СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

АББОН

О ВОЙНЕ ГОРОДА ПАРИЖА С НОРМАННАМИ

DE BELLIS PARISIACAE URBIS ADVERSUS NORMANNOS LIBRI III

17. Осада парижской башни Шателе норманнами. 887 г.

(в 897 г.).

О Лутеция (н. Париж), раскинувшаяся среди вод Сены, в центре богатого королевства франков! Ты провозгласила сама себя великим [247] городом, сказав: «Я, как царица, сияю среди прочих городов» (Такие восторженные речи понятны в устах поэта и приверженца нового короля Одо, родоначальника Капетингов, сделавшего в первый раз Париж, которого он был прежде графом, центром нового королевства, после распадения Карловой монархии; при Карловингах Париж не играл никакой роли). В самом деле, ты поражаешь взоры всех своими вратами, из которых одни прекраснее других. Ты приводишь в отчаяние всякого, кто смотрит жадно на богатства франков; ты владеешь чудным островом (н. Cite, центр Парижа, лежит на острове, образованном рукавами Сены); река обтекает твои стены; она держит тебя в своих объятиях, и ее кроткие волны текут под мостами, которые идут от тебя справа и слева; по краям этих мостов, над рекою, высятся башни, охраняющие тебя. Поведай же мне сама, о гордая Лутеция, какими гробницами не усеяли тебя даны (т. е. норманны), это племя дружественное Плутону, когда божий святитель, великий и достолюбезный Гоццелин (тогдащний архиепископ Парижа), твой благодетельный пастырь, управлял твоею церковью!.....

Кровь твоя пролита этими варварами, приплывшими на семистах парусных кораблях и прочих маленьких ладьях, многочисленных до того, что нельзя их и счесть; народ называет их барками. Поверхность глубоких вод Сены до того покрыта ими, что ее волны исчезли под их судами на пространстве более двух миль; с удивлением ищут, в какой трущобе спряталась река; нигде она не показывается: промокшая сосна, дуб, мокрая ива покрывали совершенно поверхность реки.

На следующий день, после того как те корабли коснулись подножия города, к преславному пастырю Лутеции, в его дворец, явился Сигфрид (Сигфрид был товарищ Готфрида; Карл III поселил их в Фрисландии и обратил в христианство. Объяснение причин нападения Сигфрида на Париж для того, чтобы проникнуть в Лотарингию, см. выше хрон. Регино, в ст. 14-й «Время Карла III Толстого и распад. Карлов. монархии», на стр. 220), король, но только по имени; впрочем он предводительствовал своими сподвижниками. Склонив главу пред первосвятителем, он заговорил так: «Гоццелин, сжалься над собою и над своею паствою; если ты не хочешь погибнуть, умоляем тебя, преклони свой слух благосклонно к нашим просьбам. Позволь нам только пройти чрез этот город; мы его не тронем и постараемся сохранить имущество твое и Одо» (он был тогда только графом Парижа, а впоследствии — с 888 —  королем Франции). Этому Одо, уважаемому всеми графу, будущему королю, сделавшемуся вскоре отцом государства, было поручено тогда охранение Лутеции. Но пастырь божий отвечал Сигфриду словами, дышавшими полною преданностью: «Этот город вручен нашему охранению императором Карлом (т. е. III, Толстым); он, после [248] Бога, король и повелитель всех стран на земле, держит в своей власти почти весь мир. Он отдал нам Лутецию не для того, чтобы она причиняла погибель всему королевству, но чтобы спасла его и обеcпечила ему безопасность; представь, что защита этих стен была бы поручена тебе, как она теперь поручена мне, и скажи, сделал-ли бы ты то, что считаешь справедливым требовать от меня, и как бы ты поступил»? — «Если бы я это сделал, возразил ему Сигфрид, то пусть моя голова погибнет от меча и послужит пищею псам! Но все же, если ты не уступишь нашим просьбам, то с восходом солнца мои воины забросают тебя своими стрелами и дротиками, напоенными ядом; когда же светило закатится, они предадут тебя всемь ужасам голодной смерти; и это будет повторяться каждый год».

Так он сказал, ушел и начал торопить своих сподвижников. Едва занялась заря, как этот вождь повел свое войско на битву. Все они бросаются с своих кораблей, бегут к башне (Chatelet (На правом берегу Сены, ныне площадь с новым театром того же имени) главная башня из укреплений тогдашнего Парижа, древней римской постройки), колеблют ее жестоко до основания учащенными ударами и осыпают градом стрел. Город оглашается криками; жители стремятся со всех сторон; мосты дрожат под их шагами; все бежит и торопится на защиту башни. Между ними отличаются своим мужеством граф Одо, брат его Роберт и граф Рагнар; тут же и храбрый аббат Эббль, племянник епископа. Сам же епископ слегка ранен: его коснулась острая стрела; Фридрих, его оруженосец, юноша цветущий летами, поражен мечем; юный воин погиб, а старец, исцеленный рукою Бога, возвращает свое здоровье. Для многих из наших это был последний день; но и они, с своей стороны, нанесли врагу жестокие раны. Наконец наши отступили, погубив тьму данов, у которых едва сохранились признаки жизни....... От прежней цельной башни почти ничего не осталось; уцелел один крепко сложенный фундамент и нижние зубцы; но в ночь, последовавшую за битвой, эта башня, обложенная вокруг здоровыми бревнами, поднялась еще выше, и на старом укреплении, так сказать, возникла новая деревянная крепость, в полтора раза выше прежней. Таким образом, солнце, a вместе с ним и даны, могли на следующий день приветствовать новую башню. Снова они дают жестокую и кровавую битву неверным. Со всех сторон падают стрелы, струится кровь; на воздухе сталкиваются камни, пущенные из праща, и их удары перемешиваются с ударами копий. Между небом и землей только и видны, что стрелы, да камни. Башня, дитя ночи, стонет, пронзаемая дротиками; я говорю: дитя ночи, потому что, как я выше сказал, она была выстроена в одну ночь. Город в ужасе; жители громко кричат; звуки рогов [249] призывают их поспешить на защиту колеблющейся башни. Христиане бьются и усиливаются отстоять ее оружием. Между нашими воинами отличаются особенно двое, превосходя своим мужеством прочих: один граф, а другой — аббат. Первый победоносный Одо, не испытавший поражения ни в одном бою, воодушевляет своих и поддерживает их истощенные силы; он ходит беспрестанно по башне и поражает врага. А враг старается покачнуть башню при помощи подкопов; но Одо льет на осаждающих масло, перемешанное с воском и горохом; масло льется на них огненным ручьем, пожирает, жжет и палит волоса на голове данов; многие из них погибли, a другие ищут спасения в волнах реки. Наши же кричат им все в один голос: «Бедные погорелые, бегите в Сену; пусть она вам вырастит новые волоса, лучше причесанные». Храбрый Одо истребил огромное число этих варваров.

Второй же из наших героев, кто он? Это— аббат Эббль, сподвижник Одо и соперник его в храбрости. Одним ударом копья он нанизал на него вместе семь данов, и приказал, для шутки, так и снести их на копье в кухню. Никто не смеет опередить этих героев во время битвы, никто не смеет приблизиться к ним, ни стать рядом; но и другие равно презирают смертью и храбро дерутся. Впрочем, что можно сделать с каплей воды против тысячи огней? Верные, при всей своей храбрости, сражались в числе едва двухсот человек, a неприятелей доходило до сорока тысяч, и притом их всегда оставалось сорок тысяч, так как при нападении на башню новые сменяли прежних.

Монах Аббон.

De bellis Parisiacae urbis adversus Normannos libri III.

Аббон, монах С. Жерменского монастыря в Париже (Abbo, monachus S. Germani a Pratis; ум. 925 г.), был очевидцем осады Парижа норманнами и описал ее в трех книгах под заглавием «О войне города Парижа с норманнами». Предшествовавшие обстоятельства этой знаменитой осады см. выше, в хронике Регино, стат. 14. Современное историки придавали ей огромное значение, как событию, оправдывавшему право на королевский престол новой династии Капетингов: их родственник Одо играл в истории осады главную роль. Издания и переводы: Taranne, Le siege de Paris par les Normands en 885 et 886, poeme d'Abbon, avec la traduction en regard et des notes. Par. 1834; у Guisot, Coll. VI.