Главная   А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Э  Ю  Я  Документы
Реклама:

На сайте www.mi-parti.com.ua

Узнать цены на прокат карнавального костюма на сайте www.mi-parti.com.ua.

mi-parti.com.ua

СТЕФАНО ИНФЕССУРА

ДНЕВНИКИ О СОВРЕМЕННЫХ РИМСКИХ ДЕЛАХ

CIVIS ROMANI. DIARIA RERUM ROMANARUM SUORUM TEMPORUM

Немедленно сбежался весь народ из Форли; Катерина Сфорца, беременная жена графа Джироламо Риарио, и ее сыновья были захвачены, но самый замок народ не в состоянии был взять. И когда затем в примирительном тоне пытались уговорить, чтобы замок сдался, графиня обещала и со своей стороны сделать для этого все возможное и просила граждан Форли Освободить ее, дабы она имела возможность переговорить с комендантом замка, а своих сыновей она оставит им в качестве заложников. Она пообещала передать замок народу немедленно. Ей во всем поверили, и она отправилась в замок, где она тотчас же выступила против народа и заявила, что она не будет беспокоиться за судьбу пленных сыновей, так как она имеет еще одного в Имоле, а другого носит у себя в утробе; они сумеют когда-нибудь отомстить злодеям. Вскоре [117] после этого одни ворота города, укрепленные башней, сдались народу, после чего народ послал уполномоченного в Рим к папе, которого последний принял милостиво и обещал помощь жителям Форли. Благосклонно отнесся к этому также правитель Чезены, обещавший послать в Форли своих солдат, бомбарды и прочую артиллерию, имевшуюся в Чезене. Но на него напали солдаты миланского герцога, последние неожиданно вторглись в Форли, взяли в плен правителя и его сотоварищей, шестерых из них обезглавили и трупы их разрубили на куски, между ними был также названный Пьетро Кекко, от старости совершенно расслабленный человек. Затем они пытались захватить силою их товарищей, находившихся в замке Чезена, и между прочим держали под арестом названного губернатора и других пленных. Иннокентий же, как говорят, несмотря на свое обещание, не оказал никакой помощи жителям Форли; более того, он оставался спокойным, когда, как я только что рассказал, их рубили на куски, допускал то, что волки пожирали его овец, как то уже было раз с городом Аквилой и его жителями во время войны с королем Ферранте. Однако говорят, что все это он допускает единственно и исключительно ради мира, который он возлюбил превыше всего. 2 июня был убит своей супругой синьор Фаэнцы в своей спальне, и тотчас же появились в Фаэнце солдаты миланского герцога под водительством Джованни Бентивольо из Болоньи, при поддержке камерленго Рафаэлло Риарио, кардинала Санто Лоренцо, племянника покойного графа Джироламо Риарио.

Графиня из Форли, жена убитого графа Джироламо, со своими солдатами разграбила все близлежащие местности, принадлежащие церкви, до ворот Чезены. Но об этом здесь много не говорилось.

В тот же день произошло возмущение в Перуджии вследствие того, что правитель города хотел продать некоторые принадлежащие городу охотничьи участки, обычно называемые чианне, но граждане ему этого не позволили. И когда правитель выслал глашатаев при трубном звуке возвестить об этом всенародно, некоторые пошли против него, заявив, что он не посмеет этого сделать. Однако правитель не обратил внимания на эти угрозы. Тогда из среды граждан Перуджии выступил один молодой человек, ударил его топором в голову и зарубил насмерть его и его лошадь. Как говорят, перуджийцы сделали это потому, что папа обещал своим солдатам, расположенным в Перуджии, значительное увеличение жалованья и все доходы города приказал пересылать в Рим, чего жители Перуджии совсем не расположены были переносить со спокойным сердцем. А может быть, другой причины этого волнения и не было, кроме жадности правителя! Вследствие сих событий синьор Маурицио Чибо, родной брат папы, немедленно же поспешил в замок Сполето, опасаясь худшего. [118]

13 июня, приблизительно в 23 часа, в Рим пришло известие, что командующий войсками миланского герцога Джо-ванни Бентивольо, находившийся с женой и сыном вышеназванного убитого синьора Фаэнцы, был убит гражданами и крестьянами Фаэнцы. Рассказывают, что эти крестьяне были поддержаны флорентийским комиссаром и все дело будто произошло по совету флорентийцев. Вследствие сего теперь ожидаются большие волнения в Романье. Не дай бог, чтобы эта язва докатилась до Рима. То, что было рассказано о Джованни Бентивольо, оказалось ложным. Правда такова: он был в Фаэнце названными людьми взят в плен и затем отвезен во Флоренцию, а там его Лоренцо де Медичи выпустил на свободу.

16 июля представитель кардинала Савелли, при большом волнении, производил личную экзекуцию над одним должником вблизи дворца названного французского кардинала Балю. Этот кардинал кричал из окна, чтобы прекратили экзекуцию, особенно возле его дворца! Однако это произошло, и должник был отведен в тюрьму при служебных помещениях названного кардинала. Кардинал Балю пришел в такую ярость, что приказал всей своей челяди вооружиться, отправиться к указанной тюрьме и разрушить ее до основания, как это потом действительно и случилось. Они взломали все камеры и выпустили оттуда всех заключенных, между которыми находились также и такие, которые заключены были за тяжкие преступления. Дом самого судьи, то есть его камера, был насильственно разгромлен, все его документы и книги разорваны, ящики и постели выброшены из окна, так что в конце-концов в служебном помещении: совершенно ничего более не оставалось. Вследствие сего кардинал Савелли, полный гнева, совместно с кардиналом Колонна, собрал большие отряды, чтобы в ночь после этого совершить над ним то же самое. Но уже рано утром папа послал за кардиналами. В папском дворце они взаимно высказали множество оскорбительных слов, так что в настоящее время дом Балю стоит сильно укрепленным и охраняемым бесчисленными стрелками и другими вооруженными людьми. Неизвестно, что из этого будет дальше; однако говорят, что вице-канцлер оказывал помощь названному кардиналу Балю.

От того дня до сего ничего не произошло, за исключением того, что многие города и местности, находившиеся под властью церкви, отказали папе в покорности и предприняли нечто против его воли. Прежде всего Джованни Бентивольо в Болонье казнил и заключил в тюрьму несколько человек из неугодных ему лиц; рассказывают, что он 18 человек из таковых повесил.

Так же поступил в Перуджии род Браччио; они прогнали своих противников из рода Одди и многих убили. Когда папа послал туда своего легата кардинала Сиенского, то его [119] впустили только после обещания, что он не допустит туда вернуться партии-противников. Таким образом, они не оказывали почти никакого послушания церкви.

Подобное же случилось в городе Тоди и в городах Анконской марки, где не допустили папских чиновников и отказались подчиняться папским секретарям.

В то же вышеназванное лето господне 1489, в марте месяце, его святейшество отец наш Иннокентий VIII назначил, вопреки постановлениям и договорам, заключенным кардиналами в конклаве перед избранием папы, не превышать число кардиналов свыше 22 и, как передают, вопреки воле многих кардиналов, - шесть, новых кардиналов: прежде всего Лоренцо Чибо, своего племянника, сына своего брата архиепископа Беневента и коменданта замка св. Ангела. Он всегда считался незаконнорожденным сыном, и все бенефиции, которые он имел и которыми пожаловал его сам папа, передавались ему как незаконнорожденному, и сам папа называл его всегда незаконнорожденным сыном. Когда со стороны кардиналов было выставлено возражение, что Лоренцо не может быть кардиналом, как незаконнорожденный, то, как передают, благодаря усилиям вице-канцлера, нашли какой-то нотариальный акт, составленный в Испании, из которого вытекало, что отец названного Лоренцо, то есть брат папы Иннокентия, будучи мирянином, получил этого сына от одной испанки, на которой он впоследствии намерен был жениться. Но это было в то время, когда он еще не был свободен, так как другая его жена проживала еще в Генуе. Посему, когда названный Лоренцо, прибыв в Геную, стал домогаться получения отцовского наследства, то не был к этому допущен и устранен, как незаконный сын.

Другим из вновь назначенных кардиналов был Ардичино делла Порта, епископ Алерии, очень образованный человек, выдвинутый в кардиналы за свои добродетели и заслуги.

Третий – сын Лоренцо де Медичи, родственник синьора Франческетто, сына папы Иннокентия. Этот кардинал – еще мальчик; как передают, ему 13 лет. Рассказывают, что он был назначен под условием прибыть в Рим лишь в будущем, через значительный промежуток времени, но он, однако, вскоре же прибыл и был допущен.

Двое других были французы. Один из них – глава рыцарского ордена иоаннитов на острове Родосе, другой француз предложен был королем Франции. Двое последних назначены были кардиналами, как говорят, потому, что подарили папе великого императора турок 53. Рассказывают, что по смерти великого турка султана Магомета II, осаждавшего тогда Отранто, два его сына затеяли спор о престолонаследии. Младший брат, стоявший во главе войска, при помощи своих солдат, прогнал старшего. Этого младшего брата, как передают, турки любили гораздо больше и провозгласили императором. [120] Но когда все стоявшие на его стороне были убиты, его принудили покинуть страну в сопровождении лишь немногих солдат и знатных людей, последовавших за ним в изгнание. Так как этот принц не мог остаться ни в одном из городов, подчиненных его брату, он попросил у главы рыцарского ордена свободный пропуск и, получив его, отправился на остров Родос, где и пребывал до последнего времени.

Некоторые говорят также, что он старший брат и имел право на престол и что он был с войском при осаде, когда умер его отец. Другой же брат немедленно завладел всеми . крепостями и отцовскими сокровищами. Старший брат, имея солдат, направился с ними к Константинополю и повел войну против своего брата, но в конце концов вынужден был бежать, так как не имел денег на содержание солдат. Когда брат стал его преследовать, то он из страха быть взятым в плен решил скорее сдаться христианам, чем попасть в руки брата. Таким образом он отправился в один город вблизи Родоса и там сдался во власть гроссмейстера Родоса. Этот последний рассказ соответствует действительности. Когда узнал об этом его брат Баязет, получивший уже власть над всей Турцией, то стал опасаться, как бы его браг Джем снова не начал против него войну и не взял над ним верх, ввиду того расположения, каким он пользовался у турок. Он решил поэтому заключить с христианами, находившимися на Родосе, и гроссмейстером договор, чтобы они держали великого турка (Джема) под надежной охраной и не выпускали его, за что он, Баязет, в качестве жалованья или дани обязуется гроссмейстеру ежегодно выплачивать сумму в 40 000 дукатов. В обеспечение этой суммы он и выдал вексель.

Гроссмейстер продержал его некоторое время на Родосе, затем, полагая, что он окажет приятную услугу королю Франции – а он был сам француз – передал пленного турка вместе с ежегодно выплачиваемым на него турками содержанием в 40 000 дукатов королю Франции. Король, как добрый истинный христианин, принял его, не, как передают, лично он не хотел его видеть. Впоследствии он подарил его нашему отцу папе с обещанным ежегодным содержанием в 40 000 дукатов. По сему случаю, в лето 1489, в марте, названный папа, в силу договора, назначил названных двух французов кардиналами. 13-го того же месяца и года прибыл в Рим пленный великий турок; так как он ехал морским путем, то через Порта Чивитавеккиа он проследовал вверх по Тибру через Рипа Ромеа к апостольскому дворцу у св. Петра. Папа подарил ему 700 дукатов и несколько золототканных шелковых одежд, которые, однако, когда были выложены перед ним, не нашли с его стороны должной оценки. Папа подарил ему также свою собственную лошадь и приказал оказывать ему почести. Сопровождало его несколько придворных, но ни одного епископа, ни прелата среди них не было. Синьор Франческетто, сын папы, [121] и венецианский посол ввели его в свою среду; и когда он,, сев на названную лошадь, несколько отъехал от берега, навстречу ему вышел посол великого вавилонского султана, который прибыл специально для этого в Рим. Когда, как рассказывают, показался принц, то посол, спрыгнув с лошади, пал: наземь и трижды облобызал землю, идя навстречу принцу. Когда же он приблизился к нему, то поцеловал ногу его лошади и с величайшим благоговением приветствовал его самого. И затем сопровождал его до названного дворца.

На другой день состоялось заседание консистории, на котором, по выполнении всех обычных при сем обрядов, были признаны вновь назначенные кардиналы, после чего папа приказал ввести названного турецкого императора. Последний вошел и, увидя большое собрание людей, смутился. При нем находился его переводчик. Церемониймейстер Иоганн Бурхард 34 и названный переводчик потребовали от него, чтобы он, прежде чем подойти к папе, сделал три поклона и преклонил колена, а затем, проследовав дальше, поцеловал ногу папы Однако турок не выполнил ни одного из этих предписаний; он гордо зашагал вперед, высокомерно, не обращая ни на кого внимания, и не только не преклонил колена, но ни разу не склонил головы, лишь только чуть кивнул ею. Когда он стоял перед папой, то между ними, при помощи названного переводчика, произошел небольшой разговор, который был слышен, однако, только близстоявшими. После этого папа хотел с веселым лицом и приятной улыбкой отпустить его, перед тем желая поцеловать его в лицо. Однако названный турок склонил только немного голову и поцеловал папу в правое плечо. Некоторые рассказывают также, но я не знаю, где правда, что он сам хотел поцеловать папу в лицо, но” папа уклонился, и поцелуй пришелся только в плечо. После сего он направился в отведенное ему жилище.

Почти совершенно так же вел себя посол великого султана. Хотя от него и потребовали, чтобы он сделал тройной поклон и поцеловал ногу папы, но он не сделал таковых поклонов кроме одного, когда стоял перед папой. И когда папа протянул ему ногу для поцелуя, то он чуть-чуть только коснулся губами колена протянутой ему ноги.

В те дни ничего особенного в Риме не произошло. Было, правда, бесчисленное количество воровства, убийств и святотатства. Между прочим, из алтаря церкви Санта Мариа в Трастевере были похищены серебряные чаши, дарохранительницы, кадильницы и серебряный крест, в котором находилась частица крестного древа господа нашего Иисуса Христа. Эту частицу затем нашли в одном винограднике, но без всякого серебряного оклада.

Происходило также очень много убийств. И убийцы вовсе не покидали города. Некоторые утверждают, что папа вымогал с них штрафные деньги, которые налагались за [122] нарушение спокойствия, и затем разрешал им оставаться в городе. Рассказывают и уверяют, что это чистейшая правда, и ход событий это подтвердил, хотя я сам не читал буллы, будто его святейшество, наш отец, апостолической буллой даровал Стефано и Паоло Моргани прощение за все их преступления и убийства, которые они совершили сами и 10 человек их приспешников и клевретов, а равно за всякое преступление, которое они имеют совершить, хотя бы убийство, даже в том случае, если между ними и родственниками убитых не произойдет никакого соглашения. Он также дал им свободный пропуск, так что они могли появляться всюду в папском дворце .и везде, и суд не был в состоянии предпринять что-либо против них; папа сделал таким образом из своей курии некое убежище для преступников.

Подобным же образом папа дал прощение Мариано, сыну Стефано Франческо Крешенци, за всякое преступление, которое совершат он и его сотоварищи.

То же предоставил он сыновьям Франческо Буффало, которые закололи кинжалом свою беременную мачеху вместе с еще не рожденным их братом. И ежедневно каждый, кто уже перенес смерть своих близких, должен еще терпеть угрозы убийц.

Рассказывают о многих таких случаях; то, что я раньше рассказал, я знаю из достоверных источников. Наконец весь город полон преступными людьми, которые, совершив какое-либо преступление, скрываются в доме одного из кардиналов и таким образом становятся неприкосновенными, и посему много смертоубийств осталось не расследованными. В Капитолии почти совсем не было или очень редко бывали казни; только иногда судьи камерленго по ночам вешали нескольких преступников, и потом на другое утро можно было видеть на Торре Нона повешенных, без указания их имен и причины их казни. И при такой порядке живем мы теперь, в лето господне 1489, когда восседает на престоле Петра Иннокентий VIII. Между прочим рассказывают, что некто Джакомо, сын Лоренцо Стати, шинкарь при Санта Мариа Ротонда, убил двух своих дочерей в разное время и еще одного человека, когда-то бывшего у него слугою, который, как уверяют, с каждою из них жил. Джакомо и его брат за указанное дело были арестованы и посажены в замок Ангела. Туда в одно утро должен был прибыть палач с соответственными инструментами, чтобы отсечь арестованным головы. Но вскоре же оба были освобождены из-под ареста. Это видел я сам собственными глазами, а причина их освобождения, как я слышал, была следующая: убийцы заплатили за содеянное ими преступление 800 дукатов. И за эти деньги они купили землю горшечника, которая называлась “землею крови” (Еванг. от Матф. XXVII, 7). И когда однажды спросили камерленго, почему преступники не несут наказаний, а лишь платят деньги, он [123] в моем присутствии дал такой ответ. “Господь не хочет смерти грешника, но хочет, дабы он жил и платил”. Таковой обычай принят, сказал он, также в Болонье.

С сего числа по месяц июнь 1489 г. ничего достойного замечания не случилось кроме того, что в городе беспрерывно продолжались безнаказанно драки, убийства, кражи и подобного рода преступления.

В последний день названного месяца, именно в праздник св. Петра и Павла, папа совершил, по принятому обычаю, торжественное богослужение. Затем он обнародовал, что назначает синьора Никколо графа Питильяно из рода Орсини главнокомандующим церкви и с большой торжественностью передал ему скипетр и знамя церкви. При этом торжественном событии присутствовали все кардиналы, прелаты и многие синьоры и бароны, созванные по сему случаю отовсюду.

Передают также, что во время этих торжеств был отлучен от церкви король Ферранте за неуплату налогов, причитающихся с него. Однако ему дали отсрочку на два месяца, в течение коих он должен уплатить долг и тем снова примириться с церковью.

На этих днях, а именно 4 сентября 1489 г., в пятницу, случилось нечто совершенно смехотворное. Некий слуга синьора Фальконе и сын некоего Доминико в ночное время украли сукно и платья из лавки, принадлежавшей некоему Джироламо ди Туччио из городского квартала Треви, приятелю названных воров. Когда Джироламо узнал о случившейся краже, он позвал, чтобы вернуть принадлежавшие ему вещи, слугу, укравшего вещи, к себе на обед. За столом его любезно спросили, где находятся украденные товары. Слуга откровенно и по доброй воле сказал, что украденные товары находятся у него. Тогда от него потребовали, чтобы он вернул обратно украденное, иначе ему придется плохо. Вор, заметив, что присутствующие настроены злобно против него, улучив благоприятный момент, выпрыгнул из окна в сад, надеясь, таким образом скрыться. Но Джироламо, выслушав признание и видя бегство слуги, решил преследовать беглеца, чтобы тот не скрылся и не пропали его товары; наконец поймал его с несколькими товарищами, напал на него с кулаками, избил и связанного отвел в дом синьора Фабрицио Колонна. Он не хотел отправить его в тюрьму в Капитолий, хотя и мог бы это сделать, имея все основания к тому. Но в наше время каждый, которого следовало бы посадить в тюрьму за кражу ли или за убийство, даже если бы он подлежал смертной каре, может заплатить деньги, договорившись с судьей, и быть на свободе в полной неприкосновенности; никого, имеющего деньги, чтобы выкупиться, не приговаривают к смерти, но того, кто не имеет денег, конечно, вешают, при этом украденное добро безусловно не возвращается его владельцу. Слуга, просидев некоторое время под арестом, был выпущен на свободу [124] синьором Фабрицио, вероятно, благодаря ходатайству синьора Фальконе. Названный Доминико, отец одного из двух указанных воров, обещал обокраденному дать полное возмещение. Украденные товары были оценены в размере 47 дукатов; и когда Джироламо неоднократно требовал от Доминико возмещения украденного, последний, наконец, уплатил требуемую сумму в 47 дукатов из страха получить какую-либо еще большую неприятность. Платеж был произведен в присутствии некоторых братьев ордена доминиканцев из Санта Мариа сопра Минерве, которые, по поручению Джироламо, вручили означенному Доминико квитанцию такого содержания: “Мы свидетели того, как Доминико и т. д. уплатил Джироламо и т. д. 47 дукатов за товары, похищенные сыном названного Доминико из лавки указанного Джироламо”. Но Доминико обозлился, что он уплатил указанную сумму и, переговорив с синьором Фальконе, договорился с вице-камерленго и протонотарием Виньола арестовать Джироламо; некоторые полагают, что об этом был разговор с папой. Наконец, 3-го того же месяца совершенно тайно в доме вице-камерленго все было предрешено, а 4-го утром “с фонарями и светильниками и оружием” (Еванг. от Иоанна XVIII, 3) силою захватили Джироламо в его доме вместе с его братом и свели на Торре Нона; когда присутствующие при; этом и особенно мать Джироламо подняли вопль, вице-камерленго неоднократно повторял: “Не бойтесь! Все, что сейчас здесь творится, творится на благо мира, дабы иметь мир со всеми людьми”. Затем они свели его спокойно на указанную башню, взяли веревку и повесили Джироламо на одном из уступов, причем он все время вопил, приговаривая: “Скажите мне, что я сделал дурного? Почему я должен умереть? Я ведь ничего не сделал!” И без покаяния и причастия повесили его и, что еще хуже, на глазах его брата, захваченного вместе с ним. Когда Джироламо увидел, что ему придется: умереть, он обратился к своему брату с ласковыми словами, сказав: “Брат мой, передай нашей матери, чтобы она терпеливо перенесла это горе, как я терплю, и скажи ей, что я умираю, не, заслужив смерти”. После сего он обнял и поцеловал своего брата, насколько мог, и с этими словами на устах умер. Но Фальконе, присутствовавший при казни, и собственными глазами наблюдавший, как того повесили, и вице-камерленго не удовлетворились этим; мстя ему, они пошли дальше и отказали его матери и родственникам взять труп, который висел в течение двух дней. И что еще было хуже, на второй день после его смерти они заставили слугу синьора Фальконе написать записку о причине его смерти и привязать ее к его ногам, - конечно, неверную и лживую, в коей ему приписывалось то, что совершил названный слуга. Но он не смог таковую записку, как следует приладить, чтобы каждый мог читать эту ложь. Брат Джироламо был брошен в тюрьму Торре Нона. Затем, когда папа узнал [125] истину об этом событии, он сделал вид, что сожалеет о происшедшем и утверждал, что его неверно осведомили об этом. Но тем не менее брата он не выпустил из тюрьмы и не предпринял ничего, чтобы сколько-нибудь исправить это дело. И таким образом синьор Фальконе, римский гражданин, апостолический протонотарий и казначей названного папы, отомстил за обиду, оказанную его слуге названным Джиро-ламо.

В прошлый понедельник наш отец Иннокентий созвал -консисторию, на заседании которой отлучил от церкви всех, не уплативших церкви причитающиеся с них налоги. Полагают, что все это направлено против короля Ферранте, который не уплатил налогов, хотя имя его при сем упомянуто не было. Посол короля Ферранте заявил присутствующим, что поскольку дело касается его короля, он будет апеллировать к будущему собору, и потребовал, чтобы ему дали судью, которому он докажет, обязан ли его король платить требуемые с него налоги.

В том же месяце, как рассказывают, его святейшество отец наш заявил на открытом заседании консистории, что королевство Сицилия по ту и по сю сторону Мессинского пролива принадлежит церкви и отныне составляет часть Церковной области, потому что не уплатило налогов; в особой булле говорилось еще, что названный король Ферранте лишается своего королевства, и кроме того утверждалось, что в случае назначения им самим неаполитанского короля из этого назначения ничего не получится, так как папа навсегда включил Сицилию в свои владения.

В те же дни рассказывали и уверяли, так что в городе это стало общеизвестным, что сын папы Франческетто с достопочтенным синьором камерленто, кардиналом Санто Джордже Рафаэлло Риарио, племянником графа Джироламо, играл в своем дворце и за две игры проиграл 14000 дукатов, а достопочтенный кардинал Балю, француз, таким же образом проиграл сумму в 18000 дукатов. Все эти деньги выиграл кардинал Рафаэлло Риарио, имевший на этот раз большой успех.

Далее передают, что Франческетто побежал к папе и рассказал, что в указанной игре его обманули и взяли с него лишнее; после этого его святейшество отец наш послал за кардиналом Риарио, чтобы тот явился к нему и принес с собою указанную сумму денег. Камерленго, однако, ответил, что деньги он уже издержал на покупку строительных материалов и на выплату жалованья строителям. А он как раз перед тем свой дворец на площади Санто Лоренцо в Дамазо разрушил до основания и заявил теперь, что хочет прежде всего там на углу воздвигнуть башню и вновь перестроить дворец, что он впоследствии действительно сделал, и поэтому у него нет денег. И когда пала снова и снова настаивал на [126] разрешении этого дела, 27 октября, приблизительно в обеденное время, кардинал отбыл из Рима, заявив, что он хочет отправиться в Романью и, как передают, именно потому, что в Форли начались беспорядки.

О, несказанное бесчестие! Папа проявляет перед всеми величайшую жадность и прежде всего перед бедными учителями университета. Он повелел им передать – совершенно неслыханное дело, - чтобы они уплатили налоги за получаемое ими содержание, в то время как причитающегося им от папы содержания они совершенно не получали. И что еще гнуснее, после того как они уплатили налоги, они все-таки не получили жалованья.

Не ужасное ли это дело, сотни денег растратить и не дать продрогшим рабочим заслуженные ими одежды? (Ювеиал, Сат., I, 93—94).

В тот же день, 27 октября 1489 г., Вирджинио Орсини принял жезл главнокомандующего короля Ферранте и через день после сего устроил военный смотр всем своим войскам, причем рассказывают, что было четырнадцать отрядов, столь красиво, богато и хорошо снаряженных, в золото и серебро шитых одеждах и таковых же плащах, каких еще никогда и нигде не видели. Вирджинио приказал сообщить, что каждый, кто придет посмотреть на его войско, будет желанным его гостем и получит бесплатное угощение. И прибыли многие, почти бесчисленное количество людей, которых угостили курами и подобными вещами.

15 ноября месяца, в воскресенье, папа отбыл из города и направился по Тибру для отдыха в город Остию и пробыл там несколько дней, оставив вместо себя во дворце великого турка. И так оправдалось написанное некогда пророками: “Воссядет на престоле Петра враг христианской веры, первенец Магомета, изгнав оттуда папу”.

В лето 1490 его святейшество отец наш устроил на площади св. Петра исключительной красоты фонтан, обложенный мраморными плитами, с двумя, один под другим, бассейнами, что каждый может видеть; по общему мнению, ничего подобного нет в Италии.

Рассказывали и уверяли при папском дворе, что король Ферранте написал римскому императору Максимилиану письмо в виде жалобы, в котором извещал императора о жизни и нравах римского папы и всего римского двора, о жизни сыновей и дочерей папы, о передаче церковных должностей только за деньги, о преступной роскоши и жадности папы и, наконец, обо всем, что только можно было сообщить о папе и папском дворе. Он умолял императора и просил его, согласно наставлениям господним, спасти церковь божию от гибели. Папа и все кардиналы смущены были сим весьма долгое время, но от своего поведения не отказались. Ежедневно проводили они обычный образ приятной и роскошной жизни, [127] оставаясь столь же жадными и несправедливыми. К сему можно привести множество примеров, но краткости ради мы укажем, только два.

Во-первых, некто Лодовико Маттеи, богатый римский гражданин, поклялся при поручительстве и под угрозой штрафа в тысячу дукатов не чинить никаких неприятностей и вреда некоему Андреа Маттуччи. И вот, когда названный Андреа находился в цырюльне и спокойно предоставил себя цырюльнику для стрижки и уже был готов, как в таких случаях водится, быть покрытым полотенцем, как явился туда Сабба, сын названного Лодовико, вооруженный, в сопровождении одного из своих приятелей, и, вопреки вышеуказанным договорам, напал. на названного Андреа, который спокойно, ничего не ожидая, сидел или стоял, укутанный в полотенце, и нанес ему несколько ран, от которых он немедленно скончался. И так как, как говорят, Сабба сделал это по приказанию своего отца, то последний тотчас же уплатил пятьсот дукатов, половину обусловленного штрафа, в папскую палату, а другую половину в пятьсот дукатов задержал для уплаты наследникам потерпевшего, как это точно определено было в заключенном между ними договоре. И наш святейший отец, конечно, не по справедливости, а из жадности, взял эти пятьсот дукатов, и: хотя родственники покойного требовали, чтобы к убийце была применена вся сила городских законов, папа, однако, выпустил Сабба, совершившего убийство, и что хуже всего – убийца получил даже право защищаться в случае, если мать и наследники убитого потребуют от него определенной части штрафных денег.

В те же дни между вице-камерленго и синьором Франческет. то, сыном папы, был сделан договор такого содержания: каждая из городских камер, налагающая штрафы за преступления свыше 150 дукатов, обязана таковые полностью передавать названному Франческетто; штрафы ниже названной суммы идут в пользу городских камер. И этого порядка теперь придерживаются.

В качестве другого примера я хочу привести здесь следующее. Вдоль римской речной набережной, там, куда приносят на продажу вино и другие товары, было занято много римских граждан и иностранцев, чтобы добыть себе необходимые средства для жизни надзором за куплей и продажей названных вещей и товаров.. И вот -наш всесвятейший отец папа Иннокентий, дабы собрать деньги, решил выжать их самым глубокомысленным способом из своих бедных верноподданных христиан. 'Вопреки свободе римских граждан, его святейшество, по совету некоторых из своих приближенных, ввел новые налоги таким образом: названные должности надзирателей над торговлей он продал тридцати лицам за 200 дукатов золотом каждую, так что на будущее время только последние могут выполнять эти должности и никто другой не мог [128] занимать их под угрозой штрафа. Таким образом, в августе месяце папа собрал с названных тридцати лиц 6000 дукатов. По сему поводу была изготовлена скрепленная печатью булла.

В то же время уполномоченные, посланные папой в город Беневент, дабы удержать названный город в своей власти, были захвачены герцогом Калабрии, который заявил, что он лучше, чем сам папа, в состоянии сохранить этот город для церкви. Пленных он приказал направить на галерах до Терра-чины, где освободил их, дав им на дорогу наставление, чтобы они никогда больше не смели вторгаться, по приказанию церкви, в названную область для ее охраны; в противном случае он пригрозил им смертью. И с тем он отпустил их. Позже уверяли, что король Ферранте принял указанный город Беневент под свою власть.

В смысле правосудия живется в Риме в наши дни нехорошо. Главнейшая причина заключается в том, что папская палата сдала все доходы и расходы на откуп сроком на девять лет некоторым римским гражданам, так что на все это время служащие палаты не могут рассчитывать на приходы за исполнение своих обязанностей. По причине сего теперь представилось благоприятное время творить зле, воровать и грабить. Служащие папской палаты вошли теперь в соглашение с преступниками, и если злодеи после содеянного ими преступления что-нибудь дадут или пообещают чиновникам палаты, то они, уже уверены, что свободны в дальнейшем от всякого преследования. И, как говорят, они заранее уже сговариваются с чиновниками палаты о том, сколько и за какое предстоящее преступление они обязаны заплатить. Затем совершают злодеяние, платят деньги и немедленно освобождаются от всякого судебного преследования. Папа знает все это и терпит.

Теперь названные чиновники палаты, поддержанные правителем, сделали нечто неслыханное. Во всех виноградниках тех жителей Рима, которые за исполнение какого-нибудь приказа не уплатили папской палате штрафных денег или за какой-либо проступок обязаны были платить палате, слугами правителя был снят урожай, при этом самым варварским способом, подобно тому, как это делается в винограднике, принадлежащем неприятелю: они срезали виноградные лозы, опустошали их и свозили.

Между прочими делами, о которых в наше время рассказывают, следует упомянуть, что поставленный над городом и городским округом досточтимый генеральный викарий папы, как то подобает человеку добрых нравов, решил оградить доверенных ему духовных овец от зла и посему издал эдикт, в силу которого воспрещается всем мирянам и клирикам, какого бы положения они ни были, под угрозой отлучения от церкви, лишения сана, всех доходов и проч. и проч., содержать наложниц, как открыто, так и тайно, на том основании, что этим нарушаются божеские законы и оскорбляется [129] духовное звание. А так как почти все духовные лица содержали наложниц, как высшие прелаты, так и простые клирики, то никто уже вследствие сего больше не верил в добропорядочную жизнь этих лиц, и среди мирян падала вера и религиозность. Когда наш святейший отец узнал об этом, он приказал названному епископу и генеральному викарию явиться к нему, выбранил его за указанный приказ жесточайшим образом и приказал, чтобы он немедленно отменил изданный им приказ, заявив, что конкубинат (наложничество) отнюдь не запрещен. Вследствие сего жизнь священников и папских служащих стала такою, что трудно сыскать хотя бы одного, который не содержал бы наложницы или по крайней- мере проститутки во славу божию и христианской веры. И, может быть, на основании сего предпринята была перепись всех блудниц, которые имеются в Риме; и из достоверных свидетельств стало известным, что число таковых в Риме достигает до шести тысяч восьмисот. При этом не были приняты в расчет живущие наложницами, а также те, которые не публично, но тайно вместе с пятью или шестью другими девицами занимаются своим ремеслом. Каждая из этих девиц имеет одного или нескольких содержателей. Подумайте же, как живут здесь, в Риме, где властвует глава церкви, в городе, который именуют священным городом!

27 сентября, в 19 часов, в городе произошло великое смятение; торговцы закрыли свои лавки, граждане, находившиеся на виноградниках и на полях, устремились обратно к своим домам. И все – как граждане, так и иностранцы – взялись за оружие. Это произошло потому, что всюду совершенно определенно уверяли, что папа Иннокентий скончался.

Этот слух возник в связи с тем, что синьор Фрайческетто, сын папы, увидев страдающего отца присмерти, попытался тайным образом завладеть церковными драгоценностями; когда это ему не удалось сделать, так как лица, надзиравшие за папой, помешали ему, он пытался заполучить великого турка, проживавшего в папском дворце и передать его Вирджинио Орсини и флорентийцам. Вирджинио затем, как об этом все передают, должен был препроводить его королю Ферранте. Ради какой цели это было предпринято, до сих пор никому неизвестно.

На другой день ранним утром кардиналы, находившиеся в городе, отправились в папский дворец, где папа лежал тяжко больной. Кардиналы, заботясь о церкви и ее имуществе, сделали опись всего имущества папы, из которого большая часть была уже захвачена названным Франческетто и переслана во Флоренцию к его родственникам Медичи. Все, что осталось во дворце, было поручено охранять кардиналу Савелли, остававшемуся некоторое время в папском дворце, но затем вскоре отправившемуся домой, причем он оставил все спокойно лежать во дворце. [130]

Передают, что между прочим в ларце найдено было 800000 дукатов, а в замке Ангела в другом ларце еще 300 000 дукатов. Когда папе стало несколько лучше, он сказал тем, кто имел за ним уход, что он надеется пережить всех кардиналов и убежден, что кардиналы весьма сильно ожидали его смерти.

26 октября ночью молния ударила в колокольню св. Петра, попала там в одну из колонн, затем проникла в комнату архиепископа Арелатского, сожгла все украшения, находившиеся у его постели, но его самого не задела; затем молния вышла через другое окно, не причинив большого вреда.

В последний день названного месяца, в день святого Андрея, прибыл в Рим посол великого турка из Константинополя. Навстречу ему вышли свиты папы и всех кардиналов и бесчисленное количество народа. Посол прибыл, привезя с собою 120 000 дукатов в золоте и много прекраснейших драгоценных камней и жемчугов и других роскошных подарков;, все это, как говорят, он привез с собой как дань за три года, соответственно той вышеназванной сумме в 40 000 дукатов,, которую турок обещал выплачивать папе ежегодно, дабы он только держал в плену другого турка, проживающего в папском дворце, брата названного великого турка. Упаси боже, как бы все это не принесло какой-либо беды церкви божией! Посол получил аудиенцию тайно, так что подробно не известно, о чем там шли разговоры. Однако люди говорят, что посол сделал папе и церкви божией предложение, чтобы названный турок содержался в плену, и великий турок будет платить, как дань, ежегодно 40000 дукатов до тех пор, пока его брат будет находиться в плену в Риме.

Затем он предложил мир, союз и постоянную безопасность между христианами и турками, так что в будущем христиане могли прибывать в турецкие страны и выезжать оттуда свободно и без всякого страха.

Но с другой стороны, посол вавилонского султана предложил папе, если тот выпустит на свободу пленного турка: сумму в 40 000 дукатов, затем обещает передать во власть христиан на вечные времена область Иерусалима; затем обещает свободу и безопасность для каждого христианина, который пожелал бы посетить названную страну, так что каждый может поехать туда и вернуться обратно домой без всякого налога или повинности; затем идет обещание, что все области, которые он и названный турок, проживающий здесь в Риме, захватят у другого турка/брата пленного, будут возвращены церкви и христианам, поскольку они раньше принадлежали к христианскому государству, и даже сам Константинополь.

Об этих делах в папском дворце в присутствии кардиналов происходили весьма длительные переговоры. Наконец 28 или 29 декабря месяца турецкий посол потребовал от папы, чтобы [131] он принят был на аудиенцию у пленного великого турка, заявив при этом, что он не заплатит указанной дани, если не увидит собственными глазами турка; такое поручение дано его повелителем, дабы убедиться, жив ли еще он или уже умер.

Когда об этом сообщено было великому турку, он заявил, что примет названного посла и даст ему аудиенцию только в том случае, если ему разрешат, подобно императору, во всех украшениях торжественно сидеть на королевском троне.

И вот в указанный день залы и двери верхней части папского дворца разукрашены были коврами и занавесями или, лучше сказать, золототканными шелковыми материями, со всех сторон и на полу так, что в Риме еще никогда не видели подобного украшения. Турок воссел на трон, который он, по турецкому обычаю, с упомянутою целью приказал воздвигнуть, трон, роскошнейшим образом убранный коврами; на нем он восседал, как король. Вокруг него стояли другие турки и только двое христиан: кардинал Сайта Анастасиа, родственник нашего святейшего отца, и архиепископ Арелатский, другой его родственник. Когда прибыл посол, была исполнена следующая церемония: прежде чем названный посол перешел дверь залы, где восседал на троне турок, к нему подошел с полотенцем один из тех турок, которые составлял” свиту и окружали трон великого турка, и на пороге залы вытер его полотенцем с головы до ног, как будто он был в муке или в пыли, после чего он протянул полотенце названному послу, дабы тот облобызал его. Только тогда посол трижды падал ниц и простирался плашмя по полу, каждый раз на другом месте, и целовал землю; после последнего раза он преклонился перед названным турком и, глубоко склонившись, оставался, безмолвным. Тогда турок спросил его, хочет ли он отвечать, если его спросят, тот ответил согласием. Турок снова спросил его на своем языке, не имеет ли он письма. И тотчас посол извлек из своего платья закрытое и запечатанное письмо и показал его турку; но прежде чем передать его, облизал его языком со всех сторон. Затем посол, под надзором двух из названных турок, сам вскрыл письмо. И когда он открыл его, то опять облизал письмо со всех сторон языком. И только когда все это было проделано, два турка приняли письмо и прочитали его великому турку. Каково было содержание этого письма, неизвестно. После того как письмо было прочитано, посол взялся за подарки, присланные турку его братом, именно, расшитые материи и другие предметы роскоши. Турок сделал ему знак рукой, чтобы он отошел и пожелал сам осмотреть. Подарки взяты были его слугами и унесены. Затем он отпустил всех присутствующих, и они долго беседовали друг с другом, но о чем, того наши не слышали, да и не могли бы понять.

Хотя уже и в прежние времена привился дурной обычай, но в этом году особенно распространился, а именно: во время [132] карнавала каждый кардинал рассылал по городу замаскированных людей, пышно одетых, на колесницах и лошадях, с трубами и барабанами. Прежде всего они посылали их к домам других кардиналов, с мальчиками, которые для забавы пели и произносили неприличные слова, с комедиантами и актерами и другими людьми, одетыми не в суконные или полотняные одежды, но в шелковые, тканные золотом и серебром, что стоило не малой суммы дукатов. Посему смело можно сказать и осудить, что дело божьего милосердия превратили в непотребство и дело дьявола.

В августе месяце среди жителей крепости Оффида в Марке произошла смута, и назначенный туда папой комиссар был убит. Жители сбежались к замку, чтобы захватить его, но не смогли этого сделать. Тогда прибыли соседние аскуланцы, чтобы овладеть названным местом, и оказали помощь восставшим. Папа послал легата Марки кардинала Балю, но его не приняли. Таким образом повстанцы пошли против церкви и отказались слушаться папу.

Посему папа выслал против них церковное войско; в конце-концов они снова покорились власти церкви. Впоследствии папа оштрафовал их; как говорят, штраф состоял в том, что они обязаны были уплатить сумму, требуемую для исправления крыши на церкви святого Иоанна в Латеране, именно для возведения колонн и арки перед изображениями апостолов на крыше.

23 августа начались работы по постройке церкви Санта Мариа на Виа Лата; сначала разрушили названную церковь, чтобы построить новую, причем прежде всего разрушили триумфальную арку, на которой отчасти была построена церковь. На построение этой церкви, как говорят, папа пожертвовал 400 дукатов, вице-канцлер 300, камерленго 200, остальное взяли на себя архитекторы, под условием, что им будут принадлежать мрамор и травертинские камни, которые они при этом найдут.

1 февраля 1492 г. пришли известия из Африки; рассказывали, что король Испании одержал победу при Гранаде, преодолев противника, занял этот город и взял его в свое владение под различными условиями и определенными договорами. Этот город он осаждал длительное время. Но что это были за условия, нам точно неизвестно.

27 мая 1492 г. в Рим прибыл принц Капуи, сын герцога Калабрии, внук короля Ферранте 55 с 900 всадников и 260 мулами, нагруженными ящиками и другими вещами. Ему оказаны были большие почести, так как два кардинала вышли ему навстречу к городским воротам у святого Иоанна в Латеране и он был принят во дворце папой и прочими кардиналами. В то время когда он находился здесь, кардинал Асканио Сфорца пригласил его на ужин, продолжавшийся с 20 часов до 5 часов ночи; на этом ужине расточались столь обильные, [133] прекрасные и роскошные вещи, что нет возможности об этом здесь рассказать, а если бы я попытался это сделать, то никто бы мне не поверил, и каждый бы назвал мой рассказ смешным. Достаточно лишь сказать, что если бы прибыл король Франции или другой подобный же господин, то большего для них сделать нельзя было бы.

О причине прибытия принца Капуи ничего не было определенным образом известно. Когда принц и его люди удалились из города, было обнаружено, что полотно и ковры, данные им во дворце для пользования, они захватили с собой и украли все, что могли. Папа дал им для пропитания мясо, остатки его они продали в Борго. Подобным же образом они поступали и в отношении тех вещей, которые получили от синьора Фабрицио Колонна) в замке Марино.

В последний день месяца мая, в праздник вознесения господня, в город прибыл посол великого турка и привез в подарок папе копье или, лучше сказать, часть копья Лонгина, которым прободено было ребро господа нашего Иисуса Христа. Оно было принято папой и всем духовенством в торжественном шествии от церкви Санта Мариа дель Пололо к собору св. Петра. Это копье было вложено в особый хрустальный ящик исключительной красоты, с подставкой и другими украшениями из чистого золота. Эта вещь большой ценности. Конец копья находится у короля Франции, как о том турок сообщил папе через названного посла.

После этого в месяце июле, на второй неделе, коллегия кардиналов заключила великого турка Джема в замок Ангела, приказав бдительно охранять его там; сделано это было из опасения на случай смерти папы.

В понедельник, 16-го указанного месяца, вице-камерленго Бартоломео Морено из Модены со всеми своими слугами, добром и имуществом переехали на жительство во дворец Лодовико Маттеи, бывшего в то время одним из правителей. В своем доме он не хотел более оставаться из опасения беспорядков, которые обычно возникают в городе после смерти папы, полагая, что в доме правителя он будет находиться в безопасности. Но по истечении нескольких дней оy поселился в папском дворце и, дабы его никто не видел, занял дом в саду, называвшийся Бельведером.

Между тем в городе смуты и смертоубийство не прекращались. Днем и ночью происходило множество убийств и воровства; не проходило дня, чтобы не был кто-нибудь убит. Разбойники спокойно пребывали в городе, не имея ни малейшего страха перед начальством.

25 июля, в праздник святого Иакова, в 6 или 7 часов ночи, папа Иннокентий VIII скончался. Да покоится душа его в мире!

После сего произошел обмен мнениями между камерленго и властями города относительно выбора начальников над [134] каждой отдельной частью города и надзирателей над городскими воротами и мостами; та и другая сторона хотели бы этот выбор взять на себя. Наконец камерленго, не желая нарушить старый обычай римлян и ограничивать привилегии римских граждан, решил, чтобы каждый префект городского квартала представил ему свидетельство старых римских граждан, в которых бы было показано, что таковые выборы относятся к обязанностям городских властей. Так оно и случилось. И когда названный камерленго из представленных ему свидетельств узнал, что выборы – не его дело, поднялись четыре гражданина из наших, а именно: Лоренцо Марчеллини, теперешний глава префектов городских кварталов, Франческо Таддеи, Джакомо Альбертини и Джакомо Галло, которые, желая сделать приятное камерленго, скорее по увлечению, чем по праву и справедливости, передали право выбора камерленго, и затем были выбраны названные чиновники вопреки праву и старому обычаю и, что еще хуже, против воли других префектов городских кварталов. Выбраны были те, кто особенно пользовался расположением камерленго, которые были недостойны сего. Посему не приходится удивляться тому, что римляне не имеют достойных чиновников и повинны сами в том, что их чиновники больше блюдут свои личные интересы, чем интересы народа и всеобщего благополучия.

Только что папа умер, как в городе случилось нечто чудесное. В то время как раньше, когда папа был болен, в городе и вне города происходили бесчисленные преступления, людей губили, убивали и грабили, теперь вдруг все эти безобразия прекратились, и после смерти Иннокентия в городе наступило такое спокойствие, что каждый сему дивился; однако это продолжалось недолго.

На следующий день, 26 июля, прежде чем вынести тело папы из дворца, кардиналы встретились и вели переговоры о допущении в конклав одного из новых кардиналов, именно сына синьора Роберто Сан Северино, который за несколько дней перед тем находился перед городом со своим братом Фракаса у Сайта Анастасиа перед Порта ди Санто Паоло со множеством всадников, стрелков и пехотинцев. Он настаивал на своем кардинальстве, которое ему обещали Иннокентий и полное собрание кардиналов. Коллегия немедленно приняла его в свою среду, назначив его кардиналом, вручив ему красную шляпу и место в консистории, потому что Фракаса, его брат, настоял на этом, имея в руках указанный приказ.

Кардинал же, человек могучего телосложения, был склонен больше к военному делу, чем к священному сану. Он не был назначен ни епископом, ни протонотарием, но только иподиаконом и назывался кардиналом Сан Северино. Непосредственно после этого тело Иннокентия было перенесено в церковь св. Петра. [135]

28-го того же месяца июля, в 5 часов ночи, Виньола, бывший до того вице-камерленго, бежал из того места, где скрывался, и направился в замок Ветралла, так как узнал, что римский народ просил коллегию кардиналов потребовать от него отчета о его служебной деятельности.

1 августа римский народ передал коллегии кардиналов в церкви св. Петра свои пожелания с просьбой выполнить их. Прочитав их, вице-канцлер от имени всех кардиналов дал прекрасные обещания

В тот же день прибыл в город некий белый брат 56 из тех, кои находились при церкви Саyта Мариа Нуова. Говорят, что, по желанию венецианцев, он был назначен кардиналом папой Иннокентием; однако он еще не имел красной шляпы. Немедленно же он был принят кардиналами как кардинал. Передают, что кардинал Санто Пьетро в Винколи и кардинал Сайт Анджело настояли на его прибытии ввиду того, что кардинал Асканио позаботился о том, чтобы прибыл кардинал Сан Северино. Он назывался патриархом Венеции. Это был человек небольшого роста, в возрасте 95 лет; он был настолько стар, что едва мог говорить и ходить, и так качал головой, что казалось, что он все подтверждает.

6 августа все кардиналы вошли в конклав, который находился в одной капелле при дворце св. Петра. При этом были следующие кардиналы: вице-канцлер (Родериго Борджиа, впоследствии папа Александр VI), кардинал Неаполитанский (Караффа), кардинал Санто Пьетро в Винколи (Джулиано делла Ровере, впоследствии Юлий II), кардинал Сиенский (Франческо Пикколомини, впоследствии Пий III), кардинал Португальский (Дж. Коста), кардинал Савелли, кардиналы де Конти, Колонна, Орсини, Асканио, Сайта Мариа в Портико, Сайт Анд-жело, Санто Клименте (из семьи делла Ровере), Реканати (из семьи делла Ровере), Алериа, Сайта Анастасиа, кардиналы Беневента (Лоренцо Чибо), Флоренции (Джованни де Медичи, впоследствии Лев X), Сан Северино, патриарх Венецианский (Герардо), кардиналы Пармы, Генуи и Санто Джордже (Рафаэлло Риарио).

За день перед тем, 5 августа, были закончены торжества похорон Иннокентия, когда ему возданы были последние почести. Житие его было прославляемо многими, так как он был муж человеколюбивый, ценил мир и воздвиг в Риме множество строений. В саду, возле папского дворца, он воздвиг другой дворец, названный, по его желанию, Бельведером. Известно, что постройка этого дворца стоила ему 60 000 дукатов, в чем каждый сам может убедиться. Он сделал также пристройку между стеною церкви св. Петра и стеною дворца, где проживают аудиторы, о чем свидетельствуют его гербы, всюду там поставленные. Затем он возвел новые постройки в церкви св. Иоанна – Латеране; в частности он подновил крышу, а также хотел воздвигнуть там две больших мраморных колонны, увенчанных аркой, но неожиданная смерть [136] помешала ему закончить это дело. Содействовал он также перестройке церкви Санта Мариа на Виа Лата, о чем я повествовал выше. На отдых он большею частью отправлялся в Вилла Мадлиана. Он очень любил также своих сыновей и дочерей, столь любил, что было опасение, что все свое имущество он передаст сыновьям и дочерям.

В лето господне 1492, 11-го месяца августа, рано утром в субботу избран был папой Родериго Борджиа, родственник папы Каликста, вице-канцлер, испанец; назвал себя Александром VI. Как только он сделался папой, он роздал все свое имущество бедным. Так, кардиналу Орсини он подарил свой дворец. Ему же он передал замок Монтичелло и Сориано. Затем кардинала Асканио он назначил вице-канцлером святой римской церкви. Кардиналу Колонна он передал аббатство святого Бенедикта со всеми его замками и правом патроната над ними, передал ему и его роду на вечные времена. Кардиналу Сант Анджело он предоставил епископство Порто с дворцом и всем домашним имуществом, какое там у него находилось; между прочим, там имелся винный погреб, полный вина. Затем кардинала Пармы он сделал владетелем и покровителем города Непи. Кардиналу Генуи он передал церковь Санта Мариа на Виа Лата. Затем кардиналу Савелли Чиггта Кастеллана и церковь Санта Мариа Маджоре. Всем прочим кардиналам он роздал несколько тысяч дукатов, прежде всего, известному белому брату из Венеции, которому он дал, чтобы получить его голос, пять тысяч дукатов золотом. Когда об этом узнали в Венеции, то лишили его всех доходов и постановили и впредь не предоставлять ему таковых. Исключение составили только пять кардиналов, которые ничего не получили; то были кардиналы Неаполя, Сиены, Португалии, Санто Пьетро в Винколи и Санта Мариа в Портико. Только они не хотели ничего принять и заявили, что при выборах папы голоса должны подаваться безвозмездно, а не за подарки. Передают также, что перед отправлением кардиналов на конклав вице-канцлер, дабы заполучить голос вышеназванного Асканио и его последователей, отправил в его дворец четырех мулов, нагруженных серебром, под тем предлогом, что пока он будет находиться в конклаве, оно лучше будет охраняться в этом дворце, чем у него дома. Но, как говорят, это серебро было подарено названному Асканио с тем, чтобы получить его голос. Римским гражданам также много было пообещано. Папа получил сведения, что от последнего дня болезни Иннокентия до дня его коронования в различных местах и в разное время в Риме было избито свыше 220 человек. Он имел также сведения об убийцах, о причинах их преступлений и случаях воровства, и вообще обо всем, что случалось в городе, он знал полностью.

На следующий день скончался синьор Фальконе де Синибальди, скорее от тоски, чем от болезни. Именно, он давно [137] мечтал о желанной кардинальской шляпе, если выбор случайно падет на одного из его друзей. Но когда он узнал, что папой стал вице-канцлер, он почувствовал столь великую скорбь, что переменил жизнь на смерть после совсем легкой лихорадки. И с тем исчезли все надежды на кардинальское достоинство.

26-го названного месяца августа Александр получил посвящение в церкви св. Петра и затем, как того требовал, обычай, направился в церковь св. Иоанна в Латеране. Во время его шествия через город ему были оказаны величайшие почести. Римским народом было воздвигнуто несколько триумфальных арок, больше, чем когда-либо какому-нибудь другому папе.

В первом же заседании консистории, которое новый папа открыл, он назначил архиепископа Монтереале, своего племянника с сестриной стороны, кардиналом.

3 сентября 1492 г. Сальваторе, сын покойного Туччио дельи Росси, оскорбил на Кампо ди Фиоре Доминико Бенеаккадуто, своего врага, с которым, однако, у него было заключено примирение под залог в 500 дукатов; он нанес ему два смертельных удара и ранил его, так что тот от этого умер. 4-го числа папа послал вице-камерленго с представителями городских властей разрушить его дом, и разрушили его. В 1489 г., также 4 сентября, по требованию названного Доминико был повешен Джироламо, брат названного Сальваторе, как я рассказал о том выше; и вот теперь, 4 сентября, произошло возмездие; следует думать, что сие случилось не без господнего определения. Штрафные деньги, бывшие в залоге, взял себе папа.

В том же году, в декабре месяце, незадолго перед праздником Рождества Христова, в Рим прибыл из Неаполя Федери-го, сын короля Ферранте, в качестве посла своего отца, дабы засвидетельствовать преданность папе. Въезд его отличался пышностью и великолепием, с большими почестями он был встречен кардиналом Санто Пьетро в Винколи, который принял его в своем дворце и в течение нескольких дней содержал его там столь почетно и щедро, что нельзя даже рассказать. Передают, что синьор Федериго на заседании консистории: между прочил сказал папе Александру, чтобы он воздержался давать венгерскому королю развод; последний намерен был: разойтись с Леонорой, своей супругой, дочерью короля Ферранте, потому что он не имел от нее потомства, и хотел жениться на дочери миланского герцога, сестре Асканио, миланского кардинала, обещая уплатить за развод несколько тысяч дукатов. А так как папа действительно намерен был утвердить таковой развод, то между ними произошло крупное объяснение, следствием чего было то, что, как говорят, Федериго, разгневанный, выехал в Остию и затем отправился по морю, вместе с ним уехал также кардинал Санто Пьетро в Винколи, [138] который как говорят, став на сторону названного короля, сделался врагом папы настолько, что не хотел более возвращаться обратно в город и остался в замке в Остии, хорошо вооружившись и укрепившись, так как ожидал, что против него будет выслано войско. И он настоял на том, что в Рим он не вернется.

Когда однажды папа Александр решил отправиться во дворец Савто Джованни делла Мальяна, построенный и разукрашенный Иннокентием, чтобы пообедать там, и уже был вблизи того места, люди, находившиеся там и озабоченные приготовлением обеда, заметив его приближение, ради вящего веселия выстрелили из большой бомбарды. Услышав сие, папа заволновался и, хотя еще был трезв, вернулся обратно во дворец св. Петра, и именно потому, как он сам признался, что убоялся, не есть ли этот выстрел бомбарды знак кардиналу Санто Пьетро в Винколи, дабы взять его в плен в указанном месте. И он не захотел туда ехать, повернув со своей свитой обратно. Вернулись они обратно с большим смущением, хотя до этого еще были совершенно трезвы.

10 июня в сопровождении многих епископов прибыл в Рим синьор Алессандро, сын синьора Пезаро, и в тот же день было отпраздновано обручение его с незаконной дочерью папы Александра 57. Когда папа еще был кардиналом, он выдал ее замуж за одного испанца; теперь, сделавшись папой, он захотел улучшить положение своей дочери, расторг заключенный брак, дав названному испанцу три тысячи дукатов, чтобы он отказался от своей супруги, и обручил ее теперь с названным синьором в то время, когда ее первый супруг еще был жив, но ради полученных денег молчал и отрекся от нее.

11 июня прибыл в Рим посол великого турка, привезя с собой, как говорят, 90000 дукатов: сорок тысяч, которые он привозил незадолго до смерти папы Иннокентия, но тогда, услышав о смерти Иннокентия, он вернулся обратно домой; другие сорок тысяч шли за текущий год и еще десять тысяч, которые великий турок прислал из своих средств на содержание своего брата, проживавшего здесь во дворце. Посол был принят с великим торжеством. И каждый дивился тому, что великий турок шлет дань папе и церкви божией.

12-го того же месяца, именно в среду, папой были приглашены 150 знатнейших римских женщин, все городские чиновники, сенаторы, мужья названных женщин и все послы на бракосочетание во дворце папы при церкви св. Петра. И когда затем все эти созванные люди ожидали в одной из зал приглашения присутствовать при подписании брачного договора, то сначала были пропущены вышеназванные женщины; стоявшие за ними граждане, чиновники, послы и прочие приглашенные хотели также войти, но дверь была закрыта, и они не могли пройти. Затем по прошествии часа или [139] около того синьоры Коронато Планка и Камилло, нотариусы, назначенные для подписания брачного договора, открыли дверь. И когда граждане и прочие приглашенные вошли, то акт заключения брачного договора уже был совершен. Там находились его святейшество, отец наш, папа, одиннадцать кардиналов, множество епископов и светских синьоров, и перед всеми ими находилась обрученная и повенчанная вышеназванная дочь папы Александра со свидетельством на приданое и брачным договором. После бракосочетания, по приказанию папы, было принесено 150 серебряных ваз с конфетами, которые, в знак великой радости, были высыпаны в платья многих женщин, главным образом красивых. И все это в честь и славу всемогущего господа и римской церкви.

Александр не только поддерживал обычай, введенный уже Иннокентием, выдавать замуж свое женское потомство, но еще и усугубил его. Все духовенство стремится теперь, а некоторые с исключительным усердием, произвести потомство, так что каждый клирик, начиная с высшего и кончая низшим, как будто бы он был женат, содержит наложницу и притом совершенно открыто. Если господь попустит сие, то таковое растление дойдет до монахов и братии орденов, хотя уже и теперь городские монастыри сделались домами разврата, и никто сему не противится.

Расскажу подробнее, как происходило дело: вечером за ужином осталось несколько кардиналов; они сидели вместе за одним столом, сначала папа, затем названные кардиналы и новонареченный муж с несколькими другими синьорами, а между ними также женщины. Именно, прежде других дочь папы, затем прекрасная Юлия (Фарнезе), его наложница, в-третьих, Теодорина, дочь Иннокентия (VIII), затем дочь графа Питильяно, супруга и дочь Габриэле Чезаркни и некоторые другие дамы. Они сидели, как я сказал, за ужином за одним столом с папой и кардиналами в следующем именно порядке: каждый из мужчин имел возле себя одну из названных молодых женщин; за столом они пробыли до 7 часов ночи. При этом были разыграны комедии и трагедии и другие театральные игры неприличного содержания; они смотрели на это и смеялись. И наконец, как говорят, папа сам лично проводил свою дочь с ее новонареченным мужем во дворец кардинала Сайта Мариа в Портико, находящийся на другой стороне лестницы св. Петра, где происходило бракосочетание. И многое другое рассказывают, о чем я здесь не пишу, потому что это, может быть, неправда, а если и правда, то трудно этому поверить.

Через три дня в город прибыл посол короля Испании в сопровождении большой свиты из епископов и придворных; и была ему оказана великая честь. Между прочим, когда он проезжал через Порта Виридарио, его сопровождали с правой стороны сын папы, а с левой – его зять, именно синьор [140] Пезаро муж папской дочери, и это продолжалось от места, где они его встретили, против Монте Марио, до дворца на Кампо ди Фиоре, где он остановился.

В открытом заседании консистории названный посол, кроме принесения от имени короля Испании покорности, по поручению своего короля, заявил, что названному королю весьма ненавистны те войны, которые в Италии происходили между христианскими народами, что он, король, все благосостояние своего государства и свою жизнь готов отдать на процветание христианской веры и ее распространение, борясь непрестанно с неверными. Папа же, глава христианской веры, стремится только к тому, чтобы эту веру уничтожить. Затем посол заявил, что названный король хотел бы знать, кто является виновником того, что между христианскими государствами не может установиться мир; так как, сказал он, его король к такому виновнику войн будет враждебен, особенно если мир будет нарушен без достаточного основания.

Второе, о чем он заявил, было вот что: названный король изгнал из своего государства маранов 58, как врагов христианской веры, и удивляется, каким образом папа., глава христианской веры, мог принять их в Риме. Посему он увещевает папу, дабы он изгнал из подвластных церкви стран маранов.

В-третьих, его величество король намерен продолжать свою борьбу с неверными и, если будет, на то воля божья, он завоюет Иерусалим и святую землю; посему король просит папу оказать ему помощь и милость прежде всего тем, чтобы он постановил, чтобы лица, владеющие бенефициями, годовой доход от которых превышает сумму в сто дукатов, высылали бы их обратно в Испанию, иначе король намерен взять названные доходы в свое распоряжение и воспользоваться ими для указанного предприятия против неверных.

Дальше он заявил следующее: по ветру идет молва, что в Риме, в римской церкви уже все бенефиции продажны, и все должности и звания сделались продажными и продаются с молотка, как мирское имущество. И никто больше не может добиться бенефиции, большой или малой, епископства или даже кардинальства, если не уплатит денег; и что там, где когда-то все совершалось силою святого духа, теперь все происходит по денежным расчетам, причем при назначении кого-либо не ставят даже вопроса, хорош ли он или плох, способен или неспособен, лишь бы он был в состоянии уплатить большую сумму денег. Король советовал его святейшеству не передавать больше одной бенефиции одному лицу. И еще многое другое он высказал о состоянии и поведении церкви, чего я здесь не передаю.

Увидим, как все это будет проведено в жизнь. Что касается мира, то имеются уже признаки, что нет не только малейшей, но даже, никакой надежды. Ведь уже через несколько дней после сего синьор Алессандро Пезаро (Джованни [141] Сфорца), зять святейшего нашего отца, папы, произвел смотр шести отрядам вооруженных всадников; немного спустя объединились между собой несколько начальников отрядов, так что в общем в настоящее время имеется около сорока отрядов; кроме них, еще некоторое количество стрелков, легкой конницы, янычар, как их обычно называют, которые вокруг всего города причинили большие убытки.

Передают также, что в Остии, у кардиналов Санто Пьетро в Винколи, находятся дон Федериго, сын короля Ферранте с 11 галерами, синьор Вирджинио Орсини, синьор Просперо и синьор Фабрицио Колонна с вооруженными людьми. О чем они ведут переговоры во время ежедневных бесед между собою, неизвестно. По причине сих дел не без основания опасаются грядущей войны.

Мараны, расположившиеся в большом количестве перед Порта Аппиа у Капо де Бови и разбившие там свои палатки, тайным образом, проникли в город и. потому именно, что на охрану ворот были назначены солдаты испанцы и, как говорят, из тех же маранов, так что тотчас же по городу распространилась чума и весьма многие умерли от чумы и заразы, которую принесли с собой мараны, переполнившие весь город, как можно видеть, не без воли и разрешения папы.

3 июля 1493 г., около 18 часов, произошло на земле затмение, поднялась сильная буря и вихрь, и над городом прошел проливной дождь. За городом, на лугу Нерона, у мостов Мильвийского и Саларского выпал густой и крупный, как большой орех, град, погубивший все, что там было.

24-го названного месяца кардинал Санто Пьетро в Винколи, находившийся в Остии, и синьор Вирджинио Орсини прекратили вражду, бывшую между ними и папой, и вернулись с большим торжеством обратно в город, направились к папе и были вечером приглашены к нему на ужин. Таким образом снова был заключен мир, и стража, стоявшая у ворот, была снята. Но этот мир был лишь притворством и длился очень недолго.

25 августа, в полдень, разразилась сильная гроза, молния ударила в Капитолий, попав в колокольню; там она ударила в ногу звонаря, звонившего в большой колокол по радостному случаю годовщины коронации папы Александра и оторвала у него половину сапога с голенищем, но его не убила.

28 августа скончался император Фридрих, и с его смертью наступил конец всем предсказаниям; как говорят, императором стал Максимилиан.

20 сентября папа Александр назначил 12 новых кардиналов; с этим назначением согласились только семь старых кардиналов, прочие возражали. Прежде всего он назначил своего собственного сына (Чезаре Борджиа), рожденного некоей женщиной, которую он сам выдал замуж за Доминико да Ариньяно. Этот человек (Чезаре Борджиа) всегда слыл сыном [142] Александра и таковым все его считали. Сам Александр назначил его епископом Памплоны 59 в Испании. Затем он назначил кардиналом Джулиано, сына синьора Габриэле Чезарини, брата его зятя; затем некоего из рода Фарнезе, родственника его наложницы красавицы Юлии Алессандро Фарнезе (впоследствии папа Павел III), и еще нескольких других, которых он принудил, как говорят, заплатить ему более ста тысяч дукатов. По этому поводу многие ворчали, так что стал всем известен такой стих:

С преступною целью затрачены были им деньги, Преступным образом он их теперь вновь возвратил. В те дни Тибр вышел из берегов и при большом дожде затопил многие места из соседних окрестностей, причинив большие повреждения. Виноградники, полные винограда, были затоплены.

В то время как между папой Александром и королем неаполитанским происходил спор из-за уплаты дани и другие раздоры, папа и священная коллегия пригласили императора Максимилиана, а также короля Франции с тем, чтобы они выступили против короля Неаполя, обещая им помощь и поддержку, поскольку это будет необходимо; они заявили также, что названное королевство по праву принадлежит герцогу Лотарингии, а не королю Ферранте. По сему поводу неоднократно происходили переговоры между императором и королем Франции; наконец они решили выступить.

Когда король Ферранте скончался, его сын, герцог Калабрии, взял государство и власть в свои руки и просил папу короновать его на царство. Папа заключил с ним договор и связал себя с ним узами родства: незаконный сын папы (Хофре Борджиа) взял себе в жены дочь герцога Калабрии; и папа обещал короновать его как короля названного государства. Когда обо всем этом между ними было договорено, папа послал сказать королю Франции, чтобы тот не приходил, потому что в Риме свирепствует чума и он опасается за его государство; затем, потому что в Риме большой голод, и он опасается, как бы цены не поднялись еще выше; опасается он также того, как бы в случае прибытия французского короля неаполитанский король не позвал турок, которые могут здесь все опустошить. На что король приказал ему ответить, что чума его не беспокоит, так как, если ему придется умереть от нее, то тем самым будет положен конец всем его трудностям; что касается голода, сказал он, то он прибудет снабженным таким количеством съестных припасов, что это скорее может вызвать избыток в таковых, чем вздорожание их; касательно же турок, сказал он, то он со дня своего рождения стремился к тому, чтобы столкнуться с неверными на благо христианской веры, так что он не хотел бы потерять сего случая и избежать его. После этого папа устроил заседание консистории, на котором заявил, что названное королевство принадлежит [143] королю, то есть герцогу Калабрии. И таким образом поручено было кардиналу Монтереале, племяннику папы Александра, отправиться в Неаполь для коронования короля. Тот отправился туда 22 апреля 1494 г. Когда это услышал посол короля Франции, он стал в консистории возражать папе и заявил, что по этому поводу обратится к будущему собору, который должен быть созван насколько возможно скорее.

В тот же день сын папы (Хофре Борджиа) вместе с синьором Вирджинио Орсини отправился в Неаполь за своей невестой с большим триумфом и исключительной торжественностью.

В тот же день, когда кардинал Санто Пьетро в Винколи, проживавший в Остии и находившийся в немилости у папы, узнал об этом, он тайно и скрытно отправился на бриг. Оставив крепость Остию хорошо вооруженной и снабженной на три года, он при помощи божией направился через Геную во Францию, так как опасался того мира, который был заключен без него между папой и королем.

Немедленно на другое утро папа выслал солдат взять Остию; однако они не могли овладеть ею.

26-го названного месяца папа приказал привести в порядок; большие и малые бомбарды и всю прочую артиллерию, чтобы направить ее против Остии.

(Здесь заканчивается “Дневник”)


Комментарии

53. Под “великим императором турок” следует разуметь сына турецкого султана Магомета II, принца Джема (Djem или Zizim). Джем оспаривал трон у своего старшего брата Баязета II, за что и вынужден был бежать из Турции. Дальнейшая его судьба рассказана подробно Бурхардом в “Дневнике” (см. текст). Джем родился в 1459 г., умер в Неаполе в 1495 г.

54. Иоганн Бурхард, о котором упоминает здесь Инфессура, есть автор “Дневника”, который в извлечении и издается нами вместе с “Дневником” Инфессуры.

55. Речь идет о будущем короле Ферранте II (Фердинанде), вступившем на неаполитанский престол в 1495 г., когда Альфонс II отрекся от власти. В том же году Ферранте II был разбит французами и бежал в Сицилию. Когда против французов при активном участии Рима создалась лига я французы вынуждены были покинуть Реджио и ряд других местностей, Ферранте II снова мог вступить в Неаполь- но царствовать ему уже не удалось, так как он вскоре умер на 27 году отроду.

56. Этот “белый брат” принадлежал к камальдолнйскому монашескому ордену. Основатель Камальдоти был св. Ромуальд, ставший пустынником в конце X в. и отличавшийся резко аскетическим характером; Камальдоли (Campus Maldoli) находилось на вершине Gran Sasso d’Italia в Тоскане, в Казентанской долине.

57. Дело идет о Лукреции Борджиа, дочери Александра VI и Ваноццы де Катанеис. Лукреция была уже к этому времени помолвлена с испанским дворянином Гаспаре да Просида, но Александр VI, желая сблизиться с могущественным домом Сфорца, поддерживаемый в этом желании кардиналом Асканио Сфорца, расторг помолвку Лукреции и выдал ее замуж за Джованни Сфорца (у Инфессуры он назван синьором Алессандро Пезаро), владетеля Пезаро. По словам Инфессуры. Лукреция была не только помолвлена с испанцем доном Гаспаре да Просида, но была его женой, и брак с Джованни Сфорца был, таким образом, вторым браком Лукреции. Вскоре, однако, нужда папы в Сфорца прошла, и Александр VI решил, что Лукрецию выгоднее выдать замуж за более нужного ему человека. Джованнн Сфорца едва спасся от гибели, которую ему подготовлял Чезаре Борджиа, сын Александра VI, и согласился оставить Лукрецию. Папа объявил ее разведенной и выдал Лукрецию за герцога Бишелья (Bisceglia), 17-летнего побочного сына арагонского короля Альфонса II. Но и второе замужество Лукреции оказалось непродолжительным: в планы папы входило сближение с Францией, настаивавшей на разрыве дружбы между Римом и арагонским двором, и муж Лукреции, герцог Бишелья, должен был быть устранен. На него 2 января 1500 г. было совершено нападение в церкви св. Петра; герцог был серьезно ранен, но остался жив. Александр VI встретил известие о ранении Бишелья многозначительными словами: “Что не сделано за обедом, совершится за ужином”. Через некоторое время герцог Бишелья был задушен. В третий раз Лукреция в 1501 г. вышла замуж за феррарского герцога Альфонса. В том же 1501 г. у Лукреции воспитывался трехлетний ребенок Джовании; она называла его своим братом; Александр VI же говорил о нем то как о внуке (сыне Чезаре), то как о собственном сыне. Это подало повод обвинять Лукрецию в кровосмесительной связи с братом Чезаре и с отцом. В паскинаде, долженствовавшей иронически изображать эпитафию на смерть Лукреции, это обвинение нашло отражение в следующих словах: “Под этим камнем покоится женщина, которая называлась Лукрецией, но была Таисой. Она приходилась папе Александру дочерью, женой м невесткой”. Таиса (Thais) — известная афинская гетера, пользовавшаяся благосклонностью Александра Великого. Лукреция была поразительно красивой, изящной, остроумной и веселой женщиной, которыми была так богата эпоха Ренессанса; однако политической роли она не играла и по существу была послушным и пассивным орудием в руках своих ближайших родственников, ведших большую политическую игру. В этом отношении Лукрецию нельзя ставить на одну доску с ее современницей Изабеллой д'Эсте. После смерти Александра VI Лукреция, живя в Ферраре и не расставаясь со своим мужем герцогом Альфонсом, не давала своим поведением больше поводов к оскорбительным для нее слухам. Она умерла в 1519 г.. 41 года отроду.

58. В это время мараны еще не были изгнаны из Испании; изгнаны были только евреи, и, очевидно, Инфессура отождествляет маранов с евреями. Король, от имени которого делается приводимое Инфессурой, заявление, — Фердинанд Католик, муж Изабеллы Католической.

59. Памплона (исп. Pamplona, франц. Pampelune, древн. Pompeiopolis)—испанский город, долгое время столица Наварры. В 1512 г. французы временно овладели Памплоной; во время битвы этого года был ранен под Памплоной Игнатий Лойола, основатель иезуитского ордена.

(пер. Н. Т. Цветкова)
Текст воспроизведен по изданию: Стефано Инфессура, Иоганн Бурхард. Дневники. Документы по истории папства XV-XVI вв. М. Государственное антирелигиозное издательство. 1939

© текст - Цветков Н. Т. 1939
© сетевая версия - Тhietmar. 2005
© OCR - Тесля А. 2005
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Государственное антирелигиозное издательство. 1939

Мы приносим свою благодарность
Олегу Лицкевичу за помощь в получении текста.

На сайте www.mi-parti.com.ua

Узнать цены на прокат карнавального костюма на сайте www.mi-parti.com.ua.

mi-parti.com.ua