ПАТРИК ГОРДОН

ДНЕВНИК

DIARY

Дневник Патрика Гордона

(См. “Русск. Старину" май 1916 г.)

22 числа выступили из Киева два стрелецких полка, из которых в одном было 515, а в другом 380 человек, так что теперь гарнизон Киевский состоял только из 2.241 человека пехоты, 125 ч. кавалерии и 35 констаблеров.

24 числа я получил с Иваном Поздеевым письма из Севска, в которых сообщалось, что окольничий Леонтий Романович Неплюев, по приказанию Их Величеств, отправился в Батурин, чтобы переговорить с гетманом о положении дел. Подробности этого не были известны; узнали только, что Неплюев с мнениями гетмана должен был немедленно поехать в Москву. Так как мы уклонились послать в Крым ежегодные деньги татарам, то хан отправил посла к польскому королю. Узнали также краткий ответ короля писцу, посланному царем; но совету гетмана. Деньги, доставленный к месту размена пленных, надлежало теперь переслать в Москву и они были снова привезены из Белева в Севск.

Я отвечал в этот день на полученные письма в Москву с полковым писцом полка Боркова и писал в Москву голландскому резиденту, полковнику Менгдену, г. Виниусу и г. Гуаскони, сообщая им частью новости, частью различная повседневные дела.

25 числа было получено известие, что супруга гетмана, с сыновьями и многими другими лицами, находятся на пути в Киев, чтобы присутствовать при погребении тела супруги боярина. [470]

26 числа пришло приказание выдать Киевскому гарнизону четвертую часть полученного им жалованья.

27 числа прибыли из Москвы четыре царские письма, чрез Переяславль в Киев. В одном из них сообщалось, что присланные из Киева донесения переданы по принадлежности. Оно со держало в себе также поощрение продолжать служить по-прежнему и содержать верную, добрую стражу. Второе письмо касалось сделанного представления о постройка хлебных амбаров для гарнизона, из которого было усмотрено, что имеется на лицо 46.000 шефелей ржи и 25.000 рублей деньгами, именно серебром — 12.000 р., остальные же — медною монетою. Остальные два письма касались маловажных предметов. Супруга гетмана, с сыновьями и сопровождавшими ее лицами, переехала по льду Днепр и остановилась ночевать в городе в Печерском монастыре.

28 числа супруга гетмана с детьми и прочими лицами направилась в Св. Михайловский монастырь и при сильном плаче присутствовала при богослужении. Потом она посетила боярина, который, будучи еще болен, лежал в кровати; затем она посетила ребенка и тот час же расстались опять, не сказав слова друг другу.

29 числа все духовенство из сосед них мест собралось в Св. Михайловском монастыре. Боярин был доставлен на санках, внесен на коврах в церковь и несколькими, людьми поднять, чтобы проститься с телом покойной супруги его; он много пролил слез при этом. После этого носилки, на которых был принесен гроб, были вынесены слугами умершей из церкви и монастыря. Боярин, по своей слабости, отправился к себе домой; все же прочие пошли пешком из города. Архимандрит и настоятели сели в кареты и поехали вперед. Тело покойной три раза дорогой ставили на землю и пели молитвы (служили литии). Гроб был обит желтым муаром, по обеим сторонам его, а также по концам висели гербы боярыни с изображением двух львов, держащих корону, над которою вместо шлема находилась три креста; все это было на зеленом поле. Начальная буквы имен боярыни были изображены так П./И. Г. и Ш. Б./В. К., что означало Пелагея Ивановна, гетмана дочь Шереметева, боярина воеводина Киевская. Четверо украшенных носилок несли впереди, затем следовали парадные траурные [471] сани, на которых должно было везти тело боярыни, потом сочли за лучшее тело нести на руках и при том в следующем порядке. При входе в монастырь стояли настоятель и священники в их церковных облачениях; они встретили тело и провожали до половины церкви. Все духовенство шло впереди; плакальщицы и все прочие следовали за телом. В церкви был устроен великолепный траурный помост, на который и был поставлен гроб, среди четырех столбов, обтянутых материею и украшенных лампами и пирамидами свечей. Везде висели изображения смерти, а также таковые лежали по трем сторонам помоста. После продолжительного пения священных молитв и окончания погребальной церемонии, настоятель Св. Кирилловского монастыря, по имени Монастырский, крещеный еврей, произнес светскую речь. По окончании отпевания, тело покойной, в сопровождении множества свечей, было вынесено из церкви и отнесено на то место, где было предано земле, — в небольшой, вновь сооруженный склеп, — который должен был быть так заделан сверху, что получал вид подпоры церковной стены. Провожавшие тело возвратились опять в церковь и слушали надгробные слова, произнесенные студентами и учеными. После этого, сопровождавшие тело, были приглашены в дом Максима и угощены поминальным обедом.

30 числа прибыл в Киев Мазепа с братом жены гетмана. Они имели поручение от гетмана к боярину, чтобы он прислал в Батурин ребенка (внука гетмана) для его там воспитания. Равным образом боярин должен был возвратить все, что гетман дал своей дочери при замужестве ее, при чем гетман обещал, что это имущество не только не уменьшится, но умножится и даже удвоится. После некоторого объяснения боярин объявил, что не может отпустить своего сына в Батурин, не спросив на это предварительно приказания Их Величеств и разрешение своего отца. Что же касается имущества умершей, то он очень доволен, что оному сделана опись, для большей верности подписанная, с которой обеим сторонам даны списки, но самое имущество останется у него в руках. Оба уполномоченные гетмана, отлично видя, что они ничего не добьются и ничего не получать, ушли, по-видимому, довольные и этим.

На другой день 31 числа Мазепа с бунчужным и еще с Киевским полковником, арендатором Максимом, [472] городским судьею (фохтом) и бургомистром пришли снова. Все имущество покойной было переписано, при чем оказалось до 2 пудов и 9 фунтов серебряной посуды, большею частью вызолоченной, много дорогих платьев, по оценке на 1.600 рублей, много жемчуга, колец, драгоценных камней на 1.000 рублей. Все это хотели опечатать, но боярин не допустил этого, а приказал поставить все на прежнее место. Пришедшие остались этим недовольны и ушли, сказав, что когда инвентарь будет подписан сторонами, но каждая должна получить по экземпляру. Сыновья гетмана, по-видимому, этим остались недовольны; никто не подписал инвентаря и все в тот же вечер ушли.

Замечательно, что супруга боярина, недель за семь до своей кончины, проснулась однажды ночью и видела, будто отвратительная женщина в белой одежде подошла в ее кровати. Она очень испугалась и громко закричала. Сбежались все ее служанки, и она приказала им осмотреть позади печки, откуда, по ее словам, появилась эта фигура. После этого она стала до того боязлива, что не хотела более лежать на этой стороне постели и малейший шорох пугал ее до чрезвычайности.

Равным образом, очень благочестивый молодой человек, живший в ее доме, рассказывал, через день после кончины боярыни, что за четыре дня до этого, ночью, выйдя из нижней комнаты, он увидел множество девушек, одетых все в белое и шедших с лестницы вниз, одни направо, а другие налево, которые трубили. Он чрезвычайно напугался этим и побежал назад в нижние комнаты и оттуда видел, как эти девушки вышли из комнат, по двору и в сад и там скрылись. Все это он тот же час, а за затем и на следующей день рассказывал своим сотоварищам.

1-го апреля я писал полковнику фон-Менгдену и г. Гуаскони, которому поручил получить, за счет моего свояка, 60 рублей, так как мне, Гордону, приходится уплатить эту сумму в Киеве. Я писал также полковнику Гамильтону и Ронаеру и в пакете первого вложил письмо к лорду Грехаму, которому письмо надлежало отправить через Курск или с другим каким-либо верным случаем. Первое письмо я отдал капитану, прибывшему из Москвы, а все остальные рейтарам, сопровождавшим стрельцов в Севск. [473]

2 числа боярин прислал к гетману слугу, с письмом, в котором извинялся во всем происшедшем и приводил вместе с тем основания, по которым он не мог отпустить своего сына и возвратить оставшееся после умершей супруги имущество.

Река начала местами расходиться.

3 числа по почте получены были два царских письма. В одном из них повелевалось заготовить из пеньки, которая имеется в Киеве, корабельные канаты; другим же приказывалось выслать в Козельск одного стрельца полка Ивана Озерова, чтобы сдать его присланному от гетмана для его приема.

5 числа, по желанию Архимандрита, я ездил в Печерский монастырь, чтобы дать совет, как предотвратить обвал холма, на котором стоить церковь, ведущая к подземным пещерам, в которых погребены мощи святых угодников. Я советовал отвести воду, которая под холмом протекает и уносит с собою много земли, и затем заполнить пустоты и промоины, сделанные уже водой. Это сочли вполне разумным средством и меня, после хорошего угощения и больших благодарностей отпустили.

7 числа река очистилась от льда.

8 числа я отправил свою плохую лошадь на траву.

9 числа были готовы все суда для моста.

10 числа были приведены плоты.

11 числа все плоты и суда поставлены и покрыты по мостом и мост через Черторой наведен.

13 числа мост был готов вполне и по нем могли проезжать возы.

14 числа я отправился на остров “Каролину” на охоту, которая была очень удачна.

Надлежало отправить в Москву офицера с извещением, что мост готов, и я писал 15 числа кн. В. В. Голицыну, Петру Васильевичу, кн. Борису Васильевичу, кн. Ивану Степановичу, Леонтию Романовичу Неплюеву, Венедикту Андреевичу Змееву, Емельяну Игнатьевичу Украинцеву, Федору Андреевичу и полковнику Тимофею Киск..., Василию Боркову, Ивану Якимову, а также голландскому резиденту, полковнику фон-Менгдену, г. Виниусу, патеру Шмидту и полковникам Гамильтону и Ронаеру. Все эти письма я отдал фендриху Маесу, который и был отправлен с известием об изготовлении моста. [474]

16 числа явился священник по имени Евстафий из Винницы и сообщил, что, когда он был в Полонном 8 числа, туда прибыль козацкий полковник, по имени Палий, с 3 повозками, каждая в шесть лошадей и нагруженная деньгами. Эти деньги посылал король польский запорожским и донским казакам, чтобы побудить их явиться к нему это лето на помощь. Полковник имел при себе для сопровождения только четырех казаков и на другой же день отправился далее. Эти сведения была также сообщены в Москву с упомянутым выше фендрихом, который и поехал туда в среду.

Счет полковника Ронаера:

за 2 1/2 локтей красного сукна (cloth) по

17 числа в Пятницу Страстную я отправился с многими другими лицами в Братский монастырь, чтобы присутствовать на акте в школе.

18 числа на открытом месте, перед церковью Св. Софии, были выставлены 12 орудий, из которых должно было стрелять в ночь при возглавивши Воскресения Спасителя из гроба.

19 числа незадолго до полуночи, был подан условный знак, по которому последовали три пушечных выстрела из каждого орудия. Я был у боярина с обычным поздравлением; после обеда он прибыл ко мне, а вечером я был у окольничего и ужинал у боярина.

20 числа после обеда меня посетил окольничий.

21 числа я обедал у боярина, посетил окольничего, а затем все общество пошло за Днепр.

23 числа все мы обедали у окольничего и пили усердно за здоровье наше. Прибыло Царское повеление отпустить одного из дьяков в Москву. Из газет и писем из Москвы я узнал, что король английский Карл II [475] скончался, а герцог Иорк наследовал ему во всех владениях королевства.

26 числа я писал в Москву Леонтию Романовичу Неплюеву и просил его снова чтобы меня отпустили из страны, приводя основания, по которым я это прошу. Об этом же самом я писал также Емельяну Игнатьевичу Украинцеву. Кроме того, я писал: Федору Андреевичу — один комплименты, Ивану Бирину — о соли для гарнизона; Василию Тимофеевичу Пошвинкову — о Виллияме Гордоне; голландскому резиденту — с препровождением книги “Описание реки Дуная и других вещей”: полковнику фон-Менгдену — с просьбою осведомиться — какие приказания, вероятно, последуют обо мне самом; г. Гуаскони — об отпуске моему слуге ящика с платьями, большого футляра для бутылок, ящика с оружием, также лошадиной упряжи с прибором белого железа для кареты. Вместе с тем я просил его переслать в Киев мою карету, а также сафир ценою в 10 р., вправив его в кольцо, на что я посылаю ему червонец. Я также писал следующим лицам: 1) католическому патеру, чтобы он приехал в Киев, о чем я уже ранее просил его в письме, посланном с фендриком Массом; 2) князю Василию Васильевичу Голицыну — с просьбою разрешить священнику приехать в Киев; 3) г. Щлатеру — о присылка воды против эпилептических припадков; 4) г. Коку — препровождая 40 фунтов икры, уложенной в три посылки, одна в 20 фунтов, а остальная две — по 10 фунтов, для доставления Меверелю; необходимая к этому препроводительные письма будут присланы вслед за этим; 5) Боетенату — с просьбою передать г. Гуаскони мою серебряную верховую одежду; 6) г. Гартману — с просьбою сообщить о моих денежных пересылках в Англию, по возможности, точно; 7) полковнику Девицу — частью комплименты, частью сообщая ему о положении его дел с полковником Иваницким; 8) полковнику Ронаеру — возвращая ему взятые у него седло и чепрак; 9) полковнику Гамильтону — весьма откровенно; 10) г. Виниусу — об обыкновенных вещах. Все эти письма отправил частью с майором Иваницким, частью с моим слугою.

27 числа пришло известие, что польский сейм закончен и на нем решено продолжать войну с турками и всячески стараться о приобретении содействия русских царей. [476]

28 числа уехал из Киева дьяк Осин Зиновьевич Таторинов и я писал с ним боярину Ивану Михайловичу, Алексею Петровичу и Феодору Андреевичу. Я отправился с боярином я окольничим на остров, где паслись мои лошади на лугу и мне удалось застрелить зайца.

29 числа я подал записку об поправлении Ивановского бастиона.

1 мая прибыл крестьянин из Уфдимира с известием, что во время его пребыванья там были получены письма из Немирова, сообщавшие, что татары произвели набег и захватили много пленных; что поляки однако, узнав об этом, немедленно стянули свои войска, настигли татар, отбив у них всех пленных и обратили их в бегство; что при этом значительное количество татар и в том числе несколько мурз были убиты; и что, наконец, взятые в плен татары уверяли, что к Троице прибудет к польской границе сам хан со всеми силами.

2 числа с означенными известиями был отправлен в Москву гонец.

3 числа я передал список бревен, балок и других предметов, потребных эту весну, а именно:

1.500 балок длиною две сажени и толщиною в верхнем конце 5-6 вершков.

100 половиц, длиною 3 сажени, шириною 9 вершков, 500 дубовых кольев для палисада, в одну сажень длины и толщиною в верхнем конце три вершка.

500 штук гонта, длиною 1 1/2 сажени и шириною 6 вершков.

4 лафета для тяжелых орудий.

10 лафетов для орудий среднего калибра и коротких пушек,

10 лафетов к коротким пушкам, привезенных из Москвы в 1682 году,

20 осей для коротких орудий,

40 осей к коротким пушкам и пушкам среднего калибра,

60 осей для орудий малого калибра.

В этот день праздновалась память св. Феодосия Печерского в Печерском монастыре и боярин со всеми офицерами был приглашен на это празднество. Но по болезни боярина и худому настроению духа окольничего никто не пошел на это торжество.

Сообщ. П. М. Майков.

(Продолжение следует).

Текст воспроизведен по изданию: Дневник Гордона во время его пребывания в России // Русская старина, № 12. 1916

© текст - Майков П. В. 1916
© сетевая версия - Тhietmar. 2015
© OCR - Станкевич К. 2015
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Русская старина. 1916