Главная   А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Э  Ю  Я  Документы
Реклама:

ИВАН ИВАНОВИЧ НЕПЛЮЕВ

ЗАПИСКИ

ПРЕДИСЛОВИЕ

Мемуары русских государственных и военных деятелей послепетровского времени

И. И. Неплюев удостоился чести лично знать Петра Великого и даже принадлежал к числу его любимцев. Иван Иванович родился 5 ноября 1693 г. в старинной, но небогатой дворянской семье. Большое влияние на формирование характера будущего мемуариста оказала его мать — представительница княжеского рода Мышецких, известных своей строгой религиозностью. В 16 лет Неплюев лишился отца, а двумя годами позже женился, как он сам пишет, “по воле матери”. Примечательным моментом биографии молодого человека явилось его пребывание в монастыре по какому-то загадочному “обещанию” с ноября 1713 г. по март 1715 г. Сразу же по возвращении оттуда он был вызван на смотр дворянской [465] молодежи и определен в Новгородскую школу “для обучения основам математики”. В том же году его перевели в Нарвскую навигаторскую школу, а затем в Академию морской гвардии в Петербурге, где он обучался полгода. В 1716 г. в числе прочих учеников Неплюев был отправлен в Ревель и определен гардемарином на один из военных кораблей. Звание гардемарина учредил Петр I, определив его так: “в бою как солдат, в ходу как матрос”. В апреле — июле 1716 г. Ревельский флот совершил рейс к берегам Дании — союзницы России в Северной войне. В конце сентября 1716 г. Петр I в Копенгагене занялся распределением гардемаринов для обучения их во Франции, Англии и Венеции. Неплюеву достался последний вариант, и в начале октября он в составе группы из 30 молодых дворян отправился в Амстердам на одном из кораблей голландского флота. Но из-за отсутствия попутного ветра, а также из-за угрозы нападения со стороны шведских кораблей морское путешествие не состоялось; гардемарины отправились сухим путем из Дании через Гамбург до Амстердама, куда прибыли 27 декабря 1716 г.

8 февраля 1717 г. Неплюев и его товарищи выехали в Венецию, куда прибыли 23 числа того же месяца. В мае русские гардемарины были зачислены в галерный флот и отправлены в Корфу — венецианскую крепость на одноименном острове Ионического моря у северо-западного берега Греции, входившей в то время в состав Османской империи. Галеры прибыли на эту окраину владений Венецианской республики в ожидании войны с Турцией, начавшейся в июне 1717 г. и продолжавшейся до декабря 1718 г. Неплюев показал себя умелым моряком и отважным солдатом; он отличился в морском сражении 19 июля 1717 г. у порта Пагания, а также при взятии турецких фортов Превезы и Воницы и осаде города Дульциньо (Ульцинь).

В конце февраля 1719 г. гардемарины возвратились из Корфу в Венецию, а 4 апреля им был объявлен указ Петра I: отправиться в Испанию и поступить на галеры испанского короля Филиппа V. Тайная цель этого решения осталась неизвестна молодым морякам; в “Записках” Неплюева сквозит лишь общее недовольство в связи с невозможностью вернуться на родину после тяжелой и опасной службы в Венеции. В действительности дело было в том, что Петр I под видом обучения гардемаринов навигации вознамерился отправить в Испанию своего двоюродного брата А.Л.Нарышкина, которому поручил прозондировать почву для русско-испанского союза (Волосюк О. В. Испания и российская дипломатия в XVIII веке. М.: Издательство Российского университета дружбы народов, 1997. С. 19.). Вскоре из-за усложнившихся внешнеполитических обстоятельств Нарышкин был возвращен с пути, переговоры оказались отложенными, а тем временем верные царскому указу гардемарины с большим трудом добирались через северо-итальянские и французские города до испанских владений. Лишь 5 июля 1719 г. молодые люди прибыли в место назначения — порт Кадис. Но выяснилось, что исполнить указ Петра I невозможно по той причине, что весь испанский галерный флот ушел на Сицилию, где велась война [466] между Испанией и Австрией. Русские юноши были определены в Королевскую Морскую академию, где занятия их состояли в изучении математики, артиллерии, фехтования, солдатских артикулов и танцев. Эта учеба не могла принести существенной пользы из-за незнания гардемаринами испанского языка. Неплюев вспоминал: “К математике приходили, только без дела сидели, понеже учиться невозможно, для того, что мы их языка не знали”. В Венеции молодые люди были заняты действительной и к тому же военной службой; там они слышали славянскую речь, поскольку низшие чины венецианского флота набирались преимущественно из наемников, в том числе югославян и даже беглых русских. А в Кадисской академии, по верному замечанию историка В. Н. Витевского, “люди боевого дела должны были тратить свои силы и время на фехтование и прыжки в танцах”. Кроме того, русские ученики находились в крайне тяжелом материальном положении. 10 августа 1719 г. они отправили генерал-адмиралу Ф.М.Апраксину письмо, в котором жаловались на свое “крайнее убожество”: “первое, что голодны, второе, что имеем по одному кафтану, а рубашек и протчего нет”. Гардемарины просили Апраксина: “Соизволь доложить его царскому величеству, чтобы нам быть в службе, а не в академии, и определил бы его царское величество жалованьем, чем бы можно нам содержаться”. “Ежели мы будем многое число в академии, — подчеркивали гардемарины, — то практику морскую, которую мы приняли, можем забыть, а вновь ничего не присовокупим, понеже танцование и шпажное учение к интересу его царского величества нам не в пользу. Ежели к нам вашего сиятельства милость не явится, истинно, государь, можем от скудости пропасть” (Витевский В.Н. И. И. Неплюев и Оренбургский край в прежнем его составе до 1758 г. Вып. I. Казань, 1889. С. 41.).

“Слезное моление русских робят” 17 ноября 1719 г. было прочитано в общем собрании членов Адмиралтейской коллегии. Последовало определение выдать гардемаринам жалованье на пропитание и на проезд из Испании в Голландию, а оттуда в Россию.

22 мая 1720 г. Неплюев и его товарищи после пяти лет заграничных мытарств увидели наконец Петербург. 1 июля того же года молодые моряки с разным успехом выдержали в присутствии Петра I тяжелые экзамены, по результатам которых Иван Неплюев, Иван Кайсаров, Иван Кукарин и Иван Алексеев были произведены в лейтенанты галерного флота, а их товарищи получили более низкие чины. Через несколько дней государь приказал Неплюеву состоять при своей особе и назначил его “главным смотрителем и командиром над всеми морскими судами, строящимися в Петербурге”. Петр был очень доволен его работой и говорил: “В этом малом путь будет”. Но государственные интересы потребовали дать морскому лейтенанту неожиданное и крайне важное поручение.

В начале января 1721 г. Неплюев благодаря знанию итальянского языка был назначен резидентом в Константинополь, где впервые было [467] учреждено постоянное российское представительство (Климанов Л. Г. Первый российский резидент в Константинополе // Вопросы истории. 1979. № 12. С. 176-177.). 8 сентября 1721 г. новый дипломат прибыл в столицу Оттоманской Порты и очень скоро оказался в центре назревающего конфликта. Во время Персидского похода Петра I столкновение интересов России и Турции в прикаспийских областях едва не привело к войне. В этой тяжелой ситуации Неплюев проявил недюжинные дипломатические способности и деловую активность. Несколько раз война почти уже была объявлена, но твердость и такт российского резидента способствовали снятию напряженности с обеих сторон. Наконец Россия и Турция закончили передвижения своих войск в Прикаспии и приступили к официальному разделу сфер влияния. Вся тяжесть составления Константинопольского договора легла на Неплюева; текст документа неоднократно исправлялся и наконец был подписан 27 июня 1724 г. По этому трактату Россия получила Баку, Дербент, Гилянь, Мазандеран и Астрабад.

Более значительных успехов в то время нельзя было и желать, однако сам Неплюев в этом сомневался. Отсылая текст договора в Петербург, он одновременно отправил письма Г. П. Чернышеву и А. И. Остерману с просьбой заступиться за него перед Петром I, если тот будет недоволен. “Богом свидетельствуюсь, — писал он Остерману, — что весь смысл мой употребил сделать его императорскому величеству угодное, но как принято будет, и мог ли я предусмотреть все виды пользы, того не знаю, и сие меня мучит смертельно, и доколе не возымею на оное ответа, в страдании останусь”.

Вскоре письма и указ из Петербурга положили конец мучениям резидента. Петр I полностью одобрил текст договора, а Неплюева наградил чином морского капитана первого ранга и большими имениями. Примечательно, что умелый дипломат в то же время завоевал полное доверие и уважение в Константинополе: турецкий султан хвалил его при каждом удобном случае, а верховный везир считал себя его другом.

Последующие годы пребывания в Константинополе были для Неплюева относительно спокойными. Помнили о нем и в России. 17 июля 1728 г. Остерман исходатайствовал для него чин капитан-командора галерного флота “за долговременное при дворе турском пребывание и прилежную и усердную тамо в интересах наших службу”. 22 декабря 1730 г. Неплюев был произведен в шаутбенахты — чин, соответствующий контр-адмиралу.

В начале 1730-х годов отношения России и Турции вновь обострились из-за столкновения интересов двух империй в европейских конфликтах и неразрешимых противоречий в Причерноморье и Прикаспии. Как раз к тому времени, в 1732 г., Неплюев заразился какой-то тяжелой болезнью с частыми рецидивами, поэтому с трудом мог исполнять свои обязанности. В помощь ему был прислан бывший российский консул в Кадисе А. А. Вешняков. Между тем силы Неплюева были окончательно истощены болезнью, и это вынудило его 30 декабря 1734 г. “отправления [468] дел отказаться и на свое место именем ея величества акредитовать надворного советника Алексея Вешнякова”. Вскоре из Петербурга пришел указ, подтверждающий назначение нового резидента и разрешающий Неплюеву вернуться в Россию.

По пути опытный дипломат вынужден был задержаться в Киеве, где вел тайные переговоры с представителями валахов и южных славян, мечтавших освободиться от турецкого гнета и тяготевших к России. В конце 1735 г. он прибыл в Петербург. 30 января следующего года Неплюев был произведен в тайные советники, а 25 марта назначен членом Коллегии иностранных дел.

Тем временем началась русско-турецкая война, в которой Россия действовала в союзе с Австрией. По инициативе венского двора в 1737 г. были предприняты трехсторонние мирные переговоры в Немирове. С российской стороны в конгрессе участвовали П.П.Шафиров, А.П.Волынский и И. И. Неплюев. После недолгой дипломатической полемики турецкая делегация признала требования России невыполнимыми и прервала переговоры. Шафиров и Волынский были отозваны в Петербург, а Неплюев получил задание “поселиться в Киеве и смотреть за делами по заграничной корреспонденции”. Это поручение выполнялось им до окончания войны с Турцией, а затем, 3 марта 1740 г., он был назначен киевским губернатором и комиссаром по разграничению земель России и Турции.

Но вскоре Неплюев был вызван в Петербург. Предстояло тяжелое дело, которое, по мнению многих историков, до сих пор омрачает память об этом человеке. В апреле 1740 г. по высочайшему повелению была образована особая комиссия “для исследования вин кабинет-министра Артемия Волынского”. В состав ее по желанию А. И.Остермана был включен Неплюев. После предварительного следствия и признания Волынского виновным дело было передано в Тайную канцелярию. Начальник этого учреждения А. И. Ушаков вместе с Неплюевым назначены были непосредственными следователями, именно они допрашивали Волынского с применением пыток и подготовили “изображение” его преступлений на основе следственного материала. 20 июня 1740 г. генеральное собрание в составе 25 высших русских сановников, в числе которых был Неплюев, приговорило Волынского и его друзей к смертной казни мучительными варварскими способами. Анна Иоанновна смягчила приговор: Артемию Петровичу вырезали язык, отрубили правую руку, а затем голову. Двое его единомышленников были обезглавлены, остальные отправлены в ссылку после различных телесных наказаний.

Дело Волынского, решенное в духе переходного времени между варварством и цивилизацией, приобрело широкую известность и породило обильную литературу на эту тему. Тем не менее оно до сих пор представляется до конца не выясненным. Что же касается позиции Неплюева, то она четка выражена в диалоге обвиняемого и следователя, запечатленном в одном из протоколов допроса. Волынский: “Ведаю, что вы графа Остермана креатура, и что со мною имели ссору, пожалуйста, оставьте”. Неплюев: “Вы говорите излишнее; партикулярной ссоры я с [469] вами не имел и не бранивался, а теперь по именному указу определен к суду и должен поступать по сущей правде” (Соловьев С.М. Сочинения. Кн. 10 М , 1993 С. 667; Витевский В.Н. Указ. соч. С 82.). Именно так он и поступал в соответствии с тогдашними понятиями о долге и чести.

По окончании суда над Волынским Неплюев вернулся в Киев и к декабрю 1740 г. завершил порученное ему разграничение земель между Россией и Турцией. В следующем году он был назначен “главным командиром над всей Малороссией” и 30 октября прибыл в бывшую гетманскую резиденцию — г. Глухов. Он не мог предполагать, сколь недолго пробудет на этом важном посту.

3 декабря 1741 г. в Глухов прискакал генерал-кригс-комиссар А. Б. Бутурлин с объявлением о восшествии на престол императрицы Елизаветы Петровны, а также о том, что Неплюев “по высочайшему приказанию отрешается от всех должностей” и вызывается в Петербург. По прибытии в столицу он некоторое время содержался под домашним арестом, поскольку его покровитель А. И. Остерман оказался теперь в числе “государственных преступников”. Н. И. Панин, шурин Неплюева, рассказывал впоследствии, что член следственной комиссии Н.Ю.Трубецкой пытался притянуть Ивана Ивановича к делу, “говоря, что в нем душа остерманская” (Записки Ивана Ивановича Неплюева. СПб., 1893. С. 132). Неплюев, как благородный человек, и сам не отрекался от Остермана, заявляя, что он — “человек таковых дарований ко управлению делами, каковых мало было в Европе”.

Но гроза миновала: в начале 1742 г. Неплюев был призван в императорский дворец и ласково принят новой государыней. Вскоре за тем Иван Иванович получил указ о назначении его командиром Оренбургской экспедиции, то есть наместником почти не освоенного края на юго-восточной границе России. Неплюев должен был привести в надлежащее устройство Башкирию, обезопасить границы протяженностью более чем на тысячу верст, обуздать набеги киргиз-кайсаков и других степных кочевников, расширить торговлю с Азией. Это была по сути завуалированная ссылка, но ученик Петра I готов был самоотверженно служить во имя блага России на самом трудном поприще.

В оренбургских степях Неплюев строил крепости и слободы, привлекал на жительство новое население, улаживал конфликты между русскими и “иноверцами”, способствовал развитию торговли с хивинцами, бухарцами, туркменами и другими народами Средней Азии, организовал поиск руд и других полезных ископаемых, покровительствовал строительству металлургических заводов в подведомственном ему крае. В 1744 г. (в “Записках” ошибочно указано, что в 1745) он предложил переименовать Оренбургскую экспедицию в Оренбургскую губернию, на что последовало согласие императрицы с назначением Неплюева губернатором. К новой губернии были присоединены Исетская и Уфимская провинции “со всеми башкирскими делами”.

В 1750 г. Неплюев был вызван ко двору для обсуждения предложенных им планов торговли с Индией и пробыл около полутора лет в [470] Петербурге. 25 ноября 1751 г. он был произведен в чин действительного тайного советника и отправился в Оренбург. Важной страницей биографии мемуариста явилось его активное участие в подавлении башкирского бунта под предводительством Батырши в 1755 г. Неплюев сумел организовать даже поимку Батырши, которого отправил в Петербург.

Некоторое время спустя состояние здоровья оренбургского губернатора вынудило его просить об освобождении от должности. В 1758 г. последовало согласие императрицы; Неплюев приехал в Петербург и “был празден” до 16 августа 1760 г., когда получил должности сенатора и конференц-министра в рамках упоминавшейся выше большой кадровой перестановки.

К сожалению, в “Записках” нет сведений о совместной работе Неплюева и Шаховского, но из других источников известно, что они являлись единомышленниками и, в частности, отстаивали права Сената как “высшего государственного места” вопреки диктату Конференции при высочайшем дворе. Совершенно совпадает отношение обоих мемуаристов к наследнику престола Петру Федоровичу, попавшему, по их мнению, под влияние “людей, жаждущих только своей корысти, с повреждением общей пользы и учрежденного законом порядка”.

После воцарения Петра III и увольнения Шаховского Неплюев также подал прошение об отставке, но получил отказ. “Бывал я ежедневно у моея должности, но немым, ибо никто уже и мнения моего не требовал”, — вспоминал он впоследствии.

Неплюев с радостью встретил известие о дворцовом перевороте 28 июня 1762 г. Отправляясь в Петергоф и Ораниенбаум “для утверждения власти”, Екатерина II оставила Петербург и своего сына Павла Петровича под ответственность “старшего сенатора” Неплюева. При отъезде императрицы на коронацию в Москву в сентябре того же года ему снова была поручена “главная команда” в столице. Накануне, 31 августа 1762 г., Екатерина II наградила Неплюева орденом Святого Андрея Первозванного.

Летом 1764 г. императрица отправилась в поездку по Остзейскому краю, возложив на Ивана Ивановича привычное уже поручение главноначальствующего в Петербурге. Как раз в это время произошла известная попытка освобождения бывшего императора Иоанна Антоновича подпоручиком В.Я.Мировичем. Неплюев сумел принять надлежащие меры к сохранению порядка в столице. Этот эпизод явился последней яркой страницей в служебной деятельности “птенца гнезда Петрова”. В ноябре того же года Иван Иванович вышел в отставку и провел последние годы жизни в своем селе Поддубье Новгородской губернии. Здесь он и скончался 11 ноября 1773 г.

“Записки” Неплюева неоднородны по своему содержанию. Первая их часть состоит в основном из подробного заграничного дневника, который, вне всякого сомнения, вошел в “Записки” в своем первозданном виде. С момента возвращения гардемарина в Петербург стиль его сочинения меняется: мемуары утрачивают отрывистость и сухость, [471] становятся более повествовательными, наполняются живой речью Петра I, Г.П.Чернышева, Ф.М.Апраксина и других людей.

Константинопольский период деятельности Неплюева отражен в дневнике весьма слабо: около 20 коротких записей за 14 лет. В этом отрывке сочинения есть примечательный момент, характеризующий принцип работы автора. Неплюев пишет о рождении в 1730 г. дочери Анны, “которая в замужестве Коммерц-коллегии за вице-президентом Луниным”, и в 1731 г. сына Николая, “который ныне находится в кадетском корпусе сержантом”. Но добросовестный автор не может допустить смешения хронологических пластов “Записок”, поэтому специально отмечает: “А сие о нем и о дочери моей приписано 1750 году”.

После возвращения Неплюева из Константинополя в Россию его сочинение утрачивает дневниковый характер: записи делаются в основном по годам, причем не за каждый год. С начала 1742 г., по-видимому, прерывается синхронность событий и рассказов о них. Об арестованном А. И. Остермане Неплюев говорит, что “он ныне несчастен”, то есть пишет о нем тогда же. Но весь последующий текст мемуаров с момента отъезда в Оренбургскую экспедицию, несомненно, создан значительно позже описываемых событий. Неплюев неточно указывает год образования Оренбургской губернии, не может вспомнить дату смерти своей второй жены. Он рассказывает коротко и обобщенно об активной и разнообразной деятельности в Оренбургском крае и последующем пребывании в Петербурге на посту сенатора. Можно с уверенностью предположить, что события с начала 1742 г. были запечатлены Неплюевым позже, уже в отставке, с помощью преданных друзей и родственников, которые писали под диктовку ослепшего в 1765 г. Ивана Ивановича. В рассказе о первых годах правления Екатерины II вновь прослеживается хронологическая точность: последние деяния “старшего сенатора” были еще свежи в памяти.

Таким образом, “Записки” Неплюева представляют собой неоднородный текст, насыщенный разноплановой информацией с различной степенью подробности. Каждая страница этого произведения по-своему интересна. Любители приключенческого жанра смогут наконец познакомиться с реальными гардемаринами, мало похожими на героев пресловутых сериалов. Дневник Неплюева содержит множество замечательных подробностей о жизни западноевропейских городов, повествует о тяжелой участи русских учеников за границей. Чрезвычайно интересны сведения о работе русского резидента в Константинополе. В то же время примечательно, что Неплюев ни слова не говорит о своем участии в следствии над Волынским и даже не упоминает его имени. Понятно желание автора забыть эту самую мрачную страницу своей биографии.

Мемуары содержат много сведений из семейной хроники, в частности факты жизни и деятельности сыновей Ивана Ивановича — Адриана и Николая, ставших видными государственными деятелями. Первый из них умер молодым, а второй оставался гордостью и отрадой отца до последних часов его жизни “Записки” заканчиваются письмом-завещанием, [472] адресованным сыну. В этом документе особенно ощущается величие души и твердость духа последнего сподвижника Петра I.

Фрагменты “Записок” впервые были опубликованы в 1796 г. историком И. И. Голиковым — другом мемуариста. В 1823—1826 гг. произведение Неплюева издавалось частями в журнале “Отечественные записки”, но публикация была выполнена с некоторыми сокращениями — отчасти по соображениям цензуры, отчасти по воле издателя. Впервые полный текст мемуаров Неплюева был опубликован Л.Н.Майковым в 1871 г. на страницах журнала “Русский архив”, а в 1893 г. это же издание “Записок” было выпущено отдельной книгой. В приложении к мемуарам был помещен яркий рассказ Голикова о Неплюеве, который мы также считаем нужным воспроизвести на страницах этого издания

Текст воспроизведен по изданию: Империя после Петра М. Фонд Сергея Дубова. 1998

© текст - Наумов В. 1998
© сетевая версия - Тhietmar. 2005
© OCR - Abakanovich. 2005
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Фонд Сергея Дубова. 1998