни отбрасывали все свои замыслы, другие были как громом поражены и стояли как вкопанные, будто бездушные статуи. Иные обливались слезами, некоторые матроны и девушки расцарапывали себе [лица] ногтями, а иные разбивали себе головы о постаменты. Словом, все рады были бы умереть вместе с Казимиром. Но находились и такие, которые и в такую минуту думали лишь о том, как бы привлечь на свою сторону панов и старшин, удержаться на своих уделах и завладеть осиротевшим царством.

После пышного погребения [Казимира] почтенный краковский епископ Пелка ², первым делом посоветовавшись с господами о наследнике престола, собрал всех на сейм и сказал: «Похвальна ваша скорбь, господа! Но избыток скорби заслуживает порицания. Почему, спрашиваю, рой пчел часто разлетается и хиреет? Потому, что не умеют либо не хотят избрать [достойную] преемницу умершей королеве. Приятно сознавать, что, хотя Казимир и умер, но не смог он угаснуть в потомках своих. Возраст выпускания молодых побегов не может считаться достойной причиной непризнания. Нам остались две оливковые ветви и две звезды: Лешек ³ и Конрад ⁴. Любы нам эти малолетние недоросли, сыновья Казимира. Старшего мы и должны избрать на место отца!».

На эти слова под небесами разнесся радостный крик: «Виват!». Кричали: «Виват князь Лешек, прозванный Белый! Живи вечно!» ⁵. Радость эта всех утешила и развеселила, как будто и не было никаких печалей и не перенесено никаких утрат. Во всех душах отозвались нежная любовь и приязнь к малолетним и [желание,] чтобы преследования, ненависть, меч, нужда и жестокие случайности обходили их стороной и не могли бы лишить их надежной поддержки.

Узнал об этом Мешек Старый ⁶, дядя малолетних, и был очень обескуражен. Охваченный гневом и завистью, он пал на землю и роптал: «Я возмущен не моим собственным унижением, а нарушением порядка первородства! Детям надо играть с детьми и на палочке ездить!» ⁷. Он хитростью подбивал склониться на свою сторону князей Болеслава и его брата Мечислава (Владиславичей) ⁸. А также собирал отряды и от других панов как в королевстве, так и за границей.

К цене и качеству товара придирается тот,
Кто хорошо знает, чьи гениталии лижет кот ⁹.

Владиславичи заключили союз с Мешко Старым, но не ради Его милости, а из жажды власти и зависти к малолетним. А за тех с большим войском русинов встал Роман, князь Владимирский ¹⁰, побуждаемый похвальным сочувствием [к княжичам] и благодарностью за великие благодеяния [их отца] Казимира, и понимающий, что после падения малолеток и его голове грозит топор. Противники сошлись между елей и кустов в Краковской земле близ Анджеева [монастыря] в местечке Мозгава ¹¹, названном от реки с тем же названием.

Вдоль линии фронта выстроились фаланги,
Стоят железной стеной, грозно сжимая копья.
Для чего, скажите, мужи? Для чего, несчастные юнцы,
Вы в ярости проливаете собственную кровь?
На вашей склонности хвататься за оружие,
На вашей спеси растет крамола! ¹²

О, разрушающая мир безбожная и плачевная война! О, чудеса! Сын не ведает почтения к отцу! Отец не прощает сыну! Брат ненавидит брата: все убивают всех. Пронзенный копьем, пал Болеслав Мешкович ¹³. Многие знаменитые мужи утратили здесь свою славу: Мешко Старого ранил простой солдат — и убил бы, если бы, сдернув шлем, тот не открылся как князь. Узнавший его солдат попросил прощения за свое неуважение и проводил его с поля, охраняя от нападения других. Роман потерял много войска и отступил с поля, сам тяжело раненный. Мешко, вдвойне страдая и от утраты сына, и от своих собственных ран, вынужден был со стыдом поворотить домой.

Мать малолетних [княжичей], высокородная дама ¹⁴, превосходившая весь свой пол мудростью в совете и осведомленностью в государственных делах, получила право опеки над малолетними, пока старший не войдет в лета (а ему уже недолго оставалось дорасти). Епископ Пелка и палатин Миколай ¹⁵ с некоторыми панами взяли на себя дела государства, управление которым поручили вернейшим и способнейшим урядникам.

Случилось так, что на некоторое время в стране настал желанный мир. Тем временем князь Лешек подрастал годами и разумом и вздыхал по оружию, [которое] любо [всем] малолетним, еще не защищенным рыцарским поясом, однако же [он], как солнце, сиял над всеми русскими князьями.

Как раз в это время галицкий князь Владимир ¹⁶ умер без законного потомка, и все русские князья всячески пытались завладеть осиротевшим княжеством. Среди них и князь Роман покорно упрашивал Лешека, чтобы принял его в качестве своего вечного слуги и поставил в Галиции своим наместником (а не правящим князем).

Лешек прислушался к его просьбе и приказал своим готовиться к войне. Собралось войско, стянулись полки, и всем обозом двинулись в Галицию. Однако княжича Лешека оставляли дома при детских забавах как пока еще негодного для войны и недостаточно резвого для ее повседневных трудов. Но мальчик почти что со слезами молвил: «Стыдно мне, господа, что мои рыцари почитают меня бабой! Мало отличается от женщин тот, кто всегда с ними остается. Я пойду с войском не как князь, а в качестве символа князя, и готов пуститься с вами [в дорогу] хотя бы только с одним товарищем». И все возрадовались, видя в мальчике столь мужественный умысел.

При вступлении в пределы Руси встретили неприятеля, бесчисленного, как груды песка, которого отогнал один только вид Лешека. Одни лишь галичане униженно заступили ему дорогу, обещая ему полную покорность и самую верную службу и предлагая признать самого Лешека своим королем и избавителем. И говорили, что мы ничего более не желаем, лишь бы над ними звучал глас славного имени его, а иначе не сможем вытерпеть распри, несогласия и [взаимную] ненависть панов земли нашей. Однако Лешек назначил им князя Романа, которого они боялись, как грозы ¹⁷, и который потом такой неблагодарностью отплатил полякам за их добро, о чем мы расскажем ниже на своем месте.

[Рочник Краковской земли]

В году тысяча двести втором после Рождества Христова умер Мешко Старый (который изменой захватил было Краков), поэтому Лешек спокойно получил верховную власть. Взял себе жену из Руси ¹⁸, с которой породил княжича Болеслава Стыдливого и Святую Саломею.

Во время этого правления Роман, могущественнейший из русских князей, отказал князю Лешеку в дани и, собрав большое войско, дерзко выступил и с великой силой вторгся в Польшу. Прослышав об этом, Лешек с небольшим войском преградил ему путь у Завихоста, ударил на него и разбил. Русины, которые пришли с великой самонадеянностью, бежали, оставив много раненых и убитых ¹⁹.

Потом Лешек, как законный господин, двинулся в Померанию, и все поморские паны приняли его с почтением ^2-. Поставив там наместником или старостой могущественного мужа Святополка ²¹ и как следует все там урядив, повернул к столице своего королевства. Там он поделил страну со своим младшим братом Конрадом следующим образом: Лешек, как первородный, получил Краковскую, Сандомирскую, Серадзскую и Лещицкую земли, а Конрад, как младший, получил в удел Мазовию и Куявию.

Комментарии

1. Казимир II Справедливый (1138-1194) умер в Кракове 5 мая 1194 года.

2. В латинском оригинале Fulco. Фулько или Пелка был краковским епископом с 1186 по 1207 год, и именно его считают одним из главных информаторов Кадлубка.

3. Лешек V Белый (1184-1227) — старший сын Казимира Справедливого. Князь краковский (1194-1198,1199, 1206-1210 и 1211-1227), мазовецкий (1994-1200), куявский (1199-1200) и сандомирский (1200-1227). Хронист называет его Лешеком Пятым, так как Лешек IV правил в 892-913 годах, а полулегендарные Лешек I, Лешек II и Лешек III — в VII-IX вв. См.: Сычев Н.В. Книга династий. М., 2006.

4. Конрад I Мазовецкий (1187-1247) — младший брат Лешека, князь мазовецкий (1200-1247), куявский (1200-1233), краковский (1229-1232 и 1241-1243), серадзский и ленчицкий (1229-1247).

5. Vivat et aeternum! В польском переводе здесь сохранена латынь.

6. Мешко III Старый (1127-1202) — сын Болеслава Кривоустого, старший брат Казимира Справедливого, дядя Лешека и Конрада. Князь малопольский (1173-1177) и краковский (1191, 1198-1199, 1199-1202).

7. К моменту избрания Лешеку было десять лет, а Конраду семь.

8. Речь идет о Болеславе Высоком (1127-1201) и Мешко Лорипеде (1131-1211), сыновьях Владислава II Изгнанника (1105-1159). Так написано и в Великопольской хронике. Но Кадлубек не пишет об участии Болеслава в битве у Мозгавы: в этом бою вместе со своим дядей Мешко Лорипедом (Кривоногим) участвовал Ярослав Опольский (1155-1201), сын Белеслава Высокого. Таким образом, хроника Дёжвы либо путает Болеслава с Ярославом, либо Болеслава Высокого с Болеславом Куявским. Смотри примечание 13.

9. В польском переводе Хроники Дёжвы это стихотворение приведено в латинском оригинале, причем с ошибками. Особо досталось слову genobarda, которое как только не писали: gerbonada, gernaboda, genorbada. Из этого следует, что и самим издателям смысл этого слова был не до конца понятен, как, впрочем, и нам.

Preteritat precibus, pretio incitat et ambit
Scit bene murilogus cuius gerbonada lambit.

У Кадлубка:

Praetentat precibus, pretio mercatur et ambit;
Scit bene murilegus, cuius genobarda lambit.

10. Роман Мстиславич (1150-1205) — сын великого князя киевского Мстислава Изяславича и Агнешки, дочери Болеслава Кривоустого. Князь новгородский (11658-1170), волынский (1170-1187, 1188-1205), галицкий (1188, 1199-1205) и киевский (1201, 1204). См.: Горовенко А. Меч Романа Галицкого. СПб, 2011.

11. В латинском оригинале Moskava, в польском переводе Maskowa. Местечко Мозгава находится к северо-востоку от Кракова, а Пиньчувском повяте Свентокшишского воеводства. Неподалеку находился Анджеевский или Енджеевский цистерцианский монастырь, в котором с 1218 года жил и 8 марта 1223 года умер Винцентий Кадлубек.

12. Это стихотворение тоже взято у Кадлубка и приведено в латинском оригинале, но опять-таки неточно.

Conscendunt acies, stant hinc ac inde Phalanges,
Ferrea stant nemora stant pila minantia pilis.
Quorsum, queso, viri? quorsum miseranda iuventus?
Nam furor est mergi velle cruore suo?
In te prona ruis, in te Tua tela resolvis,
In te luxuriat, seditiosa sitis!

У Кадлубка:

Confrendunt acies, stant hinc stant inde phalanges,
Ferrea stant nemora (et) stant pila minantia pilis.
Quorsum, quaeso, viri! quorsum miseranda iuventus?
Nam furor est mergi velle cruore suo?
In te prona ruis, in te tua tela resolvis,
In te luxurias, seditiosa sitis!

13. Болеслав Куявский (1159-1195), сын Мешко Старого, погиб в битве при Мозгаве 13 сентября 1195 года.

14. Матерью Лешека и Конрада была Елена (1141-1202), которую польская историография считает дочерью зноимского князя Конрада. По другим версиям, Елена была дочерью киевского князя Ростислава Мстиславича Смоленского или новгородского князя Всеволода Мстиславича. Обе эти версии появились из-за ошибки Длугоша, выдумавшего ее русское родословие из-за непольского прозвища.

15. Миколай Лис (ум. 1202) — краковский палатин. В тексте он назван comes palatinus. См.: Щавелева Н.И. О княжеских воспитателях в древней Польше // Древнейшие государства на территории СССР, 1985. М., 1986. Стр. 128.

16. В Великопольской хронике в этом месте написано родной брат Романа и двоюродный Лешека. Особо отметим, что в хронике Дёжвы эта приписка отсутствует. Владимир Галицкий (1151-1199), большинству россиян известный лишь по опере «Князь Игорь», не был ни братом Романа Галицкого, ни кузеном Лешека Белого. Он был единственным сыном Ярослава Осмомысла и Ольги, дочери Юрия Долгорукого.

17. Весьма примечательно, что в этой части Хроники Дёжвы отсутствует рассказ о мнимых зверствах Романа в Галиче, которым уделено немало внимания и в хронике Кадлубка, и в Великопольской хронике. См.: Горовенко А. Меч Романа Галицкого. СПб, 2011. Стр. 167-190.

18. Имя супруги Лешека называется в Великопольской хронике. Гремислава была дочерью Ингвара Ярославича, князя луцкого. См.: «Великая хроника» о Польше, Руси и их соседях XI-XIII вв. М., 1987. Стр. 144 и 230.

19. Возможно, это единственный из польских источников, где рассказывается о битве при Завихосте (19 июня 1205 года), но при этом ни слова не говорится о гибели Романа.

20. Поход Лешека на Поморье датируют 1217 годом.

21. Святополк II Поморский (1195-1266) — сначала правитель (1217-1227), а затем самостоятельный князь (1227-1266) Восточного Поморья, организатор убийства Лешека Белого (14 ноября 1227 года). См.: Бречкевич М. Святополк, князь Поморский. Юрьев, 1902.

Текст переведен по изданиям: Kronika Polska przez Dzierswe. Warszawa, 1823; Mierswy kronika // Monumenta Poloniae Historica. Tom II. Lwow, 1872 и Chronica Dzirsvae // Monumenta Poloniae Historica. Nova series. Tomus XV. Cracoviae, 2013