ИЗ ДНЕВНИКА ГЕНЕРАЛА П. ГОРДОНА

В АВГУСТЕ СЕНТЯБРЕ 1689 года в России произошел первый из тех государственных переворотов, которые на протяжении более чем ста последующих лет являлись непременным атрибутом прихода к власти нового правителя. У него была особенность — в конфликте с царевной Софьей Петр I имел неоспоримое преимущественное право престолонаследия.

Петр в то время был формально главой вооруженных сил и не обладал реальной властью. Царевна Софья же и князь В. В. Голицын не только имели власть политическую, но и пользовались поддержкой руководителей стрелецкого войска. Их сторонники понимали, что лишь физическое устранение Петра может придать власти царевны Софьи видимость законности, и поэтому самые решительные из них, группировавшиеся вокруг главы стрелецкого приказа Федора Шакловитого, готовили покушение на жизнь младшего царя.

Генерал П. Гордон волею судьбы оказался в центре событий. Выбор, сделанный им в пользу Петра, способствовал бескровному прекращению конфликта. Из его современников мало кто знал, что кроме воинских подвигов он совершил и подвиг гражданский — более сорока лет почти ежедневно записывал события бурной жизни в дневник. Этот уникальный документ, представляющий собой шесть плотных томов в коричневом тисненом кожаном переплете, исписанных чернилами мелким почерком, дошел до наших дней.

История дневника примечательна. После смерти Гордона рукопись некоторое время хранилась у потомков генерала, остававшихся в России, и уже тогда стала предметом пристального внимании государственных деятелей и историков. Из бумаг вице-канцлера А. И. Остермана, [87] конфискованных у него при опале в 1741 году, известно, что еще при Истре предпринималась попытка перевода английского текста дневника на русский язык. В 1759 году А. С. Строганов, будущий президент Академии художеств и директор публичной библиотеки, купил четыре тома дневника у вдовы внука Гордона, служившего переводчиком в Адмиралтействе. Два других тома обнаружил в Москве в архиве коллегии иностранных дел известный историк Г. Ф. Миллер. Благодаря его стараниям в 1778 году часть дневника в сокращенном виде была опубликована Московским университетом, а затем небольшие отрывки печатались в разных изданиях.

В первой трети XIX века рукопись попала в Англию, где ее обнаружил в 1831 году А. И. Тургенев, который писал: «Не знаю, каким образом рукопись сия попала в руки английского книгопродавца; тем более что, кажется, она принадлежала к архиву иностранных дел в Москве; ибо сколько я могу упомнить руку моего первого начальника по службе, на первом листе сей рукописи и в начале 1696 года отметка сделана рукою г. Бантыш-Каменского, бывшего управляющим сим архивом, или его предшественника и сослуживца Соколовского. Возвращая рукопись сию России, желаю, чтобы она послужила материалом для будущего историка преобразований Петра I, а вместе с сим и доказательством моей преданности и любви к отечеству» ¹.

В 1836 году по повелению Николая I переводом дневника занялся чиновник военного министерства Д. Келлер. Он работал десять лет, но так и не успел закончить. В 1849-1852 гг. директором архива министерства иностранных дел М. А. Оболенским и профессором М. Поссельгом был издан сокращенный немецкий перевод дневника, сделанный в XVIII веке И. Штриттером. Русский перевод был сделан в 1892 году. Однако и он остался незаконченным и обрывался на описании событий петровской эпохи.

Попытка издания полного русского перевода была предпринята накануне Великой Октябрьской социалистической революции редакцией «Русской старины», но работа прервалась в связи с закрытием журнала в 1918 году. Оригинал дневника в конце XIX века из архива министерства иностранных дел передан в Военно-ученый архив и после революции в составе его фондов оказался в Центральном государственном военно-историческом архиве СССР (ЦГВИА), где и хранится до сих пор.

* * *

«6 [-го] ч[исла] (августа 1689 г. — В. Р.) ходили слухи, которые неудобно повторять.

7 [-го] ч[исла]. Ночью прибыло много стрельцов к замку, или Кремлю, но ни один не был пропущен, за исключением некоторых известных лиц. Это встревожило партию молодого царя до того, что все... поспешили в Преображенское. Немного спустя после обеда пришли туда же некоторые стрельцы и другие лица и сообщили царю Петру Алексеевичу, что много стрельцов или солдат гвардии собралось в Кремле по полученному приказанию и что они с оружием двинулись в Преображенское с целью убить различных лиц, но преимущественно Нарышкиных. Царь, услыхав это, вскочил с постели, до того быстро поспешил в конюшню, что не надел даже сапог. Он приказал там оседлать себе лошадь и поскакал в ближайший лес, куда ему принесли его одежду. Одевшись, он поехал со всеми собравшимися... в Троицкий монастырь с великой поспешностью, куда и прибыл 8 [-го] числа утром, около 6 часов, очень усталый. Когда его привели в комнату, он кинулся на кровать, залился слезами и рассказал настоятелю о случившемся, требуя защиты и содействия. Телохранители и другие лица, принадлежавшие ко двору, прибыли еще в тот же день, а в следующую ночь появились разные сведения из Москвы. Быстрый и внезапный отъезд младшего царя произвел в Москве большое изумление и вызвал толки, но, однако, это держалось в тайне или представлялось всевозможными ухищрениями неважным. Я учил свой полк в Бутырках и получил письма из Нарвы.

9 [-го] ч[исла]. Въезд гетмана ² был отложен до следующего дня. Одна знатная особа была послана царем Петром Алексеевичем к старшему царю Иоанну Алексеевичу и царевне Софье осведомиться, какое значение имеет созыв такого множества стрельцов в столь несоответствующее время года. На это был получен ответ, что это последовало единственно для того, чтобы сопровождать царевну в монастырь...

10 [-го] ч[нсла]. Прибыл гетман и был принят с обычною торжественностью и почестями; ему отведено помещение в Посольском приказе. Младший царь послал за полковником Иваном Цыклером и 50 стрельцами, которые после нескольких совещаний и объяснений были отпущены...

13 [-го] ч[исла]. Кн[язь] Иван Борисович [88] Троекуров ³ был послан к царю Петру Алексеевичу, чтобы побудить его возвратиться в Москву.

14 [-го] ч[исла]. Несколько стрельцов по доброй воле прибыли к младшему царю.

15 [-го] ч[исла]. Я писал г. Филиппу Вульфу. Князь Ив[ан] Бор[исович] Троекуров возвратился в Москву, но привез малоудовлетворительный ответ.

16 [-го] ч[исла]. Пришло письменное повеление младшего царя стрельцам и солдатам в полках и притом каждому отдельно, а равно и полковникам собраться всем к 20-му числу в Троицкий монастырь... От полков требовались унтер-офицеры, капралы, флигельманы, а также полковые и ротные писцы и, кроме того, от каждого солдатского и стрелецкого полка по десяти рядовых солдат. Хотя эти повеления стрельцами, прибывшими из Троицы, переданы были стрельцам и солдатам, но таковые передали их тем не менее начальникам своих полков, которые им вручили в собственные руки царевны. Вследствие этого при дворе был собран совет, по окончании которого были призваны некоторые из важнейших особ каждого полка, и им самой царевной после сильной, внушительной речи объявлено было, чтобы они не дерзали идти в Троицу и вмешиваться в распрю между царскими братьями. При этом были упомянуты другие различные обстоятельства. Стрелецкие полковники пожелали узнать, что им делать... Когда об этом доложил ушедшей уже царевне окольничий Фед[ор] Леонт[ьевич] Шакловитый, главный начальник Стрелецкого приказа, она вышла снова, говорила очень убедительно стрельцам и добавила, что если кто из них отправится к Троице, тот будет пойман по ее приказанию и казнен смертью. Боярин князь В. В. Голицын ⁴ дал мне соответствующее приказание — не отлучаться из Москвы отнюдь, ни по каким причинам и ни по чьему-либо приказанию.

16 августа. Младший царь снова прислал повеление или скорее указание, что он посылал за полковниками, солдатами и стрельцами и требовал от старшего царя ⁵ и царевны Софьи, чтобы они дозволили сим лицам прибыть к нему. Князь Петр Иванович Прозоровский, опекун старшего царя, был отправлен с духовником в Троицу, чтобы принести извинение, что не отпускают полковников, солдат и стрельцов, и вместе с тем употребить все средства к примирению царей и подвигнуть царя Петра Алексеевича к возвращению в Москву.

17 [-го] ч[исла]. Был распущен слух, что повеление из Троицы о присылке полковников, солдат и стрельцов последовало не от царя и составлено без его ведома.

18 [-го] ч[исла]. Князь Петр Иванович Прозоровский и духовник возвратились, не исполнив ничего из возложенного на них.

1 сентября, воскресенье. Я и многие другие, отправившись в город, узнали, что царевна возвратилась и затем встретила многих стрельцов, ходивших без оружия взад и вперед перед каждыми воротами... в городе я узнал, что им поручено втайне надсматривать, чтобы не могли ускользнуть лица, к которым были предъявлены обвинения. Около 7 часов прибыл Иван Нечаев ⁶ в Москву и доставил старшему царю и царевне письмо, в котором заключалось краткое сведение о заговоре и требование доставить в Троицу для расследования Федьку Шакловитого, монаха Сильвестра Медведева и их сообщников по заговору. Все это произвело немалый переполох при дворе и всеобщее изумление в народе. Подполковник Нечаев был немедленно потребован ко двору и спрошен, как осмелился он взять на себя подобное поручение. Он отвечал, что не дерзнул не повиноваться приказанию царя. Царевна была очень раздражена этим и приказала немедленно отрубить ему голову, что, конечно, и последовало бы, если бы под рукою тот же час нашелся палач. После этого призваны были и другие лица, прибывшие с Нечаевым, а также многие стрельцы, находившиеся в Кремле. Царевна вышла на нижнюю лестницу и держала им длинную речь. Она... чтобы уладить дело и расследовать причины этих несогласий, сама направилась к Троице, но по наущению злых советчиков, окружающих ее брата (младшего), [89] была удержана и не допущена ехать далее. Таким образом, к ее великому посрамлению, она была принуждена возвратиться. Они все очень хорошо знают, как она правила царством эти семь лет, как приняла правление в очень неспокойные годы, как... они (стрельцы. — В. Р.) получали за свою службу многие видные награды и как она очень милостиво относилась к ним во всякое время. Поэтому она не может себе и вообразить даже, что они окажутся ей непреданными и дадут веру измышлениям врагов общественной тишины и благополучия. Идет дело вовсе не о жизни Федора Шакловитого, но об ее собственной жизни и жизни старшего брата ее. Она отпустила стрельцов, дав обещание наградить всех тех, которые окажутся ей верными и не будут вмешиваться в их ссору, и, напротив того, наказать всех, кто не будет ей повиноваться и начнет всякие неспокойствия...

Распространился слух, что мне было послано письмо из Троицы, а потому меня об этом допрашивали. Я по истинной правде показал, что никакого письма не получал, и тем остались довольны. Тем временем злость царевны на Нечаева (подполковника) улеглась; она удостоила его прощения и взяла в свою милость... Некоторые из стрелецких полков взяли под стражу своих товарищей, против которых было высказано обвинение; другие же полки этого не сделали. Шакловитый нашел убежище во дворце, монах же и другие бежали. Говорили, что младший царь требовал выдачи ему Шакловитого и других лиц, обещая никого из них не лишать жизни. Князь Борис Алексеевич Голицын ⁷, заправлявший всеми делами в Троице (так как никто другой не дерзал отважиться на вмешательство в такое щекотливое дело, каким оно считалось сначала), писал своему родственнику князю Василию Васильевичу, чтобы он приезжал в Троицу и при случае искал бы милости царя.

2 [-го] ч[исла] сентября. Последовало повеление царя Петра Алексеевича из Троицы солдатам и стрелецким полкам пребывать спокойно и не учинять никакого шума и восстания.

3 [-го] числа. Князь Василий Васильевич Голицын прислал писца к своему двоюродному брату князю Борису Алекс[еевичу] Голицыну в Троицу, чтобы уговорить его явиться орудием примирения враждующих сторон. Однако ему было отвечено, что он хорошо бы сделал, прибыв в возможной скорости к Троице сам и стараясь снискать милость царя...

Стрельцы со всех сторон начали роптать, и царевна приказала повестить им, что намеревается со старшим царем отправиться в Троицкий монастырь и предполагает даже ехать на следующий день. Все находились поэтому в величайшем ожидании; известие это было сообщено в Троицкий монастырь... Из Троицы были разосланы во все города и округа повеления о доставке денег и всяких съестных припасов. Из Москвы же в отмену этого состоялось другое, запрещавшее посылать деньги и съестные припасы к Троице и, напротив того, повелевавшее, чтобы все оставалось в таком положении, в каком было ранее, по обычаю. Становилось вероятным, что скоро дойдет до полного разрыва... Полк стрелецкий, находившийся в Троице, просил дозволения отправиться ему в Москву, обещая при этом привести с собою всех тех, которые обвинялись в участии в заговоре. Но младший царь и его советники... на это не соглашались...

4 [-го] числа сентября. Было доставлено царское письмо из Троицы в иноземную слободу, обращенное ко всем генералам, полковникам и прочим офицерам, причем, однако, никто из них не был поименован. Повеление было составлено от имени младшего царя, и в нем вкратце было изложено, что в августе месяце, в различные времена, некоторые капитаны, полковые писцы, т.е. пятидесятники и десятники, и также стрельцы составляли покушение на жизнь младшего царя; что при расследовании этого дела оказалось, что злодей и изменник Федька Шакловитый, монах Сильвестр Медведев и десять стрельцов, поименно указанных, составили вместе с другими заговор убить младшего царя, его мать, патриарха и различных именитейших бояр. Поэтому его величество посылал подполковника Ивана Нечаева с пятью человеками от каждого полка схватить этих изменников и доставить их в Троицкий монастырь... Повеление было помечено последним днем августа 7197 года ⁸ и скреплено дьяком думным Гаврилой Деревниным.

Это повеление было доставлено мне получившим оное полковником Риддером; [90] я приказал собрать всех генералов и офицеров и в присутствии их распечатал письмо. Затем было решено доставить письмо это боярину кн. В. В. Голицыну... Хотя боярин и немало был изумлен и поражен этим, тем не менее он старался сдержать себя, по возможности, и сказал, что покажет это письмо старшему царю и царевне и после того уже объявит нам, что должно делать. Я сказал, что мы опасаемся лишиться голов наших, если не будем повиноваться. Боярин на это возразил, что мы получим ответ около вечера, и требовал, чтобы я оставил для этого своего зятя, полковника Страсбурга. После этого я отправился в Немецкую слободу и стал снаряжаться. Полковникам и офицерам, пришедшим ко мне за советом, я объявил, что решился идти в Троицу, какое бы там повеление мне объявлено ни было, и вечером туда направлюсь. Затем все старшие и младшие чины полка равным образом стали готовиться к выступлению. Мы вечером вышли из Слободы, и уже стало темно, когда дошли до моста через Яузу.

5 сентября. Проехав верст 15, мы кормили лошадей. С рассветом около 5 часов мы позавтракали в 15 верстах от Троицы, куда прибыли в 11 часов. По заведенному порядку, мы явились к боярину кн. Борису Алексеевичу Голицыну и ждали, пока его величество окончит свой обед. После обеда мы были допущены к целованию царской руки, причем царь поднес каждому из нас по чарке водки, спросил о здравии нашем и приказал нам явиться немедленно по получении о том надлежащего приказания. Мы были затем отпущены, и нам отвели помещения...

6 [-го] ч[исла]. Утром был приведен в Троицу закованным стрелец Оброська и допрошен, после чего ему была дана очная ставка с Семеном Рязановым, на которой он сознался во всем.

Когда царевна узнала в Москве, что ей не будет разрешено прибыть в Троицу, она до крайности была раздражена и невоздержанна и не хотела изъявить своего согласия на выдачу Федора Шакловитого. Стрельцы поэтому собрались вечером в большом числе в Кремле и требовали ее видеть (аудиенции, — В. Р.). Добившись этого, они заявили, что пришли в Кремль просить царевну, чтобы Федька Шакловитый был бы выдан и что они согласно приказанию младшего царя желают доставить его в Троицу. Царевна сперва говорила очень решительно, высказала, что никогда его не выдаст, и советовала стрельцам не мешаться в дела ее с братом и пребывать спокойными. Стрельцы... заявили, что если они не получат Шакловитого, то ударят в набатный колокол. Царевна была ошеломлена этим. Окружавшие ее, испугавшись восстания и насилий, высказали ей, что тщетно с ее стороны противиться в этом деле, что при восстании многие лишатся жизни, а потому лучше выдать Шакловитого. Она убедилась этими словами и приказала выдать его стрельцам.

Бояре получили в этот день приказание прибыть в Троицу, на что им было дано позволение от старшего царя и царевны Софьи...

7 [-го] ч[исла]. Утром в Троице было получено известие о последовавшей выдаче Шакловитого и что он уже на пути в Троицу. Приехали некоторые бояре и были допущены к его величеству.

Около часа после обеда Шакловитый был привезен в Троицу и немедленно допрошен в присутствии бояр и дьяков. Он сознавался в различных делах, напр[имер], в намерении зажечь Преображенское, в желании устранить мать младшего царя со многими другими лицами, в составлении для стрельцов от их имени прошения, которым они требовали венчания царевны Софьи на царство; но он упорно отрицал, что когда-либо замышлял на жизнь младшего царя. Приведенный на очную ставку с капитанами, он отрицал все, за исключением показанного им при первом допросе. То же самое повторил он и при очной ставке с[о] стрельцами. Когда же его подвергли, наконец, пытке, он отрицал все, за исключением показанного им ранее. Он был поднят на дыбу, висел долгое время и, получив только 15 ударов кнутом, был сдан стрелецкому полковнику для строгого охранения.

8 [-го] ч[исла], воскресенье. Шакловитого стращали, что его опять подвергнут пытке; он поэтому собственноручно изложил все, что знал и в чем он признавал себя виновным. Он упомянул о кн. Б. Б. Голицыне и еще о другой особе в своих показаниях, а потому решено было более его не пытать.

9 [-го] ч[исла]. Гетман направился в Троицу, но ему было послано приказание остановиться в 10 верстах от монастыря, в Ирвишинках, до тех пор, пока [91] он не получит уведомления приезжать. Вечером было послано за кн. В. В. Голицыным и за другими лицами; первым был потребован в монастырь сам князь с своим сыном кн[язем] Алексеем Васильевичем. Когда они среди большой толпы людей поднялись на верх лестницы, их встретил думный дьяк с небольшим свитком бумаги и сказал им: его царское величество, имея в виду: а) большое бедствие, учиненное государству князем Василием его двукратными большими походами против крымских татар ⁹, причем ничего им не было сделано; б) опустошение им царской казны; в) содействие его царевне Софье Алексеевне в присвоении ею себе правления государством и титула регентши-правительницы и г) многие другие его проступки, в которых виновны он и его сын, — высочайше приказал повелеть: лишить его всего имущества и земель и сослать вместе с сыном и всем семейством на остров Кольский, где они и должны пребывать впредь до дальнейшего приказания его величества...

Достойно внимания, что кн[язь] В. В. Голицын, главная опора партии царевны Софьи, если и не зачинщик или руководитель всего дела, то по меньшей мере очень хорошо знавший о[бо] всем, что было замышляемо против жизни младшего царя, не был, однако, осужден как изменник или обвинен в оскорблении его величества, совершенном им в высшей степени уже тем, что он утаил о заговоре. Этим он, конечно, обязан значению и влиянию, которым пользовался у царя Петра Алексеевича и в тайном совете его двоюродный брат. Князь Василий Васильевич, потребованный к царю, имел в руках небольшой свиток бумаги, на которой вкратце были изложены 17 пунктов, касавшиеся заслуг, оказанных им государству и их величествам в продолжении того времени, что он находился во главе правления. Он намеревался это прочитать, если бы это ему дозволили, перед царем и его советом. Услыхав свой приговор, он намеревался эту бумагу вручить думному дьяку, который, однако, не решился ее взять. Князь нашел способ позднее представить ее царю для прочтения, но это не имело для него никаких последствий.

Князь Борис Алексеевич Голицын своими стараниями и неусыпными просьбами... довел дело до того, что измена его двоюродного брата не была поставлена последнему в вину. Он это сделал с целью отвратить от своего рода великий позор подобного проступка... чтобы приговор... был изложен так, чтобы об измене в нем не было бы и помину; этим он навлек на себя большую ненависть, как со стороны народа, так и со стороны друзей и родственников младшего царя. Теперь, когда дело пришло к желаемому концу, стали стремиться сделать все возможное, чтобы освободиться от него (князя Бориса), тем более что незначительный случай дал большое основание иметь подозрение и в отношении его. Дело состояло в следующем. После того, как пытали Шакловитого, а затем угрожали ему вновь пыткою, он дал обещание представить царю откровенное изложение всего, если ему будет дозволено сделать это письменно... Шакловитый написал все подробно на 8-9 листах бумаги; на это потребовалось несколько часов. Приблизилась ночь, и царь отправился уже на покой, а потому князь Борис Алексеевич взял эти листы с собой на дом с тем, чтобы представить их на другой день царю. Этим обстоятельством воспользовались враги князя и доложили царю, что князь взял с собою показания Шакловитого, быть может, чтобы прочесть их и, если бы в них оказалось что-либо, касавшееся его двоюродного брата, скрыть те листы или подменить их. Вследствие этого царь послал немедленно к Шакловитому, чтобы узнать, написал ли он все, что обещал; последний подтвердил это и сказал, что отдал написанное князю Борису Алексеевичу, как было ему приказано. Тем временем князь, уведомленный обо всем этом одним из своих приятелей, поспешил с бумагами к царю, принявшему его сперва очень жестко. Царь его спросил, зачем он не принес прямо к нему записку Шакловитого. Князь извинялся тем, что было уже позднее время ночью. Это было с трудом сочтено за достаточное извинение. Это первое подозрение было увеличено знатнейшими при дворе боярами, замечанием их, что такое сильное ходатайство в пользу двоюродного брата должно иметь своим основанием какую-либо тайну и что он по меньшей мере знает все, что замышляла или имела в уме противная партия. Тем не менее царь и впредь сохранил к нему милость...

Публикацию подготовил В. А. РЫБИН, директор ЦГВИА СССР

Комментарии

1. Тургенев А. И. Политическая проза. — М.; Советская Россия, 1989. — С. 97.

2. Мазепа Иван Степанович (1644-1709) — гетман Левобережной Украины.

3. И. Б. Троекуров (1633-1703) — князь, воевода Казанский, руководитель ряда приказов при правлении царевны Софьи.

4. Голицын Василий Васильевич (1643-1714) — видный государственный деятель, фактический глава правительства царевны Софьи.

5. Старший царь — Иван V Алексеевич (1666-1696) — сын Алексея Михайловича от брака с М. И. Милославской.

6. Нечаев Иван — стрелецкий подполковник.

7. Б. А Голицын (1654- 1714) — русский государственный деятель.

8. 7197 г. от сотворения мира соответствует 1689 г. по современному летосчислению.

9. Имеются в виду Крымские походы 1687 и 1689 г., предпринятые Россией в соответствии с мирным договором с Польшей.

Текст воспроизведен по изданию: Из дневника генерала П. Гордона // Военно-исторический журнал, № 10. 1991