СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

ИБН МИСКАВЕЙХ

КНИГА ОПЫТА НАРОДОВ

ТАДЖ-АРИБ АЛ-'УМАМ

Известия о Древней Руси арабского писателя Мискавейхи X-XI вв. и его продолжателя ¹

Для ознакомления с событиями и явлениями русской истории X века историческая наука обладает, в сущности, весьма ограниченным кругом источников и материалов. Нужно поэтому очень радоваться приобщению к этому ряду данных еще одного источника, который не так давно стал доступен для изучения и совсем недавно — в 1921 году — впервые был привлечен к освещению фактов начальной русской истории. Мы имеем в виду исторический труд арабского писателя Мискавейхи, рассказ которого о походе русских на г. Берда’а — без каких либо комментарий — сообщил французский арабист Clement Huart в одном из изданий французской Академии Надписей ².

Имя Мискавейхи (по персидски Мушкойе ³) и его литературная деятельность давно уже отмечены в истории арабской литературы ⁴. Перс по происхождению Абу али Ахмед бен Мухамед бен Якуб ⁵, известный под только что приведенным выше именем, был человеком разнообразных интересов и способностей. Он занимался и медициной ⁶и алхимией, отдавал свой труд литературной обработке своих мыслей в области философии и этики, оставил после себя большое историческое сочинение. Вместе с тем он занимал влиятельное положение при дворе султанов — буваидов, будучи их секретарем, библиотекарем, также хранителем сокровищ, порою конфидентом и интимным другом ⁷. Мискавейхи приобрел особое значение как [176] моралист, почему все исследователи истории философской мысли в среде последователей Ислама с особым вниманием останавливаются на личности и сочинениях этого мыслителя ⁸.

Большое историческое сочинение Мискавейхи «Книга опытов народов и осуществления заданий» («Kitab Tajarib al-Umam wa Ta’aqib al Himam») ⁹посвящено описанию событий от первого года геджры и доведено до 369 года этой эры, т.е. до 979-980 гг. христианского летоисчисления. Этот исторический труд Мискавейхи давно уже занял свое место в списке исторических сочинений арабских писателей. Однако, только в начале семидесятых годов прошлого столетия приступлено было к извлечению его из рукописных собраний. Известный ориенталист M. J. de Goeje во II-ом томе своего издания «Fragmenta historium arabicorum», вышедшем в 1871 году (Lugduni Batavorum), поместил текст одной части этого труда нашего историка (за годы 196-251). Но полное ознакомление с этим сочинением становится возможным только в новейшее время благодаря отысканию среди рукописей мечети Святой Софии в Константинополе полного его списка ¹⁰, и благодаря — как фототипическому, впрочем не вполне удачному и удобочитаемому, воспроизведению этого списка при участии Leone Caetani, principe de Teano, ¹¹ — так в особенности большому сводному изданию последней части «книги» (года 295-369 геджры) с английским переводом в Оксфорде в 1920-21 гг. ¹². Из издания Каетани извлекает интересующия нас сведения Cl. Huart.

Мискавейхи жил во второй половине X-го и в начале XII-го веков, умер он в глубокой старости в 1030 году (421 г. геджры) ¹³. Не знаем точно, [177] когда приступил он к составлению своей книги «об опытах народов», во всяком случае он начал свою жизнь, когда еще живы были современники и свидетели русского набега 943-44 гг. Мискавейхи был, таким образом, младшим современником армянского писателя Моисея Каг(л)анкотваци, жившего во второй половине X века и упомянувшего в своей «Истории агван» о русском походе 943-4 г. ¹⁴Эти два лица являются, видимо, первыми по времени писателями, посвятившими страницы своих произведений этому столь интересному для нас эпизоду из истории древней Руси. Почти одинаково близкие ко времени этого события, эти авторы, однако, несколько рано его описывали, в некоторых деталях существенно расходясь друг с другом. Так, напр., у Каганкотваци — русских губят женщины с помощью отравы, у Мискавейхи — они гибнут от употребления фруктов в изобилии. В данном случае необходимо отметить, что армянский писатель мог быть даже очевидцем описываемых им картин, как полагал Brosset, ¹⁵Мискавейхи же, по собственному его признанию, основывался в своем изложении на рассказах очевидцев. Это последнее обстоятельство, ясно выступающее в текст нашего повествования, дает известные основания для признания его оригинальности, — во всяком случае остается только общим предположением возведение этого рассказа к недошедшему до нас, но часто цитированному у нашего писателя и, видимо, сильно использованному им сочинению продолжателя Табари (от 290 г. до середины IV века геджры) Табита бен Синана (ум. 363/365 = 973/975 гг.) ¹⁶.

С другим писателем, повествующим о походе русских в 943-4 г. — с Ибн-эль-Атиром ¹⁷(а через него и с некоторыми другими, опиравшимися на рассказ последнего писателями) у нашего историка связь уже не по времени жизни и писательской деятельности, но по содержанию повествования. Ибн-эль-Атир — писатель XIII века, его рассказ о событиях в Берда’а и на Куре 943-4 г. был до открытия повести о них же Мискавейхи самым подробным и обстоятельным, признавался передающим сообщение современника событий, хорошо знакомого с положением дела на Кавказе ¹⁸. Теперь мы можем констатировать, что, конечно, Мискавейхи принадлежит первенство в отношении обстоятельности и подробности рассказа. Сравнение соответствующих отрывков Ибн-эль-Атира и Мискавейхи убеждает в том, что у первого из этих писателей мы имеем лишь сокращение рассказа второго. ¹⁹[178] У Ибн-эль-Атира мы не встречаем ни одной подробности, которые выводили бы нас за пределы материала Мискавейхи; Ибн-эль-Атир изложил все дело по труду последнего с рядом сокращений, но не меняя ничего по существу.

Приводим перевод рассказа Мискавейхи о русском походе 943-4 гг.; в основание переводы положены английский и французский переводы Margoliouth’a и Huart’a, а также арабский текст, использованный для нашего перевода при исключительно-любезном содействии Владимира Федоровича Минорского.

* * *

«В этом 332 (=943-4) году отряд народа, известного под именем «Рус», выступил в поход на Азербайджан и направился к Берда’а; он овладел этим городом и захватил его жителей.

О подвигах русов и об их исходе.

Эти Русы — племя великое; они великодушны и обладают чрезвычайной силой; они не знают отступления, ни один из них не повернет спины, но или убьет противника или сам будет им убит. Обычно каждый из них несет на себе свое оружие и к себе же привязывает большую часть ремесленных орудий, как то топор, пилу, молот и другия подобные вещи; они сражаются при помощи дротика, щита, меча; они носят на себе — далее — столб для палатки и оружие подобное кинжалу. Русы сражаются пешими, в особенности те, которые совершили этот набег на Берда’а.

Они плыли по морю, сопредельному с их страною, и переехали по нему до устья большой реки, известной под именем Курр (=Кура) и стекающей с гор Азербайджана и Армении в море; это та река, что протекает через Берда’а ²⁰, — ее сравнивают с Тигром. Когда они (Русы) прибыли к реке Курр, наместник Эль-Марзабана ²¹, управитель города, вышел к ним навстречу во главе отряда в 300 человек, собранных из среды дейлемитов ²²и почти такого-же числа курдов и бродяг; сверх того он побудил народ выступить на войну и около пяти тысяч добровольцев двинулось в путь для борьбы с вторгнувшимися; но они были полны ложных надежд и не знали твердости этих людей (русов), предполагая, что последние будут себя вести так же как армяне и греки. Когда они были построены для битвы против этих (русов) и когда началось сражение, то не прошло и часа, как русы сделали страшный натиск, который привел в расстройство войско мусульман; все добровольцы и остаток войска отступили за исключением дейлемитов, которые продержались еще некоторое время и наконец были убиты, — спаслись лишь те, кто имел лошадей. [179]

Русы преследовали остатки войска до самого города. Все граждане, имевшие верховых лошадей, обратились в бегство, равно как войско и простой народ, и покинули лагерь, перед которым русы расположились лагерем, а затем и овладели им. Абу-ль-Аббас, сын Нудара, и несколько сборщиков налогов мне рассказывали, что враг поспешил вторгнуться в город и сделал затем успокоительное для жителей объявление такого содержания: «у нас нет с вами спора о религии; мы ищем лишь власти; наше дело — хорошо себя вести, ваше — верно нам повиноваться».

Отряды эль-Марзабана между тем наступали на русов со всех сторон, но только для того, чтобы быть разбитыми русами, которые делали вылазки из города. Когда мусульмане атаковали русов, то жители города с криками — «Аллах акбар» (=«Велик Бог») встретили русов ударами камней. Русы приказали им быть сдержанными и не вмешиваться в отношения между ними и султаном. Порядочные люди благоприятно приняли это предложение, но чернь не сумела сдерживать себя, но открыто проявляла свои мысли и противодействовала русам, когда последние были атакованы отрядами султана.

При длительности такого положения глашатай (русов) объявил, что все жители города не смеют более оставаться в нем и должны его покинуть в продолжение трех дней после этого объявления. Все, кто обладал лошадьми, вывезли своих жен и детей, но такими была лишь незначительная часть. У четвертому дню в городе осталось большинство его населения. Тогда русы напали на него и ударами мечей убили нечетное число людей; а затем окончив это избиение — взяли в плен десять тысяч мужей, молодых людей, жен, дочерей, а также мальчиков, и заключили их в крепость внутри города, каковой стал «шахристаном» русов ²³, именно здесь русы остановились, расположив свой лагерь, и укрепились. Затем русы собрали людей в главной мечети и, расположив стражу у ворот, заявили — «теперь платите выкуп».

О разумном плане одного из граждан, от принятия которого они (граждане) уклонились, вследствие чего были избиты, а их добро и семьи были разорены.

В этом городе жил один христианин по имени Ибн-Самсун, человек здравого смысла, который явился посредником между русами и пленниками. Он добился от русов согласия, чтобы каждый пленник выкупался за цену в 20 диргемов с человека. Рассудительные из среды мусульман последовали этому предложению, но другие возражали: «Ибн Сам’ун, говорили они, хочет только уравнения мусульман и христиан в уплате выкупа!» Тогда Ибн Самсун воздержался от продолжения своих предложений. Русы прекратили было свои убийства в расчет получить от пленных эту малую сумму, но увидев, что они не получают ничего, они возобновили убийства и погубили всех до последнего, кроме разве тех немногих, которые спаслись при помощи узкого водопровода, доставлявшего воду в [180] главную мечеть, да еще нескольких, кто выкупил свою жизнь за собранные ими сокровища — ибо часто мусульманин останавливал руса при помощи какой-либо суммы денег, которую он предлагал под видом выкупа и приводил его затем в свой дом или свою лавку; когда из его хранилищ уходили (в руки руса) его сокровища, составлявшие при этом более значительную сумму чем было условлено, рус не отставал от него, если даже эта сумма несколько раз удваивалась, но продолжал требовать, пока мусульманин не оказывался разоренным; когда рус убеждался, что у его жертвы не остается ничего — ни предметов, ни денег, ни драгоценностей, ни ковров или одежд, он отпускал мусульманина и давал ему кусок глины с оттиском печати, который предохранял его от требований других (русов). Русы собрали таким образом громадную добычу; они собрали женщин и отроков, изнасиловали тех и других и обратили их в рабство.

Когда вести об этих ужасных горестях дошли до сведения мусульман, обитавших в разных областях, они требовали общего выступления; эль-Марзабан бег Магомет собрал свои войска и возбудил народ к общей записи на войну; добровольцы прибывали к нему с разных сторон. Он отправился в путь во главе тридцати тысяч людей. Несмотря на это значительное число воинов, он не мог противостоять русам и для него оказалось невозможным произвести давление на них. Он начал битву с ними, атаковал их и утром и вечером, то с той, то с другой стороны, но возвращался разбитым . Борьба продолжалась между ними много дней и обращалась все время в пользу русов.

Когда это положение начало истощать силы мусульман, и это заметил Эль-Марзабан, то он обратился к хитрости и военным уловкам. Ибо случилось одно обстоятельство, благоприятное для мусульман, а именно то, что русы, пришедшие в Марагу ²⁴, ели здесь, сколько угодно им было, фрукты, которых в этих местах много разных сортов, в результате русы стали болеть и мор свирепствовал среди них. Дело в том, что их страна чрезвычайно холодна и не взращает деревьев, и то малое количество фруктов, что бывает у них — привозится к ним из отдаленных стран. Многочисленное их войско стало уменьшаться вследствие этой болезни. Эль-Марзабан решил тогда прибегнуть к хитрости, ему казалось подходящим — устроить ночью засаду. Он сговорился со своими отрядами, что они завяжут сражение; план заключался в том, что в то время как неприятель бросится в атаку, Эль-Марзабан обратится со своим войском в бегство, и когда в результате этого маневра враг разъярится против мусульман и, преследуя их, приблизится к месту засады, Эль-Марзабан и воины повернутся против них и испустят условный крик; если русы окажутся между отрядом Марзабана и засадой, то попадут в их руки.

На другой день, в исполнение этого военного плана, Эль-Марзабан и его [181] воины двинулись вперед; русы вышли напротив, причем их глава ехал на осле. Они расположились в боевом порядке и стали действовать обычным способом; эль-Марзабан и мусульмане обратились в бегство, русы стали их преследовать и перешли линию засады; но — отступавшие продолжали свой отход.

Позднее Эль-Марзабан сам рассказывал, что — когда он увидел свои отряды в таком состоянии — он крикнул им и настаивал, чтобы они вернулись к бою; но они не сделали этого — такой ужас возбуждали в их душах русы. Эль-Марзабан понял тогда, что если его воины будут далее отступать, то враг при отходе обнаружит засаду и это будет причиной гибели находящихся в засаде. И сказал он: «Я сам возвратился в сопровождении тех, кто последовал за мною, т.е. моего брата, моего товарища и слуг, и в душе своей положил я пострадать за веру. В этот момент большинство дейлемитов устыдилось своего бегства и вернулось; мы ударили на врага и прокричали условленный знак, обращаясь к засаде, которая вышла позади русов — мы произвели истинную сечу; семьсот из их числа мы убили, в том числе и их вождя. Остаток русов бежит в крепость, занятую ими внутри города, — там они собрали значительные запасы провизии, держали запертыми пленных и хранили добычу». Эль-Марзабан обложил крепость и блокировал ее, не располагая иными средствами борьбы кроме выжидания.

И вот дошло до него известие о вторжении в Азербайджан Абу Абдуллаха Хусейна сына Са’ида сына Хамадана, — он продвинулся в Салмас и соединился с курдом Джаффаром Шаккуйе племени хизбан. Эль-Марзабан был принужден идти на помощь его угрожаемым провинциям, а для продолжения войны с русами оставил одного из своих военачальников с 500 дейлемитов, 1500 курдской конницы и 2000 добровольцев….

Во время нового похода Эль-Марзабана его отряды продолжили осаду русов, все более одолеваемых болезнью. Когда русы хоронили кого-либо из своих, они клали оружие рядом с ним, также как его одежды и его орудия; равным образом они хоронили вместе с умершим его супругу или одну из его жен и его слугу, если умерший любил слугу, и все это делали по известному обряду. После удаления русов мусульмане обыскивали могилы эти и находили там мечи, которые служат забавой до нынешнего времени — по причине их блистательных качеств.

Когда число русов значительное уменьшилось, они вышли ночью из крепости, таща на плечах все, что могли взять из добычи, — драгоценные камни, богатые одежды, — остальное же сожгли. Они гнали вперед себя толпу женщин, мальчиков и девочек, которых хотели забрать с собою; они достигли берегов реки Курр, где их ждали суда, доставившие их из их страны, — ждали со всем экипажем и тремя сотнями русов, которым была сохранена их доля добычи. Русы расположились на судах и отправились в путь. Так Бог избавил от них мусульман.

Я слышал от очевидцев удивительные рассказы о силе этих русов и об их беззаботности перед лицом опасности со стороны окружавших их в бою мусульман. Между прочим, один рассказ ходит по той округе и я слышал его не от одного лица. Говорят, что какая-то группа из пяти русов находилась в саду в Берда’а; среди них был один безбородый молодой [182] человек с лицом ослепительной белизны, сын одного из их вождей, — с ними находились и женщины из полонянок. Когда мусульмане узнали о них, они окружили их; собралось большое число дейлемитов и других для нападения на этих пятерых. Хотели захватить хотя бы одного из них в плен — но это не удалось, так как ни один из них не сдавался; их удалось убить только после того, как от рук их пало во много раз больше пяти число мусульман. А молодой безбородый человек остался последним и защищался; когда же он почувствовал себя обреченным на захват, он взобрался на находившееся вблизи дерево и стал наносить себе раны кинжалом в наиболее жизненные части, пока не упал мертвым».

Описанный здесь набег русов на Берда’а в 943-4 г. известен только из восточных источников. Это обстоятельство вызывает целый ряд недоуменных вопросов вследствие необходимости все это повествование и основные в нем описанные факты внести в общий круг данных о древней Руси X века. Нельзя не признать, что обнаружение самого обстоятельного и может быть самого авторитетного повествования о набеге 943-4 г. в книге Мискавейхи не внесло в его историю сколько-нибудь определенно –проясняющих данных.

Оставляя в стороне вопрос о дате похода, в общем — всеми источниками относимого к 943-4 г., мы должны прежде всего обратиться к Мискавейхи с вопросом — о том, кто такие его «русы» и где расположена их страна. Наш писатель дает на эти вопросы весьма неопределенный ответ, он сводится только к сообщению имени участников набега — «русы» и к указанию, что страна этого народа находится недалеко от Каспийского моря, сопредельна с ним, — при этом Мискавейхи описывает эту страну, как весьма холодную и не взращающую деревьев, по смыслу контекста — главным образом фруктовых. Такие сведения о «Руси» как будто подают руку, скажем — руку помощи, тем историкам, которые убеждены в существовании в IX-X в. Руси у Дона и в Предкавказьи и именно оттуда — из Приазовской Руси ведут русских участников набегов X века на Каспий и близкие к нему земли ²⁵. Однако, Мискавейхи может быть полезен для этой гипотезы только в случае установления авторитетности источников этого его утверждения; — он сам, видимо, не бывал в земле героев своего рассказа, суммарный, неопределенный характер его указаний в этой части мало пригоден служить точкой опоры. Сообщение о сопредельности русской земли с Каспийским морем во всяком случае не может быть достоверно, особенно если вспомнить из восточных-же источников известную историю похода русов в 912-3 гг.; русы шли тогда вверх по Дону, переправившись волоком на Волгу и оттуда проникли в Каспийское море ²⁶, воспользовавшись [183] старым торговым путем, описанных Ибн-Хордадбегом ²⁷. В. В. Григорьев, а за ним и М. Грушевский полагают, что Русы в 943-4 г. шли иной дорогой, испуганные жестоким финалом похода 913 г. — через Волгу и землю Хазарскую, — на этот раз они якобы пошли по суше до Дербента ²⁸(вместе с вошедшими в их ополчение аланами, буртасами и хазарами), а далее отправились по воде до Куры и Берда’а ²⁹. Однако, полная фантастических и поэтических комбинаций и амплификаций «Александриада» Низами (XII в.) ³⁰, которой пользуются оба названные авторы, все же мало надежная опора для прочных исторических заключений, как бы они кстати ни подходили к гипотезе о Тмутараканской Руси. Не исключена вместе с тем возможность локализации страны русов у Мискавейхи в связи с нахождением у Каспия земли Хазар, из которой, вероятно, русы вышли в море, если, впрочем, это указание Мискавейхи не было выводом из каких-либо рассказов самих русов о себе. Холодный климат в стране русов — по Мискавейхи — ничего определенного не говорит о месте, где находится эта страна, — почему было бы ошибочно использовать это его сообщение прямолинейно и в смысле локализации русов на севере, ³¹ведь о климате Мискавейхи говорит только в связи с отсутствием в земле русов фруктовых деревьев и садов и о привозе к ним фруктов из чужих стран, — а известно, что садоводство в славянских землях вообще есть явление позднее, — видимо, независимо от климата ³².

У Мискавейхи есть еще одно указание относительно участников набега 943-4 гг., — именно упоминание об их вожде: он в бой выехал на осле и затем был убит на поле брани. Восточные писатели иногда отмечают — едва ли, впрочем, правильно — наличность коней только у русских начальников, ³³у Берда’а же русский вождь мог появиться на осле в силу местных условий, в виду отсутствия здесь его обычного выезда. Смерть вождя русов (если известие это верно) устраняет какую-либо возможность отождествлять руководителя похода 943-4 гг. на Берда’а с князем киевским Игорем, ³⁴ — имени этого вождя (из киевской дружины? варяг?) нет вообще ни у кого из писателей, повествующих о походе 943-4 гг. ³⁵

[184] Участники похода 943-4 г. у Мискавейхи характеризуются как люди мужественные, неустрашимые, великодушные; в самом развитии событий в Берда’а они выступают с этими чертами, причем жестокость в отношении населения этого города изображается как-бы вынужденной и не присущей самим захватчикам Берда’а ³⁶. Занимая этот город, являвшийся столицей целого края и важным торговым центром Закавказья, русы, видимо, стремились овладеть им не для грабительского только его уничтожения, но для получения добычи в виде ценных вещей и пленных для продажи. После столкновения русов с упорством и враждебностью населения они подвергли город жесточайшему разграблению, которое уничтожило навсегда былое значение и блеск Берда’а ³⁷, этой «матери Аррана» ³⁸, «Багдада этой области» ³⁹, «великой столицы» ⁴⁰. Нельзя не оценить этой объективности в рассказе Мискавейхи, видимо, без какого-либо преувеличения и пристрастия излагавшего имевшиеся у него сведения о характере и приемах борьбы русов, выступающих на страницах его «Книги об опытах народов» с чертами как теневыми, так и положительными. Такое отношение нашего автора к событиям 943-4 гг. в Берда’а — при использовании им рассказов очевидцев и современников — делает повествование Мискавейхи особенно надежным источником для изображения этих событий, м.б. более надежным и достоверным, чем краткие сведения Моисея Каганкотоваци о набегах «рузиков», ушедших «в страну свою подобно трусам» ⁴¹.

Пользуясь рассказом Мискавейхи можно восстановить со всею обстоятельностью историю набегов русов на Берда’а, правда, только в пределах собственно Закавказья. Не имея здесь в виду подвергать общему обследованию историю этого похода, укажем только на одну подробность, которая может характеризовать размеры предприятия русов. Центром был г. Берда’а, однако в сферу русских действий и военного влияния входила и значительная область вне этого города. Прежде всего оставалась ненарушенной связь между Берда’а и местом остановки судов русских на Куре, — верстах в 20-ти (2-3 фарсаха) от самого города, вероятно, в устье р. Тертер, — у персидского географа А. Г. Туманского это место называется Мубареки ⁴². А затем — русские, повидимому, побывали в довольно далеко от Берда’а отстоявшем городе Марага, славном своими фруктовыми садами. Если это указание на [185] Марагу верно (его оспаривает Margoliouth, предлагая читать и здесь Берда’а, V, 71), то поход русов 943-4 г.надлежит представлять себе захватившим значительную область и отразившимся на жизни большой территории — для борьбы с русами военные силы были собраны «с разных сторон» и при этом в количестве (до тридцати тысяч человек), позволяющем заключать о большем составе и отрядов русов. В связи с этим и продолжительность пребывания русов в Берда’а надлежит представлять значительной ⁴³. Моисей Каганкотваци говорит о полугоде ⁴⁴, в этот период нужно включить лето, когда спели погубившие русов плоды; самый приезд русов мог произойти или весною того-же года или же осенью предыдущего, — оставили Берда’а русы — видимо — позднею осенью, когда наступили холода, — это случилось после того, как Эль-Марзабан оставил осаду Берда’а ради другого театра военных действий, во время которых, как упоминает Мискавейхи, начал выпадать снег ⁴⁵.

Кроме основной схемы рассказа о набеге русов на Берда’а и общей характеристики его участников, в книге Мискавейхи имеется несколько пассажей, посвященных описанию некоторых бытовых черти этих русов. Так Мискавейхи описывает погребение этого руса, вероятно, на основании рассказов видавших церемонию людей. Мискавейхи говорит о погребении русов в земле, а не о сожжении, что противоречит описанию Ибн-Фодлана, — последний слышал от какого-то руса осуждение обычая погребения в земле ⁴⁶. Однако у Мискавейхи подробности погребения весьма близки к рассказу Ибн-Фодлана — одновременное погребение жены, слуги, одежды и оружия. В отношении последнего рассказ Мискавейхи приобретает особый интерес, так как в нем точнее и определеннее чем у Ибн-эль-Атира указывается на интерес туземецев-мусульман к русскому оружию. Видимо мусульмане находили в могилах русов мечи, о которых не раз с вниманием и похвалою отзывались многие восточные писатели. Это были мечи западно-европейской «франкской» работы, ⁴⁷через русов — в данном случае — мертвых добывали обители Закавказья эти клинки «блистательных качеств».

* * *

Мискавейхи кончил свой рассказ на 369 год геджры, т.е. на 979-980 году христианской эры. Его историческое повествование имеет продолжение, написанное Абу Шуджа. Этот продолжатель Мискавейхи однажды в своем рассказе коснулся и истории Руси, кратко отметив на общем фоне византийской истории второй половины X века — факт крещения Руси — в связи его с [186] внутренней междуусобной борьбой Императоров Василия и Константина и Варды Фоки. В этом изложении о крещении Руси говорится под 375 годом геджры, т.е. под 986-7 гг. христ.эры. Изобразив то тягостное положение и ослабление, в котором оказались названные императоры — соправители вследствие успеха восстания Фарды, Абу Шуджа под особым заголовком — «каким образом два императора восстановили свое потрясенное положение» — излагает краткую историю русской помощи Императорам, оказавшейся столь действительной и ценной для них.

«Доведенные до полного бессилия, пишет наш автор, Императоры послали просить помощи у князя русов; этот князь попросил руку их сестры для брака, но она отказалась быть отданной жениху иной веры; переговоры по этому делу имели результатом принятие русским князем христианства. Тогда соглашение состоялось и принцесса была выдана за руса. Он прислал множество своих слуг на помощь Императорам, людей твердых и мужественных. Когда это подкрепление русов достигло Константинополя, они преградили путь кораблями против Варды, который презрительно отнесся к их появлению и иронически спрашивал, как они так рискуют собою. Но они достигли берега, подвинулись к местоположению неприятеля, — и в начавшейся тогда битве обнаружили превосходство и умертвили Варду. Его силы были рассеяны и Императоры были восстановлены в своей власти ⁴⁸.

Этот краткий и сжатый рассказ отмечает тесную связь крещения русского князя с участием русов в борьбе против Варды. Как известно, такая же схема взаимодействия этих фактов лежит и в основе известного рассказа о крещении Руси у Яхьи Антиохийского, ⁴⁹ возможно — опиравшегося в разных частях своего исторического произведения и на «книгу об опытах народов» Мискавейхи и его продолжателя ⁵⁰.

А. Флоровский.

Лето 1926 г., Zbraslav — Paris.