СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

III. ЗАПИСКА О МОНГОЛО-ТАТАРАХ.

(Мэн-Да-бэй-лу) ¹⁷².

I. Основание государства.

Земля, в которой в первый раз являются Татары, лежит на северо-запад от Киданей. Их поколение происходит от Шато’сцев и составляет особенный род, а потому и не было известно при прежних династиях. Они разделяются на три вида: черных, белых и непокорных (диких). Белые Татары более красивой наружности; почтительны и вежливы; знают почтительность к родителям; когда случится смерть отца или матери, изрезывают себе лицо и плачут. Находясь между ними, я часто, встретив человека недурной наружности, но с рубцами на щеках, всегда на вопрос — не Белый ли это Татарин? получал утвердительный ответ. Они получили образование от захваченных в плен китайских мущин и женщин, с которыми вступали в брак, и от того в обращении с другими выказывают мягкость; их провинция управляется (ныне) Би-цзи, дочерью (гун-чжу) повелители татарского Чингисхана. В последнее время, при заключении трактата [217] (Монголов) с нашей Сунской династией, вторым посланником был Субухань (т. е. князь Субутай), происходивший из Белых Татар. Во время сношений, Су-бу-хань никогда не обращался грубо, а был внимателен, вежлив, благодарен за услуги и ничего не жалел.

Непокорные Татары весьма бедны, грубы и ни к чему неспособны, только и умеют ездить на лошади в свите других. Нынешний император Чингис, его полководцы, министры и главнейшие чиновники, все принадлежат к Черным Татарам (Харачинь?). Татарская нация по большей части не великоросла: самый высокий человек не выше пяти футов с двумя или тремя вершками; также нет между ними толстых и жирных. Лицо у них широкое, плоское и четвероугольное с выдавшимися скулами; глаза без верхних ресниц; волос на бороде и усах весьма мало; их наружность весьма отвратительна. Только нынешний татарский повелитель Тэмучжень огромного роста, с широким лбом, длинной бородой; он отличается мужеством. Чингис — сын прежнего пай-цзы-тоу Цзе-лоу (Есукей). Пай-цзы-тоу, в их землях, есть начальник десяти человек. Теперь он государь, основатель царства, величаемый в переводах: Чингис Хуан-ди. Воюя с востоком и западом, он усилил и увеличил свое государство.

II. Происхождение татарского повелителя.

Нынешний император Чингис родился в 1154 году. По тамошнему обычаю, сначала не было циклического счисления; но ныне, на основании их слов, легко определить их годы. По их обычаю, год считается по выростанию травы — когда спрашивают у кого, сколько ему лет? то отвечают — сколько трав. Мне несколько раз случалось [218] спрашивать у них число месяца, и они с усмешкой отвечали, что не знают. Они не умеют даже различать весны от осени (!). Когда увидит, что луна округлилась, то считают месяц; когда заметят, что трава нескоро зеленеет, заключают, что в этот год высокосная луна.

Чингисхан, в малолетстве, попался в плен Цзиньцам (т. е. Нючжисцам), провел у них в рабстве более десяти лет и потом убежал. От этого он вполне узнал состояние и дела Цзиньского царства. Это человек мужественный, сильный, сообразительный; привлекает к себе всех; чтит небо и землю; весьма уважает справедливость. Всем известное имя Тэмучжень есть не что иное, как его кличка (сяо-мин).

Сначала у них не было фамильных названий, да и имя не запрещалось произносить; но в последние годы, с тех пор, как он стал употреблять на службу взбунтовавшихся (изменивших) и убежавших нючжиских чиновников, он принял название императора Чингиса. Некоторые говорят, что Чингис есть исковерканное слово (из двух китайских букв) Тянь-цы («пожалованный небом»).

III. Название династии и правления.

В соседстве с владениями татарскими находились на юге племена Чжа ¹⁷³, а на востоке и западе Шато’сцы и другие улусы. В древности был народ Монголы (Мон-гу), которые, при цзиньском правлении Тянь-хой (годы царствования Укимая, брата Угуды, от 1123-1135), часто нападали на разбойников ¹⁷⁴ Цзиньцев и их беспокоили. Цзиньцы [219] постоянно вели с ними войну и наконец заключили мир, дав множество денег и вещей. В записках Ли-ляна о походе против Монголов («Чжен-мэн-цзи») говорится следующее. «Монгольский государь дал годам своего правления название Тянь-син и сам принял титло Тай-цзу Юань-мин Хуан-ди. Но нынешние Татары весьма просты и дики и не имеют ни малейшего устройства. Расспрашивая их, я узнал, что Монголы уже давно истреблены и исчезли, потому что на севере царства то простираются на тысячу, то на сто миль (ли), то усиливаются, то падают, и гибнут без всякого постоянства.

При начале возвышения Татар, у них не было вовсе письмен; всякий раз, когда надобно что повелеть, отправляют туда и сюда посланца и ему дают на память только вырезанный приказ (?); но посланный не смеет ни прибавить, ни убавить ни одной буквы: таков обычай этого народа; так просты их нравы. В соседстве с ними находятся Уйгуры (Хой-гу), которые перепродают им то, что выменивают (у нас) на обеих реках. Поныне еще, во всякой переписке с другими государствами, (Татары) употребляют уйгурские письмена, похожие на китайские ноты для флейты. Но теперь уже два года, как цзиньские изменники и поддавшиеся чиновники, не имевшие пристанища, желая быть для них полезными, научили их письменам (т. е. китайским) и в переписке с Цзиньским царством они употребляют китайские буквы. В прошлом году весной, просматривая их бумаги, я во всех встречал, что они называют себя великой династией (Да-чао). Года означают именами животных: год зайца, дракона, и только с прошлого года переменили на циклические знаки ¹⁷⁵ и прошлый год [220] писали год гэнь-чэнь (1220), а нынешний син-и (1221). Сверх того, по привязанности к Монголам, как к мужественной нации, дали своему царству название Великого Монгольского Царства, и этому также научили их перебежавшие Нючжисцы. Я сам, при свидании с их регентом, императорским наместником, великим князем (го-ван) Мо-хоу (Мухури) ¹⁷⁶, слышал, как он называл себя всякий раз татарским человеком, да и все их вельможи и главнокомандующие называли себя «я» (би); они вовсе не знали, откуда взялось название Монголов и что такое название династии и лет правления. Отправляемые ныне бумаги все пишутся перебежавшими чиновниками, знающими письмена, которые насильно учат (Монголов) как вести дела. В «Описании перенесения (столицы Сунской династии) на юг» («Нань-цянь-лу») написано, что Татары, в бумаге к Цзиньскому царству, подписали: девятый год правления лун-ху (дракон и барс); но этого вовсе не было. Однакож, по моему глупому разумению, наверно через несколько лет, перебежавшие Цзиньские чиновники непременно научат их сочинять свой календарь и непременно переменят года и дадут прозвание государству.

IV. Императорские дети и князья.

У императора Чингиса всего три брата: Чингис старше всех; первый императорский брат давно уже погиб в сражении, второй называется Бянь-гу-дэ на-цзянь [221] (Бэлгэтэй-ноянь) и живет в орде, третий, Тэ-мо-га-чжэнь, владеет большей частью собственными людьми и лошадьми, искусен в сражении и отличился подвигами. У Чингиса весьма много детей, старший сын, Би (инь), убит при осаде западной Цзиньской столицы Юнь-чжун, во время нападения на это царство. Нынешний старший императорский сын, Ю-чжи (Чу-чи), есть уже второй сын; третий называется А-дай (Угэдэй? Чаганьтай?), четвертый Тянь-лоу (Ту-лэй); пятый Лунь-сунь (?). Все они рождены от настоящей императрицы. Сверх того, еще есть до 10 человек детей, рожденных от наложниц. Дочерей семь; старшая принцесса (гун-чжу), по имени А-ци-би-сэ, ныне выдана замуж за Бао-ду Фу-ма; вторая Ао-ли-хэй ба-инь (бэгинь?), по просту называемая Би-цзи Хатунь (Фу-жень); она была выдана за беглого цзиньского чиновника Бо-сы-бу, и, по смерти его, живет вдовой и ныне управляет Белыми Татарами. Она каждый день сама все осматривает; ей прислуживают несколько тысяч женщин; все распоряжения касательно походов и казней выходят от нее самой. Третья принцесса называется A-у, выдана за сына министра Гоцзё (императорского дяди). Имена прочих дочерей мне неизвестны. Внуков (у Чингисхана) весьма много.

V. Знаменитые полководцы.

Самый первый по заслугам есть тай-ши и великий князь Мо-хэй-ли, это его кличка; Китайцы зовут его Ма-хоу-ло; в бумагах пишут: Моу-хэ-ли, — все это от исковерканности южного и северного наречия. Он пожалован главнокомандующим (да-юань-шуай) всех войск во вселенной (т. е в китайских владениях), канцлером (тай-ши) всех провинций, великим князем; он Черный Татарин (по [222] происхождению). В последние десять лет все великие войны на востоке и западе, потрясшие и поразившие как Китай, так и варваров, произведены по его решению; потому его и зовут временным императором (наместником). В платье и церемониях он пользуется правами императорскими. У него есть старший брат, по имени Цзи-ли-гэ-на; но он не заведывает делами, и у него только есть тысяча всадников.

Второй по старшинству (брат Мухури) называется Ми-гэ и теперь служит телохранителем (ху-вэй) Чингиса. За ним идет (князь) Дай-сунь-гуй (ван), постоянно следующий (за императором) Великий князь постоянно наказывает своим войскам называть его братьев только по имени, а не величать князьями. У него только один сын, Па-о, красивой наружности; не бреется, ходит в чалме, носит узкое платье, умеет говорить на различных языках.

Второй (по Мухури?) называется Ту-хуарл; он имеет звание тай-фу и графа (го-гун); известность его наравне с самим Мухури. Есть еще сановник Чже-бо (Чэпэ); он лично следует за Чингисом и управляет главными войсками. За ним следует министр (шан-шу-лин) Ань-чи-на-я; это младший брат главной императрицы; под его ведомством 100 слишком тысяч конницы; подчиненные его строго соблюдают законы. Сами Татары говорят, что приверженцы великого князя все негодяи, а окружающие министра хорошие люди.

За ним Лю-бо-линь: это (Китаец) уроженец округа Юнь-нэй (в облаках), в стране Янь (нынешняя провинция Чжи-ли). Он сначала был начальником войска у Цзиньцев; но потом передался татарскому повелителю. У него есть весьма храбрый сын, женатый на жене старшего Тэмучженева сына, погибшего в сражении. Он, вместе с [223] Татарами, участвовал при осаде столицы (в провинции) Янь (т. е. Пекина) и других мест, и весьма отличился. Лю-бо-линь недавно пожалован князем (ваном), но теперь оставил службу и живет в бездействии, дома; его же сын ныне комендантом западной столицы.

За ним следует граф Да-гэ-сян; он из фамилии Цзи (иероглиф цзи похож на чжа) и теперь комендантом Яньской столицы (Пекина) За ним следует Чжа-па, он Уйгурец, теперь уже стар и также управляет вместе (с предыдущим) Яньской столицей и другими местами. Сверх того, между значительными лицами, должно упомянуть о полководцах Чжи-тань-эр (Шитяньни?), У-ши-ши, полководце Лю и множестве других, у которых есть свои корпуса конницы. Все они находятся под начальством царя Мухури.

VI. Министры и правители.

Главный визирь (цзай-сян), То-хэ-тай-ши, старший брат Тухуа-тай-фу, по происхождению своему Нючжисец, весьма хитер. Оба брата передались татарскому владетелю и сделались министрами и военачальниками. За ним следует татарский визирь Цзу-лэ-до-хэ. Сверх того, есть еще нючжиский визирь Ци-цзинь (Цэцен?). Имен прочих я не знаю; но, по большей части, все они перебежавшие нючжиские чиновники. Прежде были известны Бо-цян ¹⁷⁷ и Ли-цзао, как министры; но ныне я нахожу только в одном месте (бумаге) подпись: Бо-лунь приходил сюда с войском; не знаю также, жив ли он теперь. В Яньской столице [224] встретился я с одним Киданьцем, И-цы-цзинем, который заведывает перепиской придворной канцелярии. Сверх того, есть Ян-бяо, министр чиновнической палаты, и Ян-цзао, комендант северной столицы. При мне, перед царем (Мухури) стояли два Ланчжуна из Цзо-ю-сы (правого и левого приказа), которые вдвоем переводили слова посланников; это были прежние цзиньские правители, Нючжисцы по происхождению.

VII. Военной управление.

Татары родятся и вырастают на седле и на лошади; они сами собой научаются сражаться, потому что вся их жизнь круглый год проводится на охоте. От того у них нет пехоты, а все конница; войска у них может набраться несколько сот тысяч. Письменных дел у них (по военной части) почти нет; но все, начиная от главнокомандующего до тысячника, сотника и десятника (пай-цзы-тоу; см. об этом выше), командуют лично. Всякий раз, когда они хотят взять большой город, то сначала нападают на малые места, берут в плен тамошних жителей и гонят их на осаду. Для этого они отдают повеление, чтобы каждый конный солдат захватил десятерых человек; когда это число вполне набрано, то всяким человеком берется известное количество травы, или дров, земли, камней, их гонят день и ночь, убивая отсталых; пригнав, немедленно заравнивают каналы и канавы (вокруг городских стен, притащенными материалами). (При осаде) употребляют еще также подкопы, батареи (пао-цзо) и проч.; при этом не жалеют десятков тысяч народа, и от того города всегда бывают взяты. По занятии их убивают без всякой пощады всех, не разбирая ни старых ни малых, красавцев и безобразных, [225] бедных и богатых, противящихся и покорных; никакое знаменитое лицо не избегнет смертной казни, если оно, при встрече с неприятелем, окажет сопротивление. По завладении городом, добычу делят на пропорциональные части между высшими и низшими. Велика ли, мала ли эта добыча, всегда оставляют одну долю ¹⁷⁸ для поднесения императору Чингису; всему остальному составляется роспись. Министры и другие, находящиеся в Шамо и не имевшие дела с неприятелем, имеют также свой участок. Всякое совещание о войне производится в 3-й или 4-й луне; весть о решении рассылается повсюду; потом 5-го числа 5-й луны вторично рассуждается о том, куда направиться осенью настоящего года, после чего, по случаю летних жаров, всякий расходится по своим владениям к пастбищам; в 8-й луне все собираются в Яньской столице, а после этого начинается поход.

VIII. Конное управлении.

Татарская страна богата водой и травой и способна для воспитания баранов и лошадей. Лошадей, через год или два по рождении, приучают, в продолжении трех лет, к вынесению трудностей езды: тогда только употребляют их в дело; первоначальное обучение нужно для того, чтоб они не лягались и не кусались. Тысяча лошадей составляет табун и в нем не заржет ни одна лошадь; когда слезают с нее, то не нужно привязи, она и без того не уйдет. Качества лошади превосходны: весь день она не ест, и только ночью пускают ее пастись в поле, не разбирая, попалось ли место, покрытое зеленью или иссохшее, на рассвете (снова) [226] седлают; (для корма лошадей) вовсе незнакомы с горохом или просом. У каждого человека, по выступлении в поход, бывает несколько лошадей, на которых он едет поочередно, по одному дню; от этого лошади не изнуряются и не гибнут.

IX. Провиант.

Татарская земля, изобилуя водами и травами, пригодна для лошадей и овец, которые составляют источник пропитания: так что одно кобылье молоко (кумыс) достаточно для утоления голода и жажды; молока одной кобылы достаточно для насыщения трех человек (?). Отправляясь в дорогу или возвращаясь домой, только и знают, что пьют кобылье молоко, или убивают барана. В той стране на одну лошадь приходится 6 или 7 баранов, т. е. у кого 100 лошадей, у того стадо из 600 или 700 баранов. Если, в поход на Китай (?), у них выходят бараны, то они стреляют зайцев, оленей, кабанов. Поэтому войско, состоящее хотябы из нескольких сот тысяч, когда располагается лагерем, то в нем не видно ни огня, ни дыму. В последние годы, так как они увели в рабство Китайцев, которые насыщаются только хлебной пищей, они стали захватывать хлеб; от того, на стоянках и заставах, ныне варят и едят кашицу. В их стране также родится, в некоторых (буквально: в одном или двух) местах, черное просо, которое также варят для кашицы.

X. Завоевания.

В то время, когда Татары не вышли еще из своих пределов, в годы правления Да-дин (т. е. от 1161-1189 г.), [227] при разбойнической Цзиньской династии, в Яньской столице и Киданьской стране разнеслось предсказание, что настоящее правительство, теснимое Татарами, не найдет себе убежища. Глава ¹⁷⁹ Цзиньский, Юн (это кличка Ши-цзуна Цзиньской династии вышесказанных годов правления Да-дин), услыхав об этом стороной, с испугом воскликнул: Татары непременно будут (в последствии) причиной беспокойства для нашего царства! Поэтому он отдал приказание немедленно выступить в поход против их отдаленной и пустынной страны. И чрез каждые три года отправлялись войска на север для истребления и грабежа: это называлось набором (цзянь дин, что буквально значит «уменьшение рабов, или слуг, рекрутов») и истреблением людей. Поныне еще в Китае все помнят, что за двадцать лет пред этим, в Шань-дуне и Хэ-бэй, в чьем доме не было куплено в рабство татарских девочек и мальчиков: это были все захваченные в плен войсками. Те, которые в настоящее время у Татар вельможами, тогда, по большей части, были уведены в плен и жили в Цзиньских владениях. Притом, каждый год из их страны платили дань; ее принимали за границей, отсылая назад посланных, не допуская их таким образом вступать в Цзиньские пределы. Татары убежали в Шамо и мщение проникло в их кости и мозг. Когда ложный ¹⁸⁰ Чжан-цзун вступил на престол, то в годы его правления Мин-чан (от 1190-1196) запрещено было убивать и грабить: чрез это Татары мало-по-малу возвратились на родину; число народа увеличилось. Это [228] снова обеспокоило Чжан-цзунан он воздвигнул новую Великую стену (чан-чэн) на север от Цзин-чжоу и охранение ее поручил Тангу-чжа. Когда Тангу-чжа взбунтовались, то вместе с ними взбунтовались И-ла-ду-чжа (в Цзиньской истории: Е-ла-ду), Мудянь-чжа, Моу-чжа, Хоудянь-чжа (в Цзиньской истории: Гудунь), и прочие. Цзиньцы отправили против них войска и усмирили; рассеянные Чжа’сцы передались Татарам. (Между тем) в это время, между Уйгурами был некто по фамилии Тянь, весьма богатый и ведший торговлю на огромные суммы; он часто посещал Хэбэй и Шань-дун; вместе с Чжа’сцами он начал рассказывать Татарам о богатстве жителей этих стран, подстрекая их к собранию войска и вторжению (в Цзиньские пределы). И Темучинь, который уже питал неудовольствие за притеснения, вступил в пределы и, завоевав, истребил все пограничные места. У Татар, как старые, так и молодые, и теперь все припоминают слова Яньских разбойников (т е. Нючжисцев), как они им говорили, «наше царство подобно морю, а ваше горсти песку куда же вам с нами справляться!» Только тогда уже, когда взята была западная столица, вздрогнули как царь, так и вельможи разбойников; они собрали все отборные войска своего государева, в числе 500,000 человек пехоты и конницы и отправили их навстречу под начальством Ху-ша-ху; но они потерпели великое поражение. Вторично составлено было новое войско, набранное в Шань-дуне, Хэбэй и других местах; к нему присоединена была гвардия телохранителей императорских и проч.; в нем считалось 300 тысяч человек, под предводительством Гао-ци. Это войско было разбито под стенами Яньской столицы, когда Татары приступили к этому городу; тут сокрушены были силы разбойников Цзиньцев, увеличивавшиеся в продолжении столетия, [229] войско рассеялось и было истреблено, от этого царство (Цзиньское) пришло в упадок Всякий раз, когда Татары осаждали города в Хэбэй, Шаньдуне и Янь-бэй (на север от Пекина), разбойники не смели противиться их оружию.

XI. Должности.

Татары, подражая цзиньским разбойникам, также ввели у себя звания лин-лу шан-шу (министров), лин-цзо-ю-сян (главноуправляющих), правого и левого пин-чжан (директоров) и другие должности. Они также поставили визирей (тай-ши), главнокомандующих (юань-шуай) и др., которые носят при себе (в знак достоинства) золотые пайцзы. Первостепенные знаменитые вельможи носят изображение двух тигров, или так называемую прежде, ху-доу («дерущиеся тигры»). На золотой пайцзе находится китайская надпись: «святая воля, ниспосланного небом, императора Чингиса должна по возможности (с благоговением) исполняться» ¹⁸¹. За ней следует простая (т. е. без тигров) пай-цзы, с надписью, «святая воля ниспосланного небом императора Чингиса да немедленно (исполнится)» ¹⁸². За ней следует серебряная пай-цзы, с одинаковой надписью, как и в предыдущей. Чингис издает также указы (чжао), приказания (чи) и другие бумаги. Этому всему научили передавшиеся [230] цзиньские вельможи. Те указы, которые издаются для народа, бывают четырех форм, именно: объявления (сюань) и наряд (чай) ¹⁸³. Чиновники, управляющие провинциями (чжоу), называются цзе-ши. Те богатыри, которые предстоят по обеим сторонам (Чингисхана) е луками и стрелами и знаками достоинства, называются хувэй (ху «охраняющие» и вэй «окружающие», гвардия).

XII. Нравы.

Татары презирают старость и уважают бодрость; у них не в обычае частные ссоры и драки. Первого числа первой луны они непременно поклоняются небу. В праздник Чун-у бывает тоже, все это однакож ввелось от долговременного пребывания в стране Янь и заимствовано от Цзиньцев. Они любят угощения. Всякий раз, как царь Мухури возвращался с сражения, он несколько дней сряду пировал (попеременно) у своих жен; тоже делают и низшие против него. Татары, по большей части, имеют обычай не мыть рук и хватаются ими (во время стола) за рыбу и мясо; когда жир пристает к рукам, то обтирают их о свои кафтаны. Платье их не снимается (т. е. не переменяется) и не моется до тех пор, пока не износится. Женщины иногда намазывают себе шею (или лоб, но здесь, очевидно, лицо) желтыми белилами; они ходят доныне без перемены в старинном китайском костюме. Все, начиная от Чингиса до простолюдина, бреют, подобно как у [231] китайских детей, окружность головы, оставляя три пучка, из которых тот, который висит над лбом, подстригают тотчас как несколько подростет, другие же два по бокам свивают в два небольшие рога и спускают на плечи.

XIII. Военные принадлежности и оружие.

В знак присутствия Чингиса распускают большое знамя, все белое: кроме этого нет других знамен и хоругвей; но также бывает и зонт: он делается из желтой или красной материи. Троном служит монгольский диван (ху-чуан), с драконовыми заголовками, обложенный золотом. Царь (го-ван, Мухури) иногда употребляет серебряный стул (чу, «место»), что и служит отличием (его от прочих?); седло и подпруга (сбруя), также как и у царя, украшаются золотом и фигурами свернувшегося дракона. Ныне царь (Чингисхан) употребляет только одно белое знамя о 9 хвостах: в средине его изображена черная луна; оно распускается, когда отправляются в поход. Говорят, что, кроме его, только у одних главнокомандующих бывает по одному знамени. Только у одного царя употребляется барабан, в который бьют, когда вступают в сражение. Седло делается из дерева; оно весьма легко и искусно сделано. Луки всегда бывают свыше одной силы, на стрелы употребляют песчаную иву; сабли весьма легки и тонки, они выгнуты.

XIV. Посланники.

Их посланники (т. е. командируемые куда-нибудь) называются сюань-чай (т. е. отряжаемые для разглашения) ¹⁸⁴. Те, [232] которые посылаются от императора или царя, при проезде своем по губерниям и уездам или местам жительства офицеров, бывают встречаемы с почтением. Не разбирая, имеет ли он высший или низший чин, все наперерыв ему кланяются, ставят почетный караул у ворот, сажают на высшее место; правители сами чинят коленопреклонение и оказывают всевозможное усердие. Посланник останавливается в желтой палатке, в которой производятся дела; встречают его вне предместий, провожают с барабанным боем, распущенными знаменами и музыкой. При всякой встрече переменяют лошадей; сопровождающие посланца делают тоже Это называется ехать на почтовых (чэн-бу-ма); это также напоминает древний (китайский) образ езды. В последнее время, когда (наш) посланник прибыл в местопребывание их царя, при свидании было весьма мало церемоний, а слова весьма прямы; при этом говорили: «твой великий добрый Сунский император (или) твой добрый визирь!» Вообще, их характер, по большей части простой, и в нем отражается неиспорченность древности. Как жаль, что у них наставниками перебежавшие цзиньские чиновники! Ныне они уже выходят из хаоса (простоты), разрушают естественное (буквально: настоящее) небесное учение и прибегают к низким хитростям! О, это гадко!

XV. Жертвоприношения (религия).

Всякий раз, как гадают о счастии или несчастии, о каком-нибудь предприятии или военном нападении, [233] употребляют баранью лопатку; разламывают ее или железным молотком, или в огне, и по излому и трещинам заключают об успехе. Это похоже на (китайское) гадание на черепашьем черепе. Всякий раз, как пьют вино, сперва подчивают (друг друга). Они обыкновенно весьма чтут небо и землю; во всяком деле упоминают о небе (т. е. призывают небо в свидетели); услышав гром весьма пугаются и не смеют итти с войском, говоря, что такова воля неба.

XVI. Женщины.

По их обычаю, при выступлении в поход, как богатые, так и бедные берут с собой, по большей части, и женщин; они сами говорят, что они нужны для присмотра за багажом (постелью), платьем, вещами и деньгами. На женщинах лежит исключительная обязанность ставить юрты, принимать лошадей, седлать их, присматривать за скарбом, верблюдами и проч. Они весьма искусны в езде; платье у них похоже на то, которое носят китайские дао-сы. Жены старейшин (т. е. князей) носят шапку гу-гу, сплетаемую из проволоки; она имеет форму бамбука (?), высотой около трех футов; ее украшают фиолетовой парчой или золотом и жемчугом; над ней еще торчит палка, украшенная фиолетовым (хун-цин) бархатом. Еще носят платья с вышитыми рукавами, похожие на китайское хо-чан (платье из перьев?), оно широкое и длинное, так что волочится по земле, и когда идут, то две невольницы несут (шлейф). Мущины и женщины садятся без всякого разбора и без всякого запрета, подчуют друг друга. Когда (наш) посланник, отправленный на север, представился их царю, то, по окончании (церемонии) встречи, ему велено было сесть пить вино вместе с его женой, царевной Лай-мань и [234] восемью наложницами, которых величали дамами; при всяком угощении и после они также присутствовали. Эти наложницы ослепительной белизны и красивой наружности; четыре из них суть княгини (гуй-пинь) цзиньские, а четыре другие были женами Татар; они весьма красивы и пользуются чрезмерной любовью. Все они были одеты в монгольское платье и носили монгольскую шапку (ху).

XVII. Пиршества, музыка и мимика.

Когда царь выступает в поход, за ним следует женский оркестр, состоящий из 17 или 18 красавиц, весьма искусных в игре. Они играют по большей части на четырнадцати-струнном инструменте. Главных регентов четверо. В знак каданса бьют в ладоши; музыка весьма низка. Мимика (т. е. пляска) их весьма странна (или отличается от нашей китайской). По татарским обычаям, когда хозяин подносит бокал с вином гостю, то если этот хоть каплю оставит недопитою, хозяин уж больше не станет подносить. Когда же видят, что вино выпито до дна, то бывают весьма рады. Когда у них играют в мяч (?), то в этом участвуют не более двадцати всадников, потому что не любят при этом шума. (Однажды), по окончании такой игры, (царь) послал за нашим посланником и когда он пришел, то сказал ему: нынче играли в мяч, почему же ты не приходил? Тот отвечал, что его не приглашали и потому он не смел придти. Тогда царь возразил: ты по прибытии в мое царство сделался домашним человеком; приходи всякий раз веселиться с нами, когда бывает пиршество, игра в мяч или облава; к чему еще дожидаться зову? После этого он захохотал, оштрафовал (посланника) шестью бокалами и отпустил его к вечеру, [235] когда он уж чрезвычайно опьянел. Кроме того, по их обычаю, всякий раз как пьют вино, соседи меняются друг с другом (рюмками?) или отведывают один у другого. Если сосед держит бокал одной рукой, то это значит, что мне нужно хлебнуть из него, и тогда уже он имеет право пить; если же держит обеими руками, то значит, он хочет со мной поменяться бокалами и я должен выпить до дна его вино, а потом наливши подчивать его; от этого легко напиваются. Всякий раз, когда постороннему гостю случится, напившись, шуметь или нарушать правила благопристойности, когда с ним делается рвота или он ляжет (спать), то в восторге говорят, гость напился, значит он со мной душа в душу. Когда наш посланник прощался, то царь наказывал провожатому: «в каждом хорошем городе останавливай его на несколько дней, давай лучшего вина, чаю, пищи, чтобы хорошие мальчики музыканты играли для него на флейте, а красавицы бряцали на инструменте». Под именем хороших городов разумелись лучшие областные (чжоу) и уездные (янь) города.

Сочинял Мэн-хун, при Сунской династии.

Комментарии

172. Иероглифы Мэн и Да те самые, которые употребляются первый в имени Монголов (по-китайски Мэн-гу), а второй в названии Да тань, совращение же, здесь встречаемое в этих собственных именах, принадлежит к свойствам китайского языка.

173. Т. е. инородческие племена, которые были под зависимостью Цзиньцев и охраняли их границу

174. Так как это пишет Китаец, принадлежавший Сунской династии, то он и называет Чжурчженей разбойниками.

175. По китайскому обычаю, 12-летний а 60-летний циклы имеют особенные знаки, хотя а соответствующие названиям животных, но сами не имеющие этого смысла.

176. Автор дает ему титул цюань-хуанди («имеющий власть императора»), тогда как Юаньская история говорит, что он был пожалован только ваном.

177. Но ниже имя это пишется Бо-лунь.

178. Это можно принять в значении десятой части всей добычи.

179. То есть император. Название «глава» умышленно употреблено здесь автором с намерением оскорбить

180. Император или самозванец; но это тоже ругательный эпитет со стороны Китайца Сунской династии, в глазах которого один только его царь имел право на звание императора.

181. Тянь-цы Чэн-цы-сы Хуан-ди Шэн-чжи дан бянь и син ши. Здесь слова Тянь-цы, с одной стороны, напоминают известную на найденной пай-цзе монгольскую надпись Тегриин-кучун-дор, а с другой представляют те самые иероглифы, из которых, по словам автора, производили слово Чингис.

182. Т. е. вместо предыдущей фразы Шэн чжи дан блн и син ши, писались только слова чжи цзи, чжи значат «воля, приказание», а цзи «скоро, немедленно». Впрочем, может быть, автор и позволил себе сокращение.

183. Здесь есть пропуск, иди, так как автор не перечисляет всех четырех видов, то надобно понимать: они известны под общим именем сюань чай «объявление, наряд». Но для нас важнее всего то, что название сюань, встречаемое на известной пайцзе, породившей спор между нашими учеными, было уже известно при Чингисхане.

184. Не цзамчи ли? от монгольского слова цзам «дорога» Ныне по-монгольски посланец и простой гонец называются эльчи; невозможно, чтобы Монголы не имели своего названия в то время для посланцев, но в бумагах, писавшихся на китайском языке, очень легко, может быть, употреблялось слово сюань-чай.