ЗАПИСКИ КАПИТАНА ПЕРРИ О БЫТНОСТИ ЕГО В РОССИИ С 1698-го ПО 1713 ГОД.

* * *

Предыдущее повествование написано было мною для представления в рукописи некоторым почтенным особам, удостоившим меня своего внимания. Излагая все, что происходило со мною, я надеялся, что известие о трудах моих в Московии может доставить мне место ииженера при портах. Надеялся я также, что оно побудит Е. В. Короля приказать возобновить требования о вознаграждении меня жалованьем, коего я не получил по договору, заключенному при вступлении моем в царскую службу. Когда решился я издать мою записку, некоторые из почтенных особ сказали мне, что гораздо лучше было бы, если бы я напечатал ее немедленно после моего возвращения в Англию, ибо тогда голос публики заступился бы за меня. Другие говорили мне, что весьма хорошо и любопытно было бы, если б приложил я к записке моей нечто из слышанного ими от меня о нравах и обычаях Москвитян, достопамятностях их земли, и переменах, какие произвел там ныне царствующий Государь, учинив Московию страшною соседям ее и заслужив справедливое удивление всех. Соглашаясь с таким мнением, решился я дополнить мою записку, при напечатании ее, описанием России. Во время бытности моей в России вовсе не думал я вести записок, и потому, принужденный теперь писать напамять, к сожалению, не могу дать описанию моему надлежащей полноты. Постараюсь заменить сей недостаток правдивостью. Не только не опасаюсь того, что мое [264] описание может дойдти до сведения Е. Ц. В., но я даже желал бы, чтобы оно дошло. Всегда считал я его государем необыкновенным, уважал, любил его, и остался бы навсегда в его службе, если бы некоторые из окружающих его людей не успели предубедить его против меня.

Не имея возможности сделать мое описание достаточно полным, вообще не буду я говорить о том, что уже довольно известно в Европе из других описаний. Любопытнее будет представить то, что менее известно, а также и в изложении самых дел Царя такие обстоятельства, которые были представляемы другими неверно или не точно.

Не однажды пмеле я честь слышать лично от самого Царя, что он намерен отправить во все области своего государства искусных людей для снятия карт, и попытаться также: нельзя ли пройдти от Новой Земли в Татарское море. Он хотел устроить порт на восток от реки Оби, и оттуда завести торг с Китаем и Япониею, так что если бы оказался только путь туда возможным, отчасти сухим путем, он значительно сократил бы нынешнюю сухопутную дорогу до Китайской границы, и Европейцы предпочли бы ему путешествие в Индию по отдаленным морям.

Царь намерен был также послать людей для исследования восточной части Каспийского моря, учреждения там порта и заведения торга с Великою Татариею, простирающеюся от Каспийского моря до Китая, который Татары завоевали лет семдесят тому. Татария лежите вся в умеренном климате, от 38-го до 52° сев. широты, и обилует разного рода произведениями, кроме немногих пустынных мест. Огромные реки орошаюте ее, и некоторые из них [265] впадают в Каспийское море. Русские, прежде вовсе незнакомые с мореплаванием, не делали никаких покушений ознакомиться с сими странами, но нет сомнения, что можно здесь завести торговлю весьма выгодную.

Обращаясь к народам, заселяющим обширное пространство областей от Новой Земли и Архангельска далее к Татарскому морю, находим севернее других народ, называемый Русскими Самоеды, то есть, люди, которые едят друг друга, но такое название несправедливо, ибо сии дикари живут во взаимном мире и согласии. Необходимость заставляет их иногда есть падаль и всякую нечистоту, но людей они не едят. В Архангельск привозят они меха, кожи, лес, но живущие далее удаляются от всяких сообщении с Русскими. Самоеды народ крепкий, темноватого цвета, с одутловатыми щеками, курносый. Они не занимаются земледелием, ибо по причине холода хлеб у них не созревает. Скотоводства у них также нет, и они живут промыслом оленей, медведей и других зверей, питаясь мясом их, птицею, рыбою, которую сушат в запас, и репою. Только обитающие около Архангельска научились у Русских употреблению хлеба.

Они признают власть Царя, но не принимают християнской веры. Разговаривая с ними узнал я, что у них нет никакой власти и никакой религии. Если случится ссора, избирают в судьи стариков и они решают дело. Веру юте они, что есть бог, который делаете им добро, и воздает всякими благами тому, кто живет смирно и не обманывает, но о будущей жизни они ничего не знают, и вся награда за добро заключается у них в благах здешней жизни. [266]

Земля Самоедов обилует оленями, которые питаются мохом, растущим на земле и на деревьях. Род оленей тамошних особенный. Они не высоки, но велики, крепконоги, и копыта их так устроены, что они могут ходить по льду не скользя. Самоеды употребляют их вместо лошадей, запрягая зимою в сани, которые делаются весьма легкие, так, чтобы могли держаться на снегу. Лошадь с обыкновенными санями утонет в тамошних глубоких снегах. Кроме того Самоеды ходят по снегу, подвязывая под ступни ног длинные, узенькие дощечки, которые на снегу их поддерживают. Олень не только питает, но и одевает Самоеда. Шкура оленья покрыта густою шерстью, и Самоеды шьют себе платья на зиму из сих шкур. Рубашки делают они также из оленьих шкур, ибо если выделать их, то они весьма мягки и удобны для шитья; зимнее платье Самоедов составляет одну цельную одежду, с шапкою и чулками, и закрывает их с ногами и головою; открыто бывает только лицо, но при сильном холоде и его закрывают, оставляя дыры для глаз и для дыхания. Холода бывают там ужасные, продолжаясь по девяти и десяти месяцов; в самом севере и солнце не бывает видимо по два, по три месяца. Между тем Самоеды весьма довольны своим жребием, и многие из них, поживши несколько времени между Русскими, возвращались домой, желая дожить остаток жизни и умереть между своими, на родине, как ни уговаривали их остаться. Провидение премудро определило, чтобы человек везде находил счастие и радости.

Во время жестоких холодов они живут в подземных жилищах, где небольшого огня достаточно им для согревания. Такие жилища устроивают [267] и Русские, если им надобно провести зиму или прожить долго в таком месте, где нет домов. Устроивают их таким образом: выбравши сухое и возвышенное место, роют землю довольно глубоко, закрывают отверзтие жердями или бревешками, сверх коих накладывают плотно слой дерна; бока в яме укрепляюте; по сторонам ее устроивают лавки и места для спанья, а посредине место для разведения огня; дым выходит в дыру, сделанную в крыше. Когда зажженные дрова прогорят и потухнуть, дымовую дыру затыкают, и тепло в подземельи держится долго. Такие жилища Русские устроивают и в войске, если ему где-нибудь надобно прожить некоторое время. На зимовку, или во время продолжительной стоянки войска, в таком подземноме жилище кладут печь, где пекут хлебы и готовят кушанье, и когда печь и труба закрыты, тепло от печи нагревает подземелье, хотя топят ее только по два раза в день, и то немного. К жилью приделывается сверху передняя, или сени у входа, где хранятся дрова и разные вещи. Если земля замерзла, то прежде рытья разводят на всеме пространстве, какое займет землянка, огонь, вынимают оттаянную землю, разводят огонь снова и продолжают копанье до потребной глубины.

Англичане, которых некогда послали для открытия прохода в Китай и которые, бывши захвачены льдами, принуждены были зимовать на Новой Земле и там найдены все мертвые в кораблях своих на следующее лето, с печальным описанием, оставленным ими и найденным в каюте, о том, как погубил их холод, сии Англичане, при первой остановке их льдами, могли бы легко избежать [268] погибели. Им стоило только послать по льду на берег, и если бы тут и не нашлось никого, кто мог бы пособить им, они могли устроить подземные жилища, о коих я говорил, перенесть туда припасы с кораблей и спокойно зимовать. При смягчении холодов и в месячные ночи они могли бы заниматься охотою, а весною возвратились бы на свои корабли. Возразят мне на то, что на твердой земле могли бы путешественников сожрать волки и медведи. Но все, что о том рассказывают, суть пустые сказки. Дикие звери боятся человека, и достоверно, что если не нападать на них, то они никогда сами не нападут, и бывают они еще злы, когда у них маленькие дети. Известно притом, что медведь зимой лежит в своей берлоге и неподвижно сосет лапу. Русские, несмотря на то, что у них волков и медведей водится весьма много, ездят безопасно, особливо зимою, день и ночь, и весьма редко бывают случаи, чтобы зверь заел или ранил какого-нибудь ездока. Я сам часто встречал по дороге медведей и волков и старался стрелять в них, что весьма нелегко, ибо они бегут опрометью, чуть завидят человека. Находясь на Камышинке, неоднократно ездил я по так называемой степи (step), где, по причине опасности от Татарских набегов, вовсе нет селений на 50, а иногда на 100 и на 200-х верстах. Однажды, остановясь подле леса для отдыха лошадей и на ночь разведя большой огонь, мы были окружены множеством медведей. Они ужасно ревели, и если бы не было нас, то, конечно, съели бы наших лошадей, но в присутствии людей ни один из них напасть не осмелился. Если вы сами нападете на кабана или медведя, тогда надобно, чтобы выстрел ваш был верен, или чтобы другие пособили вам, [269] ибо взбешенный зверь бросится прямо на вас. Иное дело волк; они пугается выстрела и бежит.

Известно, что на Новой Земле живуте Самоеды, далеко простираясь в холодный пояс. Я уже говорил, что Царь намерен был послать туда корабли для исследования и узнания, нет ли там мореме прохода. Он полагает, что прохода нет, что Азия соединяется с Америкою, и именно сим путем населилась из Азии Америка, когда холода не были еще там столь жестоки. Действительно, есть вероятность полагать, что северные страны были прежде умереннее и более обитаемы. Без того, как могли бы люди поселиться в сем ужасном климате ? Наблюдая природу, находим неоспоримым, что при сотворении мира льдов не было на поверхности земли. Первые холода могли образовать лед весьма тонкий, и только постепенно достигал он до нынешней своей толщины. Часть его и ныне растаявает в течение полугода, хотя солнце ударяет в него лучами косвенно и многое зависит от ветров. Явно, что огромное количество ледяных глыб, иные футов по сту в толщину, были постепенным произведением многих тысячь лет. Предположение наше подтверждает знаменитый доктор Чейн (Chyne), в своих философских основаниях религии, где утверждает он, что солнце потеряло ныне свою первоначальную силу. Соглашаясь се ним, заключаю, что по мере распространения льдов, отражение от них усиливало холод, не существовавший в начале. Всякий можете судить, как ему угодно, а я приведу несколько известий о переменах погоды в странах северного материка, смотря по силе отражения, к теплу и к холоду.

Английские купцы, каждый годе путешествующие [270] из Москвы в Архангельск, лежащий под 64° широты, где солпце летом остается 21 час на горизонте, рассказывали мне, что иногда бывает там так жарко, что надобно расстегнуть платье, и тут еще жар нестерпимый, если ветр дует с юга, соединяясь с отражением солнечных лучей от земли. Но чуть подует северный ветер, все мгновенно изменяется, и через два или три часа так становится холодно, что жители надевают шубы. Летом такие перемены весьма обыкновенны, особливо в Июне и начале Июля, когда лед плавает еще по Белому морю.

B 1708 г., Английский купеческий корабль (имя его я забыл), обошел вокруг Кап-Норда, и в половипе Июня вошел в Белое море при весьма теплой погоде и ветре Ю. Ю. В. Но внезапно окружили его льдины, носившияся по морю. Люди, бывшие на корабле, почувствовали такой жестокий холод от отражения льдов, что зубы стучали у них от дрожания. Но те из них, кто побежал на верх мачт, дабы рассмотреть оттуда, как выйдти из опасности, нашли там погоду теплую в сравнении с погодою внизу, где льды произвели жесточайший холод. Через несколько времени, когда с великим трудом, но благополучно, мореплаватели освободились от льдов, погода вдруг сделалась благорастворенная, как прежде. Многие корабли подвергались подобным случаям, как уверяли меня самовидцы.

Другое замечательное явление в Архангельске, что в начале зимы, в Сентябре и Октябре, когда поверхность земли замерзнет и снег нападет в 3, 4, 5, 6 градусах от Архангельска, но лед еще не скрепил Белого моря, ветры производят [271] совершенно противное описанному мною, как будто полюс передвигается на то время с своего места. Тогда южный ветер, дующий с земли, сообщаясь с стужею от снега, коим земля покрыта, производит холод, а северный ветер с моря, еще непокрытого льдом, бывает теплый, в сравнении с южным. В Вологде, на половине пути между Москвою и Архангельском, в Москве и в других местахе, когда далее к югу градусов на 15 нападет снег, морозит равно, какой ветер ни дует. Но замечают, что мороз бывает сильнее в ясное и тихое время, когда нет ветра, могущего поднять или перемешать отражение снега с верхним воздухом, и потому на самой земле бывает тогда холоднее. По той же причине летом, когда поверхность земли нагрета лучами солнца, в ясное время, если ветер не поднимает и не смешивает отражения с верхниме воздухом, бывает всегда особенно жарко.

Еще явление замечательное, и подтверждающее все, что я сказал, касательно тепла, холода и перехода их, что точно так бывает в странах далее на юге, близких к тем высоким и знаменитым горам, которые всегда покрыты снегом, во причине огромного возвышения их. Я разумею не Гренадские горы и не Арарат на юге от Каспийского моря, но говорю о горах Китайских, милях в 20 или 30 от Кантона и Гисгема (Hyshem). Хотя они отстоят на градус или полтора от жаркой зоны, но если ветер подует с их стороны, делается такой сильный холод, что жители одеваются в шубы. Напротив, при обороте ветра от Ю. 3., с долин, где солнце передает теплоту земле, жители страдают от жара. Так везде бывает, где есть снеговые горы. [272]

В других местах Китайского государства, особливо в области Киттае (Kittay), на север лежащей, и в самых восточных пределах, ветере 3. С. 3., или С. 3., дующий от Новой Земли, зимою, когда земля покрыта снегом, производит холод, точно так, как ветер В. С. В., или С. В., производит стужу в западных пределах Европы, когда ветер В., дующий прямо с моря, производит там погоду умереннее.

Все доказывает, что тепло и холод, от какой бы причины они ни происходили, распространяются и усиливаются отражением. Потому-то острова, окруженные морем, умереннее климатом, нежели материки, ибо ветры не могут ничего прииять в себя, пролетая морем. В Англии замечают, что с конца Июня до половины Августа, когда жар становится наибольший, восточный ветер усиливает его, а ветер западный охлаждает, но зимою бывает наоборот.

Потому в восточной части Европы находим переходы от холода к теплу и обратно необыкновенные. Под параллелью Москвы бывают холода столь жестокие, что птицы замерзают на воздухе, люди мерзнут по дорогам, и иногда переходя через улицу знобят себе лицо, руки, ноги; так бывает и в Америке под теми же градусами. Будь Англия ближе к востоку, ветер западный был бы там так же холоден, как холоден в означенных местах ветер восточный. Остров на средине расстояния между В. и 3. будет для климата самый благоприятный. Так Ирландия, хотя и севернее Англии, но поелику она более удалена от материка, то и холода в ней бывают меньше, нежели в Англии.

Народы, живущие далее от Самоедов на восток, [273] в за великою рекою Обью, на С. В. Сибири, за устьем Оби, по берегаме Татарского моря и до Китая, не все еще покорны Царю. Они сражаются мечами и копьями, луками и стрелами, не допускают к себе чиновников, посылаемых из Тобольска, главного города Сибири, и не позволяют описывать стран, ими занимаемых. Потому Русские доныне не вполне опознали Татарское море. Сказывают, что все сии народы, с коими Русские ведуте торговлю соболями, образованнее Самоедов, хотя и похожи на них образом житья.

Сибирь место ссылки, куда Царь отправляете преступников на вечное житье. Она завоевана Русскими при царе Иване Васильевиче, и простирается в некоторых местах до 54° и 55° широты, а, считая до Троицкаго монастыря, на реке Тунгуске, до 66° на север. Длина Сибири простирается от Оби до источников Аргуни, текущей на В. от Китая в море; отсюда великая стена Китайская в расстоянии нескольких дней езды.

Китайская стена, по известиям О. Лекомта, была построена лет за 1800 до нашего времени Китайцами, для отвращения набегов Татарских, что не воспрепятствовало однакож, лет семдесяте тому, Татарам овладеть Китаем. Ханы Великой Татарии, подданные коих называются Татарами Богдойскими, владеют ныне Китаеме.

Завоеванием Сибири наиболее обязаны были Русские одному из Московских купцов, по имени Строганов (Strugenoof), имевшему множество плоскодонных судов, употребляемых доныне Русскими; иные из них поднимают до 100 тонн; на них сплавляют по Волге хлебе, соль, рыбу и другие товары. Строганов имел также множество коммиссионеров, [274] не только в городах по Волге, но и во многих местах по рекам, с востока впадающих в Волгу. Таким образом распространил он свою торговлю среди народов по течению Оби, променивая Русские товары на меха Сибирские, как-то: соболей, черных лисиц, тигров, куниц, бобров, и проч.

Приучивши к себе дикарей старанием поддержать с ними доброе согласие, Строганов приобрел большую доверенность, а потом потребовал у Царя войск, коих ему и дали, а особливо Донских казаков, и с ними, менее нежели в два года, покорил он Сибирь. Царь Сибирский был убит в сражении; детей его отвезли в Москву. И теперь есть еще в Москве потомок Сибирских властителей, известный под именем Сибирского Царевича (Sibersky Zarvich). Он владеете четырьмя или пятью небольшими местечками, которые пожалованы ему в уважение его сана, и его весьма почитают сам Царь и весь Двор. Сибирь с областями, к ней принадлежащими, составляет восьмую часть царских земель, по разделению, какое сделано было лет шесть тому, и за содержанием гарнизонов, дополняемых из царской армии, приносит она значительный доход в царскую казну. Драгунский и пехотный полки Сибирский и Тобольский считаются лучшими в царской армии, исключая гвардию, которая есть выбор из всех других армейских полков.

Сибирь так значительна для Царя, что он предполагает распространить в ней завоевания даже до Татарского моря, при первой возможности. Драгоценнейшие меха там в большом изобилии, и Русские значительно торгуют ими с Китайцами; каждый, год ходят большие Русские караваны в Китай, [275] отвозя туда наиболее Сибирские меха, состоящие из шкур собольих, лисьих, тигровых, горностаевых, и проч., и присовокупляя к ним немного товаров, получаемых через Архангельск. Из Китая вывозят чай в больших ящиках, шелк и особенный род ткани из бумаги, смешанной со льном, называемой Русскими китайка (kitayka); она бываете красного, синего и других цветов, и женщины Русские употребляют ее на платья. Вывозят также жемчуг и золото в слитках. Русские добывают сами жемчуг в некоторых из восточных рек, текущих около границ Китая. Между сими реками и Тобольском, по дороге в Китай, построили они много городов и крепостей, где держат гарнизоны. Г-не Салтыков, резидент царский в Англии, сказывал мне, что после отъезда моего из России, Сибирский губернатор известил Царя о находке золотого песку в одной из реке, текущей на Ю. В. Сибири и впадающей в Каспийское море, от чего надеются больших выгод. Есть в Сибири и железо, которое ценится так высоко, что в Москве продают его третью дороже против всякого другого. Привозят еще из Сибири род слоновой кости, которая суть зубы одного водоземного животного, называемая бегемот. Оно водится в реке Ламе и по озераме около нее.

Сибиряки и Русские, между ними обитающие, живут в добром согласии с Татарами Монгольскими, Братскими, Тунгускими, Богдойскими и Узбекскими, населяющими земли на юг от Сибири до границ Китая. С некоторыми из сих восточных Татар, граничащих се владениями Царя и находящихся под покровительствоме Китайского императора, воевали Сибирские обитатели. Русские построили крепость [276] на реке Амуре, которою беспрепятственно владели до восшествия на престоле нынешнего Царя. В 1691 г. крепость сия была уступлена Китайцам, и границы с обеих сторон определены около истоков Аргуни. О мире договаривался граф Головин, нарочно для того посыланный в Китай, тот самый, что был послом от Царя в Англии. В 1693 г. Царь отправлял в Китай г-на Избрандта, Датчанина, с титулом посла, дабы подтвердить мир, и установить правила для торговли. На следующий год император Китайский присылал своих послов в Россию, и с тех пор обе стороны находятся в таком согласии, что никакой войны не предвидится между ними еще долгое время.

Вся страна между Сибирью и морем Каспийским, на восток от Волги, обитаема Татарами Бухарскими, Монголами (Mungal), Калмыками (Callmick) и многими другими ордами, из коих каждая имеет своего аюку (aucoes), или хана. Некоторые из них признают своим начальником главного хана, живущего в Самарканде, городе, находящемся на одном из протоков Оксуса, впадающего в Каспийское море. Сей хан почитает себя потомком Тамерлана. Некоторые из Татар, особливо Калмыки, находятся под покровительством Царя; другие живут в согласии с Русскими, и каждый год приходят на восточный берег Волги торговать с царскими подданными. Все они исповедуют одну веру, которая мало разнится от магометанской. Они едят мясо лошадей и других животных, которыми брезгуют Турки и Крымские Татары. По всем известиям об обширном пространстве земель, находящемся между Волгою и Китайскою стеною, она испещрена долинами, лесами, озерами, реками, из коих одни текут [277] в Каспийское, а другие в Татарское море, и вообще вся сия страна приятна и изобильна.

Татары Богдойские, Узбекские и Бухарские, более близкие к Китаю, обитают в домах летом и зимою. Но Татары Калмыцкие и другие орды, ближе к востоку, соседния с владениями Царя, живут в шалашах, и переходяте с своими семействами и стадами, то на север, то на юг, смотря по времени года. Вообще у них цвет лица темный, волосы черные, нос сплюснутый, щеки одутловатые и борода скудная. Бывши на Камышинке имел я случай вглядеться в образ их жизни, весьма похожей на жизнь патриаршую, какую описываете нам Моисей. Они не пашут и не сеют, но переходят с места на место для пастьбы своей скотины, пользуясь готовыми плодами земли. Подобно перелетным птицам, обращаются они на зиму к югу, доходя даже до Каспийского моря. Иные проходят до 43° широты на севере, там где менее находят снегов, и все вообще при начале весны, когда снега тают и зелень показывается, достигают до 52° на сев., одни ранее – другие позднее. Распространяются они кочевьями, в каждом от 8-ми до 15, даже до 20,000, и ставят свои шатры так правильно, что образуют улицы, как будто в каком-нибудь городе, и каждый всегда знаете свое место. Я видал даже, что скоте их, возвращаясь с поля, останавливается каждая скотина у шалаша своего хозяина. Приходя и уходя, они касаются берегов Волги с восточной стороны, и живут по две и по три недели против Русских городов, где меняют своих лошадей, баранов и другую скотину, которой у них великое изобилие, на хлеб, муку, медь, железо, котлы, ножи, ножницы, сукно, холсте, и проч. Бараны Калмыцкие, [278] а равно и других Татар, виденные мною на Волге, вкусом хороши, но мясо их совершенно различно от всякой баранины, какую случалось мне есть в других местах. Вместо хвоста у них бывает нарост жира, иногда весящий до 6-ти и 8 фунтов. Много из них бывает черных, и шкуры таких баранов ценятся в трое дороже мяса их. Они черны, как уголь, и вся шерсть у них при том в красивых завитках. Из Персии получают Русские много бараньих шкур серого цвета, которые еще дороже черных. Самые богатые и знатные люди в России носят шубы и шапки из таких барашков.

Переходя с одного места на другое, Татары везут жен и детей в особенного рода телегах, которые движутся на двух преогромных колесах, так, что через реки можно на них легко переправляться. Они располагаются в таких телегах, как будто в подвижных домах, и у богатых Татар таких телег бывает по нескольку для перевозки имения и людей. Везут их дромадеры, животные вроде верблюдов, но у которых на спине два горба, так, что в промежуток между ними человеке садится, как будто в седло. Дромадеры идут легко и скоро. У кого из Татаре нет телег, те на дромадерах перевозят тяжести и палатки свои. Для навьючения приучают дромадера становиться на колени, что они исполняет, однакож, весьма неохотно, изъявляя неохоту свою криком. Из шерсти дромадеров Татары делают род особенной ткани, а Русские, начиная ныне оставлять шапки, приготовляют из нее шляпы.

Калмыки заключают с Царем договоры, по коим ежегодно получают от него жалованье в Астрахани, хлебом и сукнами, обязываясь за то доставлять Царю [279] участок войска, который употребляется не только против Турков и Татар, но и против других неприятелей. Хотя войска Калмыцкие и не устроены, но воинственны и храбры. Царь употреблял их против Шведов и весьма удачно.

Обыкновенные шатры или шалаши Татарские делаются из шестиков, сложенных концами вместе в верху, так, что шалаш выходит в виде конуса, круглый. Снаружи покрываются они особенного рода тканью, которую называют войлок (wylock). Ее собственно валяют, как шляпу, но она бывает толстая, почти в пол-дюйма, так, что не пропускает сквозь себя холода и дождя. Для входа в шатер делается дыра, и в другую небольшую дыру, вверху, выходит дыме от зажженного посредине шалаша огня, вокруг коего ложатся обитатели шатра на войлоках, еще толще тех, которыми покрыт шатер. Когда вход и отверзтие в верху закроюте, в шатре делается тепло, как будто в печи. У самых почетных людей из Татар нет других жилищ, и только у одного из их аюк видел я кровать, убранную Персидскою шелковою тканью, которою кроме того подбит был изнутри шатер. Когда был я на Камышинке, то несколько орд кочевали все лето против нас на другоме берегу Волги. Татары часто переезжали к нам, а мы ездили к ним и взаимно торговали. Многие, видя наши занятия, с любопытством рассматривали наши работы и орудия. Я подарил им разные безделки, чем они были так довольны, что пригласили меня к себе, приняли весьма ласково и распрашивала нас о нашей родине, узнавши, что мы не Русские.

Татары Кубанские (Cuban) составляют совсем [280] особенный род. Они крепки, сильны, стройны; волосы у них черные и цвет лица черноватый. Обитают они на запад от Волги, по С. В. берегу Черного моря и между Черным и Каспийским морями. Часто производят они набеги на Россию, грабят и жгут селения, и похищают лошадей, скотину и жителей. Потому на запад от Волги, между Саратовом и Каспийским морем, находится обширное пространство необитаемой земли, где нет селений, исключая несколько заселенных островов близ Астрахани и городов Камышина, Царицына, Черноярска (Tschornico) и Терков, находящихся в 150 и 200 верстах один от другого. В сих городах содержат Русские гарнизоны, всегда готовые выступить в поход по первому знаку. Набеги Татар причиною, что жители ничего здесь не сеюте, хотя земля весьма плодородна. Хлеб привозят сюда по Волге, а отсюда на судах везут рыбу и горную соль, добываемую верстах в 30-ти от Камышинки; ею снабжают отсюда всю Россию. Из Астрахани вывозят еще Персидские и Армянские товары, как-то: шелк, бумагу, и проч.

Татары совершают свои набеги летом, когда есть уже на поле трава для прокормления их лошадей. Дабы двигаться быстрее, каждый имеет по две лошади и едет то на той, то на другой. Во все стороны отправляются от Татар разъезды для предосторожности от нападения Русских, и поход всегда производится так неожиданно, осторожно и быстро, что всегда почти бывает нечаянностью. Хищники берут все, что попадается, грабят, разоряют и удаляются столь же быстро, как и пришли, прежде нежели Русские соберутся противиться им, или захватить их на возврате. Попавшие в плен [281] остаются в вечной неволе. Сообщением Волги с Доном предполагалось между прочим поставить преграду набегам Кубанцов.

В бытность мою в Камышинке, всегда стояло там до 2,000 всадников, большею частью Татар Мордовских и Мурз (Moorzee?), подвластных Царю, с 4000 пехоты и 12 пушками, для прикрытия людей, находившихся при работе канала. За несколько верст расставлена была стража кругом, но все сии предосторожности не воспрепятствовали в одно утро явиться у нас Татарам, так, что мы вовсе их не ожидали. Видя нас готовыми для встречи, столь же поспешно удалились они, как и пришли, почему и не могли мы напасть на них. Лошади наши были тогда на пастве, где Татары многих из них захватили; увели они у нас всего до 1,400 лошадей, забравши и Пастухове, при табуне бывших.

Вся сторона от Камышинки до Терков весьма обильна, приятна и климат здесь превосходный. В начале весны, едва только снег сойдет (а он лежит там всего месяца два, три), настает теплая погода. Тюльпаны, розы, ландыши, гвоздики и множество других цветов начинают показываться. Спаржи, какой в других местах мне не случалось видать, здесь так много, что в иных местах можно косить ее. Трава на лугах вырастает столь велика, что достает по брюхо лошади. Поля покрыты солодком, мнндальником, вишенником, и множеством других плодовых дерев и кустарников, хотя плоды на них плохи, ибо земли никто не обработывает. Птицы водятся здесь всяких родов, сухопутные и водяные, а также дикие звери, олени, лани, кабаны, лошади и овцы дикие. Я ел однажды дикого ягненка, который, спасаясь от волка, бросился в реку и [282] был поймаи рыбаком; мясо его показалось мне вкуснее домашней баранины. Шерсть диких овец коротка и груба, по шкура дикой лошади доставляет мех густой и теплый; им обивают в России сани.

Вырастая высокая и в великом обилии, трава, которой никто не косит, вянет здесь на корне. Только иногда Русские и Татары мимоездом пасут на ней лошадей своих, останавливаясь ночевать или отдыхать. Обыкновенно в таком случае разводят огонь, где готовят пищу, и греются, ложась спать кругом иа войлоках, которые служат путникам вместо седла, постилаемые на спину лошади. Случается, что нечаянно, или с намерением, зажигают проезжие сухую траву и она выгарает на обширное пространство. Ночью пламя, днем густой дым предостерегают путешественника от такого пожара, где можно погибнуть. Огонь останавливают только река или лес, но кустарники горят сплошь и пожарище простирается иногда на 20, даже на 40 версте. Весьма часто случается видать такие пожары по Волге и в других местах, где есть степи, на запад от Дона, между Воронежем иг Азовом и в кочевьях Крымских Татар. Особливо весною, когда свежая трава не мешает огню, он распространяется по степи жестоко.

Верстах в 40 ниже Царицына, находящаяся под 48°20' широты, видны развалины обширного города, который Русские называют Царев город (Czaroff Gorod). Местоположение его прекрасно. Говорят, будто здесь было место пребывания какого-то Скифского царя.

Грустно видеть столь прекрасную и богатую природою страну, орошаемую столь великою рекою, как Волга, может быть, самою изобильною рыбою в [283] целоме свете, и куда со всех сторон втекает множество небольших речек, вовсе не означенных на карте, грустно, говорю, видеть сию страну заброшенною и необитаемою, когда далее к северу Самоеды гибнуте в холоде и недостатках, и даже севернее Волги живут Русские, у коих по причине холода не родится хлебе и они принуждены мешать с ним коренья по величайшей дороговизне его. Мне кажется, Царю надобно бы подумать об укрощении Татар и даровании через то возможности Русским заселить приволжскую степь. Навигация по Волге весьма много способствовала бы тому. По Каспийскому морю могла бы учредиться торговля с Персиянами и Армянами, и даже с Великою Татариею, через реки из сей страны текущие в Каспийское море. Наши Английские купцы, с которыми говорил я в Москве, полагают, что тогда открылся бы большой сбыт Английским сукнам, а равно холсту, хлебу и другим Русским произведениям, которые стали бы во множестве покупать Татары, ознакомясь се их употреблением.

Южный берег Каспийского моря обилует всякими плодовитыми деревьями, как то: яблоками, грушами, гранадами, персиками, орехами, простыми и грецкими, абрикосами, и проч., что все растет дикое, само собою. Родится и впноград, из коего в Персии и Грузии делают вино; в нем есть крепость, но только оно скоро портится, а могло б быть весьма хорошо, если бы делали его искуснее. Вероятно, тогда много расходилось бы его в России.

Царь предполагает развести виноград около Терков и Астрахани и приучить тамошниих жителей к выделке вина. Виноград родится там весьма крупный и хороший, белый и черный, и его привозят [284] ежегодно большое количество в Москву, с множеством арбузов, весьма вкусных. Арбузы, растущие в окрестиостях Астрахани, превосходят вкусом растущие в Европе, по свидетельству всех, кто едал те и другие. Корка у них ярко-зеленого цвета, но их два рода: у одпих внутренность бело-желтоватая цветом, почти как сосновая шишка, а у других розовая, и все пропитано соком вкуса превосходного, утоляющим жажду, но никогда не причиняющим отягощения желудку, хотя Русские, которые едят арбузов множество, всегда запивают их чаркою водки. Поперечник Астрахапского арбуза от 10-ти до 12 дюймов, но есть в 13 и 14 дюймов. В других местах России достигают арбузы размера не более 5 и 6 дюймов и вкус их не так хорош. Московские дыни превосходны и весьма велики; их едят, пересыпая сахаром или инбирем. Лучшие дыни называются Бухарскими, ибо их достали Русские через Сибирь из Бухарии. Семяна их переслал из Москвы г-н Витворт к принцу Георгию, и их развели теперь в Лондонском Королевском саду.

В 1706 г. Царь приказал Генриху Стилю, Английскому купцу, жившему в Москве, выписать из Англии 10 или 12 виноделов, которые могли бы рассаживать виноград и делать из него вино. Он хотел отправить их в Астрахань. Брат Генриха Стиля Фома, живший в Лондоне, уведомил его впоследствии, что писал о царском желании к своим корреспондентам в Испании и Португалии и они говорили там со многими виноделами. Но никто, зная о несчастной участи иностранцов в последпем Астраханском бунте 1703 года, не соглашался ехать туда, пока Царь особенно не поручится за [285] безопасность, причем соглашавшиеся ехать требовали несоразмерной платы. На томе дело и осталось.

В Астраханском возмущении, о коем я упомянул, все бывшие в Астрахани иностранцы перерезаны возмутителями, так что не осталось ни одного в живых. Капитан Мейере (Myer) с товарищами отправленный в Астрахань для заведения правильного мореходства по Каспийскому морю, не избег общей всем участи. Возмутители сражались два года против царских войск. Захвативши в расплох, они убили Астраханского губернатора, многих офицеров и иностранцов, собрались толпами и пошли на Камышинку, где гарнизон сразился с ними и прогнал их. Тогда осадили они Царицын, но также безуспешно, и принуждены были повернуть обратно в Астрахань. Петр Матвеевич Апраксин, брат адмирала, был послан против них с сильным войском, занял Астрахань и казнил всех злодееве, кроме главных зачинщиков, которых отослали в Москву для допроса и казнили там.

В 1699 году, Царь Грузинский, земли которого отделяются от Персии Араратскими горами, на коих, как говорит Св. Писание, остановился Ноев ковчег после Потопа – страна прелестная и самая населенная из всех, лежащих при Каспийском море – изгнанный из своего царства взбунтовавшимися подданными, бежал в Москву и просил о помощи Царя. В первый год моего пребывания на Камышинке, проезжая в Москву, посетил он мимоездом нашу работу. Он был высокого роста, красив, и с длинною бородою, которую отпустил, желая понравиться Русским. Я имел честь обедать с ним у губернатора Камышинского, предупрежденного об его приезде и получившего приказе [286] отдавать ему почести, приличные его высокому сану. Когда приехал он в Москву, Царь принял его с великою ласкою и подарил ему доходы с многих поместьев, для содержания его с свитою, бывшею при нем.

Царь обещал возвесть его снова на Грузинский престол, и для того-то, как я слышал, 1702 г. посланы были на Волгу Голландцы, строить 120 судов, каждое с 12 или 15 пушками. Но Астраханское возмущение разрушило все сии предприятия. Едва утишили его, начались бунты в Казани н на Дону. Донской бунт был особенно важен. Все сии беспокойства произошли в течение трех лет. В то же время занимала Царя война с Шведами. Ему некогда уже было помышлять о пособии Грузинскому изгнаннику, так что суда, которые построили на Волге, сгнили там без всякиго употребления.

Царевич, сыи Грузинского Царя, по приезде в Москву вступил в царскую службу, но, к несчастью, он попался в плен Шведам под Нарвою и года четыре тому умер в Стокгольме. В России звали его Имеретинским Царевичем (Milleteski czarowich). Царь, отец его, которого Русские называли Царем Имеретинским, также умер в Москве года с два тому. Смерть его принудила Царя оставить отдаленные виды, какие имел он на овладение Грузиею, ибо ему представлялся здесь удобный случай. Он хотел, по крайней мере, подчинить Грузию зависимости России и завести торговлю, которая могла быть весьма выгодною для его подданных.

Каспийское море составляет величайшее в мире озеро, и, можете быть, нет в свете другого места столь обильного рыбою. В Волге, огромнейшей реке, впадающей в Каспийское море, водится множество [287] белуг (bolluga), рыбы, длиною в 8 и 10 футов, превосходящей вкусом осетра. Из икры сей рыбы делают Русские свой кавьяр, пищу превкусную, когда она свежа. Просоливши и сжавши весьма плотно для лучшего сохранения, отправляют ее большим количеством за границу и продают по всей Европе, а особенно в странах около Средиземного моря. В Волге водится кроме того множество осетров, цитеров (citeros), стерлядей, белых и красных лососей, судаков (sandacks), линей, окуней, щук и других рыб, какие живут в реках, а также и раков. Ловят там и небольших черепах. Мне, добывали их в Камышинке, и их большое изобилие на южном краю Волги.

Стерлядь рыба небольшая, с острым рылом, вроде осетра, но мясо у нее желтее и жир гораздо вкуснее осетрового. Цитера рыба почти одинакой с стерлядью величины, и также принадлежит к роду осетров, но мясо ел несравненно белее; она хороша, как ни приготовьте ее, и потому каждый Англичанин предпочтет ее осетру. У всех этих рыб нет других костей, кроме одной спинной; едят их холодные, горячие, соленые, мариниированные, и всячески они бывают весьма вкусны.

Судаки походят на мерлан, но из них попадаются в семь и в восемь раз огромнее. Он крепок, как треска, почему Англичане, живущие в России, придумали готовить судака на манер трески, с яицами, маслом и горчицею. Из всех рыб, коими столь обильна Россия, по мне самая лучшая белая лососина, не столь тяжелая, как лососина красная. Москвитяне предпочитают всем рыбам стерлядь и цитеру. Об изобилии рыбы в Каспийском [288] море, и в реках, в него впадающих, трудно составить себе понятие, не бывши на месте.

Я разговаривал со многими мореходами, которые провели всю жизнь свою, плавая по Каспийскому морю, от Астрахани в Персию и Армению и обратно. Поелику суда их не были так устроены, чтобы могли идти против ветра, и на иих можно было плавать только имея ветер в корму, то и принуждены они бывали нередко заходить в места, где вовсе не думали останавливаться. Сии мореходы уверяли меня, что есть много значительных рек, вливающихся в Каспийское море, вовсе не означенных на карте. По лучшим, собранным доныне сведениям, Каспийское море простирается на 150 миль в длину и около 120 в ширину. Оно окружено обширными пространствами земель с севера, юга и востока, и потому нельзя сомневаться, чтобы оно не принимало из многих рек огромного количества воды. До сих пор не найдено, чтобы у него было сообщение с океаном, и потому мне кажется любопытно разрешить вопрос: куда деваются втекаюшия в него реки? Но дабы можно было сообразить количество вливаемой ими воды, приведу здесь предварительно несколько замечаний о втекающей только через Волгу воде.

Милях в трех ниже города Камышина, в узком месте, где течение не находит себе никакого сопротивления и оба берега равно возвышены, я наблюдал течение воды в Волге, и по соображениям моим оказалось оно до 23 брассов, или 138 Английских футов в минуту. Измеряя глубину, нашел я ее не менее 17 футов. Ширина реки, не полагая в счет извилин, до 5860 футов. Умножая сии три вывода один на другой, то есть, течение, [289] глубину и ширину, находим 13,747,560 куб. футов воды, нисходящих по Волге. Разделял на 36, число кубических футов, содержащееся в тонне воды, результат составит 183,876 тонн – количество воды, нисходящей по Волге в течение минуты.

Мое счисление сделано было в Августе, в самое сухое время года, и когда вода понизилась на несколько брассов. Но соображая огромное количество воды, прибавляемое тающим снегом в начале весны, увеличивающим Волгу обыкновенно до 40 футов (в 1700 г. находил я увеличеиие до 36 футов отвесной высоты, так что река затопляла кругом от 4-х до 5 верст, а на низменных местах от 15-ти до 30 верст), и как притом счисление мое производилось не в том месте, где наиболее бывает масса вод, ибо отсюда еще остается до устья Волги около 700 верст, то, вероятно, ниже и течение должно быть гораздо сильнее.

Заметим, что воды, стекая в Волгу, производят то, что Волга начинает подыматься в Астрахани в половине или конце Апреля, повышается значительно в течение двух месяцов и сбываете только в конце Июня или начале Июля, чему причиною великое пространство земель, по коему снежные воды должны пройдти. Эго замечаиие заставляет меня думать, что количество воды, извергаемое ежегодно Волгою в море, надобно положить, по крапней мере, шестою частью больше, то есть, до 445,522 тонн в минуту. Большое число рек, отвсюду втекающих в Каспийское море, из коих иные не уступают Волге, заставляет положить количество воды из них втрое более Волжского, то есть, до 1,336,566 тонн в минуту, не включая еще дождевой воды, принимаемой морем, и между тем, как я уже сказал, [290] нам неизвестны никакой исток и никакое сообщение с океаном, куда выливались бы сии воды.

В 1699 году, князь Голицыне, бывши в Камышинке, приказал Датчанину Шельтрупу, одному из моих помощников, отправиться по Волге на судне, построенном на манер Голландский, и составить карту берегам Каспийского моря. По несчастию, посланный, бывши у Персидскнх берегов, попался в плен тамошним жителям; его ограбили и бросили в тюрьму, где он умер от лихорадки. О плене его дано было знать в Испагань, и Персидское правительство немедленно отправило нарочного освободить пленника. Посланный не застал его в живых; бывший при нем Русский служитель отвезен был в Испагань, и потом с извенением препровожден в Россию; от него узнал я о погибели Шельтрупа.

Смерть его лишила нас обстоятельного и верного оппсания Каспийского моря. Меня уверяли, что вода в нем повышается и понижается, смотря по времени года, и потому, бывает ли лето жаркое и сухое, или холодное и дождливое. По низменным прибрежьям в иные годы вода затопляете берега, а иногда они остаются сухи. Сказывают, что вода обыкновенно бывает ниже в Августе и Сентябре, а напротив, зимою, когда северные реки замерзают и дождя не бывает 5 или 6 месяцов, воды подымаются. Это замечал я и в других меньших озерах. Не распространяясь в дальнейших доказательствах, я скажу одно, что, мне кажется, все сие явно показывает несуществование подводного сообщения Каспийского моря с океаном. Если так, то нельзя ничем другим объяснить того, куда деваются воды, втекающие в Каспийское море, кроме одного [291] предположения, что они выпариваются солнечным жаром и ветром. Знаменитый профессоре Галлей делает точно такое предположение о Средиземном море, доказывая любопытными опытами выпаривание из него вод. Он полагает количество воды, втекающей разными реками в Средиземное море, в 90 раз превосходнее количества, какое передает Темза Северному морю. Но если Нил сравнить с Волгою, и прибавить Днепр и Дон, несущие вод огромные количества, то мне кажется, счет г-на Галлея окажется даже недостаточным. Соображая после сего истечение вод через Гибралтарский пролив, нельзя не допустить предположения Галлеева о выпаривании Средиземного моря. (Автор входит здесь в продолжительные изъяснения о выпаривании морских вод солнцем н ветрами. Мы исключаем рассуждения г-на Перри, как совершенно посторонние нашему предмету – оппсанию России.– Прим. пер.)

Обращаясь к описанию России, почитаю необходимым упомянуть здесь в заключение о Крымских Татарах, живущих на берегах Черного моря, потому именно, что Царь не оставляет всегдашнего своего намерения подчинить Крым своей власти.

Татары Крымские занимают обширную и прекрасную землю, образующую полуостров, омываемый с одной стороны Черным морем, с другой Палусом Меотидским. Он простирается от 44-го с половиною до 40-го с половиною градуса сев. широты, и его-то называют Крым. Но Крымские Татары занимают кроме того земли на материке до устья Днепровского. Уже несколько столетий сии Татары находятся в тесной связи с Турками, так что в случае пресечения мужеского потомства [292] Оттоманских Султанов, Крымский Хан должен наследовать Султану. Опасаясь увеличения власти Русского Царя Крымский хан соединился с Шведским королем, и полагают, что он был причиною объявления последней воины Турции с Россиею. Царь принужден был вследствие сей войны уступить Азов обратно Туркам. Рассказывают даже, что тайным договором обязался он платить некоторую сумму Татарам; по крайней мере, они долго о том спорили. Требование их основывалось на том, что Русские некогда платили им дань, в виде ежегодных подарков, в чем было отказано в последнее время, когда Царь воевал с Турциею. Султан находился тогда в войне с Императором, Польшею и Венециею. Русские имели тогда в войне с Турками и Татарами значительные успехи, хотя и не могли ими воспользоваться.

Князь Голицын, близкий родственник тому, у которого под начальством находился я на Камышинке, был в то время главнокомандующим Русских войск, и с сильною армиею вступил он в области Крымских Татар. Подкупленный Татарами, хотя в боченках золота, поднесенных ему, было накладено много медных жетонов, заключил он мир и возвратился без пользы. Сей поступоке, вместе с участием его в злоумышлениях царевны Софии, был причиною ссылки его и отобрания всех его имений в царскую казну.

После мира, заключенного в Карловичах в 1699 г., Татары защитили свои границы многими крепостями. Турки уступили тогда России Азов, завоеванный у них Царем в 1696 году, но зато сделали они сильные укрепления в Керченскоме проливе, соединяющем Черное море с Азовским. Мне [293] сказывали, что Брекель, бежавший из России, занимался у Турков сими работами.

В прежнее время Крымские Татары одерживали большие поверхности над Русскими, и однажды они даже осаждали и сожгли Русскую столицу, Москву. Слышал я, будто некогда включаемо было в договор, что Русский Царь должен держать стремя, если Крымский Хан садится на лошадь в его присутствии. Нет сомнения, что по окончании воины с Шведами, особливо, если другие христианские государи соединятся с ним, Царь начнет воевать Крым, дабы расплатиться за обиды и оскорбления, причиненные Татарами, и открыть себе путь к Черному морю. Я сам неоднократно слыхал от него, что если Бог приведет его прожить еще несколько лет, то он намерен завоевать Керчь и там учредить пристанище флоту. Действительно, там более удобства, нежели в Азове, где нет более 7 футов воды, если ветер не дует от Ю. 3. Что касается до Таганрога, где предполагали устроить порт, то мелководие составляет здесь решительное и непобедимое неудобство. В Керчи, напротив, могут стоять в совершенной безопасности самые огромные корабли в большом количестве.

Виды Царя и выгоды, какие надеется он извлечь со временем, состоят в том, чтобы принудить Турков платить ему подать, как сбирает подать Датский Король в Зунде, и кроме того заставить Турков дать свободу Русским плавать в Средиземное море, дабы можно было им сбывать за границею свои произведения и обогатиться торговлею.

Таковы обширные предприятия Царя, и надобно сознаться, что его государство чрезвычайно выгодно поставлено для всех его великих намерений. Стремясь превзойдти всех своих предшествееников, он [294] располагает завести в России огромные флоты, открыть сообщения по Белому, Балтийскому, Черному и Каспийскому морям, а через Черное и в Средиземном море. Я говорил уже о намерении его искать проход через Татарское море в Индию.

Когда Царь предположил устроить флот и решился путешествовать, дабы самому узнать, как устроены морские силы у других держав, то главною причиною того была естественная наклонность его узнавать все и учиться всему, так, что и ныне беспрестанно, в каждом разговоре, старается он обо всем каждого расспросить; но к сближению его с иностранцами были и особенные причины.

При прежних Царях Московии никто не смел к ним приблизиться, и им казалось, что величие их оскорбится, если они покажут себя простолюдину. Если Царь или Царевич ехал по городу, то впереди шли чиновники, и по их приказу народ или бежал с дороги или падал ниц на землю. В руках бояр находилась вся власть по управлению государством. Бояре внушали царям, что они унизят себя, непосредственно занимаясь делами. Это отчасти и ныне соблюдается, ибо, несмотря на все изменения, Царю можно подать просьбу тогда только, когда боярин, судья или Приказе, где дело производится, решат его несправедливо. В сем случае утруждавший Царя неправильно подвергается смерти, почему и примеры прошений Царю бывают весьма редки. Каждый боится, что сильные люди постараются представить просьбу его в превратном виде, что тем страшнее для челобитчика, что в Московии нет ни присяжных, ни адвокатов, и потому весьма трудно обнаружить хитрости судей и подьячих.

По копчине царя Алексия, родителя ныне [295] царствующего государя, остались два сына от перваго брака, Феодор и Иоанн, да еще дочь София, а от второго супружества Петр, нынешний царь России, Феодор скончался, царствовавши шесть лет. Перед кончиною своею назначил он наследником Петра, почитая Иоанна, хотя и старшего, неспособным к правлению, по причине слабости его зрения и плохого здоровья.

Таким образом Петр, хотя и младший, был провозглашен царем, 12-ти лет от рождения. Но София, царевна, весьма прекрасная собою, бывши тогда 23-х лет, участвовавшая в правлении во время малолетства Феодора и недовольная тем, что удалили Иоанна, успела хитро обольстить начальника Стрельцов, которые были то же, что янычары у Турков. К ним пристали многие дворяне и духовные особы. Распространили слух, что лекаря отравили царя Феодора, по заговору некоторых вельмож, и что в питье и кушанье, чем будут угощать народ на похоронах Феодора, вмешан яд. Началось смятение. Убили двух лекарей, обвиняемых в отраве, а также многих чиновников; иных бросали с балкона царского дворца на копья Стрельцов. Учинены были величайшие злодейства, и ярость мятежников утишилась тогда только, когда Иоанне провозглашен, был царем, вместе с младшим своим братом.

Во время сего бедствия, князь Борис Алексеевич Голицын взял на руки юного Царя и перевез его в Троицкий монастырь, в 60 верстах от Москвы, где и оставался он безопасен, пока бунт утишился. Генерала Стрелецкого успели заманить в засаду близ монастыря и привели его пленником в монастырь, где и отрубили ему голову. В то же время [296] захватили царевну Софию и препроводили ее в один из Московских монастырей, где содержали ее потом под крепкою стражею до самой ее смерти, последовавшей года четыре тому не более. Многие из Стрельцов были казнены и домы их срыты. Возмущение, о котором я говорю, происходило в 1683 году. Через одиннадцать лет потом Иоанн, по слабости своего здоровья принимавший малое участие в правлении, умер, и был погребен в соборе, где почиют предки царей.

Случилось во время смятения, что нектко Лефорт француз, бывший некогда прикащиком Амстердамского купца, а тогда капитане в Московской службе, назначен был начальником отряда, сопровождавшего Царя в Троицкий монастырь. Ум и ловкость Лефорта привлекли к нему внимание Царя, коему было тогда, как я сказал, лет 12-ть. С тех пор Лефорт безотлучно находился при особе Е. Ц. В. Изъявляя ему особенное благоволение, Царь услаждался беседою с ним о землях, где бывал Лефорт, порядке, какой наблюдается в сухопутной и морской службе у иностранцов, и о торговле, какая производится в целом свете на кораблях. Потом Царь вздумал забавляться постройкою на Переяславском озере, вблизи Москвы, судов, оснащивая и вооружая их по-морскому. Часто утешался он плаванием в сих судах по озеру и примерными сражениями, принимая на себя должность и звание капитана корабельного.

В 1694 г. Император, Поляки и Венецияне соединились на войну против Турков и Царь также объявил им войну. В Воронеже построили и снарядили несколько кораблей и галере, которые и употреблены были при осаде Азова, вместе с лодками [297] казаков, обитающих по реке Дону до самого устья его, где находится Азов.

В следующем 1695 году Царь осадил сию крепость, имея от 80 до 90 тысячь войска. Но Турки могли доставлять пособие в город водою, что дало средство гарнизону Турецкому сильно защищаться в течение двух месяцов. Иностранец, по имени Яков, служивший в артиллерии, долго не получавши жалованья и оскорбленный каким-то боярином, заколотил пушки на Русской баттарее, которою начальствовал, и ночью перебежал в крепость. Объявивши Туркам о своем деле, он присоветовал им немедленно сделать вылазку и повел их на Русских столь удачно, что они произвели жестокое кровопролитие и Русские принуждены были переменить осаду на блокаду.

В следующем году Царь усилил свое войско, и снарядил небольшой флот свой, дабы воспрепятствовать помощи городу с моря. Турки явились с множеством полугалер и других судов, но Царь, сам начальствуя своим флотом, отрядил часть его в засаду, увлек неприятеля, притворно отступая перед ним, и вдруг потом напал на Турецкие корабли с обеих сторон. Много Турецких судов, с солдатами, запасами и богатствами, погибло. Турки вторично покусились подать помощь, но еще неудачнее, громимые батареею с берега. Лишенные надежды к спасению, видя упорство осады, осажденные начали переговоры. Много услужил тогда Царю генерал Гордон, природный Шотландец, человек с умом и великими достоинствами. Облегчая приближение к крепости, он начал ретраншаменты такой высоты, что они превысили крепостные стены, и никто из осажденных не мог появиться на [298] валах Азовских, не подвергаясь огню осаждающих. Заложили сии ретраншаменты далее ружейного выстрела и употребили для работы множество пионеров, которые сменялись каждые четыре часа. Землю бросали за ретраншамент так, что в две недели довели огромный вал на половину ружейного выстрела от крепостных стен. Между тем беспрерывно производилась пальба со многих баттарей и вскоре оказались проломы. Видя себя совершенно и отвсюду стесненными, при необыкновенном мужестве Царя и его войска, не ожидая уже ни откуда помощи, Азовцы принуждены были сдаться. Им позволили выйдти, хотя без оружия, но за то потребовали от них выдачи Якова. Он был привезен в Москву, и после троекратной пытки его колесовали. Когда он ссылался на несправедливость оскорбившего его боярина, ему отвечали, что имея всегда свободный доступ к Царю, он мог жаловаться ему, но не мстить преступлением и гибелью войска за частное оскорбление.

Чрезвычайно доволен был Царь успехами своего нового флота, способствовавшего ему овладеть столь важною крепостью, открывшею путь Русским в Черное море. По возврашении своем в Москву, куда вступил он торжественно, все бояре поздравляли его с завоеванием, и особенно с тем, что победу должно приписывать мужеству Е. Ц. В., при посредстве флота, коим сам он начальствовал, отнявши у Турков средства сопротивляться. Успех показал Царю, какие выгоды можно извлечь из военных морских сил, и он объявил боярам, что намерен завести флот на Азовском море, дабы удержать свое новое завоевание и, проникнув далее в Черное море, распространить дальнейшие победы над [299] Турками. Он приказал пригласить в Россию корабельных мастеров из Голландии и Венеции, и строить корабли и галеры. Предположено было иметь в готовности через три года 40 кораблей линейных, 10 гальотов бомбардирских, 20 больших галер и галеасов и 30 полугалер и других судов.

Царь сообщил намерение своему совету, после чего составлен был лист, по коему распределено всем богатым вельможам строить каждому один корабль на свой счет. Монастыри, города, купцы и дворяне, все и каждый по соразмерности, принуждены были подчинить себя сей новой обязанности, кроме обыкновенных податей, какие взимались с них на содержание армии и продолжение войны с Турками, Позволено было каждому строившему корабль выбирать надзирателей за постройкою и входить по сему случаю в экономические сношения с подрядчиками. Приказано было все корабли окончить в три года, и с неисполнившего царский указ определено взыскание вдвое. Множество иностранцов явилось тогда в Россию, и их употребили к строению кораблей. В то же время Царь объявил, что пока будут заниматься сооружением флота, он намерен путешествовать в чужестранных государствах, приказывая многим вельможам и дворянам сопутствовать ему, дабы они могли узнать и изучить все полезное в Европейских государствах, и потом приложить плоды собранных ими замечаний к России.

Повелеиие строить корабли, о чем прежде не слыхивали в России, и особенно приказ всем значительным людям отправлять детей своих за границу, были почтены подданными Царя за величайшее угнетение. Первое из сих распоряжений, кроме того, что вводило их в большие издержки, было [300] причиною приезда в Россию множества иностранцов, а другое казалось нововведением тем более страшным, что Русские боялись погубить свое православие сообщением с иностранцами. Надобно вспомнить, что прежде запрещалось строжайше кому-либо из Русских выезжать за пределы отечества, и самым послам от Царя ни с кем за границею не было позволено сообщаться и говорить о чем-либо другом, кроме того дела, за чем они посланы. Даже на вопросы, какие могли предложить иностранцы, наперед приготовлялись ответы. Всеобщий ропот подал надежду сообщникам царевны Софии думать, что если теперь начать снова возмущение, то много найдется помощников в войске и народе. Решились зажечь какой-нибудь дом, убить Царя, когда он приедет на пожаре, и возвесть на престол Софию, умертвив всех любимцов царских и иностранцов, которых ненавидели староверы за свободное обращение с ними Царя.

Трое бояр, один полковник Донских казаков и четыре Стрелецкие капитана вошли в заговор, исполнение коего определили 2-го Февраля 1697 года. Но накануне два капитана Стрелецкие, терзаемые совестью, явились в дом Лефорта, упали к ногам Царя и признались во всем. Царь в то время обедал. Не показывая ни малейшего смущения, с немногими людьми отправился он и захватил всех возмутителей. Их подвергли пытке и потом казнили 5-го Марта. Головы их выставлены были на столбе, воздвигнутом на площади. Многих участвовавших в заговоре, но неуличенных в покушении на жизнь Царя, оставили без наказания.

Видя себя счастливо избавленным от злоумышленников, Царь приготовился к отъезду за границу, [301] решаясь путешествовать инкогнито дабы тем свободнее можно было ему все замечать, избавляясь от пустых церемоний. Он взял с собой любимца Лефорта, бывшего в то время генерал-лейтенантом армии и адмиралом флота, а также Меншикова, нынешнего любимца своего, тогда не имевшего еще никакого чина, и графа Головина, прежде бывшего великаго канцлера. Лефорт, Головин и еще один чиновник наименованы были чрезвычайными послами. Множество было кроме того при Царе дворян и чиновников. Управление государством передал Царь на время отсутствия брату матери своей, Льву Кириловичу Нарышкину (Leof Corilicho Nariskin), два сына коего недавно были у нас в Англии, князю Голицыну, о котором я уже много раз говорил, и Петру Прозоровскому (Pierre Procorofscy); им поручены были надзор над воспитанием царского сына и дела государственные. Стрельцов, казавшихся Царю подозрительными, тем более, что они были замешаны и в последнеме заговоре, Царь приказал послать против Турков; определил начальником всех войск Алексея Семеновича Шеина (Allexsea Simmonowitz Schein); составил особенную армию из 12,000 человек, назначив в нее большею частью иностранных офиицеров. Сему новому войску велено было охранять Москву, и начальннком ее определен был Гордон, вступивший в службу Русскую еще при жизни родителя царского, и поведением своим и заслугами снискавший уважение войска и народа.

Устроив все таким образом, Царь отправился в Мае 1695 года. Первый зпачительный город, где он остановился, был Рига, тогда принадлежавшая Шведам и весьма правильно и сильно укрепленная. Царь, никогда, не видавший ничего [302] подобного, осматривал крепость с таким вниманием, что возбудил подозрение Шведов. Из предосторожности, или боясь ответственности перед своим королем, коммендант воспретил обозрение высокому путешественнику, объявляя, что он не знает за кого принимать его и не понимает, какие намерения скрыты под инкогнито царским. Поступок сей так оскорбил Царя, что он поставил его потом в числе причин войны с Швециею в своем манифесте.

Продолжая свое путешествие, Царь получил донесение о выборе на Польский престол Августа, курфирста Саксонского, и о том, что Примас Польский протестовал против сего выбора, назначая королем принца Конти, который явился перед Данцнгом с Французскою эскадрою, надеясь силою оружия подкрепить настояние примаса. Царь отправил к своему послу в Польшу повеление поддержать выбор Августа, объявляя, что в случае несогласия подкрепит он свой голос вступлением в Польшу 60,000 Русских войск. Действительно, войскам, бывшим в Смоленске и в Украйне, велено было идти к Польским границам. Столь решительный поступок утвердил Августа на его престоле, а Французы с тех пор сделались неприятелями Царя.

Второе значительное место, где остановился Царь, был Кенигсберге, город во владениях Короля Прусского, который именовался еще тогда только курфирстом Бранденбургским. Здесь истощили все для удовлетворения любознательности Царя; курфирст подарил ему свою яхту, и Царь так был доволен приемом, что остался здесь на несколько времени. Он увеселялся особенно плаванием по морю. Везде встречали его с великими почестями, хотя все сии [303] почести по наружности относились к послам, и Царь продолжал строго скрывать сан свой. Великое удовольствие приносили ему подарки разных художественных произведепий. Не только осмотреть Дворы Европейские, видеть их великолепие, обряды и узнать удовольствия желал Царь, но гораздо более находил он утехи обозревая мастерския, беседуя с художниками и ремесленниками, осматривая предметы наук и искусств, неизвестные в России. Особенное внимание его обращало все то, что касалось мореплавания, торговли и военного искусства.

Иногда одевался он, как все Русские, иногда носил одежду тех земель, которые посещал, но всего чаще, если был в каком-нибудь приморском городе, надевал он платье простого Голландского матроса, дабы тем удобнее осматривать верфи и корабли, и не быть беспокоену церемониями. Во всех Балтийских портах оставался он однакож весьма недолго, и даже в Гамбурге, одном из самых веселых городов в Европе, где особенное внимание оказывали ему, ибо многие из Гамбургских купцов торгуют в Архангельске. Царь стремился в Голландию. Его увлекало туда согласное мнение Лефорта и знакомых ему Голландских купцов, утверждавших, что нигде кораблестроение не доведено до такой высокой степени, как в Голландии, почему Царь повелел, как наем мастеров для Русского флота, так и покупку всех материялов производить в Амстердаме. Голландцы старались поддержать такое мнение в Царе, ибо им хотелось удалить от соперничества с ними все другие народы.

На границах Голландии встретили послов депутаты Генералыиых Штатов, с значительными подарками, приказанием отдавать наивозможные [304] почести и объявить, что во все время пребывания Русского посольства в Нидерландах содержание его будет на счет правительства. Послов приветствовали речами. Войска были в строю и пушечная пальба раздавалась со всех крепостей, где проезжало Русское посольство. В Амстердаме дети богатейших и знатнейших людей выехали верхом навстречу, составляя почетную стражу. В окнах и на балконах домов видно было множество дам, и день въезда посольского в столицу Голландскую кончился великолепным фейерверком.

Но Царь не ослеплялся громкими приветствиями и великолепными встречами. Напротив, избегая их, он уехал скрытно в Амстердам и свободно предавался там удовлетворению своего любопытства. Несколько купцов, бывавших в Москве и знавших Царя лично, встретили его, но не смели никому объявлять его сана, ибо он был одет просто и сопровождали его только два или три человека. Правительство, узнавши о прибытии знаменитого гостя, отправило чиновников приветствовать его и предложить ему приличное помещение. Царь отказался от назначенной квартиры, нанял себе домик близ моря и немедленно приступил к изучению кораблестроения. Велено было не обращать внимания, когда он что-либо осматривает, или занимается какою-либо работою, ибо недовольный обозрением Царь с своими товарищами, переодетый то матросом, то плотником, сам работал топором, садился в шлюпку и принимался за весло, наряду с другими.

Между тем к нему являлись все знатнейшие люди, принося все что только любопытного было в Голландии. Особенно дружен был он тогда с бургомистром Витзеном, столь известным своими [305] пожертвованиями для пользы наук и знаний. Царь посещал Витзена и других купцов запросто, переодетый, проводя время в дружеской беседе. Еще в Москве научился он Голландскому языку. B многочисленные собрания он никогда не являлся, но был весел и любезен, если кружок состоял из немногих избранных особ.

Особенно понравились ему изящество и искусство, с какими построены были Английские корабли, находившееся тогда в Голландии. Пробывши несколько времени в Гаге, где встретили послов торжественно, после свидания с королем Вильгельмом, Царь отправился в Англию. Несколько дней жил он в Лондоне, где приготовлен был для него небольшой домик близ верфи. Многократно виделся он с Королем и принцессою Анною, и познакомился с знатнейшими людьми Англии. Но более всех полюбил Царь маркиза Кармартена, ибо нравы их были сходны. Маркиз страстно любил мореплавание и нередко сам принимался за весло, сидя в шлюпке с Царем. Англия весьма понравилась Царю, и я сам слыхал от него, что по окончании войны хотел он непременно еще раз приехать в Лондон. Царь всегда отзывается об Англии с похвалами и любит говорить о том, что он там видел и заметил. Не раз говаривал он даже, что почитает состояние Английского адмирала более счастливым, нежели Русского Царя. Оставя Лондон, Царь переехал в Дептфорт, где нанял себе домик у г-на Эвелейна. Через калитку выходил он прямо на корабельную верфь и целые часы беседовал там с мастерами, изучая планы и пропорции кораблей. Он жалел даже, что долго прожил в Голландии, где, по собственным [306] замечаниям его, кораблестроение производилось далеко не столь совершенным образом, как в Англии. «Если бы я не посетил Англии,» говорил он, «то остался бы учеником, а не мастером». Он положил ввести в Русском флоте постройку судов на Английский манер. Много раз советовался Царь о том с сыном известного Антония Дина, которого подозревали в передаче Французам тайн постройки Английских кораблей, за что едва не погиб он однажды от буйной Лондонской черни.

С удовольствием осматривал Царь Товерский арсенал и монетный двор. Пребывание его в Англии продолжалось около трех месяцов. Король приказал адмиралу Митчелю сопровождать Царя в поезде его в Портсмут, где велено было вывесть в море Спитгидский флот и представить примерное сражение. B Голландии также представлено было перед Царем сражение на море, но он отозвался, что у Англичане находит более искусства и ловкости. Посетив Оксфордский университет, Царь был в гостях у архиепископа Кантербурийского. Несколько раз бывал он в наших церквах, особливо в соборной Лондонской, где внимательно слушал обедню. Он посетил кроме того собрания разных сект, и между прочим Квакерское. Оба Парламента видел он в полном их заседании. Раза два был он в театре, но забавы сего рода ему не понравились. Повторяю, что утеху его всегда составляло то, что относится к войне и мореплаванию. И в Англии, как в Голландии, он сам работал вместе се плотниками и с кузнецами, лил пушки, занимался всякими ремеслами, даже часовым мастерством, и однажды сколотил своими руками гроб, посетивши гробового мастера. Заметим, что он [307] послал из Англии один гроб для образца в Россию. Можно судить по сему, сколько различных вещей отправил он из-за границы, не упуская даже самых мелочей. Всюду ходил он с самого малою свитою, и если народ узнавал его и собирался на него смотреть, он спешил удалиться. В Лондоне заключен был Царем договор о привозе табаку в Россию маркизом Кармартенем, с платежем ему по 5 шиллингов с тонны барыша. До тех пор табаке был строго запрещен в России. Предрассудок против него сохранился между многими даже доныне.

Содержание Царя в Англии было на счет королевский. Король позволил ему принять в Русскую службу всех, кого ему будете угодно, а при отъезде подариле ему прекрасную 24-х пушечную яхту, которая нарочно была построена для поездок Короля по морю в военное время. Царь принял в службу свою двух молодых математиков и еще профессора Фергфарсона, воспитанного в Аберденском университете, назначая его преподавать курсы математики в Москве.

Множество нанятых Цареме людей – математики, архитекторы, корабельные мастера, бомбардиры, офицеры – все отправлены были в Архангельске на подаренной Королем яхте. Перед самым отъездом Царя принят был я в службу его и мне приказано сопровождать Е. В. в Голландию. Мы вместе прибыли в Гельветфлюйс, а потом в Амстердам, где Царь приказал мне осмотреть камели, особенный роде судов, употребляемый Голландцами для провода кораблей по мелководью. Также подробно осматривал я по его приказанию постройку шлюзов в Голландии. B Амстердаме пробыл я с [308] неделю, и Царь, отправляясь в Вену и другие города, послал меня морем в Нарву, откуда должен был я поспешить в Москву и потом на Волгу. Со мною отправился сын Антония Дина, о котороме я говорил выше, но он вскоре потом умер в Москве. Мы ехали из Нарвы через Новгород, один из обширных и богатых городов Русских. Духовному управлению его подчинены 72 монастыря. Главненший из них Св. Антония... (Здесь исключаем мы известия Перри о Русской религии, где повторяет он разные нелепости, слышанные им от других.– Прим. Пер.)

Между тем, пока Царь находился за границею и заботился о просвещении и образованин своих подданных, в Москву доходили известия обо всем, что он видел и что он делал в иностранных государствах. Говорили, что он увлекся иноверцами, хочет переменить религию, ввести Немецкие нравы, и сии известия произвели общее волнение в умах. Приверженцы старины и сообщники царевны Софии воспользовались расположением черни и Стрельцов, и в Москве образовалось новое возмущение: хотели возвесть Софию на престол и перерезать иностранцов и приверженцов Царя. Для подкрепления таких злых умыслов возмутили корпус Стрельцов, стоявший на Литовской границе, и они, в числе 10,000 человек, отправились к Москве. Тщетно старались их уговаривать чиновники, присланные от правителей государства. Боясь допустить бунтовщиков в столицу, выслали наконец против них корпус войск под начальством Гордона, состоявший из иностранных и регулярных солдат. Подле Иерусалимского монастыря, в 40 верстах от Москвы, [309] Гордон встретил бунтовщиков. Сначала убеждали их покориться, потом стреляли в них холостыми выстрелами, и наконец принуждены были с ними сразиться. Злодеи уступили после отчаянного сопротивления. Часть их была убита; другие бежали; тех, кто попался в плен, подвергли пытке, и они открыли все тайны страшного заговора.

Царь получил известие о бунте в Вене, где союзник его, Император, принимал его с великою почестью. Отсюда хотел он отправиться в Венецию, но известия из России изменили план его. Проездоме через Польшу увиделся он с королем Августом, и как в то время шли уже переговоры о мире с Турциею, то и полагают, что при свидании Короля с Царем положено было между ними начало войны с Швециею.

Царь прибыл в Москву столь поспешно, что его никто не ожидал там. Приезд его произвел радость между людьми, ему преданными, и ужас в его противниках. В самый день приезда своего выдал он награды солдатам, а на другой день утвердил смертный приговор многим бунтовщикам, в числе коих находились знатные люди, как то: князь Колорин (Colorin?) и генерал Романодосковский (Romanodoskowsky?). Одним отрубили головы, а других колесовали. Из Стрельцове казнено было до 2000 человек. Множество их было разослано в Астрахань, Азов и пограничные места, с женами и детьми, с приказанием поселить их в отдалении от столицы.

Наказанием бунтовщиков Царь навсегда уничтожил все злоумышления против себя, после чего гораздо легче было ему приняться за преобразования. [310]

Не только учредил он себе гвардию из регулярных полков, но преобразовал все Русское войско по образцу виденных им иностранных. Все солдаты Русские одеты были в одинакие мундиры, с отличиями по полкам. Царь велел составить списки всем дворянам и разослал их всех на службу во флот и в армию.

Устроив таким образом войско, Царь отправился в Воронеж, где осмотрел построенные Голландцами корабли и галеры, препоручил Англичанам смотрение за новою постройкою их, и приказал впредь следовать правилам Английской архитектуры, По собственному своему рисунку заложил он 50-ти пушечный корабль, так устроенный, что он мог плавать, если бы даже киль у него был разбит совершенно. Окончание постройки его поручил Царь двум своим товарищам по учению, приказавши спрашивать Англнчан, когда чего-либо не уразумеют. Велено было приготовить все оконченные корабли к походу в Азов на весну. Лефорт, хотя он вовсе не знал морской науки, произведен был в адмиралы.

По возвращении в Москву Царь умножил число членов своего совета и занялся всеми государственными делами. Расположение налогов и податей, сбор доходов, управление судебною частью были поручены избранным из знатнейшего дворянства людям. Все управление сосредоточивалось в особенных судах в Москве, где находились дьяки или секретари. Управлявшие разными областями губернаторы должны были избирать себе подвластных чиновников и иметь у себя в ведении Приказы. Они утверждались в должности на три года. [311]

Подозревая обман в сборе доходов, и в том, что они располагаются неравно, Царь учредил особенный Счетный Приказ, где посадил избранных людей из купцов, назвавши их бургомистрами, Под их властью находились низшие места, коим предписывалось смотреть за порядкоме и верностью доходов.

Русские до тех пор носили бороды, и чем длиннее у кого была борода, тем более уважали такого человека. Каждый чесал, гладил и тщательно сохранял свою бороду, а усы у Русских бывали такие, что мешали им пить, хотя волосы на голове они стригли. Царь решился преобразовать наряд своих подданных, дабы сделать их похожими на других Европейцов. Велено было всем брить бороды. На ослушников наложен платеж, который собирали особые пристава. Народ считал такое приказание злым советом иностранцев, хотя жены Русских находили мужей своих гораздо красивее бритыми, нежели с их длинными бородами. Невозможно вообразить, какое великое почтение оказывали прежде Русские бороде. Я помню, что увидевши однажды доброго плотника, когда он выходил из цырюльни, начал я с ним шутить и говорил ему, что теперь, обритый, стал он молодец и помолодел. Бедняк с горестью отвечал, что должен был обриться по приказанию Царя, но что он сохранит свою драгоценную бороду и положит ее в гроб с собою. Он вынул ее из пазухи, тщательно завернутую и показал ее мне, почти со слезами.

Платье носили Русские длинное. Царь приказал всем, не исключая самых знатных, одеваться по-Английски. [312] Образцовые наряды были выставлены повсюду. На непослушных налагался штраф, и особые пристава останавливали их на улицах и резали длиннополые кафтаны Русские, что было весьма забавно.

Текст воспроизведен по изданию: Записки капитана Перри о бытности его в России с 1698-го по 1713 год // Русский вестник, № 5-6. 1842

© текст - ??. 1842
© сетевая версия - Thietmar. 2015
© OCR - Андреев-Попович И. 2015
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Русский вестник. 1842