Главная   А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Э  Ю  Я  Документы
Реклама:

АНДЕРС ТРАНА

ДНЕВНИК

ANDERS TRANAS DAGBOK

ПРИЛОЖЕНИЕ

Отрывки из дневника, принадлежащего одному шведу, участвовавшему в шведском посольстве в Москву в 1655-1658 г.

6-го октября 1655 года, утром, пожалованы были нижепрописанные подарки лицам, которые оказывали услуги послам, а именно: русскому переводчику Михаилу Розитину (Michael Rоsitеn) бокал с десятью риксдалерами, весом в восемнадцать и три четверти лотов, приставу, который принимал и угощал послов — кубок в двенадцать лотов, конюшему воеводы — кубок в девять с половиною лотов.

Когда послы пообедали, все вещи были приготовлены для отъезда из города; но отъезд состоялся не раньше, как к вечеру, так как только тогда воевода прислал лошадей как для послов, так и для знатнейших лиц из посольской свиты. На этих лошадях они, в порядке, съехали вниз к озеру и сели в ладьи, в то время, как граждане со стрельцами и крестьянами стали опять все, с оружием, по обеим сторонам улицы, от самого помещения послов до озера. Проплыв этот вечер и часть ночи, из Новгорода вверх по реке Мсте (Msta аа), мы прибыли на ночлег, в одну деревню, называемую Броница (Вгоnitzа); водою туда 6 миль, сухим путем в помянутую деревню из Новгорода не более 4 миль, но дорога плохая, почему кареты были перевезены водой. На небольшом расстоянии от Новгорода послы проехали мимо одного монастыря, лежащего по левую руку и называемого Никола на Липне (Michola na Lepni).

7-го числа того же месяца. Из Броницы в деревню Красные Станки (Kraznastankij) прибыли под вечер — 3 мили худой дороги и одна миля гати (Kaflebro), всего 3 (4?) мили.

8-го числа того же месяца. Из Красных Станков в деревню Вина (Wijna) на ночлег — 5 миль дурной дороги.

9-го числа того же месяца. Из Вины в Крестецкую Ямскую (Кristetska Iamsk) к вечеру — 5 миль. [100]

10-го числа того же месяца. Из Крестецкой Ямской в патриаршую деревню «Kakinmost», к обеденному времени, дорога плохая — 3 мили. Потом, после обеда, в Яжолбицкий Ям (Iasolbitzkij), на ночлег — 3 ½ мили.

11-го числа того же месяца. От Яжолбицкого Яма (Iasolbittskv) до Зимней Горы (Simnia Gora), на ночлег, дурной дороги — 4 мили. За три версты до Зимней Горы послы проехали чрез одну деревню, называемую Валдай (By Woldai), где патриарх строит новый город, в котором уже воздвигнуты торговые лавки, и живут там большею частью люди, взятые в плен великим князем в Польше и в Литве (Роhland осh Littоwen); их он потом велел свезти сюда. Подле помянутой деревни Валдай, где основывается город, лежит озеро, называемое Святым Озером (Sveta Оsera), или по-шведски den heliga Sion, ибо патриарх освятил и назвал его так, скорее всего потому, что он, патриарх, распорядился на островке, тянущемся через озеро, построить новый монастырь, по имени Иверский (Iwerskij Сloster), куда он ежегодно ездит для празднования и освящения воды.

12-го числа того же месяца. От Зимней Горы до деревни Едрово (Iedero By) к обыденному времени — 3 мили и 2 версты. От Едрова до Куженкина (Кusenkinа), к вечеру — 5 миль и верста.

13-го числа того же месяца. От Куженкина до деревни Хотиловой (Go(ti)lova By), к обеденному времени — 2 мили. Оттуда к вечеру в деревню Коломна (Kolomna By), которая лежит при озере Коломенском (Sio Kolomensky), — 2 мили. В названной деревне построена красивая новая деревянная церковь, и патриарх велел заложить и построить там же для великого князя и для себя новую усадьбу с деревянными постройками, в которой они могли бы останавливаться во время путешествий туда и обратно.

14-го числа того же месяца. От Коломны до Вышнего Волочка (Wiusne Wollottsok) на ночлег — 5 миль. У самого Вышнего Волочка протекает река, называемая Цною (Sna), которая составляет рукав реки Шлины (Slina alf).

15-го числа того же месяца. Из вышнего Волочка в деревню Холохоленку (Golokolna) на ночлег 5 миль. [101]

16-го числа того же месяца. Из Холохоленки в Будово, на ночлег — 5 миль. На расстоянии двух миль оттуда патриарх велел построить новую усадьбу, по названию Витрепус (Wietrepus), где внизу протекает река Тверца (Alff Twertsa), через которую посольство переправилось на пароме.

17-го числа того же месяца. Из Будова в город Торжок (Тоrshock Stadn), к вечеру — 4 мили. Через этот город протекает река Тверца. В том же месте построен небольшой замок, а также монастырь, с больверком вокруг.

18-го числа того же месяца. Из города Торжка в Марьино (Маrijna) к вечеру — 3 мили 2 версты. Вышеназванная река Тверца протекает и мимо этой деревни и соединяется с Волгой (Wolga) за полмили повыше города Твери (Staden Tweer).

19-го числа того же месяца. Из Марьина в Медное (Мetnaw) в обыденному времени — 2 мили 3 версты. Того же числа. Из Медного в город Тверь, к вечеру — 6 миль. За милю от города был один монастырь, построенный из дерева и называющийся Николомалицким (Micholamaiitz). Под самым городом Тверью, посредине его, протекает широкая река, через которую послы переправились на ладьях, называется она Волгою; она выходит из одного болота, находящегося за 20 миль от Твери; река эта протекает 600 миль, через Россию до Астрахани (Astrachan), и затем далее до Каспийского моря (Маrе Сaspium). Эта река Волга — одна из величайших и знаменитейших рек в России, каковы: 1. Танаис (Таnais), который впадает в Меотийское болото и отделяет Европу от Азии. 2. Волга, которая впадает в Каспийское море у Астрахани. 3. Ока (Осса), которая соединяется с Волгою у Нижнего Новгорода и 4. Двина (Dwinа), которая впадает в Северное море у Архангельска (Archangel).

20-го числа того же месяца послы спокойно пребывали в Твери.

21-го числа того же месяца. Из Твери в Городню (Goradin) на ночлег — 6 миль.

22-го числа того же месяца. Из Городни в Шошу (Sosche) к обеденному времени, где посольство переправилось через одну реку, по имени Шоша — 3 мили. Того же числа оттуда в «Uspasi Sawuki» к вечеру 3 — мили.

23-го числа того же месяца. Из «Uspasi Sawuki» к вечеру в один маленький город, называемый Клин (Klin), в котором чума более всего распространилась. [102]

24-го числа того же месяца. Из города Клина в Мошницу (Моsniza), к обеденному времени — 3 мили. В тот же день оттуда на ночлег в «Selasesnikoff», где также свирепствовала чума — 6 миль.

25-го числа того же месяца послы отдыхали в «Selasosnikoff».

26-го числа того же месяца. Оттуда к обыденному времени в деревню Черкизово (Tzerkisowa), где также чума опустошила двор одного русского боярина, — 3 мили. В тот же день оттуда, к вечеру, в Никольское (Mikolsky), в котором находится княжеский двор, принадлежащий полководцу князю Якову Гуденетовичу (Iakob Gudenegоwitz), где послы и помещались, — 3 мили 2 версты. Хотя и было весьма холодно, и все окна были вынуты, приставам не угодно было однако позволить развести огонь в комнате, где помещались послы; не было там также и дров. Напитки, которые послы и свита их хотели бы пить, пришли из города уже поздно ночью, после вечернего стола, и когда послы жаловались на это, русские говорили, что будто бы молодой царевич, которому однако было не более десяти лет от роду, не дал об этом приказа. Таким образом если бы у самих послов не было с собой вина, им пришлось бы лечь спать, не утолив жажды.

27-го числа того же месяца послы оставались в Никольском (Mikolski). Гг. послы усердно просили у пристава разрешения отправить вперед, в город, квартирмейстера и фурьера, чтобы осмотреть и распределить помещения, однако он (пристав) не пожелал позволить это.

28-го числа того же месяца. Пришел из города Москвы приказ (ordre), что для принятия послов все уже готово. Поэтому послы со всей свитой собрались к выезду, который и состоялся днем, в обеденное время. И вот впереди всех ехал верхом маршал г. Анес Банер, сейчас за ним следовал «кухмейстер» и несколько кухонных и погребных служителей, а после них некоторые из посольских гоф-юнкеров. Затем (ехали): инспектор подарков (Praesent Inspectoren), брадобрей, квартирмейстер и канцлисты, а после того: двенадцать королевских гоф-юнкеров, с магистром, доктором и секретарем, все в должном порядке, по три в ряд. Затем следовали послы, все трое в одной карете, в предшествии лакеев. По обе стороны кареты ехали пять драбантов, с золочеными алебардами, а за ними пажи и другие простые люди, [103] принадлежащие к прислуге посольской свиты. После всех ехали фургоны и повозки с багажом. Когда процессия приблизилась к городу несколько более, чем на две версты, послов и их свиту встретили много русских всадников, которые, как только им удавалось увидеть послов, сидевших в каретах, сейчас же скакали полным галопом, производили выстрелы из мушкетов и затем останавливались. Таким образом одна партия быстро следовала за другой и возвращалась назад до тех пор, пока послы не приблизились на полверсты от городского укрепления, где по обе стороны дороги, стояли в порядке отряды всадников, со своими штандартами, сделанными по русскому обычаю, равно как «Pullsaner», а также литаврщики и трубачи, которые, в то время, как процессия проходила мимо, трубили в трубы и били в различные, большие и малые литавры. Как только послы прибыли, в каретах, в середину парада, их встретил подконюший (Under-Stallmester) великого князя, который вел с собой двух красивых великокняжеских лошадей, прекрасно убранных чепраками и седлами, сделанными на русский манер (efter Ryskt maneer), а также уздечками и «оглавлем», с длинными поводами, украшенными накладкою из серебра, прикрепленными к мундштукам и обведенными вокруг шеи.

Этот подконюший, как только подъехал к каретам, сошел в одно время с переводчиком, — который был родом из Нарвы, но принял русскую веру, — с лошади и пошел к послам. После приветствия и произнесения титула его царского величества он предложил послам выйти из карет и въехать в город верхом на находящихся тут лошадях его царского величества, которые (де) для этой цели и были высланы послам.

Г. Бьелке благодарил подконюшего за то, что тот потрудился так далеко выехать, (сказав при этом), что послам было бы удобнее ехать в каретах, чем верхом, тем более что приставы еще не прибыли. Названные лошади, таким образом, были уведены, и вся свита тихим шагом пошла пешком, мало-помалу подвигаясь вперед. Между тем продолжали бить в литавры и играть на трубах и дудках. Когда свита прошла немного вперед, послов встретило целое множество русских князей и бояр, вместе с двумя дьяками, которые были назначены приставами (к послам): один (из них) по имени Яков Иванович — дворянин или гоф-юнкер, а другой Иван [104] Степанович — оба в красивых богатых одеждах. Вместе с ними был еще другой немецкий переводчик: его послали к посольской карете сообщить, что они высланы по приказу его царского величества — принять послов и сопровождать их в город, при этом было предложено послам выйти из карет раньше, чем приставы сойдут со своих лошадей.

* * *

По окончании этого послы заговорили о большом колоколе, который недавно был вылит.

Пристав. Он уже готов, но еще стоит в форме и будет обделываться только до тех пор, пока не спилят лишний кусок, который вылился, когда лопнула форма. При этом (пристав) сообщил, что уже приготовляются инструменты, которые должны служить для поднятия колокола, (и что) величина и ширина его внутри, между обоими краями, пять сажень (fem fambnar), а тяжесть достигает, по «нашему», т. е. по русскому весу, тысячи шиффунтов, по шведскому же, — восьмисот шиффунтов.

Г. Бьелке. Колокол этот должен быть очень большой, судя по сказанному весу.

Пристав. Подобного по величине колокола, конечно, нет во всем христианстве.

Г. Бьелке. А готов ли тот орел, который должен быть помещен на Фроловской башне (Prolofsky torn)?

Пристав. Он готов, и ничего не остается делать с ним, как только позолотить. Орел этот сделан с длинной, крючком, шеей, как у лебедя: он будет стоять на ногах, с распущенными обоими крыльями. Весит он шестьдесят лисфунтов, или, по шведскому весу, три шиффунта.

Г. Бьелке. Не праздник ли сегодня, ибо так много звонили сегодня в колокола?

Пристав. Да, сегодня день (Михаила) Архангела, который мы (празднуем) так же, как праздновали только что прошедшее 7 сентября. [105]

Г. Бьелке. С тех пор, как мы приехали совсем еще не звонили в самый большой, только что отлитый колокол?

Пристав. Нет, (не звонили): в него звонят не чаще, как в большие праздники, и когда его царское величество бывает дома.

Г. Бьелке. Колокол этот еще не совсем готов?

Пристав. Нет, но над ним работают каждый день, и он не мажет быть скоро готов, так как он очень большой. С одной стороны его металл вылился через форму, всего до ... фунтов, и это нужно отпилить, чтобы колокол мог получить свой вид (till sin fassun komma kan): когда шла отливка, восемь печей были полны меди, которая находилась в них восемь дней, пока не наполнилась форма между тем масса стала не попадать в отверстие внизу, так что пришлось снова ее прибавлять.

Г. Бьелке. Должно быть, была порядочная жара, когда выпускали массу, и удивительно, что она не застыла в течение такого продолжительного времени?

Пристав. Да, конечно, была сильная жара, но чтобы масса не охлаждалась и не застывала, в нее бросали сало.

Г. Бьелке. Я знаю, что и в свинец (также) обыкновенно бросают жир. А язык к этому колоколу готов?

Пристав. Да. Он весит 300 фунтов или около шведского шиффунта.

Г. Бьелке. Кто отважился на такое великое дело и начал работу, должен быть славным мастером конечно, он должен получить от его царского величества большую милость.

Пристав. Это — молодой человек, но многие старые мастера удивлялись, что он решился взяться за такое великое дело. Нет никакого сомнения, что он, конечно, удостоится милости его царского величества. С этим он откланялся и просил, чтобы послы на этот раз изволили не приходить.

* * *

28-го числа того же месяца приставы (опять) были у послов, и после приветствия спрашивали, как поправляется (здоровье) его превосходительства г. Бьелке. [106]

Гг. Ессен и Крузеншерна. Слава Богу, его превосходительство начинает немного поправляться, а так как санный путь мало-помалу устанавливается, то мы надеемся, что его царское величество скоро возвратится домой.

Пристав. Мы не сомневаемся, что его царское величество скоро, конечно, выедет сюда и, самое позднее, 3-го наступающего декабря прибудет в один монастырь, лежащий в 8 милях отсюда, но как скоро его царское величество прибудет в город, (об этом) мы ничего не знаем.

После того разговор пошел о том и о сем: о Риге, о Ревеле, о Нарве и о других местностях.

Пристав спрашивал, как велико расстояние, в милях, между этими городами, и как скоро можно проехать из Стокгольма в Ригу, равным образом говорилось о Персии, о Сибири, об Архангельске. Приставы по этому случаю спросили, могут ли шведы попадать в Архангельск, и плавают ли они туда.

Гг. Ессен и Крузеншерна. Отчего же и нет: так же хорошо, как и голландцы и другие. К этому было прибавлено, что мы, шведы можем прибыть в Архангельск скорее, чем гамбургцы.

Пристав. Имеют ли обыкновение шведы плавать в Рим, и как скоро можно попасть туда?

Гг. Ессен и Крузеншерна. В Рим у нас нет плавания: (это) очень далеко кругом, мимо Голландии, Франции и Испании. Но в шесть недель можно прекрасно попасть туда сухим путем.

После того пристав начал докладывать (referera) о том, как Св. Антоний прибыл из Рима на камне в Новгород, где он одно время жил и был погребен.

Г. Ессен стал жаловаться на то, что юнкеры получают дурное питье и пиво, и просил чтобы приставы, если не хотят доставлять лучшего питья, приказали привезти на (посольский) двор хмелю и солоду, дабы послы сами могли велеть сварить пива.

Приставы приняли это ad referendum, и затем откланялись. 29 того же месяца приставы явились в комнату г. Бьелке и, после приветствия, выражали [107] большую радость по поводу того, что его превосходительство выздоровел, достаточно хорошо видя по лицу, что он был очень болен и сильно похудел.

Г. Бьелке благодарил их за приветствие и соболезнование, а потом спросил, не имеют ли они каких либо известий от его царского величества.

Пристав. Прошлым вечером прибыл один из камергеров его царского величества и сообщил, что вот уже шестой день, как его царское величество выехал из Смоленска.

Г. Бьелке. Вы совсем не знаете, где в настоящее время может находиться его царское величество?

Пристав. Нет, (не знаем), но он теперь в пути и посещает все монастыри, лежащие между Смоленском и Москвою, полагают, что его царское величество скоро прибудет в один монастырь, который лежит в 8 милях отсюда.

Г. Бьелке. Не имеете ли вы каких-либо известий от его (королевского) величества?

Пристав. Нет, но разве сами послы ничего не имеют?

Г. Бьелке сталь жаловаться на то, что воевода во Пскове не хотел пропустить курьера, который был послан с письмами из Риги, и выражал большое удивление, почему задерживают так почту, когда между обоими государями такое доброе доверие.

Пристав. Это неправда, что почта задержана, ибо если бы случилось так, то воевода, конечно, об этом написал бы сюда ко двору,

Г. Бьелке. У нас есть об этом письмо из Риги, именно, те письма, которые курьер взял с собой назад из Пскова, были потом отправлены в Нарву и затем далее сюда. (К этому он прибавил): мы поняли, что от его королевского величества должен быть послан особый нарочный, но мы не знаем, где он так долго отсутствует, несомненно, что и он был задержан на границе.

Пристав жаловался на то, что некоторые из посольской свиты очень неосторожно стреляют из своих ружей, и не только в собак, а вчера случилось, что один стрелял в собаку и когда заряжал (ружье), чуть не попал в стрельца. При этом он [108] (пристав) еще жаловался, что посольские люди дурно обращаются со стрельцами, нанося им удары и побои.

Г. Бьелке. Не одни только посольские люди стреляют собак: мы каждый день видим, как стрельцы сами стреляют, устраивая охоту на собак, здесь, на дворе, и убивают их своими палками. Также нельзя пускать столько чужих собак во двор (посольский): нам от них ночью нет покоя. А что стрельцы жалуются, что наши (обижают) их, то они сами тому виной и причиной; конечно, они жалуются, что им приключилось нечто от наших, но они никогда не докладывают о том, что наши должны претерпевать от них.

Г. Бьелке. Будьте добры спросить в приказе, почему задерживается почта, когда между обоими государями существует доверие и дружба?

Пристав. Мы сделаем это. — Затем они откланялись.

В тот же день нижепоименованные лица простились с послами, причем им даны были подарки, а именно: приставу, который сопровождал (послов) с границы, — бокал в... лот, поставщику Якову — бокал в 19 лот, русскому переводчику Иоахиму Кейку — бокал в виде корабля, с пятью риксдалерами, весом в 28 лот.

30-го числа того же месяца. Приставы не являлись.

* * *

Того же числа был въезд его царского величества в город Москву, в порядке, как ниже следует, а именно:

Прежде всего выстроились стрельцы под ружьем, по обе стороны той улицы, по которой его царское величество должен был приехать из своего дворца, называемого «Воробьевы горы» (Duarabiangore), и лежащего в 3 верстах от города; там его царское величество ночевал.

Накануне вечером, когда его царское величество прибыл туда, равно как и утром, когда его царское величество выезжал, стреляли из множества тяжелых орудий, которые за два дня перед тем были привезены туда из города. Но когда (теперь) производились залпы, то это имело вид, как будто его царское величество сам привел эти орудия и прекрасную артиллерию с собой из похода. [109]

Затем шествовали до 60 знамен стрелецких, но при них (было) мало людей, по большей части, роты были не сильнее 20 — 30 человек.

Когда все было установлено в порядке, прибыло из дворца высшее духовенство, равно как и монахи, по два в ряд, в ризах (i masschakar) и с непокрытыми головами, некоторые (притом) бритые. Как только они показались, начался звон во все колокола.

Впереди них прежде всего несли два образа (Belaten) на длинных шестах, почти на подобие того, как делают штандарты.

Затем следовал драгоценный фонарь с горящей восковой свечей, на большой палке, и 4 круглые с прорезами (durcksicktige) звезды — русские называют их «херувим» и «серафим» — большой крест и много больших и малых золоченых и крашеных икон, равно как несколько книг, в бархатных переплетах, несомых их попами, кои все одеты были в ризы, и при них множество горящих восковых свечей и кадильниц.

Далее следовал думный дьяк Алмаз Иванович и с ним другие дьяки.

После сего следовал патриарх, которого вели две духовные особы. Он имел в руках длинный черный посох, украшенный серебром и с крестом на конце, а на голове у него была епископская шапочка (Biskops myssa), с крестом на верху, унизанная золотом, серебром и драгоценными камнями.

За ними вели других двух патриархов: один был из Иерусалима, а другой из Антиохии, в таком же наряде. Когда же все подошли к Лобному месту (Theatrum Proclamationum), наименее важные и простые попы прошли мимо, патриарх же с самыми знатными и святейшими лицами поднялся на Лобное место, где и был отпет, по их обычаю, молебен (molebben), и произведено каждение из кадильниц (och rockt med rokelsekaaren).

Когда эта церемония кончилась, они сошли оттуда, каждый по своему чину, чтобы (идти) встречать его царское величество. Подходя с иконами к тому месту, которое было устроено и отведено для маршала и знатнейших лиц из посольства его (королевского) величества, патриарх послал к ним одного дворянина спросить, почему они не встали и не обнажили голов в то время, когда мимо них несут [110] изображения Бога и святых: ведь, и светскому потентату и его портретам и изображениям оказывается всякая честь, тем более надлежит это (в отношении) Бога и святых. На это они отвечали, чрез переводчика Брандта, что пришли только для того, чтобы посмотреть на церемонию въезда его царского величества и воздать честь ему, и вовсе не думали гневить кого-либо, что они готовы, раньше, чем их присутствие и поведение досадит кому-нибудь, уйти отсюда, что они не знают, как можно, с основанием и по справедливости, упрекать их в этом: ведь, они и сами по себе знали и помнили, что (надо) снять шляпы и шапки, когда увидели, что патриарх идет с лестницы к тому месту, где они стоят, и никто не может их счесть настолько грубыми и невоспитанными, что будто бы они не хотят оказывать патриарху или кому-либо другому той чести и уважения, которые каждый обязан (им оказывать). С этим он ушел обратно.

Между тем после всех прошел отряд стремянных стрельцов его царского величества, или гвардия, которые были с ним в походе.

Несколько далее несли во дворец нижеписанные подарки, которые поднесены были его царскому величеству от его почетных торговых людей и гостей и других, при въезде его в город, а именно:

1. Деньги в пяти серебряных блюдах, завернутые в красную тафту

до 4000 дукатов,

2. Бокалы

20 штук,

3. Золото

44 штуки,

4. Соболей

20 бочек.

5. Кроме того, кувшин для воды и серебряное блюдо с хлебом и солью на нем.

Затем следовали 7 рот конных стрельцов, очень худо одетых.

Сейчас за ними шло несколько полковников и конюший (Stallmеstare) его царского величества. Далее — подручные лошади его царского величества, прекрасно убранные седлами, сбруей и особенно богатыми покрывалами, всего до 40 штук. [111]

Между ними было 7 лошадей, в шелковых алых покрывалах, с инициалами, каковых лошадей привел сюда граф Вольмар (graf Wollmar).

За ними следовали различные литавры и грубы, а также дудки и свирели. Потом еще два штандарта. Затем следовала скамеечка его царского величества, обтянутая красным бархатом, которую несли двое. Далее одеяло из перьев (еtt tасke af fjader).

После того любимая лошадь его царского величества, в богатой сбруе, с привешенной на правой стороне седла прекрасной саблей, украшенной драгоценными камнями. Далее был несен герб его царского величества, а именно — изображение орла с распростертыми крыльями на большом покрове.

Еще любимая лошадь его царского величества в богатой белой сбруе, из серебряной парчи и с саблей у седла, как и у первой лошади. Затем несли также иконы и священные изображения, в порядке, как раньше было сообщено, следовали и попы и патриархи, которым предшествовали люди, подметавшие дорогу после тех, которые прошли раньше.

Когда попы и монахи поравнялись с тем местом, где стояли шведские посольские люди, они начади все кричать «шапки долой», побужденные, может быть, к таким словам тем, что они слышали от патриарха в процессии, за городом. Затем и стрельцы стали требовать (того же) и показывать пальцами на австрийцев (pa de Keyserlige), которые занимали место несколько (дальше) отсюда и все время стояли с непокрытыми головами перед священными изображениями.

Совсем перед его царским величеством двое лиц вели (боярина) Морозова, а затем следовал сам его царское величество, ведомый Сибирским царевичем и одним из (членов) совета — Ртищевым (Artischof). Перед его царским величеством несли лейб-знамя (lyffahnan). Его царское величество был в шелковой белой юбке (kiorttel), подбитой соболем, и с широким собольим воротником: он шел с непокрытой головой.

За ним следовал Грузинский царевич, красивый молодой человек, лет 15 или 16: его вели двое. Позади царевича и в предшествии его царскому величеству — [112] шло целое множество молодых людей, в белых одеждах, которые имели в руках бумагу и (по ней) пели.

Все они, а также и знатнейшие из числа попов, поднялись на Лобное место, его царское величество после всех. Придя туда, он три раза преклонился пред одной большой иконой, между тем как (попы) пели и кадили из кадильниц.

Пока это происходило, проехали вверх к дворцу двое саней его царского величества: одни сани были только в одну лошадь, с пучком перьев на голове и на дуге, сани же (были) покрыты прекрасным покрывалом, по обе стороны их шла целая толпа драбантов с алебардами, сделанными по старому образцу, почти как (наше) knafvelspiut, чего ранее здесь в стране не было в употребления.

Затем патриарх предложил его царскому величеству крест, который тот и поцеловал.

Немного погодя, патриарх выступил вперед и пошептал его царскому величеству на ухо; что это было, нельзя было знать, но вслед за тем его царское величество отдал приказание тестю своему Илье Даниловичу Милославскому (Elia Dalinewitz Miloslafsky), a тот, опять, приказал думному дьяку Алмазу перейти на другую сторону и, именем его царского величества, спросить шведских посольских людей о здоровье и благополучии послов и гоф-юнкеров. После того присутствующее (посольские люди) надлежаще ответили на это, а также отдали глубоким поклоном свое почтение, когда его царское величество обратился в их сторону.

Затем его царское величество спросил о здоровье и благополучии всего народа, который стоял вокруг Лобного места, на что все поклонились глубоко, до земли. После того процессия быстро прошла во дворец и в церкви

* * *

11-го числа того же месяца был послан переводчик Брандт наверх в приказ. После приветствия от послов и поздравления по случаю прибытия его царского величества, которого их превосходительства (гг. послы) так долго и сильно ожидали, и которому теперь особенно радуются, (Брандт высказал предположение), [113] что они теперь уже скоро увидят милостивые очи его царского величества и получат аудиенцию.

* * *

Того же числа имели в первый раз аудиенцию императорские послы. По обе стороны улицы до самого дворца стояли стрельцы с ружьями и нестерпимое (оdragelig) количество знамен. Были посланы к ним сани его царского величества, покрытые красным атласом и сукном. Затем прибыл верхом конюший его царского величества, за которым следовали 18 верховых лошадей. Но так как между тем дело затянулось, пока послы вышли, без сомнения не уговорившись с приставами относительно того, как ехать, им были высланы все-таки еще другие сани его царского величества, подобные первым. Когда же процессия двинулась, перед санями ехали 18 персон русских гоф-юнкеров, по два в ряд. Затем (ехал) конюший его царского величества и за ним двое императорских, после них следовали сами послы с приставами, в санях, за которыми прислуга императорского посольства несла на руках 4 одинаково выкрашенных красных ящика, часы и много другого.

Подойдя к лестнице во дворце, старейший и знатнейший посол вынул письмо и понес его сам в руках. Первый (посол) назывался Дон Алегретто аб Алегреттис (Don Alegretto ab Allegrettis) — францисканский монах, родом из Рагузы. Другой был австрийский барон, по имени Дидрих фон Лорбан (Diedrich von Lorban); он имел при себе одного итальянского маркиза и одного гофмейстера и несколько служителей, и весь состав посольства был немного более 20 человек.

* * *

17-го числа того же месяца явились приставы.

Г. Бьелке. Есть ли у вас ответ на то, о чем мы просили вас вчера, (а именно) чтобы на аудиенции мог переводить для нас наш собственный переводчик.

Пристав. Посольскому переводчику разрешается переводить, если послы будут иметь что-нибудь сказать, при этом (пристав) напомнил: готов ли список подарков, который был обещан вчера?

Г. Бьелке. Да, он готов. Вы его получите. [114]

Пристав. Не имеют ли послы еще о чем-либо напомнить, прежде чем явиться на аудиенцию, дабы мы могли принести резолюцию?

Г. Бьелке. Да, конечно, мы имеем много о чем доложить. С этим (все) вместе пошли в комнату г. Бьелке, чтобы таким образом в тишине переговорить друг с другом. Тогда г. Бьелке спросил, в каком порядке думают они провести их на аудиенцию, и как много саней можно будет получить.

Пристав отвечал совершенно необдуманно, предлагая только одни сани для всех трех послов.

Г. Бьелке. Невозможно, чтобы мы все трое вместе сидели в одних санях, мы должны иметь каждый свои сани.

Пристав. Этого не может быть, так как это у нас не в обычае.

Г. Бьелке. Мы должны иметь каждый свои сани; например, если бы нам нужно было ехать верхом, ведь, мы должны были бы иметь каждый свою лошадь: да и сани так узки, что в них двое едва могут сидеть.

Когда приставы услышали, что послы в конце концов желают иметь трое саней, они предложили, чтобы послы и они (сами), вместе, имели трое саней, которые ехали бы все в ряд (притом так), чтобы г. Бьелке сидел один в средних санях, г. Ессен со старшим приставом в других по правую сторону, а г. Крузеншерна с младшим приставом в третьих санях, по левую сторону от г. Бьелке, соединившись таким образом все вместе, как это было и при процессии въезда.

Г. Бьелке. На этот раз здесь нечего решать, но вы благоволите доложить о санях канцлеру, а мы между тем обсудим между собою то, что вы предложили.

Пристав. Мы это исполним. При этом приставы спросили, сколько верховых лошадей может понадобиться для (лиц) посольской свиты, которые поедут верхом.

Г. Бьелке. Сорок штук.

Пристав. Мы удивляемся: что вы будете делать с таким множеством верховых лошадей, так как королевских гоф-юнкеров (у нас) не более десяти? [115]

Г. Бьелке. (Что же удивительного?). — Их двенадцать человек и кроме того у нас самих есть гоф-юнкеры, красивые молодые люди и благородного происхождения.

Пристав. Но, ведь, это не что иное, как посольская прислуга.

Г. Бьелке. Наши гоф-юнкеры так же благородны (по происхождению), как и королевские, единственно, они не имеют годового жалованья от его королевского величества, подобно королевским гоф-юнкерам. Кроме того есть и иные лица, которым нужны лошади, как (например): маршал, секретарь, доктор, пастор, переводчик, канцеляристы и многие другие служители свиты, которой нужно прислуживать.

Пристав попросил чернил и бумаги и записал это.

Г. Бьелке. Мы желаем также получить столько стрельцов, чтобы можно было перенести подарки, и чтобы они были здесь (у нас) во дворе заблаговременно.

Пристав. Сколько (же) требуется стрельцов?

Г. Бьелке. Человек девять-десять.

Приставы опять стали требовать список подаркам.

Г. Бьелке дал его приставу. Когда же последний записал о лошадях и санях, его превосходительство г. Бьелке высказал желание получить скорее ответ.

Пристав. Мы сделаем это немедленно, и через час времени придем опять сюда. — Тем не менее они в этот день не явились.

* * *

Г. Бьелке. Ничего не слыхали вы о нашей почте?

Пристав. Нет, ничего.

Г. Бьелке. Мы желали бы, чтобы она не задерживалась, но быстро приходила бы (сюда).

Пристав. Если она в дороге, то она, конечно, скоро придет. С этим они (приставы) распростились.

* * *

Пристав. Подарки пойдут вперед? [116]

Г. Бьелке. Да. Но есть ли помещение, где они могли бы пока постоять, так чтобы вам можно было пройти на аудиенцию мимо (них)?

Пристав. Та зала, где послы получат аудиенцию, настолько велика, что в ней могут хорошо поместиться 500 человек. Кстати: в списке подарков между прочим значится серебряный сосуд с ручками; мы совсем не знаем, для чего он употребляется.

Г. Бьелке. Он употребляется для фруктов и конфект. При этом он вынул глобус, который послы развинтили; вследствие этого образовались две прекрасные вызолоченные внутри чаши и один подсвечник. Приставы этому очень удивлялись.

Г. Крузеншерна. Эти чаши очень хороши для того, чтобы пить из них мед.

Пристав. Да, они очень красивы, и патриарху очень понравятся эти глобусы: у него есть люди, которые объяснят ему небесное движение и звезды.

(Пристав). Конечно, глобус этот должен весить больше одного лисфунта.

Г. Бьелке. Да, оба вместе они весят 1400 лотов, но работы здесь более, чем серебра, так как каждая точка на них имеет свое значение. Кстати: употребляются ли здесь в стране какие-либо календари (allmnacker)?

Пристав. У нас есть один, на 24 года. — С этим они (приставы) встали, чтобы откланяться.

* * *

Около полудня приставы пришли опять. На них были пышные одежды из турецкой золотой парчи, вышитые крупным жемчугом и рубинами, около воротника, и высокие черные лисьи шапки.

Они спросили: готовы ли послы.

Г. Бьелке. Мы готовы. Но мы видим, что приведено только двое саней, не смотря на то, что вчера (уговорено) было о троих санях его царского величества.

Пристав. Нет, ничего не было уговорено о большем числе саней его царского величества, кроме двоих, а третьи сани наши собственные. [117]

Г. Бьелке. Вы должны же держаться слова. — При этом (послы) сильно надулись и сняли даже верхнее платье, так как приставы не хотели посылать за третьими санями.

Приставы, конечно, очень противились, (говоря), что ничего не будет более, кроме двух саней его царского величества, а что третьи сани их собственные, но в конце концов, после долгих пререканий, должны были, все-таки, достать третьи сани его царского величества, говоря, что они в данном случае ослышались.

Г. Крузеншерна. Зачем же вы не подымаете ушей лучше?

Когда прибыли третьи сани его царского величества, которые были убраны так же, как и первые двое, а именно все он были обтянуты красным атласом и красным сукном, — все было, таким образом, готово, ибо подарки раньше всего были перенесены, в порядке, во дворец, а именно:

1. Тройная конфектная ваза (Confectztraa), из тонкого позолоченного серебра, прекрасной работы, с литыми статуэтками и изображениями, употребляется на больших банкетах для конфект и красивых фруктов и к ней футляр.

2. Два высоких красивых серебряных глобуса, с искусно исполненной резьбой, и с таким устройством, что по одному краю (видно) небесное движение, а по-другому весь круг земной, со всеми государствами, землями и городами. Если развинтить глобусы, то из нижних частей образуется два больших красивых серебряных подсвечника, а из самих глобусов четыре больших вызолоченных изнутри чаши.

3. Большой коробок с крышкой из тонкого серебра, искусной чеканной работы, употребляется в королевских покоях для хранения различных редкостей.

4. Два больших буфетных кувшина, из позолоченного серебра.

5. Большой «лампет», или сосуд для воды; чеканной работы, и к нему кружка, в виде льва.

6. Еще один сосуд для воды, сделанный в виде целого человека.

7. Четыре штуки больших серебряных сосудов или коробков, с ручками чеканной работы. Употребляется для фруктов и конфект. [118]

8. Двадцать четыре высоких чаш для конфект, чеканной работы, с изображениями и фигурами внизу.

9. Шесть штук больших высоких подсвечников из серебра, искусной чеканной и разной работы.

Подарки самих послов.

Первого (посла): красивый турецкий чепрак, украшенный жемчугом, высокой работы, бокал из страусового яйца, искусно вделанный в позолоченное серебро, и к нему футляр.

Второго (посла): два прекрасных искусно выделанных подсвечника.

Третьего (посла): тоже два красивых подсвечника, другим образом выделанных.

Затем следовал маршал и за ним, по два в ряд, другие лица посольской свиты, которым приказано было ехать так, чтобы знатнейшие были сейчас перед г. Бьелке, а секретарь ближе всех, перед самым г. Бьелке, имея в руках письмо, завернутое в синюю тафту. Потом ехали послы в троих санях в ряд: г. Бьелке один в середине, а другие двое послов по обе стороны от него, но так, что приставы имели всех трех послов между собою. Драбанты шли по обе стороны, лакеи перед и за санями, а сзади всех ехало несколько слуг.

Множество знамен и стрельцов были выстроены от самого двора послов и до лестницы дворцовой церкви, у которой послы вышли из саней.

Когда послы пришли в приемную комнату, которая была со сводом, их встретили двое назначенных (лиц): один (так) называемый дворянин, и один дьяк Никита Сергеевич Головнин (Мikita Sergeiwitz Golownin), из коих один, произнеся малый титул его царского величества, сказал, что любовь его царского величества к его королевскому величеству повелела им встретить послов и проводить их к его царскому величеству.

Когда послы вошли в аудиенц-залу, его царское величество сидел там на своем престоле, со скипетром в руке, очень богато одетый, а князья его и бояре на скамейках. Зал этот был со сводом, с одним столбом (колонною) посредине и с различными нарисованными изображениями и фигурами. [119]

Пол был весь покрыт коврами, а прямо перед ногами его царского величества — была (положена) серебряная материя и куски золотой парчи.

Перед престолом его царского величества стояли четыре молодых князя в шелковых белых рубашках и с золотыми цепями на плечах: на них были высокие белые шапки и у каждого был свой полумесяц на плечах.

Тогда думный дьяк Алмаз показал, где должно стоять послам, а после того (как они заняли места), один из князей, по имени Данила Степанович Великого-Гагин (Danila Gepanowitz Welitzigagen), после произнесения малого титула его царского величества, провозгласил, что прибыли великие и полномочные послы его королевского величества, чтобы принести свои приветствия.

Тогда думный дьяк дал послам знак, чтобы они представили свое дело.

Г. Бьелке начал свою речь.

«Великодержавнейший, высокородный государь и господин — Карл Густав — (полный большой титул) — приносит вам, великий господин, царь и великий князь Алексей Михайлович — (полный титул) — свое королевское соседственно-дружественное приветствие, желая при этом вашему царскому величеству, в управлении этим русским государством с его царствами и владениями, всякого благоденствия и благословения, а также счастья и успеха против общих для обеих сторон, великих государей и потентатов, — врагов поляков, с уверением, что каких бы его царскому величеству ни было угодно потребовать от его королевского величества доказательств добрососедских чувств и дружбы, — его королевское величество дать таковые доказательства охотно расположен и всегда готов. А для вящего укрепления всего этого, кроме прочих великих и благих дел, подлежащих исполнению, он приказал нам, своим великим и полномочным послам, передать это свое королевское и соседственное письмо в собственные руки вашего царского величества».

* * *

Затем Бьелке выступил вперед и передал письмо, которое его царское величество принял сам, но сейчас же отдал его Алмазу. [120]

23-го числа, того же месяца. После полудня пришли приставы в одеждах его царского величества, имея на головах большие высокие черные шапки, и предложили, чтобы послы благоволили отправиться пред милостивые очи его царского величества.

Г. Бьелке и другие послы сейчас же проследовали вниз, в сани, которые были поданы на дворе для того, чтобы отвезти их. По обеим сторонам улицы стояли стрельцы под ружьем, и процессия следовала мимо них. Прибыв во дворец, послы поднялись вверх и пошли по той же самой лестнице и переходу, как и в первую аудиенцию, но не в прежнюю большую аудиенц-залу, а в другую, которая находилась по левую руку: в приемной ее сидели различные гости и почетные купцы, в дорогих одеждах и высоких шапках. Тогда опять двое из них, а именно..... встретили послов, и один, после малого титула его царского величества, сказал, что «любовь к великодержавнейшему (и т. д.) — произнося малый титул его королевского величества — повелела нам двоим приветствовать и к его царскому величеству сопроводить вас, великие и полномочные послы».

Когда послы пришли в аудиенц-залу, которая, как и приемная, была сводчатая, с разными рисунками на потолке и кругом по стенам — его царское величество сидел на своем троне в украшенной жемчугом шапке, подбитой черным соболем, со скипетром в правой руке и с большой широкой цепью из золота на плечах. Перед ним стояли четыре молодых князя в белых одеяниях и золотых цепях, с высокими белыми шапками на головах, имея каждый на плечах топор или (нечто) вроде полумесяца.

По правую сторону от его царского величества стоял на окне сосуд с водой. Пол был весь покрыт коврами. А знатнейшие (лица) из Совета сидели на скамейках, кругом вдоль стен, и отвешивали свои поклоны пред его царским величеством, который сидел на троне молча, как истукан (изображение), и при этом совсем не двигался. (В это время) выступил вперед один окольничий по имени...... и возгласил, (стоя) перед его царским величеством и послами его королевского величества, что время теперь благодарить за жалование его царского величества. Думный дьяк Алмаз дал знак послам говорить. Тогда г. Бьелке, произнеся малый титул его [121] царского величества, благодарил его царское величество — малый титул — за то, что он ныне опять соизволил без затруднений, разрешить послам предстать пред ним и обещал им совещание с Советом и боярами, а, кроме того, и за жалование и угощение с собственного его царского величества стола — все, де, это послы доведут до сведения его королевского величества и, кроме того, при случае вспомнят и подобающим образом восхвалят.

Затем — произнеся малый титул его царского величества — начал говорить Алмаз, в том приблизительно смысле, что его царское величество повелел перевести и прочитать ему письмо его королевского величества, кредитивную грамоту послов и, по их последней просьбе и желанию при первой возможности приступить к совещаниям, назначил для сего и определил своих советников, а именно:

1. Боярина и наместника Астраханского, князя Никиту Ивановича Орловского (Nikita Iwanowitz Orlofskomu),

2. Боярина и наместника Белозерского Василия Борисовича Шереметева (Wasilie Borisowits Scheremettof),

3. Боярина оружейничего (заведывающий цейхаузом и оружейной палатой), наместника Нижнего Новгорода Григория Гавриловича Пушкина (Gregori Guarilowits Puskin),

4. Думного дворянина и наместника Боровского Афанасия Осиповича Прончищева (Offanasej Osipovits Pronsischeff),

5. Думного дьяка Алмаза Иванова (Almas Iwanowits)

Когда Алмаз кончил говорить, послы, с подобающим поклоном, простились, причем его царское величество, по-прежнему, оставался неподвижен, не подавая ни малейшего знака, что видит или замечает приветствия послов. Те же два лица, как и раньше, встретили послов и проводили их опять в то же место, т. е. в приемную. Затем приставы ввели их в конференц-залу, где они нашли только подьячего Ивана Патрикеева (Under Diaken Iwan Patrikeoff).

* * * [122]

Пристав после того говорил с переводчиком Брандтом наедине и, между прочим, спрашивал его, как думает он придти к Господу нашему (Иисусу) Христу, после того как выбрился и совсем не имя бороды. Переводчик Брандт отвечал: Хотя я, конечно, и брею бороду, но, все же, надеюсь, с помощью Божией, тоже придти ко Христу. Но вот как ты-то придешь к Господу нашему и Спасителю Христу, в царство небесное, со своей большой бородой, — это ты увидишь.

Пристав. В законе Моисеевом написано, что никакая бритва не должна касаться волос. Впрочем, и Адам, равно как и все апостолы имели бороды.

Г. Бьелке. То, что сказано в законе Моисеевом: бритва не должна касаться волос (на голове), следует понимать не в отношении всех людей, а только в отношении некоторых, особенно таких, как Самсон и многие другие, которые были образом и подобием Христа.

Пристав. У митрополита Новгородского, конечно, нет бороды, но он тем не менее — святой человек. — С этим они (приставы) откланялись.

Текст печатается по изданию: Отрывки шведского дневника времен царя Алексея Михайловича // ЧОИДР. 1912. I

(пер. А. М. Галиновой)
Текст воспроизведен по изданию: Дневник Андерса Траны. Великий Новгород. Новгородский ГУ им. Ярослава Мудрого. 2007

© текст - Галинова А. М. 2007
© сетевая версия - Strori. 2015
© OCR - Осипов И. 2015
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Новгородский ГУ им. Ярослава Мудрого. 2007