СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

ДНЕВНИК

ГЕНЕРАЛА ПАТРИКА ГОРДОНА

1666.

19-го апреля в Москву с большею пышностью въехал грузинский князь Николай Давидович.

29-го мая Гордон пригласил в свой новый дом нескольких из важнейших царских чиновников для празднования дня рождения царя. Всем им было очень весело до тех пор, пока после обеда Гордон не поссорился с майором Монтгомери. Последний, сильно рассерженный, употребил оскорбительные для Гордона слова. Гордон пока не отвечал ему, не желая тревожить в такой день общество; но они условились порешить на другой день дело поединком верхом.

30-го Гордон встал очень рано, не смотря на то, что был совсем болен после попойки прошлой ночи, и послал за майорами Бурнетом и Ландельсом, прося их быть секундантами. Приехав на квартиру к майору Ландельсу, еще не бывшему готовым, и заметив на поле майора Монтгомери с подполковником Гугом Кравфуирдом и 3—4 слугами, Гордон поспешно поехал к ним. Так как поле было вспахано и находилось слишком близко от слободы, то он потребовал переехать дальше на более удобное место; они отъехали приблизительно на ружейный выстрел на более удобное место. Здесь они, сначала разъехавшись, поскакали затем друг на друга и выстрелили, не причинив, однако, друг другу никакого вреда. Гордону удалось круто повернуться, так как его лошадь была хорошо выезжена; лошадь же Монтгомери побежала вперед. Гордон последовал за ним и, не смотря на то, что по законам поединка [62] имел право напасть на противника к величайшей его невыгоде, он, напротив, остановился и закричал ему вернуться. Тогда Монтгомери воскликнул, что один из них должен умереть, и предложил биться пешими. Отвечав, что на все согласен, Гордон слез с лошади и отдал ее одному из слуг майора, так как не имел с собой слуги. У обоих были только длинные шпаги; когда Гордон уже снял сюртук, Монтгомери сказал, что не хочет на них драться. Такт, как подполковник Кравфуирд имел при себе широкую шпагу, то он был послан в слободу за другой такой же. Однако Гордон воспротивился этому, сказав, что желает драться тем оружием, которое было при них. Хотя по законам поединка Гордон и имел право выбора, но, не смотря на это, он предоставил противнику выбрать одну из шпаг, но остальные не согласились на это. Впрочем еще раньше, чем привезена была другая шпага, приехали Аннанд и другие лица, не допустившие возобновление поединка. Однако они вернулись, не помирившись, а условившись порешить дело на следующий день или в другое время. Но в тот же день после обеда их помирили английскиё купцы.

15-го июня Гордон написал через слугу полковнику Кравфуирду в Смоленск.

22-го в пятницу Гордону было велено явиться в Посольский приказ; так как он опоздал, то ему приказано было прийти на другой день.

Когда он 23-го явился, думный дьяк спросил его, не желает ли он поехать в Англию. Когда Гордон изъявил на это готовность, то дьяк сказал, что царь желает передать через него письмо к королю. На это Гордон возразил, что хотя в прошлом году он и просил отпустить его в Англию, но что теперь ему нечего там делать. Если же бы он даже и желал ехать в Англию по собственным его делам, то все же не мог бы взять с собой такого письма, так как не поедет в качестве посла. Кроме того он прибавил, что как лицу, которому дано официальное поручение, ему пришлось бы издержать много денег, да наконец ему может быть нужно было бы долго ждать ответа. Думный дьяк велел Гордону подождать его возвращения от царя. Вернувшись через час, он сказал, что царь приказывает Гордону ехать в Англию и что он должен быть готов к путешествию через 3—4 дня. Гордон повторил приведенные им основания, прибавив, что он с трудом содержит семью, вследствие того, что не получает всего жалования, а только 25 руб. вместо 40, и наконец сказал, что ему, [63] как и другим, жалование не выплачивается уже два месяца. Думный дьяк сказал на это, что царь даст ему деньги, нужные для выполнения этого дела; относительно же других жалоб Гордона велел ему написать прошение, с которым и прийти на другой день.

(Прежде чем продолжать свой рассказ, Гордон приводить причины этого посольства и выбора для последнего иностранца и именно его).

Во время своих морских путешествий англичане открыли приморскую гавань у устья Двины и за претерпенные ими убытки и испытанный трудности получили от царя Ивана Васильевича в 1553 году большие привилегии, а главное право беспошлинной торговли. Ободренные этим, они завели с Россией значительную торговлю, для которой держали в Москве агента. Эту торговлю они в течение нескольких лет вели с большими выгодами. Между тем голландцы и гамбургцы, найдя дорогу к Двине, также начали торговлю с Россией, не организуя, однако, общества. Их торговля сделалась так значительна, что они, особенно голландцы, со временем получили перед англичанами большие преимущества и, не желая употребить более резкого выражения, просто перехитрили их, иногда запутывая их даже в некоторые дела, а потом сами донося на них. Так голландцы подкупили нескольких англичан ввозить под своим именем голландские товары, чтобы им не приходилось платить пошлины; вследствие такого обмана царя в его доходах, у англичан едва не были отняты их привилегии по наущению голландских и русских купцов; последние были привлечены голландцами на свою сторону. Но дело не было доведено до конца, так как не было достаточно свидетельств, а англичане, получив предостережения, сделались осторожнее и приобрели себе друзей между дворянами своим роскошным образом жизни, а между бедными купцами и торговцами кредитом. Несчастная и печальная казнь короля Карла I явилась благородным предлогом для изгнания англичан и отнятия у них их привилегий. Хотя позже им и была дозволена торговля с Россией, но под условием платить пошлины наравне с другими. В таком положении находились торговые дела англичан с Россией до счастливого восстановления на престоле короля Карла II. После этого англичане надеялись снова получить прежние свои привилегии, так как в 1662 г. царь, не желая уступить другим христианским государям, послал в Англию для поздравления короля Карла II с восстановлением его на престоле более пышное посольство и лицо более знатного происхождения, чем когда-либо. Посольство это было [64] принято тем более хорошо, что царь единственный из христианских государей не только не признал узурпатора Кромвеля и не посылал к нему посольств, но еще оказывал королю во время его изгнания некоторые услуги. Так как последнее посольство во время своих совещаний и переговоров подало сильную надежду на возобновление упомянутых привилегий, то король прислал в Москву, в качестве чрезвычайного посланника, очень знатное лицо, именно графа Карлисле, в надежде возвратить своим подданным прежние привилегии. Но так как этот посланник уже при прибытии в Архангельск, особенно же при въезде в Москву, счел себя оскорбленным (хотя все это и произошло по ошибке, а не преднамеренно) и слишком настойчиво требовал удовлетворения, то между обеими сторонами произошло раздражение. Посланник на нескольких своих совещаниях, а также и на частной аудиенции требовал удовлетворения. Не получив ни последнего, ни восстановления привилегий, ради которого он главным образом и приехал, он не захотел принять царских подарков. Это так разгневало царя, что он послал к королю Карлу II посланником стольника Василия Яковлевича Дашкова с жалобой на графа Карлисле. В Англии Дашков был принят очень холодно; он получал содержание только в течение 3-х дней, после же сам должен был содержать себя. Граф же Карлисле, напротив, вернувшись в Англию и донесши о своем посольстве, был принят милостиво, и поведение его было одобрено английским двором. Граф Карлисле сделал теперь визит русскому посланнику (что того очень удивило) и обещал ему выхлопотать более любезное с ним обращение; он и в самом деле ходатайствовал об этом перед королем, после чего русский посланник был вознагражден за все свои издержки и отпущен с почетом. По своем возвращении русский посланник так сильно жаловался на суровый прием, что возникло даже сомнение в возможности продолжения посольских и письменных сношений между обоими дворами. Но так как это могло вызвать продолжение войны, которую вела тогда Англия с Францией и Голландией, то король по настоянию английских купцов, торговавших с Россией (by the advice of the Moskovia merchants), написал по почте царю письмо. Сообщая в нем, что ведет войну с Францией и Голландией, король просил запретить голландцам вывозить из России корабельные материалы и продавать их только его подданным. В тоже время он извещал, что в Лондоне и в некоторых других местах свирепствует чума. Это письмо оставалось некоторое время нераспечатанным, пока [65] не было решено — отвечать ли на него или нет. Когда ответ был готов, то не нашлось ни одного русского, который взялся бы передать его, так как каждый боялся быть принятым так же холодно, как Дашков. Хотя последний все же получил достаточное количество подарков и был отпущен с почетом, но он приписывал все это своей ловкости и боязни английского короля оскорбить царя и уверял, что в будущем ни один русский посол не будет получать в Англии содержание более, как на 3 дня, подобно послам других государей; кроме того он прибавлял, что в Англии все вдесятеро дороже, чем в Москве и т. д. Между тем и с русской стороны не намерены были дать послу столько денег, сколько требовалось бы на содержание его при каком бы то ни было дворе. Кроме того не хотели также оскорблять и голландцев, захвативших в свои руки почти всю торговлю в России. Итак, было решено послать иностранца, а именно Гордона, так как он год тому назад сам просил позволения ехать в Англию и так как у него, как у английского подданного, могли быть друзья при английском дворе.— Уклонения Гордона не помогли, так как все было уже заранее решено царем и его советниками. Получив приказание на другой день явиться в Посольский приказ, Гордон письменно изложил свои требования.

24-го июня Гордон пришел в приказ. Но так как в этот день он не мог быть допущен к царской руке, то ему было сказано явиться на другой день. Между тем он приобрел себе крытый экипаж и другие предметы, необходимые в путешествии.

25-го, явившись в Посольский приказ, Гордон заявил дьяку о своем желании взять с собой в Англию своего зятя, молодого фон-Бокховена, и просил допустить последнего в одно время с ним к царской руке. Около полудня Гордона отвели в царский дворец; здесь царь допустил его к своей руке и обошелся с ним очень милостиво. Гордон подал царю два прошения: в первом он просил о выдаче ему полного жалования, во втором о выдаче жалования, должного ему за два месяца. Отдав приказ удовлетворить просьбы Гордона, царь спросил, что это с ним за ребенок и зачем он привел его с собой. Гордон отвечал, что это сын полковника Филиппа Альберта фон-Бокховена и что мать его желает отпустить его с ним для свидания с родственниками (в Голландии). Царь сказал Гордону хорошенько заботиться о ребенке и привезти его обратно в Москву, что Гордон и обещал исполнить. Затем царь велел позвать дьяка; выслушав царя, дьяк [66] сказал Гордону, что царь всемилостивейше приказал выдать ему 100 руб. на обмундировку, 100 руб. на путешествие и столько же вперед в счет жалования, после чего отпустил его. Гордон ждал в приказе возвращения дьяка от царя. Вернувшись, последний велел сейчас же приготовить приказы в казначейство, а затем возвратил Гордону его прошение по поводу полного жалования с предписанием выдать ему жалование за два последние месяца. Не смотря на настояния Гордона, чтобы ему было дано предписание и на счет второго прошения об определении ему жалования на будущее время, ему не удалось добиться от дьяка ничего, кроме обещания выдать по его возвращении официальный приказ об этом; теперь же доложить об этом царю не было никакой возможности, так как боярин (Илья Данилович Милославский) был болен, а никто другой не хотел мешаться в это дело. Итак, Гордону по неволе пришлось удовольствоваться полученным.

26-го Гордон готовился к путешествию, приобрел себе все необходимое для него и со многими простился.

27-го он получил деньги, царское письмо и инструкцию.

28-го он поехал верхом в Кунцево, чтобы откланяться боярину Илье Даниловичу Милославскому и его супруге. И они, и все присутствовавшее там отнеслись к Гордону очень милостиво. Вернувшись домой, он узнал, что к нему приходил дьяк из Посольского приказа с приказанием выехать непременно на следующий день. В тот же вечер он простился с ближайшими своими родственниками.

29-го утром к Гордону приехали подводы, т. е. почтовые лошади. Окончательно приготовившись к путешествию, он выехал после обеда. Большая часть живших в слободе дворян (of the Slobodish Cavaliers) и многие купцы проводили его до леса, находившегося недалеко от тверской дороги. Сделав здесь почти двухчасовую остановку, они выпили на прощание. Провожавшие вернулись затем назад; некоторые же из его земляков, именно майор Лангдалес, ротмистр Кейт и другие, отделившись от остальных, еще раз вернулись к Гордону, намереваясь провести с ним всю ночь. Гордон разбил свою палатку недалеко от того места, где раньше намеревался ночевать. Едва успели они усесться, как приехали английские купцы с большим запасом разных напитков. Гордон провел с своими друзьями всю ночь за стаканом вина, весело разговаривая. [67]

30-го, простившись с друзьями, Гордон продолжал путешествие. Около 8 часов он проехал через Черкизово. Здесь на поле стояло около ста уволенных офицеров, из которых некоторые намеревались ехать вместе с Гордоном; но последний, будучи извещен об их злом умысле, сказал, что это ему неудобно, и поспешил удалиться от них. Проехав мимо них с величайшей поспешностью, не будучи замечен ими, он проехал вперед 20 верст, свернул затем направо и остановился обедать в глухом месте. Здесь он привел в порядок письма, подарки и другие вещи, данная ему разными лицами для передачи друзьям в те места, через которые он будет проезжать, а также многие письма и вещи, предназначенные в Англию. Во время этой остановки Гордона нагнала эстафета, привезшая ему письма от московских друзей для передачи заморским купцам.

Приведя в порядок свои вещи, Гордон отправился далее; в 15 верстах от Клина опять свернул в сторону и остановился затем на ночлег. Спутниками Гордона были его зять, капитан Вильям Рав, аптекарь Петр Пиле, Каспар Штаден, 2 слуги и 6 ямщиков, всего 13 человек. Эту ночь ямщики провели на страже.

1-го июля рано утром они выехали далее, переправились через реки Шошу и Ямугу (Janugo) и проехали через недавно сгоревший город Клин, расположенный у подошвы горы и отстоявший от Москвы на 90 верст. Прежде здесь была станция, на которой меняли лошадей, но вследствие недавнего пожара жители была освобождены от нее. Отсюда они проехали через равнину, называемую Ямугой (Jumoga), в 5 верстах от Клина, и ехали далее еще 20 верст до Спасского Заулка (Spassow Saukа), где пообедали. Затем они приехали в деревню Завидово, откуда увидели Волгу, текущую с запада на восток. В Шоше они переночевали, так как шел дождь. Здесь протекаете река Шоша.

2-го Гордон узнал, что уволенные офицеры расположились по ту сторону реки. Не желая иметь их своими спутниками, он выехал очень рано, переехал реку и, незаметно проехав мимо них, прежде чем кто-либо из них успел пошевелиться, остановился с спутниками обедать в деревне Мокрах (? Mokry), в 30 верстах от Шоши. Отсюда они проехали через Слободку (?), откуда увидели несколько деревень на той стороне Волги; далее через Городню (Gorodischtsche), имевшее старую крепость, от которой и вело свое название. Затем они поспешно продолжали путь и приехали в Тверь (20 в.). Получив здесь свежих лошадей, они переправились на пароме через [68] Волгу, взяли потом влево от большой дороги и провели ночь на лугу.

Тверь была некогда отдельным великим княжеством. Город окружен каменной стеной и ведет свое название от реки Твери или Тверды, которая впадает в Волгу с другой стороны немного ниже города, а начало берет у Вышнего Волочка.

Отсюда Гордон написал через ямщиков своим друзьям в Москву.

3-го, выехав еще до рассвета, они продолжали путь по лесистой местности; через 30 верст приехали в деревню Медное на Тверце, где пообедали, переехали затем через 13 верст у деревни Марьиной реку Логовяж (Legowetz) и через 17 верст приехали вТоржок, где остановились на ночь в ямской слободе.

4-го, во вторник, получив свежих лошадей и рано выехав, они приехали к большому селу Михайловскому и речке того же имени (30 верст). Пообедав здесь, они через 5 верст переехали у Выдропуска Тверцу; проехав 10 верст, прибыли к Холохольне, деревне и реке того же имени, а еще через 7 верст снова переехали Тверцу у монастыря Нила Столбенского и приехали по ровному полю в Вышний Волочек (10 верст), где и переночевали.

5-го, получив свежих лошадей, они на рассвете переехали реку Мету, почти все время текущую на северо-запад и впадающую у Новгорода в Ильменское озеро. Проехав 35 верст, они приехали в Хотилово, где пообедали. В 23-х верстах от него на реке Березае они снова поели, через 17 верст приехали в Едрово, а еще через 17 в Зимогорье (Simna Gora), где переночевали.

6-го, на рассвете, они снова пустились в путь на свежих лошадях и, проехав 3 версты, остановились в городке Валдае. Вправо от них лежал на острове посреди озера монастырь, в котором в это время жило 150 монахов, все поляки и литовцы. Жители города Валдая принадлежали также к этим нациям. Упомянутое озеро имеет 6 верст в ширину и чрезвычайно глубоко; говорят, что в некоторых местах глубина его достигает до 100 саж. Недалеко от озера, на острове которого находится упомянутый монастырь, лежит другое озеро такой же величины, соединенное с первым каналом. Из последнего вытекает небольшая речка, впадающая в Мету подобно всем другим ручьям и рекам этой местности. Проехав отсюда 5 верст по холмистой местности, они приехали к реке Гримаце (?), по обоим берегам которой стояло много курганов или могильных холмов.— Немного далее они выехали на очень удобную [69] большую дорогу, влево от которой находилась река Полометь, а вправо холмы, покрытые деревьями. Проехав 10 верст, они вновь переехали реку Гримацу в том месте, где она впадает в Полометь; вдоль этой реки они приехали в деревню Яжелбицы (Jaschelbitza, 5 верст); пообедав в ней, они продолжали путь и переехали реки Полометь и Ярме (? 10 верст), которая, приняв в себя реку Полометь, впадает в Полу, впадающую в свою очередь в 15 верстах выше… в озеро Ильмень. Затем они приехали в деревню Рахину (5 верст) и в Крестецкий ям. Переменив здесь лошадей, они, не останавливаясь, поехали дальше вдоль реки Халовы, которую они несколько раз переехали. Проехав 20 верст, они приехали к реке Мошне и, переправившись через нее, прибыли в деревню Вины (5 верст), а оттуда в Зайцево (10 верст), где и переночевали.

7-го, получив свежих лошадей, они приехали в деревню и монастырь Лятский (? Lutow, 3 вер.), далее в деревню Красные Станки (12 верст) и, наконец, через лесистую местность по плохой дороге к реке Нише (Nissa, 10 верст), которая течет здесь на юг и, повернув, впадает затем в 25 верстах выше Новгорода в озеро Ильмень. Переправившись на плоту через эту реку, они приехали в Бронницы (5 верст), откуда, взяв лодку, приехали вниз по Мсте в Новгород (30 верст), где и переночевали.

8-го около полудня, сев в большую лодку, они поплыли вверх по Волхову в Ильменское озеро. Последнее имеет в некоторых местах 40 верст ширины и около 50 верст длины. Говорят, что в него впадает 70 рек. Главнейшие из них: Мета, Понедельна, Ловать, Верготь, Шелонь, Черная, Веренда, Мисяго, Веряжа и Полисть. Им пришлось проезжать мимо многих красивых деревень, лежавших вправо от них; проехав мимо Мисяга, они въехали в Шелонь и утром достигли деревни Сольцы (Saltzu), отстоявшей от Новгорода на 70 верстах.

9-го, получив здесь лошадей и экипажи, они проехали 15 верст до реки Шитни, в которой выкупались. Отсюда они ехали по лесистой местности, имея упомянутую реку вправо от себя. Проехав 15 верст, они достигли разрушенной деревни Опоки (Opochy), где переночевали.

10-го, выехав рано и проехав 20 верст, они приехали в деревню Дубровну (Dombrowna), где позавтракали. Оставив здесь свой багажа, Гордон поехал верхом вперед с капитаном Равом, одним слугой и одним ямщиком. Они приехали в Дубесну (15 верст) и, проехав еще 10 верст, остановились отдохнуть, после чего, [70] переехав реку Кеп и ехав довольно долго вдоль нее, прибили к реке Пскову. Оставив эту реку вправо от себя, они через 30 верст приехали в Плесков или Псков. Справившись о полковнике Одоверне, жившем за городом, Гордон остановился у него. Его багаж прибыл только вечером.

Здесь Гордон получил письма из Москвы от жены и тещи от 4-го июля.

11-го Гордон отправился к боярину князю Ивану Андреевичу Хованскому, наместнику Пскова, и передал ему царскую грамоту. Наместник сказал Гордону, что позаботится о том, чтобы все было сделано по царскому приказу. Получив приглашение, Гордон обедал у полковника Гулица.

12-го Гордон засвидетельствовал свое почтение боярину, завтракал у полковника Крюгера, а обедал у полковника Шейна.

Когда 13-го к Гордону прибыли стольник с шестью стрельцами и почтовые лошади, он откланялся боярину и, позавтракав, снова пустился в путь. Переехав по плавучему мосту реку Великую, Гордон заехал с спутниками и провожавшими его друзьями в шведский дом, где и выпил за здоровье своих друзей. Большая часть псковских друзей Гордона проводила его за город; только ротмистр Колин, М. Лаугтон и некоторые другие проводили его верхом еще дальше. Вечером Гордон приехал в город и монастырь Печерский, в 40 вер. от Пскова, где и переночевал.

14-го, выехав рано утром и проехав 9 верст от Печор, они приехали на границу. Здесь Гордон велел приготовить завтрак, за которым все выпили за здоровье отсутствовавших друзей при звуке привезенных с собой из Пскова труб, сильно встревоживших окрестных жителей. Здесь ротмистр попрощался с Гордоном; вместо капитана Рава и Петра Пиле, оставшихся в Пскове, Гордона провожал сотник с шестью стрельцами.

В 3-х верстах отсюда они приехали в старый каменный замок Нейхаузен и далее — около 4-х час. пополудни — в Роугс-Круг. В 5-ти милях от Нейхаузена Гордон, узнав, что у местного пастора была хорошая водка, послал попросить ее для себя. Пастор пригласил Гордона в свой дом. Последний принял приглашение и был встречен очень любезно и удержан на ужин. Пастор угостили его вкусными местными блюдами и хорошим пивом.

15-го Гордон, выехав со своими спутниками рано утром и проехав 3 мили, приехал в Форштуф, а еще через 2 мили к Черной реке. Пообедав здесь, они переправились на плоту через [71] реку, а в 3-х милях от нее переночевали в открытом поле, на котором пашли достаточно дров, травы и воды. Всю ночь стояла сильная стража.

16-го на рассвете они отправились дальше и, пообедав в лесу, остановились на ночь в миле от Вольмара.

17-го они проехали через Вольмар, и, пообедав в Папендорфе, в 2-х милях от Вольмара, переночевали в 3-х милях оттуда в открытом поле.

18-го они переехали по мосту реку Браслу и переночевали у холма Кочевника (Koschewnik). Отсюда Гордон отправил к рижскому наместнику стольника с Каспаром Штаденом и письмами от псковского наместника, приказав им также приготовить для него квартиру в предместье.

19-го они переправились в 2-х милях от Кочевника через реву Гаую (или Аа) и пообедали в открытом поле в одной миле от Риги.

20-го утром Гордон приехал в Ригу и остановился у толмача… После обеда к нему пришли досмотрщики, чтобы узнать, не привез ли он с собой купеческих товаров. Он отвечал им, что не имеет с собой ничего, кроме собольих хвостов талеров на 100 для собственного употребления. За то, что они не осмотрели его сундуков, в которых был мускус (einige Muskus), он дал им 2 талера, после чего они удалились очень довольные.

Затем Гордона посетили Веньямин Айлоффе, Финляй Довни, а затем и Герман Бекер и многие другие; всем им Гордон привез письма и подарки.

Гордон получил два письма от Фомы Бриана из Москвы; первое от 5-го июля он получил почтою, второе от 29-го июня по случаю. Получил он также письмо от доктора Коллинса от 6-го июля.

21-го, в субботу, губернатор генерал-лейтенант Фабиан фон-Ферзен, старый знакомый Гордона, прислал к Гордону офицера с приветствием и приглашением к себе. Гордон велел поблагодарить его и передать, что придет после обеда.

После обеда Гордон, послав за г-ном Айлоффе, отправился с ним к губернатору, принявшему его очень милостиво. После продолжительного разговора о прошлых событиях губернатор дал понять, что шведы чрезвычайно желают поддержания мира, но, по-видимому, сомневаются, таковы ли намерения и русских. Между прочим он рассказал, что несколько дней тому назад на границу [72] приезжал русский отряд, встревоживший окрестности трубными звуками и выстрелами. Несколько подумав, Гордон сказал, что это не что иное, как ошибка, и что, кажется, он сам ей виною, и рассказал, что некоторые из его друзей провожали его из Пскова до границы и на прощание стреляли и трубили в трубы. Губернатор остался очень доволен этим объяснением и казался несколько сконфуженным, что поднята была такая тревога без достаточной на то причины. После этого они весело провели время за стаканом вина. Губернатор велел отвезти Гордона домой в своем экипаже в сопровождении многих слуг; главнейшим из них Гордон подарил по червонцу, а низшим по талеру, упоминая при этом, что это было слишком щедро.

В тот же день Гордон написал г-ну Бриану.

22-го он в обществе нескольких друзей обедал дома.

28-го он разменял 100 руб. на талеры, большая часть которых были голландские.

Г-н Айлоффе достал для Гордона и его спутников места на корабле, отправлявшемся в Любек, за 12 талеров. Для самого Гордона была оставлена каюта. Отпустив своих псковских ямщиков, Гордон написал через них тамошним своим друзьям; через сотника же он передал благодарственное письмо псковскому наместнику.

24-го Гордон написал своей жене и теще, а также доктору Коллинсу, г-ну Бриану и думному дьяку (Посольского приказа) Алмазу Ивановичу (Иванову).

25-го корабль поплыл вниз по реке; Гордон велел отнести свои багаж в лодку, ждавшую у верфи. В таможне ему пришлось заплатить 4 талера пошлины за проезд и столько же за соболей. Часов в 10 он отправился в лодке к дюнамюндскому укреплению, поговорил здесь с капитаном Иваном Гордоном и сел затем на корабль, плывший в Любек; шкипером на нем был Дурк Эблер ⁵².

26-го, проплыв всю ночь, они миновали Домеснес, имея вправо от себя остров Эзель; мыс Домеснес находится в 18 милях от устья Двины; он очень опасен вследствие мелководия и находящихся здесь мелей. После довольно счастливого плавания корабль [73] прибыл 5-го августа в Любек. Гордон остановился в гостинице «Красного Льва». Здесь он передал Юстусу Поортену янтарный ящичек и письмо, данные ему для передачи г-ном Брианом. Наняв вместе с другими спутниками экипаж, Гордон выехал в 4 часа из Любека. 6-го около полудня он приехал в Гамбурга, где остановился в гостинице «Ревель» в Штейнштрассе и сейчас же послал за Натанаэлем Камбриджем, к которому имел рекомендательные письма. С ним он советовался насчет дальнейшего своего путешествия. Г-н Камбридж и в других случаях обнаружил по отношению к нему чрезвычайную услужливость. После него к Гордону пришел г-н Ферпоортен, к которому он также имел письма.

7-го Гордон отправился в Альтону, где присутствовал при богослужении. После обеда его посетил г-н Кенеди; последний, уезжая из Москвы, взял у Гордона и других своих друзей письма для передачи в Шотландию; но все их потерял в Риге, где с ним случился припадок сумасшествия.

В этот же день Гордон получил по почте письмо из Москвы от жены, тещи, г-на Бриана и доктора Коллинса от 5-го июля.

8-го его посетили друзья, не знавшие, какие дать ему советы относительно дальнейшего путешествия. Между тем он решил ехать сухим путем, так как это казалось ему и более приятным и более безопасным вследствие войны.

9-го он послал г-ну Кембриджу для отсылки в Ригу все вещи, ненужные ему в дороге.

10-го он написал жене, теще, доктору Коллинсу, г-ну Бриану и думному дьяку Алмазу Ивановичу.

11-го, попрощавшись с друзьями, он поехал в лодке в Гарбург. Сев здесь в почтовый экипаж, он проехал через Целле, Ганновер, Штадтгаген, Бюкебург, Минден, Гамельн, Герфорден, Билефельд и Липпштадт. Гордону ранее советовали переехать Рейн у Кельна или ниже его и отправиться затем через Люккерлалд в испанские Нидерланды, чтобы, согласно с своей инструкцией, избежать голландских границ. Однако узнав, что во всех прирейнских городах свирепствует чума и что приезжающие из них подвергаются карантинному очищению в Люттихе, он поехал со всеми своими спутниками в Везель, решив уже там принять меры касательно дальнейшего своего путешествия.

Выехав из Липпштадта 15-го в 10 часов, Гордон 16-го к вечеру приехал, миновав Гам, Люнен, Ольпген и Гальберен, [74] в Везель. Здесь путешественники были опрошены у ворот и отведены солдатом на гауптвахту. Так как барон фон-Лоттум, подполковник Шверин и другие путешественники были там известны, то на Гордона не было обращено внимания; когда же они сказали, где остановятся, то их отпустили. Впрочем к ним сейчас же был послан писарь, чтобы записать их имена. Гордон обещал почтмейстеру на водку, если тот умолчит об его имени, объяснив ему свою просьбу тем, что он шотландец и боится вследствие войны с английским королем быть задержанным. Поэтому, когда пришел писарь, Гордон ушел из дому к конюшням, где и оставался, пока тот не ушел; почтмейстер же назвал фамилию и звание, которые ему заблагорассудились. Здесь они очень хорошо поели, причем каждому пришлось заплатить не более полуталера.

17-го, позавтракав и дав почтмейстеру за услужливость талер, Гордон велел отнести свой багаж в лодку и продолжал путешествие, не подвергаясь более опросу. Гордон миновал города: Сантон, Реес, Клее, Эммерих, Шенкеншанц, Нимвеген, Тиль, форт св. Андрея, Боммель, Левенштейн, Воркум, (здесь он видел английского адмирала сэра Георга Айскуэ, взятого в плен во время одного из сражений в начале июня), Горкум и Дордрехт.

20-го в понедельник часов в 10 Гордон пересел на другое судно, плывшее вниз по Ваалу к Зеландии. У Фервере он высадился и нанял экипаж, в котором доехал до Миддельбурга. Отсюда Гордон отправился со своими спутниками пешком в Флиссинген. Здесь им было очень трудно найти квартиру; все они были заняты моряками и солдатами, так как отсюда отправлялся в море адмирал Руйтер. 22-го рано утром Гордон велел отнести свой багаж на судно, на котором поехал в Гельфетслуис. Так как в первую среду этого месяца, по новому стилю, праздновался обычный Boots-Tag, то Гордону было очень трудно проникнуть в город. Испытав некоторые затруднения, он приехал через Миддельбург и Брюгге в Остенде. По пути Гордон встретил английскую яхту, везущую (что сохранялось в секрете) г-на Кювета, принужденного бежать из Голландии, вследствие своей корреспонденции с Англией и участия в деле полковника Буата. Гордон пытался уговорить капитана этой яхты взять его в Англию, но капитан отказался на том основании, что послан королем по чрезвычайному делу. Когда же Гордон открыл, кто он такой, то капитан окончательно отказался принять его. Итак, Гордону приходилось искать себе места на другом корабле. [75]

25-го флот, к которому принадлежал корабль Гордона, был уже готов к отплытию, как пришло известие, что голландский флот отплыл из Флиссингена.

26-го голландский флот показался на море у Бланкенбурга, вследствие чего было решено еще отложить отплытие. Не желая оставаться ни на корабле, ни в Остенде, Гордон вернулся в Брюгге. Прибыв сюда 27-го, он остановился в гостинице «Короля Великобританского».

29-го он опять приехал в Остенде и, не без труда получив с корабля свой багаж, при чем ему пришлось заплатить половину платы за провоз его, вернулся в Брюгге.

Отсюда он написал в Гамбург и в Москву своим друзьям.

30-го, узнав, что в Гент приехала г-жа Плавдон, чтобы посетить монастырь, в котором ее дочь была настоятельницей, Гордон уговорил своего хозяина г-на Фразера ехать туда с ним.

31-го, приехав в Гент, он отправился в английский женский монастырь и виделся здесь с г-жею Плавдон, которая была очень рада видеть его и получить известия о его теще. После обеда Гордон поехал обратно в Брюгге, куда и прибыл 1-го сентября в два часа пополудни.

В Брюгге Гордону пришлось несколько недель ждать отплытия флота из Остенде; время шло для него очень медленно, хотя у него и не было недостатка в разных развлечениях.

13-го он написал г-же Плавдон, прося у нее совета на счет вещей, которые он хотел купить и заказать для жены и тещи; 16-го он получил от нее очень вежливый ответ.

Так как Гордону все более надоедало так долго оставаться на одном месте, то он нашел нужным написать в Англию, сообщая, что находится в Брюгге, и прося содействия для скорейшего своего прибытия в Англию. Одно письмо он написал графу фон-Лавдердалю, а другое его секретарю Якову Меттелану; в то же время он жаловался на капитана Гилля из Дептфорда, не захотевшего принять его на королевскую яхту.

В это время Гордон получил печальное известие о большом пожаре в Лондоне, задержавшем несколько почт.

16-го он написал генералу Дальелю, генерал-лейтенанту Друммонду, своему отцу и дяде.

19-го он написал сэру Ивану Гебдону, сообщая ему о своем положении и местопребывании, а также лорду Лавдердалю и отцу. [76]

В Россию он написал жене, теще, доктору Коллинсу, г-ну Бриану и думному дьяку Алмазу Ивановичу. Последнему он сообщала о своем затруднительном и дорогом путешествии и о том, что принужден так долго оставаться в одном месте, так как не решается ехать на обыкновенном пакетботе, боясь, чтобы с ним не случилось того же, что и с бранденбургским посланником, недавно захваченном крейсером, и выражал наконец надежду, что вследствие его усиленных издержек сделаны будут соответствующие распоряжения.

Гордон получил от сэра Ивана Гебдона ответ на свое письмо. Гебдон просил его высадиться в Дептфорде и ехать через Пекгам, чтобы пробыть там у него до тех пор, пока не будут готовы одежда и другие необходимые вещи. Гордон решил принять это приглашение.

Получив ответ от г-на Меттелана, сообщавшего ему, что королевской яхте, которая должна пристать в Невпорте, отдан приказ принять его, Гордон занял у г-на Коллизона 10 фун. стерлингов, передал свои сундуки и другие вещи на попечение г-на Склина и, взяв с собой только свою кредитивную грамоту и письма, отправился 25-го в экипаже в Невпорт, где остановился у одного ирландца.

Здесь Гордону было еще скучнее, чем в Брюгге, так как он не получал никакого известия о королевской яхте и не имел здесь хорошего общества. На другой день он узнал от одного шотландца, приехавшего на пакетботе, что королевская яхта, которая должна была взять его, была принуждена пристать в Булони и едва ли будет в состоянии приплыть в Невпорт; это сильно раздосадовало Гордона.

28-го сюда пришла из Англии небольшая яхта с купеческими товарами. Узнав об этом, Гордон сейчас же попросил своего хозяина пригласить к нему капитана; Гордон нанял у последнего яхту до Дувра за 60 крон с условием, чтобы пассажиры, которые пожелают ехать на ней, рассчитывались с Гордоном; плата же за провоз купеческих товаров шла капитану, который обязывался не разбойничать на море, а ехать прямо в Дувр. Зная, что в Брюгге многие ждут удобного случая для переезда в Англию, Гордон послал туда курьера с письмами к английскому резиденту, г-ну Гланвилю, г-ну Склину, Коллизону и трем молодым женщинам, недавно прибывшим из Лувена в женский монастырь, чтобы ехать далее в Англию. Он сообщал им о представлявшемся удобном случае [77] для переезда в Англию и просил их непременно приехать на следующий день, так как яхта должна была отплыть в воскресенье.

29-го прибыли пассажиры; между ними было несколько гамбургских купцов с женами, которые одни заплатили Гордону половину всех денег, заплаченных им капитану за яхту.

Гордон написал своим друзьям в Москву и к думному дьяку Алмазу Ивановичу на имя г-на Камбриджа в Гамбурге.

30-го, после обеда, Гордон сел с остальными пассажирами на яхту. Матросы все были пьяны, да и сам капитан не был вполне трезв. Выкинув королевский флаг, они поплыли вниз по реке. Спустя некоторое время один корабль, плывший вдоль берега, увидев королевский флаг, принял яхту за крейсер и бросил якорь. Капитан яхты велел своему экипажу, состоявшему из 30 человек и имевшему 4 пушки, достать из ящика свои заржавевшие ружья и зарядить пушки. Гордон убеждал капитана не совершать насилия на нейтральном месте; но совершенно пьяные матросы не хотели ничего слушать. Когда яхта проезжала на расстоянии мушкетного выстрела от корабля, экипаж последнего спрятался; когда же яхта проехала, то с корабля закричали ей вслед: плывите, плывите, на море все равно ждут французы. Это страшно разгневало капитана; Гордон и другие пассажиры всячески старались успокоить его. К заходу солнца они проехали мимо Дюнкирхена, а 1-го октября на рассвете прибыли в Дувр.

Высадившись и позавтракав здесь, Гордон поехал с своими спутниками через Кентербери, Ситтингборн и Рочестер в Гравезанд.

2-го, наняв лодку, они поехали вверх по Темзе в Дептфорд, где Гордон и высадился. Отсюда он отправился с проводником в Пекгам, где и был любезно принять сэром Иваном Гебдоном и его семейством.

Здесь Гордон получил письмо от генерала Дальеля из Лондона от 13-го июля, а позже от отца из Ахлуйхриеса от 20-го июня и из Москвы от г-на Бриана от 16-го августа и от доктора Коллинса от 20-го августа.

Переговорив с сэром Иваном Гебдоном обо всем нужном для себя и своей свиты, чтобы прилично явиться ко двору, Гордон послал к Петру Вебстеру и Георгу Грану, к которым имел векселя от г-на Паркера; они сейчас же выдали ему столько денег, сколько ему было нужно. Так как при дворе был в это время траур, то сам Гордон оделся в глубокий траур; своего зятя, который [78] должен был нести перед ним царское письмо, одел в полутраур, а слуг в обычные их ливреи; впрочем слуг не должно было быть много, так как он в силу своей инструкции не должен был иметь ни официального въезда, ни официальной аудиенции.

9-го Гордон, запасшись всем необходимым, тихо выехал в Лондон и поселился здесь на берегу у одного аптекаря немного выше Іvylane.

В тот же день Гордон попросил сэра Ивана Гебдона отправиться к графу фон-Лавдердалю и сообщить ему о его приезде, а также узнать, каким образом и когда Гордон будет допущен к королевской руке. Сэр Иван Гебдон вернулся с ответом, что граф уже сообщил королю о прибытии Гордона и о данном ему царем поручении и что Гордон должен в этот же вечер представиться королю.

В 6 часов вечера было прислано за Гордоном, и он был отвезен на квартиру графа фон-Лавдердаля. Его сопровождали сэр Иван Гебдон и Яков Меттелан, секретарь лорда.

Граф фон-Лавдердаль принял Гордона любезно и, ближе узнав о данном ему поручении, повел его к королю, который только что осмотрел недавно взятый французский корабль.

Гордон увидел короля, стоявшего с непокрытой головой под балдахином и окруженного вельможами. Сделав при входе обычные поклоны, Гордон взял царское письмо из рук своего зятя и произнес короткую речь, после которой король соблаговолил сам взять письмо из рук Гордона и передать его лицу, стоявшему около него. Затем король спросил о здоровье царя, на что Гордон отвечал так, как это обыкновенно делалось. После этого король сказал, что это посольство (Message) тем более ему приятно, что передача письма была доверена царем одному из его подданных. Кроме того король велел объявить Гордону, что ему во всякое время открыта доступ ко двору.

Гордона проводили затем обратно на квартиру графа фон-Лавдердаля, где он и прождал полчаса возвращения лорда от короля. Не дождавшись его, он отправился на свою квартиру, куда его проводил Патрик Васт, проведший у него с некоторыми другими лицами часа два.

10-го Гордона посетили некоторые частные лица. Следуя своей инструкции, Гордон не сообщал о своем приезде послам других государств и не делал им визитов; ему было велено не обращать на себя внимания, так как с русской стороны не желали [79] оскорблять голландцев, которых главным образом касалось поручение, данное Гордону.

11-го, узнав, что Георг Гордон, брата лорда фон-Гаддо, находится в Лондоне, Гордон велел отыскать его и пригласить к себе. Георг пришел к нему в тот же вечер вместе с Яковом Меттеланом и Иваном Кирквудом. Они весело провели время за стаканом вина за полночь.

Гордон получил письма от генерала Дальеля из Лейта от 2-го октября и от генерал-лейтенанта Друммонда от 6-го октября из Эдр. (Эдинбурга).

Королевский слесарь принес Гордону ключ, отмыкавший ворота парка, двери галерей и других входов во дворец. На ключе было выгравировано имя Гордона. Гордон дал слесарю 20 шиллингов, а его помощнику 5.

Так как квартира Гордона, находившаяся на берегу, была не совсем удобна, то он нанял себе другую на сенном рынке у Роберта Райнеса в гостинице «Двух Голубых Шаров», где ему было во всех отношениях хорошо.

Гордон посылал своего зятя Карла на уроки танцев и в манеж.

15-го он написал отцу и брату.

16-го у Гордона было совещание с лордом канцлером в доме последнего, так как он в это время страдал подагрою. Гордон говорит, что содержание этого совещания передано в другой его книге (in my other Book of my relation).

21-го в воскресенье Гордон, наняв карету, поехал в Гайгатт, где обедал у графа фон-Лавдердаля и откуда вернулся только к вечеру.

22-го он написал отцу, г-ну Масси в Брюгге и г-же Плавдон в Гент.

23-го у него было второе совещание с лордом канцлером и статс-секретарем сэром Вильямом Морицем в доме лорда канцлера; это совещание, говорит Гордон, приведено также в вышеупомянутой книге.

25-го он написал по почте генералу Дальелю и генерал-лейтенанту Друммонду.

25-го ^52а — жене, теще, доктору Коллинсу, г-ну Бриану и Алмазу Ивановичу по почте, отцу же через г-на Скейна. [80]

30-го он получил письма от отца из Ахлуйхриеса от 20-го октября, от генерала Дальеля из Лейта от 23 октября, от брата Ивана из Ватертоуна от 15-го октября и от дяди из Бомотутиля от 15-го октября.

1-го ноября он получил по почте письма от своих друзей из Москвы со вложением письма от полковника фон-Бокховена.

4-го он написал отцу, дяде и лорду фон-Питфодельсу со вложением письма от его сына (with that from his son Paul).

5-го он написал жене и друзьям в Россию, а также полковнику фон-Бокховену.

Двоюродный брат Гордона полковник Патрик Гордон Steelhand приехал в Лондон вместе с одним богемским полковником.

Гордон получил свои сундуки и остальной багаж из Брюгге.

Гордон пошел с г-жею Гебдон и ее дочерьми на Новый базар (die neue Boerse), где купил им перчатки и другие вещи в этом роде всего на 2 фун. 10 шил.

Гордон получил письма из Москвы от доктора Коллинса от 25 сентября, от г-на Бриана от 27-го и от жены и тещи с известием о рождении царского сына Ивана (Алексеевича).

Около этого времени Гордон послал в секретариат (into the Secretary office) докладную записку насчет своего поручения, на которую ему был обещан ответ.

12-го он получил письма от своего двоюродного брата Фомы

Гордона из Эдр. (Эдинбурга) от 12-го ноября со вложением письма от отца.

13-го он написал генералам Дальелю и Друммонду и другим друзьям в Шотландию.

Гордон имел третье совещание с лордом канцлером и статс-секретарем, на котором велись довольно оживленные прения о данном ему поручении и о привилегиях англичан в России.

Гордон послал своего зятя Карла с письмом к польскому королю, чтобы испросить у последнего свободу его отцу полковнику Филиппу Альберту фон-Бокховену.

Г-н Скейн приехал из Брюгге и привез долговую расписку Гордона на деньги, занятые им у г-на Коллизона в Брюгге.

20-го Гордон получил письма от отца из Ахлуйхриееа от 17-го сентября и от генерала Дальеля из Лейта от 6-го ноября.

23-го он написал жене и друзьям в Россию.

Гордон получил письма от генерал-лейтенанта Друммонда [81] из Лейта от 15-го ноября и от генерала Дальеля от 14-го ноября, на которые отвечал 24-го.

7-го декабря он занял 15 фун. стерлингов у Петра Вебстера.

8-го он поехал в Пекгам, Ловер-Теутин и Колебрук, где весело провел всю ночь с своими спутниками за стаканом вина. К их обществу присоединились еще Ричард Гебдон и его жена. Вернувшись в Лондон, они все поужинали у Гордона.

Гордон отправился в Тоуер и осмотрел там королевскую корону, скипетр, драгоценности, оружие и магазины, что обошлось ему в 1 фун. 13 шил.

10-го Гордон имел последнее совещание с лордом канцлером в доме последнего. Канцлер сообщил Гордону решение короля и его советников и сказал ему, что он получит ответное письмо царю. Кроме того Гордон узнал, что по приказанию короля ему будет дано 200 фун. стерлингов за издержки и подарок.

Гордон написал жене и друзьям в Россию.

Его при гласи л к себе на обед г-н Баттерсли.

Около этого времени в Шотландию возвращался лорд главный комиссар, граф фон-Ротес. Гордон представился ему и был им милостиво принят.

Полковник Патрик Гордон «Стальная Рука» уехал недовольный, получив только 50 фун. стерлингов, хоть и от графа фон-Мидлетона, но по приказу короля. Будучи принужден оставить в закладе шкатулку с своим отпуском (passes), он просил нашего Гордона выкупить ее, для чего и оставил ему 5 фун.; остальные же 5 фун. Гордон заплатил от себя.

17-го Гордон написал жене и друзьям в Россию.

19-го он получил письма от г-на Скейна и от дяди.

20-го он написал отцу, дяде, генералу Дальелю, двоюродному брату, г-ну Скейну и лорду Питфодельсу.

Он получил письма от жены и тещи от 7-го сентября со вложением письма от г-на Бриана.

Пообедав в Лондоне с сэром Иваном Гебдоном и его сыновьями, Гордон посетил г-на Товрса.

27-го в день св. Иоанна Гордон обедал в Пекгаме в избранном обществе, в котором ему было очень весело.

В один из следующих дней он обедал у графа фон-Мидлетона, а другой раз с сэром Вильямом Давидсоном и сэром Вильямом Томсоном; с ними обедал также доктор Моррисон, и всем им было довольно весело. [82]

На этих днях Гордон сделал визит графу фон-Карлисле.

1667.

1-го января во вторник Гордон был приглашен в Ловер Теутин, где весело провел два дня в избранном обществе.

3-го все общество вернулось в Лондон, обедало вместе в гостинице «Обеденный петух» и провело ночь в квартире Гордона на его счет.

4-го обедали в ренсковом погребе (Rheinweinkeller) на счет сэра Ивана Гебдона.

5-го Гордон обедал у сэра Георга Энта, а 8-го у отца г-на Карриля.

Гордон получил письмо из Москвы от г-на Бриана со вложением писем от жены и тещи от 4-го декабря.

По приказанию короля польскому королю было написано в пользу пленного полковника фон-Бокховена письмо следующего содержания:

Полковник Филипп Альбрехт фон-Бокховен несколько лет служил нашему блаженной памяти отцу и нам; служил бы и долее, если бы не произошло последнее возмущение наших подданных. Когда мы увидели себя принужденными удалиться из наследственного нашего государства, то наши слуги должны были поступить на службу к другим государям. Между этими слугами, поставленными в столь печальное положение, находился и упомянутый полковник Филипп Альбрехт фон-Бокховен, поступивши на службу к нашему возлюбленному брату, его величеству царю русскому, на которой и состоял до 1660-года, в октябре которого был взят в плен литовским полководцем Иваном Сапегою. С этого времени он находится в плену у старшего сына этого ныне уже умершего генерала. Помня многочисленные и верные заслуги нашего вышеупомянутого подданного, полковника Филиппа Альбрехта фон-Бокховена, и желая снова взять его на свою службу, мы просим ваше величество позволить упомянутому нашему подданному вернуться на нашу службу. На исполнение нашей просьбы мы посмотрим, как на доказательство расположения вашего величества к нам, и постараемся отвечать на него в тех случаях, когда это потребуется от нас вашим величеством, и т. д.

Гордон обедал у графа фон-Мидлетона, который принял его очень милостиво. [83]

Он написал отцу, дяде, брату и двоюродному брату Фоме Гордону.

Около этого времени в Лондон прибыл генерал-лейтенант Друммонд.

14-го Гордон получил назначенные ему королем деньги, из которых заплатил следующие установленные суммы:

Сделав себе и своей свите одежду по моде и узнав, что письмо короля было готово, Гордон попрощался с своими друзьями, прежде же всего с графом фон-Лавдердалем, давшим ему письмо к доктору Дависону в Польшу по поводу письма короля об освобождении полковника Филиппа Альбрехта фон-Бокховена. [84]

Гордон угостил г-на Кука и чиновников секретариата, а в то же время и купцов, торговавших с Россией, и их жен, устроив при этом концерта. В то же время он подарил 5 фун. г-ну Куку, 10 шил. г. Томкинсу и 10 шил. привратникам.

Гордон получил от генерала Дальеля из Кильмарнока письмо от 27 декабря, на которое отвечал в тот же вечер.

Он отправился в Лондон, чтобы попрощаться с некоторыми друзьями.

Он получил письмо из Москвы от г. Бриана от 14 декабря со вложением писем от жены и тещи, на которые он отвечал с следующей же почтой.

На этих днях Гордон откланялся принцу Руперту, который был очень болен. Последний обещал написать в пользу полковника фон-Бокховена письма к бранденбургскому курфюрсту и к князю Богуславу Радзивилу и прислать их Гордону в Гамбург. При этом он приказал своему секретарю г-ну Гаю напомнить ему об этом, как только ему сделается немного лучше.

18-го Гордону дана была прощальная аудиенция у короля. Король обошелся с ним очень милостиво и собственноручно вручал ему письмо к царю, высказав желание, чтобы на него было обращено особенное внимание, и поручив Гордону усиленно кланяться своему дорогому и возлюбленному брату, т. е. царю. Обещав исполнить это, Гордон поблагодарил короля за оказанную ему милость и, поцеловав ему руку, откланялся и был отведен обратно на свою квартиру. Вернувшись домой, Гордон заметил, что в надписи письма стояло Illustrissimo вместо Serenissimo. Он сейчас же попросил сэра Ивана Гебдона доложить об этом статс-секретарю, говоря, что под страхом казни не смеет взять письма с такою надписью, тем более что уже известно, что за спор произошел в Москве с графом фон-Карлисле за это слово. Секретарь беспрекословно обещал изменить надпись.

На другой день Гордон был приведен к его высочеству герцогу Йоркскому, который, приняв его очень милостиво, скоро отпустил его. Гордон сказал его высочеству, что король обещал дать ему Catch-корабль, который бы быстро перевез его в Фландрию. Герцог обещал отдать на это приказ сэру Вильяму Ковентри.

Гордон откланялся также лорду канцлеру, который все еще лежал больной подагрой на своей даче в Беркшире. Последний удивился, что Гордона задержали так долго. [85]

Клерк принес Гордону королевское письмо с измененной надписью, копию с него и паспорт. Гордон дал ему 20 шиллингов.

22-го король прислал к Гордону сэра Гарберта Прица, чтобы еще раз привести его к королю. Гордон явился в то время, когда последний выходил из своей опочивальни; король сказал ему следующее: полковник Гордон! Я имею в России подданного по имени Каспара Кальтгоффе, о котором я несколько раз писал царю, и я удивляюсь, что он не отпускает его согласно нашему требованию. Я прошу вас поговорить с царем о том, чтобы он был отпущен.— Гордон отвечал, что в первый же раз, как будет иметь честь видеть царя, передаст ему требование короля. Король еще раз попросил Гордона исполнить это и пожелал затем Гордону счастливого пути.

Вернувшись домой, Гордон отправился к секретарю Морицу, поблагодарил его за оказанные им вежливость и услуги и просил его принять два соболя стоимостью в 2 фун. стерлингов — не как плату за труды, а как подарок от друга, но никак не мог убедить его к этому.

Затем Гордон попрощался с графом Мидлетоном, которому также был многим обязан.

Королевское письмо к царю Алексею Михаиловичу было приблизительно следующего содержания: Превосходнейший и славнейший государь! Письмо вашего царского величества от 29-го июля истекшего года вручил нам полковник вашего царского величества Патрик Гордон. Оно содержит в себе ответ на наше письмо, написанное 29-го декабря прошлого года при. нашем дворе в Оксфорде. Мы очень сожалели, что оно не вполне оправдало того, чего мы ожидали от вашего царского величества, нашего дорогого и возлюбленного брата, вследствие дружественных выражений, употребленных вами по отношению к нам в разных письмах и посольствах, так ваше царское величество говорило, что братская любовь и дружба, питаемые вашим царским величеством к нам, сильнее, чем к кому-либо из наших предков, королей и что уважение вашего царского величества к нам далеко превосходить уважение ко всем остальным христианским государям. Веря этому, мы сообщаем вашему царскому величеству, нашему возлюбленному брату, о войне, которую мы в настоящее время ведем с республикой Соединенных Нидерланд, и о нескольких победах, дарованных нам над ними Богом. Однако в ответе вашего царского величества мы не можем усмотреть большего расположения к нам, чем [86] к упомянутой республике, нашему врагу. В упомянутом нашем письме мы сообщали также вашему царскому величеству о том, что подданные этой республики привозят мачты и деготь для своих военных кораблей, действующих против нас и нашего королевского флота, из земель вашего царского величества. Вследствие этого мы просили ваше царское величество, в силу братской любви и расположения, питаемых вами к нашему королевскому величеству, не только запретить подданным упомянутой республики вывозить в будущем эти корабельные материалы из земель вашего царского величества, но и позволить офицерам нашего флота или их уполномоченным закупать и вывозить из государства вашего царского величества в течение 5 лет мачты и деготь в таком количестве, какое сочтут нужным упомянутые офицеры. Мы же за это обязуемся вам, нашему возлюбленному брату, что никто ни на Двине, ни в гавани вашего царского величества Архангельске не посмеет под страхом смерти ни продавать подданным республики Соединенных Нидерланд какие бы то ни было корабельные материалы, ни покупать или вывозить их из земель вашего царского величества. Для довершения вашего одолжения мы не можем не ожидать, что ваше царское величество исполнит прежнее наше требование относительно беспошлинного вывоза из государства вашего царского величества корабельных материалов для употребления нашего флота теми лицами и в таком количестве, как это найдут нужным офицеры нашего флота. В противном случае ваше царское величество обошлось бы с нами не лучше, чем с нашим врагом, что нисколько не согласовалось бы с братскими намерениями, выраженными вашим царским величеством по отношению к нам. Что же касается запрещения нашим купцам торговли на этот год указом вашего царского величества, вследствие разных письменных и печатных сообщений о том, что чума все еще свирепствует в государстве нашего королевского величества, то нам следовало бы надеяться, что ваше царское величество не поверит уловкам наших врагов и тем газетам, которые распространяют выгодные для них известия, не заботясь о том, верны или ложны они. Вопреки этой клевете мы можем уверить ваше царское величество, что чума совершенно прекратилась в нашем королевском городе Лондоне и во всех наших портах, за что мы искренно благодарим Всемогущего Бога. Не сомневаясь в том, что это известие будет в высшей степени приятно вашему царскому величеству, нашему возлюбленному брату, мы питаем уверенность, что по получении этого письма ваше [87] царское величество отменит все запрещения этого рода и по-прежнему дозволит купцам, которые будут приезжать из нашего королевства, беспошлинную торговлю в землях и портах вашего царского величества. Что касается восстановления вашим царским величеством привилегий нашим подданным, то наши купцы хорошо видят, что мы не в состоянии побудить к этому ваше царское величество в настоящее время. Хотя ответ вашего царского величества на этот пункт нас и не удовлетворяете, тем не менее мы относимся к нему терпеливо, надеясь, что привилегии будут нам в скором времени возвращены; по крайней мере мы не сомневаемся в расположении вашего царского величества и в доказательстве его на деле (Royall performances). Желаем вашему царскому величеству, нашему дорогому и возлюбленному брату, долгой жизни и счастливого и вожделенного царствования и, всемилостивейше отпуская с этим письмом полковника вашего царского величества Патрика Гордона, поручаем ваше царское величество Всемогущему Богу. Написано при нашем дворе, в нашем королевском городе Лондоне, 27-го декабря 1666 г., на 18-м году нашего царствования.

Карл.

Узнав, что барон д’Изола прибыл в Лондон чрезвычайным посланником римского императора, но еще сохраняет инкогнито, так как не прибыла его свита, Гордон велел осведомиться: не позволите ли он явиться к нему. После некоторого колебания барон д’Изола согласился, и Гордон отправился к нему вечером. После долгого разговора, во время которого барон д’Изола все время пристально смотрел на Гордона, он наконец заметил, что, кажется, уже видел Гордона, но не помните где. Гордон счел неудобным оставлять долее посланника в неведении и сказал ему кто он, напомнив ему о том, что некогда произошло между ними в Варшаве. Барон д’Изола порадовался на счастье Гордона и выразил сожаление о том, что тот так скоро уезжает. После взаимных уверений в дружбе Гордон откланялся; он был очень рад, что ему удалось увидеть столь достойное лицо, обнаружившее по отношению к нему столько расположения и любезности.

Угостив в гостинице «Петух» своих друзей обедом, на котором была музыка, женщины и избранное общество, Гордон велел уложить все свои сундуки и отдать их г-ну Меверелю, который должен был переслать их при удобном случае на корабле. С собой он взял только два чемодана и ранец, в котором [88] находились королевское письмо, важнейшие его бумаги и некоторые другие вещи.

27-го Гордон, помолившись в церкви св. Иакова и попрощавшись с своим хозяином и его женой, с г-жей Лесли и ее дочерью и с г-жей Чарльс, поехал в Пекгам и написал оттуда следующее письмо сэру Вильяму Ковентри.

Милостивый Государь.

Я желал бы иметь возможность засвидетельствовать вам мою благодарность за приказ вывезти меня даром из государства его королевского величества, но так как я ошибся в своем ожидании, то могу только сообщить вам об этом, выяснив все обстоятельства. Его королевское величество был настолько милостив, что из расположения к царю, моему повелителю, обещал мне корабль, который перевез бы меня во Фландрию, а его королевское высочество подтвердил волю его величества, поговорив с ним об этом. Я не буду вдаваться в дальнейшие подробности. Между тем вам хорошо известно, что официальное лицо, хотя бы и самое незначительное, будучи послано каким бы то ни было государем или государством к его царскому величеству, моему повелителю, всегда сопровождается от границ и до них и снабжается всеми удобствами, которые может только доставить страна. Вследствие этого его царское величество ожидает того же и от других. Неудивительно поэтому, что я недоволен промедлением, тем более, что служу государю, воля которого исполняется, едва сделается известной, и который не будет в состоянии поверить, если услышит что-либо иное о других государях. Если бы время года позволяло и если бы мне не приходилось отвечать за дальнейшее свое промедление, то я был бы менее навязчив и, если бы мне не угрожала опасность потерять доверие своего государя, остерегся бы открывать причину своего замедления. Принужденный воспользоваться первым удобным случаем для отъезда, хотя бы это был даже пакетбота и мне угрожала бы опасность быть ограбленным и лишиться письма его величества и бумаг, касающихся блага английской нации, я предоставляю вам решить, на кого упала бы в этом случае вина. Впрочем я все еще надеюсь, что вы отдадите приказ, и думаю, что получу его через своего слугу с вашим ответом в Гринвиче.

Это письмо вызвало приказ капитанам Сваллову и Говке, стоявшим у дюн, чтобы один из них принял Гордона и перевез его во Фландрию. [89]

28-го Гордон получил записку от генерал-лейтенанта Друммонда, спрашивавшего, где он может вечером поговорить с Гордоном. Гордон отвечал, что будет ждать его в 2 часа пополудни в Беаре на мосту. После обеда Гордон отправился туда с сэром Иваном Гебдоном и другими друзьями. Через полчаса пришел и генерал-лейтенант Друммонд. Он уполномочил Гордона получить от купца Якова Кука в Москве 2000 руб., которые тот остался ему должен, и дал письмо к доктору Коллинсу, чтобы последний передал Гордону долговую расписку купца. Поужинав и выпив на прощание, Гордон расстался с своими друзьями.

Так как Яков Бурнет из Лейеса очень просил Гордона одолжить ему 5 фун. стерлингов, то Гордон послал записку Петру Вебстеру, чтобы тот выдал ему эти деньги.

29-го, позавтракав, Гордон выехал в Гринвич, куда его провожал сэр Иван Гебдон со всем семейством. Туда приехали и все купцы, торговавшие с Россией (all the Russia merchants), и другие друзья Гордона. Они весело поужинали все вместе.

80-го, в час утра, Гордон, попрощавшись с своими друзьями, отплыл на лодке и на рассвете приехал в Гравезанд. Позавтракав здесь, он отправился сухим путем в Зандвич, где и переночевал.

31-го, прибыв в Деаль, Гордон сейчас же осведомился о судах (Ketches), к которым имел приказ, но ничего не мог узнать о них.

1-го февраля Гордон отправился к Ивану Кемпторну, стоявшему с своей эскадрой у дюн, и показал ему свой приказ. Тот отвечал, что эти суда, очень возможно, и стояли здесь, но что они не принадлежать к его эскадре; он же не может дать Гордону судна без особенного на то приказа от лорда генерал-адмирала. Вернувшись в свою квартиру, Гордон сейчас же написал по почте сэру Ивану Ковентри, сообщая ему, что у дюн нет тех судов, к котором относится его приказ. На следующий день он получил ответ, что, по всей вероятности, суда эти, воспользовавшись благоприятным ветром, отплыли согласно первому данному им приказу и что он не может найти другого случая к скорому отъезду Гордона. Тогда Гордон решил ехать в Дувр и отправиться оттуда на пакетботе.

2-го февраля в Бреславле умер польский кронмаршал и помощник полководца Георг Севастьан Любомирский. [90]

4-го Гордон отправился в дождь в Дувр и остановился здесь в гостинице «Принца Оранского» у г-на Тоурса.

5-го Гордон проводил время в том, что смотрел с возвышения на берег Франции, который несмотря на пасмурную погоду был хорошо виден.

6-го, около 2-х часов утра, Гордон сел на корабль, который сейчас же и отплыл. Весь этот и следующий день их носило взад и вперед между Кале и Гравелингеном; только поздно вечером они с трудом достигли Невпорта. Гордон все время страдал морскою болезнью.

8-го Гордон поехал на лодке в Брюгге, а 9-го — в Гент. Здесь он посетил женский монастырь, где целый час провел в беседе с г-жей Плавдон и ее дочерью, настоятельницей этого монастыря.

10-го он поехал с двумя молодыми ирландцами в Антверпен, куда прибыл в 2 часа пополудни. Здесь он посетил своего друга Вильяма Давидсона, у которого встретил г-на фон-Гурста, бежавшего из Голландии с г-ном Киветом вследствие дела ротмистра Буата.

11-го прибыл с багажом зять Гордона, Карл фон-Бокховен, оставленный им в Генте.

13-го Гордон выехал из Антверпена и приехал через Тоелен и Вильгельмштадт в Дордрехт; отсюда он через Роттердам и Дельфт приехал в Гагу, где и переночевал. В Лейдене он посетил Георга Гордона, учившегося там.

15-го Гордон прибыл в Амстердам, куда 17-го приехали и его зять, и г-н Диве, оставленные им с багажом недалеко от Роттердама. Отсюда он написал сэру Ивану Гебдону и его сыну, после чего нанял корабль, плывший в Гамбург, и пообедал у г-на Гибсона.

19-го он сел на корабль и прибыл 20-го в Энкгуисен; так как был противный ветер, то он велел перевезти себя в Ставерен.

Узнав, что шведская королева Христина дает 4-го марта в Гамбурге бал, Гордон отправился сухим путем через Гинделопен, Воркум, Больсверд, Лейварден и Докум в Гренинген, куда и прибыл 24-го утром; отсюда он поехал через Дан и Дельфциль. Здесь его уговорили ехать водой, благодаря чему он через 3—4 дня мог быть в Гамбурге, что было невозможно сухим путем. [91]

26-го он сел на корабль и 7-го марта после тяжелого морского путешествия высадился у Глюкштадта, решив ехать отсюда в Гамбург сухим путем.

8-го марта Гордон продолжал путешествие сухим путем и вечером прибыл в Гамбург, где к досаде своей узнал, что бал уже состоялся 4-го.

9-го полковник Гордон «Стальная Рука», узнав, что приехал наш Гордон, пришел к нему с г-ном Камбриджем, вручившим Гордону посылку из России. Она содержала в себе письма от г-на Бриана и от жены и тещи Гордона из Москвы от января 1667 г. и от 17-го декабря 1666 г. Также получил он письма от Андрея Гая, два письма sub volante от принца Руперта к бранденбургскому курфюрсту и к князю Богуславу Радзивилу по поводу освобождения полковника фон-Бокховена; эти письма были написаны 13-го февраля. Наконец он получил еще письма от сэра Ивана Гебдона и его сына.

10-го полковник Мализон прислал офицера приветствовать Гордона и извиниться, что не может приехать сам, так как лежит в постели; он просил Гордона в виду того, что он прибыл в качестве частного лица, пользоваться его экипажем и слугами, говоря, что увидит в этом приятное для себя. Гордон поблагодарил его, обещав посетить его, как только явится на то возможность.

Гордон обедал у полковника Гордона «Стальная Рука». После обеда приехал фельдмаршал Вюрц, который, узнав о приезде Гордона, хотел просить полковника Гордона «Стальная Рука» посетить вместе с ним нашего Гордона, за что последний искренне поблагодарил его. В тот же вечер Гордон посетил полковника Мализона, настоятельно просившего его пользоваться во время пребывания в Гамбурге его экипажем и слугами, что Гордон и обещал делать.

В Гамбурге Гордон узнал, что прежний его начальник благородный Любомирский умер 2-го февраля в Бреславле.

12-го Гордона посетил фельдмаршал Вюрц и целые 2 часа проговорил с ним о старых и новых событиях. В тот же день Гордона посетили и многие другие дворяне.

Здесь Гордон узнал, что между русским царем и польским королем заключено 13-тилетнее перемирие.

Оставив прежнюю свою квартиру, Гордон переехал в город в гостиницу «Белого Коня», где ему было удобнее. [92]

15-го он написал в Россию жене, теще, г-ну Бриану и Алмазу Ивановичу; в Англию — сэру Ивану Гебдону и его сыну и Андрею Гаю; в Шотландию — отцу, генералу Дальелю и генерал-лейтенанту Друммонду; в Брюгге — английскому резиденту г-ну Гланвилю; в Гент — г-же Плавдон; в Варшаву — доктору Давизону и в Данциг — г-ну Геллентину, в письмо которого вложил письмо английского короля к польскому королю в пользу полковника фон-Бокховена и письмо принца Руперта к князю Богуславу Радзивилу. Он написал также коменданту Магдебурга подполковнику Бруцу, посылая ему письмо принца Руперта к бранденбургскому курфюрсту и наконец в Ригу г-ну Айлоффе, которого просил переслать письма полковникам Форрату и Одоверну.

Гордон отдал полковнику Гордону «Стальная Рука» его бумаги и паспорта, но не получил от него денег, так что тот остался должен ему 15 фун. стерлингов.

Затем Гордон отплатил визиты фельдмаршалу Вюрцу и некоторым другим.

Так как королева Христина все еще находилась в Гамбурге, то Гордон передал ей свою просьбу быть ей представленным, на что она милостиво согласилась. Гордон отправился с полковником Гордоном «Стальная Рука». Они были проведены итальянским маркизом в большую комнату, в конце которой стояла королева. Когда Гордон, увидев ее и сделав первый поклон, начал приближаться к ней, то она дошла на встречу к нему до половины комнаты и, сняв перчатку, дала поцеловать ему руку. Гордон сказал короткую речь на верхненемецком наречии; королева, поблагодарив его, попросила его ходить с ней взад и вперед по комнате. Проговорив с ней около получаса, Гордон выслушал в той же комнате короткую обедню, после которой откланялся королеве и был сопровожден одним дворянином по лестнице до самой кареты.

Узнав, что Иван фон-Шведен прибыл с семейством в Любек, чтобы ехать в Россию, Гордон отправился туда, чтобы уговориться с ним насчет совместного путешествия.

21-го Гордон приехал в Любек, где его уговорили ехать морем.

23-го он вернулся в Гамбург и написал жене и теще по адресу г-на Бриана, а также доктору Коллинсу и Иосифу Вильямсону. [93]

Он получил 80 рейхсталеров от Генриха Поортена по векселю Ивана Гебдона.

Гордон получил письма от г-на Гланвиля из Брюгге от 14-го февраля и из Остенде от 16-го февраля с уполномочием взыскать в России его долг с Генри Кревета.

Полковники Шульц и Олефельд непременно хотели ехать с своими офицерами в Россию. Гордон не советовал им делать это на том основании, что царь уволил многих иностранных офицеров, долго служивших и уже известных в стране; поэтому было невероятно, чтобы он принял новых, тем более что вследствие мира, заключенного с поляками, дела для военных было мало. Гордону с большим трудом удалось уговорить их подождать по крайней мере до тех пор, пока он не напишет им из Москвы, могут ли они быть приняты или нет. Они дали Гордону подписанное ими прошение.

Гордон был угощен в одном английском доме.

Он написал в Данцига г-ну Геллентину.

30-го он написал полковнику Море в Букстегуде и 31-го получил ответ. В этот же день он говел в Альтоне.

1-го апреля в понедельник он попрощался с фельдмаршалом Вюрцем, полковником Мализоном, английскими купцами и наконец с полковником Гордоном «Стальная Рука».

2-го Гордон занял у г-на Камбриджа 100 рейхсталеров, дав ему вексель на имя Германа Бекера для уплаты Бен. Айлоффе с известительным письмом г-ну Бекеру.

В тот же вечер Гордон откланялся шведской королеве, отнесшейся к нему очень милостиво.

Он получил письма от сэра Ивана Гебдона, помеченные 1-го марта в Пекгаме.

3-го он поехал в Любек.

В Любеке Гордон пробыл 3 недели; здесь он получил несколько писем, как то: от Гордона «Стальная Рука», от Генри Поортена; ответив им, Гордон написал еще полковнику Мализону, благодаря его за оказанную им услужливость, а также в Москву и Шотландию.

24-го Гордон вместе с некоторыми другими нанял гальот в Ригу за 200 талеров. Так как была хорошая погода, то они и отправились в Травемюнде, где провели два дня в нагружении на корабль лошадей и багажа. Здесь Гордон попрощался с Иостом Поортеном, г-ном Ивингсом и другими лицами, провожавшими его [94] в Травемюнде и пробывшими здесь до сих пор, а также с капитаном Кауфманом, бывшим в Штуме лейтенантом Гордона во время службы последнего у шведов.

28-го они отплыли при свежем ветре и 6-го мая прибыли к Двине.

Здесь Гордон высадился с г-ном фон-Шведеном и отправился на дачу Германа Бекера, который случайно приехал сюда в это время. Около полуночи они вместе отправились в Ригу, где переночевали у г-на Бекера.

7-го Гордон переехал на собственную квартиру, находившуюся в предместье.

Он получил письма из Москвы от жены, тещи и г-на Бриана от 4-го марта, от доктора Коллинса от 2-го марта, второе письмо от г-на Бриана от 17-го марта, от г-на Геллентина из Данцига от 22-го апреля и от доктора Давидсона из Варшавы от 21-го и 28-го апреля со вложением писем от лорда Лавдердаля и Вильяма Давидсона в ответ на письмо Гордона из Гамбурга; в них Гордону сообщалось о деле полковника фон-Бокховена; о том же извещал его подполковник Бруце в своем письме из Магдебурга от 15-го апреля.

8-го мая, когда все лошади были выгружены с корабля и пропущены беспошлинно, генерал-губернатор велел попросить провести их через площадь, находившуюся в замке. Здесь губернатору так понравилась черная в пятнах лошадь, купленная Гордоном в Любеке за 40 талеров, что он просил Гордона или продать ее ему, или обменять на другую лошадь. Гордон отвечал, что лошадь не продается ни за какие деньги, но так как она понравилась губернатору, то просил последнего принять ее от него, говоря, что это будет ему очень приятно, и сейчас же отослал лошадь губернатору, но последний не согласился принять ее, велев поблагодарить Гордона.

Гордон был приглашен г-ном Клайгильсом в его питейный дом, куда и отправился с капитаном Гордоном, г-ном Айлоффе и Финлаем Довни. Здесь они довольно весело провели время.

Гордон купил у г-на Клайгильса рыжечалую лошадь с седлом, чапраком и чушками, за что дал ему свою соболью шубу (my Sable furr) и 12 талеров; Гордон же получил еще Британию Кембдена (Cambdens Brittania).

9-го Гордон нанял экипаж и лошадей до Пскова; спутниками его были г-н Исаак и г-н Диве. [95]

10-го он написал г-ну Геллентину, доктору Давидсону, Вильяму Давидсону, капитану Кауфману и полковнику Гордону «Стальная Рука». Кровать, которую дал ему на корабль капитан Кауфман, Гордон отослал через шкипера Вульфа.

В тот же день он написал в Москву жене, теще, г-ну Бриану и доктору Коллинсу.

11-го Гордон был приглашен на обед вместе с г-ном фон-Шведеном с семейством и некоторыми другими к Герману Бекеру, где их превосходно угостили.

В тот же день Гордон попрощался с своими друзьями, проводившими его за город; 17-го он прибыл в Псков. Здесь наместник задержал его до 24-го под тем предлогом, что в Англии чума; на самом же деле потому, что Гордон не хотел уступить ему свою черную в пятнах лошадь.

24-го Гордон получил наконец почтовых лошадей. К спутникам его присоединились еще Генри Мюнтер и пристав. 27-го Гордон прибыл в Новгород, 2-го июня — в Торжок, 3-го — в Тверь, 4-го — в Клин и 5-го — в Аксиньино (Axinia), где получил приказ оставаться до тех пор, пока не представит своего донесения в Посольский приказ и не получит приказа въехать в Москву. Гордон сейчас же отправил своего пристава с письмом псковского наместника, содержащим удостоверение или сказку о том, что ни в Англии, ни в других местах, через которые проезжал Гордон, не было чумы.

6-го, около 8 часов утра, к Гордону приехали тесть его (полковник фон-Бокховен) и г-н Бриан и привезли ему приказ отправиться в слободу и оставаться там до получения дальнейших приказаний. В слободе он с радостью был встречен женой и друзьями.

На другой день он принимал визиты друзей и поздравления их с приездом.

Получив наконец позволение явиться в Посольский приказ, Гордон передал боярину письмо английского короля и свои статейные списки ⁵³. Боярин сказал ему, что он еще не может быть допущен к царской руке. [96]

Гордон подарил тестю свою черную лошадь, седло и сбрую.

25-го он согласно обещанию, данному им в Гамбурге, осведомился, не могут ли быть приняты на царскую службу два полковника с их офицерами. Это оказалось невозможным, так как даже было уволено много хороших офицеров, уже давно служивших в России и знавших страну. Гордон известил об этом полковников Шульца и Гордона в Гамбурге.

Он написал капитану Гордону и г-ну Клайгильсу в Ригу ⁵⁴.

Комментарии

52. Описание путешествия Гордона из Риги в Англию и обратно сильно сокращено.

52а. Здесь, по всей вероятности, должно стоять одно из чисел между 25-м и 30-м. Примеч. перев. М. С-ой.

53. В статейных списках, т. е. письменном донесении о посольстве каждый посол должен был подробно изложить все случившееся с ним во время посольства. Тотчас же по возвращении статейные списки отдавались в Посольский приказ. Упомянутые здесь списки Гордона не заключают в себе ничего важного сверх записанного им в дневнике.

54. В предисловии несколько раз говорилось о том, что пробел в биографии Гордона, происшедший вследствие потери части дневника, может быть отчасти восполнен его послужным списком. Поэтому мы и приводим его здесь в английском переводе, сделанном с русского языка, в том виде, в каком сам Гордон сохранил его:

P. J. Gordon by birth a scottishman came in the quality of Major to Mosco in the yeare 7169-th and was sent out of the ambassy into the strangor office and in the yeare 7171 in september was preferred for his comeing into the countrey to be Lt. Colonell and was in the yeare 7172 et 3 at his Mat-ies service in Smolensko, and in the yeare 7173 the 11-th of February he was preferred for his services to be Colonell. In the yeare 7174 he was sent in his Mat-ies affaires to England. In the yeare 7176 he was at service in Trubschefsky, Branskoy and other ukrainish Townes, in the yeare 7179 he was at Novoskol against the rebellious Cosakes; and from that yeare to the 7185-th yeare he was at service in Shewsky and from Shewsky in the 7182, 7183, 7184 yeares he was at service, at Kaniow, Pereaslaw and at Czegrin at the takeing of Doroschenko, and in the 7185-th yeare at the siege of Czegrin, and in the 7186-th yeare he was in Czegrin in the siege of beleaguering of in which yeare the 20-th of August for his service in Czegrin he was preferred to be Major Generall and was at the marching of from Czegrin until the Army was dismissed the 11-th of September, in the 7187 etc. from this yeare to the 7191 he was at service in Kyow in which yeare he was for his service preferred to be Lt. Generali and was thereaster in Kyow to the 7195 yeare in which yeare he received the command of the Moskowish selected Regiments of Sojours, and the same yeare was at service in the Crimish expedition. In the 7196-th yeare the 11-th of September he was for his services preferred to be Generali, in the 7197-th yeare he was at service in the Crimish expedition and in the 7198-th years in the expedition to the Monastery of the hely Trinity of Serge.