Главная   А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Э  Ю  Я  Документы
Реклама:

ФИЛИПП АВРИЛЬ

ПУТЕШЕСТВИЕ

Сведения

О СИБИРИ И ПУТИ В КИТАЙ, СОБРАННЫЕ МИССИОНЕРОМ Ф. АВРИЛЕМ, В МОСКВЕ, В 1686 году.

(Ф. Авриль, миссионер, иезуит, отправился в Китай через Малую Азию, Персию, Грузию и Россию, в 1685 году. Ho по прибытии из Астрахани в Москву, не смотря на благосклонность князя В. В. Голицына, ему не позволили ехать через Сибирь в Китай, хотя он приезжал вторично с просьбой о том из Польши, куда его выслали. Через Турцию возвратился Авриль во Францию, где сочинил, в 1692 г., описание путешествий своих, под названием: Voyage en divers etats d'Europe et d'Asie, entrepris pour decouvrir un nouveau chemin a la Chine (Париж, 1693 г. 342 стр. в 12, с картинками), посвятив книгу свою князю Яблоновскому. Она весьма редка ныне. Мы сообщим из нее отрывки, касающиеся до России. Р. Р. В.)

Как тщательно ни старались древние географы передать нам сведения об обширном пространстве северных земель, находящихся между Обью и Великой стеной Китайской, надобно признаться, что они весьма мало в том успели. Одни не говорят почти ничего, а другие, желая сказать многое, сообщают нам догадки и предположения за истины положительные. Новейшие описатели были не более счастливы, ибо дополняя сведения своих предшественников, они ничего к ним не прибавили, кроме упоминания [70] о дремучих и бесконечных лесах и множестве ужасных пустынь, наполняющих будто бы сии обширные и необитаемые пространства.

Казакам Запорожским, то есть, обитающим ниже Днепровских порогов (au dela des sauts du Borysthene), всего более обязаны мы подробными сведениями о землях, которые прежде почитались недоступными пустынями, куда невозможно пуститься страннику, не подвергаясь очевидной опасности погибнуть. Ныне сии страны столь уже известны, что в них путешествуют так же легко и удобно, как в Европейских землях.

Когда Москвитяне победили Запорожцев, то не желая подчиниться победителю, Запорожцы решились лучше оставить свою отчизну, которой не могли защитить. В великом числе ушли они за Волгу, по коей дошли до Казани, а отсюда легко уже было им достигнуть Иртыша. Они продолжали потом путь свой до слияния Иртыша с Тоболом, где и основали город, получивший имя от сей реки, Тобольск. Здесь распространились они и заняли наконец все земли в окрестностях Оби, которые составляют Сибирь собственно, получившую сие название от Славянского слова сибирь, значащего север.

Недостаток удобств для жизни и средств для продажи мехов, особенно соболей, принудил потом Сибирских казаков примириться с Москвитянами, и даже поддаться им, хотя горы и реки, окружавшие их и перерезывающие всю Сибирскую страну, делали их безопасными от всяких оскорблений, на которые могли бы отважиться Москвитяне. Сибирь постепенно заселялась Москвитянами, с тех пор, когда они начали обладать ею, ибо они усердно посылали туда своих яшучиков, или соболиных [71] промышленников (Yachutchiki ou des chasseurs de zibelines), беспрерывно умножая число их препровождением в места, где соболей ловят, не только государственных преступников, но и офицеров и бояр, которыми были недовольны, или которые казались им подозрительны

Поелику звероловство заставляло Москвитян подвигаться далее и далее, в надежде отыскать наилучших соболей, то и нашли они наконец полное удовлетворение жеванию своему на острове, который образует река Амур (Yamour) и которым завладели они с нескольких лет, построив там крепость, сделавшуюся причиной начатой ими ныне войны с Китайцами.

Касательно самого звероловства, то оно производится следующим образом: посылают в места, где находятся драгоценные звери, полк солдат, обыкновенно проживающий на месте семь лет. Полковник еженедельно отряжает несколько охотников, и они ищут добычи на малых островках, куда укрываются звери. Убивают их оружием в роде самострела (arbalete), из опасения, что употребляя огнестрельное оружие могут испортить шкуру. Поелику успех звероловства требует большой тщательности, то позволяют офицерам, для привлечения к тому солдат, разделять с ними весь излишек, который окажется сверх количества, какое обязаны охотники добывать еженедельно на Царя. Такие излишки составляют доход весьма значительный, ибо полковник может получить в течение семи лет службы до 4000 экю, a подчиненные его по соразмерности. Что касается до солдат, то их доход никогда не превосходит 600 или 700 экю, хотя на них лежит весь труд. [72]

Кроме соболей, добываемых на всем пространстве обширных земель, находящихся между Московией и Китаем, есть еще род зверей не менее драгоценных и не менее превосходных, а именно черные лисицы, коих нигде более не находят, кроме Сибири и Китая. Их стараются добывать тем с большим усердием, что сбыт их всегда верный, а цена весьма большая. Не знаю, редкость ли сего зверя, или необыкновенный цвет его шкуры, заставляет так дорожить им, но если бы кто вздумал купить черную лисицу, то купить ее только с таким условием: дать столько денег, сколько поместится в шкуре лисицы.

Хотя уже с давнего времени торговля сего рода товарами установилась в Московии, но многого ей не доставало прежде быть в такой степени обширною, как ныне. До открытия соболей в Сибири во всем государстве довольствовались мехами обыкновенными, и кроме горностаев, коих употребляли только знатнейшие люди, почти не знали других дорогих зверей. Но со времени открытия, более случайно, нежели искусством, зверей, столь требуемых всюду, Москвитяне прилагают такое старание удовольствовать свою жадность обогащения на счет тех, кто тщеславится украшением драгоценными мехами, что не взирая ни на какие опасности, пускаются они в дикие страны северные, одушевляемые надеждою прибылей.

Посредством своих, хотя и весьма беспорядочных странствований, проложили они множество новых путей, которые нечувствительно довели их до самого Китая. Все ведущие туда, известные дороги совершенно различествуют одна от другой, однакож мы узнали каких именно надобно [73] придерживаться, дабы безопаснее и скорее совершить путь. Вот что могли мы сведать достопримечательного из описаний, которые хранятся в Московской канцелярии (la Chancellerie de Moscou):

Первая дорога, которою сухопутно можно достичь в Китай, ведет через Индию и Моголовы земли, но множество разбойников и обширные пустыни, через которые надобно следовать, делают ее весьма опасной и почти непроходимой. Мы обязаны открытием сей дороги иезуитам, коих никакие опасности не устрашили. Татары Астраханские и Бухарские, а также и Персидские Армяне иногда ездят по сей дороге, хорошо приготовившись к ней и соединяясь в большие караваны.

Вторая дорога, которой ездят также Бухарцы, идет через города Самарканду, Кабул, Кашемир, Турафан, и многие другие города Узбеков, после чего приезжают в Бараптолу, место пребывания Далай-Ламы, что и делает его знатнейшим из всех городов Великой Татарии. Сия дорога не без затруднений, по причине песков, коими должно проезжать, и от Калмыков, коих иногда встречают на пути. Москвитяне не страшатся однакож ездить по сей дороге и нередко пускаются они по ней из Тобольска на Бухару через Казань, дабы соединиться с Узбеками, хотя гораздо легче им ездить в Китай по реке Оби.

Третья дорога часто посещается Узбекскими Татарами и Калмыками, занимающимися торговлей, a также и Москвитянами. Из Тобольска едут сперва вдоль озер, из коих добывается соль, подле Иртыша и Камы. Потом следуют несколько времени по течению первой из сих рек, до города, [74] именуемого Синкаме (Sinkame), откуда продолжают ехать сухим путем через земли Калмыков и Монголов (Monguls) до Кокутана (Kokutan), отдаленного не более, как на восемь или на десять дней пути от знаменитой стены, отделяющей Китай от Великой Татарии.

По сей дороге встречаются также трудности. Иногда недостает воды и не безопасно от Калмыков, которые могут наделать неприятностей, если путешественники не в состоянии от них защититься. Тайша Аюка (taiso Ajouka), хан или начальник одной из Калмыцких орд, не имеющих никакого постоянного места пребывания и живущих как живали древние Скифы, может весьма обезопасить и облегчить сей путь; охранение покупают от него посредством небольших подарков. Из Кокутана можно въехать в Китай различными вратами Великой стены.

Четвертая дорога, предполагая, что сперва проехали до Тобольска и потом по Оби и Селенге (Szelinga) до города Селенгинска (ville de Szelingui), идет сухим путем до земли Монгольской. Потребно восемь недель на проезд от упомянутого города до места, где обитают тайша или хан Бешроесаин и Кутухта-Лама (taiso ou le kan Bechroesain et le Coutousta-Lama). Легко получить от сего хана, посредством некоторых подарков, проводников и необходимые телеги с хорошим прикрытием людьми до самого Китая. Сей дороги держатся Московские купцы с тех пор, как началась война между Москвитянами и Китайцами на Амуре, и она кроме того самая безопасная и самая удобная из всех. Должно только запастись в некоторых местах водою и дровами, и хотя по дороге встречаются [75] разбойники, но их мало, и они не столь свирепы, как в других местах.

Пятая дорога та, по которой ехал Спафарий, посылаемый из Московии в Китай. Проезжают через Сибирь до Нерчинска, находящегося на реке Шилке. Потом следуют на Дауры (Dauri), не вдалеке находящиеся от реки Наюнай (Naiunaij), откуда продолжают путь до Шерии (Cheria), лежащей при входе в Китай. Равное расстояние от Нерчинска до Дауры и от Дауры до Шерии.

Если верить описанию, которое списываю я здесь с возможной точностью, то сия дорога столь же безопасна, сколько и кратка, ибо от Нерчинска до реки Аргуни (Argus), впадающей в реку Амур, повсюду встречаются яшучики, то есть, Москвитяне, промышляющие соболей, а за сею рекою следуют земли некоторых Монголов, которые весьма опасаются Москвитян. Но можно полагать, что ныне сей путь не вполне так безопасен, как прежде, по землям Монгольским, здесь находящимся, ибо проезжающие сворачивают ныне гораздо выше через Албазин, и делают большой круг, проезжая оттуда в Китай, или берут дорогу гораздо ниже, проезжая от Селенги через земли тайши Бешроесаина.

Шестая дорога лежит также через Нерчинск, в землю Моголов (Mongul), откуда едут по озеру Далаю (Dalai). Из Нерчинска до сего озера достигают в неделю. Там обитают подданные Китайского императора, которые обрабатывают все окружные земли, и отсюда в три недели можно доехать в Китай на телегах, везомых быками. Из озера Далая вытекает река Аргунь (Argus). Она вся судоходна, и по ней в краткое время достигают до реки Амура, в которую она впадает. Здесь есть [76] рудники серебреные и свинцовые, и живет значительный тайша, называемый Зебденхан (Sebdenkan). Он обязан три раза в год препровождать Московских купцов, едущих в Китай, и заботиться, чтобы проезд их был безопасен и не продолжителен.

Надобно присовокупить ко всем сим описаниям известия, которые дают полное понятие обо всех народах, живущих окрест Китая. Его сообщил нам человек весьма надежный, получивший его из Московской канцелярии (Chancellerie de Moscou), и ему тем более можно верить, что оно совершенно согласно с летописями Китайскими, находящимися в конце философии Конфуция, недавно напечатанной иезуитом, отцом Кунле, a также и со всеми известиями путешественников, которые осмотрели большую часть всех земель, коими здесь следует упомянутое мною описание.

Первый соседний Китайцам народ Богдои (Bogdoi), называемые от Китайцев Восточными Татаpaми, а от Монголов Ниушами или Нюшами (Niouchi ou Nuchi). Земля их весьма обширна, многолюдна и управляется многими тайшами (taiso), то есть, князьями или ханами. У Богдоев есть особенная область, называемая Москвитянами Дючары (Diutchary). Она находится между восточным морем и великими реками Шингала (Chingala) и Амур. Народ, в ней обитающий, хотя и издавна данник Китая, прежде был весьма мало известен. Поелику y них не было властителя, то об них мало заботились. Собственно же начали их знать и уважать, когда они вошли в Китай и покорили там шесть областей. Они совершенно подчинили бы себе великую империю Китайскую, если бы Татары Узбекские не пришли [77] помогать Китайцам, или лучше сказать, не явились прогнать Богдойцев и заменить их собою.

Сии два народа сражались между собою и следствием борьбы их было возведение на трон династии Ивенской (d'Ivena), которая, царствовавши до 1368 года, была изгнана Китайцами, возведшими на ее место династию Тайминга (Taiminga); она мирно царствовала до 1644 года, когда вышеупомянутые Дючары опять вошли в Китай и совершенно покорили его. Шунши (Chunchi), начальник их, был первым Китайским императором из сего народа и родоначальником династии Тайтсинга (Taitsinga), ныне обладающей Китаем.

В земле Богдойской находятся только земляные дома, как равно в Даурской области. Жители той и другой страны производят большую торговлю соболиными мехами и черными лисицами, a также и корнем жинсенгом. Скотом они не богаты; лошади y них мелки и они никогда не подковывают их. Сами они совершенно сходны лицом и ростом с Крымскими Татарами, но гораздо более их образованы и просвещены, по причине большой торговли, которую производят с Китайцами и сношений с ними.

Говоря собственно, у них нет никакой религии, но много есть из них, которые носят кресты, называя их лама (lama). В Богдойцах заметна наклонность к христианской вере, и многие Богдойцы уже приняли католическую веру. Они не терпят ни Магометан, ни Несториан, потому что те и другие помогали некогда западным Татарам, когда сии Татары изгнали их из Китая. С того времени Магометане утвердились в Китае; их весьма много находится в Пекине, где построено ими вне города [78] семь мечетей. Китайские Магометане говорят более Персидским, нежели Турецким языком. Язык Богдойский имеет много сходства с обыкновенным языком Персидским, а также и азбука Богдойская весьма похожа на Персидскую, но только пишут и читают они сверху на низ, как Китайцы, a букв в азбуке их более шестидесяти.

В реках Амуре, Аргуни и Шингале много рубинов и жемчуга, которые промышляют Богдойцы. Хотя артиллерия и порох им известны, они мало их употребляют, потому ли что пушки их, худо сделанные, слишком тягостны для поворотов, или потому что они мало видят пользы от их употребления, худо умея делать порох, так, что в нем почти нет силы. Замечают, что Богдойцы, или иначе Восточные Татары, по обладании Китаем, начали перерождаться и теряют свою прежнюю храбрость.

Подле Восточных Татар на запад находится обширная и пространная земля, обитаемая Монголами (Mongul). Она начинается у западных источников реки Амура и простирается до Калмыцких Татар на запад, гранича с Туркестаном на Ю. 3. и с Китаем к востоку. Монголы отделены от Калмыков великими пустынями, которые служат для них оградой. У них три князя, коих называют они тайша или хан (taiso ou kans), и все трое из одного семейства, a потому и живут дружно, так, что весьма редко воюют они между собою и часто посылают друг другу подарки. Когда на одного из них кто нападает, другие защищают его. Первый из сих князей называется Чечинга (Tchetchinga). Его владения граничат с Богдойскими и с Китаем; в них нет ни городов, ни селений, но только [79] видно несколько рассеянных домов, весьма в небольшом количестве. Монголы кочуют около озера Далая и по землям, находящимся на реке Селенге (Szelinga). Хану их подвластны многие тайши, между коими находится и Бешроесаин хан, живущий на берегах Селенги.

В Монгольской земле живет Кутухта-Лама, (Coutousta-Lama). Он собственно викарий Далай-Ламы, или Ламы-лам (Lama-Lamalow), патриарх Монгольский, и его почитают Монголы, как божество, сохраняя вообще ко всем ламам величайшее почтение. Монголы находятся в близких сношениях с Москвитянами по причине соседства Сибири. По природе они кротки и миролюбивы, весьма редко возникают между ними ссоры, и если случится несогласие, то Кутухта, всюду следующий за их кочевьем, укрощает раздор, или сам лично, или чрез судей, установленных всюду, где собираются Монголы. Они весьма богаты, особливо скотом, и с Москвитянами производят большую торговлю. Страна их орошается множеством рек, которые весьма удобряют землю, так, что у них все могло бы родиться, если бы они занимались земледелием. Все здешние реки впадают в Селенгу.

Второй князь Монгольский называется Октерой-хан (Octieroi-kan), a третий Джунгари (Djungari). Но как с сими двумя ханами нет у Москвитян близких сношений, то они и не столь известны, как первый. Монголы ненавидят Богдоев, за то, что они овладели Китаем, но вредить им они не могут, ибо не имеют огнестрельного оружия.

Калмыки занимают всю обширную страну между Монголами и Волгою до самой Астрахани. Они [80] разделены на бесчисленное множество орд, из коих каждая управляется своим ханом.

Главный из вех сих ханов называется Очиуртихан (Otchiourti-han), и он гордится происхождением от славного Тамерлана. Он весьма силен и заставляет платить себе дань Москвитян и Узбеков, без чего он разорил 6ы их земли. Говорят также, что он живет великолепно, одевается в платье только былого цвета и ест из золотой посуды. Мы видели в Москве Французского офицера, посещавшего шатер сего хана близ Астрахани, когда он приходил со ста тысячами Калмыков требовать дани, и он подтвердил нам все, что рассказывали о великолепии хана, кроме того, что не видел он у него ни серебряной, ни золотой посуды.

У Калмыков нет ни городов, ни постоянных жилищ. Обитают они в войлочных шатрах, весьма опрятных и удобных. Нет другого народа, который мог бы столь легко поставить и снять лагерь в одно мгновение. Калмыки должны к тому приучиться, ибо весьма на недолгое время останавливаются они на одном каком либо месте и находятся в беспрерывном кочевании.

Они идолопоклонники, как и все другие народы Великой Татарии до самой Индии. Начальником веры своей признают все они Далай-Ламу, или Ламу-Лам, исключая Бухару и Самарканду, где жители Магометане.

В царстве Таншутском (Tanchut), простирающемся между земель Монгольской, Калмыцкой и Туркестана, между Индией, Персией и Китаем, живет сей зловерный священник. Столица земли его Барантола, где есть также и светский начальник, по имени Деса. Далай-Лама обитает в крепости, которую [81] называют Беателае (Веаtаlae), находящейся близ столицы. Невозможно понять, какое почтение оказывают к нему по всей Татарии. Отовсюду присылают к нему просить его благословения, и когда он посещает Китай, то ему оказывают величайшие почести. Иезуит Адам Шалль употребил всевозможные усилия, стараясь уговорит императора Щунши не идти на встречу Далай-Ламе по обыкновению и не показывать ему никаких знаков внимания. Но Император, хотя и уверенный, что Далай-Лама обманщик, не смел последовать совету иезуита, и осыпавши гостя своего приветствиями и почестями, отправил обратно с великолепными дарами.

Татары уверены, что Далай-Лама бессмертен, и что он обновляется, как луна. Когда он приближается к смерти, то ищут во всем Таншуте ламу, на него похожего, и едва только сей патриарх зловерия умрет, найденного обманщика ставят на его место, тщательно скрывая труп прежнего, и говоря, что он обновился в своем преемнике. Тавернье рассказывает то же самое о Тибетском царе, но кажется, он ошибается, не бывши сам на месте. Мы говорим, что слышали за верное от Москвитян, ведущих большую торговлю с Татарами, от коих узнали они все подробности, a также и то слышали мы, что никому не позволяют видеть Далай-Ламу, если желающий предстать перед него не согласится воздать ему всех почестей, преклоняясь пред ним и обожая его, как бога. Нам говорили еще, что Китайцы называют Татар Татаи (Tatai), ибо в их языке нет звука Р. Не знаю почему называем мы Татар Тартары (Tartares), ибо Поляки, Москвитяне и самые Татары, все единогласно говорят: Татар, а не Тартар. [82]

Из всего, что сказал я о Таншутском царстве, кажется, но сомнительно, что Далай-Лама есть тот знаменитый Поп-Иван, о котором писали столь много и столь различно. Действительно, поелику ни к кому лучше нельзя отнести всего, что рассказывали о Попе-Иване различные авторы, весьма естественно предположить существование его в сей стране Азии, и именно в лице Далай-Ламы, нежели искать его в Абиссинии, где ничего подобного не находим.

Таково было благоразумное замечание ученого О. Кирхера, который, описавши в любопытном, составленном им сочинении подробности о Китае, и нравах и обычаях различных народов, находящихся окрест сей великой империи, доказывает нам ошибку Португальцев в исследованиях о необыкновенном властителе, столь известном в свете под именем Попа-Ивана, о коем говорено было столь много странного.

Дабы пояснить сие весьма запутанное в истории дело, и разуверить тех, кто мог предубедиться нелепыми сказками, выданными по сему случаю за истины непреложные, надобно знать, что в то время, когда Португальцы искали по морю пути в Восточную Индию, король Иоанн II-й послал одного из своих подданных, по имени Петра Кулана, для открытий сухим путем, и препоручил ему особенно разведать, где царствует Поп-Иван, о коем весьма много говорили тогда в Европе, не зная однакож в какой части света находится его государство.

Намерение короля Иоанна II-го было войти с сим государем в союз, в том убеждении, что по рассказам об нем, он государь могущественный и исповедует веру христианскую. Петр Кулан, исполняя приказ своего короля, поехал в Азию и [83] проник там до самой Индии, где много узнал важного и любопытного. Но как ни старался, не нашел он никакого Попа-Ивана, и даже ни кого, кто мог бы рассказать об нем что-нибудь. Уже возвращаясь обратно и бывши в Каире, услышал он, что в Эфиопии, выше Египта, царствует государь богатый и могущественный, перед которым, каждый раз, когда он является перед народом, несут крест, и что сей монарх явно покровительствует христианам.

Такие рассказы согласовались с приметами, которые даны были ему для открытия искомого им христианского царя, и достаточно было сих известий убедить изыскателя в том, чего он добивался особенно. Без труда убедился он, что Царь Абиссинский был Поп-Иван, и до такой степени тому поверил, что написал о том известие по Португальски, без дальнейших справок и исследований. Не более оказали недоверчивости и в Португалии, где известие Кулана принято было с радостью и похвалами. Люди, путешествовавшие в Африку в последовавшие после того годы, предубежденные в сем мнении, не менее способствовали утвердить его своими рассказами, так, что сколь ни ложно было открытие, скоро распространилось оно по всей Европе.

Хотя грубое заблуждение сие было опровергаемо многими искусными людьми, и хотя легко можно открыть ложь его тем, что писали прежде почтенные Дамиан Гец, Николай Годиньо и Балтазар Теллец, хорошо знавшие все что относится к Эфиопии, не могу я не заметить еще с Кирхером, что Латинская хронология Абиссинских царей ничего не говорят о Попе-Иване, а также и все повествовавшие об нем прежде писатели обыкновенно предполагали [84] его в Азии, если и не соглашались в том, в какой именно стране сей части света царствует он, а равно и в происхождении имени его.

Один из новейших писателей вообразил, что Поп-Иван (Preste-Jean) есть испорченное название, означающее: Царь обожателей (Prest Arkan). Другие с толь же малою достоверностью производят его от Латинского Pretiosus Joannes. Некоторые говорят, что как имя Цезарей было прежде общее императорам, так и Иван было общее государям, о которых мы говорим, что они носили его в честь пророка Ионы, и что западные народы прибавили потом к нему слово: Поп, по какому-то испорченному названию, ибо в сущности сии государи не имели никакого священнического достоинства, a только заставляли носить крест перед собою, по примеру наших архиереев, почитая себя покровителями христианской веры.

Но предположение Скалигера кажется мне вероятнее всех других, и по видимому наиболее приняты всеми слова его, что Поп-Иван есть испорченное Персидское слово: престежиани (prestegiani), значащее: проповедник, апостол. Весьма вероятно, что Европейцы, торговавшие на Востоке, смешенно слыша о государе, именуемом весьма часто Падишах престежиани, без смысла придали ему имя Preste-Jean, довольно сходное с «престежиани», настоящее значение коего было им неизвестно.

Что касается до места, где сей государь царствует, кажется, нельзя сомневаться в нем, если сообразить известия прежних писателей. Рассматривая их, находим, что большая часть из них определяют царство Попа-Ивана в обширной стране, простирающейся от земель Великого Могола к востоку и [85] северу до Китая. Очевидно сие из III-го тома Истории свят. Антонина, где, говоря о Татарах, рассказывает он, что император их послал сильное войско, под предводительством своего сына, для покорения народов, обитающих в Малой Индии; что когда завоевание сей страны было окончено, победительные Татары пошли против христиан, обитающих в Великой или Верхней Индии, но что царь. сей страны, по просторечию называемый Попом Иваном, собрал войско, пошел на Татар и разбил их.

То же, но еще яснее говорит Марк Павел Венецианин, знавший сии страны лучше всякого другого, ибо он жил там много лет при Дворе великого хана Татарского. Царство Тендук (Tenduс), или как иные читают Таншут, то царство, где Марк Павел определяет место пребывания Попа Ивана, существует доныне, если верить путешественникам, между Китаем и государством Могола, что и согласуется совершенно с мнением тех, которые полагают Попа Ивана царствующим в Китае (Kitay). Надобно знать, что Китай древних писателей не означает только то одно государство, которое мы, Европейцы, называем Хина, и не значит также какое-нибудь царство отдельно, a правдоподобнее, что издревле разумели под сим именем всю страну, лежащую между Обью, Волгою и Хиною, как доныне полагают Москвитяне, говорившие нам о том.

Единственное, что может затруднить во всем том, что говорю я здесь о Попе-Иване, состоит в возражении, что сей государь и народы, ему повиновавшиеся, должны быть христиане, вместо того, что земли, между Великим Моголом и Хиною [86] находящиеся, ныне обитаемы Магометанами и идолопоклонниками; но я полагаю за достоверное, что не всегда здесь так было, и что вера христианская процветала некогда в сих варварских странах, где ныне преобладает зловерие.

Известно, что св. Фома, после разделения мира для проповеди апостольской, отправился в Индию, проникнул до отдаленнейших пределов и скончался наконец в Мелиапоре. Некоторые писали, и не без правдоподобия, что самая Хина получила евангелие посредством сего апостола. Как бы то ни было, не должно, как мне кажется, сомневаться в том, что св. Фома распространил святую веру в землях Азийских по сю сторону к западу, ибо и ныне еще находится там страна, которую Магометане, отъявленные враги христианства, из презрения называют Киаферстан (Kiaferstan), то есть, земля неверных, a обитатели ее доныне именуют себя христианами св. Фомы, и хотя они почти совершенно забыли свое древнее христианство, но придерживаются еще некоторых обрядов, довольно показующих веру, коей держались их отцы, ибо, кроме того, что они крестят детей своих, изображают еще они на висках и на лбу три креста красного цвета, сандальным деревом.

Если же и не в самом начале христианства перенесено было евангелие в сии варварские земли, не сомнительно, что проповедуемое было оно вскоре потом. Знаменитый памятник, найденный в Китае, в 1625 г., вблизи города Сиганфу, неоспоримое доказательство слов моих, На нем означено, что через 600 лет после P. X., Сирийские священники, прошед всю Азию, возвестили закон христианский в сих отдаленных пределах мира, [87] куда единая ревность к славе Божьей увлекла их. Гайтоп, древний писатель, происходивший от рода царей Армянских, свидетельствует, что в XIII-м столетии Татария была наполнена христианами, что самый император Татарский Кублай принял христианскую веру, и что брат его, Гаолон, христианин с давнего времени, вел войну за истинную веру с калифом Вавилонским, завоевал у Магометан Палестину, восстановил царя Армянского, изгнанного сими свирепыми врагами христианства, даровал спокойствие и свободу всем тем, кого неверные изгнали и выслали, и даже восстановил множество церквей на свой счет, производя все сие по просьбе царицы, жены своей, считавшей великой честью то, что она происходила от одного из трех царей, приходивших на поклонение к новорожденному Иисусу Христу.

Сей самый Гаолон писал к св. Людовику, когда он был в Кипре, во время первого похода его для освобождения святых мест. Св. Антонин, в Истории коего можно видеть грамоту Татарского князя, свидетельствует, что св. Людовик послал к нему, в качестве посланников, монахов ордена Доминиканского, с богатыми дарами, между коими были часть креста Господня и балдахин великолепия необыкновенного, на котором изображены были золотым шитьем главные таинства жизни И. X.

Сие происходило в 1256 году, и через 40 или 60 лет потом, то есть, в начале XIV-го столетия, многие монахи Францисканские, посланные к великому хану, прошли в царство Тибетское, соседнее Таншутскому, но отдельное, хотя весьма часто и почти обыкновенно смешивают их одно с другим. Там обратили они великое число неверных и язычников. [88]

Таким образом, о. Андрада, иезуит Португальский, путешествовавший в сии царства в 1624 г., нашел между обитателями их большое расположение к христианству. Он говорит, что y них были еще тогда некоторые понятия об наших таинствах, хотя весьма грубые и испорченные, и что они употребляли еще между собою нечто в роде исповеди, слабый остаток веры, некогда ими исповедуемой, которая мало по малу совершенно уничтожилась между ними в последствии.

И так невозможно сомневаться, после всего мною сказанного, что царство Таншутское не всегда было идолопоклонническим, как ныне, и Далай-Лама, ныне там живущий, должен быть истинный наследник славного Попа Ивана, некогда там властвовавшего. Весьма вероятно, что сей властитель, постепенно изменяясь в православии, по мере того, как обезображивалась истинная вера, сделался наконец начальником новой религии, перешедшей в идолослужение.

Правда, что ныне он уже более не гражданский, весте с духовной властью, но только духовный властитель. Но таково всегда бывает действие войн и возмущений, случающихся в государствах. Как бы то ни было, он, как я уже говорил, находится доныне в великом почтении y всех восточных народов, признающих его начальником их религии, и что особенно замечательно, он носит название Ламы, a сие слово по Татарски значит крест, и Богдои, завоевавшие Китай в 1644 г. и подчиненные Далай-Ламе в делах духовных, всегда, как я уже упоминал, носят на себе кресты, называя их ламами, и сохраняя к ним почтение необыкновенное, что доказывает достаточно бывшее некогда между [89] ними познание святых таинств, коих сей бесценный знак остался вечным памятником.

Кроме тех родов Татар, о коих я говорил, есть еще другие, называемые: Остяки, Братские, Якуты и Тунгусы (Ostiaki, Bratski, Jakuti et Tongusi), рассеянные по рекам и озерам, находящимся на пространстве земель от Сибири до земли Монгольской. Но как у всех сих народов одинаковая физиономия и один язык с Калмыками, то и должно полагать, что они суть разные отделившиеся орды от Калмыков, и что привыкнув постепенно к Москвитянам, они покорилась наконец им. Все сии народы цвета смуглого, более оливкового, нежели черного. Лицо у них необыкновенно широко, углублено к низу, выставилось к верху; глаза маленькие, но исполненные огня; нос короткий и совершенно сплюснутый; губы и подбородок не обильны волосами; ростом они немного выше среднего, складны, ловки и вид их смелый, хотя ничего нет в них свирепого и слишком дикого. Платье у всех почти одинаковое, и состоит из нескольких овчин, сшитых вместе, составляющих род куртки самой простой формы, которую подпоясывают они веревкой, на коей висят у них колчан и лук, которыми они всегда вооружены. Голову бреют они до самой верхушки, где оставляют пучок волос, довольно густой, так, что из него заплетаются две косы, и одна висит спереди, другая сзади. Прикрывают они голову круглым колпаком, сшитым также из овчин, и на верхушке его пришивают кисть из красного или другого какого-нибудь цветного шелка. По этому значку можно узнать различие орд, ибо каждое племя выбирает себе особый цвет, для отличия от других. Но живущие в тех местах, где [90] добывают соболей, употребляют шкурки сих животных на одежду, и с тем вместе шкуры собак, которых содержат они в большом количестве. Обыкновенно те и другие шкуры сшивают они вместе, так, что одна служит подкладкой другой. Собольи меха, хотя и красивее, но составляют подкладку, а собачья верх. «Справедливость требует», говорят они, «чтобы собака, которая поймала и изловила соболя, всегда была предпочитаема, и после смерти своей имела преимущество над неприятелем, побежденным ею при жизни».

Легко понять можно из описания различных Татар, обитающих в стране между Обью и Китаем, мною изложенного, что Москвитянам, поддерживаемых Казаками, не трудно было проложить себе путь от Сибири до великой империи Китайской, ибо не находили они ни кого, кто мог или хотел оспаривать у них власть над землею, и поелику первые покоренные ими кротостью и оружием Сибирские народы имели сношения со всеми ордами, рассеянными далее, то посредством их производили они свои открытия, и различными дорогами приблизились наконец к пределам Китая, где построили даже несколько крепостей, дабы вернее упрочить свои завоевания.

Самая отдаленная из сих крепостей называется Албазин. Она отстоит от Пекина не далее трех недель пути, а от Москвы до нее путь продолжается более трех месяцев. Находится она на реке Амур, подавшей повод к войне, которую ныне ведут Москвитяне с Китайцами. Те и другие присваивают себе право добывать жемчуг в упомянутой реке и ловить соболей, находящихся в величайшем множестве на острове, образуемом сей рекой. [91]

Поелику великое расстояние сего пограничного места от Москвы препятствует Москвитянам посылать достаточное количество войска для поддержания войны, которую близость Китая делает легкою Татарам, там властвующим, то Цари Московские рассудили, что лучше предложить условие, нежели подвергать войско всяким опасностям, которые необходимо надобно испытать ему, проходя до границ Китайской империи. Китайцы не отвергли сделанных им предложений. Они выслали посольство далеко за Великую Стену, разделяющую владения их от земель западных Татар, и присоединили к сему посольству даже двух Французских иезуитов, из числа тех, которые его христианнейшее величество послал, шесть лет тому, в сии отдаленные страны, дабы они служили толмачами (trucheman), уведомя притом Москвитян, чтобы и они прислали человека, знающего Латинский язык. Неизвестно до сих пор доподлинно, какой был успех начатых переговоров.

Если судить по письму Немецкого офицера, который находился тогда в гарнизоне одной из крепостей вблизи Амура, и писал в Москву к одному из друзей своих, который по благосклонности своей показал письмо нам, то, по видимому, дела перепутались ныне гораздо более прежнего. Письмо писано было однакож прежде последних распоряжений Москвитян для получения мира, когда посланник их не достиг еще до назначенного ему Китайцами места переговоров, потому и полагаю я, что не должно слишком полагаться на то, что пишет офицер. Однакож помещу я здесь слова его, дабы показать, в каком положении были дела немного более четырех лет прежде настоящего времени. [92]

«Мы думали», говорит писавший письмо, «что посол, отправленный из Пекина, и несколько дней тому прибывший сюда, намерен был заключить с нами мир, но мы были весьма удивлены поступками сего посла, который проживши три дня близ Албазина, без всяких нам предложений о мире, внезапно удалился. Мы не сомневаемся, что прибывши на границы с сильным войском, он вскоре хочет возжечь войну кровопролитнее прежнего, так, что мы уже приняли все предосторожности»... Писано из Даурии, на границах Китая, 15 Июля, 1688 года.

Но как ни кончится сия война, и чтобы об ней не думали, можно увериться из всех приведенных мною подробностей в том, что путь из Московии в Китай не мечтателен, a исполнителен на деле, чему многие не хотят верить, и что напротив, действительно, он самый удобный и самый краткий из всех, если хоть немного послушать Москвитян, которые после многих путешествий так узнали все ведущие к Китайским границам дороги, что без различия берут из них то ту, то другую, смотря по различным отношениям, в каких находятся.

Конечно, не вдруг они до того достигли, и им надлежало сделать много покушений, дабы найти в проезде своем все ручательства, коими пользуются они ныне, но как они ничего не упустили, дабы успеть в своем открытии, от коего надеялись больших выгод, и как они старались от времени до времена посылать звероловов для опознания земель, где предполагали возможность пролагать новые пути, то и уничтожили они наконец все затруднения, до того, что ныне так же безопасно ездят в Китай, как в Архангельск или в Астрахань. [93]

Соображение сих обстоятельств, которые не заблагорассудили, может быть, принять в уважение те, кто почитает путь из Москвы в Пекин неверным и трудным, может послужить к соглашению различных дорожников, составленных в течение многих лет, и изъяснить в то же время, почему разные послы, отправляемые от одного Двора к другому, употребляли времени на путешествие одни более, другие менее, так, что где одни ехали четыре и пять месяцев, другие едва успевали проехать в восемнадцать месяцев, как говорит о путешествии одного из них знаменитый и ученый Тевено, в собрании различных путешествий, им изданном.

Действительно, поелику главная цель Москвитян в сих посольствах была всегда опознание обширного пространства земель, находящихся между их областями и владениями Китайского императора, то и не должно удивляться, если люди, коим препоручалось такое дело, странствовали более, как истинные искатели приключений, нежели поспешные посланники, и не столько показывали ревности скорее доехать к цели своего посольства, сколько желания разведать свойства земель, ими проезжаемых, и исследовать течение рек, встречаемых на пути.

Можно положить, что таким точно образом путешествовал князь Федор Яковлевич Байков (knez Theodore Iacowits Boicov) от Тобольска до Пекина, в 1653 г., которого Царь Московии наименовал своим послом в Китай, ибо без всякой надобности проезжал он тогда до истоков Иртыша, и я вовсе не вижу причины, для чего надобно было ему сворачивать столь далеко с прямой дороги, если бы не дано было ему повеления более заботиться о [94] поселениях по той реке, нежели о переговорах с Китайцами, что составляло тогда весьма малую заботу.

Но как бы то ни было, купцы, для коих свои частные выгоды гораздо важнее, нежели выгоды Царя, совершают ныне путешествие столь безопасно и в такое короткое время, что обыкновенно бывает им потребно не более четырех месяцев на поездку в Пекин и возвращение в Москву. Мы слышали о том, три года тому, от тех людей, которые тогда только что воротились из Китая в Москву. Они выехали из Пекина выслушавши обедню в доме иезуитов в день cв. Петра и Павла, a около дня Всех Святых (fete de Toussains) того же года были уже в Москве, где ждали зимы, дабы отправиться снова в Тобольск для соединения с караванами, постоянно отправляющимися ежегодно, и с ними хотели начать свое новое путешествие.

После всех своих изъяснений, о которых долгом почел я особенно распространиться, не сомневаюсь, что оставят наконец ложные понятия, какие составляют себе у нас в настоящее время, касательно расстояния между Европой и Китаем, и убедятся, что из всех путей для достижения к сей цветущей Империи, дорога, по коей ездят Москвитяне, без противоречий, самая краткая и самая верная, какую избрать можно.

Но кроме такой выгоды, весьма значительной, удобство экипажей споспешествует еще более облегчить тягость, нераздельную с сего рода путешествиями. Обыкновенно выезжают из Москвы в конце Февраля, и как в то время снега бывают более крепки и хорошо укатаны проездом множества саней, которых едет тогда гораздо более, нежели в начале зимы, то путешественники менее трех недель [95] употребляют для достижения в столицу Сибири, хотя она отстоит от Москвы более нежели на 1800 верст (wersts), что составляет до 350 Франц. льё.

Здесь несколько времени ожидают таяния снегов, дабы взять суда (sudais), или корабли, на коих плывут по рекам, по сю и по ту сторону впадающих в Обь. Если вскрытие рек задерживается долее обыкновенного, продолжают путешествие сухопутно до Татарской орды, называемой Остяки, которая подчинена Москвитянам.

Там переменяют экипаж и берут особенный род саней, легче и удобнее прежних, которые отсылают в Тобольск. Сани, обыкновенно употребляемые в Московии, везет лошадь, прокорм которой мог бы затруднить, а в Остяцкие сани запрягают особенного рода оленей, кажется, тех самых, что называют сохатыми (rennes) и на которых ездят зимою Самоеды. Для поспешного хода и облегчения припрягают к оленю большую собаку, и она, отчасти помогая везти, отчасти поощряя своим лаем, заставляет его бежать столь скоро, что в одни сутки проезжают иногда по 40 льё.

Всего удивительнее в Сибирских санях то, что они движутся ветром по земле, покрытой снегом, или по льду рек, точно так, как будто какая-нибудь лодка по воде. Земля за Сибирью довольно открыты и чрезвычайно ровны, даже до самых Кавказских гор, и жители сих стран, пользуясь местным удобством, приучились делать сани свои таким образом, что облегчая животных, можно их, кроме обыкновенной упряжи, пускать под парусом, если только ветер благоприятный и попутный. Такой образ езды тем удобнее, что путешествие притом не прерывается, ибо, как в лодке, [96] употребляют греблю при недостатке ветра и перестают грести, если есть ветер, в сани запрягают оленя и собаку, когда настает безветрие, и вводят их в сани, когда ветер хорош в можно употребить его для езды парусом. Так путешествуют, пока есть еще зимняя дорога, до реки, называемой Енисей (Genessai), где Москвитяне построили город сего имени для удобства проезжающих. Здесь берут лодка для плавания по двум огромным рекам, из коих одна называется Тунгуска (Tongusi), а другая Ангара; вторая вытекает из озера Байкала (Baikala), простирающегося на 500 верст в длину и на 40 ширину. Сказывают, что вода в сем озере чрезвычайно прозрачна, так, что на всякой глубине легко можно различить цветы камешков, находящихся на дне. Озеро окружено многими высокими горами, на коих снег сохраняется среди самых сильных, летних жаров, как будто зимою, и потому-то вероятно путешественники употребляют иногда более семи и восьми дней на переезд озера, хотя весь переезд через него едва составляет восемь льё. Здесь, можно сказать, бывает место сшибки всех ветров, перелетающих по огромным утесам нагорным, окружающим озеро, и ветры, пересекаясь одна другими, затрудняют плавание и препятствуют ходу судов, так, что потребна большая ловкость, или счастье, не быть задержанными несколько лишнего времени.

Переплывши озеро, входят, если кому угодно, в реку, называемую Селенга (Schelinga), на которой, почти в 50-ти льё от ее устья, находится город сего же имени, устроенный Москвитянами для облегчения проезда караванов. Но кто захочет ехать немедленно от Байкала сухим путем, то переплывши [97] озере обращаются в селения Монгольские, находящиеся на южном берегу, покупают здесь мулов и дромадеров, и идут прямо до первого Китайского города, коего достигают через две недели пути.

Так путешествуют ныне большею частью Московитские купцы, торгующие с Китайцами. Из сего можно видеть, что все сии земли, прежде смешанно известные под именем Великой Татарии, не суть ни степи, ни пустыни, как доныне воображали. Весьма жаль, что ими не пользуются, ибо они орошены большим количеством прекрасных рек, и доставляют множество драгоценных товаров, беспрерывно более и более умножающихся.

Не говоря о ревне, ляпис-лазури, бобрах, находимых y Монголов и Узбеков, соболях и черных лисицах, коих ловят по течению Оби, Тунгуски и Ангары, корне жинсенге, жемчуге и бадьяне, доставляемых Амуром, серебряных и свинцовых рудах на Аргуни, Москвитяне нашли, особенно в странах далее к северу, много драгоценных редкостей, которыми ведут выгодный торг.

Кроме мехов всякого рода, оттуда вывозимых, добыча коих бывает столь велика, что один город Енисейск платить ежегодно пошлины в царскую казну 80,000 рублей, то есть, почти 120,000 экю на наши деньги, там открыт еще особенный род кости, белее и глаже слоновой, получаемой из Индии.

Кость сию доставляют не слоны, ибо северные страны слишком холодны для сего рода животных, любящих. тепло, но особливый род водоземных зверей, которых называют бегемот (behemot), и обыкновенно находят на реке Лене или на берегах Татарского моря. Нам показывали в Москве [98] много зубов сего чудовища, которые были 10 дюймов в длину и 2 дюйма в толщину, в корне. Слоновые клыки не сравнятся с ним, ни крепостью, и белизною, когда притом бегемотовые зубы, при других качествах, имеют еще свойство останавливать кровотечение, если иметь их при себе. Персияне и Турки весьма охотно покупают их, и так дорожать ими, что саблю, или кинжал, с рукоятью из бегемотовой кости предпочитают сабле и кинжалу с серебряной и даже золотой рукоятью.

Надобно было угадать ценность сего товара тем людям, которые пустили его в ход, ибо много надобно было им иметь отваги решиться на бой с животными, доставляющим его, бой опасный, не менее ловли крокодилов.

Открытие бегемотовой кости сделано было жителями острова, откуда вышли по словам Москвитян первые колонии населившие Америку. Вот что узнали мы о том от Смоленского воеводы Мусина Пушкина (Mouchim Pouchkim), одного из умнейших людей, каких только видал я, и совершенно знающего все земли за Обью, ибо он долго был интендантом в Канцелярии Сибирского Департамента.

Спросивши нас в разговоре, какой мы с ним имели, каким образом по мнению нашему населилась Америка, когда мы сказали ему все, что обыкновенно о том думают, он отвечал нам, что по его мнению есть догадка правдоподобнее нашей.

«За Обью», продолжал он, «находится огромная река, называемая Кавойна (Колыма? Kawoina), в которую впадает другая, именуемая Лена. В устье первой из них, впадающей в Ледовитое море, есть большой и весьма населенный остров, весьма замечательной ловлей бегемотов, животного [99] водоземного, зубы коего весьма дорого ценятся. Островитяне часто приезжают к берегам моря за ловлею бегемотов, и как ловля их требует много труда и времени, то обыкновенно привозят они с собою свои семейства. Часто случается, что захватывает их здесь вскрытие моря и бедняков уносит, неизвестно куда, на огромных кусках льду, отделяющихся один от другого. Не сомневаюсь, что многие из охотников, таким образом захваченных, доплывают на льдинах к северному мысу Америки, весьма не далекому от сей части Азии, оканчивающейся Татарским морем. Меня убеждает в мнении моем то, что Американцы, обитающие на выдавшейся далее других в море в сей стороне части Америки, одинакового вида с островитянами, которых ненасытная жадность прибытка подвергает погибели или опасному переезду в чужую сторону».

Можно присовокупить к тому, что говорил нам воевода, еще и то, что на Американском берегу находят многих животных, которые также водятся и в Московии, особенно бобров, которые могли перейти туда по льду. Такая догадка мне кажется тем основательнее, что в Польше видел я, как огромные куски льду целиком плывут от Варшавы и уплывают далеко в Балтийское море. Надобно бы для удостоверения в деле столь важном разведать об языках, коими говорят два упомянутые, похожие один на другой народы, живущие один в Азии, другой в Америке, ибо если бы открылось сходство в языке, то и сомнения о сродстве их более никакого не оставалось бы.

Весьма много любопытного могли бы мы узнать от упомянутого Смоленского воеводы, который, без [100] сомнения, может быть назван одним из самых просвещенных Москвитян, но мы боялись навлечь к себе подозрение вопросами. Заметив из ответов его, что он опасается причинить себе откровенностью какие-нибудь неприятности при Дворе, где и без того его редкие достоинства навлекли ему много врагов, мы не смели докучать ему нашим любопытством.

Может быть, удивятся, соображая множество превосходных рек, текущих столь близко от Китая, почему Москвитяне не извлекают себе из них выгод, по видимому, представляемых ими, и не заведут торговлю с Китайцами, и даже с Японцами, вернее и легче производимой ими сухим путем? Но мне кажется нельзя винить Москвитян, что они поступают иначе, ибо кроме малых сведений в мореплавании, самые реки, коих едва имена известны в Европе, представляют для плавания препятствия непреодолимые.

Дабы понять их, надобно знать, что в стране, лежащей за Сибирью, находятся четыре главные реки, текущие в море, которое мы называем Ледовитым или Татарским, и в море Японское, не говоря о множестве других, которые можно видеть на карте Сибири, верно списанной с той, которую сохраняют в Московской Канцелярии.

Самая западная на упомянутых больших рек есть река Обь, после коей одну за другой встречают, идя к востоку, Енисей, Лену и Амур. Но как ни велики сии реки, судя по обилию вод и по длине их течения, столько неудобств испытывают в плавании по оным и столько опасностей при выходе из их устьев, что купцы предпочитают путь в Китай по земле опасному водному пути. [101]

Говоря отдельно о каждой из сих рек, должно заметить, что Обь весьма опасна для плавания в устье, но причине ужасных льдин, коими бывает она загромождена почти целый год. Москвитяне помнят о бедствии Голландцев, когда они, слишком далеко пустившись в Ледовитое море, потеряли много кораблей своих близ Новой Земли.

Река Енисей, кроме сего, общего ей с Обью неудобства, представляет еще особенное, состоящее в девяти подводных утесах или падениях воды, что называют Москвитяне порогами (porohi ou poroges). Сии пороги отдалены один от другого по нескольку льё, и как необходимо надобно столько раз разгружать суда, сколько должно перейти порогов, понятно, почему купцы, стараясь избежать затруднений перегрузки, лучше избирают сухопутный проезд.

Течение Лены удобнее для плавания обеих упомянутых мною рек, но устье сей реки представляет опасностей и затруднений не менее Обского и Енисейского. Хотя льдов здесь встречают менее, но множество подводных камней препятствовало до ныне проходу в море самых малых судов. Отваживаются плавать здесь только плоскодонные гондолы, отправляемые для сбора белых и черных рыбьих костей, которые находят по прибрежным морским утесам и употребляют на разные изделия.

Хотя река Амур, самая восточная из всех, впадающих в Японское море, не представляет неудобств по другим рекам встречаемых, но и в ней находится затруднение не менее значительное, а именно, что в том месте, где она сливается с морем, растет величайшее множество морского тростника, так, что устье реки кажется, как будто [102] заросло лесом. Такое препятствие легко можно бы уничтожить, если бы тростник походил на растущий обыкновенно в наших реках, но меня уверили, что Амурский тростник вырастает необыкновенной величины, так, что человек едва может обхватить тростину руками. По сему можно судить, какую тяжкую работу составит очищение прохода в море, если для того надобно вырубить, или лучше сказать, с корнем вырвать необозримый лес толстых деревьев.

Как ни странны кажутся по свойствам своим все сии реки, они служат однакож Москвитянам большим пособием для удобнейшего переезда через обширные земли, простирающимся от Сибири до Китайской империи, ибо кроме того, что когда они замерзнут, по льду, их покрывающему, ехать легче и удобнее, нежели по земле, где дорога не может быть столь гладка, они гораздо судоходнее к вершинам их, нежели к устью, и если плывя по оным встречают иногда пороги, они не столь высоки и не столь опасны, как находящиеся выше.

Самое замечательное в порогах то, что воздух окрест их благоухает, и в нем распространяется столь приятный запах, что кажется, как будто жгут в сих местах самые драгоценные ароматы. Если сей рассказ путешественников, от которых, мы слышали его, справедлив, не трудно изъяснить такое явление. Говорят, что по вершинам утесов, образующих падения вод, растут в величайшем обилии пахучие цветы. Понятно, что как всякий аромат сильнее дает чувствовать силу и прелесть свою, если помять его, или приблизить к огню, так и воздух, напоенный благовонием, должен быть пахучее, если его движет и разгорячает падение быстро текущих вод. Здесь прилично было бы [103] поговорить вообще о Сибири, если бы я мог сказать что-нибудь особенное, но Сибирь не отличается от других областей Московии ни чем, кроме сильного холода. Впрочем, судя по множеству городов и селений в сей отдаленной области, легко убедиться, что она не так дика и не так безлюдна, как обыкновенно об ней думают.

Всего сказанного мной здесь о различных дорогах, коими можно сухопутно достигнуть в Китай, и о разных землях, через которые проезжать туда должно, достаточно, полагаю, дать некоторое понятие о Великой Татарии, доныне бывшей столь малоизвестной, тем более, что об ней ничего не смеют даже и спрашивать в Московии, боясь подать повод к какому либо подозрению Москвитянам, самому недоверчивому и самому подозрительному в мире народу. Так и мы принуждены были соблюдать много предосторожностей, желая выведать немногое, здесь мною изложенное, и вероятно, что если бы приехали мы в Москву при обстоятельствах менее благоприятных, нежели те, в коих мы находились, то решительно ничего не узнали бы. Но как Москвитяне решились тогда отправить посольство во Францию, просить Е. В. Короля о вступлении в союз, заключенный ими с Германией и Польшей против Оттоманов, то и допустили нам несколько более свободы, для собрания сведений, каких мы желали, и о чем мы не смели бы и подумать в другое время. Таким образом, после аудиенции нашей у первого министра, князя Голицына, ни другой день пустились мы отыскивать Китайских купцов, и имея в виду цель нашего прибытия в Москву, расспрашивали их о путях в Китая, времени, потребном для путешествия, свойствах народов, на пути живущих, опасностях странствования, [104] и словом обо всем, что могло споспешествовать или повредить нашему намерению. Сии так называемые Китайцы, коих с трудом отыскали мы в Москве, городе, вмещающем в себе от 600 до 700 тысяч жителей, были собственно Татары, обитатели восточной части той обширной страны, которую, как выше сказано, Москвитяне называют Китай (Kitay). Доныне полагали, что сии земли составляют отдельное царство, граничащее с Хиною с стороны С. З., но я уже объяснил, что Москвитяне, открывши сии земли и построивши там много городов, для безопасности посылаемых ими туда колонистов, подчинили себе многих из кочевых тамошних туземцев, которые, оставя кочевую жизнь получили склонность к торговле. Отысканные нами Китайцы принадлежали именно к таким торговцам, называясь Китайцами по названию Китаем всех за Обью лежащих земель, Москвитяне хорошо знают различие между сим Китаем и собственно Хиною, хотя также и ее называют Китаем. Если они хотят подробнее различить ту и другую страну, то обо всех землях между Волгой, Обью и Хиной, что мы называем Великая Татария, говорят: Китай, просто, а для означения собственно Хины употребляют название Турецкое: Чиммачим (Tchim-matchim), и по Турецки удваивают имя Китай, говоря: Kitay-Kitay. Наши мнимые Китайцы первые дали нам настоящие сведения, доныне неизвестные в Европе. Путь в Пекин из Москвы и из Пекина в Москву был им весьма хорошо знаком. Но слова их поверили мы однакож в последствии по рассказам Москвитян, много раз бывших в Пекине.

Текст воспроизведен по изданию: Сведения о Сибири и пути в Китай, собранные миссионером Ф. Аврилем в Москве в 1686 году // Русский вестник, № 4. 1842

© текст - Полевой Н. А. 1842
© сетевая версия - Тhietmar. 2011
© OCR - Засорин А. И. 2011
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Русский вестник. 1842