-

ДЕПЕШИ ПРУССКОГО ПОСЛАННИКА ПРИ РУССКОМ ДВОРЕ БАРОНА АКСЕЛЯ ФОН-МАРДЕФЕЛЬДА, 1740 ГОДА.

(Перевод с подлинников, находящихся в Берлинском государственном тайном архиве).

25.

Мордефельд — королю.

С.-Петербург, 15-го ноября 1740 г.

Всемилостивейший государь! Все расточают похвалы герцогу-регенту, потому что он сильно заботится о благосостоянии империи. Он трудолюбив до нельзя и с тех пор, как председательствует в кабинете, все изготовляется там с необычайною скоростью. Он подписал указ немедленно набрать рекрутов, чтобы пополнить армию. Когда это будет сделано, то, как сказал мне вчера генерал-фельдмаршал граф Миних, число войск дойдет, включая туда и гусар, до 253,000 человек, не считая флота, казаков и калмыков. Он считает эту цифру верною и обещал мне подробный список всех войск.

В Москве все обошлось также спокойно, как и здесь, и все присягнули без волнений и ропота.

Герцог, отец императора, в настоящее время не связан более никакою присягою. Фельдмаршал Ласси сделан шефом кирасирского полка.

Герцог регент объявил опять новые производства. Генерал-майор Измайлов произведен в генерал-поручики, полковник Титов в генерал-майоры, а подполковник граф Бальмейн в полковники. Кроме того много производств и в нижних чинах.

Камергер Стрешнев и г. Наумов сделаны сенаторами...

26.

Мардефельд — королю.

С.-Петербург, 19-го ноября 1740 г.

Всемилостивейший государь! С чувством глубочайшей покорности получил я рескрипт вашего величества от 5-го ноября, касательно болезни покойной императрицы и положения русского двора.

Я имел уже честь всенижайше уведомить ваше величество в моих предшествовавших реляциях обо всем, что произошло с тех пор, и что герцог курляндский назначен правителем по распоряжению ее императорского величества, при чем ему дана верховная власть.

Его высочество не только занимается с кабинет-министрами, но и ездит довольно часто сам в сенат, что производить хорошее действие, потому что ленивые, воодушевленные его примером, становятся трудолюбивыми, и в настоящее время в неделю изготовляют больше дел, чем прежде в течении года.

Хотя Россия после столь тягостных войн нуждается в мире, я все-таки сомневаюсь, чтобы регент, которого склонность к славе мне хорошо известна, остался бы сидеть сложа руки при настоящих обстоятельствах, если только ему не помешают в этом его соседи с севера или юга. Что касается последних, то трудно предполагать, чтобы они обнажили шпагу, потому что не могут расчитывать ни на какие выгоды, а могут опасаться тысячи трудов и опасностей.

Я имел некогда определенные приказы от блаженной памяти покойного короля о том, чтобы не вмешиваться ни в домашние, ни во внутренние дела здешнего двора; и так как от вашего величества я до сих пор не получал отмены этих приказаний, то в точности сообразовался с ними в последнюю катастрофу, и видел в течении этого кризиса только графа Остермана, чего не мог избегнуть не нарушив должного приличия.

Приверженцы герцога брауншвейгского бросают камнями в барона Кейзерлинга министра брауншвейгского двора за то, что он в продолжении всего бурного времени не выходил из своей комнаты; они подозревают, что его болезнь была притворная, необходимая для того, чтобы выпутаться из неприятного дела. Но я уверен, что они не правы относительно этого ловкого и честного человека, тем более, что пользуясь полным доверием принца Антона Ульриха, он мог бы надеяться играть блестящую роль, если бы его высочество достиг регентства; таким образом его собственный интерес должен был бы побудить его хлопотать о том изо всех сил.

К резиденту Гогенгольцу в начале этой недели прибыл курьер из Вены с приказом привести в движение все пружины, могущие ввести Россию в интересы королевы венгерской и ее супруга. Если верить графу Остерману, то Гогенгольц будет иметь успех. Впрочем очень возможно, что герцог-регент другого мнения, потому что ее величество в родстве с его соперником, герцогом брауншвейгским.

Говорят, будто его высочество регент решил откладывать доходы с соловарен, доходящие ежегодно до 800,000 рублей и поступавшие прежде в личное распоряжение покойной императрицы, для того чтобы составить из них род запасного капитала.

Господин Кроков, бывший майором в полку его королевского высочества принца Вильгельма — произведен в подполковники кирасирского полка фельдмаршала Ласси.

Опальный Мусин-Пушкин получил позволение отправиться доживать дни свои в собственном поместьи в казанской губернии.

Текст воспроизведен по изданию: Депеши прусского посланника при русском дворе барона Акселя фон-Мардефельда, 1740 года // Древняя и новая Россия, № 8. 1876