СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

ДНЕВНИК

ГЕНЕРАЛА ПАТРИКА ГОРДОНА

1660.

Рано утром Гордон отправился через Висниц и Бохнию в Краков, куда и прибыл вечером. Здесь он застал своих старых знакомых — Авраама Висгарта, Ивана Голынтейна и др. Купив 60 новых ружей по 4 гульдена и 6 старых, а также пороху и свинцу, он на следующее утро выехал из Кракова и через сутки прибыл к роте в то время, как она выступала из епископской деревни, где ночевала. Наделив солдат новым оружием и амуницией, чем они были чрезвычайно довольны, Гордон отправился к лежащему на Дунаеце городку Бойницу, где отдал в починку все мушкеты. Солдаты теперь бодро шли вперед. Прибыв в Тарнову, Гордон один поехал в Домброву (Донброву) к супруге помощника полководца. Не получив и здесь никакого совета, он послал своего квартирмейстера Адама Ионга с письмом к помощнику полководца в Данциг, прося дальнейших приказаний. Вернувшись, он застал роту в большой деревне, где она была в тревоге с зажженными факелами, вследствие угроз владельца, и велел ей быть на стороже всю ночь. На другой день Гордон холодно принял владельца, утверждавшего, что солдатам угрожали не по его приказанию. Пробыв еще день в этой деревне и быв любезно принять владельцем ее, Гордон в понедельник направился к Подгории, но повернул к Бечу и, находясь уже в одной миле от него, вернулся в Тарнову. Отсюда он послал в Домброву узнать: нельзя ли ему провести несколько недель в одном из старостств помощника полководца, например, в Казимирском, обещая довольствоваться только самым необходимым. Но Коберский и Кулаковский, важнейшие из лиц, состоявших при генеральше, отвечали, что это невозможно без позволения самого генерала. Гордон сделал [184] несколько переходов взад и вперед под предлогом, что ему приказано присоединиться к генералу. Впрочем он соблюдал строгую дисциплину и в случае справедливых жалоб строго наказывал солдат.

Гордон направился затем к реке Вислаку, перешел ее у Мелеца и пошел далее в Баранов; затем переправился выше Покривницы (Покрзивницке) Вислу и прошел в Климентову ²³⁶. Далее он направился к Опатову, но не вступил в город, за что последний обещал ему в подарок пряностей и 42 флорина; оставив роту влево от города в деревне, сам Гордон поехал в город, где не получал обещанных денег до тех пор, пока не послал роте приказа вступать в город. Когда же, получив деньги, он велел роте остановиться, то она не хотела повиноваться, говоря, что крестьяне в это время успели бежать и, вернувшись в деревню, она ничего не получит там. Тогда Гордон выехал за город, до которого рота успела уже дойти, и направил пистолет на предводителя ее Вильгельма Гуильда. Узнав от последнего, что он был принужден к этому шагу солдатами, Гордон приказал им следовать за собой, что и было исполнено без дальнейших противоречий. После этого Гордон опять вернулся в город, велев роте идти в Шидловец. На другой день он нагнал ее в деревне, находившейся в 4-х милях от Опатова. Следующая остановка была в городке Курцелове, а затем в деревне, принадлежавшей тинецкому аббатству, в котором аббатом был второй сын помощника полководца. Прибыв в Шидловец, Гордон не хотел тревожить города, так как он принадлежал князю Радзивиллу, покровителю иностранцев, и городским судьей был в нем шотландец; поэтому он велел роте остановиться в деревне, находившейся в одной миле от города. Однако вскоре он раскаялся в этой преждевременной вежливости, так как городской судья оказался человеком очень неблагодарным.

Оставив Скрцин (Скрцинно), где в то время была ярмарка, в покое, Гордон надеялся получить от города хороший подарок. Но вопреки ожиданию квартирмейстер его привез известие, что город ничего не соглашается дать; тогда Гордон направился в него с ротой. В полумили от него он встретил двух шотландцев, верхом на хороших лошадях, хорошо одетых и вооруженных [185] луком и стрелами на польский манер. Они от имени города и иноземных купцов дерзко потребовали, чтобы Гордон не мешал их ярмарке. Гордон отвечал также вспыльчиво, но потом прибавил шутя, что может быть его солдаты прикопили немного денег и захотят кое-что купить себе, отчего ярмарка только выиграет. Затем он продолжал путь и расположился в городе. Вечером несколько человек с городским судьей во главе принесли Гордону съестные припасы, вежливо прося его оставить город на другой день как можно раньше. Вследствие большого количества спиртных напитков, найденных солдатами в городе, Гордону было трудно собрать их к 9 часам. Выступив из города, он пошел в деревню, отстоявшую от него на 2 мили, перешел под Иновлотцом реку Пильчу и продолжал путь к Вальворсу.

Курьер, посланный Гордоном к помощнику полководца, не привез ему никакого приказа; однако Гордону удалось узнать, что помощник полководца скоро пройдет по дороге в Петриков, поэтому и он направился туда. Оставив роту в 3-х милях от Петрикова, сам он отправился вперед и был очень любезно принять одним шотландцем. Здесь он узнал, что генерал остановился на ночь всего в 3-х милях от Петрикова и на следующее утро прибудет туда; после полуночи Гордон, взяв проводника, поехал навстречу к генералу. На рассвете Гордон увидел его верхом недалеко от леса. Когда Гордон ему низко поклонился, генерал пристально посмотрел на него и спросил: не Гордон ли он, на что последний отвечал утвердительно. Тогда генерал спросил его о состоянии роты и сказал, что желает видеть ее. Он остался доволен всем, что говорил Гордон, и приказал ему следовать за собой в Домброву, где намеревался сделать смотр роте. После обеда в деревне, за которым присутствовал и Гордон, генерал продолжал путь, оставив Петриков в стороне. Получив новый пропуск, помеченный в Либену 4-го марта 1660 года, Гордон откланялся генералу и поздно ночью прибыл к роте.

С ротой Гордон пошел назад, на несколько миль выше Иновлодца перешел реку Пильчу и направился затем к Царраву, где в 1655 г. была разбита польская армия. Отсюда он отправился в Радошиц, где сделал остановку; затем пошел налево и переночевал в деревне, принадлежавшей краковскому епископу. В Келетсе (Кельце) камергер епископа отделался от Гордона, уплатив ему 133 флорина. Затем Гордон пришел в Хенцин, где также удовольствовался деньгами. Солдаты просили Гордона идти [186] в Михайлово, чтобы получить удовлетворение в нанесенном им там оскорблении; но он не согласился, опасаясь последствий, и отправился в Сопков и Веслиц, в котором переночевал. Один дворянин, дурно отзывавшийся о Гордоне и раненный за это в поединке дворянином Вильтцицким, одним из подчиненных Гордона, требовал теперь удовлетворения. Так как Гордон отказал ему в последнем, то он угрожал пожаловаться в Grod (?); но Гордон объяснил ему, что он не подчинен Grod’y (?) и что жалобу на него можно подать только его законному судье; затем Гордон уехал.

Он отправился через Нове Място в Короцин, где поляки отняли у него несколько подставных лошадей и бежали с ними. Отсюда Гордон перешел реку Ниду, впадающую в Вислу, и послал Вильгельма Гуильда в Тарнову купить 14 ружей, не достававших роте, приказав ему присоединиться к роте в Домброве, что тот в точности исполнил.

Прибыв около 10 часов в Домброву, Гордон сейчас же отправился к генералу, который приказал роте выстроиться. Оставшись вполне доволен ей, он велел отвести ей квартиры в деревне. После обеда генерал послал за Гордоном и сказал ему, что имеет при себе много пленных шведов, из которых приказал Гордону взять с собой в Скептс (Ципс) 60 лучших, а часть своих солдат оставить для определения в пехотный полк. Когда Гордон, написав в тот же вечер указ об этом, на другое утро разделил солдат, то между остававшимися раздались сильные жалобы; сделав попытку успокоить их, Гордон выступил и остановился в одной миле от Тарновы. На другой день он велел роте идти вправо от Тарновы и остановиться в какой-нибудь деревне, а сам поехал в город; встретив в предместье капитана Фиша с ротой и узнав, что он намеревается остановиться в Потоцком, Гордон отсоветовал ему это, так как тамошний владелец жаловался, что капитан Фиш в течение одного месяца останавливался у него 2 раза, и угрожал, что новый приход будет стоить ему жизни. Фиш не обратил внимания на предостережете Гордона и пошел в Потоцкое; здесь рота его была истреблена, и, кроме того, он должен был заплатить за все убытки, причиненные им раньше владельцу.

Вернувшись на другой день к роте, Гордон отправился в Цакличин, где перешел Дунаец и пошел дальше в Зандец и Пивничо, лежащее у подножия карпатских гор. Перейдя затем через хребет, он прибыл в Любомлю (Любовну), а на другой день [187] через Гняпно (Гняздо, Гнезен) в Пудлейн, где и переночевал. Эти три города составляют наследственное владение Любомирского. Первый имеет крепкий замок, стоящий на горе Татри (Тетри), в котором в то время находился гарнизон в 60 человек. Из замка открывается вид на все графство Сцепузио или Ципс.

В страстную субботу Гордон прибыл в Бялу, куда в ту же ночь к нему приехал лейтенанта Грекс с несколькими офицерами, весело проведшими здесь следующий день. Отсюда Гордон ездил в Любомлю к капитану Ковальскому, который очень любезно принял его. Затем Гордон поехал в имперский город Кейзерсмарк, где граф Текели имел пивоваренный завод; в Любице он посетил графа Адама Эйсдерфера, владевшего 13 городами. На обратном пути Гордон заехал в Кейзерсмарк, вольный венгерский город, от имени которого гора Тетри называется также кейзерсмаркской горой.

В приказе, данном Гордону, было сказано, что ему позволяется останавливаться во всех городах, исключая Любицу, недавно (в 1659 г.) выгоревшую, впрочем ему предписывалось согласоваться с указаниями графа. Однако Гордон не строго придерживался этого и всегда старался per indirectum получить что-нибудь с городов, которые он за это освобождал от постоя. Кроме того, он в каждом городе получал по нескольку рейхсталеров, добровольно даваемых ему жителями для того, чтобы он соблюдал порядок.

Из города или деревни Бялой, жители которой известны в этой местности своим простодушием, Гордон пошел по другим небольшим городам, каковы: Юргенбург, Мацдорф и другие, и оставался в них более или менее продолжительное время, смотря по обстоятельствам. В Неудорфе, наилучше расположенном и самом богатом городе этой местности, называвшемся прежде Игло, Гордон получил ответ на письмо, написанное им генералу из Юргенбурга, и позволение купить 160 лошадей. Вследствие этого, заперев с утра городские ворота и предъявить магистрату указ генерала, Гордон приказал ему собрать 400 лошадей, из которых выбрал 150—160 и купил их по дешевой цене.

Во время своего пребывания в Неудорфе Гордон ездил в Леуч (Леучау), один из 7 вольных городов верхней Венгрии, где жители говорят на немецком и wendisch (?) языках. В другой раз он посетил Шмельниц, отстоявший от места его стоянки на несколько миль. [188]

Из Неудорфа Гордон пошел с ротой в Валлингдорф (Валлендорф), город или деревню, расположенную на речке Гевате посреди очень красивой местности. Уже все драгуны Гордона имели лошадей; некоторым не доставало только седел и оружия. От неумеренного употребления пищи и покойной жизни, к которой он не привык, Гордон заболел, впрочем вскоре вылечился водою из соседнего источника, имевшею свойство укреплять желудок.

Однажды в воскресенье он посетил город Кирхдорф, лежащий на реке Гевате и называемый также Варелем, и говел в соседнем монастыре. По возвращении через город он был приглашен на обед к городскому судье, у которого весело провел время. На прощание судья дал ему несколько старых талеров, а жена его разные старинные монеты, всего стоимостью талеров в 12. Получив этот подарок, Гордон обещал только провести роту через город, а не останавливаться в нем. В этом обещании Гордон раскаялся уже на следующий день. Чтобы хотя отчасти вознаградить себя, Гордон послал к городскому судье своего дворецкого Вальнера с просьбою помочь ему при покупке нескольких кусков полотна, очень хорошо приготовляемого в этом городе. Городской судья Михаил Вейзер прислал ему 8-го мая два больших куска, не взяв за них денег.

У Ципсесгауза, важнейшей крепости этой местности, в одной пещере есть вода, которая зимой бывает жидкой, а летом замерзает, и другая, которая каменеет.

Пробыв несколько дней в Валлендорфе, Гордон двинулся назад и, приблизившись к валам Леучау, приказал забить в барабаны, в чем и должен был дать отчет офицеру, присланному венгерским воеводой Веселини. Так как Гордон намеревался кое-что купить в городе, то ему пришлось лично извиниться перед воеводой. Он сказал, что, будучи чужим в этой местности, не знал, что в городе живет такое важное лицо. Тогда воевода, сделав ему легкий выговор, отпустил его. Этот дворянин был некогда комендантом крепости Филека в Венгрии. Находясь в любовной связи и переписываясь с графиней Сецкой, жившей в Муране (Муранах), другой сильной крепости, занятой Рагоци, он с ее помощью взял эту крепость и истребил ее гарнизон. Это событие, случившееся в 1644 году, положило начало позднейшему величию этого человека.

Получив седла, заказанные им в Кейзерсмарке, Гордон роздал их своим драгунам. Так как он, согласно с данным ему приказанием, простоял уже по нескольку дней в каждом из этих [189] городов, то он решил ночевать теперь в каждом из них по порядку до тех пор, пока не получит приказа вернуться в Польшу. В Юргенбурге, где Гордон находился накануне Пятидесятницы, он получил приказ быть на третий день в Старом Зандеце. Поэтому он немедленно выступил из города, переночевал в Бялой и шел весь следующий день, несмотря на то, что был праздник Св. Троицы. Магистрат ІІудлейна пригласил его в город, угостил его и подарил ему 2 пары ножей. В Княцне (Князене, Гназде) он пообедал и отправился затем в замок Любовну, где был любезно принят подстаростой Коберцким. Здесь Гордон узнал, что английский король восстановлен на престоле; это известие так обрадовало Гордона, что он принял приглашение подстаросты выпить у него стакан вина. Вернувшись, он узнал, что большая часть роты вошла в город (Князен), откуда ему трудно было собрать ее. Перейдя через карпатский хребет, Гордон ночевал в Пивниче. На другое утро он чувствовал себя очень нехорошо после вчерашннего пиршества, но, несмотря на это, около 10 часов отправился дальше и вовремя прибыл в Старый Зандец, где стояла лейб-драгунская рота фельдмаршала (помощника полководца Любомирского).

В Старом Зандеце Гордон получил приказание соединить свою роту с лейб-ротой с обещанием быть удовлетворенным иным путем. Причиною такого соединения было то, что генерал не надеялся составить полного драгунского полка, так как дворяне, имевшие под начальством независимые роты, не соглашались дать их для организации полка главным образом из-за выгод, которые они имели.

За стоянку на зимних квартирах Гордон получил 400 флоринов награды.

Лейб-рота Любомирского состояла теперь из 200 человек. Гордон отправился с ней из Старого Зандеца в Тарнов, перешел реку Вислок, прошел через Баранов, переправился через реку Сан в Петровину и ночевал в монастырском владении против Солеца. Затем он перешел под Казимирсом Вислу и отправился далее в Яновцу, где находился тогда помощник полководца Любомирский.

Здесь Гордон был уговорен принять на себя начальство над лейб-ротой до тех пор, пока для него представится другая должность. Отсюда лейб-рота пошла в Варшаву, где Гордону была дана квартира у генерала в цейхгаузе. В Варшаве лейб-рота пробыла 2 недели до собрания дворянского сейма ²³⁷, на котором между [190] прочим было решено деятельно продолжать войну против русских и казаков как в Литве, так и в Украйне. К крымскому хану был отправлен посланник с требованием присоединить своих татар к польской армии у Константинова, куда направятся оба генерала — Потоцкий и Любомирский. Так как русский воевода Чарнецкий не соглашался состоять под начальством одного из этих генералов, то он получил приказ присоединиться с одним корпусом королевской армии к части литовской армии и сражаться в Полесье и окрестных местностях.

Из Варшавы Гордон отправился с лейб-ротой опять в Яновцу, затем перешел Вислу и направился в Казимирсу, где вторично переправился через эту реку. Проходив некоторое время с одного места на другое, Гордон пошел в Конски Воли ²³⁸; затем направился влево от Люблина, сделал остановку в Красностове и пошел дальше к Бугу. 31 июля лейб-рота расположилась лагерем в долине у реки Буга, недалеко от разрушенного города Кириловы (Крылова), в котором находился старый разрушенный каменный замок с толстыми стенами и комнатами со сводами.

1 августа Любомирский прибыл в Львов или Лемберг, куда ожидали также короля и большую часть высшего дворянства для совещаний о дальнейшем походе. В тот же день Гордон перешел с ротой Буг и ночевал в Володимирсе (Влодзимирзеце), который недавно почти весь выгорел. Жители его исповедуют частью греческую, частью иудейскую религию.

2 августа рота продолжала поход через болота и ночевала в деревне Дольце. На следующий день она пришла в Туренск (Турчиск), небольшой городок, форт которого стоит посреди болота. Город с окрестного местностью принадлежит князю Доминику.

В то время, как рота стояла здесь, кавалерийские и пехотные полки перешли Буг и расположились по городам и деревням Полесья. Здесь они получили приказ запастись съестными припасами на 6 недель и собраться затем 19-го августа под Крыловым ²³⁹.

11-го Гордон пошел с ротой обратно в Крылов и расположился в городе.

15-го сюда прибыло 4 шестипудовых и 6 трехпудовых пушек с 8 возами амуниции. [191]

20-го генерал (Любомирский) вернулся из Лемберга и переправился через Буг. Пехота выстроилась в одну линию, и при проезде генерала каждый полк давал залп из ружей. Полки были следующие ²⁴⁰:

Для лучшего содержания армия получила приказ разойтись по разным местностям и снова собраться под Луцком. Гордон с лейб-ротой пошел вместе с генералом и остановился в Рибовиче, а затем в Понтске, небольшом городке, имевшем форт на болоте и принадлежавшем некоему Велепольскому. Отсюда поход продолжался через небольшие города Хорову ²⁴¹ и Гаратно ²⁴² в Луцк. Этот город населен русскими и евреями и достаточно хорошо укреплен против татар.

В Луцк прибыло посольство от татар с известием, что хан Нурадин прибыл в Украйну с 40.000 татар и ждет [192] польскую армию. Тогда последняя выступила в Острозиц (Остроцек) и на другой день расположилась лагерем у реки Говы, где отдыхала всю субботу. В воскресенье она отправилась в Дубно, разрешенный и частью снова выстроенный город, где генерал и знатнейшие из военных были любезно приняты владельцем этой местности Биневским, бывшим после черниговским воеводой.

В понедельник армия двинулась дальше; Гордон получил приказ идти с лейб-ротой вперед в Сурас для устройства мостов через болото. На другой день было готово уже 3 моста. Здесь Гордон заболел лихорадкой, потому что ел много незрелых плодов. По этой местности протекает Вилия, впадающая в Горин.

Во вторник 2-го сентября армия перешла болото по мостам и расположилась лагерем в равнине; на следующий день она отправилась в Лоховиц, разрушенный город, лежавший на реке Горине, составляющих здесь границу Подолии. 4-го сентября армия перешла упомянутую реку и расположилась на противоположном ее берегу. 5-го она прошла по огромным равнинам Подолии 3 мили (здешняя миля вдвое больше польской). 6-го вода и лес встречались реже.

Гордон поехал с генералом и некоторыми другими в татарский лагерь, беспорядочно расположенный вдоль дороги. По их возвращены армия подвинулась на одну милю и увеличилась дивизией Виговского, состоявшей из 2.000 человек.

7-го армия расположилась ближе к татарам; 8-го она прошла вперед одну милю, а 9-го перешла через болото у Константинова, где к ней присоединилась дивизия королевского полководца, состоявшая из 8.000 человек. 10-го был созван военный совет, а 11-го армия отправилась в Острополь. Отсюда было выслано для рекогносцировки 200 человек кавалерии и отряд татар, вернувшихся 13-го с известием, что многочисленная армия русских и казаков приближалась к Любартову ²⁴³ (Любару), находившемуся в 3—4 милях позади польской армии влево от нее.

14-го армия в боевом порядке пошла назад влево. Татары, которым было назначено составлять левое крыло, находились то в [193] нем, то во фланге. Около полудня армия увидела приближавшихся русских, которые быстро выстроились на опушке леса у болота. Русские намеревались расположиться лагерем у Любартова, но квартирмейстерам их во время возвращения был отрезан путь татарами, уже имевшими столкновение с русскими. Квартирмейстеры бежали в лес, где приготовились к сопротивлению.

Генерал-комиссар Иван Сапега был выслан с 2000 рейтара и 500 драгун на рекогносцировку и увидел, что русские заняты укреплением лагеря. Он приказал драгунам спешиться и напасть на квартирмейстеров. После получасового сопротивления последние были избиты; татары отняли у драгун добычу, и отряд поздно вернулся в лагерь.

15-го армия шла в 2 шеренги с отрядом в резерве, намереваясь ждать русских в долине. Но последние не выходили из лагеря, спокойно укрепляя его. От перебежчиков узнали, что было 15000 русских и столько же казаков, и что первые, не доверяя казакам, разделили лагерь. Узнав это, польский генерал сейчас же послал казакам через мнимого перебежчика письмо, в котором уговаривал их оставить русских, обещая им большие льготы ²⁴⁴.

16-го польская армия снова выступила из лагеря и построилась в боевом порядке в той же долине. Около 12 часов от 4 до 5 тысяч русских выступили из своего лагеря ²⁴⁵ и остановились на расстоянии мушкетного выстрела от него. Увидев, что русские не хотят более приблизиться, поляки начала медленно подвигать первую шеренгу, надеясь, что русские, увидев их робость, выведут всю свою армию из лагеря. Когда же этого не случилось, да и выступившие русские снова направились в лагерь, поляки продолжали приближаться; за ними последовала и вторая шеренга. Как только русские заметили это, то пошли быстрее; но заметив, что не успеют дойти до лагеря, не будучи настигнуты поляками, они остановились у одного рва; однако оказали только слабое сопротивление, так что приблизившаяся польская пехота и спешившиеся драгуны скоро согнали их с окопов. Поляки преследовали их до лагеря, отняли у них 3 полевых орудия и 2 знамя и взяли нескольких пленных. В это время лейб-рота помощника полководца Любомирского, соединившись на левом крыле с полком полковника Лечинского, двинулась на казаков, стоявших против нее. Казаки, не оказав [194] ни малейшего сопротивления, отступили в лагерь. Преследуя их до наружных окопов, поляки были встречены залпом с валов. Не имея приказания ни наступать, ни отступать, они легли на животы между стволами деревьев и нарубленным хворостом. Стрельба в них была сильная, так что некоторые были убиты и ранены. Увидев это, полковник приказал Гордону двинуться с охотниками вперед. Гордон приблизился ко рву с 20—30 драгунами на расстояние от 10 до 12 саж. от него. Здесь они находились в большей безопасности от неприятельской стрельбы, чем оставшиеся, но скоро заметили, что к ним с левой стороны с вала приближается несколько сот казаков с 5 знаменами. Предполагая, что они нападут на него, Гордон обернулся, чтобы посмотреть: можно ли ожидать помощи от полка. Увидев, что последний поспешно отступал, Гордон отдал приказ своим драгунам сделать то же. Драгуны начали отступать; сам же он, будучи болен и слаб, да кроме того в сапогах и тяжело одет, не мог следовать за ними. Тогда он обернулся, собираясь сопротивляться, но увидел, что неприятель еще довольно далеко, и, собрав все силы, счастливо прибыл к полку, остановившемуся около упомянутого рва. Приказав унести убитых и раненых, он вернулся к вечеру в лагерь. В этой схватке у поляков было 60 человек убитых и 100 раненых.

В 2 следующие дня не произошло ничего важного. На третий же день 19-го сентября поляки расположились лагерем в 1/4 мили (польской) от врага; здесь последний часто тревожил их.

21-го сильный отряд рейтар и драгун отправился направо и простоял до вечера, при чем ничего важного не случилось.

23-го прибыл генерал от артиллерии с несколькими пушками, 5 мортирами и 60 возами амуниции. В этот же день один драгунский лейтенант, еврей, перешел на сторону поляков и сообщил, что русская армия намеревалась идти в городок Чуднов (Чудов) ²⁴⁶, где она держала гарнизон ²⁴⁷. Он сказал также, что русские, имея довольно съестных припасов и амуниции, страдают от недостатка фуража. После этого поляки устроили недалеко от русского лагеря два окопа и уставили их пушками и мортирами. [195] По ночам половина армии стояла под оружием; днем же была расставлена только обычная стража.

Срыв до основания вал, окружавший их лагерь, русские 26-го на рассвете отступили в полном порядке. Половина польской армии, проведшая ночь под оружием, едва успела вернуться в лагерь, как двумя пушечными выстрелами был подан сигнал к приготовлению всей армии преследовать врага. Гордон, бывший прошлую ночь на страже, выступил раньше других, получив приказ служить подкреплением роте гусар, которая должна была врубиться в неприятельский кавалерийский полк, по-видимому, составлявший арьергард. Неприятельские войска выстроились в два сильных эскадрона; немного влево сзади их находился пехотный полк. Польская армия приближалась в боевом порядке. Гордон шел немного влево от гусар, которые на близком расстоянии от врага приготовили копья для нападения. Увидев это, русские выстрелили из карабинов и обратились в бегство, приведя в беспорядок и пехотный полк; польские гусары преследовали их до лагеря. Несколько русских было убито и ранено и отнято 3 знамя. Когда поляки приблизились к арьергарду и начали стрелять в него, то он сделал поворот налево и пробился через пехотный корпус казаков, приведя его в беспорядок; от 2 до 8 сот казаков отделились от остальных и отступили в лес, откуда стреляли в Гордона, когда он проходил мимо с своими людьми. Он остановился и велел подоспевшим драгунам спешиться и напасть на казаков, которые после получасового сопротивления были все избиты.

Встретив на пути лесок и не желая расстраивать своих шеренг, русские остановились; сражение деятельно продолжалось целый час, пока польская армия выстроилась и приняла в нем участие.

Старый королевский главнокомандующий Станислав Потоцкий, проболевший около 3 недель, приехал на место сражения верхом. Армия, получив приказ напасть на арьергард и на фланг врага, наступала в форме полумесяца, при чем было убито несколько человек. С польской стороны был убит подполковник Гаршинский, под лордом Генри Гордоном была застрелена лошадь; еще многие другие с обеих сторон были частью убиты, частью ранены ²⁴⁸. Русские неподвижно стояли у своего вагенбурга и удалялись за него, [196] когда поляки стреляли или делали нападение. Татары все время не принимали участия в сражении; говорили, будто бы они были подкуплены русскими. Срубив кустарник и проложив себе таким образом путь, русские с обозом посредине сейчас же начали в порядке отступать. Всадников совсем не было видно, так как они все спешились. Несмотря на многократные требования польских генералов, татары не напали на врагов.

Русские отступали так поспешно, что ни польская пехота, ни артиллерия не могли догнать их. Отъехав довольно далеко, польская кавалерия остановилась, ожидая пехоты и артиллерии и желая дать русским, уверенным, что поляки отказались преследовать их, переправить часть армии через болото, чтобы тогда тем успешнее напасть на арьергард.

Когда русская армия переправилась через болото, а между тем прибыла польская артиллерия, поляки начали всей армией преследовать русских. Кавалерия у них находилась по крыльям, а пехота с артиллерией по середине. Дивизия главнокомандующего по обыкновению находилась с правой, а дивизия помощника полководца с левой стороны. Приблизившись к болоту, кавалерия отправилась искать перехода, в то время как пехота шла прямо на неприятеля. Заметив это, русские стеснились к болоту и заперли проходы своим обозом. При приближении польской пехоты с обеих сторон началась сильная стрельба. Русские пушки стояли на возвышении по ту сторону болота и беспрестанно стреляли в польские батальоны; вследствие этого поляки старались как можно скорее спуститься в низменные места; в течение получаса стрельба была очень жаркая. Поляки направили пушки через свои батальоны на ту сторону болота. Перейдя болото, русские взошли на возвышение, куда за ними сомкнутым строем последовали и поляки. Один раз русские выстроились и согнали польскую пехоту с возвышения; но она, подкрепленная драгунским полком, заставила русских отступить и снова заняла свой пост. Между тем и кавалерия перешла болото и присоединилась к пехоте, грабившей возы, оставленные русскими в болоте.

Итак, русская армия стояла в равнине на расстоянии ружейного выстрела, от болота, польская же близко от него в долине.

Русские потеряли семь пушек и около 500 возов. Если бы польская конница прибыла во время, то этот день положил бы конец войне. У русских было несколько сот убитых и много раненых; у поляков около 50 убитых и также много раненых. Между первыми находились майор Вершовский и польский лейтенант казацкой роты Мурковский; полковник же Немерич, подполковник Стакурский ²⁴⁹ и некоторые другие офицеры и солдаты были ранены.

27-го до рассвета русские тихо отступили, направившись, хотя и не по ближайшей дороге, в Чудно. В этом городе, защищенном только частоколом, находилось все время более 1000 рейтар; рейтары, высылаемые на разведки, должны были, по прибытии польской армии в эту местность, также удалиться в него.

Полякам пришлось всю ночь провести под сильным дождем, так как они удалились на 3 мили от лагеря. Не имея других съестных припасов, они должны были довольствоваться твердым, изрезанным на кубики хлебом, отнятым ими у русских.

С восходом солнца ²⁵⁰ польская кавалерия двинулась вперед, а пехота и артиллерия медленно двигались за ней. Приблизившись к городу, поляки увидели, что большая часть русской армии перешла реку Тетерев и разбила лагерь на противоположной стороне. Полки, составлявшие арьергард ее, шли туда в полном порядке по левой стороне города, а один полк, имевший зеленые знамена, находился в городе, причем по движению знамен можно было заключить, что и он намеревался покинуть город. На юго-западной стороне города стоял замок, которого русские или совсем не занимали, или уже покинули.

Поляки удивлялись тому, что русские покинули город и замок и расположились в открытом поле, тогда как в городе в подземельях был большой запас зернового хлеба, а довольно прочный замок мог бы быть им очень полезен, будучи расположен на очень крутом возвышении.

Причиной того, что русские сначала расположились по ту сторону болота, было, вероятно, опасение, чтобы часть их войск не была отрезана во время движения, как это уже случилось с ними за день перед тем. Это бы и произошло, если бы они начали отступление только теперь. По мнению Гордона, русские сделали бы гораздо лучше, если бы заняли под свой лагерь город, замок и оба берега реки, по крайней мере до тех пор, пока не вышли бы все, бывшие в городе съестные припасы; их было так много, что всю польскую [198] армию можно было бы содержать на них 3 недели. Но quos Jupiter vult perdere, hos prius dementat. Русские не приняли в соображение ни этого, ни многого другого и тем ускорили свое поражение ²⁵¹.

Отряд поляков ²⁵² поехал вниз по реке к тому месту, где русская пехота в полном порядке переходила через нее. Не приблизившись, вероятно, к врагу настолько, чтобы подвергнуться опасности, отряд этот сообщил по своем возвращении, что русские не имели пороха. Вследствие этого генерал-комиссар Иван Сапега приказал Гордону отправиться туда с сотнею драгун через фруктовые сады и напасть на русских. Видя, что это предприятие сопряжено с большими опасностями, Гордон просил прислать ему подкрепление в случае, если русские нападут на него с большими силами, чем у нас. Он не мог поверить, чтобы у русских был недостаток в амуниции. Ему приходилось пройти перед несколькими полками, отделенными от него только небольшой долиной, так что они легко могли напасть на него и отрезать ему путь к армии. Получив обещание, что не будет оставлен, Гордон выступил. Пройдя через сады, он имел врагов не только перед собой, но и сзади его в 2—3 стах шагов были русские, шедшие в порядке через город по правую сторону его. Пройдя мимо двух батальонов и приближаясь к третьему, он опасался при дальнейшем движении быть окруженным русскими и принужденным к поспешному отступлению. Для предупреждения этой опасности он оставил позади себя лейтенанта с 40 драгунами, велев им не стрелять без его приказа; сам же он прошел вперед через два сада и очутился перед четвертым батальоном. Гордон говорит, что, следуя данному ему приказу, он охотно приблизился бы к переправе через реку, если бы последняя не находилась так далеко, что ему пришлось бы подвергнуть себя огромной опасности, при чем поляка не были бы даже в состоянии оказать ему помощь. Между тем, чтобы удостовериться, основателен ли тот слух, что у русских не было пороха, он остановился и велел шеренгам стрелять по очереди. Едва было сделано 3 залпа, как весь стоявший против Гордона батальон выстроился и начал стрелять влево. Продолжая стрелять и заметив, что лейтенант делал то же самое, Гордон велел сказать ему, чтоб он поберег свой порох и свинец; однако лейтенант, человек [199] упрямый и неопытный, продолжал стрельбу, вследствие чего и потерпел большой урон, так как ничем не был прикрыт от врага. Услышав перестрелку, прапорщик Иван Собесский приблизился к месту ее и, увидев, что отряд подвергался большой опасности без малейшей надежды достичь чего-либо, отдал Гордону приказ отступить. Получив такой же приказ от генерал-комиссара, Гордон начал отступать, захватив с собой и лейтенанта. У Гордона было двое убитых и 12 раненых, у лейтенанта же 6 убитых и 17 раненых. Гордон обошел город, в который уже вторглись шайки польской армии, так как русские покинули его, предварительно поджегши.

По прибытии пехоты с небольшими полевыми орудиями Гордон получил приказ с сотней человек из лейб-роты, двумя другими ротами и 3 полевыми орудиями занять замок ²⁵³, что и было им исполнено; в то же время он в 3-х местах устроил батареи против города и неприятельского лагеря и уставил их пушками.

Польская армия расположилась перед крепостью на юг и юго-запад от неприятельского лагеря на расстоянии пушечного выстрела от него; в нем были заняты насыпанием большого вала вокруг него. В тот же вечер поляки послали в старый лагерь отряд для перевезения оттуда в армию тяжелой артиллерии. Ночь половина польской тяжелой конницы и драгун простояла под оружием на равнине, через которую должны были идти русские, хотя, по-видимому, они намеревались двинуться не скоро, так как деятельно трудились над устройством окопов.

28-го, когда вполне рассвело, русские казаки, выступив в большом количестве из своего лагеря, подошли к еще горевшему городу и к лесу и начали запасаться дровами. По приказанию Гордона в тех из них, которые находились в городе, производилась успешная стрельба. Около 10 часов хан Нурадин ²⁵⁴ потребовал пехоты и пушек, вследствие полученного им известия, что враги в большом количестве отправились в лес для того, чтобы запастись дровами и фуражом. Однако ему было в этом отказано, так как поляки не хотели подвергать людей опасности в таком большом расстоянии от лагеря. Между тем хан настаивал, чтобы ему дали пехоты и драгун для того, чтобы по крайней мере [200] изгнать врагов из садов, где они рубили для дров фруктовые деревья, при чем обещал прикрыть пехоту и пушки своими татарами и принять на себя все убытки. Он хотел показать теперь свое усердие, чтобы загладить свое нежелание напасть на врага во время его отступления из Любартова. Помощник полководца Любомирский согласился наконец на его требование ²⁵⁵ и послал ему полковника Стефана Немирица с пехотным полком и 4 полевыми орудиями с строгим приказанием не оставлять там пушек. Хан обещал позаботиться об их безопасности и не уходить слишком далеко. Не успел еще Немириц приблизиться к садам, как русские уже отступили. Однако, заметив из своего лагеря незначительное число поляков, русские пошли на них с несколькими тысячами человек. При виде их хан приказал полковнику отступать. Когда же последний отказался повиноваться ему до получения приказа от генерала, то хан велел татарам силою увезти пушки, о которых он более всего заботился. Таким образом поляки очутились еще в большей опасности, но несмотря на это, сохраняя порядок, удерживали свою выгодную позицию до тех пор, пока не прибыла помощь из лагеря, после чего русские отступили ²⁵⁶.

Укрепив лагерь рвами, поляки, высылая свои отряды и татар, старались мешать врагу в фуражировке и перехватывать их людей, так что русские могли не иначе как с большим трудом и опасностью доставать себе дрова и воду. Поляки намеревались кроме того отвести небольшую речку Тетерьку, которая, протекая через лагерь русских, снабжала их водой. В течение дня между обеими сторонами перед лагерем часто происходили стычки, впрочем без особенного урона, так как пушки, хотя и действовали, но причиняли больше страх, чем вред.

1-го октября сендомнрский воевода Иван Замойский, начальник иностранных полков, прибыл в польскую армию и привез с собой немного полевых орудий и амуниции, 600 рейтар, 200 драгун, 200 человек венгерской пехоты или гайдуков и блестящую свиту. Приехавшие составляли прекрасное зрелище вместе с вышедшими из лагеря к ним навстречу и внушили русским настолько страху, насколько полякам — мужества.

3-го октября поляки получили от отряда, высланного для рекогносцировки, известие ²⁵⁷, что Юрий Хмельницкий, шедший с огромной [201] казацкой армией на помощь к русским, вернулся назад. Так как на следующий день это известие было подтверждено другим отрядом, то поляки надеялись, что победа не будет стоить им больших усилий, однако это не уменьшило их осторожности и бдительности. Одна половина армии проводила все ночи под оружием перед лагерем.

6-го перед рассветом в польский лагерь вернулся высланный отряд с сотником или капитаном и несколькими казаками и привез верное известие, что казацкий гетман Юрий Хмельницкий приближался к полякам с 40,000 армией и прошлый раз разбил лагерь у Слободища ²⁵⁸. Это известие произвело в польском лагере такое смятение, что все начали уже укладывать лучшие свои вещи.

8-го на военном совете, на который были приглашены только немногие, главным образом по настоянию Любомирского, было решено в тот же день отдалиться немного от врага и занять более удобную позицию. После полудня армия выступила и уже к вечеру окопала свой лагерь рвом. Кавалерия главнокомандующего получила приказ быть на следующий день готовой к походу; из разных полков было взято 1200 человек пехоты и 500 драгун. Главнокомандующий был крайне недоволен таким разделением армии; однако, наконец, согласился на него по настоянию помощника полководца Любомирского, приводившего к тому основательные причины.

Киевскому воеводе Ивану Виговскому с его дивизией, состоявшей из 2000 человек и хану (султану) Нурадину с половиной его татар было приказано, выступив утром, следить за движением казаков Поляков, не считая татар, было всего около 9000 человек. Главнокомандующий с большею частью армии находился наготове, чтобы в случае нужды помешать соединению русских с казаками.

Еще до рассвета поляки прошли с 10 полевыми орудиями и 5 возами амуниции полторы мили и перешли болото, миновав разрушенный город Пятко. Пройдя еще одну милю, они увидели неприятельский лагерь. Татары прибыли туда уже за день и находились в постоянных стычках с врагом. На расстоянии 1/4 немецкой мили от неприятеля поляки выстроились в длинную шеренгу, чтобы армия имела лучший вид.

Казаки расположились лагерем на противоположной стороне болотистого ручья и города Слободища в очень выгодной местности; [202] с левой стороны они были защищены болотом, сзади их был лес, а с правой стороны долина. Увидев польскую армию, выглядевшую многочисленной, казаки поспешили окопать свой лагерь и занять 12—15 тысячами человек узкий проход, через который должны были пройти поляки.

Около полудня Гордон получил приказ от помощника полководца (Field marschall) захватить с сотней драгун (пехота и артиллерия еще не прибыли) мост, ведший через болото и частью разрушенный казаками, и исправить его. По возможности приблизившись к болоту, Гордон велел своим людям спешиться, оставив лошадей под прикрытием. Одна часть его людей должна была подвигаться по мосту, имевшему 300—400 шагов длины, а другая идти с обеих сторон его под непрерывным огнем по болоту, по которому можно было довольно удобно пройти по той стороне, откуда пришли поляки. Для такого небольшого количества людей предприятие это было, по-видимому, слишком рискованным. Между тем едва поляки, находясь под непрерывным огнем, подвинулись на 100 шагов, как казаки, оставив мост, внезапно обратились в бегство. Сначала это сильно удивило Гордона; удивление его, однако, прошло, когда он увидел приближавшихся татар, нашедших через болото другую дорогу выше прежней. Оставив 20 человек для исправления моста, Гордон сделал попытку перейти болото так же скоро, как и татары. Между тем последние бросились на казаков, многих из них убили, а всех остальных, кроме немногих, бежавших в деревянную церковь, прогнали. Не желая допустить Гордона к церкви, бывшей в лагере, татары спешились и, схватив доски и колья, поспешно направились в ней. Между тем казаки, проделав в стенах ее отверстия и стреляя из них и из окон в татар, убили и ранили некоторых из них. Рассерженные татары отступили, но скоро вернулись с зажженными связками соломы, которыми и обложили церковь со всех сторон; последняя быстро загорелась; бывшие в ней казаки частью сгорели, частью были избиты татарами.

Из поляков, бывших на мосту, был убит только один, а 6 ранено; казаков же было убито 40; трупы их были раздеты донага. Гордон, направившись затем вправо через развалины города и наполовину сгоревший частокол его, приблизился к неприятельскому лагерю на мушкетный выстрел, а затем отступил на возвышение, на котором находились старый земляной вал и большие разрушенные ворота. Здесь он простоял до прибытия армии, поспешно перешедшей болото. [203]

Поместив драгун и пехоту с резервным корпусом в центре, а кавалерию по крыльям, генерал отдал приказ идти на неприятельский лагерь. Гордон с 200 драгун составлял арьергард; за ним следовал майор Шульц с остальными драгунами, затем майор Охаб с частью пехотного полка Любомирского, а за ним остальные штаб и обер-офицеры, каждый на своем месте. Генерал-майор Келари и полковники Богум ²⁵⁹ и Немириц должны были по приказанию помощника полководца следить за диспозицией. Сам же он в латах, верхом на лошади, находился на старом валу, посылая оттуда своих адъютантов и других молодых офицеров с приказаниями.

Зная, что враги направили все свои пушки, которых у них было много, на старые ворота, через которые ему нужно было проходить, Гордон отдал приказ удвоить шеренги и по возможности скорее пройти ворота, в которых могло поместиться только от 15 до 20 человек в ряд. Пройдя же ров, солдаты должны были строиться по правую сторону, давая место остальным батальонам, которые, выстроившись, могли бы таким образом укрыться от пушечной пальбы.

Приблизившись с своими батальонами к воротам, Гордон был встречен пальбой из 20 пушек, причинившей ему некоторый урон. Офицер, посланный с 4 шеренгами первым, забыл приказание, перейдя ров, выстроиться направо от ворот. Заметив свою ошибку и увидев, что следовавшие за ним солдаты идут направо, он в беспорядке поспешил к садам, простиравшимся к болоту с правой стороны по отлогому склону холма. Весь батальон, увидев это и не обращая внимания на приказ строиться против неприятеля, направился туда же, не желая подвергать себя неприятельскому огню. Так как поляки находились теперь не более, как на мушкетный выстрел от казаков, то последние и начали стрелять в них из луков. Несмотря на все старания, Гордон не мог удержать солдат в порядке, так как левое крыло изо всех сил напирало на правое. Это в высшей степени сердило Гордона, и он был очень рад, когда нашел старый ров, который мог отчасти послужить ему защитой. Поэтому он сейчас же отдал батальону приказ остановиться; майор Шульц, с которым случилась та же неприятность, как и с Гордоном, присоединился к нему. [204] Непрерывно стреляя в поляков из луков, казаки многих из них ранили, а некоторых и убили. Так как поляки до сих пор еще не начинали стрелять, а вследствие этого ряды казаков на валу были очень густы, то Гордон отдал драгунам приказ стрелять в них, пользуясь такими благоприятными обстоятельствами. Стрельба была настолько успешна, что казаки принуждены были оставить вал и только изредка, и то по одиночке, показывались на нем. Гордон, пользуясь этим обстоятельством, поспешил приблизиться к их окопам на 30-40 шагов и остановился у деревьев, срубленных казаками и сложенных ими вокруг лагеря ветвями внутрь, откуда и приказал стрелять шеренгам по очереди; казаки, не показываясь из-за вала, пускали вверх огромное количество стрел, которые, падая, некоторых ранили; огнестрельное же их оружие причиняло мало вреда.

Когда был отдан приказ приблизиться и напасть на окопы, Гордон заметил влево от указанного ему поста пространство шагов в 30, не окопанное, а только загороженное телегами. Он решил напасть с этой стороны в том месте, где это было всего легче и безопаснее сделать. Послав вперед 4 роты, он с остальными подошел к военному обозу. Отогнав казаков и отодвинув возы, он вторгся в лагерь, куда за ним последовали и остальные батальоны, Увидев, что казаки, оставив вал, обратились в бегство, поляки бросились грабить палатки и возы; Гордону, майору Шульцу и другим офицерам с трудом удалось удержать в порядке всего 100 драгун, Между тем как большинство поляков, вторгшись в лагерь, занялись грабежом, только немногие, направив казацкие пушки на бегущих, стреляли в них. Иностранные и польские кавалерийские полки были с обеих сторон посланы к военному обозу (табору); некоторые же из них взошли в лагерь.

Увидев при первом же нападении решительность польских и иностранных войск, казаки бежали сломя голову из лагеря, не обращая внимания ни на просьбы, ни на угрозы своих полковников и офицеров. В то время, как они пересекали поле по направленно к лесу, на них напали татары и отогнали их обратно в лагерь; правило hostibus fugientibus pontem aureum construendum к большому вреду поляков на этот раз не было соблюдено татарами. Не видя другого средства к спасению, казаки в отчаянии бросились в лагерь, заняли вал и окопы и прежде, чем поляки, бывшие далеко впереди посреди неприятельского обоза, заметили их, очутились сзади их. Последние польские батальоны, занятые грабежом да к тому же плохо вооруженные, не только не сопротивлялись, но не могли [205] даже отступить в порядке, а обратились в бегство. Заметив это, остальные поляки также в беспорядке бежали из лагеря большей частью не по той дороге, по которой вторглись в него. Несмотря на слабость после лихорадки, Гордон все-таки хотел отступить одним из последних. Два раза сбитый на землю длинными копьями казаков, он с помощью своих драгун, особенно Стефарского и Крауза, счастливо выбрался, наконец, из лагеря. Поляки снова заняли прежние свои посты.

Кавалерийские полки, довольно далеко подвинувшиеся по обеим сторонам лагеря, оказались теперь в затруднительном положении, особенно лейб-копейщики генерала под начальством Сокольницкого и его же кавалерийский полк под начальством барона Одта ²⁶⁰, прибывшие к узкому проходу, отделявшему лагерь от болота, и старавшиеся к вреду своему укрепиться на вершине холма, как раз в то время, как пехота была изгнана из лагеря. Казаки, напавшие на них со всеми своими силами, загнали их в болото, в котором многие из них были принуждены оставить своих лошадей и спасаться пешими; многие из них были частью убиты, частью ранены. Между первыми находился полковник барон Одт; между вторыми — ротмистры Маутнер, Фелькерцан (Фелькерзам) ²⁶¹ и Деброн ²⁶² и еще многие другие из того же полка. Лейтенант Сокольницкий с большим трудом спасся пеший. Корнет Хинек ²⁶³ из роты гусаров или копейщиков потерял знамя и был взят в плен, а подполковник Ланский ²⁶⁴ был ранен стрелой.

Комментарии

202. После казни короля Карла I английские посланники не принимались в России до восстановления Карла II, английские купцы потеряли свои огромные привилегии, Карл же II во время своего изгнания получил от царя некоторую поддержку, на что есть много указаний в русском архиве.

203. Гордон более ничего не говорить об этом предприятии и не приводит причин, вследствие которых оно не состоялось.

204. Он сделался полковником несколько позже, о чем Гордон упоминает ниже.

205. Об этом предприятии Гордон говорил уже выше, но повторяет его теперь с некоторыми подробностями, потому что оно находится в связи с его личной историей.

206. См. выше то, что следует за рассказом о взятии Лисауского окопа.

207. Это происшествие было также рассказано выше; здесь к нему прибавлены некоторые подробности.

208. По предыдущему они захватили только 9 пленных.

209. См. об этом у Коховского Clim. II, Lib. IV, стр. 346, 347. Lib. V, стр. 350.

210. Коховский Clim. II, Lib. V, стр. 350, 351 упоминает об этой конфедерации, но маршалом называет Мария Яскольского; под 1661 же годом стр. 513 Самуила Свидерского. Рудавский, стр. 441, предводителем или маршалом называет также Мария Яскольского.

211. Вероятно, Рцесцов или Рсешов в сендомирском воеводстве, в пицниском округе.

212. Вероятно, Домбровка, помещенная на берлинской карте приблизительно на 3 мили южнее Ландсгута, на правом берегу реки Сана.

213. Под начальством князя Радзивилла находился некий Доминик Радзивилл, умерший в 1697 г. Здесь, вероятао, подразумевается Владислав Доминик, dux Zaslaviensis, Palatinus Setidomir, и позже Palatin. Cracov., умерший, впрочем, уже в 1655 г.

214. Transeant quarters. Часто случалось, что польские войска вместо жалования получали позволение переходить с места на место, причем содержать их должны были дворяне и жители. При этом не было недостатка в распутстве и лихоимстве. Гордон сам отлично умел пользоваться выгодными обстоятельствами, как мы увидим ниже, хотя и он, и его люди при этом часто подвергались большим опасностям.

215. Коховский об этом татарском посольстве не упоминает.

216. Коховский Clim. II, L. IV, стр. 269—274 в начале 1658 г. подробно рассказывает о том, что было сделано Виговским по смерти Богдана Хмельницкого для освобождения Украйны.

217. Коховский не говорит, что он был поляком, а только человеком знатного происхождения.

218. Коховский Clim, II, Lib. V, стр. 390-395 подробно рассказывает об этом посольстве. Главными лицами в нем были: Константин и Даниил Виговские, Тримот Нозач, Григорий Гуланикий и Георг Немерич, помощник киевского казначея, державший речь. Они имели при себе 200 казаков.

219. О беспорядках, вызванных введением этой новой монеты, см. Коховского Clim. II, Lib. V, стр. 416.

220. Должно подразумевать Иноврослав (Иновроцлав), что подтверждается, если проследить поход но карте. Город Иновлодц лежит на реке Пильге.

221. О сдаче Кульма шведам Пуфендорф рассказывает очень кратко Lib. VI, § 72, стр. 587; Коховский Clim. II, Lib. V, стр. 355. Известия обоих поясняются дневником Гордона.

222. Об осаде Грауденца Пуфендорф упоминает Lib. VI, § 72, приводя и план. Коховский Clim. II, Lib. V, стр. 399.

223. Пуфендорф Lib. VI, § 73, стр. 589 относит взятие Грауденца к 4 сентября; он упоминает об этом очень кратко. Коховский Clim. II, Lib. V, стр. 400—401 рассказывает более подробно. Cfr. Рудавский стр. 442-443.

224. По Пуфендорфу, Lib. VI, § 73, стр. 598, Любомирский прибыл к этому городу 16-го сентября.

225. Пуфендорф Lib. VI, § 73, стр. 589.

226. Пуфендорф называет его Дановартом Лилиенштромом.

227. Пуфендорф Lib. II, § 72, стр. 587.

228. Пуфендорф I. с. стр. 589. Коховский Clim. II, Lib. V, стр. 398-399.

229. Пуфендорф Lib. VI, § 73, стр. 590.

230. Пуфендорф называет его Плейтнером.

231. Коховский Clim. II, Lib. V, стр. 409.

232. Jd. ibid. стр. 408; он называет его Адеркасом.

233. Коховский Clim. II, Lib. V, стр. 401-403, 404-405.

234. По Пуфендорфу, Lib. VI, § 73, стр. 589, 590, Гаупт был взят 12-го декабря старого стиля. Коховский Clim. II, Lib. V, стр. 405, 406, 414. Сравни также Acta pacis Olia, т. I, стр. 34 и примечание, подтверждающие известие Гордона.

235. Коховский Clim. II, Lib. V, стр. 414, 415.

236. Такого названия нет; может быть это Хоментов.

237. Коховский Clim. II, Lib. VI, стр. 434, 442 et sq.

238. Может быть Конске (Воли?), город в люблинском воеводстве; см. берлинскую карту Польши № XVII.

239. Коховский Clim. II, Lib. VI, стр. 461.

240. Коховский, Clim. II, Lib. VI, стр. 461, 462, приводит имена важнейших начальников польской армии и между другими Henricus Gordon, Marchia Hantilaei (Henri Gordon, Marquis of Huntley).

241. Может быть Горохов, помещенный на берлинской карте № XVIII, на полпути между Крыловым и Луцком.

242. Это название не находится ни в географиях, ни на берлинской карте Польши.

243. О происшествии под Любартовым Коховский рассказывает Clim. II, Lib. VI, стр. 464-466. Главным начальником русской армии был боярин Василий Борисович Шереметев, о котором упоминается в истории фамилии Шереметевых, стр. VI, помещенной статским советником Миллером в предисловии к письмам Петра Великого к генерал-фельдмаршалу графу Борису Петровичу Шереметеву.

244. Коховский I. c.

245. Коховский I. c., стр. 466, 467.

246. На берлинской карте город назван верно — Чудно.

247. Коховский, Clim. II, Lib. VI, стр. 467-470, рассказывает об отступлении русской армии и о событиях, случившихся во время него.

248. Коховский, Clim. II, Lib. VI, стр. 470, называет по именам офицеров, убитых и раненых с польской стороны. Количество убитых рядовых с польской стороны он обозначает в 300, а с русской в 2000 человек.

249. Коховский, Clim. II, Lib. VI, стр. 470, называет в числе убитых и раненых, кроме этих лиц, еще некоторых. Рассказ Гордона о предыдущем гораздо подробнее рассказа Коховского.

250. Рассказ Гордона обо всем этом подробнее, чем у Коховского, чего, впрочем, и можно было ожидать от очевидца.

251. Коховский, Clim. II, Lib. VI, стр. 470, 471, делает почти тоже самое замечание.

252. Об этом небольшом сражении Коховский не упоминает.

253. Коховский Clim. II, Lib. VI, стр.471.

254. Коховский I. с. стр. 471, 472.

255. Коховский I. с. говорить, между прочим, facile impetraverat.

256. Коховский Clim. II, Lib. VI, стр. 472.

257. Коховский Clim. II, Lib. VI, стр. 472, 473.

258. По Коховскому, I. с. стр. 473, Слободище находилось в 5 милях от Чудна; о последующих событиях Гордон рассказывает подробнее Коховского.

259. Коховский, I. с. стр. 474, называет его Бокуном, а на стр. 462, где переименованы все начальники польской ариии до полковников включительно, тем же именем с прибавлением: Nobilis Livon.

260. Коховский, Clim. II, Lib. VI, стр. 476, называет его Stephanus Baro de Oedt, equitum Germanicorum ductor.

261. Коховский: Фелькирцон.

262. Вероятно, Брунав Коховского; на стр. же 481 Коховский упоминает и о некоем Деброне.

263. Коховский, I. с., называет его Гинеком.

264. Коховский: Элиас Лацкий; он указывает еще некоторых, о которых Гордон ниже также упоминает, в том числе и Marchia Gordonus; см. выше примечание 227.